…До восхода Отца Богов было времени ещё много. К'нарр с дочерью терпеливо дожидались, пока большая часть зрителей покинет амфитеатр. Наконец, они устало поднялись по центральной лестнице до середины амфитеатра, прошли через главный вход в Храм Воли Богов. Смешавшись с толпой, негоциант и его дочь двинулись по центральному коридору к высокому порталу выхода из святилища. Но недалеко от середины пути их остановили. Важный немолодой Жрец приблизился и осторожно коснулся руки торговца. К'нарр повернулся в пол-оборота, остановился, настороженно глядя на служителя культа Богов явно не Низших Уровней. Рука сама собой незаметно переместилась к поясу и легла на рукоять клинка, скрытую под свёрнутым в тючок плащом. От внимательного Жреца не ускользнуло движение работорговца.
— Не беспокойтесь! — сказал он приятным глубоким голосом. — С вами не случится ничего плохого.
У торговца от сердца немного отлегло. Жреческое сообщество пользовалось в обществе большим и, надо признать, заслуженным уважением. Всеобщая признательность жителей Драконии служителям культа зижделась не только и не сколько на уважении, безусловно, почитаемых Богов, но и на личных качествах Жрецов. Например, они всегда выполняли обещания, которые давали дракам или друг другу. Были ещё несколько составляющих из практически безграничной власти, о которых говорить вслух принято не было, но которые у К'нарра и его товарищей по купеческому цеху вызывали чувство лёгкой, но не уходящей зависти…
Жрец через цепь хорошо освещённых комнат и коридоров проводил работорговца с дочерью в довольно большое помещение. На пороге комнаты он слегка поклонился и приглашающим жестом предложил войти купцу и его дочери внутрь. Гости вошли. Жрец закрыл за ними дверь и остался снаружи.
Половину высокой комнаты занимали богато украшенные, стоящие по периметру, вырезанные из дерева фигуры животных, инкрустированные золотыми и серебряными пластинами. Перед резными изображениями животных, населяющих Драконию, полукругом стояли несколько тяжёлых мраморных скамей, роскошеством и изыском каменной вырезки больше похожие на переносные алтари, нежели на место, где обычный драк может приземлить своё тело. Длинные светло-голубые полотна дорогого тонкого мугбаргского шёлка сплошной стеной поднимались за деревянными статуями животных. Высоко над головой они крепились к большому золотистому кольцу, как бы символизирующему око Отца Богов, подтверждая тем самым, что всё происходящее здесь совершается с Его ведома и под Его неусыпным приглядом. Посредине зала стояло тонкой работы кресло — с высокой спинкой, резными подлокотниками и светло-коричневым кожаным сиденьем…
Впрочем, К'нарр с дочерью внутренним убранством залы любовались недолго. Где-то в тёмной половине помещения едва слышно стукнула дверь. Из полумрака зала к негоцианту и его дочери вышел… сам Верховный Жрец. Мягкими скользящими шагами, характерными больше для воина, чем для служителя культа, он быстро прошёл к креслу и сел в него. Работорговец с дочерью недоумённо переглянулись и, не сговариваясь… повернулись к Понтифику спиной, намереваясь выйти из этого помещения в ту же дверь, через которую только что они вошли.
— Постойте, я всё объясню! — остановил их голос Верховного Жреца.
К'нарр неохотно остановился, демонстрируя стремление немедленно уйти из зала для аудиенций, если причина, по которой их сюда пригласили, не окажется достаточно весомой.
Работорговец имел полное право уйти из этой комнаты или из Храма в любой момент. И никто, включая Понтифика, не мог ему помешать в этом. Согласно адату этого города и многих других городов континента, драки, занимающиеся торговлей, в негласной иерархии кланов и профессиональных цехов стояли выше, чем кто-либо; во всяком случае — намного выше, чем служители культа Отца Богов и Его отпрысков — Сау и Ран. Ни один, даже самый мелкий торговец, не подчинялся никому из Жрецов, будь он хоть сам Понтифик. Эту простую аксиому знала даже несовершеннолетняя дочка К'нарра… Именно поэтому их так неприятно удивило пренебрежение служителей культа общепринятыми нормами поведения по отношению к тем, кто в этих самых нормах прекрасно разбирается.
— Прошу меня извинить, — вновь услышали они голос Верховного Жреца, — у меня просто не было времени объяснить вам, для какой цели я хотел вас видеть. Поэтому пришлось пригласить вас таким, ммм… необычным образом.
Я хотел бы переговорить с вами о тех двух гладиаторах, которых вы продали на торгах. Речь идёт о молодом следопыте из племени Хромой Черепахи и разумном животном по имени Саш'ша… Если вы, конечно, располагаете для этого временем…
К'нарр немного подумал и вернулся.
— Что конкретно тебя интересует? — немного резковато ответил работорговец, удобно усаживаясь на одну из мраморных скамей. Дочку он посадил рядом, но так, чтобы всё время хотя бы краем глаза видеть её.
— Расскажите, как вы приобрели этих гладиаторов.
Работорговец замер с мгновенно окаменевшим лицом, хотя внутренне он недовольно поморщился. У каждого клана были свои профессиональные тайны, строго охраняемые в сообществе. Причём наиболее важными секретами являлись как раз те которые были связаны со способами получения и доставки информации. Именно об этом, пока косвенно, правда, спрашивал Понтифик.
Несмотря на внешние атрибуты независимости, реальная власть первосвященника была всё же неизмеримо больше, чем у довольно богатого торговца К'нарра. И ему очень не хотелось портить отношения со служителями культа. Очень. Он уже много лет взаимовыгодно с ними сотрудничал. А ведь давно известно, что только ужаленный дикими осами Хранитель Домашнего Очага станет кусать руку, с которой он получает пищу. Сам Верховный Жрец хорошо знал К'нарра, правда, пока только косвенно.
Негоциант молчал. Он раздумывал, как выстроить свой ответ так, чтобы не раскрыть секретов «кухни» работы торговых агентов К'нарра и одновременно не испортить отношения с лидером многотысячной общины Жрецов. Однако Понтифик паузу в разговоре истолковал по-своему. И он решил сменить тактику.
— Позволь взглянуть на твои трофеи? — неожиданно предложил он своему собеседнику. Работорговец недоумённо глянул на Верховного Жреца, но встал со скамьи, подошёл к трону, аккуратно развернул порванный в нескольких местах плащ, расстелил его на полу. Сверху он положил посеребрённый бивень поверженного Б'ка, подаренный Ар'раххом. Отошёл на несколько шагов назад. Понтифик сделал вид, что заинтересованно рассматривает измятый и изорванный кусок материи и рог с кусочками плоти и крови на конце бивня, вырванного из головы животного.
— Как ты думаешь, купец, сколько будут стоить эти вещи, если один из твоих гладиаторов победит на Играх Богов? — неожиданно спросил он К'нарра.
От такого вопроса работорговец даже немного опешил. Но он быстро пришёл в себя и так и не поняв, к чему клонит его собеседник, ответил:
— Думаю, слитков по пятьдесят… Каждая…
— Позволь с тобой не согласиться, многоуважаемый К'нарр, — впервые обратился к нему по имени Понтифик. — Я думаю, этим вещам просто не будет цены. — Он помолчал, посматривая на лицо работорговца и пытаясь понять, какое впечатление произвели на него эти слова. Но негоциант сидел с каменной физиономией, по которой совершенно невозможно было определить, что твориться у него в душе или что он в данный момент думает. Верховный Жрец отдал должное профессиональной выдержке своего гостя и продолжил:
— Думаю, тот, кто будет обладать этими бесценными реликвиями, станет одним из самых богатых драков нашего города.
К'нарр неопределённо пожал плечами, до сих пор не представляя, для чего Понтифик начал этот разговор и, вообще, к чему он клонит.
Верховный Жрец это понял. Он сделал ещё одну паузу, самую длительную в аудиенции, внимательно наблюдая за тем, как меняется — нет, не выражение лица — поза работорговца. Наконец он произнёс:
— Хотя это не принято в нашем Храме, я хочу сделать тебе торговое предложение.
— Какое именно?
— От имени Храма Воли Богов я предлагаю тебе продать нам твои подарки, — слегка шевельнул Понтифик светло-коричневой кистью в сторону плаща и бивня. — В какую сумму ты оцениваешь эти вещи?
К'нарр немного удивился, но вновь внешне это никак не проявилось. Он задумался. «Совершенно ясно, что первосвященнику нужны не этот разорванный кусок материи или длинный серебряный рог, лежащие на мраморном полу, — думал он. — Ему нужен я, К'нарр. Покупка плаща и бивня, скорее всего, скрытая форма взятки… Взятки — за что? В начале разговора Верховный Жрец обмолвился, что его интересуют двое — Ар'рахх и Саш'ша. Интересуют, судя по всему, неспроста. Может, спросить?
Вряд ли Жрец скажет истинную причину интереса к персонам гладиаторов. А лишние вопросы могут возбудить нездоровое внимание к его, К'нарра, скромной персоне. Нет, пока нельзя показывать, что мне понятно направление хода его, первосвященника, мыслей. Надо подождать…
А не предложить ли ему для начала такую цену, чтобы он ни за что не согласился? Может, тогда он сам скажет, зачем ему сведения о проданных мной двух гладиаторах?»
— Сто слитков серебра, — спокойно сказал, наконец, работорговец. И добавил, внимательно следя за реакцией Понтифика: — За каждую вещь.
Дочка подпрыгнула на скамейке от неожиданности, но промолчала. Верховный Жрец, надо отдать ему должное, тоже владел собой очень хорошо. Он с непроницаемым лицом выслушал умопомрачительную цену на куски хлама, валявшиеся у него под ногами, немного подумал и два раза хлопнул в ладони. Практически мгновенно из темноты за его спиной неслышно проявились два Жреца. В руках они несли небольшой, но увесистый деревянный ящик, закрытый плотной деревянной крышкой. Они поставили ящик перед троном Понтифика и так же неслышно удалились.
— Здесь триста слитков серебра, — сказал первосвященник, — они твои. При одном условии — если ты также расскажешь, где, когда и при каких обстоятельствах ты встретил и приобрёл тех двух рабов, которых ты два Дня назад продал на торгах гладиаторов.
В горле у работорговца неожиданно пересохло. К'нарр гипнотизирующе посмотрел на ящик и незаметно проглотил слюну. Триста слитков серебра — это ведь его годовой доход. Причём не в самый плохой год. Весьма не в самый плохой…
— Я согласен… — сквозь нарастающий звон в ушах услышал он свой собственный голос…
…Ар'рахх и Сашка покидали ристалище последними. Не сговариваясь, они пропустили вперёд всех гладиаторов, негромко обмениваясь впечатлениями по поводу прошедших поединков. Сашка, не скрывая восхищения, поздравил зелёного верзилу с прекрасным началом, а он, в свою очередь, расспрашивал, как это его светлокожий спутник догадался с помощью плаща так ловко управиться со свирепым рогачом.
— На той планете, где я родился и жил, — сказал Александр, — специально обученные воины с помощью небольшого плаща и тонкого длинного меча, называемого шпагой, ведут поединки с большими, сильными и очень опасными рогатыми животными. Поединки эти называются — коррида, а воины — тореро…
— Ты был тор'рерро?
— Нет, не был… Но я видел, как они это делают…
Сашка не стал уточнять, что видел корриду только по телевизору. Потому что потом пришлось бы каким-то образом перевести на язык драков, что такое телевизор и объяснить, что это такое, а заодно — ещё многое-многое другое…
«Рано — подумал Александр. — Пока ещё очень рано». Вдруг он неожиданно перехватил колючий взгляд атаманши, брошенный ею через плечо. «На время отдыха не мешало бы позаботиться о собственной безопасности и безопасности Ар'рахха. А то эта дамочка, чего доброго, нам, сонным, махом горло перережет».
— Знаешь, что, — сказал он молодому следопыту, — а давай жить вместе, в одной келье?
— В чём-чем? — переспросил его Ар'рахх.
— Ну, в этой… — замялся Александр, подыскивая эквивалент слова «келья» на языке жителей этой планеты. — В каменной хижине!
— Что, опасаешься атаманши? — насмешливо спросил зелёный верзила. Судя по всему, от него тоже не укрылся взгляд, которым предводительница лесных разбойников «наградила» его бесхвостого спутника.
— У нас дома — там, где я жил, есть поговорка: «Бережёного — Бог бережёт!»
— Какой Бог? Отец Богов или Ран?
— А оба! — мысленно кляня себя за неосторожную фразу, выкрутился Сашка.
Жрецы развели гладиаторов по тем же кельям, из которых они вечером ушли на арену. Атаманшу поселили в камеру, в которой коротал свои последние часы перед выходом на арену погибший гладиатор. Охранники повесили в проушины двери огромный кованый замок и с чувством исполненного долга удалились.
Светало. Александр проворно покидал свои вещи в походный баул, отцепил от крючьев плащ-гамак, закинул его на плечо и пошёл искать келью Ар'рахха.
Проходив мимо клетки предводительницы «робин гудов» он буквально физически ощутил флюиды ненависти, источаемые атаманшей. Драконша неподвижно лежала на деревянном топчане, но во всей её позе, в положении головы, рук, ног, туловища, хвоста чувствовалось колоссальное внутреннее напряжение. Она была похожа на бомбу, готовую взорваться в любое мгновение. Сашке было хорошо знакомо такое состояние. Он его тоже испытывал. Тогда, в горах, их со всех сторон окружили бородатые боевики. «Аллах Акбар!» — кричали они, забрасывая гранатами безусых русских мальчишек. И было только два выхода. Первый — сдаться в плен, и тогда «отмороженные» хаттабовцы почти наверняка отрежут голову перед объективами телекамер, и второй — обвязаться гранатами и шагнуть навстречу «нохчам», засунув палец в кольцо чеки гранаты…
Он остановился перед камерой предводительницы разбойников. Ему хотелось найти для неё какие-то поддерживающие слова, объяснить, что это её, а не его вина, что она оказалась здесь. Но человек понимал, что любые слова в такой ситуации только добавят масла в огонь, пожирающий сейчас атаманшу изнутри.
«Так чем же ей помочь?» — даже слегка растерялся Александр. Он отпустил на пол свой баул, развязал его. На глаза попался всё ещё большой кусок копчёного мяса и фляжка, наполовину наполненная водой. Сашка достал нож из-за голенища мокасинов, отрезал приличный шмат балыка, спрятал клинок обратно в кожаный сапог. Он взял в руку мясо, во вторую — воду и вплотную подошёл к решётке, атаманша лежала не шелохнувшись, казалось; она совершенно не замечает ни протянутого мяса, ни воды, соблазнительно булькнувшей во фляжке.
Неожиданно она вскочила и бросилась к решётке. Александр остался стоять на месте, по-прежнему сжимая в руках мясо и воду. Предводительница разбойников остановилась в полуметре от решётки, с каким-то невыразимым удивлением посмотрела в глаза странного светлокожего создания, предавшего её несколько Дней назад, а сейчас предлагавшего ей пищу и воду. Принять у него пищу означало разделить с ним его трапезу. И отказать себе в удовольствии убить его…
Прошла минута или две. Атаманша полыхала огнём своих ярко-жёлтых глаз, неотрывно глядя на человека. Она уже несколько дней была без пищи, и что хуже всего — без воды. Пленившим её Стражам Ворот, а потом — купившим её Жрецам, и в голову не пришло накормить её или хотя бы преддожить ей попить… Но она всё ещё сомневалась… Наконец, предводительница пиратов и разбойников протянула вперёд руки и осторожно приняла из уродливых пятипалых лап мясо и воду — то, без чего ей сейчас было просто не выжить… И не отомстить…
Откуда-то из темноты вышел охранник. Он подошёл к клетке с атаманшей, увидел в её руках пищу. Взгляд стражника скользнул по раскрытому Сашкиному баулу, продолговатому утолщению на его правом мокасине, иссиня-чёрному стальному булыжнику замка, по-прежнему висевшему на середине решётки… Охранник развернулся и беззвучно утонул в темноте коридора.
У Александра немного отлегло от сердца. Он решил подождать, пока атаманша закончит свою трапезу. Однако на это потребовалось совсем немного времени. Предводительница разбойников быстро уничтожила мясо, сделала несколько больших глотков из фляжки. Её взгляд непроизвольно скользнул по Сашкиному баулу, по-прежнему раскрытому. Александр перехватил взгляд, наклонился, достал из вещмешка остаток копчёного окорока, ножом распластал его пополам. Атаманша растерянно и пристыжённо опустила взгляд, понимая, что только что допустила непростительную слабость. Но хуже всего — при этом выдала себя глазами. Человек спрятал нож, отдал мясо предводительнице «робин гудов»… Он затянул горловину котомки, закинул на плечо сброшенную на пол плащ-палатку и пошёл по коридору дальше — искать келью Ар'рахха. Фляжку оставь себе! — не оборачиваясь, на ходу бросил он атаманше.
«Апартаменты» зелёного верзилы отыскались довольно скоро, клеток через пять или шесть. Молодой следопыт не спал. Сашка потянул на себя дверцу, без приглашения ввалился в келью и нахально стал пристраивать свою подвесную постель чуть ли не над гамаком Ар'рахха. Это возмутило даже непробиваемого представителя племени Хромой Черепахи. Он резво выпрыгнул из гамака и возмущённо выпалил:
— Ты что, не можешь в другом месте повесить?! Обязательно надо над моей головой?!
— Не пыли! — буркнул Александр. — Спать всё равно будем по очереди. А если в этой «каменной хижине» придётся драться, то так, — он провёл рукой по гамакам, висящим один над другим, — будет больше свободного пространства. И шанса выжить — тоже! — добавил он, забираясь в свой плащ-гамак.
Ар'рахх немного подумал, что-то негромко проворчал себе под нос.
— Дай нож! — наконец сказал он человеку.
Сашка согнул ногу, вытащил из сапога клинок, перехватил его за лезвие. Не поворачиваясь, он передал его драку. Зелёный верзила взял нож, ушёл в дальний от двери угол, присел на корточки. Нож он куда-то спрятал. С учётом, что одежды на нём практически не было, это было настоящим фокусом.
Впрочем, этого Сашка уже видеть не мог. Едва его голова коснулась натянутого полотна гамака, он мгновенно провалился в сладкое небытие долгожданного сна…
…Отец Богов забрался уже довольно высоко в небо, когда К'нарр и его дочь наконец покинули Храм Воли Богов. Тяжёлый деревянный ящик, доверху наполненный серебряными слитками, работорговец тащил сам. Окованный стальными полосами сундук он закинул себе на плечо, придерживая его обеими руками. Дочка шла рядом. Несколько минут назад работорговец отказался от помощи двух молодых Жрецов. Но довольно скоро он понял, что поступил опрометчиво, решив, что сможет самостоятельно доставить огромную сумму денег вниз, в дом своего друга Ал'лурра. Плечо сначала заныло, потом по нему побежали горячие муравьи, мелкими иголочками закололо в шее и на груди. Негоциант несколько раз перекидывал ящик с сокровищем с одного плеча на другое, но мышцы под большим весом уставали быстрее, чем восстанавливались. Вскоре К'нарр понял, что он окончательно выдохся. Он скинул ящик на землю и уселся прямо на него, вытирая крупные капли пота, обильно выступившие на шее и на груди. Дочка осторожно присела рядом, настороженно осматриваясь по сторонам. Хорошо натоптанная тропа немного попетляла между светлых островков островерхих палаток и привела их в небольшую рощу, примерно в половине пути между городом и Храмом. От палаточных городков, свободно раскинувшихся на большой площади между рощицами деревьев и зарослями кустарников, их отделяло уже довольно большое расстояние. Густая крона деревьев надёжно скрывала путников и от Жрецов, непрерывно патрулирующих периметр Храма Воли Богов, и от слишком любопытных взоров ближайших к Храму жителей города. «Прекрасное место для засады!» — подумал вдруг негоциант, словно уколотый изнутри неприятным предчувствием какой-то беды. Он быстро встал, подбросил сундук на плечо и торопливо пошёл по направлению к городу. Но уйти ему удалось недалеко.
За следующим поворотом его ждали. Четверо драков, особо не прячась, вышли на тропу впереди него. Прошуршали одеждой кусты позади него, и ещё двое незнакомцев оказались на тропе выше по склону К'нарра и его дочери. В руках у них не было оружия, но зато на поясе средств умерщвления себе подобных имелось в избытке. Работорговец сбросил ящик на землю. Серебро предательски звякнуло. Незнакомцы мгновенно напряглись, словно Хранители Домашнего Очага, почуявшие дичь. В глазах у разбойников появился алчный блеск. Они переглянулись, ничего так и сказав друг другу, вытащили мечи, кинжалы и дубинки, разошлись в стороны, широким полукольцом охватывая северянина и его дочь снизу и сверху.
К'нарр вытащил меч и рукой задвинул за спину дочь. Отец Богов с высокого безоблачного неба немного осуждающе посмотрел на восьмерых драков, через мгновение готовых перерезать друг другу глотки из-за трёх сотен серебряных монет. Ему стало грустно. Он протянул свою тёплую бесконечную руку и наполнил светом и теплом гада, обернувшегося вокруг рукояти оружия работорговца. Северянин почувствовал, как рукоять его меча неожиданно стала горячей, а жёлтые камушки глаз змеи загорелись сильным внутренним огнём, залучились необычным ярким светом. По руке негоцианта пробежали мурашки, от меча он наполнился светом, силой и какой-то новой внутренней энергией. Он легко, совершенно не чувствуя усталости и веса меча, со свистом разрезал перед собой воздух своим оружием. Разбойники (а у К'нарра не было сомнений, что перед ним представители этого «славного» племени) от неожиданности остановились, перестали сжимать своё кольцо вокруг обречённых северян. Но потом самый высокий из них, видимо, предводитель, вышел вперёд и с силой обрушил свой длинный тяжёлый палаш на голову работорговца. Негоцианту показалось, что меч вырвался из его руки — так неожиданно быстро и мощно парировал он удар разбойника. Казалось, это сам клинок бросился вперёд, защищая своего нового хозяина. К'нарр перевёл клинок нападавшего в сторону, в землю и, пользуясь небольшой длиной своего, наискось, снизу вверх полоснул остриём клинка по незащищённому брюху разбойника. Едва он успел отскочить, под ноги ему тут же вывалились кишки предводителя. Бандит непонимающе уставился на свои кроваво-оранжевые внутренности, зачем-то попытался сделать шаг вперёд, запнулся об свои кишки и рухнул лицом в собственные потроха, едва не обрызгав кровью, смешанной с дерьмом, своих товарищей… Разбойники опешили. Первоначально они, судя по всему, не планировали убивать работорговца и его дочь. Они казались им лёгкой добычей, считалось, достаточно слегка припугнуть приотставшую парочку, и они сами, по собственной воле отдадут все свои деньги.
Кто же мог знать, что денег окажется так много? Кто мог предположить, что у работорговца окажется с собой меч, которым он так ловко умеет махать?
Разбойники окружили К'нарра и дружно напали на него. Негоциант сражался словно могучий Ар'рд, окружённый сворой Маг'гов. Получив несколько глубоких порезов, бандиты быстро поняли, что торговца им не одолеть даже впятером. Тогда они сменили тактику. Вчетвером они оттеснили работорговца от его дочери и ящика. Один из нападавших выхватил нож, подскочил к ней и приставил кинжал к её горлу.
— Бросай меч! — крикнул он К'нарру. — Иначе ей — крышка!
Работорговец побелел, потом позеленел от злости, зло сплюнул и с силой, по самую рукоятку воткнул клинок в землю. К нему тут же подскочили разбойники и кто-то из них, подкравшись сзади, тяжёлой дубинкой оглушил северянина. К'нарр рухнул как подкошенный. Бандиты с четырёх сторон подхватили сундук и резво потащили его в лес.
— А с этой что делать? — обернувшись, крикнул вдогонку пятый разбойник, по-прежнему прижимая лезвие кинжала к тоненькой шее дочери К'нарра.
— Перережь ей горло! — крикнул кто-то из бандитов, уносивших сокровище работорговца. Однако воспользоваться «любезным» советом разбойник, державший дочку К'нарра, не успел. Воспользовавшись тем, что бандит на долю секунды отвлёкся и убрал лезвие ножа от её шеи, юная драконша извернулась и со всей силы вонзила свои длинные тонкие острые клыки в запястье руки, державшей кинжал. Разбойник от неожиданности завизжал, отпустил девушку, и она стремглав бросилась в лес, подальше от страшной полянки. Бандит кинулся было следом, но, видимо, быстро понял, что по кустам и подлеску тёмно-зелёную чертовку искать можно вплоть до следующего утра. Он зло сплюнул на землю, погрозил кому-то невидимому кулаком и трусцой рванул в противоположную сторону — догонять своих товарищей, убегавших куда-то с небывалой добычей.
…Маленькая драконша хорошо видела, как исчез бандит, державший лезвие ножа у её горла. Однако она выждала несколько минут, прежде чем покинула своё убежище под ветками кустарника. Крадучись и пригибаясь, опасаясь засады, она по большой дуге стала пробираться к месту их встречи с бандитами.
На полянке никого из них не было. Она осторожно обошла мёртвого разбойника, по-прежнему лежавшего на своих кишках в луже крови, и присела возле отца. К'нарр не дышал. Драконша сорвала лохматый одуванчик, растущий рядом с тропой и медленно поднесла его к самому носу работорговца. Крохотные, белые, почти прозрачные ворсинки едва заметно шевельнулись.
«Живой! — обрадовалась девушка. — Живой, слава Богам!» Она зашла со стороны и попробовала приподнять отца. Удалось. Но он был слишком тяжёл для неё, чтобы нести на плечах. Драконша стала озираться по сторонам, лихорадочно соображая, что бы предпринять, чтобы побыстрее доставить отца вниз, туда, где много драков. И где наверняка есть лекарь. Неожиданно её взгляд упал на рукоятку нового меча К'нарра, торчащую из земли. Она подскочила к серебряной змее, изо всех сил потянула её на себя. Меч сидел в земле, как в камне. Тогда она всем телом навалилась на рукоять, начала раскачивать её вдоль линии лезвия меча. Змейка поначалу неохотно поддавалась усилиям, но потом сдалась, амплитуда её движений увеличилась и девушка наконец вытащила меч из земли. С клинком наперевес девушка бросилась… в ближайшие кусты. В них она ловко срубила две гибкие тонкие жёрдочки и потащила их на тропу. Возле отца она, как могла, скрепила их между собой. Получились маленькие и лёгкие волокуши. Перевалив отца на них, она взялась за концы веток, как за рукоятки носилок, оторвала тяжёлое тело отца от тропы. Она упёрлась когтистыми пальцами ног в землю, напрягаясь все телом и поволокла всё ещё дышащего К'нарра вниз — туда, где ему пока ещё могли помочь выжить…
…Разбойники вернулись на поляну довольно быстро — вскоре после того, как припрятали в надёжном месте сундук с сокровищами. Они спешили. До полудня, когда в свой очередной обход по склонам храмовой горы двинутся стражники святилища, надо было забрать меч, успеть унести и похоронить погибшего предводителя, закопать в ближайших кустах мёртвого северянина. Но на тропе лежал только труп бывшего главаря банды. Не было никаких следов, объясняющих, куда исчезло тело торговца и его меч — как будто северянин вдруг обрёл крылья и улетел по воздуху, прихватив с собой свою дочь и своё оружие. Разбойники переглянулись и, не сговариваясь, ринулись обратно в лес…
…Дочка К'нарра дотащила своего отца до ближайших домов ещё нескоро. Она несколько раз бессильно садилась на тропу, опуская на землю невыносимо тяжёлую ношу. Размазав кулачком влагу, сочившуюся из глаз по щекам и смешивающуюся с потом и дорожной пылью, она раз за разом поднималась, впрягалась в свою неподъёмную волокушу и упорно тащила полумёртвого отца вниз по тропе. Тащила до тех пор, пока совершенно не обессилела и не свалилась на бок под жгучим взглядом Отца Богов. Где-то рядом послышался злобный отрывистый рык Хранителей Домашнего Очага, а вскоре пожаловал и сам хозяин торпедоподобных «зверушек». Он склонился над К'нарром, учуял его невесомое дыхание, громко рявкнул что-то подбежавшим слугам. Те осторожно подняли северянина на руки и быстро, но бережно отнесли в дом. Дочку работорговца владелец дома поднял на руки и аккуратно отнёс к бассейну. Он отпустил её в водоём, бережно поддерживая на весу голову девушки.
Прохладная вода подействовала на драконшу не сразу. Несколько минут она лежала без движений, шумно втягивая раскалённый воздух. Но вскоре по телу прошла лёгкая судорога, дыхание замедлилось, и она пришла в себя.
— Где отец? — одними губами спросила она.
— Отец? В доме. Он сильно пострадал, но всё ещё жив. Скоро приедет лекарь — ответил ей немолодой драк — хозяин дома. Наказав слугам присматривать за девушкой, по-прежнему лежащей в прохладном бассейне, он вытер полотенцем влажные Руки и шагнул навстречу повозке лекаря, подъезжавшей к воротам его дома…
…А Сашке опять приснился тот же странный сон. Он вновь стоял на арене. Но он был, похоже, уже другим драком. Обычно невыносимо жаркий взгляд Отца Богов сегодня был просто испепеляющим. Длинная рваная царапина начиналась на боку и заканчивалась на середине хвоста. Надсадно ныла покалеченная чем-то мощным и тяжёлым рука. Другой рукой Александр сжимал длинное копьё с небольшим, но острым крючком на конце, отчего оно сильно напоминало обычный багор с родной планеты. Сашка, как и в прошлый раз, стоял на середине арены. Но едва начали открываться створки самой большой и толстой двери, Александр, повинуясь необъяснимому внутреннему чутью, сделал несколько шагов в сторону от центра ворот.
Ворота открывались медленно, неохотно. Могучие кованые петли надсадно и тревожно верещали, сигнализируя о том, что их очень давно не смазывали, рассказывая, как тяжела дверь, которую повесили на них в незапамятные времена. Наконец створки разошлись в стороны. В серой темноте заворочалось что-то большое, сильное и чрезвычайно опасное. Оно несколько раз звякнуло цепью, послышался шорох шкуры тяжёлого тела по каменным стенам коридора, ведущего к распахнутой двери… Несколько секунд в амфитеатре стояла абсолютная тишина, нарушаемая только редкими сиплыми звуками дыхания какого-то могучего животного. Неожиданно дыхание прекратилось. Через мгновение из дверей вырвался длинный толстый огненный канат, расширяющийся на конце… Сашка инстинктивно отпрянул в сторону, но неожиданно поскользнулся на толстом слое предательского песка. Резво кувыркнулся в сторону, потом в другую… Вдруг дверь резко дёрнулась от чьего-то сильного толчка. На арену с необыкновенной лёгкостью для столь длинного и высокого тела, выскочило чудовище. Именно чудовище, потому что другого слова для того, что явилось перед ним на ристалище, у Александра не нашлось. Огромного роста, если считать таковой высоту между землёй и головой монстра, поднятой кверху на максимальную высоту. Толстую, но длинную и гибкую, как водяной удав-анаконда, шею венчала голова, пасти и зубам которой позавидовал бы любой из земных аллигаторов. На конце длинного хвоста, заканчивавшегося шипастым наростом, и в его начале, многочисленными костяными зубами торчали остроугольные защитные пластины. Эти же светло-коричневые «зубы» надёжно защищали тело дракона вдоль всего хребта, они спускались вниз, занимали всё пространство груди и боков. Опускаясь ещё ниже, они превращались в желтоватые прямоугольники, сплошным щитом покрывавшие живот и нижнюю часть груди. Чудовище развернулось, пристально посмотрела Сашке в глаза, отчего у него почему-то перестали слушаться ноги. Монстр, демонстрируя уверенность в своей полной неуязвимости, а возможно, просто для собственного удовольствия несколько раз взмахнул небольшими крыльями, слишком маленькими для того, чтобы летать и слишком большими, чтобы о них забыть совсем. Нелетающий дракон не нападал. Он наслаждался Долгожданной и… кратковременной свободой, потому что в следующее мгновение Александр каким-то непостижимым образом почувствовал, что сейчас ЭТО случится. Дракон пригнулся, прижался к песку, наклонил голову почти к самому песку. Его грудные воздушные мешки, похожие на зоб ощипанной Курицы, пережравшей зерна, неожиданно наполнились изнутри каким-то газом, стали большими и твёрдыми, как кубовые бочки из-под кваса. Чудовище открыло пасть и резко выплюнуло струю огня точно в Сашку. Драк-Александр попытался спастись от струи пламени, прыгнув в сторону, но ноги отказались слушаться. Он только дёрнулся всем телом в сторону, упал на бок, со страхом провожая глазами огненный смерч в нескольких сантиметрах над своей головой… Через несколько мгновений к лежавшему навзничь гладиатору подошёл крылатый монстр. Он склонил голову низко, к самому лицу поверженного соперника, шумно вдыхая воздух огромными, чёрными провалами ноздрей. Наконец, он схватил Александра за ногу, высоко подбросил полупарализованное тело в воздух так, чтобы оно летело головой вниз и, подставив раскрытую пасть, на лету ловко поймал воина пастью за голову и туловище. Спустя мгновение монстр сделал глотательное движение и Сашка, по-прежнему живой, но недвижимый, очутился в желудке чудовища.
«Сожрали!» — почему-то удивился такому повороту событий человек. В желудке было темно и сыро. Какая-то жгучая жидкость почти сразу стала разъедать раны и царапины, полученные в предыдущих поединках. Гладиатор попытался пошевелиться. Но незримые путы держали его по-прежнему крепко. Тогда он с трудом перевернулся на бок и стал искать, во что бы вцепиться зубами, — может, от боли в желудке дракон отрыгнёт всё-таки проглоченную добычу. Однако вцепиться ни во что не удалось, боль в ранах стала всё сильнее, а голову медленно, но неотвратимо стал заполнять чёрный туман…
…Проснулся Сашка оттого, что его сильно тряс за плечо Ар'рахх. Александр долго не мог понять, что с ним и где он находится — такое сильное впечатление оставил о себе этот то ли сон, то ли воспоминание давно погибшего гладиатора. Наконец он пришёл в себя, тряхнул головой, с удовольствием осознавая, что он всё ещё жив, а тёмный и тесный желудок дракона был просто кошмаром. Он бодро впрыгнул вниз, забрал у зелёного верзилы свой нож. Устроившись в том же углу, где минутой раньше сидел его хвостатый напарник, он хотел порасспросить у Ар'рахха про его сны. Но пока он раздумывал, как бы потактичнее начать столь непростой разговор, молодой следопыт несколько раз вздохнул и… громко захрапел, демонстрируя полнейшее пренебрежение к его, Сашки, внутренним проблемам… Александр недовольно хмыкнул, но потом он подвинул под свою костлявую задницу вещмешок, поудобнее устраиваясь в дальнем от двери углу. Кушать не хотелось, заняться было решительно нечем. Он вытащил из мокасина нож и стал терпеливо затачивать его об грань вулканического камня, густо пропитанного тем же золотисто-жёлтым песком, который покрывал и арену ристалища.
Нож точился медленно. Гораздо быстрее тупилась некогда острая грань одной из стен их временного убежища. Светло-коричневый камень, судя по его «твёрдости», был чем-то вроде вулканического туфа — такой же мягкий и лёгкий. Сашка хотел уже бросить свою затею с доведением трофейного кинжала до нужной кондиции, но тут под ножом чиркнуло что-то твёрдое, струёй брызнули искры, выцарапанные клинком из какого-то камня. Александр не поленился. Он выдрал из мягкого камня один из бесхозных железных крючьев. Остриём крюка он со всех сторон обдолбил неизвестный минерал Подцепив его сбоку, с четвёртой или пятой попытки Сашка выковырял камень, внимательно осмотрел со всех сторон. Камень был как камень — ничего особенного. Чёрный, неправильной остроугольной формы ромб напоминал семя какого-то неизвестного растения. Человек несколько раз провёл камнем по незаострённой грани кинжала. Камень отозвался почти живым воем и выпустил густую струю ярко-жёлтых железных искр. Несколько огоньков попало на сухие травинки под ногами. Они мгновенно выпустили крохотные змейки серых дымков, неожиданно резким неприятным запахом царапнули в носу… Александр передней частью ступни быстро затоптал тлевшие соломинки. Ещё раз оглядев со всех сторон камень, человек довольно хмыкнул. Он приподнялся, нашёл под собой горловину своего походного баула, одним ловким движением развязал его. Затолкав трофей подольше в угол вещмешка, Сашка вновь затянул его горловину. Через несколько секунд он вновь сидел в облюбованном Ар'раххом углу, поджав под себя ноги, размышляя над тем, что могут значить два таких похожих и одновременно таких разных сна, пытаясь понять, что это было: видение будущего, чьё-то воспоминание о пережитом, предупреждение?…
…После разговора с работорговцем у Верховного Жреца осталось двойственное впечатление. Хитрый северянин, разумеется, сдержал своё обещание. Он рассказал всё, что знал об этой странной парочке — верзиле Ар'раххе и бесхвостом Саш'ше… Однако обстоятельства появления двух будущих гладиаторов в последней перед перевалом деревне так и остались невыясненными.
К'нарр не дал ответа на главный вопрос Понтифика: как на Драконию попал бесхвостый гладиатор. Не дал потому, что не знал сам. По сути, оба и так направлялись на Игры Богов; предприимчивый К'нарр просто сумел использовать это их желание в своих целях и о-очень неплохо на этом заработал. Не ответил работорговец и на вопрос о том, кто ещё, кроме него, может знать, откуда взялось это странное светлокожее создание, быстрое, как полёт стрелы, и отважное, как целый табун Ар'рдов?
Вот и получалось, что фантастическую по меркам простых жителей сумму в триста слитков серебра Верховный Жрец заплатил К'нарру напрасно.
Однако большой опыт Понтифика подсказывал ему, что отрицательный результат — тоже результат. Не нужно жалеть о потерянных серебряных слитках. Необходимо просто изменить вектор поиска информации.
Мысленно перебирая всевозможные варианты добычи сведений о потенциальном спасителе умершего Бога — Единственного и Всемогущего, первосвященник всё больше склонялся к тому, что наиболее достоверным источником информации о гладиаторе со странным именем Саш'ша является… сам гладиатор. Вот только так прямо, в лоб задавать ему интересующие Верховного Жреца вопросы было никак нельзя. Если этот Саш'ша хоть немного разбирается в хитросплетениях политических игр, он легко догадается, что Понтифик кровно заинтересован в его помощи. Чем наверняка постарается воспользоваться в своих интересах. Во всяком случае, так было всегда и со всеми, кому священнослужитель хоть ненамного приоткрывал завесу над причинами, побудившими его к тем либо иным действиям. Нет, для начала надо хорошенько «прощупать» неизвестное создание, понять, чем он «дышит» каковы его цели, в чём его слабые места… Только после этого можно будет подумать, как лучше всего можно использовать его неординарные способности в его, Первосвященника, целях…
А что касается финальной схватки Игр Богов, то ведь легко может статься, что перед самым её началом огневик… заболеет или сдохнет. Например — от старости или по какой-то другой причине…
…Где-то наверху Храма Богов проревели трубы, возвещая о том, что взошла Сау и начинается вторая ночь гладиаторских боёв. Верховный Жрец накинул на плечи плащ священнослужителя Высшего, Двенадцатого Уровня. Только четыре первосвященника на планете Дракон имели право надевать такую же расшитую серебром хламиду. Первым был он, Понтифик. Трое других служили в других Храмах Богов, и все они были Верховными Жрецами. Но только один из четверых имел право вместо серебряной надеть золотую диадему. Первосвященник величественно поправил золотой обруч на голове, вышел на небольшую площадку, примыкающую к главной лестнице амфитеатра. На глазах многих тысяч зрителей, доверху заполнивших воронку кратера потухшего вулкана, он громко запел молитву, призывающую явить гладиаторам справедливость Богов во время их сегодняшних поединков с хищными и ядовитыми тварями, специально собранными со всего континента и подготовленными для праздника Игр Богов.
Молитва эта, написанная много-много поколений назад неизвестным жрецом-поэтом, теперь не была понятна никому из присутствующих. Даже Понтифик не знал, о чём её слова. Совсем ещё зелёным дракончиком, едва вступив на путь служения Отцу Богов, он легко выучил несколько четверостиший с ритмично повторяющейся внутренней основой. С тех пор он редко задумывался над смыслом стиха, произносимого им по нескольку раз в день. Где-то в бездонной глубине Лет затерялся его перевод…