Я не очнулся.

Скорее, я собрал по крохам некоторую часть своего сознания — примерно так, как монтировщики в театре обставляют сцену. Сценограф во мне явно тяготел к минимализму, потому что реальность, в которой я проснулся, ограничивалась голым черным полом, единственной свисавшей откуда-то сверху лампой и тремя стульями.

Я шагнул в круг света и посмотрел на стулья.

На одном сидела Ласкиэль — вновь в своем обличии белокурого ангела. Только теперь одежду ее составляла не белая туника, а тюремная одежда Департамента Исправительных Учреждений штата Иллинойс. Оранжевый цвет хорошо шел к ее волосам и сложению. На руках и ногах ее блестели стальные кандалы, и она сидела, напряженно выпрямив спину. На втором стуле сидел я. Ну, вариант меня, этакое подсознательное альтер эго. Волосы его были подстрижены короче и аккуратнее моих, и он щеголял просто пижонской бородкой. На черной шелковой рубашке и черных брюках я не разглядел ни пятнышка, и руки свои (обе!) он сложил кончиками пальцев, опершись на них подбородком.

— Снова сон, — вздохнул я и устало опустился на третий стул. Сам я выглядел более-менее собой — таким, каким я был еще сегодня утром. Только разрезанная рубашка напоминала о произошедшем, хотя крови на животе я не увидел, да и следов от цепи тоже. Что ж, спасибо на этом.

— Не совсем сон, — заметил подсознательный я. — Назовем это встречей сознаний.

Ласкиэль чуть улыбнулась.

— Нет, — буркнул я и ткнул пальцем в сторону Ласкиэли. — Я сказал уже ей все, что считал нужным, — я повернулся к своему альтер эго... впрочем, подумать, так альтер ай-ди точнее определило бы его сущность. — А ты вообще, типа, извращенец. Ты только посмотри на себя: законченный образ того, кого называют "злым волшебником", против которых категорически выступает моя профессия.

Альтер-Гарри вздохнул.

— Я тебе уже говорил: никакой я не темный демон. Я всего лишь глубинная твоя сущность. Та, которая в большей степени озабочена такими вопросами, как пропитание. Выживание, — взгляд его темных глаз скользнул по Ласкиэли. — Совокупление, — томно добавил он и снова повернулся ко мне. — Короче, насущными жизненными проблемами.

— То, что я вижу этот сон, возможно, означает, что мне нужен хороший психиатр, — заявил я и подозрительно покосился на другого себя. — Это ведь ты, правда? Ты хотел подобрать монету?

— Прежде чем тыкать пальцами, не забывай, что я часть тебя, — заявил он. — И да. Потенциальные возможности альянса с Ласкиэлью, — он галантно поклонился ей... чтоб ему с его смазливыми глазками, — слишком велики, чтобы просто так отмахиваться от них. Слишком много всяких людей и тварей спят и видят, как бы тебя убить. Так что до тех пор, пока ты владеешь монетой Ласкиэли, вы оба имеете возможность при необходимости использовать больше энергии, чтобы защищать себя и других, а ты не допустишь, чтобы монету не использовали такие безнравственные типы, как Кассий.

Я поморщился.

— И что?

— И то, — передразнил он меня. — Вот как раз самое время подумать о том, чтобы использовать небольшую толику этой силы.

Я недовольно посмотрел на него.

— Ты сговаривался с ней у меня за спиной.

— Не первый месяц, — невозмутимо подтвердил он. — Этого требовала хотя бы элементарная вежливость. В конце концов, если ты не хотел иметь с ней дела...

— Вот жопа, — возмутился я. — Ты же знаешь, единственная причина, по которой я не делал этого, так только потому, что пытался избежать соблазна.

— Знаю, — кивнуло мое подсознание. — Честно говоря, тебе стоило бы почаще прислушиваться ко мне. Если бы ты выслушал мой совет насчет Мёрфи, она не валялась бы сейчас на Гавайях в постели с Кинкейдом.

Ласкиэль вежливо кашлянула, прежде чем подать голос.

— С вашего позволения, джентльмены, я бы могла предложить...

— Заткнись, — в унисон произнесли я и альтернативный я.

Ласкиэль обиженно надула губы, но замолчала.

Мы с моим двойником внимательно посмотрели друг на друга, и я медленно кивнул.

— Значит, мы оба согласны в том, что ее присутствие и влияние представляют собой угрозу.

— Согласны, — кивнул мой двойник. — Ей нельзя позволять диктовать нам, как действовать, или влиять на наш выбор — ни предлагая что-либо, ни манипулируя нами втихую, — мой двойник посмотрел на нее. — Однако при надлежащем контроле ее можно и нужно использовать как ценный ресурс. Она может снабдить нас уймой необходимой информации, — он снова посмотрел на нее. — И развлечений.

Ласкиэль потупила взгляд и чуть улыбнулась.

— Нет, — отрезал я. — Когда мне нужна информация, я могу обратиться к Бобу. А когда мне нужен секс, я... придумаю чего-нибудь.

— Боба у тебя сейчас нет, — возразил мой двойник. — И секса ты начал хотеть через двадцать уже минут после того, как занимался им в последний раз.

— Об этом не может быть и речи, — упрямо буркнул я. — Я не настолько еще сбрендил, чтобы заниматься виртуальным сексом с падшим ангелом.

— Послушай-ка, — произнес он, и голос его сделался резким, командным. — Вот тебе голая правда, и ничего больше. Ты исполнен решимости вести нас на бой против врага, которого своими силами тебе не одолеть. И не только это. Помогающие тебе Стражи также могут обернуться против тебя, если узнают, что ты задумал на самом деле. Ты ранен. Ты лишен связи со своими союзниками.

— Но это ради правого дела, — буркнул я, упрямо вздернув подбородок. Мой двойник закатил глаза.

— Скажи, это твои моральные убеждения требуют, чтобы ты обязательно погиб при этом?

Я испепелил его взглядом.

— Собственно, эта наша встреча — пустая формальность, — заметил он. — Ты ведь и так планировал просить тень Ласкиэли о помощи. Иначе зачем ты просмотрел книгу перед тем, как ее у тебя отобрали? То есть, ты-то ее не читал, но сделал так, чтобы ее прочитала она, а потом воскресила текст у тебя в памяти так, как сделала она это с заклинанием, призывающим Эрлкинга.

Я поднял палец вверх.

— Я сделал это только на тот случай, если мне не удалось бы выведать у Гривейна побольше информации, чтобы понять, что именно делают последыши Кеммлера.

Мой двойник издевательски повел бровью.

— И что, удалось?

— Ненавижу ехидин, — буркнул я.

— Суть в том, — сказал он, — что у тебя почти нет...а может, и совсем нет шанса на то, чтобы победить, если ты ломанешься туда вслепую. Тебе необходимо знать, как они намереваются использовать эти энергии. Тебе необходимо знать, имеются ли оптимальное время и место для того, чтобы напасть на них. Тебе необходимо знать в подробностях, что такое Темносияние — иначе ты можешь с таким же успехом себе руки отрубить.

— Последнее не обязательно, — заверил я его. — Я могу просто спокойно посидеть и подождать возвращения Эрлкинга.

— Что в лоб, что по лбу, — согласился мой двойник. — Ко всему прочему, в настоящий момент твое тело вообще не в состоянии делать хоть что-нибудь, — он подался вперед. — Освободи ее, чтобы она помогла нам.

Я сделал медленный вдох и внимательно посмотрел на Ласкиэль.

— Когда я убил Джастина, — сказал я, наконец, — и более-менее собрал свою голову воедино у Эбинизера, я пообещал себе одну вещь. Я пообещал, что буду жить самостоятельно и на собственных условиях. Что научусь отличать добро от зла и не буду пересекать разделяющей их черты. Что не позволю себе стать таким, как Джастин ДюМорн.

— А остаться в живых ты что, не хочешь? — поинтересовался мой двойник.

Я встал со стула и пошел прочь из светлого круга.

— Конечно хочу. Просто есть вещи поважнее выживания.

— Ага, — согласился двойник. — Например, люди, которых убьют, когда ты помрешь и не помешаешь ученикам Кеммлера.

Я застыл на границе света и темноты.

— Ты, конечно, можешь выбрать дорогу незапятнанной чистоты, если хочешь, — продолжал двойник. — Ты можешь отвернуться от этой силы ради принципа. Только учти: после твоей бесспорно благородной смерти все, кого ты перестанешь защищать, все, кто, возможно, приходил раньше к тебе на помощь, все, кто погибнет вследствие Темносияния — все те, чьи жизни ты мог бы спасти сейчас и в будущем, все они будут на твоей совести.

Я смотрел перед собой, в темноту. Потом закрыл глаза.

— Вне зависимости от того, откуда она пришла, Ласкиэль предлагает тебе силу знания. И если ты отвернешься от этой силы — силы, совладать с которой можешь только ты — значит, ты предашь свой долг защищать тех, кто недостаточно силен, чтобы делать это самостоятельно.

— Нет, — пробормотал я. — Это... это не входит в мои обязанности.

— Еще как входит, — произнес подсознательный я звонким как хрусталь голосом. — Ты просто трус.

Я резко повернулся к нему.

— Если ты намерен тупо идти на смерть, а не сделать все, что в твоих силах, чтобы помешать происходящему, значит, ты просто совершаешь самоубийство и пытаешься оправдать себя при этом. Так поступают только трусы. Это недостойно.

Я попытался придраться к его логике и не смог, конечно. Ну да, мой двойник мог казаться другим человеком, но на самом-то деле это было не так. Он был мной.

— Если я отворю сейчас эту дверь, — медленно произнес я, — как знать, смогу ли я закрыть ее обратно?

— Очень даже сможешь, — возразил мой двойник. — У меня нет ни малейшего намерения допускать ее к контролю за чем-либо. Так что это ты будешь определять режим.

— А что, если я не смогу запереть ее снова?

— С какой это стати не сможешь? Это твое сознание. Твоя воля. Твой выбор. Ты ведь веришь еще в свободу выбора, так ведь?

— Это опасно, — сказал я.

— Конечно, опасно. А теперь тебе нужно сделать выбор. Ты готов рискнуть? Или ты сбежишь от этой опасности, обрекая тем самым всех, кому нужна твоя сила, на смерть?

Несколько секунд я молча смотрел на него. Потом посмотрел на Ласкиэль. Она ждала; взгляд ее, лицо ее оставались невозмутимыми.

— Ты это можешь? — тупо спросил я ее. — Можешь показать то, что было на этих страницах?

— Разумеется, — отозвалась она голосом, в котором не было ничего, кроме покорности. — Я с радостью предложу тебе любую помощь, какую ты только позволишь.

Вид она имела скромный. Услужливый. Но я-то знал лучше. Даже тень падшего ангела Ласкиэли обладала чудовищной силой. Она могла казаться сколь угодно скромной и услужливой, но если бы она была такой на самом деле, она не стала бы одной из Падших. Я не думал, чтобы она лелеяла какие-нибудь убийственные помыслы или что-то такое – мои инстинкты говорили мне, что ей искренне хотелось помочь мне.

В конце концов, это был первый шаг. И уж чего-чего, а терпения у нее имелось в достатке. Она могла себе позволить ждать.

Действительно, опасно. Ласкиэль представляла собой не что иное, как соблазн силы, соблазн власти. Я не мечтал стать чародеем. Блин, да я кучу раз сокрушался о том, какой замечательной была бы моя жизнь, не стань я чародеем. Магические способности даются человеку от рождения, и если с тех пор они развились, значит, так произошло по необходимости, ради выживания. Но я вкусил и темной стороны обладания магической властью – жгучее удовлетворение при виде врага, поверженного моей силой. Жажду испытать свои силы в поединке с чужими, бросить им вызов и посмотреть, кто окажется сильнее. Бездумный голод того, что ты, раз позволивши себе, не в силах больше позабыть.

Одна из самых гнусных душ, с какими мне приходилось встречаться, заявила мне как-то, что единственная причина, по которой я так рьяно бьюсь за то, что считаю правильным, состоит в том, что я боюсь заглянуть в себя и увидеть, что больше всего мне хочется прекратить эту бесконечную битву и поступать так, как мне заблагорассудится.

Теперь мне начинало казаться, что он говорил правду.

При одном взгляде на терпеливо ждущего падшего ангела меня охватывал ужас.

Однако на кону были жизни невинных людей: мужчин, женщин, детей, которые нуждались в защите.

И если я не помогу им, кто тогда?

Я глубоко вздохнул, полез в карман и нащупал в нем серебряный ключ. Я кинул его моему двойнику.

Он поймал его, встал и отомкнул кандалы Ласкиэли.

Ласкиэль почтительно наклонила голову. Потом подошла ко мне, опустив глаза, восхитительная, теплая в резком свете. Она опустилась на колени передо мной и склонила голову.

— Чем могу я услужить тебе, хозяин мой? – спросила она.

* * *

Я открыл глаза и обнаружил, что продолжаю лежать на спине. Рядом горела свеча. Мыш лежал на полу, прикрывая мою голову, и мокрый, шершавый язык его старательно вылизывал мне лицо.

У меня болело абсолютно все, что могло болеть. То, что не могло болеть, болело тоже. Жестокие уроки Джастина ДюМорна научили меня блокировать боль, но, пожалуй, не такую.

Ласкиэль показала мне другую методику.

Вряд ли я смог бы объяснить кому-либо, что именно я сделал. Я не уверен даже, что сам понимал это – по крайней мере, на сознательном уровне. Я просто знал. Я собрал всю боль в один тугой комок и сунул его в полыхающий огонь моей устремленности – и боль не то, чтобы исчезла, но начала слабеть, и быстро.

Я медленно выдохнул и начал садиться. Мозг бесстрастно зафиксировал протест мышц живота – это не имело такой уж критической важности, так что почти не отвлекало меня.

— Господи, Гарри, — произнес Баттерс приглушенным, немного гнусавым голосом, словно он прижимал руку к носу. Рука его попыталась удержать меня за плечо. – Не вздумайте садиться.

Я позволил ему уложить меня. Пара минут на то, чтобы боль унялась еще немного, мне не помешала бы.

— Насколько серьезно?

Он выдохнул.

— Вид ужасный, но кажется, он не прорезал стенки брюшной полости. Повреждения кожи и мягких тканей, и еще вы крови потеряли наверняка довольно много, — он сглотнул: лицо его – точнее та его часть, которую я видел — слегка позеленело. – Так мне, по крайней мере, кажется.

— Вы сами-то в порядке?

— Угу. Угу, нормально. Только… знаете, почему я работаю с трупами? Потому, что плохо переношу вид повреждений… ну, понимаете… в общем, живых людей.

— Ха. То есть, вы запросто можете есть ленч, глядя на труп трехмесячной давности, но первая помощь моему животу – это для вас слишком?

— Угу. Я хочу сказать, вы еще живы. Даже странно.

Я тряхнул головой.

— Я долго провалялся в отключке? – я даже сам удивился тому, как спокойно и уверенно звучал мой голос.

— Минут пятнадцать, — ответил Баттерс. – Я нашел у этого старикана в мешке бинты и спиртное. Я промыл и перевязал вам живот, но до сих пор не знаю, насколько это серьезно. Вам нужно в больницу.

— Может, позже, — отмахнулся я. Я лежал на спине, обдумывая то, что Ласкиэль процитировала мне из книги. Блин, книжка оказалась на немецком. Я не знаю немецкого, но ту часть, которая касалась Темносияния, Ласкиэль мне перевела. Казалось, мы с ней обсуждали это около часа, но время во сне и в реальной жизни не обязательно течет с одинаковой скоростью.

Нос у Баттерса изрядно распух. На лице его еще виднелась кровь, выгодно оттеняемая парой на редкость колоритных синяков. Он нагнулся и принялся возиться с бинтами у меня на животе.

— Эй, — негромко произнес я. – Я же сказал вам бежать. Я, можно сказать, геройски прикрывал отступление, а вы весь мой героизм коту под хвост пустили.

— Извините, — серьезно ответил он. – Но… Я выбежал на улицу, а дальше бежать не смог. То есть, я ведь хотел бежать. Правда, хотел. Но после всего, что вы для меня сделали… — он тряхнул головой. – Ну, не мог, и все тут.

— И что вы сделали?

— Обежал музей кругом. Я пытался найти помощь, но со всеми этими грозой и теменью… в общем, никого не нашел. Поэтому я побежал к машине и взял Мыша. Я думал, может, он вам поможет.

— Он мог, — согласился я. – Он и помог.

Мыш похлопал хвостом по полу, не прекращая лизать мне голову. До меня дошло, что он так промывает кучу мелких ранок от змеиных укусов.

— Но он не смог бы этого сделать без вас, Баттерс, — продолжал я. – Вы спасли мне жизнь. Еще пять минут, и я остался бы в прошлом.

Он зажмурился, потом осторожно посмотрел на меня.

— Я? Правда?

— Чертовски храбро с вашей стороны, — кивнул я.

Он чуть выпрямил спину и расправил плечи.

— Вы так считаете?

— Угу.

— И припишите к моему счету, — заметил он, ткнув палец себе в лицо и улыбаясь при этом во весь рот. — У меня теперь сломанный нос, не так ли?

— Абсолютно, — подтвердил я.

— Я прямо как боксер. Или как шпана крутая.

— Вы его честно заработали, — заверил я его. – Болит?

— Как черт-те что, — кивнул он, не прекращая улыбаться. Потом вдруг зажмурился, открыл глаза и снова зажмурился. Я почти слышал, как крутятся колесики у него в голове. – Я не удрал, — сказал он. – И я дрался с ним. Я на него прыгнул.

Я промолчал, давая ему переварить это.

— Господи, — сказал он. – Это… как глупо.

— Обычно, когда вы остаетесь после этого в живых, это переименовывается в «отважно», — я протянул ему правую руку, и Баттерс крепко сжал ее.

Он покосился на тело Кассия, и улыбка его померкла.

— А что с ним? – спросил он.

— Он готов, — ответил я.

— Я не об этом.

— А, — спохватился я. – Тело мы оставим здесь. Некогда убирать. В официальных записях он будет значиться как Джон Доу, да и расследования особенного, мне кажется, не будет. Если мы уберемся отсюда быстро, все обойдется.

— Нет, я имел в виду… Я имел в виду, Боже мой. Он же мертв. Мы его убили.

— Ну, вы уж не слишком задавайтесь, — хмыкнул я. – Это я его убил. А вы только пытались мне в этом помочь.

Он нахмурился и тряхнул головой.

— И не это. Мне его жаль.

— Не стоит, — заверил я его. – Он был чудовищем.

Баттерс хмуро кивнул.

— И все-таки он был еще и человеком. Ну, когда-то. Столько горечи, столько злобы. У него была ужасная жизнь.

— Очень точно сказано, — заметил я. – «Был» — в прошедшем времени.

Баттерс отвернулся от трупа.

— Что случилось в самом конце? Была вспышка, и голос его зазвучал… дико как-то. Я думал, он вас убил.

— Он наложил на меня смертное проклятие, — сказал я.

Баттерс поперхнулся.

— Надеюсь, оно не действует? Вы же дышите.

— Оно действует, — ответил я. Я хорошо ощутил, как эта злобная магическая сила схватила меня и проникла внутрь. – Я думаю, сил у него уже не оставалось, чтобы убить меня сразу. Поэтому он придумал что-то еще.

— «Умри одиноким»? – тихо спросил Баттерс. – Что это значит?

— Не знаю, — буркнул я. – и не уверен, что хочу знать, — я сделал глубокий вдох, потом выдох. У меня не оставалось больше времени лежать и ждать, пока я почувствую себя лучше. – Баттерс, я не имею права просить у вас этого. Я и так в долгу перед вами. Но мне нужна ваша помощь.

— Вы ее получите, — ответил он.

— Я ведь даже не сказал вам, что это.

Баттерс чуть улыбнулся и кивнул.

— Я понимаю. Но все равно.

Я ощутил, что губы у меня невольно кривятся в свирепой ухмылке.

— Одна маленькая драка, и вы уже пристрастились. Того и гляди, следующим, что вы сделаете, организуете бойцовский клуб. Помогите мне встать.

— Вам нельзя, — всполошился он.

— Выбора нет, — возразил я. Он кивнул. Встал и протянул мне руку. Я схватился за нее и поднялся, ожидая, что пошатнусь, или вырублюсь, или меня стошнит от боли. Не случилось ни того, ни другого, ни третьего. Боль никуда не делась, но она не мешала мне ни двигаться, ни думать. Баттерс уставился на меня и покачал головой.

Я нашел свой посох, подобрал его и пошел к стендам с экспозицией Буффало Билла. Баттерс забрал свечу, и они с Мышом двинулись за мной. Я огляделся по сторонам, потом взял длинный, толстый электрический шнур, тянувшийся по полу от розетки в стене к стенду посередине помещения. Я рывком выдернул его из гнезд с обоих сторон и смотал аккуратными кольцами. Покончив с этим, я протянул его Баттерсу.

— Что вы делаете? – спросил он.

— Подготовительная работа, — ответил я. – Я все узнал про Темносияние.

Баттерс зажмурился.

— Правда? Как?

— Магия, — хмыкнул я.

— Ладно, — кивнул он. – Так что вы узнали?

— Что это не ритуал. Это большое заклятие, — объяснил я. – Оно основано на том, чтобы собрать воедино чертову уйму темной духовной энергии.

— Какой, например? – поинтересовался он.

— Самой разной. Некромантической энергии, окружающей оживленных мертвецов. Хищных духов древних охотников. Всего страха, что разрастается с наступлением темноты. Плюс к этому последние годы в районе Чикаго имеют место серьезные завихрения магических энергий. Ученики Кеммлера могут заставить и эти завихрения работать на себя.

— А что потом?

— Они соберут это все и заставят вращаться по большому кругу. Это создаст своего рода смерч, воронку, которая закачает всю эту энергию в того, кто пытается поглотить ее. Фьють. Мгновенное обожествление.

Он нахмурился.

— Я, конечно, плохо разбираюсь в ваших магических штучках, но на слух это довольно опасно.

— Блин, еще бы, — согласился я и пересек галерею к стенду с упряжью для верховой езды. – Это все равно что пытаться вдохнуть торнадо.

— Черт подери, — сказал Баттерс. – Но чем это нам поможет?

— Во-первых, я выяснил, что сам по себе смерч смертельно опасен. Он высасывает жизнь из всех живых существ в непосредственной близости от него.

— Он всех убьет? – поперхнулся Баттерс.

— Не сразу. Но когда чародей в воронке втянет в себя энергию, это создаст некоторое подобие вакуума. И этот вакуум высосет всю жизненную энергию в радиусе мили.

— Боже праведный. Это же убьет тысячи людей.

— Только если они завершат заклинание, — возразил я. – До тех пор, чем дальше вы от него, тем меньше угроза. Однако для того, чтобы оказаться вблизи воронки и не погибнуть, необходимо окружить себя собственной некромантической энергией.

— То есть, подходят только те, с призраками или зомби? – спросил он.

— Именно так, — я снял с крюка седло, потом второе. Повесив их на концы посоха, я положил его на плечо наподобие коромысла и начал спускаться по лестнице.

— Все-таки постойте, — сказал Баттерс. – Что вы собираетесь делать?

— Пробиться к центру воронки, — ответил я. – Это заклинание отнимает чертову уйму сил. Мне плевать, насколько силен Коул. Если я нападу на него в момент, когда он попытается напиться из воронки, это лишит его концентрации. Заклятие рухнет. Отдача убьет его.

— И все будет хорошо? – спросил он.

— Таков план.

Он кивнул, потом вдруг застыл как вкопанный. Я бкувально кожей ощущал его взгляд, буравящий мою спину.

— Но. Гарри… Чтобы пробиться туда, вам придется самому призвать мертвых.

Я остановился и посмотрел на него через плечо.

В глазах его забрезжила догадка.

— И вам нужен барабанщик.

— Угу.

Он поперхнулся.

— А у вас… у вас не будет неприятностей с вашими коллегами из-за этого?

— Возможно, — кивнул я. – Впрочем, есть формальные детали, которые я могу обернуть в свою пользу.

— Что вы хотите сказать?

— Законы Магии касаются нарушений, направленных против родных человеческих собратьев. То есть, формально нарушением считается только использование человеческих трупов.

— То вы говорили, что только их и призывают.

— Верно. Поэтому, поскольку некромантией согласно Законам Магии считается лишь использование человеческих трупов, никто и никогда не думал о других вариантах. Сумасшедшие некроманты призывают лишь людей. Здравомыслящие чародеи вообще не занимаются некромантией. Думаю, никто раньше не пытался проделать ничего подобного.

Мы спустились на первый этаж музея.

— Это будет опасно, — сказал я Баттерсу. – Мне кажется, у нас может получиться, но обещать ничего не могу. Я не знаю, смогу ли защитить вас.

Баттерс с серьезным лицом не отставал от меня.

— Вы же не сможете проделать этого без помощи. А если вы не сделаете этого, заклятие убьет тысячи людей.

— Да, — кивнул я. – Но я не вправе приказывать вам помочь мне. Я могу только просить.

Он облизнул пересохшие губы.

— Что-что, а ритм я отбивать могу, — заявил он.

Я кивнул и подошел к нужному мне месту. Я снял с плеч свое импровизированное коромысло и плюхнул седла на пол. Я чуть задыхался от усилия, хотя боли и усталости почти не замечал.

— Вам нужен барабан.

— Там, наверху, несколько тамтамов. Пойду, возьму один.

Я покачал головой.

— У них звук слишком высокий. Ваш костюм для польки ведь лежит еще в багажнике Жучка, так ведь?

— Да.

Я кивнул. Потом поднял взгляд. И еще выше. И еще. Новая вспышка молнии осветила белую, кошмарную громаду Сью – самого полного скелета тираннозавра, найденного до сих пор людьми.

— О’кей, Баттерс, — сказал я. – Сходите за ним.