Фиона возвращалась из церкви через двор, и ее внимание привлек знакомый звук скрещенных мечей, сопровождаемый громким мужским смехом. Ее сердце забилось сильнее. Наверное, Гэвин тренирует своих людей. Она встала на цыпочки, чтобы посмотреть, но площадка была окружена плотным кольцом воинов, ожидающих своей очереди для поединка.

Фиона надеялась побыть утром с Гэвином хотя бы несколько минут, но он встал, когда она еще спала. Холодные простыни и пьянящий мужской запах — вот все, что осталось после его ухода. Понимая, что заходит слишком далеко, она все же была обеспокоена.

Когда Гэвин пришел к ней вчера вечером, она видела, что его что-то беспокоит. Фиона решила, что это как-то связано с визитом лэрда Маккенны, хотя Гэвин уверял, что можно ни о чем не беспокоиться. Но она должна знать, что случилось!

Для нее было полной неожиданностью, что так внезапно приехавший лэрд пытался сосватать за Гэвина свою сестру. Чувство ужаса, охватившее сердце Фионы. «Я не имею права любить». Она повторяла эти слова прошлой ночью и все утро сегодня, но горечь открытия не покидала ее.

С тренировочной площадки донеслись веселые крики, сопровождаемые аплодисментами. Фионе представился Гэвин, размахивающий мечом. От напряжения и полуденной жары воину стало жарко, и ему пришлось снять рубашку. Обнаженный торс блестел от пота, мускулы поигрывали при движении рук, то поднимавших, то опускавших меч. О Боже! Кровь прилила к лицу Фионы.

Если бы рядом не было Элис, Фиона могла бы поддаться искушению и пойти посмотреть, что происходит. Она больше ни на чем не могла сосредоточиться и поэтому с размаху ступила в большую лужу, замочив подол платья грязной водой.

— Придется все это отстирывать, — жалобно заметила Элис, увидев испачканное платье. — Но в этом мрачном месте трудно не испачкаться. Если не идет дождь, то спускается туман, а солнце показывается всего на несколько часов. Неудивительно, что шотландцы — такие варвары!

— Вчера не было дождя, — возразила Фиона.

— Знаю. Но лужи после предыдущих пяти дней остались такими большими, что можно промочить ноги, — горничная продолжала ворчать.

Фиона улыбнулась. Неужели здешний климат и вправду такой сырой, или Элис преувеличивает? Честно говоря, Фиона вообще не обращала внимания на погоду.

— Я понимаю, что ты, наверное, соскучилась по дому, Элис. Хочешь вернуться в Англию?

— И оставить вас, миледи? — Элис поцокала языком и покачала головой. — Никогда!

Фиона оценила лояльность Элис, но она не могла допустить, чтобы ее горничная страдала.

— Если ты вернешься в Англию, то мы расстанемся не навсегда. Однажды, когда Спенсер вернет себе право наследования, мы приедем обратно.

— Об этом я молюсь каждый вечер, миледи. Но до того, как настанет этот радостный день, мое место рядом с вами. — Элис выпрямилась. — Я нужна вам.

— Это верно, — согласилась Фиона.

— Мне даже страшно подумать, как вам будет прислуживать одна из этих шотландских гордячек. — Элис горделиво выпятила грудь. — Я, конечно, останусь, хотя признаюсь, что буду очень счастлива, когда мы отсюда уедем.

Уедем? Фионе трудно было себе это представить. Ей очень не хотелось уезжать. Хотя в замке все считали ее чужой, за его стенами она чувствовала себя в безопасности.

Впрочем, Элис невольно затронула вопрос законности пребывания Фионы во владениях графа Киркленда. Как долго она может здесь оставаться? Годы? Сколько потребуется времени на то, чтобы решился вопрос со Спенсером?

Фиона вздохнула. Ответ напрашивался сам собой: она останется, пока не надоест Гэвину. При этой мысли Фиона вздохнула еще тяжелее. А что, если он первый ей надоест? Фиона усмехнулась. Какая глупая идея! Гэвин ей надоест? Да это никогда не случится!

Взрыв хохота с площадки отвлек Фиону от тревожных мыслей. Толпа немного расступилась, и она увидела, что за происходящим в центре наблюдали не только воины, молодые сквайры и пажи, но слуги и конюхи и даже местные крестьяне.

Фиона подошла ближе и увидела, что Гэвин стоит с одной стороны круга: меч в ножнах, руки скрещены на груди. Слегка огорчившись, она отметила, что он все еще в рубашке.

В противоположной стороне круга Фиона увидела противника Гэвина — молодого, худощавого юношу, переминавшегося с ноги на ногу, — Спенсера.

Фиона прошептала имя пасынка, но ее услышала только стоявшая рядом Элис. Горничная была в та ком же шоке, как и хозяйка. Что касается толпы, все зачарованно следили за тем, что будет происходить дальше. Спенсер расправил плечи, надел шлем и выхватил меч. В толпе зааплодировали.

— Ты уверен, парень? — Гэвин вынул из ножен меч и начал перекидывать его из одной руки в другую.

— Я хочу учиться у мастера, — ответил Спенсер. — Вы оказали мне честь, приняв мой вызов сразиться с вами.

— Лесть тебе не поможет, — усмехнулся Гэвин.

Спенсер выступил вперед и занял боевую позицию.

— Я на это и не рассчитывал!

Схватив меч обеими руками, Спенсер описал у себя над головой большую дугу и опустил его с гораздо большей силой, чем ожидала Фиона. Гэвин легко отразил удар, и Фиона почувствовала гордость за отвагу своего сына, но только до тех пор, пока лязг металла о металл не напомнил ей, что это смертельное оружие. Стоит Спенсеру чуть ошибиться, и он может быть серьезно ранен.

Противники начали двигаться, ритмично нанося удары и ловко уклоняясь от них. Гэвин выкрикивал Спенсеру инструкции, которые тот старался выполнять, однако ему удавалось без труда оттеснять Спенсера назад. Не прошло и нескольких минут, и Спенсер уже тяжело дышал. После еще одного обмена выпадами Спенсер отошел в сторону и, перегнувшись пополам, начал хрипеть и откашливаться. Фиона забеспокоилась.

— Кончайте с ним, милорд, нам пора обедать, — крикнул кто-то из толпы.

— Да, мы проголодались и ждем, чтобы некие робкие сквайры нас обслужили, — добавил другой голос.

Это замечание вызвало недовольство молодых парней, и они начали еще громче подбадривать Спенсера. Эта поддержка, видимо, вернула Спенсеру силы и укрепила его решимость. Он гордо выпрямился, уже не чувствуя себя побежденным.

— Сдаешься? — спросил Гэвин.

Спенсер покачал головой и сделал следующий выпад. Однако Гэвин вместо того, чтобы взмахнуть мечом и отразить удар, в последний момент отступил в сторону и Спенсер, потеряв равновесие, упал ничком. Он довольно быстро перевернулся на спину, но Гэвин уперся острием меча ему в грудь.

Фиона зажала рот кулаком, чтобы не закричать, и быстро спряталась за спинами зрителей. В этот момент она услышала крик боли и громкое проклятие.

Ожидая увидеть худшее, она просунула голову между двумя крепкими мужчинами, стоявшими впереди. Она увидела, как Спенсер бросил меч на землю, снял с себя шлем и бросился к Гэвину. Но его тут же кольцом окружили воины, которые не подпустили Спенсера к графу.

— Простите меня, милорд, — крикнул Спенсер. — Это была небрежность с моей стороны, ошибка!

Фиона не расслышала, что ответил мальчику Гэвин. Он крикнул что-то окружившим его людям, и они тут же исчезли. Ни на кого не оглядываясь и зажав правой рукой предплечье левой, Гэвин ушел с площадки.

Все стояли молча. Большинство мужчин смотрели на Спенсера с недоумением. Они расступились, пропуская своего лэрда, а потом постепенно разошлись.

Фиона бросилась к Спенсеру. Элис еле поспевала за ней, да еще и второпях не заметила непросохшую лужу.

Когда Фиона подошла к пасынку, она услышала удивленный шепот его товарищей. Неужели юноша действительно нанес графу опасную рану?

— Я не знаю, как это случилось, — волновался Спенсер. — Я думал, лэрд заблокирует мой выпад, как он обычно делает с другими. Я не собирался ударить так сильно!

— У него текла кровь, — с ужасом в голосе сказал один из молодых ребят.

Спенсер переменился в лице. Когда он увидел Фиону, то спросил:

— Граф очень сердится?

— Я думаю, его гордость пострадала гораздо больше, чем рука, — сказала она негромко. — А как ты? Не пострадал?

Спенсер покачал головой, и Фиона вздохнула с облегчением. Потом сквайры оттеснили ее. Они были возбуждены, хлопали Спенсера по плечу и спине и поздравляли его, причем так громко, чтобы все оставшиеся во дворе слышали это. И все же Спенсер избегал их взглядов, опустил голову и выглядел несчастным.

Убедившись, что с мальчиком все в порядке, Фиона ушла в дом. В большом зале ее встретил хмурый Гэвин. Он стоял у одного из громадных каминов и разговаривал с Хэмишем.

— Может, мне позвать из деревни лекаря, милорд? — спросил дворецкий.

— Нет. Это всего лишь царапина.

— По-моему, выглядит совсем не как царапина, — возразила Фиона и хотела дотронуться до руки Гэвина.

Он вздрогнул от боли и отдернул руку.

— Я же сказал, что рана пустяковая.

— Дай все же взглянуть, — настаивала Фиона. — В своей жизни я видела немало рыцарей, которые очень страдали от небольшой, но нагноившейся раны.

Гэвин напомнил ей Спенсера, когда тот был раздражен, но все же лэрд внял ее просьбе. Как только он убрал руку, из раны вновь появилась свежая кровь.

Рана была глубокой и рваной — был оторван порядочный лоскут кожи.

— Придется зашить, — заявила Фиона.

— Ты уверена? Или ты ищешь предлог, чтобы вонзить в меня иголку?

Она наклонилась и прошептала ему на ухо:

— Милорд, вы пользуетесь малейшей возможностью поддразнить меня. Я думаю, что давно пришла пора отплатить вам тем же.

Гэвин хитро улыбнулся и, как и надеялась Фиона, сразу же забыл о своей ране. Воспользовавшись тем, что Маклендон отвлекся, Фиона усадила его на стул и послала Элис за иголкой и нитками, а Хэмиша — за теплой водой, чистыми бинтами и лекарственными травами.

Гэвин сидел с закрытыми глазами, пока она сняла с него рубашку и нижнюю майку, но он был таким бледным, что стало понятно, насколько сильную боль причинило ранение.

Фиона отослала прочь Элис и Хэмиша: незачем им видеть лэрда в минуту слабости.

Фиона подкрепила Гэвина порядочной порцией виски и, подождав, пока алкоголь подействует, начала осторожно промывать рану. Вода в тазу мгновенно стала красной, но кровотечение приостановилось.

Фиона вдела нитку в иголку и, сжав большим и указательным пальцами края раны, начала сшивать их маленькими аккуратными стежками. Гэвин стиснул зубы и отвернулся, но не издал ни звука.

Фиона была ему за это благодарна. Хотя она была обучена врачеванию и многое умела, но было непросто протыкать человеческую кожу, особенно если раненый вопил и корчился.

Закончив шов, Фиона приготовила мазь из трав и меда и толстым слоем наложила ее на рану, а потом перевязала руку чистой тканью. Чтобы немного успокоить Гэвина, она положила ему ладонь на лоб и заодно проверила, нет ли у него жара.

— Я все никак не могу поверить, что это сделал Спенсер, — пробормотала она.

— Луч солнца попал на клинок его меча и на минуту ослепил меня, — проворчал Гэвин.

— Вот как? Должно быть, это был какой-то особенный, мимолетный луч, — дурашливым тоном сказала Фиона. — Небо весь день затянуто тучами!

— Перестань издеваться, пожалуйста. — Гэвин согнул руку и повел плечом, немного поморщившись от боли. — Я полагаю, это был английский заговор. Появившись в толпе, ты тем самым отвлекла мое внимание, и твой сын атаковал меня.

— Ах, вот как это случилось? — подбоченилась Фиона. — Не ты ли учил Спенсера, что честная битва не всегда приводит к победе?

— Да, но Спенсеру не нужны дешевые трюки. Он уже многому научился.

Похвала обрадовала Фиону. Она давно убедила себя, что с помощью правильных тренировок Спенсер преодолеет свои ограниченные возможности. Оказалось, что она была права.

— У него был хороший учитель, — сказала она.

— Это не моя заслуга. Молодых сквайров тренирует Дункан. Он очень строг с ними, но результаты обнадеживают.

— Я знаю, ты тратил на него и свое время. Спасибо.

— Благодарить меня незачем. В конце концов, это часть нашего соглашения.

У Фионы на миг сжалось сердце.

— Да, конечно.

Она отвернулась, стараясь не огорчаться из-за слов Гэвина: они возвращали ее к реальности.

Да, их деловое соглашение остается в силе. Бартерный обмен услугами. Гэвин согласился тренировать ее сына в обмен на то, что она будет спать в его постели.

Ни больше ни меньше.

Замечание Гэвина было неприятным напоминанием того, о чем не следует забывать.

Гэвин заметил, как изменилось выражение лица Фионы после его реплики, и ему хотелось откусить себе язык. Сначала он позволил себе быть невнимательным на тренировочной площадке и этим унизил себя, а теперь ненароком оскорбил женщину, которая просила его защиты.

Он потянулся к ней. Фиона попыталась его оттолкнуть, но он схватил ее за руку и притянул к себе.

— Будь проклята моя несдержанность, — сказал он и погладил ее по щеке. — Между нами гораздо больше, чем соглашение, моя дорогая. Мы оба знаем это.

— Вы ничем мне не обязаны, милорд.

В ее голосе была такая боль, что у Гэвина защемило сердце. Рассуждая логически, он знал, что не должен чувствовать себя виноватым. Он не заставлял ее — она сама предложила ему стать его любовницей.

Однако нельзя было отрицать, что их отношения давно переросли уровень обычной сделки. Дать им верное определение Гэвин не мог, но и игнорировать реальность было бы оскорбительно для обоих.

— Боюсь, мы оба оказались в более серьезной ситуации, чем рассчитывали, — тихо сказал он.

Фиона открыла глаза и встретилась со взглядом лэрда. Она вздохнула, а ее лоб прорезала глубокая морщина.

— И что же ты предлагаешь делать?

Он поднес ее руку к губам и поцеловал. Это был жест уважения.

— Наслаждаться каждой минутой.

Следующие несколько дней установился порядок, который Гэвин нашел восхитительным. Каждую ночь он ложился с Фионой в постель и занимался с ней любовью. Иногда это происходило быстро и с невероятным напором, когда желание Гэвина требовало немедленного удовлетворения. А иногда это был нежный, медленный процесс, который оканчивался на удивление еще более невероятным взрывом.

Любовники изучали тела друг друга с благоговением, в восторге от того, какое удовольствие доставляют друг другу.

Гэвин был ненасытен. Он не мог оторваться от Фионы, даже когда они спали. Ему не удавалось контролировать себя, когда она была рядом.

Удовлетворив желание страсти, он обнимал ее, наслаждаясь чувством покоя. В темноте начинались их разговоры — рассказы о юности, о том, кто в их жизни был для них важен и имел на них влияние, когда они выросли. Какие мечты и надежды они тайно от всех лелеяли. Кто и что приносили им радость — или печаль.

Гэвин рассказывал Фионе жуткие истории приключений детства, преувеличивая свои подвиги, пока она не начинала над ним потешаться. Фиона рассказывала о своей юности, о тесной связи со своей матерью, о том, какое горе она испытала, когда эта замечательная женщина скончалась от родильной горячки, когда Фионе было восемь лет.

Они узнали так много о том, что было в их детстве, а потом в юности и взрослой жизни, что это помогло им лучше узнать друг друга. Но они обсуждали не только прошлое. Они говорили — и спорили — почти обо всем: политике, тирании королей, достоинствах французского вина и каким должен быть способ жарки окорока, чтобы мясо получилось сочным.

Единственной темой, которой они не касались, было будущее. Гэвину казалось, это потому, что они решили жить одним днем. Все же такое объяснение лишь частично было правдой. Если они станут слишком далеко заглядывать вперед, то подвергнут опасности то, что у них есть в настоящем, а Гэвин не был готов пожертвовать неожиданным счастьем.

Но чем больше эти разговоры сближали их, тем больше Гэвин начинал беспокоиться. Он еще никогда так не раскрывался перед женщиной. Душевная зависимость от Фионы грозила превратиться в угрозу. Он желал эту женщину и днем, и ночью. Сколько бы раз у них ни было близости, ему хотелось еще, и Гэвин опасался, что такие желания могут далеко его завести.

Он старался выбросить из головы подобные мысли. Сейчас он был счастлив, как никогда в своей жизни. Он больше не был один, и Фиона — тоже. Он намерен наслаждаться этими минутами близости, пока будет в состоянии не позволять своим чувствам взять верх над разумом.

Граф Киркленд не был настолько наивен, чтобы верить в то, что будущее устроится само собой.

Эйдан, издав воинственный клич, широко замахнулся тяжелым мечом. Отреагировав в самое последнее мгновение, Гэвин еле успел увернуться от удара.

— Ты все время отвлекаешься, — крикнул ему внимательно наблюдавший за ним Дункан. — Сначала тебе наносит удар мальчишка-сквайр, и ты истекаешь кровью, как раненый кабан, а теперь Эйдан одним ударом чуть не выпустил тебе кишки. Может, на сегодня хватит?

Пропустив мимо ушей это замечание, Гэвин поднял свой щит. Эйдан снова сделал выпад, и поединок продолжился как обычно. Но когда Гэвин сделал выпад и удар пришелся на пустоту, он понял, что надо заканчивать.

Дункан прав. Он и вправду не может сосредоточиться. Тяжело дыша, Гэвин отступил на шаг и поднял руку, упреждая Эйдана остановиться. Эйдан сразу же опустил меч.

— Может, ты голоден? — спросил Дункан. — Ты утром не завтракал с нами. Если в животе бурчит, нормального боя не получится.

— Держу пари, это недостаток нормального сна делает его светлость таким вялым, — подколол Эйдан.

— Боюсь, ты прав, брат. Но должен признаться, что завоевать любовь прекрасной леди Фионы стоит нескольких царапин, — подхватил Дункан.

— Заткнитесь, — проворчал Гэвин, бросив на братьев злой взгляд.

Дело было не в том, что он был голоден или устал. Его угнетали нерешительность и инерция. С каждым днем лэрда Маклендона все больше тяготило обещание, данное королю. Как раз накануне ночью, когда Фиона заснула, он заставил себя вылезти из уютной, теплой постели и еще раз все обдумать. Он зажег свечу и уже в который раз принялся изучать перечень невест, который дал ему король.

Чертов список! Имена в нем уже не были просто сочетанием букв на пергаменте. За ними стояли женщины из плоти и крови, и надо принять окончательное решение, которую из них можно взять в жены. Логичным выбором была Эйлин Синклер. С этим все были согласны. Но Гэвин колебался, отказываясь принимать решение.

Время летит слишком быстро! Маклендону хотелось остановить его, оставить все как есть. Мир и процветание клана, веселье в его замке, Фиона рядом с ним, в его постели. Неужели это такие уж неблагоразумные желания?

Гэвин вздохнул. Час расплаты неминуемо наступит. Он знал, что больше не может откладывать решение. Роберт попросил заключить брачный союз, а королю не отказывают. Особенно если знать, насколько этот союз важен для дела Роберта.

Все же всякий раз, когда Маклендон думал о возможной жене, в его воображении неизменно возникал образ золотоволосой, утонченной красавицы с сияющими зелеными глазами, широкой улыбкой и чистой, преданной душой.

«Фиона!»

Это, конечно, было невозможно. Об этом нельзя было даже думать всерьез. Жениться на вдове-англичанке — никогда! Сидя в своей опочивальне в предрассветный час и размышляя, Гэвин был несказанно поражен, когда понял, что безусловный выбор его сердца — Фиона.

Почему? Этот вопрос подразумевал еще один нелогичный ответ. Он признавал, что испытывает к Фионе сложные чувства, глубину и силу которых он и сам до конца не понимает. Как это могло произойти? Как английской баронессе удалось незаметно пробраться в его сердце?

Как ей удалось полностью изменить его мир, сделать его привязанность к ней такой глубокой, столь всепоглощающей? До этого времени он считал это чувство чем-то почти нереальным, очень редко возникающим между мужчиной и женщиной.

«Значит, это любовь?»

Осознав свою мысль, Гэвин ощутил, как у него закружилась голова.

Да, любовь. Бескорыстная, всепоглощающая и удивительно сильная.

Граф Киркленд, лэрд клана Маклендонов, влюбился в свою любовницу.