1
— На днях генерал Росс предложил нам пройти проверку на машине доктора Хосе, — объявил Билл, — я так и знал, что однажды потребуется это сделать, мы с тобой слишком долго работаем в паре. Едем сегодня вечером.
— А Эрн? — Кирочка удивлённо подняла брови, — кто с ним останется?
— Он сказал, что сам решит эту проблему. Я думаю, не стоит волноваться. Приказ есть приказ, а уж об Эрне генерал позаботится, будь уверена.
Однако, сидя в служебном автомобиле, стремительно выносящем её и Билла из центра Города, Кирочка всё же продолжала ощущать лёгкую тревогу; за всё то время, в течение которого она по долгу службы должна была нести ответственность за Эрна, у неё сформировалась привычка думать о нём.
— Что ты как на иголках? — спросил Крайст.
— Да я всё о том же… Ведь, заметь, это первый раз, когда мы выезжаем без него.
— Уж не прониклась ли ты взаимными чувствами? — осведомился Билл шутливо и подмигнул ей.
— Смотри на дорогу, — осадила его Кирочка.
Мимо тянулась унылая пластиковая стена ограждения скоростной автотрассы. Крайст включил приёмник. Звуки популярной песни, плюхающие, порхающие, дребезжащие элементы электронной мелодии тут же заполнили салон автомобиля.
Ты меня не покидай…
Шаба-дуба-дуба-дай!
Билл снова повернул ручку и приёмник, на мгновение смолкнув, принялся интеллигентным мужским голосом вещать о политике.
— Крайст, помнишь, я тебе рассказывала о том своём чувстве, как будто я сплю, понимаю, что сплю, и боюсь проснуться не здесь, а в какой-то другой жизни, более скудной на впечатления, обыденной, мрачной?
Билл усмехнулся.
— Не хочу тебя огорчать, но, вполне возможно, так оно и есть. Кто знает, может, мы все спим, а в момент смерти просто просыпаемся в каком-нибудь параллельном мире. Знаешь, как только я поступил на службу, меня очень сильно пугали разговоры об очищении памяти тех, кто по каким-то причинам покинул ОП. Прямо мурашки по загривку бегали. А потом я узнал, что это на самом деле такое; выглядит примерно как ты рассказываешь… Очень гуманная процедура. Стереть память совсем невозможно, это известно всем, во всяком случае с нашими сегодняшними технологиями. Но с помощью установки доктора Хосе достигается почти такой же эффект; трюк в том, что, уснув и проснувшись в специальном кресле, сотрудники отдела окрестили это кресло «машина сна», бывший офицер начинает думать, что его прошлое, связанное со службой в ОП — простой сон, и на самом деле он обыкновенный человек. И всё. Память как таковая остаётся, но разум больше не верит в её подлинность, она теряет для него правдивость и, как следствие, значимость.
2
Здание, в котором располагалась загадочная лаборатория доктора Хосе, стояло на отшибе. Маленькая тенистая улочка с разбитым асфальтом, изгибаясь, словно лесная тропинка, долго вела их вдоль запущенного парка, пока, наконец, в самом её тупике не обнаружился этот дом, неуклюжий, массивный, с частично замазанными белой краской окнами.
Билл нажал на неприметную кнопку электрического звонка. Ожидание показалось непривычно долгим. Кирочке уже было подумала, что их не услышали, и нужно позвонить ещё раз. Она сказала об этом Крайсту.
— Имей терпение, — ответил он очень тихо и необычно строго, — здесь нельзя трезвонить как в прачечной или в ателье. То, чем занимаются там, внутри, требует особенно спокойной обстановки.
Дверь открыла лаборантка, мрачная девушка примерно кирочкиных лет и, надо отметить, кирочкиного роста. При виде её, Кирочка ощутила лёгкий укол досадливой женской ревности — лаборантка серьёзно пошатнула её чувство собственной исключительности.
Вслед за нею офицеры вошли в помещение. Копия Кирочки не произнесла пока ни единого слова, даже приветствия, и от этого становилось немного не по себе, она только указала жестом на коробку со специальными бархатистыми бахилами. Их нужно было надеть на ноги, чтобы сделать шаги по полу практически бесшумными.
Вместе с провожатой они миновали несколько длинных, скупо освещённых коридоров с рядами зловеще запертых звукоизоляционных дверей. Шли долго, Кирочке казалось, что даже слишком, закрытые двери и мутный белесый свет нагоняли на неё неотвязную иррациональную тревогу. И тишина тоже. За всё время пути ни одного постороннего звука не расслышала она в этом здании, похожем на склеп. Ни звука, кроме сухого шуршания собственных шагов и шагов Крайста.
Возле одной из запертых дверей молчаливая лаборантка остановилась. Приложив чип электронного ключа, она открыла её.
Помещение оказалось на удивление просторным и светлым. Кирочка почувствовала облегчение, сходное с тем, что испытывает существо, которое долго-долго ползло в узкой трубе и всё-таки добралось до конца. Удивляло то, что комната, куда они попали, была практически пустой. Там стояли только два удобных низких кресла, похожих на стоматологические, рядом с которыми располагались какие-то странные приборы, с мониторами разных размеров, мелкими цветными лампочками, проводами и управляющей клавиатурой.
— Это для нас? — немного испуганным шёпотом спросила Билла Кирочка.
Он ничего ей не ответил. Лаборантка, повернувшись, строго взглянула на неё и приложила палец к губам.
Кирочке стало от этого жеста немного не по себе, и чтобы отвлечься, она принялась думать об Эрне: как он, интересно, там? Наверняка подросток тоже переживает, ведь он успел привыкнуть к ней и к Крайсту; его вряд ли обрадует, что неожиданно придётся провести целые сутки в компании незнакомых людей. Колдуны обычно относятся к переменам с большой осторожностью, если не сказать с опаской…
Тем временем загадочная лаборантка повключала какие-то тумблеры, пощёлкала клавиатурой, выпростала откуда-то жутковатого вида металлические обручи с проводками и жестом предложила Кирочке и Биллу садиться в эти стоматологические кресла.
Над каждым из них висел небольшой монитор, и как только они уселись, мониторы медленно зажглись, сначала продемонстрировав гостям логотип компании, а затем начав показ бегущей строки стандартного приветствия:
«Доброго Вам времени суток! Расслабьтесь и устройтесь поудобнее. Вас ждёт впереди приятное и увлекательное путешествие. Внутрь вас самих, внутрь ваших грёз и фантазий. Помните, только от вас зависит, что будет происходить с вами после того, как на вашей голове будет закреплён специальный передатчик, благодаря которому восприятие переместиться из внешнего мира в ваше собственное подсознание. Не волнуйтесь, никто кроме вас не увидит то, что увидите вы. Результаты проверки передадутся лаборанту в виде зашифрованного сообщения, неприкосновенность ваших мыслей гарантирована и охраняется законом. От вас требуется только нажать кнопку на ручке кресла под вашей правой рукой. Этим нажатием вы подтверждаете своё согласие на проведение эксперимента и обработку полученных данных с целью выявления превышений допустимых уровней привязанности. При нахождении на территории лаборатории убедительная просьба сохранять тишину. Счастливого пути!»
Монитор погас. Совершенно бесшумно передвигающаяся лаборантка закрепила на голове у Билла металлический обруч с проводками. Наблюдая за этим из своего кресла, Кирочка почувствовала, как у неё холодеют пальцы. Когда пришёл её черед, и лаборантка с совершенно бесстрастным лицом подошла к ней, она, как ни старалась сдержаться, всё же вздрогнула. Обруч был холодный и довольно увесистый. Подогнав его по обхвату кирочкиной головы и закрепив с помощью щёлкающих замочков, лаборантка жестом попросила Кирочку нажать кнопку. Проверка началась.
3
Сначала Кирочке показалось, будто бы ничего не произошло. Она видела перед собою всё то же помещение, Крайста в соседнем кресле, лаборантку, севшую за небольшой столик в углу читать газету… Но неожиданно у неё в голове раздался мягкий повелительный голос.
— Закройте, пожалуйста, глаза.
Кирочка не верила себе. Голос звучал действительно у неё прямо в голове, и это не были её собственные мысли, на миг девушку охватила паника — боже! я схожу с ума! — но голос продолжил весьма учтиво:
— Я понимаю, что вы ощущаете некоторый дискомфорт от моего присутствия, но, поверьте, я не причиню вам зла, сейчас заиграет тихая музыка, постарайтесь отпустить тревоги, в точности так, как будто собираетесь уснуть, ни о чём не думайте, всё будет хорошо…
Сразу вслед за этим Кирочка ощутила приступ небывалой сонливости, её веки сами собой смежились, голова пошла кругом, словно она поскользнулась и начала проваливаться в бездонную бурлящую тьму, но, что удивительно, это было приятно, очень приятное падение, скорее погружение, точно по винтовой линии, всё глубже и глубже с каждым витком. Необыкновенное равнодушие ко всему овладело Кирочкой. Ну и ладно. Ну и пусть. Она падала словно снежинка, словно разорванный пакет, кружилась… летела… Легко и так невыносимо сладко…
Несильный толчок заставил её открыть глаза, моментально вывел из оцепенения. Она сидела всё в том же кресле, похожем на стоматологическое и удивлённо оглядывалась по сторонам.
«Проверка завершена» — мигала зелёная надпись на мониторе. Все та же молчаливая лаборантка быстро и ловко освободила её голову из тисков тяжёлой металлической короны с проводками.
Кирочка встала, потянулась, размяла слегка затекшие члены — трудно было определить, как долго пребывала она в дреме, несколько часов или всего пару минут; странное дело — после пробуждения у Кирочки сохранялось необычное (как будто даже не её собственное) ощущение, что некоторая часть её сознания всё ещё спит; поначалу это ощущение волновало девушку, но чем внимательнее она к нему прислушивалась, тем более оно притуплялось, а спустя какое-то время чужеродное ощущение пропало совсем, перестав давать почву тревоге и сомнениям.
Крайст тоже встал со своего кресла, освобождённый, и неприлично широко зевнул.
— Ну что, — спросила его Кира, когда они вышли из здания, — понравилось тебе?
— Ничего особенного. Я-то думал будут реально кайфовые глюки… А тут на тебе…
— Ты видел что-нибудь?
— Да так… Несколько неприличных картинок, — ответил Билл с нарочито дурацкой улыбкой.
Кирочка хмыкнула.
— Крайст в своём репертуаре.
Помолчав, она добавила:
— А я, представляешь, до сих пор чувствую себя как-то не так… Будто бы я всё ещё нахожусь там… внутри искусственного сна. Этого не объяснить… Ну, вроде как все предметы кажутся другими. Скажем, смотрю я вон на то дерево, и мне думается, что у него куча всяких необычных свойств, качеств, которые мне известны, но я почему-то не могу их вспомнить. И так абсолютно про все вещи… Непривычно.
— Это потому что в первый раз. После машины Хосе так всегда, если раньше не случалось практиковать осознанные сновидения.
— Жаль я ничего не запомнила… — вздохнула Кирочка.
— Новичкам это почти никогда не удаётся. Но не расстраивайся. Я думаю, это не последняя наша проверка.
— А где сам доктор Хосе? Я про него столько слышала, он ведь вроде как жив ещё, и формально является заведующим этой лабораторией и директором коммерческой фирмы «волшебные сны»?
— Формально да. Но вот жив ли он — вопрос несколько более сложный, чем кажется на первый взгляд. А то, что он находится здесь — это правда. Бренная оболочка доктора Хосе лежит в состоянии глубокой комы в одном из помещений лаборатории. Только вот где он сам, то биш его сознание, хрен его знает! Он ушёл в сны по собственной воле несколько лет назад. И никто до сих пор не может выцепить его оттуда. Понравилось, видать.
— Кто же поддерживает жизнь в этой его, как ты выразился, бренной оболочке?
— Сотрудники, разумеется. Возле доктора Хосе оборудован круглосуточный пост медсестры. Они всё надеются, что он вернётся. Откроет глаза внезапно и скажет: «Ну что, ребята, много вы тут без меня наворотили? Сейчас будет большой разнос…» Он такой дядька, с искринкой. Он может.
— Да… Интересно. Что же там такое, что не хочется возвращаться?
— Ты. Только ты. И больше ничего. Твоя пустота и твоя неисчерпаемость. Вселенная, схлопнутая в точку. Космическая голограмма.
Кирочка извлекла из кармана рекламный буклет, который сунул ей автоматический раздатчик печатных материалов на выходе из лаборатории.
— Гляди-ка, Крайст, чем они занимаются в рамках «дополнительной коммерческой деятельности», — она повернула буклет так, чтобы его глянцевая поверхность не отсвечивала и начала читать, — Программа «Сбывающиеся грёзы», позволит вам делать во сне то, чего бы вы никогда не позволили себе делать наяву. Всё, что вам нравится, теперь доступно и просто! Нажатием одной кнопки вы сможете отправиться в увлекательное путешествие, прыгнуть с парашютом, прокатиться на водных или горных лыжах! И это, заметьте, без обучения, без специальной подготовки и, главное, безо всякого риска для вашей жизни и здоровья! Что бы вы ни пожелали, все это уже ждёт вас в нашей «лаборатории сна», стоит только позвонить, и подробно описать нашему менеджеру свои фантазии, наши круглосуточно активные номера, тра-та-та — Кирочка остановилась и, пробежав некоторую часть буклета глазами, продолжила читать вслух, — а вот это меня особенно поразило, «специальная программа для девушек, заботящихся о своей фигуре — ешь сколько хочешь и не толстей! — ведь наш гипнотический сон позволяет полностью ощущать вкус, текстуру и запах любимых блюд…, да и для сильного пола у нас есть немало интересных горяченьких предложений…»
— Каждый зарабатывает, как умеет, — с усмешкой подытожил Крайст, — был бы спрос.
4
В квартире было непривычно тихо. Скинув обувь, Кирочка прошла прямо на кухню и положила ключи на стол. Они коснулись его гладкой поверхности с необыкновенно звонким звуком, и она снова, хотя изо всех сил пыталась на этом не зацикливаться, отметила про себя, что ощущает окружающий мир после проверки всё же иначе, чем прежде.
— Эрн! — позвала она раздражённо, заметив гору немытых тарелок в раковине, — Ну и лентяй… Даже подумать о посуде и то недосуг…
Послышалась тихая возня, а вот он уже тут как тут, стоит в дверях, взъерошенный, с нагловатой улыбкой и в одном носке.
— Прости, я забыл, — он сразу догадался о причинах её гнева и что-то беззвучно зашептал.
В тот же миг из крана лавиной рухнул мощный поток воды. Кирочке пришлось отскочить — её обдало фонтаном крупных горячих брызг. Тарелки заплясали, запрыгали, самостоятельно завертелись в шумном пенящемся потоке, подставляя ему наиболее грязные места…
— Где твоя охрана? — озабоченно спросила она, оттягивая намокший рукав.
— Он пошёл за сигаретами… — осторожно пробормотал Эрн, предчувствуя новую волну ярости.
Но не успела Кирочка разразиться проклятиями, зримо распирающими её изнутри, как входная дверь приоткрылась, и на пороге возник чудаковатого вида длинноволосый парень в рубашке с погонами курсанта ОП. Увидев Кирочку, он очень сильно смешался, засуетился, спрятал за спину пакет с покупками, и чуть слышно пробормотал:
— Я могу идти?..
— Скатертью дорожка, — фыркнула Кирочка.
— Чипсы мои только отдай! — воскликнул Эрн озорным голосом.
Виновато косясь на Киру, курсант выложил из пакета на стол большую шоколадку, баночку кока-колы, здоровенный пакет чипсов и три упаковки жевательной резинки.
— Ты что ли погнал этого клоуна в супермаркет? — спросила Кирочка строго, едва только за незадачливым охранником закрылась дверь.
— Ну да… Совсем немного управления волей… — признался Эрн с шаловливой ухмылкой, — он такой скучный тип… Заснуть можно, ей богу. А так хоть какая-то от него польза…
Кирочка хмыкнула.
— А если бы тебя опять вздумал выкрасть этот чокнутый преобразователь Вселенной, Роберто Друбенс?
— Да брось, я полагаю, он уже забыл обо мне, — заявил Эрн, с громким шуршанием открывая чипсы. Он сидел на краю стола и легонько помахивал ногой в полуспущенном когда-то белом, но теперь немного запылённом носке.
— Я бы не была на твоём месте так уверена. Люди, как правило, неохотно отказываются от намеченных целей. Особенно если они успели потратить на их достижение определённое количество усилий.
Юный чародей изящно переломил зубами тонкий золотистый чипс. Как щепочку.
— Ну уж теперь-то я в полной безопасности… — заявил он с озорной улыбкой.
И почему только Кирочке кажется, что даже Эрн не такой как прежде? Он как будто немного наглее, увереннее в себе и… страшно признать, привлекательнее… Вот сейчас он смотрит на неё совершенно как взрослый мужчина, ищущий внимания. Он набрался смелости кокетничать с нею! Но, что удивительно, это не вызывает у неё, как раньше, негодования и отторжения…
Кирочка подошла к столу и нервно переложила ключи с места на место. У неё всегда возникала потребность двигать предметы, когда она теряла внутреннее равновесие.
Сейчас был как раз такой момент. Её ладони сделались влажными, слегка участился пульс — в обществе теперешнего Эрна она чувствовала себя отчего-то неуверенно, она робела, не глядела на него, боясь поймать на лице юного чародея то обольстительно-самоуверенное мужское выражение, которое спокойно могло бы принадлежать, скажем, Крайсту, Сашу Астерсу или ещё какому-нибудь прожжённому мачо.
— Я должна тебе кое в чём признаться, Эрн, — сказала Кирочка тихо, — мне трудно постоянно общаться с тобою и умалчивать об этом. Я тебе солгала, — она сама не понимала, что за сила вынуждает её сейчас говорить, но останавливаться было поздно, будто бы неведомый поток подхватил её и понёс, — в тот день, когда ты взорвал комету… На пустыре… Мы тогда так и не поцеловались. Ты потерял сознание от перерасхода энергии, и я сказала тебе потом…
Смешавшись, она умолкла.
— Я знаю, — сказал Эрн с умиротворённой улыбкой, — я догадался об этом, но решил, что не стоит настаивать на своём. Целовать меня или нет, твой выбор, я не имею права отнимать его у тебя, и выиграй я хоть десяток споров и спаси мир хоть сотню раз, всё это не сможет помочь мне заслужить настоящий первый поцелуй, потому что главным является ведь не сам факт соприкосновения губ, а обоюдное желание этого… Я могу очень многое. Я практически всесилен. Внушить другому человеку желание что-либо сделать, конечно, возможно, но разве сладко целоваться, зная, что ты добился этого определёнными ухищрениями, уговорами, уловками или давлением на жалость? Ты была права. Желание ценно только тогда, когда оно возникает само собой, без твоей подсказки; единственный критерий искренности желания — его первичность. Очень большая редкость, чтобы одно и то же желание возникло у двух людей одновременно. И потому поцелуй — настоящее сокровище, которое нельзя ни купить, ни выпросить, а можно только получить в подарок.
— Ты меня прощаешь? — обрадованно спросила Кирочка.
— Я тебе благодарен, — ответил он, — ведь если бы ты тогда пошла у меня на поводу, я навсегда лишился бы своего первого поцелуя.
Больше они про поцелуй не говорили, но Кирочка смутно чувствовала, что к этой теме им суждено ещё вернуться.
— У меня кое-что для тебя есть, — молвил Эрн загадочно.
— Подарок? — Кирочка напустила на себя гордую бесстрастность.
— Только обещай, что ты его примешь.
— Посмотрим. Ты же знаешь мои условия.
— Он необыкновенный, — пообещал юный чародей и скрылся.
Минуту спустя он снова возник в дверях кухни. В руках у него была большая плотная чёрная ювелирная коробка.
Кирочка насторожилась.
— Это тебе, — радостно прошептал Эрн, совершенно по-детски держа подарок на раскрытых ладонях перед собою.
Эффектно открыть коробку у него от волнения не получилось, он провозился с замочком, и торжественный момент был несколько скомкан. Но зато, когда крышку удалось откинуть, Кирочка не удержалась от испуганно-восторженного вздоха — маленькая заминка окупилась сторицей…
В коробке лежало ожерелье. Белое золото, усыпанное словно мелким песком несчётными крупинками радужно искрящихся бриллиантов! Ослепительно сияющее, как полуденное солнце, украшение со скромным достоинством дополнял строгий чёрный бархат подложки.
— Господи! — воскликнула Кирочка. Надо признать, никто и никогда не преподносил ей таких подарков. Она нерешительно протянула руку и провела пальцем по змеиной спинке одной из искусно свитых цепочек.
— Нравится?
Кирочка спохватилась, опустила руку и взглянула на Эрна с сомнением.
— Откуда оно? Ты его, надеюсь, не украл?.. — голос девушки прозвучал растерянно, ожерелье успело кольнуть её в самое сердце своим коварным непреодолимым обаянием красивой и дорогой вещи; она прекрасно понимала, что сорванец в очередной раз применил магию, но сейчас идти на принцип было бы обидно как никогда…
— Нет, — с видимой гордостью за свою изящную находку провозгласил Эрн, — не украл, не купил на наколдованные деньги! Я выудил его из мира идей! Это ожерелье из коллекции следующего года одного из самых известных ювелирных домов! Из будущего! Его эскиз ещё даже не возник в голове у дизайнера. Такого украшения, Кира, точно нет ни у одной другой девушки…
— Офффигеть…
Она ещё немного постояла, мучительно преодолевая желание снова прикоснуться к кусочку солнца у него в руках, поахала, поморгала и, собрав в кулак все остатки воли, выдавила из себя:
— Я не возьму.
— Так я и знал. — Эрн со вздохом захлопнул коробку. Её отказ, казалось, даже не особенно его расстроил, вероятно, он к нему морально готовился. — Дело твоё…
Легко размахнувшись он бросил закрытую коробку через правое плечо.
Кирочка раскрыла было рот, чтобы закричать на него — какого, мол, чёрта, сейчас буфет разобьёшь! — но стильная чёрная коробка, вместо того, чтобы столкнуться со стеклянным витражом на дверце кухонного буфета, описав эффектную параболу, просто исчезла, на лету провалившись в незримую пространственно-временную брешь…
— Ну, ты даёшь…
— Я могу сделать тебе подарок, от которого ты не сможешь отказаться, — продолжал Эрн, улыбаясь чуть насмешливо.
Он положил одну ладонь поверх другой и затем, медленно раскрыв их, показал Кирочке в горсти самое настоящее птичье гнездо! Из двух тёмных пятнистых яичек уже вылупились пушистые крикливые птенцы, а одно лежало нетронутое. Неведомо откуда прилетела птица, она порхнула на окно, затем — к гнезду. Присев на край, она принялась что-то вкладывать в раскрытые клювики своих беспокойных детей.
Кирочка застыла в немом удивлении.
— Ты ведь всегда хотела посмотреть на гнездо вблизи?
— Откуда ты знаешь?
Эрн принял загадочный вид и ничего не ответил, ладонью он накрыл гнездо, и через мгновение руки его были снова пусты. Бродившая по подоконнику птица вспорхнула и улетела.
В этот момент Кирочка услышала странную возню на балконе и отправилась взглянуть, что там происходит.
Она приподняла лёгкую полупрозрачную занавеску, открыла дверь…
И..
Маленькая белая козочка с бледно-серой шёрсткой на загривке, точная копия Дины, погибшей много лет назад под ножом мясника, обернулась на щелчок ручки от рулона старых обоев, которые она пыталась жевать.
Изменившаяся обстановка, по-видимому, её заинтересовала. Мерно постукивая копытцами по плитке, козочка подошла ближе и, потянувшись бархатистой мордочкой, принялась обнюхивать возникшие на пороге балкона тапочки хозяйки.
— Это нечестно, Эрн! — воскликнула Кирочка, повинуясь нахлынувшему порыву отчаяния, — это… это просто свинство какое-то!..
Она закрыла лицо ладонями и всхлипнула.
Коза, обнюхав девушку и не найдя в ней ничего съедобного — тук-тук-тук по напольной плитке — вернулась к своим обоям.
Эрн, не ожидавший от Киры такой реакции, несказанно растерялся и опечалился.
— Прости меня, пожалуйста… — пролепетал он чуть слышно.
— Сию же минуту убери отсюда это животное, — приказала Кирочка сквозь рыдания, — и больше никогда… Слышишь, никогда… не трогай моё прошлое…
В остальном день прошёл как обычно, без эксцессов, на ночь Кирочка выпила бутылочку энергетического коктейля и с видимым удовольствием опустилась в любимое низкое мягкое кресло.
Блуждая взглядом по комнате, пока Эрн чистил зубы перед сном, она заметила на ночном столике сверхмощные антимагические наручники, спроектированные Микой Орели.
«Как они здесь оказались?» — подумала Кирочка — «я ведь отчётливо помню, как сдавала их в хранилище отдела безопасности и писала объяснение, почему данное оружие больше не требуется…» Она прислушалась. Шорох воды в ванной утих, стукнула дверь, и через мгновение Эрн показался в дверном проёме.
«Глупо спрашивать у него об этом, — решила она в последний момент, — наверняка я просто что-то перепутала, наверное, мне нужно хорошенько выспаться…»
Стояла тихая тёплая ночь. Кирочка сидела в кресле, от нечего делать, вертя в руках свой многофункциональный пистолет. Её мысли то и дело возвращались к необыкновенному изменению восприятия всех предметов и явлений. Наручники по-прежнему лежали на ночном столике, отбрасывая нерезкую сероватую тень. Огонёк активности не горел, но выделялся на поверхности одного из браслетов тёмной точкой, словно око спящего, невидящее, но живое.
Кирочка вспомнила, как единственный раз со страху защёлкнула эти наручники на тонких запястьях Эрна. «Завтра пойду и сдам их куда следует, раз они слишком сильны даже для него, то всех остальных могут просто угробить, пусть утилизируют: мы же не инквизиторы какие-нибудь, а вполне себе цивилизованная магическая полиция…»
Она встала и решительно двинулась к столику. Увесистые браслеты тихо звякнули, когда она взяла их в руки. «Такие могли бы пригодиться, лишь если могущество Эрна ощутимо возросло бы…» Непрошенная мысль возникла, и прежде чем Кирочка успела с возмущением её прогнать, нагло наводнила сознание толпой ассоциаций.
Она продолжала держать наручники на вытянутой руке. Браслеты свисали вниз — два чёрных кольца на фоне бронзового неба за окном.
— О чём ты думаешь? — Тихо спросил Эрн из постели.
Кирочка вздрогнула.
— Ты не спишь?
— Нет.
Он откинул одеяло и сел. В синеватом полумраке она различила его взъерошенные волосы, мятую клетчатую пижаму.
— Так о чём ты думала? — Требовательно повторил он.
— Да так, ни о чём, — чуть более нервно, чем следовало, отмахнулась Кира и отвернулась к окну.
За её спиной раздался тихий шорох. Это Эрн вылез из постели и подошёл. Она почувствовала, как учащается сердцебиение, как рождается где-то в центре груди холодная пульсирующая пустота.
Он был совсем близко. Его тонкая голубовато-бледная в свете окна рука потянулась к наручникам.
— Не трогай, — сказала Кирочка беспомощно дрогнувшим голосом.
Эрн взял её за плечо и повернул к себе.
— Я готов надеть их, — тихо и серьёзно произнёс он, заглядывая ей прямо в глаза, — я согласен носить их не снимая, понимаешь?
Она поняла.
Эрн смущённо отвернул лицо. Кирочка скользнула взглядом по его нежной щеке с мужественной чётко обозначенной скулой. При тусклом освещении Исполнитель Желаний казался старше, и если бы он сейчас вздумал взглянуть на неё, она бы, наверное, испугалась, этот юноша умел смотреть так, словно ему вовсе не шестнадцать, а все пятьсот, и тогда он внушал ей почти суеверный трепет…
— Нет, невозможно, — сказала она не слишком твёрдо, — ты и сам знаешь, что это безумие. Да и защита меня к тебе на выстрел не подпустит, — она попыталась улыбнуться, обратить всё в шутку — проверенное средство в таких случаях, но улыбка получилась вымученной, жалкой.
Эрн усмехнулся.
— Нет никакой защиты.
— Что ты имеешь в виду? — спросила она с опаской.
— Она не сработает, — ответил он с беспощадной ухмылкой, — я же не далее как сегодня утром говорил, что практически всесилен… И если бы я чего-то всерьёз захотел… Разве только сам Бог смог бы помешать мне. Я первый после него, понимаешь?
— Но ведь… она же работала… раньше… — пролепетала Кирочка гаснущим голосом.
— Потому лишь, что я не особенно ей мешал.
Он спрятал глаза и продолжил гораздо менее бойко:
— Сейчас совершенно другое… Ты… Я люблю тебя, — он неожиданно прямо и гордо взглянул на неё снизу вверх, — и больше всего хочу быть с тобой… А моё желание для этого мира — закон. Понимаешь?..
Кирочка обмерла.
Наложенное на Эрна его матерью заклятие всегда казалась ей надёжной защитой от соблазна, своеобразным щитом, которым она заслонялась от осознания собственных подавленных порывов. А как быть теперь? Впервые Кирочка оказалась один на один со своим желанием. Больше не существовало ни препятствий, которые она должна была преодолеть, чтобы осуществить его, ни обстоятельств, делающих осуществление невозможным, ни поводов это осуществление откладывать. Она была совершенно беззащитна перед своим желанием, готовым исполниться. Какая-то часть Кирочкиного рассудка, конечно, всё еще героически сопротивлялась неизбежному, пытаясь убедить себя в том, что на самом деле ей хочется совершенно другого, но… Это выглядело смехотворно. И Кирочка созналась-таки себе в своём желании, узнала его во всех смутных побуждениях, преследовавших её всю жизнь… Перед ней точно на плёнке промелькнули друг за другом Саш Астерс, танцующий с Ирмой Вайнберг на дискотеке в восьмом классе, прекрасный и неприступный Эрмес, затачивающий клинок красивыми сильными руками, пустая скамейка на бульваре Плачущих Тополей, на которой она подолгу сидела одна… Это желание существовало всегда. Неизменное и неподкупное. Самое главное. А Эрн просто явился осуществить его, искупив разом всё несбывшееся.
Она вздрогнула от сладостного ужаса предвкушения, и не отняла рук, когда Эрн взял её за оба запястья, робко, трогательно-нежно, больше он ни на что не отважился, так и стояли они какое-то время в потоке света недавно взошедшей луны… Наручники лежали там, куда она машинально их положила, на широком подоконнике. Они отбрасывали густую чёткую тень.
В голове у Кирочки снова загудело, пространство перед глазами словно во сне расплылось и изменило конфигурацию — они оказались в каком-то удивительно светлом и пустом месте. На сколько хватало глаз вокруг простиралось чешуйчатое тело пустыни, и лишь на горизонте, точно тонкое чёрное кружево вырисовывались вышки линии электропередачи.
— Где мы? — прошептала она.
— Так ли это важно? Мы одни, — ответил ей Эрн тоже тихо и немного торжественно, — Совершенно одни.
Руки их всё ещё были сцеплены. Она склонилась и чуть помедлила — ей как будто было немного жаль расставаться с предвкушением, превращать его в ощущение — он и нетерпеливо, и застенчиво подался навстречу, она бережно, как раздвигают нежные листья дерева, чтобы сорвать спелый плод, раздвинула своими губами его губы…
5
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Кира. Приподнявшись на локтях и накрыв рубашкой крепкую и круглую, словно яблоки, грудь, она обеспокоено вглядывалась в лицо Эрна, не бледнеет ли он, не закатываются ли у него предобморочно глаза…
— Я властелин мира, — отозвался он. На лице юного чародея медленно разгоралась самодовольная улыбка. Он сидел в песке на коленях, а его руки, точно Эрн был преступник, его тоненькие руки с мальчишескими едва обозначенными под нежной кожей бугорками бицепсов, скреплены были за спиной тяжёлыми наручниками Мики Орели.
— Ты точно чувствуешь себя хорошо? — не унималась Кирочка, — ни головокружения, ни тошноты?
— Мне никогда не было лучше, чем теперь.
Он посмотрел на неё и улыбнулся. Очень светло и просто. Как счастливый ребёнок, которому купили игрушку. Никогда в своей жизни Кирочка не видела такой прекрасной улыбки. Немного растянувшись, бледно-розовые губи Эрна легко разделились, раскрылись, тихо засияли из-под них ровные мелкие зубки.
В Кирочкином теле разливалась блаженная звенящая пустота; ей казалось, что она вдруг стала легче и вот-вот взлетит, как шарик — будто в ней нет больше плоти, лишь космическое пространство — звёзды и галактики, каким-то таинственным образом вмещённые под кожу.
— Мне тоже никогда не было так хорошо, как нынче… — сказала она, посмотрев на Эрна выразительно, — ни с одним мужчиной.
— Я не прилагал к этому совершенно никаких усилий… И умений… Ты же понимаешь… — признался, стремительно и ярко покраснев, юный волшебник, — Я Исполнитель желаний, и это просто одно из моих свойств…
Кирочка прикурила и, снова откинувшись на спину, выдохнула в небо струйку дыма; над нею, тихонько гудя, покачивались тонкие провода.
— Знаешь, я вообще ничего сейчас не чувствую, — продолжала она, — ни о чём не хочется думать, всё кажется таким неважным… точно ничего и нет. Вообще ничего. Ни вокруг, ни внутри. Я как будто бы совсем пустая, Эрн. Но мне это нравится. Я хочу, чтобы так было всегда…
— Так и будет, — прошептал он гипнотическим голосом, склоняясь над нею и заливая сумеречным сиянием своих огромных аметистовых глаз, — если ты останешься со мной.
Она встретилась с ним взглядом, вновь ощутив дурманящую сладость пустоты, бесконечность космоса, в который она падала, своё сладостное бессилие перед этим космосом, таким страшным и таким прекрасным.
Эрн тоже смотрел на неё. И в нежном склонённом лице его невозможно было найти ни единого изъяна — ни царапинки, ни прыщика, ни малюсенькой мушки, на его ровный высокий слегка выпуклый лоб, падала, изгибаясь дугой, дымчато-русая прядь, она тоже была идеальна, и даже ветер, играющий с нею, ничего не мог поделать с этим. Кирочка прикрыла глаза, физическое совершенство Эрна вновь вселило в неё неизъяснимое волнение.
— Ты видишь меня именно таким потому, что сама красота, в абсолютном её значении, представляется тебе подобным образом, — произнёс он как будто бы немного виновато, — я исполнитель желаний, не забывай об этом, и моё лицо для тебя лишь отражает лучшее, что ты можешь себе представить…
Кирочка протянула руку и слегка провела пальцами по его щеке. Невероятно, неестественно приятной на ощупь. Он опустил свои немыслимые ресницы, застенчиво повёл плечиком.
— Так ты останешься со мной? Навсегда?
Эрн снова взглянул на неё; и мир, созданный исключительно для наслаждения, для её наслаждения, личный рай, обрушился на Кирочку всей своей неописуемой радостной жутью.
— Но… я не могу, — всем корпусом подавшись вперёд, словно опомнившись, выдохнула она в волнении, — как же моя служба?
Эрн смотрел на неё с непривычной, глубокой и требовательной нежностью.
— Она так уж сильно нужна тебе?
— Предлагаешь мне выйти в отставку? — спросила Кирочка быстро.
Она села, опершись на одну руку, а другой придерживая рубашку на груди. Её тёмные волосы, рассыпавшиеся по плечам, сверкали на солнце, словно нейлон. Широко раскрытые глаза цвели на лице, точно две чёрные хризантемы. Чуть приоткрытые светло-розовые губы взволнованно подрагивали.
Эрн молчал, перебирая пальцами ноги мягкий тёплый песок. Он окружал их со всех сторон, песок, вокруг них на многие мили простирался этот океан песка, очень мелкого, серо-белого, как пепел; лёгкий ветер клубил его вдалеке, и казалось, что это туман или дым повисли над горизонтом.
— Если кто-нибудь вздумает обидеть тебя, то ты тотчас будешь отомщена, — заявил Эрн вкрадчиво и убеждённо, — любое твоё желание…
— Не продолжай, — воскликнула Кирочка. Внезапный приступ паники овладел ею.
— Успокойся, — сказал он, покровительственно-нежным жестом обнимая её за плечи, — твоя первая реакция совершенно нормальна. Люди с трудом принимают произошедшие в их жизни перемены… На это требуется время. Ты привыкнешь.
Кирочка взглянула на юного чародея умоляюще, но, встретив лишь тонкую самоуверенную улыбку властелина мира, отстранилась и бессильно рухнула на песок.
Она лежала на спине и бессмысленно глядела в белое небо, расчерченное чёткими линиями проводов. С поразительной ясностью вспомнилось, как сильно ей всегда хотелось в детстве, чтобы всем её врагам и обидчикам рано или поздно отомстилось, без её участия, само собою, чтобы большая добрая рука взяла их в пучок, сразу всех, и хорошенько тряхнула, словно сухие тростинки; Кирочка живо представляла это себе, когда плакала, забившись в угол в туалете в детском садике или в начальной школе… Она любила воображать, как крошится над головами врагов потолок, как заваливает их камнями или заливает потопом… И даже когда отец заставлял её убирать игрушки или полоть морковь, она представляла, как эта карающая длань расправляется и с ним, пусть это было бы кощунством…
— Хочешь, я расправлюсь со всеми твоими врагами? Если тебя обидит кто-нибудь, ты только скажи. Все твои недоброжелатели крепко пожалеют, — продолжал красавец волшебник, — я для тебя… всё сделаю.
В этот момент странное чувство овладело Кирочкой: в нём был одновременно и ужас, и щемящая гордость; Эрн смотрел на неё покорно и нежно из-под длинных полуопущенных ресниц, а она смотрела на него, зная точно, как своё имя, как то, что любой день кончается закатом, а вслед за летом приходит осень, заворожённо и страшно зная: он не просто похваляется сейчас, как все по уши влюблённые мальчишки перед своими первыми женщинами, он действительно может…
— Моё маленькое чудовище, — сказала Кирочка, протянув руку и ласково погладив Эрна по волосам. Она попыталась улыбнуться ему, но по пальцам её снова побежал предательский холодок, он достиг сердца, и снова оно мучительно сжалось, будто от недоброго предчувствия…
6
— Крайст, — Кира бесцеремонно ворвалась в его кабинет, поставив руки ладонями на стол, оперлась на них, она запыхалась, говорила сбивчиво и возбуждённо, — я должна немедленно увидеться с генералом Россом…
— Что такое? — спросил он по своему обыкновению чуть насмешливо, внимательно при этом изучая её блестящие глаза и раскрасневшееся лицо.
— Я хотела бы обсудить с ним возможность своей немедленной отставки, — выпалила она, резко выпрямившись во весь рост и закинув назад распущенные волосы.
— Отставки? — Билл поднял брови, — а к чему такая спешка?
— Эрн, — сказала она.
Он сразу понял, что таилось за этим коротким, произнесённым на выдохе именем. Билл смерил Кирочку взглядом, одновременно сочувственным и строгим.
— Я отдалась ему, — продолжала она, жестоко блестя глазами, — и это было… Да, да, чёрт возьми! Чудесно, божественно! Я хотела бы, чтобы это повторялось снова и снова, изо дня в день, из ночи в ночь, я люблю его, я желаю его, — она остановилась перевести дух, Билл заметил, что на её блузке отсутствует одна из пуговиц, это наблюдение неприятно кольнуло его, — я недостойна быть офицером, я нарушила все обеты, все зароки, я…
— Лейтенант Лунь, — сухо сказал он, — возьми себя в руки.
— Я не могу, — прошептала она, спонтанно изменив интонацию с запальчиво-резкой, на умоляющую, — сама не знаю, что со мною творится, Крайст, боже, спаси меня, пожалуйста! Спаси меня от него… На свете нет ничего желаннее, чем Эрн, и ничего страшнее, чем он. Когда я смотрю ему в глаза, окружающий мир исчезает. Он лишает смысла всё вокруг. Я пустею, я теряю сама себя, и при этом мне кажется, что так и надо, что это правильно, что оно должно выглядеть именно так, настоящее счастье… Отчего это, Крайст?
Билл взглянул на неё долгим задумчивым взглядом. В глубине его глаз словно шевельнулось что-то могучее и зловещее, шагнув к ней, он почти грубо тряхнул её за плечо.
— Он Исполнитель Желаний! Самое жуткое и прекрасное порождение Вселенной. Он может представляться как самым красивым цветком, так и самым ужасным чудовищем, ибо он есть божественное Ничто, Небытие, великий Хаос, изначальный и вечный, — быстрым движением он приподнял покаянно склонённое лицо Кирочки за подбородок и, обжигая её глаза своим отчаянным взглядом, сказал, — то, что ты чувствуешь рядом с ним… Именно так выглядит смерть, Кира.
Билл опустил руку и, поймав себя на чрезмерной резкости, слегка смутился.
— Почему, Крайст? Почему с ним так хорошо? — спросила она усталым, печальным голосом.
— Почему? Жизнь есть непрерывное страдание, разве нет? Постоянные заботы, тревоги, надежды… Вот смерть и манит нас, невообразимо манит, она привлекает нас тем, что невозможно здесь, на земле, а именно — покоем чувств, мы этого не осознаём, но сами всю жизнь мечтаем умереть… Ты не знала?
— Спаси меня, Билл, спаси! — воскликнула она исступлённо, и вдруг, прежде, чем он успел что-либо предпринять, бросилась ему на шею.
— Чёрт побери, — пробормотал он тихо, его руки безвольно повисли, как плети, ну не обнимать же её, в самом деле, да и оттолкнуть как-то жалко, — ты вообще нормальная, Кира? — спросил он с грустной насмешкой, — просишь спасти тебя от того, кого, как ты сама мне только что сообщила, ты любишь, хочешь… О, женщины! Когда-нибудь вы сведёте меня с ума…
Очнувшись от своего отчаянного порыва и стесняясь поднять на Крайста глаза, Кира испуганно отстранилась.
— Я ничем не могу тебе помочь, — проговорил он с официальной прохладцей в голосе, точно чиновник, отказывающий просителю в какой-нибудь справке, — извини.
— Дай мне хотя бы совет, — потребовала она тихо, но очень твёрдо, — скажи, уходить мне в отставку или нет?
Билл усмехнулся. Оттенок горечи, едва уловимый, словно в золотистой кожице миндаля, слышался в его интонации:
— Чужой совет, Кира, это почти всегда грелочка при аппендиците. Так что решай сама.
Последние слова пространство поглотило быстро, подобно тому, как вода забирает камни. И стало совсем тихо. Мёртво. Кирочка резко подняла на него взгляд, и Крайсту показалось, что он не смог удержать себя в руках и вздрогнул — так на него никто и никогда ещё не смотрел. Лейтенант Лунь взирала на него как молящийся на икону, она распростёрла перед ним глаза, полные такой неистовой надежды и веры, что на какую-то секунду он сумел разделить то чувство, которое, должно быть, испытывает чудотворец или пророк, принимая очередного отчаявшегося страдальца…
— Иди, — сказал он очень жестко и отвернулся. Ему трудно было признаться в этом самому себе, но он больше не мог выносить её взгляда.
— Куда? — спросила она потерянно.
— В отставку, — ответил он чеканно, словно положил на стол крупную монету.
— Ты так легко это говоришь? — в её голосе послышались слёзы.
И тут Билл Крайст осознал, что даже если в его жизни будет ещё не одна сотня женщин, он всё равно не начнёт понимать их, никогда. Сие умозаключение позабавило его, он ухмыльнулся себе под нос.
— Ты попросила дать совет. Я исполнил твою просьбу.
— Так-то ты даёшь советы! — разозлилась Кира, — теперь, учти, я всё сделаю в точности до наоборот!
Она резко развернулась и выскочила из кабинета, красноречиво хлопнув дверью.
— О, женщины! Царицы и рабыни! — воскликнул он с шутливым пафосом, цитируя какого-то поэта.
Вихрем слетая по лестнице, Кирочка с интересом прислушивалась с своему возмущению. И на что это она так вознегодовала? На то, что Крайст не стал её удерживать, хватая за руки, убеждать, упрашивать не бросать службу? А он должен был? Кирочка остановилась. Её неприятно кольнула мысль, что этим своим желанием, чтобы Крайст оказался небезразличен к её уходу, она подвергла сомнению свои чувства к Эрну, в каком-то смысле предала его… Ей стало совестно. «Если я хочу бросить Службу потому, что встретила мужчину, то это только моё дело, и мне должно быть абсолютно наплевать, что подумает Крайст или ещё кто-либо! Особенно Крайст. Почему вообще я пошла за советом именно к нему? Айна Мерроуз, возможно, скорее дала бы мне дельный совет… Ведь она женщина, прослужившая в ОП всю свою жизнь… Наверняка, в определённый момент своей жизни и она стояла перед подобным выбором…»
Кирочка задумчиво преодолела несколько ступенек и снова остановилась в нерешительности. Другая мысль, ещё более неуютная, отозвалась холодком между лопатками.
«Женщина! Я женщина! Безвольное и зависимое существо, находящее своё второстепенное положение вполне естественным и даже способное радоваться возможности переложить ответственность за свою жизнь на кого-то другого! Женщина… В любом её решении, в любом поступке всегда должен присутствовать мужчина, тень мужчины, отголосок его воли, иначе никак… И это не моя собственная мысль, об отставке, это мысль Эрна, которую он благоразумно не озвучил, чтобы оставить за мной хоть какую-то видимость выбора… Эрн принял решение, а не я. А Крайст… Я обратилась к нему, чтобы он либо поддержал своим голосом решение Эрна, либо опротестовал его. Именно так… Боже мой, в данной ситуации я сама ведь не более чем мячик, который эти двое так легко и непринуждённо кидают друг другу…»
Кирочка зажмурилась от своего внезапного прозрения. Медленно подняла голову и посмотрела наверх. Больше всего на свете ей хотелось сейчас увидеть несколькими этажами выше над перилами лестницы Крайста, который всё же вышел следом, чтобы остановить её. Но никого не было. Никто не стоял у перил. Крайст был где-то там, далеко, в своём кабинете, как Господь Бог: вы можете, мол, верить в моё ежеминутное радение за вас, но на самом деле я не пошевелю и пальцем, возможно, само моё существование обусловлено лишь вашим страхом перед ответственностью за себя…
Понурив голову, Кирочка продолжила спускаться по лестнице.
— Раз так, то я действительно выйду в отставку, — во весь голос заявила она самой себе, чтобы хоть немного почувствовать уверенность в принятом решении, — и к чёрту Крайста! К чёрту! К чёрту!
Кирочка повторила своё утверждение несколько раз, как мантру, и — о чудо! — у неё немного отлегло от сердца. Необходимость что-то решить тяготит лишь до тех пор, пока решение не принято.
У выхода из Управления Кирочка поймала такси, спеша вновь ощутить опустошающую сладость объятий Исполнителя Желаний…
7
— Эрн! — звонко позвала она, распахивая дверь в комнату, — Эрн!
Никто не откликнулся. Комната была пуста. В ней смело хозяйничал ветер, проникающий сквозь растворенное окно, он скользил по столу, шелестя страницами открытой книги, пузырём раздувал белую занавеску. На разобранной постели, в пышном, точно взбитые сливки, ворохе белья лежали сомкнутые антимагические наручники. Красный огонёк активности показывал, что они включены на полную мощность.
— Не удержали, — потрясенно прошептала одними губами Кира.
Немного походив кругами по комнате, она опустилась на край кровати. Странно, но никакой грусти не ощущалось. Скорее, теперь Кирочка чувствовала облегчение. Вопрос о том, выходить ей в отставку или нет раз и навсегда был снят. Более того, его решила не она лично, не Эрн, не Крайст, слава Богу, и никому не придётся отвечать.
Она достала папиросы и закурила.
Ну и ладно. Ну и пусть. Теперь жизнь потечёт по-старому. Будут опять задания, интересные и необычные знакомства, новые встречи с мужчинами, привычные шуточки Крайста… Будут желания, стремления, разочарования, вечно сменяющие друг друга как надписи на мигающих рекламных экранах…
И не всё ли равно?
Иногда она будет вспоминать это чувство абсолютного покоя, эйфорического безразличия ко всему, единовременного утоления всех жажд… Чем, в конце концов, Исполнитель Желаний лучше других мужчин? Согласно Правилу, ночь с любым из них должна быть только одна…
Ветер надул очередной пузырь из занавески, как девчонка-подросток из жвачки, по полу прошелестели бумаги со стола, и всё стихло — будто он, ручной смерч, вновь прилетел, незримый, и, мгновенно укротив свою смертоносную силу, как домашний пёс лёг, свернувшись в ногах.
8
Оставшись один, Крайст принялся бродить туда-сюда по кабинету, теребя в руках незажжённую папиросу. Остановившись у окна, он принялся глядеть на облака, клубящиеся над корпусами Управления; их невесомые громады неторопливо, но беспрерывно двигались, меняли форму, и в какое-то мгновение Биллу отчётливо увиделся в их послушной бесформенной массе нежный, вызывающе изящный профиль Исполнителя Желаний…
Тьфу ты, чёрт!
Крайст моргнул несколько раз и отвернулся от окна. Память неожиданно плюнула в него глупой, казалось бы, совершенно несущественной деталью, извлекла её теперь снова из мутной бездны подсознания и представила внутреннему взору: у Киры на блузке не хватало одной пуговицы — второй сверху, не той, что на воротничке, а следующей — тонкая ниточка висела вместо неё — и как она могла не заметить? — роман с этим чародеем сделал её такой рассеянной… В продолжение своей мысли, Билл так естественно, легко, словно возродил недавнее воспоминание, представил руки Эрна на отворотах этой самой блузки — торопливые алчные шестнадцатилетние руки, предвкушающие округлое мягкое розовато-кремовое…
Он машинально сунул в зубы измятую сигарету.
Неужели это ревность?
Разозлившись на самого себя Билл изо всех сил саданул кулаком по витрине шкафчика для личных дел обратившихся. Звон бьющегося стекла и вытянувшееся лицо сотрудницы, заглянувшей в дверь, слегка отрезвили его.
— Извините, пожалуйста, — пробормотал он, опустив взор, чувствуя как запоздалый стыд разливается холодом по щекам, — что-то на меня нашло…
9
Кирочка открыла глаза. Перед нею обнаружился всё тот же подвешенный монитор с мигающей зелёной надписью:
ПРОВЕРКА ЗАВЕРШЕНА.
— Ооооо, больно-то как! Вот идиот! — шёпотом ругался в соседнем кресле Крайст, потрясая в воздухе совершенно целой и невредимой правой кистью. Через мгновение очнулся и он. Непонимающе поморгал, повернулся к Кирочке и рассмеялся:
— Ну что, прикольно прокатились?
Она удивлённо озиралась.
— Теперь-то мы хоть по-настоящему проснулись? — спросила она с сомнением.
— Надеюсь, что да. При проверке предусмотрено так называемое «ложное пробуждение». Оно нужно для того, чтобы мы раскрепостили свои мысли и не смогли скрыть их от компьютерной программы, — Крайст рассмеялся, — это и есть самое гениальное изобретение доктора Хосе, сколько бы раз такую штуку над человеком не провернули, он всё равно верит!
Лаборантка досадливо шикнула на них, приложив палец к губам и указав на огромную табличку на стене — НЕ ШУМЕТЬ — затем она по-прежнему молча протянула им какие-то свёрнутые в трубочки зашифрованные письмена-распечатки результатов исследования с комментариями — и жестом приказала следовать за ней к выходу из лаборатории.
— Не слишком гостеприимное местечко, — изрекла Кирочка, поёживаясь, когда они уже оказались на улице.
— Поехали скорее, интересно, как там Эрн, — она немного смутилась от неожиданно возникших в воображении обрывков воспоминаний-снов.
— Я всё теперь про тебя знаю, — сказал, значительно и немного ядовито ухмыляясь, Крайст.
Кирочка покраснела.
— Не переживай. Ты совсем скоро увидишься со своим страстным мачо, — продолжал он откровенно насмешливо, — только надо сперва отвезти наши тесты полковнику Мерроуз…
В машине Кирочка сидела, насупившись, и молчала.
— Как же этой адской машине сна удалось сделать так, чтобы мы оба оказались в одном и том же мысленном пространстве? — спустя какое-то время спросила она так, как будто бы ничего не произошло.
— Это тоже изобретение доктора Хосе. Оно секретное. Никто не знает, каким образом, но обруч, который они надевают на голову, не только контролирует импульсы, излучаемые мозгом, но и может управлять ими… Они способны заставить тебя думать обо мне, а меня — о тебе, и измеряют при этом величину нервных сигналов…
10
— Молодцы, ребята. Потрясающая эмоциональная стойкость! — искренне восхитилась Айна Мерроуз, пробежав глазами результаты теста; по длинным тонким листам голубоватой миллиметровой бумаги тянулись неровные чёрные линии энцефалограмм, под которыми мелкими буквами были даны пояснения.
— Вам разрешено продолжать охранять Эрна вдвоём, — объявил генерал Росс, который тоже зашёл в кабинет Айны Мерроуз взглянуть на распечатки с машины сна; Билл и Кира, видимо, были ему небезразличны, он одобрительно похлопал молодых офицеров по плечам, потом подмигнул и расхохотался:
— Да, Айна, были времена. Мы с тобой, прости Господь, такое там вытворяли, в этом виртуальном пространстве, что если поминать, то и теперь лысина краснеет… Нас тогда за непройденную проверку в разные места служить бросили, — пояснил он для Билла и Киры, — тридцать лет прошло; теперь нам только и осталось, что чуткая стариковская дружба…
Айна Мерроуз улыбнулась светло и чуть грустно, потом убрала сложенные бумаги в ящик. Входя в кабинет, Кирочка заметила, что на столе у полковника Мерроуз лежит книга. Поприветствовав пришедших, Айна быстро спрятала её под папку, как будто стеснялась чего-то. Но Кирочка успела прочесть название. Это был популярный сентиментальный роман «Сорок соприкосновений». Кирочка тоже недавно прочла эту книгу. За несколько ночей, охраняя мирный детский сон Исполнителя Желаний.
Она припомнила содержание. Главные герои полюбили друг друга в юности и продолжали любить всю жизнь, но им не удалось соединить свои судьбы, она вышла замуж за другого, он женился, и на протяжении всего романа они изредка встречаются, никогда не признаваясь друг другу в том, что прежние чувства не угасли. Их судьбы автор описывает параллельно, рассказывая то о нём, то о ней — читатель оказывается поочередно то в тихом провинциальном городке, куда уехала с мужем Джуна, то в кипящей жизнью столице, где непрестанно ищет благополучия, меняя работы и съёмные квартиры Расс. Каждый из героев решает свои будничные проблемы и встречает свои маленькие радости, а видятся они в основном на различных торжествах, куда их приглашают старые друзья. Джуна ведёт дневник, в котором она описывает каждое соприкосновение с любимым, они всегда только мимолётные, случайные. День за днём, год за годом проходит жизнь. Последнее, сороковое соприкосновение происходит на кладбище, когда герои провожают в последний путь одного из общих знакомых. Этот эпизод в своё время растрогал Кирочку, и сейчас ей захотелось его перечитать.
— Можно глянуть вашу книгу? — спросила она тихо у Айны, когда генерал и Биллл уже вышли.
Полковник Мерроуз немного смутилась. Кирочке даже показалось, что Айна намеренно избегает смотреть на неё. Склонив как всегда аккуратно убранную голову с венком толстых седых кос, она сдвинула бумаги на столе и, найдя роман, молча протянула его девушке.
Кирочка раскрыла книгу; бегло просмотрев её, нашла нужное место. Разгладила немного загнувшуюся страницу и начала читать:
«Пока священник говорил, все стояли неподвижно, день был тёмный, пасмурный, и прохладный ветер приносил мелкие капли дождя. Расс открыл зонт и предложил Джуне встать рядом — казалось бы, ничего особенного, дружеская услуга — но для них обоих в этом было что-то волшебное. Она сделала небольшой шаг и оказалась под навесом его большого зонта. Расс смотрел на неё. Джуна была уже совсем старая — последний раз они виделись больше десяти лет назад и тоже на похоронах — когда-то необыкновенно красивое лицо её высохло, сморщилось, сделавшись похожим на мятую бумагу; она стала как будто бы ниже ростом, из-под чёрного платка выбивались совершенно уже седые волосы. Но, что удивительно, тот трепет, который всегда охватывал Расса и Джуну от близости друг с другом, не исчез даже теперь; они чувствовали его оба, стоя в толпе под дождём на чужих похоронах, некрасивые, немощные, сами уже готовые обратиться в прах, точно два высохших цветка; так огромно мощно и напрасно они оба всё ещё были полны несбывшихся, теперь уже несбыточных желаний… Расс держал в одной руке зонт, а другой опирался на палку. Ему очень хотелось сказать о том, что происходит с ним в эту минуту стоящей рядом в молчании женщине, подслеповатые выцветшие глаза старика увлажнились, и Джуна, точно угадав, робко положила свою сухую маленькую руку поверх держащей трость покрытой ржавыми старческими пятнами руки Расса. Священник говорил о вечной жизни, о вечном блаженстве в Царстве Божием, и оно было здесь, это Царство, под этим низким плачущим небом, под чёрным зонтом, скрытое от всех, точно маленький огонёк зажигалки, который заслонили ладонями от ветра…»
— Спасибо, — сказала Кирочка, возвращая роман полковнику Мерроуз.
В ответ Айна только улыбнулась, кротко и как будто чуть виновато; приняв у девушки книгу, она сразу убрала её в ящик стола.
11
— Эти сны не могут быть вещими? — спросила Кирочка у Билла по дороге из Управления.
— Ты правда этого хочешь? — осведомился он с поганой ухмылочкой.
— Да я не про то, — отмахнулась она, досадливо хмурясь, — Крайст в своём репертуаре, все мысли в одну сторону, как мусор по ветру. Хватит уже шутить, иногда так бесит это, человек серьёзно с тобой разговаривает, а ты всё превращаешь в какой-то фарс…
— Ладно, ладно, не буду… — закивал Крайст, подавляя непрошенную улыбку.
— Вот в чём дело, — начала Кирочка обстоятельно, — когда мы с тобой уезжали на проверку, я очень волновалась, что об Эрне не позаботятся должным образом, так вот, в этом сне, или как его назвать, в этом видении, парень, которому поручили охранять Эрна, оказался таким олухом… Он за чипсами в супермаркет ходил.
— Но ведь всё обошлось?
— Не совсем… В конце Эрн всё-таки пропал. По другой, правда, причине, но… Мне немного не по себе.
— Эти сны имеют отношение лишь к нашей внутренней реальности, связь между нею и внешним миром пока не доказана наукой; тревога за Эрна, не покидавшая тебя во время проверки, проявлялась определёнными сигналами мозга, машина доктора Хосе прочла их и промоделировала ситуацию с исчезновением. Только и всего.
Кирочка смотрела в окно автомобиля. Беспокойство её не улеглось, тем более, что она приметила на тротуаре какого-то растрёпанного длинноволосого парня с пакетом продуктов из супермаркета.
Машина въехала во двор и остановилась. Кирочка выскочила из неё, вбежала в подъезд, через две ступеньки поднялась по лестнице и… распахнула дверь.
То, что она увидела, определённо она видела не в первый раз. Ей показалось, что разобранная постель взбита точно так же как во сне, горкой, и даже большой пузырь, надутый ветром из занавески, практически идентичен пузырю из сна. Кирочка со стуком закрыла окно.
— Эрн! Эрн! — звонкий голос в тишине квартиры прозвучал одиноко и жалко, — Где ты? Выходи! — она ещё тешила себя последней надеждой, что, может, юный чародей в ванной, на кухне или прохлаждается в садовом кресле на балконе. Он любил пить там ледяную колу, любуясь городом с высоты.
Гора немытой посуды громоздилась в раковине. Большая муха неспешно ползла по краю белой с красной каймой тарелки, из которой Эрн утром ел оладьи со сгущёнкой.
Кирочка со вздохом включила воду. Белая пенная струя, обрушившись в бесформенную груду кружек, блюдец и мисочек, вынудила предприимчивую муху искать другое пристанище.
Следом в кухню вошёл немного растерянный и озадаченный Крайст.
Самое страшное предчувствие, конечно, оказалось не напрасным. Эрна нигде не было. Он исчез. А на его кровати среди белоснежного белья не хватало только наручников с мигающим индикатором активности…
В дверь позвонили. Кирочка, не вытирая рук, метнулась открывать.
На пороге стоял тот самый длинноволосый парень с пакетом из супермаркета, которого она видела из окна автомобиля.
— Идиот! — воскликнула Кирочка, кидаясь на него с кулаками.