7
Ровно 15 минут вагон летел, словно космическая капсула, сквозь неведомое пространство. Окон не было и от этого пассажиров всю дорогу не покидало лёгкое ощущение тревоги. Это напоминало путешествие между мирами. Сидения, однако, оказались очень комфортными, в вагоне не трясло, а только мягко покачивало, словно на пароходе. Едва они успели к этому привыкнуть, как поездка закончилась. Внезапное ускорение торможения слегка наклонило пассажиров вбок, космическая капсула замерла. Двери-створки раздвинулись, и они увидели человека. На этот раз, ко всеобщему облегчению, живого.
— Добрый день, меня зовут Йоганн, — представился невысокий худощавый мужчина в маленьких круглых очках. Ему на вид можно было дать тридцать с небольшим, сухую, тонкую кожу щёк покрывала скупая сероватая щетина, на темени сквозила ранняя беззащитно бледная лысина… По застенчиво-резковатым манерам затворника дисплейных залов и характерной розоватости глазных яблок в нём легко угадывался программист. — Я старший оператор вычислительного центра при обсерватории.
— Лейтенант Крайст, лейтенант Лунь, Особое Подразделение.
Йоганн пожал офицерам руки и вопросительно взглянул на стоящего в сторонке Эрна.
— Добрый день, Йоганн, — деловито протягивая руку, подросток шагнул ему навстречу, — Эрн, колдун, к вашим услугам.
— Колдун? — переспросил Йоганн, по лицу его быстро, но заметно проскользнула тень презрительного удивления, — что же… Очень рад.
Он повёл гостей через строгий сквер к обсерватории, что находилась в боковом корпусе поистине величественного, трёхсотметрового, массивного Здания Центра Управления Полётами, на плоской крыше которого, просторной, как пустырь, было установлено несколько повёрнутых в разные стороны мощных параболических антенн радиотелескопов. Эти гигантские органы чувств планеты, направленные в космос, на непривычного человека производили впечатление грандиозное. Все трое остановились, задрав головы. Йоганн терпеливо ждал, пока гостей отпустит торжественно-грустное чувство сопричастности ко Вселенной, неизбежно охватывающее каждого, кто здесь бывал.
Прохладный ветерок теребил тёмные Кирочкины волосы, выбивающиеся из-под фуражки, Эрн смотрел на их кончики, протыкающие небо. Волны космического излучения, тонкие невидимые струйки информации, непрерывно лились в зеркально-гладкие параболические чаши, и Биллу Крайсту невольно думалось о пустых холодных глубинах, откуда они приходят, о том, что вся жизнь на Земле — малюсенькая песчинка на мировой ладони, а он сам — песчинка внутри песчинки, бесконечно малая часть бесконечно малого, математически исчезающая величина…
— Нас ждут, — негромко напомнил Йоганн, — идёмте.
После того, как гости со своим провожатым поднялись на скоростном лифте почти под самую крышу исполинского здания, им пришлось миновать невероятное количество продолжающих друг друга, без конца поворачивающих широких гулких коридоров, в стенах которых то там, то здесь возникали ниши кабинетов, где сидели, увлечённо уставившись в мониторы какие-то люди. Ни один из них даже на секунду не отвлёкся от своей работы, чтобы взглянуть на проходящих мимо. Иногда приходилось пересекать небольшие залы, где, разделённые перегородками, будто пчёлы в сотах, тоже сидели сотрудники Центра, целиком сфокусированные на своих телефонах, вычислительных машинах и наблюдательных панелях.
— Они что, тоже роботы? — негодуя на их невозмутимость, вполголоса осведомился Эрн.
— Нет, конечно, — с видимым удовольствием пояснил Йоганн, — это результат внедрения новейших разработок в области организации труда. Автоматическая программа контроля отвлечений. Устанавливается на компьютер каждому сотруднику, памяти много не занимает, настраивается индивидуально на конкретные служебные приложения, данным субъектом используемые, и в случае нештатного изменения их рабочего режима, замедления или остановки ввода команд, к примеру, или в случае открытия в подконтрольной системе каких-либо не санкционированных программ, скажем игр, чатов, информационных порталов, к делу не относящихся и проч., это уникальное приложение издаёт громкий звуковой сигнал. Тут же к «прозвеневшему» сотруднику подходит контролёр и в случае фиксации нарушения налагает взыскание, — Йоганн с шутливым злорадством потёр руки, — знаете, на сколько выросла производительность труда офисного персонала? На двести процентов! Человек ведь всё равно, что вол или лошадь: ни черта делать не будет, если над ним не стоять с дубиной.
— Ловко придумано, ничего не скажешь, — признал Билл, обводя сочувствующим взглядом в буквальном смысле прикованных к рабочим местам людей в очередном кабинете.
— А если что-нибудь срочное? — спросил Эрн.
— Что, например?
— Ну… Плохо стало, допустим, или …нужда?
— На такие случаи предусмотрена кнопка вызова контролёра, — деловито пояснил Йоганн.
— И ему всё нужно говорить?!
— Конечно! А как вы думали? Это его работа — контролировать, он проводит вас туда, куда требуется…
— О, Господи, — сказала Кирочка.
— Тюрьма прямо, — сурово добавил Эрн.
Пройдя насквозь ещё несколько залов, гости и их провожатый остановились перед прозрачными створчатыми дверями.
— Взрывоустойчивый микрокристаллический пластик, — с гордостью сообщил Йоганн, ласково, словно племенного жеребца, погладив одну из створок.
Затем он поставил палец на малюсенький круглый считыватель, и двери бесшумно раздвинулись.
— Пропускают, сканируя уникальный кожный рисунок, взлом невозможен, — снова похвастался Йоганн. Он, по всей видимости, был одним из тех, кто верит в науку как в Бога, поклоняется ей и каждым её достижением гордится, будто своим собственным. Тут же он пустился в подробные разъяснения закономерностей, лежащих в основе инновационной конструкции сканирующего замка.
Но его уже никто не слушал. Вновь пришедшие благоговейно замерли, захваченные необыкновенным зрелищем — им открылась панорама главного зала Обсерватории, неожиданная, точно вид с вершины горного хребта.
Основной приёмник сигнала с телескопов бы закреплён на потолке. Вокруг него, как насекомые (в буквальном смысле этого слова) сновали люди. Они парили в воздухе. Белые пчёлы. На каждом был специальный костюм, позволяющий управлять полётом с помощью электромагнита. Сам зал представлял собою гигантскую шахту; вошедшие стояли на небольшом балкончике на огромной высоте, заполненной летающими людьми в белых костюмах.
Йоганн нажал кнопку на балюстраде. К балкону тотчас подлетел один из операторов-пчёл. Нажав какую-то кнопку у себя на рукаве, он завис в воздухе аккурат напротив Йоганна.
— Выведи на экран последнее изображение квадранта пси-347 с промоделированной орбитой Марса.
В следующую секунду гостям пришлось удивиться снова. Оператор пробежался пальцами по каким-то кнопкам на балюстраде и прямо в пространстве шахты перед балконом, безо всякого монитора, словно северное сияние, возникла внушительная, площадью несколько квадратных метров полупрозрачная картина звёздного неба. Тонкая красная изогнутая линия с движущейся точкой — орбита Марса. Жёлтая мигающая точка — комета.
— Вы видите? — спросил Йоганн.
Все трое кивнули.
— Вот и славно. А теперь, Ликус, дай изображение промоделированной траектории кометы.
Оператор-пчёла нажал ещё что-то, и мигающая жёлая точка оказалась на пунктирной жёлтой кривой, которая, лихо прочертившись в обе стороны, пересекла красную кривую орбиты Марса. Теперь обе точки, и жёлтая, и красная двигались к этому пересечению, каждая своим путём и со своей скоростью, но угрожающе неотвратимо.
— Это элементарная модель происходящего сейчас в космосе, — пояснил Йоганн, — как вы изволите видеть, небесные тела сближаются, что, конечно, само по себе не страшно, но… Ликус, покажи…
Воздушный экран мигнул, и рядом с красной кривой возник пучок других линий — голубых.
— Это предполагаемые варианты изменения орбиты Марса в случае столкновения с кометой.
На каждой из голубых линий возникло по мерцающей движущейся точке.
— Теперь покажи орбиту Земли, Ликус.
Нижний угол экрана пересекла тонкая зелёная линия. Некоторые из голубых кривых подходили к ней близко-близко, а одна имела пересечение с нею.
— Впечатляет? — спросил Йоганн, выжидающе поглядывая на Кирочку. Почему-то он решил, что она среди пришедших главная.
— Не особенно.
— Это потому, что вы не знаете математики, — констатировал Йоганн с укоризной, — вероятность реализации любого из вариантов, допускающего значительное перекрытие гравитационных полей двух планет, довольно высока, покажи поля, Ликус, — мгновение спустя вокруг каждой движущейся точки появился мерцающий нимб, — и, как вы видите, — он указал Кирочке на пучок голубых линий, — таких вариантов несколько, а в этом случае вероятность неблагоприятного исхода есть сумма указанных вероятностей…
— Эрн… — она многозначительно взглянула на юного мага, — что ты обо всём этом думаешь?
Подросток пожал плечами.
— Ты всё понял? — обеспокоенно поинтересовалась Кира.
— Ну да. А что тут понимать особо. Какая-то штука летит к Марсу.
— И? — Кирочка неотрывно смотрела ему в лицо.
Эрн снова пожал плечами.
— Моё-то какое дело…
— Могу я поговорить с ним наедине? — едва скрывая негодование, обратилась она к Йоганну.
— Разумеется, — ответил он, — держите, — достав из кармана небольшую металлическую капсулу с кнопкой, он протянул её Кире.
— Что это?
— Глушилка. У нас ведь здесь повсюду секретность. Мы даже не всегда имеем право знать, чем занимаются соседние отделы. Это устройство специально разработано для удобства обмена информацией между сотрудниками. С ним нет необходимости уединятся, что позволяет заметно экономить время. Отошли на два шага, нажали кнопку, и никто не услышит ни словечка.
— Спасибо, — Кирочка приняла из рук Йогана загадочную капсулу, — идём, Эрн.
— А ты уверена, что они нас не слышат? — спросил он после того, как она привела «глушилку» в действие.
— Конечно. Ведь мы же не слышим их.
Сквозь покачивающуюся пелену воздуха, словно в знойный день, видно было, как движутся губы оперетора-пчелы, что-то говорящего Йоганну, а тот задумчиво кивает головой.
— Я думаю, что эта штука создаёт в сверхтонком слое воздуха мощные локальные флуктуации плотности, рассеивающие звуковую волну.
— Возможно, — Эрн тоже смотрел в сторону колышущейся пелены, за которой остались Билл, Йоганн и оперетор-пчела, так что ты хотела мне сказать?
Кирочка возмутилась.
— Неужели до тебя до сих пор не дошло, что в твоих руках сейчас находится судьба всей планеты? И все эти голографические картинки были показаны тебе отнюдь не для развлечения? Ты должен попытаться спасти нас, понимаешь?
Эрн ухмыльнулся. Очевидно, в его хорошенькой головке созрел какой-то хитроумный план.
— Ошибаешься. Судьба человечества сейчас находится не в моих руках, а в твоих.
— То есть как?
— Ну, ты же, верно, и сама догадываешься, Кира, что растворить, испарить, развернуть и т. п. здоровенную комету, это тебе не пальчиком постучать, дело, безусловно, серьёзное, опасное, и посему, требующее определённого вознаграждения…
— Ну… — Кирочка нахмурилась. Лукавая улыбка на лице Эрна не предвещала ничего хорошего.
— Допустим, я могу извести эту вашу комету, — продолжал он предприимчивым тоном, — только что мне за это будет?
— Погоди… Разве это не честь уберечь от гибели целую цивилизацию? Разве возможность стать причастным к спасению человечества не является наградой сама по себе?
Эрн помотал головой.
— Мужественный герой совершает подвиг, и, противостоя натиску сил, многократно превосходящих его собственные, голыми руками останавливает надвигающийся Апокалипсис. Это сюжет кассового боевика. Знаем, с попкорном съели. Это не про меня. Я существо низменное и корыстное. И если мир будет-таки спасён мною, то он мне за это хорошенько заплатит.
— Эрн… — Кирочка разочарованно вздохнула… Ощупала в нагрудном кармане пачку сигарет подобно тому, как путешественник ощупывает кошелёк с деньгами, немного успокоилась и повторила попытку. — Тебе разве никогда не хотелось походить на бесстрашных кино-героев? Многие мальчишки мечтают об этом. Неужели перспектива совершить подвиг не кажется тебе заманчивой? А подвиг, как известно, дело бескорыстное…
— …И добровольное, — не без ехидства добавил юный чародей, — хочу — совершаю, хочу — нет.
— Эрн… — Кирочка почувствовала, как ею овладевают одновременно и раздражение и страх — то был один из немногих моментов, когда она прониклась всей тяжестью своей службы, почти физически ощутила эту тяжесть, точно непосильную ношу на плечах, и тут же подумала, с трепетом мазохиста расправив перед собою подробную карту этой мысли и заставив себя на неё глядеть — что она никудышный офицер, и у неё совершенно нет таланта работать с людьми.
— Мне нужно вознаграждение.
— Какое? — спросила она, с трудом преодолевая наваливающуюся апатию полного разочарования и бессилия, — Чего тебе, змею, не хватает? Леденцов? Чипсов? Компьютерных игр?
— Нет, — Эрн сделал вид, что не заметил её раздраженно-насмешливого тона, — другого…
Он потупился, чёлка упала ему на глаза. Кирочка смотрела на него неотрывно, и Эрн не мог этого не чувствовать, опущенные ресницы-лепестки дрогнули, нежный румянец скользнул по его лицу и пропал, словно от лёгкого дуновения.
— Я хочу, чтобы ты меня поцеловала, — решительно объявил он, поднимая взгляд.
— Что?! — от неожиданности Кирочка даже попятилась.
Эрн повторил; его аметистовые глаза при этом, как ей показалось, загадочным образом приблизились и заслонили собою всё остальное, став огромными и вездесущими, словно небо…
Кира пришла в замешательство. В течение всего времени общения с Эрном — а с момента его появления на горизонте Особого Подразделения прошёл уже почти год! — её ещё ни разу не посещала мысль, что шуточки из серии «да он же по уши в тебя втрескался» могут иметь хоть какое-то отношение к истине. Она привыкла считать их продуктом «излишне сексуально обострённого воображения» лейтенанта Крайста. Но теперь… Кирочка сразу почувствовала себя как клерк, последним поставленный в известность о проведении срочного совещания. Все уже заняли свои места, сидят готовые, спокойные, воцаряется тишина. И вдруг… Вбегает этот несчастный последний, в мыле, спотыкается на паркете, бумажки сыплются у него из рук… Пренеприятное ощущение.
— Ладно, — с досадой отозвалась она, немного придя в себя, — если тебе доставит радость поцелуй, добытый такими средствами, то, чёрт с тобою, по рукам, — принимая во внимание тот факт, что решалась судьба всего человечества, Кирочка хотела поскорее покончить с этой сделкой.
Она отключила «глушилку», повернулась к Эрну спиной, ознаменовав таким образом окончание разговора, и быстрыми шагами двинулась к баллюстраде, где ожидали Билл с Йоганном.
Подходя, Кирочка, как было условлено, незаметно подмигнула своему напарнику в знак того, что дело на мази, но от него, однако, не укрылась лёгкая нервозность, с которой она поправила сначала фуражку, вроде бы как обычно, только чуть более резко, а потом ощупала нагрудный карман, где лежали сигареты, будто бы забыв о том, что курение на территории Центра запрещено.
— Покажите-ка нам нашего небесного вестника ещё разок, — обратился Билл к Йоганну, — если можно, увеличенные изображения, и дайте максимально точные координаты.
Йоганн кивнул «пчеле», и на бестелесном дисплее тут же возникло полупрозрачное изображение бесформенной вращающейся глыбы, с некоторой скоростью перемещающейся на фоне звёзд.
— Это цифровая обработка сигнала с видео-телескопа, — пояснил он, — практически в режиме реального времени, запаздывание, обусловленное конечностью скорости света — около двадцати минут.
Комета же, не ведая о том, что ею любуются, как ни в чём не бывало, продолжала свой путь, равномерно вращалась вокруг своей оси, демонстрируя далёким земным камерам то тусклые каменные рёбра, то сверкающие вкрапления метеоритного металла. Эрн внимательно следил за ней взглядом, хмурил бровки и беззвучно шевелил губами, словно читая молитву. Кира тем временем с любопытством разглядывала юного чародея, пытаясь привыкнуть к нему в его новом качестве: её, Кирочкиного, поклонника — с чего это вдруг? — Крайст накаркал, тоже мне, вещун-самоучка! — он же ещё ребёнок! — но тут совершенно неожиданно Эрн резко повернулся к ней и сказал несвойственным ему страшноватым вкрадчиво-повелительным тоном:
— Не мешай, твои мысли вьются вокруг меня как голодные кошки возле колбасной фабрики и не дают сосредоточиться. Не думай обо мне больше, поняла?
Кирочка смешалась. Она ощутила и неловкость, точно её застали голой, и обиду, как от незаслуженной брани, и холодное прикосновение страха — ведь ей уже доводилось видеть Эрна таким, чужим, пугающе спокойным, будто в пятнадцатилетнего мальчика вселилось существо, прожившее не одно тысячелетие, перевидавшее всякого и оттого ничему не способное сопереживать. Интонация Эрна была настолько убедительной, что Кира даже рта не раскрыла, чтобы возразить ему.
Она погрузилась в странное оцепенение, глаза её по-прежнему следили за кометой, а мысли, одномоментно исчезнувшие, распуганные замечанием Исполнителя Желаний, возвращались по одной, и каждая, полупрозрачная, жидкая, переливчатая описывала сперва большой круг возле этой пресловутой кометы, не имея возможности ни на чём сфокусироваться, кроме неё.
Билл и Йоганн тоже застыли, уставившись на экран. Комета в очередной раз пересекала его, гордо и величаво проплывая на фоне далёких галактик, но вдруг… Все увидели, как твёрдокаменная глыба быстро покрывается трещинами, будто яйцо, а потом эти трещины с невероятной скоростью расходятся, как плохие швы, ширятся, выпуская на волю огромное пламя, чёрно-оранжево-жёлтые огненные сгустки, похожие на соцветия брокколи. А потом ничего не стало видно. Экран залило ослепляюще белым, сверхчувствительные датчики, преобразующие сигнал с видео-телескопа начали выдавать ошибку, зашкаленные энергией взрыва, и изображение пропало.
— Батюшки-светы! — выдохнул висящий в воздухе возле экрана оператор-пчела.
— Что случилось?! — со смесью испуга и огорчения воскликнул Йоганн, оглядываясь по сторонам.
— Очки у тебя запотели, — кивнул ему стоящий рядом Билл, — протри.
Йоганн не оценил шутки. Он вырвал у «пчелы» пульт и принялся лихорадочно шарить по всем кнопкам.
— Где, чёрт возьми, сигнал?
Все забыли про Эрна. Он едва стоял на ногах, придерживаясь за балюстраду, чтобы не упасть — невообразимо сильный приступ головокружения накатил словно цунами, подхватил его и понёс, перевёртывая, качая, перемешивая с хаосом и чернотой в своём стремительном потоке, как мусор в сточной трубе.
— Вот оно! — радостно взвизгнул Йоганн. Экран вновь потемнел, на нём обозначились неровно мерцающие точки далёких звезд, — Только где же комета? Вот дурак суматошный, вызвал не тот квадрант!
— Да нет, всё верно, вон номер в углу… — удивлённо отозвался оператор-пчела.
— Ликус! Ну, не может же быть, чтобы она исчезла? Это ошибка в программе, надо срочно её проверять, все пятьсот тысяч строк кода… Вот ещё одна боль на мою лысую голову!
— Не стоит принимать всё так близко к сердцу, стресс, да будет вам известно, способствует ускоренной потере мозговых клеток, они и без этого ежедневно гибнут десятками тысяч, твоя программа нормально работает, и кометы она не видит не по причине вкравшейся ошибки, а потому, что комета взорвалась. Учёные иногда склонны сваливать наблюдаемые неожиданные явления на неточность эксперимента, не делай они этого, открытий, вероятно, делалось бы больше. Посмотри внимательно, вот эта пыль по-твоему откуда? — Билл указал Йоганну на сверкающие точки стайками плывущие по экрану и на несколько более крупных частей, покачивающихся на фоне звёзд, — Она разлетелась, комета ваша, на мелкие кусочки…
— Этого не может быть, — нервное лицо программиста превратилось в удивлённо-растерянное лицо ребёнка, случайно отпустившего надутый гелием шарик в небо, эта метаморфоза удивительным образом облагородила его черты, Йоганн сделался сразу необыкновенно трогательным, и Кирочка подумала, что именно такое его лицо — настоящее. Человек почти никогда не открывается другим сознательно, обычно это происходит нечаянно, стихийно, взрывоподобно, если случается нечто настолько неожиданное, что не представляется возможным успеть продумать соответствующую ситуации линию поведения.
Кирочка вздохнула. Радостное облегчение, связанное со всеобщим избавлением от кометы, смешивалось в ней с покалывающим, щемящим, сладостно-тревожным предощущением. Эрн выполнил свою часть уговора, теперь дело за ней. Она отстранённо удивилась обнаруженным в себе чувствам — Кирочка даже не предполагала, что окажется так глубоко впечатлённой поведением юного чародея.
— С чем, вы предполагаете, связан взрыв? Это же невероятный феномен. Вы думаете, в комете имелась раскалённая сердцевина, где были возможны спонтанные ядерные реакции? — Йоган схватил Ликуса за костюм спереди и притянул к балюстраде, лицо его было освещено лихорадочным воодушевлением, — вам следует всё проверить, сканируйте квадрант непрерывно! — он подтолкнул оператора вперёд — тот, отлетев от балюстрады метра на три, повис над бездной — и повернулся к гостям.
Лицо его уже снова успело измениться, и теперь выражало сердитую озабоченность. Кирочке никогда прежде не доводилось наблюдать у людей столь скорую смену эмоций, особенно у таких как Йоганн, на первый взгляд замкнутых, обособленных, способных к высокой степени сосредоточения.
— Простите, — сказал он, смутившись, точно его застигли ковыряющимся в носу, — теперь это наши внутренние проблемы, я не смею задерживать вас, — Йоганн виновато взглянул на Кирочку, и волна, казалось бы, неуместной жалости захлестнула её; всё в этом человеке, неуклюжем, остроугольном, порывистом было несочетаемым, противоречивым, точно он был сложен из кое-как подобранных деталей от разных наборов конструктора.
«Интересно, у него есть друзья?» — подумалось ей — «Он хоть раз видел море? Или так всю жизнь и просидел, загорая в голубоватых отсветах дисплея?»
— Случившееся сегодня — богатейшая пища для исследований, — сказал Йоганн, — нашим астрофизикам предстоит огромная работа по изучению этой кометы.
— Но она же взорвалась! — не удержался Билл.
— Вот именно, и нам нужно знать, почему, — глядя на Билла, как на маленького, пояснил Йоганн, — задача науки — проникать в суть вещей и явлений.
— Так уж ли это важно, какова причина взрыва, — робко вступила в беседу Кира, — ведь после того, как исчезла непосредственная угроза Земле, вопрос кометы потерял свою актуальность?
Йоганн устало махнул рукой.
— Вы не понимаете! Потому что не знаете математики, — на лицо его вернулась первоначальная затворническая неприветливость, — вероятность спонтанного взрыва объекта такой массы близка к нулю, собственно говоря, это и есть нуль, десять в минус сороковой степени, поэтому случившееся с данной кометой — феномен! И для учёного непростительно оставить его без внимания.
— Это я взорвал её, — сказал Эрн. В его интонации ощущалась неприкрытая насмешка, очень уж хотелось парню как-нибудь отомстить Йоганну за тот первый презрительный взгляд на платформе. Юный колдун уже почти пришёл в себя, разве только был немного бледнее обычного.
Старший оператор резко обернулся в его сторону, но ничего не сказал — что может учёный возразить на подобный бред?
— Посудите сами, — продолжал Эрн, — ведь это же наиболее простое объяснение. Вот летела ваша комета по небу, летела и летела, взрываться не собиралась, вероятность ноль, как вы утверждаете, и тут пришёл я, взглянул на неё и трах-тах-тах, разлетелась голубушка на мелкие кусочки!
— Это совпадение, — прошипел Йоганн, буравя Эрна ненавидящим взглядом.
— Он шутит, — мягко выступил Билл, аккуратно подхватывая возмущённого научного работника под локоть, — проводите нас.
Гостям предстояло повторить долгое путешествие по лабиринту коридоров. Чтобы не молчать и не возвращаться к обсуждению кометы, лейтенант Крайст задавал Йоганну разнообразные вопросы.
— А почему вы стали программистом?
— Вообще то я математик, но у меня не получилось с диссертацией, — лицевые мышцы Йоганна при этом так болезненно дрогнули, словно он ощутил внезапную колику, вероятно, когда-то несостоявшаяся защита нанесла сокрушительный удар его самолюбию.
— Что за тема, если не секрет?
Йоганн поднёс руки к лицу, словно хотел защититься, закрыться от чего-то, жест вышел нервозный, жалкий. Кирочка, идущая позади, слышала разговор, она ощутила горьковатый привкус сочувствия, на стене мелькнули длинные тени растопыренных нервно-стремительных пальцев программиста.
— Пппрогноз ккколлапса пппространства и исчезновения времени, — выговорил он, заикаясь, — я занимался математическим моделированием условий на границах чёрных дыр…
— И что же случилось?
— Мне не поверили… Я ппполучил… ппполучил… — Йоганн скорчился, как от боли, создавалось ощущение, что каждое слово даётся ему с трудом, — из моих уравнений вытекало, что существуют некие объекты, я не стал придумывать им название, ну, скажем так, квазикванты, которые могут, распадаясь в одной точке пространства, одновременно рождаться в другой, и это происходит мгновенно; они не двигаются, не бегут, не летят, не излучаются, а именно возникают и исчезают, потому способны мгновенно переноситься на немыслимые расстояния, квазиквант за доли секунды может переместиться в другой конец Вселенной! И скорость света не предел!
— А что происходит с квазиквантом в промежуток между распадом и рождением? — спросила Кирочка.
— Вот в этом вся и загвоздка, — Йоганн побледнел, — мои оппоненты спросили меня, есть ли доказательства, что родившийся квазиквант действительно тот же самый квазиквант, который распался? Я сказал, что квазиквант способен переносить информацию, она может быть закодирована в его характеристиках, я не буду сейчас вдаваться в подробности, как именно происходит кодирование, я ответил комиссии, что только по этим передаваемым «посланиям» можно отличить один квазиквант от другого, и тогда они стали гудеть, возмущаться, и спросили меня вот именно то, что спросили сейчас вы; понятие одновременности, если речь идёт о сильно удалённых точках пространства, теряет смысл, совершенно справедливо заметили они, следовательно, согласно вашей теории, между рождением и распадом квазикванта переносимая им информация существует без всякого носителя, в чистом виде, разве это возможно? Я начал объяснять им, что квазикванты порождают пространственно-временные неоднородности, что одновременные распад и рождение можно приравнять к бесконечно быстрому движению внутри «канала постоянного времени», но они уже стали вставать с мест и уходить…
Он отдышался и продолжил металлическим тоном.
— Я ошибся. Мои расчёты содержали некорректные допущения, на которые мне указали, я не только не смог защититься, но и был с позором изгнан из университета, некоторые учёные возмутились, называли меня лжецом, фриком, унижали, утверждая, будто бы мои заблуждения вызваны членством в религиозной секте и я таким образом пытаюсь доказать существование горнего мира, Бога, Верховной Идеи Идей… Мой авторитет был подорван. Счастье, что три года назад мне удалось устроиться сюда младшим оператором…
— Вы пытались бороться? — робко спросила Кирочка, — Пробовали представить свои результаты где-нибудь в другом месте?
Йоганн резко обернулся к ней. Лицо его как будто вдруг затвердело, подобно быстро стынущей лаве, приняло недоброе упрямое выражение.
— Я ошибся. Мои результаты просто не могли быть правдой.
Холодом повеяло от острого льда этой рубленой фразы. Кирочка не стала ничего отвечать.
— И вы больше не занимались математикой?
— Нет. Я писал программное обеспечение для телескопов. Это получалось у меня гораздо лучше.
На платформе уже стоял готовый к отправлению вагон-капсула.
— До свидания, — Билл крепко пожал небольшую руку Йоганна, ощутив прохладу его тонких приученных к клавиатуре пальцев.
— До свидания, — сказала Кирочка.
Эрн молчал. Встретив откровенно-враждебный взгляд Йоганна, он ответил ему мрачной саркастической полуулыбкой.
Двери вагона бесшумно сомкнулись, отделив гостей от фигуры, стоявшей на платформе. Ветер теребил на Йоганне пиджак; в небе над телескопами тянулись грязноватые зимние облака, точно техническая вата.
— И чего он всё время так на меня смотрел? — Эрн неприязненно дёрнул плечиком.
— Боялся поверить. Люди сильно не любят ломать привычную картину мира, — задумчиво проговорил Крайст, — и в этом их несчастье…
— Боялся поверить …в меня? — уточнил Эрн.
— В тебя тоже, но больше в себя самого. Связь взрыва с тобой могла бы быть обоснована теоретически, скажем, существованием этих его квазиквантов. Он уже похоронил свои идеи, привык к мысли, что просто ошибся, авторитеты раздавили его, а ты разбередил его раны… Дал ему надежду. Надежда ведь такая вещь, что порой её наличие куда больнее, чем отсутствие…
Двери капсулы бесшумно раскрылись; их встретил тот же унылый зимний день, но уже на другой платформе.
Крайст вышел первым, закурил, прислонившись к перилам, загляделся на огромный розоватый пузырь заката, раздувающийся над голыми деревьями. Эрн поднял глаза на Киру:
— Ну вот, теперь ты должна поцеловать меня, — сказал он очень тихо, чтобы не услышал никто, кроме неё, — уговор дороже денег.
По пустынной платформе туда-сюда передвигался чеканными шагами робот-контролёр, и Кирочке пришлось даже немного посторониться, когда он проходил мимо. Крайст, погружённый в свои мысли, стоял спиной.
— Ладно, — она шагнула навстречу Эрну и попыталась привлечь его к себе.
Он убедительно отстранился, оглядываясь на Крайста.
— Нет уж. Так не пойдёт. Мы должны быть совершенно одни. Иначе это не первый поцелуй, а какое-то издевательство получается… — он осторожно взял Кирочку за предплечья чуть выше кистей и что-то прошептал.
Она почувствовала лёгкое головокружение. В тот же миг всё вокруг невообразимым образом изменилось: не стало ни платформы, ни Крайста, ни голых деревьев — чёрным вычерченных на розовом… Над их головами тянулись нескончаемые провода. С тихим свистом продуваемые ветром скелеты вышек окружали их со всех сторон.
— Что это за место? — удивлённо воскликнула Кирочка.
— Не знаю. Я просто загадал, чтобы мы остались совершенно одни.
Действительно, поблизости не было видно ни одного человека. Тишину, обволакивающую, жутковатую, нарушало лишь негромкое гудение проводов.
— Как мы сюда попали? — не унималась Кирочка.
Она оглядывалась по сторонам; вдали, почти у самого горизонта виднелась сизая кромка леса, за нею, ещё дальше, наверное, находилась стена, обозначающая границы Города, а за их спинами, далеко-далеко, там, где дремал нежно-розовый как щека младенца закат, высились причудливые сооружения дорожных развязок, — я серьёзно, Эрн, где это, и как мы здесь очутились? — повторила она почти испуганно.
— Телепортация, — деловито пояснил юный чародей.
— Что? — Кирочка оторопела, — Постой, это Друбенс научил тебя колдовать настолько… хм… серьёзно?
— Нет. Он ничему меня не учил. Просто у него была библиотека, где он часто засыпал, прямо в кресле, и ещё так странно, с открытыми глазами, а уж читать я умею. Поначалу я очень боялся трогать книги — а вдруг старик всё видит своим остекленевшим взором? Но потом ничего, привык.
— За счёт чего мы всё-таки переместились? — Кирочкино удивление сменилось раздражением: её раздосадовало такое самоуправство со стороны Эрна по отношению к её персоне, взял вот так запросто, не успела она и глазом моргнуть, да зашвырнул со всеми потрохами неведомо куда!
— Мы не перемещались в пространстве в традиционном смысле этого слова, — пояснил Эрн, — мы не бежали, не ехали и не летели. Мы возникли прямо тут. На этом месте.
Кирочка вопросительно взглянула на него.
— При телепортации переносится только информационная матрица объекта, это происходит мгновенно, а сам объект восстанавливается по ней из присутствующих на новом месте атомов.
— Постой, — Кирочкины глаза округлились от изумления, — что же стало с теми нами, которые остались на платформе?
— Распались, разложились на атомы, — спокойно ответил Эрн, — а энергия связи переместилась вместе с информационной матрицей сюда, именно она и помогла нас снова «собрать»… Может, слышала когда-нибудь такое: «Из праха мы вышли, в прах и вернёмся?» Наши тела идентичны по составу земной коре, и иначе просто не может быть, потому что мы материализовались на этой планете посредством эволюции из тех элементов, которые здесь существовали… Проще говоря, великая идея использовала попавшуюся под руку материю… «Прах», который упоминается во многих религиозных текстах, — это углерод — основа всех органических молекул; мы постепенно образуемся из них, когда развиваемся во чреве матери, и распадаемся на них же, когда умираем. Нечто похожее происходит и при телепортации. Только мгновенно.
— Так что же, получается, я состою уже не из тех молекул, что минуту назад? — вознегодовала Кирочка.
— Ну да, — ответил Эрн, не теряя своего созерцательного спокойствия, — а что такого? Какая тебе разница? В природе нет ничего постоянного, непрерывная изменчивость — условие её существования…
— Но ведь никто не давал тебе такого права… — Кирочка рассержено отвернулась, — тоже мне философ нашёлся… А если во мне что-то теперь исказилось? Испортилось? Как ты это поправишь?
— Ничего не испортилось, — уверенно сообщил Эрн, — информационная матрица предписала пространству в точности восстановить каждую молекулу твоего тела, включая все дефекты, изъяны, неправильные хромосомы и излишние примеси в твоих клетках — абсолютно все индивидуальные особенности. Перестановку претерпели только сами атомы. А их структура, как ты знаешь, консервативна, во всяком случае, если речь идёт о тех атомах, из которых состоим мы с тобой.
— О, господи, — выдохнула Кирочка, непонимающе разглядывая свои ладони, словно пытаясь заметить невооружённым глазом изменения на атомном уровне, — а какая всё-таки сила переместила всё сюда, эту матрицу, эту энергию?
— Вот чего не знаю, того не знаю… Я ведь маг, а не специалист по теории волшебства. Кажется, перенос осуществляется за счёт локального коллапса пространства, образуется нечто вроде микроскопической чёрной дыры — у Друбенса много умных книг, там всё написано — и информационная волна засасывается туда, чтобы затем переизлучиться в другом месте, хоть на другом конце Вселенной… Чёрт знает… Сказал же, я просто захотел, чтобы мы остались одни…
«Я волна, — думала Кирочка, — он способен превратить меня в волну…» Трудно сказать, какие чувства вызвала в ней эта мысль, тревогу, недоверие… и ещё что-то… Кажется, восхищение.
Она смотрела на маленького волшебника сверху вниз. Встретив внимательный и сильный взгляд его аметистовых глаз, Кирочка как никогда прежде первой отвела глаза.
— Я боюсь тебя, Исполнитель Желаний, — тихо сказала она, раньше Кирочка ни разу не называла Эрна так.
— А я тебя, — отозвался он, смутившись тоже, — потому что в тебе содержится единственное желание, которое я не могу исполнить для себя сам… Ты, кстати, ещё не забыла, зачем мы здесь?..
Эрн замолчал, не собираясь, по-видимому, больше пугать Кирочку распахнутыми настежь тайнами бытия, он даже не смотрел на неё, его дивные лепестковые ресницы были опущены, и к ней потихоньку начало возвращаться всегдашнее ощущение уверенности в себе.
— Вспомнила, — сурово отчеканила она. Его трогательная настойчивость задела её. — Подойди поближе.
Кирочка наклонилась и сухо ткнулась губами в сомкнутые губкы Эрна — точно приложила твёрдое к твёрдому.
— Неееет, так не пойдёт, — раздосадовано протянул он, — поцелуй меня по-настоящему…
— Это как?
— Будто бы сама не понимаешь, — обиделся подросток, — как своего любимого…
Кирочка стояла в нерешительности, взгляд её блуждал по чёрным строкам проводов, по неровной сизой ленте далёкого леса.
— Неужели ты не хочешь? — спросил Эрн, фиалки его опечаленных глаз расцвели в этот миг как никогда прекрасно, — совсем не хочешь? Ни капельки? — по его интонации можно было подумать, что он сейчас заплачет, — и ты делаешь это только потому, что обещала?
— Эрн… — она пыталась держаться как можно более уверенно и деловито.
— Неужели ты не хочешь? — повторил он.
Кирочка пробежала взглядом вдоль завораживающе изящного изгиба его губ, сухих, совсем немного обветренных, бледно-розовых как перламутр.
— Хорошо, будь по-твоему, сам напросился.
Она притянула его к себе, каким-то порывистым, взволнованным движением, ощутив на миг сквозь тонкую синюю курточку на синтепоне всю его жалобную полудетскую хрупкость. Молния на курточке была застёгнута не до конца, и ей в глаза сверкнула, точно фары встречного автомобиля ночью, беззащитная белизна кожи в ямочке у основания шеи…
— Закрой глаза и открой рот, — скомандовала она. Ей тут же вспомнилось, что так давным-давно говорила бабушка, надеясь впихнуть в неё очередную ложку супа или каши. Ассоциация показалась ей нелепой и Кирочка досадовала на себя.
Эрн повиновался. Несколько мгновений она просто смотрела на него, невольно любуясь; чуть подрагивающие ресницы, нежные приоткрытые губки, как ракушка… «Неужели ты не хочешь?» — звучал у неё в сознании взволнованный голосок подростка, «Он же по уши в тебя втрескался!» — вторил ему насмешливый голос Крайста.
Бледно-розовая ракушка была уже так близко. Случайный блик качнулся на жемчужной поверхности округлого переднего зубика. «Неужели ты не хочешь?»
Кирочка зажмурилась и склонилась, теперь уже она не видела ничего, а только осязала мягкое тепло чужого доверчивого дыхания.
И…
Она почувствовала, что тельце юноши как-то неестественно резко обмякло. Словно тряпичная кукла, оно безвольно повисло у неё на руках.
— Перерасход энергии… — констатировала она шёпотом, осторожно укладывая подростка на землю. Он был такой щуплый, лёгонький, прозрачный, словно лепесток, поднесённый к свечке; обморочная бледность проступила на осунувшемся разом личике точно иней; Кирочке со странной сладкой тоской подумалось в этот момент, что она спокойно могла бы нести Эрна на руках…
Ну, какой из него любовник в самом деле?
