Домой я попала довольно поздно. Пришлось простоять на дороге около получаса в надежде поймать попутную машину. Пешком идти категорически не хотелось. Поднялся дикий ветер, началась метель, стало резко холодать. Я с опаской косилась на свёртки с новой одеждой. Как бы мокрый снег не пробрался в тонкие пакеты и не намочил их содержимое. Как назло, ни одного частника!

Наконец передо мной затормозила дорогая иномарка. За рулём сидел мужчина неопределённого возраста. Оказалось, что он – мой сосед и нам по пути. Я устроилась на пассажирском сиденье и принялась слушать оживлённый монолог отзывчивого водителя. Сначала он говорил о том, что у нас в посёлке скоро построят таунхаусы. Много таунхаусов. И он, мол, не ожидает от этого ничего хорошего. Ведь подобное жильё – удел малообеспеченных людей, а следовательно, в нашем элитном посёлке поселится большое количество представителей пролетариата. Я чуть было не сказала, что мы с матерью в своё время тоже не очень много заплатили за наш дом и, следовательно, можем считаться «пролетариями», как и те, кто купит таунхаусы. Впрочем, я вовремя прикусила язык – ещё не хватало, чтобы этот сноб высадил меня прямо на дорогу, исходя из соображений социального неравенства!

К моему удовольствию, мужик довольно скоро оставил эту животрепещущую тему и обратился к другим новостям нашего коттеджного посёлка.

– Вы слышали, что в одном из домов, рядом с лесом, хранилась взрывчатка? Целый склад! – громким шёпотом поинтересовался он.

– Нет, – я удивлённо вскинула брови, – не слышала. И что?

– Мне позвонила жена сегодня днём и сказала, что этот самый дом взорвался. Капитально. Камня на камне не осталось, настолько большое количество боеприпасов там хранилось. Видимо, произошло короткое замыкание в проводке, и – бах!!! Я не исключаю, что там пряталась целая банда террористов и потихоньку готовила очередной теракт…

Мужик начал излагать свои убеждения, навязанные, по всей видимости, телевизором и прессой, яростно осуждать мировой терроризм, но я уже не слушала его. Мне стало ясно, какой именно дом был взорван. Этого следовало ожидать! Скорее всего, жилище, которое снимал Навигатор, содержало огромное количество информации, важных деталей, следов. Его просто необходимо было уничтожить, и Навигатор это сделал.

Очень надеюсь, что хозяин дома успел его застраховать!

Поблагодарив своего попутчика, который, справедливости ради надо сказать, ни копейки с меня не взял за проезд, я вышла из его машины.

Меня ждали. Около моей калитки стояла Карин Моруа собственной персоной. Недалеко от неё была припаркована тёмно-вишёвая «Ауди» новейшей модели.

– Приветствую вас, Карин! – я удивлённо подняла брови. – Давно не виделись. Всего какой-то час прошёл. Пойдёмте в дом, я напою вас чаем.

– Право, не стоит, детка, – вкрадчиво проговорила женщина, – может, лучше прогуляемся?

– Но ведь на улице – такая непогода! – возразила я.

– Ты должна сделать так, чтобы мой сын разлюбил тебя, – неожиданно огорошила меня дама.

– Но как…

– Ты ведь не станешь меня уверять, что ничего не знаешь про свой дар? Раньше он действовал лишь на людей, за редким исключением. Теперь – на тех, кого нельзя в полной мере назвать человеком.

– Но разве он не утерян? Я плохо помню, простите.

– Я знаю, как помочь моему сыну, Мила, – перебила меня Карин. – Ты должна будешь подойти к Филиппу и внятно произнести заклинание, которое я тебе скажу. Его безумная страсть сразу утихнет. Все эти дни, пока тебя не было, мой мальчик сходил с ума от тоски, словно брошенный на дороге пёс…

– Значит, Филипп – не человек? – Я в ужасе глянула на француженку.

– Он – наполовину человек, как, впрочем, и ты… – сообщила дама и вдруг стала с тревогой озираться по сторонам, словно услышала чьи-то шаги.

– Что с вами, Карин?

– Не хочу, чтобы нас кто-то подслушал. Надо спрятаться. Так что, поможешь мне, девочка? – Лицо Карин отразило отчаянную мольбу.

Я молча кивнула, открыла калитку и поставила на крыльцо пакеты с одеждой, которую ещё совсем недавно приобрела в магазине у дамы.

– Знаю, ты продрогла до костей, но непогода нам с тобой просто необходима, – застрекотала собеседница и, крепко схватив меня за руку, потянула за собой в сторону леса.

– Значит, вьюга и метель, – ваших рук дело? – Я даже остановилась от удивления и посмотрела на хмурое небо. Не каждый раз оно разражается липким холодным снегом в марте.

– Сейчас отогреешься, не волнуйся, – пообещала мать Филиппа, и ускорила шаг.

Мы вышли из посёлка через небольшую калитку и минут пять брели по хмурому вечернему лесу. Частые прогулки в метель среди высоких сугробов – мой собственный тренд в этом сезоне. Я невесело ухмыльнулась, но продолжала следовать за Карин. Отчего-то стало ясно, что я должна ей помочь, во что бы то ни стало.

Вскоре мы оказались на круглой небольшой поляне, запорошенной снегом. Мадам Моруа встала по центру круга, на заиндевелый пень, и стремительно подняла вверх руки, словно дирижёр, намеревающийся заставить свой оркестр играть в унисон. Странно, но снег сразу прекратился. Я даже выставила ладонь, чтобы убедиться в этом. Однако за пределами поляны по-прежнему бушевала метель, больше напоминающая стихийное бедствие, нежели безобидный снегопад.

Мне стало тепло и очень комфортно. Словно я зашла с улицы в хорошо отапливаемое помещение. Я встряхнула волосами, чтобы смахнуть с них снег, и с интересом взглянула на мадам Моруа. Она уже не выглядела так, как несколько часов назад, когда мы познакомились. На ней был длинное пальто, подпоясанное широким ремнём, и чёрные угги со значком именитого французского дома моды. Что же, женщина есть женщина, даже если она – ведьма.

– Как нас только не называли за всё время нашего существования! – печально улыбаясь, промолвила Карин, легко спрыгивая с пня.

– Вы прочитали в моих мыслях, что я назвала вас ведьмой?

– Скорее, догадалась по твоему лицу, – усмехнулась собеседница, – следи за ним, если не хочешь быть раскрытой книгой. Впрочем, речь сейчас не об этом, Мила.

Она с беспокойством огляделась по сторонам и снова обратилась ко мне:

– Я создала временную защиту над нами, чтобы можно было спокойно поговорить наедине. Снег вокруг нас забивает все каналы, и подслушать что-либо не получится ни у кого. Я отвечу на любые твои вопросы, а ты, в благодарность, поможешь Филиппу.

– Знаете, Карин, – спокойно сказала я, – вы можете не волноваться за сына. Я и без ваших откровений сделала бы всё от меня зависящее, чтобы парню полегчало. Однако, если расскажете о моём прошлом и прольёте свет на то, что происходит со мной сейчас, буду вам признательна до конца своих дней. А то я уж слишком запуталась во всём этом…

– Ты очень добрая, Мила, и благородная, – тихо произнесла Карин, – и в других обстоятельствах я была бы рада, что мой Филипп влюбился именно в тебя. Но, к сожалению, его отношение к тебе больше похоже на манию…

– Но почему?

– Отец Филиппа – Самурай, душа которого возродилась из небытия с одной единственной целью – отомстить. Отомстить за позор поражения в битве при Минатогава, после которой, чтобы не оказаться в плену, все побеждённые 64 воина, включая и их славного полководца, совершили коллективный обряд харакири. Перед смертью они поклялись друг другу возродиться для мести.

– И воскресли в наши дни? Все вместе? Разве такое возможно? – Я забрасывала вопросами Карин, не сводя с неё глаз.

– Да. Но случилось непредвиденное: их призвали в этот мир не вовремя – мстить некому и надо приспосабливаться к новой жизни. Правда, почти все Самураи неплохо устроились: кто-то стал бизнесменом, кто-то – политиком, а кто-то даже лечил людей. У многих из них появились семьи, родились дети, которые даже не догадывались о том, кто их отцы.

Мадам Моруа помолчала, словно хотела собраться с мыслями, а я терпеливо ждала продолжения, стараясь по возможности не шевелиться, дабы не отвлекать рассказчицу. Наконец она заговорила опять:

– Я познакомилась с Вадимом восемнадцать лет назад. У него уже был маленький сын, Майкл, а жена погибла при невыясненных обстоятельствах. Вряд ли он любил меня, ведь до того, как появилась ты, Самураи не знали, что значит любить. На тот момент мне показалось, что одной моей любви будет достаточно на двоих. Эта связь была болезненной и мучительной для меня. Впрочем, я довольно скоро забеременела и родила Филиппа. Через какое-то время стало понятно, что мой супруг – настоящее чудовище. Ему было чуждо всё человеческое. Он отчаянно карабкался наверх, стараясь добиться высот в бизнесе, и оттого не выбирал средства. Тогда я ещё была простой девушкой, без всяких необычных способностей, и вряд ли могла знать что-то наверняка, но уже чувствовала: когда-нибудь, может, очень скоро нам с сыном придётся бежать. Далеко и навсегда, чтобы больше не терпеть его побои и издевательства.

– Как, он не только вас колотил, но и ребёнка? – У меня это просто в голове не укладывалось.

– Да. И вот однажды я решилась. Долго выясняла, в какую страну можно уехать на ПМЖ, и наконец нашла родственников во Франции, с которыми до этого никогда не общалась. Туда и направилась, забрав только необходимые вещи и сына. В Париже, не без труда, конечно, справила новые документы, и стала Карин Моруа.

– Значит, никакая вы не француженка, – запоздало констатировала я.

Карин неопределённо мотнула головой и продолжала:

– Он нашёл меня довольно скоро. И не задумываясь прикончил. А сына оставил рыдать рядом с моим трупом. Самураям не свойственны человеческие эмоции, поэтому я его не виню, Мила. Он, словно хищник, может лишь убивать.

– Он вас убил? – хрипло переспросила я, не в силах совладать со своими чувствами.

– Да. Но вскоре я обнаружила, что мне дали второй шанс. ОН явился ко мне, словно ангел, и попросил прощения за то, что не уследил за моим Самураем. ОН сказал, что его долг – ограждать смертных от вмешательства иномиров. Чтобы потом можно было с уверенностью сказать, что историю на Земле творят лишь люди.

– Кто это был? – с замиранием сердца спросила я.

– ОН дал мне новую жизнь, – Карин сделала вид, что не заметила моего вопроса, – я снова смогла дышать и обняла сына, чуть не сошедшего с ума от горя, рыдающего над истерзанным телом свой матери. Вскоре стало понятно, что у меня появились необычные способности. Мой спаситель предупреждал об этом и попросил направить их на добрые дела. Так я и сделала. Мы с сыном счастливо жили во Франции, не зная горя, помогая людям. Он рос, мой милый малыш, пока в один прекрасный день не проснулся с такими словами на устах: «Мама, отец будет наказан за всё зло, которое совершил. Его скоро не будет в живых. И Майкл, мой брат, тоже погибнет».

Карин закрыла лицо руками, словно ей было очень больно, но рассказ не прервала:

– Я чуть с ума не сошла, понимаешь? Конечно же не от тоски по своему бывшему возлюбленному, а оттого, что у Филиппа стали проявляться нетипичные для обычного парня способности. Я сразу увидела ту картину, которую увидел он: поле, девушка на чёрной машине пытается оторваться от банды преследователей во главе с Вадимом. Странно, он влюблён в эту девчонку… разве его душа на такое способна? Оказывается, да. Его любовь жестока, но он действительно хочет взаимности, хоть и выбрал довольно странный способ завоевать её. Машина беглянки переворачивается, и девушка чудом остаётся в живых. Вадим и его помощник, тоже Самурай, направляются к ней, чтобы схватить, но тут на поле появляется джип с аэрографией на капоте – огонь и звёздное небо. Из него выходит парень небесной красоты, который тоже пленён девушкой. Он оказывается гораздо сильнее своих противников, и целая бригада охранников, стреляющих в него в упор, пала под градом нечеловеческих ударов. Прекрасный спаситель убивает Самурая, помощника Вадима, а мой бывший муж сбегает с поля.

– Я знаю, кто была эта девушка.

– Ещё бы! – воскликнула мадам Моруа. – Трудно недооценить твою роль во всей этой истории. Ты явилась тем самым наказанием, которое настигло всех, чьё сердце не знало истинной любви. Ты – чудо на этой земле, но тебе, пожалуй, уже говорили об этом?

Дама нахмурилась и внимательно посмотрела на меня. В памяти возник образ Навигатора, произносящего эти же слова. Значит, он не врал и не преувеличивал.

– Я могу тебе напомнить ещё одно имя: Алексей Львович Руднев. Он тоже не устоял перед твоими чарами, даже будучи уверенным, что не способен на такие чувства.

Я сразу вспомнила, что Лёха рассказывал мне про него. Тем не менее, решила уточнить:

– Почему вы говорите о нём? Он тоже был Самураем? Таким же, как мои преследователи?

– Да, – подтвердила Карин, – и знаешь, что? Самураи тоже бывают разными. Одни, как Вадим, влюбляясь, готовы на любую жестокость, чтобы заполучить своё, а другие, как Руднев, готовы оборвать свою собственную жизнь, лишь бы не причинить боль своей любимой. Знаю, Мила, тебя заставили всё это позабыть. И поверь, на это были свои причины. Поэтому, вряд ли ты сейчас вспомнишь Руднева, даже если очень сильно напряжёшься. Так вот, я прошу тебя уважать память об этом… Человеке. Думаю, его можно теперь называть именно так…

Карин замолчала и испытующе взглянула на меня.

– Конечно, я буду помнить о том, что он для меня сделал, – поспешно согласилась я.

– Ты тогда была только в начале своего пути и потому не смогла бы найти в себе силы выстоять под натиском его чувств… Помни, любой иномир не в состоянии сдерживать свои порывы, если ему выпало несчастье влюбиться по-настоящему.

– Знаю, – мрачно буркнула я, вспоминая причину, по которой меня и моего Ясного разлучили. Однако, если есть средство против такой сумасшедшей страсти…

– Карин, значит, заклинание, которое подействует на Филиппа, может подействовать и на…

– Вот этого не знаю, – нетерпеливо перебила меня собеседница, – доподлинно известно лишь то, что моему сыну это поможет.

– Ладно, – я грустно улыбнулась, – расскажите, что было дальше. Как погиб Вадим, ваш муж? Ведь он покинул поле боя, увидев, что его помощник пал от руки моего Спасителя…

– Это произошло чуть позже. И именно тогда мой сын и я, мы оба, увидели картину: приватная комната в одном из дорогих ночных клубов Москвы. Вадим снова похитил тебя и пытается выяснить местоположение твоего возлюбленного. Не вытянув из тебя ни слова, мой бывший муж заносит над тобой клинок, и в тот же миг рядом с вами появляется ОН.

Я в отчаянии сжала пальцами виски:

– Не помню, не помню! Как же это мучительно!

– Мужчины сражаются недолго, – словно под гипнозом, вещала Карин, глядя куда-то мимо меня, – и Маса, как звали Вадима в прошлой жизни, тяжело обрушивается на пол, с отсечёнными ниже колен ногами. Он уже не в силах сопротивляться и потому просит своего врага быть его кайсякунином.

– Что это значит?

– Когда Самурай побеждён, он не сдаётся, предпочитая оборвать свою жизнь самостоятельно. У него всегда с собой ритуальный кинжал кусунгобу, которым воин обязан вспороть себе живот, дабы не опозорить своё имя в веках и умереть достойно. Кайсякунин – своеобразный ассистент, присутствующий при обряде сэппуку, или харакири, как тебе больше нравится. Когда тело самоубийцы начинает заваливаться вперёд, помощник должен мечом отсечь ему голову, чтобы прервать долгие страдания Самурая.

– Ух ты… – вырвалось у меня. – Как это всё дико.

– Не суди других, милая, – вкрадчиво посоветовала мадам Моруа, – все мы такие разные! И у каждого – своя религия и обычаи.

– Да, простите… – пристыженно пробормотала я. – Значит, мой возлюбленный убил Вадима?

– Да. А ещё раньше ему пришлось убить и Майкла, который помогал отцу.

– Выходит, Вадим, он же Маса, впустил в своё сердце лишь одного сына – Майкла? – запоздало уточнила я.

– Думаю, о Филиппе он и не вспоминал, к моему великому облегчению. Думал, наверное, что младший сын погиб, один, в чужой стране, без поддержки семьи.

– Значит, он так и не узнал, что вы живы, Карин?

– А зачем было ему об этом сообщать? – с вызовом воскликнула женщина. – Чтобы он снова попытался убить меня?

– Но ведь вы теперь не та беззащитная девушка, какой были до своей гибели…

– Да, это правда, – Карин немного смягчилась, – и, знаешь, мне неоднократно хотелось найти мужа и отомстить за свою смерть и за те страдания, что он причинил сыну. Я жаждала померяться с ним силами, причинить ему боль, но вовремя одумалась. Как сказал мой Спаситель, подаривший мне новую жизнь, – я не должна использовать свои способности во вред кому-то. Тем более руководствуясь одной лишь местью.

– Как же вы оказались в России?

– Есть лишь одна причина, по которой мне пришлось спешно подыскивать себе занятие в этом местечке и устраивать Филиппа в ваш университет, – она устало посмотрела на меня, – ты, Мила!

Я опустила голову и нерешительно спросила:

– Неужели мой дар вас во Франции настиг?

Карин печально покачала головой:

– Если бы Филипп не увидел тебя однажды в своём сне, он бы никогда не узнал о том, что ты существуешь. Но он видел смерть отца, а следовательно, и тебя. Нам пришлось переехать сюда, чтобы он был поближе к тебе, Мила. Понимаю, это звучит нелепо, но всё же…

– И что, вы никак не могли повлиять на его решение? – изумилась я.

– Я умоляла его одуматься. Объясняла, что та далёкая девушка из России, ставшая причиной гибели его отца, никогда не ответит ему взаимностью. Говорила, что ты уже отдала своё сердце и никогда не изменишь своему возлюбленному.

При этих словах я с ещё большим интересом посмотрела на собеседницу. Что ещё она знает обо мне?

– Филипп не слушал моих советов, – Карин прервала мои размышления, словно не замечая, какое впечатление произвела её последняя фраза, – он стал просыпаться каждую ночь в холодном поту и звать тебя. У него начались приступы эпилепсии, понимаешь? Этому нужно было положить конец, и я решилась. Мы переехали в Россию, и сын слегка успокоился. Он ходил в университет и молчаливо наблюдал за тобой, не выдавая себя. Мне известно, что очень долгое время ты даже не замечала его, и лишь совсем недавно вы смогли представиться друг другу и немного пообщаться. Не представляешь, каким ликующим голосом Филипп сообщил мне эту новость! И не представляешь, что с ним было, когда он понял, что рядом с тобой крутится охотник.

– Вы про Навигатора?

– Называй его, как хочешь, – хмуро пробормотала Карин, – а для нас Тэрфы – безжалостные убийцы, на совести которых – множество загубленных жизней.

– Но мне он помог, – с вызовом заявила я, – сделал для меня всё, что только мог. И пошёл против своих.

– Он полюбил тебя, – пожала плечами Карин, – а ты ведь уже поняла, что раньше он не был способен на это чувство.

– Он погибнет из-за меня? – затаив дыхание, спросила я.

– Да. Вигиланы такое не прощают. Даже своим.

Мы немного помолчали, наконец моя собеседница сказала:

– Я долго не могла улучить подходящий момент, чтобы познакомиться с тобой и попросить тебя помочь нам. Наконец удача улыбнулась, и ты сама пришла ко мне, Мила! И вот теперь, решившись просить твоей помощи, я на коленях умоляю тебя – сделай, как просит отчаявшаяся мать, и спаси моего Филиппа!

– Вы уверены, что мне удастся вам помочь? – тихо спросила я. – Да, и не видно в глазах Филиппа тех мук неразделённой любви, о которых вы толкуете.

– Он силён, мой мальчик, – с чувством отозвалась Карин, и её лицо прояснилось, – никогда не покажет своей боли. Помни – он сын Самурая!

– Да, но…

– Пойми, Мила, – даже будучи человеком, ты несёшь в себе такие способности, что многим даже и не снились! Твой дар изменился, но по-прежнему заставляет страдать каждого, кто попадёт под его влияние… Мой бедный сын!

– Что я должна делать? – решилась я.

– Поцелуй его, прошу!

– Поцеловать? Но что за странное средство? – изумилась я. – По-моему, так лишь поощряют, а не отталкивают от себя.

– Когда его губы разомкнутся в ответном поцелуе, – невозмутимо продолжала Карин, не слушая меня, – скажи, не отрываясь от него: «адверсо флумин». Он сразу замрёт и оттолкнёт тебя от себя. Именно тогда ты должна выкрикнуть, что есть мочи: «жустус дивизус».

– Честный разрыв? – машинально перевела я, припоминая уроки латыни на первом семестре. – Так это переводится?

– Да какая разница, Мила, как это переводится? – нетерпеливо вскричала женщина и тут же, слегка успокоившись, попросила:

– Сделай это, Мила. Не ради меня, но ради моего мальчика, прошу тебя!

Не дав мне опомниться, мадам Карин исчезла, и мне в лицо снова полетели миллиарды колких, как иголки, снежинок. Я шумно втянула ноздрями морозный воздух и торопливо зашагала к дому.

Чёрт! Завтра же найду этого Филиппа и зацелую его до смерти! А потом познакомлю с какой-нибудь хорошенькой девчонкой из универа и прослежу, чтобы у них всё непременно получилось.

На одной мне свет клином не сошёлся!