Я спал крепко и проснулся, когда солнце давно уже встало. Я услышал незнакомые голоса и, прислушавшись, понял по интонациям и звучанию, что это говорит радио. Я встал и обтерся мокрым полотенцем в ванной. Конечно, это было не так приятно, как горячая ванна, и даже не так, как душ, но мне ужасно лень было совать свою больную ногу в пластиковый мешок для мусора и туго перетягивать его веревкой или пластырем, чтобы не намочить бинты.
Одежды своей я не нашел, поэтому вывалился из спальни босиком и в мятых штанах. Большую часть штанины у меня срезали накануне в больнице, а остаток растрепался рваной бахромой. У зеркала в коридоре я задержался и полюбовался на свое отражение.
Я выглядел шуткой. Неудачной шуткой.
— …загадочное отключение электроэнергии продолжается, — говорил диктор. – Собственно, трудно предсказать, как долго еще мы сможем продолжать передачу, как невозможно определить, сколько людей ее сейчас слышат. Аккумуляторы работают ненадежно, аварийные дизель-генераторы в городе по непонятной причине выходят из строя, да и остальные двигатели внутреннего сгорания, включая автомобильные, ведут себя непредсказуемо. Телефонная сеть работает с перебоями, а сотовые телефоны фактически бесполезны. Аэропорт О’Хара, как вы, наверное, и сами догадались, полностью закрыт, и это вносит сумятицу в расписание рейсов по всей стране.
Томас стоял на кухне у газовой плиты. Он жарил оладьи и слушал старенький Мёрфин транзисторный приемник, стоявший рядом на тумбочке. Он кивнул мне, приложил палец к губам и выразительно покосился на радио. Я кивнул, скрестил руки на груди и, прислонившись к дверному косяку, принялся слушать продолжение выпуска новостей.
— Официальные власти воздерживаются от комментариев по поводу происходящего, хотя администрация мэра опубликовала заявление, в котором в качестве причины аномальных событий называется повышенная солнечная активность.
Томас фыркнул.
Диктор продолжал болтать.
— Это объяснение не вызывает особого доверия, поскольку в пригородах южнее Джолье все городские сети функционируют нормально. Остальные источники выдвигают самые различные предположения от масштабного розыгрыша на Хэллоуин и до взрыва какого-то электромагнитного устройства, импульс которого нарушил работу городских энергосистем. По последним сообщениям пресс-конференция по этому вопросу назначена на вторую половину дня. Мы будем оставаться в эфире до окончания нынешнего кризиса, чтобы держать вас в курсе собы…
Голос диктора прервался треском атмосферных разрядов. Томас протянул руку и выключил радио.
— Двадцать минут уже слушаю, — сообщил он. – Чистый сигнал шел дай Бог, чтобы пять минут из них.
Я хмыкнул.
— Ты понимаешь, что происходит?
— Возможно, — кивнул я. – Где Баттерс.
Томас мотнул головой в сторону задней двери.
— Пошел прогулять Мыша.
Я сел на табуретку у маленького кухонного стола, чтобы снять вес с больной ноги.
— Сегодня будет еще хлопотнее, — сказал я.
Томас перевернул оладью на сковородке.
— Все те же наследники Кеммлера?
— Угу, — подтвердил я. – И если Мэб права насчет того, что они собираются сделать, кому-то необходимо остановить их до полуночи.
— Почему?
— Потому что после этого я вообще не уверен, что их возможно будет остановить.
Брат кивнул.
— Думаешь, сможешь одолеть их?
— Они бьются друг с другом, — сказал я. – Они больше боятся своего же брата-некроманта, чем меня.
— Гм, — хмыкнул Томас. – Но ты думаешь, ты справишься с ними?
— Нет?
— Тогда то, о чем ты говоришь, чувак, не героизм даже. Это просто самоубийство.
Я покачал головой.
— Мне не обязательно убивать их. Мне нужно только остановить их. Если я сыграю все правильно, мне вообще не нужно будет ни с кем драться.
Томас перевернул другую оладью. Поджаренная сторона вышла идеального, светло-коричневого цвета.
— И как ты собираешься это проделать?
— Для того, чтобы у них выгорели все их игры в бога, им необходимы две вещи, — сказал я. – Эрлкинг и знания «Слова Кеммлера». Если я лишу их и того, и другого, весь бум-тарарам отменяется.
— Ты разгадал эти цифры?
— Нет.
— Тогда… что? Ты собираешься напасть на Эрлкинга, чтобы не дать ему показаться?
Я мотнул головой.
— Из того, что рассказала Мэб, у меня сложилось впечатление, что Эрлкинг выступает в той же весовой категории, что она.
— А она крутая? – спросил Томас.
— Круче некуда.
— Значит, убить Эрлкинга ты не можешь. Тогда что?
— Я сам призову его.
Он удивленно выгнул бровь.
— Послушай, каким бы он там ни был могущественным, он не может находиться в двух местах одновременно. Если я призову его и, типа, займу чем-нибудь, наследники не смогут призвать его на свою церемонию.
Он кивнул.
— И как ты собираешься призывать его?
— Книга, — ответил я. – Наверняка это одна из песен или стихов. Где-то среди них прячется заклинание, имеющее привлечь внимание Эрлкинга.
— Но книги у тебя больше нет, — заметил Томас.
— Угу, — кивнул я. – Над этой загогулиной я еще не поработал.
Томас кивнул, выскреб со дна миски остаток теста и плюхнул его на сковородку.
— Даже если тебе удастся придумать, как призывать Эрлкинга, тебе не кажется, что он может быть, того, типа, опасен?
— Возможно. Но ко мне он безразличен. А значит, не так опасен, как любой из наследников – тот, заделавшись богом, наверняка решит расквитаться со мной за некоторые доставленные неприятности, — я пожал плечами. – И потом, в этом случае единственный, кому будет грозить опасность – это я.
— А вот и нет, — возразил Томас. – Я буду с тобой.
Почему-то я не сомневался в том, что он скажет что-нибудь в этом роде. И все равно мне было приятно слышать это. Конечно, Томас – штучка с ручкой, и он далеко не всегда самый приятный человек в мире – и все же он мой брат. Он меня не бросит.
Тем труднее для меня было произнести следующие слова.
— Тебе нельзя,— сказал я.
Выражение лица его разом сделалось нейтральным.
— Из-за Мавры?
— Нет, — мотнул головой я. – Потому, что я собираюсь задействовать Белый Совет, — Томас уронил лопатку на пол. – Придется, — объяснил я. – В прошлый раз, чтобы одолеть Кеммлера и его учеников, им пришлось собрать всех Стражей. Возможно, мне не удастся предотвратить появление Эрлкинга. Если это случится, кто-то должен напрямую помешать наследникам. Я этого не могу. А Стражи могут. Только и всего.
— Ясно, — произнес он. – Но это не объясняет того, почему я не могу пойти с тобой.
— Потому, что для них ты, Томас, всего лишь вампир Белой Коллегии, с которым мне полагается находиться в состоянии войны. Это может дать тем членам Совета, кто меня не любит, повод усомниться в моей верности. И даже если они поверят, что я не действую против Совета, и что я не нахожусь под твоим влиянием, они все равно будут относиться к тебе с подозрением. Они потребуют заверений в том, что ты с нами.
— Они будут использовать меня, — вполголоса произнес Томас. – Использовать против тебя.
— Они с радостью используют нас обоих друг против друга. Вот почему тебя не должно быть поблизости, когда они появятся.
Томас повернулся и внимательно посмотрел на меня.
— А как быть с Мёрфи? Если ты впутаешь в это дело Совет, Мавра же ей всю жизнь переломает.
Я задумчиво пожевал губу.
— Мёрфи не хотела бы, чтобы я, защищая ее, рисковал жизнью невинных людей. Если один из наследников превратится в темного бога, погибнет куча народа. Она не простит мне, если я спасу ее такой ценой, — сказал я. — И потом, в данном случае речь идет не о поисках "Слова". Только о том, как остановить наследников. Я и в этих условиях смогу достать Мавре эту чертову книгу и выполнить условия сделки.
Томас сделал глубокий вдох.
— Думаешь, это разумно?
— Не знаю, — признался я. — Она не жива в полном смысле этого слова. Я сомневаюсь, чтобы Кеммлеровы технологии сочетались с той магией, которую она практикует.
— Если так, — не успокаивался Томас, — зачем ей эта книга?
Чертовски хороший вопрос. Я потер глаза.
— Все, что мне ясно пока, это то, что мне необходимо остановить наследников. И защитить Мёрфи.
— Если Совет узнает, что ты собираешься использовать их для того, чтобы отдать книгу Кеммлера вампиру Черной Коллегии, тебе могут грозить большие неприятности.
— Ну, если и случатся, то очень ненадолго, — заметил я. — Стражи казнят меня, не сходя с места.
— Боже. И ты на это идешь? От рук своих же.
— Привык уже.
С минуту мы оба молчали.
— И ты хочешь, чтобы я отсиживался в стороне, — нарушил тишину Томас. — Не хочешь, чтобы я помог?
— Я как-то выбора особого не вижу, — сказал я. — А ты?
— Ты мог бы просто выйти из игры. Мы могли бы улететь в Арубу, или еще куда.
Я только посмотрел на него.
— Ну ладно, — сдался он. — Ты не отступишься. Я просто надеялся на лучшее — ведь могу я надеяться, или нет? Мне просто тошно при мысли о том, что придется сидеть в стороне, когда тебе, возможно, понадобится моя помощь, — он вдруг нахмурился. — Сукин сын вонючий! Ты нарочно это делаешь, чтобы защитить меня, да?
— Ну, выглядит так, — сказал я. — Считай это платой за твои таблетки.
Он поморщился, но кивнул.
— И спасибо, — добавил я вполголоса. — Ты говорил дело. Отдых был мне необходим.
— Еще бы не дело, — хмыкнул Томас. — Ты бы на себя тогда посмотрел — словно вот-вот в обморок брякнешься. Да у тебя и сейчас вид так себе.
— Я жрать хочу. Ты эти оладьи на завтрак готовишь — или так, для украшения?
— Поиздевайся здесь еще, — отозвался Томас. Он вывалил готовые оладьи из миски на тарелку и поставил ее на стол рядом с бутылкой кленового сиропа. — Вот. С днем рождения.
Я зажмурился. Потом посмотрел на оладьи. Потом — на него.
— Мне, конечно, полагалось бы вручить тебе подарок, но... — он пожал плечами.
— Нет, — пробормотал я. — То есть, нет, все о'кей. Я просто не ожидал, что ты об этом помнишь. С тех пор, как Сьюзен уехала, никто не вспоминал о моем дне рождения.
Томас положил оладий на себе и поставил на стол чистую тарелку для Баттерса. Потом сел за стол и принялся за еду. Сиропом он оладьи не поливал.
— Только не превращай это черт-те во что. Я, типа, сам удивляюсь, что вспомнил, — он кивнул сам себе и сменил тему. — Значит, ты думаешь, это Гривейн и Собиратель Трупов выключили свет?
Я мотнул головой.
— Оба напрягались по полной, пытаясь собрать под свое начало побольше мертвяков. Потому Собиратель и наскакала на Гривейна с мечом, потому ему и пришлось защищаться от нее физически.
— Тогда кто это сделал?
— Коул, — ответил я. — Его вчера вечером не видно и не слышно было. Я так думаю, он был слишком занят, устраивая это, чтобы заниматься разборками с Гривейном и Собирателем.
— Но почему Коул?
— Потому, что заклинание для этого требуется самого большого калибра. Спроси меня вчера, и я бы ответил, что такое вообще невозможно. Не знаю, как он это проделал, но... — я поежился. — Его магия сильнее моей. И даже по тому, что я видел из его техники, у него и навыков больше. Если он так же хорош в томатургии, как в призвании духов, чародея сильнее его я еще не встречал.
— Не уверен, что то, "как" он это проделал, так же важно, как "зачем", — заметил Томас.
Я кивнул.
— Он получает уйму преимущества. Парализует силовые структуры смертных. Отвлекает копов и всех прочих, чтобы те не мешались у него под ногами.
— Но это только один повод. Ты говорил что-то насчет мощения пути?
— Умгум, — я прожевал оладью с сиропом. — Черная магия очень тесно связана со многими негативными эмоциями — особенно страхом. Поэтому если ты делаешь что-то, напугавшее чертову уйму народа, ты делаешь среду более благоприятной для черной магии. Этот трюк сеет хаос. Приводит в расстройство множество людей. И наверняка поможет главному шоу, намеченному на первое ноября — точнее, на сегодняшний вечер.
— Ты уверен, что на сегодня?
Я кивнул.
— Совершенно. Хэллоуин ведь. Барьеры между миром смертных и миром духов сегодня слабее всего. Если им нужно как можно больше духов, чтобы пожрать для увеличения собственной силы, наловить их легче всего сегодня. Все фокусы с черной магией, что устраивают они по всему городу — это часть такой подготовки. Создают спиритические завихрения. И облегчают применение все больших объемов черной магии.
Томас слушал меня, кивал и ел.
— И как, интересно, — спросил он, прожевав, — ты собираешься вызвать Совет, если телефоны отключены?
— Альтернативные каналы связи, — ответил я. — Пошлю гонца.
— А мне в это время, — произнес Томас не без горечи, — что, сложа руки сидеть?
— Нет, не сложа руки, — заверил я его. — Тебе предстоит рассчитать, откуда им удобнее всего призывать самых древних духов. И еще, я оставлю тебе копию цифр Костлявого Тони. Попробуй понять, что они означают.
Он погонял по тарелке кусок оладьи.
— Древние духи приходят с кладбища, так?
— Возможно, — согласился я. — Однако порой они привязаны не к географическим точкам, но к тем или иным предметам. Посмотри, что удастся нарыть насчет захоронений и археологических раскопок североамериканских индейцев. По давности они примерно соответствуют тому, что нужно наследникам.
— Ясно, — кивнул Томас — без особой, правда, убежденности в голосе. — И ты хотел еще, чтобы я подумал над цифрами.
— Вместе с Баттерсом, — уточнил я. — Он может помочь по обоим направлениям. Он чертовски сообразителен.
— Если он, конечно, захочет помогать, — заметил Томас. — Он вполне может решить забрать фишки и выйти из игры, пока еще жив.
— Если он так сделает, придется тебе поработать в одиночку, — сказал я. — Но мне кажется, он не захочет.
Дверь со двора распахнулась, и в кухню ввалились Баттерс с задыхающимся Мышом на поводке. Пес, прихрамывая, подошел ко мне, ткнулся мокрым носом в руку и дождался, пока я почешу его за торчащим под неправильным углом ухом.
— Кто и что не захочет? — поинтересовался Баттерс. — Ого, оладьи! А мне осталось?
— На плите, — сказал Томас.
— Класс.
— Баттерс, — повернулся я к нему. — Послушайте, в принципе, вы вольны дальше делать все, что считаете нужным. Если хотите, я отвезу вас домой после завтрака.
Он посмотрел на меня широко раскрытыми глазами.
— Конечно, хочу. Октоберфест ведь сегодня, и конкурс.
Томас выразительно покосился на меня.
Баттерс посмотрел на меня, потом на него, потом опять на меня.
— Вы хотите, чтобы я что-то сделал?
— Возможно, — кивнул я. — Надо кое-какие изыскания проделать. То есть, я абсолютно пойму вас, если вы решите уехать — типа, от добра добра не ищут. Но и помощь ваша нам не помешает, это правда.
— Изыскания, — повторил Баттерс. — Какие изыскания?
Я объяснил.
Баттерс прикусил губу.
— А меня... никто не попытается меня убить за то, что я делаю это?
— Не думаю, — ответил я. — Впрочем, не хочу вам врать: это чертовски опасная братия. Я не могу предугадать, что им еще придет в голову.
Баттерс кивнул.
— Но... Если вы не добудете этой информации, что случится?
— Остановить их будет еще труднее.
— А если вы не остановите их? Что тогда?
Я отложил вилку: аппетит мой разом куда-то пропал.
— Один из них получит в руки власть космического масштаба. Меня убьют. И множество невинных людей. И одному Богу известно, что можно натворить, обладая такой властью, в долгосрочной перспективе.
Баттерс опустил взгляд на свои оладьи.
Я ждал. Томас тоже молчал. Его аппетит явно не пострадал, так что некоторое время единственным звуком в кухне оставалось позвякивание его вилки и ножа по тарелке.
— Это важнее меня, — произнес, наконец, Баттерс. — Это важнее даже чем полька. Так что, пожалуй, я помогу.
Я улыбнулся ему.
— Премного благодарен.
Томас поднял взгляд и внимательно посмотрел на Баттерса.
— Умгум?
Баттерс кивнул и поморщился.
— Если я уйду, зная, что могу помочь... Не знаю, смог ли бы я жить дальше с этим. То есть, если бы вы попросили меня стрелять в кого-нибудь, или чего еще такого, я бы сразу сделал ноги. Но изыскания — другое дело. Изыскания — это по моей части.
Я встал и легонько хлопнул Баттерса по плечу.
— Томас объяснит вам, что надо.
— А вы куда? — спросил он.
— Мне нужно выяснить, как призвать Эрлкинга, — ответил я.
— Это для этого все так гоняются за этой книгой?
— Наверняка поэтому.
— Но она ведь была у вас в руках. Черт, да вы ведь ее прочитали.
Я провел рукой по глазам.
— Угу. Знаю. Но тогда я еще не знал точно, чего в ней искать.
Баттерс кивнул.
— Досадно.
— Есть немного.
— Жаль, что память у вас не фотографическая, — заметил Баттерс. — У нас в колледже учился один парень с такой. Этому ублюдку достаточно было раз глянуть, и он через неделю запросто из головы как по бумажке шпарил.
Тут меня осенило — я даже дернулся от возбуждения.
— Что вы сказали?
— Э... Что у вас нет фотографической памяти?
— Да, — просиял я. — Баттерс, вы гений.
— Ну... да, — кивнул он и тут же спохватился. — Правда?
— Натуральный гений, — сказал я. — Просто с ума сойти.
— О... Хорошо.
Я встал и принялся собираться.
— Где тот рюкзак, который я просил вас принести?
— В гостиной, — ответил Баттерс. — А что?
— Он вам может пригодиться, — хромая, вышел я в гостиную и вернулся с рюкзаком, на ходу ощупывая выпуклость в месте, где лежал Боб. Потом взял куртку, сунул в карман ключи от машины и направился к двери.
— Куда ты сейчас? — поинтересовался Томас.
— В дозор, — отозвался я.
— Тебе не стоит ехать одному.
— Возможно, не стоит, — согласился я. — Но поеду.
— Хоть Мыша возьми, — настаивал Томас.
Пес услышал свое имя и поднял голову.
— Чтобы держать поводок в зубах? — возразил я. — У меня только одна рабочая рука, не забывай.
Томас нахмурился, но пожал плечами.
— Ладно, — буркнул он.
— На телефоны полагаться нельзя, — напомнил я и бросил ему рюкзак. Он поймал его на лету. – Боб знает, как связаться со мной, если вы обнаружите что-нибудь. Ты понял, Боб?
— Яволь, герр коммандант, — отозвался приглушенный голос из рюкзака.
Баттерс пискнул и едва не упал со стула.
— Ч-что это?
— Объясни ему, — попросил я Томаса. – Свяжусь, как смогу.
Брат кивнул мне.
— Удачи. И осторожнее, ладно?
— И ты. Держи ухо востро. И еще раз спасибо, Баттерс.
— Да не за что. До скорого, — Баттерс потыкал в рюкзак вилкой.
— Эй! – возмутился Боб изнутри. – Прекрати. Щекотно ведь!
Я отворил дверь во двор. Ночной отдых пошел мне на пользу, а осознание того, как можно остановить наследников Кеммлера, придавало моим действиям электризующий смысл. Я подошел к машине, почти не ощущая боли в ноге.
Я повернул руку и там, на ладони, чернел написанный маркером телефонный номер Шилы.
У меня нет фотографической памяти.
Но я знал, у кого она есть.