1644–1694

Луна – путеводный знак — Просит: «Сюда пожалуйте!» Дорожный приют в горах.
Наскучив долгим дождем, Ночью сосны прогнали его… Ветви в первом снегу.
Ирис на берегу. А вот другой – до чего похож! — Отраженье в воде.
Вечерним вьюнком Я в плен захвачен… Недвижно Стою в забытьи.

В ответ на просьбу сочинить стихи

Вишни в весеннем расцвете. Но я – о горе! – бессилен открыть Мешок, где спрятаны песни.
Люди вокруг веселятся — И только… Со склонов горы Хацусэ́ Глядят невоспетые вишни.
Ива свесила нити… Никак не уйду домой — Ноги запутались.

Покидая родину

Облачная гряда Легла меж друзьями… Простились Перелетные гуси навек.
О ветер со склона Фудзи! Принес бы на веере в город тебя, Как драгоценный подарок.

Новогоднее утро

Всюду ветки сосен у ворот. Словно сон одной короткой ночи — Промелькнули тридцать лет.
«Осень уже пришла!» — Шепнул мне на ухо ветер, Подкравшись к постели моей.
Иней его укрыл, Стелет постель ему ветер… Брошенное дитя.
На голой ветке Ворон сидит одиноко. Осенний вечер.
Сегодня «травой забвенья» Хочу я приправить мой рис, Старый год провожая.
Все выбелил утренний снег. Одна примета для взора — Стрелки лука в саду.
Как разлилась река! Цапля бредет на коротких ножках По колено в воде.
Тихая лунная ночь… Слышно, как в глубине каштана Ядрышко гложет червяк.

Богачи лакомятся вкусным мясом, могучие воины довольствуются листьями и кореньями сурепки. А я – я просто-напросто бедняк

Снежное утро, Сушеную рыбу глодать одному — Вот моя участь.

Девять лет я вел бедственную жизнь в городе и наконец переехал в предместье Фукагава. Мудро сказал в старину один человек: «Столица Чанъань – издревле средоточие славы и богатства, но трудно в ней прожить тому, у кого нет денег». Я тоже так думаю, ибо я – нищий

Шатая дощатую дверь, Сметает к ней листья с чайных кустов Зимний холодный вихрь.
Что глупей темноты! Хотел светлячка поймать я — И напоролся на шип.

Юной красавице

Мелькнула на миг… В красоте своей нерасцветшей — Лик вечерней луны.

Мой друг Рика прислал мне в подарок саженцы банановой пальмы

Бананы я посадил. О молодой побег тростника, Впервые тебе я не рад!
Росинки на горных розах. Как печальны лица сейчас У цветов полевой сурепки!

Весной собирают чайный лист

Все листья сорвали сборщицы… Откуда им знать, что для чайных кустов Они – словно ветер осени!

В хижине, крытой тростником

Как стонет от ветра банан, Как падают капли в кадку, Я слышу всю ночь напролет.

Печалюсь, глядя на луну; печалюсь, думая о своей судьбе; печалюсь о том, что я такой неумелый! Но никто не спросит меня: отчего ты печален? И мне, одинокому, становится еще грустнее

Печалью своей дух просвети! Пой тихую песню за чашкой похлебки, О ты, «печальник луны»!

Зимней ночью в предместье Фукагава

Весла хлещут по ледяным волнам. Сердце стынет во мне. Ночь – и слезы.
Ночной халат так тяжел. Чудится мне, в дальнем царстве У С неба сыплется снег…
Ива склонилась и спит, И кажется мне, соловей на ветке — Это ее душа.

В печали сильнее почувствуешь, что вино – великий мудрец; в нищете впервые познаешь, что деньги – божество

Пируют в дни расцвета вишен. Но мутное вино мое бело, Но с шелухою рис мой черный.
Далекий зов кукушки Напрасно прозвучал. Ведь в наши дни Перевелись поэты.

Первая проба кисти в году

Настал новогодний праздник. Но я печален… На память мне Приходит глухая осень.
Послышится вдруг «шорх-шорх». В душе тоска шевельнется… Бамбук в морозную ночь.

Рушат рис

Не узнают суровой зимы В этом доме… Пестика дробный стук — Словно сыплется частый град.

На чужбине

Тоненький язычок огня, — Застыло масло в светильнике. Проснешься… Какая грусть!
Ворон-скиталец, взгляни! Где гнездо твое старое? Всюду сливы в цвету.
Бабочки полет Будит тихую поляну В солнечном свету.
Встречный житель гор Рта не разомкнул. До подбородка Достает ему трава.
Как свищет ветер осенний! Тогда лишь поймете мои стихи, Когда заночуете в поле.
И осенью хочется жить Этой бабочке: пьет торопливо С хризантемы росу.
Цветы увяли. Сыплются, падают семена, Как будто слезы…
Порывистый листобой Спрятался в рощу бамбука И понемногу утих.
Старый пруд. Прыгнула в воду лягушка. Всплеск в тишине.
Внимательно вглядись! Цветы «пастушьей сумки» Увидишь под плетнем.
О, проснись, проснись! Стань товарищем моим, Спящий мотылек!

Памяти друга

На землю летят, Возвращаются к старым корням… Разлука цветов!

Другу, уехавшему в западные провинции

Запад или Восток — Всюду одна и та же беда, Ветер равно холодит.
Первый снег под утро. Он едва-едва пригнул Листики нарцисса.

Кувшин для хранения зерна

Вот все, чем богат я! Легкая, словно жизнь моя, Тыква-горлянка.
Вода так холодна! Уснуть не может чайка, Качаясь на волне.
С треском лопнул кувшин: Ночью вода в нем замерзла. Я пробудился вдруг.
Луна или утренний снег… Любуясь прекрасным, я жил, как хотел. Вот так и кончаю год.
Облака вишневых цветов! Звон колокольный доплыл… Из Уэ́но Или Аса́куса?
В чашечке цветка Дремлет шмель. Не тронь его, Воробей-дружок!
Аиста гнездо на ветру. А под ним – за пределами бури — Вишен спокойный цвет.
Долгий день напролет Поет – и не напоется Жаворонок весной.
Над простором полей — Ничем к земле не привязан — Жаворонок звенит.
Майские льют дожди. Что это? – лопнул на бочке обод? — Звук неясный ночной…
Чистый родник! Вверх побежал по моей ноге Маленький краб.
Рядок с цветущим вьюнком Отдыхает в жару молотильщик. Как он печален, наш мир!
Как быстро летит луна! На неподвижных ветках Повисли капли дождя.
На ночь, хоть на ночь одну, О кусты цветущие хаги, Приютите бродячего пса!
Важно ступает Цапля по свежему жниву. Осень в деревне.
Бросил на миг Обмолачивать рис крестьянин, Глядит на луну.
Совсем легла на землю, Но неизбежно зацветет Больная хризантема.

Дорожный ночлег

Сосновую хвою жгу. Сушу на огне полотенце… Зимняя стужа в пути.

На родине

Хлюпают носами… Милый сердцу деревенский звук! Зацветают сливы.
В чарку с вином, Ласточки, не уроните Глины комок.
Под сенью вишневых цветов, Я, словно старинной драмы герой, Ночью прилег уснуть.
Вишни в полном цвету! А рассвет такой, как всегда, Там, над дальней горой…

Осенним вечером

Кажется, что сейчас Колокол тоже в ответ загудит… Так цикады звенят.
Как летом густеет трава! И только у однолиста Один-единственный лист.
Все вьюнки на одно лицо. А тыквы-горлянки осенью? Двух одинаковых нет!
Осень уже недалеко. Поле в колосьях и море — Одного зеленого цвета.
О нет, готовых Я для тебя сравнений не найду, Трехдневный месяц!
О, сколько их на полях! Но каждый цветет по-своему, — Вот высший подвиг цветка!
Только одни стихи! Вот все, что в «Приют банановый» Поэту весна принесла.

Другу

Посети меня В одиночестве моем! Первый лист упал…

Поэт Рика скорбит о своей жене

Одеяло для одного. И ледяная, черная Зимняя ночь… О печаль!
Солнце заходит. И паутинки тоже В сумраке тают…
Звон вечернего колокола — И то здесь, в глуши, не услышишь. Весенние сумерки.
Сад и гора вдали Дрогнули, движутся, входят В летний раскрытый дом.

Крестьянская страда

Полоть… Жать… Только и радости летом — Кукушки крик.

По пути на север слушаю песни крестьян

Вот исток, вот начало Всего поэтического искусства! Песня посадки риса.
Островки… Островки… И на сотни осколков дробится Море летнего дня.
Какое блаженство! Прохладное поле зеленого риса… Воды журчанье…
Сушатся мелкие окуньки На ветках ивы… Какая прохлада! Рыбачьи хижины на берегу.
Пестик из дерева. Был ли он сливой когда-то? Был ли камелией?
Сыплются ягоды с веток… Шумно вспорхнула стая скворцов. Утренний ветер.

В осенних полях

Намокший, идет под дождем, Но песни достоин и этот путник. Не только хаги в цвету.

В бухте Цуруга, где некогда затонул колокол

Где ты, луна, теперь? Как затонувший колокол, Скрылась на дне морском.

Я открыл дверь и увидел на западе гору Ибуки. Ей не надо ни вишневых цветов, ни снега, она хороша и сама по себе

Такая, как есть! Не надо ей лунного света… Ибуки-гора.
Домик в уединенье. Луна… Хризантемы… В придачу к ним Клочок небольшого поля.
Холодный дождь без конца, Так смотрит продрогшая обезьянка, Будто просит соломенный плащ.

В горной деревне

Монахини рассказ О прежней службе при дворе… Кругом глубокий снег.

Играю с детьми в горах

Дети, кто скорей? Мы догоним шарики Ледяной крупы.
Скажи мне, для чего, О ворон, в шумный город Отсюда ты летишь?
Как нежны молодые листья Даже здесь, на сорной траве, У позабытого дома.
Камелии лепестки… Может быть, соловей уронил Шапочку из цветов?
Листья плюща… Отчего-то их дымный пурпур О былом говорит.
Замшелый могильный камень. Под ним – наяву это или во сне? — Голос шепчет молитвы.
Не думай с презреньем: «Какие мелкие семена!» Это красный перец.
Сначала покинул траву… Потом деревья покинул… Жаворонка полет.
Колокол смолк вдалеке, Но ароматом вечерних цветов Отзвук его плывет.
Минула весенняя ночь. Белый рассвет обернулся Морем вишен в цвету.
Жаворонок поет. Звонким ударом в чаще Вторит ему фазан.
Роняя лепестки, Вдруг пролил горсточку воды Камелии цветок.
Ручеек чуть заметный. Проплывают сквозь чащу бамбука Лепестки камелий.
Вот причуда знатока! На цветок без аромата Опустился мотылек.
Столица уже примелькалась, Но прежнее очарованье воскресло, Когда я услышал кукушку.
Майский дождь бесконечный. Мальвы куда-то тянутся, Ищут дорогу солнца.
Слабый померанца аромат. Где?.. Когда?.. В каких полях, кукушка, Слышал я твой перелетный крик?
Холодный горный источник. Горсть воды не успел зачерпнуть, Как зубы уже заломило.
Падает с листком… Нет, смотри! На полдороге Светлячок вспорхнул.
И кто бы мог сказать, Что жить им так недолго? Немолчный звон цикад.
Хижина рыбака. Замешался в груду креветок Одинокий сверчок.

Один мудрый монах сказал: «Учение секты Дзэн, неверно понятое, наносит душам большие увечья». Я согласился с ним

Стократ благородней тот, Кто не скажет при блеске молнии: «Вот она – наша жизнь!»
Белый волос упал. Под моим изголовьем Не смолкает сверчок.

В монастыре

Пьет свой утренний чай Настоятель в спокойствии важном. Хризантемы в саду.
«Сперва обезьяны халат!» — Просит прачек выбить вальком Продрогший поводырь.
Уж осени конец, Но верит в будущие дни Зеленый мандарин.

В дорожной гостинице

Переносный очаг. Так, сердце странствий, и для тебя Нет покоя нигде.
Холод пробрал в пути. У птичьего пугала, что ли, В долг попросить рукава?
Всю долгую ночь, Казалось мне, стынет бамбук… Утро встало в снегу.
Стебли морской капусты. Песок заскрипел на зубах… И вспомнил я, что старею.
Откуда вдруг такая лень? Едва меня сегодня добудились… Шумит весенний дождь.
Откуда кукушки крик? Сквозь чащу густого бамбука Сочится лунная ночь.
Печального, меня Сильнее грустью напои, Кукушки дальний зов!
В ладоши звонко хлопнул я. А там, где эхо прозвучало, Бледнеет летняя луна.

Нахожу свой детский рисунок

Детством пахнуло… Старый рисунок я отыскал, — Ростки бамбука.

Женщина готовит тимаки

Листок бамбука в руке… Другой рукой заправляет Прядь выбившихся волос.

В ночь полнолуния

Друг мне в подарок прислал Рису, а я его пригласил В гости к самой луне.
Глубокою стариной Повеяло… Сад возле храма Засыпан палым листом.

Луна шестнадцатой ночи

Так легко-легко Выплыла – и в облаке Задумалась луна.
Кричат перепела. Должно быть, вечереет. Глаз ястреба померк.
Вместе с хозяином дома Слушаю молча вечерний звон. Падают листья ивы.
Белый грибок в лесу. Какой-то лист незнакомый К шляпке его прилип.
Какая грусть! В маленькой клетке подвешен Пленный сверчок.
Блестят росинки. Но есть у них привкус печали, Не позабудьте!
Верно, эта цикада Пеньем вся изошла? — Одна скорлупка осталась.
Опала листва. Весь мир одноцветен. Лишь ветер гудит.
Чтоб холодный вихрь Ароматом напоить, опять раскрылись Поздней осенью цветы.
Посадили деревья в саду. Тихо, тихо, чтоб их ободрить, Шепчет осенний дождь.

Хозяин и гость

Друг на друга нарцисс И белая ширма бросают Отблески белизны.

Собрались ночью, чтоб любоваться снегом

Скоро ли свежий снег? У всех ожиданье на лицах… Вдруг зимней молнии блеск!
Скалы среди криптомерий! Как заострил их зубцы Зимний холодный ветер!
Все засыпал снег. Одинокая старуха В хижине лесной.
«Нет покоя от детей!» Для таких людей, наверно, И вишневый цвет не мил.
Уродливый ворон — И он прекрасен на первом снегу В зимнее утро!

Прохожу осенним вечером через старые ворота Расёмон в Киото

Ветка хаги задела меня… Или демон схватил меня за голову В тени ворот Расёмон?
Незримая весна! На обороте зеркала Узор цветущих слив.
С ветки на ветку Тихо сбегают капли… Дождик весенний.

Посадка риса

Не успела отнять руки, Как уже ветерок весенний Поселился в зеленом ростке.
Все волнения, всю печаль Твоего смятенного сердца Гибкой иве отдай.
Плотно закрыла рот Раковина морская. Невыносимый зной!
В лунном сиянье Движется к самым воротам Гребень прилива.
Слово скажу — Леденеют губы. Осенний вихрь!

Ученику

Сегодня можешь и ты Понять, что значит быть стариком! Осенняя морось, туман…
Пеплом угли подернулись. На стене колышется тень Моего собеседника.
Год за годом все то же: Обезьяна толпу потешает В маске обезьяны.
Дождь набегает за дождем, И сердце больше не тревожат Ростки на рисовых полях.
Кукушка вдаль летит, А голос долго стелется За нею по воде.

Оплакиваю кончину поэта Мацукура Ранрана

Где ты, опора моя? Мой посох из крепкого тута Осенний ветер сломал.

Памяти поэта Тодзюна

Погостила и ушла Светлая луна… Остался Стол о четырех углах.
Как хризантемы расцвели У каменщика на дворе Среди разбросанных камней!
Еще не легли снега. Но, предчувствуя тяжкую ношу, Склонился бамбук до земли.
Едкая редька… И суровый, мужской Разговор с самураем.
Пригорок у самой дороги. На смену погасшей радуге — Азалии в свете заката.
Молния в тьме ночной. Озера гладь водяная Искрами вспыхнула вдруг.

Пришел я любоваться вишнями Уэно. Люди отгородились занавесями, поют веселые песни. А я поодаль, в густой тени сосны, сижу один

Передо мною стоят Четыре простые чашки. Смотрю на цветы один.
По озеру волны бегут. Одни о жаре сожалеют Закатные облака.
Голос пролетной кукушки, Отдыхая в тени листвы, Слушают сборщицы чая.
Весь мой век в пути! Словно вскапывая маленькое поле, Взад-вперед брожу.
Какою свежестью веет От этой дыни в каплях росы, С налипшей влажной землею!
«Прозрачный водопад»… Упала в светлую волну Сосновая игла.

Снова в родном селенье

Как изменились лица! Я прочитал на них старость свою. Все – словно зимние дыни.
Повисло на солнце Облако… Вкось по нему — Перелетные птицы.
Не поспела гречиха, Но потчуют полем в цветах Гостя в горной деревне.
Конец осенним дням. Уже разводит руки Каштана скорлупа.
Осеннюю мглу Разбила и гонит прочь Беседа друзей.
О, этот долгий путь! Сгущается сумрак осенний, И – ни души кругом.
Отчего я так сильно Этой осенью старость почуял? Облака и птицы.

На одре болезни

В пути я занемог. И все бежит, кружит мой сон По выжженным полям.

Отправляясь в путь

Может быть, кости мои Выбелит ветер… Он в сердце Холодом мне дохнул.
Туман и осенний дождь. Но пусть невидима Фудзи. Как радует сердце она!
Грустите вы, слушая крик обезьян! А знаете ли, как плачет ребенок, Покинутый на осеннем ветру?
Безлунная ночь. Темнота. С криптомерией тысячелетней Схватился в обнимку вихрь.
Листья плюща трепещут. В маленькой роще бамбука Ропщет первая буря.

Прядка волос покойной матери

Растает в руках моих, — Так горячи мои слезы, — Белый иней волос.

В саду старого монастыря

Ты стоишь нерушимо, сосна! А сколько монахов отжило здесь, Сколько вьюнков отцвело…

Источник, воспетый Сайгё

Роняет росинки – ток-ток — Источник, как в прежние годы… Смыть бы мирскую грязь!
Нет, нет, я не погиб в пути! Конец ночлегам на большой дороге Под небом осени глухой.

Мне невольно пришел на память мастер «безумных стихов» Тикусай, бродивший в былые дни по этой дороге

«Безумные стихи»… Осенний вихрь… О, как же я теперь в своих лохмотьях На Тикусая нищего похож!
Подушка из травы. И мокнет пес какой-то под дождем… Ночные голоса.
Даже на лошадь всадника Засмотришься – так дорога пустынна. А утро такое снежное!
Сумрак над морем. Лишь крики диких уток вдали Смутно белеют.
Весеннее утро. Над каждым холмом безымянным Прозрачная дымка.
По горной тропинке иду. Вдруг стало мне отчего-то легко. Фиалки в густой траве.
Такой у воробышка вид, Будто и он любуется Полем сурепки в цвету.

После двадцатилетней разлуки встречаюсь со старым другом

Два наших долгих века… А между нами в кувшине Вишен цветущие ветви.

Покидая гостеприимный дом

Из сердцевины пиона Медленно выползает пчела… О, с какой неохотой!

В одиннадцатый день десятого месяца отправляюсь в далекий путь

Странник! – Это слово Станет именем моим. Долгий дождь осенний…
До столицы – там, вдали — Остается половина неба… Снеговые облака.
Что мне зимний холод! С другом я делю ночлег. Радостно на сердце.
Солнце зимнего дня. Тень моя леденеет У коня на спине.
Берег Ирагодза́ки. Я заметил ястреба вдалеке, Какая радость!

На обновление храма Ацута

Очищено от ржавчины времен, Вновь воссияло зеркало, а снег Цветами вишен кровлю убелил.

Перед Новым годом

Пришел на ночлег, гляжу — Зачем-то народ суетится… Обметают копоть в домах.
Ей только девять дней, Но знают и поля и горы: Весна опять пришла.

Там, где когда-то высилась статуя Будды

Паутинки в вышине. Снова образ Будды вижу На подножии пустом.

В саду покойного поэта Сэнгина

Сколько воспоминаний Вы разбудили в душе моей, О вишни старого сада!

Посещаю храмы Исэ

Где, на каком они дереве, Эти цветы – не знаю, Но ароматом повеяло…

С грустью думаю о простодушной вере Дзога, раздавшего всю свою одежду нищим

И я бы остался нагим… Да снова пришлось бы одеться — Дует холодный вихрь.
Едва-едва я добрел, Измученный, до ночлега… И вдруг – глициний цветы!

В святилище Исэ

Деревце сливы в цвету Позади обители юных жриц. Сколько прелести в нем!

Храм богини Каннон в Хацусэ

Весенняя ночь в святилище. Какой прелестной мне кажется та, Что в темном углу здесь молится.
Парящих жаворонков выше, Я в небе отдохнуть присел, — На самом гребне перевала.
С шелестом облетели Горных роз лепестки… Дальний шум водопада.

Ручей возле хижины, где обитал Сайгё

Словно вешний дождь Бежит под навесом ветвей… Тихо шепчет родник.
Вновь оживает в сердце Тоска о матери, об отце. Крик одинокий фазана!
Увидел я раньше всего В лучах рассвета лицо рыбака, А после – цветущий мак.
Там, куда улетает Крик предрассветный кукушки, Что там? – далекий остров.

Уступаю на лето свой дом

И ты постояльцев Нашла весной, моя хижина: Станешь домиком кукол.
Весна уходит. Плачут птицы. Глаза у рыб Полны слезами.

На горе «Солнечного света»

О священный восторг! На зеленую, на молодую листву Льется солнечный свет.

На старом поле битвы

Летние травы Там, где исчезли герои, Как сновиденье.
Тишина кругом. Проникает в сердце скал Легкий звон цикад.

Перед могильным холмом рано умершего поэта Иссё

Содрогнись, о холм! Осенний ветер в поле — Мой одинокий стон.

Шлем Санэмори

О, беспощадный рок! Под этим славным шлемом Теперь сверчок звенит.

Расставаясь с другом

Прощальные стихи На веере хотел я написать, — В руке сломался он.