А ведь я и в самом деле не покривил душой перед Капитаном. Пиратская эпопея с вторжением в вернские моря, несмотря на увлекательность, оставила после себя неприятный осадок какого-то дискомфорта, беспокойства. Хотя разумом сознаешь, что иначе в сложившихся обстоятельствах вряд ли могло бы быть. Создав мир воображения, сам становишься его рабом. Удручает ли меня это? Пожалуй, нет. Мир он и есть мир, чтобы жил сам по себе. Тогда он интересен своим разнообразием, непредсказуемостью. Если же там будет властвовать только директива твоего «хочу», то это будет тоскливая смесь из собственного эгоизма и слезливой мелодрамы.

Однако верно и то, что нервы у меня не железные. Нужно как-то отвлечься от пережитого. Чарующее лесное озерцо в мифическом окружении было бы самое то, что надо. Как ни крути, а придется идти на поклон к Александру. Пойду-ка поищу его.

Дома его нет. Каникулы вроде бы уже начались. Неужто удрал на свою виллу? Спускаюсь в подвал. Оказывается, не удрал. Опять распивает бесплатный кофе у Стеллы. Чего это он сюда зачастил? Из-за Стелы, что ли? Вряд ли. Она хоть и ничего, но старше Александра лет на пять. Да и ни в какое сравнение не идет с Клитией. Нет — тут, пожалуй, что-то другое.

— Привет подвальным сидельцам!

— Привет, привет, — отвечает Учитель, а Стелла с улыбкой кивает.

Перед Александром какие-то бумаги, а Стелла, до того как я вошел, похоже, что-то ему в них растолковывала. Вроде тут и бухгалтерские книги разложены.

— Чем это вы тут занимаетесь?

— Вот Александр интересуется принципами ведения нашего бизнеса. Предлагает помощь, пока в школе каникулы. Нам нужен еще один менеджер по сбыту, но вакансию мы еще не открыли. Александр хочет попробовать себя в этом качестве.

Вот так фокус! Неужто он вознамерился сменить профессию носителя доброго и вечного на сомнительную карьеру изыскателя прибылей? Чудно как-то! Мне он о таких своих намерениях даже и не заикался. Ладно, попробую это использовать! Может, мне и кланяться насчет отдыха на его вилле не придется.

— Интересное совпадение! Я ведь тоже зашел с тем же намерением. Только я в большей части уже сведущ в наших торговых делах. Так что с моей стороны помощь будет существеннее, — Александр помрачнел, сознавая мое преимущество.

— Мальчики, что это вы вдруг загорелись энтузиазмом сразу оба? — оживилась Стелла. — Буквально на днях отбрыкивались именно от этого. Подозрительно и как-то неискренне выглядит ваша внезапная групповая активность.

В дверь заглянула одна из сотрудниц.

— Стелла Аркадьевна, можно вас на минутку? — Стелла вышла.

— Принесла тебя нелегкая невовремя! Только я начал врубаться в тему и — на тебе, конкурент явился. Чего это тебе не отдыхается, раз в отпуске?

— Отдохнешь тут, пожалуй. Куда ни сунься — сразу работой нагрузить норовят. Лучше уж я сам чего-нибудь выберу поближе к дому.

— Так, понятно. Я тебя насквозь, как рентген, вижу! Попросить гордость не позволяет! Решил меня к стенке прижать, увидев для этого подходящий случай? Вознамерился опять потоптать мою мечту? И так наследил там достаточно. Девочки уже спрашивали: не собираешься ли как-нибудь в гости заглянуть? Чем это ты их прельстил?

— Как чем? Благожелательностью и ненавязчивостью. Да и симпатичный я вдобавок.

— Ладно уж — иди. Симпатичный! Надо же, — фыркнул Александр. — Я через некоторое время тоже там появлюсь. Очень неспокойно в Риме. Но я тебе уже об этом упоминал в прошлом году. Как бы меня не впутали в какие-либо римские интриги!

— Так на чём мы остановились? — спрашивает вернувшаяся в свой кабинет Стелла.

— Мы не успели еще ни на чём остановиться, как Александр мне доказал, что моя помощь пока не требуется. Я согласился. Так что пойду маяться бездельем и дальше, — и я быстренько улепетнул, сопровождаемый недоуменным взглядом Стеллы.

* * *

Жарковато, но терпимо. Лес у виллы сейчас во всей своей красе летнего богатства. Шелест листьев от легкого ветерка, благодатная тень, пение птиц и еще великое множество каких-то таинственных звуков ласкают слух. Сказочная прелесть предвкушения удовольствия. Выхожу из леса к вилле. На террасе второго этажа, опершись локтями на парапет, стоит Ферида и скучающе смотрит по сторонам. Узрела меня, встрепенулась, приветливо взмахнула рукой и исчезла внутри. У дверей меня встретили уже все три амазонки.

— Аве, Сергей! — послышалось приветствие в один голос.

— Здравствуйте, здравствуйте, девочки! Как я рад вас снова видеть! Вы становитесь всё прелестнее и прелестнее. Или это лето на вас так действует?

— Конечно же, только лето, — подтверждает Антогора, и все три от души хохочут.

— Мы уже позавтракали, но и для тебя что-нибудь найдем у Мара, — предложила Охота.

— Нет, спасибо, пока не хочу. Дождусь обеда. Сейчас переоденусь, схожу искупаюсь и когда вернусь, с удовольствием с вами поболтаю.

В моих апартаментах всё так, как я оставил осенью.

Только брошенная на кровать туника переместилась в шкаф. Выстиранная и проглаженная. С удовольствием натягиваю это легкое одеяние. Заглядываю в зеркало. Хорош! Во всяком случае, сам себе почти нравлюсь. Только вот ноги как-то не очень…

Проходя через сад, опять натыкаюсь на возлежащего на скамейке Габора. Валяется с закрытыми глазами и напевает что-то себе под нос. Двое его друзей — Корий и Фаустус — тоже здесь. Сидят рядом с фонтанчиком и со скуки поплевывают в него, глядя на расходящиеся по воде круги. При моем появлении вся троица оживилась и с интересом уставилась на меня.

— Ага, Сергей, что-то долго тебя не было! — воскликнул Габор. — Мы рады тебя видеть. — И уже своим мохноногим приятелям: — Так мы рады или нет?

— Рады, рады! — поспешили подтвердить те.

— Я смотрю, амазонки вас больше не гоняют.

— Не гоняют, — довольно уныло согласился Габор.

— Понятно. Судя по вашему унынию при упоминании о них, вам кроме дружбы, ни на что иное уломать их не удалось.

— Твоя правда — не удалось.

— И ваше красноречие не помогло усыпить их бдительность?

— Не помогло. Их даже и вино не берет. Казалось бы, вот-вот и вдруг — на тебе! Корий вон долго с шишкой на голове ходил. А те только посмеиваются.

— Сочувствую. Но хотя бы добрые отношения — и то уже хорошо.

Я повернулся уходить. Сводником я уж совсем не собираюсь быть.

— Сергей, а на обед нас не пригласишь? — поинтересовался мне вслед Габор.

— Почему бы и не пригласить? Но я возвращаться в дом не буду, — не оборачиваясь, отвечаю я. — Сами сходите и передайте Мару, чтобы имел в виду и вас.

Лесная тропинка всё так же прелестна, и озерцо всё так же великолепно. Все превосходные степени и эпитеты я исчерпал еще в прошлый раз. Восхищаюсь и млею, молча погрузившись в теплую, бархатную воду. Здесь даже и утонуть было бы приятно! А трава-то какая густая и шелковая! Заваливаешься, как в гамак, не касаясь телом земли.

На противоположном берегу появилась какая-то из нимф. Огляделась, помахала мне рукой и опять скрылась среди деревьев. Всё кругом околдовывает само по себе и совершенно незаметно навевает сладкую дрему, которой сопротивляться невозможно и не хочется. Нет, надо всё же и в вернском лесу поискать такое волшебное местечко.

Однако какие-то мыслишки в голове хоть и лениво, но шевелятся. Одним купанием с утра до вечера жить не будешь. Надо какое-то занятие или развлечение найти. Рим? Интересно, что там такое происходит? Вдруг кто-то оттуда опять нагрянет? А с амазонками? Подходит к концу год их службы. Какие им придут на смену? Мар? Разве ему не скучно здесь? Где взять повара, если Мар решит уйти? Попросить у девочек лошадь? Потренироваться в езде. Только там, где они не увидят, а то смеяться будут. Фавны здесь, значит, и Дионис может опять наведаться…

Надо же — опять заснул. Снилось что-то очень приятное и прекрасное. Только вот что именно? При пробуждении словно ветер выдул из головы сонные грезы. Организм легким подсасыванием в желудке тактично напоминает о необходимости его подпитки. Напяливаю тунику и вприпрыжку устремляюсь к дому.

К обеду я всё же опоздал, но еще пока ждут, возмущенно стуча ложками при моем появлении. Причем все — и дамы, и фавны. Мар мужественно охраняет котел от нахальных поползновений Охоты, отгоняя ее черпаком.

— Покорнейше прошу простить за опоздание. Я больше не буду. Честное слово!

— То-то же, — назидательно, но милостиво укоряет Антогора. — Садись. Только ради праздника твоего прибытия и ждали.

Праздник выразился в том, что вместо молока на столе оказался большой кувшин вина. Причем совсем неплохого, сладковатого, а не кислого, которое я терпеть не могу. Выпили здравицу за меня. С аппетитом поели, перемежая еду со здравицами за всех присутствующих.

— Еще только прикоснись, попробуй! Живо в угол полетишь! — проникновенно и ласково вдруг предупреждает Ферида сидящего рядом Фаустуса.

— А я что, я что? — виновато засуетился тот, — я совершенно случайно, по-дружески.

— Вот и я тебя по-дружески предупреждаю. Прямо-таки неисправимое племя! Добрые ребята, но уж слишком назойливые кое в чём!

Покончив с обедом, фавны распрощались и ускользнули через двери, выходящие к лесу. Не иначе как, солидно подкрепившись, отправились на охоту за нимфами. Мы же все, включая Мара, расположились на послеобеденный отдых в библиотеке. Уж очень обстановка здесь располагает к обстоятельным и премудрым беседам на сытый желудок.

— Александр меня предупредил, что в Риме неспокойно. Я не понимаю, что это значит. Может, кто-нибудь расскажет о происходящем в Риме и Империи вообще? Или сюда вести совсем не доходят?

— Доходят, доходят, — успокоила Антогора. — Из римского дома Александра каждый месяц приезжает вестник. А мы потом с его слов все передаем Александру. Обстановка там после смерти Юлия Цезаря действительно очень беспокойная. Вот Мар может лучше меня обо всём рассказать. Он ведь в Риме много лет провел.

— Насчет того, лучше ли смогу рассказать — совсем не уверен, — начал наш повар, — ибо вся римская политика строится на тайных заговорах и кознях. Никто не знает, что, когда и с кем может произойти. Сейчас Рим расколот надвое — на сторонников Октавиана Августа и сторонников Марка Антония. Октавиан — вроде бы законный правитель по завещанию Цезаря, а Антоний — претендент, как авторитетный в армии стратег и сподвижник Цезаря. Антоний опирается на армию, которая стоит лагерем где-то в Абруццо, а Октавиан держится за сенат. В общем, идет грызня между двумя партиями и непонятно, чем она кончится.

Октавиан постепенно перетягивает большинство на свою сторону. Поскольку он в Риме и признан сенатом, то ему проще формировать за себя большинство. Что он и делает, привлекая к себе сторонников раздачей государственных должностей и земель. Да и легионы в некоторых отдаленных провинциях держатся преданности сенату. Если Октавиан создаст себе решающий перевес, то он может пойти на уничтожение партии Антония в Риме. Ночь длинных ножей — для Империи обычное дело.

С другой стороны, Антоний с войском бродит по провинциям, мешает сбору налогов и нападает на сторонников Октавиана. У нашего хозяина сложное положение. У него в Риме много друзей еще со времен Цезаря. Теперь эти друзья оказались в разных партиях. Александр держится в стороне, но на него могут указать и как на друга октавианцев, и как на друга антонианцев. Такое двусмысленное положение может как уберечь, так и погубить. Пока что спасает нахождение вдали от Рима. Надолго ли?

— Да-а, ситуация аховая, — признал я. — Хвала Юпитеру, что мы не в Риме! А здесь что происходит?

— Да, в общем-то, пока тихо, — сообщила Охота. — Правда, мелкие отряды Антония иногда добираются и сюда. После сева на прошлой неделе из села приходили люди и жаловались, что один такой отряд нагрянул к ним. Причем со смешным требованием — заплатить налоги за прошлый год. Это получается, что крестьяне, исправно заплатив осенью налоги сборщикам Октавиана, должны еще раз заплатить их — сборщикам Антония.

Пришлось вмешаться. Сначала Антогора попыталась втолковать сборщикам и их охране, что налоги выплачены. Если кому-то не нравится сбор налогов Октавианом, то пусть недовольный с Октавианом и разбирается. Потом стало ясно: здесь просто наглое вымогательство у того, кто слабее. Мы этих сборщиков и шуганули. Удирая, они побросали половину своего оружия. Крестьяне подобрали.

— Веселенькое дельце! А если они вернутся с подмогой?

— Вряд ли, — откликнулся Мар. — Одно дело — попытаться легко поживиться за счет сельского населения и совсем другое — затеять с ним войну. Антоний это, конечно, понимает.

Как я уже это наблюдал однажды, Антогора вдруг вскочила со своей лежанки и, прислушиваясь, насторожилась. Глядя на нее, Ферида и Охота тоже замерли в напряжении.

— Кто-то к нам едет верхом. Не с дороги, а со стороны конюшни и сада. Один.

Мы все высыпали на террасу. И в самом деле, огибая сад, к дому приближается всадник на большом сером коне. Вернее, всадница в полном вооружении амазонки. Длинный меч на поясе, кинжал или нож у голени, лук и колчан со стрелами за спиной и короткое копье, притороченное к седлу. Если добавить еще открытый шлем и легкие, вороненые доспехи, защищающие грудь, предплечья и бёдра с голенями, то зрелище получается очень впечатляющее. Пожалуй, даже и угрожающее.

— Это Астерия, — узнала путницу Охота, — дочь Антиопы. Что-то случилось в племени. Астерия у нас — самая быстрая вестница.

Между тем Астерия обогнула сад, выехала на дорогу и спешилась у выходящих на дорогу дверей. Девочек словно ветром сдуло с террасы. Мы с Маром тоже поспешили вниз. Вся четверка амазонок уже в доме. Астерия успела снять шлем, и россыпь густых и длинных черных волос роскошным водопадом рассыпалась по плечам. Хороша! Ой, как хороша! Куда там до нее Венере Милосской! Но и явно очень устала. Нас знакомят.

— У меня поручение к Александру Марцеллу, — вполне мелодичным и невоинственным голосом оповестила Астерия.

— Я приму твое поручение как друг и управляющий Александра. Но это потом. Девочки, организуйте помыться и переодеться вашей подруге. Мар, накормить гостью!

Через полчаса все сидим за обеденным столом около кухни и с нетерпением ожидаем, когда Астерия окончит трапезу. Наше внимание ее нисколько не смущает, и она под нашими пристальными взглядами умело управляется с бараньей ногой. Без доспехов Астерия просто красивая и ловкая женщина, предназначение которой — навевать не страх, а в крайнем случае лишь страдания. Любовные, разумеется.

Наконец вестница со вздохом облегчения и удовлетворения отстраняется от стола.

— Как я вам всем благодарна за гостеприимство! Просто несказанно душу отвела! Совсем как дома! А дома я очень нахальная. После такой обильной и вкусной пищи немедленно завалилась бы поспать, — лукаво улыбаясь, произнесла амазонка.

— Нет, так дело не пойдет, — отвечаю я. — Сначала выкладывай поручение, а потом спи, сколько хочешь. Видишь же — народ просто исстрадался по твоим новостям. Только учти: что известно Александру, то может быть неизвестно мне. Так что повествуй всё с самого начала и полностью.

— Ну, с начала, так с начала, — согласилась вестница. — Только вот начало было очень давно. Часть нашего племени пришла на Апеннинский полуостров с берегов Понта Эвксинского — даже не знаю, наверное, лет триста, если не пятьсот назад. Свободных земель было много, и мы поселились на границе лесов в почти безлюдной местности. Несмотря на то, что на новой родине не было никаких воинственных соседей, кроме набегавших иногда дикарей с севера, весь жизненный уклад, обычаи и воспитание в племени сохранились в неприкосновенности. Поэтому нам и удалось сохранить независимость, когда позднее разрозненные области на полуострове превратились в Римское государство. А мы оказались уже не на свободной земле, а на государственной. И при этом уже не свободным племенем, но и не подданными, обязанными подчиняться чьим-то законам.

Нас никто не трогал, за исключением некоторых чудаков, воображавших из себя невесть что, и мы никого не трогали. Конечно, стычки бывали серьезные со всякими искателями приключений или охочими до чужого добра, как есть и сейчас, когда защищаешь свой дом от грабителей. Однако с Римом как-то уживались до недавнего времени. Но несколько дней назад вдруг всё изменилось, и вот меня послали сюда с предупреждением.

— С предупреждением о чём?

— О том, что мы уходим.

— Куда? Почему? — заволновались девочки.

— Наши друзья из Рима сообщили, что Октавиан передал земли нашего племени в частное владение сенатору Гнею Фульвию. И даже прислал к нему юриста Домиция Ульпиана, чтобы ввести того в права владения.

— Не может быть! Даже по римским законам у нас право первопоселения!

— Оказывается, что нет. Право первопоселения распространяется на подданных, граждан Римской империи. Граждане платят налоги в казну. Мы же никогда никаких налогов не платили и не платим. Так что гражданами не считаемся и прав на землю не имеем. Мы теперь оказались не на государственной земле, а в произвольно занятом частном владении. Фульвий имеет право согнать нас оттуда в любое время. Более того — он уже прислал нам приказ очистить от нашего присутствия его собственность.

— Так, понятно, — сообразил я, — если племя не подчинится, то это будет означать войну не с Фульвием, а с самим Римом.

— Именно так, а нам такая война не нужна. Мы ее всё равно через какое-то время проиграем.

— Правда, девочки, пока в Риме делят власть, никаких решительных действий против племени не будет. Много сил потребуется. Но это всего лишь отсрочка. Отвратительная ситуация! Что решили в племени, Астерия?

— Пойдем на новые земли. Либо за Геркулесовы столбы — но там очень жарко и пустынно, — либо переправимся через Адриатику и устроимся где-нибудь между северными народами. Там еще есть безлюдные места. Совет племени склоняется ко второму. Если ничего не получится, то придется возвращаться в Тавриду — на старую родину. Моя мать послала меня сказать Антогоре, Фериде и Охоте, чтобы не возвращались в племя, если смена не придет вовремя. Смену пришлем, как только устроимся на новом месте. Александру велели передать, что договор остается в силе. Кроме случая возвращения племени в Тавриду. Слишком далеко будет.

— Да-а, вроде и помочь чем-то возможности нет. С Римом воевать и пробовать не стоит. Это вы правильно понимаете. Только и остается надежда на свободные где-то земли. Печальное известие принесла ты, Астерия.

— Надеюсь, казнить за него не попытаетесь?

Какая же сила духа у амазонок, что даже в такой ситуации пытаются шутить!

— Ты что — у кого хватит наглости поднять руку на такую божественную красоту?! Ферида, Охота, устройте свою подругу отдохнуть.

Девушки уходят, а Мар отправляется мыть посуду. Мы же с Антогорой поднимаемся на террасу второго этажа и некоторое время молча любуемся полем, лесом.

Надо же, какая скверная ситуация возникла! При святости частной собственности в Римской Империи и сделать-то ничего нельзя. Да и по закону опротестовать решение Октавиана невозможно — нет формальных оснований. Опростоволосились амазонки то ли триста, то ли пятьсот лет назад. Нужно было, как поселились, так и объявить себя новым государством. Не сделали этого. Вот и результат. И история может повториться на новом месте, если сегодняшняя ничему не научит.

— Антогора!

— Да, Сергей?

— Нам что-нибудь известно об этих Фульвии и Ульпиане.

— Конечно — не зря же вестники из римского дома Александра сюда приезжают. Фульвий — член сената. Очень богат и происхождением из старинного патрицианского рода. Хитроумен и всегда вовремя оказывается на стороне будущего победителя. Недолюбливает Александра как скороспелого патриция, но козней не строит. Пока, во всяком случае. Или чувствует что-то в Александре, с чем лучше не связываться. Его родовая латифундия в двух-трех часах езды верхом от села за нашим полем.

— Так близко? А земли-то, которые ему пожаловали, получается, в двух днях пути отсюда? Раз ваше племя на них.

— Получается так.

— Продолжай.

— Ульпиан — известный в Риме законник. Потому и оказался на стороне Октавиана. Тот-то ведь — правитель по закону. Ульпиан публично славится своей неподкупностью, но по слухам, на самом деле не так уж и не всегда честен. Но за руку его еще никогда не ловили. Поместий за пределами Рима у него нет.

Вот, в общем, если коротко, то всё. Правда, если покопаться в записях Александра или запросить Рим, то найдется еще что-нибудь.

— Нет, мне пока и этого достаточно. Разговоры, слухи… Надо бы в натуре посмотреть на этого Фульвия. И на Ульпиана тоже, если они оба здесь. Попробовать хотя бы разведать что-то о намерениях Фульвия.

— Скорее всего, он здесь. В сенате каникулы, а процедура введения в права владения по обычаю не допускает спешки. Так что и Ульпиан, может быть, еще не уехал. Такие события часто сопровождаются обильными возлияниями, оргиями.

— Понятно. Я вот смотрю на это поле, лес — красота-то какая! Может и мне обосноваться здесь? Прикупить у Фульвия земли. Уступит ведь сколько-нибудь. Она ему даром досталась! Сколько у нас денег в доме, Антогора?

— Не знаю. Вроде много должно быть.

— Мне нужно точно знать.

— Сейчас попробую сосчитать.

Возвращаемся в библиотеку. Антогора с усилием тащит из тайника на стол уже знакомую мне большую шкатулку. Порывшись в шкафах, грохает с серебряным звоном на стол еще и большой мешок с монетами. Подумав с минуту, лезет в рабочий стол хозяина и вытаскивает на свет еще какой-то маленький сундучок, в котором тоже что-то позвякивает. Уходит в спальню Александра и возвращается еще с горстью монет.

— Вроде всё собрала. Есть еще немного на кухне, но это на хозяйство. Принести?

— Нет, не надо. Сосчитай то, что здесь.

Видно, что Антогора в каком-то затруднении, нерешительности, но тем не менее отважно приступает к бухгалтерии. Правда, счет у нее идет как-то странновато, но интересно. Сначала она отсчитывает маленькие кучки по десять монет. Потом десять кучек по десять монет сгребает в одну побольше из ста и начинает всё сначала. Пару раз сбилась с большими кучками и пересчитала. В конце концов весь довольно большой стол оказался усыпанным кучками по сто серебряных и золотых монет.

— Всё, дальше я не знаю, — виновато пробормотала Антогора. Вот в этой кучке всего пять по десять монет золота, а в этой три по десять серебра.

— Ничего, — успокаиваю я ее, — я досчитаю. Ты здорово помогла. Мне теперь намного проще.

Всего в наличии оказалось четыре тысячи восемьсот пятьдесят золотых ауреусов и две тысячи шестьсот тридцать серебряных денариев. Если серебро пересчитать в золото, то это еще сто пять ауреусов. Всего четыре тысячи девятьсот пятьдесят пять золотых. Огромная сумма! Да и вес, наверное, много больше пятидесяти килограммов.

Ладно — с финансовыми ресурсами более или менее ясно. Теперь бы с землей определиться.

— Антогора, а нет ли здесь карты, на которой можно было бы посмотреть, где находится ваше племя? Интересно, какой кусок земли достался Фульвию?

— У Александра была. Он нам показывал. Должна быть в шкафу для карт. Вот она!

Разворачиваю пергамент на столе прямо на звенящих монетах. О, земля амазонок даже обозначена и обведена! Адриатическое море совсем рядом. Масштаба, конечно нет.

— Антогора, а от племени до моря далеко?

— Мили четыре-пять.

— А не знаешь ли ты, сколько стоит земля в этих краях?

— Это нужно у Мара спросить. Может быть, он знает. Ему с крестьянами больше нас дел достается.

Спускаюсь вниз. Мар хлопочет на кухне. Спрашиваю:

— Мар, скажи, пожалуйста, а в какую цену земли в этих краях?

— По-разному. Пахотная земля — до пяти денариев за квадратный стадий. Лес немного дешевле — до четырех денариев. Луга в той же цене, а бесплодная земля — не дороже денария за квадратный стадий. Это если она пригодна для поселения. Если не пригодна и для этого, то, бывает, отдают и за один сестерций.

Возвращаюсь в библиотеку. Антогора ссыпает деньги туда, откуда и доставала.

— Нас дома не очень много учат счету, — говорит она. — По пальцам разве что обязательно, а больше — то это уже кто как захочет. А вот писать и читать все должны хорошо. Так же, как и драться.

— Если захочешь, то я тебя счету научу. Это совсем не трудно. Хоть сегодня начнем. А вот завтра утром покажешь мне дорогу к дому Фульвия. Пойдем с Маром на разведку. Когда Астерия отдохнет, скажи ей, чтобы обратно не уезжала, пока я не выясню намерения Фульвия. Мне кажется странным, что он приказывает вашему племени убраться с его земли именно сейчас.

— Что тут странного?

— По словам Астерии, он только-только стал владельцем и уже рассылает приказы. С новой собственностью нужно еще освоиться, а это не вмиг происходит. Что-то тут не так.

Антогора оказалась очень сообразительной ученицей. Просто на лету схватывает сложение и вычитание на предметах, а не только просто их пересчет, к которому она привычна. Знает что-то и про цифры, раз грамотная. Но вот оперировать при счете не предметами, а цифрами получается сложнее. Но принцип вроде поняла хорошо.

На закате в саду можно было наблюдать занятную картину. На скамейке, где сидит Антогора, рассыпаны камешки, которые она перебирает, складывая и вычитая. Прутиком на земле она рисует действия цифрами и тут же сопоставляет, что получается в камешках и цифрах. Иногда сходится, а иногда нет. Расстраивается, когда не сходится.

Рядом стоят все три мохнатых и рогатых приятеля и дают дурацкие советы. Антогора сердится:

— Вы меня путаете!

— Ничего не путаем.

— Нет, путаете!

— Посуди сама: как мы можем путать, если всё запутано именно у тебя. Твои знаки на земле совсем не похожи на расклад камешков на скамейке…

* * *

Утром выехать к Фульвию не удалось. Нагрянули крестьяне из села для проведения большой уборки в доме. Мар, Охота, Антогора, Ферида оказались при деле, и только мы с Астерией бродили по дому и всем мешали.

Охота бросила мимоходом:

— Пошли бы искупались, что ли, чем тут болтаться-то!

— А ведь это чудесная идея! Астерия, идем со мной!

Озерцо привело Астерию в восторг не меньше, чем меня самого. Сегодня там оказалось довольно оживленно. Нимфы живописной группой расположились на бережке. Увидев их, Астерия мигом влилась в эту дамскую компанию и о чём-то увлеченно заболтала с Клитией. Полез в воду один. Может, это и к лучшему. Местный обычай купаться голышом чрезмерно возбуждает при дамском соседстве. А так вроде обошлось. Вся женская компания бросилась в озерцо, когда я уже вылез из него. Искус, хвала Юпитеру миновал меня. Хотя вру. Когда Астерия вылезала из воды — пришлось-таки отвернуться. Греховные мысли возникают помимо желания их не допустить.

* * *

Выехали сразу после обеда. Антогора критически посмотрела на мою посадку на лошади, но вслух ничего не сказала. Ну и громадные же у амазонок кони! По сравнению с теми, на которых сидели я и Мар, — просто гиганты.

— Антогора, а откуда у вас такие чудесные кони?

— Сами растим. Эта порода есть только у нас. Каждая девочка в двенадцать лет получает в подарок жеребенка. Дальше растут вместе. Если лошадь погибает или умирает, то приходится опять начинать с жеребенка. Хотя под седлом и может быть вторая лошадь до тех пор, пока жеребенок не вырастет и не станет боевой лошадью.

— Но зачем такие огромные?

— Потому что сильные и тяжелые. Попробуй со мной столкнуться! Кто из нас устоит? Я вас с Маром одновременно обоих повалю, — и Антогора со смехом направила свою боевую громадину на меня.

— Не надо, не надо! Верю, верю! — и когда она отвернула, крикнул ей в спину: — Нахалка и разбойница!

На что Антогора прямо-таки залилась ехидным смехом.

И в самом деле, поместье — латифундия Фульвия — оказалась недалеко. Часа через два Антогора привстала на стременах и указала вперед.

— Вон столб границы владения.

— Хорошо, Антогора, дальше мы сами. Нельзя, чтобы тебя там увидели. Возвращайся домой.

За столбом, перевалив небольшой холм, мы с Маром увидели и виллу Фульвия. Большой дом розоватого камня с колоннами в окружении множества мелких построек и дворов, двориков между ними. Дымок то ли над кузницей, то ли над кухней. Какая-то скотина в наиболее отдаленном от дома дворе и немалое число снующих туда-сюда людей. Дальше простираются возделанные поля, виноградники и, похоже, фруктовый сад. Есть и небольшой садик для отдыха с бассейном. Хорошее хозяйство! Видна крепкая и толковая рука владельца или управляющего. Как мне представиться хозяину? Не Андерсен же, как в Верне. Нужно что-то хотя бы приблизительно римское. Скажем, Андроник. Почему бы и нет?

Спешились у дома. Мгновенно подлетел раб в какой-то грубой, домотканой хламиде и принял поводья. Из дома вышел аккуратно одетый мужчина лет сорока и выжидающе уставился на меня.

— Сергей Андроник по делу к сенатору Гнею Фульвию, — небрежно бросил я ему.

Мужчина кивнул и исчез в доме. Через минуту вышел обратно.

— Гней Фульвий приглашает Сергея Андроника быть гостем в его доме, — произнес он и слегка посторонился в знак приглашения войти. — За лошадей и вашего слугу не беспокойтесь. Юлиан — управляющий, — представился он сам и пошел чуть впереди меня.

Просторные и гулкие залы, довольно уютные большие комнаты, обставленные деревянной мебелью, искусная роспись стен говорят о богатстве и значительности хозяина. Из широких дверей навстречу нам, держа какую-то одежду в руках, выскакивает очень смуглая, стройная и совершенно голая девушка с тонким кольцом рабыни на шее и, свернув направо, мгновенно скрывается в недрах боковых помещений. Юлиан вводит меня в двери, откуда она выскочила, и, развернувшись, уходит обратно.

Неплохо, неплохо. Мизансцена не хуже, чем в кино про Рим и Древнюю Грецию. На кушетках напротив друг друга возлежат двое явно нетрезвых мужчин. Оба примерно одного возраста. Один — в светло-зеленой тоге, лет пятидесяти пяти, с одутловатым лицом. Судя по небрежной, барской позе — как раз и есть хозяин — Гней Фульвий. Другой — лет шестидесяти, худощавый, в желтой тоге, больше сошел бы за гостя. Хотя и важный, и поддатый, но хозяйской раскованности в нём не чувствуется. Обращаюсь к зеленому:

— Приветствую тебя, Гней Фульвий.

— Приветствую, э-э…

— Сергей Андроник — друг и управляющий твоего соседа Александра Марцелла.

При этом имени Фульвий словно слегка протрезвел, а его гость замер, не донеся чашу с вином до рта, и насторожил уши.

— Приветствую тебя, Сергей Андроник, — икнув, не сразу выдавил из себя обязательную формулу вежливости хозяин дома. — Познакомься и с моим гостем — Домицием Ульпианом.

— Слышал, слышал. Знаменитый законник и юрист из Рима. Приветствую тебя, Домиций Ульпиан!

— Приветствую тебя, Сергей Андроник, — послышался хрипловатый ответ.

Ну, слава Юпитеру — с официальным представлением покончено! Фульвий хлопнул в ладоши и приказал вбежавшему рабу:

— Подвинь ложе для гостя, — и уже мне: — Ты какое вино предпочитаешь, Сергей: местное или греческое?

— Сейчас никакое, Гней, — отвечаю я, устраиваясь полулежа на кушетке. — Мое дело требует незатуманенной головы. Прости, что вторгся в ваш отдых. Наверное, нам лучше завтра поговорить. Я подожду.

— Если дело важное, — старательно выговаривая слова, произнес Гней, с явным усилием стараясь собрать внимание на новом госте, — но может подождать, то ты прав: пусть подождет до завтра. Я, то есть мы, как видишь, к деловым разговорам не готовы. Но вот твой отказ присоединиться к нам обижает. Однако и тебя можно понять. Только скажи, о каком деле ты хочешь со мной поговорить.

— Видишь ли, Гней, Александр мне все уши прожужжал своим желанием расширить владения. Может быть, даже совсем не рядом с теми, которыми он сейчас обладает. Прихоть уж такая. И вот вчера я услышал, что ты получил небольшой земельный подарок от Октавиана.

— Небольшой?! — недоуменно воскликнул Ульпиан.

— Да ты знаешь, какой небольшой? Весь Рим в нем поместится четырежды по четыре раза!

— А по-твоему, Домиций, — это большой подарок?

Юрист и правовед замер с открытым ртом, опешив от моей наглости.

— Ладно, ладно, большой — небольшой, какая разница, — примиряюще вставил свое слово Фульвий. — Только какое отношение имеет моя земля к желаниям Александра Марцелла? Вот в чём вопрос.

— Я приехал поговорить о покупке земли, если у тебя образовался ее избыток.

— М-м… — попытался что-то выдавить из себя хозяин этого дома и обширных земель, но Ульпиан поспешил его опередить:

— Это и в самом деле серьезный разговор. Ты прав, Сергей, — такое дело требует незатуманенной головы.

— Да! — в свою очередь, решил Фульвий подтвердить тезис собеседника о незатуманенности головы. — И он бросил на юриста не совсем такой уж и пьяный взгляд.

— Давай завтра поговорим об этом, Сергей. Сейчас я прикажу показать комнату для тебя.

Что-то в моем предложении их обоих сразу заинтересовало. Даже пьяных. То составь им компанию. То вдруг возжаждали уединения.

— Если ты не возражаешь, Гней, я бы осмотрел твое хозяйство. Очень уж у тебя тут всё как-то ладно устроено. Интересно и полезно для меня.

— Какой может быть разговор! Юлиан, Юлиан! Позовите Юлиана! Ах, вот ты. Покажи Сергею мое хозяйство и комнату для отдыха приготовь. Мой гость остается до завтра. Приставь к нему рабыню для услуг. Получше! Понял?

— Слушаюсь, хозяин.

Комната оказалась достойной и гораздо более важного гостя, чем я. А уж лежбище-то и вообще царское! Сопровождавший меня Юлиан вдруг куда-то испарился. Нет — вон возвращается в сопровождении стройной женской фигуры.

— Вот это Фелиция. Она будет тебе прислуживать, Сергей. Не стесняйся. Она предназначена для всего.

Глядя на покорное выражение очень миленького лица белокожей девушки, можно понять, что она как-то уже примирилась со своим предназначением «для всего».

— Хозяин сказал, что ты хочешь посмотреть дом, двор и службы. Я готов показать.

— Думаю, Юлиан, что мне не следует отвлекать тебя от дел. Я сам поброжу и посмотрю.

— Тогда я тебя оставляю. Если что-нибудь потребуется, то скажи Фелиции. Она всё знает.

Фелиция стоит, сложив кисти рук перед собой и уставив глаза в пол. Обхожу ее кругом. Действительно, недурна собой, и под легкой тканью одежды обрисовываются стройные ножки. Может, в самом деле, использовать ее «для всего», раз предлагают? А как же Зубейда?

Чёрт — опять всё те же внутренние тормоза современного европейского воспитания и морали! А что подумала бы сама Зубейда на этот счет? Там ведь институт и традиции многоженства и наложниц. Женщин Востока никак не мучает связь их мужей с другими женами, женщинами. Им просто по обычаям и традициям неведомо понятие сексуальной измены. Хотя, с другой стороны, на Востоке и порицается связь с чужой женой. Но это совсем другая статья. Эх, ну и умен же, ловок я! Как здорово подвел под свои страсти логическое и этическое допущение! Пожалуй, если что, то никакие угрызения меня мучить не будут. Пусть только попробуют! Да и опять-таки — физиологии же не прикажешь молчать! Эх, была бы Зубейда рядом…

— Фелиция!

— Да, господин?

— Ты знаешь, где слуга, который приехал со мной?

— Да, господин.

— Тогда пойдем, возьмем его, а ты покажешь дом и хозяйство сенатора.

— Да, господин.

Фелиция провела меня довольно извилистым путем по всему дому. Комфорт, конечно, не тот, что на вилле Александра, но для этого времени очень приличный. Комнаты самого хозяина, комнаты семьи, которая осталась в Риме, комнаты рабов и рабынь, кухня, баня, внутренний бассейн и еще множество помещений, назначения которых я даже и не спрашивал. Мар оказался в специальной пристройке для слуг гостей. Забрали его и вышли во двор позади дома.

— Вот это ткацкие мастерские, — объясняет Фелиция, показывая на одноэтажную постройку довольно внушительных размеров. — Здесь делают ткани из шерсти и волокна разных растений.

Внутри чуть ли не настоящая мануфактура. За примитивными станками — только рабы-мужчины. В глубину не пошли. Постояли у дверей и двинулись дальше. Посмотрели конюшни, скотный двор и выделку шкур. Заглянули в сарай, где давят виноград на вино. Сейчас тут пусто — урожай еще не поспел. Мара заинтересовал большой давильный пресс.

— У нас такого нет. Давим виноград ногами. Интересно.

В сарае для изготовления оливкового масла тоже пусто. Вышли со двора и побродили по фруктовому саду. Уже темнело, когда, возвращаясь в дом, мы прошли мимо наружного бассейна. Здесь они, голубчики! Бултыхаются, отдуваются как моржи, выветривая хмель. Спрашиваю:

— Ну как, Фульвий, будут незатуманенные головы к утру?

— Будут, будут. Не мешай!

— Вы бы лучше баню попробовали.

— Уф, будет и баня.

Мар отправился к себе, а я к себе. Фелиция — за мной, как тень. Сходила за жаровней, зажгла светильники, встала у дверей и опять замерла в позе покорного ожидания.

— Фелиция!

— Да, господин?

— Не пора ли ужинать?

— Да, господин. Сейчас принесу.

Роскошно кормят в доме римского сенатора. Не то, что у нас на вилле — по-простецки. Тут тебе и всякое мясо, и рыба откуда-то, и обилие овощей и приправ, и уж совсем непонятное фруктовое разнообразие. В саду-то фрукты еще не поспели.

— Фелиция!

— Да, господин?

— Пока я занят, и ты можешь сходить поужинать.

— Спасибо, господин.

Не успел я сам закончить с трапезой, как она уже вернулась и заняла свое место у двери.

— Всё, можешь убирать.

Не успел я оглянуться, а она опять на месте.

— Господин будет спать?

— Будет.

Покопошилась у постели, что-то расправляя и перекладывая, пока я раздевался, и опять приняла позу статуи, ожидая последних распоряжений.

— Ну, что ты там стоишь, Фелиция? Раздевайся и ложись со мной.

— Да, господин…

* * *

Поутру никакие угрызения меня не донимали. Только сожаления, что Фелиция не Зубейда. Хотя Фелиция и была хороша. Видно, всё дело тут вовсе не в сексуальных условностях и национальной морали.

Серьезный разговор начался уже за завтраком в покоях Фульвия. Оба собеседника бодрые и оживленные. Вина перед нами нет. Вместо него молоко и сок из чего-то. Зато яств всяких сверх меры, и всё подносят и подносят. Отдаем им должное. Хорошо всё-таки быть римским сенатором! Во всяком случае, здесь — поодаль от Рима. Я умышленно восхищаюсь кушаньями, домом, хозяйством так долго и нудно, что Фульвий начинает терять терпение. Ерзает, переглядывается с Ульпианом, но так прямо к делу не приступает — неприлично. Начать должен я. Вот если бы ему подъехать к интересующей их теме как-нибудь исподволь…

— А разве, Сергей, у Александра в поместье хуже, чем у меня?

— Ну, в общем-то, дом не хуже, место тоже хорошее, сытно, но вот со слугами не очень. У тебя, Гней, вон их сколько. И для того, и для этого, и для другого, а у Александра на всё хозяйство три женщины да один мужчина, что приехал со мной.

— Так никто не мешает Александру иметь сколько угодно прислуги, — вступил в разговор Ульпиан. Как я слышал, Александр не владеет рабами, хотя может себе позволить накупить их сколько угодно. В Риме это многих удивляет.

— Да-да, — поддержал тему рабов Фульвий. — Странный он какой-то в этом отношении. Нанимает крестьянок и платит им за работу. Тогда как рабы работают бесплатно.

— Расточительно, — поддерживает Ульпиан хозяина дома.

Отлично! Вот как раз это-то мне и нужно было обязательно выяснить до начала разговоров о земле. Они не знают, что два года назад крестьянок сменили амазонки. И Квинт Клодий, видно, не раззвонил о своей прошлогодней стычке с ними перед виллой Александра. Очень хорошо! Как-то даже и на сердце полегчало.

— Расточительно? Это уж как посмотреть, — отвечаю я. — Раба купить — надо деньги потратить. А плата за наем крестьянина почти та же, что уходит на содержание раба. Зато, как говорит Александр, спишь спокойно. Не боишься, что тебе ночью глотку перережут.

— Да ты что говоришь, Сергей, — поежился Фульвий. — Слава богам — в Империи на этот счет спокойно.

— Может, ты и прав, Гней, только у Александра есть и еще один признак спокойствия. Он говорит, что чем дальше Рим — тем слаще покой.

Мои собеседники дружно рассмеялись.

— Вот тут с ним можно согласиться. Правда, не всегда удаленность от Рима спасает полностью, но докучают гораздо меньше.

— Я думаю, что Александр не прочь убраться от Рима еще дальше, чем сейчас. Вот и ищет землю, чтобы построить новый дом и перебраться в него. А мне донесли, что подарок тебе от Октавиана еще на два дня пути дальше от Рима, чем твое, Гней, и Александра поместья здесь. Если у тебя найдется подходящий кусочек на продажу, то почему бы и не купить его.

— Что значит «подходящий»?

— Пахотная земля, луга, лес, река или море неподалеку.

— Да? Тут есть о чём поговорить. Если карта, которую доставил мне Домиций, не врет, то такая свободная земля у меня появилась. И какой, как ты называешь, «кусочек» ему нужен?

Ульпиан зашуршал какими-то свитками и подал один из них Фульвию.

— Ну, скажем, десять на десять римских миль нас бы устроило. Можно больше, но не меньше. Столько у тебя будет? — Фульвий слегка опешил, и Ульпиан, похоже, тоже.

— Сколько-сколько? Десять на десять? Это же… шесть тысяч четыреста квадратных стадиев. Огромные деньги! Они есть у Александра?

— А как ты думаешь? Я что, просто поговорить к тебе прибыл?

— А почему он сам не приехал для такого серьезного дела?

— Его сейчас здесь нет и неизвестно, когда будет. Я же поспешил, чтобы ты сам не раздарил или не распродал землю кому-нибудь еще.

— Как я понимаю, ты, Сергей, намерен всё разузнать и договориться, а Александр явится позже с деньгами за документом на право владения?

— Как я понимаю, Гней, на документе требуются только подпись и печать продавца, а также подписи двух свидетелей. И еще твоя расписка в получении денег. Покупатель к купчей руку не прикладывает. Так, Домиций?

— Так, — подтвердил юрист.

— Стало быть, присутствие Александра здесь и сейчас вовсе не обязательно. Если мы с тобой договоримся, то в обмен на купчую на имя Александра ты сразу же получишь все деньги от меня. Просто и быстро. Есть смысл говорить именно со мной?

— Тогда совсем другое дело.

Фульвий хлопнул в ладоши и приказал слугам убрать остатки трапезы. Свиток карты владения оказался большим, а по содержанию довольно подробным. Даже проставлены размеры границ. Обозначен ландшафт и рельеф. В общем, квадрат двадцать на двадцать римских миль, одной стороной примыкающий к Адриатическому морю. Есть даже река. Но какие-то малозаметные точки выделяют часть владения почти в центре карты и поближе к морю. Делаю вид, что их не замечаю. На карте Александра это место помечено как стойбище племени амазонок.

— Вот смотри, Сергей: если здесь в середине очертить десять на десять миль, то это как раз то, о чём ты говоришь. Десять миль берега моря. За ним вглубь страны — полоса невысокого, лесистого взгорья, холмов и от нее до другой границы вашей земли будет плодородная земля, пригодная для полей и виноградников. А вот здесь, по берегу реки — луга. Александру просто повезло, что у меня есть такое место на продажу.

— Да, на пергаменте выглядит заманчиво и удобно. Но думаю, что бессмысленно расспрашивать тебя о том, что там в натуре. Вряд ли ты там был раз — это пустые земли.

— Составители карты достойны доверия, и Домиций — один из них.

Я вопросительно оборачиваюсь к юристу.

— Всё верно, — уверяет тот, — карта составлялась под моим присмотром. Пришлось изъездить владение вдоль и поперек вместе с рисовальщиком. Завидный кусочек! Не пожалеете.

— Я тебе верю, Домиций, но как ни крути, а всё равно без выезда на место всегда покупаешь кота в мешке.

— Уверяю тебя, что место никак не хуже того, где мы сейчас. А лес даже лучше — не потравленный. Про море я уж и не говорю. Ровный, песчаный берег. А на лугах уже сейчас трава выше пояса.

— Ладно, полагаюсь на твои слова, Домиций. Гней, я полагаю, ты не будешь требовать тех денег, которых стоит земля здесь? Всё-таки владение и более отдаленно, и не разработано. И дорог нет, раз оно не заселено.

Тут эта пара переглянулась, а я сделал вид, что не заметил этого.

— Да, дорог нет, — согласился Фульвий. — На какую цену ты рассчитываешь?

— Думаю, если довериться Домицию, то справедливо будет предложить за плодородные земли четыре денария за квадратный стадий. За лес три денария и за побережье два денария.

— А почему это за побережье по два? — вскинулся было Фульвий. Это же выход в мир!

— Да, — отвечаю, — и вход для набегов.

— А мне кажется, — вмешался Ульпиан, — что предложение Сергея вполне разумное.

— Думаешь? — откликнулся Фульвий. — Допустим. Тогда нужно обсудить размеры разных земель.

Тут, конечно, не обошлось без споров. Но в конце концов сошлись на побережье в тысячу двести восемьдесят квадратных стадиев. На лес и поля получилось поровну. По две тысячи пятьсот шестьдесят. За всё получается двадцать тысяч четыреста восемьдесят денариев. Кругленькая сумма!

— Ну, хвала Юпитеру, — договорились, — изображая чуть ли не несказанную радость, подвел я итог. — Домиций, дело за тобой. Пиши купчую на продажу свободных от поселений земель, а я поеду за деньгами.

— В купчей указываются только владелец и состояние самой земли, а свободна она от невладельцев или не свободна, оговаривается отдельным договором или обязательством сторон.

— Мне всё равно. Я же не ездил туда для осмотра. Пусть Гней подпишет обязательство, что земли свободны, — и этого достаточно. Чего ты мнешься, Домиций? Что-то недоговорили такое, о чём мне следует знать?

Тут они и попали в затруднительное положение. Если земли заселены даже без прав, то это является причиной, по которой продажа может не состояться. Если скрыть этот факт в письменном документе, то сделка наверняка будет впоследствии расторгнута судом. Важно либо, чтобы этого документа не было вообще, либо уломать покупателя на сожительство с теми, кто на земле уже есть.

— Дело в том, Сергей, что там, на границе леса и полей есть одно небольшое племя, не имеющее прав первопоселения. Им уже отправлен приказ освободить землю, и это лишь вопрос времени.

— Если племя небольшое, то это не страшно. Может быть, его удастся использовать для работ. Какая численность-то?

— Около двух тысяч голов.

— Не такое уж небольшое. И что за племя?

Ульпиан опять замялся, а Фульвий замер в предчувствии рушащейся сделки.

— Амазонки.

Надеюсь, мне удалось, вскочив как бы от неожиданности с ложа, более или менее достоверно изобразить изумление при помощи разинутого рта и вытаращенных, глупо хлопающих глаз. Постояв несколько секунд в неподвижности, я, словно очнувшись, начал поправлять на себе одежду, словно собираясь уходить.

— Ты куда? — поинтересовался Фульвий.

— Куда-куда — домой, конечно. Вы что-то перепутали. Мы хотели купить землю, а не войну с амазонками.

— Погоди, погоди — не будет там никакой войны.

— А что будет?

— Раз правитель это владение подарил, то значит, он обязан и освободить его от помех использованию, — начал растолковывать ситуацию Ульпиан. — Придут солдаты и выпихнут амазонок с земли.

— И Октавиан прибудет с солдатами, чтобы воодушевить их на подвиг?

— Нет, конечно. Зачем Октавиан?

— Знаете, что: если хотите говорить серьезно, то не принимайте меня за идиота. Не знаю, о чём тут вы вчера по пьянке сговорились после моего ухода, но продумали явно не всё. Кого ты, Домиций, пытаешься убедить сказкой о солдатах? Октавиану нечем загородить свою собственную персону от армии Антония. А одна амазонка стоит десяти римских солдат. Стало быть, противопоставить им нужно не менее чем два десятитысячных легиона. Откуда они возьмутся?

Потом — с чего ты взял, что амазонок можно просто так взять и согнать с места, на котором они живут, наверное, уже сотни лет? Война начнется такая, что вся округа будет разорена. Чего будет стоить после этого там земля? А сколько денег нужно будет раздать командирам легионов для поддержания их нужной активности? Кроме того, я всё-таки немного разбираюсь в стратегии и тактике. Где располагаются амазонки?

— Вот здесь, — и Фульвий очертил пальцем область с метками на карте.

— Ага, в самом центре того, что ты намеревался нам всучить! Это означает, что покупателю не достанется и малейшего кусочка собственности, где амазонки не надавали бы ему по шее! Пока они там, земля, которую ты пытаешься нам продать, не стоит и сестерция за квадратный стадий! Ею пользоваться нельзя. Разве что только на бумаге. Чтобы воевать в таких условиях, нужно вокруг территории амазонок иметь еще большую территорию для маневра. Где она?

— Так вы покупаете всего лишь сто квадратных миль, а есть еще триста как раз вокруг этих ста.

— Гней, ты хоть прислушайся к своим же словам! Чистой воды бред. Ты же не предлагал нам ее купить для того, чтобы выдавить амазонок! Она твоя, и Александру рассматривать ее как территорию для противодействия амазонкам и в голову не придет. Бесполезный это разговор. Никакой драки с амазонками не будет. Разве только натравить на них пьяных сумасшедших. Так амазонки одним плевком сотрут их в порошок. Есть, правда, один способ удалить их оттуда, но…

— Какой способ? — в один голос воскликнули сенатор и юрист.

— У Александра поинтересуйтесь, как он без всякой драки за год выпер со своей земли кентавров. Но это его секрет.

Ульпиан подошел к Фульвию и стал что-то нашептывать тому на ухо. Наш хозяин только кивал в знак согласия. Потом Ульпиан обратился ко мне:

— Ты, Сергей, говорил, что вы готовы купить земли и больше ста квадратных миль. Гней согласен уступить Александру равноценные уже оговоренным земли. Те, которые по обе стороны от проблемной земли, занятой амазонками. За ту же цену, о которой уже договорились. Там амазонки жить не помешают. А для свободы маневра согласен уступить и оставшуюся половину всего владения за половину цены. Такая уступка — а то, что покупка этой половины носит вынужденный, стратегический и тактический характер. Кроме того, землю, занятую амазонками, Гней уступает тоже за половину от того, о чём договорились. Понятно, что сумма на выкуп всего владения в четыреста квадратных миль очень большая. Гней согласен на двухгодичную рассрочку оплаты половины земли. Вот такое у нас предложение.

— Всё владение?

— Всё.

— Это интересно. Дайте подумать. Если бы вы не начали ловчить, то я бы без раздумья согласился. А теперь вот приходится размышлять: нет ли там еще какого-нибудь подвоха? Дайте-ка карту.

Я взял развернутый свиток и погрузился в глубокие размышления. Фульвий с Ульпианом затихли.

— Так, хорошо, — пробудился я минут через пять. — В общем, я, а со мной и Александр вроде бы согласны с твоим предложением, Гней. Кроме одного.

— Чего именно?

— Цены за землю, занятую амазонками. Я прикинул, во сколько обойдется их выдавливание с насиженного места, и у меня концы с концами не сходятся. Да и неизвестно удастся ли их вообще выдавить. Война отпадает. Она обойдется дороже стоимости всего владения. Мы согласны взять всё при условии, что земля с амазонками пойдет не за половину начальной цены, а за четверть. А рассрочка нам не нужна. Получишь сразу всё сполна. Хотя, честно говоря, я всё же в великом сомнении относительно выгоды для Александра в такой сделке. Куда ему такой громадный кусок? Он потом с меня шкуру спустит, несмотря на то, что друг.

Фульвий уставился на Ульпиана. Тот только руками развел.

— Я согласен, — с тяжелым вздохом произнес Фульвий. — Давайте считать.

Считали довольно долго. Больше из-за того, что я устроил торговлю из-за небольшого болота, за которое не желал платить по денарию за квадратный стадий. Предложил также выбросить из расчетов площадь реки, но особенно не настаивал. Согласился на реку по сестерцию за погонный стадий. Наконец сошлись на пятидесяти одной тысяче динариев.

— Ну, ладно — поеду за деньгами. Готовьте купчую и расписку.

— Скоро обед.

— Нет, поеду. Иначе мы сегодня сделку не завершим.

Кликнул Мара. Тот привел лошадей, и мы отправились домой.

* * *

К обеду, конечно же, опоздали. Но девочки нас голодными не оставили. Никаких вопросов, но все четыре смотрят на меня с ожиданием.

— Пока ничего не известно. Может быть, позже. Сегодня вечером или завтра утром. Астерия, тебе придется еще подождать. Антогора, у нас с тобой работа в библиотеке.

Шкатулка с золотом опять на столе.

— Вроде бы удалось уломать Фульвия продать нам немного земли. Нужно отсчитать в два мешка по тысяче с небольшим золотых. Потом мы с Маром поедем обратно.

Отсчитали. Ого, каждый мешок килограммов по двадцать! Сколько выделить Ульпиану? Сто или двести? Пусть будет сто. Итак, получается два килограмма или около того. Отсчитываю сто в маленький мешочек.

— Ладно, зови Мара. Мы поехали.

Взгромождаем ценную поклажу на лошадей и отправляемся за добычей новых владений для Александра.

Оказывается, Юлиан уже ждет нас в дверях виллы Фульвия. Принимает от Мара звенящий мешок. Я беру другой, и тащим в покои хозяина. И здесь меня тоже ждут.

— Что-то мешки уж очень маленькие, — замечает Фульвий.

— Золото. Считайте.

— Золото? Тогда другое дело. И считать быстрее.

Фульвий забренчал монетами, а я углубился в чтение купчей. Вроде изложено подробно и верно. Только подписей не хватает и печати продавца.

— Всё правильно, — раздается через полчаса голос Фульвия.

— Если так, то подписывай.

С кряхтеньем и вздохами Фульвий подписывает купчую и расписку, ставит свою печать. Мы с Ульпианом прикладываемся как свидетели. Сворачиваю свитки, забираю и карту владения. Фульвий вызывает слуг, указывает им на мешки и уходит вместе с ними пристроить прибыток в свои закрома. Мы с Ульпианом остаемся с глазу на глаз. Достаю из сумки деньги.

— Вот, Домиций, твоя доля за работу.

Похоже, старикан не ожидал такого подарка, принимая от меня и взвешивая в руке звякнувший золотом мешочек.

— Щедро! Благодарю.

— Да ничего, ты вот лучше открой мне один секрет.

— Какой?

— Зачем Октавиану понадобилось сгонять амазонок с их насиженного места?

— Я не понимаю тебя.

— А мне кажется, что прекрасно понимаешь. Дарить кому-то земли, заселенные таким опасным племенем, как амазонки, можно только с умыслом. Свободных-то имперских земель кругом полно.

Ульпиан поежился, словно его застали на чём-то неблаговидном.

— Политика…

— Какая это к чёрту политика, если ее насквозь видно! Всё равно, кто будет гнать амазонок с места — Гней или Александр. Даже Александр, похоже, для вас предпочтительнее. Поставив племя в трудное положение, можно диктовать ему условия, при которых трудности у племени уйдут. Что за условия, Домиций? Молчишь? Ну, молчи, молчи. И так понятно, для чего можно было бы использовать амазонок. Натравить их на Антония, чтобы хватали его за пятки!

— Вот видишь — несмотря на молодость, ты сам всё прекрасно понимаешь.

— Понимаю, понимаю. Понимаю также и то, что мне домой пора двигать. Нет-нет, ни в какой оргии по поводу удачной сделки я участвовать не буду. Извинись за меня перед Гнеем. Хочу домой вернуться до темноты.

* * *

Я всё время поражаюсь остроте слуха амазонок. Издалека видно, что все четыре уже ждут нас в дверях, выходящих на дорогу. Мар уводит лошадей, а я молча поднимаюсь в библиотеку. Девочки за мной. Со вздохом облегчения разваливаюсь в кресле за столом. Вытаскиваю из сумки свитки и отдаю Антогоре.

— Астерия, утром можешь ехать в племя. Матери передай, что уходить никуда не надо. Никто вас больше беспокоить не будет. Разве что только сборщики налогов. Вот налоги платить всё же придется. В Империи они не такие уж обременительные.

— Это что же получается? — восклицает Антогора, просмотрев свитки. — Ты выкупил у Фульвия не только землю, на которой наше племя, но еще и далеко вокруг? Зачем так много?

— Вам всё же лучше держать других людей подальше от себя. Широкие границы владения этому помогут.

— Но это всё равно не наша земля, а Александра.

— Я хорошо знаю Александра. Да и вы тоже. Думаю, он не станет возражать против моего предложения передать всю эту землю вашему племени. Ну, хотя бы под видом купли-продажи. Как это принято в Римской империи.

— Но у нас в племени никогда не было таких больших денег, — заметила Астерия, держа в руках свиток купчей. Нам никогда не выкупить эту землю!

— А я разве сказал, что вам придется что-то выкупать? Антогора, я что-то такое говорил?

— Нет, ты сказал о передаче под видом сделки купли-продажи. Это значит, что нам ничего не надо будет платить.

— Эх, девочки, знали бы вы, какое вы сами по себе чудо и сокровище, которое надо оберегать! Какая тут может быть плата!

— Вообще-то мы сами себя всегда оберегаем, — высказалась Охота.

— Если бы всегда, то меня бы здесь сегодня не было, — тихо заметила Астерия.

— Ладно, нужно немного отпраздновать событие. Вы уже ужинали? Нет? Вот и хорошо. Накрывайте в большой столовой наверху. Кроме вина у нас что-нибудь есть? Я бы выпил чего-нибудь покрепче. Уж с такой публикой пришлось вчера и сегодня общаться, что… Да чего там говорить! Выпить хочется!

— В погребах есть граппа, — сообщила Ферида. — Я как-то чуть-чуть попробовала, и мне понравилось. Если много выпить, то потом очень худо.

Антогора и Охота дружно захохотали.

— Тогда откуда ты знаешь о том, когда худо становится? Если ты только чуть-чуть.

— Да ну вас!

— Отлично. Тогда мне принесите граппы, а сами — что хотите.

Поужинали и отметили событие. Дьявольски устал от этой скачки туда-сюда. Отправился к себе, разделся, задул светильники, с блаженством завалился на кровать и мгновенно отключился.

Вдруг проснулся от того, что кровать качнулась. Зубейда? Вот я ее сейчас схвачу как всегда! Но тут же сообразил, где я нахожусь. На фоне окна чей-то силуэт. Кто-то молча сидит на краю кровати.

— Кто здесь?

— Это я — Антогора.

— О Господи, что тебе надо в такое время? Что-нибудь случилось?

— Нет, ничего не случилось, — помолчала, словно собираясь с мыслями. — Мы вот с девочками посоветовались и подумали, что вдруг тебе может быть, ну, как бы это сказать… Скучно, что ли одному? Вот меня и послали.

— Час от часу не легче! А почему выбрали именно тебя?

— Девочки говорят, что ты мне больше внимания уделяешь. Значит, больше нравлюсь.

— Вы мне все одинаково нравитесь. А тебе больше внимания уделяю потому, что ты старшая и более сообразительная. Надеюсь, ты силой избавлять от скуки меня не станешь? Мне ведь от тебя будет не отбиться.

— Да ты что!

— Тогда иди и выброси все эти глупости из головы. Хотя нет, наклонись ко мне, — и я коснулся губами ее щеки. — Ступай.

Нет — надо же напасть какая! Поспать спокойно не дадут! А ведь если бы не Фелиция вчера, то мог бы и не устоять перед соблазном! Запросто.

* * *

После завтрака Астерия отправилась домой. Долго стояли на террасе и смотрели ей вслед, пока она не скрылась из виду.

— Что будем делать? — нарушаю я молчание.

— Может быть, купаться пойдем? — также вопросительно отвечает Охота.

Пока шли лесной тропинкой, Ферида отлучилась куда-то в сторону и догнала нас уже не одна, а в окружении нимф.

— В нашем присутствии, — тихонько пояснила мне Ферида, — фавны на нимф не нападают. Эти рогатые твари лесным и полевым девочкам просто прохода не дают. Только Клитию никогда не трогают. Понимают, что она с Александром. Хотя знаешь, Сергей, у меня почему-то сложилось впечатление, что между нимфами и фавнами вовсе не вражда и неприязнь, а какая-то древняя и привычная игра «кто кого догонит». Эти мохнатые, лесные чудаки наверняка уже поджидают нимф у озера.

И в самом деле! Только мы вышли на берег озерца — из кустов выглянули две рогатые физиономии. Мрачно посмотрели на амазонок, окинули вожделенным взглядом нимф и опять исчезли.

А амазонки, оказывается, отличные пловчихи! Антогора с Охотой наперегонки с такой скоростью разрезают воду, что мне по берегу пришлось бы бежать, чтобы быть им вровень. Нимфы же, брызгаясь, с удовольствием бултыхаются на мелководье. После купания начинается священнодействие расчесывания роскошных, длинных волос. Клития сосредоточенно заплетает волосы Охоты в косички с цветами. После чего амазонка сама становится похожей на нимфу. Чем-то ужасно мирным, домашним и романтичным веет от всей этой сцены. Лежу на боку и мечтаю, чтобы это сказочное действо не кончалось никогда. Но…

На вилле, оказывается, нас уже ждут. Александр стоит на террасе и смотрит в сторону сада, через который мы с девочками возвращаемся с озера. Машет рукой. Встречаемся в библиотеке. Сердечные приветствия наперебой, после которых Ферида и Охота отправляются к Мару — помогать готовить праздничный обед по случаю явления хозяина местному народу. Антогора же, как обычно, представила обозрению свою изящную позу лежания на кушетке.

— Ну, что тут у вас интересного происходит?

— Да особо примечательного ничего, но вот кое-какие неприятности издалека нас не миновали.

— Рим?

— Он самый, но не относительно тебя лично.

— Непонятно. Давай подробнее и о неприятностях поосторожнее, чтобы не нанести мне душевной травмы. Сам знаешь — человека тонкой души вроде меня подготовить надо. Хотя и сам вижу. Дом стоит, все целы — стало быть, неприятности не катастрофические.

— Ладно, тогда и будем говорить о пустяках. Антогора, не ухмыляйся! В общем, Октавиан чуть не сделал тебя нищим.

— Вот-вот, правильно. Так-так, потихоньку, издалека и подводи.

— Пришлось применить все мои таланты интригана и лицедея, чтобы свести потери к минимуму. Означенный правитель удумал надавить на амазонок. И притом так, чтобы у них не осталось никакого выхода, кроме одного — согласиться стать на сторону Октавиана против Антония. Сам понимаешь, что амазонки нужны Октавиану не как политическая поддержка, а как активная, действующая военная сила. Вряд ли его побеспокоили бы потери амазонок в стычках с Антонием.

Антогора перестала улыбаться, помрачнела и присела на кушетке.

— Эти сволочи друг друга стоят. Что один, что другой, — сквозь зубы процедил Александр.

— Антогора, расскажи Александру про визит Астерии.

Антогора хорошая рассказчица. Описала всё по порядку и ничего не упустила.

— Значит, — подвел итог Александр, разглядывая карту владения, — четыреста квадратных миль отличных земель за две тысячи золотых. По пять золотых за милю вместо как минимум десяти. Либо ты гениальный переговорщик, либо они круглые идиоты. Второго точно не может быть. Фульвия и Ульпиана я давно знаю. Не зря ты у нас в Доме нарасхват. Ладно — передачу владения племени Антиопы как-нибудь сделаем. Что ты сам думаешь по поводу развития событий?

— Ситуация может сложиться неважная в случае победы Октавиана. Он вряд ли простит провал своей затеи с амазонками. Даже если и идея была не его. Надо подстелить соломки. На оформление сделки с амазонками нужно пригласить Ульпиана. Пусть он убедится, что здесь не сговор с амазонками, а чисто меркантильное дело. Купили у Фульвия владение за пятьдесят тысяч денариев, а продали амазонкам за семьдесят или больше. Тогда Октавиану злиться не на кого. Случайная торговая сделка, а не умысел против него. Пусть злится на Фульвия за жадность. Взял да сразу продал подарок правителя!

— Пожалуй, и Ульпиан, если это его затея с амазонками или данное ему поручение, то он никогда не признает, что его обвели вокруг пальца. Следовательно, и меня начнет защищать. Ему некуда деваться. Сделку-то с амазонками он не сможет сорвать.

— Вот-вот.

— Отлично! Так и сделаем. Антогора, с утра отправь Фериду в племя с приглашением Антиопе. Через четыре дня она должна быть здесь на передаче владения. А ты, Сергей, напиши письмо Ульпиану, пока он не уехал из наших мест. Пусть посетит нас тоже через четыре дня. Мол, к этому времени я вернусь к себе на виллу. Фульвий его присутствие еще потерпит.

* * *

Антиопа в сопровождении Фериды, Астерии и еще двух охранниц — Миды и Фалестры — прибыла не через четыре дня после отъезда Фериды, а через два. Ферида встретила их на середине пути. Как только Астерия приехала домой с хорошими известиями, так ее мать мигом собралась и отправилась к нам без всякого приглашения.

Антиопа — женщина на вид лет сорока или чуть больше. Нельзя даже сказать, что сохранившая следы былой красоты. Нет — привлекательность как была, так и осталась при ней. И даже шрам через левую щеку ее не портит. Не знаю даже, как сказать. Просто черты лица слегка огрубели, что ли. Да и в поведении ощущается изрядная недоверчивость ко всему незнакомому. Но это понятно. Однако когда она изредка улыбается, то от ощущения суровости характера не остается и следа. Я бы не сказал, что она атлетического сложения. Такая же, как и все девочки. Стройная и тренированная.

С Александром они коротко обнялись.

— А это, как я понимаю, Сергей, — осторожно пожимая мне руку, утверждающе-вопросительно констатировала главная амазонка племени. — Астерия рассказывала. Да и других мужчин, кроме Маара, поблизости вроде не видно. Привет, Мар!

— Здравствуй, Антиопа. Тебя побаловать, как в прошлый раз? Ранние баклажаны есть.

— Это будет здорово!

Весь график питания в доме сбился. Завтрак прошел.

Для обеда слишком рано, а гостей накормить надо. Правда, гости без аристократических притязаний и с удовольствием устраиваются за нашим обычным столом рядом с кухней. Мар без церемоний загружает всех прибывших, включая Антиопу, работой по самообслуживанию. Мы оставляем их на попечение повара и все уходим в библиотеку. Наши девочки чем-то озабочены.

— Вы чем-то расстроены? — спрашивает Александр.

— Мида и Фалестра, — отвечает Охота.

— Что Мида и Фалестра?

— Они должны нас сменить. Это еще в прошлом году намечено.

— Но ведь вам еще два месяца осталось.

— Осталось. Но и Антиопа, наверное, не зря взяла их с собой, и Астерию тоже.

— Да и вообще, — добавила Антогора, — мы бы с удовольствием остались здесь и еще на год.

— Думаете, нам всем вместе не удастся уговорить Антиопу, чтобы она оставила вас здесь? — поинтересовался я.

— Не знаю. Порядки у нас строгие. Если Антиопа скажет слово, то отменять его никогда не будет. Она считает, что девочки здесь теряют подготовку. Потому и смена каждый год. А сейчас может произойти и раньше. Раз уж по обстоятельствам предводительница племени оказалась здесь.

— Давайте не будем расстраиваться раньше времени. Раз Антиопа своего слова никогда не отменяет, то нужно ее опередить и не дать чего-то безвозвратного произнести. Это с одной стороны. А с другой — нужно показать, что подготовку вы здесь не теряете. Тут что-нибудь придумаем.

— Я полагаю, — задумчиво произнес Александр, — если Сергей возьмется за дело, то непременно вас выручит. Только выполняйте все буквально так, как он говорит. Мне бы тоже хотелось, чтобы вы остались. Привык к вам.

Снизу послышались голоса поднимающихся в библиотеку закончивших трапезу амазонок.

— Антиопа, — начал Александр, — тебе придется задержаться здесь на несколько дней. Сергей объяснит, почему.

— Дело в том, — продолжил вступление Александра я, — что передачу владения вашему племени нужно представить как обычную сделку купли-продажи. Тогда у Александра не возникнут разногласия с Римом. Астерия тебе, наверное, сказала, что за давлением на вас кроется интрига Октавиана.

— Говорила. И Антогора тоже рассказала всё поподробнее.

— Вот и хорошо. Торговая сделка требует времени на подготовку. Скажем, на поездки между вашим племенем и домом Александра, чтобы договориться. Юрист, которого мы пригласили оформить и засвидетельствовать сделку, принимал участие в интриге против вас. У него не должно появиться ни малейшего подозрения о сговоре между нами. Поэтому и нужно выждать хотя бы пару дней. Ведь до вас должна была дойти весть, что владелец земли сменился. Потом вам нужно добраться до нас и договориться. Понимаешь?

— Конечно. Что делать, — подождем.

— Чтобы всё было еще убедительнее, Александр вместе с документом на владение передаст вам расписку, что получил от вас в оплату сделки семьдесят пять тысяч денариев. Надеемся, что всё пройдет гладко. Но этот юрист — Домиций Ульпиан — не знает, что здесь у Александра служат амазонки. И узнать этого Ульпиан не должен ни в коем случае. Поэтому Антогоре, Фериде и Охоте придется переодеться в одежду крестьянок. Вот вроде пока всё.

— Понятно, — со вздохом подтвердила Антиопа, — интрига против интриги. Я бы этому Ульпиану за его фокусы…

— Я бы тоже, но придется отпустить с миром. И еще вот что. У нас с Александром к тебе большая просьба.

— Всё, что захотите, а мы сможем! Нам с вами никогда не рассчитаться за то, что вы для нас делаете.

— Нет, Антиопа, так дело не пойдет. Между нами могут быть только отношения чисто дружеской выручки. Поэтому ни о каких обременяющих дружбу долгах и обязательствах и мыслей не допускай! Иначе это будет уже не дружба. Согласна?

— Согласна.

— Так что просьба у нас есть, но совсем не обязательно ее выполнять. Смотри сама.

Антиопа искоса взглянула на Александра. Он кивнул ей, поддерживая мои слова.

— Так что за просьба? Что-то вы ее обставляете как-то странно.

— Ничего странного. Просто мы представляем ваши обычаи и порядки, и хотим попросить немного их нарушить. Твои девочки очень хорошо тут освоились и с хозяйством, и с делами, и с охраной. Мы с Александром просто не нарадуемся. Не смогла бы ты через оставшиеся им служить два месяца оставить их тут еще на год? И они вроде тоже не против.

— Еще бы им быть против! Здесь же отдых! Не то, что дома. Я бы нисколько не возражала, если бы они за год здесь не теряли силы и ловкости. Я о них же забочусь, а вовсе не потому, что какая-то вредная.

— Не знаю — глядя на их каждодневные тренировки, не сказал бы, что девочки могли бы потерять ловкость. Впрочем, можешь проверить. С тобой же есть три девочки прямо из дома. Пусть вшестером пробегутся наперегонки через лес. Для бега в лесу большая ловкость нужна. Сама знаешь. Если Антогора, Охота и Ферида отстанут, то и заберешь их.

Чёрт — Антогора чуть не давится от смеха. Не выдала бы себя! Хорошо, что Антиопа стоит к ней спиной.

— А что — хорошая идея! И мне самой ничего решать не нужно.

Антиопа оборачивается к своим подопечным, но Антогора уже подавила веселье и состроила испуганную физиономию. Глядя на нее, и Охота с Феридой быстренько изобразили на лицах беспокойство. Но сказано — сделано. Все девочки в сопровождении Александра отправляются к выходу в лес, а мы с Антиопой устраиваемся в саду, где кросс должен закончиться. Видим, как Александр дает сигнал — и амазонки скрываются среди деревьев. Первой из леса в сад вылетает Охота и буквально вслед за ней — Антогора и Ферида. Мида и Фалестра отстали примерно на четверть дистанции, а Астерия вообще выходит к нам, прихрамывая.

— Вот, видали! Моя тренировочка! — раздается голос у нас за спиной.

Габор! Принесла его нелегкая! Стоит и радуется, несказанно довольный собой. Антиопа удивленно на него оглянулась, а затем вопросительно уставилась на меня. Украдкой показываю фавну кулак.

— А я что — я ничего, — бормочет Габор и на всякий случай ретируется подальше.

— Что-то уж очень похоже, что ты, Сергей, меня как-то вокруг пальца обвел, — с подозрением говорит мне Антиопа. — Недаром, видно, девочки тебя хитроумным называют.

— Антиопа, ты не обижайся. Уж очень нам с Александром хочется, чтобы ты оставила Антогору, Охоту и Фериду еще на год. Серьезно — Александру без них трудно будет.

— Так меня уговаривать уже не нужно. Всё ведь решилось в беге. Правда, не совсем, кажется, само собой. Ты, похоже, где-то сжульничал, но уж пусть остаются. Ты лучше скажи мне, что это мохнатый и рогатый говорил про какую-то тренировочку.

— Всё очень просто. Фавны любят подсматривать за девочками, когда те по утрам занимаются гимнастикой. А твоим красоткам это не нравится. Вот они и гоняются за фавнами по лесу, чтобы их отлупить. Ну, и натренировались скользить между деревьями. У тех красавиц, что ты привела с собой, шансов победить просто не было.

Все амазонки с удивлением уставились на дико хохочущую предводительницу. Видимо, такого зрелища им раньше никогда наблюдать не доводилось.

— По какому поводу веселье? — нарисовался рядом с нами Александр. — Давайте-ка пойдем на озеро.

Ферида по пути опять забежала за нимфами. Так что живописность компании снова была на высоте. Амазонки смешались с нимфами, Александр с Клитией расположились в сторонке от всех, а Антиопа после купания улеглась рядом со мной всё еще изящными голыми ягодицами вверх.

— Знаешь, Сергей, что хотелось бы тебе сказать. Я была намерена забрать с собой Охоту, Фериду и Антогору совсем не только по причине утраты ими силовой формы. Нам ведь нужно думать и о продолжении рода. А девочки уже в том возрасте, когда им пора стать матерями.

— Да, я слышал о ваших своеобразных традициях на этот счет.

— Своеобразных? Может быть. Но очень давних и помогающих нам выжить. Осенью к нам на несколько дней придут мужчины, которых я отобрала и пригласила для совершения таинства продолжения рода. Охота, Ферида и Антогора должны бы были… В общем, и так сам понимаешь, что именно они должны бы были. Я тоже когда-то принимала участие в этом совсем не как предводительница племени. Кроме Астерии у меня еще три дочери здесь и два сына где-то далеко с отцами. Не знаю где.

— Так в чём беда? Пройдут это ваше таинство не в эту осень, а в следующую.

— А я вот подумала: почему бы им через год не вернуться отсюда домой уже беременными? Чем ты и Александр хуже тех мужчин, которых я приглашаю на таинство продолжения рода?

Я просто обалдел и на некоторое время потерял дар речи. Когда язык снова обрел способность шевелиться, выдавил:

— Ты это серьезно?

— Конечно. Правда, на Александра надежда слабовата — у него Клития. Но ты-то ведь свободен.

— Извини, мне надо хоть немного прийти в себя. Не каждый день сваливаются на голову такие необычные и заманчивые предложения. А если они откажутся?

— Как это откажутся? Я им просто прикажу!

— Вот уж нет! Если я и приму твое предложение, то только на случай их добровольного согласия. Не надо их к чему-то принуждать. Я сам, когда подойдет время, их спрошу.

— Как хочешь, но я на тебя надеюсь. Вдруг и дети хитроумные в тебя или сообразительные в Антогору пойдут. Нам такое потомство очень нужно!

А я вспомнил недавний ночной визит Антогоры. Тогда было два месяца до конца срока их службы. Может быть, они и сами додумались до затеи, которую сейчас изложила мне Антиопа?

* * *

Два дня пролетели незаметно. На третий прискакал слуга Фульвия с письмом от Ульпиана. Правовед просит его извинить, если он прибудет не с утра. Когда прибудет — не уточняет. Ладно — это не так уж важно. Сидим после обеда с Антогорой на кушетке в библиотеке и наблюдаем, как Александр и Антиопа разбираются с лекарствами, которые притащены Александром из Питера. Много всего. Где он только их берет? Их же без рецепта не дают.

— Нет, так не пойдет, Антиопа. На каждой коробочке, на каждом пакетике своей рукой и подробно пиши, для чего и как принимать или применять. Чтобы уж никакой путаницы. Я, конечно, понимаю, что меч тебе ближе пера, но тут дело такое, что никому перепоручать нельзя. Антогора? Что Антогора? Ах, пусть Антогора пишет? Не знаю, просто мученье мне с тобой иногда. Ладно — пусть Антогора пишет, но ты мне вслух прочтешь каждую надпись. Я должен убедиться, что потом не получится, как в прошлый раз. Когда ты спутала мочегонное со слабительным.

— Но никто же не умер.

— Разве что. Но ты просила принести снадобья и для детей. А вот если их перепутаешь, то ребенка можешь и убить. И еще раз предупреждаю: не применяй снадобий, которые у тебя залежались больше года. Выбрасывай. Лучше я тебе свежих притащу. Некоторые снадобья если перележат, то становятся ядовитыми. Поняла? Надо бы кого-нибудь из вас научить делать уколы. Многое бы проще стало. Так, про хранение я тебе уже в прошлый раз говорил, и опять без толка. Хранить в земле — это не значит закапывать в землю. Просто в земле прохладнее. Для того и делают погреба. Что, Антогора?

— Кто-то едет. С дороги. Может, ваш Ульпиан?

Девушка по привычке резво соскочила с кушетки и чуть не грохнулась на пол, запутавшись в длинной женской одежде.

— Ну, что ты будешь делать! Не прыгай. Ходи медленно, степенно, а то Ульпиан не поверит, что ты крестьянка. И остальным это скажи. Вы и так ростом не очень-то на крестьянок похожи. Сутультесь, пригибайтесь. Впрочем, ваше присутствие вряд ли потребуется при разговорах с Ульпианом. Просто есть прислуга в доме и всё.

Это и в самом деле оказался Ульпиан. Оживленный и подвижный. Видно, неплохо отдохнул на вилле Фульвия!

— Аве, Александр! Аве, Сергей! Вот и я.

— Аве, Домиций! Как здоровье? Проходи в библиотеку. Присаживайся.

— Спасибо, Александр. Я как раз уже в Рим собирался, когда пришло письмо от Сергея. Отправлюсь теперь прямо от тебя. Давно не виделись. В Риме совсем не бываешь. Тем более приятно тебя встретить.

— А что там в вашем Риме делать? Ждать, пока одна или другая партия в борьбе за власть на всякий случай мне башку оторвет? Так, просто — чтобы вдруг к противникам не примкнул. Почему-то в Риме никто в нейтральность не верит.

— Да нет, иногда верят. Только вот держащихся в стороне всегда немного. Соответственно, они слабы и защищать их никто не будет. Очень заманчиво поживиться за счет слабого. На этом вся Империя держится.

— Узнаю твою откровенность, Домиций. Из твоих же слов следует, что в Риме мне появляться опасно. Кто угодно возжелает поживиться за мой счет.

— Присоединяйся к Октавиану — и тебе нечего будет бояться.

— Ты уверен? Впрочем, надо подумать. Ты сам вроде бы никогда не присоединялся к проигрывающим. Опытен и дальновиден. Завидую! Мне бы твои таланты, но у меня их нет. Так что приходится выкручиваться в силу собственного разумения. Да и мой друг Сергей, с которым ты уже знаком, иногда полезное подсказывает.

— Твой друг довольно толков и настойчив, Александр. Только в присланном им письме не сказано, что за сделку и с кем ты будешь заключать. Как-то туманно.

— Туманно? Как раз это-то понятно. Меня тут не было, и он не мог знать, соглашусь ли я на сделку, которую он затеял, или нет. В любом случае я рад бы был видеть тебя, Домиций. Хоть в качестве юриста, хоть в качестве гостя.

— Так что за сделка-то и с кем?

Ульпиан начал оглядываться, словно в поиске второй стороны в сделке. Его глаза наткнулись на тихо сидящую в углу Антиопу. Нетрудно распознать амазонку по одежде и осанке. У Ульпиана удивленно слегка приподнялись брови, но не более того.

— Познакомься, Домиций. Это Антиопа — предводительница амазонок, которых вы с Гнеем Фульвием подарили мне вместе с новым владением. Я не против. Сделка есть сделка. Она выгодна для меня, даже если земли, занятые племенем, исключить из пользования.

Тут другой вопрос. Слишком много земли. Мне столько не требуется. Сергей говорит, что он это сразу сообразил и даже высказал вам с Гнеем сомнение, что такое владение очень меня обрадует. Поэтому, как только вернулся от Фульвия домой, отправил в племя известие о смене собственника владения и необходимости переговоров о положении племени.

— Что же — вполне разумное действие.

— Я тоже так думаю. Когда я вчера вернулся домой, Антиопа меня уже ждала. Мы всё обсудили. Хотя что это я говорю «всё». Она приехала с предложениями со своей стороны. Их-то и обсуждали. Я почти согласился. Уж очень всё просто и выгодно для меня. Но вот ты сейчас напомнил мне о Риме, и я думаю, кое-что придется изменить в достигнутом вчера. Антиопа, тебе там в углу хорошо слышно? Может, пересядешь поближе?

Антиопа встала и пересела в кресло, стоявшее рядом с Ульпианом.

— Антиопа, — продолжил Александр, — предложила от имени племени выкупить у меня владение.

Ульпиан помрачнел и спросил:

— За сколько?

— За сто тысяч.

— За сколько!?

— За сто тысяч денариев. Ты что, плохо слышишь, Домиций?

— Нет, прекрасно слышу. Сумма удивляет. Думаешь, у них есть такие деньги?

— Я их уже получил. Только расписку еще не написал. Теперь, после твоих напоминаний о Риме и римском политическом идиотизме и подлости, думаю, речь в сделке с племенем амазонок пойдет о совсем других деньгах.

Антиопа вскочила в возмущении.

— Александр! Как ты можешь! Мы же вчера договорились!

— Подожди возмущаться, Антиопа. Я еще не закончил.

Послышались шаги, и в библиотеку, переговариваясь, ввалились Астерия, Мида и Фалестра. Антиопа шикнула на них и взглянула на Александра. Тот согласно кивнул.

— Можете присутствовать, но тихо, — сказала девочкам Антиопа и указала кивком головы на кушетки у стены.

Ульпиан проводил взглядом эту троицу, излучавшую здоровье и силу, и озадаченно повертел головой. Спросил Антиопу:

— У вас в племени все такие красавицы?

— Все.

— Поразительно. И вправду каждая может устоять против десяти солдат, как говорит молва?

— Нет, обычно только лишь против пяти. Против десяти — это уж если их очень разозлить. Александр, продолжай!

— Так, о чём я? Да, вчера мы договорились, что я вам уступаю всё владение целиком. Сегодня я хочу оставить себе небольшой кусочек от него. Две на две мили. Этого хватит и для дома, и для хорошего хозяйства.

— И только-то? — спросила Антиопа. Я уж было подумала, что речь пойдет о чём-то большем. Всё владение даже для нашего племени великовато. Ты меня успокоил.

— Вот и хорошо, но это не всё. За триста девяносто шесть квадратных миль земли я возьму с вас не сто, а семьдесят пять тысяч денариев. Двадцать пять вы увезете обратно как плату за пожизненную охрану моего соседства с вами. Пожизненная — это имеется в виду до моей смерти. А также я потребую от вас, Антиопа, послесмертного обязательства.

— А это еще что за штука?

— Простая и вполне доступная вам штука. Если я умру насильственной смертью, то вы обязуетесь наказать виновных в моей смерти.

— Месть, что ли?

— Она самая.

— Странные вещи ты говоришь, Александр, — удивилась Антиопа. — Договор на месть составить нельзя — противозаконно. Это даже я понимаю.

— Ты правильно понимаешь, — подтвердил Ульпиан и не преминул при этом уколоть: — Хоть и женщина.

— Неважно, — ответил Александр. — Мне достаточно твоего устного обещания. Ведь вы их никогда не нарушаете.

— Да, обещание я тебе могу дать, — подтвердила Антиопа, — и племя его выполнит.

— Очень хорошо. Вот тебе, Домиций, и забота — прямо сейчас составить купчую на землю, договор об охране и расписку. А мы с Антиопой посидим над картой и прикинем, где бы удобнее приткнуть мое новое поместье. Чтобы было удобно и не мешать друг другу. Придется-таки большое угодье искать в каком-нибудь другом, более спокойном месте.

— А зачем тебе искать в другом месте? Продавал бы не всё. Вот и Антиопа говорит, что и для них земли слишком много.

— Сергей этого делать не советует, а почему — не объясняет. Я же привык ему доверять.

Вопреки ожиданиям Ульпиан совершенно спокойно уселся за составление документов. И в самом деле — чувствуется его большой опыт в составлении всяких заковыристых текстов. Меньше чем через два часа всё было написано и подписано. Получив свою мзду в пятьдесят золотых, крючкотвор засобирался уезжать.

— Домиций, а ужинать? Да и какая сейчас поездка в Рим, как ты собирался? Ты же до темноты не успеешь доехать до первого постоялого двора.

— Ничего, я сейчас вернусь к Фульвию. Забыл там кое-что у него.

Я вышел проводить его.

— Странная сделка, Сергей. Хотя и совершенно законная. Закон не запрещает быть стороной сделки любой группе непоименованных людей. Племени в том числе. Ты что — рассказал Александру о своих догадках относительно политики Рима и амазонках?

— Нет, конечно. Зачем ему это знать, а мне потом выслушивать его долгую ругань по поводу Рима? Да и мне совершенно наплевать на римские интриги. Я просто, как только с тобой и Гнеем расстался, намекнул через посыльного амазонкам, что мы не против поговорить об их будущем. И цену будущего обозначил. Но то, что они моментально прискачут, гремя деньгами в мешках, было для меня неожиданностью. Явно продешевил.

— А нанять целое племя в охрану не ты Александру подсказал?

— Какой же ты всё же недоверчивый, Домиций! Всюду тебе чудятся какие-то интриги. Это ты ему подсказал, заведя разговор о Риме. Тут Александру надо отдать должное — сам сообразил. Теперь, если он переберется поближе к амазонкам, к нему и с армией будет не подступиться. Не зря они договорились, что новое поместье Александра будет в середине земель амазонок. Видел, что за публика эти дамы? Если что, то от них не убережешься и за стенами императорского дворца!

— Однако надо же! Сто тысяч денариев с первого слова! Откуда у них такие деньги? И почему они дали их вам, а не Фульвию? Ведь Фульвий первым посылал вестника в племя.

— Откуда деньги? Понятия не имею. Но вот легкость, с которой они с деньгами расстаются, позволяет думать, что там есть еще, и много. Досадно, что я мало запросил. Мне ведь в этой сделке достанется половина от прибытка. А что касается того, почему не Фульвию, то ты мог бы и сам догадаться. Всё очень просто. Фульвий послал в племя не предложение, а приказ. Амазонки же ничьих приказов не слушают.

— Да, наверное, ты прав. Ну, что ж, прощай, Сергей. Заходи если будешь в Риме.

Слуги помогли своему хозяину взгромоздиться на лошадь, и они отбыли. Что ж — будем надеяться, что в Риме оставят Александра в покое. В библиотеке ликование. Правда, без скаканья на одной ноге и ломки мебели от избытка чувств. Антиопа не может начитаться купчей. В который раз уже, наверное, перечитывает, шевеля губами. Девочки внимательно рассматривают карту, передавая ее из рук в руки. Александр, со сверх меры довольной физиономией развалился в кресле.

— Какой удачный сегодня день, однако, — пафосно возглашает он. — Надо бы принести жертву богам. Как ты на это смотришь, Антиопа? Не пригласить ли нам Диониса? Он тут устроит чего-нибудь.

— Нет, как-нибудь в другой раз. Мы поедем прямо сейчас — на ночь. В пути и перекусим. Поспешим обрадовать и успокоить племя. А то последние дни там все как на углях. Луна в небе. Так что с пути не собьемся. Астерия, Мида, Фалестра, собирайтесь!

И в самом деле, по-военному быстро собрались и ускакали. Только пыль за ними столбом. Правда, Антиопа на прощанье успела шепнуть мне на ухо:

— Не забудь про свое обещание. Я на тебя надеюсь.

Стоим на террасе и смотрим им вслед. Что-то у девочек какой-то странно заговорщицкий вид. Охота с подозрительно невинным видом спрашивает меня:

— Сергей, а какие у городских людей бывают изъявления дружеской признательности?

— Ну, например, словесные. Такие как «спасибо» или «благодарю». Или ласковые — дружеские поцелуи…

— Знаешь, по части поцелуев мы, правда, не очень опытные, но всё же это нам больше подходит. Девочки, держите его! Не дергайся, Сергей! Больно не будет. Вот это — за меня. Вот это — за Фериду. Вот это — за Антогору. Вот это — за Антиопу. Вот это — за Астерию. Вот это — за…

Александр покатывается со смеху:

— Вы что, всё племя будете перечислять?

Охота угрожающе оборачивается в его сторону.

— Девочки, хватайте второго! Как бы он не удрал от нас.

Александр дернулся было бежать. Да куда там! От судьбы ведь не уйдешь!

* * *

Озерцо всё так же прекрасно, водопадик очарователен, а травка великолепна. Сегодня забрел сюда один, но недолго оставался в одиночестве. Приперся Габор и с независимым видом завалился в траву рядом со мной.

— Скучно что-то тут в последнее время, — посетовал он. Ни тебе событий интересных, ни праздников. Амазонки и те уехали поспешно, не угостив всех на радостях. Обидно.

— Так уж обстоятельства сложились. У них в племени дела важнее праздников здесь. Хочешь повеселиться? Тогда зови своего патрона Диониса. Он и повод найдет для веселья, и сам же его организует. Где он, кстати, сейчас, и как вы с ним общаетесь, если нужда возникает?

— Сейчас он на Горе, наверное. Где же ему еще быть? До осенних праздников в его честь еще далеко.

Тогда он сам за нами придет. А нам до него не докричаться. Вот если какую-нибудь пирушку самим организовать, то он сверху сразу увидит и явится.

Габор тяжело вздохнул и уныло посочувствовал себе:

— Вот и праздник октября у фей и гномов тоже нескоро.

— Опля, — оживился я, — это ты хорошо сделал, что вспомнил об этом! Прошлый праздник был ведь около Багдада.

— Ну и что?

— Я удивился, увидев там не только вас, но и других волшебных, божественных существ. Однако в дороге мы никого из вас не встречали. Похоже, что в разные места мы попадаем разными путями.

— Ну и что?

— Как что? Расскажи, как вы ходите в далекие страны. Может быть, и нам будет проще там же ходить. Или это у вас секрет? Я тогда у феи Розы спрошу.

— Да от тебя не секрет, вообще-то. Только наш путь не каждого на себя пускает.

— Наш тоже. Далеко идти до вашего?

— Не надо никуда идти. Он в скале слева от водопада. Пойдем!

Подошли к скале. Ни малейших признаков какого-либо входа. Ни выступов, ни контура. Травинки растут кое-где в мелких щербинах камня. Ящерица пробежала по стене и скрылась в щели. Габор двинулся прямо на стену — как раз там, где только что пробежала ящерица, и… исчез. Исчез так, как исчезал передо мной «Морской ветер», когда вошел в проход между мирами.

Габор выскочил обратно.

— Чего ты стоишь? Идем же!

— Подожди. Мне надо кое-что проверить.

Я подошел к стене и протянул вперед руку. Рука стала исчезать. Выдернул.

— Вот видишь — он тебя пропустит.

— Понятно. Совсем почти как у нас, но разница есть. Только вот еще одно дело посмотрю.

Я взял небольшой камень и швырнул его в место прохода. Камень со стуком отскочил от скалы и упал к моим ногам. Я его снова поднял и вошел в скалу. Камень остался у меня в руке. Позади, как через чистое стекло, видно озеро и берег, но звуков снаружи не слышно. Впереди вниз идет пологая каменная лестница длиной метров шесть-семь. Внизу виден свет.

— Ну, что — может, всё же пойдем вниз? — подталкивает меня в спину Габор.

— Пойдем, — отвечаю я и бросаю камень за спину. Он не вылетел наружу, а со стуком, наткнувшись на «стекло», упал на площадку перед входом. — Ладно, на обратном пути подберу, — говорю я и спускаюсь по лестнице вслед за Габором.

Внизу довольно большой, метров двадцать в диаметре круглый зал с низким куполообразным сводом. Светлый желто-коричневый камень стен и пола. Пыльно так, что видны протоптанные следы. Воздух свежий. Значит, какая-то вентиляция должна быть, несмотря на наглухо автоматически запирающиеся входы-выходы. Несколько проходов по окружности, в которых просматриваются лестницы наверх. Странно. Довольно светло, но знакомых светильников не видно. Мягкий свет исходит от верхней, центральной части купола. Над каждым проемом словно вдавлены в камень цифры от единицы до девятки. Мы вышли из проема с цифрой восемь. Я уже догадываюсь, что означают эти цифры, но для интереса спрашиваю:

— И где тут Багдад, Габор?

— Вон там, — указывает он на проем с цифрой два. — Год назад входов-выходов было меньше. Как-то незаметно прошлым летом добавился еще один.

Всё верно. И я добавился, и Ахмед впереди — как самый старый житель Дома. Раньше него, под цифрой один, может быть только вход в мир Генриха Швейцера. А в мой Верн, стало быть, ведет цифра девять.

— Сходим в Багдад, Габор?

— Нельзя. Перед входом нет знака приглашения. Значит, нельзя входить, как в чужой дом без ведома хозяев.

— Вот какой, оказывается, у вас здесь порядок! Похвально! Тогда можем сходить ко мне. Хотя лучше как-нибудь в другой раз. Я еще не знаю, куда в наших местах приводит лестница отсюда. Знаешь, что — ты можешь идти, а я тут еще поброжу, подумаю. Вижу знакомую вещь. Хотелось бы ее осмотреть.

— Ладно, тогда я пошел, — и Габор унесся наверх.

Не любопытен, однако, мифический фавн. Знакомая вещь стоит посреди зала. Вот, оказывается, куда уплыла часть машины Швейцера из нашего Дома в Питере. Та часть, от которой в Доме остались лишь ровнехонько обрезанные провода. Две стойки — две копии знакомого бронзового каркаса с шестью полками каждая. На одной из стоек все полки заставлены толстостенными стеклянными шарами со множеством электродов по всей поверхности. По двенадцать шаров на полке. На другой стойке — шесть широких медных ящиков или коробок, соединенных проводами со стеклянными шарами. Вроде больше ничего. Нет, есть еще высокая черная панель позади стоек, в которую уходят провода от приборов. Только вот обрезаны ли они там — в Доме — или же уходят в неизвестность, невидимость? Здесь они не обрезаны. Вся задняя часть панели занята рядами множества простейших и вроде бы пронумерованных выключателей. Цифр не различить из-за пыли.

Три группы стеклянных шаров тусклые, а три светятся ровным, не очень ярким и не очень ровным зеленым светом. Две работающие группы, понятно, — моя и Александра. И кто-то еще третий из нас в бегах от российской действительности. Не мешало бы и с этой части машины давно смести пыль. Так ведь ключа нет! Стойки огорожены изящной и вычурной кованой решеткой в стиле конца девятнадцатого — начала двадцатого века, запертой на замок. Опять поражаюсь предусмотрительности Швейцера. Предвидел, что машина, возможно, будет работать без него, и тут может оказаться кто угодно. Решетка, конечно, не спасение от умышленного вторжения в машину. Но строгое предупреждение неглупому человеку, что лезть сюда не надо. Если уж машина выделяет избранных по разумному характеру, то уж, наверное, дурака к себе не подпустила бы!

Долго стою и как завороженный любуюсь зеленым мерцанием стеклянных шаров. Удивительно, как это гномы прошли мимо такой интересной штуки и не попытались разобрать ее? Странные миры и странные, непредсказуемые существа.

Так, с принадлежностью входов и выходов номер один, два, восемь и девять вроде бы ясно. Кому принадлежат еще пять? И почему их всех девять? У Анны Петровны, что ли, четыре? Мне кажется, вряд ли. A-а, забыл про бывшего военного и студентку, которые не вернулись. Значит, у Анны Петровны два своих мира. Она говорила, что пропавшие жили при ней. А сама Анна Петровна поселилась в Доме позже Капитана. Капитан в Доме с детства. Тогда номер три должен вести к пиратам. Посмотрим.

Поднимаюсь по лестнице третьего прохода. Смотрю, не выходя наружу. В самом деле. Узнаваемый порт и город. Похоже, я вижу его откуда-то с вершин хребта острова Альберта. Просовываю руку наружу. Здесь всё работает. Отлично! Возвращаюсь в зал. Проверю-ка я, куда выходит в Верне девятка.

Девятка выходит из подножья горы на самом краю леса. Локтях в трехстах от выхода — знакомая водяная мельница и красные черепичные крыши построек гномов. Понятно. Пешком до города добираться далековато.

Лестница номер четыре. Сквозь проход видна очень знакомая панорама здания Двенадцати коллегий. Булыжная мостовая. Слева — здание Сената и Синода. По набережной, наверное, громыхая, проезжает карета. За ней другая, всадники. Проходит публика в одеждах восемнадцатого века. Выход наружу почти на уровне земли. Получается, что он в основании Медного всадника. Ну и место! Ни войти, ни выйти. Анна Петровна или студентка? Маловероятно, что бывший военный. Хотя чёрт его знает! Нужно смотреть дальше.

Номер пять. Вдали видна Эйфелева башня. Еще один Париж. Но этот уж точно не Анны Петровны. У нее уже есть этот город. А раз башня, то достаточно современный Париж. Выходить не буду для уточнения. Хотя вот из-за деревьев, пыхая дымом и паром, вылетает паровоз с вагонами и снова скрывается. Только дым всё дальше и дальше плывет над кронами деревьев. Паровозик-то по виду где-то конца прошлого или начала этого — двадцатого — века. Студентка? Очень вероятно. Париж времен примерно «Фиалки Монмартра» вполне в духе студентки. Тем более что и репертуар Театра музыкальной комедии в Ленинграде во время пропажи студентки был в основном классический. Было где подцепить парижские романтические мечтания студентке института культуры!

Номер шесть. Лес. Дорога. Где — непонятно. Телега с бревном. Возница в коротких штанах. Франция? Точно Франция! Только в ней по дорогам шастают всадники в коротких голубых плащах с большими крестами на груди и спине. Здесь Анна Петровна и хозяйничает. Надо бы спросить у нее: не собирается ли их компания в ближайшее время. Я бы тоже подкатил. Симпатичны они мне. И при этом все такие разные.

Поднимаюсь по лестнице номер семь. Вечереет. Накрапывает дождь. Видно, какое-то зарево со всполохами. Пожар? Но что горит, не видно за кустами. Выхожу. Выход у подножья какого-то заросшего травой и кустами обрыва. Прохладно. Вдалеке слышны взрывы и вроде бы пулеметные очереди. Огибаю кусты и километрах в двух вижу полуразрушенный и кое-где горящий город. Ну, уж это точно не студентка и не Анна Петровна! Кроме как отставному военному, такое никому не привидится. Зачем ему это понадобилось? Хотел хоть в воображаемом мире кого-то и что-то спасти, а сгинул сам?

— Подними руки и не дергайся, — раздается выше меня за спиной спокойный голос. — Повернись.

Поворачиваюсь с поднятыми руками. Вот же влип! Два автомата смотрят мне прямо в грудь. Два солдата внимательно меня рассматривают. Форма не наша и не немецкая. И на современную американскую не похожа.

— Кто ты такой и что тут делаешь? — следует вопрос тем же голосом.

Ляпаю первое, что приходит в голову:

— Местный житель — грибы собираю.

— Да? В начале июня и в таком виде? А корзина где?

В самом деле. Античная туника в этом месте и в это время выглядит по меньшей мере странно.

— Да шпион это! — говорит второй солдат. — Видишь, вырядился в бабскую одежду.

— Да, — подтверждаю я, — шпион и чтобы быть незаметным, так вырядился.

— Странный тип, — говорит первый, — отведем-ка его к майору.

— А что майор? Он всё равно прикажет его шлёпнуть на всякий случай. Так чего его куда-то тащить? Давай шлепнем прямо здесь.

— Лучше к майору, — говорю я. — Вдруг у меня есть ценные сведения?

— Поднимайся-ка ты, братец, к нам.

С поднятыми руками я пытаюсь вскарабкаться по скользкому склону. Балансировать, удержать равновесие нечем. Через несколько шагов я, поскользнувшись, валюсь на землю, качусь вниз в самую грязь и останавливаю падение, грохнувшись о толстое дерево. Сверху доносится хохот довольной представлением публики. Но это, похоже, удача. Дерево-то рядом. Медленно, со стоном и как бы с трудом пытаюсь подняться, опираясь на дерево, и быстро прыгаю за его ствол.

— Брось, парень, вылезай! Мы тебя и там достанем!

Грохот автоматной очереди и дробный стук пуль по стволу. Стоит солдатам немного сместиться в сторону — и я буду открыт для стрельбы!

Дом, Дом, где ты, Дом, чёрт тебя побери!

Стою, трясясь от нервного напряжения в своей комнате в Питере. Грязь кусками и хлопьями сползает на пол. Закрываю глаза…

Знакомый и словно спасительный лес около виллы Александра. Быстро бегу к дому и у дверей натыкаюсь на Охоту.

— Сергей, где ты столько грязи нашел? Кто тебя обидел?

Отмахиваясь, пролетаю мимо нее и удивленного, вопросительно открывшего рот Александра.

— Потом!

Влетаю в бассейн и как есть плюхаюсь в воду. Долго барахтаюсь в воде, смывая грязь и снимая напряжение. Вся публика в доме собралась здесь и внимательно наблюдает за моим бултыханием. Ждут интересной истории, а Антогора стоит наготове с полотенцем и сухой одеждой. Вылезаю из воды, сбрасываю мокрую одежду, и стою неподвижно, пока Антогора, как заботливая мама, обрабатывает меня полотенцем. Одеваюсь в сухое и облегченно вздыхаю.

— Ужинать не пора? Ферида, стаканчик граппы принеси, пожалуйста.

Публика разочарована. Как же! Увидеть спектакль в действии и не услышать никаких реплик! Обидно. Только когда тепло виноградной водки разлилось по жилам, почувствовал, что наконец-то отпустило. Нет, такие стрессы не для меня. Зато теперь я узнал, как может себя чувствовать добыча, а не охотник. Жуткое — нет, жутчайшее ощущение!

Как хорош мир и покой библиотеки! Ферида и Охота играют в шахматы. Суетятся и горячатся. А какой восторг от каждой взятой фигуры! Просто спектакль детской непосредственности! Мара тут нет. Он всё время в каких-нибудь хлопотах по дому. Трудолюбив и старателен бывший гладиатор. Антогора, как обычно, валяется на кушетке в царственной позе и прислушивается к нашему с Александром разговору. Хотя и мало что в нём понимает. Но ничего не спрашивает. Мол, не мое это дело — ваши секреты.

— Да, извозился ты где-то изрядно. Надо же! Тут в округе столько и такой грязи в это время не найти. Где был-то?

— На войне, — мрачно ответил я.

Антогора насторожила уши.

— Ты это серьезно? — забеспокоился Александр, как-то сразу почувствовав, что тут шуткой и не пахнет. — Только войны нам и не хватает.

— Война не здесь и сюда не выйдет, дай Бог, но сам по себе факт тревожащий. Помнишь, что у нас в Доме в машине не хватает некоторых узлов? Тех, где провода как ножом обрезаны?

— Конечно, помню.

— Я нашел эту пропажу.

— Здесь?

— Ну, здесь-то, наверное, не здесь, но отсюда ход к пропаже имеется.

— Надо скорее посмотреть!

— Не сейчас же, Александр. Поздно уже куда-то идти. Да и уборку там нужно сделать. Завтра с утра уж. Девочек с собой возьмем.

— Вот незадача! Завтра должен вестник из Рима приехать. Нужно его принять.

— Оставим здесь Фериду и Мара. Пусть придержат посланца до нашего возвращения. Антогора, ты слушаешь?

— Да.

— Завтра ты и Охота пойдете после завтрака с нами. Работа будет большая. Возьмете палки и тряпки для мытья полов, бадьи для воды, щетки для пыли. В общем, всё, что нужно для уборки.

— Понятно.

— О том, что вы там увидите, никто не должен знать. Даже Антиопа. С Феридой только можете поделиться. Слушай, а твои подруги не передерутся из-за шахмат? Я вижу, у них что-то уж очень горячий спор пошел из-за белого слона.

— А у них всегда шахматы шумом кончаются. Кто бы ни проигрывал. Я всё поняла, Сергей. Завтра утром большая уборка не дома.

— Вот-вот, именно — не дома.

* * *

Громыхая бадьями и цепляясь палками для половых тряпок за деревья и кусты, наш отряд благополучно прибыл утром к подножью водопадной скалы.

— Вот сюда, — сказал я и ткнул рукой в скалу.

Девочки ахнули и поежились, увидев, что у меня не стало половины руки. Но оживились, убедившись, что рука-то на самом деле цела. Охота потыкала пальцем в скалу и чуть не сломала ноготь.

— Да, — подтвердил Александр, — без нас вам туда не войти.

Взял Охоту за руку и исчез вместе с ней в скале. Антогора вцепилась мне в плечо и зажмурила глаза. Так и вошли.

— Можешь открыть глаза и посмотреть назад.

Антогора посмотрела вниз на лестницу, обернулась, увидела выход к озеру и, машинально сделав два шага к нему, уперлась лбом в невидимую преграду.

— Храните меня, Боги! Ну и чудеса!

— Вот видишь? Будешь себя плохо вести — брошу тебя здесь, и умрешь с голоду.

— А кто же тогда после купанья тебя обтирать будет?

— Тоже верно — значит, не брошу. Идем!

Александр и Охота рассматривают кусочек чуда техники за оградой и саму ограду. Антогора присоединяется к подруге, а я оттаскиваю Александра в сторону.

— Видишь эти номера над проемами? Первый ведет в мир Швейцера, а девятый — в мой. Если по порядку, то за Швейцером идет Ахмед, потом Капитан, Анна Петровна, пропавшая студентка, снова Анна Петровна и вот седьмым — исчезнувший военный. Туда-то я вчера заглянул и чуть не поплатился своей драгоценной шкурой за любопытство.

Поднялись с Александром по лестнице. Всё тот же моросящий дождь. Дым невидимого за кустами пожарища вроде бы стал еще гуще. Впереди несколько больших грузовиков стоят у дороги. Двойная цепь вооруженных солдат проходит мимо и скрывается из вида. Меня, что ли, со вчерашнего дня ищут?

— За кустами горящий город. Судя по тому, что вчера я слышал взрывы и стрельбу не только по себе, война идет нешуточная и со случайными визитерами там не склонны разбираться и церемониться.

— Может, замуровать этот проход, чтобы никто туда случайно не выскочил? — спросил Александр, когда мы спустились в зал.

— Я тоже об этом подумал.

— Слушай, а как ты обнаружил это место?

— Габор показал. Я же тебе как-то упоминал, что волшебные существа разных миров как-то могут собираться вместе. Вот через это место и ходят друг к другу.

— А Клития мне ничего не рассказывала.

— С чего бы ей рассказывать? Ты для нее обычный человек. С некоторыми странностями, но человек. А это место — их секрет.

— Пожалуй. Что делаем-то?

— Девочки, мы сейчас с Александром принесем чистой воды, а потом будем уносить грязную. Начинайте с лестниц. Если увидите что-то странное, то не пугайтесь. Сюда никто из людей снаружи войти не может. Кроме некоторых — слабых и безобидных вроде нас с Александром. Которых можно безнаказанно целовать без их согласия. Пошли, Саша, за водой, а потом будешь чистить ограду, а я схожу за слесарем. Машину почищу сам.

Гном Арзон попался мне навстречу, как только я прошел мимо мельницы. Удивленно уставился на меня, даже забыв поздороваться.

— Ты что, Серж, пешком гуляешь по лесам? Не от дороги идешь. За музыкой?

— Здравствуй, Арзон. Нет, не гуляю и не за музыкой. Помощь твоя нужна. В подземном зале нужно открыть, а потом закрыть замок.

Арзон сразу понял, о каком замке речь.

— Ты уверен, что можно?

— Не только можно, — отвечаю, — но и нужно. Только не убеждай меня, Арзон, что проходя мимо такой странной штуки, у тебя не появлялось искушения поковыряться в ней. Ты уже, наверное, прикидывал, как бы можно было и решетку открыть.

— Появлялось, — лукаво улыбнулся старый гном, — но фея Роза настрого запретила. Она всегда знает, чего ни в коем случае делать нельзя. Но ты, похоже, знаешь, что делать можно. Постой здесь. Я инструмент возьму.

Через минуту появился с небольшим сундучком в руке.

— Пошли.

Замок сдался взломщику буквально за две минуты.

Арзону бы с Багдадским вором посоревноваться! Интересно, кто бы победил?

— Есть еще одно важное дело, Арзон. Видишь этот проход с цифрой семь?

— И что? Мы туда не ходим. Знака приглашения нет.

— И не будет, слава богу! За этим проходом идет война. Большая война. Люди убивают друг друга.

Арзон помрачнел.

— Война — это очень плохо.

— Плохо. Нельзя допустить, чтобы кто-то хотя бы и случайно туда зашел.

— Понимаю. Ты хочешь, что бы мы как-то закрыли выход туда?

— Да, нужно его наглухо замуровать. В той стране нет волшебных существ, и гости оттуда никогда не придут. Если хочешь, можешь взглянуть, но выходить нельзя.

Всё тот же моросящий дождь. Машины уже уехали. Солдат не видно. Арзон долго смотрел на столбы дыма. Потом всё же решился. Осторожно выглянул наружу, прислушался и принюхался.

— Что там горит?

— Большой город.

— Зловещее место. Нужно звать и эльфов. Пусть камни таскают. Я пошел за помощью, — и Арзон исчез в проходе номер девять.

На всю работу ушла почти половина дня. Зато зал и лестницы блистали чистотой, а лестницу номер семь скрыла свежая каменная кладка. Блистала и машина, и ограда вокруг нее. Когда я чистил панель позади машины, то обнаружилось, что пронумерованных маленьких выключателей на ней рядами ровно шестьсот и один побольше — в сторонке от рядов. Мы с амазонками и эльфы с гномами собрались в середине зала. Ждали, пока Арзон налюбуется машиной вблизи. Гномы и эльфы с интересом и опаской поглядывали на огромных по сравнению с ними амазонок. Арзон несколько раз обошел вокруг машины и даже приложил ухо к медным ящикам.

— Интересная штука, — заключил он, — а для чего она нужна, Серж?

— Если машина перестанет работать, то этот зал исчезнет. Так что фея Роза совершенно права. Трогать в машине ничего нельзя. Запирай ограду, Арзон. Расходимся по домам.

Пока шли к вилле, я размышлял о странности проходов между нашими мирами. Здесь обычный и даже не совсем обычный, вроде амазонок, человек в проход войти не может. А вот между вернскими и пиратскими морями ходи, сколько хочешь, туда-сюда беспрепятственно. Странно как-то. Может, дело в том, что здесь находится сама машина, и это так организована ее защита?

Гая — посыльного из Рима — слушали на кухне за едой.

— Ну, что, Гай, какие гнусные вести привез ты нам из гнусного Рима? — спросил Александр.

— Разные, хозяин. Ваша любимая кошка спуталась с каким-то соседским ублюдком и принесла шестерых будущих уродов. Утопили.

— Вот, видал, Сергей, ради каких важных известий у нас шлют гонцов за несколько дней пути? Всё твои шуточки, Гай? Давай, что ты там привез на самом деле.

— Твои друзья, хозяин, — Марк Ювенций и Ливий Флакк просили передать, что политический перевес сейчас образовался у Октавиана, а военный пока так и остался у Антония. Они оба, похоже, не знают, как в такой ситуации поступить, и не делают против друг друга ничего. Есть сведения, что между ними идут переговоры о совместном правлении. Когда я проезжал через Абруццо, то не увидел вокруг лагеря Антония обычных постов. Это может означать, что легионы Антония не ждут нападения и сами не собираются на кого-то нападать.

— Это всё?

— Нет. Ливий просил еще передать, что по слухам в переговорах Октавиана и Антония велась речь о проскрипциях. Правда, неизвестно в отношении кого.

— Вот хуже такой новости трудно что-нибудь придумать.

— А в чём дело с этими проскрипциями? — поинтересовалась Антогора.

— Видимо, противники решили расчистить политическое поле. Сторонников друг друга в эти списки смертников они включить не могут — альянс не состоится. Но вот могут включить кого угодно другого из соображений, чтобы тот не примкнул к противнику. Тогда политическое равновесие сохранится. Со многими так можно расправиться чужими руками. Слава Суллы не дает им покоя, что ли? Очень скверная ситуация складывается. Хочешь или не хочешь, а в Рим ехать придется. Надо как-то не дать довести дело до проскрипций, а то и нам несдобровать! Можно было бы, конечно, скрыться в краях амазонок, но ведь это поместье разорят вчистую! Ты со мной, Сергей?

— Без Антогоры и Охоты я не поеду.

— Хорошо. Тогда себе я возьму Мара и Фериду. А кто будет дом охранять, если мы всех заберем?

— Двери запрем, а фавнов попросим, чтобы снаружи присматривали. Или, может, дать им ключи? За доступ к кладовкам они что угодно для тебя сделают!

— Антогора, поговори с фавнами и дай им ключи, если согласятся охранять дом. Нас не будет с неделю, если не больше. Ладно — завтра утром выезжаем.

* * *

Утренние сборы были короткими. Впрочем, и собирать-то было почти нечего. Александр выдал каждому по две горсти серебра. Мало ли — вдруг понадобится. Вот и все сборы. Амазонки осмотрели свои доспехи. Если называть доспехами длинные кольчужные рубашки, подшитые кожей, которые они взяли с собой. Взяли и почти всё оружие, а прочее — нательное железо и щиты — оставили дома.

Через два дня Вечный город встретил нас теснотой и многолюдьем узких улиц. Охота ехала впереди, рассекая с невозмутимым видом своим громадным конем суетливую толпу и прижимая людей к домам сразу по обе стороны улиц. Нам вслед за ней уже проталкиваться легче. До улицы Аргилет, где стоит дом Александра, казалось, невозможно было бы вообще проехать верхом из-за обилия народа. Однако пробились под возмущенные крики сбитых с ног и помятых людей. По сравнению с римской рыночной кашей, восточный базар показался бы почти безлюдным.

— Эта улица — центр римского рынка, — пояснил Александр. — Здесь всегда так в первой половине дня, когда народ выходит за покупками. Там дальше — Форум и императорский дворец. А вон и мой дом. С улицы к нему сейчас трудно подступиться. Обычно заезжаем через проулок во двор. Так и конюшни там. С улицы подъезжают гости.

— А я вот вижу и громаду Колизея. Хотя он должен бы появиться лет на пятьдесят позже. А, Александр?

— Какая разница, когда он должен бы появиться? Главное, что он есть при мне. Рим без Колизея — не Рим! Сводить тебя на гладиаторские бои?

— Еще этого не хватало! Не понимаю: что может быть привлекательного в созерцании смертоубийства.

— Это не только зрелище, но и место важных встреч и разговоров. Однако вот мы и дома.

Нас встречает Панкратий — управляющий. Городской дом Александра под стать вилле. Правда, не такой большой, но комфортный и богатый. Не знаю, как его друзья и гости смотрят на нетрадиционный антураж убранства, необычную мебель, но, наверное, принимают как данность. Удобно ведь!

— Панкратий!

— Да, хозяин?

— Оповести Марка и Ливия, что я в городе. Пусть приходят вечером.

— Это твои римские друзья?

— Друзья и не только. Еще и партнеры по всяким торговым и другим предприятиям. Как ты думаешь, откуда у меня деньги?

— Кто тебя знает. Римские дороги славятся своим качеством. Может, ты на них промышляешь по ночам? Шутка!

— Я так и понял. В Империи ночного разбоя нет потому, что ночью никто в путь не выходит. А предприятия могу показать. Только они не в городе. Будет время — съездим. Может быть, присоветуешь что. Если хочешь — можем пойти погулять по городу. Только кошелек либо оставь дома, либо всё время держись за него. Воров тут полно. Хотя возьмем с собой кого-нибудь из девочек. У них на воришек чутье необыкновенное.

Охота впереди, а Ферида сзади. Так и гуляем по улицам. Теснота неимоверная. Если улица метра четыре шириной — то это уже чуть ли не проспект. Очень людно, хотя с рыночных улиц мы ушли. Ребятне несказанно нравятся амазонки, выделяющиеся ростом и одеждой среди окружающей публики. «Амазонки, амазонки!» — кричат бегущие впереди Охоты мальчишки, и люди расступаются, с интересом оглядывая наше шествие. Смотрят вполне доброжелательно, за редким исключением.

Какой-то местный франтоватый и нахальный даже по взгляду парень, стоявший в компании приятелей, показал Охоте, видимо, очень неприличный жест. Девушка, проходя мимо него, не поворачивая головы, коротко выбросила левую руку в сторону. Парень так и сел на землю, схватившись рукой за окровавленный рот. Окружающие зааплодировали в восторге от бесплатного зрелища.

Форум просто поразителен — если не своими размерами, то архитектурой. Арка Константина, Сенат, Курия Юлии, Храм Антония и Фаустины, Тетрархические Колонны, Храм Сатурна, обилие скульптур и еще много разного и великолепного. Я уже и не разберу, что тут относится к текущему времени, а что — нет, но всё это производит на меня восхитительное впечатление. Девочки же абсолютно спокойны, равнодушны. Похоже, их занимает совсем другое.

— Александр, а в харчевню Василия пойдем?

— Пойдем, пойдем, — и уже мне: — Я как-то показал им одну забегаловку неподалеку. Теперь без визита в нее не обходится ни один их приезд в Рим.

«Забегаловка» и действительно примечательная. У нее нет фасадной стены, и сидишь, словно на улице, но под крышей. В огромном камине жарятся сразу две бараньи туши. Повар поливает их каким-то настолько ароматным соусом, что даже только от запаха можно сойти с ума. За столом сидит Антогора и нетерпеливо стучит по нему ручкой огромной вилки.

— Ты же дома оставалась?

— Да, ждите! Будто я не знаю, где вы, в конце концов, окажетесь. А я дома сиди? Хозяин, не ногу мне, а целого барана нам и поскорее!

— Поскорее — не будет вкуснее, — слышится в ответ. — Охота, Ферида, — и вы тут? Ваша подруга очень уж нетерпелива. Александр, а ты уж совсем про Василия забыл! А когда-то частенько наведывался. Какое вино вам подать?

— Сладкое, Василий, — и толстый, как бочка, хозяин харчевни вперевалку удалился.

— У Василия неплохое вино с медом делается. Девочки с удовольствием пьют. Да и мне тоже нравится. Вот, несут. Попробуй.

Вино и в самом деле очень достойное. А уж мясо — не баранина, а мечта! Сочная и рассыпающаяся во рту. Мару такое не удается. Как-то незаметно и усидели впятером целого барана. Небольшого, правда. Девочкам вроде даже тяжеловато стало, но похоже, довольны они безмерно.

— Теперь бы вздремнуть немножко — и было бы полное счастье, — мечтательно произнесла Ферида. — Отличная была прогулка!

* * *

Вечерние гости — Марк и Ливий — оказались молодыми мужчинами, вряд ли старше Александра. Лет по тридцать пять каждому. Самые молодые сенаторы Империи. Первый из них — сторонник Октавиана, а второй — Антония. Хотя, как выяснилось позже, на самом деле всё оказалось не так просто.

— Ты всё так же великолепна, — восхитился Марк, поприветствовав нас с Александром и подходя к сидящей в кресле Антогоре.

— Аве, Марк. Ты тоже неплох, — ответила она, и, обернувшись ко второму гостю, добавила: — Аве, Ливий. И ты, я вижу, здоров и энергичен. Рада вас видеть.

— Охота и Ферида тоже здесь? — поинтересовался Ливий.

— Устали и спят.

— Втроем вы весь Рим разнесете вдребезги. Стоит только вспомнить…

— Не надо вспоминать. Мало в том было хорошего. Сейчас, как я понимаю, у вас проблемы посерьезнее.

— И не говори, Антогора, — много серьезнее.

— Ливий, Марк, — напомнил о себе Александр, — кончайте любезничать. Что тут у вас за последние дни?

— Антоний в Риме, — ответил Марк.

— Значит, всё-таки альянс?

— Значит, альянс, — со вздохом подтвердил Ливий.

— И что будем делать? Похоже, наша затея с вступлением тебя, Марк, в ряды сторонников Октавиана провалилась. Аналогично и с тобой, Ливий. Ничего нам эта хитрость не дала. Кроме кое-каких сведений из вторых рук. Сначала Октавиан с Антонием сожрут всех, кто к ним не примкнул, а потом от страха начнут крушить и всех остальных. Пока и друг другу глотку не перережут. С себя бы и начинали. Так что проскрипции, раз о них между Октавианом и Антонием зашла речь, маячат на горизонте в любом случае. Сначала для людей, соблюдающих нейтралитет, а затем и для сторонников любой из партий. Только никто не может заранее сказать, для сторонников, какой именно партии. Что-то со времен Суллы у правителей пошла мода без вины назначать жертвы. Чуть что — резня устраивается.

— Легионы из Британии и Галлии еще не встали ни на чью сторону, — сказал Марк. — Как только они определятся, возникнет и чей-то перевес.

— Однако этого перевеса Октавиану и Антонию не нужно ждать, чтобы устроить ночь длинных ножей среди нейтралов, — заметил Ливий.

— Тогда возникает вопрос о том, что или кто может предостеречь Октавиана и Антония от применения проскрипций? Цицерон? Октавиан к нему прислушивается.

— А Антоний — нет. Более того, Цицерон для Антония — как красная тряпка для быка. Октавиан не будет сейчас ссориться с Антонием и поэтому слушать Цицерона не станет.

В комнате повисло тягостное молчание. Антогора зашевелилась, и кресло под ней жалобно заскрипело.

— А угроза при угрозе к ситуации не подходит? — поинтересовалась она.

Александр и Марк с Ливием с недоумением уставились на нее.

— Антогора имеет в виду, — пояснил я, схватив ее мысль, — что угроза с чьей-то стороны иногда может создать угрозу и для самого угрожающего.

— И что? Какое это имеет отношение к нам? — поинтересовался Марк.

— Самое прямое, но не к вам, а к Октавиану или Антонию. Или к ним обоим сразу. Умница, Антогора! Напомни потом мне, чтобы я тебя поцеловал! По-дружески, разумеется!

— Можешь прямо сейчас.

— Нет, не сейчас. Хочу растянуть предвкушение удовольствия.

— Ну, тогда ладно — потом.

— Что тут происходит? Перестаньте дурачиться! — возмутился Александр. — О чём это вы?

— Понимаете, ваша ошибка в том, что вы обдумываете между собой способы защиты, а нужно рассматривать способы нападения. Уж кому как не Антогоре это лучше всех понимать! Это одна из основ их воспитания с детства. Вот представьте себе, что, например, перед Октавианом или Антонием лежит список намеченных жертв. Они готовы его подписать, но вдруг им доносят или они сами догадываются, что их подпись под списком означает и смертный приговор им самим. Причем почти мгновенный и неизбежный. Станут ли они что-либо подписывать? Ты это имела в виду, Антогора?

— Верно.

Опять повисло молчание. Присутствующие осваиваются с идеей.

— Логически тут что-то есть, — в раздумье произнес Марк. — Сначала нужно создать что-то, способное угрожать. Потом как-то уведомить о существовании этой силы, способной нести опасность. И, наконец, донести до заинтересованных лиц, при каких условиях эта сила может быть применена к этим лицам. Я правильно понял?

— Правильно, — подтвердила Антогора. Только вот достаточно грозная сила уже есть. Вы это сами знаете.

Марк внимательно посмотрел Антогоре в глаза.

— Допустим, есть. Как донести о ее существовании?

— Это уже не наша забота, — ответил я. — Ее наверняка возьмет на себя известный вам Домиций Ульпиан. Только нужно подождать денек-другой, пока он доберет-с я до Рима и возьмется за дело. Мы его обогнали по дороге.

— Домиций? — поразился Ливий. — Да ты что! Каким это боком?

— Займется. Просто вы еще не знаете о некоторых событиях, которые недавно произошли у Александра в поместье. Александр, расскажи о сделке, договоре охраны и послесмертном обязательстве.

Пока он занимал Марка и Ливия интересным рассказом, я подобрался к Антогоре и поцеловал ее в щеку.

— Мало, — требовательно заявила она.

Пришлось поцеловать ее еще и в губы.

— Да-а, — выслушав Александра, признал Ливий, — возразить нечего. Ситуация своеобразная, и обернуть ее в нашу пользу возможно. Есть одно досадное обстоятельство. Всё касается только Александра. Ну, не внесут его в список жертв — и всё. А других-то эта затея не защитит.

— Совершенно справедливо, — согласился я. — Александра, может, и не тронут, а с другими могут сделать что угодно. Из этого следует, что нужно создать коалицию, в которой нападение на кого-либо из ее участников приравнивалось бы к нападению на любого другого. В том числе и на Александра. Но этого мало. Разговоры о существовании какой-то потенциальной силы не идут ни в какое сравнение с ее демонстрацией в натуре. Нужно такую демонстрацию как-то организовать.

— А что — коалиция, где каждый защищает не только себя, но и каждого другого, — неплохая мысль, воодушевился Александр. — А вот с демонстрацией силы неясно. Устроить шествие амазонок по Риму? Так это будет развлечение для толпы, а не угроза для правителей. Да и привести их сюда в большом количестве сложно. Причем, как я понимаю, угроза должна быть скрытой. То есть понятной и явной для каких-то конкретных лиц и совершенно неощутимой для остальных. Скопление же амазонок в Риме даст возможность кричать об угрозе для всех. Как раз обратное тому, что нужно.

— Гладиаторский бой в Колизее, — спокойно произнесла Антогора и получила еще один дружеский поцелуй в шейку.

— Нет, вы только подумайте, — опять после минутного замешательства всех воскликнул Марк, — как складно тогда всё получается! Антогора, ты сокровище! Переходи ко мне на службу. Уж как я буду тебя холить и лелеять!

— Надо подумать, Марк. Подумала. Нет. Слишком дикие вы тут, в Риме.

— Ладно, хватит болтать всякую ерунду, — вмешался Александр. — Марк, Ливий за вами сколачивание коалиции. Времени у нас на это — два дня. Вступает в коалицию любой и в любое время и только с одним обязательством — взаимовыручка. Дальше. Что будем делать по предложению Антогоры?

— А что тут делать? — ответил вопросом на вопрос Ливий. — Ничего другого у нас нет. Гладиатора может выставить любой и в любое время. Но очередные бои тоже через два дня, а нужно еще дать заявку, и если не откажут, то поспешить с объявлениями. Это всё я беру на себя. Бойцов выставляешь ты, Александр. А мне с заявкой не откажут, и объявления, подготовку в Колизее тоже организую, а Марк в это время будет заниматься коалицией. Антогора, как я понимаю, вы втроем будете биться.

— Нет, я одна. Объявляй, что мои противники будут иметь острое оружие нападения, а я — нет.

— Не рискуешь?

— Посмотрим.

— Один на один?

— Нет, два боя. Одна против пятерых и одна против семерых.

Заговорщики из Рима просто опешили.

— Хорошо, Антогора, тебе виднее, — согласился Александр. Пусть будет так.

— Постой, постой! Это же самоубийство!

— Напрасно ты так думаешь, Марк. В прошлый раз ты видел, на что они способны, — расчет и ловкость. Но видел ты немногое. Давайте за дело!

* * *

Через два дня весь Рим гудел в предвкушении грядущих гладиаторских боев в Колизее. Стоило девочкам выйти из дома, как за ними увязывалась целая толпа ликующего народа. Да и Ливий хорошо постарался. Чуть ли не на каждом углу на стенах красной краской были наспех намалеваны объявления о предстоящих боях с участием амазонок. О количественном противостоянии решили не оповещать. Пусть будет сюрпризом для публики! Ливий договорился в Колизее и о порядке боев, их участниках и вооружении. А также о сопровождении Антогоры.

Марк за эти два дня из напуганных и уже заранее собравшихся куда-то бежать людей сколотил что-то отдаленно напоминающее группу не желающих ни во что вмешиваться. Большего и не требовалось. Ведь реальным защитником этой группировки будет только Александр. А остальные — лишь пользующийся этой защитой балласт. Правда, подавалось это довольно солидно, как коалиция самозащиты от произвола. Никто не мешал, но интересовались затеей фигуранты из обеих правящих партий. Так что Октавиану и Антонию о какой-то странной коалиции донесут.

Вчера в Риме появился Ульпиан. По словам Марка, он сразу удостоился долгой аудиенции у Октавиана. О чём шел между ними разговор, никто не знает.

Вот вроде бы и всё, что предшествовало тому, что мы сейчас идем узкими улочками в Колизей. Антогора налегке. Охота и Ферида с мечами и в кольчугах, а Мар только с коротким мечом. Им на всякий случай придется стоять у ворот на арену и приглядывать, чтобы не случилась какая-нибудь не нужная нам гадость. Мы с Александром будем наблюдать за боями из ложи Марка. Ливий молодец! Умудрился договориться о последней очереди нашего боя. Так что предшествующее побоище уже в разгаре. Рев толпы из чаши Колизея доносится до улиц, а мы еще только идем. Это хорошо. Крови до нас все насмотрятся уже досыта, а возбуждение будет на пике. Молча расходимся в нижнем этаже Колизея. Девочки ныряют куда-то вниз, а мы с Александром топаем по ступеням наверх. Марк и Ливий нас заждались.

— Ну, что же вы так, — встречает нас хозяин ложи. — Всё интересное пропустили.

— Сергей крови не любит, да и я, вы сами знаете, не в восторге от таких развлечений.

Весь амфитеатр забит до отказа. Чуть наискосок от нас и чуть ниже — императорская ложа. Октавиан совсем юн. Ему на вид едва ли двадцать лет. Антоний же — коренастый здоровяк зрелых, если не перезрелых годов. Говорят что-то друг другу, пересмеиваются. Ульпиан и еще несколько неизвестных мне лиц сидят и стоят позади них.

Звучит гонг, заревели трубы. Судья объявляет амазонку Антогору. Та спокойно выходит на середину, поднимает вверх правую руку, делает легкий поклон императорской ложе и затем публике на три другие стороны. Волосы девушки завязаны в хвост. На левом запястье на кожаной петле висит трехлезвийный кинжал для захвата оружия противника. На правом запястье болтается длинная — наверное, не меньше локтя в длину — дубинка, обшитая кожей. На теле никаких доспехов.

Судья объявляет ее противников. Гул голосов стих на третьем объявленном участнике, а на пятом установилась полная тишина. Похоже, такого неравного боя здесь еще никогда не проводили. Все пятеро противников Антогоры с одним и тем же оружием. Короткий меч, маленький щит, шлем и нагрудные доспехи. То есть почти обычное вооружение римского солдата. Внимательно рассматривают противницу. Легенды об амазонках, конечно, все слышали, но как-то уж очень опасной Антогора в натуре не выглядит, несмотря на рост. Цена же правдивости легенд известна. Да и Александром объявлена награда в десять золотых за победу над амазонкой.

Судья ударяет в гонг — и опять рев труб. Самый шустрый гладиатор устремляется вперед. Антогора спокойно ждет. За миг до столкновения она делает неуловимый по быстроте шаг в сторону и бьет пролетающего мимо противника дубинкой по затылку. Тот зарывается носом в песок. Антогора небрежно оглядывается и пожимает плечами. Остальная четверка уже приблизилась плотной группой, и Антогора налетает на них сама. Скученность мешает гладиаторам сразу всем применять оружие. Да они, похоже, и не успевают ничего сделать. Что происходит в этой закрутившейся мешанине, которую устроила амазонка, разглядеть невозможно. Только слышатся лязг перехваченных клинков и глухие удары дубинки. Вихрь борьбы распадается на три лежащих на песке тела и одно сидящее и мотающее головой. На весь бой ушло не больше тридцати секунд. Гонг оповестил окончание схватки. Антогора отошла в сторону и ждет, пока приберут арену и уволокут бесчувственные тела. В амфитеатре гробовая тишина. Словно публику надули и она усиленно старается понять, в чём же тут обман.

Судья зачитывает имена следующих противников. Эти семеро вооружены по-разному. Меч и щит, копье и щит, какая-то кривая железяка и кинжал, секира, трезубец и еще всякое такое, чему я и названия не знаю. И снова рев труб вслед за гонгом судьи. Тактика свежей семерки гладиаторов совсем другая. Они рассредоточиваются по арене и начинают сходиться в центре, беря Антогору в кольцо. Амазонка бросается вперед, а гладиаторы сжимают строй в направлении ее броска, растянув тем самым кольцо окружения по бокам. Антогора делает резкий рывок в сторону и кубарем прокатывается по песку между двумя гладиаторами, отбивая по пути их оружие. Вскакивает на ноги уже за пределами кольца-ловушки. Вот тут и начинается избиение младенцев…

Гладиаторам нужно стать фронтом к амазонке, чтобы действовать вместе, а Антогора не дает им этого сделать. Ее стремительное перемещение на правый или левый фланг группы противников похоже на какой-то дьявольский и вместе с тем легкий и изящный танец. Гладиаторы, как ни стараются вертеться побыстрее, всё время оказываются перед Антогорой стоящими друг за другом, а не фронтом. Действовать может только один из них — передовой. Вот она и выбивает их поодиночке. Звон захвата оружия, скрежет вырывания его из рук, свист полета отброшенного в сторону оружия противника, глухой удар дубинки и снова прыжок смены позиции. На лице последнего гладиатора уже написана безнадежность, однако он не сдается. Замахивается сетью, но Антогора с легкостью ускользает и наступает ногой на сеть. Всё это уже похоже на игру кошки с мышью. Чувствуется, что Антогора нарочно медлит, словно поддаваясь. Гладиатор пытается ткнуть ее трезубцем, и Антогора лениво перехватывает его своим тоже трезубым кинжалом. Дубинка даже не потребовалась. Пинок коленом в живот и резкий рывок чужого оружия. Гладиатор падает на спину, а его трезубец, пролетев чуть ли не половину арены, со звоном врезается в мрамор парапета императорской ложи и падает на песок. Еще бы на локоть выше — и этим трезубцем попало бы Октавиану прямо в лицо! Звучит гонг окончания схватки. Боевой танец Антогоры продолжался не больше минуты. Девушка поднимает вверх правую руку. Легкий поклон императорской ложе. Тряхнув своим роскошным хвостом волос, Антогора снимает с запястий кинжал и дубинку, перебрасывает их через плечо и уходит с арены. И только тут раздается восторженный рев толпы.

* * *

Антогора сегодня как именинница. Все разговоры и внимание вокруг нее. Заслуженно!

— Ну, что, нами вроде всё сделано. Остается только ждать, как развернутся события, — в конце вечера подвел итоги Марк.

— Только вот сколько нам ждать? — сам себя спрашивает Александр. — Не сидеть же нам в Риме до бесконечности. Скучно. Вон девочкам спокойно даже до харчевни Василия не дойти. Поклонники и обожатели у дверей дома стерегут. Сергей, давай-ка мы с тобой прогуляемся завтра с утра по нашим предприятиям. Посмотрим, как там Марк с Ливием ведут дела.

— Нормально там дела, — чуть не обиделся Марк. — Тебе же твою долю денег подвезли. Чего еще? Плохие дела будут, если Октавиан с Антонием наших намеков не поймут.

— Сергей инженер, и при этом инженер хороший. Может подсказать что-нибудь толковое в хозяйстве. А вот если Октавиан и Антоний намеков не захотят понять, то…

— То я этого крысеныша собственными руками задавлю! — закончила за Александра Антогора.

— Вот, слышал, Марк, голос народа? И у их племени есть, что спросить с Октавиана. Так что крайняя мера всегда в наших руках. Только пользоваться ею можно лишь от безвыходности.

На следующий день без приглашения к обеду в шикарных носилках прибыл Ульпиан. Мы уже вернулись с ревизии имущества компании Александра, Марка и Ливия. Очень обширное и разнообразное хозяйство — от обработки железа до изготовления сыра. Посмотрев на выделку кож и изготовление пергамента, я сказал Александру, что, может быть, если заняться производством бумаги, то это будет проще и выгоднее. Надо будет посмотреть литературу по бумажным технологиям.

Да, Ульпиан. В Риме, вообще-то, не такой уж криминал явиться с визитом без приглашения. Особенно среди хорошо знакомых людей. Поэтому юриста и правоведа приняли достаточно радушно. Было понятно, что он прибыл неспроста. Александр подал девочкам незаметный знак молчать за столом. Разговор, конечно же, начался издалека — с восторгов мастерством Антогоры.

— Слушай, Александр, ты ведь большие деньги можешь получать на боях. Победа-то всегда будет твоя.

— И что? Это будет понятно каждому, и против амазонок ставки будут низкие. Да и, вообще, Домиций, я им не хозяин, а наниматель, и заставить участвовать в гладиаторских боях не в моих силах.

— Но вчера же — то ли заставил, то ли уговорил.

— Ничего подобного. Антогора сама выразила желание поразмяться. Я не возражал.

— Сама? Поразмяться? Никогда не поверю. Если и она сама, то смысл всё равно должен быть.

— Смысл не сложный. Амазонки не хотят, чтобы их беспокоили. Антогора очень просто дала понять, что будет с тем, кто их тронет. Ты представь, что было бы, если бы она вышла на арену с острым оружием, а бой был бы до смерти.

— Представляю. Октавиан и Антоний вчера были просто поражены. И даже выразили интерес к тому, чтобы нанять амазонок на службу.

— Ты же, Домиций, понимаешь, что это невозможно. У племени договор со мной, и никому больше они служить не будут. Ты попробуй, Домиций, вот эту баранью ножку. Антогора сама готовила по рецепту трактирщика Василия. Не совсем как у него получилось, но всё равно очень славно.

— Да, в самом деле, мясо недурственное. И я понимаю, что на службу амазонок уже не взять. Тебе здорово повезло. Такую мощную и преданную армию получить в свое личное распоряжение не каждому дано. И на содержание этой армии ты, казалось бы, не потратил ни асса. Теперь и в Рим будешь безбоязненно приезжать. Почему бы тебе всё же не примкнуть к Октавиану?

— А зачем? Вы здесь, а я там. Какое мне дело до ваших политических махинаций! Вы здесь передеретесь, а хлопоты достанутся мне? Нет уж.

— Ты сам себе противоречишь, Александр! Говоришь о наших римских махинациях, а сам со своими приятелями состряпал тут какую-то коалицию с туманными целями. Как я понимаю, из вашей затеи вытекает, что каждый член коалиции может оказаться под защитой твоих амазонок.

— Может-то может, да вот зачем? Коалиция политических целей не преследует, никаких притязаний на власть не имеет, политических деятелей не выдвигает и не поддерживает. То есть никому и ничем не мешает. Не трогайте там никого, и никакая защита не потребуется. Это просто компания людей, которые дают понять: «Идите вы все на фиг! Если сунетесь, то мы будем кусаться». Вот и всё. Не надо приплетать сюда политику. Вот, Домиций, попробуй и вино от того же трактирщика Василия. Необычное и приятное.

— Да, хорошее винцо. Зря мы ходим вокруг да около, Александр. Ты ведь прекрасно понимаешь, что и почему в Риме происходит. А я так же прекрасно понимаю, что и почему ты делаешь. И вот сидим за одним столом и морочим друг другу головы. Я как увидел вчера вашу Антогору на арене, так и понял, как ловко твой друг Сергей обвел меня и Гнея Фульвия вокруг пальца. Поздравляю, Сергей! Быть тебе великим политиком. Или великим мошенником. Что, в общем-то, одно и то же.

— Благодарю, Домиций. Твоя оценка моих способностей дорогого стоит. Как понял-то? Вспомнил, что видел Антогору на вилле Александра?

— Именно. В крестьянском платье. Мельком, но память у меня хорошая. Мне вчера сразу стало ясно, что с амазонками вы знаетесь давно и приехал ты к Фульвию вовсе не за землей под поместье, а за свободой для амазонок. А я-то гадал всё время: откуда у амазонок вдруг такие деньги? Племя-то изолированное от остального мира, и больших денег там не может быть.

— И к какому выводу ты пришел? — поинтересовался Александр.

— К тому, что ты владение им просто подарил. Я же не видел тех денег, которые они якобы тебе привезли. А амазонки в благодарность за это просто в клочья разорвут любого, кто стал бы тебе чем-то угрожать. С тобой связываться опасно. Слава Юпитеру, что у тебя нет политических амбиций.

— Знаешь, Домиций, меня не покидает ощущение, что тебе очень хочется предостеречь Октавиана и Антония от некоторых опрометчивых поступков.

— Я вчера уже предостерег. Кто знает подноготную происходящего, тот понимает и суть происходящего. Мне с тобой портить отношения незачем.

— Ну что ж — спасибо тебе за это известие! Тогда я могу спокойно возвращаться на свою виллу.

Ульпиан отбыл в своих шикарных носилках, а девочки защебетали как птички.

— Ой, как хорошо-то! — воскликнула Охота.

— А я уже по купанию соскучилась, — поддержала ее Ферида.

— Интересно, а что за наше отсутствие натворили в доме рогатые сторожа? — задумчиво произнесла Антогора. — Пойду скажу Мару, что мы уезжаем.

— Не спеши, — остановил ее Александр. — Выезжаем завтра утром. Ты деньги от Марка и Ливия приняла?

— Да.

— На всякий случай четверть оставь здесь, а остальное заберем с собой.

— Поняла. Но я их не считала.

— Сергей поможет.

Денег оказалось много. Три тысячи денариев и тысяча шестьсот ауреусов.

— Оставим здесь серебро, а золото заберем. В дороге будет легче. Антогора, а за какое время эти доходы?

— Не знаю, но в последний раз забирали полгода назад.

Посмотрев вчера предприятия римской компании, можно удивиться таким большим доходам при таком большом, но всё равно примитивном хозяйстве. Ведь не все же деньги здесь. Вдвое больше, наверное, отходит Марку и Ливию. Впрочем, мне-то какое до этого дело!

* * *

Утром Александр написал записки Марку и Ливию о визите Ульпиана, приказал Панкратию их доставить и мы отправились в поместье.

Дом встретил нас тишиной и запертыми дверями. В саду тоже ни души. Фавны обнаружились в глубине леса. Опять помог необыкновенный слух амазонок. Ферида как-то среди общего шума и разноголосья леса различила отдаленные звуки свирели. Пошли на них и наткнулись на мохнатых и рогатых. Все в стружках и опилках. Заняты изготовлением и настройкой этих нехитрых музыкальных инструментов. Хорошо сделанный инструмент и мастерское исполнение фавнами музыки издавна способствовали грехопадению не одной нимфы, очарованной игрой на свирели. Забираем ключи и наконец попадаем в дом.

Вопреки беспокойству Антогоры внутри всё в порядке. Правда, кладовки изрядно опустели и две винные бочки утратили свое содержимое, но и нам что-то из продуктов питания осталось на разживу.

— Ферида, ты купаться хотела, — напоминает ей Александр. — Нас возьмешь с собой? Кто останется готовить обед?

— Да вы уж идите. Я один справлюсь, — говорит Мар. — Только очень-то не опаздывайте и гостей сегодня не приводите. Вот пополним запасы — и тогда будет можно.

По берегу озерца тут и там разбросаны обнаженные тела нимф и амазонок. Нежатся после купания. Антогора избрала в качестве изголовья мой живот. Я тихо перебираю пальцами ее роскошные волосы, а она благодарно и блаженно улыбается. Рядом со мной сейчас лежит вовсе не решительная и жесткая воительница, а просто красивая, романтическая и мечтательная девушка.

Фавны тоже присутствуют в полном составе. Правда, на противоположном берегу, но и они мокрые после купания. Уселись в кружок, о чём-то посовещались — и над озером поплыла нежная и мелодичная музыка только что сделанных свирелей. Я опять погрузился в сонное, ставшее уже как-то привычным, сказочное забытье…

* * *

— Ты, помнится, сетовал на то, что мира Швейцера нам никогда не видать, — расхаживая по библиотеке и искоса поглядывая на опять очень уж эмоциональных игроков в шахматы, говорит мне Александр. — Теперь же мы знаем, где в него вход. Может, сходим посмотрим?

— Сходить-то можно. Посмотреть с толком нельзя.

— Почему это?

— Потому, что Швейцер немец.

— A-а, ну да, конечно. А вдруг?

— Какое может быть «А вдруг?», если он и прислугу из Германии выписывал. Нам в мире Швейцера без переводчика делать нечего. Антогора, ты немецкий язык знаешь?

— Кого-кого? — донеслось с кушетки.

— Вот, видишь, даже Антогора нас не выручит, если мы ее с собой возьмем. А, впрочем, почему бы и не взять? Наверняка в мире Швейцера нас ждет куча сюрпризов. А у нее нервы дай боже какие!

— А «нервы» — это что такое? — опять донеслось всё с той же кушетки.

— Нервы — это то, чего у тебя нет, Антогора.

— Чего, чего это у меня нет? — с угрозой в голосе спросила девушка, приподнимаясь со своей любимой кушетки.

— Нет-нет! — пошел я на попятный. — Есть, конечно, и у тебя, но, пожалуй, совсем немного и неизвестно где.

— Как это неизвестно? Можете все мои вещи осмотреть и меня тоже. Если есть хоть немного, то найдем. А зачем они вам?

— Нервы, Антогора, — это то, что позволяет тебе чувствовать. Например, боль или радость, горе или страх.

— Душа, что ли?

— Что-то вроде этого.

— Тогда в вещах мы этого точно не найдем, — и, немного подумав, добавила: — И на мне, наверное, тоже. И зачем тебе мои нервы? Тем более что, как ты говоришь, у меня их и так мало.

— Понимаешь, мы с Александром хотим сходить в одно интересное место через тот подземный зал в скале, который недавно прибирали. Я вот и подумал: а не взять ли…

— Взять, взять! Там и мне интересно!

— Вот, пожалуйста, — и договорить не даст! Тебе там может оказаться страшно и непонятно.

— А почему мне будет страшно, если и вы там будете?

— Действительно, почему? Такой аргумент, что и крыть нечем. Берем, Александр?

— Антогора нас никогда не подведет. Только вот во что ее одеть? Не в этом же виде.

— Крестьянские платья мы еще так и не вернули в село. Длинная женская одежда, где бы то ни было, паники и возмущения не породит.

— Точно! А мы свое оденем.

— Саша, а ты хотя бы какие-нибудь немецкие слова-то знаешь? Я — нет. Кроме «хенде Хох» и «бите».

— Так, кое-какие и смутно. Школа-то давно была. Деньги на всякий случай не забыть бы! Золото и серебро везде деньги. Поменяем, если что.

— Отдай башню! — донеслось из-за шахматного столика. — Так нечестно!

— Всё честно! Ты сама ее прозевала.

— Не ври! Эта пешка не там стояла.

— Да на тебе! Подумаешь, башня!

— Когда-нибудь они всё же подерутся, — вздохнул Александр.

— Никогда не подерутся, — засмеявшись, успокоила его Антогора.

— Уверена?

— Если подерутся, то их изгонят из племени. Хуже наказания у нас нет. Так что не обращай внимания. Споры между ними — тоже игра.

— Ладно, пошли переодеваться. Может быть, к ужину и вернемся.

Взяв Антогору за руку, я вошел в скалу вслед за Александром. Постояли немного в середине зала, наблюдая за мерцанием стеклянных шаров, и стали подниматься по лестнице номер один. За проходом солнечный день и не очень ровная местность, беспорядочно усыпанная вросшими в землю большими и маленькими валунами. Усыпанная, но, правда, не вся. И порядок кое-какой тут имеется. Порядок — это прямое как стрела шоссе, которое, сужаясь в перспективе, ведет к какому-то городу. Город совсем рядом. Наверное, и двух километров не будет. Урбанистических строений из стекла и стали не видно.

Откуда-то как бы у нас из-за спины вылезает странная машина — огромный продолговатый ящик на восьми членистых ногах — и резво ковыляет к дороге. В ящике сидят два человека, и один из них держит руками какие-то рычаги. Достигнув дороги, ящик опускается на полотно, ноги втягиваются в корпус. Под днищем-то, оказывается, есть колёса! Тоже восемь. Еще момент — и машина, рванув с места, стремительно уносится к городу, оставляя за собой небольшое белое облачко.

— Антогора, осторожнее, ты мне плечо сломаешь!

Хватка ослабла. Оборачиваюсь. Антогора бледна, как покойник.

— Я же говорил, что может оказаться страшно. Может, останешься?

— Мне не страшно. Мне удивительно, — судорожно сглотнув, соврала девушка. — Не останусь.

— Ну-ну, вот то, что ты сейчас ощутила при виде этой штуки, — и есть нервы. Значит, они у тебя всё-таки есть.

— Лучше бы всё же их не было, — призналась она, уже слегка порозовев, — как у вас.

— У нас тоже есть, но мы были готовы к неожиданностям.

— Ну что, будем выходить? — спрашивает Александр.

— Так мы же не стоять сюда пришли, — и я, опять взяв Антогору за руку, шагнул наружу.

Да, шагнул и вышел из большого, поросшего мхом валуна. Антогора и Александр за мной.

— Нам надо как-то место заметить, — побеспокоился Александр, — а то ландшафт однообразный. Как бы проход не потерять.

— Надо. Аварийной возможностью выхода пользоваться как-то неспортивно, когда опасности нет.

— А ее в самом деле нет? — с сомнением в голосе поинтересовалась Антогора.

— Пока не видно.

— А этот громадный железный жук с людьми?

— Это не жук, а такая повозка без лошадей. Ею люди управляют. Смотрите, вот справа от камня большая раздвоенная сосна, а слева кривая береза. Хорошие приметы. Если вдруг случайно разминемся, то встречаемся именно здесь. Город недалеко. Минут за двадцать дойти можно. Пойдем к дороге.

Пока стояли, осматривались и шли сто метров до дороги, по ней прошли три машины. Две к городу и одна от него. Они много больше похожи на известные нам машины, чем «жук». Если сделать скидку на отсутствие привычного капота и время лет на пятьдесят-шестьдесят назад. Разноцветные и шумят совсем не так, как наши. И колес не четыре, а шесть или восемь. Зачем столько колес? Полотно шоссе похоже на крупнозернистый асфальт, но только коричневого цвета.

— Тормознем кого-нибудь до города? — спрашивает Александр.

— Почему бы и нет. Чего стесняться-то? Антогора, не испугаешься поехать на такой повозке?

— Испугаюсь? За кого ты меня принимаешь? — храбрится амазонка. — С вами мне не страшно. Но только вы первыми.

Стоим у дороги с жаждущим перемещения видом. Две машины пролетают мимо нас, не останавливаясь.

— Может, оставим Антогору одну, — предлагает Александр, — а сами за камушек спрячемся. Не может быть, чтобы на Антогору не клюнули.

— Я не буду оставаться одна! — решительно заявила потенциальная приманка.

— Может, всё гораздо проще? — предположил я и поднял руку.

Первая же машина остановилась рядом с нами. Открытая, темно-красного цвета. Хорошо отделана внутри.

— Надо же, и здесь всё как у людей, — прокомментировал событие Александр.

Сидящая за обычным автомобильным рулем женщина средних лет что-то спросила у нас. Понятно, что по-немецки, но непонятно, что именно спросила. Александр собрался с мыслями и выдал на-гора:

— Вир нихт ин дойч ферштейн, мадам. Пардон, — фрау.

Женщина озадаченно посмотрела на нас и кивнула на заднее сидение.

Александр открыл дверцу и нырнул внутрь. Антогору пришлось подтолкнуть. Усевшись, она ухватила меня под руку и прижалась к моему плечу. Машина плавно пошла с места. Звук двигателя — не рокот, а тихое и частое пыхтенье одновременно с жужжанием, а позади остается белый, быстро исчезающий шлейф. Паровая машина? Допустим. А где тогда дым сгорающего топлива? На приборной доске внимание привлекает вертикальная у-образная трубка, явно показывающая уровень или состояние какой-то жидкости. Остальные приборы как копии некоторых наших. Чем быстрее машина разгоняется, тем сильнее Антогора прижимается ко мне. На лице ее удивление и одновременно восторг. Это понятно. Лошадь до такой скорости не разгонишь!

Город рядом, и буквально через минуту мы уже въехали на улицы и замедлили ход. Архитектура примерно начала двадцатого века. Чисто, довольно людно, но моды начала века в одежде людей не наблюдается. Значит, жизнь идет сама по себе. То есть Швейцер не лепил для себя ни сказку, ни фантастику. Наверное, просто привычный мир, в котором ему никто и ничто не мешает заниматься тем, чем он считает нужным и интересным для себя. Но почему восьмиколесные машины?

Наш кабриолет остановился перед одним из перекрестков. Светофор двуцветный. Нет желтого. Понятно. Вместо желтого сигнала мерцание света перед переключением. Почти как у нас. А машин-то, и притом довольно разных, вокруг порядочно. Вон и автобус среди них, а вот и такси. Женщина обернулась к нам, указала пальцем на себя, а затем налево.

— Предупреждает, что ей сейчас сворачивать. Давайте выходить, — понял Александр. — Данке шен, фрау. Походим теперь пешком. Город вроде не маленький, но и не мегаполис. С шоссе-то было видно, что он занимает далеко не весь горизонт. Интересно, как он называется? Генрихштадт или Швейцерштадт?

Оказалось, что ни то и не другое. Шли мимо почты и из таблички у двери путем дедукции выудили название города — Гешвиг. Антогора энергично вертит головой. Ей всё удивительно. И широкие улицы, и чистота, и высота домов, и одежда прохожих, и особенно предметы в витринах. Велосипеды на улицах привели Антогору просто в неописуемый восторг. А вот механического дворника всё же немного испугалась. Маленькая, но опять-таки членистоногая машинка толкает перед собой по мостовой вдоль бровки тротуара кучку мусора. Дотолкала до какой-то дыры в бровке, затолкала мусор в дыру и сама исчезла в ней.

К украшениям она равнодушна. А вот всякие незнакомые бытовые вещи ей интересны. Увидев, как внимательно амазонка рассматривает витрины, Александр наконец сообразил, что нужно бы изыскать для нас какие-нибудь платежные средства. Пока она еще только смотрит, а скоро ведь начнет и спрашивать о неведомых ей вещах.

— Знаете, что — давайте искать меняльную контору. А то мы здесь как некредитоспособные дикари.

— А что ее искать-то? Город очень даже цивилизованный. Пойдем прямо. Где-нибудь по пути и наткнемся на финансовое учреждение.

И в самом деле. Вышли, похоже, на центральную площадь с каким-то памятником и оказались перед пятиэтажным зданием с вывеской над первым этажом: «Teutonic der Bank».

— Тевтонский банк, что ли? Зайдем?

— Зайдем.

Солидная контора! Всё как в настоящем банке. Правда, в не очень большом банке. Огляделись. К какому окошку подойти? На всех что-то непонятное написано. Пихаю Александра локтем и указываю на сейф с пачками бумажных денег за окошком с надписью: «Bargeld».

— Наверное, туда.

— Попробуем.

Подходим, и Александр пытается завязать знакомство с человеком при сейфе.

— Э-э, мы, это самое, издалека. Как же это сказать-то. А, вир ауслендер, — человек кивнул — значит, понял и, ожидая дальнейших откровений, замер. — Руссиш. — Человек не понял и пожал плечами.

Может, в мире Швейцера понятия о России вообще не существует? Александр полез в карман, добыл несколько золотых монет, положил на перегородку перед служащим и ткнул пальцем в сторону открытого сейфа.

— Банкнот, — просительно произнес наш полиглот и повел пальцем туда-сюда от монет к сейфу.

— Айн момент, — ответствовал служащий и нажал какую-то кнопку.

— Сейчас нас сцапают и посадят в каталажку, — предположил я. — И всё потому, что некоторые плохо учат в школе немецкий язык.

Но не угадал. Появился еще один служащий с усами а-ля кайзер Вильгельм. Состоялось небольшое совещание. Второй служащий внимательно осмотрел монеты, достал откуда-то несколько банкнот и, глядя Александру в глаза, проделал перед ним жесты, словно меняет монеты на банкноты.

Я, я, — на чистом немецком языке обрадовался тот.

Откуда-то появились весы. Взвешивание — и усатый согласно кивает кассиру. Тот что-то прикидывает на механической счетной машинке и начинает отсчитывать банкноты. Много банкнот разного достоинства. Совсем не хиленькая пачка. Александр облегченно вздыхает.

— Ты меня просто поразил своей способностью к контактам с иными цивилизациями, — признался я, когда мы вышли из банка и принялись рассматривать купюры. — Особенно когда в самом конце заговорил на чистом немецком языке.

— А то!

На всех бумажках повторяющаяся надпись: «Teuton Republik».

— Смотри-ка ты, Тевтонская республика. Не очень-то оригинален, однако, здесь наш Генрих Швейцер. Ладно, если ты, Александр, еще умудришься и накормить нас на эти деньги, то я окончательно поверю в твой гений специалиста по контактам.

— А это и в самом деле деньги? — спрашивает Антогора, вертя в руках ассигнацию в 20 марок.

— В самом деле, и Александр это нам сейчас докажет. Давайте искать забегаловку для проверки.

А ее и искать не надо. На другой стороне площади вывеска: «Cafe Heinrich». Ну, что ж — Генрих, так Генрих. Переходим площадь мимо памятника. Останавливаемся и глазеем на него. Импозантный бронзовый мужчина. Левая рука в кармане, а правая опирается на колесо со спицами. Позади него какая-то машина, смахивающая на «жука», которого мы уже видели. На постаменте надпись: «Heinrich Schweizer».

— Монумент солидный, однако, поставили благодарные жители, — с уважением в голосе произнес Александр. — Ладно, идем дальше. Так уж и быть — накормлю я вас.

Переступив порог кафе, Антогора оробела. Белоснежные скатерти на столах, невиданная посуда, играющая музыкальная машина, шикарно одетая публика и безукоризненные официанты, смахивающие на балетных танцоров. Никто и взглядом не намекнул на неуместность здесь наших заношенных и странноватых одежд. Проводили и усадили. Официант придержал Антогоре стул, когда она садилась. За что она с опаской посмотрела на него. Александр изучает меню, а официант терпеливо ждет. Наконец Александр находит нужную картинку и тыкает в нее пальцем.

— Вас ист дас? — спрашивает официанта.

— Дас ист вюрстхен, — следует ответ.

— Отлично. Тогда драй бир унд вюрстхен.

— Айн момент.

Угадал наш переводчик. Сосиски великолепные, а пиво превосходное! Антогора, поначалу растерявшись от множества вилок, ложек и ножей перед ней, внимательно следит, какими инструментами мы оперируем с сосисками, и всё в точности повторяет. Пиво ей очень понравилось. Сидит и наслаждается, как пузырьки шибают в нос. Немного послушали музыку и повторили заказ.

— И как мы будем искать следы деятельности Швейцера? — спрашивает Александр.

— Никак. Мы зашли просто на разведку. Искать будем с Анной Петровной. Я при случае с ней договорюсь. После кафе купим девочкам подарки и двинем домой. Мы и так узнали многое. Мир Швейцера существует, жив и доступен. Не враждебен, цивилизован и с известным языком. И даже сам Швейцер славен здесь. Раз ему памятники ставят. А отсюда вытекает, что велика вероятность сохранности его бумаг. Возможно даже, что есть и музей Швейцера. Нужно покопаться в библиотеках, архивах, поискать нужных людей. Это работа как раз для Анны Петровны.

— Смотри-ка ты — и впрямь немало. А, казалось бы, что просто прошлись туда-сюда.

Антогора уже освоилась с обстановкой и оживилась. В чём ей помогло хорошее и крепкое пиво.

— А я почему-то германцев себе совсем не такими представляла.

У Александра отвисла челюсть. У меня не отвисла лишь потому, что я в этот момент прикусывал сосиску.

— Сергей, я не ослышался?

— Вроде нет.

— Мы с тобой о германцах что-нибудь упоминали?

— Не было такого.

— Так, Антогора, почему ты решила, что эти люди — германцы?

— Они так похоже говорят.

— Похоже на кого?

— Похоже на старую германку, которая у нас в племени занимается шитьем одежды.

— Вот оно что! Германцы разные бывают. Эти, наверное, из другого племени. А мы уж понадеялись, что ты их язык знаешь, но скрываешь. Огорчила ты нас. Очень огорчила. Придется тебя наказать.

— Меня? Как наказать?

— Пойдем искать тебе и твоим подругам подарки.

Александр предоставил официанту выбрать из пачки денег понравившиеся тому банкноты. Добавил еще двадцать марок на чай. Получил устную благодарность, и мы отправились в обратный путь.

Косметика, как я понимаю, амазонкам и нафиг не нужна. Поэтому мимо нее проходим не останавливаясь. Кухонные принадлежности тоже побоку. Зашли в шикарный магазин женского белья. Александр остался на улице — постеснялся. Побродили с Антогорой среди нательного изобилия. Чулки не впечатлили. Панталоны и комбинации тоже. Остановились перед манекеном в симпатичном купальнике-двойке.

— Я вот думаю, — произнесла в размышлении Антогора, — а для чего бы эта штука была бы нужна?

— Какая штука?

— Вот эта.

— Наверное, чтобы грудь не провисала, а выглядела бы задорно и боевито.

— Не знаю, не знаю, а мне, как ты думаешь, она нужна?

— Понятия не имею. Чтобы иметь об этом представление, потрогать надо.

— Ну, так потрогай.

Трогаю не спеша и обстоятельно. Продавец отвернулась и издает какие-то всхлипывающие, сдавленные звуки. Видно, ее совсем скрутил приступ какой-то внезапной болезни с судорогами.

— Нет, тебе не надо. Во всяком случае, сейчас.

— Я тоже так думаю. Но, вот такую штуку я бы взяла.

Кое-как втолковал девушке-продавцу, что нам нужна не пара трусиков, а шесть дюжин и желательно разного цвета. Забрали пакет и вышли. На пороге Антогора обернулась, окинула взглядом зал, покачала головой и произнесла:

— Надо же.

— Куда дальше? — спрашивает Александр.

— В верхнюю одежду.

Здесь события развивались стремительно. Антогора сразу увидела на манекене комплект-двойку. Короткую, кожаную курточку на молнии. Рукав до локтя и много-много всяких карманчиков внутри и снаружи. К курточке идут еще и шортики тоже с карманчиками и широким поясом. Глаза разгорелись. Да и нам с Александром тоже понравился этот костюмчик. Вопрос только в одном — размерах. Наши девочки-то не мелкие. Однако повезло. В наличии оказались всякие размеры. Я посоветовал брать на размер больше. Обомнется и будет впору, без сковывания движений. Взяли темно-красный, темносиний и коричневый. Примерили один. На Антогоре сидит просто замечательно. Спрашиваю ее:

— Обувь будем смотреть?

— Не будем. Темнеет уже, а нам еще сколько идти.

За полчаса добрались пешком до кривой березы и нырнули в замшелый валун. Зря мы только Антогору в крестьянское платье переодевали! В мире Швейцера сейчас такая мода, что обычная одежда амазонки из кожаной жилетки и короткой юбки была бы очень даже к месту.

Охота и Ферида забыли про шахматы и прохаживаются по библиотеке, слегка поскрипывая обновками. Мы же с Александром провожаем красавиц взглядом и отпускаем в их адрес все известные нам восторженные эпитеты. И даже придумываем новые. Антогора опять завалилась на свою любимую кушетку и посмеивается. Мир и покой в доме. Просто не хочется покидать эту компанию.

Однако баланс моих каникул не очень утешителен. Месяц основного отпуска уже прошел. Остался месяц отгулов, а я еще не был ни в Багдаде, ни в Париже. Да и поиски наследия Швейцера еще неизвестно сколько времени займут. Завтра, пожалуй, вернусь в Дом и разузнаю, что и где происходит.