Терпение Клима Кирилловича лопнуло – он поднялся с места и быстрым шагом устремился по раскаленному песку к воде. Решительно и сердито он ступил на длинные деревянные мостки, слегка прогнувшиеся под его тяжестью, – идти надо было полверсты, чтобы добраться наконец до такой глубины, где можно было бы поплавать, как и полагается мужчине. Рядом с мостками барахтались не умеющие плавать дачники, из воды показывались красные и синие полушария – это дамские комбинезоны надувались в воде как баллоны, мелькали мужские панамы и дамские чепчики из желтой резины, отделанные красным воланом.
Клим Кириллович шел не оборачиваясь, он смотрел вперед – там, в отдалении, проплывали катера и корабли, горделиво скользили белые паруса небольших яхт, маленькими светлыми пятнышками качались рыболовецкие лодчонки. Местное население летом сбывало по утрам многочисленным дачникам свежайший улов окуней, щучек, судаков – и доктор мечтал о том, чтобы договориться с каким-нибудь местным рыбачком и сходить на рыбную ловлю. Детские воспоминания о многочасовых сидениях с удочкой над тихими водами маленькой уютной речушки вернули ему душевное равновесие.
Мостки кончились, и доктор, постояв немного, сложил руки над головой и решительно ринулся в прозрачную воду залива – она обожгла его холодом, и он быстро и энергично поплыл, резко вскидывая руки. Плавал он хорошо, тело постепенно привыкало к воде, она начинала казаться теплой и ласковой. Он устремился вперед, ориентируясь на небольшое судно, вокруг которого сновали какие-то лодки. Он старался: не думать о чепухе, угнездившейся в голове младшей дочери профессора Муромцева. Только Муре с ее фантазиями могла прийти в голову связь между цифрами студенческих экзерсисов и французским графом. Логичнее, если бы она придумала какую-нибудь романтическую любовную историю. Жить ради Муры? Хорошо, конечно, что она доверяет ему. Значит, он в ее глазах является человеком мудрым, взрослым и трезвомыслящим, – может быть, по его реакции она и проверяет свои летучие мысли, и избавляется от странных фантазий. Во всяком случае, она пока еще ничего предосудительного не сделала, несмотря на свой романтический склад ума, – и отсутствие непоправимых поступков доктор склонен был считать своей заслугой. В конце концов, он уже начинал жалеть Машу Муромцеву – в самом деле, ранимая подростковая психика, – а рассматривать Машу Муромцеву как женщину да еще объект вожделения французского испорченного графа он решительно не хотел – подростковая психика не годится для того, чтобы переваривать столько разнообразных бессвязных событий. Клим Кириллович даже мысленно перекрестился, обрадованный тем, что книга Зигмунда Фрейда не попала в руки Муре. Еще не хватало ко всему имеющемуся присовокупить толкование видений, посещающих сознание в ночные часы. Доктор знал, что здоровые люди снов не видят, поскольку процесс торможения деятельности коры головного мозга у них проходит безупречно. А вот люди, у которых есть нарушения в мозговой деятельности, обладают поверхностным сном, неглубоким торможением, поэтому в их мозгу и проносятся в самом фантастическом порядке искаженные образы реальной жизни.
Он перевернулся на спину и, глядя в бездонное голубое небо с редкими белыми облачками, предался мыслям, занимающим его гораздо больше, чем глупые цифры и гипотетическая дуэль. У доктора Коровкина была своя гипотеза, объясняющая феномен сна. Он о ней никому не говорил, потому что научная дисциплина требовала считаться с принятым в медицинском сообществе мнением, а его теория научным мнениям противоречила. Сон существует для отдыха мозга, утверждала наука. Он согласился бы, если бы речь шла о сплошь и рядом напряженно мыслящих существах. Но разве нужно отдыхать мозгу идиота, который вовсе не мыслит? А ведь и он спит! Далее, если взглянуть на все разнообразие видов, то окажется, что и все живые существа, даже если у них крошечные мозги, вовсе не предназначенные для размышлений, погружаются в сон. От чего же отдыхают они? Более того, оказалось, что и собаки видят сны! Это в серии удивительных опытов выяснил Иван Петрович Павлов! Интересно, помнят ли собаки свои сновидения и что они для них значат?
Доктор Коровкин не имел подтверждений своей собственной гипотезе, объясняющей феномен сна. Но родилась она в его сознании тогда, когда он стал размышлять: почему человек, лишенный сна, неизбежно умирает? Его можно кормить и поить, мозг его можно не загружать никакой работой, тело его тоже может пребывать в покое – но невозможность сомкнуть глаза и отключиться от реальности становится причиной гибели организма. Так погиб злодей Каракозов! Террорист, пытавшийся стрелять в Государя! До самой казни ему просто не давали спать. И фактически в день повешения он уже был мертв.
Размышляя над судьбой Каракозова, доктор Коровкин пришел к выводу, что феномен сна должен иметь более сложное объяснение. Отдых здесь ни при чем. Скорее всего, речь идет об универсальной духовной субстанции, которую мы привыкли называть Богом: духовная сущность человека должна для поддержания сил и гармонизации существования в материальном мире периодически сливаться с высшим разумом, получать от него энергию и силу. Ведь телесная ипостась человека требует энергии и поддерживается за счет питания-подпитки в виде пищи, материя питается материей, а дух должен питаться духом, разум – разумом. Впрочем, доктор понимал, что для формулирования его гипотезы не существует научной терминологии, а пользоваться терминами физики пока возможности не было. Хотя физика как раз давала материал, чтобы хотя бы обозначить сущность его гипотезы. Она утверждала, что все окружающее пространство заполнено электромагнитным излучением – но ведь и в мозгу зарегистрирована слабая электромагнитная деятельность! Причем во время сна она возрастает! Не является ли это свидетельством правильности его предположения – то есть ночной подпитки духа? Качество сна, то есть способность подвергать мозг глубокому торможению, сказывается на человеке вполне определенным образом. Глубокий сон, хорошая электромагнитная подпитка, дает бодрость и силу. Напротив, человек с поверхностным сном, обуреваемый сновидениями, подпитки не получает и встает утром с постели слабым и обессиленным.
Доктор почувствовал, что слишком далеко ушел в своих размышлениях от темы беседы с младшей дочерью профессора Муромцева. Это получилось само собой. «Такой уж у меня несчастный характер, – подумал Клим Кириллович, – не способен я долго сердиться. Да и разве можно сердиться на милую девушку, которая видит во мне старшего друга, конфидента, консультанта в самых трудных ситуациях».
Доктор Коровкин совсем успокоился и решил возвращаться на берег. Он резко повернулся на живот и быстро поплыл к мосткам. Нельзя надолго оставлять одну Марию Николаевну – он обежал взором пространство, на котором живописными группками расположились отдыхающие. Муру он увидел на том же месте, на котором оставил. Кажется, она смотрела из-под ладони на него, пытаясь не выпускать его из виду. Интересно, сердится она или нет? Обиделась ли на него? А как чудно начиналось сегодняшнее утро, как они шутили и подыгрывали друг другу!
Доктор взобрался по приставной лесенке на мостки и отряхиваясь медленно пошел к берегу, не выпуская из виду силуэт Муры. До берега было еще довольно далеко, когда Клим Кириллович увидел рядом с ней верткую фигурку – местные мальчишки по-своему прирабатывают на дачниках: кто букетики цветов принесет, кто красивую раковину, кто пирожки, испеченные матерью, продает. Белая рубаха маленького торговца, однако, заслонила Муру всего лишь на мгновение и тут же стала перемещаться дальше, причем довольно скоро. А потом местный маленький добытчик и вовсе убежал, сильно наклонясь вперед и с трудом отталкиваясь босыми ногами от вязкого песка..
Мура увидела приближающегося Клима Кирилловича, но тут же поменяла позу в своем шезлонге и села к нему спиной. «Видно, все-таки обиделась, – подумал доктор, – и хочет показать мне, что я был не очень деликатен». Он действительно чувствовал себя виноватым. Ему доверили сопровождать девушку на взморье, развлекать ее, оберегать, а он... Сначала накричал на нее, а потом и вовсе бросил одну на берегу...
Доктор Коровкин постоял немного у линии прибоя, пытаясь подыскать слова, с которыми следует подойти к девушке и попытаться установить с ней прежний мир. Но продумать все как следует не успел. Потому что Мура вновь села лицом к нему и помахала ему рукой – правда, как-то вяло и неопределенно. Приближаясь к ней, он заметил, что выглядит она расстроенной и старается не смотреть ему в глаза. На губах ее играла ненатуральная кривоватая улыбка.
– Нет, водные процедуры – чрезвычайно полезное изобретение человечества! – заявил он преувеличенно бодро, решив не обращать внимания на перемены в облике девушки.
– Вы издалека были похожи на резвящегося дельфина, – сказала упавшим голосом Мура.
– Слегка тяжеловат для дельфина стал, – самодовольно согласился доктор, растирая тело плотным полотенцем, – хотя у меня было необычное ощущение, как будто я, как в баснословные времена, один в море качаюсь на волнах недалеко от прекрасных кораблей – допустим, древних галер или парусников... А чем здесь занимались вы?
– Скучала. – Мура отвела глаза. Показалось доктору или нет, что в них блеснули слезы? Этого еще не хватало. Неужели он довел девушку до слез? Неужели нанесенная им обида так сильна?
– Я надеюсь, вас никто не тревожил в мое отсутствие, – с участием обратился он к ней. – Я слишком долго наслаждался купанием.
– Нет, милый Клим Кириллович, все было хорошо. – Голос Муры подозрительно дрогнул.
«Да что ж это такое? – Доктор был поражен. – Неужели надвигается истерика?»
– Хотите мороженого? – спросил он неожиданно для самого себя.
– Нет, спасибо, мороженого не хочу.
– А чем хотел вас прельстить босоногий торговец?
Она быстро глянула на доктора и вновь отвела глаза в сторону.
– Я вижу, что вы ничего у него не купили, – сказал ласково молодой человек.
– Нет, не купила. – Мура крутила в руках баночку с кремом от загара.
– И, милый Клим Кириллович, нам уже, наверное, пора собираться.
– Хорошо, я не возражаю, готов выполнить любое ваше желание.
Мура укоризненно покосилась на него, разомкнула губы, как будто намереваясь что-то сказать, но передумала и промолчала.
Клим Кириллович переоделся, собрал шезлонги, зонт, купальные и пляжные принадлежности, закрыл все в будке, и они; медленно отправились по бетонной дорожке в сторону дачного поселка. Они миновали пляж, потом небольшую лесную полосу, которая отделяла песчаный берег от Большой дороги. Перешли и саму дорогу – не торопясь, чувствуя себя не столько отдохнувшими, сколько усталыми, они двинулись по крутому склону, ведущему вверх. Где-то посередине склона Мура остановилась, чтобы перевести дыхание. Она обернулась, чтобы посмотреть на узкую полоску моря, которая была хорошо видна между деревьями и над той полоской леса, которая уже закрывала песчаную береговую отмель.
Вдали у горизонта застыл небольшой корабль – создавалось ощущение, что он никуда не плывет, а просто поставлен для услаждения взоров гуляющих, как красивая декорация.
Доктор Коровкин посмотрел в ту же сторону, что и Мура. Они уже собирались продолжить подъем по крутой дороге, но тут девушка схватила Клима Кирилловича за руку.
– Я вижу, вижу, – поспешил успокоить ее он. – Что же там такое?
Издалека было трудно понять, что произошло там, около горизонта, – видно было только, что внезапно перед неподвижным судном вырос огромный черный фонтан, затмив корабль, как будто кто-то с берега стрелял из артиллерийского орудия и снаряд упал перед судном, подняв в воздух гору морской воды!
– Что это? – спросила шепотом Мура. ; – Не знаю, – признался Клим Кириллович, – Может быть, какая-то авария на судне или проводят испытания снарядов. Если это судно из Кронштадта, то на его борту есть вооружение, какие-нибудь пушки. На учения не похоже. Около форта сегодня нет учебных мишеней.
– Странно. – Мура смотрела, как огромное темное облако, затмившее далекий корабль, медленно оседает, но более ничего разглядеть не могла.
Доктор Коровкин не видел ничего интересного и заслуживающего внимания в случайной картинке, открывшейся их взору, скорее всего, считал он, учения переместились сегодня к Кронштадту. Он терпеливо дожидался, пока Мария Николаевна соизволит двинуться дальше.
«Чем бы заняться вечером? Попробую пойти на рыбалку, поговорю с Прынцаевым, наверное, среди его знакомых есть рыбаки, – размышлял он. – Читать „медицинского нигилиста“ совершенно не хочется. Побыть в обществе Брунгильды тоже, вероятно, не удастся. Девушку сегодня трогать нельзя – завтра у нее концерт, она нервничает и сегодня, конечно, не отойдет от инструмента. Мешать ей не следует – воля и целеустремленность старшей дочери профессора Муромцева очень нравились доктору Коровкину. Она не предается праздным размышлениям фантастического характера, да и все сомнительные события; обходят ее стороной. Как будто вокруг нее стоит незримая охранительная стена».
Доктор шел рядом с Мурой, сосредоточенно глядящей себе под ноги, и продолжал размышлять о Брунгильде.
«Сила ее красоты удивительна. Все мужчины, которые оказываются в поле ее зрения, в большей или меньшей мере теряют голову. От секретаря князя Ордынского до сторожа саркофага Гомера. Кажется, только граф Сантамери не подвластен ее чарам – или очень хорошо скрывает свои чувства. Зато Ипполит Прынцаев Брунгильду боготворит. И прыщавый студент Петя Родосский тоже явно благоговеет перед ней».
С этого момента мысль доктора пошла совсем в другую сторону. Он стал думать о том, что почему-то давно не видел Петю Родосского на даче Муромцевых. А ведь это удивительно: Петя стал завсегдатаем муромцевского дома. Куда же он исчез? Не добил же студента маленький варвар, видящий Ахилла в репетиторе старшего" брата? Петя почему-то избегает общения с доктором. Только с доктором, или со всеми Муромцевыми?
Впрочем, вполне возможно, что Петя Родосский благополучно проводит время со своим другом Ипполитом Прынцаевым – им:, молодым, хочется выглядеть победителями-олимпийцами – не на колеснице, так на велосипеде. Простительные юношеские слабости. Если же все время крутиться вокруг барышень, то когда же тренироваться, чтобы потом блистать? А блистать хочется, особенно если принять во внимание вчерашнюю неудачу – Мура поведала о ней еще тогда, когда они шли звонить профессору.
Доктор покосился на Муру – она, кажется, тоже просила отца подарить ей на день рождения велосипед. Кто знает, может быть, она и права? Может быть, она будет великолепно смотреться на этом легком транспортном средстве? Профессор Муромцев, как, впрочем, и доктор Коровкин, обладал консервативными взглядами – и тому и другому казалось, что женщины на велосипедах смотрятся вульгарно. Но отважных велонаездниц, которые придерживались прямо противоположного мнения, кругом было великое множество. Десятки ее ровесниц считали нормальным и естественным передвигаться по дачным дорогам на велосипедах. Не чувствует ли Мура, что отстает от них? Что она не соответствует нормам нового времени, нового века – века технического прогресса? Лучше велосипед, чем кокаин, лучше спорт, чем кафешантанное пение.
С такими мыслями Клим Кириллович открыл перед Марией Николаевной калитку, ведущую на дачный участок, – и девушка, кивком поблагодарив его, прошла вперед. Доктор последовал за ней.
Елизавета Викентьевна стояла у крыльца – она выходила их встречать уже не в первый раз, как будто материнская интуиция ей подсказывала, что ее младшая дочь нуждается в утешении и участии.
– Надеюсь, вы славно провели время, – спросила она, вглядываясь в лица молодых людей.
Она сразу заметила, что Мура необычно сдержанна. Доктор выглядел вполне спокойным и добродушным.
– Обошлось без приключений? – улыбнулась профессорская жена. – А то уж Брунгильда беспокоилась, не явился ли вам Нептун? Какие у нее странные мысли. Волнуется. Из-за концерта.
– Нептун демонстрировал свою власть вдалеке, – сказал доктор. – Представляете, мы видели – не очень ясно, конечно, – какие-то испытания снарядов возле кораблей в стороне Кронштадта. И это – единственное достойное упоминания зрелище.
Не успел он закончить свою фразу, как стоящая между ним и матерью Мура бросилась на шею Елизавете Викентьевне и зарыдала, причитая сквозь слезы:
– И почему я такая несчастная? Мамочка? Что же мне делать? Я больше не могу!
– В чем дело, доченька? – удивилась Елизавета Викентьевна. – Ну успокойся, не плачь, что случилось?
Но ответа она так и не дождалась. Сотрясаемая рыданиями девушка повторяла свои бессвязные речи в объятиях матери, которая, так же как и доктор Коровкин, не подозревала, что причина ее слез таится на груди Муры, под плотными оборками лифа, в грязной записке, брошенной ей на бегу босоногим мальчишкой на пляже. В записке было черным по белому написано:
«Завтра ночью у Белого камня – живая собака в обмен на известный вам предмет. В противном случае получите пирожки с собачатиной».