Карл Иванович Вирхов, как только закрылась дверь за королем петербургских сыщиков Карлом Фрейбергом и его ассистентом Антоном Пиляевым, бросился к окну. Он стремился быстрее открыть раму. И через несколько мгновений в лицо ему хлынул прохладный сентябрьский воздух, и следователь, прикрыв глаза, стал наслаждаться его ароматами: лиственная прель, конский навоз, печные дымы – все казалось ему несравненно приятней крысиного запаха, которым, как ему мерещилось, пропитался его кабинет.

Карл Иванович был в недоумении. Визит гостей не только не добавил ясности в дело, но еще больше его запутал. По мнению Фрейберга, – а с ним следователь привык считаться, – погоня за Шлегером была пустой тратой времени. О подозрительной Соне Фрейберг почти не высказывался, зато много внимания уделил Марии Николаевне Муромцевой. Он напомнил Карлу Ивановичу, что почти два года назад, когда расследовалось дело о похищении младенца из ширхановской булочной, в поле зрения следствия оказывалась и эта девушка* (Е. Басманова «Тайна серебряной вазы»). А в прошлом году, когда разразился дипломатический скандал, который едва удалось замять, кое-кто из замешанных в нем персон давал понять о причастности к нему и младшей профессорской дочери** (Е Басманова «Тайна древней гробницы»). Поэтому, считал король петербургских сыщиков, нельзя пренебрегать тем, что вновь всплыло ее имя. Девушка, вместо того чтобы слушать лекции, сначала отправляется под именем госпожи Тугариной в лавку ювелира Михневича, а затем ее видят вблизи дома, где проживает порядочный господин, горничная которого служила у жертвы недавнего преступления. Случайное ли стечение обстоятельств? Или за поступками младшей Муромцевой что-то скрывается?

Карл Иванович тяжело вздохнул и отошел наконец от окна. Разумеется, он должен был сразу после убийства Тугарина допросить профессора Муромцева с дочерьми, также присутствовавших на достопамятном собрании. Возможно, что-то добавилось бы к тем скудным фактам, которые он получил в свое распоряжение в результате дознания. Но времени на все не хватало, прошли сутки, и Карл Иванович не хотел марать честное имя университетского профессора (так же как и великого Стасова) даже намеком на их касательство к делу об убийстве в Медвежьем переулке. Он полностью исключал причастность к нему и профессорских дочерей. И может быть, напрасно. Но возможность исправить допущенную ошибку есть. Во всяком случае, вреда от разговора с профессором и его барышнями не будет. Только вот вызывать к себе их не стоит – придется нанести им визит.

Следователь решительно взялся за папку с бумагами, направился в приемную, где проинструктировал своего помощника – всем служащим оставаться на своих местах, момент ответственный; если появится в библиотеке Анемподист Кайдалов, о чем непременно сообщит пасущийся там агент, срочно выслать полицейских и доставить библиотекаря в участок Обо всем важном, требующем его, Вирхова, участия – телефонировать на квартиру профессора Муромцева.

Карл Иванович вышел на улицу, кликнул извозчика и направился на Васильевский.

Дверь профессорской квартиры ему открыла хорошенькая горничная: пухленькая темноглазая особа в темном платьице, белом чепчике. Девушка вроде бы даже обрадовалась, когда он назвал себя, но сообщила, что профессор лежит с сердечным приступом в спальне, беспокоить его супруга вряд ли позволит, да и сама барыня никого не принимает, не отходит от мужа.

– А барышни, дома ли барышни? – поинтересовался у нее Вирхов.

– Мария Николаевна скоро будет, – многозначительно ответила служанка.

– Я могу и подождать, – улыбнулся Вирхов, – да с вами, милая, побеседовать. Глаша вспыхнула.

– Я ничего не знаю, – засмущалась она, – да и беседовать со мной неинтересно. Я провожу вас в гостиную, там сейчас Полина Тихоновна Коровкина, и справлюсь у барыни, не выйдет ли она.

Следователь вслед за сконфуженной Глашей направился в гостиную.

– Дорогая Полина Тихоновна, никак не ожидал вас здесь встретить. – Он подошел к зардевшейся тетушке Клима Кирилловича и заметил, что она с некоторым замешательством подает ему ручку для поцелуя. – Простите, что нарушил ваш покой. Заехал побеседовать с профессором, да неудачно – сказали, что он болен. Собирался задать несколько вопросов Марии Николаевне – и ее не застал.

– Да, дорогой Карл Иваныч. – Полина Тихоновна отвела глаза в сторону. – Николай Николаевич перенес тяжелейшее потрясение, у него случился сердечный приступ. Волновать его Климушка категорически запретил.

– Я понял, понял и весьма сожалею. – Вирхов, усаживаясь на предложенный ему стул, постарался повернуться так, чтобы на лицо его славной старинной знакомой падал свет из окна: он хотел разобраться, с чем связано некое напряжение в голосе его собеседницы.

– А Машенька должна скоро вернуться, – с деланной улыбкой продолжила Полина Тихоновна. – Чем же она может помочь вам в ваших делах?

– Пока не знаю. – Карл Иванович, вглядываясь в преувеличенно оживленное лицо приятной дамы, на всякий случай решил не открывать сразу все карты. – Просто я не исключаю, что она, как девушка наблюдательная, унаследовавшая отцовский острый взгляд, дополнила бы мои знания о том, что произошло недавно на квартире у Стасова.

– Очень смешная встреча. И такие умопомрачительные проекты, – затараторила обрадованно Полина Тихоновна, стараясь всеми силами отвлечь внимание следователя от вопроса о местонахождении Брунгильды Николаевны. – А не повлечет ли их осуществление рост криминальной обстановки?

– В каком смысле? – недоуменно приподнял белесые брови Вирхов.

– Разве не опасно кормить блинами гуляющий на Дворцовой площади народ? Массовые скопления и так благоприятная почва для краж и иных преступлений, а при раздаче блинов просто подавят друг друга. – Озабоченная Полина Тихоновна пыталась втянуть Вирхова в отвлеченные рассуждения.

– Совершенно согласен с вами. Потребуется привлечь всех городовых, конную полицию, специальные части, чтобы предотвратить возможные неприятности, – постарался рассеять опасения госпожи Коровкиной следователь. – Но блины – дело относительно далекого будущего. А сейчас меня интересуют свершенные преступления. И конкретно – убийство Глеба Тугарина.

– Бедный мальчик, – с искренним соболезнованием вздохнула тетушка Полина. – Климушка говорил, что вы расследуете это дело.

– Даже доктору, думаю, неприятно обнаружить труп в пустой квартире. Не вовремя он зашел за медицинскими книгами. – И безразличным тоном спросил:

– А откуда Клим Кириллович знал, что у покойника есть такие книги? Он же не был знаком с Тугариным?

– Не был, – после некоторого замешательства подтвердила Полина Тихоновна и недоуменно добавила:

– Да я и не задумывалась, откуда Климу известно о книгах.

– Дорогая Полина Тихоновна, если б доктор Коровкин был здесь, поинтересовался я бы у него самого. Но поскольку он отсутствует, попробуйте ответить вы – откуда он знал, что у Глеба Тугарина есть какие-то медицинские книги?

– И у Стасова могли говорить, и кто-то из пациентов мог сказать, – безучастно перечисляла Полина Тихоновна. Она все еще не могла прийти в себя от услышанного: почему Клим не сказал никому, что он обнаружил мертвеца. Что делал ее племянник в Медвежьем переулке?

– Проверить пока невозможно, – сокрушенно вздохнул следователь, – одной нет, другой болен.

Кстати, а что вызвало сердечный приступ у профессора?

– Переволновался из-за немецкого оборудования, – бойко ответила госпожа Коровкина и опустила глаза.

– А где же сам Клим Кириллович?

– Поехал с визитами к другим пациентам. – Полина Тихоновна сосредоточенно изучала бахрому на шелковой скатерти. – Он попросил меня побыть у Муромцевых, помочь Елизавете Викентьевне.

– А Брунгильда Николаевна, по всей видимости, в консерватории? – Пристальный взгляд следователя заставил Полину Тихоновну вновь углубиться в изучение скатерти, на этот раз ее внимание привлек изысканный тканый узор.

– Ей всегда приходится много трудиться в классах над программой предстоящего концерта, у нее очень требовательный педагог, сама Есипова. – Полина Тихоновна, благополучно уклонившись от прямого ответа, решилась взглянуть в спокойное лицо следователя. – Музыка отвлекает от тягостных размышлений и воспоминаний, а девушка весьма расстроена. Да и недавний ее праздник – день рождения – был омрачен...

– Да, я припоминаю, Клим Кириллович что-то говорил мне о хулиганском телефонном звонке, – осторожно сказал следователь. – Неужели гнусная выходка так расстроила девушку?

– Тонкая душевная организация страдает и от меньших потрясений, – с легкой укоризной заметила Полина Тихоновна, – а тут не только хулиганский звонок, тут еще присовокупилось и амурное дело.

– Вот как? – Брови следователя поползли вверх, и, провоцируя симпатичную даму на откровенность, он прибег к откровенной лжи:

– Клим Кириллович что-то говорил вскользь, но я не придал должного значения. Неужели серьезное увлечение?

– Трудно сказать, – Полина Тихоновна перешла на шепот, – но такие вещи женщин потрясают... – И, встретив недоумевающий взгляд острых светлых глаз, торжественно пояснила:

– Я имею в виду поцелуй ботика.

– Не понял, – растерянно улыбнулся Вирхов, – ботик кого-то поцеловал?

– Да нет же, покойный юноша, Глеб Тугарин, поцеловал ботик Брунгильды Николаевны. Это ее очень поразило.

Следователь с удивлением смотрел на помолодевшее, просветленное лицо госпожи Коровкиной.

– Представляю, – важно изрек он, – если б кто-то поцеловал мою галошу, это бы меня тоже потрясло.

– Скажу вам по секрету, дорогой Карл Иваныч, – Полина Тихоновна решилась поделиться некоторыми своими наблюдениями с опытным человеком, – девушка получила несколько странных поздравлений с днем рождения. От них веет мистическим ужасом. Особенно когда подумаешь, что слова о смерти повлекли за собой гибель человека.

– А кто писал о смерти? – спросил Вирхов, стараясь выглядеть равнодушным.

– Да все, кто был у Стасова! – воскликнула Полина Тихоновна. – Прямо как заколдовала она его гостей, красавица наша. Но погиб-то один Тугарин!

– Кстати, а как, Брунгильда Николаевна восприняла смерть юноши?

Вирхов заметил, что госпожа Коровкина несколько побледнела и огляделась по сторонам.

– Никак, – быстро прошептала она, – мы от нее скрываем.

– Зачем? Почему? – Следователь выдохнул свои вопросы автоматически и тут же спохватился:

– Разумеется, пока ей лучше об этом не знать. А далеко ли поздравление Тугарина? Нельзя ли взглянуть на него?

Полина Тихоновна задумалась.

– Я понимаю вас, – сказала она наконец, – вас интересует все, что связано с личностью убитого. Вы хотите взглянуть только на записочку или и на подарок?

– Взглянул бы на все, – ответил следователь с внутренним трепетом, который ему и нравился в его сыскном деле – трепет говорил о приближении чего-то важного для расследования дела Полина Тихоновна встала с дивана и подошла к шестигранному столику, где среди неразобранных визитных карточек лежал и оставленный Мурой кипарисовый ларчик.

Карл Иванович начал с листка с бумаги, написанные на нем слова показались ему трогательными – бедный юноша явно пытался выразить всю глубину и силу охватившего его чувства. Несомненно, он влюбился в Брунгильду Николаевну!

Следователь отложил в сторону бумагу и откинул крышку ларчика.

– Обратите внимание, дорогой Карл Иваныч, на искусство резьбы по дереву, – светским тоном произнесла тетушка доктора Коровкина.

– Да? – рассеянно спросил Вирхов, не отрывая взгляда от тускло мерцающей жемчужины, покоящейся на красном бархате, выстилающем дно ларца: под ее сизыми прожилками просвечивал внутренний, почти черный слой .. – А жемчужина? Чья она?

– Как чья? – удивилась тетушка. – Ее прислал в подарок Брунгильде Николаевне Глеб Тугарин... Вы думаете, она принадлежала не ему?

Вирхов безмолвствовал. Он решил, что Полине Тихоновне не обязательно знать, что подобная жемчужина была обнаружена в вагоне поезда, в котором совершено покушение на Татьяну Зонберг. Он не стал говорить и о том, что его московские коллеги ищут похитителя серебряного оклада в жемчугах, варварски содранного грабителем в Успенском соборе Кремля. Но недаром он считался одним из лучших петербургских следователей, в арсенале его средств были не только доверительные душевные беседы, притупляющие внимание допрашиваемых. Он владел и искусством неожиданного вопроса, деморализующего собеседника. Он испытывал искреннюю симпатию к тетушке доктора Коровкина, но интересы дела превыше всего. И Карл Иванович, глядя прямо в ясные глаза сидевшей перед ним женщины, грозно спросил:

– А зачем Мария Николаевна собиралась продать подарок Тугарина?

Полина Тихоновна замерла. Она поняла, что своими рассказами о поздравлениях Брунгильде загнала себя в ловушку: она не знала, что говорить, чтобы не подвести Муру.

– Прошу вас, отвечайте откровенно, – смягчил тон Вирхов, – мы беседуем неофициально, без протокола. Все, что вы скажете, не выйдет за пределы этой комнаты. Мария Николаевна тоже даст свои объяснения. А если ваши ответы не совпадут?

Полина Тихоновна пришла в себя, выпрямилась и с сожалением сказала:

– Я ничего не скрываю, дорогой Карл Иваныч. Я не знал, что Мария Николаевна хотела продать жемчужину и ларчик. Я все-таки в доме Муромцевых человек посторонний. Отвечу вам так – возможно, в семье возникли денежные затруднения.

– С чем они связаны? – продолжил невозмутимо Вирхов.

– Не посвящена, – ответствовала не совсем искренне Полина Тихоновна. – Может быть, собирают деньги на заграничную поездку Брунгильды. Может быть, хотят отправить профессора на лечение в швейцарскую клинику.

– Допустим, – не стал допытываться следователь и решил нанести второй удар. – А что делала Мария Николаевна сегодня на Мытнинской улице?

Полина Тихоновна молчала: Бестужевские курсы, куда утром уходила Мура, располагались здесь же, на Васильевском. Зачем Мура отправилась в другой конец города, в Рождественскую часть? Но Карл Иванович выжидательно смотрел на нее, и она смущенно залепетала:

– Думаю, девушка просто гуляла. Ничего странного, погода солнечная, хорошая. Может быть, встречалась с кем-нибудь из сокурсниц. Не знаю. Спросите у нее сами.

Последнюю фразу тетушка завершила более решительно, как бы пресекая все дальнейшие расспросы на деликатную тему.

Следователь Вирхов смотрел на собеседницу испытующе. Он понимал, что она что-то недоговаривает. С каждой минутой он ощущал растущее чувство недоверия к этой милой серьезной женщине, которую несколько лет знал как добропорядочную тетушку доктора Коровкина. Он раздумывал, не забрать ли с собой ларчик с жемчужиной, но побоялся встревожить муромцевских домочадцев. Кроме того, если барышни впутаны в дело, связанное с преступным миром, ларчик и жемчужина давали возможность проследить их дальнейшие действия и, возможно, выйти на разыскиваемых людей. Надо поставить к дому филеров.

Карл Иванович решил немного успокоить взволнованную им же женщину, чтобы она не встревожила остальных. Но его благие намерения так и остались намерениями. Раздался телефонный звонок, и подошедшая к аппарату Полина Тихоновна сказала, что просят господина следователя.

Господин следователь взял телефонную трубку и услышал прерывающийся голос своего помощника: на лестнице дома по Галерной, в котором квартирует ротмистр Золлоев с супругой, найден труп тугаринской горничной Сони.