Спустившись в круглый зал, застали там Арзона. Старый гном отпер ограду и что-то колдует около машины. Оказывается, что аккуратно чистит ее мягкой щеткой.

— Буду сам прибирать здесь время от времени, — говорит он, поздоровавшись с нами. — Эльфы Везера подмели зал и уже ушли. Вот тебе ключ от ограды, Серж. Второй будет у меня, если что. Не волнуйся. Я всё аккуратно. Хотя и не понимаю, что здесь и зачем. Я предупредил, чтобы в чужие проходы наружу не выглядывали.

— Это очень сложная машина, Арзон, и притом еще и не вся, а только ее небольшая, но очень важная часть. Остальное в другом месте. Я тебе уже говорил, что если повредить машину, то этот зал исчезнет и ходить друг к другу в гости уже не получится. А как вы узнали о его существовании?

— Фея Роза как-то совсем недавно нас сюда привела. С год назад вроде бы.

— А она откуда узнала?

— Сама не представляет. Во сне, что ли, увидела. Меня тоже удивляет, как народ из разных мест вдруг узнает друг о друге. Спрашивал у многих — и те тоже удивляются. Ладно, есть так есть, и пусть будет. Да, граммофон для тебя мы отдали Жанне — твоей экономке. И пластинки, которые она выбрала. Денег у нее не взяли. Она чуть не обиделась. Потом сказала, что тогда хотя бы раз в неделю будет даром присылать служанку, чтобы прибрать лавку. Присылает. Теперь у нас в лавке чисто. Хорошая девушка твоя помощница.

— Хорошая, — подтвердил я. Если у вас в Верне появятся какие-нибудь сложности, то обращайтесь к ней. Обязательно поможет. А как Нельга поживает?

— Чуть не каждый день приходит и интересуется новыми пластинками. Куда она их только складывает? Мы теперь думаем, как бы делать пластинки с нашей музыкой и песнями.

— Если надумаете, то у Жанны чудесный голос и слух.

— Будем иметь ее ввиду.

— Нам пора, Арзон. Кого увидишь — всем передавай привет от меня.

При выходе к чудному озерцу пропустил девочек вперед. Пока шли до виллы, всё любовался стройными конструкциями их опорно-двигательных аппаратов и слаженным изяществом работы аппаратных механизмов. Не говоря уж об эстетическом наслаждении безукоризненной геометрией седалищных холмов.

Интересно, а как я через год буду объясняться с ними по поводу необходимости проведения таинства зачатия, о котором договаривались с Антиопой? А может быть, всё будет очень просто? Антогору же они ко мне ночью подсылали. А та сказала, что они еще и выбирали, кому идти. Но почему-то совсем не привлекает, чтобы лишь ради этого «таинства» год пролетел побыстрее. Хочется совсем обратного — чтобы Антогора, Охота и Ферида как можно дольше были бы рядом…

— Погуляли, повеселились, и теперь я долго не буду обращать внимания на ваши капризы, — сказал я девочкам в спину.

Промолчали. Только Охота досадливо дернула плечом. Тащит себе тяжелый ящик с патронами с легкостью спичечного коробка — и хоть бы что! В саду застали всех обитателей и гостей виллы. И Габор тут с приятелями. Габор спорит о чём-то с, видимо, только что прибывшим Александром, а Антогора, Анна и Мар наблюдают за этим и потешаются.

— Да что ты говоришь, Александр, — горячится Габор, — виллу мы охраняли, а то, что за это время не случилось на нее нападения или воровства, и защищать ничего не пришлось, — нас не касается. Гони бочку вина — и всё тут!

— Нет, так не пойдет. Такая работа на бочку вина не тянет. Кувшин в день и не больше. Стало быть, четыре кувшина и будьте довольны.

Чувствуется, что весь этот спор Александр затеял лишь ради забавы и кувшин или бочка ему совершенно всё равно.

— Какие четыре кувшина! — вскричал фавн. — Поимей совесть! Хотя бы по кувшину в день на каждого и то получается… Антогора, сколько получается?

— Двенадцать кувшинов, Габор.

— Вот видишь, Александр, уже двенадцать кувшинов. Почти целая бочка. А ты из-за этой малости такой торг устроил.

— Ты поучись у Антогоры считать. В бочке сорок кувшинов, а не двенадцать. В общем так, полбочки вина и обед. Договорились?

— Вторые полбочки вина нам вперед за следующую охрану и обед. Тогда договорились.

— Ну и вымогатели! Чёрт с вами! Мар, пусть возьмут бочку вина. Только в саду свою гулянку не устраивайте, и нимфам купаться не мешайте. Бочку не забудьте вернуть!

Пообедали все вполне мирно, и фавны с ликованием покатили свою добычу через сад куда-то в лес, а мы поднялись в библиотеку. Анна прочла вслух статью из парижского «Фигаро». Посмеялись.

— Странные подарки дарят в Париже мужчины молодым девушкам, — проговорил Александр, разглядывая пистолеты. — Комиссар полиции, говорите? Это ж за какие заслуги? За ликвидацию банды? Тогда понятно. Мог бы и пулемет подарить. А Антогора-то тут причем? Ее же с вами не было. Ладно, всё равно я не пойму, что к чему. Тут за событиями нужно бы своими глазами наблюдать. Только, ради Юпитера, не перестреляйте друг друга! Подарки есть подарки. Никто их у вас не может отнять. А портреты славненькие. Охота и Ферида совсем как живые. Давайте повесим их здесь, в библиотеке. Только нужно будет потом и Антогору к ним добавить.

Забрав свои пистолеты и вскрыв ящик с патронами, амазонки отправились учить Антогору премудростям стрельбы. Вскоре со стороны поля послышались выстрелы.

— Час от часу не легче, — посетовал Александр. — Хорошо хоть патронов не вагон. Быстро кончатся. И что там интересного вы видели в Париже?

— Лувр, Версаль и «Мулен Руж». На башню залезли и убедились, что даже Париж двадцатых больше древнего Рима в сто раз. Девочки в восторге. Требуют, чтобы всё это показали и Антогоре.

— И «Мулен Руж»? — переспросила Анна. — Забавное сочетание с Лувром. Хотя я заметила, что ваши амазонки не лишены остроты ума, своеобразной мудрости и довольно строгой морали кое в чём. Такие девушки прекрасно разберутся в разнице жанров, и получат удовольствие от противоположностей. Мы с Антогорой тоже заглянули в музей искусств. Не Лувр, но приятно провели время.

— А я бы лучше в «Мулен Руж» заглянул. Много о нём говорят.

— Ну и загляни. Возьми Антогору, а Фериду с Охотой в качестве гидов и отправляйтесь. Много проще, чем из Питера с оформлением паспортов и виз. Тем более что в «Мулен Руж» у нас теперь блат есть. Вот и остаток денег, — и я выгреб из карманов кучу банкнот.

— Блат? Откуда?

— Одним из совладельцев «Мулен Руж» является наша пропавшая из Дома студентка Института культуры.

— Да ты что! — хором воскликнули мои собеседники.

— Тебя куда ни пусти, то обязательно откопаешь что-нибудь интересненькое, — завистливо пробурчал Александр.

— Я бы тоже с удовольствием составила вам компанию в такой прогулке, но у нас с Сергеем намечено другое дело. Завтра нужно быть на месте.

— Да, я не забыл. Как там в Гешвиге? Удалось что-нибудь раскопать?

— Михаэль Рюгер помог нам получить доступ к архивам технического института и музея Швейцера. На мой взгляд, там всё больше касается работ Генриха после семнадцатого года. Есть еще частный архив его помощника, который умер лет тридцать назад. Но наследника не удалось застать в городе. Придется поиски отложить на некоторое время.

— Ну, это не горит. Вы когда отправитесь по своим-то делам? — поинтересовался Александр.

— Утречком, пожалуй. Как, Анна?

— Можно утром. Только пораньше. Нужно успеть до приезда гостей хотя бы часа за два.

Девочки вошли в библиотеку слегка возбужденные. Ферида и Охота даже не взглянули в сторону своих любимых шахмат. Зато Антогора не изменила своей любимой кушетке и с довольным вздохом завалилась на нее, поигрывая разряженным пистолетом.

— Вот это подарок! — восторженно произнесла амазонка. — Какая штука! И как громко грохочет! Жаль ей нельзя пользоваться как оружием. Разве что только дома для интереса, как сегодня.

— Почему нельзя? — удивился Александр.

— Нечестно будет.

— Вот, Анна, видишь, какие тут у нас моральные устои. Везде бы так, то люди бы и горя не знали.

— Девочки, — обратился я к нашим красавицам, — Александр хочет сходить с Антогорой в «Мулен Руж» и Лувр.

Охота с Феридой мигом навострили ушки, учуяв возможность тут и самим поживиться.

— Ты только взгляни, Александр, как эта пара в момент возбудилась. Сразу уловили, что без них этот поход не обойдется. Ты только повнимательнее присматривай за нашими красавицами. Иначе не только развлечения, но и приключения тебе будут обеспечены. Комиссар Легран справедливо заметил, понаблюдав за Охотой и Феридой, что если их будет уже не две, а три, то они не только на уши город поставят, как уже постарались, но и разнесут вдребезги весь Париж. Помнится, твои римские друзья как-то такое опасение уже высказывали относительно Рима.

Девочки, как только доберетесь до Парижа, то прямо с вокзала позвоните комиссару Леграну. Вот его служебный и домашний номер телефона. О чём его спросить сами знаете.

— О том, не ищут ли нас? — сообразила Охота.

— Вот именно. Дальше. Денег у нас осталось после вашего покровительства искусству около сорока тысяч франков. Вот вам по пять, а остальное будет у Александра. На Монмартр сходите обязательно и притащите оттуда портрет Антогоры для библиотеки и еще три портрета вас всех на память для меня. И я вас у себя дома повешу.

— Что-что? Как это нас повесишь? За что? А как же ваши с Александром клятвы в любви и дружбе? Александр хочет повесить здесь наши портреты, а ты у себя дома нас самих?

— Вот как раз от избытка любви-то на стену и повешу. В картинках, конечно. Будете навечно услаждать мой взор. Вас самих-то я бы и в объятиях задушил. Если бы вы прежде не удавили бы меня в своих.

Ладно, шутки шутками, а в «Мулен Руж» билетов не ищите. Загляните туда днем и спросите Люсьену Ваньи. Она всё устроит. Комиссара поблагодарите за подарки. Вот вроде бы и всё. Антогору приодеть не забудьте прежде, чем отправиться в Париж.

Да, Александр, пригляди, чтобы они мороженого не переели. А то они как увидят его, то весь свой разум и рассудительность теряют начисто. Вот пирожные в Марли рекомендую попробовать. Они там лучше, чем в Париже. И еще одно. Не позволяй Люсьене Ваньи охмурять девочек. Только почувствуешь что-нибудь такое — немедленно обрывай ее. Сам понимаешь, какой у Люсьены может быть интерес. На ней там вся концертная часть.

* * *

Французское лето в разгаре. Мы с Амандой сидим на башне замка Жуаньи и наслаждаемся окружающей природой. Гийом остался внизу встречать гостей. На башню вынесены большой стол и стулья. Растянут навес для защиты от жаркого солнца. Благодать! С сыном Аманды я так и не познакомился. Антуана в замке нет. Занят обустройством своего владения, выделенного ему матерью, готовясь к переезду туда со своей будущей женой. Пока гости не прибыли, болтаем с Амандой о том, о сем.

— Всё же я так и не могу понять суть ваших с Александром отношений с амазонками, — недоумевает Аманда. — С одной стороны, они вроде бы охрана и прислуга. Подчиняются без разговоров. А с другой стороны, сами, как хозяйки делают, что хотят и даже помыкают вами. Странно как-то.

— На самом деле всё очень просто и очень запутанно, — засмеялся я. — На них распространяется обязательство защищать и обслуживать нас с Александром. Как я тебе уже говорил, защищать даже ценой собственной жизни. И тут вовсе не формальное обязательство, а и их собственное убеждение в необходимости этого.

Как я понимаю, здесь сложились очень прочные отношения на основе взаимной выручки и доверия. Основу еще давно заложил Александр. Медицинская помощь, которую он организовал для племени амазонок, спасла многие их жизни, и они благодарны за это. А недавно племя получило от нас в подарок большое, очень большое земельное угодье. Теперь им вообще никто не посмеет мешать жить, как они того хотят. Они считают себя обязанными. Едва удалось убедить их, что наши отношения с племенем исключительно дружеские. Нельзя обременять их чувством оплаты какого-то долга. Вот они и стараются в эту дружбу внести свою посильную лепту. Ты же сама видишь, что они хоть и воительницы, но совсем не такие, как описаны в истории Геродота и мифах.

— Если они все такие же, как и Антогора, — уравновешенные, умные и сообразительные…

— Вот именно. Все или почти все. Во всяком случае, те, которых я знаю. А уж красавицы-то какие! И ведь Александр в свое время их не задумывал совсем. В результате чего так сложилось, мы понятия не имеем. Но факт налицо. Феномен! У них очень быстрый и острый ум. И нет ни малейшей враждебности к окружающим, которые не пытаются им чем-то угрожать. А ведь пережить племени пришлось многое. Не зря они стали воительницами. А отсутствие мужчин означает отсутствие распрей внутри племени. Но возникают сложности с тем, что не на кого излить естественные эмоции заботы и ласки, присущие женщинам. Трудновато им.

— Понятно. У Охоты, Антогоры и Фериды сейчас есть на кого излить такие эмоции. Хотя бы в виде опеки ваших персон от возможной опасности.

— Наверное. Девочки беспрекословно исполняют всё, что может хоть как-то касаться их обязанностей, которые они сами на себя и возложили. При этом не важно, в какой форме они получат распоряжение. Как приказ, просьбу или пожелание. Выполнено всё будет мгновенно, безукоризненно и без вопросов. Почему так? Вероятно, в предположении, что мы лучше них знаем, что нужно делать в какой-то ситуации. Но также они прекрасно понимают и другое. Что мы всегда полагаемся… ну, как бы сказать, на их компетентность, что ли. И никогда не потребуем от них чего-нибудь сомнительного, вредного, а то и отдадим всё на их рассуждение.

— Да уж, рассудительности у них хоть отбавляй и безрассудства почему-то тоже.

— А ты посмотри, когда он безрассудны, а когда рассудительны. Безрассудства покажется больше. Намного больше.

— Ну вот, а ты говоришь…

— Да, но ты посмотри, чего касается безрассудство. Только личного, мелкого, необязательного. Можно покапризничать, пошутить, побаловаться невинно, как в кругу семьи или близких друзей. Они одинаково с нами свободны в доме Александра. Если смотреть со стороны получается, как ты и говоришь, странная картина. В один и тот же момент полная свобода и тут же беспрекословная дисциплина подчинения. И никогда не путается, когда можно пошалить, а когда требуется собраться и сделать. Добавь сюда еще взаимное уважение между нами всеми, и я бы даже сказал несексуальную, но молчаливую, нежную любовь друг к другу вот и получишь уже совсем странное наблюдение. Знаешь, что мне прямо сейчас пришло в голову?

— Что?

— Вот нас пятеро, кого машина Швейцера по каким-то положительным критериям выбрала из всех окружающих. У нас и представления о морали схожие, и понимаем друг друга с полуслова, и взаимное доверие. И даже мечты во многом перекликаются, хотя и разные по форме. Чувствуется какое-то эмоциональное родство между нами, когда мы собираемся вместе.

— Да, и я тоже это заметила. И что?

— Нас-то всего пятеро, а там, где-то на границе лесов и полей в Римской империи, существует целое племя женщин такого же склада характера численностью в две тысячи человек. Вот с ними нам легко и комфортно. А им с нами. Знаешь, Аманда, у амазонок самым жестоким наказанием считается отлучение от племени. Только мысль об этом им страшнее геенны огненной. Охота говорит, что не слышала ни об одной амазонке, наказанной таким образом. Самодисциплина-то, однако, в племени какова!

— Мне кажется, я начинаю что-то понимать, что словами не описать. Смотри-ка, Серж, Пьер и Арман едут!

Мы с Амандой помахали им с башни и нам тоже ответили приветствием. Оба приятеля энергичны и веселы.

— Уф, жарковато нынешнее лето, — начал Пьер светский разговор. — Рады видеть тебя, Серж.

— Знаешь, Серж, как-то скучно нам стало после той истории с кардиналом, — добавил Арман. — Получили письма от Аманды и подумали грешным делом, не случилось ли еще чего-нибудь такого, во что можно было бы ввязаться. Война с гугенотами нам и даром не нужна, а вот влезть в какую-нибудь авантюру с потасовкой всё-таки хочется. А?

Аманда засмеялась:

— Не повезло вам, ребята. Нет у нас сегодня причин для потасовок. Просто захотелось вас всех повидать.

Из-за деревьев к замковому мосту с грохотом вылетела карета.

— Вот, пожалуйста — Луиза своих бесценных коней гоняет без жалости, — заметил Пьер. — Сколько энергии в женщине! Сама всё время в движении и желает, чтобы и вокруг всё неслось вскачь.

— Так, Катрин как всегда прибудет самой последней, — слегка отдуваясь от подъема по лестнице, и подставляя щеку для поцелуев, посетовала наша герцогиня.

— А я подозреваю, что ты обогнала ее на дороге специально для того, чтобы было чем при случае уколоть, — разоблачил ее Арман.

На что Луиза весело рассмеялась. И в самом деле, показалась карета Катрин. Пять минут спустя и она сама в сопровождении Гийома присоединилась к нашей компании.

— Хулиганка! — бросила она Луизе. — Можешь не попрекать меня опозданием. Едва мою карету не столкнула с дороги — лишь бы оставить меня позади.

— Уж за что я люблю тебя, Катрин, так за сообразительность и уступчивость, — ответила та, обмениваясь поцелуем с подругой. — Чем нас тут будут угощать? Ого! Фазанчик, зайчик и кабанчик. Всё из твоих лесов, Аманда?

— Из моих. А вот эту бутылочку Серж принес. Вином назвать просто язык не поворачивается. Всем лишь по капельке достанется.

На несколько минут воцарилось ошарашенное молчание.

— Изумительно — это подойдет? — неуверенно спросила присутствующих Луиза.

— Не очень, — скривился на такую скромную оценку напитка Арман.

— Мы случайно не спим? — поинтересовалась Катрин. — В жизни ничего подобного не встречала. — И опять сунула нос в свой бокал.

— Где это ты добыл такое, Серж? — попытался выведать тайну Пьер. — Впрочем, что это я. Кто же свой волшебный источник раскроет!

— Не спрашивайте его. Источник далекий и скудный. Так что почерпать из него не удастся, — отмела все вопросы Аманда. — Лучше расскажите, что и где интересного происходит.

— Всё интересное сейчас под Ла-Рошелью, — вздохнула Луиза. — Нас с королевой Анной совсем бросили на произвол судьбы. Анну бросил король, отбыв с войсками, а меня своими заботами бросил кардинал. Анна скучает без балов, а я… Мне просто как мечта снится мерзкая улыбка Ришелье, когда он готовится преподнести мне какую-нибудь очередную гадость. Без кардинальских штучек и жизнь не в жизнь в Лувре. Так и подмывает отправить под Ла-Рошель письмо, которое начиналось бы словами: «Дорогой кардинал…». Чего вы смеетесь? В самом деле, без этого злодея жизнь пресна. И он без меня, наверное, тоже страдает. Не зря же он возвратил меня из ссылки, в которую через короля сам же меня и отправил. Чего вы хохочете? Да ну вас!

— Не обращай внимания, Луиза, — утирая слезы смеха, посочувствовал ей Арман. — Это тебе в Лувре скучно, а вот выйди ночью на улицу и всю скуку, как рукой снимет. С уходом армии и почти всей стражи в Париже не стало спасения от воров и грабителей.

— Так это не только ночью, но и среди белого дня, — посетовала Катрин. — Вы только подумайте: позавчера еще и вечер не приблизился, когда я отправилась из Лувра домой. Вдруг на полпути карету останавливает какая-то банда в масках и стаскивает кучера на землю. Двое бандитов раскрывают дверцы, а я уже, прощаясь с жизнью, приготовилась зажмурить глаза. Бандиты заглядывают в карету, и один из них кричит кому-то снаружи: «Его здесь нет!» Через секунду на улице уже никого не было. Дверцы распахнуты, кучер валяется на земле, а со мной тихая истерика. Со вчерашнего дня меня сопровождают кроме кучера еще трое слуг с мушкетами. Но странные грабители теперь пошли. Не взяли ничего.

— Катрин, брось прикидываться, как будто ты не понимаешь, что это были не грабители, — заметила Аманда.

— Ну, и что? Зачем мне это понимать? Грабители — это так романтично. И в Лувре все завидуют и сочувствуют. Такое приключение!

— А ты никого из мужчин не должна была везти с собой в этот день? — спросил я. — Ведь твои разбойники явно кого-то определенного искали. И при этом искали именно у тебя. Днем карету с гербом перепутать с другой невозможно.

— Побойся Бога, Серж! Какой мужчина? Когда Луиза в Париже и, тем более, в Лувре, то она мне не даст ни одним мужчиной попользоваться. Всех себе загребет.

— Луиза, признавайся, кого ты позавчера у Катрин отбила?

— Да вы что, какие мужчины! Никаких мужчин в Лувре не осталось. Одни с королем, а другие по своим поместьям разъехались, пока короля нет в Париже.

— Кто-то из вас врет, — уверенно заявил Арман. — Катрин, во сколько случилось это нападение?

— Часа в четыре.

— Луиза, кто до четырех был в Лувре?

— Ты имеешь в виду из числа пригодных на любовные подвиги мужчин?

— Именно.

— Ну, граф де Граммон отпадает. Ему уже далеко за семьдесят, и он одной ногой в могиле. Правда, если Катрин стала тайной некроманкой и хочет подготовить себе объект любви на будущее, то…

— И тебе не стыдно, Луиза, так меня позорить ни за что?

— С каких это пор склонность к разнообразию стала позором?

— Ну, словно дети. Кто там еще был, Луиза? — спросил уже я.

— Виконт де Шантильи. Но он ни на Катрин, ни даже на меня не клюнет. Еще не устал от молодой жены. Были еще четыре дворянина из стражи, но они на дежурстве до ночи и отлучиться никуда не смогли бы. Прочих слуг я не считаю. Моя подруга так низко не пала бы.

— И на том спасибо, Луиза.

— Не за что. Вот и всё. Я же говорю, что в Лувре остались одни дамы. Хотя нет, вру! Именно позавчера был в Лувре легат Папы Римского падре Березини, но он же монах. Ему была обещана аудиенция у королевы в два часа. Постой, постой, Катрин, а о чём это вы шептались с ним в голубой гостиной около полудня?

Катрин явно растерялась.

— Ни о чём. Об Италии и соборе святого Петра.

— Будет тебе врать-то! Тебя на мессу не затянешь, и ты хочешь, чтобы тебе поверили, будто беседа со священником шла о святых местах? В его-то возрасте!

— А что там с возрастом не в порядке у этого падре? — с любопытством поинтересовался я.

— У него-то как раз всё в порядке. Нет еще и сорока. Теперь я всё понимаю. В два аудиенция не состоялась. Королева приняла легата Березини только в четыре, и он пробыл у нее почти до шести. Катрин об этом изменении не знала. Вот его в карете Катрин и не оказалось.

— С четырех до шести. Что-то уж очень продолжительная аудиенция. О чём на ней был разговор.

— Не знаю. Письмо из Рима было длинным, и Анна читала его сама. Потом приказала всем, кроме легата, удалиться. Я слышала, что падре Березини остановился в аббатстве Сен-Жермен де Пре. Это в противоположной от дома Катрин стороне.

— Катрин, так, где вы с падре должны были встретиться после Лувра? — возобновил допрос Арман.

— На улице Лувр, недалеко от дворца, я должна была его подобрать, — упавшим голосом наконец призналась она в подготовке грехопадения лица, облеченного церковным саном, — его там не оказалось. Я подождала с полчаса и поехала домой.

— Скверная история. Разбойники-то, которые напали на тебя, не из добрых намерений скрывали лица. Обычно так делают, когда хотят кого-то убить. Тебе повезло, что падре Березини не оказалось в твоей карете. Если бы легата убили на твоих глазах, то и свидетельница отправилась бы вслед за ним.

Катрин побелела как полотно.

— О, Господи! Что же делать?

— Держись от Березини подальше. Вот и всё.

— Но его же могут убить!

— Тоже верно. Ты никому не проговорилась, что собираешься с ним встретиться?

— Нет. Зачем бы мне это надо было?

— Странная история, — задумчиво произнес Арман.

— Ведь и священник не будет распространяться о своих похождениях. А кто-то о них мгновенно узнал прямо в Лувре и даже успел хорошо подготовиться. Просто невозможное дело за такое короткое время. Что-то тут не так.

— Так или не так, а предупредить Березини о том, что на него открыта охота, всё же надо, — высказался Пьер.

— Луиза, а в Лувре около Березини никто рядом не крутился? Может быть, он был не один или к нему кого-нибудь приставили?

— Нет, если бы кто-то был рядом, то Катрин не смогла бы к нему подкатиться.

— Загадочная история. Этот падре нам ничего плохого не сделал. Нужно ехать в аббатство. Может, он еще там — предостережем, если еще не поздно. Такой чудесный обед и компанию придется нарушить. Серж, ты с нами?

— Конечно!

— Вот тебе, Арман, и авантюра наметилась, — напутственно сказала Аманда. — А там, смотришь, и потасовка откуда-нибудь подоспеет. Ты ведь этого хотел? Вы уж поосторожнее, пожалуйста. Не знаете же во что ввязываетесь.

Аббатство Сен-Жермен находится сразу за воротами в крепостной стене. Этот въезд в город так и называется Воротами или Заставой Сен-Жермен. Стучим в окованную железными полосами дверь монастыря. Открывается окошечко.

— Вам кого, благородные господа?

— Падре Березини, — и называем себя.

— Подождите.

Через пару минут дверь распахивается.

— Падре Березини ожидает вас в монастырском саду.

В самом деле, легату нет, пожалуй, и сорока. Приятное, приветливое лицо и неглупые глаза. Поочередно представляемся.

— Что вас привело ко мне, господа?

— Ваше знакомство с баронессой Катрин де Бово.

Приветливость с лица легата исчезла, и появилось беспокойство.

— И что из того, что я познакомился в Лувре с баронессой де Бово?

— В общем-то, именно из этого ничего, — взял разговор в свои руки Арман. — Мы друзья госпожи де Бово и прекрасно осведомлены о ее легкомысленности. Но не о легкомысленности речь. Равно как и не о вашем интересе к женщинам или ваших отношениях с Богом. Это нас не касается.

Падре Березини вроде поуспокоился.

— Тогда что же вас касается?

— Таинственный случай, который произошел с баронессой два дня назад. Где-то часа в четыре пополудни она в своей карете возвращалась домой, и на ее карету напала группа вооруженных людей в масках, — легат заметно вздрогнул и напрягся.

— Надеюсь, она не пострадала?

— Слава богу, нет, но была ужасно напугана. Судя по разговорам нападавших между собой, они ожидали обнаружить в карете какого-то мужчину, но его там не оказалось. Мы знаем, что в этот момент в карете вместе с баронессой должны бы быть вы, но вас задержала королева. Мы здесь для того, чтобы предупредить вас об опасности. Также хотелось бы понять, что за люди напали на карету. Вдруг нападавшим придет мысль в голову поискать несостоявшегося спутника баронессы именно через баронессу? При нападении они об этом почему-то не подумали и не задали ей никаких вопросов, но могут спохватиться. Баронессу такая перспектива совсем не радует. Вот такова цель нашего визита к вам, падре.

— Понятно, — задумчиво произнес папский легат. — Я имею в виду, что понятна цель вашего визита и очень благодарен вам за предупреждение. Но за этим начинаются для меня загадки. Кому понадобилось бы нападать на меня и зачем? О своей миссии к королеве я вам сказать не могу, но уверяю вас, что вряд ли именно она смогла бы стать предметом заговора со стороны. Интересно кто и как узнал бы, что я могу оказаться в карете баронессы?

— Вот-вот, и мы этого тоже понять не можем. Баронессе не могло прийти в голову поделиться с кем-то своими амурными намерениями. Вам, мы думаем, тоже. Похоже, вы вполне здравомыслящий человек. Подслушать вас тоже вроде никто не мог. И вдруг — так быстро и продуманно было совершено нападение, в котором чувствуется хорошая подготовка. Времени-то на подготовку не было. Можно было бы подумать, что поджидали не вас, но тогда кого? Никого другого в карете не могло быть.

— А может быть, ошиблись каретой, а не мной?

— При такой-то хорошей подготовке? Как можно спутать кареты, если на карете с обеих сторон легко узнаваемый герб?

— Да, вы правы. Совершенно непонятное событие. Но я вам очень благодарен за предупреждение и приму меры. Несмотря на отдаленность Рима от Парижа, у меня здесь, как у представителя Папы, есть связи и влияние. Попробую и сам что-нибудь разузнать, и вы можете обратиться ко мне за содействием в случае нужды. Я еще не скоро отправлюсь обратно. Как мне вас найти?

— Через баронессу.

Мы распрощались с падре, и какой-то монах проводил нас до дверей.

— Думаете, не врет? — поинтересовался Пьер. — Хотя зачем бы ему врать. Похоже, что он был здорово удивлен. Что будем делать?

— Пойдемте в «Сосновую шишку», — предложил я. — Посидим, а к ужину вернемся в замок.

Верхом до площади перед Нотр-Дам чуть больше пяти минут ходу. В таверне не очень многолюдно, но народ есть. Будущий Мольер тоже тут. Сидит, скучая, за своим столом в углу у распахнутого окна. Присоединяемся к нему.

— Здравствуйте, Жан. Как ваши дела?

— О, Пьер, Арман, Серж, от души приветствую вас. Давно не виделись. А дела мои, сами понимаете, неважные. На ниве стихосложения полное затишье, как и ожидалось. Всё эта война, будь она трижды неладна! Если бы не ваша щедрость и не покровительство маркизы де Пуатье, то не знаю, что бы я делал. Вот влачу жалкое существование.

— И, пожалуй, неплохо влачите, если судить по слегка округлившимся щекам и вполне приличному вину перед вами, — отметил Арман, разглядывая бутылку, стоящую на столе. Мы, пожалуй, закажем такое же.

Жан слегка закраснелся от смущения, но быстро нашелся, что ответить.

— Жалкое существование может быть не только от бедности, но и от безделья, скуки.

— Бросьте, Жан, какая скука может быть с Сюзанной? Скука начнется, когда кардинал вернется из похода, — рассмеялся Пьер.

— Что вы, что вы, тише! Разве можно так неосторожно говорить, — забеспокоился поэт. — Вдруг кто услышит. Тогда скука мне будет обеспечена на много лет вперед. И это в лучшем случае.

— Ладно, ладно, оставим эту тему. Но скука имеет иногда и хорошую сторону. Скучая, вы прислушиваетесь к слухам, сплетням. А таверна для этого благодатное место. Поделитесь с нами, Жан.

— Но вас вряд ли интересует слух о сапожнике с улицы Флери, сбитом каретой.

— Нет, конечно.

— Графиня дю Валетт беременна на седьмом месяце. Хотя ее муж не приезжал в Париж из лагеря под Ла-Рошелью уже больше года.

— Не нагоняйте на нас вашу скуку, Жан!

— А разговоры о том, проиграем мы войну с Ла-Рошелью или не выиграем?

Мы дружно рассмеялись.

— Тоже ерунда. Нам бы что-нибудь странное, таинственное.

— Понятно. Как обычно вас больше интересуют политические ужасы. Тогда, может быть, о заговоре герцогов? Хотя и с сапожником тоже много таинственного.

— А про герцогов это не сказка?

— Кто знает.

— И что про герцогов говорят? Какие герцоги?

— Говорят что-то страшное и непонятное. Якобы крупные синьоры юга Франции очень недовольны кардиналом Ришелье и войной с Ла-Рошелью.

— Ну, таких недовольных во Франции и Париже всегда полным полно!

— Так-то оно так, но эти якобы уже сколачивают заговор в Париже для свержения короля и, конечно же, кардинала, а им потворствует сам принц Конде.

— Как раз вот этот-то может потворствовать кому угодно, лишь бы сесть на трон. И что говорит молва о готовности заговора к действию?

— Говорит, что о готовности и думать нечего.

— Почему?

— Оказывается, что и крупные синьоры северо-запада Франции тоже недовольны правлением Людовика тринадцатого и готовят в Париже свой заговор под покровительством герцога де Бофора.

— И этот метит в короли?

— Вот это как раз и неизвестно. Может, метит, а может, прикрывает другого претендента. Во всяком случае, не Конде.

— А эти-то готовы выступить?

— Тоже совсем не готовы. Обе группы, партии знают о существовании друг друга, но вступить в общий сговор не могут. Из претендентов на престол ни тот, ни другой от своих притязаний отказаться не хотят.

— Если они всё-таки созреют и навалятся на короля, то Людовику и Ришелье придется туго. А потом уж они начнут драку между собой.

— Вряд ли потом, — вздохнул поэт. — Похоже, что они начали истреблять друг друга уже сейчас, под покровом ночи. Жертвы легко списать на ночных грабителей. Кто останется в конце — неизвестно. И сомнительно, что у победителя останутся силы совершить переворот во дворце. Говорят, что то тут, то там время от времени находят трупы мужчин в небедных одеждах и не ограбленных. Мертвых никто не опознаёт и не забирает для похорон.

Мы переглянулись.

— И много таких?

— По слухам уже с дюжину, но раз это слухи, то на самом деле меньше, наверное, вдвое.

— Вы подумали о том же, что и я? — спросил Пьер, и мы с Арманом дружно кивнули. — Да, ну и каша заваривается, если это всё правда. Спасибо, Жан, очень интересные слухи.

— Я от души рад вас развлечь, но уже вечереет и мне пора по своим делам.

— По вечерним делам? Ну, и проказник же вы, Жан, — поддразнил поэта Арман, а я спросил:

— Жан, вы тут упомянули о сапожнике, сбитом каретой и какой-то таинственности этого случая. Что это за таинственность?

— Карета не остановилась, чтобы помочь пострадавшему. Один из очевидцев утверждает, что это была карета баронессы де Бово. А другой говорит, что этого не может быть. Он знает кучера баронессы, и на козлах был не он. Да и я ведь знаю доброту своей покровительницы, в имении которой скрывался целый месяц. Она никогда бы не бросила человека в беде. Даже простолюдина вроде меня или этого сапожника. Ну, я пошел. Всего доброго, господа. Рад был видеть вас всех в добром здравии.

Жан ушел, а мы сидим, молча осмысляя услышанные истории.

— Да-а, — протянул Арман, — вместо одного интригана — герцога Орлеанского появилось сразу два. И при этом в Париже, оставшемся без защиты власти. Такого Ришелье и присниться не могло. Насколько эта опасность велика и есть ли она вообще — пока что большой вопрос. Но случай с Катрин говорит, что тут всё же что-то, кажется, есть. И что это за непонятная муть вокруг кареты Катрин? А не пора ли нам двигать в замок к нашим дамам? А то в темноте добираться как-то не очень хочется.

На башне замка ночной, почти домашний уют. Стол накрыт, а свечи поставлены в стеклянные вазы, чтобы ветер не задувал. А вокруг таинственная темнота. Навес от солнца убран, и над нами бездонное небо с мириадами звезд. Безлуние углубляет окружающую темноту, и площадка башни словно висит между небом и неизвестно чем. Дамы и Гийом внимательно, не перебивая, слушают подробный рассказ Армана о нашей поездке в Париж. Наконец он закончил.

— Так причем здесь падре Березини? — поинтересовалась Катрин.

— Откуда мы знаем? — отвечает Пьер вопросом на вопрос. — Мы даже в сомнении нужно ли воспользоваться его предложением помощи. Вроде бы следовало посвятить его в слухи о заговорах. Ордены монахов многочисленны и вездесущи. Если даже они и не слышали о заговорах, но вдруг начнут тут копать, то мигом до очень многого докопаются.

— Так в чём же дело? — вступила Аманда.

— А вдруг Березини осведомлен о заговорах, и начнет водить нас за нос. Мы так и не знаем, зачем он прибыл в Париж к королеве.

— Эй, эй, — словно проснулась Луиза, — Анну не троньте! Она сама себя свергать не станет.

— Это верно, — поддержал я Луизу, — не станет. И дело папского легата к королеве вряд ли связано с заговорами.

— Почему ты в этом уверен?

— В случае осведомленности Святого Престола о заговорах и желании предупредить о них, Рим не стал бы терять время и слать посла в Париж. Вестника послали бы под Ла-Рошель к королю и кардиналу. Кавалерия и стража буквально через день-два оказались бы здесь и задали перцу бунтовщикам. С другой стороны, У Святого Престола нет никакого интереса в тайных заговорах в Париже. Рим для своих интересов сталкивает между собой целые страны и такой мелочью, как заговор синьоров заниматься не будет. Мне кажется, с падре всё же имеет смысл побеседовать в любом случае. Либо он с нами чем-нибудь поделится сразу, либо постарается что-нибудь добыть.

— Да, да, — встрепенулась Катрин, — и при этом поговорить с ним лучше всего мне.

— Ага, — поддакнула Луиза, — но под присмотром Сержа, Пьера и Армана. А то ты забудешь, о чём нужно спрашивать.

— Зачем под присмотром? Почему как что, так под присмотром?

— Брось, Кэти, не путайся у мальчиков под ногами. Ты же слышала, что твой падре еще не скоро уедет из Парижа. Найдешь способ с ним увидеться. Обещаю, что претендовать на него не буду.

— Тогда ладно.

— А нужно ли нам вообще ввязываться во всё это? — со своим обычным сомнением обронила Аманда. — Нас-то всё это не касается.

— Как не касается! — взвилась Луиза. — Катрин, похоже, это уже очень коснулось нападением на нее. Да и эти странности непонятного происхождения с ее каретой. Катрин, ты ведь сапожника не сшибала?

— Упаси Боже!

— Вот видишь, Аманда! А Анна? Мы что — должны бросить ее в такой момент? Не может того быть, чтобы заговорщики злоумышляли против короля и не тронули бы королеву.

— С каретой действительно творится что-то странное, — продолжил я. — Перемещается по Парижу без своей хозяйки и своего возницы. А также подвергается хорошо организованному нападению, когда такой организованности вроде и не может быть. Катрин, когда ты в Лувре, где стоит твоя карета?

— На набережной, как и у всех.

— Пока тебя нет, ее может кто-нибудь взять без твоего ведома? Кучер всегда при ней?

Катрин задумалась.

— Обычно я предупреждаю своего кучера, к какому времени он должен ждать меня со службы у кареты. Тогда он до этого времени может болтаться где угодно. Реже я не знаю, когда освобожусь, и тогда он ждет меня в помещениях дворца для прислуги, откуда его вызывают. Пожалуй, можно угадать, когда карета долго будет без присмотра. Когда кучер после того, как высадит меня, идет не к дворцу. Но то, что ты думаешь, просто невероятно. Постоянства-то в использовании кареты нет. Да и кому, для чего она может понадобиться?

— Понятно. Иногда случается и самое невероятное. Может быть, кому-то очень нужно удобно и незаметно перемещаться по Парижу. Так, на чём мы останавливаемся? Идем или не идем к падре Березини?

— Идем! — чуть не хором ответили Пьер, Арман, Гийом и Луиза.

— Идем, — слегка замешкавшись, согласились и Аманда с Катрин.

* * *

Утром мы опять втроем отправились верхом в аббатство Сен-Жермен. Впереди нас пылили кареты Луизы и Катрин, отправившихся в Лувр по своим дворцовым делам, а позади тоже верхом тащилась пара слуг Аманды. Им было поручено весь день не выпускать из вида карету Катрин, но не препятствовать, если кто-то захочет ее угнать. Только проследить, кто и куда на ней поедет. Падре Березини принял нас опять в саду. А садик-то совсем не дурен. Умеют-таки слуги божьи устраиваться в бренном мире.

— Падре, — начал Арман, — вчера до нас дошли довольно тревожные слухи о существовании в Париже каких-то заговоров против короля.

— Слухи? Вы верите слухам?

— Иногда. Когда слухи подтверждаются какими-нибудь действительными событиями. Сейчас мы склонны поверить и некоторым слухам. В Париже происходят какие-то странные случайности и непонятное нападение на карету баронессы де Бове — одна из них, но не единственная.

— Так, и о чём же говорят слухи?

— О существовании какого-то заговора герцогов, как его называет молва. Будто бы две партии, одна из которых составилась из синьоров южных провинций, а другая — из синьоров северо-западных провинций, вознамерились покуситься на трон, когда Париж оказался без защиты. Сойтись на одном общем лидере им не удается, и это радует. Пока что они тайно грызутся между собой, но нет уверенности, что они всё же не сговорятся или одна из партий не одержит верх. Тогда трон окажется в большой опасности.

Но только вот непонятно, что может дать им победа в Париже при живом короле и кардинале. Король вернется в столицу со свитой, армией — и весь заговор лопнет, как мыльный пузырь. Что-то, наверное, затевается и кроме переворота во дворце. Но, что именно — пока непонятно.

— И кто лидеры партий?

— У южников — принц Конде, а у западников — пока будто бы герцог де Бофор.

— Понимаю. Вы хотите, чтобы я использовал свои возможности, о которых упоминал вам, и выяснил обоснованность слухов?

— Именно так. У монастырских братий и служителей храмов большие возможности собственных наблюдений и опроса паствы. Разумеется, речь не о тех, которые могут быть сами втянуты в заговоры. Что во французском королевстве совсем не редкость.

— А если втянуты?

— Тогда от них мы никаких сведений не получим, и это будет свидетельством причастности к заговорам. Для вас же, падре, это будет означать прямую угрозу лично вам, как задающему опасные для заговорщиков вопросы. Поэтому мы поймем вас, если вы откажетесь лезть в это дело.

— Вы плохо думаете обо мне, господа. Мое положение в Церкви, миссия в Париже, да и просто соображения чести не позволят отказать вам в помощи. И даже больше. Почитаю это своей обязанностью и долгом.

Сейчас же начну действовать.

* * *

— Никогда так не думал, но у меня после разговора с падре Березини сложилось впечатление, что и среди монахов встречаются порядочные люди, — поделился с нами своими мыслями Пьер, когда мы вышли из аббатства.

— Посмотрим — увидим, — ответствовал Арман, и мы, взгромоздившись на своих лошадей, направились к центру города.

Перебрались на остров Сите, проехали мимо Нотр-Дам и «Сосновой шишки», перебрались на другой берег Сены.

— Куда мы едем? — поинтересовался Пьер.

— На улицу Медников, — ответил Арман.

— Что мы там забыли?

— Увидишь.

Улица Медников — вроде бы та самая кривоватая улочка, где в прошлом году мы поджидали отца Жозефа. Да, именно она. Вот и довольно большой сад за кованой решеткой. А вот напротив сада и тот дом с запыленными окнами, в котором мы прятались. Только окна сейчас не запыленные, а чисто вымытые. Да и сад хотя и такой же густой, но не выглядит заросшим и заброшенным.

— Хозяева вернулись, что ли?

— Нет, — отвечает Арман, — хозяева сменились. Мне тогда очень сад понравился. Да и дом неплох. Я их и купил. Своего-то дома в Париже не было, а теперь есть.

— Неплохая покупка и особенно сад, — согласился Пьер и тут же поддел приятеля: — А призрак убиенного нами отца Жозефа не докучает по ночам.

— Не докучает, — смеется Арман. — Видно, слишком занят в аду и ему не до нас. Так, где посидим? В доме или в саду?

— В саду, конечно. В такую-то погоду грех сидеть дома.

Привязываем лошадей к решетке. Арман достает ключ и отпирает калитку рядом с воротами. Сад очаровательный. Не хуже моего дворика в Верне, но только гораздо больше. В дальнем углу небольшой павильон или прямоугольная беседка, в которой можно укрыться от дождя или устроить пирушку. Большой стол посредине и маленький в углу, плетеные кресла. Вытаскиваем кресла в сад и ставим прямо на траве среди цветов в тени большого каштана. Красота! Над цветами и кустами в половину человеческого роста, сидя в кресле, через ажур решетки просматривается дом Армана и кусочек улицы.

Хлопнула дверь в доме напротив. Слышится скрип калитки и появляется приятная, молодая женщина в цветастом платье и белом переднике.

— Что-нибудь нужно, хозяин?

— Вина, Франсуаза, и жареные орешки.

Маленький столик вытаскивается из павильона. Появляется бутылка вина, стаканы, корзиночка орешков и Франсуаза испаряется.

— Неплохо ты тут обжился. Даже экономка есть, а мне ни слова, — упрекает друга Пьер.

— Рано было еще говорить. Всего неделю, как ремонт дома и расчистка сада закончились.

Сидим, грызя орешки и лениво прихлебывая очень даже приличное вино. Обсуждаем, что бы нам нужно делать. Ничего путного не идет в голову — зацепиться еще не за что.

— Меня удивляет: как это двойной заговор такого масштаба оказывается скрытым для Лувра? Словно и не происходит ничего. Где оставленные в Париже шпионы и ищейки Ришелье? Вымерли или куплены? — Пьер развел руками. — Слухи-то, которые дошли до нас, до службы кардинала и стражи в первую очередь должны бы были дойти. Слухи — дело всеобщее и вседоступное.

— Да, странная ситуация, — согласился я. — Может быть, заговоры настолько хорошо организованы, что слухов и нет. Тогда откуда Жан о них знает? Либо заговоров никаких нет и Жан нас дурачит. Либо слухи являются не слухами, а намеренно раскрытыми сведениями. Тогда эти новости гуляют не по Парижу, а только среди определенных людей. Не верится, что эти как бы слухи были бы предназначены именно нам. К нам они попали случайно только потому, что мы зашли в «Сосновую шишку». А могли бы и не зайти. Надо порасспросить Жана, где и от кого он всё это слышал. Сразу не догадались. А может быть…

— Что ты замолк? Что «может быть»?

— Нет, это просто невероятно!

— Что невероятно? — встрепенулись оба моих собеседника. — Не томи!

— Всё становится складным и понятным только в одном случае. Если Жан всё, что описал нам, сам же где-то и подслушал. Никаких слухов нет и заговорщики очень осторожны. Никто ни о чём и не подозревает. Опять наш поэт влип в историю. За его голову никто и гроша ломаного не даст, если выплывет, что сведения исходят от него. Как это его угораздило снова вляпаться в тайную политику?

— Хорошо, что мы не упомянули Жана в разговоре с падре Березини, — пробормотал Пьер.

— А если Луиза упомянет его в разговоре с королевой? Нужно ехать в Лувр, — решил Арман. — Может быть, еще не поздно. Вот допьем вино и двинемся.

Однако получилось так, что мы двинулись с места раньше, чем допили вино. По булыжнику мостовой послышался стук колес приближающейся кареты. До нас донеслась ругань возницы. Наши привязанные к решетке сада лошади мешают проехать по узкой улице.

— Не смейте обижать наших лошадок! — заревел Пьер. — А то мы вас самих обидим!

Возница как-то исхитрился и, свернув на тротуар, объехал наших лошадей и продолжил путь, скрывшись за соседним домом.

— О Господи! — пораженно, вполголоса вскрикнул Арман. — Это же карета Катрин, но кучер-то не ее.

Мы бросились к калитке. Франсуаза, уходя из сада, заперла ее. Пока Арман доставал свой ключ, отпирал калитку и мы вываливались на улицу, карета уже скрылась в какой-то из поперечных улиц.

— Вот чёрт, упустили! — раздосадовано посетовал Пьер. — А где же эти болваны, которые должны были следить за каретой? Вот я устрою этим ротозеям выволочку! Давайте скорее двигаться в Лувр.

— Что-то странное было в карете Катрин, — задумчиво произнес Арман, — а что именно никак не пойму.

Болваны и ротозеи оказались на своем посту. Слоняются с независимым видом по набережной напротив Лувра и в ус не дуют, что у них из-под носа увели карету.

— Вы что же, братцы, прозевали то, что было вам поручено, — сразу же насел на них Пьер. — Шевалье Гийом с вас шкуру спустит. Карета ездит по Парижу, а вы отдыхаете здесь.

— Как ездит? — слегка обалдели слуги Аманды. — Не может быть, господин маркиз! Вон она стоит.

И в самом деле, карета здесь — никуда не делась.

— Вот оказывается, что мне показалось странным! — воскликнул Арман. — У кареты Катрин спицы колес крашеные, а у той, которую мы видели у моего дома, — нет. Разные, но как две капли воды похожие кареты, и обе с гербом Катрин. Пошли во дворец!

Катрин, оказалось, разыскать не трудно. Даже и искать-то не пришлось. Сама двигалась нам навстречу, когда мы шли к покоям королевы.

— Вот, очень удачно ты нам попалась, — обратился я к ней. — Оказывается, в нападении на твою карету падре Березини никак не замешан. Просто по Парижу ездят две одинаковые кареты и обе с твоим гербом. Нападавшие ошиблись каретой. Наверное, вторая карета примерно в это же время должна была проезжать там же, где и ты.

— Зачем это кому-то понадобилось делать копию моей кареты?

— Кто его знает! Наверное, какой-то смысл есть. Кто-то привык ездить в удобных каретах. Хорошая карета без гербов выглядела бы странно и привлекала внимание. А с гербом местной знати совершенно не выделяется среди прочих. Если не будет ездить там же, где и ты. Да и сходство карет кого-то очень выручило в день нападения на тебя.

— А ведь верно! Я спасла от расправы кого-то из заговорщиков. Как романтично! И что дальше?

— Скажи, кто делал тебе карету? Мы попытаемся узнать, кому была сделана вторая такая же.

— Мастер Перигор с Каретной улицы. Хороший мастер. Таких карет, как у меня, много катается по Франции. Некоторые очень похожи, но гербы-то на всех разные, и цвет иногда тоже.

— Хорошо. Теперь вызови нам Луизу. Очень уж она нам нужна.

Обе дамы вышли к нам, когда не прошло и получаса.

— Дворцовый этикет, — пояснила Луиза. — Королеву так просто не покинешь. Что случилось? Про вторую карету Катрин мне уже сказала.

— Ты с королевой уже беседовала о заговорах?

— Говорила. Она возмущена и очень обеспокоена. Хотела вызвать для выяснения начальника стражи и оставшегося в Париже помощника Ришелье. Я уговорила пока не спешить. Сначала нужно выяснить, с чем имеем дело. А вмешательство стражи может либо спугнуть заговорщиков, либо ускорить события. Ни то, ни другое нежелательно. Анна пообещала нам любую помощь, которая будет в ее силах.

— Ты ей не называла имени нашего поэта?

— За кого ты меня принимаешь, Серж? Я достаточно опытная интриганка, чтобы умолчать о том, чего можно не говорить. Анна меня не спрашивала об источнике. Для нее источник — это я.

— Очень хорошо. О Жане никому ни слова. Помалкивайте обе. Иначе наша разговорчивость будет стоить ему головы.

— А что, он опять попал в оборот?

— Не то слово. Еще как попал!

— Тогда теперь моя очередь спасать его в моем поместье! — расхохоталась Луиза.

— Спасай, спасай, а я тебе такую же свинью подложу, как ты мне в прошлый раз, — посулила ей Катрин.

Мы быстро удалились, оставив Луизу и Катрин препираться между собой по поводу того, кто кому способен больше подгадить.

— Они всегда так? — спрашиваю я Армана.

— Почти. Насколько я наблюдаю их странную дружбу.

— Спектакль, да и только, — добавил Пьер. — Но как что-то серьезное, то душу друг за друга заложат. Ну, что? На улицу Каретников?

Мастера Перигора мы нашли быстро, и наседать на него даже не пришлось. Тайна появления второй кареты раскрылась в нескольких фразах. К Перигору пришел человек и представился управляющим баронессы де Бово. Сказал, что баронесса хочет получить еще одну карету. Такую же, какая у нее уже есть. Чтобы была запасная на случай, если первая сломается. У мастера оказалась почти готовой подобная карета для свободной продажи. Карету доделали в два дня, и заказчик забрал ее, полностью рассчитавшись.

Так что с Каретной улицы мы ушли не солоно хлебавши и уже солидно проголодавшиеся отправились в «Сосновую шишку». В таверне шумновато в такое обеденное время, но стол Жана-Батиста Поклена занят только им самим и его бумагами. В раскрытое окно вливается звон колоколов Нотр-Дам. Сдержанно поздоровавшись, присоединяемся. Заказываем суп, рагу, пироги и молоко вместо вина.

— Пьер, с каких это пор вы перешли на молоко? — с шутливой улыбкой спрашивает поэт.

Пьер молчит. Жан переводит взгляд на Армана. Тот сидит с непроницаемым видом человека, не расположенного к разговорам. Поэт забеспокоился, заерзал на месте, вопросительно уставился на меня.

— Что-то случилось?

— Да ничего особенного. Просто один человек, которому мы доверяли, обманул нас. Пришлось проделать кучу лишней работы, и Пьер с Арманом очень устали. Да и чертовски злы на обманщика.

— Ух, как я зол! — подтвердил Арман.

— А я еще злее! — подлил масла в огонь Пьер. — Намного злее тебя. А когда я так зол, то от меня можно ждать любых неожиданностей.

Поэт заерзал еще сильнее, уже предчувствуя, на кого может излиться злость таких серьезных особ, как Арман и Пьер.

— Так что, Жан, — говорю я ему, — выкладывайте по-честному всё, что вы знаете о заговорах, пока злость моих друзей не выплеснулась наружу. Где вы подслушивали и кого? Никаких слухов ведь на самом деле не было и в помине.

— Здесь, в «Сосновой шишке», наверху в комнатах для постояльцев, — сразу раскололся служитель муз.

— Как вы там оказались? Вы же, Жан, не живете в этой таверне, а до дома вам два шага.

— Два-то два, но зато, какие опасные два шага в нынешнее-то время ночных разбоев на улицах! Иногда, если я засижусь здесь до темноты, то и остаюсь ночевать наверху. Стенки между комнатами тонкие, а через щели между досками слышно всё, что происходит у соседей. Если хорошо прислушаться, конечно.

— Понятно. И что за люди там разговаривают? Откуда?

— Что за люди не знаю. Никогда не видел их раньше, но по упоминаниям городов можно думать, что они с севера Франции.

— Имена какие-нибудь называют?

— Кроме герцога де Бофора и принца Конде, я никаких имен не запомнил. Ругались по поводу принца и его приспешников с юга в Париже, которые уже кого-то убили из тех, кто разговаривал за стенкой. Так я и понял, что партий заговорщиков две, и они во вражде. Упоминали какие-то мне неизвестные фамилии и обращались друг к другу по именам, но я на них внимания не обратил. Всё равно с лицами-то их не связать. А лиц этих с каждым днем всё больше и больше становится.

— Можете еще послушать их, Жан?

— Не выйдет. Приезжие уже заняли все комнаты по одну сторону дома. Начинают селиться и по другую.

— Жаль. Новоприбывших подслушивать бессмысленно. Пожалуй, здесь гнездо заговора одной из партий. Хотя вряд ли. Чтобы собраться вместе, нужно большое помещение. Они здесь только живут. Удобно. Если что, то можно оповестить сразу всех. Но место собраний нужно искать. Интересно, а представители какой из партий передвигаются в фальшивой карете Катрин? Бофорцы или кондейцы?

— Господа, вы думаете, госпоже де Бово что-то угрожает? — забеспокоился поэт.

— Еще не знаем. Кто-то из этих двух партий приобрел такую же карету, как у баронессы и разъезжает в ней. Не удивительно, что сбившая сапожника карета не остановилась.

— Я же говорил! Не может быть, чтобы это была госпожа де Бово.

Сидящий напротив распахнутого окна Арман вдруг напрягся, глядя на площадь.

— Эге! Сейчас мы узнаем что-то новенькое.

— Что ты там увидел?

— Вторая карета Катрин. Она нас сегодня просто преследует. Какое-то неправдоподобное совпадение.

Жан повернул голову и тоже глянул в окно.

— Тот, который пониже ростом, — из здешних постояльцев. Второго я никогда не видел. Что-то уж больно жарковато для меня тут становится. Пойду, пожалуй.

Поэт дрожащими руками сгреб со стола свои бумаги и заспешил наружу, чуть не столкнувшись в дверях с входящей парой.

Вошедшая пара ничем не выделялась среди обычных парижских обитателей дворянского происхождения. Шпага, кинжал, но никакой роскоши и вызова в одежде. Разве что улавливалась некоторая разница в положении. Тот, который пониже ростом, вошел вторым, придерживая дверь перед первым, шествовавшим с важным и властным видом. Затем низкорослый забежал вперед, показывая дорогу к лестнице наверх, и снова пропустил своего бородатого спутника вперед. Оба скрылись из вида, поднявшись по лестнице.

— Что скажете? — спросил я.

— Я их не знаю, — пожал плечами Пьер.

— А мне тот, что с бородой и важный довольно знаком, — порадовал нас Арман. — Правда, не лично, но в Лувре я его видел раза два-три.

— И кто это?

— Герцог Генрих Лотарингский.

— Вот это фигура! — присвистнув от удивления, отреагировал Пьер. — Тогда в этой партии главную роль играет вовсе не герцог де Бофор. Что будем делать?

— Вряд ли Генрих Лотарингский здесь задержится. Тут он не живет, и жить не будет, а многочисленные встречи здесь невозможны. Я вижу, что кучер развернул карету в сторону правого берега. Пьер!

— Понял, — вставая из-за стола, коротко ответил Пьер. — Пойду, займу позицию. Встретимся у Аманды.

Пьер вышел. Примерно через полчаса сверху спустилась и приехавшая в карете пара. Погрузилась в карету и отбыла. Мы же с Арманом влезли на своих лошадей и отправились домой.

По пути нагнали карету Катрин. Чтобы нагнать Луизу хотя бы верхом да вскачь, и мечтать нечего. Даже если бы она показалась в виду. А уж верхового, скачущего на рысях, ее черные красавцы, идущие не спеша, в четверть силы, обставят, как стоячего. Я чрезвычайно далек от любви к лошадям, но черная как смоль четверка скакунов Луизы даже у меня вызывает восхищение.

Аманда говорит, что отношения Луизы с королем испортились после того, как строптивая герцогиня отказалась продать свое подкованное сокровище для королевской конюшни. Луиза попала в опалу и ссылку из-за какой-то темной истории с участием Ришелье, о которой не любит вспоминать. Но не возникни лошадиный конфликт, Ришелье не удалось бы удалить Луизу от двора, несмотря ни на какие козни кардинала. Людовик XIII хотя и глуповат и бесхарактерен, но членов своей семьи обычно в обиду не дает. А Луиза далеко не последний человек в этой семье, но ей тесно и скучно в этом родстве.

Возвращением из ссылки Луиза тоже обязана своим небывалым коням. Королеве всё же удалось как-то преодолеть озлобленность своей подруги Луизы к Людовику и герцогиню де Шеврез вернули из ссылки при очень интересном условии. Скрепя сердце, Луиза согласилась хотя бы предоставлять своих красавцев для случки с кобылами из королевской конюшни.

Вот такая лошадиная история.

Аманда, Луиза и Гийом уже прохлаждаются на башне. Добавились и мы трое. В ожидании Пьера рассказываем о событиях дня. Ждать пришлось долго.

— Куда же он пропал? — забеспокоилась Катрин. — Как бы городские ворота не заперли.

— Ворота — это пустяки. Переночевать можно и в городе, — высказала свое мнение Луиза. — Меня больше тревожит то, кого он взялся выслеживать. Генрих Лотарингский страшный человек. Даже в чужих владениях он ведет себя, как в собственных. Не дай Бог, Пьер попадется на глаза его клевретам.

— Пьер не то тот, кого можно взять голыми и даже не голыми руками, — попытался успокоить их Арман. — Если его припрут к стене, то он не постесняется и герцогу Лотарингскому глотку перерезать. Сами же его прекрасно знаете.

— Знать-то знаем, а всё равно страшновато за него, — рассуждает, как обычно осторожная и как бы слегка боязливая Аманда. — Пока мы наблюдали со стороны, то нам ничего и не угрожало. А слежка означает, что мы уже влезли в эту историю и, если еще не по уши, то руками, как минимум, вляпались. А, зная вас всех, догадываюсь, что хода назад у нас уже не будет.

Почти стемнело, когда Пьера впустили в ворота. Все сразу повеселели. Гийом приказал подавать ужин.

— Мы беспокоимся, что всё перепреет на плите, а тебя всё нет и нет, — попенял Пьеру Гийом.

— Ничего, то, что я добыл, стоит вашего ожидания.

— Добыл, добыл, добыл! — оживились Катрин и Луиза. — Как мы любим это слово, когда ты его говоришь! Оно означает, что назревает интересный скандальчик. А что добыл-то? Не томи! Что? Дать тебе отдышаться? Потом отдышишься! Жив и ладно.

— Нет, вы только посмотрите на этих индюшек! Никакого терпения.

— Мы всё терпение истратили, дожидаясь тебя.

— Ладно, перестаньте тарахтеть, садитесь за стол, — утихомирила всех хозяйка замка.

Пять минут прошли в молчании, жевании и глотании.

— Герцог Лотарингский обосновался в доме графа де Граммона. Причем подъезжает с заднего хода, — между глотками бросил нам Пьер первую порцию новостей.

Катрин даже рот раскрыла от удивления.

— Как это? А старик-то тут причем? Он никогда не лез ни в какие интриги, а уж в заговоры и подавно.

— Не знаю. Герцог вышел из кареты вместе со своим провожатым и вошел в дом. Карета поехала дальше, но не далеко. Кучер пристроил ее на постоялом дворе через две улицы, вернулся пешком обратно и тоже скрылся в доме старого графа. Осторожничают, стало быть. И сами от кареты отстранились, и карета не привлекает внимания к дому.

— Интересно, а знают ли они о нападении на Катрин?

— как бы про себя поинтересовался Арман. — Катрин, ты всем в Лувре уже об этом раззвонила?

— А что?

— Старик Граммон часто бывает в Лувре и, если слышал твою историю, то мог передать ее заговорщикам. Даже неудавшееся покушение на лидера часто меняет запланированное течение событий.

— Граф де Граммон был в Лувре в тот день, когда напали на Катрин, но с тех пор во дворце не появлялся, — заметила Луиза. — Об истории с Катрин стало известно лишь на следующий день. Так что из первых рук граф знать об этом не может. Однако дело совсем в другом. Граф живет не в своем парижском доме, а в поместье недалеко от Парижа. Парижский дом занимает его вдовая дочь — маркиза Жермена ле Гран. Ей, наверное, лет тридцать. Жермена в ссоре с отцом и в Лувре не бывает. Так что, если у этих заговорщиков нет в Лувре регулярного поставщика дворцовых сплетен, то они могут и не подозревать о неудавшемся покушении на герцога Лотарингского. Если же герцог узнает о покушении на него, то ужасно разозлится и натравит своих клевретов на нападавших. Пока же в Париже не слышно ни о какой крупной стычке.

— За домом Граммонов ведется слежка не только нами, — со вздохом удовлетворения, отваливаясь от стола, подбросил нам очередную порцию известий Пьер.

На минуту все замолкли, ожидая продолжения.

— Ты что, злодей, извести нас задумал недоговорками? — возмутилась Катрин.

Пьер усмехнулся и продолжил:

— Два человека наблюдают за домом с той стороны, куда подъехала карета. Шпионы совсем неопытные, хотя в глаза и не бросаются. Держатся вдали от дома Граммонов и поэтому, наверное, их и не распознали.

— А как же ты их распознал?

— Когда возвращался за кучером от постоялого двора к дому Граммонов, то увидел тех же парней, но переместившихся на другое место. Заняты они были тем же самым — разглядывали упряжь своих лошадей. Тогда я объехал квартал и оказался перед парадным входом в дом Граммонов. Наискосок какой-то крошечный кабачок, и я заглянул в него. Стол у единственного окна был занят двумя типами, старательно изучающими особняк напротив. Пришлось пристроиться за столом в глубине кабачка. К особняку подъехала карета. Из нее вышла дама со служанкой и скрылась в доме Граммонов. Через некоторое время из дома вышли двое мужчин и направились куда-то. Один из сидящих у окна вскочил и вышел на улицу. Другой посидел еще с полчаса, ничего не дождался, расплатился с хозяином и тоже ушел.

— Получается, что лотарингцев довольно тщательно опекают. А кому это надо, кроме кондейцев? — проронил Арман. — У меня складывается впечатление, что здесь не просто соперничество за трон.

— Конечно, не только, — подала голос Луиза. — Здесь еще и застарелая, историческая вражда севера и юга. А также и личная неприязнь между синьорами севера и юга. Они уже многих друг у друга перерезали без всяких притязаний на французский престол. Земельные, родовые распри у них, наверное, никогда не кончатся. Это нам на руку. Узнать бы, где в Париже устроились заговорщики с юга.

— Я проследовал за вторым типом… — спокойно и безмятежно промолвил Пьер и снова умолк.

— Нет, вы только подумайте, что он с нами вытворяет! — взорвалась Катрин, через минуту общего молчания, окончательно потеряв терпение. — Совсем совести у человека нет.

— Он привел меня на улицу Старой голубятни ко дворцу Тревиля, — закончил Пьер.

— Вот так номер! — растерянно промолвила Аманда. — Уж только не Тревиль.

— Я тоже думаю, что Тревиль тут совсем ни при чём, — поддержала ее Луиза. — Либо кто-то в его доме без ведома хозяина, либо Тревиль не осведомлен о делах гостя или гостей. Пьер, ты что-нибудь еще разглядел?

— Во дворе никого и ничего. Тип вошел в двери правого крыла, где внизу фехтовальный зал, а наверху комнаты для гостей. С улицы больше ничего не видно.

Аманда обернулась к своему управляющему:

— Гийом!

— С утра пошлю людей. Обложим дворец Тревиля и дом Граммонов, как полагается. Я сам поеду и посмотрю нельзя ли там обосноваться в окружающих домах.

— Есть еще одна интересная вещь в моих наблюдениях, — снова подал голос Пьер.

— Так, у нас сегодня вечер непрерывных сюрпризов одного человека, — объявила Катрин. — Вываливай!

— У парадного входа дома Граммонов околачивается пара монахов, собирающих милостыню. Обычно они толкутся в людных местах, у храмов, а тут прямо на не такой уж оживленной улице. Хотя и выглядят вполне уместными.

— Неужели связи падре Березини так быстро заработали, и уже что-то обнаружилось? — удивился Гийом.

— Тогда завтра с утра едем сразу к нему, — предложил я, и все с этим согласились.

— Завтра так завтра, — поднимаясь из-за стола и сладко потягиваясь проронил Пьер. — А сегодня я с удовольствием бы вздремнул.

Никто против такого развития событий протестовать не стал. Все растеклись по своим апартаментам, слуги убрали всё со стола и тоже удалились. Под звездным небом с только еще родившимся месяцем остались лишь мы с Луизой. Едва ощутимый ночной ветерок приятно холодит кожу. Ночные птицы перекликаются где-то в почти непроницаемой тьме. Из этой же тьмы доносится и шелест листвы, когда ветерок на несколько секунд сменяется небольшими порывами более сильного ветра. Млечный путь пересекает синий купол неба. Вот из него упала звезда. Потом еще одна. Потом сразу две.

— Интересно, — вполголоса нарушила молчание Луиза, — сколько звезд на небе? Падают, падают, а их всё меньше не становится.

— Вот сейчас над нами видим около двух с половиной тысяч звезд. А на самом деле их намного больше. И падают вовсе не звезды, а их крошечные осколочки. Вот звезд меньше и не становится. Просто звезды очень далеко от нас, а осколочки подлетели к нам совсем близко. Осколочки и кажутся целыми звездами, — провел я среди герцогини де Шеврез небольшой ликбез по астрономии.

— Интересно, — еще раз повторила она как бы про себя. — Серж, а как ты относишься к Аманде? Я, конечно, понимаю, что она много старше тебя и вроде бы родственница, а вот по-человечески? А?

— Ну, как тебе сказать, Луиза. Не задумывался я над этим. Если путем сравнения, то примерно как к старшей сестре. Да ты уж, наверное, давно догадалась, что никакие мы не родственники.

— Догадалась. А также догадываюсь, что еще дальше догадываться лучше не стоит.

— Пожалуй, что так. Нам всем хорошо и без всяких лишних догадок. А вы с Амандой как познакомились? В Лувре?

— Нет, в тюрьме, — и засмеялась. — Ну, не совсем в тюрьме, но как бы по пути в нее. Я как обвиняемая на допросе у подручных Ришелье, а она — как свидетель. Грязная история с заговором против государства и короля. И вспоминать не хочется. Так до сих пор и неясно, кому это могло быть нужно, кроме кардинала. Аманда своими показаниями превратила меня из обвиняемой лишь в подозреваемую и невольную соучастницу. Хотя сама рисковала из-за меня попасть под удар. Пронесло, слава, Богу, мимо нее. А ведь мы и не были знакомы до этого. Видели друг друга издали на больших приемах в Лувре — и всё. Так я и попала во временную ссылку вместо Бастилии на веки вечные, где и принцы крови иногда сидят. Так что мне просто удивительно, что частенько Аманда такая боязливая.

— Она не боязливая, а предусмотрительная и осторожная. И еще притом сдержанная моралистка. Была бы она боязливая, мы бы вокруг нее не собрались.

— Пожалуй, да. А ведь как удачно собрались! Правда?

— Правда. А не пора ли и нам вслед за всеми?

— Наверное, пора. Ты уж иди, а я тут еще немного посижу.

* * *

Выехали из замка Аманды, захватив с собой еще и Гийома с десятком толковых слуг. Луиза и Катрин двинутся в Лувр попозже. У дверей монастыря оставили лошадей, слуг и вчетвером вступили в обитель.

В это утро в монастырском саду аббатства Сен-Жермен де Пре, кроме падре Березини оказался еще и архиепископ Парижа Андре де Вуайе. Взглянув на нас далеко не глупыми глазами, этот важный клирик что-то понял и не стал совать нам руку для целования.

— Господа, — начал он без всяких предисловий, — когда вчера утром падре Березини уведомил меня о разговоре с вами, то я просто не хотел ему верить. Тем не менее всё же распорядился о немедленном опросе братий разной орденской принадлежности и служителей храмов. Уже днем стало ясно, что в Париже возник какой-то опасный беспорядок. И даже признаки беспорядка приняли зримые очертания.

Например, в храмах появляются для отпевания тела неизвестных людей, найденных на улицах. Людей довольно молодых и не ограбленных, но умерших насильственной смертью. Такого в Париже раньше не было.

— И сколько обнаружилось таких тел? — спросил Арман.

— Восемь.

— В действительности их, наверное, должно быть значительно больше, — предположил я.

— Почему? — поинтересовался Березини.

— Париж ведь. В нём выделяются нехарактерные, неограбленные трупы, на которые наткнулись только утром. А если человек был кем-то убит, а потом совсем другими людьми труп был ночью ограблен? Тогда этот труп будет обычной жертвой ограбления, но только неопознанной. Сколько еще таких может быть?

Клирики переглянулись между собой.

— Верно, — признал Вуайе, — мы об этом не подумали. Такое обстоятельство может удвоить цифру.

— А главное, — продолжил я, — может указать и на масштабы заговора. Раз обе партии могут молчаливо позволить себе такие потери, то численность заговорщиков в Париже, похоже, немалая.

Архиепископ подтверждающе кивнул:

— Наверное, вы правы. Удручающее обстоятельство.

— Что еще удалось обнаружить?

— На службах в парижских храмах замечено довольно много известных и не очень известных лиц из отдаленных провинций Франции. Эти лица и раньше приезжали в Париж и даже неоднократно. Встречались с кем-то, выходили в свет. Странно то, что сейчас их изредка, кроме храмов, вроде бы нигде и не встретишь. Выходят из церкви и словно растворяются.

— А таких много?

— Трудно сказать. Многие ведь заходят в разные дни в разные церкви. А поименно их не установить, кроме лиц, известных всем. Дважды видели герцога де Бофора и еще одного известного синьора, но неуверенно. Может быть, и не он совсем.

— Генриха Лотарингского, что ли? — клирики снова переглянулись.

— Его. За домом, где он скрывается, наблюдают.

— И, как вы думаете, что следует предпринять?

— Мы сейчас поедем в Лувр, чтобы предупредить королеву и начальника стражи.

— Разумно. Королева уже уведомлена об этом вчера, но, если такие значительные лица церкви подтвердят опасения, то будет еще лучше. Но мы не уверены, что оповещение дворцовой и городской стражи будет своевременным.

— Почему?

— Распространение сведений о заговорах может их подстегнуть. Сейчас заговорщиков сдерживает распря между ними самими. А почуяв опасность разоблачения, они могут отложить ее на время, и тогда мы не знаем, что, когда и как начнется. Нужно точно установить хотя бы численность и места, где они скрываются. О планах я уж и не говорю. Как получится. Королева с нами согласна. Как мы поняли из ваших слов, за домом Граммонов ведется наблюдение.

— Да.

— А за дворцом де Тревиля? А за таверной «Сосновая шишка»? Ведь это тоже места скопления заговорщиков. Может быть, даже еще и не все.

— Мы о них ничего не знаем, — признался архиепископ. — Видно, что вы даром время не теряли. Нам, наверное, следует помочь вам, чем можем. Раз на стражу опереться нельзя. Но вмешательство церкви в такие дела противоречит ее статусу. Падре Березини считает, что мы должны что-то делать, и представит в Риме всё нужным образом. А вот что скажет кардинал Ришелье о вмешательстве епархии и частных лиц в его полномочия?

— Не об этом нужно думать сейчас, Ваше Преосвященство. Кардинал далеко и защищен, а королева здесь и в опасности. Наши действия оправданы и обоснованы. И стража, и служба кардинала, оставшаяся в Париже, оказались не осведомленными сразу о двух заговорах. А ведь подготовка заговоров в самом разгаре. Как на них можно полагаться? Нельзя исключать и предательства. Наш долг предпринять всё возможное для защиты королевы и Парижа. Обстоятельства вынуждают. Когда будете у королевы, обсудите это с ней. А стража… Страже тоже работа найдется. Когда станет ясно, где и что делать, то без нее будет не обойтись.

— Пожалуй, я согласен с вами. Вас немного, но ваша решительность и активность стоят уважения. У вас есть какой-нибудь план действий?

— Выяснить численность и места сбора заговорщиков. У нас есть десять человек, которые займутся этим. Но ваши монахи могут многое делать лучше них. К монахам больше доверия, и они могут без подозрения проникнуть туда, куда обычного человека не пустят. Что и где делать, скажет всем шевалье Гийом, которого мы вам уже представили. Он будет командовать розыском из дома графа Армана на улице Медников. Поговорите с ним, как лучше всё организовать, а нам нужно идти.

Оба клирика машинально осенили нас святым крестом, и наша троица, обретя божественное благословление, удалилась из обители.

— Ну как, Пьер, — выйдя на улицу, спросил Арман, — архиепископ порядочный человек или не очень?

— Кто его знает! Святые отцы известные лицемеры. Он же прекрасно понимает, что если переворот состоится, то в Париже будет другой архиепископ.

— Тоже верно. Какой ты у нас мудрый, Пьер! Куда идем-то?

— К тебе в сад. Куда же еще? Будем ждать Гийома с известиями.

— В сад так в сад.

Кресла и столик в саду как мы их оставили, так и стоят. Только бутылка и стаканы убраны. Франсуаза выглянула в окно, когда Арман открывал калитку, получила распоряжения, и мы опять грызем жареные орешки, запивая их вкусным вином.

— Допустим, что мы разыщем все места скопления заговорщиков, — начал размышлять Арман. — Раз разыщем, то сможем их и пересчитать. Сколько времени потребуется на это? Серж, как ты думаешь?

— С помощью церковников — вряд ли более двух дней. Заговор требует активности в подготовке. Тем более такая каша, как сейчас. Заговоры против трона одновременно с заговорами против соперников. Все участники должны бегать по Парижу, как угорелые. Те, которые у нас уже на виду, непременно приведут к тем, которые нам еще неизвестны. Решить, что делать дальше, будет сложнее.

Тишину улицы, как вчера, разрушил грохот копыт и колес. Мы насторожились. Опять те? Оказалось, что не те. Наши бедные лошадки прижались к решетке сада, а мимо них по улице едва протиснулась большая карета, влекомая знакомой четверкой черных коней. Протиснулась и ушла дальше.

— Луиза! К нам, что ли? Но куда это ее понесло? На этой улице с четверкой ведь не развернуться.

Выскочили из сада. Карета пятится назад под громкие понукания кучера. Поравнялась с нами. Мадам герцогиня вываливается из нее чуть ли не нам на руки.

— Ой, мальчики, заблудилась и проскочила. Арман, что это ты на такой узкой улице дом купил? Ой, какой миленький садик! Можно войти? Ой, какие креслица удобненькие.

Отвязываем своих лошадей и заводим в сад. Иначе по улице будет и пешеходу не пройти. Франсуаза кричит в окно:

— Хозяин, мне из дома не выйти!

Опять начинается передвижение кареты, чтобы можно было открыть дверь в доме. Ставлю на траву еще одно кресло. А то в мое кресло уже завалилась Луиза и в восторге дрыгает ногами.

— Луиза, ты что будешь? — интересуется хозяин.

— Кофе или шоколад.

— Что-нибудь одно.

— Тогда шоколад и какую-нибудь булочку.

— Франсуаза, шоколад и булочку. А ты что не в Лувре?

— После визита архиепископа королева расстроилась и решила развеяться, прокатившись в Венсен. Мы с Катрин кое-как отбились от такого счастья.

— Что же ты ее с собой не взяла?

— Ей не до того.

— Понятно. С архиепископом был и папский легат.

— Да. Так что вечером Катрин нам, наверное, компанию не составит. О, вот и шоколадик с булочкой. Чудесненько! А вы тут чем занимаетесь?

— Ждем Гийома с новостями и размышляем, что нужно будет делать, когда обнаружим всех заговорщиков. Гийому в помощники пообещали тучу монахов.

— И до чего доразмышлялись?

— Не успели. Твоя карета Сержу все мысли спутала.

— Вот это плохо. Не следует путать мысли у Сержа — пропадем. Предвижу большие трудности. Обнаружим заговорщиков, но удастся ли арест?

— Скорее всего, не удастся, — ответил я. — Они будут сопротивляться и разбегаться. Да и в случае ареста, в чём их можно будет обвинить? В том, что приехали в Париж? Собрались вместе? Что-то замышляли? Ерунда! Никаких весомых доказательств против них нет. Какой-то мелкий поэтишка с подслушанными неизвестно чьими разговорами. И он против титулованных лиц королевства? Смешно! Никаких заговоров не было — и всё тут!

А с другой стороны, допустить выступления заговорщиков нельзя. Оно может оказаться настолько стремительным, что арестовывать заговорщиков окажется некому. К тому же неизвестны их намерения относительно королевы. Вот перед такой задачей мы и стоим сейчас. Все наши усилия могут пропасть. А вот от мести избежавших ареста заговорщиков нам вряд ли удастся так просто увернуться.

— И как же выкрутиться из такой ситуации? Послать гонца к Ришелье? Уж его-то не смутит отсутствие прямых доказательств для арестов.

— Как знать. Вспомните письмо королевы. Мы сами в прошлый раз прижали кардинала так, что он поостережется хватать формально безвинных людей. Да и зачинщики вроде Конде и Лотарингского без доказательств ему не по зубам.

— И что будем делать?

— Есть одна лазейка. Можно и заговор закопать, и самим оказаться ни при чём. Обе эти компании друг другу яму роют. Нужно только подготовить благоприятный момент и столкнуть сразу их всех в эту яму. Неплохо бы постараться, чтобы никто из нее не выбрался.

— Я же говорила, что Серж всегда что-нибудь придумает! А что именно ты придумал?

Ответить я не успел. Цокот копыт на улице и скрип калитки.

— Я только на минутку, — предупредил Гийом. — Денег мало с собой захватил. Давайте всё, что у кого есть.

Мы принялись усердно рыться в карманах и кошельках. Луиза тоже покопалась где-то в недрах своего роскошного наряда и выудила откуда-то несколько серебряных монет. Ссыпали всё в кучу.

— Хватит?

— Думаю, да.

— Как у тебя дела?

— С секретарем архиепископа обходим ближайшие к мятежникам монастыри и церкви. Отбираем самых толковых монахов. Вот найму подходящие помещения и к вечеру, думаю, сети раскинем. А вы тут хорошо устроились. Стало быть, и мне будет удобно отсюда командовать шпионами. Арман, вином и орехами обеспечишь?

— Да, верно. Пойдем я тебя с Франсуазой познакомлю.

Арман и Гийом подошли к дому. Арман что-то сказал Франсуазе и Гийом ускакал по своим делам.

— Ну, так что? — спросила Луиза, когда Арман вернулся. — Какая бесценная мысль тебя, Серж, посетила?

— Мысль ужасно простая и ужасно коварная.

— Вот-вот, я уже начинаю верить, что мысль будет изощренная. От мужчин только коварства и жди.

— Брось, Луиза, с тобой мне по части коварства тягаться не по силам. Нужно только вспомнить, что ты Катрин устроила не так давно.

Герцогиня расхохоталась:

— Так это же Катрин и коварство здесь шутливое. Ладно, давайте говорить о серьезном.

— Я не зря пытался понять знает ли Генрих Лотарингский о нападении на карету Катрин. Если нет, то это было бы просто прекрасно. В нужный момент, уведомив Генриха о попытке покушения на него, можно подстегнуть его злобность и мстительность. Тем более что взаимное истребление противников уже тихо идет.

— И что из этого? Клевреты Генриха начнут при каждом удобном случае отлавливать клевретов Конде и отправлять их к праотцам? Так они и сейчас именно это делают.

— Да, делают. А новое пополнение обеим партиям, наверное, всё приходит и приходит. А вы подумайте, что будет, если партия Конде соберется вся в одном месте? На, скажем, решающее собрание. Кто-то уведомит Генриха о месте и времени собрания, а перед этим сообщит о попытке покушения на него. Будут ли сторонники Генриха Лотарингского ждать, когда собрание разойдется, чтобы вылавливать людей Конде поодиночке?

— Конечно, не будут! — Луиза аж подскочила от возбуждения. — Я тебя поняла. Лотарингский мигом соберет своих и попробует уничтожить противников всех разом. А те не дети и будут защищаться.

— Совершенно верно. При примерном равенстве сил они в одной схватке истребят друг друга полностью. Нам останется только наблюдать со стороны и не дать никому улизнуть с места побоища. В результате ни арестовывать, ни допрашивать, ни доказывать ничего не нужно. Да и заговоров-то уже не будет никаких.

— У меня нет слов, — после недолгого молчания промолвил Арман.

— У меня тем более, — поддакнул ему Пьер.

— А меня слова просто душат, и поэтому я просто восхищенно промолчу, — высказалась Луиза. — Идея великолепная. Нужно обсудить ее в деталях и составить план, как и в прошлый раз.

— План будем составлять, когда в сети Гийома что-то попадется. Численность партий нам необходима, как воздух. А также нам обязательно нужно знать, осведомлен или нет Генрих о покушении на него. Нам бы как-нибудь зацепить Жермену ле Гран. Через нее можно было бы многое узнать или понять о делах Генриха Лотарингского. А также сделать ему донос. Это бы работа для Катрин, но ты говоришь, что ее сегодня не будет. Если Генрих уже слышал о покушении на себя, то, возможно, нам самим придется инсценировать в подходящий момент еще одно покушение на него.

— Так что делаем прямо сейчас?

— Ждем в замке возвращения домой Гийома.

* * *

А Луизу-то, возвращаясь в замок, мы всё-таки надули. Она думала, что мы из мужской гордости будем гнаться за ее скакунами. Она нас сначала подразнит иллюзией возможности ее догнать, а потом утрет нам нос. Чёрта два! Мы и не подумали с ней состязаться. Ехали тихо, спокойно и тем подпортили ей настроение. По прибытии в замок не отреагировали и на ее язвительные замечания по части черепах. Она обиженно утихла. Дождались Гийома и сели за стол на башне.

— Ну, что я могу сказать? — начал он. — Расставил всех по местам и растолковал, что требуется делать и что узнавать. Монахи смышленые, а наших людей сами знаете. Деньгами на развязывание языков всех снабдил. Помещения нанял. Одно напротив дворца Тревиля. Другое — там же, но со стороны парка, который выходит на соседнюю улицу. У дома Граммонов нанял помещения тоже с двух сторон. Монахи и наши слуги сели везде по пять человек и будут сопровождать выходящих и попытаются расспросить прислугу. Кое-кого, изображающих приезжих, уже поселили в «Сосновую шишку». Будем смотреть, что нам попадется за завтрашний день.

Снизу послышался шум подъезжающей кареты.

— О, Господи, вот уж не ждала, — воскликнула Луиза.

На башню поднялась сияющая Катрин.

— Как я вовремя поспела! Еще не всё съедено? Я голодная как волк.

— А мы тебя не ждали. Ты что, сбежала от любовника? Я бы себе такого не позволила.

— Не я сбежала, а он сбежал.

— Еще не легче. Как это можно было допустить! Ты опозорила весь наш женский род.

— Луиза, не кипятись. Просто у Альберто много дел. Но мы успели благополучно всё сделать.

— Уже и Альберто? Успели? Тогда совсем другое дело. У нас тут тебя работа ждет.

— Интересная?

— Очень. Нужно как-то охмурить Жермену ле Гран.

— Как Сюзанну де Пуатье?

— Вроде того. Только здесь любовником не нужно будет жертвовать.

— Но я ее совсем не знаю.

— Сюзанну ты тоже не знала.

— Но зато ты, Луиза, была с ней знакома.

— Верно. Но с Жерменой и я ни разу, словом не перемолвилась. В Лувр она не ходит. Видела я ее пару раз во дворце вместе с отцом, но это было давно. Жермена еще не была замужем. Серж, а что точно нам от нее потребуется?

— Передать Генриху Лотарингскому то, о чём проболтается Катрин.

— А о чём я проболтаюсь?

— О нападении на твою карету. А также о том, где и когда твой поклонник из свиты принца Конде встречается со своими друзьями.

— Предлагаете мне предать того, кого я даже не знаю?

— Я понимаю, что тебе такое сделать будет очень трудно. И особенно сложно потому, что этого поклонника в природе, вообще, не существует.

— Луиза, мне нужна твоя помощь. Того, кого нет мне в одиночку не предать.

— Ладно, пошутить мы с вами сейчас можем, но, Луиза, может быть, и, в самом деле, вам взяться за это вдвоем? Нужно найти среди ваших связей тех, кто знаком с Жерменой ле Гран, и попытаться так добраться до нее. Возможно, что уже послезавтра Жермена нам понадобится.

— А завтра?

— Завтра? Королева завтра вернется в Париж?

— Нет еще.

— Тогда завтра у всех, кроме Гийома, до вечера выходной. Без сведений, которые он добудет, нам делать нечего.

— Мы же без забот тут со скуки погибнем, — огорчилась Луиза.

— Сходите на охоту, — предложил Гийом. — Я слуг предупрежу, и обойдетесь без меня.

— А что, охота — это отличная затея, — воодушевился Пьер. — Аманда, ты как?

— Охотьтесь в свое удовольствие. Только лисичек не трогайте. Мех летом плохой и выводки у них сейчас растут. И олених не стреляйте.

— А ты что, не с нами?

— Старовата я уже для таких развлечений.

* * *

Старовата или не старовата, а Аманда всё же отважилась, как и другие дамы, сесть в женское седло. Уговорили-таки. Или это она просто так, для вида поломалась? Видно же, что выезд на охоту для нее приятен. У Луизы и Катрин, похоже, в замке Аманды припасен целый гардероб. Платье, которое именуют «амазонкой», на самом деле оказалось вовсе не ворохом громадных и пышных юбок, как на картинах художников. Напротив, легкое и короткое одеяние длиной до щиколоток. В них Луиза и Катрин выглядят как легкомысленные и невинные девчушки. Перезревшие, правда, малость, но всё еще ничего.

Пьер напялил на себя все атрибуты заядлого охотника. И шляпу с тетеревиным пером и короткими полями, и кожаные штаны, и медный рог на шею. За плечом не ружье, а арбалет и колчан со стрелами. У Армана тоже арбалет. Только я налегке.

— Ружья всю дичь распугают, — объяснил Пьер. — Пойдем без загонщиков. На что наткнемся, на то и поохотимся.

— А если не наткнемся?

— Тогда с горя напьемся, — последовал ответ в рифму. — Но в угодьях Аманды невозможно не наткнуться на какое-нибудь зверье или птицу. Богатое поместье.

Каких-то собак с собой взяли. Да и слуг при нас и при собаках оказалось человек семь-восемь.

— Аманда, — поинтересовался я, когда мы верхом прямо от замка уже углубились в лес, — а как велико твое владение?

— Это?

— А что, есть и другие?

— Есть. Вот это тянется на десять лье вдоль парижской дороги, а в глубину до границ владений Луизы. Луиза, это сколько будет?

— Наверное, лье двадцать-то точно. Аманда крупная землевладелица. Если сложить все ее земли, то, наверное, их окажется больше, чем в моем герцогстве. Но в моем лене несколько городов, а у нее только леса, поля и сёла. У меня нет такой шикарной охоты как у Аманды.

Надо же! Та земля, что в Древнем Риме на две тысячи амазонок, тут на одну графиню. Правда, здесь еще сёла, крестьяне, олени и фазаны. Интересно, а какая живность водится во владениях амазонок? Надо будет спросить девочек.

Лес, по которому мы тихо и неспешно едем, кажется мне словно чем-то знакомым. Как и в Верне, нет тех дебрей, завалов, гнилья, характерных для северных лесов России. Дышится легко и свободно. В кронах деревьев порхание и мелодичное пение множества птиц. Между стволов мелькнула рыжая шкурка. Собаки было рванулись туда, но слуги натянули поводки, и свора успокоилась. Странные какие-то собаки — молчаливые. Ни лая, не тявканья попусту. Воспитание такое, что ли? Что за порода? Совершенно в них не разбираюсь. Рыжевато-коричневые с мохнатым хвостом. Сеттер или спаниель? А может, пойнтер? Но явно не овчарки и не сенбернары. Тех-то я точно узнаю в лицо.

Ехали, тихо переговариваясь, наверное, с час. Лес стал перемежаться как маленькими, так и обширными полянами. Не очень еще высокая трава кое-где колышется, словно сама собой. Спустили собак. Во все стороны порскнуло десятка два зайцев. Луиза сорвалась с места и, подстегивая лошадь, бросилась вдогонку за одним из них, стараясь своим кнутиком стегануть ушастого. Стеганула всё-таки. Тот резко скакнул в сторону, и пока Луиза разворачивалась косого и след простыл. Луиза вернулась довольная донельзя.

— Вот, зайку зачем-то обидела, — укорил я ее.

Ничего не ответила. Только весело сверкнула глазами. Слуги засвистели, собирая собак.

— Может быть, здесь расположимся? — предложила Аманда, указывая на тенистый, одиноко стоящий дуб.

— Отличное место, — согласился Арман. — А мы пешком вокруг побродим. Фазанов здесь должно быть уйма. Луиза, Катрин, вы с нами?

— Нет, мы с Амандой останемся, — отказалась Луиза. — Принесите нам чего-нибудь вкусненького. Катрин, Катрин, ты только посмотри сколько земляники!

Аманда взглянула на солнце и сказала:

— Мальчики, идите так, чтобы солнце светило спереди и слева. Там будут маленькие полянки, излюбленные фазанами и куропатками.

И в самом деле, пошли, куда сказала Аманда и шагов через сто пятьдесят внезапно выскочили из-за деревьев на полянку. Фр-р-р, и, казалось бы, только мы их и видели! Пестрые и длиннохвостые птицы взвились в воздух. Описали широкую дугу и опять опустились в траву чуть дальше.

— Нужно идти медленнее, тише и не вылетать с разбега на открытое место, — сказал Пьер, снимая с плеча арбалет. — Обойдем их за кустами.

Обошли. Вот они голубчики опять! Важно ходят, что-то друг другу квохчут, помахивают длинными хвостами и выклевывают непонятно что у себя из-под лапок. Пьер и Арман переглянулись и понимающе кивнули друг другу. Дзинькнули почти одновременно тетивы арбалетов и две пестрые тушки затрепыхались в траве. Стайка пернатой дичи взлетела и скрылась за деревьями. Слуга подобрал птиц, выдернул стрелы и бросил тушки в сетку у себя на поясе. Вытертые стрелы вернул охотникам.

— Хочешь попробовать, — спросил меня Пьер, протягивая арбалет.

— Ну-ка дай его сюда!

Тяжелый, зараза! Попытался прицелиться в ромашку. Чёрта два! Ходит ходуном — и всё тут. Со вздохом отдаю обратно:

— Нет, не получится. Сначала нужно научиться хотя бы в руках его держать.

— Конечно же, всё сразу ни у кого не получается, — улыбнулись наши охотники. — Идем к следующей полянке!

Следующую полянку пришлось обходить по кустам кругом. Птицы оказались на той стороне. Добыли трех птиц — Арман раз промахнулся. Пьер потряс сетку на поясе слуги.

— Крупные. На всех хватит. И на нас, и на слуг. Может быть, оленя поищем?

— Без загонщиков-то и пешком? Даже если и увидим, подстрелим, то он от нас всё равно уйдет. Разве что, если к лошадям за собаками вернуться. Так мы гончих не взяли. Давай уж как-нибудь в другой раз. На обед-то добычи хватает.

На большой поляне полная идиллия. Аманда возлежит под дубом на расстеленном коврике и о чём-то мечтает, закрыв глаза. Луиза и Катрин ползают в траве, собирая землянику. Перемазали все платья, а у Катрин губы и подбородок в ягодном соке.

— Грязные аристократки! — хохочет Арман.

Птицы ощипаны и уже крутятся над костром на вертелах. А мы, ожидая яств, пустили в ход фляги с вином. Пьер лежит на спине, натянув шляпу на глаза, и делится своими пристрастиями.

— Вот за что я люблю лесную охоту? Выследил, подкрался, подстрелил, ощипал, зажарил и съел. Одно удовольствие! А с людьми как? Интриги, слежка, страхи и смотри, как бы тебя самого не подстрелили. А если уж ты кого и подстрелишь, то съесть нельзя.

— Фу, какие ты гадости говоришь, — возмутилась Луиза. — И придет же такое в голову! Эй, как там наш обед?

— Еще минут десять, ваша милость, — донеслось от костра.

Знатная дичь получается на открытом огне! Совсем не то, что в духовке домашней, газовой плиты. Или так аппетит нагуляли? Мясо фазанов нежное и сочное, попахивающее дымком. Никаких специй не надо. Двух птиц хватило, чтобы насытиться вшестером. А потом еще и ароматная земляника, собранная нашими дамами. Рай, да и только!

— Совсем не хочется возвращаться домой, — тихо признаётся Аманда. — Куда там до нас королевской охоте.

— Часика два-три еще можно понежиться здесь, — отвечает Луиза. — Можно даже и вздремнуть. Я, пожалуй, так и сделаю.

И в самом деле, через пять минут уже засопела, повернувшись на бок и уткнувшись носом, в изгиб своей левой руки. Катрин же не сидится на месте. Мобилизовала Армана и потащила его к краю леса учить ее стрелять из арбалета.

— Я всё время дивлюсь на Луизу и Катрин, — тихо, чтобы не побеспокоить дремлющих Аманду и Луизу, говорит Пьер. — Да и на Аманду тоже. Вращаться в таком парижском обществе, следовать его обязательным и жестким канонам много лет и не потерять при этом своей естественной простоты. Ты понимаешь, Серж, о чём я?

— Признак хорошего, острого ума и решительного, но доброго характера, присущего далеко не всем.

— Спасибо, Серж, — пробормотала Луиза, не раскрывая глаз.

— Спи, давай, раз спишь, и не подслушивай чужие разговоры, — цыкнул на нее Пьер. — Вот уж привычка быть всегда настороже. Чисто дворцовое — постоянное ожидание всяких подвохов. Может, и нам подремать? А?

Солнце уже клонилось к кронам деревьев, когда мы вернулись в замок. Гийома еще нет. Уже почти в полной темноте прискакал слуга из Парижа.

— Шевалье де Брие велел передать, что задержится в Париже. Просил ждать его к завтраку.

— Похоже, обнаружил что-то интересное и важное, — предположила Аманда.

* * *

— С чего начать? С Дома Граммонов, «Сосновой шишки» или дворца Тревиля? — осведомился Гийом во время завтрака на башне.

— Давай по порядку, откуда всё и началось — с «Сосновой шишки», — попросил я.

— Хорошо. Поселили мы там двух наших слуг еще позавчера под видом крестьян, приехавших в Париж с кожами на продажу. Повозку и кладь я взял на время у своих знакомых. В таверне на втором этаже восемь комнат для постояльцев. Четыре с окнами на Нотр-Дам и две с окнами во двор заняты уже довольно давно. У прислуги мы выведали, что самые первые из постояльцев живут в таверне уже больше месяца.

В каждой из комнат по два человека. Итого — двенадцать. Поскольку все они завтракают и ужинают в одно время и переговариваются тут же между собой, получается, что все они одна компания. По одежде, оружию — дворяне. По манерам двое выделяются из всех, как командиры, руководители. За ними и следили. Примерно половина людей из этой компании сидит весь день в таверне, а остальные парами уходят в город.

Те, за кем мы следили, привели нас в два места. Первое — это большая таверна и постоялый двор «Кардинал» на площади Сен-Сюльпис. Второе — дом на улице Феру. В оба места я послал монахов. В «Кардинале», судя по всему, живут около тридцати человек тоже из партии Генриха Лотарингского. Преследуемые вошли прямо в таверну и исчезли в комнатах наверху. Монахи и наши люди узнали всё, что можно о постояльцах. Идет ли слежка за этой таверной со стороны заговорщиков Конде мы не выяснили. Слишком оживленно внутри и снаружи.

А вот в снятом доме на улице Феру, по словам наших монахов, человек пятнадцать — я думаю, из партии Конде. Люди Генриха толкались вокруг этого дома примерно до шести вечера, пока не начало смеркаться. К ним подходили какие-то темные личности. И эти личности потом отправлялись за некоторыми из тех, кто выходил из дома.

— Так, подобьем итог по этой части. Пока рассказ Гийома свеж в памяти, — сказал я. — Заговору Генриха уже не меньше месяца. В «Сосновой шишке» у него двенадцать человек. В «Кардинале» будем считать, что тридцать. Всего — сорок два. Если где-то есть еще, то нам неизвестно. У Конде на улице Феру пятнадцать человек. За ними следят люди Генриха. Наверняка слежка обоюдная. Иначе не было бы жалоб на убийства, которые слышал наш поэт.

Есть две непонятные вещи. Маловероятно, что обе стороны не подозревают о взаимной слежке. Тем не менее не пытаются избавиться от шпионов друг друга. Почему? Слежка идет только днем, и никто не желает проявиться открыто? Или понимают, что убийством обнаруженных шпионов слежки не избежать. Появятся другие. А вторая непонятность — в ночных убийствах. Как жертвы среди ночи оказываются там, где их ждут? Выслеживают? Но как выследить поодиночке, если они живут вместе? Выманивают? Чем? Уж на легковерие или придурковатость жертв рассчитывать не приходится. Впрочем, для нас это особого значения не имеет. Просто интересно. Гийом, давай дальше.

— В доме Граммонов всё довольно спокойно. Жермена ле Гран бегает туда-сюда несколько раз в день. Посмотрели вчера за ней. Вроде бы всё невинно. Церковь, портной, подруга Женевьева ла Моль. Есть одна странность. Нет, пожалуй, две. У Женевьевы вроде бы любовник или друг то ли из городской, то ли из дворцовой стражи. Случайно попался на глаза нашим наблюдателям. Другая странность в том, что Жермена вчера посещала подругу дважды. Пьер, ты, когда видел даму, входящую в дом Граммонов?

— Часа в четыре, наверное.

— Это Жермена возвращалась от подруги. Вчера и позавчера она выходила из дома около трех. Похоже, посещает подругу в одно и то же время. А вчера сходила к подруге еще и под вечер. Что же касается Генриха, то не видно, чтобы он опасался за свою жизнь. Выходит в церковь или выезжает раз-другой в карете с одним или двумя сопровождающими. Правда, неясно, знает ли Лотарингский о наблюдении за домом. Не похоже, чтобы знал о покушении на него, или же у него нервы железные. Прислуга Граммонов проболталась, что при важном госте шестеро слуг и помощников.

— А мы с Катрин прекрасно знаем Женевьеву ла Моль, — сообщила Луиза. — Не раз были и у нее дома. И, действительно, любовником у нее лейтенант городской стражи Паскаль де Менж. Но никогда не поверю, что Женевьева заговорщица. Слишком она проста и у нее нет влиятельных родственников при дворе. Разве, что этот Паскаль…

— Отлично, — обрадовался я, — тогда вам с Катрин только и остается, что зайти в гости к Женевьеве днем, дождаться, когда появится Жермена, и завести разговор на заботящую нас тему. А что касается железных нервов Генриха, то пощекотать их лишний раз не мешает. Даже если он до сих пор еще не знает о нападении на Катрин. Нужно будет стрельнуть по Лотарингскому, когда он выйдет из дома для того, чтобы пойти в церковь. Пьер, ты у нас лучший стрелок, и это по твоей части.

— Понял.

— Стрельни так, чтобы пуля оставила хороший след поблизости от Генриха. Гийом, там есть место, где поставить карету со стрелком так, чтобы мгновенно можно было бы уехать?

— Позади дома небольшая площадь, где сходятся три улицы.

— Очень хорошо. А что делается во дворце Тревиля?

— Делаются очень даже интересные вещи. Почти, как только мушкетеры покинули с королем Париж, а было это месяца два назад, управляющий Тревиля отдал внаем фехтовальный зал и несколько комнат для гостей. Нанимателем будто бы является очень известный наставник шпажной и стрелковой науки. Ничего необычного здесь нет. Городское владение де Тревиля довольно обширно и даже, когда он сам в Париже, то некоторые службы, части владения уступаются на время кому-нибудь в пользование.

— Вот это фокус! — не вытерпел Арман. — Надо же, как просто и ловко всё устроено. И зал для тренировок заговорщиков, и место сбора, не вызывающее подозрений. Приходи и уходи когда хочешь и в любом числе. Мы, мол, к мастеру на уроки! А если нужно устроить большое собрание, то это турнир. И жить здесь же можно. Ведь к известному мастеру на обучение и из других городов могут приезжать даже на много дней. Великолепное прикрытие!

— Верно, — продолжил Гийом, — задумано прекрасно. Исполнено тоже. Там как раз и тренируются во владении холодным оружием и стрельбе. Никто не может сказать, что видел во дворце Тревиля принца Конде, но это не значит, что его там не было. Если учесть его известную страсть к маскам и переодеваниям, то всякое может быть. Интересно то, что кроме нас, никаких наблюдателей за дворцом не обнаруживается. Мне это показалось странным, хотя и объяснимым. Похоже, что там тренируются только те, кто там же, во дворце Тревиля, и живет. Им незачем ходить на улицу Феру к другим заговорщикам. Хотя это и рядом.

С другой стороны, удалось услышать от прислуги Тревиля, что там каждую среду происходят вечерние соревнования бойцов на шпагах. Приходят люди со стороны посмотреть и поучаствовать, но только по приглашениям, и посторонний туда не войдет. Состязания начинаются в девять вечера. То есть, когда уже совсем темно. Клевреты Генриха Лотарингского, похоже, прекращают свою слежку часа на три раньше. Может быть, они боятся нападения на них в темноте? Если так было всегда, то шпионы Генриха могли и не обнаружить убежище противника во дворце Тревиля.

— А сколько их там? — спросил Пьер.

— Мы насчитали восемнадцать человек.

— Стало быть, восемнадцать и пятнадцать — тридцать три человека у Конде и сорок два у Генриха, — подвел я итог. — Перевес в людях у Лотарингского весомый. Но люди Конде постоянно тренируются. Или хотя бы половина их и это уравнивает силы. Смешные, конечно, цифры для заговора против государства. За два-то месяца, наверное, в Париже организованы намного большие силы. Может быть, в сотни человек с той и другой стороны. Многие, которых используют вслепую, могут даже и не подозревать о своем участии в заговоре. Мы видим только верхушку. Но если уничтожить эту верхушку, то прочие не опасны. Забьются в свои щели и будут рады, что пронесло мимо.

— Так что делаем, Серж? — спросила Аманда.

— Что у нас сегодня? Понедельник? До регулярного собрания кондейцев во дворце Тревиля два дня. Луиза, завтра вы с Катрин отправляетесь к Женевьеве ле Моль. Что там говорить вы поняли?

— Конечно! — в один голос ответили обе.

— У Генриха будет время проверить ваши слова и подготовить налет на дворец Тревиля. Пьер, в среду твой дневной выстрел по Генриху Лотарингскому. Сделайте это с Гийомом, никого больше не привлекая. Да, Гийом, в среду наблюдение можно будет отовсюду снять. Кроме дома Граммонов.

— Понятно.

— Вот вроде и всё. Вечером садимся у окна напротив дворца Тревиля и наблюдаем, что будет происходить.

* * *

Время, оставшееся до вечера среды, все были, как на иголках. Особенно те, кто был ничем не занят. Луиза и Катрин уехали утром вторника в Лувр к возвратившейся из Венсена королеве. А Аманда, как потерянная бродила по своему замку, придиралась к прислуге и отдавала нелепые приказания. Гийом же крался за ней и украдкой их отменял. Насмотревшись на эти мучения, Арман предложил:

— Может, пойдем лошадей почистим?

— После конюхов, что ли? — отмел это развлечение Пьер. — Можно рыбу поудить в замковом рву. А?

— Червяков будешь копать и на крючки сажать?

И эта идея тоже умерла, только родившись. Выручил Гийом.

— Идите-ка вы в библиотеку и расставьте книги по времени и авторам.

Чёрта два мы их расставили! Там оказалось столько интереснейших книг по астрономии, географии и истории! И при этом с такими картинками, что, листая их, мы забыли обо всём на свете. Даже об обеде, после которого опять вернулись в библиотеку.

— Надо же, я и не подозревал о таком богатстве у Аманды, — восхитился Арман. — Нет, то, что в замке есть библиотека, — понятно, знал, но за все годы, что мы тут встречаемся, ни разу и не заглянул.

— Серж, Арман, — жалобно и умоляюще попросил Пьер, — уговорите Аманду подарить мне вот эту книгу об охоте.

— На день рожденья?

— Хотя бы.

В библиотеку заглянул Гийом.

— Луиза приехала.

Луиза светится довольством, как начищенный медный грош.

— Катрин сегодня не будет. Опять падре Березини встретился нам в Лувре.

— Да Бог с ним, с падре! Как с Жерменой?

— Всё в порядке. Сейчас расскажу. К Женевьеве ла Моль мы нагрянули в третьем часу. Хозяйка была вроде бы очень рада и не выказала никакого беспокойства неудобством для нее нашего визита. Поболтали о том о сём, принялись за кофе, и тут подъехала Жермена ле Гран. Дама молодая. Наверное, не старше Женевьевы. Вроде бы слегка напряжена. Это понятно. Увидела известную ей карету у дома подруги. Познакомились, разговорились. Поняв случайность встречи, Жермена успокоилась, стала разговорчивей. Катрин поинтересовалась: как это Жермена и Женевьева отваживаются в такое время ездить по Парижу лишь с кучером и служанками? В красках расписала нападение на ее карету. Жермена опять напряглась и помрачнела. Вот тут-то Катрин и начала хвастаться.

У нее, мол, есть кавалер — Мишель де Гранье из свиты принца Конде, который по каким-то делам своего господина уже чуть ли не два месяца в Париже и неизвестно, сколько еще он тут пробудет. Когда он услышал про неприятность с Катрин, то очень рассердился и пообещал, что непременно найдет оскорбителей и примерно их накажет. Ну просто душка, а не мужчина! Какой он красивый! Какой он внимательный и надежный! Катрин с таким самозабвением и любовью описывала своего кавалера, что я даже начала ей завидовать, а наша хозяйка слушала, чуть не раскрыв рот. Жермена тоже внимала этой сказке вполне серьезно.

Конечно, никогда с мужчинами всё гладко не бывает. Катрин призналась, что ревновала его, увидев, что он недоступен каждую ночь со среды на четверг. Когда она спросила своего Мишеля о такой странности, то он объяснил, что по средам вечером они с друзьями ходят на турниры по фехтованию. Что за ерунда! Какое может быть фехтование по ночам, кроме постельного? Послала последить за ним. И что бы вы думали? В самом деле — каждую среду в девять часов вечера в фехтовальном зале дворца Тревиля собираются мужчины на закрытые турниры. Катрин было так стыдно, так стыдно за свои подозрения. Конечно же, своему красавцу она ничего не сказала о своей оскорбительной недоверчивости.

Я тоже рассказала какую-то небольшую душещипательную историю. Потом поинтересовались, как поживает бравый лейтенант Женевьевы, посидели еще чуть-чуть и распрощались.

— Великолепно! Какие вы молодцы! Нет слов.

— Нет слов? Тогда вот сюда, — и Луиза показала на свою щеку.

Мы все приложились. Кроме Аманды.

— Эй, эй! А за Катрин? Я ее замещаю при ее отсутствии.

— Не выйдет! Катрин сама свое получит. А о твоей попытке стяжательства чужого достояния мы ей всё расскажем.

* * *

Среда. Луиза уехала в Лувр. Пьер с Гийомом снаряжают во дворе какую-то старую затрепанную карету. Но коньков впрягают в нее очень резвых. Пьер внутри примеряется, как бы половчее расположиться с мушкетом, чтобы его снаружи не было видно. Вроде у них всё готово. Уехали с Гийомом на козлах.

— Серж, и нам пора, — напомнил Арман, и мы тоже отправились в Париж.

Позади дома Граммонов и в самом деле небольшая площадь со сходящимися к ней улицами. В одной из них видна наша затрепанная карета, развернутая задом к дому Граммонов. Не очень оживленно, но и не безлюдно. Углубляемся немного в другую улицу, спешиваемся и изображаем беседу случайно встретившихся знакомцев. Дом Граммонов как на ладони. Немного далековато, но ничего.

— Может, лучше было бы устроиться в доме, где наши наблюдатели? — спрашивает Арман.

— Здесь вроде тоже неплохо.

Ждать пришлось недолго. Минут через десять подъехала копия кареты Катрин. Еще пара минут — и из дома выходят две фигуры. Вроде бы те, которые мы видели в «Сосновой шишке». Приблизились почти вплотную к карете. Раскатистый грохот мушкетного выстрела. Один из фонарей кареты рядом с кучером разлетается вдребезги. Более высокая фигура приседает на мгновение, и в следующий момент стремглав бросается обратно в дом. Вторая следует за ней. Дверь захлопывается. Ничего не понявшие прохожие остановились и смотрят на замершего в обалдении кучера, уставившегося на обломки фонаря. Мы с Арманом садимся на коней и не спеша отправляемся в его владение на улице Медников. Пьер, Гийом и старая карета уже там. Говорю им:

— Очень славненько вы всё проделали. Даже великолепно! Оказывается, что у Генриха нервы вовсе не железные. Остается только ждать.

— Где будем ждать? Здесь или там? — поинтересовался Гийом.

— Лучше там. Позже нахлынут клевреты Лотарингского для тайного обзора предстоящего поля боя и противника. Но пообедать можем здесь. Вряд ли нас тут ждали, но… Арман, Франсуаза найдет нам чего-нибудь перекусить?

Но, уже расположившись в саду, мы так сразу перекусить и не успели. Опять грохот колес и цокот копыт. И опять Луиза со своим дворцом на колесах нарушила благоговейную тишину улочки. Теперь ей здесь вообще не проехать. Ни смеяться, ни ругаться против обыкновения не стала. Тиха, словно мышка.

— Что случилось, Луиза? Опять вы с Катрин что-нибудь натворили?

— Нет еще, — и жалобным, просительным голосом: — Мальчики, возьмите меня с собой. Очень хочу своими глазами увидеть, чем всё это закончится.

Ну и хитрюга же! Знает, что стань она требовать, то «мальчики» еще и поспорили бы с ней, а тут…

Перекусили и начали разбираться с транспортом. Старую карету и своих лошадок пристроили у кабачка на соседней улице. Арман договорился, что присмотрят. Погрузились в карету Луизы и двинулись к улице Старой голубятни. Остановили карету подальше — шагов за триста от дворца Тревиля. Гийом отправился на разведку. Вернулся минут через десять.

— Вроде всё спокойно. Наблюдатели говорят, что вчера до ночи тут толклись люди Генриха Лотарингского. Сегодня их еще нет. Но наверняка появятся наблюдать за тем, как противники сходятся на собрание. Пошли!

Луиза приказала кучеру, чтобы тот отогнал карету на соседнюю улицу и ждал нас там хоть до самого утра. Напротив дворца Тревиля улица как бы немного расширяется, а между домами вглубь квартала тянутся два извилистых переулка. Несколько довольно толстых деревьев стоят вдоль домов. Дом, на втором этаже которого сидят наши наблюдатели, как раз между этими переулками, и окна во все стороны. Гийом всегда предусмотрителен. Снял дом целиком, чтобы нам никто не мешал и не задавал вопросов. Превосходный обзор через огромное распахнутое окно. Жилище не заброшенное, а очень даже обжитое. Чувствуется, что хозяева словно вот-вот ушли и скоро вернутся.

— Гийом, а куда ты владельцев-то дел? — интересуется Луиза.

— Уговорил пойти погулять денька на три-четыре. Не очень задорого. Устраивайтесь. Ждать придется долго. Попить-поесть можно будет внизу, если что. Припасли. Но ухаживать за собой придется самим. Слуг я уже отпустил.

Не совсем прав оказался Гийом. Ожидание не столько долго, сколько изматывающе. Луиза вся извертелась. Присядет — вскочит, походит и снова сядет. Арман в десятый раз принялся полировать шпагу. Я разглядываю виньетки огромного резного шкафа. Пьер дремлет в кресле, а Гийом настрогал окорок и спокойно жуёт его с хлебом, поглядывая искоса в окно.

— Дай и мне тоже, что ли, — выхватывает Луиза у Гийома из рук уже обкусанный бутерброд.

— Ну, что ты такая нервная, Луиза! Давай я тебе рюмку коньяка налью. Очень помогает от беспокойства, — предлагает ограбленный.

— Не надо, — мотает та головой, — а это не они?

— Не они, не они. Еще слишком светло.

И правда — место довольно-таки оживленное. Шаги прохожих слышатся довольно часто. Однако и они постепенно доносятся всё реже и реже по мере того, как надвигаются сумерки, а затем и темнота. Молодой месяц уже выполз на небо. Еще узкий, но в чистом воздухе светит хорошо и даже отбрасывает резкие тени. Мы прекрасно различаем друг друга в его свете, не зажигая свеч. Да и какие могут быть свечи! С ними мы на улице ничего не разглядим. Зато сами будем как на ладони.

— А вот и кто-то из них, — тихо говорит Гийом, указывая направо, и все кроме дремлющего Пьера спешат к окну. — Не высовываться! — строго предупреждает он.

— Где, где? — нетерпеливо суетится Луиза.

— Вон, видишь — за тем деревом пристроились двое. Значит, скоро и другие начнут подходить. Им спешить некуда. До девяти еще целый час.

Но время всё-таки пошло быстрее. В первом этаже правого крыла дворца Тревиля зажглись все окна. Большой, однако, оказывается фехтовальный-то зал! Во втором этаже тоже некоторые окна осветились. Все остальные окна дворца темны. Но нас интересует зал, а что внутри — не разглядеть. Легкие занавеси только свет изнутри пропускают. Досадно. Открылась дверь крыла, кто-то вышел во двор, постоял несколько минут и опять скрылся внутри.

А рядом с нами заметное оживление. Одна из теней отделилась от дерева и заспешила в переулок. В боковое окно видно, что там уже собралась кучка человек в десять. Слева от нас тоже движение. Группка человека в три-четыре также выбрала деревья своим прикрытием. А во втором переулке жмутся к домам две цепочки людей, и к ним присоединяются всё новые и новые. Сверху можно хорошо их разглядеть. Кроме лиц, скрытых шляпами. Без плащей. Все вооружены, но легко — шпаги и кинжалы. Мушкетов нет. Пистолеты тоже на глаза не попадаются. Рассчитывают на бесшумную резню в силу своего численного перевеса?

У дворца Тревиля тоже началось движение. Двери открылись, и около них встал человек. Из темноты парка, как призраки, выходят тени — по двое, по трое; огибают угол дворца и ныряют в дверь.

— С улицы Феру ближе пройти через парк, чем по улицам, — тихо говорит Гийом. — Арман, ты сколько насчитал?

— Пятнадцать.

— А я четырнадцать. Значит, все.

И будто в подтверждение его слов двери затворились. С этой стороны тоже вроде бы все собрались. Никто больше не подходит. Стоят и тихо переговариваются друг с другом, словно чего-то или кого-то ждут. Может, вот этого? Хоть и медленно и осторожно, но всё равно, нарушая ночную тишину, подкатывает карета и останавливается поодаль, шагах в пятидесяти от дома, в котором засели мы.

— Хозяин приехал, — шепчет Луиза.

Что нарисовано на дверцах кареты, не видно, но один из фонарей кареты изуродован, и это говорит само за себя. Две тени отделяются от дерева и бегут к карете. Через минуту возвращаются уже вшестером, но и на козлах остаются двое.

— Смотри-ка — Генрих почти всех своих слуг присоединил к нападению, — едва слышно произносит Арман. — Теперь их должно быть сорок шесть против тридцати трех. Тринадцать человек — очень большой перевес. Это плохо для нас. Партия Генриха может смести кондейцев начисто с небольшими собственными потерями. Конечно, если мы сами как-то не вмешаемся и не подправим ситуацию.

Похоже, нападающие готовы и приказ получили. Две струйки теней перетекли через улицу, чуть замешкались у ворот, проскользнули за ограду дворца Тревиля и кучей столпились у дверей правого крыла. Короткий лязг и треск. Двери распахнулись, и гурьба заговорщиков мигом влилась внутрь, прикрыв за собой сломанные двери. Кругом опять тишина. Зато кое-где на занавесях окон стали появляться резко дергающиеся тени, частые и яркие вспышки света. Со звоном треснуло стекло. Но от этого всё равно изнутри зала ничего слышаться не стало.

— Драка разгорается, и к тому же началась стрельба из мушкетов или пистолетов, — произнес Гийом.

Пьер и Арман обернулись и вопросительно уставились на нас с Луизой. Я пожал плечами, а Луиза, закусив в нерешительности нижнюю губу, тем не менее согласно кивнула. Пьер и Арман мигом слетели вниз. Нам из окна видно, как они словно вывалились из дома и, держась друг за друга, качаясь и глупо смеясь, довольно резво побрели к притаившейся карете. Наткнулись на лошадей. Удивленные возгласы и мнимые пьяницы, разделившись, начали обходить упряжку. Короткий бросок — и сидевшие на козлах скрючились не шевелясь. Пьер с Арманом распахивают дверцы. Изнутри кареты грохает выстрел, а мгновение спустя в дверцу что-то вываливается и тяжело шлепается на мостовую. Наши благородные убийцы бегут назад. Улица как спала, так и спит. И даже ни одно из освещенных окон не приоткрылось.

— Задел всё-таки, чёрт бы его побрал! — ругается Пьер, закатывая рукав в свете зажженной свечи.

На предплечье набухшая кровью борозда от пули. Луиза выкапывает из шкафа какое-то полотенце, рвет его вдоль и ловко перевязывает рану.

— Вернемся в замок, я тебе бальзам от ран наложу. У Аманды есть просто волшебное снадобье.

Между тем мелькание в окнах фехтовального зала почти прекратилось. Погасив свечу, ждем развязки. Минут через пятнадцать до нас едва донесся скрип сломанной двери. Из фехтовального зала выходят двое. За ними еще двое за подмышки тащат на своих плечах третьего. Вся пятерка выбирается на улицу и останавливается. Двое свободных от ноши бегут к разгромленной карете и, чуть-чуть не добежав, замирают. Потом начинают медленно отступать назад, разворачиваются и спешат к ограде дворца. Оступаясь и оглядываясь, волоча с собой тело товарища, группа уходит по улице и скрывается из вида.

— Вот и всё, — со вздохом большого облегчения подводит итог Арман. — Уцелела только четверка или пятерка клевретов Лотарингского. Смотреть пойдем?

— А надо ли? — с сомнением спрашиваю я. — И так знаем, что увидим. Однако как просчитался-то Генрих Лотарингский! Не учел, что зал хотя и фехтовальный, а тренировались там и в стрельбе. Похоже, что когда нападающие ворвались, то у защищающихся оказались под рукой пистолеты и мушкеты. А судя по тому, как они быстро ими воспользовались, оружие было заряжено. Так что мгновенно шансы уравнялись или почти уравнялись.

— Всё же надо бы сходить, — обронил Пьер. — Неплохо посмотреть, нет ли среди них кого-нибудь из знакомых нам.

— Я не пойду, — заявила Луиза. — Гийом, останься со мной, пожалуйста.

Побоище открылось нашим глазам просто поразительное. Несколько десятков недвижных тел разбросаны по залу. Кто на полу, а кто и друг на друге. Ни шевеления, ни стонов. Что это? Враги приканчивали и раненых? Кругом валяются шпаги, кинжалы, пистолеты. Похоже, что кто-то отбивался даже алебардой, сорванной со стены. Пьер и Арман медленно бродят по залу, рассматривая мертвые лица, иногда переворачивая лежащих ничком. Много совсем молодых людей.

— Вот этих двоих я видел за соседним столом в «Сосновой шишке», — говорит Пьер.

— А вот этого, в отличие от сказки для Катрин, я точно видел в свите принца Конде, — признал знакомое лицо Арман. — О, и еще один оттуда же. Самого Конде нет, а жаль. Зато противная сторона из северных провинций хорошо представлена главарями. На улице герцог Лотарингский, а вот и герцог де Бофор с кинжалом в шее. Мне он почему-то всегда нравился своей веселостью и благожелательностью. Что его потянуло в заговор? Да еще вдобавок не в качестве главного лица. Королем вроде обижен не был. Жаль. Пошли обратно!

— Ну, кто там? — спрашивает Луиза.

— Конде нет.

— Жаль, — словно сговорившись с Арманом, сетует наша герцогиня. — Опять выскользнул.

— Зато Бофор тут.

— Тоже жаль. Он мне всегда был симпатичен. Зря он связался с Лотарингским. Что дальше делаем?

— Нужно как-то стражу сюда призвать.

— Только вот сначала нужно самим отсюда убраться. Давайте я вас завезу к Арману, а сама поеду ночевать в Лувр. Оттуда и стражу предупрежу о какой-то вооруженной драке у дворца Тревиля. Встретимся вечером в замке.

* * *

Поздним утром, если не ранним днем, Аманда встретила нас у ворот замка. Взволнованная и невыспавшаяся.

— Как?

— Всё в порядке, — успокоил ее Арман. — Кончился заговор. Вместе с Генрихом Лотарингским и кончился.

— Слава Богу, что вы целы. Я вся извелась тут. Боялась, что сами ввяжетесь во что-нибудь.

— Так мы немножко и ввязались. Как же без драки-то! Ты же сама нас на нее благословила. Вон Пьера слегка поцарапали. Луиза говорит, что у тебя какой-то волшебный бальзам от ран есть.

— Есть, есть. Сейчас перевяжем, — и приказала слуге позвать своего лекаря. — Рассказывайте.

Арман подробно и красочно описал, как всё было.

— Вот и ладно, вот и ладно. Луиза приедет — и узнаем остальное. Королева Анна, конечно, догадается, чьих это рук дело, даже без Луизы. Если она будет молчать, то и нас никто не побеспокоит. Иначе нам не миновать дознания Ришелье, — и Аманда тяжело вздохнула.

Катрин приехала раньше Луизы и уже хорошо осведомленная о том, что происходило без нее.

— В Лувре кутерьма. Никто не может понять, что же произошло на улице Старой голубятни. Предположения строятся одно сказочнее другого. Королева молчит. Стража перетаскивает трупы в ближайший монастырь. Служба кардинала в растерянности. Всех интересует тайное присутствие в Париже герцогов Лотарингского и Бофора и с кем это они так не поладили, что умерли в одночасье от смертельных ран. Вот Луиза приедет и всё расскажет.

Луиза приехала к вечеру.

— Королева благодарит нас за оказанную короне услугу. Мужчинам она угрожает орденами, а женщинам — своим благоволением. Что из этого хуже, я не знаю.

— Всё хуже, — мгновенно отреагировала Аманда. — Нам бы лучше остаться в тени. Наше участие еще не выплыло, или уже пора как-то спасаться?

— Пока о нашей роли в этом побоище никто не подозревает, но кто знает, куда может привести следствие. А оно наверняка начнется, и причем в ближайшие дни. Служба Ришелье уже отправила гонца в Ла-Рошель с сообщением о происшествии. Если кардинал правильно его поймет, то с королём или без короля он будет в Париже через два-три дня. До Ла-Рошели-то всаднику всего сутки пути без остановки.

— Д’Артаньяну потребовалось бы меньше, — пробормотала себе под нос Аманда.

— Кому-кому? — переспросила Луиза. — Какому д’Артаньяну?

— Не обращай внимания. Это я так, про себя.

— A-а, тогда ладно. Я уговорила Анну молчать, пока причастные к этой истории лица не соберутся и не решат, в каком виде она может быть разглашена. Завтра в одиннадцать королева ждет нас у себя. Приглашены также Архиепископ Парижский и падре Березини.

— Нужно как-то отбиваться, — буркнул Пьер.

— Придется, — согласился я.

* * *

В кабинете королевы собрались все приглашенные.

Ждем. Падре Березини время от времени бросает заинтересованные взгляды на Катрин. Архиепископ сосредоточенно вертит четки. Аманда о чём-то шепчется с Луизой. Я созерцаю роскошь кабинета, а Арман с Пьером просто скучают. Однако дождались.

— Можете садиться, господа, и не вставать при разговоре. Будем считать, что в этой комнате в ближайший час условности этикета не действуют. Герцогиня де Шеврез объяснила мне, что дело, побудившее меня вас собрать, на самом деле не так-то просто, как мне казалось сначала. Но прежде я хочу поблагодарить вас всех, а за что — вы и сами понимаете. Кто-нибудь хочет начать? Ваше преосвященство?

— Ваше величество, мы с падре Березини не осведомлены обо всех обстоятельствах этой истории. Хотелось бы выслушать сначала непосредственных участников событий.

— Согласна. Вы что-то хотите сказать, графиня?

— Ваше величество, виконт де Бурже, несмотря на молодость, — очень одаренный и вдумчивый человек. Это он предложил план быстрого устранения угрозы для короны. Поэтому лучше него вряд ли кто-то сможет охватить всё, что касается и прошедших событий, и возможных событий будущего.

— Я помню вас, виконт. Начинайте.

— Благодарю, Ваше величество. Прежде всего остановлюсь на том, что нам, как участникам событий, хотелось бы остаться в тени. И дело вовсе не в какой-то небывалой скромности или пренебрежении королевской милостью. Здесь совсем другие соображения, и мы полагаем их достаточно серьезными и убедительными.

Во-первых, именно как участникам событий нам приоткрылись некоторые нити, ведущие от заговорщиков к некоторым жителям Парижа. Причем мы не можем ничего сказать о злонамеренной деятельности этих лиц и их осознанном участии в заговорах. Связи могут быть совершенно случайными, как между любыми людьми в большом городе.

Если наше участие в событиях окажется известным, то мы будем объектами дознания, из которых постараются выжать всё нам известное. Что это значит, вы понимаете, Ваше величество.

— Еще бы! Зная Ришелье… Продолжайте, виконт.

— Во-вторых, принц Конде и Генрих Лотарингский, южные провинции, северные и западные. Сколько жителей Парижа могут быть заподозрены в сочувствии им? Да, наверное, чуть ли не половина Парижа может оказаться происхождением оттуда. Тем самым поиск пособников заговорщиков в Париже может вылиться в новую Варфоломеевскую ночь. Но уже не святую, а сыскную. Мы считаем, что этого нельзя допустить. А не допустить очень просто. Нас в этом деле нет, и всякая связь заговорщиков с Парижем перестает существовать. Если в Париже и были какие-то пособники заговорщиков, то они уже настолько напуганы, что совершенно безвредны. Нельзя из-за них ставить под удар множество ни в чём не виноватых людей.

— Над этим стоит подумать, виконт. Есть еще что-нибудь?

— Есть, Ваше величество — третье и очень ценное для нас как непосредственных участников событий. Это наша собственная жизнь. Жив Конде, в провинциях полно сторонников, родственников, друзей тех, кто погиб в Париже. Кто, по их мнению, в этом виноват? Конечно же, не сами заговорщики! Монаршая милость, равно как и дознание, раскрывают нас всех полностью и делают объектами множественной мести.

Надеюсь, присутствующим стало понятно и почему нам нужно остаться в тени, и почему нельзя допустить, чтобы дознание было бы обращено внутрь Парижа. Смысла в таком дознании немного, а потери, включая политические, обещают быть большими. Другое дело — внешнее дознание, следствие. Заговорщики известны, истоки заговоров понятны, и дела тут без края.

— Так, понятно. Ваше преосвященство, что скажете.

— Мы с падре Березини склонны согласиться с приведенными доводами. Главное-то сделано. Заговор уничтожен полностью и бесповоротно. Не следует раздувать страсти и войну внутри Парижа. И тем более — ставить под удар спасителей трона. Нам следует обсудить, как надежнее сохранить в тайне роль присутствующих здесь господ и дам. Пусть его преосвященство кардинал Ришелье обратится к истокам заговоров, которые есть, а не к их последствиям, которых нет.

— Ваша последняя фраза мне очень нравится, монсеньор. Так и будем действовать. Что-то еще, виконт?

— Завершение, Ваше величество.

— Пожалуйста.

— Хотим мы того или нет, но Ришелье всё равно постарается провести следствие по связям заговорщиков в Париже. Поэтому нельзя делать так, словно ничего и не было. Ришелье в это не поверит. Только нас не было. Его сыск наверняка наткнется на какие-то действия лиц церкви, монахов. Это не страшно. Он обратится к Архиепископу Парижскому и получит объяснение о странных личностях, вдруг появляющихся на богослужениях, и намерении выяснить, откуда они взялись. Опросят монахов, и они с готовностью укажут на таверны «Кардинал», «Сосновая шишка», дворец Тревиля и дом на улице Феру. Всё это ведет к истокам заговоров. Никто не должен упомянуть дома Граммонов. Иначе это приведет к нам. С его обитателями мы разберемся сами. Вроде всё.

— Вы сделаете, как просит виконт, монсеньор?

— Да.

— Очень хорошо. Значит, господа, вы остаетесь без публичной признательности и без наград. Но моя личная признательность остается с вами. В любой момент вы можете мне о ней напомнить и получить любую поддержку.

Мы раскланялись и после равнодушного целования королевской ручки удалились.

— Вот и кончилась авантюра с потасовкой, — то ли с облегчением, то ли с сожалением изрек Арман, созерцая с башни замка заходящее солнце.

— А вот как прибудет Ришелье, и как начнет ловить авантюристов и драчунов! — посулила Луиза. — Вот тогда и увидишь, что до конца еще далеко. Сделать он нам ничего не посмеет, если вдруг всё вскроется, но крови попортит много. Тем более что он еще с прошлого раза на нас зубы точит. Анна и мы ему тогда здорово досадили.

— А мне до сих пор так и не понятно, за какие грехи Ришелье может начать на нас охоту, — недоумевает Катрин.

— Не за грехи, а за подозрения в грехах, если нас обнаружат рядом с этой историей, — пытается втолковать ей наше шаткое положение Аманда. — А если Ришелье докопается до дома Граммонов, а оттуда — до вашей с Луизой встречи с заговорщицами Жерменой и Женевьевой, то придется раскрыть нашу роль в этом деле. После этого нам вряд ли удастся так просто отбиться от орды мстителей из провинций.

— Нет, упаси Бог! Мне никакие мстители не нужны.

— Вот и нам тоже, — мрачно пробормотала Луиза. — Анна ни слова не скажет, но как раз по ее молчанию Ришелье догадается, что от него что-то скрывают. А он этого очень не любит. Серж, может быть, тебе стоит уехать куда-нибудь подальше на время, пока всё не успокоится. Ты среди нас в самом уязвимом положении.

— Почему это именно я в самом уязвимом?

— Странно, что ты этого сам не понимаешь. Кто дразнил и грубо разговаривал с Ришелье в его кабинете во время бала? Кто застукал кардинала у приюта сироток? Думаешь, всё это забыто? Ришелье вовсе не нужна вина. Достаточно лишь намека даже на мнимую вину, чтобы он впился, как клещ. Пока наша роль в заговоре не вскрыта, можно цепляться за любое подозрение. Теперь-то дошло?

— Дошло. Но и бегать от кардинала мы не будем. Иначе это вызовет еще больше подозрений. Лучше сделать наоборот. Мы у него на виду, но и его действия нам открыты. Может понадобиться увести его в сторону, оборвать какие-нибудь нити, которые мы не заметили. От вопросов кардинала нам уходить нельзя.

Давайте вот что сделаем. Сегодня четверг, и мы хотели с Амандой отлучиться по кое-каким делам денька на два-три. Пока там Ришелье доберется до Парижа, пока разберется, что тут творится, нам беспокоиться не о чем. Соберемся здесь во вторник, и вы с Катрин расскажете, что тут будет происходить. Тогда и увидим, грозит нам что-нибудь или нет. Незачем самих себя заранее пугать.

— Во вторник? Ну, давайте во вторник. Мальчики, вы как? Понятно. Договорились. О, вот и ужинать нам несут! Серж, а вы с Амандой случаем не туда собираетесь, где удивительное винцо растёт? Нет? Жаль.

* * *

И опять мы с Анной в древнеримском лесу. Деревья тихо шумят листвой, трава шуршит под ногами, птахи заливаются переливчатыми песнями, едва ощутимый в лесу ветерок словно набрасывает тонкий флёр таинственности на этот мифический мир. Дышится легко и свободно даже в такую жару. Пока шли до виллы, я вспомнил:

— У тебя в библиотеке есть чудесная книга об охоте с великолепными иллюстрациями.

— Есть. Хорошая книга.

— Пьер от нее в восторге.

— Неудивительно для заядлого охотника.

Помолчали.

— Хочешь, чтобы я ее ему подарила?

— Твое дело.

— А Армана что привлекло?

— Я лучше не буду говорить.

Опять пауза. Владелица библиотеки перебирает в уме свои литературные и познавательные сокровища.

— Понятно. Любовные похождения кавалера де Гриньи.

Чудо несказанное в полном составе стоит в дверях виллы и внимательно смотрит на лес.

— Похоже, они куда-то собрались, — говорит Анна.

— Нет, нас ждут. Услышали мои шаги.

— Удивительные создания!

Какие же они все тепленькие, приятненькие на ощупь! Если бы не Зубейда…

— Александра нет, — поведала Ферида.

— Кашу есть будете? — спрашивает Охота. — Мы еще не начинали. Поделимся.

— Будем, — улыбается Анна.

Здороваемся с Маром и усаживаемся за стол. Каша, сыр, молоко. Простая и здоровая пища. Хорошо тут.

— От комиссара тебе привет, и от Люсьены тоже, — сообщает Ферида.

— Антогора, а тебе в Париже понравилось?

— Еще бы! А картины-то какие! А танцы!

— Видели бы вы Антогору, когда мы не предупредили ее, что сейчас мимо поедет поезд, — заливаются смехом Ферида с Охотой.

— Видели бы вы Фериду и Охоту, когда мы поселились на постоялом дворе и я вспомнила о поезде, — оборвала их Антогора.

Обе хохотушки мигом смолкли и уткнулись носами в свои тарелки. Охота даже непроизвольно поерзала задом по сиденью. Словно проверяя, всё ли там в порядке. Видно, воспоминания еще достаточно свежие. Переглянулась с Феридой, и они снова заржали, но уже вместе с Антогорой.

— Денег у нас достаточно для похода в Гешвиг? — поинтересовался я, когда мы поднялись в библиотеку.

— Похоже, что вполне, — отвечает Анна, доставая кошелек и листая ассигнации. — Почти четыре тысячи марок. Антогора, у тебя сколько есть?

— Сейчас переоденусь и посмотрю.

Прибегает в курточке и шортиках. Содержимое карманчиков вываливается на стол. Начинает считать, шевеля губами. Спуталась. Анна порывается помочь, но я останавливаю ее жестом.

— Две тысячи четыреста двадцать, — со вздохом облегчения заканчивает Антогора и снова распихивает деньги по карманчикам. — Анна научила.

— Класс! Тогда пошли.

— А мы? — хором восклицают Охота и Ферида.

— А что вы? Мы работать идем, а вы что там будете делать?

— Смотреть.

Оглядываюсь на Анну. Та пожимает плечами.

— Идите, переодевайтесь, — восторженный визг, и девочки испарились.

Никого не встретив, прошли сад, лес и озеро. Через стены Анна провела Фериду, а я — Охоту с Антогорой. Но наконец мы у коричневой дороги, и Анна объясняется с остановившимся водителем. Проблема. В машине на всех не хватает мест.

— Придется одну из вас бросить здесь, — говорю я амазонкам. — На обратном пути заберем.

Смотри-ка — привыкли уже, и мои шутки их больше не пугают. А водитель не уезжает. Не может решиться бросить на дороге такую бесподобную компанию. Что-то говорит Анне, а она мне:

— Возьми кого-нибудь из девочек на колени.

Беру Антогору. Она обхватывает меня за шею, и через пять минут мы высаживаемся у отеля.

— Ни стыда, ни совести у некоторых нет, — бурчит Охота. — Единственного мужчину я бы к себе на колени посадила. А она, видишь, сама взгромоздилась.

— Будем Элизу звать и машину брать напрокат? — спрашиваю Анну. — Как думаешь?

— Не знаю. Можно бы и пешком или на автобусе. Наследник архива Швейцера живет не так уж далеко. Но нам потом до камня еще добираться и девочкам нужно будет чем-то заняться, пока мы будем разбираться с бумагами.

— Ясно, звони.

Заходим в отель, и Анна оккупирует телефон на стойке портье. За стойкой всё тот же дружелюбный к нам молодой мужчина приветливо кивает Антогоре как хорошей знакомой и пытается завязать с ней разговор, постреливая глазами и в сторону Охоты с Феридой. Батюшки! Антогора-то говорит с ним какими-то немецкими словами. Запинается, часто замолкает на несколько секунд, но говорит!

— Антогора, ты, сколько дней пробыла здесь с Анной?

— Четыре.

— У меня нет слов!

— Элиза сейчас подойдет, — сообщает Анна. — А наследника тоже зовут Генрих. Говорит, что ему звонили из муниципалитета и просили нам помочь. Наверное, Михаэль Рюгер. Генрих весь день будет дома. Так что мы можем зайти к нему в любое время. Где будем ждать Элизу?

— Антогора, скажи своему собеседнику, чтобы Элиза искала нас в кафе отеля.

Антогора передала это портье, ткнув пальцем вглубь вестибюля. Разговор тем не менее продолжается, и намерения прервать его не наблюдается. Чувствуется, что Антогоре интересно и приятно блеснуть знанием чужого языка. Анна улыбается, а Охота с Феридой озадаченно прислушиваются к непонятной речи своей подруги.

— Смотри, как это делается, — шепчу я Анне и во всеуслышание говорю: — В кафе, наверное, мороженое подают…

Диалог на немецком языке мгновенно смолкает из-за неуловимого невооруженным глазом исчезновения одного из собеседников. Портье с недоумением смотрит перед собой. В кафе и в самом деле есть мороженое. На третьей порции ванильного появляется Элиза. Доедаем и отправляемся в уже знакомый гараж. Наш темнокрасный лимузин свободен. Антогора сама оплачивает прокат и расписывается в бланке. Тихонько толкаю локтем Анну в бок.

— Я и сама уже давно это поняла. Что за племя!

Едем к наследнику архива знакомым путем. Мимо гоночного трека, автодрома, фехтовального клуба.

— Анна, мы тренеру Францу ничего не обещали?

— Нет. Только сказали, что Антогора, может быть, и заглянет при случае к ним.

— Не заглядывали?

— У меня времени не было.

Взглядываю на Антогору. Она кивает.

— Сейчас у нас время есть.

Анна что-то говорит Элизе, та разворачивается — и едем назад. Главный тренер Франц на месте и видно, как он рад нашему визиту. Только он слегка ошибся, бросившись с приветствиями вместо Антогоры к Охоте. Та вошла первой. Потом он увидел всех трех, малость опешил, но быстро пришел в себя. Познакомился с Охотой, Феридой и потащил нас в зал. Правда, я успел заметить, как он что-то быстро сказал своему помощнику, и тот бегом куда-то унесся.

В зале народа негусто. Время-то рабочее. Центральная площадка свободна, а тут и там несколько пар друг на друге отрабатывают выпады и удары. Франц что-то спрашивает у Элизы, а та кивает в сторону Анны.

— Франц спрашивает, чем он обязан такому счастью, как наше посещение, — переводит Анна.

— Он просил дать урок техники Антогоры. Мы отказали. Технику Антогоры можно продемонстрировать только с равным противником, которого в прошлый раз не было. Сегодня наши девочки могут показать некоторые приемы неспортивного боя.

— Он спрашивает, что значит «неспортивного»?

— Это когда дерутся до смерти противника. Но пусть не беспокоится. Будет ведь не настоящий бой, а тренировочный.

— Франц спрашивает, не будем ли мы возражать, если подойдут еще люди посмотреть?

— Не будем.

Вот хитрец! Сам-то, наверное, помощника к телефону погнал. Оборачиваюсь к Антогоре.

— Что будете делать?

— Пусть Охота и Ферида вдвоем поупражняются на шпагах, а потом мы втроем. Оружие у них очень уж легкое. Прямо не знаю, что делать. Попробуем. Я им сейчас всё объясню.

Подошли к стойке или пирамиде со шпагами. Антогора объясняет подругам, что это такое и почему. Пробуют на вес, лежание в руке. Гнут. Кивают, что всё поняли. А в зал тем временем по двое, по трое вливается народ. Михаэль Рюгер тоже, наверное, бросил свои муниципальные дела и спешит сюда. Да — вот и он появился в дверях, машет нам рукой и присоединяется к зрителям.

— Сергей, — окликает меня Антогора. — Нам нужны два кинжала. Можно было бы вместо них использовать шпаги, но они слишком длинные.

Спрашиваю у Франца. Кинжалов у них нет.

— Франц, продайте нам две шпаги. Очень нужно. Мы их испортим.

— Он говорит, что можете портить любые, и ни о какой продаже речи быть не может, — передает мне Анна.

Иду к девочкам.

— Ломайте любые две, как вам нужно.

Двойной, жалобный звон клинков — и из чашек торчат обломки длиной сантиметров двадцати. Даю Францу знак, что мы готовы. Он начинает что-то говорить собравшимся. А собралось вроде и немало. Всё уже, наверное, ибо в дверях больше никто не появляется. Примерно четверть присутствующих — женщины. Преимущественно молодые.

Охота и Ферида сбрасывают курточки, под которыми их обычные жилетки тонкой кожи, и вступают на площадку. В правой руке шпага, а в левой — обломок шпаги. Оглядываются вокруг, оценивая размеры площадки, чтобы не оступиться. Шаг навстречу друг другу — и клинки с лязгом засвистели. Именно засвистели, и при этом почти непрерывно. Настолько быстро, стремительно они рассекают воздух. Будто не останавливаясь и на мгновение, при встрече с препятствием в виде шпаги или импровизированного кинжала. Видны только руки. За клинками глазу не уследить. Изредка удается заметить миг задержки шпаги при перехвате ее кинжалом.

Град ударов, которые обрушивают соперницы друг на друга, вроде бы невозможно отразить. Тем не менее каждое движение одного клинка встречает ответное движение другого. Такое впечатление, словно два сероголубых, почти прозрачных веера с немыслимой частотой трепещут между девушками.

Но поразительнее всего динамика их тел. Кажется, что ноги и туловища иногда движутся стремительнее рук. Если проследить за кистью руки Фериды, то клинок опускается куда-то между шеей и плечом Охоты. Но вдруг оказывается, что Охоты там уже нет, а шпага Фериды со звоном наталкивается на чашку кинжала. И то же самое происходит с другой стороны. Всё это похоже на какой-то дьявольский танец почти на месте. Публика, затаив дыхание, следит за этой фантастической битвой.

Ферида что-то выкрикивает, и обе красавицы одновременно останавливаются. Не видно, чтобы они хоть сколько-нибудь устали. Ни пота, ни тяжелого дыхания, ни напряженных мышц.

Я взглянул на часы. Бой длился почти пять минут, а показалось, что не больше минуты. Грянули аплодисменты.

— Что будем делать? — спрашивает Антогора, когда Охота и Ферида присоединяются к нам. — Я посмотрела то, что здесь называют саблями. Нужно бы их проверить. Плохо будет, если клинок вдруг разлетится от удара. И богам неизвестно, куда полетят осколки. Могут и убить кого-нибудь.

— Анна, Антогора хочет проверить сабли на прочность. Что Франц на это скажет?

Франц, соглашаясь, кивает.

Антогора внимательно осматривает все два десятка сабель, находящихся в зале. Отбирает половину. Проводит пальцем по тупому лезвию и качает головой. Проверяет своим коленом на излом у рукоятки и в середине клинка. Отставляет четыре. Берет одну из них, размахивается и с силой бьет плашмя саблей по подоконнику окна. На подоконнике ссадина — клинок цел. В зале гробовая тишина. Все внимательно следят за тем, что делает Антогора. Остальные три сабли подвергаются тому же испытанию — целы. Антогора одобрительно хмыкает и снимает курточку.

— Девочки, — тихо говорю я им, — ради Юпитера, не покалечьте друг друга. А то я руки на себя наложу из-за того, что позволил вам это.

— Не беспокойся, — отвечает Охота. — Мы для Антогоры не соперницы даже вдвоем. К себе она наши клинки не подпустит, а нас никогда даже случайно не заденет.

То, что началось дальше, словами трудно описать. Антогора с двумя саблями — в правой и левой руке — против двух соперниц. В каком фильме была ожившая многорукая женская статуя с саблями в каждой руке? Вроде бы старый американский фильм про Синдбада. Вот-вот — есть какое-то сходство Антогоры со сказочной статуей. И в количестве сабель, и в кажущейся многорукости. С такой стремительностью сабли меняют свое местонахождение, что кажется, их не две, а все четыре, если не шесть.

А иначе и нельзя. Противницы-то не из детской спортивной школы! Рубят без шуток, с плеча и стремительно, нисколько не заботясь, куда попадут. Причем, бывает, рубанут и одновременно. Антогора легко, играючи отбивается и чаще, чем противная пара, нападает. То Ферида, то Охота кубарем летят на пол — или сбитые тычком сцепившегося клинка, или отправленные вниз мастерской подножкой, или просто промахнувшись мимо противника при броске вперед. Мгновенно вскакивают и, как заведенные, опять бросаются в драку. Бывает, что и со спины, но и это не помогает. Антогора проворнее. Причем когда одна из девочек на полу, Антогора не использует против другой обе сабли.

Боевой танец Антогоры мне уже довелось наблюдать в Колизее. Но вот эти две ее подруги — гораздо более сильные противники, чем те семь гладиаторов. Как назвать эту пляску сейчас? Дьявольский танец уже был перед этим. Божественный?

Чёрт, эта пара все-таки сбила Антогору с ног! Я и не уловил, как это случилось. Падая, Антогора сделала мгновенный кувырок назад. Тем самым оторвалась на какую-то долю секунды от противниц. Те бросились за ней, но не учли инерцию собственных тел. Разогнались, а Антогора рывком отбросила тело с их пути в сторону и вскочила на ноги, оказавшись за спиной Охоты и Фериды. Легкий, ласковый пиночек Охоте под зад — и сабли опущены. Понятно, что происходит, когда противник оказывается за спиной, — чистый проигрыш.

Что началось в зале! Какое-то восторженное сумасшествие публики. Взглянул на часы. Бой шел без малого шесть минут. Девочки подошли к нам и сложили сабли. Лезвия по всей длине иссечены глубокими зазубринами.

— Анна, скажи Францу, что этими саблями можно теперь только дрова пилить.

Подошел Михаэль. Со всеми поздоровался и вроде бы примерился целовать руку Антогоры, но, взглянув на Охоту с Феридой и меня, передумал. Принялся с Францем разглядывать приведенные в полную негодность клинки.

— Франц говорит, что с какой это силой нужно наносить и парировать удары, чтобы так изуродовать сталь. Совсем не похоже на урок фехтовальной техники. Скорее это битва титанов. Он эти сабли выставит на торги как реликвии. И ломаные шпаги тоже. Сделает на этом хороший гешефт. Ведь в зале были и журналисты с фотоаппаратами и кинокамерами. А Михаэль говорит, что это было невиданное зрелище. Такому противнику не стыдно и проиграть!

— Анна, скажи им, что мы с тобой приехали в Гешвиг по делу и заглянули сюда ненадолго. Нам пора идти. Но если у них есть, чем занять девочек, то мы можем их оставить здесь и вернемся за ними, когда закончим дела. Ответ можешь не переводить. И так ясно.

Антогора, мы с Анной пойдем по делам, а вы можете остаться здесь, пока мы не закончим. Элиза нас отвезет и приедет сюда. Так что у вас будет выбор: потолкаться тут или покататься на автодроме.

— Мы останемся, а там видно будет.

До наследника архива Швейцера оказалось рукой подать. Пешком бы дошли. Генрих оказался человеком лет сорока с типичной внешностью книжного червя. Ровный и доброжелательный. Когда мы уселись за стол, принес две пухлые папки и положил перед нами.

— Генрих говорит, что сам он биолог и в технике плохо разбирается. Документы он смотрел и ничего понятного для себя не обнаружил.

Взяли по папке и принялись изучать. Мне проще. Немецкого не знаю и смотрю только картинки, а их не так уж много.

— Фильтрация алкалоидных смесей нам нужна? — спрашивает Анна.

— Вряд ли. Смотри, что в чём-то общем или в отдельных деталях покажется хоть как-то знакомым. В тонких деталях мы всё равно не разберемся. Даже если они будут иметь отношение к машине.

— Есть индуктивное управление электрохимическим процессом.

— Иллюстрации есть?

— Нет.

— Пропускай.

— Управление заходами.

— Чем-чем?

— Заходами.

— Куда — не говорится?

— Сейчас посмотрю. Нет, я даже не знаю, как тут многие слова переводить. Может быть, это неологизмы самого Швейцера? Включить/выключить — это понятно. Включить направо — заход открыт. Выключить налево — заход закрыт. Главный заход — большой выключатель. Короткий текст и картинка при нём. Это не инструкция. Больше похоже на набросок для памяти.

— Картинку надо посмотреть. Дай-ка сюда. Так, что-то вроде знакомое, но в машине этого нет. Вру. Есть! Это же рисунок задней панели той части машины, что стоит в подземном зале! Давай смотреть еще.

— Обрати внимание на чернила и толщину линий текста и рисунка, Сергей. Такие больше не встречаются.

— Думаешь, это только обрывок массива документов, которых здесь нет?

— Похоже на то.

— Тогда дела наши неважные. Массив документов машины должен быть очень велик, а обнаружились лишь два листка среди бумаг самого разного характера. Явно эти два листка попали сюда случайно.

— Я точно могу сказать, что документов о машине в архивах нет. Могу утверждать это, хотя и не специалист. В архивах всё исследовано и снабжено комментариями, которые понятны даже для меня.

— Спроси Генриха, не известно ли ему еще о каких-нибудь бумагах Швейцера.

— Говорит, что нет.

— Спроси, не продаст ли он нам эти два листка. Если нет, то, может быть, сделает нам копии или мы сами сделаем копии, а документы вернем.

— Интересуется, насколько важны для нас эти два листка.

— Очень важны!

— Говорит — берите так.

— Поблагодари нижайше.

Медленно идем по улице в сторону фехтовального клуба. Немногое мы нашли из того, зачем шли. Хотя как посмотреть. Лестницы в подземном зале я назвал проходами, а Швейцер — заходами. Получается, что задняя панель на машине в подземном зале позволяет заходы открывать и закрывать. Нужно к ней внимательнее присмотреться. Уже не так уж и мало.

Идем мимо витрин магазинов, и вдруг до меня доходит, что я только что боковым зрением зацепил то, мимо чего проходить нельзя. Останавливаюсь и делаю несколько шагов назад. В витрине магазина мальчик. Мальчик!

— Анна, здесь мальчик!

Анна ничего не понимает:

— Где мальчик? Какой мальчик?

— Мальчик для Ахмедовой девочки. Правильно мне интуиция тогда подсказала, что девочка может быть отсюда!

В витрине антикварного магазина стоит почти буквальная копия механической девочки из моей комнаты в Багдаде, которой для пары не хватает мальчика. Всё то же. И основание бронзового литья, и одежда восемнадцатого века, и размеры, и пропорции. А рядом с ней — соответствующий мальчик в камзоле с кружевными манжетами и детской треуголке.

— Анна, мальчика нам нужно обязательно купить для пары. Ахмеду в Багдаде подарили вот точно такую девочку. А привезли ее из Китая. Вот и вопрос: как могла оказаться в Китае тысячу лет назад кукла, изготовленная здесь, в наше время? Швейцер, оказывается, был не таким уж домоседом? А какого чёрта этого рационалиста понесло в древний Китай? И зачем он начал таскать туда заводных кукол? Идем за мальчиком!

Мы вошли в магазин. Богато! Подскочил продавец и начал нам что-то вещать.

— Говорит, что увидел через витрину, как мы рассматриваем кукол. Это не старинные куклы, а имитация под старину. Их делают в Гешвиге уже много лет. Чудесные игрушки, но дорогие.

— Мне плевать, дорогие они или нет. Хочу мальчика — и всё тут!

— Успокойся, детка, успокойся, не капризничай, — посмеивается Анна. — Еще не хватало, чтобы ты расплакался. Купит тебе мама куклу.

— Вот так бы и сразу. Давай посмотрим! Пусть заведет кукол.

Продавец завел мальчика, а когда тот остановился — девочку. Похоже, что у мальчика тон колокольчиков ниже.

Я-то был готов к тому, что мы увидели, а Анна — нет. Чуть рот не раскрыла, и когда кукла остановилась — безапелляционно заявила:

— Хочу девочку.

— Ты сначала выясни, сколько стоят куклы.

Анна попытала продавца.

— Две тысячи марок каждая. За две тысячи здесь приличный паромобиль купить можно. На обеих кукол у нас денег не хватит.

— Так ты потребуй скидку, раз мы берем две.

Торговались долго. Мы с продавцом мотали головами, а Анна нас уговаривала. В конце концов мы с Анной оказались более квалифицированными лицедеями и получили девочку за тысячу девятьсот марок, а мальчика — за тысячу восемьсот пятьдесят. Анна достала и опустошила свой кошелек.

— У меня осталось сорок марок.

— Ерунда. У Антогоры денег полно. Да они нам вроде бы больше и не нужны. Наша миссия здесь благополучно завершилась почти крахом.

Так мое и Анны новое имущество аккуратно упаковано, перевязано — и мы можем идти. В фехтовальном клубе девочек не оказалось. Франц сказал, что они поехали кататься. И в самом деле, они оказались на автодроме. Ферида выписывает зигзаги, а остальные смотрят.

— А нас наградили! — хвастается Антогора.

И правда. Симпатичные дамские, но не миниатюрные часики на нашейной цепочке. Золотые, и все трое часов разные по форме. Крышка открывается с мелодичным перезвоном. На внутренней стороне крышки выгравировано имя владелицы. На немецком, разумеется. Отсталая какая-то страна, раз русского языка не знает. Быстро Франц эти подарки организовал.

— Анна, а что значит «Wasserdicht» на задней крышке?

— Водонепроницаемые. Можно с ними купаться.

— Ух ты! — воскликнула Антогора.

— Девочки, нам пора домой. Прощальный ужин с Элизой — и отправляемся. Платит Антогора. Мы с Анной потратились подчистую.

Ужин в «Генрихе» был как всегда блестящ. Правда, пиво и мороженое — странное сочетание, но если девочкам нравится, то почему бы и нет? Рассчитались с Элизой и добавили ей пятьсот марок на подарки для детей.

— По лавкам пойдете?

— Зачем? У нас вроде бы всё есть.

Элиза привычно довезла нас до камушка и укатила в городскую даль. Судя по тому, как Охота и Ферида разглядывают коробки с куклами, которые они тащат, им очень любопытно, что там внутри. Спустились в подземный зал.

— Задержимся здесь немного. Нам с Анной нужно кое-что посмотреть.

— Коробки открываем? — оживилась Охота.

— Дома откроем.

Достаю ключ и отпираю ограду. Осматриваем с Анной заднюю панель машины.

— Все выключатели повернуты вправо. Значит, включены.

— Не все, — поправляет меня Анна. — Номер два смотрит влево.

— Смотри-ка ты, а я и не заметил. Даже когда чистил. Слишком много их. Большой с цифрой ноль тоже повернут влево. Попробуем какой-нибудь?

— Боязно как-то.

— Ну да, как обычно. Испытаем семерку. Там война, пропади она пропадом. Проход должен закрыться.

Поворачиваю выключатель с цифрой семь. Возник тихий гул. Пол слегка задрожал.

— Смотри!

Оборачиваюсь. Проем с цифрой семь сужается, словно всасываясь в вертикальные стены. Еще две секунды и он исчез — ровная стена. Остальные проемы словно сдвинулись, сохранив между собой одинаковое расстояние. Цифра десять испарилась. Нумерация проемов оканчивается девяткой. Всё правильно. Так и должно быть. Девочки замерли, молча наблюдая все эти чудеса.

— Каково? А? Мы-то старались, замуровывали проход. А надо было всего лишь повернуть выключатель.

— Впечатляет, — согласилась Анна. — Пойдем от греха подальше.

— Вот уж нет! Никакого греха тут не будет, если подходить с умом. Меня интересует, куда открывает вход выключатель номер два? — Анна обреченно вздохнула.

Снова гул и дрожание пола. Стена расщепилась между проемами один и два. Две секунды — и новый проход готов. Цифры опять перераспределились, обогатившись десяткой. Надо же!

— Ладно, ладно, успокойся. Не буду я нулевой выключатель трогать. И так догадываюсь, куда он ведет. Пойдем посмотрим, что там в двоечке нам сулит.

Запер ограду, и мы с Анной пошли вверх по лестнице. Китайская пагода, а вон еще одна. Низкий дом, сад, несколько женщин в цветастой одежде в саду. Но всё это далеко. А поблизости деревья и заросшие мхом скалы.

— Китай, однако. Зачем он Швейцеру понадобился. Да еще такой древний. Во всяком случае, теперь ясно, как туда кукла попала.

— А где это? — раздается голос сзади.

Мы и не заметили, как девочки поднялись за нами.

— На другом конце света.

— Мы туда пойдем?

— Вряд ли, Охота. Пока что нам там делать нечего. А вот домой пойдем.

— Жаль, а то мы бы сходили. Там красиво.

— А у вас здесь разве хуже?

— Нет, конечно, но всё равно интересно.

Куклы стоят на столе в библиотеке. Антогора возлежит на своей любимой кушетке. Разглядывает свои наградные часы, прикладывается к ним ухом. Охота или Ферида время от времени подходят к столу, заводят одну из кукол или сразу обе, и все любуются их грациозным танцем. Сегодня они за шахматами что-то не скандалят друг с другом.

— До вторника у нас два свободных дня, — говорю я Анне. — Предлагаю денек просто отдохнуть здесь, ничего не делая. Потом сходим домой, посмотрим, что там и двинем завершать парижские дела. Ты как?

— Я не против.

— Девочки, что нужно сделать, чтобы мы все могли завтрашний день спокойно отдохнуть?

— Связать тебя, — донеслось с антогоровой кушетки.

* * *

Вторник. Луиза и Катрин еще не приехали. Рано, наверное. Арман и Пьер за три дня успели съездить домой, уладить свои дела и вернуться обратно чуть позже нас с Амандой. Гийом подробно и исчерпывающе описал нам все события, произошедшие за время нашего отсутствия:

— Всё спокойно.

— Что-то ты сегодня очень разговорчив, Гийом, — заметил Арман. — Мог бы и как-нибудь короче.

— Говорить коротко у нас Катрин мастерица.

— Вот-вот — образец лаконичности. Никогда не тратит на рассказ об оторвавшейся пуговице больше получаса.

— Ты преувеличиваешь, Пьер. Я как-то слышал, как она говорила о сломанной булавке всего пятнадцать минут.

— Интересно, — полюбопытствовал я, — сколько времени непрерывно можно нести чушь, которую я сейчас слышу?

— Долго. Пока Луиза или Катрин не приедут. Ага, вот мы их и накликали! А ты говоришь, что это чушь, Серж. Ничего не делается просто так. Только вот почему-то Луиза тащится позади Катрин. Разве так бывает?

Всё объяснилось очень просто. Обе дамы ехали в карете Катрин.

— А вот и мы, — обрадовала нас Луиза, обмениваясь поцелуями с Амандой. — Заждались? Раньше не получилось. Катрин никак было не вырваться от короля. Людовик вдруг решил поинтересоваться, как идет обучение дочерей.

— Давайте выкладывайте, что там во дворце, — распорядилась хозяйка.

— Ришелье приехал вчера еще до полудня. Король вместе с де Тревилем ближе к вечеру. Поскольку из Ла-Рошели кардинал и капитан мушкетеров ехали порознь, то свои отношения смогли выяснить только в Лувре. Сцепились так, что и король не мог их унять. Ришелье поинтересовался о том, с каких это пор первые лица в королевстве предоставляют свои апартаменты злоумышленникам против короля. Лучше бы он этого не говорил! Понятно, что это просто от раздражения. Но Тревиль вцепился в кардинала так, что от того только перья полетели. Припомнил многое и задал главный вопрос. Для чего существует тайная служба кардинала, которая проспала сразу два заговора против короны? Ришелье и ответить нечего.

Дальше смех один. Тревиль потребовал возмещения ущерба своему имуществу, который нанесли заговорщики. Возмещения за счет службы кардинала, которая допустила побоище в доме Тревиля. Ришелье чуть заикаться не начал от такого нахальства. Орали так, что и на половине королевы всё было слышно.

Так что позавчера занятие у всех было только одно. Кого бы вместо себя подставить под монаршую немилость. Следствие Ришелье начал только сегодня и начал, разумеется, с меня.

— Почему с тебя?

— Как почему? Я же сообщила страже, что видела вооруженную драку у дворца Тревиля. Королева потребовала, чтобы опрос меня проводился в ее присутствии. Стало быть, в ее покоях. Кардинал поскрипел зубами, но возразить не посмел.

— И о чём он тебя пытал?

— Поинтересовался, что я делала ночью в тех местах. Я рассказала о своем увлечении астрономией и звездах, которые лучше всего видны с улицы Старой Голубятни. Королева рассмеялась и просила кардинала задавать вопросы по существу дела. Вот тогда-то допрос и начался. Примерно такого содержания:

«— Значит, вы проезжали мимо дома господина де Тревиля и в свете луны увидели, что какие-то люди за оградой дерутся на шпагах?

— Именно так.

— Сколько их было?

— Я не считала. Наверное, человек десять-двенадцать.

— В каком месте двора это происходило?

— Примерно посередине между воротами и правым крылом дома.

— В этом месте довольно узкие дорожки.

— Ну, и что? Дорожки узкие, а места-то всё равно много.

— Тогда они должны бы выйти и на газон.

— Может быть, и выходили. Было не настолько много света, чтобы разглядеть все мелочи. Да и ограда мешает обзору.

— Понятно. Они дрались плотной группой или рассеялись вдоль дорожки?

— Насколько мне было видно, вроде бы кучкой.

— Тогда они точно не смогли бы поместиться на дорожке.

— И что? Далась вам эта дорожка!

— А то, что мои люди внимательно осмотрели всё вокруг дома и двор. Они не обнаружили никаких потоптанных газонов. Как это может быть? Бестелесные призраки, что ли?»

— Тут я почувствовала, что засыпалась. Сама себя загнала в угол. У меня аж холодок по спине пробежал. Сказала бы, что дуэлянты стояли вдоль дорожки, — и всё было бы в порядке. Пришлось выкручиваться:

«Вам виднее, Ваше преосвященство. Я могу говорить лишь о том, что мне могло быть видно через искажающую всё решетку. Может быть, и бестелесные. Я же их не трогала. Может быть, мне только показалось, что драка была именно на дорожке. Чуть ближе к дому или воротам дорожка как раз переходит в площадки. А может быть, дуэлянты были аккуратны и ступали осторожно, чтобы не повредить собственность господина де Тревиля.

— Странное обстоятельство. А карету баронессы Катрин де Бово вы не приметили, когда любовались звездами или сражением у дома господина де Тревиля?

— Не приметила. Да и как я могла ее приметить, если известно, что ее там не было.

— Как же не было, если она стояла как раз напротив ограды, за которой шла драка?

— Ах, вы об этом. Так это была совсем не карета баронессы. Говорят, что похожая, но не она. Нет, не видела. Я смотрела в другую сторону.

— Таинственная история. Мадам де Шеврез оказывается свидетельницей драки. Причем следов этой драки на указанном ею месте не обнаруживается. Зато буквально тут же имеется чуть ли не сотня трупов, в существовании которых сомнений быть не может. Здесь также присутствует и карета с гербом, принадлежащим подруге мадам де Шеврез.

— И что?

— Не хватает еще только следов присутствия и друзей герцогини графа Армана де Гиша и маркиза Пьера де Моля. Да, еще и этого молодого виконта, появившегося якобы из какой-то России. Про графиню де Жуаньи я не говорю. Она всегда сидит дома, когда ее подопечная молодежь гуляет.

— На что вы намекаете, Ваше преосвященство? Что двое или трое моих друзей, которых там никто не видел, отправили в могилу сотню, как мне известно, до зубов вооруженных заговорщиков? Так если бы именно это и было, то королю следовало бы обвешать моих друзей орденами с ног до головы. А вам, монсеньор, принять их к себе вместо всей вашей тайной службы».

Тут слушавшая нашу перепалку королева опять рассмеялась:

«— В самом деле, монсеньор, откройте мне свой секрет. Иначе я не могу понять, о чём вы ведете речь. Да, герцогиня была на месте известных событий. В этом никто не сомневается, и она сама не отрицает. Причем ее в этом не уличили, а она сама донесла страже. Можно даже без всяких оснований предположить, что там где-то среди улиц и домов скрывались и ее друзья. Впрочем, можно предположить, что скрывался вообще кто угодно.

Вы ведь опрашиваете герцогиню не без каких-то мыслей. Поделитесь с королевой. Что вы хотите установить? Принадлежность герцогини де Шеврез и ее друзей к заговорщикам? Или, может быть, подозреваете ее, а возможно, и ее друзей в уничтожении заговорщиков и, соответственно, заговора? Если первое, то объясните ее мотивы, намерения, приведите доказательства причастности и растолкуйте нам, зачем ей понадобилось поднимать на ноги стражу и тем вызывать к ней вопросы. А если второе, то какие тут у вас намерения? Представить перед королём к награде или отправить в Бастилию? Если в Бастилию, то за что? Итак, кардинал, подозрение в причастности к заговору?

— У меня и в мыслях такого не было, Ваше величество!

— Тогда подозрение в убийстве почти ста человек, покушавшихся на корону?

— Это невозможно!

— Тогда что?

— У меня ощущение, что эта компания всё же имеет какое-то отношение к побоищу в доме де Тревиля. Если так, то они могут что-то знать, видеть такое, что поможет нам докопаться до корней заговора.

— До корней? А разве еще не все корни остались лежать в доме господина де Тревиля и рядом с ним?

— Мы не знаем.

— Что не знаете? Где корни или какие корни? В Лотарингии могут быть корни?

— Они там и есть.

— Ну наконец-то становится понятнее. Вы хотите установить связи герцогини де Шеврез и ее друзей с Лотарингией.

— Совсем нет, Ваше величество.

— Преступную связь всё тех же с заговорщиками?

— Я не думаю, что она существует.

— Тогда что? Хотя я такой вопрос уже задавала.

— Связи заговорщиков с их пособниками в Париже.

— Так, всё еще больше усложняется для моего понимания. Вы что, играете со мной, монсеньор?

— Что вы, Ваше величество, как я посмею!

— Но ведь смеете же. Вы только что сказали, что связи компании госпожи де Шеврез с заговорщиками не предполагаете и тут же заявляете, что им могут быть известны связи заговорщиков с их пособниками в Париже. Одно исключает другое. Никогда не замечала за вами, монсеньор, страсти к парадоксам. Хоть какие-нибудь, если и не доказательства существования пособников, то хотя бы признаки их существования у вас есть?

— Нет, но следствие только начато.

— Следствие относительно предполагаемого наличия пособников в Париже?

— Да.

— А относительно происхождения заговоров и их истоков извне Парижа? А также пособников в Лотарингии и других провинциях?

— Такого следствия мы еще не начинали.

— Это очень странно, монсеньор, не находите? Относительно того, где нет ничего и уже не составляет опасности, ведется следствие. А вот относительно того, где есть истоки, корни, доказательства и угроза повторения, никакого следствия не открыто.

Что вы молчите, Ваше преосвященство? Из ваших же слов складывается впечатление, что вы зачем-то пытаетесь просто встроить герцогиню де Шеврез и ее друзей в историю с заговором. Зачем? Что вы от них хотите получить на самом деле? Я думаю, что на этом нашу беседу следует завершить.

Госпожа де Шеврез и, думаю, ее друзья тоже не имеют намерения скрываться. Их всегда можно будет опросить, имея ненадуманные основания. Но если следствие по заговору или заговорам будет вестись так же, как сейчас, то я буду вынуждена обратиться с этим к королю.

Что же касается некоторых противоречий в словах госпожи де Шеврез, то вряд ли они могут иметь какое-нибудь значение. Люди часто становятся свидетелями преступлений при таких обстоятельствах, которые их самих компрометируют, но к преступлению не относятся. Потому и молчат о том, что видели. Госпожа же де Шеврез, похоже, посчитала своим непременным долгом уведомить о совершенном преступлении. Но таким образом, чтобы самой не оказаться скомпрометированной обстоятельствами, в которых она оказалась. Видите, она даже кивает головой в подтверждение.

Я глубоко уважаю вас, кардинал, но если я услышу еще что-нибудь подобное тому, что услышала за последний час, то вы утратите мое уважение. Я вас больше не задерживаю».

— Вот так Анна вытащила меня из цепких лап Ришелье. И в который раз уже.

— Королева просто мастерски превратила твой допрос в допрос кардинала, — восхитился Арман.

— Да, — подтвердил я, — почти вытащила нас из этой заварушки. И дала понять Ришелье, что мы под ее защитой. Хотя, с другой стороны, Ришелье наверняка понял, что королеве известно больше по поводу этой истории, чем всем. Соответственно, и нам тоже может оказаться известно больше. Только ему теперь будет трудно к нам подступиться.

— Почему ты сказал, что королева почти вытащила нас из истории с заговором? Разве не совсем вытащила? — удивилась Луиза.

— У нас осталось два слабых места — Жермена ле Гран и монахи. Жермена должна немедленно исчезнуть из Парижа. А то Ришелье вдруг до нее всё же докопается. Луиза, Катрин, завтра же с утра берите Женевьеву ла Моль в оборот, гоните с ней к ее подруге Жермене и выпихивайте ее из Парижа хоть силой. Причем неизвестно куда и надолго.

Кстати, Пьер, а Женевьева ла Моль не твоя родственница? Я-то думаю: что это у нее фамилия такая знакомая? Только сейчас сообразил.

— Понятия не имею. Этих Молей с приставками де, ла, ле, дю во Франции, как собак нерезаных.

— Ладно. Арман, Пьер, завтра с утра заглянем к падре Березини. Нужно осведомить наших соратников в рясах о позиции королевы и нашем сложившемся положении. Это поможет им отбиться от Ришелье, если он попытается насесть на Архиепископа Парижского. Хотя нет, втроем нам у Березини делать нечего. Арман, посетишь легата один. А мы с Пьером составим компанию Луизе и Катрин. Там дело посерьезнее.

* * *

— О, Паскаль, — воскликнула Луиза, увидев спускающегося по ступеням дома Женевьевы ла Моль мужчину лет тридцати, — и вы тоже решили в такую рань высказать хозяйке дома свое почтение? И как она? Здорова ли? В радости или печали?

— Здравствуйте, герцогиня. Хозяйка здорова. Вот заглянул к ней по пути на службу, чтобы выполнить данное мне поручение.

— Что ж вы так, Паскаль, с утра и уже с заботами. Совсем не жалеете нашу Женевьеву. А вот мы с подругой, напротив, порадовать ее хотим хорошими известиями.

— Какими известиями? — высунула свой нос из дверей симпатичная женщина лет двадцати семи или двадцати восьми, одетая в какую-то домашнюю хламиду. — Ой, ты не одна? Я не одета.

— Не одна, как видишь, и Катрин тут. А это наши друзья. Но не представлять же их тебе через щель в двери.

Женевьева исчезла, а дверь распахнула служанка, и мы вошли, сопровождаемые задумчивым взглядом Паскаля де Менжа. Пришлось минут десять подождать в гостиной, пока Женевьева появится перед нами. Уютная гостиная. Пейзажи и натюрморты по стенам. Удобные кресла вместо стульев и несколько кушеток по стенам. Большой стол у окна.

— Ну, что ж, представьте мне своих спутников, — обращаясь к Луизе и Катрин, промолвила хозяйка дома, улыбаясь и располагаясь в кресле среди нас. — Очень приятно, господа. Правда, я не ожидала столь раннего визита и несколько удивлена. Вы уже завтракали? Да? Я тоже успела. Может быть, тогда кофе? Нет? Так что это за радостная новость для меня, которую вы принесли? В Лувре планируется бал по случаю возвращения короля в Париж?

— Нет, гораздо более приятная и полезная для тебя новость, — ответила Катрин. — Ты ведь, конечно, знаешь о побоище во дворце де Тревиля.

— Слышала, но какое это имеет отношение ко мне и в чём тут для меня радость? — пожала плечами Женевьева.

— Радость в том, что почти все заговорщики убиты, а те, которым удалось уцелеть, исчезли из города.

— Ну и что? Мне-то от чего радоваться?

— Какая ты непонятливая, Женевьева, — вступила в разговор Луиза. — Ришелье ведет следствие. У него нет и не будет арестантов или прямых свидетелей, которые могли бы указать на твою приятельницу Жермену ле Гран как заговорщицу или пособницу заговорщиков. А через нее не доберутся до тебя и твоего Паскаля. Сама знаешь, какой кардинал подозрительный и въедливый!

Женевьева побледнела. Похоже, что участие Жермены в заговоре для нашей хозяйки и в самом деле новость. И вроде бы в словах Луизы не усомнилась или почти не усомнилась. Наверное, поняла, что Луиза такими вещами шутить не будет.

— Почему вы думаете, что Жермена заговорщица?

— Нам и думать не нужно. Мы знаем, и при этом давно. Нас не интересует, как и насколько и ты влипла в заговор Генриха Лотарингского…

— Генриха Лотарингского? — с ужасом прошептала Женевьева.

— Да, и нам даже не интересно, насколько заговорщикам удалось втянуть в свои дела твоего Паскаля. Нам нужно одно. Чтобы ты оказалась в стороне и никакой связи между тобой и провалившимся заговором не было. Вряд ли интерес заговорщиков был именно в тебе. Обычно тут интерес во влиятельных личностях. Лейтенант стражи может показаться мятежникам очень полезным.

— Очень полезным… — упавшим голосом пробормотала хозяйка дома. — Паскаль, Жермена… Как это? Вы уверены? Луиза, этого не может быть! Паскаль никогда… И Жермена видела его у меня всего раз или два. Откуда вы можете знать о заговорщиках? Хотя королева…

— Женевьева, успокойся и подумай хорошенько. С чего бы это Жермена стала набиваться тебе в подруги? Притом наверняка с недавних пор. Будь она твоей старой приятельницей, то мы с Катрин так же давно встретили бы ее в твоем доме.

— Месяц назад или немного больше мы встретились, выходя из церкви. Она сказала, что видела меня во дворце, когда бывала там с отцом. Разговорились, и я пригласила ее заходить ко мне на чашку кофе и поболтать. Но Паскаль… Она не просила с ним познакомить. Это произошло случайно. Потом как-то интересовалась, насколько долго он пропадает на дежурствах. Вот и всё.

— А большего и не нужно. Жермена с ним познакомилась. Встретиться с ним не здесь, как бы случайно и без тебя очень просто.

— Это ужасно! Заговор, Жермена, кардинал и мы с Паскалем. Я ошарашена. Что же нам, то есть мне, теперь делать?

— Делать в основном будем мы, Женевьева. Мы тоже обстоятельствами впутаны в эту историю. Если ищейки Ришелье доберутся до Жермены, то доберутся и до тебя. Начнут выяснять, с кем у тебя приятельские отношения. Узнают, что мы с Катрин часто у тебя бываем. Сама, наверное, не раз слышала, что может произойти с тем, кто попадает хотя бы лишь под подозрение у кардинала.

— Конечно, слышала.

— Тогда слышала, и какую сильную «любовь» он ко мне питает. Он использует любой повод, чтобы напакостить мне. Так что мы с Катрин не меньше тебя заинтересованы в том, чтобы Жермена ле Гран исчезла бы куда-нибудь бесследно. Когда ты ее последний раз видела?

— А ведь и правда. Она не заглядывала уже дня три или четыре.

— Понятно. Заговор провалился, а вместе с ним исчез и интерес к тебе.

— А Мишель, о котором рассказывала Катрин?

— Ну, вот — наконец-то и до тебя начинает доходить. Не было никакого Мишеля.

— Ох, значит…

— Значит, значит. Всё что-нибудь да значит. Собирайся. Нам нужно срочно поговорить с Жерменой. Ты введешь нас к ней в дом.

Пока Женевьева собиралась, мы коротко обменялись мнениями относительно грядущего визита.

— А мы не наткнемся там на ищеек кардинала? — с опаской предположила Катрин. — Если нас там увидят, то ужас что будет.

— Вряд ли, — попытался я ее успокоить. — На Жермену можно выйти только через фальшивую карету Катрин. Нужно опросить уйму народа по всему Парижу, чтобы наткнуться на того, кто видел ее у дома Граммонов. А этому всё время будет мешать настоящая карета Катрин. Попробуй разбери, какую и где видели.

— Однако осторожность не помешает, — заметил Пьер. — Я пойду туда прямо сейчас и присмотрюсь к окрестностям. Вы сразу к дому Граммонов не подъезжайте. Остановитесь поодаль. Я подойду.

— Верно, — поддержала его Луиза, — осторожность не помешает.

Пьер ушел. Через несколько минут появилась Женевьева и вопросительно уставилась на опустевшее кресло.

— Пьер пошел вперед, — пояснила ей Луиза. — Посмотрит, не следят ли за домом Граммонов.

Погрузились в карету Женевьевы. Подъезжая к дому Граммонов, прихватили Пьера, не обнаружившего вокруг ничего подозрительного. Жермена — женщина весьма приятной наружности — была дома, и, казалось бы, ничуть не удивилась такой вдруг нагрянувшей компании. Словно ждала кого-то и с нашим приездом всё так же продолжала ждать. Достаточно приветливо, хотя и сдержанно поздоровалась со всеми, отослала впустившего нас мажордома, предложила нам сесть и вопросительно глянула на Женевьеву.

— Жермена, — тихо произнесла та, — эти господа хотят с тобой поговорить.

— О чём.

— О герцоге Генрихе Лотарингском, гостившем до недавнего времени в вашем доме. А также о вашем и нашем будущем, вытекающем из вашего гостеприимства таким людям, — начал я.

Жермена глубоко вздохнула, словно всхлипнула.

— Говорите, господин де Бурже. Правда, я не понимаю связи между вашим будущим и моим гостеприимством в отношении кого бы то ни было.

— Сейчас поймете. Только давайте допустим для начала, что мы не ваши друзья и не люди кардинала Ришелье. А также допустим, что и вы, и мы достаточно осведомлены в событиях четырехдневной давности во дворце господина де Тревиля и предшествовавших событиях вне его.

— Допустим. Но мне почему-то кажется, что вам известно гораздо больше меня. Катрин, Катрин, как вы ловко провели меня, а вернее, нас. Упокой, Господи, их души, — и Жермена перекрестилась слегка дрожащей рукой.

— Что сделаешь, Жермена, — ответила та. — Мы защищали королеву, а вы кого? Не надо — не отвечайте. Нам это совсем не нужно знать.

— Дело тут вот в чём, — продолжил я. — Кардинал Ришелье проводит следствие о двойном заговоре. Рано или поздно он узнает, в какой дом карета с фальшивыми гербами баронессы де Бово часто привозила гостей. Не трудно будет установить и, кто дружен с хозяйкой дома, ее связи. Это приведет к Женевьеве, а от нее и к нам. Вы наверняка осведомлены о подозрительности и беспринципности кардинала. Он может принести нам много хлопот, которых хотелось бы избежать.

— А мне почему-то кажется, что вас беспокоит не только преследование со стороны кардинала, а и что-то другое.

— Могли бы, и договорить, Жермена. Вы, я вижу, очень умны. Если бы вы сказали, что мы опасаемся и мести, то оказались бы правы. Тогда вы уже догадались и о том, что нам от вас нужно.

— Чтобы я исчезла с лица земли. Тогда кардиналу некого будет допрашивать. Исчезнуть просто, и напиток для исчезновения стоит в моем шкафу, — тут она криво усмехнулась. — Но у меня не хватит силы воли им воспользоваться. Вот сижу и жду, когда за мной придут. Как ни странно, но мне некуда убежать. Так уж сложилось. Всё равно найдут.

— У нас нет причин желать вам смерти. Тем более что мы не знаем соображений, побудивших вас примкнуть к заговорщикам. Нам достаточно, если вы просто покинете Францию. В вашем распоряжении полчаса на сборы. Мы проводим вас за стены Парижа.

— И, Жермена, распорядитесь, пожалуйста, принести бумагу и перо. Я напишу для вас письма в дорогу, — сказала Луиза. — Да, слуг немедленно распустите. Пусть идут, куда хотят, но только не в ваше поместье. Оставьте себе кучера и камеристку.

— А если я откажусь?

— Вы с ума сошли, Жермена! — непроизвольно воскликнула Катрин.

— Ваше дело, Жермена, — в голосе Луизы послышались железные нотки. — Тогда вы не даете нам выбора. Вы понимали, на что шли, и какие возможны последствия. Мы оставим вас наедине с господином де Молем и его кинжалом. Ваш заговор и так унес в никуда множество жизней. Чашу не переполнит и еще одна жертва. Тем более добровольная. А ведь вы молоды, и жизнь для вас еще не кончилась.

— Я… я согласна, — и Жермена удалилась.

Через минуту мажордом принес бумагу и чернильницу с перьями. Луиза села что-то сочинять.

— Поедете через мои владения, — дает указания Луиза, возвратившейся Жермене. — Вот это письмо, Жермена, в городе Арзо вручите человеку, адрес которого здесь написан. Вам помогут сменить имя и проводят до итальянской границы. А вот это письмо для моего поверенного в Италии. Он поможет вам устроиться. Очень надеемся больше вас не увидеть.

В полчаса всё утрясти не удалось, но в течение часа дом опустел. В окно мы посмотрели вслед растерянно оглядывающимся, расходящимся слугам. У жилища Женевьевы Луиза и Катрин пересели в свои кареты и отправились в Лувр. Мы же с Пьером последовали верхом за каретой Жермены. Заехали к ее банкиру, где она забрала какие-то денежные бумаги. На парижской дороге мы с Жерменой расстались. Она свернула к владениям Луизы, а мы поехали в замок.

— Луиза, — вечером, когда все собрались, поразился Арман, — неужели ты и в самом деле распорядилась бы заколоть Жермену? А если бы Пьер отказался.

— Если бы, если бы… — а что нам оставалось бы делать? Пьер — не Пьер, а разница какая? Когда она ляпнула об отказе, я была готова ее сама придушить. Но была надежда, что просто угроза сработает. Пьер, ты бы ее пырнул ножичком со злости?

— Чёрт его знает! Наверное, всё-таки пырнул бы, представив себе все прелести, которые нас всех ждут, если я не пырну. Хотя мне ее и жалко было. Зажмурился бы и пырнул.

— Жалко? Это когда она сказала, что сидит и ждет, что за ней придут? — спросил я Пьера.

— Именно. Всё-таки сильная женщина. А как она на лету всё схватывает! Другая бы тут с ума сходила. Знаете, что я подумал? Что ее побудило впутаться в заговор, мы так и не знаем. О ее прошлой жизни тоже ничего. Может быть, ее чем-то вынудили? В ней не ощущается злодейка. У меня такое чувство, что если бы не произошедшее, то Жермена вполне могла бы вписаться в нашу компанию. В ней звучит что-то такое родственное нам.

— Ну, Пьер, — смеясь, воскликнула Луиза, — ты охотник и, считай, поэтому почти дитя природы. Тебе и карты в руки по части ощущений. А может быть, ты и прав. Меня тоже тяготит мысль, что здесь словно что-то сложилось как-то не так, неправильно. Аманда, а что ты думаешь по этому поводу?

— А мне думать не приходится. Я же ее не видела и не слышала. Если же серьезно полагаться на ваши ощущения, как я полагаюсь всегда, то, честно говоря, даже не знаю, что и сказать. Особа, с ваших слов, загадочная, но не озлобленная. Не вяжется это как-то с произошедшим. Нужно подождать. Если Ришелье не доберется до дома Граммонов или откажется от ловли пособников в Париже, то можно будет послать Жермене весточку, чтобы она возвращалась. А там видно будет.

— У нас компания неуравновешенная, — подал голос Гийом. — Мужчин четверо, а женщин трое.

— Это ты к чему, Гийом? — вскинулась Катрин. — Готов совершенно незнакомого человека принять в нашу компанию?

— Я-то тут причем? Вы ее встречали, говорили — вы и решаете. А я вот вижу, что вы готовы к ней присмотреться. Только история с заговором мешает. А с другой стороны, именно история с заговором нас с Жерменой и свела. Рука судьбы. Так что кончено дело?

— Вряд ли, — скривилась Луиза. — Ришелье так просто не успокоится. До нас ему теперь не добраться, но любопытство, что же тут на самом деле произошло, ему спать не даст. Аманда, твое время выходить на сцену.

— Думаешь, Ришелье начнет домогаться сведений у меня?

— А у кого же еще! Не у меня же, учитывая нашу взаимную «любовь». И не у Катрин из-за ее легкомысленности. Хотя она и не такая легкомысленная, как кажется. Проболтается с удовольствием, но когда начнешь размышлять, над нагороженным ею, то окажется, что кроме пустоты, за словами ничего нет — ничего не выдала. Об Армане и Пьере Ришелье даже и не подумает. Для него они авантюристы, которыми кто-то управляет. Серж кардинала сильно обидел и Ришелье с просьбами к нему обращаться не будет. Да и посчитает ниже своего достоинства. Про Гийома он вообще ничего не знает. Вот только с Амандой он и рискнет поговорить.

— Ришелье и с просьбами? — удивился Арман.

— А с чем же еще? Ему только это и остаётся, если захочет быстро понять, что произошло. Сыск может длиться бесконечно и неизвестно, даст ли чего-нибудь. У королевы он ничего спрашивать не может. Вот и все соображения.

— Он ко мне не обратится, если вы будете здесь, — задумчиво выговорила Аманда. — Понимает, что я сразу потребую присутствия всех. Вам придется разъехаться. Мне-то надо внести свою лепту в эту историю. А то вы что-то делаете, а я в замке сижу.

— Ладно, разбегаемся с утра по домам, — согласилась Луиза. — Аманда нас соберет, если возникнет что-то интересное или требующее помощи.

— А как Ришелье узнает, что мы разъехались? — поинтересовался Пьер.

— Очень просто. Мы с Катрин вернемся в свои парижские дома. Вот и всё. Ему сразу доложат. Аманда, насколько я знаю кардинала, он попытается встретиться с тобой одним из двух способов. Либо дождется, пока ты появишься в Париже, и пригласит к себе в Пале-Кардиналь на чай. Либо как бы случайно, проезжая по парижской дороге, завернет к тебе в замок под благовидным предлогом. Второе — это если ему надоест ждать первого. Имей это в виду. Так что сама можешь ускорить или оттянуть события. Думаю, дня через два он уже начнет ерзать от нетерпения.

— Прекрасно, — оживился Пьер. — А теперь давайте поднимем бокалы за увлекательно и полезно проведенные дни!

Возражений не последовало. Над башней разнесся мелодичный, хрустальный перезвон.

* * *

Как Анна Петровна-то разошлась! Решилась один на один разыграть партию в шахматы с Ришелье. Надо же! И, вообще, за последнее время как-то оживилась и словно помолодела. Чрезмерная манерность куда-то ушла. Приключения, что ли, так расшевелили ее?

Да что же это такое! Стучу, стучу, а Ахмед не открывает. Когда вернулись с Анной Петровной из мира Швейцера, то сразу же рванули в ее Париж. Мальчика я так Ахмеду и не отдал. А сейчас его самого нет. Ладно, нет, так нет.

Дома письма из Новгорода. У моих старушек всё в порядке. Отлично! Когда же мне на работу-то? Так-так, по календарю шестнадцатого. Стало быть, через два дня. У Капитана телефон не отвечает. У Александра тоже. Куда все подевались?

Спускаюсь в подвал. Стеллы тоже нет. Спрашиваю у секретаря:

— Лиза, а Стелла-то где? Обедает?

— Не знаю. Вроде бы про обед разговоров не было. Мне показалось, что какая-то встреча намечалась. Она с Капитаном об этом говорила и Ахмеда предупреждала. Потом с Александром и ушла с час назад. Когда вернется, не сказала.

Час от часу не легче. Если с Капитаном и Ахмедом, то понятно, что ничего официального. На официозы она ходит одна. Загляну-ка я в нашу денежную кладовку.

Ну, и что из того, что заглянул — никого. Только теплый морской бриз гуляет в башне через раскрытые окна. Сейчас мы тут полный идеал обстановки создадим. Разбрасываю по полу золотые и серебряные монеты, стыренные из денежного хозяйства Аманды. Вот теперь здесь всё гармонично и романтично. Присаживаюсь на стул у окна и любуюсь голубым океаном. Бриз что-то шепчет прямо в ухо. Чёрт побери! Куда же это все подевались?

Может, в Багдад сходить? Соскучился я уж очень по Зубейде…