Еле дождавшись, когда закончатся занятия, мы с Антошкой пулей вылетели из здания университета. Постоянные расспросы по поводу новости, так «деликатно» поданной Семипалатовой, успели нам порядком надоесть. Во время перемен все разговоры были только обо мне. Кто-то из девчонок подходил, чтобы поздравить с новой должностью, а кто-то просил помочь с трудоустройством. И каждый раз я терпеливо объясняла, что не смотрю всерьёз на эту работу.

– Мне просто предложили заменить сотрудницу, ушедшую в декретный отпуск, – лихо врала я, – всего на пару месяцев.

Подобный ответ многих успокаивал, и от меня отставали.

Оказавшись наконец в своей машине, я с облегчением выдохнула и сказала Антону:

– Знаешь, после всего этого к Лавровскому ехать совсем не хочется!

– Прекрати, – успокаивал меня Антошка. – Он же хотел как лучше! Подумал, что тебе будет легче отпрашиваться с занятий, если поставить деканат в известность.

– Да уж! – раздражённо отозвалась я. – Мне и впрямь полегчало.

Настроение резко ухудшилось. Я мрачно следила за дорогой. Машин на шоссе было немного, и мы довольно быстро доехали до Москвы.

Высадив Антошку у ближайшей станции метро, я поехала на Мосфильмовскую улицу, где располагался главный офис киноконцерна. Лавровского на месте не оказалось, но он передал свои распоряжения секретарше – привлекательной девушке лет двадцати пяти. Она была одета в дорогой деловой костюм, выгодно подчёркивающий её изящную, точёную фигуру. Красотка изучила меня с ног до головы, не скрывая своего любопытства, и начала оформлять документы. Заглянув в мою девственно чистую трудовую книжку, она с сомнением пробормотала:

– Странно, что Николай взял сотрудника без опыта работы.

Я ничего не ответила, но про себя подумала: да, действительно странно.

– Присаживайтесь, – пожалуй, чересчур официально пригласила секретарша, – хотите чаю?

Я уселась на кожаный диван в приёмной и посмотрела на дверь. В следующую секунду она распахнулась, и на пороге показался статный молодой человек. Интересно, где Лавровский набирает своих сотрудников? Уж не в модельном ли агентстве?

– Здравствуйте, меня зовут Павел! – представился парень, направляясь ко мне.

– Мила, – я приветливо улыбнулась в ответ.

– Давайте посмотрим документы, которые вы принесли. Мне поручено помочь вам в получении британской визы.

Я выудила из сумки все требуемые бумаги, и мы принялись обсуждать их. Секретарша Лавровского внимательно прислушивалась к нашему разговору, изредка морщась, словно у неё болел зуб. Вероятно, моя скромная персона вызвала в ней целую бурю эмоций, и, по всей вероятности, приятными их не назовёшь. Скорее всего, это – банальная ревность. Девушка спит с Лавровским и потому очень неприязненно относится к другим особам женского пола, работающим на её любовника. К тому же она поняла, что именно меня Николай берёт с собой в Лондон. А значит, по её мнению, я имею все шансы очень сблизиться с режиссёром за время поездки.

Статный Павел сгрёб в охапку все документы, которые я принесла, и, пообещав сегодня же заняться переводом, умчался по делам.

Я вновь осталась один на один с секретаршей Лавровского. В приёмной повисла тягостная тишина. Девушка печатала на компьютере, не обращая на меня никакого внимания.

– Я могу идти? – неуверенно поинтересовалась я.

– Да, конечно, – сухо ответила девица, подняв на меня полный негодования взгляд, – только не рассчитывайте, что вам сразу поручат какое-либо важное дело. Таких… неопытных сотрудников сначала отправляют на стажировку. Я уточню этот вопрос у Николая…

Усмехнувшись про себя, я подумала: это тебя, детка, следует отправить на стажировку! И желательно, на Северный полюс, чтобы ты слегка охладила своё нездоровое рвение давать советы тем, кто тебя об этом не просит.

Следующие несколько недель прошли в суете.

Как ни странно, оба моих родителя вполне дисциплинированно сходили к нотариусу и оформили разрешение на мой выезд за границу. Получив от них подписанные бумаги, я, признаться честно, вздохнула с облегчением – до последнего боялась, что кто-то из них в самый последний момент посчитает эту поездку небезопасной и откажется отпускать меня одну. Учитывая тот факт, что в Лондон я еду не с компанией одноклассников, как в прошлом году, а со взрослым и довольно привлекательным мужчиной намного старше меня, это было бы неудивительно.

С Николаем мы почти не виделись. Он был занят делами, а я усиленно посещала лекции и семинары в университете. В тщетной надежде увидеть Филиппа Моруа и помочь ему я почти каждый день интересовалась у ребят из иностранной группы о его местонахождении, но никто из них ничего не знал о нём. Его мобильный был недоступен, а номера Карин я не знала. Беспокойство за парня нарастало с каждым днём, но от мыслей о нём меня отвлекали заботы, связанные с предстоящей поездкой.

Вместе с Павлом я дважды ходила в посольство Великобритании. Один раз – чтобы сдать документы и пройти все необходимые формальности, и второй раз – чтобы получить паспорт с вожделенной отметкой.

Наконец, всё было готово к нашему отъезду, кроме, пожалуй, меня. До сих пор было неясно, почему Николай так настаивает на том, чтобы я полетела с ним в Лондон. Меня настораживала непоколебимая уверенность режиссёра, что именно я смогу убедить зазнавшегося Роберта Стронга сниматься в его картине.

– Почему он не в Лос-Анджелесе, где теперь проживает постоянно, а в Лондоне? – спросила я Николая во время нашего с ним телефонного разговора накануне отъезда. – Приехал навестить родных?

– Он живёт на два города, – пояснил Лавровский, – и в данный момент, занят продюсированием своего фильма, а в Лондоне как раз сейчас делают постпродакшн.

– Неужели он даже такими вещами занимается? – удивилась я. – Это же так сложно! А мне казалось, что Стронг – всего лишь самовлюблённый красавец без особых талантов. Кроме актёрского, разумеется.

– Думая так, ты очень ошибаешься, – серьёзно ответил Николай, – и не вздумай его недооценивать, прошу тебя. Это может плохо кончиться.

– В смысле?

– Видишь ли, сейчас у меня есть хотя бы маленькая, но надежда на то, что он согласится на наш проект. Для этого я беру тебя. Но знай: любая твоя оплошность способна привести к необратимым последствиям. Вряд ли он даст нам хотя бы ещё один шанс. Помни об этом, Мила!

– Я никуда не полечу, – живо отреагировала я, – боюсь ответственности, как огня. От меня ещё никто и никогда не требовал ничего подобного, Николай.

– Полетишь, ещё как полетишь! – заорал в трубку Лавровский, буквально оглушая меня. Мне даже пришлось оторвать мобильный телефон от уха, настолько сильным был крик моего собеседника.

– Не полечу, – упрямо повторила я, дождавшись, когда буря утихнет, – боюсь не справиться.

– Хорошо, что тебе сказать, чтобы ты всё-таки согласилась? – поинтересовался Николай уже более спокойно. Думаю, что ему стоило огромных усилий взять себя в руки.

– Лишь одно, – невозмутимо произнесла я, – что ты хладнокровно примешь любой вариант развития событий. Вне зависимости от того, уговорим мы Стронга или нет. Ты не должен делать на меня большую ставку, понимаешь?

– Да, хорошо, – глухо отреагировал Лавровский, – не забудь, завтра, в шесть утра, я у тебя. Смотри не проспи, иначе опоздаем на самолёт.

Похоже, режиссёр не услышал ничего из того, что я сказала. Интересно, а способен ли он вообще слышать кого-нибудь, кроме себя?

– Хорошо, до встречи! – сказала я и повесила трубку.

– Мила, ты уверена, что наш чемодан тебе подойдёт? – В комнате появилась мать, держа в руках запылённый свёрток.

– Что это? – удивилась я, с сомнением покосившись на её ношу.

– Дорожная сумка. Папина… – Она смущённо опустила глаза. – Мне удалось разыскать её на чердаке. Она хоть и не новая, но твой отец ею почти не пользовался. К тому же сумка не такая тяжёлая, как чемодан. Он один весит килограммов десять, не меньше.

– А откуда у нас папины вещи? – поинтересовалась я.

Мать промолчала, сделав вид, что не расслышала вопроса. Она взяла ножницы из моего шкафчика в ванной и очень осторожно, чтобы не повредить ткань, освободила дорожную сумку от пыльной целлофановой плёнки, в которую та была обернута.

– Я же говорила – почти новая вещь, – тихо произнесла она, с любовью оглядывая свою находку.

– Хорошо, поеду с ней, – неожиданно согласилась я, хотя до этого думала, что чемодан – гораздо удобнее.

Про происхождение данной вещи у нас дома я больше не спрашивала мать, как она не спрашивала у меня, зачем Лавровскому понадобилось моё присутствие в Лондоне. Она тревожилась за меня, это было очевидно. Не хотела отпускать. Однако после нашего недавнего уговора не мешать друг другу излишней опекой мать заметно изменила своё отношение к моим делам. Стала относиться к ним с большим уважением, чем раньше.

– Спасибо, что помогаешь мне собирать вещи, – тихо проговорила я, складывая в небольшую косметичку зубную щётку и пасту.

За этой фразой скрывалась благодарность ещё и за то, что она наконец признала во мне взрослого, думающего человека, живущего своей жизнью.

– Не за что, – коротко ответила мать, и по её взгляду я поняла, что моя мысль ей ясна. – Что ты берёшь с собой из одежды?

– Не знаю, – пробормотала я, – хороший вопрос. Действительно, а какие вещи следует выбрать? Мам, что думаешь?

– Ты знаешь, в каком отеле вы остановитесь? – зачем-то спросила родительница.

– Нет, мне не сказали. А что?

– Я слышала по телевизору, что в некоторые лондонские гостиницы не пускают даже самых богатых клиентов, если они одеты в спортивный костюм или в джинсы.

– А как нужно быть одетым? – со вздохом поинтересовалась я. Что-то подсказывало мне, что Лавровский захочет остановиться именно в таком отеле. Насколько я успела понять, он любит роскошь и блеск, а значит, будет стремиться туда, где на женщинах – вечерние туалеты, меха и бриллианты, а на мужчинах – смокинги.

– Бери вечернее платье, коктейльный наряд, прямую чёрную юбку, блузку. У тебя есть одна, ты её почти не носишь, – мать торопливо перебирала мои вещи, – а ещё туфли на шпильке, туфли на устойчивом каблуке, балетки для ходьбы по городу. А кроссовки оставь дома. В Лондоне они тебе вряд ли пригодятся.

– Мам, – я чуть не расплакалась, глядя, как она старается, – как бы мне хотелось взять тебя с собой! Показать тебе Трафальгарскую площадь, погулять вместе по улице Пикадилли, сводить тебя в ресторан – ты ведь так давно не была в хорошем месте.

– Успеется, не переживай! – грустно улыбнулась мать, – ты, главное, приезжай поскорее. Я буду очень скучать по тебе, дочка.

Она отвернулась, чтобы я не заметила слёзы, навернувшиеся ей на глаза.

Мы больше не отвлекались на разговоры. Мать помогла мне упаковать вещи и вышла из моей комнаты, пожелав спокойной ночи.

Я завела будильник на пять утра и забралась в постель. Спать совсем не хотелось. Наверное, от нервного возбуждения. В голове косяками проносились мысли, касающиеся всего на свете. Казалось, все тяжкие думы человечества за многие века сосредоточились именно в моём бедном мозгу. Я вертелась с боку на бок, словно грешник на сковородке, и никак не могла остановить этот поток мыслей.

Заснуть удалось где-то в районе трёх часов ночи. Правда, сон был некрепкий, потому что над ухом постоянно крутилась назойливая муха, задавая один единственный вопрос:

– Мила, з-з-зачем ты летишь в Лондон?

Сначала я игнорировала нахальное существо. Мне казалось, что насекомое не имеет право на любопытство. Однако вопрос повторялся снова и снова, и я сдалась, честно признавшись:

– Эта поездка окончательно прояснит, кто такой этот Лавровский. ОН это или не ОН?

– А если не ОН? – не отставала противная муха.

– Значит, я буду продолжать поиски, пока не встречу того, кто мне нужен. Вот и всё.

Насекомое растворилось в ночной тишине, и я провалилась в мягкое облако сна.

Песня Let me sign, которую я поставила для сигнала будильника на своём мобильном, плавно ворвалась в моё сознание, пробуждая мысли и чувства от непродолжительного забвения.

Я вскочила с кровати и понеслась в ванную. Тщательно вымыла волосы и увлажнила их лечебной маской. На всякий случай. Говорят, что перелёты – большой стресс для нашего организма, а значит, и для шевелюры.

Намотав на голову тюрбан из полотенца, я пошла завтракать. Есть в такую рань не хотелось, но с кухни доносились чудесные запахи. Мама встала пораньше и теперь колдует над плитой. Нехорошо обижать ее своим невниманием.

– Ну что, ты готова к полёту? – улыбнулась она, наливая мне кофе.

– Не знаю, – я вымученно пожала плечами. – Главное, там, в Англии, всё сделать правильно.

– Знаешь, – мать выложила мне на тарелку несколько румяных сырников, – я не в курсе твоих дел, но уверена, что у тебя всё получится.

Я с благодарностью посмотрела на неё и принялась за еду.

Лавровский опоздал больше чем на полчаса. Я нервно ожидала его появления, то и дело поглядывая на часы. Мобильник режиссёра был отключен, и мне даже пришла в голову мысль, что вся история с поездкой – всего лишь шутка.

Наконец в моей руке завибрировал телефон.

– Мила, – раздался в трубке знакомый голос, – можешь выходить. Я подъехал.

Второй раз мне не нужно было повторять. Я схватила сумку с вещами, накинула пальто и обняла на прощание маму.

– Береги себя! – крикнула она мне вслед.

Я выскочила из дома и побежала к белоснежному «Мерседесу» Лавровского. Водитель вышел из машины и предупредительно распахнул передо мной заднюю дверцу. Затем взял мою дорожную сумку и положил в багажник.

Очутившись в салоне автомобиля, я встретилась взглядом с Лавровским и хотела было отчитать его за непунктуальность, но вовремя замолчала. На переднем пассажирском сиденье восседала секретарша Николая, которая оформляла меня на работу. Она повернулась ко мне и, как в прошлый раз, посмотрела на меня враждебно, с явной неприязнью.

– Вы ведь уже знакомы? – непринуждённо спросил Николай. – Мила, это – Кристина, мой референт.

– Да, я в курсе, – машинально ответила я.

Внутри что-то оборвалось. Только этой ревнивой бестии мне здесь и не хватало! Она наверняка будет всё время мешаться и путаться под ногами, буравя меня своим злобным взглядом.

– Прости, что задержала Николая, – с усмешкой пропела Кристина, – очень долго не могла собраться.

– Да ничего, – я пожала плечами и отвернулась к окну.

Вот, значит, какова причина, по которой мы можем опоздать на самолёт! Скорее всего, эта вальяжная копуша намеренно тянула время, чтобы показать мне, что она может влиять на Лавровского. Только я действительно не понимаю – неужели эту фифу необходимо брать с собой? Почему бы не оставить её в Москве?

– У нас в Лондоне несколько важных переговоров, – Николай словно прочитал мои мысли – Кристина будет стенографировать. К тому же у неё есть много других обязанностей, которые никто не отменял.

Даже знать не хочу, какие у неё обязанности! Я еле сдерживалась, чтобы не выскочить из несущегося на бешеной скорости автомобиля. Все мои планы рушились на глазах, ведь цель поездки была в том, чтобы побыть наедине с Лавровским и понять, имеем ли мы с ним общее прошлое. И есть ли у нас будущее. Только боюсь, что отвратительная Кристина теперь не отойдёт от Николая ни на шаг, не подпуская меня к нему даже близко.

Кое-как взяв себя в руки, я спокойно поинтересовалась:

– Значит, уговорить Стронга сниматься у тебя – не единственная цель нашей поездки?

Противная Кристина еле слышно хмыкнула. Мне даже не нужно было смотреть на неё, чтобы это заметить.

– Конечно нет, – невозмутимо ответил режиссёр. Казалось, он не замечал того, что вокруг него мечутся электрические разряды.

– У Николая пять встреч, запланированных только на завтра, – отчеканила Кристина, – а через два дня – ещё три встречи с потенциальными инвесторами.

– Вот видишь, программа насыщенная, – подтвердил Лавровский.

– Интересно, – пробормотала я, – но мне ты рассказал только об одной встрече.

– Потому что именно там мне понадобится твоя помощь, – Николай удивлённо поднял брови. Ему был непонятен упрёк, сквозивший в моих словах.

– А после я могу улететь?

– Я ещё об этом не думал, – искренне признался он.

Я снова отвернулась к окну, чтобы скрыть своё возмущение. Вот, значит, как! Да меня просто используют, ни капельки не считаясь с моими чувствами! Ему нужно лишь то, чтобы я повлияла на решение Стронга, а потом могу проваливать на все четыре стороны! А он со своей Кристиной будет продолжать ходить на встречи и переговоры, развлекаться и скоро напрочь забудет обо мне. Нет, Лавровский не может быть моим единственным! По крайней мере, я этого не хочу!

Мы как-то неожиданно быстро добрались до Шереметьево. Шагая с сумкой наперевес по зданию аэропорта, я всё ещё сомневалась, лететь мне в Лондон или нет. Несколько раз хотелось развернуться и, ни говоря не слова этим двоим, броситься обратно. Домой, к маме. От подобного решения меня удержало лишь то обстоятельство, что я на работе. В таком свете, моё поведение выглядело в моих же глазах очень неуместным. Непрофессионально бросать дело на полпути, Мила! Такое заключение заставило меня последовать за Лавровским и его помощницей, не обращая внимания на досадное присутствие последней.

Летели мы, разумеется, бизнес-классом. Я никогда не путешествовала с таким комфортом и потому решила забыть на время о своих претензиях к Лавровскому.

Он и Кристина начали выпивать сразу же после взлёта. Разумеется, режиссёр пил виски, а его секретарша опустошила целую бутылку шампанского. Я с улыбкой следила за ними со своего места. До меня потихоньку доходило, почему Лавровский повсюду таскает её с собой. Просто у этих двоих – одинаковые интересы, а со мной ему немного скучновато, ведь я почти не пью.

Когда самолёт приземлился в Хитроу, Кристина мирно спала на плече режиссёра, да и тот был в полубредовом состоянии. Я еле смогла заставить их подняться. Из салона мы вышли позже, чем все остальные пассажиры, хотя те, кто путешествует бизнес-классом, всегда покидают кабину самолёта первыми.

Кое-как взяв себя в руки, парочка, пошатываясь, брела к паспортному контролю. Я шла впереди, указывая им дорогу. Аэропорт Хитроу был мне знаком, ведь в прошлом году я уже была здесь с классом. Мы тогда неплохо оторвались в Лондоне, перед самыми выпускными экзаменами.

На контроле молодой таможенник-индус долго крутил в руках паспорт Лавровского, дотошно разглядывая визу и фотографию. Пьяная физиономия Николая никак не вязалась с его безмятежным ликом на снимке. Режиссёр яростно сверлил парня нетрезвым взглядом. По всему было видно, что он на взводе и вот-вот заорёт. Я опасалась, что если он это сделает, то его попросту не пустят в страну, и поэтому решила вмешаться. Призвав на помощь всё своё обаяние и знание английского языка, я стала объяснять таможеннику, что мистер Лавровский страдает аэрофобией и оттого ужасно много пьёт, садясь в самолёт.

– Но это не мои проблемы! – воскликнул индус.

– У него слабая переносимость алкоголя, – с мольбой в голосе, пожаловалась я.

Наверное, что-то в моих словах заставило сурового таможенника смягчиться, и я, вздохнув с облегчением, смогла забрать Лавровского и Кристину от стойки паспортного контроля.

Багаж мы получали тоже с приключениями. Моя сумка приехала на ленте транспортёра почти сразу же. Портплед Лавровского – чуть погодя. Зато потом мы около получаса ждали, когда прибудут многочисленные чемоданы Кристины. Девушка к тому времени уже слегка протрезвела и начала с азартом носиться вокруг, восклицая:

– Мои вещи наверняка украли! Там была дорогая одежда!

Я пыталась урезонить её и просила молча дождаться, пока все её четыре чемодана не появятся на ленте. Девица злобно уставилась на меня, но вскоре успокоилась.

На улице нас ждал «Лексус» с водителем. Мы погрузились в него и поехали в гостиницу.

Лавровский и Кристина снова заснули. Вероятно, их укачало после большого количества выпитого. Я же радостно смотрела в окно на свой любимый город. Как и в прошлый раз, Лондон буквально околдовал меня. Не знаю, что такого в этом месте, но моё сердце начинает биться быстрее, когда я здесь.

Мы проехали мимо Тауэра. В глаза бил яркий солнечный свет, и я поспешно достала солнцезащитные очки. А говорят, Лондон – мрачный город с постоянными дождями. Тогда почему он всегда встречает меня хорошей погодой? Может, здесь моя судьба?