Убегая из лаборатории, Баттерс не успел захватить плащ, а печка моего Жучка работала в последний раз еще, возможно, до падения Берлинской Стены. Я заскочил в магазин, взял нам по чашке кофе, а потом открутил проволоку, которая удерживает крышку Жучкова багажника. Из последнего я извлек потертое, но более-менее чистое одеяло, которым прикрываю обычно обрез — очень полезный предмет на случай, если потребуется задать перцу преследующим наполеоновским полчищам. Учитывая то, как оборачивался вечер, я достал из багажника и сам обрез, который сунул на заднее сиденье.

Баттерс с благодарностью принял и кофе, и одеяло, хотя продолжал еще дрожать так сильно, что расплескивал кофе через край. Я сделал глоток, поставил чашку в держатель на торпедо и тронул машину дальше. Очень мне не хотелось торчать слишком долго на одном месте.

— Ладно, — сказал я Баттерсу. — Если вы хотите понять, что происходит, вам придется принять две вещи.

— Валяйте.

— Первая сложнее. Магия реально существует.

Я буквально ощутил на себе его взгляд.

— Что вы хотите этим сказать?

— То, что параллельно нашей повседневной жизни совершенно реально существует еще один мир. Со своими державами, нациями, монстрами, войнами, распрями, союзами — всем таким. Чародеи тоже часть этого мира. И куча других созданий, о которых вы слышали в преданиях, а еще больше таких, о которых вы и не слышали.

— Каких таких созданий?

— Вампиров. Оборотней. Фэйре. Демонов. Прочих монстров. Они существуют.

— Ха, — произнес Баттерс. — Ха. Ха. Вы шутите. Ведь шутите, да?

— Какие уж тут шутки. Ну же, Баттерс. Вы-то должны понимать, что всякие странные твари действительно существуют. Вы сами видели доказательства этого.

Он провел дрожащей рукой по волосам.

— Ну... да. Кое-что видел. Но, Гарри, вы говорите о чем-то совершенно невероятном. То есть, если вы хотите сказать, что люди способны ощущать окружение и воздействовать на него способами, природу которых мы пока не понимаем, это я понять и принять еще могу. Допустим, вы называете это магией, а другие называют экстрасенсорными способностями, а третьи — силой, но это не так уж и ново. Возможно, имеются люди, генетические характеристики которых позволяют им развить эти способности в большей степени, нежели остальным. Возможно даже, они помогают им воспроизводить свою ДНК четче, чем остальным, вследствие чего они живут гораздо дольше. Но совсем другое дело утверждать, будто у нас под носом обитает целая армия жутких монстров, а мы их даже не замечаем.

— А как быть с теми трупами, которых вы обследовали? — спросил я. — Гуманоидов, но определенно не людей?

— Ну-у, — не сдавался Баттерс, — вселенная велика. На мой взгляд самонадеянно полагать, будто мы в ней единственные разумные существа.

— Те трупы принадлежали вампирам Красной Коллегии, и вы вряд ли обрадовались бы встрече с живым таким. В свое время их у нас в городе было пруд пруди. Теперь их меньше, но там, откуда они родом, их до сих пор в достатке. Это ведь только одна порода вампиров. А сами вампиры — только малая толика сверхъестественных хищников. Тот мир — джунгли, Баттерс, и люди далеко не на самой вершине пищевой цепочки.

Баттерс упрямо мотнул головой.

— И вы хотите сказать, никто об этом не знает?

— О, знает, и довольно много людей, — заверил я его. — Только те, кто знает, предпочитают об этом не распространяться.

— Почему так?

— Ну, для начала, потому что никому не хочется просидеть три месяца под присмотром в психушке.

— Ох, — Баттерс покраснел немного. — Ага, кажется, я понимаю. А что с обычными людьми, которые видят эти штуки — ну там, озарения, и близкие контакты, и все такое?

Я терпеливо вздохнул.

— А это как раз второе, что вам придется понять. Людям не хочется принимать реальность, которая их пугает. Некоторые все-таки открывают глаза и участвуют в этом — как Мёрфи, например. Большинство же не желает иметь со сверхъестественным ничего общего. Они просто отворачиваются от этого и не говорят об этом. Стараются даже не думать. Ну не хотят они, чтобы реальность была такая, поэтому стараются изо всех сил убедить себя в том, что это не так.

— Нет, — мотнул головой Баттерс. — Мне очень жаль. Я этого не покупаю.

— И не покупайте, — сказал я. — Это правда. Как цивилизация мы представляем собой огромное сборище идиотов. Мы запросто игнорируем факты, если выводы, к которым они приводят, заставляют нас чувствовать себя неуютно. Или просто пугают.

— Погодите-ка. Вы говорите, весь наш мир, все множество научных исследований, достижений, теории и практики — все, что основано на наблюдении вселенной и изучении ее законов — все это... что? Ошибка, ибо отвергает магию как предрассудок?

— Не просто ошибка, — возразил я. — Опасное заблуждение. Потому, что истина — это нечто такое, на что мы боимся взглянуть прямо. Люди боятся признаться себе, что вселенная велика, а мы — нет.

Он сделал глоток кофе и покачал головой.

— Не знаю, не знаю.

— Ну же, Баттерс, — настаивал я. — Вспомните историю. Сколько веков вся научная мысль полагала, что Земля — центр вселенной? А когда нашлись смельчаки, с фактами в руках доказавшие, что это не так, ответом стали уличные беспорядки. Никто не хотел поверить в то, что мы все живем на маленькой песчинке где-то на задворках тихой, провинциальной галактики. Да что там, мир вообще считался плоским, пока люди не доказали обратного, обогнув его на паруснике. В микробов тоже никто не верил, пока их не увидели в микроскоп. Биологи презрительно морщили нос в ответ на все рассказы о диких человекообразных, живущих в горах Африки, несмотря на многочисленные показания свидетелей — и так до тех пор, пока им не притащили тело мертвой горной гориллы.

Он пожевал губу, глядя на летящие навстречу огни.

— Время от времени история демонстрирует нам то, что люди, если им не хочется верить во что-то, развивают в себе феноменальные способности не замечать очевидного.

— Вы хотите сказать, вся история человечества — это сплошное отрицание?

— По большей части — так, — кивнул я. — И ведь это не так и плохо. Просто такая уж у нас натура. Вот только всяким странностям на это наплевать: они просто продолжают себе случаться, и все тут. У каждой семьи имеется своя история с привидениями. Большинство людей, с которыми мне доводилось разговаривать, хоть раз в жизни встречались с чем-либо, не поддающимся объяснению. Но это вовсе не значит, что потом они кричат об этом на каждом углу — потому что всем известно, что таких вещей не бывает. Попробуйте утверждать, что остальные заблуждаются, и на вас сначала будут коситься, а потом подарят пиджачок с длиннющими рукавами.

— Все свидетели, — скептически хмыкнул он. — Помалкивают и стараются забыть?

— Я вам вот что скажу, Баттерс. Поедемте вместе в полицейское управление, и вы расскажете им, что только что подверглись нападению некроманта и четверых зомби. Что они бегают быстрее разгоняющегося автомобиля, что они убили охранника, а тот потом встал и швырял ваш рабочий стол как пушинку, — я сделал выразительную паузу. — Как вы думаете, что они сделают?

— Не знаю, — он опустил голову низко-низко.

— Сверхъестественные вещи случаются то и дело, — сказал я. — Но об этом не говорят. Ну, по крайней мере, открыто не говорят. Потусторонний мир проявляется повсюду. Просто он не слишком громко заявляет о себе.

— Вы-то говорите, — заметил Баттерс.

— Но мало кто принимает меня всерьез. По большей части, те, кто обращается ко мне за помощью, просто платят по счету, а потом уходят в твердой решимости выкинуть меня из головы и вернуться к нормальной жизни.

— Но как такое вообще возможно? — спросил Баттерс.

— Запросто. Ведь все эти штуки наводят страх, — ответил я. — Подумайте сами. Вы узнаете о существовании монстров, по сравнению с которыми чудища из ужастиков все равно что персонажи "Улицы Сезам", и что вы ничегошеньки не можете сделать, чтобы защититься от них. Вы узнаете о таких жутких происшествиях, о которых и думать страшно. И гораздо проще не жить в вечном страхе, а отстраниться от этого. Постепенно вы убеждаете себя в том, что все вам только померещилось. Ну, или что вы преувеличиваете угрозу. Вы находите этому более-менее рациональное объяснение, забываете то, чему такого не нашлось, и возвращаетесь к нормальной жизни, — я покосился на свою руку в перчатке. — И я не могу винить людей в этом.

— Может, и так, — кивнул он. — И все равно, не понимаю, как выходит, что всякие хищные твари охотятся на нас, убивают нас, а мы и не знаем.

— Сколько человек училось на вашем курсе, а?

Баттерс удивленно зажмурился.

— Чего?

— Нет, вы ответьте.

— М-м... около восьмисот.

— Так вот, — кивнул я, — в прошлом году в одних Штатах пропало без вести больше девятисот тысяч человек.

— Вы это серьезно?

— Угу, — подтвердил я. — Можете проверить в ФБР. И это при общей численности населения около трехсот миллионов. То есть, пропадает один человек из кждых трехсот двадцати пяти. Ежегодно. Сколько лет прошло со времени вашего выпуска? Около двадцати, да? Выходит, человек сорок-пятьдесят с вашего курса исчезли. Просто исчезли. И никто не знает, где они.

Баттерс беспокойно поерзал на своем сидении.

— Ну и что?

Я выразительно изогнул бровь.

— Только то, что они пропали. Куда?

— Ну... Без вести. Если без вести, значит, это никому не известно.

— Вот именно, — кивнул я.

Он промолчал.

Я позволил паузе чуть затянуться — для большего эффекта.

— Возможно, это простое совпадение, — продолжил я, наконец, — но процент пропавших к общей численности населения примерно равен проценту стадных парнокопытных в Африке, которые становятся жертвой крупных хищников.

Баттерс зябко подобрал под одеялом колени к груди.

— Правда?

— Угу, — сказал я. — О таких вещах не принято говорить. Но все эти люди так и исчезли. Возможно, многие из них просто освободились от старых пут и зажили новой жизнью. Возможно, с некоторыми произошел несчастный случай, просто тел их не нашли. Суть в том, что это неизвестно. И, поскольку думать об этом страшно, и поскольку жить, не думая об этом, гораздо легче, об этом и не думают. Не обращают внимания. Так проще.

Баттерс покачал головой.

— На слух это форменное безумие. То есть, люди ведь верят тому, что видят своими глазами, разве нет? То есть, если кто-то вдруг по телевизору...

— Что сделает? — перебил я его. — Будет гнуть ложки? Заставит исчезнуть Статую Свободы? Превратит даму в тигра-альбиноса? Блин, я ведь демонстрировал магию по телику, и те, кто не визжал, что все это туфта, жаловались на дешевизну спецэффектов!

— Вы имеете в виду тот клип в новостях несколько лет назад? Ну, с вами, Мёрфи, какой-то большой псиной и каким-то психом с дубиной?

— Это была не собака, — возразил я и невольно поежился от воспоминания. — Луп-гару. Что-то вроде суперволка. Я убил его с помощью заклятия и серебряного амулета — прямо перед камерой.

— Угу. Пару дней, помнится, все только об этом и говорили, но потом, если не ошибаюсь, все объявили подделкой.

— Нет. Запись почему-то стерлась.

— А-а...

Я остановился на светофоре и внимательно посмотрел на Баттерса.

— А вы — вы, когда увидели эти кадры, поверили?

— Нет.

— Почему нет?

Он вздохнул.

— Ну, качество изображения было так себе. Я хочу сказать, снято все в темноте...

— Большая часть жутких сверхъестественных штук происходит в темное время суток, — сказал я.

— И камера дергалась.

— Женщина, которая снимала это, сама боялась до потери сознания. Это можно понять.

Баттерс раздосадованно шмыгнул носом.

— И изображение было все в помехах, как будто его специально засвечивали.

— Ну да, и мои рентгеновские снимки тоже специально засвечивают, — я улыбнулся и покачал головой. — И это еще одна причина, по которой вы мне не верите. Это в порядке вещей, старина — говорите, не стесняйтесь.

Он вздохнул.

— Не бывает таких монстров на свете.

— Фигак, — хмыкнул я, трогая машину с места. — Послушайте, Баттерс. Уж самому себе-то вы верите? Вы своими глазами видели вещи, объяснить которые не в состоянии. Вы сами пострадали за то, что пытались объяснить людям свою правоту. Бог свидетель, да всего двадцать минут назад вы подверглись нападению ходячих мертвецов. И после всего этого вы еще спорите со мной, существует ли магия.

Секунды тянулись томительно-медленно.

— Все потому, что мне не хочется в это верить, — негромко пробормотал он.

Я медленно вздохнул.

— Угу.

Тишина.

— Хлебните кофе, — посоветовал я.

Он послушался.

— Страшно?

— Угу.

— Это хорошо, — кивнул я. — Умно.

— Н-ну, если так, — пробормотал он, — на свете нет никого умнее меня.

— Я-то понимаю, каково вам, — сказал я. — Вы сталкиваетесь с таким, что ни в какие рамки не укладывается, и это пугает как черт-те что. Но стоит узнать об этом больше, и со страхом можно справиться. Знание — лучшее лекарство от страха. Так всегда было.

— И что мне делать? — спросил Баттерс.

— Я отвезу вас в какое-нибудь безопасное место. Как доедем, определюсь с дальнейшими ходами. А пока спрашивайте, а я буду отвечать.

Баттерс сделал еще глоток кофе и кивнул. Руки его, вроде бы, дрожали уже меньше.

— Что это был за человек?

— Представился Гривейном, но сомневаюсь, чтобы его так звали по-настоящему. Он некромант.

— Что значит — "некромант"?

Я пожал плечами.

— Некромантия — использование магии для всяких фокусов с мертвыми. Некроманты могут управлять трупами, заставлять их двигаться, манипулируют призраками, имеют доступ к знаниям, похороненным в мертвых мозгах...

— Но это невоз... — не выдержал было Баттерс и тут же осекся, закашлявшись. — Ох. Да. Простите.

— Еще они могут делать кучу всяких пакостей, касающихся души, — продолжал я. — Даже в нашем, скажем так, не совсем обычном кругу об этом не очень-то говорят. Но я слышал рассказы о том, как они наделяют трупы своим разумом, подчиняя своей воле. Я слышал даже, что они способны воскрешать людей из мертвых.

— Иисусе! — удивился Баттерс.

— Вот насчет этого конкретного случая я не уверен.

— Нет, нет, я в смысле...

— Я знаю, в каком смысле, Баттерс. Я пошутил.

— Ох. Да. Простите, — он отпил еще кофе и снова принялся смотреть в окно. — Но... Возвращать мертвых к жизни? Может, это не так уж и плохо.

— Если исходить из того, что то, во что превращает их некромант, лучше, чем смерть. Судя по тому, что я слышал, они редко делают это по гуманным соображениям. Впрочем, все это может быть и брехней. Я же говорю: об этом не говорят.

— Почему? — поинтересовался Баттерс.

— Потому, что это запретная тема, — ответил я. — Некромантия нарушает один из законов магии, установленных Белым Советом. Наказанием за это служит смертная казнь, а навлекать на себя хотя бы подозрения Совета никто не хочет.

— Кто не хочет? И что это за совет?

— Ну, я например не хочу. А Белый Совет... ну, большинство людей сравнило бы его, типа, с правящим органом чародеев всего мира, но на деле он больше напоминает масонскую ложу. Или, может, братство.

— Никогда не слыхал про братства, выносящие смертные приговоры.

— Гм... У Совета всего семь законов, но стоит нарушить хоть один... — я выразительно провел пальцем по шее. — Да, кстати, они не лишком любят, чтобы про них знали обычные люди. Поэтому не советую рассказывать о них кому-либо еще.

Баттерс поперхнулся и невольно потянулся пальцами к своей шее.

— Ох... А этот тип, Гривейн — он вроде вас?

— Он не вроде меня, — произнес я и сам удивился тому, каким злобным рыком прозвучали эти мои слова. Баттерс дернулся и чуть отодвинулся от меня. Я вздохнул и заставил себя снова понизить голос. — Но да, он, возможно, тоже чародей.

— Кто он? И чего ему нужно?

Я выдохнул сквозь зубы.

— Скорее всего он из учеников одного на редкость вредножопого чернокнижника по имени Кеммлер. Некоторое время назад Совет сжег Кеммлера в золу, но кое-кто из его учеников мог и сбежать. Я думаю, Гривейн ищет одну книгу, которую его учитель спрятал перед смертью.

— Учебник магии?

— Нет, — фыркнул я. — Такие штуки найти несложно. Если мои догадки верны, эта книга содержит суть опыт и теорию, которыми Кеммлер пользовался для самых серьезных своих штук.

— Значит, — кивнул Баттерс, — если Гривейн заполучит эту книжку и выучится по ней, он станет новым Кеммлером?

— Угу. И он упомянул, что в этом деле участвуют и другие. Я думаю, откуда-то просочился слух, что книга Кеммлера сохранилась, и те из его учеников, кто дожил до наших дней, повылезали на поверхность, чтобы ухватить ее прежде, чем на нее наложат руки другие братья-некроманты. Если уж на то пошло, об этой книжице, должно быть, мечтает почти каждый, имеющий какое-то отношение к черной магии.

— Тогда чего же этот ваш Совет не похватает их и... — он тоже чиркнул пальцем по горлу.

— Пытались, — кивнул я. — Они считали, что отловили всех.

Баттерс нахмурился.

— Я правильно понял, — заметил он, — чародеи тоже не слишком любят думать о неприятных вещах?

Я невольно хохотнул.

— Они тоже люди, дружище.

— Но вы-то теперь можете рассказать Совету про Гривейна и этой книге, разве не так?

В животе у меня неприятно сжалось.

— Не так.

— Почему?

Потому, что если я сделаю это, Мавра уничтожит моего друга. Мысль эта обожгла мой мозг с такой силой, что мне хотелось визжать от досады, но я все-таки справился с собой.

— Долго рассказывать. Вкратце это сводится к тому, что в Совете меня не слишком любят, к тому же у них там сейчас и без этого хватает забот.

— С чем, если не секрет? — поинтересовался он.

— С войной.

Он задумчиво потер переносицу и, склонив голову набок, посмотрел на меня.

— Это ведь не единственная причина, по которой вы не обращаетесь к ним, не так ли? — спросил он.

— В точку, Холмс, — улыбнулся я. — Нет, не единственная. Не напирайте.

— Извините, — он допил свой кофе и с видимым усилием сменил тему. — Ладно. Так что, это были настоящие зомби?

— Мне не с чем сравнивать, — признался я. — Но очень на то похоже.

— Бедняга Фил, — вздохнул Баттерс. — Не то, чтобы он был святым, и все равно неплохой парень.

— Женат?

— Нет, — ответил Баттерс. — Жил один. Спасибо хоть на этом, — секунду-другую он помолчал. — Нет. Все равно хреново.

— Угу.

— Но если эти чуваки и впрямь зомби, чего они тогда не хотели мозгов? — спросил Баттерс. Он вытянул руки перед собой, закатил глаза и простонал: — Мо-оооооозго-ооов!

Я фыркнул. Он вяло улыбнулся в ответ.

— Нет, я серьезно, — сказал Баттерс. — Эти парни напоминали больше Терминатора.

— Что толку от пехоты, если она не способна ни на что, кроме как шататься и клянчить мозгов?

— Тоже верно, — согласился Баттерс и еще раз почесал нос в задумчивости. — Чего-то еще брезжит в памяти насчет запечатывания уст у зомби под угрозой смерти... Это действует?

— Представления не имею, — признался я. — Но вы сами видели этих тварей. Хотите познакомиться с ними поближе для изучения — флаг вам в руки и барабан на шею, а я лучше посмотрю на это в телескоп.

— Нет уж, спасибо, — хмыкнул Баттерс. — Но как нам их вообще остановить, если что?

Я вздохнул.

— Они крепкие ребята, но состоят они все из тех же костей и плоти. Серьезная травма их прикончит.

— Насколько серьезная?

Я пожал плечами

— Переехать грузовиком. Изрубить в труху топором. Сжечь к чертовой матери. Пистолетом или бейсбольной битой их не проберешь.

— Знаете, Гарри, возможно это будет для вас потрясением, но топора у меня с собой нет. Может, сойдет еще что-то? Ну, что-нибудь не из арсенала дровосека?

— Да полно всякого, — заверил я его. — Если их отключить от идущего к ним потока энергии, они повалятся как выключенные игрушки.

— А как это делать?

— Их надо заземлить. Лучше всего проточной водой, только ее должно быть много. Как минимум ручей. Ну, или я мог бы, возможно, заманить одного из них в магический круг и вообще лишить энергии извне. В обоих случаях им тогда кранты.

— Магические круги... — покачал головой Баттерс. — И это все?

— Не забывайте, что это не разумные существа, — напомнил я. — Зомби исполняют приказы, но разума у них не больше, чем у животного. Их можно перехитрить — их, или некроманта, отдающего им приказы. А можно еще нарушить связь с некромантом.

— Как?

— Заглушить барабан.

— Э... чего?

Я тряхнул головой.

— Гм. Прошу прощения. Зомби... ну, это ведь не полноценная личность со своими мыслями, чувствами и всем прочим, но труп, в котором извне поддерживается иллюзия личности. Вплоть до питания, дыхания — и, главное, сердцебиения. Собственно, именно так некромант ими и управляет. Он выбивает ритм — простой или усложненный, почти что музыкальный, и с помощью магии подменяет им биение сердца у зомби. Этим ритмом он связан с сердцем зомби, так что когда некромант приказывает что-то, у того это исходит словно бы из самого сердца, и он исполняет этот приказ как свой собственный. Можно сказать, стопроцентный контроль.

— Та книжка, — вспомнил Баттерс. — Гривейн все время похлопывал ей по ноге. А потом, на улице — тот сабвуфер в "Кадиллаке".

— Совершенно верно. Заставьте этот ритм прерваться или просто вытащите зомби за пределы слышимости — и они лишатся управления. Только это рискованно до ужаса.

— Почему?

— Потому, что это не уничтожает зомби. это только высвобождает его из-под контроля некроманта. И тут может случиться все, что угодно. Он может тихо выключиться, а может начать мочить всех направо и налево. Совершенно непредсказуемо. Если бы я помешал ему барабанить там, в лаборатории, они могли бы убить нас всех. или разбежаться во все стороны, угрожая другим людям. Мы не могли допустить даже малейшего шанса такого.

Баттерс кивнул и с минуту думал молча.

— Гривейн сказал, что вы не страж. Кто такие стражи?

— Стражи — это что-то вроде копов Белого Совета, — объяснил я. — Они обеспечивают исполнение Законов Магии, предают суду преступников и лично рубят им голоы. Иногда они входят во вкус и из всех своих обязанностей предпочитают последнюю.

— Ну, — заметил Баттерс. — На слух это не так и плохо.

— В теории, — возразил я. — Но в жизни они такие параноики, что по сравнению с ними сенатор Джо Маккарти выглядит просто милым щеночком. Они не любят долгих расспросов, и они не подвержены сомнениям и колебаниям. Если они решили, что ты нарушил закон, считай, ты его уже нарушил.

— Но это несправедливо, — возмутился Баттерс.

— Несправедливо, — согласился я. — У меня со Стражами отношения так себе. Не уверен, что они придут мне на помощь, если я их попрошу.

— А другие чародеи из вашего Совета?

Я вздохнул.

— Белый Совет почти исчерпал свои ресурсы. Но даже если и не так, он наверняка не захочет лезть в это дело.

Он нахмурился.

— А копы могли бы остановить Гривейна?

— Наверняка нет, — сказал я. — Никто из них, черт подери, не обладает и долей подготовки, необходимой, чтобы с ним справиться. А если и попробовали бы, погибла бы уйма хороших людей.

— И что, — вскинулся Баттерс, — они сидели бы, сложа руки, и смотрели бы на то, как убивают людей вроде Фила? Но если уж полиция не справится, и Совет не хочет этим заниматься, кто, черт подери, его остановит?

— Я, — ответил я.