Царица Нефертити

«Прекрасная пришла»

«Прекрасная пришла» — один из вариантов перевода имени Нефертити. Древнеегипетская иероглифическая письменность была расшифрована Франсуа Шампольоном в начале XIX века, но никто не знает и никогда уже не узнает, как звучали эти слова. Тем более что гласных звуков это письмо не передавало.

Нынешнее имя Нефертити — условность, но оно удивительно идет ей. Мы знаем ее лицо — лицо дивной, почти неземной красоты. Оно было возвращено современным людям спустя три с половиной тысячи лет. Ее изображение было найдено в городе Ахетатоне, новой столице ее мужа, фараона Эхнатона, для которого эта женщина была не только женой, но и единомышленницей.

Ахетатон открыт археологами в 1887 году. Началось все с того, что некая арабская крестьянка из деревни Телль-Амарна обнаружила таблички с клинописными значками. Она знала, что за это дают хорошие деньги, и продала находки — выяснилось, что это текст международного договора между отцом Эхнатона и хеттским царем. Он был написан клинописью, а не иероглифами. Древние египтяне применяли иероглифы только внутри страны, считая их священными знаками. А аккадский язык служил международным, как латынь в Средневековье, и тогда пользовались клинописью.

Найденные крестьянкой таблички были частью архива. И археологи стали искать город, в котором этот архив мог бы храниться. Так был найден Ахетатон.

Восхитительные изображения Нефертити лежали лицом вниз в развалинах мастерской скульптора, имя которого, тоже условное, нам известно — Тутмос. Найдены три бюста, два из них хранятся в Берлине, третий — в Каире.

О ней, столь прекрасной, написано много художественных произведений, в том числе роман американки Элизабет Херинг «Ваятель фараона» — о том, как скульптор полюбил царицу и воплотил свое великое чувство в ее портретах. Но это лишь романтическая фантазия.

Бюсты были найдены в 1912 году. Немецкий археолог Л. Борхард, который вел раскопки, отметил в дневнике: «Описывать бесполезно. Смотреть». И мы до сих пор с восторгом смотрим на эти произведения искусства. Но и Нефертити как будто смотрит на нас сквозь тысячелетия.

В лице ее есть нечто загадочное. Почему, например, вставлен один глаз? Мы можем лишь строить предположения. Все, что касается жизни этой солнечной четы, фараона Эхнатона (Аменхотепа IV) и его жены Нефертити, восстановлено по многочисленным находкам: табличкам, надписям, барельефам, скульптурам. Создана «вероятностная картина мира», как выразился один исследователь.

Есть версия, что один глаз не вставлен на место, потому что, когда это сделано, изображение становится воплощением души, переселившейся в иной мир. Пока человек жив, этого делать нельзя. Таким образом, это изображение прижизненное.

Но может быть, скульптор просто не успел завершить работу. Ведь мастерская была уничтожена противниками религиозной реформы, врагами Эхнатона.

Даже даты жизни Нефертити точно неизвестны. Она жила во второй половине XIV века до н. э. — это зенит истории Древнего Египта.

В тот период Египет стал мировой державой. Супруг Нефертити Аменхотеп IV получил от своего отца Аменхотепа III громадную территорию, простиравшуюся от Нубии, на юге Нильской долины, от четвертого порога Нила, до его дельты и дальше на север, уже вне пределов африканского континента, то есть до Сирии, Палестины, Ливии, до границ владений древних хеттов. В этой процветающей державе, куда тысячами пригоняли пленников, новый фараон, остановив внешние завоевания, затеял колоссальные внутренние преобразования.

Конечно, он должен был потерпеть поражение. Но это позже, а пока Аменхотеп IV объявил второстепенными всех богов, включая Анубиса, Осириса, и даже приказал уничтожать изображения прежнего главного бога — Амона. Страшная дерзость! Это могучее божество, защищавшее Нильскую долину, заменили солнечным диском. Новый бог был назван Атон. Он простирал лучи ко всем, кто на него смотрит, и каждый луч заканчивался изображением руки. Эти руки ласкали египтян… и не только египтян.

Фараон Аменхотеп IV сменил свое имя, назвавшись Эхнатон — «угодный Атону».

Эхнатону приписывают сочинение «Гимна Солнцу». В переводе замечательного русского востоковеда Б. А. Тураева он звучит так: «В единстве своем нераздельном ты сотворил всех людей, всех зверей, всех домашних животных». Это обыкновенное солнцепоклонничество, свойственное большинству народов древности. «Все, что ступает ногами по тверди земной, все, что на крыльях парит в поднебесье».

В Палестине и Сирии, в Нубии золотоносной, в Египте, тобой предначертано каждому смертному место его. Ты утоляешь потребы и нужды людей, каждому пища своя, каждого дни сочтены». Фактически это единобожие. Один всеблагой, всемогущий Бог. Тут уже очевидно отступление от язычества. «Их наречия различны. Цветом кожи не схожи они, ибо ты отличаешь страну от страны и народ от народа». Удивительный взгляд на мир для человека глубокой древности!

Идеи Эхнатона трудно объяснить рационально, поэтому кем только его потом не объявляли: гермафродитом, оскопленным пленником, даже инопланетянином.

Действительно, непонятно, что заставило его взяться за полное переустройство жизни. Ведь у него и так все было хорошо. Богатейший край, горы золота, тысячи рабов. А он стал мыслителем, философом, чуть ли не гуманистом, настоящим еретиком древности.

Город Ахетатон — его новая столица. Эхнатон поступил как Петр I через много веков после него. Он тоже хотел начать новую страницу в истории своей могучей империи. И отметил это важнейшим актом — строительством новой столицы. Более 300 километров от древней столицы — города Фивы, где жили всемогущие жрецы бога Атона и был центр духовности и политики.

Строительство Ахетатона шло стремительно. Можно ли применять слово «стремительно» к Древнему Египту? Да. Отринув все архитектурно-строительные нормативы Древнего и Среднего царства, сподвижники Эхнатона строили совсем по-другому. Прежде здания возводили из колоссальных каменных блоков. Перемещение этих гигантских конструкций — длительный, мучительный процесс, он запечатлен на рисунках древних египтян. Многотонные детали медленно двигали и долго шлифовали мокрым песком. При Эхнатоне же стали строить из маленьких, заранее заготовленных блоков. Получались совершенно иные дома. Кстати, потому город и был потом так легко разрушен.

Эхнатон спешил. Надо было, чтобы вдруг, будто чудом выросла новая столица. Место было выбрано удивительное. Его, как говорил Эхнатон, указало само солнце. Горы окружают небольшой участок берега. И вот в этом месте, со всех сторон защищенном горами, строится город.

Характерно, что многочисленные усыпальницы, которые были высечены в горах Ахетатона, не пригодились, ведь город просуществовал всего лет 40, потом жрецы, враги реформы, все разрушили, а жителей изгнали. И пески накрыли город, сделав великий подарок будущей археологии.

А пока Эхнатон переместился на север с двором и новыми людьми, которых приблизил к себе. Во главе войска он поставил немало иностранцев: нубийцев, сирийцев. Появились они и среди знати.

Вместе с фараоном отправилась в новый город и его жена Нефертити. Женился Эхнатон рано, тогда же, когда вступил на престол. Ему было около 15 лет.

Если имя жены переводится как «Прекрасная пришла» или «Пришедшая красота», то можно предположить, что она чужестранка. В древности было принято заключать браки между детьми царских родов. Лучшие политические связи — династические.

Однако эту версию со временем отвергли, потому что были найдены надписи, из которых следует, что Нефертити не была чужеземной принцессой. Известны даже ее родители. В официальных надписях некие Тия и Эйе называются кормилицей и воспитателем Нефертити, великой супруги царя. А ее младшая сестра называла их родителями. Правда, может быть, она именовала их так образно.

А если присмотреться к изображениям фараона Эхнатона и его жены… Есть барельеф, где они в профиль смотрят друг на друга. Бросается в глаза очевидное сходство в строении черепов, в форме ушей, в линиях лица. А ведь браки с близкими родственниками были приняты в Древнем Египте. Нефертити вполне могла быть родной сестрой своего супруга.

В любом случае она с самого начала заняла позицию его сподвижницы. Причем ей было на кого равняться. У отца будущего Эхнатона тоже была возлюбленная, главная жена. У них у всех, конечно, были гаремы. Но гарем — это для развлечений, для прогулок на лодке по Нилу, для какой-нибудь пирушки в саду. А главная жена — соратница. Царица Тэйя занимала достойное положение при Аменхотепе III. Его царствование — это почти полстолетия процветания. Она стала для Нефертити примером того, как быть правой рукой мужа, как действовать вместе, например, присутствовать при встречах с послами.

Откуда следует, что Нефертити была единомышленницей своего мужа? На шестом году правления (небольшой срок для медленной древней цивилизации) она вместе с ним покидает Фивы и отправляется в Ахетатон. Не дожидается, пока он, так сказать, обживется на новом месте, а сразу едет туда, в пустыню, где идет быстрое строительство.

Жизнь, которую она ведет в Ахетатоне, — это служение. Служение новому религиозному культу. Был придуман такой ритуал. Ежедневно на рассвете фараон вместе со своей главной женой Нефертити выезжает на колеснице из дворца и следует одновременно с движением солнца до главного храма Атона. Солнце на юге поднимается очень быстро, но отставать от него нельзя ни в коем случае. В храме производится некий обряд, в котором Нефертити участвует равноправно. Ритуал — это непременные жертвы. Мясо, фрукты, овощи, цветы — все это преподносится богу. Потом супруги возвращаются, сияя. Атон взошел на небо, значит, жизнь продолжается.

Закат солнца Нефертити, по одной из версий, отмечала сама, тоже в специальном храме, где была верховной жрицей.

При богослужениях она, видимо, пела, ублажая бога Атона. Есть упоминания об ее сладкозвучном голосе.

Прекрасные звуки издавали в ее руках и систры — музыкальный инструмент, где на перекладинах закреплены звенящие металлические — по-видимому, серебряные — детали. При умелом обращении они очень благозвучны (а если не уметь — получается трещотка).

По возвращении из храма фараон и его жена осыпали народ золотом. Нефертити лично — это много раз изображено — раздавала золотые ожерелья, награждала тех, кого считала нужным.

При Эхнатоне выдвинулось немало людей незнатных. Об этом свидетельствуют надписи на заготовленных заранее гробницах. Рассказывается, как кого возвысил фараон. Случалось так, что его приближенным становился бывший конюх. Новая знать — опора не вполне надежная.

Итак, Нефертити — жрица, пылкая сторонница нового культа. Но она и мать. У нее шесть дочерей. Старшая — Анхесенпаатон, вторая — Макетатон, третья — Меритатон. Было ли проблемой то, что она не родила мальчика? Вряд ли. В Древнем Египте фараон, чтобы родился наследник, вполне мог вступить в брак со своей собственной дочерью, это не считалось ненормальным. Но пока об этом, видимо, не задумывались. У Эхнатона были другие заботы.

Дело в том, что великая мировая держава начала шататься. Фараон давно не вел войн. А не воевать в древности нельзя. Традиционное общество развивается экстенсивно, за счет прибавления земель, работников, добычи. И если оно прекращает свое экстенсивное развитие, то внутренних резервов не хватает. Люди древности не умеют вести интенсивное хозяйство.

И вот Египет, который должен постоянно расширяться или хотя бы иметь тенденцию к расширению, поддерживать свою власть на границах, начинает эту власть терять. Прежде всего потому, что пограничных правителей, условно подчинившихся фараону, надо регулярно одаривать. А Эхнатон забывал это делать.

И вот царь Вавилона Буриаш, которого в свое время Аменхотеп III осыпал золотом, пишет Аменхотепу IV: «Если ты не можешь быть столь же щедрым, как твой отец, то пришли хоть половину». Очень трогательно, наивно.

Эхнатон решил заполучить вавилонскую царевну, выдать ее замуж за какого-нибудь знатного человека. Для ее сопровождения было прислано пять колесниц (это своего рода древние «Мерседесы» или «Бентли»). И вавилонский царь пишет: «Пять колесниц! Что скажут соседние цари! Дочь царя конвоируют пять колесниц! Когда мой отец отправлял мою сестру к твоему отцу, ее сопровождали три тысячи человек».

В общем, геополитическое сооружение, способное держаться только на силе, только на осознании соседними народами того, что завтра на них могут пойти войной, начинает рассыпаться.

Идеи Эхнатона, слова о том, что солнце равно любит и египтян, и вавилонян, и хеттов, соседей почему-то не утешают. Им хочется золота.

Предполагается, что в конце царствования Эхнатона случались солнечные затмения. Это было самое страшное с точки зрения нового культа. Люди сразу теряли веру.

Сохранилось одно удивительное изображение из города Гелиополя, где Нефертити изображена в одеянии фараона. Вокруг этого очень много споров: может быть, в конце жизни она захватила власть? Она держит врага за волосы (его облик таков, что сразу видно — враг: он изображен как «чужой» — с неегипетскими чертами) и поражает его палицей.

Может быть, этот барельеф создавался, чтобы морально поддержать народ? В ситуации распадающейся реальности, когда недостает колесниц, людям внушают, что власть сильна и, если что, справится с любым врагом, даже царица способна его поразить. Грустные, безнадежные попытки защитить пошатнувшуюся власть!

Пошатнулось что-то и в личной жизни солнечной четы. На четырнадцатом году правления Эхнатона умерла его вторая дочь Макетатон. Сохранившиеся изображения представляют это событие как огромную трагедию. Нефертити так красиво заламывает руки!

Нефертити в нубийском парике. Рельеф. XIV в. до н. э.

Почему такое горе? В древности некоторые из многочисленных детей обязательно умирали. Это никого не поражало. Но ведь фараон с царицей сами всех убедили, что их семейство находится под особенным покровительством солнечного диска Атона, а могущественней его нет никого в мире. Как же он допустил?

Они понимали, что в головах их соплеменников может зародиться простейшая мысль: здесь что-то не так. Может быть, они хотели тронуть сердца людей картинами своего родительского горя, которое, наверное, было искренним.

Здесь надо упомянуть об особенностях того искусства, которое породила реформа. По канонам Древнего и Среднего царств фараон всегда могущественный, ноги как столбы, торс как скала, голова как огромная туча. Эхнатон, вероятно, отменил эти требования и предложил изображать его таким, каким он был. А это довольно щуплая фигура, с узкими плечами, со слегка отвисшим животом, голова с могучим лбом мыслителя, лицо со слегка раскосыми глазами. И еще музыкальные руки. Сохранился кусочек барельефа, где руки, только руки, ладони Эхнатона и Нефертити, сложены с исключительной нежностью.

Что происходит после того, как горе пришло в семью Эхнатона и Нефертити, мы точно не знаем. Но известно, что царица переселяется из большого дворца в другой, в северной части Ахетатона.

Разъехавшись, они не перестали считаться мужем и женой. Но рядом с фараоном появляется другая женщина, по имени Кийя.

Сохранились ее изображения. Она красива. Но совсем не так, как Нефертити. Другой тип красоты. В ней есть что-то восточное, например вьющиеся волосы. Есть предположение, что она из Азии. Она лишена той европейской утонченности, которая отличает Нефертити.

Видимо, у Эхнатона вспыхнула страстная любовь. Считается, что Кийя родила ему двух сыновей, как бы возместив то, что не сложилось с Нефертити. Один из этих сыновей, возможно, Тутанхатон, переименованный после окончания реформ в Тутанхамона.

Полной ясности нет. Но заметно, что Эхнатон перестает всюду подчеркивать роль Нефертити, она не присутствует на главных богослужениях. И на гробе, который предназначался Эхнатону (он в нем, правда, не оказался), высечена молитва, любовная песнь Кийи. Вот она в переводе египтолога Ю. Я. Перепелкина: «Буду слышать я дыханье сладостное, выходящее из уст твоих. Буду видеть я доброту твою ежедневно. Таково мое желание. Буду слышать я голос твой сладостный, подобный прохладному дыханию северного ветра. Да слышу я голос твой во дворце солнечного камня, когда творишь ты службу Отцу твоему, Атону живому. Да будешь ты жить, как Солнце, вековечно, вечно». Переклички с библейской «Песнью песней» возникают сами собой.

Нефертити в забвении. Она живет в северной части города, во дворце, при котором есть зверинец. Вольеры были через тысячи лет открыты археологами. Зверинец богато украшен. Со временем эти узоры назовут животно-растительным стилем. Он будет, например, очень популярен в раннем Средневековье у германцев. Это чудесно переплетающиеся листья растений, фигурки животных. Нефертити не в темнице, не в бедности, она живет в изысканном дворце и, возможно, наслаждается общением с природой.

Тем временем жизнь Эхнатона идет к концу, а вместе с ним угасает и реформа. После его смерти вокруг мальчика Тутанхатона собираются старые и мудрые советники, реально правит Эйе, предположительно отец Нефертити. Начальник конницы Хоремхеб, решительный и сильный военный, говорит, что реформу надо прекратить. Жрецы объясняют упадок Египта изменой прежним богам. А простые люди, как показывают раскопки, никогда не переставали хранить в тайниках изображения Осириса, Изиды, Тота, Птаха и других прежних божков. Нельзя мгновенно перевернуть умы.

Что же случилось с Нефертити? В науке отсутствуют надежные сведения о конце ее жизни и месте захоронения, хотя об этом немало спорят.

Мы не знаем не только откуда «Прекрасная пришла», но и как именно она ушла. Может быть, это и правильно. Прекрасная не должна уходить.

 

Перикл

Стратег, великий реформатор

Когда у Ксантиппа, видного политического деятеля, полководца, в 490 году до н. э. родился сын Перикл, всех удивила форма черепа младенца — яйцеобразная, вытянутая, с выступающим затылком. Окружающие восприняли это как знак, как некое предзнаменование, указание на особую судьбу. Так оно и случилось.

Интересно, что даже в школьных учебниках можно найти выражения типа «Перикл, афинский царь», «время правления Перикла». Он не был царем. В Афинах V века до н. э. было демократическое правление. Его власть была властью авторитета. Это были короткие годы — в политической жизни он участвовал на протяжении 40 лет, а реально держал бразды правления 15 лет.

Он был стратегом, одним из коллегии десяти стратегов, то есть полководцем. Но дело не в этом, его любил народ, и любовь и преданность были таковы, что толпа шла за ним, не спрашивая куда, восторженно воспринимая каждое его слово, подчас не понимая, о чем он говорит. Такова была природа его власти, мощь его авторитета.

О Перикле существует масса так называемых античных анекдотов — коротких историй, которые точно передают отношение народа к нему. Вот одна из таких историй. У известного и уважаемого в Греции человека, борца, победителя Олимпийских игр, не без иронии спрашивают: «Скажи, кто сильнее, ты или Перикл?» И он совершенно серьезно отвечает: «Конечно, Перикл. Я могу положить его на обе лопатки, прижать к земле. Он обратится к народному собранию, и оно примет постановление, что победил Перикл».

Перикл был совершенно выдающимся оратором. И в той системе власти, которая сложилась в это время в Афинах — противостоящей насилию, диктату, любым попыткам царствовать, властвовать, ораторское искусство было, в сущности, почти универсальным ключом к решению любых вопросов. Замечу сразу, что жизнь Перикла была трагична, но самым трагичным моментом, мне кажется, был момент, когда он не смог своим словом защитить любимую Аспазию, гражданскую жену, видимо напрасно оклеветанную: юридически брак между ними не был оформлен, потому что она была иностранка, не из Афин. Он так был потрясен тем, что его несравненный ораторский талант не способен ему помочь, что разрыдался на глазах у огромной толпы. И толпа дрогнула и пощадила его подругу, женщину умную и талантливую.

Мы очень меняемся. Меняемся мы, изменяется жизнь вокруг нас, становится другим наше отношение к истории и к ее персонажам. В юности мгновенно откликаешься на самые светлые образы и события прошлого. Перикл для меня всегда был светлой личностью. Он не изменял своим взглядам, своим принципам, даже ради политического маневра, не отступал даже тогда, когда ошибался.

И как подметил замечательный дореволюционный профессор Адольф Шмидт, который написал книгу о Перикле, совсем немного людей заслужили такую честь, чтобы их именем называли эпоху: среди них — Людовик XIV, Медичи, Август. И Перикл. Ученый делает вывод: когда общественное сознание называет эпоху именем какого-то человека, оно ценит отнюдь не военные победы, хотя это может показаться странным. Нет века Наполеона, нет века Александра Македонского, великого создателя мировой империи. Когда в историю входит понятие «век такого-то», имеется в виду время духовного взлета. И это странно. Ведь людей с духовными запросами всегда мало. А разве толпа может оценить заслуги неординарных личностей? Ан нет! С понятием «век» в историю входят творцы, которые оставили след в театральном искусстве, литературе, архитектуре… Наш Серебряный век или Золотой — это время великого напряжения духовных сил, создания шедевров, новой точки отсчета в возможностях человека. Чрезвычайно важное время, время-веха. Говорят «время Толстого», кто правил в это время — не важно, об этом могут не помнить, не знать. Кто дает эти обозначения-лицензии? Мы никогда не узнаем — тем они ценнее.

Вернемся к Периклу. Сын аристократа становится народным вождем, демократом. В это время в Афинах вожди народа назывались демагогами. Разумеется, в этом слове тогда не было ничего бранного, наоборот, оно имело вполне положительную окраску. И Перикл стал демагогом. Демос, народ, предпочитал, чтобы их вождями были люди не из народа, а аристократы. Люди образованные, хорошо себя проявившие, видные и явно сочувствующие народу, — они пеклись о его интересах, не забывали о праздниках, торжествах.

Перикл верил, видимо, в прекрасный смысл народного правления. Но и издержки его, думаю, прекрасно видел, именно они и стали причиной трагедии его жизни.

Век Перикла называли золотым веком. Почему? Успешный политик, любимец народа, полководец, не терпевший поражений. Великий реформатор, реформы которого состоялись, прижились. Лишь в конце жизни он допустил стратегическую ошибку, предложив во время войны Афин со Спартой всем укрыться в Афинах, а там началась эпидемия. Но управлять эпидемиями не могут даже выдающиеся полководцы.

Он обустроил Афины, при нем был построен Парфенон, ворота-пропилеи, длинные стены из гавани Пирей в Афины.

Но в его биографии были и другие факты. В зрелом возрасте я вижу их. Его личная жизнь трагична. Он жил между двумя грандиозными войнами — Греко-персидскими, в которых маленькая Греция каким-то чудом — Гумилев сказал бы благодаря «пассионарности» — смогла противостоять такой махине, как персы, выстоять и победить. Войны начались около 500 года до н. э., Перикл не мог принимать в них участие. Но это была страшная война. Персия поглотила на Востоке все. Исчезали целые царства, исчезали как по мановению злого волшебника. До сих пор историки недоумевают, как это могло произойти. Ассирия, которую боялись все, сначала была разгромлена Вавилоном, и страшное имя правителя Ашурба-нипала сменилось на не менее страшное — Навуходоносор. А затем пал и Вавилон. Последний правитель Вавилона Валтасар, спрятавшийся во дворце, видит начертанные на стене слова: «Мене, текел, упарсин» («сосчитано, взвешено, разделено»). Это был конец. Исчезло Лидийское царство, исчезло государство Урарту, еще раньше растворились в истории хетты. Все поглощено персами. И вот теперь персы подступили вплотную к маленькой Греции. Греки себя отстояли чудом. Надолго ли? Они надеялись, что надолго. Но мы-то уже знаем, что нет. Им предстояло покориться Македонии.

Вторая война, которая прошлась по жизни Перикла, — это война внутри Греции, война почти гражданская, война греков против греков. Два лидера воевали друг против друга: Афины против Спарты, а остальные греческие города-государства, полисы, сгруппировались вокруг них.

Что же они делят? Все: экономические интересы, владычество на море, лидерство политическое. В Афинах демонстративно правит демократия, здесь уверены, что народ может все. Например, известнейший человек Мильтиад, победитель в Марафонском сражении, за незначительный проступок отправлен в тюрьму.

Совсем не так в Спарте, где гражданский коллектив был самодостаточным. Но процветание Афин не давало покоя спартанцам, зависть разъедала их жизнь.

Война закончится в 404 году до н. э. Но Перикл умрет в самом ее начале — в 429 году. Один из авторов книги о Перикле написал, что он умер вовремя. И — увы — это верно сказано, иначе его и без того трагическая жизнь завершилась бы просто отчаянно. Он умер в тот момент, когда Афины были близки к страшному, невероятному поражению.

Какова была частная жизнь Перикла? У него была жена, с которой он разошелся. Имя ее никто не знает, видимо, она ему была совершенно неинтересна, и это было обоюдно. Их развели быстро — в Афинах, этой демократической стране, развод был очень легким. Она тут же вышла замуж за другого, а Перикла его молодой, двадцатилетний друг Сократ познакомил с Аспазией. Аспазия стала его гражданской женой. Это была на редкость умная, прекрасно образованная женщина, резко выделяющаяся из среды афинских домохозяек. При всей демократичности афинской жизни положение женщины было сугубо домашним, я бы даже сказала, затворническим. Выходить из дома, даже куда-то рядом, например на рынок, она могла только в сопровождении служанки или своих домашних. И никакого участия в общественной жизни она не принимала, полных гражданских прав не имела. Демократия Афин, надо признаться, была весьма ограниченна — она не распространялась на рабов, на иноплеменников — тех, кто не родился в Афинах.

И Перикл, сам Перикл предложил принять закон, согласно которому гражданином считался только рожденный от двух жителей Афин. Только эти граждане имели полные права.

Аспазия была другой. Она родилась в Милете, городе, основанном греками на побережье Малой Азии. Но дело, конечно, было не в этом. Она была иной по структуре своей личности. Женщина-философ, женщина-оратор. Злые языки потом придумали, когда стали злиться на Перикла, что это она пишет ему прекрасные речи. Разумеется, это было неправдой, но злобная выходка говорит о том, насколько блестяще говорила и писала Аспазия.

Периклу, как и Сократу, было интересно ее общество. Они спорили, говорили, обсуждали самые разные проблемы и события. В их доме бывали выдающиеся люди — философы, художники. И тогда, и сейчас ее называли куртизанкой. Но есть версия, что она была гетерой.

Гетера — образованная светская дама, умеющая развлекать. Она могла составить компанию любому — будь то мужчина или женщина. Образованность Аспазии, ее обхождение, манеры, умение свободно разговаривать с мужчинами в век, когда этого делать было нельзя, вольно или невольно подтверждают эту версию. Но в те времена это не было ни позорным, ни экстраординарным явлением. Гетеры, а не обычные забитые домохозяйки, составляли общество умным мужчинам.

От первой жены у Перикла было два сына, Ксантипп и Порал, но духовной близости с отцом у них, особенно у Ксантиппа, не было. Ксантипп дурно отзывался об отце, рассказывал всякие гадости о его жизни с Аспазией. Но главная беда была не в этом — оба сына умерли во время эпидемии. У него не осталось потомства. Но вскоре Аспазия родила ему сына. Его назвали Перикл-младший. И это тоже говорит об их преданности друг другу, о большой любви. Не дал бы он свое имя, будь это ребенок от случайной женщины. Но Перикл-младший, согласно закону, предложенному его отцом и принятому благодаря ему, не имел гражданских прав. Вот еще одна трагедия — сын знаменитого Перикла оказался бесправен в Афинах.

Не все было ладно и с другими близкими ему людьми. Итак, два сына от первого брака умерли. Отец Перикла, тоже Ксантипп, победитель персов в битве при мысе Микале, подвергнут остракизму и изгнан из Афин. Жена Аспазия со временем обвинена врагами в сводничестве. Друг Фидий, гениальный скульптор, которому предъявили обвинение в святотатстве, умер в тюрьме. Предположительно, он был отравлен. Перикл готовил его побег, но опоздал. Великий учитель Перикла философ Анаксагор обвинен, его ждала участь Фидия, но правитель Афин успел устроить ему побег из города. Анаксагор спасся, но стал эмигрантом.

Перикл-младший спустя много лет после смерти отца предстанет перед судом. Его обвиняли в том, что в одном из сражений в Пелопоннесской войне он не помог спастись морякам, которых разбросала буря. В результате его приговорили к смерти.

Хорошо, что Перикл-старший не знал об этом. Многое ему лучше было бы не знать. Он внес выдающийся вклад в развитие той самой демократии, которая явилась острым, опасным, страшным оружием, особенно в руках толпы. История это не раз доказывала.

Ну что же он, в сущности, сделал? Все его законодательные инициативы — почти все — сначала встречали непонимание, а потом проходили на ура. Авторитет Перикла был огромный, невероятный, его официально называли первым стратегом. Он смело ограничил власть архонтов. И это в самом начале карьеры. Кто такие архонты? Прямые продолжатели старейшин при родовом строе, авторитетнейшие люди. Их власть воспринималась как священная, как дарованная им богами. Постепенно, шаг за шагом, закон за законом, он оставил архонтам лишь чисто символические функции.

С великим трудом он ввел оплату за исполнение должностей в системе демократических учреждений, чтобы бедные граждане могли избираться, то есть ввел плату за госслужбу. Ареопагу, совету старейшин, он оставил в ведении только религиозные вопросы, реальной политической власти совет лишился. Он ввел должность номофилаков. Кто такие номо-филаки? Семь человек, которые на один год избираются для контроля за судом и исполнением законов. О малейших нарушениях они докладывают собранию.

Это Перикл ввел знаменитый принцип «графэ параномон» — любой закон может быть оспорен гражданином. Достаточно было сказать: «Проверьте его еще раз. Я считаю его опасным для демократии». И тотчас создавалась комиссия, закон тщательно изучался, перепроверялся, привлекались эксперты. Это был механизм сопротивления деспотизму.

Личные качества Перикла с его политикой сочетались великолепно. Он блестяще образован, кроме этого — музыкант, оратор. Как полководец, всегда щадил солдат. Все это вызывало к Периклу огромную симпатию. Опять-таки его учителем был Анаксагор, человек совершенно необычайных познаний, намного опередивший научные представления своей эпохи.

На чем же споткнулся Перикл? На деньгах… Дело в том, что благоустройство Афин стоило, конечно, огромных средств. Возведение знаменитых длинных стен между гаванью Пирей и Афинами, этого защитного сооружения для безопасности города, было делом очень дорогим и трудным. Театр Одеон для музыкальных и поэтических состязаний тоже обошелся недешево. Но главное — он настаивал на обязательном посещении театра афинянами, бедным давали билеты бесплатно. Платила в этом случае казна, и эти деньги назывались зрелищными. Потому что театр в древности был школой для взрослых, как радио и телевидение для нас сегодняшних. При Перикле было установлено 60 праздничных дней в году. Это много. Афины празднуют, Афины ликуют, Афины поют. На этих праздниках беднякам раздают бесплатно хлеб, а иногда и что-то повкуснее.

Как украшен Акрополь? На скале — созданная самой природой гигантская трибуна. И на этой скале поставлен трудами Иктина и Калликрата совершенно выдающийся храм Парфенон. «Парфенон» — значит храм богини Афины-девы, покровительницы города. А украсил Парфенон великолепными скульптурами гений и друг Перикла, Фидий.

Тот, кто был в Греции и видел Парфенон, даже сейчас, спустя два с лишним тысячелетия после его возведения, знает, что он производит впечатление ошеломляющее. Можно представить, как действовало на людей это величественное произведение архитектуры и искусства тогда. Внутри Парфенона скульптура Афины Парфенос, исполненная в особой технике: слоновая кость, золото, серебро, все доспехи в золоте и серебре. Все это потребовало больших средств.

Надо напомнить, что в то время существовал Афинский морской союз, куда с целью совместной обороны входили дружественные Афинам государства. Государства вносили в казну союза деньги, предназначенные для военных целей. Из этой-то казны и взял Перикл деньги для создания Парфенона, объяснив, что величие и красота Афин будут лучшей защитой горожанам, будут сплачивать и собирать вокруг себя другие города. И еще две скульптуры поставил на Акрополе Фидий — Афину Промахос, что значит «Воительница», и Афину Лемния. На создание этих гениальных произведений искусства дали деньги колонисты, которые уезжали из Афин на Лемнос.

Однако известно, что завистливы не только люди, но и боги. Сначала Фидия обвинили в том, что он присвоил себе часть золота и серебра, предназначенные для украшения скульптуры Афины. Обвинение, сделанное по доносу его ученика, оказалось лживым. Доспехи Афины были съемными, их удалось взвесить. Тогда ученик-провокатор обвинил Фидия в святотатстве, ибо на щите одного из воинов в сцене сражения были обнаружены изображения Перикла и самого скульптора. И за это Фидий был брошен в тюрьму, где и умер.

В Афинах растет недовольство, зреет, как огромный нарыв. Недовольны союзники: почему все только Афинам? Почему только Афины так прекрасны? Недовольна аристократия: деньги текут мимо них.

В большой мере Перикл споткнулся на том, что был фанатично уверен, будто величие Афин — это бесспорная необходимость и радость для всех. Он споткнулся еще в одном — не мог представить, как переменчив и неверен народ, для которого он так старался.

Есть одна чудесная притча о выдержке и терпении Перикла в общении с народом. Рано утром на главной площади к нему подошел человек из самых простых, плохо, грубо говоря, наверное, не знающий букв. И обратился к правителю с просьбой. Перикл выслушал и сказал, что помочь ему не может. Тогда тот — частичка толпы — начал громогласно поносить Перикла самыми погаными словами. Перикл не реагировал. Шел туда, куда ему надо, — хулитель за ним. Делал то, что мог, — хулитель дожидался, снова шел за ним. Так продолжалось весь день. Вечером, когда уже смеркалось, Перикл подошел к дому, простолюдин плелся за ним по улице и, почти охрипнув, продолжал предавать его анафеме. И все плохое, что мог сказать, сказал. Перикл вошел в дом и закрыл дверь. «Ага! — закричал хулитель. — Спрятался!» Дверь раскрылась, вышел раб с факелом и сказал: «Темнеет. Господин приказал мне проводить тебя до дома». Древним нравились рассказы о терпении Перикла. Но в конце его жизни они были готовы его растерзать.

До него подвергли остракизму и изгнали из Афин Мильтиада, победителя при Марафоне, Фемистокла, победителя при Саламине, Ксантиппа, победителя при Микале, Аристида, не раз приводившего греков к победам. Некоторые со временем вернулись, кто-то умер в изгнании, как, например, Фемистокл, который буквально спас Афины от персов.

А Перикл? Любовь к нему таяла, однажды его не переизбрали стратегом и наложили штраф, штраф огромный. Как блюститель законов, он выплатил положенную сумму и смиренно и спокойно воспринял свою отставку. Надо сказать, что на следующий год он снова выдвинул свою кандидатуру, и толпа избрала его в стратеги. Но уже ненадолго. Он умер от чумы, став одной из последних ее жертв — эпидемия уже шла на убыль.

Золотой век Перикла, век необычайного духовного подъема, возможен был только при отсутствии тирании. И он делал все возможное, чтобы она не настала.

 

Александр Македонский

Мир идей ученика Аристотеля

Александр Македонский жил в IV веке до н. э., умер молодым, в 33 года. Он завоевал почти весь тогдашний мир и навсегда остался в истории человечества. Если собрать все книги о нем, получится гигантская библиотека. О нем начали писать еще при его жизни, писали в начале новой эры, особенно римские авторы, которые очень увлекались историей царствования Александра. Много сочинений об Александре было создано в Западной Европе в эпоху Средневековья, которая создала свой, особый портрет этого правителя. В это время на Востоке сложился совсем другой его образ — Искандера Двурогого, грозного и гуманного, идеального государя. Интересно, что в Западной Европе католическая церковь постепенно отредактировала образ Александра до неузнаваемости, она приватизировала его, как и всю духовную жизнь общества, и часто упоминала его в проповедях как пример дерзости, противной Богу.

О нем пишут и сегодня, выходят великолепные монографии, популярные книги — кажется, исследованы все грани его жизни. Но тема не исчерпана. Интересно понять, что подвигло его на завоевания? Зачем ему, 18-летнему юноше, понадобился целый мир? В чем феномен Александра Македонского? Ведь многие говорят о нем как об удачливом и дерзком вояке-рубаке, о счастливчике и бонвиване. Действительно ли он двинулся на Восток, толкаемый инстинктом завоевания?

Думаю, что это не так. Он был человек для своей эпохи, безусловно, очень умный и весьма образованный. И он пошел на Восток с определенной целью. Ну какая, скажете вы, цель могла быть у столь молодого человека? Общая для всех жителей Македонии… Македония — это небольшой клочок земли на северо-востоке Греции. О чем тут можно говорить? И тем не менее люди этой маленькой горной пастушеской страны были одержимы мыслью стать греками, подлинными эллинами. Правящий дом Македонии, Аргеады, выводил свое происхождение прямо от Геракла. Они хотели считаться такими же цивилизованными, как греки Афин. В своих представлениях они были больше эллинами, чем сами эллины, но только об этом никто не знал, кроме них самих! И пусть об этом узнает весь мир.

Сегодня мы бы сказали, что это комплекс неполноценности, которым страдают жители небольших государств. Возможно, нечто подобное ощущала Германия после Версальского мира, хотя она отнюдь не была маленькой страной. Но чувство унижения, обделенности на празднике жизни, второсортности, которое возникает, когда сильные мира сего не замечают, не приглашают, проходят мимо, — это опасное чувство. Об этом в свое время очень талантливо писали Артур Миллер и Курцио Малапарте. Но ведь далеко не со всеми странами так происходит! Да и так ли это было с Македонией? Трудно сказать. Известно только, что мечта стать великой державой у нее была.

А один из ее граждан стал ею одержим.

Некто Александр I, правитель из дома Аргеадов, в середине V века до н. э. принял участие в Олимпийских играх. На этом основании он и вся его семья получили право называться эллинами. Предшественники Александра, Архелай и его отец, очень настойчиво приглашали ко двору самых видных мыслителей, интеллектуалов Древней Греции. Среди прочих был приглашен Сократ. Было известно, что его в Афинах преследуют, и, возможно, он не был бы отравлен, прими он приглашение македонского двора. Приглашение получил Платон, который вместо себя прислал своего ученика. Зачем этим «варварам» все это было надо? Для того, чтобы стать эллинами. А став ими, объединить всех.

Греция представляла собой отдельные полисы-города или общины-государства. Афиняне, спартанцы, коринфяне спорят, ссорятся, воюют между собой. Но между тем в них живет идея панэллинизма — все мы эллины, все должны быть вместе, и тогда только мы будем самыми сильными. Эта идея, по мнению Александра Македонского, вполне годилась для того, чтобы стать объединяющей и сплотить народ.

Но он пошел в своих представлениях дальше. Мы — самые цивилизованные, самые образованные, самые культурные — так считал и говорил Александр, и, безусловно, это было верно для этой части света. Ну а раз мы самые-самые, значит, мы имеем право, имеем основание обращаться с другими народами как с варварами. И не просто обращаться, а освещать словом, завоевывать. Слышится что-то знакомое, не так ли? Вечные, как мир, идеи. Александр взялся осуществить их. Интересно, что его учитель, величайший ученый и философ Аристотель, наставлял его перед походом такими словами: «Обращайся с греками как царь, а с варварами как тиран». Мы имеем право владычествовать над остальным миром, потому что мы умнее, лучше и значит — научим, навязав свой образ жизни, свою культуру, свою власть. Мы несем всем необразованным народам, дикарям свет знаний! Так думал Александр. Как видим, нет ничего нового в истории.

Можно предположить, что именно с такими идеями Александр Македонский отправился завоевывать мир. У его программы завоеваний был еще один аспект — отомстить варварам в лице персов за Греко-персидские войны, за попытку примерно полтораста лет назад завоевать Грецию. «Поход отмщения» — это уже система взглядов, некая идеология. И в начале своего великого похода Александр следует поставленным задачам — несет народам свет знаний, просвещает их и… мстит.

Поход — на редкость тяжелый, мучительный. Бегло перечислю некоторые его вехи. Царем он становится в 336 году до н. э. В 335 году завершает покорение Греции, которое начал еще его отец. И вот они как будто бы говорят: «Мы греки, мы все совсем греки». В 334 году в знаменитой битве при Гранике его ближайший друг и соратник Клит заслонил его своим телом. Александр мог погибнуть, и тогда мировая история сильно бы изменилась. Поразительно, но именно этого человека, своего спасителя, Александр собственноручно убьет на пиру.

В 333 году произошло сражение при Иссе — покорены Сирия и Малая Азия. В следующем году добровольно сдался Египет. В 331 году в оазисе Сива жрецы объявили Александра богом. Тогда же произошла величайшая битва при Гавга-мелах. Правитель Персидской державы царь Дарий III бежал. Александр был уверен — Персия лежит у его ног. Ему предстоит еще много воевать, а пока он провозглашен Зевсом-Амоном, и египетским богом, и греческим.

Но, увы, все не так, как говорится и провозглашается. В 330 году до н. э. беспощадно уничтожен, сожжен культурнейший город Персеполь, знаменитая столица великой Персидской державы. В этом явственно звучит идея отмщения. Но где же тот свет культуры, образования, который они собирались нести?

В этом же году величайший греческий скульптор Лисипп увековечивает Александра в мраморе. Что-то происходит с этим молодым, умным, очень талантливым и образованным человеком… В его ближайшем окружении зреют один за другим заговоры против него. Остановись, опомнись, куда идешь, что творишь? И начинаются казни. Уже упомянутое убийство Клита в 328 году в глубинах Азии. Крепко выпив, Клит сказал то, о чем думали многие, и он в том числе. Он сказал, что Александр изменился, стал деспотом, причем деспотом восточного типа, имея в виду его требование ввести при дворе восточную манеру падать ниц перед правителем. Немного позже его ближайшие сподвижники — офицеры, полководцы, друзья юности, пажи, гетайры, все заметнейшие и знатнейшие люди, и среди них Птолемей, Неарх, наконец, главный любимец Гефестион, в один голос сказали: нет, македонцы падать ниц ни перед кем не станут.

Прежде чем двигаться дальше, постараемся ответить на один из главных вопросов — кто такие македонцы? Откуда происходят? Есть несколько версий происхождения этого народа. По одной из них, прямой связи этноса, населявшего Македонию, с греками нет. И скорее всего народ этот представляет собой некую этническую смесь иллирийцев, фракийцев и эллинов. Кто-то из зарубежных современных авторов, по-моему, довольно точно сказал, что их можно считать деревенскими родичами эллинов.

Кто такие солдаты Александра? В основном это пастухи, в меньшей степени землепашцы, поскольку это горная страна, люди простые, живущие очень скромно. И вдруг они оказываются на Востоке. Быт греков, не говоря уже о македонцах, не идет ни в какое сравнение с восточной безумной роскошью. Тут и сокровища, и золото рекой, и драгоценные камни. Конечно, глаза загорелись, голова закружилась, и мысль, что можно вот так, в одночасье разбогатеть стала навязчивой.

Тем не менее именно эти солдаты, возмущенные поведением Александра, поддержат заговорщиков. У них своя гордость, и деньги тут ни при чем.

Эти люди, привыкшие в своей жизни, полной опасностей и напряженных трудов, рассчитывать только на себя, выработали в себе такие качества, как независимость, свободолюбие, прямодушие, особую силу характера. Все эти качества делают из них хороших воинов, но не слуг — в услужение не пойдут, умирать будут, холуями не станут, поддакивать, даже ради спасения жизни, не смогут. Горцы — у них своя гордость.

Происхождение Александра Македонского многое объясняет в его поведении. Одно удивляет: как человек, так великолепно образованный, умный, по-своему прогрессивный, может стать тираном. Своей образованностью он в большой мере обязан своему воспитателю Аристотелю. Это был один из крупнейших мыслителей древности, и происходил он из рода Асклепиев. Род этот был в некоторой степени связан с македонским двором — его отец служил придворным медиком в Пелле, столице Македонии, и Аристотеля тоже пригласили в Пеллу. Он принял приглашение. И как говорят, с большой охотой и интересом стал заниматься с талантливым юношей. Известно, что Аристотель составил для юного Александра сборник Гомера. И не впустую. С тех пор «Илиада» всегда лежала вместе с кинжалом в изголовье царя, до последних его дней. Он знал ее наизусть и часто на дипломатических приемах, встречаясь с правителями мира, читал на память большие отрывки из нее. Он прекрасно знал Геродота, хотя не во всем ему верил. И понятно почему. Он сам проверял сведения этого античного историка — шел по землям, которые Геродот описывал по рассказам других.

Аристотель возбудил в нем интерес к Софоклу, Эсхилу, Еврипиду, он привил ему свою страсть к наблюдениям за живой природой. Аристотель написал прекрасную книгу о мире животных и растений. Александр знал ее почти наизусть и в свой поход — завоевательный, военный — взял целую группу ученых, которые времени зря не теряли. Через много-много столетий Наполеон Бонапарт, подобно Александру, возьмет ученых в свой египетский поход, что станет отправной точкой в развитии науки египтологии. Но Наполеон ученых не казнил и в клетке за собой не возил, он защищал их.

С Александром случилась другая история. Каллисфен, историк, племянник Аристотеля, был посажен Александром Македонским в клетку. Он рос вместе с Александром, они дружили с подросткового возраста. И Каллисфен описывал поход довольно верноподданнически. Он воспевал Александра как бога, он искренне любил Александра с детства. Он одобрял уничтожение Персеполя, пытался оправдать убийство Клита, объясняя это какой-то вспышкой страсти, случайностью. Но Александр заподозрил его в участии в заговоре пажей, возмущенных превращением царя в восточного деспота. И хотя это было только предположение, Каллисфен был арестован, схвачен, посажен в железную клетку, которую Александр возил за собой. В ней Каллисфен и умер, как было записано, «по болезни». И несмотря на это, Аристотель переписывался с царем до конца своих дней. Хотя во многом они уже были друг с другом не согласны, Александр регулярно давал Аристотелю деньги на науку.

В своем походе полководец пытался еще заниматься тем, чему его учил Аристотель, — составлять лекарства, в частности против укусов змей (на Востоке это было весьма актуально) и вместе с врачами лечил своих друзей. При его штабе появился отряд биматистов, по-русски можно сказать шагомеров. Ими были атлеты, в том числе победители Олимпийских игр. Они шагами измеряли территории, по которым двигалась великая армия. Результаты их измерений тщательно записывались в придворный журнал, ставший впоследствии бесценным источником для историков и географов следующих поколений. Кроме того, в этом отряде проводили описание местностей, составлялись карты, в сущности, велась научная работа своего времени. Поход Александра Македонского был своеобразной научной экспедицией.

Он поощрял деятельность своего друга гетайра Неарха, командовавшего флотом, который одним из первых занялся составлением карт береговых линий. Несколько утрируя, можно сказать, что корабль Неарха стал одним из ранних исследовательских судов. Его описания тоже оказались очень важными для науки. Получалось, что попутно с просветительской миссией и отмщением Александр решал в походе еще и научные задачи, хотя вряд ли осознавал это. Вернее сказать — эти задачи вписались в тот огромный круг проблем, которые по ходу дела возникали перед Александром Македонским.

После Персеполя идея отмщения была исчерпана. Более того, ему она стала неинтересна. И вот почему. Греческие полисы опросили своих граждан: готовы ли вы признать Александра богом? Все, и в первую очередь жители демократических Афин, согнулись в поклонах: «О, да, да, да!» Куда делась эллинская гордость? Неизвестно. Лучше всего ответили спартанцы: «Если Александр хочет быть богом, пусть будет». А если он бог, у него должна быть особая, божья воля, отличная от человеческой, воля, с помощью которой он осуществляет свою великую миссию, божественный замысел.

Очевидно, мысли, подобные этим, подтолкнули его к осуществлению совершенно новых идей, которых не могло быть в начале великого восточного похода.

Я совершенно убеждена, что он никогда не стал бы столь великой фигурой в человеческой истории, в истории мировых цивилизаций, не возьмись он за осуществление идеи совершенно безумной и абстрактной. Вот что писал об этом древний грек Плутарх во II веке н. э., через 500 лет после всех этих событий, конечно, несколько приукрашивая и преувеличивая: «Александр стремился населить всю землю и превратить всех людей в граждан одного государства. Если бы великий бог, ниспославший Александра на землю, не призвал бы его к себе так быстро, то в будущем для всех живущих на земле, был бы один закон, одно право, одна власть. Будучи уверенным, что он ниспослан небом для примирения всех живущих на земле, он заставлял всех пить из одной чаши дружбы. Он перемешал нравы, обычаи, уклады народов и призвал всех считать своей родиной всю землю». А дальше Плутарх, видимо, делится своим собственным размышлением: «Все честные люди должны чувствовать себя родственниками, а злых они исключат из своего круга». Вот этих последних слов Плутарха Александру приписывать никак нельзя — гуманистом он не был, и это факт безусловный.

В самом начале своего правления, как только он был провозглашен царем, Александр немедленно разослал отряд гетайров для истребления своих родственников, которые могли быть претендентами на престол. Но это еще не все. У него было два сводных брата. Это были дети Филиппа II от предыдущих браков. Один по счастью для себя оказался слабоумным, а второй — вполне вменяемым, за что и был беспощадно убит. Была казнена следующая после Олимпиады, матери Александра, жена Филиппа — Клеопатра. Александр распорядился покончить и с ее дочерью — молодой, красивой женщиной. Над ней издевались изощренно: принесли кинжал и яд — на выбор. Она повесилась. Ее маленькая дочь была убита тоже.

Александр любил женщин, у него было три жены, гарем. В Бактрии он женился на красавице Роксане. Затем в Сузах он женился сразу на двух женщинах — на Статире, старшей дочери персидского царя Дария, и на Парисатиде из дома Артаксеркса III. И везде были дети. Как видим, мирской жизни он был не чужд, хоть и считался богом.

Итак, к чему же он пришел в размышлениях о целях своего похода и его задачах? Отбросив концепцию панэллинизма, а вернее, забыв о ней, но помня о том, что он бог, и очевидно, совершенно искренне в это веря, Александр пришел к идее абсолютно утопической, но глобальной и по его разумению божественной, единственно достойной бога — идее соединения миров. Но каких? За долгие годы похода он понял, что европейский мир, европейская цивилизация и великая цивилизация Востока — миры совершенно разные. После всего увиденного ему, в сущности, неловко стало называть персов варварами. Восток с его великолепными городами, роскошными дворцами и садами, яркими шумными базарами и умиротворяющей музыкой, с мудрыми философами и знаменитыми учеными был прекрасен. И конечно, знойные, обворожительные женщины! Восток манил к себе, беспокоил воображение и будоражил сознание.

И Александр пришел к космической идее, очевидно, вечной, во всяком случае, живущей и по сей день, спустя тысячелетия: о сближении внутренне чуждых и враждебных друг другу Востока и Запада. То, что он совершил, завоевав былую Персидскую державу, дойдя до Индии и форсировав Инд, то есть завоевав почти весь тогдашний цивилизованный мир, требовало осмысления — как с ним быть дальше? Он решил примирить эти миры во что бы то ни стало. Известно, что его замысел провалился. Известно также, что держава распалась, буквально на следующий день после его смерти. Почти 40 лет диадохи, его преемники, делили между собой все завоеванные земли. Что из этого получилось, тоже известно. Но был замысел. И за ним стоят какие-то вечные идеалы. Взаимное сближение и отталкивание Востока и Запада будут ощущаться в эпоху Крестовых походов — в Новое и Новейшее время, конечно, сегодня. Как жить Востоку и Западу, не уничтожая друг друга? Вот на этот трудный вопрос и попытался ответить Александр Македонский, человек древнего времени.

Историки называют цивилизации древности и средневековья патриархальными, традиционными. Люди тогда мыслили образами и действовали подчас очень наивно. Верх этой наивности — знаменитые бракосочетания в Сузах. Март 324 года до н. э., за год до смерти Александра. Армия под давлением уставших солдат уже повернула назад и с великими трудностями возвращалась из Индии. И несмотря на это, в самом сердце былой Персидской державы, в Сузах, он устраивает фантастическую феерию — десять тысяч воинов-македон-цев из армии Александра женятся на женщинах государств Востока — Персиды, Бактрии, Мидии, Парфии, Согдианы. 89 ближайших сподвижников Александра, в том числе Неарх, Селевк, Кратер, Гефестион, вступают в брак (сам Александр берет в жены сразу двух женщин). Они вступают в брак, конечно, с принцессами. Замечу сразу, что, когда умрет Александр и начнет распадаться великая империя, 88 гетайров откажутся от жен из Суз, и только один, Селевк, сохранит свой брак. И кстати, Селевк будет достаточно успешен как правитель одной из частей великой державы Александра, династия Селевкидов продержится достаточно долго. Видимо, этот человек склонен был к некоторой стабильности.

Зачем устраивались эти почти шутовские пышные свадьбы? Блажь? Вовсе нет. Александр хотел смешать кровь, создать единую расу. Об этом он и пишет в своих дневниках, ценнейшем источнике, которым пользовались все древние авторы, и в его письмах матери, царице Олимпиаде. Он мечтал о том времени, когда рожденные в этих десяти тысячах браках дети вырастут и станут людьми нового поколения. В своих прожектах он делал на них главную ставку. И не без основания. В походе многих солдат сопровождали восточные женщины. Македонский мечтал узаконить их связь, дать право их потомству называться законными наследниками. Многие воины были смущены — в Македонии у них оставались семьи. Но когда они узнавали, сколь щедро царь платит, какое «приданое» он дает за ними, они тут же с этой идеей примирялись.

Смешение рас — идея поистине глобальная. И по сей день, уверена в этом, в этносах многих-многих народов есть следы этого смешения. Затея Александра все-таки оставила след в истории.

Александру ничего не мешало, он ощущал себя богом и умирать не собирался, он готовил очередной поход — хотел завоевать Аравию, затем пройтись по северу Африки, мимо Карфагена до Геркулесовых столбов. Это с одной стороны. С другой — он намеревался строить державу, продвигая ее границы на восток.

Его смерть таинственна — без конца будут спорить, отравили его или нет. У историков имеются факты: на пиру, выпив очередное огромное количество вина, он схватился за живот и со стоном упал. Типичное отравление, говорят одни. Если бы это было отравление, говорят другие, он умер бы мгновенно, потому что яды медленного действия тогда еще не были открыты, а он после этого жил еще тринадцать дней, сопротивляясь невероятно, не веря, что его дни сочтены, несколько раз объявляя, что «через сутки отправляемся в Аравийский поход». Но, хоть он и считал себя богом, своей собственной жизнью он уже не распоряжался. Он скончался в Вавилоне в 323 году.

Приведем в завершение античный анекдот. Едва вступив на престол, Александр захотел встретиться с Диогеном. Это было в Коринфе, многие пришли к царю на поклон, но не Диоген. И тогда Александр сам пошел посмотреть на Диогена. Тот сидел около своей бочки на солнышке. Александр спросил: «Проси что хочешь, все сделаю для тебя». И Диоген попросил: «Посторонись немного, не заслоняй мне солнце». Александр засмеялся и сказал: «Клянусь Зевсом, если бы я не был Александром, то хотел бы стать Диогеном». Они умерли в один год.

 

Октавиан Август

«Первый среди равных»

Император Август, чьи годы жизни — 63 до н. э. — 14 н. э., рубеж дохристианской и новой эры, — человек многоликий.

В памяти человечества он — великий правитель великого Рима, который оставался у власти в течение 40 лет. Сам Октавиан считал, что покончил с гражданскими войнами. В определенном смысле это так. Но до этого он принимал в них активное участие. При Августе утвердилась новая форма политического правления, которая получила название принципат.

Это монархия в республиканских одеждах. Она театральна, как многое в жизни Октавиана.

Его незаурядный актерский талант давал потрясающие политические результаты. Но Октавиан Август — это не только политик, получивший необъятную власть. Его правление — истинный золотой век римской культуры. Это времена Горация, Овидия, Вергилия. Лучшим другом Августа был Меценат, имя которого стало нарицательным и сегодня означает — покровитель искусств.

Об Октавиане Августе написано много. В 2001 году в Петербурге вышла книга В. Н. Парфенова «Император Цезарь Август. Армия, война, политика», в 2003-м, в серии «ЖЗЛ» — переведенный с французского труд П. Меродо «Август». Посвящены ему и многие страницы работ Е. В. Федоровой «Люди императорского Рима» и «Императорский Рим в лицах».

Писали о нем и римские историки: Сенека, Светоний, Аппиан, Плутарх. Один из самых значительных документов эпохи «Перечень деяний божественного Августа, при помощи которых он подчинил весь мир власти римского народа, и тех затрат, какие произвел он в пользу государства и народа римского», составленный им самим. Оригинал этого текста не сохранился, а копия найдена в XVI веке на месте древнего города Анкиры, нынешней Анкары.

Чрезвычайно богата и иконография Августа. Его многочисленные скульптурные портреты мало отличаются один от другого. Запоминается его тонкое лицо, которое не назовешь открытым. И в облике его, и в поступках есть что-то лисье.

В конце II века до н. э. Римская республика умирала. Политическая система в огромном государстве одряхлела и перестала быть эффективной. Когда Рим умещался в пределах Лацио — небольшой области в центре Италии, республиканская система управления была весьма действенной. Но потом власть Рима распространилась на всю Италию, а затем и далее, республиканские органы управления стали давать сбои. Может ли выполнять свои функции народное собрание — управлять страной, раскинувшейся от Испании до Малой Азии? От него оставалось только имя.

У Августа были ярчайшие предшественники и не менее заметные соперники. Великий полководец Марий около пяти лет удерживал власть; кровавый злодей Сулла назвался диктатором без ограничения срока, но пробыл у власти всего три года. Помпей — сильный, волевой человек, старавшийся соблюдать республиканские законы, погиб в политической борьбе. Хитроумный Гай Юлий Цезарь достиг, казалось, абсолютной власти, но монархом не стал и был убит заговорщиками, оставаясь диктатором в республиканских одеждах. Даже пламенный Антоний, физически мощный человек, отважный воин, громогласный оратор, решительный, склонный к авантюризму, не сделался первым реальным монархом Древнего Рима. А стал им тихий, незаметный поначалу, Гай Октавий. Такое имя дали ему при рождении.

Какова разница между диктатором и монархом? Диктатура входит в систему римских республиканских магистратур (должностей). Диктатора в случае опасности для государства назначали консулы по решению Сената на шесть месяцев. Так было во времена республики. Но уже в I в. до н. э. и Сулла и Цезарь, ставшие диктаторами, нарушили закон и закрепили за собой власть пожизненно. Изобретенный Августом принципат тоже не соответствовал римским законам. В древности существовала должность принцепса Сената. Это был, как правило, самый пожилой, уважаемый сенатор, который первым высказывал свое мнение в дискуссии. Такая позиция имела характер honoris causae (в буквальном переводе — «ради чести»). И эту должность Август использовал для получения неограниченной власти.

Он родился 23 сентября 63 г. до н. э. в Риме. Отец его, Гай Октавий, происходил из рода Октавиев. Его мать, Атия, была племянницей Юлия Цезаря.

Со временем вокруг рождения Гая Октавия возникли различные предания. Якобы его отец Октавий опоздал на заседание Сената и стал просить извинения, объясняя, что на рассвете у него родился сын. Тогда один из сенаторов, Фигул, пифагореец и знаток астрологии, спросил, в котором часу, в какую минуту это произошло, в каком положении было солнце, затем задумался и изрек: «Это будущий властелин Вселенной».

Мать воспитывала Гая Октавия в строгости и простоте, как велели старинные римские обычаи. Мальчику дали традиционное для человека его круга образование, включавшее знание языков, римской истории, основ математики и музыки.

Родители старались, чтобы сын чаще бывал в обществе Юлия Цезаря, которому приходился внучатым племянником. Им удалось даже на некоторое время отдать мальчика в дом к этому замечательному родственнику. Гай Октавий, тихий, усердный, умевший держаться с достоинством, понравился Цезарю. Он всегда нравился тем, кому хотел. Было в его характере что-то от грибоедовского Молчалина. За год до своей смерти Цезарь взял внучатого племянника в один из своих военных походов. А сразу после убийства великого диктатора, не имевшего законных сыновей, обнародовали его завещание: он объявил девятнадцатилетнего юношу своим приемным сыном и наследником. К тому же Октавий был женат на племяннице Юлия Цезаря. Великий правитель Рима оставил родственнику три четверти своего состояния. Четверть предназначалась для раздачи денег римскому народу.

Известие о смерти Цезаря застало Гая Октавия вне Рима. Он находился в Аполлонии (город на территории современной Албании), где были собраны войска Цезаря, предназначавшиеся для похода на Восток, в Парфию. Гай Октавий поспешил в Рим, где он на тот момент не пользовался никаким влиянием. Деньги Цезаря перенесли в дом к Марку Антонию, который выступал в роли духовного преемника Цезаря, устроил торжественные похороны, обещал хранить его память. Вдова Цезаря не возражала против того, чтобы деньги попали к Антонию, а тот вовсе не собирался отдавать их юному Октавию. Люди во все эпохи трудно расстаются с деньгами.

Но Октавий нашел выход из положения. Он сделал эффектный театральный жест. Продав часть того, что ему все-таки удалось получить, он от имени Цезаря организовал раздачу денег народу. Население Рима можно назвать очень пестрым, было там и немало нищих. Поступок Октавия пришелся им по душе. Он был замечен.

Юноша тем временем оформил свое усыновление и получил новое имя — Гай Юлий Цезарь ан Октавиан. «Ан» в римской традиции означает, что он перешел из рода в род. Из рода Октавиев — в род Юлия Цезаря. А Юлии по легенде вели свое происхождение от Марса и Венеры.

Так началась политическая карьера Октавиана. Но у него не было покровителя. Выбор молодого человека пал на великого оратора и публициста Марка Тулия Цицерона. В тот момент Цицерон был злейшим врагом Марка Антония и яростно обрушивался на него в своих речах. Цицерон убеждал публику, что искренне хочет спасти старую, добрую Римскую республику. Конечно, в глубине души он тоже хотел власти, но власти в республиканских одеждах.

У Цицерона появилась идея использовать приемного сына Цезаря Октавиана, тем более что тот был явно неглуп.

У юноши имелись все основания биться за власть. А потом немолодой, многоопытный политик Цицерон рассчитывал его отодвинуть. Он просчитался, и в итоге это стоило ему жизни.

Возраст Октавиана не позволял ему занимать ключевые должности. Но Цицерон добился, чтобы в 43 году до н. э., всего через год после убийства Цезаря, Сенат разрешил юноше на 10 лет раньше положенного стать консулом. В эти годы римляне сами нарушали свои законы. Здание республики рушилось, и спасти его было уже нельзя.

Доводы Цицерона были таковы: зрелые мужи допустили множество злодейств. Например, во времена Суллы публиковались списки осужденных (проскрипции), и каждый имел право убить попавших в них людей. На смену прежним политикам должен прийти новый, юный и незапятнанный, а именно Октавиан.

Став консулом и получив право управлять войском, Октавиан сразу же вступил в союз с Марком Антонием. Чтобы сблизиться с ним, Октавиан выдал за него замуж свою сестру Октавию, которую за добродетель и благородство уважал весь Рим. Ради брата она согласилась стать женой развратного и грубого Антония.

Заручившись поддержкой патриция Лепида, Октавиан и Антоний создали то, что вошло в историю под названием Второй Триумвират. Три сильных политика взяли на себя ответственность за судьбу государства на ближайшие пять лет. Первый Триумвират составили в 60 году до н. э. Цезарь, Помпей и Красс.

Теперь, в 43 году до н. э., Октавиан, Антоний и Лепид не без труда и борьбы поделили римские провинции и приняли решение вернуться к страшной системе проскрипций.

Составлялись списки людей, «опасных для государства». В XVIII веке, годы Великой Французской революции, их назовут «врагами народа». Этот термин позже перекочует в советскую политическую практику.

Когда появились списки «опасных для государства», в Риме началась вакханалия. Масштабы политических убийств превзошли кровавые времена диктатора Суллы. Люди прятались в подвалах, на кладбищах, часами сидели в воде, надеясь, что наемные убийцы пройдут мимо.

Списки росли: сначала они включали 18 человек, затем — 130, потом 150 и т. д. В итоге погибли 300 сенаторов и 2000 прочих граждан Рима. Триумвиры требовали, чтобы им приносили головы убитых. Донос оплачивался, конфискация имущества убитых производилась в пользу триумвиров и доносчика.

Все это напоминает человеческие жертвоприношения. Но ради чего были все эти жертвы? Триумвират преследовал сразу несколько целей: обогатиться, уничтожить политических соперников и — что очень важно — повергнуть римский народ в ужас.

Под внешней мягкостью Октавиана скрывалась беспощадная жестокость. В 40 году до н. э. в одной из областей Италии он приказал в память Цезаря казнить в неком храме 300 знатных человек, которых считал опасными.

Триумвиры долго спорили о том, включать ли в списки Цицерона. Ведь Октавиан называл его отцом! Два дня он спорил с Антонием и Лепидом, а на третий день согласился — в обмен на то, что в список будет включен и некий родственник Антония, политически опасный для Октавиана.

Цицерон пытался бежать из Италии, но был опознан и выдан властям. Голову великому оратору, политику, писателю отрубил центурион, который был лично ему обязан победой в судебном деле. Яркая, но не уникальная форма «благодарности»!

Союз триумвиров не мог быть прочным. Совместно они осуществили только одно: осенью 42 года до н. э. победили убийц Юлия Цезаря — Брута и Кассия. На территории Греции, куда те бежали после заговора и убийства, состоялось знаменитое сражение при Филиппах. Брут и Кассий погибли. А освободившись от них, триумвиры начали соперничать друг с другом.

В 36 году до н. э. Октавиан ловким маневром лишил Лепида войска и власти, тем самым убрав его с политической арены. А в 32 году произошел разрыв с Марком Антонием. Их союз продержался девять лет.

Антоний после битвы при Филиппах отправился в восточные римские провинции для сбора средств и надолго задержался в Египте, поддавшись чарам египетской царицы Клеопатры. Он сообщил своей римской жене, что разводится и официально женится на Клеопатре. Однако Октавиан понимал, что рано или поздно ему придется сойтись с Антонием в решающем сражении — и это будет сильный противник.

Симпатии римлян оказались на стороне Октавиана. Антоний был далеко, наслаждался жизнью с египтянкой. По мнению римлян, он предал римские ценности, объявив о раздаче восточных провинций детям Клеопатры. Октавиан же был рядом с гражданами. Скульптурные портреты запечатлели его облик: и стрижка, и одежда у него традиционно римские. Он истинный римлянин, верный муж и надежный правитель.

На самом деле он сменил трех жен, что не так уж много по римским представлениям. В 38 году до н. э. Октавиан познакомился с женщиной по имени Ливия, когда она была замужем и ожидала ребенка. В то время вторая жена самого Октавиана, Скрибония, тоже ждала ребенка. Но для Октавиана это не имело значения.

Еще до того, как Ливия родила, он забрал ее к себе в дом и женился на ней. Ливия была женщина умная, хитрая, интересовалась политикой и поставила целью своей жизни, чтобы наследником ее великого мужа оказался ее родной сын от предыдущего брака Тиберий. И она этого добилась.

Ради своей цели она готова была терпеть бесконечные измены, которыми славился Октавиан. Ему часто пеняли на его неверность. Но Октавиан отвечал, что делает это в политических целях: через женщин можно разведать, что думают их мужья — его враги, какие у них злые умыслы. Он мог вывернуться из любого положения.

В 31 году до н. э. в битве при Акции у берегов Северной Африки Октавиан разбил войско Антония. В этом бою Антония предала Клеопатра, уведя свои корабли, он вынужден был покончить с собой. Вслед за ним свела счеты с жизнью и сама Клеопатра.

Когда же все враги Октавиана были уничтожены, он заявил в Сенате: «Я сделал свое дело и теперь ухожу. Живите, как хотите». Конечно, он не сомневался, что его никто не отпустит.

Сенат начал умолять его остаться. Наконец-то, говорили ему, нет твоих соперников, нет проскрипций, мир, созидание… останься! Ему присвоили титул Августа. Это что-то вроде «отца отечества». Так называли того, кто обеспечил процветание государства.

К титулу прибавились и различные почетные должности. Самая демократичная римская должность — народный трибун. Она возникла в глубокой древности для защиты интересов плебеев. Трибун — защитник народа. Октавиан по закону не имел права на эту должность, потому что он происходил не из плебеев и усыновлен был родом аристократов Юлиев. Это не помешало ему избираться народным трибуном 37 раз!

Оставаясь у власти сорок лет, он многократно избирался и консулом, и верховным жрецом. Так родилась фактически «изобретенная» Октавианом Августом система принципата, при которой верховный правитель Рима теоретически считался лишь «первым среди равных». Реально же он и его преемники правили единолично.

Каковы его достижения как правителя? Почему он оставил такой яркий след в истории Рима? Новых территориальных приобретений при нем не было. Октавиан присоединил лишь Паннонию — территорию нынешней Румынии и Венгрии. Несколько продвинулся в Германию, но встретил отпор. Римляне были разбиты германцами в Тевтобургском лесу в 9 году н. э. После этого, как пишут античные авторы, Октавиан несколько месяцев не стригся и не брился, а потом стал время от времени биться головой о дверной косяк и кричать, обращаясь к своему разгромленному и покончившему с собой полководцу: «Квинтилий Вар! Верни мне легионы!» Великий актер!

В сущности, в правление Октавиана Рим перешел к оборонительной политике. Это можно было воспринять как позор, но Август сумел подать все совершенно иначе. Он возвел в Риме грандиозный Алтарь мира — красивейшее сооружение — и начал внушать гражданам, что мир — это прекрасно. Такая точка зрения была римлянам абсолютно несвойственна. Но Август обладал даром убеждения. Он не скупился на хлеб и зрелища для народа, покровительствовал искусству.

Его друг Меценат познакомил его с поэтом Вергилием, и тот взялся за создание великого эпоса о римской истории. Правда, Вергилий умер раньше Августа, не завершив работы над великой «Энеидой», и выяснилось, что в завещании поэт написал: «Уничтожить». Он не посмел ничего сказать против Августа при жизни, но не хотел, чтобы сохранилась рукопись, проникнутая имперским духом. Август же позаботился о том, чтобы она была сохранена. Он поручил друзьям Вергилия завершить поэму и придать ее гласности.

Чем гордился сам Август? Что хотел оставить в памяти потомков? Он писал о себе «скромно»: «Спас государство». Вообще он даже скромность умел проявлять тогда, когда это было ему выгодно, и несколько раз отказывался от триумфов. Он утверждал, что занимал должности по закону, раздавал народу деньги и хлеб, украсил Рим новыми архитектурными сооружениями, очистил море от пиратов, наполнил житницу государства. Прекраснейший человек!

А еще он всегда своевременно раскрывал заговоры. Он узнавал о них, когда они только намечались, и одних врагов убирал беспощадно, а других задабривал или отсылал куда-нибудь.

Прожив 76 лет, Октавиан умер своей смертью, легко и быстро, успев в последние минуты сказать окружающим: «Хорошо ли я сыграл комедию жизни?»

 

Веспасиан

Крестьянин на троне

Каким он был, где родился, каково его происхождение и почему его называют «крестьянин на троне»? Веспасиан находился у власти с 69 по 79 год н. э. На протяжении десяти лет он правил в раздираемом гражданскими войнами Риме. Это много, это серьезно! Он взошел на трон в шестидесятилетнем возрасте, по тем временам — глубочайшим стариком. Его звали Тит Флавий Веспасиан. Став императором, он принял имя Цезарь Веспасиан Август, что внушительно и красиво. Для человека из низов это было важно.

Чем же эта личность примечательна? Веспасиан — человек из низов, простолюдин, который не имел отношения ни к республиканскому, ни к имперскому нобилитету. С его появлением на троне было развеяно устоявшееся представление о власти — «править должен первейший из лучших». Кто такой император? Напомню, «принципат» — это первенство, главенство (от латинского princeps — «первый, главный»). А Веспасиан был в молодости центурионом, а может быть даже солдатом. Центурион — это «сотник», тоже невысокое военное звание. Но как полководец, Веспасиан бесспорно отмечен в истории. В 69 году он жестоко подавил опаснейшее для Рима восстание в Иудее, которое сами древние называли Первой Римской войной, — покорил всю территорию этой непокорной провинции, кроме Иерусалима. Он много сделал для обустройства государства, при нем было начато строительство Колизея. Но все по порядку.

Он родился 17 ноября 9 года н. э. в небольшой деревне Фалакрины около Риаты, современной Риеты, к северу от Рима. Предки его ни знатностью, ни богатством, ни славой не отличались. Как пишет Светоний, замечательный биограф римских императоров, — «изображений предков не имел». И все сразу понимали, что речь идет о незнатной семье. Дед был центурионом или солдатом, отец — сборщиком податей в провинции Азия. Легенда гласит, что в Азии в память об отце Веспасиана было поставлено несколько статуй, которые украшала надпись «Справедливейшему»… Скорее всего, это вымысел. Никогда налогоплательщики памятники сборщику налогов ставить не будут. Но… так мифологизировались семейные предания того, кто прорвался из самых низов к власти — к управлению Римом. Фигура Веспасиана в определенном смысле — поворотная в Римской истории.

Мать Веспасиана происходила из более знатной семьи, ее дед был военным трибуном. Жена императора, Флавия Домитилла, как сообщает Светоний, — «бывшая любовница римского всадника из Африки». Ее отец всего-навсего был писцом в казначействе и, значит, принадлежал к совсем мелкому и незначительному чиновничеству. И это — семья прославленного императора, основателя предпоследней династии Флавиев. Обоим его сыновьям — Титу и Домициану — довелось побыть императорами после его смерти. Веспасиан добивался установления традиции наследственной передачи власти. Сенат был против, но он все-таки настоял на своем. Его дочь Домицилла прожила короткую жизнь, сравнительно рано умерла и его жена. И после смерти жены он взял в дом свою бывшую наложницу Циниду — вольноотпущенницу матери императора Клавдия. Налицо желание этого здравомыслящего человека, не пытающегося рядиться в тогу патриция, подчеркнуть: «Да, мы из низов, но мы связаны с императорским домом!» Веспасиан вслед за своими незнатными предками — писцом казначейства и сборщиком налогов — вполне мог заявить: «Я служу империи, но не титулами, волею судьбы доставшимися от предков, а деяниями своими». Это то новое, что, собственно, внес этот человек в такое грандиозное явление, как Римская государственность. Он медленно, как-то очень естественно, постепенно делал карьеру, без рывков, без опасных поворотов, по-крестьянски, по-простецки, своим умом додумывая, где лежит кратчайший путь наверх.

Он начал со службы в римском войске (ее части стояли тогда во Фракии, на территории современной Болгарии). Будучи военным трибуном при Калигуле, Веспасиан, человек абсолютно здравомыслящий, воздавал почести этому склонному к садизму императору. Не в оправдание, а справедливости ради надо сказать, что такого низкопоклонства, как при Калигуле, трудно найти в истории Рима. Все выступали, кричали, требовали: «Калигулу! Калигулу! Трибуном! Цензором! Консулом!» Страх парализовал людей. Сначала они целовали ноги императору, а потом благополучно зарезали его. Потому что простить того, кто заставил тебя пресмыкаться, невозможно. Вот в такой обстановке, отмеченной чертами явного вырождения, нравственного упадка, Веспасиан и начал свой путь к власти.

Рим того времени — по существу, монархия. Со времен Октавиана Августа, с 27 года до н. э. римское государство возглавляет «принцепс». Слово «монарх» отпугивает, но «принцепс» — «первый среди равных» — ласкает ухо, свидетельствуя в то же время об укоренении традиции единоличной власти. «Принципат» — это по сути монархия в республиканских одеждах. И потому Веспасиан на пути к власти отдавал должное этим республиканским декорациям. Он был претором в 40 году, до этого исполнял должности квестора, эдила, дважды имел жреческий сан. Он вовсе не стремился занять какое-то особое положение, а просто делал карьеру чиновника и военного.

После должности военного трибуна при Калигуле он становится наместником римского императора на Крите. Затем — Германия. В войнах с германцами он проявил полководческий талант. В 43–44 годах Веспасиан стал командовать легионом, в котором предположительно было до семи тысяч человек. Это серьезная боевая единица! А вскоре он отправился в Британию. Рим завоевывал ее очень трудно, встречая сильное сопротивление местного англосаксонского населения. Считается, что он выиграл в Британии 30 сражений. Воюя то с германскими варварами, то с кельтским населением Британии, он познал законы партизанской войны, что очень пригодилось в Иудее. И в результате Веспасиан был отмечен как полководец и смог в 51 году, это уже время правления Клавдия, опять занять республиканскую должность консула. И вот тут начинается его придворная карьера. Надо сказать, что он всегда сторонился императорского двора, но соблазн оказаться в самом водовороте политических событий был силен. При поддержке всесильного фаворита Клавдия, вольноотпущенника Нарцисса, наш герой начинает выдвигаться на придворном поприще.

Нарцисс, жадный до власти, уверенный и сильный, исполнял роль «премьер-министра» при императоре. Сам Клавдий испытывал тягу к философствованию, литературному творчеству, обязанности государственного мужа его тяготили, и он с удовольствием передал их своему фавориту. А Нарциссу нужна была поддержка скромных, но победоносных провинциальных генералов. В итоге Веспасиан примкнул к группе поддержки. Но… Нарцисс свергнут. В 54 году к власти приходит император Нерон.

В первые годы правления Нерона ключевой фигурой при дворе становится его мать, Агриппина. Она ненавидела Нарцисса и всех приближенных к нему людей. Она собиралась их убрать, причем уничтожить физически, что было для нее делом вполне обычным. И разумный Веспасиан сейчас же покидает Рим и окунается в частную жизнь. Ему — почти пятьдесят лет, возраст весьма и весьма солидный, и его уход с политической сцены вполне мог быть уходом навсегда. Вряд ли он предполагал тогда, что на самом деле у него все впереди. Не думаю, что у него хотя бы раз появлялась идея об императорской власти. Нет! Он знал, что наделен полководческим талантом, но никогда не думал, что его заслуги будут оценены так высоко. Он хотел сделать карьеру — это все, к чему он стремился. Скрывшись, он поступил разумно, расчетливо — вот что значит человек из низов! Когда погибает Агриппина (ее убил Нерон самым жутким, диким образом), Веспасиан вновь появляется. Он возвращается ко двору и в 63 году в качестве проконсула получает в управление провинцию в Африке, успокоенную, «замиренную» римскими войсками.

Никто не сомневался, что оттуда он вернется богатым человеком, поскольку в провинциях богатели все без исключения проконсулы. А вот он — нет! Когда около года спустя он возвратился, ему пришлось отдать в залог свое имущество, дом, не такой уж и богатый, родному брату. Милые отношения, не правда ли? Веспасиан начал зарабатывать деньги торговлей мулами. Между тем римским сенаторам, да и знатным людям вообще, было запрещено заниматься торговлей, тем более такими неблагородными животными. Веспасиан сразу же получил прозвище Погонщик мулов, которое осталось с ним до самой смерти. А став императором, Веспасиан установил налог на общественные туалеты — в сущности, он ввел понятие «платный туалет». Известен афоризм, якобы принадлежащий Веспасиану, «деньги не пахнут». Этими поступками он никому не бросает вызов, он просто живет по своим понятиям. Раз торговля мулами дает деньги — значит ею стоит заниматься. Семью-то надо содержать! Римский историк Светоний пишет, что Веспасиан имел смелость выходить из зала во время пения Нерона. Так то не смелость была, просто Нерон скверно пел, и не всякий мог слушать его. Да и не уходил вовсе Веспасиан, а просто заснул, да так громко захрапел, что Нерон услышал, но снисходительно сказал, дескать, что с него взять — солдафон, деревенщина, ничего не понимает в искусстве.

Такое поведение простеца, человека «от земли» совсем не нарочито. Просто он вел себя так, как подсказывала его натура. Его постоянные шутки называли грубоватыми, солдафонскими, но они такими и были и не претендовали на большее. И вот Нерон, недовольный выходками Веспасиана, назначает его командующим в походе на Иудею.

Это была провальная затея, потому что известно, что Иудея того времени — самая бунтующая провинция великой Римской империи. Начиная с VI века до н. э. она пытается сохранить свою независимость. Ее история на протяжении 300–400 лет — это цепь постоянных заговоров, убийств, восстаний. Страсти окончательно накаляются, когда во II веке до н. э. Селевкиды пытаются подчинить Иудею, установить в ней свое правление. Но ничего не получается! Один из ее правителей, Александр Янай (новый царь Иудеи из Хасмонейской династии и первосвященник в 103–76 годах до н. э.), приказал убить 800 восставших евреев на глазах их жен и детей. В 37 году до н. э. проримски настроенный царь Ирод велел утопить брата своей жены, удушить своих детей от брака с еврейкой. Имя его стало нарицательным. Но никакие жестокости не помогли царю Ироду усмирить своих подданных. Наоборот, против него начинаются бурные протесты. И вот — Иудейская война. Римская карательная экспедиция в первый же год потерпела поражение. Тогда туда направляют Веспасиана — ему предстоит или спасти положение или потеряться в дебрях этой бесконечной и страшной войны.

В истории этой войны — множество поразительных сюжетов. Например, наместник одной из областей Галилеи Иосиф, сын Матафии, перешедший на сторону римлян, в дальнейшем стал знаменитым историком Иосифом Флавием, приняв родовое имя Веспасиана. Читайте роман Фейхтвангера «Иудейская война» — отличная книга!

Веспасиан ведет кампанию удачно. Не легко, не бесспорно, но умно и с хитрецой. Он не бросается в самые тяжелые битвы, его уговаривают штурмовать Иерусалим, но он отказывается. И вот как передает Иосиф Флавий логику поведения Веспасиана: «Лучшим полководцем является бог, который хочет отдать иудеев в руки римлян без всякого напряжения с нашей стороны, а войску нашему подарить победу, не связанную с риском. Пока враги собственными руками губят сами себя, пока терзает их самое страшное зло — междоусобная война, нам лучше пребывать спокойными зрителями этих ужасов, не ввязываться в борьбу с людьми, которые ищут смерти и неистово беснуются друг перед другом». Точно так же Веспасиан поведет себя и в Риме, когда перед ним забрезжит призрак императорской власти. «Не буду ввязываться, пусть претенденты на престол пожирают друг друга», — говорил он всем своим поведением. А пока — победа за победой — успех сопутствует ему во всем. Он пользуется любовью легионеров, потому что ведет их к победе спокойно, умно и расчетливо, не рискуя и не подвергая их жизни ненужной опасности. У него три легиона, это около двадцати тысяч человек с пехотой и конницей — большая военная сила, безгранично ему преданная.

В 68 году из Рима приходит известие — император Нерон покончил с собой. Безумцы наподобие Нерона всегда заканчивали так — их убивали в результате заговора или принуждали к самоубийству. Умирала римская аристократия, демонстрируя закат нравственности, закат верности римским традициям. Умирая, она открывала дорогу тем нуворишам, которых так блистательно представлял Веспасиан. После смерти Нерона легионы, стоявшие в Галлии и Испании, объявляют императором полководца, сенатора Гальбу. Сейчас же ему присягает Веспасиан. Однако Гальба вскоре был убит. Следующим императором был объявлен генерал Отон. И снова Веспасиан ему присягает. Но у Отона появляется соперник — Вителлий, которого поддерживают легионы в Германии. В этом противоборстве Отон потерпел поражение и покончил с собой. Когда Вителлия признают императором, Веспасиан был одним из первых, кто принес ему присягу на верность. Это удивительная, уже явно демонстративная позиция. А разве он виноват, что правители так быстро сменялись? Вителлий находился у власти несколько месяцев и был свергнут. И вот место свободно.

Легионы, стоявшие в Иудее, провозглашают императором Веспасиана. Но он отказывается! Легионеры отдают ему императорские почести, но он приказывает им разойтись, начинает грозить наказанием. А вокруг собираются люди, много людей, и он кричит все громче, чтобы слышали все, он — не император. Веспасиан играет роль верного служаки, солдата, который помнит прежде всего об интересах государства, и в отличие от бездарного актера Нерона играет талантливо. Но наконец он внял доводам своих сторонников: если действительно надо спасать империю от раздоров, ну тогда — ничего не поделаешь, будем спасать. Он идет походом на Рим и берет его штурмом. Рим грабят. Святым Веспасиан не был, это безусловно. Умел наказать врагов, но в отличие от своих безумных предшественников старался соблюдать границы разумного, мог кого-то демонстративно простить, потому что интересы государства того требовали. Те правила игры, которые перечеркнули наследники Августа, пресыщенные безграничной властью, он старается восстановить. «Я человек из народа, я служу Риму, и я буду разумен» — вот его кредо.

Он оказался у власти в трудное время. Гражданская война, разорение. Самым важным становится вопрос финансов — позарез нужны деньги, и он с его крестьянским умом, крестьянской хваткой и полным пренебрежением к аристократическим условностям — что положено, что не положено римскому императору — стремится изыскать средства любыми путями и способами, не гнушаясь абсолютно ничем. Светоний пишет, что Веспасиан открыто занимался такими делами, которых бы постыдился любой простолюдин. Он скупал вещи, а потом распродавал их с выгодой, без колебаний продавал должности соискателям, за деньги выносил оправдательные приговоры подсудимым, невинным и виновным, без разбора. Наконец, назначал на хлебные места самых коррумпированных людей, чтобы они брали, брали, а потом он все это конфисковывал у них в пользу государства. Неплохая идея! Со своим простецким умом он мог показаться нудным, скучным, скупым, прижимистым и разочаровать римскую публику. Ан нет, не разочаровал. Несмотря на финансовые трудности Веспасиан стал строить храм богини Мира, вложив в строительство огромные деньги. И храм был построен. А это уже — поступок настоящего аристократа. Придя к власти неким простецом, он доказал, что вполне понимает аристократические традиции и следует им. А для народа новый император начал строить Колизей, который тогда назывался Форум Флавия (строительство завершится при его преемниках, сыновьях). Теперь Колизей — один из символов римской цивилизации. В течение десяти лет правления Веспасиана римляне вели только две войны. Одну, доставшуюся по наследству, — в Британии. Другую — в Иудее, ее завершал его сын, император Тит. В Риме в храме Януса открывались двери, когда империя вела войну. Веспасиан сказал: «Война закончена! Забудьте!» — и приказал закрыть двери храма. Он любил анекдоты про себя, спокойно относился к тому, что над ним подшучивали. А цель, которую преследовал, была одна — показать, что император — человек из народа и для народа. Он был не так прост, как хотел казаться. Уже умирая, семидесятилетним стариком, он пошутил: «Кажется, я становлюсь богом», имея в виду традицию обожествления императоров после смерти. Возможно, он и не говорил эту фразу, но ее приписали именно ему. Нерону приписали другую — «Какой великий артист умирает!». И тот и другой, хотя корни их совершенно разные, продолжали традицию античного анекдота, а она, как правило, скрывает что-то очень сущностное, идущее из глубин природы конкретного человека или явления. И это вовсе не анекдот в нашем, современном понимании.

Умер Веспасиан в 79 году н. э., как говорят, от лихорадки. Тогда почти все болезни называли лихорадкой. Последним тяжелейшим переживанием было известие о готовящемся на него покушении двух близких ему сенаторов — Марцелла и Альена. Они оба были убиты по приказу Веспасиана. Он искренне не мог понять, как можно покушаться на человека из народа, на того, кто рисковал жизнью на полях сражений, собирал богатства для империи, строил бессмертные храмы? Простить заговорщиков он отказался.

 

Ксеркс I

Непобедивший победитель

Чуть ли не все мы в пятом классе играли в греко-персидские войны. И никто не хотел быть персом — все рвались в греки. Потому что это означало не просто стать победителями. Мы знали, что греки — хорошие, а персы — плохие. Так ли это на самом деле? А может быть, дело в том, что наши представления основываются исключительно на греческих источниках? К тому же в европейской исторической науке есть определенный европоцентризм.

Между прочим, с точки зрения персов, именно они победили в борьбе с Грецией. Так считал царь Ксеркс, и это зафиксировано в надписях, которые он оставил после греко-персидских войн.

Ксеркс I — один из прославленных правителей великой персидской державы, которая существовала больше трех столетий и конец которой положил Александр Македонский. Во времена Ксеркса это еще государство колоссального масштаба, претендующее на господство над тогдашним миром и потому наползающее на Грецию.

Жизнь Ксеркса — яркий пример древневосточного деспотизма.

Он родился в 521 или в 519 году до н. э., вероятно, в Персеполе. Это современный Иран. Персеполь — столица Персии, основанная отцом Ксеркса Дарием I. Через 130 лет этот любимый город персидских царей будет сожжен Александром Македонским.

Если величие Ксеркса можно подвергать некоему сомнению, то величие его отца, правителя Ахеменидской державы Дария I, вопросов у исследователей не вызывает. Это был правитель, который умел и воевать, и проводить внутренние реформы. Он первый структурировал Ахеменидскую державу, и при нем она была относительно едина и управляема. Самый замечательный источник, в котором отражена личность Дария, — высеченная на скале Бехистунская надпись (Бехистун находится в современном Иране, примерно в 100 километрах от Хама-дана). Три клинописных текста — на древнеперсидском, эламском и вавилонском наречиях.

В 30–40-х годах XIX века англичанин Генри Роулин-сон — офицер, дипломат, а заодно и разведчик — настолько заинтересовался персидской историей, что нанял местного мальчика, которого поднимали на блоках на высоту 100 метров, где он с помощью мокрого картона копировал Бехистунскую надпись. Конечно, сам Роулинсон ничего не понимал в этих загадочных значках. Но нашелся тихий немецкий гимназический учитель Георг Фридрих Гротефенд, который увлекся дешифровкой клинописи и в основе разгадал содержание надписи.

О чем поведал этот текст? О победе Дария I над страшным соперником, самозванцем Гауматой. Его именуют также Лжебардия, поскольку он выдал себя за Бардию, младшего сына Кира II.

Надпись гласит, что Гаумата обладал волшебной силой. И тем не менее был повержен Дарием I, происходившим из боковой ветви царского рода. Мировая история знает немало подобных примеров. Если права основателя династии не вполне законны, он непременно находит доказательства легитимности своей власти. Вот и Дарий, вместе с другими заговорщиками убивший узурпатора Гаумату, гордился тем, что избавил Персию от злого колдуна.

Характерен стиль, который будет со временем воспринят и Ксерксом. «Ты, который впоследствии прочтешь эту надпись, — обращается к потомкам Дарий I, — верь тому, что сделано мною, не считай это ложью. Мною и многое другое сделано, чего нет в этой надписи. Те, которые прежде были царями, в течение всей своей жизни не сделали столько, сколько мною сделано милостью Ахурамаз-ды в течение одного и того же года». Дарий не сомневался в своем величии и прочности собственной власти.

Мать Ксеркса — вторая царственная жена Дария I, царица Атосса — дочь Кира Великого. У Дария было три сына от первой жены и четыре сына от Атоссы, из которых Ксеркс — старший. В Персидской державе не существовало строгих законов наследования престола. Поэтому еще при жизни Дария началось беспокойство по поводу того, кто будет его наследником.

Каким было детство Ксеркса? Условно его можно назвать «гаремным». На Древнем Востоке царских детей, рожденных разными матерями, преследовал страх за свою жизнь. Ведь каждый, в ком видели вероятного наследника, мог быть убит соперниками. Судя по всему, Атосса как могла берегла старшего сына. В ранней юности он, в отличие от братьев, не командовал войсками и не участвовал в сражениях.

Как Дарий пришел к мысли о том, что Ксеркс должен унаследовать трон? На эту мысль его, вероятно, навело то, что он родился, когда Дарий уже был царем. Сыновья от первой жены появились на свет раньше. Наследником же полагалось быть тому, кто рожден от царствующего отца.

По некоторым данным, за год до смерти Дария (или немного раньше) Ксеркс сделался его соправителем. Дело в том, что по персидским законам правитель мог оставаться на престоле только до 52 лет. И хотя даты рождения точно не фиксировались, окружение царя определяло, когда он достигал этого возраста. Если власть была передана Ксерксу, когда Дарию исполнилось 52 года, значит, это произошло за 11 лет до смерти последнего. На одном из своих текстов Ксеркс сообщает: «Я стал царем, когда Дарий отправился к своей судьбе». Если речь идет о смерти Дария, значит, соправительства вообще не было. Более точной информации мы не знаем. Одно бесспорно: по словам самого Ксеркса, такова была воля богов, чтобы Дарий сделал его «величайшим после себя».

Наиболее вероятно, что Ксеркс вступил на престол в 486 году до н. э. в возрасте 36 лет. Все его братья со временем были уничтожены.

Первое деяние Ксеркса как правителя — это манифест в камне. В этом сохранившемся тексте Ксеркс пересказывает Бехистунскую надпись своего отца, чтобы подчеркнуть, что Дарий передал ему престол сознательно и добровольно и что он будет во всем следовать отцовским традициям.

О себе Ксеркс сообщает, что он мудр, деятелен, друг правды, враг беззакония, всегда защищает слабого. Он воспевает собственную физическую силу. Кстати, даже ненавидевший Ксеркса греческий историк Геродот отмечает, что тот был высоким, статным, стройным человеком.

Может быть, Ксеркс пришел к власти с готовой идеей воевать с греками. Греко-персидские войны уже шли, и начало их было для персов неудачным. А правитель Персии невозможен без воинских подвигов.

Но в первые годы Ксеркса поглотили внутренние дела державы. Это колоссальное образование не могло не быть нестабильным. В разных его частях то и дело вспыхивали восстания против персидской власти. И Ксерксу сразу же пришлось заняться подавлением антиперсидских выступлений в Египте.

Египет оставался самостоятельным царством, вассально входящим в Персидскую державу. Твердой рукой подавив восстание, Ксеркс не принял титул «царь Египта». Этим он снизил статус страны, превратив ее в одну из персидских провинций. С тех пор в египетских документах Ксеркса именовали ясно и просто — «этот злодей».

Во второй год правления ему вновь не удалось сосредоточиться на греках. Произошло восстание в Вавилоне, важнейшем из завоеванных персами восточных государств. Осаждая Вавилон с его могучими стенами, Ксеркс получал ценный военный опыт. Расправа с восставшими была крайне жестокой: часть жрецов казнена, стены Вавилона срыты, сокровища увезены в Персеполь. Среди увезенного — золотая статуя Мардука, высочайшего из вавилонских богов. Статуя весила 600 килограммов. Скорее всего, она была переплавлена. Ксеркс дал всем понять, что бог в его великой державе должен быть один — тот, которого выберет он. Без золотой статуи Мардука в Вавилоне не могло появиться законного царя. Ксеркс фактически ликвидировал вавилонское царство, как ранее — египетское. Это потрясло восточный мир…

Итак, Ксеркс начал с претензий на подлинное господство, желая превзойти своего великого отца Дария I. Но для этого надо было торопиться. И ему ничего не оставалось, как двинуться на Запад.

С начала правления Ксеркса прошло шесть лет, когда в 480 году до н. э. он собрался наконец в поход против Греции. Сам он рассматривал это как главное дело своей жизни.

Греко-персидские войны шли с в 90-х годов V века до н. э. Уже был катастрофически неудачный поход Мардония в Грецию, была Марафонская битва 490 года, в которой маленькие разобщенные полисы, вдруг сплотившись, победили персидское войско. Прежде это казалось невозможным.

Теперь же Ксеркс объявил о своем походе как о возмездии. В древние времена тоже существовала идеология и было идеологическое обоснование войны. В пересказе Геродота речь Ксеркса звучала так: «Я намерен, перекинув мост через Геллеспонт, вести войска на Элладу и покарать афинян за все зло, причиненное персам и моему родителю». Вдумаемся в эти слова: «покарать» греков за то, что не покорились завоевателям!

И далее: «Вы помните, что отец мой Дарий снаряжался на войну с этим народом. Но его нет в живых, ему не дано покарать виновных. Я же не успокоюсь до тех пор, пока не предам Афины огню».

И он это сделает! И будет убежден, что он победитель. Но на самом деле он им не будет.

В течение нескольких лет персы сооружали канал длиной более двух километров через перешеек на полуострове Халкидики, чтобы флот Ксеркса на пути в Грецию не обходил мыс Афон, где в свое время буря уничтожила персидскую армию. Сотни тысяч рабов под бичами надсмотрщиков трудились, как муравьи. Через пролив Дарданеллы, или Геллеспонт, как его называли греки, были переброшены два моста по 1300 метров. Они соединили Европу и Азию. Участки для строительства были по жребию распределены между разными народами персидской державы. Канаты для мостов изготовили из волокон льна и папируса египтяне и финикийцы. Вдоль берегов Македонии и Фракии создавались склады продовольствия.

Летом 480 года Ксеркс вышел в поход со своим колоссальным войском.

Геродот говорит, что его численность — 1 миллион 700 тысяч. Это вряд ли достоверно: такое войско невозможно прокормить. Существуют разные подсчеты. Один из крупнейших специалистов по военной истории немецкий ученый Г. Дельбрюк во второй половине XIX века пришел к выводу, что пешее войско Ксеркса насчитывало от 70 до 200 тысяч человек. А было еще и 1207 кораблей. И все-таки не все было подвластно Ксерксу! Его грандиозные мосты разрушил шторм. Античные авторы утверждают, что Ксеркс впал в безумие. Он приказал нанести морю 300 ударов плетьми. Человеку хватило бы и 30, чтобы умереть.

Нелегко представить себе это бичевание, но оно действительно было. По приказу Ксеркса в воду опустили цепи, чтобы символически сковать строптивое море.

Ну а тем, кто надзирал за сооружением мостов, отрубили головы. Пришедшие на смену казненным в бешеном темпе соорудили два новых понтонных моста. Они были устроены так: на корабли, выстроенные борт к борту, клали доски, засыпали их землей, а сверху настилали новый слой досок. На это ушло 3604 корабля. Построили и перила, за которые можно было держаться.

И началась переправа. Переход войска персов в Европу длился семь суток. Армия, которую Ксеркс повел на Грецию, состояла из представителей 46 народов. Среди военачальников было восемь братьев царя.

К моменту величайшей морской битвы у острова Саламин размер греческого и персидского флота был сопоставим: у персов 400–500 кораблей, у греков — 300–400.

Переход в Аттику, то есть поход против Афин, занял семь суток. Шли без отдыха. Войско по пути убывало: на пройденных землях приходилось оставлять гарнизоны. Были проблемы и с продовольствием. И все равно это была людская лавина. Среди населения Греции нарастал страх. Люди передавали друг другу, что из Персии идет такое войско, что в реках и ручьях не хватает воды, чтобы напоить людей и животных. Греками овладела паническая мысль: с такой армией бороться бесполезно, придется сдаваться.

Тремя колоннами персы двигались с севера Балканского полуострова в среднюю Грецию к Афинам. Ксеркс возглавил центральную колонну. Он не встретил никакого сопротивления во Фракии: вся Северная Греция замерла в отчаянии. От страха родилась молва, будто сам Зевс, верховное божество, принял облик персидского царя.

Ксеркс остановился в Фессалии. Он осматривал красоты, слушал местные предания. Покоряемая земля ему нравилась. Фессалийская конница была лучшей в Греции. И она оказалась в составе армии Ксеркса. Победить его на суше действительно было невозможно.

Единой Греции тогда еще не существовало. Греки собрали на Коринфском перешейке представителей своих разобщенных государств-полисов, чтобы обсудить, как оказать сопротивление персам. Активнее всего были Афины, расположенные в Средней Греции, на пути Ксеркса. Их поддержала Спарта, располагавшаяся в Южной Греции, на полуострове Пелопоннес.

С трудом удалось договориться попробовать остановить персов в Фермопильском ущелье. Слово Фермопилы означает горячие источники. Через ущелье, где было очень много горячих источников, шел прямой путь в Среднюю Грецию — в Беотию и Аттику. Знаменитые 300 спартанцев обороняли дорогу не одни. Спартанский царь Леонид командовал войском в 6500 человек. Это были представители разных греческих государств и гражданских общин. А 300 — это именно спартиаты, члены гражданской общины Спарты.

Три дня шла битва — персы прорваться не могли. Потом Леонид отпустил всех воинов, кроме спартиатов. Сам он уйти не мог. По легенде, он велел остаться только тем, у кого были сыновья. Так он заботился о том, чтобы не пресекся ни один воинственный спартанский род. Ведь ясно было, что из оставшихся в Фермопилах никто не уцелеет.

Отступить они не могли. Только умереть. Таковы были законы Спарты. Тех, кто отступал, презрительно называли трезантес — «задрожавшие». Их не казнили, но они становились объектом постоянных насмешек, издевок и лишались политических прав.

Итак, они остались и бились насмерть. Считается, что их в конце концов погубил предатель, указавший персам тайную тропинку в горах. Историки уверены, что это романтический миф. Потому что тропинок было много, они и сегодня видны невооруженным глазом. Просто Ксеркс поначалу не хотел гнать в гору свое неподъемное войско. Когда же он убедился, что спартанцы не сдадутся, он повел свою армию через горы и зашел противнику в тыл.

Позже греческий поэт Симонид запечатлел память о 300 спартанцах в таких строках, высеченных на камне рядом с местом их гибели:

О чужестранец! Поведай спартанцам о нашей кончине.

Верны законам своим, здесь мы костьми полегли…

Он и представить себе не мог, что не только спартанцы, но и весь мир будет помнить об этом подвиге.

Можно сказать, что в Фермопилах спартанцы во главе с Леонидом одержали моральную победу. Греческие полисы увидели, что напрасно считали персов непобедимыми. Оказалось, что крошечное войско способно преградить им путь.

Подвиг спартанцев дал новую энергию тем энтузиастам, которые в разных греческих городах говорили: «Будем драться!» В Афинах глава демократической партии Фемистокл, очень разумный и политически зрелый человек, горячо настаивал на том, что надо дать сражение на море. Там, где греки должны оказаться сильнее. Действительно, персидские корабли были более тяжеловесны, менее подвижны. Фемистокл задумал заманить персов в узкий пролив между Афинами и островом Саламин. И пожертвовать Афинами. Страшный призыв! Как не вспомнить Кутузова и Отечественную войну 1812 года! Через много веков после греко-персидских войн российский полководец принял подобное решение — сдать врагу древнюю столицу страны, чтобы в итоге одержать победу. Именно так рассуждал Фемистокл: сдадим Афины, но выиграем войну.

Персы вторглись в Аттику. Мирные жители Афин были эвакуированы на Саламин. Защитники Акрополя держались до последнего и, когда положение стало безнадежным, бросились с его стен и погибли. Персы заняли город и подожгли его. Афины сгорели. Ксеркс, заявлявший, что идет отомстить, мог считать свою миссию выполненной. Он увидел Афины, объятые пламенем.

В истории сохранилась память о том, что героический греческий народ отстоял свою независимость и не стал частью персидской державы. Это правда. Но правда и то, что Ксеркс занял и уничтожил Афины. Он приказал увезти с Акрополя в Сузы статуи тираноборцев Гармодия и Аристогитона. Больше чем через сто лет Александр Македонский найдет эти статуи в захваченных Сузах и прикажет отвезти обратно афинянам как символ их славы и независимости.

Решающее сражение между греками и персами состоялось 28 сентября 480 года до н. э. в Саламинском заливе. Персидский царь наблюдал за ходом битвы с подножия горы. Он диктовал писцам имена отличившихся, чтобы всем немедленно становилось известно, что они будут награждены.

Но в этом бою Ксеркса переиграл Фемистокл. Сделав вид, что греки испуганы и отступают, он заманил огромные персидские корабли в узкий залив, длина которого всего 5, а ширина — 1,5 километра. Там они мешали друг другу, буквально давили друг друга, в то время как маленькие, верткие греческие триеры стали для них смертельно опасны.

Саламинскую битву Ксеркс проиграл. Участник сражения гениальный древнегреческий драматург Эсхил создал драму «Персы», в которой есть такие строки «О Са-ламине»:

Ксеркс испытал страшное разочарование. Но он сумел сделать вид, что ничего особенного не произошло. События в Греции преподносились его подданым как победа.

А впереди было еще одно поражение. В 479 году до н. э. греки разбили персов в сухопутной битве при Плате-ях. Это совершенно удивительно, если учесть, что греческой армией командовал Павсаний — отнюдь не гениальный полководец. А блестящий персидский военачальник Мардоний погиб в этом бою. Ксеркса при Платеях не было. Гордый тем, что сжег Афины, он вернулся в Персию и начал высекать свои победные надписи.

Почему же Ксеркс не смог победить греков? Прав был Л. Н. Толстой, писавший о том, что важнейшую роль в войне играет дух войска. Во-первых, грекам некуда было отступать. Во-вторых, они гордились своим демократическим государственным устройством, считая его выше древневосточного. В драме Эсхила «Персы» царица Атосса вопрошает: почему так хорошо сражаются греки? В традиции греческой трагедии ей отвечает хор: «Никому они не служат, неподвластны никому!» Они не могли подчиниться восточному деспоту.

Интересно, что именно после разрушения Афин Ксерксом в возрожденном городе родилось классическое древнегреческое искусство. До прихода персов греческие изобразительные формы очень напоминали восточные. Знаменитые скульптуры, упавшие во время нашествия персов и через века найденные археологами, во многом похожи на произведения древнеегипетского искусства. А вот когда Афины возродились к середине V века до н. э., их искусство стало иным. Творения великого Фидия и других греческих скульпторов будто заявляют миру: «Мы, греки, не похожи на наших восточных соперников и завоевателей. Мы — другие».

Ксеркс, возвратившись из похода, занялся внутренними делами державы. Он активно насаждал зороастризм, пытаясь, как и многие правители древности, с помощью официально признанной религии добиться единения своего огромного народа. Затея эта была обречена. Империя была слишком большой и пестрой. Она испытывала экономические трудности. В ней вспыхивали восстания.

В последние годы правления Ксеркса, в 60-х годах V века до н. э., цены на хлеб и другие важнейшие продукты поднялись в семь раз. Царь попробовал бороться с коррупцией. За один год он уволил 10 государственных чиновников высокого ранга. Ничто не помогало.

В 465 году до н. э. Ксеркс был убит в своей спальне ближайшими сподвижниками — начальником гвардии и евнухом. Говорят, не обошлось без участия младшего сына царя Артаксеркса. После убийства отца Артаксеркс лично заколол своего старшего брата Дария. До окончательного крушения Персидской державы оставалось еще более полувека. Ей предстояло пасть в результате похода Александра Македонского в IV столетии до новой эры. Несостоявшаяся победа над греками была историческим предупреждением, которое, видимо, не услышал Ксеркс…

 

Марк Юний Брут

Жизнь в плену имени

Никто не знает наверняка, была ли действительно произнесена фраза «И ты, Брут». Но человек, к которому она якобы была обращена, знаменит невероятно. Чем знаменит? Убийством. Вместе с другими заговорщиками он 15 марта 44 года до н. э. участвовал в убийстве Гая Юлия Цезаря и лично нанес ему один из ударов. Это сомнению не подвергается.

При этом находятся авторы, которые по сей день идеализируют его, видят в нем гуманиста и идеалиста. Убийца-идеалист — довольно странное сочетание! Защитники Брута заявляют: Данте поместил его в девятый, самый страшный круг Ада, наверное, потому, что выступал за монархию и для него Цезарь был очень дорог. Вряд ли это правильно. Мы скорее должны доверять гуманистической интуиции Данте.

Марк Юний Брут (85–42 годы до н. э.) родился в семье плебейского рода. В Риме I века до н. э. это уже не означало низкого происхождения. Просто его далекие предки были из плебеев времен позднеродовой аристократической республики, во главе которой стояли, по существу, племенные вожди, именовавшие себя царями.

Отец — тоже Марк Юний Брут. У римлян было принято, чтобы имена повторялись, Юний означало чаще всего «младший».

Рим переживал страшные времена — эпоху гражданских войн. Римская республика, которая перестала быть дееспособной как государственный механизм, тем не менее прожила еще долго.

Денарий Марка Юния Брута «Мартовские Иды».

Поверить в ее уход было невозможно. Но объективно она уходила. И шла борьба за власть. Когда Бруту было около 7 лет, его отец погиб в войне, вспыхнувшей после смерти Суллы.

Это не была гибель в бою.

Отец Брута — заметный человек, сенатор, сторонник сенатской республики. После смерти Суллы, с окончанием его кровавой диктатуры, появился шанс вернуться к былой аристократической республике. А очень многим новым силам, прежде всего войскам и полководцам, это было вовсе не выгодно. И считается, что Помпей — один из полководцев, которые боролись за власть, подослал к Бруту-старшему убийц. Они настигли сенатора на Эмилиевой дороге, близ долины реки По на севере Италии. Мальчик вырос в ощущении ненависти к Помпею, предательски убившему его отца.

Мать Брута — Сервилия, развратная женщина. Для той эпохи очень характерная фигура. Такой статус был в это время в Риме весьма распространенным. Это, конечно, осуждалось, но не слишком.

В молодости Сервилия — любовница самого Гая Юлия Цезаря. Расставшись с Цезарем, она пользовалась, как и многие другие дамы, свойствами его натуры. Он старался расставаться, как мы сейчас говорим, по-хорошему. Считается, что Сервилия выпрашивала у него разные ценные подарки. Сначала он дарил ей ценные жемчужины, но по мере того, как росли его возможности, росли и ее претензии. И он начал дарить ей дома, конфискованные у врагов отечества.

Появился у Брута и отчим — Децим Юний Силан, человек, видимо хороший, доброжелательный, нисколько мальчика не угнетавший. Однако он ни в каком смысле не мог дотянуть до героизированного образа погибшего знаменитого отца.

Эту нишу занял другой персонаж. И это очень важно. Образцом, сопоставимым с покойным отцом, стал для Брута дядя — сводный брат его матери, Марк Порций Катон-младший, со временем получивший прозвище Утический. (Утика — место его будущей гибели.) Идеал образцового римлянина, почти боготворимый в этот жестокий век. Бескорыстен, отважен, честен. Вошел в пословицы. Например: «Один свидетель — не свидетель, будь это хоть сам Катон». Или «Я усомнился бы в какой-то новости, даже если бы об этом рассказал сам Катон». Это целая характеристика.

Мать, мало интересовавшаяся воспитанием сына, отдала его дядюшке. А разница в возрасте между дядей и племянником была всего девять лет. Так что Марк Порций Катон-младший сделался для мальчика кем-то вроде старшего брата. Конечно, образ порядочного человека, любящего родину, повлиял на юношу, потому что был воплощен в лице живого, близкого человека.

Тянуться к идеалу, связанному с родом, — исконно римское свойство. Известно, что в каждом достойном римском доме непременно было особое помещение, где стояли статуэтки богов ларов, символизировавшие предков. Культ предков свойствен Риму, как всякому традиционному обществу, которое несет на себе отпечаток родоплеменных отношений.

Старший друг Брута Катон был стоиком. Что это означает? Он полагал, что добродетель — высшее благо для смертного. Мальчику внушалось, что надо быть добродетельным, таким же честным, таким же благородным, как отец, и желательно так же героически погибнуть, чтобы оставить прекрасный след в истории.

Брут получил классическое римское образование, которое предполагало изучение нескольких языков, основ истории, астрономии, математики. Преобладало филологическое направление. Завершал он учебу в Афинах, в Греции, которую очень любил.

О Греции говорили так: завоеватель, который покорил завоеванного. Греция была формально завоевана Римом, но греческое ядро оказалось в основании буквально всех римских культурных достижений.

Для Брута Афины — родина идей демократических, республиканских, идей того замечательного общественного устройства, которое в тот момент в Риме пошатнулось. Среди его идеалов такие люди, как Демосфен, в свое время боровшийся до последней секунды жизни против македонского завоевания, готовый умереть за свободу Греции.

В 60-х годах I века до н. э. Брут, которому было около 25 лет, путешествовал по Греции, посетил Дельфы, побывал на островах, а ведь каждый греческий остров — это бывший полис, свободное государство, гражданская община. И эти идеи там жили. Он ими напитался с юности.

А в это время в Риме формируется первый Триумвират. Союз трех правителей — Цезаря, Помпея и Красса, видных политиков и честолюбцев. Понятно, что такой союз прочным быть не может.

На устах у этих троих одно — Республика, Отечество, счастье народа. В глубине их сознания другое. Пришло время — и Сулла это доказал, — установить единую, прочную, централизованную власть. Разумеется, чтобы «спасти страну». Все, кто рвется к власти, непременно «спасают страну» и «защищают народ».

Впрочем, объективно триумвиры были правы. Республиканские механизмы уже не работали. Пока Рим был маленьким городом-государством, маленьким полисом, даже когда он охватывал только Италию, республиканское управление оправдывало себя. Но когда Рим стал мировой державой, государством, простирающимся от долины Тигра и Евфрата через Северную Африку, Балканский и Апеннинский полуостров до Галлии (будущей Франции), делать вид, что — это единая гражданская община, нереально. Есть предел управляемости.

Однако доказать это римлянам очень трудно. Единовластия они не принимают. Правители в те годы занимали республиканские должности: консул, претор; даже император — это только почетное военное звание. Они скрывали, что готовы были стать единоличными правителями. Слишком кровавый след оставила диктатура Суллы. Хотя диктатура — это тоже республиканская магистратура. Диктатор — должность в системе римского республиканского правления, его назначают в минуты крайней опасности.

Вернувшись в Рим, Марк Юний Брут оказался в очень сложной ситуации. Его имя не было пустым звуком ни для Помпея, ни для Цезаря. А его искренние республиканские идеи были им глубоко чужды.

И вот его первое соприкосновение с Цезарем, не прямое, но судьбоносное. Некий человек, арестованный в это время в связи с заговором против консула Помпея, называет среди причастных молодого республиканца Марка Юния Брута. Его жизнь в реальной опасности. Тем более Помпей прекрасно знает, что у молодого человека есть основания ненавидеть его за смерть отца. Появился прекрасный повод на всякий случай убрать его из своей жизни.

Но мать Брута, Сервилия, хотя она и мало занималась сыном, на сей раз бросилась к Цезарю и стала просить заступиться за него. И Юлий Цезарь спас юношу, жизнь которого висела на волоске.

Брута не тронули, но отправили с дипломатической миссией прочь из Рима, на Кипр. Переговоры он провел неплохо, ничего особенного не достиг, но в целом с делом справился.

В 51 году до н. э. Брут встречается с Марком Тулием Цицероном, гениальным римским оратором, замечательным писателем, талантливым человеком, заслуженным, уже немолодым, значительно старше Брута. Сначала они встретились в Киликии (на территории современной Турции), где Цицерон был наместником, то есть самым влиятельным человеком. К нему обратился его лучший друг Аттик, с которым он постоянно переписывался и попросил поддержать молодого человека Марка Юния Брута, у которого есть какие-то просьбы. После знакомства Цицерон отметил в своих записках: «Он мне надиктовал целую записную книжку своих просьб».

К тому времени тридцатилетний Брут начал политическую карьеру и приобрел некоторую известность. Писал кое-какие литературные труды. Все это очень по-римски, так вели себя многие люди его круга. Выступил с несколькими речами на судах и был замечен. Не более того.

Цицерон его принял и ужаснулся. Он обнаружил, что этот милый молодой человек, за которого просил его лучший друг, — злостный тайный ростовщик. Он под псевдонимом давал деньги в рост, причем под 48 %! Цицерон возмутился, сказал, что с таким человеком не хочет иметь дела. Те, кто пытается идеализировать Брута, конечно, бывают смущены этим обстоятельством и пытаются даже оправдать его дурной наследственностью со стороны матери, которая, как известно, всегда была корыстна.

А Цицерон и Брут тем не менее позже станут друзьями и политическими соратниками. Жизнь неоднозначна, и в черно-белые цвета ее не покрасишь.

Семейная жизнь Брута была вполне по-римски достойной. С первой женой, Клавдией, он прожил недолго и быстро развелся с нею. А затем женился на дочери того самого дядюшки, идеального римлянина Катона, который погиб в 46 году до н. э. в Утике, осажденной войсками Цезаря. Свою вторую жену, по имени Порция, Брут любил всю жизнь. Между ними были нежные и в этом смысле уже не римские отношения.

Брут жил в страшном мире гражданских войн: горы трупов, безжалостная расправа с врагами. Как будто многомного Варфоломеевских ночей подряд.

Незадолго до этого Сулла сделал великое кровавое открытие — проскрипции. Объявлялись списки врагов, убивать которых считалось хорошим и полезным делом. Причем надо было еще и принести голову убитого, в прямом, физическом смысле слова. Это страшно.

Поощрялись доносы. За них платили. Доносительство не только не унижало человека, но, напротив, возвышало его.

Итак, идет гражданская война. Теперь между Помпеем и Цезарем — двумя оставшимися триумвирами (Красс погиб в военном походе на Востоке). На устах обоих противников — Родина, Рим, республика, порядок, благо граждан.

Помпей считается сторонником возрождения аристократической республики, он за то, чтобы вся реальная власть была у Сената. Он даже в какой-то мере готов был на это пойти. Цезарь представляет себя ставленником народа (конечно, в римском смысле этого слова). И народ его любит. Даже люмпены на его стороне.

10 января 49 года до н. э. Цезарь переходит реку Рубикон и идет на Рим. Звучит его знаменитое «жребий брошен». Помпей бежит в Грецию, собирает войска.

В такой момент любой человек, желающий в дальнейшем быть кем-то в Риме, в его политической инфраструктуре, должен сделать выбор. Позже его обязательно спросят, с кем он был. Предстоит такой выбор и молодому Бруту.

И он делает в каком-то смысле удивительный выбор.

Он становится на сторону Помпея, считающегося убийцей его отца. С самим собой он договорился очень легко — убедил себя, что для настоящего римлянина Родина превыше всего, даже памяти отца. А во имя Родины надо поддержать Помпея, который ратует за традиционную аристократическую республику.

Но в военном отношении ставка, сделанная Брутом, оказалась неправильной. Помпей не был талантливым полководцем. Хотя у него случались победы, но над кем? Его удел — разделаться с пиратами в западной части Средиземного моря. Но как военный стратег и тактик, командуя боем и выбирая позицию, он уступал Цезарю. Это проявилось 6 июня 48 года до н. э. в знаменитой битве при Фарсале, в Греции, где победил именно военный гений Цезаря.

Помпей бежал на остров Лесбос, потом в Египет и там был убит по распоряжению юного египетского царя Птолемея, считавшегося до этого его другом. Такова гражданская война! Сегодня друг — завтра убийца. Сегодня заклятый враг — завтра друг.

По преданию, Цезарь сказал о Бруте: «Этого не убивать». Видимо, любил Сервилию. Ведь она уже однажды спасла жизнь своего сына, попросив Цезаря его защитить.

К тому же Цезарь был убежден, что мужчина, воин, римлянин может принимать самостоятельное решение. И порой прощал врагов. Он был в этом оригинален. Другие просто рубили головы всем, кто сражался против них.

В общем, Цезарь обнял Брута и сказал: теперь будем вместе! И Брут согласился, пообещал служить Цезарю.

Победивший Цезарь стал реальным правителем Рима и назвался, как и Сулла, диктатором. Без ограничения срока пребывания на должности. А по законам Древнего Рима срок должен быть установлен. Ведь диктатор назначался, избирался Сенатом в связи с какой-то опасностью. Когда Цезарь превратился в бессрочного диктатора, это встревожило его былых сторонников, защитников истинной республики. Они поняли, что дело идет к монархической власти.

До гибели Цезаря оставалось четыре года, до утверждения в Риме единоличной власти — около двадцати лет. В 27 году до н. э. установится единоличная власть Октавиана, который потом получит прозвище Август. Принципат — это такая стыдливая монархия, монархия в республиканских одеждах.

А пока противники установления единоличной власти (а их было еще очень много) вдруг увидели в лице Брута, прощенного и обласканного Цезарем, попавшего в его ближайшее окружение, потенциальную силу, знамя для свержения диктатора.

Можно сказать, к нему взывали — убей Цезаря! Убей Цезаря!

Почему? Брут оказался в плену собственного имени.

В далеком и легендарном VI веке до н. э. в Древнем Риме был некий Брут, который изгнал последнего римского царя по прозвищу Тарквиний Гордый.

Причем служил этот Брут трибуном целеров, то есть состоял в личной охране царя, командовал его гвардией. Предал. Изгнал.

Древний Брут патриархальных времен — римский идеал, весьма своеобразный. Его сыновья были замешаны в каком-то заговоре — он приказал их казнить и лично присутствовал при казни. Чудовище, а не идеал! Но такова римская психология.

Придя к власти, Цезарь вел политику милосердия к врагам. Он не казнил былых противников, не мешал им даже делать карьеру. И в этом смысле он был уникален. Что его и сгубило.

Враги его говорили: надо убить Цезаря, чтобы снова древний Сенат решал все. Пусть все будет как вчера. Это называется социальный идеал, обращенный в прошлое. Он недостижим. Но крови всегда проливается очень много, прежде чем люди поймут, что воплотить это уже невозможно.

Брут получал анонимные письма, в которых его убеждали: ты Брут, значит, ты должен, обязан уничтожить Цезаря. Его спрашивали: ты хочешь, чтобы твое изображение было покрыто черным платком? Имелись в виду изображения предков, стоявшие в римских домах. Черным платком покрывали фигуры тех, кто совершил дурные деяния. А римлянин очень заботился о том, каким он останется в памяти будущих поколений.

Пламенный республиканец Цицерон вел переписку с Брутом, в которой много говорил о том, как это было бы прекрасно. Не хотел ли великий оратор сам возглавить новое государство?

За республику выступал и сблизившийся с Брутом Кассий Лонгин — яркая личность, талантливый полководец, философ.

На Брута постоянно оказывалось давление. И он оказался постепенно втянут в заговор.

Цезарь не мог не знать о заговоре. Но он был фаталистом: чему быть — того не миновать.

Несмотря на многочисленные предупреждения и даже предзнаменования, он отправился в Сенат в роковой день 15 марта 44 года. Там, у статуи его былого соперника Помпея, на него набросились заговорщики. У них была идея — пусть каждый нанесет удар, чтобы не было единоличного убийцы Цезаря.

Они кололи и резали его кинжалами; он сначала пытался уворачиваться от ударов, даже отражать их с помощью заостренной палочки для письма… У него не было охраны. Он этого не хотел. Сохранял образ человека, близкого к народу. Наверное, у него нашлись бы защитники, но все произошло слишком быстро. Соратника Цезаря Марка Антония, который обязательно бросился бы в драку, специально отвлекли.

По легенде, когда Цезарь увидел лицо Брута, он сказал: «И ты, Брут!», закрыл голову краем одежды и перестал сопротивляться. Красиво! Было или не было, мы никогда не узнаем, но в этой формулировке люди отразили свое отношение к самому подлому и низкому предательству.

И вот диктатор мертв. Брут и его ближайший соратник по заговору Кассий победили. Есть версия, что Брут, приподняв окровавленное оружие, меч или кинжал, прокричал одно слово: «Цицерон!» Это могло означать: это ради тебя, великий республиканец!

Действительно, Цицерон сначала был в восторге. Он думал, что начнется стремительная деятельность по возрождению республики. А Брут и Кассий медлили, теряли время. Народ не выразил никакой радости по поводу убийства Цезаря, тем более что Марк Антоний немедленно добился оглашения завещания. Цезарь завещал каждому гражданину Рима существенную сумму — 300 сестерциев. Подарил городу свои великолепные сады, приказав сделать их общественными. Люди вздрогнули. Зачем было такого убивать? И чем будет лучше тот, кто придет ему на смену?

Под флагом борьбы за славу Цезаря, за отмщение, за память выдвинулся Марк Антоний. Он организовал пышные похороны. Как ни удивительно, тогда, до нашей эры, действовало то же правило, что и в новейшее время: смотри, кто возглавляет похороны, — догадаешься, кого прочат в новые начальники. Брут и Кассий оказались без опоры, без почвы под ногами.

Уже 12 апреля 44 года до н. э. они покинули Рим и отправились в Грецию. Греки устроили им торжественную встречу. И бывшие заговорщики на минуту, наверное, встрепенулись. Все будет замечательно! Возродим республиканский Рим, войдем в Историю героями!

Не получилось. Войско, правда, собрали быстро. Под их властью оказались Греция, Македония, Адриатическое побережье. Цицерон посылал воспламеняющие письма, в которых призывал к действию! Но в декабре 43 года до н. э. он был убит по приказу Марка Антония.

Наконец, 3 октября 42 года до н. э. состоялось решающее сражение при Филиппах между войсками Антония с одной стороны и Брута и Кассия — с другой. Силы были относительно равны. Но победил Антоний.

Оказавшись проигравшими, Брут и Кассий превратились из героев в простых убийц. И они оба покончили с собой. Брут бросился на меч, который приказал держать рабу.

Так он оказался в Дантовом Аду — дважды спасенный Цезарем, больше других им обласканный — и принявший участие в его убийстве. В «Божественной комедии» мы видим его в девятом, самом страшном кругу:

«Вот Брут, свисающий из черной пасти.

Он корчится и губ не разомкнет».

Это пасть Люцифера, рядом с Иудой. Грустная судьба!

 

Солон

Начало демократии

Еще в древности этот человек был причислен к семи величайшим мудрецам. Имена шести из них сейчас известны только специалистам. А Солона знают все. Он — самый древний из известных нам мудрецов — жил две с половиной тысячи лет назад! Сколько событий произошло с тех пор! Сколько имен правителей предано забвению! А Солон и по сей день с нами — в учебниках по истории, в размышлениях об устройстве жизни.

В чем же дело? Говоря современным языком, он открыл законы демократии, которые оказались верными на все времена. Его открытие лишь совершенствуется, обрастает оговорками и разъяснениями, оставаясь актуальным и по сей день.

Итак, Солон. Он родился в знатной, но обедневшей семье. История его рода уходила в глубокую древность. Возможно, его предки были старейшинами. Ведь в афинском обществе рубежа VII–VI веков до н. э. царит родовой строй, государство только рождается. И знатность рода определялась еще не принадлежностью к королевской фамилии, к графам и герцогам. Афинская знать состояла из представителей известных, чем-то прославившихся в прежние века, родов. Общество только-только делало шаг в цивилизацию — у афинян уже была письменность, появлялось искусство. И рождалась система управления. Мучительное время!

В обществе царили законы Драконта, или Дракона, так звали архонта из старейшин (отсюда и название — драконовские законы). Они отличались редкой свирепостью и однообразием — за каждую самую незначительную провинность, например, кражу луковицы на рынке, полагалась смерть. Убийство тоже каралось смертью. Согласно античному анекдоту, когда Драконта спросили, почему его законы столь жестоки, он ответил: «Я считаю, что смерть — достойное наказание за мелкое преступление. А за крупное я не мог придумать ничего другого».

И действительно, не мог. Ведь механизм карательных мер еще не отлажен. Нет ни суда, ни тюрем, ни каторги, ни ссылки, все это появится в более позднее время. Тогда, например, опального Овидия не лишат жизни, а сошлют в дикий северный край, туда, где сейчас современная Румыния. А во времена Драконта царила почти патриархальная жизнь. Древние Афины представляли собой небольшое государство на полуострове Аттика. В лучшие времена население Аттики составляло около двадцати тысяч человек. Все — рядом, везде можно дойти пешком.

Вообще не следует забывать, что те социальные механизмы, которые очень скоро предложит своим согражданам Солон, могут действовать лишь в очень малом сообществе. Греческая история — уникальный пример изобретательства, в том числе социального, а уж Аттика — опытное поле для новых социальных инициатив.

Во времена Солона происходило расслоение общества, появились крайние полюса богатства и бедности. Большинство граждан разорялось до такой степени, что под заклад нечего было отдать — последней отдавалась земля.

В этом случае был обычай ставить на этом земельном наделе камень, на котором указывались сумма долга и срок его возврата. Если долг вовремя не возвращался, человек расплачивался собственной свободой. Так в афинском сообществе свободных граждан появляются рабы, кого-то даже продают за море, в Малую Азию.

Любопытно, что население Аттики было автохтонным, то есть коренным. Оно проживало здесь издревле. Примерно в XIII–XI веках до н. э. так называемые дорийцы поглотили раннюю цивилизацию на Балканском полуострове. Аттика не была завоевана пришельцами, потому что богатой не была. И вот сложилась уникальная ситуация — прямые потомки ахейцев, необычайно этим гордившиеся, оказались рабами в собственной стране…

С ухудшением ситуации народ все более приходил в возбуждение. Жизнь становилась страшной и неспокойной. И вот тут возникает Солон. Об истории его появления повествует легенда, но я думаю, в ней есть зерно истины. Афины терпят позорное поражение в войне с соседним городом Мегарами за остров Саламин. И старейшины, чтобы не возбуждать волнений среди граждан, запретили упоминать само слово Саламин под страхом смерти.

А надо сказать, что поднимать вопросы на животрепещущую тему мог любой гражданин Афин, придя на площадь и обратившись к собранию жителей. Традиции родоплеменной жизни были тогда еще очень сильны. И вот однажды утром на рыночную площадь выбегает Солон. Он молод, привлекателен и известен как поэт. Он ведет себя как безумец. Бессвязные слова, ужимки и прыжки, наконец, шапочка на голове, что не было принято в жаркой стране, — все указывало на то, что он и хотел подчеркнуть: его разум помутился. Что случилось? В чем дело? Что произошло с юношей? Уже собирается небольшая группка людей. Когда его наконец плотно окружила толпа, он вдруг бросил шутовскую маску и прочел нараспев патетические стихи собственного сочинения: «На Саламин поспешайте, сразимся за остров желанный, чтобы скорее с себя тяжкий позор этот снять». Конечно, он имеет в виду позор военного поражения. Его речь мгновенно вызвала отклик людей — они одобрительно кричат «ура!». Это был поступок «не мальчика, но мужа». История о том, как Солон пел на площади о Саламине (предположительно, в древности принято было петь стихи и поэмы), передавалась из поколения в поколение на протяжении многих веков.

Его не казнили за нарушение запрета старейшин, а дали право командовать. Далее в источниках — полулегендарные рассказы о том, как под его руководством с помощью военной хитрости афиняне отбили остров Саламин. Солон приказал переодеть молодых юношей-воинов в женские платья, а затем направил их к вражескому городу. Жители Мегар, увидав девушек, решили, что с ними надо познакомиться, а то и овладеть ими.

Причины такого интереса к слабому полу понятны: в древности женщин не хватало, в мирное время женская смертность была значительно выше мужской. И простодушные жители из Мегар устремились вперед. Тогда переодетые воины выхватили мечи и перебили этих наивных и совершенно неготовых к бою людей.

Мы достоверно знаем, что Солон был поэтом. Его стихи охотно цитировал Аристотель в своем знаменитом сочинении «Афинская полития». Трактат, найденный в конце XIX века, содержит мысли философа об идеальном управлении и организации государства. В этой связи Аристотель очень подробно говорит о Солоне и его поэтическом даре. Этих двух незаурядных людей разделяло около двухсот лет, и стихи Солона помнили — ведь поэтов было немного.

Бесспорно и еще одно обстоятельство — он был необыкновенно артистичен. И в то же время отличался детской непосредственностью. В любое время он готов был на шутку, проделку, хитрость, на смелый выпад и иронию. Смелость, находчивость и, безусловно, ум — для старта его карьеры именно эти качества оказались чрезвычайно важны. Авторитет Солона рос постепенно. При завоевании Саламина он показал себя как военачальник и государственный деятель, который отстаивает интересы своего народа. Очень скоро он проявит и свою мудрость.

После того как Солона избрали архонтом, народ ждал от него умиротворения, и он его принес, но не так, как ожидали. Думали, что все случится чудесным образом: сегодня избрали, завтра — спокойная, безбедная жизнь. Народ вообще более склонен верить чудесам и рассчитывать на них, чем предпринимать реальные усилия. А Солон хотел всерьез и надолго ввести рычаги взаимодействия людей и общества. Он еще больше расширил полномочия народного собрания. Законы Солона, одобренные гражданами, вырезались на деревянных таблицах и выставлялись на всеобщее обозрение. Люди в то время уже умели не только читать, но и писать, что свидетельствовало, как совершенно правильно отмечают антиковеды, о довольно высоком уровне развития культуры в целом. Для непросвещенного крестьянства, уткнувшегося в надел, бесполезно устанавливать таблицы с законами. Кстати, они простояли довольно долго, несколько веков. В одной из комедий времени поздней античности о них говорится следующее: «Ну что на этих таблицах? Там можно только овес сушить». На закате античной цивилизации они окончательно разрушились, а вместе с ними законодательная система, созданная Солоном. Она — увы! — оказалась невечной и небезупречной.

Главная его реформа, она называлась «сисахфия» (буквально — «стряхивание бремени»), означала отмену долгов за землю и уничтожение долгового рабства. Более того, были возвращены на родину сограждане, проданные в рабство в Малую Азию, за море. За них вносило выкуп государство. И долговые камни исчезли с земельных наделов. Таким образом утверждался главный принцип античной политической жизни: жители Аттики — свободные люди. Рабство осталось, но рабами могли быть только чужеземцы. Известна фраза, которая приписывается Солону: «Все греки должны быть равны, свободны, и у каждого должно быть не меньше пяти рабов». Эти слова точно отражают социальные воззрения той эпохи. Существовал мир свободных людей, пользовавшихся всеми гражданскими правами, и мир рабов, которые воспринимались низшими существами. На них не сердятся, не обижаются. Еще Гомер задолго до Солона так обмолвился о положении раба: «Вот участь такая досталась». Значит, такова воля богов. И она не подвергается обсуждению.

Женщины не имели никаких политических прав, они жили на женской половине, не участвовали в разговорах и делах мужчин, вели закрытую, семейную жизнь. В Спарте им дали чуть-чуть больше вольности и то только потому, что они рождают воинов, что вызывало у спартанцев уважение и трепет. Но Спарта — другая страна, с другим политическим устройством.

Коренное население Аттики, получив свободу, образовало гражданскую общину, которую потом стали называть полисом. Отныне граждане Афин стали делиться на разряды, которые определялись размерами имущества, а точнее — объемом продукта, произведенного в хозяйстве. Это сразу вызвало недовольство у наиболее знатной части населения — эвпатридов. Им было выгоднее, если бы ценз, определяющий полноту участия в общественной жизни полиса, устанавливался по размерам земли или по знатности рода. Вводимый же Солоном ценз не зависел от размера участка — участок мог быть небольшим, но, если хозяйство работало интенсивно, его собственник оказывался в большем выигрыше, чем владелец большего участка, но работающего с меньшей интенсивностью. Масло, вино и зерно — все, что производят афиняне, измерялось мерами, медимнами. В результате получились следующие разряды для граждан: высший составляли «пентакосиомедимны» — пятисотмерники, в их хозяйстве производилось 500 мер продукта ежегодно. Хозяйство всадников давало 300 мер, зевгитов — 200 и фетов — меньше 200. В соответствии с имущественным положением формировалось и войско. Каждый человек должен был лично участвовать в его создании. Воинская служба была обязанностью жителя полиса, его гражданским долгом.

Представители высшего класса отправлялись на войну в полном вооружении, всадники — непременно с конем, зевги-ты должны были иметь копье и меч. Фетам предписывалось просто явиться к месту сбора ополчения. Ясно, что у них не было денег ни на вооружение, ни на коня, но само их присутствие в войске было необходимо.

Солон прекрасно понимал: чтобы его законы работали, действовали, необходим принцип выборности, как мы бы сейчас сказали, необходима прозрачность власти. И он значительно расширяет права народного собрания, создает совет четырехсот, или булле, предоставив ему немалые полномочия. Это был суд присяжных на выборной основе. Солон добился принятия закона, который назывался «атимия» (буквальный перевод — «лишение чести»). За неучастие в политической жизни человек лишался — частично или в полной мере — гражданских прав. Правитель был уверен, что жители Афин не могут быть инертными и безразличными, когда речь идет об их собственном благополучии и о процветании родины. И закон заставлял быть активным.

Солон был строг. Ему казалось, что он нашел если не идеальный, то оптимальный механизм, который позволяет людям вместе решать насущные вопросы, жить в мире и согласии, любить родину и защищать ее, если ей угрожает опасность. Сейчас, глядя из нашего «далека», мы видим, что он был мудрец, мудрость в нем сочеталась с даром политика. И еще она уживалась с идеализмом, он был идеалист-романтик.

Но… он же придумал остракизм — голосование посредством подсчета голосов на черепках (от слова «остракон» — черепок). Если возникало подозрение, что демократия находится под угрозой, тут же собиралось народное собрание, и афинские граждане писали на черепке имя возмутителя спокойствия. Так из Афин был изгнан Фемистокл, величайший патриот и победитель битвы при Саламине в Греко-персидских войнах. Правда, это случилось много позже после Солона.

Интересно, что археологи нашли черепок, на котором было написано «Фемистокл». Его имя нацарапала рука малограмотного человека, нацарапала коряво, неумело. В данном случае демократия обернулась своей отрицательной стороной — необразованный человек изгнал из Афин величайшего патриота! И Фемистокл уехал в Персию и там, когда персы попытались заставить его воевать против Греции, принял яд.

Люди науки зачастую на вопрос о том, как прошла защита диссертации, отвечают: «Бросили пару черных шаров». Это выражение оттуда, из Афин времен Солона. Тогда голосование осуществлялось с помощью бобов или камешков. Светлые или целые — «за», темные или просверленные — «против». Очевидно, механизм был настолько тщательно продуман и так отлаженно работал, что и по сей день мы пользуемся им.

И тогда выдающиеся умы понимали значение и чрезвычайную важность законов Солона. Вот что писал Аристотель о нем: «Народ рассчитывал, что он произведет передел всего». Народ хотел коммунизма, сказали бы мы сегодня. Тогда, на заре цивилизаций, об опасности и тщетности этих желаний не могли знать. «А знатные, — пишет дальше Аристотель, — думали, что он вернет прежний порядок или только немного его изменит». Естественно, стремления и желания демоса и эвпатридов противоположны. Что же Солон? Он воспротивился тем и другим. Отчаянный человек! «И хотя имел возможность, вступив в соглашение с любой партией, достичь тирании, — ему предлагали: «правь единолично», — предпочел навлечь на себя ненависть тех и других, но зато спасти Отечество и дать наилучшие законы», — заканчивает философ.

Аристотель не был поклонником демократии. Зная, как развивались события уже после правления Солона, Аристотель считал ее порочной формой организации общества. Более того, он полагал, что демократия обязательно вырождается в так называемую «охлократию» — власть черни, толпы. Умен, умен был Аристотель! Но в поисках идеального он тоже не преуспел и идеала не нашел.

Законы Солона касались самых разных сторон жизни. Многие из них сегодня нам кажутся жестокими, странными, но не будем забывать, что мы имеем дело с мышлением человека Древнего мира. Например, им был издан закон, по которому сын мог не кормить престарелого отца, если тот не выучил его в свое время ремеслу. Солон считал, что отец не просто должен заботиться о том, как накормить и одеть своего наследника, но и как обеспечить ему достойную жизнь в будущем. И если в суде сын докажет, что отец его содержал, но не обучал, то он освобождался от всех обязательств перед родителем. Это кажется слишком жестоким и несправедливым. Тогда, однако, этот закон действовал.

В его правление были приняты занятные законодательные акты, сегодня вызывающие улыбку. Объявив войну роскоши — ведь грекам изначально была присуща простота в быту, — он издал закон, запрещающий женщинам тратить слишком много денег на наряды. Одежда должна быть скромной и не привлекать внимания, был уверен он. Можно себе представить, как встретили это постановление женщины! Но первое время и оно исполнялось. Но со временем закон начали обходить. В истории Древнего Рима законы против роскоши, которые издавались Октавианом и Августом, оказались такими же бесполезными — к столу римлян все равно подавали соловьиные язычки. При Солоне предпринимается попытка создать общество свободных и гордых этим людей. Свобода состояла не в отсутствии законов, наоборот — в строгом следовании им.

Неожиданно Солон решает уехать из любимых Афин на десять лет. Известно, что он взял со своих сограждан клятву не менять законы до его возвращения. Что же заставило его покинуть любимый город? Древние авторы пишут, что ему так докучали бесконечными сетованиями — это в его законах не так, то надо исправить, — что жизни ему не стало. Все были недовольны. Солон пишет в одной из элегий: «Трудно в великих делах сразу же всем угодить, я принужденье с законом сочетал. Все когда-то ликовали, а теперь меня всегда злобным взором провожают, словно я их злейший враг». Ему стало плохо в Афинах. Есть версия-предположение, что его изгнали из родного города.

Началось его знаменитое путешествие на Восток, которое, конечно, обросло легендами. Он был в Египте, а также в Лидии — небольшом царстве на западном побережье Малой Азии. Ее правители, и в том числе царь Крез, славились несметными богатствами. С древности и до наших дней известно выражение «богат как Крез». Вскоре это царство будет завоевано жестоким Киром, создателем великой Персидской державы. Кир взял Креза в плен, приказал сжечь его на костре, что было для древних времен делом обычным, и пришел посмотреть, как будут выполнять его приказание. И вдруг из пламени разгорающегося костра он услышал крик Креза: «О Солон, как ты был прав!» Кир был заинтригован: почему этот правитель, которого ограбили, подожгли столицу его государства — Сарды, в минуту страшных мучений вспомнил о Солоне? «А ну-ка, костер раскидать… В чем дело?» — спросил он своего противника. И Крез, как повествует легенда, изложенная в трудах Плутарха и Геродота, рассказал о своей встрече с Солоном.

Слава Солона бежала впереди него, его ждали во дворце Креза. Наконец он появился — пешком, в скромной греческой одежде, и перед первым же слугой, который встретил его у ворот, бросился ниц. Тот испугался, поднял великого мудреца: «Что ты, что ты?» Солон спросил: «А ты не Крез?» «Нет, — отвечал тот, — я недостойный слуга моего великого царя». «А, ну тогда пошли дальше». И так гость обманывался еще несколько раз. Наконец его ввели в торжественный зал, где восседал Крез в роскошных одеждах. Солон вошел, с достоинством поклонился царю. Тот для начала поинтересовался: «А что же ты все время путал меня со слугами?» «Прости, но они так роскошно одеты, что я каждый раз думал, что это царь, — отвечал гость. — У нас в Греции величие в другом». Тогда Крез решил показать ему свою сокровищницу. О ней ходили легенды; те немногие, кто видел ее, лишались рассудка. Теперь Крез ждал реакции Солона, предвкушал ее, потирая руки. Солон взглянул на сокровища, воротился к царю, поклонился ему и на вопрос, заданный не без намека: «Кого из людей ты считаешь счастливейшим?» — ответил: «Царь, после всего что я видел, считаю счастливейшим афинянина Телла».

Пусть фантазия подскажет, что же было с этим великим восточным правителем, получившим столь странный ответ. Кто такой афинянин Телл? Может быть, это великий герой, победивший в десятках сражений, может быть, великан? Солон отвечал: «Этот человек жил в Афинах во время расцвета этого города, питался плодами рук своих, был счастлив в семье и умер, сражаясь за родину». «Кто же самый счастливый после Телла?» — спрашивает пораженный Кир. «Его сыновья, — говорит Солон — они были жрецами Геры в городе Аргосе». Кир спросил: «А эти что? Тоже сражались за родину?» «Нет, — отвечал Солон, — тут другая история». Сыновья Телла совершили подвиг ради своей матери — сами вместо быков, волокли тяжелейшую колесницу к святилищу богини Геры, чтобы она не прогневалась на любимый город. Они отдали все свои силы — молодые и прекрасные атлеты рухнули как подкошенные. Народ восхищался ими, пел, кричал. Люди древности вообще были страшно эмоциональны. Их мать, жрица Геры — богини капризной, строгой, как мы знаем из мифологии, — упала на колени перед алтарем и попросила наградить своих сыновей. И богиня наградила: уставшие, они заснули и больше не проснулись, умерли во сне в счастливейший миг своей жизни».

Нервы Креза не выдержали, и он прямо спросил: «А меня, меня ты считаешь счастливым?» Солон был мудрецом и потому ответил так: «Боги не дали нам знать границ нашей жизни. Объявлять счастливым человека еще живущего — все равно что провозглашать победителем сражающегося воина». И на том уехал. И вот, спустя много лет, объятый пламенем костра, Крез вскричал: «О, Солон!» Кричал ли он так или нет, мы не знаем точно, так рассказывают древние историки. Мы знаем другое. Крез, приговоренный Киром к сожжению, был помилован. Впоследствии он стал советником Кира на долгие времена. И возможно, их связала та правда жизни, о которой поведал Крезу Солон.

А потом Солон вернулся в Афины. Вернулся, и все было так, как должно быть в жизни — сложно. Затевались смуты, противники его законов бились с его сторонниками. Он пытался участвовать в общественной жизни, но не очень успешно. Сказать, что Солон стал непререкаемым авторитетом нельзя, потому что он не был тираном, не окружал себя холуями. Однажды, будучи уже в преклонном возрасте, он встал с мечом на пути тех, кто хотел нарушить его законы. Наивно и трогательно!

Несмотря на смуты, тиранию Писистрата, ее свержение, повторное восстановление демократия продолжала жить. В V веке до н. э. при Перикле в течение лет пятнадцати она достигла почти эталона и представляла собой отлично работающий механизм управления государством. До конца своей жизни Солон жил в Афинах. Там царствовал тиран Писистрат, который, как ни удивительно, относился к бывшему правителю с уважением. Однако друзья Солона, опасаясь за его жизнь, неоднократно просили его уехать, но он не соглашался. Афины были его родиной, и он был их великим гражданином.