За неделю до каникул выпал снег. Было безветрено и тепло, но не настолько, чтобы он растаял. Хогвартс возвышался над озером в окружении пухлых сугробов и побелевших за ночь гор, на склонах которых темнел из-под заснеженных верхушек выносливый горный ельник. Свинцовым зеркалом поблёскивала еще не замёрзшая озёрная вода. Младшекурсники лепили во дворе снежные крепости и играли в снежки.

Погода стояла восхитительно новогодняя.

В этом году старшекурсники остались на каникулы в Хогвартсе. По домам разъехались только младшие, и то не все, потому что в школе появилось много интересного и помимо бала. Украшать замок к празднику начали за неделю, пока в нём не осталось ни уголка, не напоминающего о Рождестве. Все лестничные перила были покрыты нетающим снегом, а стены в коридорах — медленно падающими резными снежинками величиной с ладонь. Двор перед парадным входом закрыли от прохода и застеклили — там создавался зимний сад — а пока ученики выходили на улицу через боковые двери.

Доспехи в нишах заколдовали на пение рождественских гимнов. Стоило поравняться с ними, как из-под пустых шлемов начинало гулко доноситься «придите, все верующие» — если не считать случаев, когда туда забирался Пивз и начинал фальшиво распевать похабные припевки. Христианские песнопения надоели нам за два дня, и мы дружно решили, что с этим надо что-то делать. Тед предоставил мне подходящую музыку, а я потихоньку выбрался ночью из общежития и перезачаровал все доспехи. Теперь из-под шлемов доносился мелодичный новогодний мотивчик с хрустальным перезвоном сосулек, не поддающийся чарам преподавателей. Противопивзовые чары я накладывать не стал, потому что находил песнопения полтергейста забавными.

На остальных факультетах всё еще разбирались по парам. До нас эта возня почти не доходила, но некоторые вещи невозможно было не заметить. Когда Рональд Уизли при большом стечении народа пригласил в партнёрши Флёр Делакур, остановившуюся в коридоре с Седриком Диггори, разговоров было на весь Хогвартс. По слухам, вейла даже не удостоила рыжего ответом, посмотрев на него, как на корм для фестралов.

Рождественское утро началось для нас с подарков. Сам я провозился с ними целую неделю, потратил кучу времени и денег, вконец загонял хогвартских сов и напряг домовиков, чтобы подарки были доставлены точно перед праздником, зато теперь можно было не беспокоиться, что кто-то из друзей и знакомых окажется обделён вниманием. Мы с Ноттом получили множество подарков и едва успели разобрать их до завтрака. Мне пришло даже несколько поздравлений из Германии, от Эйвери-старшего и ещё кое-кого из сотрудников Академии, с которыми я познакомился, пока изучал там магические науки.

Дюжина ёлок, накануне доставленных Хагридом в Большой зал, к утру стояла в праздничном убранстве. Флитвик с Ранкорном потратили полночи, обряжая их во всевозможные ёлочные украшения, от блестящих гирлянд из фольги и волшебных цветов до анимированных золотых сов и серебряных лепреконов. Совы ухали, а лепреконы размахивали крохотными палочками и разбрасывали в воздухе золотые конфетти в виде монеток. После завтрака старосты раздали гостям бала пригласительные билеты с номером стола.

Обед в этот день был праздничным. Столы ломились от индеек, поросят и гусей в яблоках, на десерт были пироги и рождественские пудинги. Затем Большой зал закрыли на подготовку к балу, назначенному на восемь вечера. Младшекурсники в этот вечер ужинали в Малом зале, расположенном через коридор от Большого и предназначенном как раз для таких случаев. Обычно Малый зал был недоступен для учеников, но сегодня он был открыт и разукрашен не хуже Большого.

Драко, определённо, был осведомлен о предстоящем бале лучше нас. Вчера после обеда его вызывал Ранкорн, после чего в факультетскую копилку прибавилось двадцать изумрудов Малфою «за помощь в подготовке бала». Весь сегодняшний день Драко невероятно важничал и многозначительно молчал, возбуждая всеобщее любопытство, но расспрашивать у нас не принято, а сам он не проболтался.

К половине восьмого одетые для бала слизеринцы стали накапливаться в гостиной. Мы с Тедом были в традиционных торжественных комплектах, приобретённых еще к его помолвке — я в чёрном с матовыми изумрудными вставками, Тед в иссиня-сером, под цвет его глаз. Самоподгоняющаяся по фигуре, одежда сидела на нас идеально. Драко в светло-серой робе, укороченной по последней волшебной моде, в чёрных туфлях с белыми гольфами и в белой шёлковой рубашке с чёрным галстуком-бабочкой, выглядел ничуть не хуже. Винс и Грег смотрелись мужественно, и наша компания в целом производила весьма достойное впечатление. Впрочем, Грег почти сразу же отделился от нас, сказав, что должен встретить партнёршу, а мы остались ждать своих спутниц, которые не очень-то спешили выйти в гостиную.

Наши спутницы появились из комнаты Дианы, где они наводили на себя завершающий лоск перед выходом. И это было зрелище, которое проняло даже меня. Пышная Милли в винно-красном платье, плотно облегающем её аппетитную фигуру и расклешённом в нижней части, с тяжёлым пучком тёмных волос, украшенным новогодними блёстками, смотрелась просто роскошно. Хрупкая Астория, полудевушка-полуребёнок, задрапированная в тонкую зеленовато-бледную ткань холодного оттенка, напоминала драгоценную фарфоровую статуэтку. Дафна в легчайшем нежно-сиреневом платье, с высокой причёской из собранных на макушке светло-русых локонов, в хорошо продуманном беспорядке спускающихся оттуда на шею, выглядела безупречной светской леди. Диана, в воздушном серебристо-голубом платье почти до пола, очень высокая для своего возраста, держалась с величественной грацией, в ней проглядывало нечто эльфийское. Ромильда, в алом платье с круглым глубоким вырезом и вертикальной драпировкой спереди по лифу, с юбкой-колоколом, плотно облегающей бёдра сверху, а затем ниспадающей мягкими расширяющимися волнами, сияла, словно ожившее пламя. Огненная ткань озаряла её золотистую кожу, наполняла светом её большие тёмно-карие глаза и густые, уложенные волнами кудри. Сбоку её волосы были подхвачены заколкой в виде алого мака с лепестками, по краю покрытыми золотой изморозью — моим рождественским подарком, на котором настоял Тед.

Я знал, что Ромильда хорошенькая. Ладно, красивая. Но чтобы настолько…

Уже Драко подал руку Астории и повёл её к выходу, а за ним и Винс повёл свою Милли, уже и Тед с безупречно-светским поклоном приложился к ручке своей леди и зашептал ей что-то на ушко, а мы с Ромильдой стояли и смотрели друг на друга. Идиот, она же ждёт, когда я предложу ей руку! И если я не скажу ей, что заметил и оценил её старания, она обидится на всю жизнь и будет права.

Она не сводила с меня глаз, пытаясь прочитать по моему лицу, что я думаю об её наряде. Я шагнул к ней и поднёс её ладошку к своим губам.

— Ты великолепна, — сказал я после приветствия, не выпуская её руку из своей. — У меня нет слов…

Ромильда просияла. Мимолётная улыбка скользнула по её лицу и тут же исчезла. Я ощутил, как сильно она волнуется перед своим первым выходом в свет, и это помогло мне собраться.

— Ты тоже… — пробормотала она, чуть задыхаясь. — Выглядишь…

— На то и балы, чтобы на них выглядеть, — ответил я с привычной уверенностью. — Мы сегодня лучшие, верно?

Она рассеянно кивнула, и я предложил ей локоть. До начала бала оставалось меньше четверти часа, отставшие пары одна за другой покидали гостиную. По пути я забалтывал Ромильду рассказами о том, как я провёл предыдущее Рождество у Малфоев, и у меня получилось отвлечь её от волнения. Весёлые и оживлённые, мы вошли в вестибюль за пять минут до начала бала, где столпились нарядные гости и царила праздничная атмосфера. Наружные двери вестибюля были распахнуты настежь, но оттуда не тянуло холодом. Там виднелся зимний сад, с газоном, с зарослями розовых кустов, над которыми порхали десятки разноцветных фей, с гротом, освещённым китайскими фонариками и со статуей Санта-Клауса на оленьей упряжке.

— Смотри, — кивнул я туда Ромильде.

— Ох, как красиво! — восхитилась она. — Гарри, мы туда сходим?

— Обязательно. Вечер длинный, мы всё успеем.

Согласно урокам Нарциссы, на светских приёмах нужно было правильно подать себя и получить как можно больше сведений о других. Я с непринуждённым видом повёл Ромильду по вестибюлю, вскользь обегая взглядом окружающую толпу и отмечая про себя, кто здесь с кем, как и в чём. Как и следовало ожидать, большинство учеников разбилось по факультетам, а внутри них по курсам. Смешанные пары тоже имелись, но их было мало и они соответствовали устоявшемуся в Хогвартсе делению — грифы с барсуками, наши с воронами.

Когда мы шли мимо грифов, я обратил внимание, что Лонгботтом сегодня с Грейнджер, которую я поначалу не узнал, потому что вместо растрёпанной мочалки у неё на голове был тугой лоснящийся пучок, насквозь пропитанный гелем для волос. Плохо наложенная магловская косметика на её лице тоже не способствовала узнаванию. Невилл неловко переминался с ноги на ногу, к тому же бросалось в глаза, что носить праздничную робу он не умеет. Парвати Патил в розовом сари была с Томасом Дином, а Рональд под ручку с белокурой Лавандой Браун стоял в компании близнецов Уизли, на каждом из которых висело по афробританке, и был одет в странную бордовую робу с оборванными кружевами по краю воротника, похожую на женскую. Приглядевшись, я обнаружил, что она и впрямь была женской. Ловкач-старьевщик как-то сумел всучить её миссис Уизли за мужскую.

Хаффлпаффцы стояли тесной кучкой, трудно было понять, кто из них с кем. Впрочем, это была не та информация, без которой жить нельзя. Я заметил, что капитан квиддичной команды равенкловцев Роджер Дэвис любезничает со своим ловцом Чжоу Чанг, хотя до этого у неё был роман с Седриком Диггори. Но Диггори не было ни здесь, ни у барсуков.

Октавия Грей, хоть и равенкловка, была среди слизеринцев, в компании Митчелла с Эдной Гастингс и братьев Бойд. Наподалёку от них пристроилась наша компания, и мы с Ромильдой направились туда. Грег уже был там с своей партнёршей, которой оказалась не француженка, а Падма Патил. В ярко-бирюзовом сари, с национальными украшениями на голове и на руках, с длинными чёрными волосами, заколотыми кверху по бокам головы, а сзади спадающими ниже талии, Падма выглядела очень эффектно.

Почти одновременно с нами сюда пришли болгары во главе с Каркаровым. Все они были в тёмно-красной праздничной форме военного образца, отличавшейся от ежедневной наличием золотого канта и меховой отделки. Виктор Крум подошёл к нам за Дафной, которая сегодня была его партнёршей, да так и остался с нами. Последними в вестибюль явились французы под предводительством мадам Максим, сменившей чёрные шелка на сиреневые и возвышавшейся над подопечными, как клушка над цыплятами. Среди них была Флёр Делакур в сопровождении Седрика Диггори.

Взрослые участники бала собирались где-то не здесь. Они пришли сюда к восьми общей толпой — преподаватели, ответственные представители министерства и журналисты. Из министерских здесь был Бэгмен, по случаю праздника одетый в ярко-бордовую с жёлтыми звёздами робу, и Перси Уизли в новой сине-зелёной робе, отчаянно дерущий нос, потому что сегодня он представлял здесь отсутствующего Крауча. Журналисты были те же, что и на конференции, всю процессию возглавлял Дамблдор.

Ровно в восемь директор картинно взмахнул палочкой, и двери Большого зала раскрылись. Длинные факультетские столы оттуда убрали, вместо них вдоль боковых стен зала были расставлены квадратные столики на восемь человек, сервированные серебром, хрусталём и фарфором. Нарядные ёлки между ними переливались цветными огнями, стены зала были покрыты серебристым инеем и украшены гирляндами плюща и букетами омёлы. В центре каждого столика вращались новогодние фонарики с номерами, по которым гости находили свои места. На пока еще пустых тарелках лежали карточки с именами гостей, а также сегодняшнее меню.

Чемпионский столик с номером два был первым от сцены. У противоположной стены за столиком номер один восседал сам Дамблдор, а с ним Бэгмен, Каркаров, мадам Максим, мадам Спраут, Грюм и двое журналистов. За двумя следующими от них столиками сидели остальные преподаватели и журналисты. Все они были одеты экстравагантно и очень пёстро, даже Рита Скитер с ядовито-жёлтыми волосами и в ядовито-розовой робе не особо выделялась среди них — зато там чёрной летучей мышью выделялся Снейп. Дальше по их стороне располагались столики гриффиндорцев и хаффлпаффцев, а по нашей сидели слизеринцы и равенкловцы.

Четвёртой парой за нашим столом оказались Драко с Асторией. Очень удачно, что за следующим столом сидели остальные наши — Тед с Дианой, Винс с Милли, Грег с Падмой — и в компанию к ним попали Забини с Панси. Остальные ученики тоже были рассажены согласно своим компаниям и симпатиям, что я не преминул отметить вслух, когда мы уселись за стол.

— Это я постарался, — самодовольно сообщил Малфой, наконец-то нарушивший свой обет молчания. — Вчера наш декан вызывал меня посоветоваться о размещении гостей на балу, чтобы за столами обошлось без конфликтов, и я всё ему разъяснил.

Драко и впрямь постарался. Отложив на время свою вредность, он разместил гостей наилучшим образом. Мало того, он позаботился и о престижном месте для себя, и о том, чтобы мы оказались в стороне от преподавателей — ну так в любом деле не без этого. Я был доволен, что с нами Малфой, потому что нет никого лучше для общения в малознакомой компании, если он этого захочет. А сегодня он этого хотел.

С Виктором и Дафной мы были знакомы хорошо — это Делакур и Диггори были трудной для нас парой. Вейла была надменной и необщительной, а с Диггори я был знаком очень мало. Так, здоровались при встрече и относились друг к другу нейтрально. Насколько мне было известно, его семья была небогатой, она не поддерживала традицию и разделяла политику Дамблдора. Диггори проживали по соседству с Уизли, отец Седрика, тоже сотрудник министерства, был в приятельских отношениях с Артуром Уизли, хотя и относился к нему свысока. Тем не менее, Седрик не был замечен в дружбе ни с кем из сыновей Уизли.

Они подошли к столу последними, сдержанно приветствовали нас и сели на свои места. Флёр убрала свою карточку с тарелки, кончиками пальцев взяла меню и бегло просмотрела его.

— Здьесь такая тяжёльая пишьча, — пожаловалась она в меню. — Я непрьеменно растольстею.

Её услышал Драко, тоже с меню в руке, и счёл это удобным случаем для установления контакта.

— Рекомендую дичь с овощами и зеленью, — посоветовал он. — Ручаюсь, вы весь вечер будете чувствовать лёгкость.

— Ви так счьитаете, мистьер…

— Малфой.

— Мистьер Мальфой, — повторила вейла и подняла на него небесно-голубые глаза. — Бльагодарью вас, я попробьую.

— Кстати, мисс Делакур, позвольте вам представить: мисс Астория Гринграсс, мисс Дафна Гринграсс, мисс Ромильда Вейн, — продолжил Драко, резонно предположив, что француженка не знает наших спутниц по именам.

— Очьень приятно, — она слегка кивнула каждой. — Мистьер Мальфой, ви, слючайно, не знайете, какая сьегодня прьограмма вечьера?

Драко изобразил светскую улыбку и заговорил тоном гида-профессионала:

— Сначала небольшая речь нашего директора на тему Рождества и дружбы народов, затем ужин, затем музыка и танцы. Обещали ансамбль, — он кивнул на сцену рядом с нами, с которой по случаю бала убрали преподавательский стол. — Затем снова ужин и снова танцы, а дальше — кто что хочет и кто что может. Для прогулок имеется зимний сад.

Вейла расслабилась и заулыбалась. Малфой стал втягивать в беседу остальных участников застолья.

— Мисс Делакур, а как вы относитесь к квиддичу?

— О-о, недолюбльиваю.

Ну и что ей стоило сказать, что она им немного интересуется? Я вон тоже недолюбливаю квиддич — и ничего, даже в него играю. Драко правильно оценил ситуацию и стал искать другие точки общего интереса.

— А как вам танцы?

— О-о, танцьи я люблю.

— Какие вы предпочитаете, общие или парные?

— Только парьние, — категорически заявила вейла.

Ещё парой реплик Драко подключил к обсуждению танцев и остальных наших дам. Разговор начал оживляться. Диггори натянуто молчал, пялясь на свою партнёршу, мы с Виктором, напротив, сидели довольные, что нам не нужно подбирать темы для общения. Тут встал Дамблдор, потребовал внимания и произнёс обещанную Малфоем речь на тему Рождества и дружбы народов. После её окончания настало время ужина.

Заказ блюд на балу делался как обычно, обращением к домовикам. Мы заказали закуски и напитки, после чего принялись за еду. Флёр Делакур разговорилась — Малфой сумел расположить её к общению.

— Ето всьё пустьяки, — заявила она, пренебрежительно оглядев оформление зала. — У нас во дворцье в Рьождьество по всьему залю расставльены ледьяные скульптури. Коньечно, оньи не тают… Оньи сийяют как альмазние.

— Должно быть, потрясающее зрелище, — с серьёзным видом покивал Драко.

— О да, ето нужьно видьеть… И еда совсьем не как здьесь, она великольепна.

— Я тоже скучал бы по такому великолепию, которое вы описываете.

Флёр одобрительно посмотрела на такого умного, понимающего собеседника. Драко между тем продолжил:

— Но не отчаивайтесь так, половина срока уже прошла.

— Трьеть, только трьеть, — вейла вздохнула.

— Зато потом вы сможете гордиться собой, что стойко пережили такие ужасные условия.

Я внимательно посмотрел на Малфоя, но в нём невозможно было заметить ни притворства, ни утонченной издёвки.

— О да, я готовьилясь к тьому, что будьет трьудно. И ми не имеем всех етих ужьасних доспьехов по стьенам, а вашьего полтьегейст ми выкьинули б вот так! — Делакур с силой хлопнула ладонью по столу. Тарелки подпрыгнули, бокалы тоненько звякнули. — Ох, простьите…

— Ничего страшного, я вас понимаю, — успокоил её Драко.

— Мне придьоться привыкать здьесь, — грустно отозвалась она. — Послье шьколи я будьу работать в вашьем Гринготс. Рьецепсьонист, вот.

— А чем вас не устраивает французское отделение банка?

— Менья устрьаивает. Ихь не устрьаивает. У нас слишьком много вейль, на всех нет мьест.

Во взгляде Драко, вскользь брошенном на Седрика, промелькнула тень недовольства — «какого Мордреда ты не развлекаешь свою даму?». Тот ничего не заметил, потому что был всецело поглощён созерцанием профиля вейлы. В это время снова поднялся Дамблдор, объявил, что сейчас будет музыка, и взмахнул палочкой. На сцене разом возникли музыкальные инструменты приглашённого ансамбля — ударная установка, несколько гитар, лютня, виолончель и волынка. И всего-то он снял с них заклинание невидимости, а какой эффект…

— А теперь похлопаем знаменитой музыкальной группе «Адские сестрички», — объявил директор и захлопал в ладоши первым. Свет пригас, и под нестройные аплодисменты на сцену вышло несколько лохматых существ неопределённого пола в драных чёрных балахонах.

— Почему сестрички, это же мужчины?! — не удержалась от восклицания глазастая Астория.

Все переглянулись. Я подумал, что лучше было бы не оставлять выбор ансамбля за Дамблдором.

— Уверен, ты не захочешь этого услышать, — первым нашёлся Виктор.

— Но как же?

— Меньше всего меня интересует пол клоунов, Астория, — добавил я. — И тебе того советую.

— Астория! — строго сказала Дафна. — Я с тобой потом поговорю.

Музыканты расселись за инструменты, а их старший колданул себе на горло Сонорус.

— Леди и джентльмены! Сегодня мы весь вечер с вами и обеспечим вас замечательной музыкой! Бал открывают чемпионы! — он посмотрел на наш стол. — Уважаемые чемпионы, прошу вас!

Мы вышли из-за стола и встали перед сценой, только Драко с Асторией остались сидеть. Старший «сестричка» вернулся к своему инструменту, и ансамбль заиграл унылую траурную мелодию. Флёр возмущённо посмотрела на сцену, Виктор пожал плечами и пригласил Дафну на медляк. Я повернулся к музыкантам и замахал перед собой рукой в отрицательном жесте, подавая ансамблю знак остановиться.

Музыка смолкла.

— Что такое? — обратился ко мне со сцены старший.

— У нас здесь похороны? — поинтересовался я. — Нет? Тогда давайте вальс.

«Сестрички» посовещались и снова сели за инструменты. Зазвучала величественная музыка медленного вальса. Я пригласил Ромильду на танец, и мы поплыли по залу.

Я не великий танцевальный ас, но основной шаг самых популярных бальных танцев в меня вдолбить успели. Ромильда танцевала великолепно, в паре с ней я выглядел лучше, чем мог бы. Я вёл её по пространству в середине зала, следил за направлением, избегая столкновений с другими парами, и еще успевал полюбоваться ею. Она с восторгом переживала свой звёздный час, её глаза сияли, на полураскрытых от волнения губах цвела неосознанная улыбка. Мерлин, какая же она сегодня красивая…

После того, как наш стол открыл бал, к танцу стали присоединяться другие пары. В Хогвартсе не было принято попадать в такт, ритм и мелодию — достаточно вспомнить, как здесь исполнялся хогвартский гимн — напротив, здесь считалось особым шиком не попадать в них и преподаватели поддерживали эту установку вместо ввода в школьную программу занятий по пению и танцам. Танцевать классику умели только те ученики, которых обучали этому дома — в основном слизеринцы, кое-кто с Хаффлпаффа и Равенкло — но тем не менее на танец вышли все, кому не сиделось на месте.

Дамблдор пригласил мадам Максим, справедливо рассудив, что никто еще не допился до такого подвига, а пригласить её надо, и они даже изображали нечто похожее на вальс. Видно, в школьные годы нашего директора танцы здесь еще преподавали. Невилл добросовестно оттаптывал ноги Гермионе, которая морщилась, но всё-таки волокла его за собой по залу. Близнецы Уизли со своими африканками танцевали нечто бодрое, взбрыкивая во все стороны ногами с опасностью для окружающих. Профессор Грюм, в паре с профессором Синистрой, выбивал своим протезом чечётку и для соседних пар был ещё опаснее, чем близнецы. Профессор Синистра испуганно уворачивалась от когтей его агрессивной деревянной ноги.

Когда мы поравнялись с Грюмом, тот попытался что-то мне сказать, но мы с Ромильдой уже пронеслись мимо. Его волшебный глаз смотрел сквозь мои кюлоты и, что мне не понравилось гораздо больше, сквозь развевающуюся волнами юбку Ромильды. Вот ведь старый бесстыдник!

На другой половине зала танцевали наши. Элегантный Драко, вальсировавший с хрупкой белокурой Асторией, был как никогда похож на Слизеринского Принца. Улыбающийся Тед вёл свою Диану легко и естественно, он даже нашёл время подмигнуть мне на лету. Довольный Блейз Забини кружил по залу свою обожаемую Панси, словно охапку розовых оборок. Почти вплотную к нам проскользили Беннет Бойд с Октавией — мы не задели друг друга, но Беннет недовольно повернул к нам голову и сбился с шага. Теперь я старался вести Ромильду так, чтобы больше не попадать в гриффиндорскую толкучку, и этому очень помогло, что танцоры довольно скоро расслоились. Умеющие танцевать переместились к сцене, остальные вытворяли в дальней части зала всё, что в голову взбредёт.

На групповую топталку мы с Ромильдой не пошли, пересидев её за столом. После неё зазвучал красивый медленный блюз. «Адские сестрички» взялись за ум и больше не пытались похоронить нас заживо, быстрая музыка чередовалась с медленной. Каждый мог и потанцевать, и отдохнуть, выбирая музыку по вкусу.

Снова зазвучал вальс, и мы с Ромильдой встали из-за стола. Я подал ей руку, готовясь начать танец, но тут к нам подошёл Беннет Бойд. Он обратился ко мне с таким видом, словно снисходил до меня.

— Мистер Поттер, могу я пригласить вашу леди на танец?

— Мы уже танцуем, — я добавил в голос нотку раздражения — «неужели этого не видно?», — но если мисс Вейн предпочитает провести этот танец с вами, я подчинюсь её выбору.

Беннет едва заметно кивнул мне, благодаря за предоставленную возможность, и обратился уже к Ромильде:

— Мисс Вейн, позвольте пригласить вас на танец.

Она посмотрела на меня, снова на него, а затем ответила решительно:

— Прошу прощения, мистер Бойд, но сегодня я танцую только с мистером Поттером.

На лице не ожидавшего отказа Беннета на мгновение промелькнули замешательство и досада, но парень быстро совладал с собой. Аристократов учат этому чуть ли не с рождения.

— Извините за беспокойство, мисс Вейн, мистер Поттер, — он развернулся и с небрежным видом отошёл от нас, а мы пошли вальсировать, как и собирались. Но неприятный осадок от этого короткого разговора остался у нас обоих.

Как оказалось, это было только начало. Ромильда была не в том возрасте, чтобы ею заинтересовались самые старшие, но на четвёртом и пятом курсе нашлось достаточно парней, кто сегодня положил на неё глаз. После второго приглашения она попросила меня сразу же отказывать претендентам, и в течение следующего получаса я только этим и занимался, пока не довёл до сведения каждого, что сегодня им ничего не светит.

В десять вечера «сестрички» ушли на перерыв, а мы заказали горячее. В отсутствие музыки зал заполнился гулом разговоров, ставших громкими и раскованными. За преподавательскими столами весь вечер пили огневиски и изрядно опьянели, не говоря уже о Грюме и Трелони, ходивших поддатыми с утра. Все развеселились, только Снейп оставался таким же угрюмым, несмотря на то, что опрокидывал в себя одну рюмку огневиски за другой. Хагрид, в странном полосатом костюме и со слипшимися от ваксы волосами, активно ухаживал за мадам Максим и, похоже, небезуспешно.

Ученикам не полагалось крепких напитков. Для иностранцев и старших двух курсов в меню имелись крюшоны и слабоалкогольные сорта сливочного пива, но грифы не были бы грифами, если не протащили бы с собой огневиски. Даже с нашего стола было видно, как близнецы Уизли, заговорщически оглядываясь, ныряют руками под стол, наполняют там бокалы и передают по столам всем желающим. Этого только слепой не заметил бы, но преподаватели сегодня предпочли ослепнуть. Главное, чтобы формальности были соблюдены.

Грифы были здорово навеселе, хаффлпаффцы если и отставали от них, то не особо. Нашу сторону зала мне было видно хуже, но вороны никогда не любили выпивать, а наши держались строго в рамках допустимого. За нашим столом пили только безалкогольное, если не считать, что Виктор с Седриком дважды наливали себе крюшона. Они предлагали налить и Флёр, но француженка сердито пролопотала, что «вейли такойе не пьють».

Формально я был трезв, но трезвым я себя не чувствовал. Атмосфера праздника сама по себе пьянила, общее веселье и раскованность, словно инфекция, передавались по воздуху и впитывались в кровь. А ещё и эта музыка, и гибкая фигурка Ромильды под ладонью…

Я чувствовал себя непривычно взволнованным.

— А что это они там делают? — полюбопытствовал Виктор, вглядываясь в дальний конец зала.

Пучки новогодней омёлы были развешаны везде, но если у боковых стен путь к ним преграждали ёлки и столики, то у дальней стены они были в свободном доступе. И теперь к ним наведывались парочки, чтобы приобщиться к одному старинному британскому обычаю.

— Это у нас традиция такая, очень старая, — пояснил ему Драко. — На Рождество у нашей молодёжи принято целоваться под омёлой. Если девушка случайно окажется под омёлой, её имеет право поцеловать любой парень. Но туда можно и вдвоём встать.

Виктор снова поглядел в дальний конец зала. Там как раз один из близнецов Уизли с Анжелиной Джонсон взасос отдавали дань традиции.

— Какой интересный обычай… — откомментировал он с видом опытного ценителя. — А ты, Драко, почему его не соблюдаешь?

— Ничто не мешает мне поцеловать свою невесту в любом подходящем для этого месте, — с важностью ответил Малфой. В подтверждение он потянулся к Астории и легонько приложился губами там, где уголок её губы переходил в щёку. Астория слегка зарделась, но выглядела довольной. — А обычай у нас для тех, кто еще выбирает.

Несколько секунд Виктор что-то соображал про себя, затем скосил глаза на Дафну.

— Мне нравится ваша страна и ваши обычаи, — продолжил он тему. — Будет очень обидно, если я уеду от вас и не познакомлюсь с таким древним и таким важным обычаем. Дафна, я был бы очень признателен, если бы ты помогла мне поучаствовать в нём. Ведь это ваш обычай, и я был бы крайне огорчён не поучаствовать.

Дафна заметно напряглась и опустила глаза, её лицо застыло. Ответила она далеко не сразу.

— Ну если обычай… Если ты так заинтересован в наших традициях… Ты всё-таки наш гость, Виктор…

Правильно истолковав ответ Дафны, он предложил ей руку и повёл к омёле. Вернулись они нескоро, как раз к концу музыкального перерыва. «Сестрички» расселись по местам, заиграли медленную музыку, и мы всем столом пошли танцевать. После этого танца был квикстеп, который прежде у меня не особо получался, но сегодня я был в ударе. Мы с Ромильдой запыхались и единодушно решили пропустить следующий танец, а пока прогуляться в разные стороны и «поправить причёску». Сидели мы за столом давно, было самое время её поправлять.

Вернувшись в зал раньше своей дамы, я вспомнил, как устало она облизывала губы после танцевальной пробежки, и решил блеснуть куртуазностью. Я налил в два бокала лимонада и пошёл навстречу Ромильде, ища её взглядом среди танцующих. Три четверти зала спустя она мне еще не встретилась, и я уже начал оглядываться, подумав, что пропустил её в толпе, как вдруг до меня донёсся весёлый голос Нотта.

— Эй, сюзерен, иди сюда!

Оглянувшись на голос, я увидел Теда, который удерживал под омёлой упирающуюся Ромильду. Нужно сказать, упиралась она не усердно, потому что Тед с легкостью удерживал её на месте одной рукой. Другой, свободной, он размахивал мне, чтобы я скорее заметил его.

— Иди-иди, для тебя тащил!

Я подошёл к ним с бокалами в руках, посмотрел на него, на Ромильду… Она глядела на меня встревоженно, в коротком кивке Теда на неё ощущался приказ.

— Хватит разыгрывать лузера, народ смотрит, — прошипел он сквозь зубы, не забывая улыбаться.

С каждой секундой ситуация становилась всё более натянутой. Ещё немного, и Ромильда начнёт вырываться всерьёз — и тогда все мы будем выглядеть дураками. Придётся соответствовать.

Я наскоро огляделся и, не найдя другого места, сунул оба бокала в руки Нотту. Он принял их, для этого ему пришлось отпустить Ромильду. Она стояла у самой стены и смотрела на меня расширенным немигающим взглядом, словно завороженная. Я взял её за плечи и, чуть помешкав, на мгновение прикоснулся губами к её губам. Почти отстранился, но меня остановила мысль, выглядевшая очень правильной и своевременной.

Неубедительно. Все думают, что мы целуемся, а, можно сказать, ничего и не было. Даже как-то неудобно перед собой. Я могу лучше. Я определённо могу лучше.

Я возобновил прикосновение и медленно погладил губами её губы. Такие мягкие и бархатистые… словно лепестки роз. Никогда не гладил губами розы… но наверняка они именно такие…

Её губы слабо шевельнулись в ответ. Мои руки переместились с её плеч на её спину. Я точно могу ещё лучше.

— Эй, не увлекайтесь, народ смотрит! — дошёл до моего сознания голос Теда.

Я выпустил Ромильду из рук.

Убью Нотта.

— На тебя не угодишь — то целуйтесь, то не целуйтесь, — раздражённо проворчал я.

— Ну тогда не буду вам мешать… — он сунул мне бокалы и мгновенно смылся в толпу. Хитрюга.

Ладно, пусть живёт.

Я отвлёкся от созерцания пустого места, где он только что стоял, и встретился взглядом с Ромильдой.

— Шутник…

Она ответила мне слабым растерянным кивком.

— Пить хочешь?

Она снова кивнула. Я протянул один из бокалов ей, к другому приложился сам. Как удачно, что у меня был этот лимонад. Мне тоже хотелось пить. И было душно. Какая же всё-таки в этом зале духота…

Это с эмоциями у меня так себе, а с инстинктами у меня полный порядок. И сейчас они настоятельно напоминали, что моя стихия — огонь и что я с этим еще намучаюсь. Дурацкая выходка Нотта столкнула их с обрыва, когда назад уже никак и когда закон всемирного тяготения неизбежно впечатает в конечную точку, как ни крутись по дороге.

Убью засранца. Или ладно уж, пусть живёт?

И ничего из прошлой жизни, что подсказало бы, как вывернуться. Неужели у меня было так мало такого опыта?

Мы допили лимонад, избегая глядеть друг на дружку, и я позвал домовика, чтобы тот забрал бокалы. Музыка визжала и резала по нервам, воздух был пыльным и тяжёлым из-за толпы танцующих. Я напомнил Ромильде про зимний сад, и она обрадованно встрепенулась. Ей тоже было не по себе.

Выход всё-таки нашёлся — говорить, говорить и говорить. Если хорошо повозить языком, в конце концов и самому покажется, что ничего не случилось. Каждое следующее слово давалось легче, и уже на парадной лестнице мы надёжно спрятались за пустой болтовнёй. Нам навстречу засияли китайские фонарики, запахло снегом и розами — всё тут было наколдованным, но фальшивые розы были так хороши, что легко было обмануться на вечер и принять их за настоящие.

Я наклонился, чтобы понюхать розу, и украдкой провёл губами по лепесткам. Да, то самое…

По укромным уголкам зимнего сада разбрелось немало парочек, неплохо проводивших время. Видно, как и мы, они направились сюда прямиком из-под омёлы. В одном из закоулков я заметил Флёр и Седрика — когда только успели — и, похоже, парень чувствовал себя здесь куда увереннее, чем за праздничным столом. Когда мы подходили к центральной парковой площади, я увидел на статуе Санта-Клауса две огромные тени, а ещё несколько шагов спустя услышал возмущённый вопль мадам Максим:

— Как ви смейт польагать обо мне такой?! Мьеня никогда еще так не оскорбляль!!! Польувельиканьша? У мьеня прьосто ширьокая кость!!!

Одна из теней сорвалась с места и устремилась в нашу сторону. Я едва успел оттащить Ромильду за кусты, чтобы нас не сшибла разъяренная французская директриса. Она промчалась мимо нас, но мы повременили возвращаться — мало ли, вдруг за ней погонится Хагрид. Чуть спустя мы одновременно взглянули друг на дружку, а затем выглянули по направлению статуи Санта-Клауса. На ней виднелась одинокая поникшая тень.

За поворотом, который мы недавно миновали, послышался знакомый голос Снейпа, в котором звучала нешуточная злоба. Он набрёл на одну из уединившихся парочек и с упоением распекал её. Мы снова переглянулись и попятились в кусты.

— Минус десять баллов с Хаффлпаффа, Фоссет! А также минус десять баллов с Равенкло, Стэббинс! — завершил он свою нотацию о нравственности.

Снейп вылез в сад за этим? Интересно, он когда-нибудь целовался?

— Северус, подожди! — окликнул его издали мужской голос, который я поначалу не узнал.

— Чего тебе, Игорь? — с неутихшим раздражением отозвался Снейп.

Ясно, Игорь — это Каркаров. Кажется, они учились вместе, отсюда и фамильярность. Две длинные тени легли на дорожку перед нами, медленно приближаясь.

— Ты, случайно, не видел здесь Виктора? Его нет в зале.

— Нет, не видел. Увижу — отправлю к тебе.

— Северус, всё случая не было спросить… Неужели тебя не тревожит — это?

Из нашего укрытия было видно, как одна из двух тёмных фигур постучала себя по левому предплечью.

— Не вижу повода для беспокойства, Игорь, — по интонации Снейпа так и виделось, как он сардонически кривит губы. И какой смысл прятать беспокойство даже от себя, если оно всё равно просачивается наружу в придирках и издёвках?

— Северус, мы не можем делать вид, что ничего не происходит!

— А что мы можем делать?

Две фигуры прошли мимо нас и остановились, не доходя до площади.

— Если бы я знал… Надо как-то бежать, спасаться. Ты разговаривал об этом с остальными?

— Все сейчас на удивление неразговорчивы.

— А Люциус?

— Он — особенно. Похоже, ведёт свою игру.

— Вот как? Без тебя? Тогда кто же его партнёры?

— Не знаю, но ставку он сделал на младшего Поттера. И вот что, Игорь, эти знаки проявляются не у всех. До меня дошёл слух, что у некоторых они исчезают.

— Как такое возможно?! — Каркаров невольно повысил голос.

— Я сам не поверил, но Дамблдор утверждает, что Роули проверяли на наличие знака перед тем, как утвердить верховным судьёй Визенгамота. У него не было ничего, даже отпечатка.

— А должен быть…

— Именно. А ничего, чистая рука.