Когда Илья Кузьмич вернулся из конторы, ребята ждали его уже у крыльца, готовые к отплытию, в дорожной одежде и с рюкзаками за спиной.
— О-о, брат ты мой, да тут целая экспедиция! — воскликнул Илья Кузьмич. — Значит, все в порядке?
— Так точно! — отрапортовал Дима, вытянувшись по стойке «смирно». Экспедиция собралась в полном составе: начальник экспедиции — Дмитрий Руднев, медсестра и повар — Татьяна Зорина, фотокорреспондент — Афанасий Лежнев.
— Ну, раз фотокорреспондент, — ладно. Пошли на корабль.
— А как называется наш корабль? — спросила Таня.
Илья Кузьмич задумался.
— Назовем «Павка Корчагин», — предложил Дима.
— Правильно, — одобрил Илья Кузьмич. — Ну, корчагинцы, в путь!
Ребята сложили все свои вещи в носу лодки, уселись сами, и Кузьмич оттолкнулся веслом от берега.
Заработал мотор, и лодка сначала медленно, а потом быстрее и быстрее поплыла против течения, разрезая носом воду и оставляя за собой две длинные волны, с плеском набегающие на берега.
С каждой минутой Гайны уходили все дальше.
Уже совсем скрылись в зелени темные стены старых домов и сарайчиков, и только несколько новых срубов долго светились ярко-желтыми бревнами. Позади остался Желтый плес, где ребятам известен каждый камень, каждая ямка на дне. Поворот — и село пропало за лесом.
А потом пошли уже незнакомые места.
Навстречу плыли то высокие и обрывистые берега, то пологие и низкие, то покрытые коричневато-желтым песком, то заросшие высокой травой и густым ивняком. Прямые, как свечи, сосны, темные высокие ели вперемежку с кудрявыми березами и осинами сплошной зеленой стеной подступали к воде. То тут, то там, растопырив сучья и словно застыв в испуге, с обрывистых берегов свисали над рекой деревья.
Дима лежал, подложив под голову вещевой мешок, и смотрел вверх. Лодку приятно покачивало. Кажется, плыл бы так и плыл и день и ночь.
Диме не видно ни берегов, ни леса, а только небо, знойное летнее небо. Освещенные солнцем легкие белые облака — как небрежно растрепанные жидкие клочья ваты. Они бегут, спешат куда-то, как будто стараются обогнать друг друга. Вровень с ними черной точкой маячит неподвижный ястреб, и кажется, что он указывает путь.
Таня перегнулась через борт и рукой коснулась воды. Она видит то же небо, облака и глубокую синь, только отраженные в реке, точно в зеркале.
Афоня, прищурившись, внимательно поглядывает по сторонам, выбирает наиболее красивые пейзажи и держит наготове свой ФЭД. Он уже успел сделать несколько снимков.
Посередине реки, где глубже и где течение быстрее, извилистой беспорядочной лентой плывут бревна, толстые и тонкие, длинные и короткие. Летом лесозаготовители, вывозя лес к реке, не складывают его, как зимой, в штабеля, а сразу спускают на воду.
Илье Кузьмичу не раз приходилось проплывать здесь на своей лодке, и он хорошо знает реку. Обходя мели, лодка иногда пересекает сплавную ленту. Иной раз удается пройти, не задев бревен, иной раз они с грохотом прокатываются по дну, ныряют под воду, а затем всплывают с шумом и плеском.
Афоня поднес фотоаппарат к глазу, навел на резкость, щелкнул и закричал:
— Замечательный вид! Место слияния Камы и Весляны!
Дима и Таня подняли голову.
Картина была действительно замечательная: две реки, две красавицы сестры, Весляна и Кама, одинаковые здесь по ширине и полноводности, сливаются в одну величественную реку.
Лодка описала дугу и вошла в Весляну.
— А в Весляне течение быстрей, чем в Каме, — сказал Дима.
— И вода какая-то желтоватая, — добавила Таня.
— Это потому, — объяснил Илья Кузьмич, — что Весляна течет среди болот и размывает торфяные берега.
Вскоре впереди показалось устье какого-то впадающего в реку широкого ручья.
— Как называется эта речка? — спросила Таня.
— Это не речка, а прокоп, — ответил Илья Кузьмич. — Здесь Весляна делает в своем течении большую петлю — хобот, как ее у нас называют, и вот сплавщики, чтобы не гонять плоты кружным путем, бульдозерами прорыли напрямик канаву. В половодье эту канаву размыло еще больше, и теперь потекла Весляна по новому руслу.
Десятки километров остались позади. Леса, луга, поселки и снова леса…
Таня тронула Диму за плечо и, показывая вперед, тихо сказала:
— Смотри-ка…
Впереди, метрах в ста, по грудь в воде стояла лосиха и спокойно поводила по сторонам большой горбоносой головой.
— Совсем не боится, видно, привыкла к шуму. Ну, сейчас попадешь в мой объектив, — проговорил Афоня и поднес ФЭД к глазу.
Лодка все ближе подходила к лосихе. Вот до нее уже восемьдесят, шестьдесят, пятьдесят метров… Лосиха не уходила.
Дима вскинул ружье и прицелился.
— Не смей стрелять! — встревоженно крикнул Илья Кузьмич и, когда Дима опустил ружье на колени, добавил: — Лосей у нас не бьют.
Лодка приблизилась к лосихе метров на тридцать. Она оглянулась, не спеша вошла глубже, с силой оттолкнулась ногами от дна и, погрузившись в воду так, что сверху осталась одна голова, поплыла к противоположному берегу.
В это время из молодого осинника на берег выскочил маленький длинноногий лосенок. Споткнувшись и подняв фонтан брызг, он вбежал в воду и поплыл за лосихой. Быстрое течение сносило его вниз, к лодке.
— Дядя Илья, теленка на нас несет! — закричала Таня. — Он тонет!
Илья Кузьмич заглушил мотор. Лодка сразу сбавила скорость. Еще полминуты, и захлебывающийся, фыркающий лосенок поравнялся с ее бортом.
— Надо спасать малыша. А ну, ребята, тащи его в лодку! — распорядился Илья Кузьмич. — Раз-два, взяли!
Ребята уцепились за лосенка — кто за шею, кто за уши, Афоня схватился за хвост.
— Раз-два, взяли!
Но лосенок оказался не так-то легок.
— Еще, еще немного! — ободряюще приговаривал Илья Кузьмич, перехватывая лосенка за передние ноги. — Еще чуточку! Так, братцы, так. А теперь тащи его через борт.
Лосенок грузно свалился на дно лодки. Он тяжело дышал, озираясь вокруг круглыми, на выкате, испуганными глазами, и его вытянутые ноги судорожно дрожали.
— Дурной ты, лопоухий, — ласково проговорила Таня, гладя лосенка по бурой жесткой шерсти. — Не можешь по-настоящему плавать — не лезь в воду. Мал ты еще, чтобы такую речку переплывать…
Лосенка решили перевезти к матери, которая уже звала его где-то за кустами.
Илья Кузьмич, не включая мотора, на веслах подогнал лодку к берегу. Днище зашуршало по песку.
— Вставай, — подтолкнул Илья Кузьмич лосенка.
Тот согнул ноги, подтянул их под себя и неуверенно поднялся. Минуту постоял, словно проверяя, держат ли его ноги, а потом, подпрыгнув, ринулся бегом в прибрежные кусты на зов матери…
И снова застрекотал мотор, и поплыли мимо лесистые берега.