Не помню, когда я был так же популярен в Хогвартсе, как после второго конкурса турнира. Разве что в первые дни учёбы, когда на людях наконец-то появился широко разрекламированный Мальчик-Который-Выжил, но отношение ко мне тогда и сейчас всё же различалось — на этот раз я победил на глазах у всех. Я публично доказал, что способен побеждать.

Но толпа забывчива. Любимцу публики мало проявить себя однажды. Чтобы о нём помнили и чтобы им восхищались, он должен побеждать, побеждать и побеждать. Стоит ему споткнуться однажды — и в нём уже разочарованы. Споткнётся дважды — и на него выливаются потоки презрения от тех, кто не побеждал ни разу.

Я никогда не понимал признание общества как самоцель. Если оно чем-то и ценно, то только как средство. Помня, что мне еще не удалось помириться с Октавией, я понадеялся, что статус победителя поможет мне смягчить её обиду. Теперь я стал посвободнее и у меня нашлось время выловить её в одном из коридоров, но девчонка даже не стала разговаривать со мной.

Поразмыслив, я понял свою ошибку — в том коридоре не было зрителей. Я смирился с капризом Октавии, в следующий раз отловив её уже на глазах у пары сплетниц. На этот раз она снизошла до общения со мной и тон её был условно-дружелюбным, несмотря на пренебрежительную гримаску, державшуюся во время всего короткого разговора. Нас видели, но не слышали, а девчонка во что бы то ни стало хотела добиться своей публичной и безусловной победы надо мной.

— Я не вижу, чтобы ты искренне раскаивался, Поттер, — твердила она. Я прикинул, как может выглядеть искреннее раскаяние в понимании Октавии — записки с просьбами о прощении, которые можно невзначай забывать на виду у подруг, поджидание её на виду у всех, следование за ней с виноватым видом и смиренное выпрашивание приватного разговора — и понял, что на это я не пойду. Условия были слишком жёсткими, и я отложил примирение в надежде, что со временем Октавия пересмотрит их.

Кроме того, я перенёс отказ Греев опекуну в брачных переговорах из списка моих неудач в список моих удач.

Насколько я мог замечать на занятиях и в Большом зале, Невилл всерьёз объявил войну за свою независимость. Рональд и прежде не особо цеплялся за Лонгботтома, поэтому сейчас с облегчением отстал от него, зато Гермиона вцепилась в него клещом. Она не видела и не желала видеть, что от неё хотят отделаться и посылают чуть ли не открытым текстом — большего Невиллу воспитание не позволяло. Её громкий и уверенный голос стал частенько доносить до окружающих фразы вроде «Как это ты не будешь есть капусту? Это же полезно!» или «Почему ты мне его не дашь, Невилл? Мало ли, что ты не хочешь, я же должна проверить твой обзор!». Невилл не уступал, в полной мере проявляя то самое упрямство, благодаря которому он попал в Гриффиндор. Даже выражение его лица стало заметно твёрже.

Хоть я и не усердствовал в примирении с Октавией, мои скромные усилия в этом направлении не остались незамеченными. Неделю спустя, когда я о ней уже и думать забыл, в «Ведьмолитене» появилась короткая заметка «Тайная сердечная рана Гарри Поттера». Уже знакомый мне Уистлер на этот раз прицепился к моим отношениям с Октавией.

«Общеизвестно, что единственный наследник древнего рода Поттеров, небезызвестный Гарри Поттер пользуется огромным успехом у женской половины Хогвартса. Несмотря на это, его сердце было разбито. Еще с прошлого года он оказывал особое внимание юной мисс Октавии Грей, но так и не не сумел смягчить её неприступность. Даже его убедительная победа на втором этапе Тремудрого турнира не помогла ему добиться благосклонности юной красавицы. По утверждению надёжных источников, сердце мисс Грей отдано Беннету Бойду, второму сыну известнейшего рода Бойдов, и в июле этого года состоится её помолвка с ним.»

Газеты у нас на факультете просматривали еще до завтрака, и я прямо в гостиной публично объяснился по поводу этой заметки с Уолтером, потому что это касалось непосредственно его, как наследника Бойдов. Я сказал, что помню, с кем сговорена мисс Грей, что не имею на неё никаких видов и что всего лишь пытался загладить небольшую бестактность, допущенную на Рождественском балу. Объяснения были приняты и вопрос был исчерпан.

Возможно, я еще подумал бы, стоит ли объясняться с Уолтером Бойдом по поводу всяких сплетен, но меня почему-то обеспокоило, как эту заметку воспримет Ромильда. Мы окончательно сдружились во время подготовки ко второму конкурсу и теперь общались по-свойски — трудно общаться по-другому с девчонкой, которая в течение месяца лечила мои синяки и ссадины, и не только на руках и ногах — но подойти к ней и ни с того ни с сего сказать, что мне безразлична эта Грей, выглядело совсем уж необъяснимой щепетильностью. Я был не обязан оправдываться в этом перед Ромильдой, но что-то во мне настаивало на оправдании, и с Уолтером я заговорил, только удостоверившись, что она нас слышит.

Но если для слизеринцев всё прояснилось, остальные факультеты сплетничали всласть. Кроме того, Панси прихватила этот номер на занятия и имела неосторожность попасться с ним Снейпу.

— Так… мы тут журнальчики под столом почитываем? — накинулся он на неё. — Минус десять баллов со Слизерина. — Все уставились на них, а чёрные глаза зельевара устремились на заметку. — Ну конечно же, клуб фанов Поттера собирает для него вырезки…

Грифы заржали так, что в классе затряслись стены. Губы Снейпа изогнулись в неприятной ухмылке.

– «Тайная сердечная рана Гарри Поттера», — начал он читать вслух, делая в конце каждого предложения паузу. — «Небезызвестный Гарри Поттер пользуется огромным успехом у женской половины Хогвартса»… — его злорадный взгляд переместился на меня. — Да неужели, Поттер?

Я слегка пожал плечами.

— Не завидуйте так явно, сэр.

— Чему тут завидовать, если ваше сердце… — он снова уставился в заметку, — …жестоко разбито юной красавицей мисс Грей. Даже убедительная победа на втором конкурсе турнира не помогла вам, — произнёс он с издевательской интонацией. — Как же это печально, Поттер…

Грифы давно уже лежали на столах, раскисшие от смеха. Снейп с удовлетворением в голосе дочитал конец заметки, где говорилось о будущей помолвке Октавии с Беннетом.

— Как видите, слава — это еще не всё, Поттер. Я еще когда предупреждал вас…

Год назад его глумление оставляло меня равнодушным, но сегодня я почувствовал себя задетым. А если бы мне была небезразлична эта Октавия… или, ещё хуже, а если бы такое написали про Ромильду… Человек, который сам любил и при этом так глумится над чужими чувствами, не заслуживает пощады.

— Сейчас вы сделали вторую роковую ошибку в своей жизни, мистер Снейп, — спокойным голосом сообщил я.

Снейп пренебрежительно скривился.

— Уж не запугиваете ли вы меня, Поттер?

— Нет, объясняю вам положение дел.

— И что мне может сделать такой великий и ужасный герой, как вы? — иронически поинтересовался зельевар.

— Мистер Снейп, в неведении вы не останетесь.

Снейп на сегодня уже получил свою долю счастья и больше не стал цепляться ко мне, ограничившись презрительным хмыканьем. Он призвал класс к дисциплине и продолжил урок, во время которого я обдумывал для него расплату.

В ближайшие выходные я отправился к опекуну и сказал, что пора открывать заключительную кампанию против Дамблдора, уперев на то, что если старика еще рано валить, с его ближайшими помощниками уже незачем церемониться. Люциус, чуть ли не ежедневно получавший донесения от Драко, без труда догадался, что я копаю под Снейпа, но момент для атаки действительно уже созрел, а к Снейпу и у него имелись огромные претензии. Он вызвал в особняк Риту Скитер, и мы втроём полдня сочиняли статью, имевшую все основания стать сенсационной, потому что Люциус немало знал о Снейпе и его жизни. Я поставил Скитер условие, что статья должна выйти во вторник утром — Снейп не имел привычки с утра читать газеты, а первой парой во вторник у нас было зельеварение — и, счастливая, она умчалась в редакцию.

Вышедшая статья называлась ни много ни мало, а «Ручной Пожиратель Дамблдора». Там было упомянуто всё, о чём знал Люциус, и всё, что наблюдал и о чём догадывался я. Только про непреложную клятву Дамблдору там не было ни слова, потому что о ней мне сообщил сам Снейп. С утра во вторник свежий номер «Пророка» был нарасхват в слизеринской гостиной. Газету читали и перечитывали, а избранные места из неё зачитывали вслух. И, разумеется, никто из слизеринцев не забыл про историю с «Ведьмолитеном» на зельеварении, еще в тот вечер ставшую достоянием всего факультета.

«Страна должна знать своих героев» — так начиналась статья. Дальше коротенько говорилось о школьных годах Северуса Снейпа, с упором на то, что еще ребёнком он был крайне неуживчив и сумел настроить против себя не только другие факультеты, но и свой. Некоторое внимание было уделено его вражде с гриффиндорцами, причиной которой была названа маглорожденная гриффиндорка Лили Эванс.

– «Слизеринцы сначала заступались за однокурсника, но затем перестали, потому что у Северуса уже тогда обнаружился отвратительный нрав и редкостный талант втягивать в неприятности себя и других. Последней от Снейпа отступилась его маглорожденная подруга после того, как он обозвал её грязнокровкой на глазах у половины Хогвартса. Оказавшись перед трудным выбором между красивым, богатым и весёлым — и уродливым, нищим и злобным, Лили Эванс предпочла Джеймса Поттера. Отсюда началась неприязнь Снейпа к маглорожденным, которая привела его к Пожирателям смерти», — прочитала вслух Флоренс Форбс, семикурсница, и запнулась на полуслове. — Тут про его грязные подштанники, которые видела эта самая половина Хогвартса…

— Дай сюда, — Маркус Флинт протянул руку за газетой. — Да ты не бойся, про подштанники я пропущу. «Сын пьяницы-магла и представительницы выродившегося рода Принсов, изгнанной из рода за этот брак, Северус Снейп не имел бы ни малейшего шанса быть принятым в Пожиратели, если бы за него не замолвили слово. Сначала он был там на побегушках, но несколько лет спустя ему удалось подслушать пророчество некоей мадам Трелони во время её собеседования с Дамблдором для трудоустройства в Хогвартс. Донос Волдеморту об этом пророчестве значительно улучшил положение Снейпа у Пожирателей.» Я так и думал, что там он был никто, а перед нами Мордред знает что из себя строил…

На Слизерине о пророчестве знали, хотя для большинства безродных британских обывателей оно было новостью. Маркус стал зачитывать намёки автора статьи, что вокруг пророчества, из-за которого погибли Поттеры и пострадали Лонгботтомы, слишком много подозрительных совпадений и не менее подозрительных несоответствий.

— Ну-ка, и я почитаю, мне тоже хочется. — Теренс Хиггс выхватил у него газету. — «Сейчас уже можно обнародовать, что к гибели Поттеров и лишению рассудка Лонгботтомов привёл именно донос Снейпа. Но Снейп всё-таки пожалел свою прежнюю любовь и сменил сторону в Первой Магической войне. Чтобы не тратить годы впустую, карьеру у Дамблдора он сразу же начал с доноса на прежних покровителей. Поттеров это не спасло, но на карьере самого Снейпа сказалось весьма благоприятно.»

— Теперь понятно, а я-то удивлялась, как его терпят на должности преподавателя, — фыркнула Эдна Гастингс. — Теренс, а дальше что?

– «Главной задачей Снейпа как декана Слизерина было получение сведений о семьях его подопечных. Чтобы войти к ним в доверие, он с попустительства директора покрывал их проступки и начислял им баллы ни за что, не последнюю роль в шпионаже за детьми играли и его легилиментные способности. В это время в секретном архиве аврората появилось досье на агента „Перебежчика“, куда заносились записи о полученных им сведениях, и не только о семьях Пожирателей.» Здесь перечисляется, у кого и что он выведал… — упавшим голосом пробормотал Хиггс, найдя в этом списке и свою семью. — Вот ведь подонок…

— Дай гляну, — Кэс Уоррингтон забрал у него газету, прочитал абзац и отшвырнул её от себя. — Моя семья этого так не оставит.

— И не только твоя, — сказал Эрик Линдси, смотревший в свой экземпляр газеты. — Дома наверняка уже получили этот номер.

– «К сожалению, в шпионаже есть свои издержки», — продолжил чтение Уолтер Бойд. — «Замечательный шпион, так много сделавший для разоблачения Пожирателей, оказался никудышным преподавателем, поэтому количество выпускников Хогвартса, выбравших специальность зельевара, аврора и колдомедика, за последние десять лет снизилось втрое. Возможно, для общего уровня образования британцев, а также для здоровья и безопасности нации было бы гораздо лучше, если бы преподаватель зельеварения в Хогвартсе занимался только шпионажем, а директор Хогвартса — только ловлей врагов британского народа. Невозможно хорошо справляться с несколькими делами сразу.

Ручной Пожиратель Дамблдора и сейчас неусыпно следит за проявлениями неблагонадёжности в Хогвартсе. Будем надеяться, что он не влюбится в какую-нибудь красотку из Пожирателей.»

— Поттер, ты опасный человек, — признал Уолтер вслух, дочитав статью. Все головы в гостиной повернулись ко мне.

— Это не предмет обсуждения, Бойд. — Я нарочито медленно изобразил отрицательный жест головой, и он не стал продолжать.

За завтраком все смотрели на Снейпа, как на зачумлённого. Одни ученики были шокированы его пожирательским прошлым, другие — его предательством, третьи просто были в ужасе от его бурной биографии. Никто из преподавателей не спешил просветить зельевара насчёт статьи, все они поглядывали на Дамблдора, уставившего взгляд в свою тарелку и вкушавшего завтрак с постным лицом, словно по суровой необходимости питаться. Удивительно, но сам Снейп ничего этого не замечал, сказывалась его привычка еще со школы не обращать внимания на всеобщую неприязнь. Поэтому мой сюрприз удался на славу.

Я наблюдал за Снейпом на ментальной карте и мысленно попросил Фиби выложить сегодняшний номер «Пророка» на преподавательский стол, когда ему оставалось несколько шагов до двери класса. Грифы не поняли ситуацию, зато наши при виде внезапно появившейся газеты уставились на Снейпа, боясь пропустить мгновение, когда он обнаружит её. Увидев на своём столе то, чему там не следовало быть, он взял «Пророк» в руки и сразу же наткнулся на статью.

Лицо Снейпа, обычно жёлтое, стало бледно-серым. Его глаза расширились и не отрывались от газетного листа, пока он не прочитал статью, затем поднялись и безошибочно уставились на меня. Я молча и без малейшей мимики смотрел на него, мне нечего было добавить к тому, что уже было сделано.

Его губы беззвучно шевельнулись. Единственное слово — судя по их движению, моя фамилия — так и не слетело с них. Швырнув газету на стол, Снейп сорвался с места и выбежал из класса.

— Куда это он? — спросил Финнеган спустя долгие, долгие мгновения абсолютной тишины.

— В Австралию, — тоном знатока ответил Винс. — Только его и там найдут.

В этот день мы больше не видели Снейпа. Впрочем, и во все последующие тоже. Два дня спустя было объявлено, что преподавать зельеварение у нас будет профессор Гораций Слагхорн, а деканом Гриффиндора была назначена мадам Роланда Хуч.