До самого отбоя я оставался в свободном доступе у народа. Пусть сразу выскажут, кто что может, на завтра меньше останется. Но всё оказалось не так плохо, в открытую на меня наорала только Анжелина Джонсон, гриффиндорка, афроангличанка и полукровка с Лютого переулка, с африканским темпераментом разъяснившая мне при всех, что я камня на камне не оставил от чести Хогвартса. Хаффлпаффцы в основном сочувствовали и подбадривали, равенкловцы вели себя сдержанно. У нас культурно делали вид, что ничего не случилось, потому что отмазка Каркарова о насытившихся дементорах годилась только для маглокровок. Из меня даже попытались вытянуть, как же всё-таки я заставил дементоров не замечать себя, на что я с невинным видом ответил: «Ну вы же слышали экспертное мнение…»

Тед рассказал мне, как проходили выступления двух других чемпионов. Виктор Крум сразу же побежал по лабиринту бегом, чтобы скорее добраться до палочки. От дементоров не убежишь, они могут перемещаться очень быстро, но в рукопашную они не лезут и с поцелуями на бегу у них та же проблема, что и у людей. Достаточно было не терять самообладания и не подпускать их слишком близко, и Виктор с этим справился, вовремя меняя направление бега и откидывая от себя дементоров чем-то наподобие невербального Ступефая. Взяв палочку, он вызвал роскошного Патронуса в виде крупного серебристого ворона, отогнал дементоров подальше и благополучно выбрался из лабиринта вместе с яйцом-подсказкой.

Флёр Делакур не побежала. То ли недооценивала роль физической подготовки, то ли была воспитана в духе «волшебники не бегают», но она почему-то не додумалась поспешить к палочке, а пошла осторожно, прислушиваясь и заглядывая за каждый поворот. Когда дементоры учуяли и отыскали её, вейла стала защищаться с помощью своей видовой способности — огненных шаров, для которых не требовалось палочки. Волшебный вейловский огонь оказался слишком слаб, чтобы сколько-нибудь повредить дементорам, и тогда она полностью перекинулась в боевую форму и стала отбиваться крыльями и клювом. До центра Делакур добралась и смогла положить яйцо в специально пришитый к робе карман, но уронила свою палочку, потянулась за ней, наткнулась на пьедестал и упала. С полминуты она лежала на земле, прикрываясь крыльями, а дементоры кружили над ней, стараясь достать её лицо, затем она всё-таки стряхнула их с себя сильным взмахом крыльев и встала. Вейла попыталась что-то наколдовать, но уже слишком обессилела для этого, поэтому просто побрела к выходу, закрывшись крыльями от обеих тварей. Падала, снова вставала и брела, пока не разыскала дверь.

Парни жалели вейлу, это было заметно и по страдальческой гримасе Теда, описывавшего её путь из лабиринта, и по сочувственным замечаниям Винса и Грега. Даже Драко болезненно морщился, видимо, представляя себя на её месте. Под конец рассказа Грег спросил меня, как она была там, в палатке, и я ограничился коротким: «Была жива».

Делакур снова стала приходить в Большой зал только через два дня, в течение которых она отлёживалась в шармбатонской карете. Вейла выглядела погасшей, и, судя по реакции её воздыхателей, это заметил не только я. У неё не хватало сил излучать очарование, и теперь она для всех выглядела не сошедшей на землю богиней красоты, а светловолосой девушкой с птичьим личиком, в которой ощущалось нечто чужеродное. И нужно было видеть, как легко и быстро отвернулись от неё поклонники.

Через неделю Делакур полностью выздоровела и аура очарования вернулась к ней, а вместе с ней и обожатели. Но всё-таки в вейле что-то сломалось, потому что из её глаз исчезла прежняя самоуверенность. С таким взглядом не побеждают.

Виктор Крум, оправдывая своё имя, выглядел победителем и принимал похвалы и поздравления как должное. На следующий день после конкурса он прислал Дафне цветы, а нам по дружбе сказал, тем самым косвенно подтвердив утечку информации, что это мисс Гринграсс научила его Патронусу. Виктор смотрелся на конкурсе весьма убедительно, поэтому претензий к его выигрышу никто не имел, несмотря на предвзятость судейства. В конце концов, это Каркаров отвечает за него, а не он за Каркарова.

Я совсем забыл про разборки Грейнджер с домовиками, но она напомнила мне об этом сама. Старосты грифов, выведенные из терпения грязью в общежитии, послали её разбираться ко мне. Я тоже послал её. Объявить публично о роспуске ГАВНЭ, потому что все её акции за мировую справедливость проходили прилюдно, а извинения за их последствия почему-то делались кулуарно. Несправедливо.

Слово «несправедливость» Грейнджер понимала и даже согласилась с ним, но она была не готова поставить крест на такой благородной проблеме, как свобода для младших братьев по разуму. Наконец мы договорились, что она остаётся при своём ГАВНЭ, но больше не раскладывает одёжки для эльфов по общежитию — и тогда они прекращают бойкот для всех, кроме неё. Согласилась, после того, как я чуть ли не на пальцах объяснил ей, почему этим способом у неё всё равно ничего не получится. До неё так и не дошло, что домовые эльфы — не рабы, а симбионты при родовой магии, и я решил больше не тратить красноречие на какую-то упёртую маглокровку. Если я стану носиться с ней и её заморочками, меня не поймут люди, которые мне гораздо нужнее, чем она.

Я не стал затягивать с разгадкой яйца-подсказки. Оно было тяжёлым, но всё-таки легче, чем цельный кусок золота такого размера. Памятуя о ванне и «эврике» Архимеда, вычитанных в магловской научно-популярной книжке для школьников, я без труда догадался, что внутри оно полое. Но как его открыть, если снаружи оно выглядело цельным, без единого стыка или щёлочки? Я попытался открутить его верхушку, но мои ладони соскальзывали с гладкой золотой поверхности.

— Открывать нужно заклинанием, — посоветовал Тед, увидев мои усилия.

Но известные мне заклинания не справились с открытием яйца. Нужно было покопаться в книжных источниках, но в первые дни после конкурса я должен был находиться на виду, чтобы не подумали, что я прячусь от людей. Только когда ажиотаж улёгся и все привыкли к моему проигрышу, я почувствовал себя свободнее и собрался посидеть вечерок в библиотеке за трактатом о замыкающих и отмыкающих чарах.

В этот вечер Дамблдор сделал объявление. Когда ученики собрались на ужин в Большом зале, он попросил внимания и заговорил:

— Дорогие ученики, я счастлив сообщить вам, что скоро вас ожидает приятное событие! — Директор выдержал паузу, пока не удостоверился, что все заинтригованы. — В этом году у нас состоится Рождественский бал — традиционное мероприятие Тремудрого турнира и прекрасная возможность познакомиться с нашими гостями в неформальной обстановке. На бал допускаются ученики четвёртого класса и старше, хотя при желании вы можете пригласить с собой партнера или партнёршу с младших курсов. Бал состоится на Рождество в Большом зале и продлится с восьми вечера до полуночи, форма одежды — парадная. Его открывают чемпионы со своими парами, поэтому пара для них обязательна, остальные гости бала могут прийти и без пары.

Я прикинул наскоро, с кем могу пойти на этот бал, не уронив себя в глазах своего круга и не вызвав всплеск ненужных надежд и разочарований, и осознал, что задачка-то непростая. В Хогвартсе было очень мало подходящих девушек и почти все они были заняты. Лучше всего мне подошла бы Октавия, но приглашать её после того, как её семья отказала моему опекуну в брачных переговорах, было бы в высшей степени дурным тоном. Можно было бы позвать и Дафну, пару раз уже побывавшую моей палочкой-выручалочкой, но теперь всё шло к тому, что пойдёт она на бал не со мной. Не имея на неё серьёзных намерений, было бы нечестно мешать её отношениям с Виктором.

А партнёршу нужно было найти как можно скорее, пока не разобрали всех, кто мне хоть сколько-нибудь подходит. Но никто на ум не шёл, и я успокоил себя тем, что до утра это дело точно подождёт, а утром я посоветуюсь с Тедом. На этот вечер у него были другие планы, как и у меня, а такие дела на бегу не решаются.

Трактат оказался толстым и включал в себя несколько десятков заклинаний. Я забыл обо всём и засиделся над ним до самого отбоя, пока мадам Пинс не напомнила, что библиотека закрывается. Я вернул ей книгу и поспешил в общежитие.

Гостиная уже пустовала, если не считать одной невысокой девичьей фигурки, против обыкновения сидевшей на тумбочке между креслами. Ромильда была чем-то взволнована, она беспокойно постукивала ступнёй по тумбочке и вертела в руках свою палочку. Когда я подошёл ближе, она вздрогнула и уставилась на меня в упор.

— Стой, Поттер. — Ромильда смотрела на меня так, словно пыталась загипнотизировать. Я остановился.

— Ты, — она указала на меня палочкой, — пригласишь меня на Рождественский бал. — Её голос дрогнул и сорвался, но затем снова окреп. — Ты мне должен.

Я перевёл взгляд с кончика её палочки на её лицо. Ромильда смотрела на меня испуганно, решительно, умоляюще — она отчаянно робела, но не отводила глаз. А ведь девчонка права, я ей должен, и немало. Её помощь в истории с Люпином была неоценимой.

Она была второкурсницей, я был её шансом попасть на этот бал, мечту любой девчонки. И это, пожалуй, было хорошим выходом и для меня — Ромильда из приличной семьи с традициями, колдунья в пятом поколении и достойная партия для большинства чистокровных. Если она пойдёт со мной, еще вопрос, кто кому останется должен.

Я выпрямился, развернул плечи и принял официальный вид.

— Очаровательная мисс Вейн, прошу вас оказать мне честь быть моей спутницей на предстоящем Рождественском балу, — произнёс я, подкрепив свою просьбу легким поклоном.

Глаза Ромильды расширились ещё больше, если это было возможно.

— Я согласна, мистер Поттер, — ответила она мне в тон. Её лицо дрогнуло, словно она пересиливала слёзы. Я взял её руку с палочкой и легонько прикоснулся к тыльной стороне её ладони губами.

— Благодарю вас за оказанную честь, мисс Вейн.

Я осторожно отпустил её руку. Плечи Ромильды поникли, словно её отпустило всю.

— Ты не сердишься на меня, Гарри? — ослабшим голосом спросила она.

Я постарался передать ей взглядом своё доброжелательство.

— Нет, что ты, Ромильда, твоё общество украсит любого мужчину. Мы с тобой будем прекрасно смотреться вместе. Танцевать умеешь?

— Конечно! — возмущение пересилило её остальные эмоции и привело её в норму. — А ты?

— Недавно научился. Надеюсь, ты не будешь слишком строга ко мне.

Ромильда посмотрела на меня лукаво и оценивающе.

— Я постараюсь. Это секрет, что ты идёшь на бал со мной?

— Напротив, чем скорее все это узнают, тем лучше, — я улыбнулся. — Чтобы не приставали. Можешь хвастаться.

— Поттер! — воскликнула она с шутливой укоризной.

— Придётся попросить Нотта распустить слух, раз ты такая скромная, — я состроил из себя олицетворение бесконечного огорчения.

— Ну… если это так нужно… то ладно уж…

— Нотта я всё равно попрошу, хуже не будет.

Мы рассмеялись. Ромильда оставила свои страхи позади и теперь была переполнена радостным оживлением. Как мало всё-таки нужно девчонке, чтобы стать счастливой.

Я был доволен, что вопрос с партнёршей для Рождественского бала решился так быстро и удачно. Ромильда не выглядела совсем уж ребёнком, она подходила мне по возрасту, по росту и, до некоторой степени, по положению в чистокровном обществе. Не в британской аристократии, но если выбирать среди учениц Хогвартса, она была одной из лучших кандидатур. У остальных парней из нашей компании вопрос о поиске партнёрши даже не возникал — все они шли на бал со своими невестами, кроме Грега, которого не слишком-то волновало, что у него еще не было девушки. Впрочем, Грег у нас парень рослый и развитый, выглядит он, как и Винс, на все семнадцать, с него станется пригласить старшекурсницу или какую-нибудь шармбатонку. Последнее вероятнее всего, судя по интересу, который он в последнее время питал к равенкловскому столу, где сидели француженки.

Но если с партнёршей всё благополучно устроилось, то с разгадкой подсказки всё обстояло гораздо хуже. Я чуть ли не наизусть выучил трактат и попробовал на яйце несколько заклинаний, показавшихся подходящими, но яйцо не открылось. Предположив, что оно и не должно открываться, я перепробовал на нём множество заклинаний из других разделов магии. Бесполезно. На яйцо не действовала отмена чар, оно не разговаривало и не меняло вид, на нём не появлялись письмена. Рассудив, что ум — хорошо, а два — лучше и что чемпионам не ставили условия, что они должны непременно сами разобраться с яйцом, я обратился за помощью к Нотту.

Тед, как и я, начал с открывающих и закрывающих чар. Я подсунул ему трактат, где было собрано всё на эту тему, и он стал просматривать старинный фолиант, попутно спрашивая, в чём я уже разобрался и что уже проверял. В процессе перелистывания он обратил внимание на один из поясняющих рисунков, которыми была иллюстрирована книга.

— Вот же оно, твоё яйцо, смотри!

— Это не яйцо, а бутон кувшинки, — сказал я, поглядев на страницу. — Заклинание распускания бутонов тоже относится к открывающим.

— Ты его применял на яйце?

— Нет, зачем?

— Даже если это просто похоже, надо попробовать.

В догадке Теда, определённо, что-то было. Я перекопировал отрывок специальным заклинанием с книги на пергамент, и мы пошли в пустующий класс, чтобы испытать эти чары на яйце. Право проверять догадку я уступил Теду, и, к нашему удивлению, она оказалась правильной.

Но удивлялись мы потом, а сначала чуть не оглохли от резких противных звуков, которые стала издавать сердцевина яйца, раскрывшегося наподобие кувшинки. Опомнившись после звукового удара по ушам, мы стали вслушиваться в быстрый визгливый скрип, чтобы отловить в нём хоть какой-то намёк на подсказку. Примерно через минуту трещалка остановилась и после небольшой паузы зазвучала снова.

Мы прослушали её несколько раз, пока не удостоверились, что повторяется одна и та же последовательность звуков. Слушать её было невыносимо, и Тед отменил заклинание расцветания. Яйцо закрылось, наступила благословенная тишина.

— И что это значит, сюзерен?

— Ты сам всё слышал.

— Ты сказал — помочь открыть, и я помог. А подсказка предназначена тебе, а не мне.

— Я должен сказать, чтобы ты помог с ней разобраться, или это и так очевидно?

Мы от души расхохотались, глядя друг на друга. Так легко и внезапно справиться с одним тупиком, чтобы сразу попасть в другой — это было смешно.

— Может, нужно открыть яйцо в конкретном месте или в конкретное время? Или при каких-нибудь обстоятельствах? — предположил он.

— Но в любом случае это нужно сделать до начала второго конкурса, если это подсказка, — продолжил я мозговой штурм.

— Не факт… — Тед покачал головой. — Может, яйцо понадобится в конкурсе, а без него ты не сможешь преодолеть какое-нибудь препятствие.

— Тогда получается, что без него я не справлюсь с конкурсом, а подсказки так не устроены. От них требуется облегчить задачу, а не быть решающим звеном.

Мы сошлись на том, что методом тыка у нас ничего не получится, и взяли время на размышление. Я снова стал рыться в библиотеке, на этот раз наугад, потому что было непонятно, где и что искать. Тед тоже старался выяснить, кто что знает о противно звучащих яйцах.

Приближалось Рождество, а с ним и Рождественский бал. Это у меня, чемпиона, были другие заботы, а у всех на слуху было только одно — кто и с кем пойдёт на бал. Младшекурсницы искали внимания старших, а кто посмелее, вроде Ромильды, те и сами напрашивались на приглашение. Младшекурсникам ничего не светило с самого начала, шанс попасть на бал был только у тех, кто выглядел повзрослее — их еще могла пригласить какая-нибудь страшненькая четверокурсница, оставшаяся без партнёра.

У слизеринцев разбирались с приглашениями тихо, чётко и без суетни, пока все не остались довольны. Уолтер Бойд, например, невестой которого была девица из старинной голландской семьи, пригласил на бал Октавию, но не для себя, а для своего младшего брата, третьекурсника Беннета. А того пригласила пятикурсница Селена Келли, с которой намеревался быть сам Уолтер. В предварительных списках гостей формальность была соблюдена, а на балу они собирались обменяться партнёрами. Не прошло и недели, как делёжка на пары у нас была закончена, и все занялись своими праздничными нарядами.

Наши девушки взяли обыкновение сбиваться в кучку и шушукаться о чём-то с горящими глазами. Мне несколько раз на дню задавали вопросы на тему, какие танцы я танцую и какие предпочитаю, в чём я собираюсь идти на бал, как я отношусь к жабо и декольте, и тому подобное. Вопросы большей частью ставили меня в тупик, кроме разве что одного. Декольте — это всегда хорошо.

Даже Нотт сумел удивить меня вопросом.

— Кстати, сюзерен, как ты относишься к духам? — спросил он совершенно некстати.

Я с подозрением уставился на него, но ответил.

— Если надо, то потерплю.

— Я имел в виду хорошие духи.

— Без разницы.

— Ясно, значит, духи ты не любишь.

— Нотт, вот не поверю, что тебя это вдруг заинтересовало, — заявил я напрямик.

— Ну да, меня подговорили, — ответил он с дипломатичной улыбочкой. — В твоих же интересах, чтобы на балу тебя ничто не раздражало. Да, и не забудь заказать новый галстук и бутоньерку вместо прошлогодних. Твой чёрный костюм еще в моде, но аксессуары надо регулярно менять.

— И ты, Нотт… — простонал я.

— Я о тебе же забочусь, сюзерен. Рекламный проспект я у Дианы возьму, и не вздумай отказываться.

Все как с ума посходили из-за этого бала. Вокруг меня творился подозрительный крутёж, в котором были замешаны самые близкие мне люди. Они не посвящали меня ни во что, оставалось только доверять им. Если не им, то кому же?

Я заказал новогоднюю бутоньерку и чёрный округлый галстук-бабочку в тон камзолу. Выбирали вместе с Тедом, который убедил меня купить ещё и тонкую шёлковую рубашку, по-слизерински серебристую с зеленоватым отливом. Когда покупки были доставлены, он заставил меня надеть весь комплект, оценивающе прищурился и одобрительно покивал. И на том оставил меня в покое.

Всеобщее предпраздничное оживление навело меня на мысль сделать кое-какие собственные приготовления. Я спросил опекуна письмом, не завалялся ли где у него артефакт, распознающий яды и любовные зелья. Драко с начала года носил фамильный малфоевский перстень с подобными свойствами, и мне такой же не помешал бы.

Через три дня Малфой-старший явился в Хогвартс и вручил мне перстень. Серебряный с аметистом, который начинал мерцать изнутри красным при поднесении к еде, в которой была отрава или любовное зелье. Заодно опекун расспросил меня, что нового в Хогвартсе и почему я вдруг спохватился о таком артефакте, но я ничем его порадовать не мог. История с мадам Помфри всё еще не подлежала разглашению, поэтому я отделался общими словами на тему предстоящего бала.

Но если к празднику я подготовился, то загадка золотого яйца стояла на мёртвой точке. Тед занимался ею даже больше, чем я, и с тем же результатом. Незадолго до каникул его очередная гипотеза потерпела фиаско и он наконец не выдержал.

— Слушай, сюзерен, я бы на твоём месте обратился к равенкловцам, а то ты с ними нянькаешься, а они у тебя бездельничают, — с досадой высказался он. — У них мозги по-другому устроены, вот пусть они и думают.

Два ума — хорошо, а четыре — лучше, поэтому я в тот же день написал письмо Диасу. Вечером мы встретились вчетвером в одной из хогвартских комнат отдыха на втором этаже. Тед ради такого дела даже постарался придержать свою неприязнь к Россету, которого недолюбливал не столько за то, что тот маглорожденный, сколько за то, что я терпеливо отвечаю Россету на все его вопросы по магическим наукам, а он этого не ценит.

Равенкловцы посмотрели на яйцо, послушали его трескотню и выспросили всё, что мы с Тедом наработали по разгадке этой задачи. Заинтересовались чрезвычайно, для них это было таким же вызовом, как для нашего Грега возможность набить кому-нибудь морду. Эрни выдал нам несколько свежих догадок, которые, впрочем, не сработали, а Россет выглядел задумчивым, словно что-то вспоминал.

— А ведь я уже слышал такое, — заявил он наконец. — У моего отца завалялся магнитофон еще со школы, старый такой, кассетный. Три года назад мама разбирала хлам и хотела выбросить его, но я упросил отдать его мне. Магнитофон еще работал, но плохо, а я доломал его, когда жал на все кнопочки, чтобы посмотреть, что получится. И он похоже трещал, если включить его не на той скорости, пока не сломался. А запчастей к нему уже не продавали — так и пришлось выбросить.

— Что значит — не на той скорости? — живо заинтересовался Тед.

— Это я про скорость, с которой считывается лента в кассете, мне так отец сказал. Воспроизводить надо с той же скоростью, с которой записываешь, а то получится искажение звука. Если воспроизводить на более высокой скорости, то звук будет таким же, — Россет указал на яйцо, — а если на более низкой, он будет хрипеть и стонать.

Я разбирался в магловской технике лучше Нотта и имел представление о скоростях воспроизведения звука.

— И как нам заставить яйцо звучать на другой скорости? — задумался я вслух. — Здесь же нет никаких кнопочек.

— Может, для этого заклинание есть? — продолжил мою мысль Эрни.

— Откуда? — ответил ему Тед. — У нас музыку заносят на кристаллы, там нет никаких скоростей. Есть заклинания записи и исполнения музыки.

— А давайте, я спрошу отца, — предложил Россет. — Я всё равно на каникулы домой уезжаю.

— Он у тебя разбирается в этих… магнитофонах?

— Он историк в школе, но если надо, он других учителей спросит. Там и физики есть.

— Магловская задачка, — проворчал Тед. — Из ваших наук в Хогвартсе преподают только математику и небесную механику, а это называется…

Он замолчал, пытаясь поймать ускользающее слово.

— Тоже механика, — подсказал Россет.

— Нет, не совсем так. — Тед отрицательно покачал головой. — Теория колебаний, вот.

— Откуда ты знаешь?!

— Книги читаю. И ваши тоже, сюзерен меня ими обеспечил. — Нотт снова замолчал, его лицо приняло задумчиво-отрешённое выражение. Россет, дёрнувшийся на слове «сюзерен», посмотрел на него, затем на меня.

— Кстати, Поттер, мой отец очень интересуется, какой тут у вас социальный строй.

— Запутанный, — лаконично ответил я. — Я с ним еще разберусь, но не сейчас. Так могу я надеяться, что ты выяснишь у своего отца про эти звуки?

— Если получится.