По узкой квартальной просеке далеко в глубь леса уходит еле заметная тропинка. Почти на каждом шагу ее пересекают выступающие из земли толстые черные корни вековых деревьев, как будто какие-то гигантские ящерицы выползли из лесной мглы и растянулись поперек тропинки, грея на солнце бугристые спины.

Неожиданно просека кончилась, и тропинка, приведя к невысокому, уже почерневшему от времени столбику, пропала. Такие столбики ставят в тех местах, где проходят границы кварталов, на которые разбит весь лес. По ним легче ориентироваться в лесу.

На столбике, к которому вышли ребята, черной, выцветшей краской одна над другой были написаны три цифры: 57, 5, 38.

— Пятый километр пятьдесят седьмого квартала, — сказал Дима. — А столб поставлен в тридцать восьмом году.

Дима достал из кармана карту, начерченную на тетрадном листке, разложил ее на колене и обвел пальцем небольшой кружок.

— Сейчас мы находимся примерно вот здесь.

— Скоро будет какая-нибудь речка? — спросила Таня. — Пить хочется…

— До Утьвы далековато, — ответил Дима, складывая карту. — А у меня тоже в горле пересохло. Может быть, встретится какой-нибудь ручеек…

«И как это мы не догадались взять с собой воды? — глотая слюну, подумал Афоня. — Идти далеко, а тут еще жарит, как на экваторе».

Лес становился все гуще. То и дело ребятам приходилось обходить густые, колючие ельники, бурелом и валежины.

Дальше столбика квартальная линия была отмечена затесами на деревьях. Давнишние затесы потускнели, заплыли соломой и были еле заметны, но вскоре и они исчезли.

Дима присел на толстую поваленную сосну.

— Отдохнем немножко…

Ребята остановились.

Из-за кустов с шумом вылетел большой черный глухарь и сел над ними на обломанный сук. Вытягивая пышную шею, птица смотрела на ребят, и они тоже с любопытством разглядывали ее лохматые ноги, белые перышки, резко выделявшиеся на черной груди, и ярко-красные, как будто вышитые неумелой рукой брови.

— Тише, — умоляюще прошептал Афоня. — Я его сниму.

Глухарь продолжал спокойно наблюдать за ребятами.

Афоня, не сводя с него глаз, снял вещевой мешок, ощупью нашел фотоаппарат, расстегнул футляр.

— Хорошее у меня оружие: щелк — и в сумку.

— Давай быстрее, — сказал Дима.

Прячась за елки, Афоня на четвереньках стал обходить глухаря. Вот до него уже совсем близко. Но Афоня решил подойти еще ближе.

Он уже представлял себе, как принесет фотоснимок этого краснобрового великана в школу. Карточка пойдет по рукам, и все будут говорить: «Вот это снимок! Такой даже можно послать на фотоконкурс в журнал или газету».

Афоня встал на колени, поднес аппарат к глазу и стал наводить на резкость. В желтом кружке видоискателя маячили две одинаковые, сидящие рядом птицы. Легкий поворот объектива, и они слились в одну четкую фигуру. Оставалось только нажать на спуск.

Но тут под ногой фотографа предательски треснул сучок. Глухарь нырнул с дерева и улетел.

— Щелк — и в сумку? — насмешливо спросила Таня.

— Не повезло, — огорченно проговорил Афоня. — А ведь мог бы получиться замечательный снимок…

Дима достал компас, и дальше путешественники пошли по компасу. Вскоре опять вышли к квартальному столбу.

— На этом тоже написано 57, 5 и 38! — воскликнула Таня. — Шли целый час, а вышли на старое место. Может быть, это все-таки другой столб, только похожий на тот?

— Нет, тот же самый, — со вздохом подтвердил Дима. — Я его приметил вон по тем елочкам.

Ребята молча посмотрели на две пушистые елочки, которые, сплетясь, словно обнявшись, росли у столба.

Первой нарушила молчание Таня:

— Что же делать? Кружимся на одном месте. Прямо в какой-то заколдованный круг попали.

Дима развернул карту и положил на нее компас.

— Мы идем все время в юго-западном направлении. Значит, там север.

Все на корточках присели вокруг карты.

— Но почему же компас показывает север на востоке? — удивилась Таня.

Дима почесал затылок:

— Да, что-то не то. Или карта неверная, или компас врет.

Афоня встал, сбросил с плеч вещевой мешок и, обойдя карту с другой стороны, снова присел.

— Куда же нам идти? Хорошо, если к людям выйдем… А то, чего доброго, останутся от нас рожки да ножки…

— Помолчи, Афоня, ты же поклялся, что ныть не будешь.

— Тут клятва не поможет…

— Ой, смотрите-ка на компас!.. — воскликнула Таня. — Никто его не трогает, а стрелка поворачивается!

Синяя стрелка, дрожа и покачиваясь, медленно описала полукруг и остановилась, показывая на юг.

— Не может быть, чтобы север вдруг переместился на юг. Просто компас никуда не годится, — махнул рукой Афоня и вернулся на прежнее место.

Стрелка снова дрогнула и пошла обратно.

Дима вскочил на ноги.

— Профессор, стрелка гоняется за тобой! Ты что, магнит проглотил?

Афоня недоуменно пожал плечами, потом сунул руку в карман и достал фотоэкспонометр «Киев».

— Вот, наверное, в чем секрет. В экспонометре есть сильная магнитная система, и поэтому он притягивает к себе стрелку компаса.

Афоня обвел экспонометром вокруг компаса, и стрелка покорно описала полный круг.

— Теперь все ясно. Вот почему мы вышли опять к тому же столбу, заключил Дима. — Но тебе, Профессор, придется со своей магнитной системой держаться подальше от компаса.

* * *

Солнце клонилось к западу, а ребята все шли и шли. Спускались в низины, заросшие осинами и березами, пробирались сквозь кустарники и густую, высокую, в рост человека, траву, поднимались на голые, выжженные, словно в степи, желтые холмы, где под ногами, как бумага, шуршал сухой мох.

Ребята брели, с трудом переставляя отяжелевшие ноги. Вещевые мешки оттягивали плечи, и мокрые рубашки прилипали к спинам. По лицу катились соленые капли едкого пота, во рту пересохло. Не хотелось ни думать, ни разговаривать. Хотелось пить.

Когда вышли к Утьве, уже ни у кого не было сил для бурного выражения радости.

— Наконец-то, — сквозь зубы процедил Дима и, припав к воде, сделал несколько больших глотков.

Таня легла на толстую корягу и осторожно, краями губ прильнула к губам своего же отражения в водной глади, как будто две сестрички встретились после долгой разлуки.

Афоня зачерпнул воды кружкой и пил долго, не спеша, маленькими глотками.

— Хороша вода в Утьве! Теперь хоть на край света, — сказал он, допив кружку.

Ребята перешли Утьву вброд. Она была неширока, и отражения росших на противоположных берегах кустов сливались в одну сплошную зеленую полосу. Поэтому вода в речке казалась зеленой.

Наступал вечер…