Мокрый снег продолжал падать.

Где-то в нескольких кварталах от нас завыла собака. Потерянный и одинокий звук.

Судорожный вдох Кэррин перешел во всхлип, её широко раскрытые голубые глаза не отрывались от кусочков разбитого лезвия.

— Не судите, да не судимы будете, мисс Мёрфи, — промурлыкал Никодимус. И ударил её головой.

Она отшатнулась от удара, но Никодимус тут же схватил её за руку, не давая отступить.

— Не Рыцарю решать, стоит или нет отбирать чью-то жизнь, — продолжал Никодимус. Не давая ей опомниться, он нанёс жестокий удар, основание его ладони врезалось в её челюсть с отчётливым хрустом. — Не вам приговаривать или казнить.

Кэррин, казалось, взяла себя в руки. Она сделала стремительный выпад, метя Никодимусу в лицо. Тот поднырнул под удар, а затем их сцепленные руки проделали серию сложных и быстрых движений, закончившуюся тем, что левая рука Кэррин оказалась заломлена вверх, а сама она была вынуждена опуститься на колени на обледенелый тротуар.

Я ещё никогда не видел, чтобы кому-то удалось взять её в захват. Никогда.

— Не знаю, что бы случилось, если бы вы просто нанесли удар, без осуждения, — продолжал Никодимус, — но, похоже, в момент истины ваши намерения не были чисты, — и сделал внезапное, резкое движение плечами.

Кэррин задохнулась криком.

Я боролся против давящего захвата дженосквы. Все мои усилия производили на эту тварь не больше впечатления, чем щенячья возня. Я собрал волю и метнул в него полусформированный сгусток силы, но, ударив, энергия, как и раньше, ушла в землю, не нанеся никакого вреда.

Я не мог ничего сделать.

Никодимус крутанул Кэррин, склонил голову на бок, и затем с сокрушающей силой заехал пяткой ей по колену.

Я услышал звук, с которым сухожилия оторвались от кости.

Кэррин издала полный боли всхлип и упала на землю, сломленная.

— На какое-то время я правда опасался, что вы не взяли с собой меч, — сказал Никодимус. Он спокойно поднял и вернул на место петлю, небрежно повязав её на шею, словно бизнесмен — свой галстук. — Выжившие в Чичен-Ице — а их было немало благодаря вашим усилиям — описывали ваш вклад в этот конфликт как весьма впечатляющий. В ту ночь вы, несомненно, были готовы, и правда была на вашей стороне. Но вам не было уготовано большее. Вы знали, что большинство рыцарей Креста служат не больше трёх дней? Их не обязательно убивают — они просто выполняют своё предназначение и идут дальше своей дорогой. — Он наклонился к ней ближе и добавил: — Вам не хватило ума поступить так же. Что побудило вас взяться за меч, когда вы знали, что недостойны держать его? Гордость?

Кэррин бросила на него свирепый взгляд через застилающие её глаза боль и слезы, а потом посмотрела на меня.

Он выпрямился, изогнув бровь.

— Ах, разумеется, — сказал он сухо, с ядовитыми нотками в голосе. — Любовь. — Никодимус покачал головой, взяв свой меч в одну руку, а Монету — в другую. — Любовь сокрушит самого Бога.

Кэррин слабо зарычала и бросила рукоять сломанного Фиделаккиуса в голову Никодимуса. Он взмахнул своим мечом, презрительно отбросив её в сторону. Деревянная рукоять приземлилась во дворе Карпентеров.

Никодимус подошёл ближе к Кэррин, снова опуская меч, нацелив на неё. Как только он это сделал, чернота схлынула с его тела вниз на землю, его тень растеклась вокруг него, словно пятно нефти в чистой воде.

Кэррин неловко подалась назад, подальше от него, но едва могла шевельнуться с лишь одной здоровой рукой и одной здоровой ногой. Мокрый снег приклеил волосы к голове, и торчащие уши делали её меньше и моложе.

Я пнул дженоскву сквозь красную пелену, застилавшую мое зрение. Благодаря Зиме внутри меня, я мог перетирать шлакоблоки в гравий, даже не думая. Это было бесполезно. Он весь состоял из мускулов и твердокаменной шкуры.

— Смиритесь с этим, мисс Мёрфи, — сказал Никодимус, двигаясь вместе с ней. Его тень роилась на земле вокруг нее. — Ваше сердце, — он приставил к нему острие меча в качестве иллюстрации, — просто было не в том месте.

Он сделал паузу, достаточно долгую, чтобы она могла увидеть приближающийся меч.

Она смотрела на него, её глаза были злыми и напуганными, лицо побледнело от боли.

И в это мгновенье открылась входная дверь Карпентеров.

Темные глаза Никодимуса в тот же миг блеснули и сфокусировались на крыльце.

Майкл на мгновение задержался в дверном проеме, опираясь на свою трость и осматривая происходящее. Затем он захромал вниз по ступенькам, на дорожку, ведущую к почтовому ящику. Он двигался осторожно, постепенно передвигаясь по скользкому снегу, пока не дошел до калитки в белом штакетнике.

Он остановился, должно быть, футах в трёх от Никодимуса, и остановил на нём свой пристальный взгляд.

Мокрый снег падал на его фланелевую рубашку и превращался в дождь.

— Отпусти их, — тихо сказал Майкл.

Никодимус усмехнулся одним уголком рта. Его тёмные глаза опасно сияли.

— У тебя нет здесь власти, Карпентер. Больше нет.

— Я знаю, — сказал Майкл. — Но ты их отпустишь.

— И с чего бы это?

— Потому что если ты сделаешь это, — сказал Майкл. — Я выйду за калитку.

Даже со своего места я практически видел, как глаза Никодимуса полыхают огнём ненависти. Его тень сошла с ума, метаясь из стороны в сторону и накатывая на белый штакетник, как волны накатывают на скалы.

— Свободно? — требовательно уточнил Никодимус. — По собственному выбору и воле?

Критическая отметка. Если Майкл добровольно выйдет из-под ангельской защиты, его телохранители ничего не смогут сделать. Ангелы обладают ужасающей силой — но не свободой воли. Майкл будет беззащитен.

Так же, как был беззащитен Широ.

— Майкл! — прохрипел я. Я был под некоторым давлением. И разбрызгал намного больше слюны, чем намеревался. — Не делай этого!

Майкл слабо улыбнулся мне и ворчливо сказал:

— Гарри.

— Нет никакого смысла, — задыхаясь, выдавила Кэррин тонким голосом, — в твоей смерти. Он просто прикончит нас после.

— Вы оба сделали бы то же самое для меня, — сказал Майкл, глядя на Никодимуса с той же слабой улыбкой.

И тут снегопад просто... остановился.

Я не имею в виду, что он закончился. Он просто перестал падать. Полузамёрзшие капли зависли в воздухе, словно миллионы маленьких бриллиантов. Слабый ветерок стих. Собачий вой оборвался так резко, словно кто-то вырубил тумблер.

Одновременно с этим за калиткой появился мужчина. Высокий, худощавый, словно юноша, но с широкими плечами профессионального пловца. Изящные черты его лица были словно сделаны из фарфора. Чёрные, блестящие кучерявые волосы, тёмно-карамельная кожа, и сверкающие серебристо-зелёные глаза. Его появление не сопровождали фанфары. В одно мгновение там никого не было, а уже в следующее — появился он.

Его присутствие было таким же абсолютным, как и внезапным. Уличный свет словно бы выделял его ярче и отчетливей, чем всех остальных. Мне даже не требовалась подсказка в виде внезапной остановки движения в физическом мире, ведь я ощущал силу, исходящую от него, словно свет от звезды.

Он являлся мне во множестве личин, но невозможно было ошибиться в его идентификации.

Мистер Радость. Архангел Уриил.

Его взгляд был сосредоточен исключительно на Майкле, и черты его лица выражали боль.

— Тебе нет нужды делать это, — настоятельно сказал он низким голосом. — Ты и так уже отдал достаточно, даже более чем.

— Уриил, — сказал Майкл, почтительно склонив голову. — Я знаю.

Ангел поднял руку.

— Если ты сделаешь это, я уже никак не смогу тебя защитить, — предупредил он. — И это существо сможет свободно причинить тебе такую боль, какую даже ты не можешь себе представить.

Внезапная, солнечная улыбка появилась на лице Майкла:

— Друг мой...

Уриил моргнул и немного покачнулся, словно эти слова ударили его физически.

— ...спасибо тебе, — закончил Майкл. — Но я не Плотник, который установил стандарт.

Никодимус постучал Уриила по плечу.

— Извините.

Ангел медленно развернулся к нему. Лицо его было решительным, глаза — непроницаемыми.

— Ты вмешиваешься в дела смертных, ангел, — сказал Никодимус. — Держись в стороне.

Глаза Уриила вспыхнули, и небеса пронзила молния, а раздавшийся раскат грома заставил задрожать повисшие в воздухе капли.

— Угрожаешь? — спросил Никодимус, и презрение сочилось из его голоса, как кровь из раны. — Возможно, ты должен сократить свои потери. В этом вопросе ты бессилен, ангел, и мы оба это знаем. Ты ничего мне не можешь сделать.

С этими словами Никодимус поднял левую руку и, не спеша, спокойно завёл указательный палец за большой и щелкнул ангела по кончику носа.

Глаза Уриила расширились, а вокруг его плеч и головы запылал ужасающе яркий свет. Смотреть на него было больно, глаза жгло, а в голове замелькали вспышки воспоминаний обо всех позорных поступках, которые я когда-либо совершал, опаляя мое сознание пониманием того, с какой лёгкостью я мог сделать иной выбор. Свет ореола Уриила отогнал тени и заставил всех отвести взгляд.

Всех, кроме Никодимуса.

— Давай, ангел! — издевался Никодимус, его тень перетекала и скользила в медленном беспокойном движении. — Накажи меня. Излей на меня свой гнев. Осуди меня.

Уриил уставился на него. Затем взгляд ангела скользнул по обломкам Фиделаккиуса. Он закрыл глаза на мгновение, и отвернулся от динарианца. Свет его ореола замерцал и исчез. Слеза скатилась по его щеке.

И он отступил и пошел прочь.

— Чувак! — протестующе воскликнул я. Становилось все тяжелее разглядеть хоть что-то сквозь красную пелену. — Блин, да какой же из тебя ангел-хранитель? Сделай же хоть что-нибудь!

Уриил даже не обернулся.

— А теперь, — сказал Никодимус Майклу. Его меч по-прежнему был нацелен в сердце Кэррин. — Если я отпущу эту парочку, выйдешь ли ты за ворота?

Майкл кивнул.

— Выйду. Даю слово.

Глаза Никодимуса сверкнули. Он посмотрел на дженоскву и кивнул, в следующее мгновение я оказался на земле, нетронутый, под здоровенной, нависшей надо мной, штуковиной. Лохматое, неуклюжее существо установилось на Уриила с ненавистью, но затем этот дикий взгляд обратился на дом и окружающее его пространство, скользя от точки к точке, глядя на что-то, невидимое мне. Кровь прилила обратно к моей голове, тяжело стуча, и пока Зима унимала боль, моё зрение пульсировало от тёмного к светлому с каждым ударом сердца.

— Давай, Дрезден, — сказал Никодимус. — Отведи её внутрь.

Мне потребовалось несколько попыток, чтобы встать на ноги, но я сделал это, сунул револьвер обратно в карман плаща и побрёл к Кэррин.

Она была в плохом состоянии, очевидно испытывая сильную боль. Когда я взял её на руки, она закричала бы, если бы могла дышать. Майкл открыл для меня калитку, и я бережно занёс её внутрь двора и бережно, как только мог, положил на траву.

Тем временем Уриил дошёл до Баттерса. Он присел на корточки и потряс его. Баттерс начал приходить в себя и сел, потирая голову.

Уриил настойчиво сказал ему что-то своим низким голосом, кивнув в сторону дома. Баттерс сглотнул, глаза его были огромными, словно плошки, и кивнул. Затем поднялся и припустил вокруг дома, на задний двор.

Уриил устремил на меня пристальный взгляд.

«Время, — сказал голос в моей голове. — Дай мне немного времени».

— Я сдержал свое слово, — сказал Никодимус Майклу. — Теперь твоя оче...

— Чёрта с два ты сдержал, — выплюнул я. — Ты только что приказал своему громиле убить меня. Ты нарушил условия сделки с Мэб.

Никодимус перевел взгляд на меня, явно позабавленный.

— Этому? — сказал он. — Ну вы даёте, Дрезден, вы что, не в состоянии распознать уловку?

— Какую уловку? — переспросил я.

— Мне нужно было оказать некоторое давление на мисс Мёрфи, — сказал он. — Но никакой реальной угрозы для вас не было. Вы серьёзно думаете, что дженоскве понадобится больше пары секунд, чтобы размозжить даже такой толстый череп, как у вас?

Он широко улыбнулся, явно довольный собой:

— Так что это было не большей попыткой убить вас, чем ваше участие в погоне за маленьким доктором было нарушением данного Мэб обещания, что вы будете мне помогать.

Проклятье. Здесь уже не получится выторговать какой-нибудь взаимной выгоды. Уверен, что с точки зрения Мэб, мы с Никодимусом сыграли этот раунд вничью. Мои попытки защитить Баттерса можно было списать на невезение и откровенную некомпетентность. Попытку Никодимуса убить меня можно было оправдать уловкой, необходимой для уничтожения Меча.

Его глаза сузились.

— И я полноправно ожидаю, что ты выполнишь свою половину сделки, Дрезден, независимо от того, что произойдёт в ближайшие несколько часов.

Я стиснул зубы и сказал:

— Ты напал на Мёрфи.

— Я предупреждал, что не могу гарантировать её безопасность, — резонно ответил он. — Но в любом случае, если помните, она напала первой. И она пока ещё жива.

Он продемонстрировал мне свои белые зубы:

— Я бы сказал, что веду себя более чем благоразумно. И ваш сеньор был бы такого же мнения.

И опять, он был прав — по разумению Мэб, он был действительно благоразумным человеком.

Уриил тем временем подошёл и встал по правую руку Майкла. Я занял позицию слева от моего друга.

— Сделка заключена, — промурлыкал Николимус Уриилу. — он добровольно дал слово. Ты не можешь удержать его от исполнения.

— Правильно, — сказал Уриил. — Но я могу помочь ему сдержать слово.

Улыбка Никодимуса увяла.

Уриил спокойно повернулся к Майклу, положил руку ему на плечо и мягко забрал трость.

Майкл моргнул, уставившись на Уриила, расставил руки, чтобы легче было держать равновесие, и весь напрягся в ожидании, что без поддержки трости не удержится на ногах. Но затем вдруг расслабился. Перенёс немного веса на больную ногу, потом ещё немного. Затем коротко рассмеялся и несколько раз подпрыгнул на ней.

В этот момент из-за дома снова показался бегущий Баттерс. В волосах его застряла дубовая веточка со всё ещё висящим на ней мокрым коричневым листком, промокшие колени были перепачканы грязью, а в руках он бережно нёс узкий сверток, обмотанный холстом и клейкой лентой и высотой с него самого. Баттерс на бегу разорвал ленту и протянул свёрток Майклу.

Глаза Майкла расширились, и он двинулся на Никодимуса, не глядя вытянул правую руку — ему и не нужно было смотреть — и вынул из свёртка Меч, сверкающий стальной клинок с крестообразной рукоятью. Стоило пальцам Майкла сомкнуться на ней, Амораккиус взорвался ослепительным белым светом, и уже во второй раз за вечер воздух наполнила тихая, зловещая мощь одного из Мечей.

Никодимус вытаращил глаза.

— Вы жульничаете! — прорычал он.

— Я сказал, что выйду к тебе, — сказал Майкл.

Затем он поднял ногу в рабочем ботинке и пнул белую деревянную калитку, сорвав её с петель. Она ударила Никодимуса в корпус, выталкивая обратно на дорогу, и Майкл Карпентер, рыцарь Креста, вышел из открытых ворот на обледеневший тротуар, пока архангел смотрел, и его серебристо-зелёные глаза мерцали в ответ на свечение Меча в руках Майкла.

— Я вышел, — сказал Майкл. — In nomine Dei*, Никодимус. Я вышел сразиться с тобой.

*Именем Господа

Стоя на дороге, Никодимус оскалился.

Я испугался за Майкла.

И моё сердце воспарило.

— Ха-ха! — сказал я, словно хулиган из «Симпсонов», указывая на него. Потом я вышел за ворота и встал рядом со своим другом. Я ткнул пальцем в свой посох, упавший на землю там, где меня схватил дженосква, напряг волю и произнёс:

— Ventas servitas!

Посох подбросило вверх резким потоком воздуха. Я поймал его и накачал силой, призывая в руны зелёно-белый свет и серебристый свет огня души.

Уриил скупо улыбнулся, взгляд его потяжелел, и ледяной дождь снова начал идти. Он взрывался облачками пара, когда капли касались рун моего посоха.

— Двое вас, — сказал я Никодимусу. — Двое нас. Что думаешь, Ник?

Майкл стоял перед ним лицом к лицу, держа Амораккиус обеими руками. Свет Меча разливался в воздухе... и тень Никодимуса пасовала перед ним.

Никодимус наконец отступил. Он опустил свой меч и сказал:

— Дрезден, я ожидаю вашего возвращения в наш штаб к четырём утра.

И развернулся, чтобы уйти.

— Не так быстро, умник, — сказал я.

Никодимус приостановился.

— Если уж я должен играть по этим дурацким правилам, ты тоже должен. Мне всё ещё нужен кто-то, кто прикроет мне спину на этой работе.

— Мисс Мёрфи более чем приемлема для этого.

— Ты вывел её из строя, — возразил я. — Тебе не стоило этого делать. Ты уже победил её.

— Тогда выбери другого, — отрезал Никодимус.

Я положил руку на плечо Майкла и сказал:

— Я уже выбрал. И ты смиришься с этим, иначе я восприму это как нарушение договорённостей — как и Мэб.

Никодимус просто стоял, пропитанный мокрым снегом и равнодушный к холоду. Он смотрел на меня в ледяной тишине несколько секунд. Затем изрёк:

— Так тому и быть.

Тени сгустились вокруг него, и растворились в штормовой ночи, забрав его с собой. Я огляделся вокруг и осознал, что дженосква уже ушёл.

Майкл опустил Меч и очень странно на меня посмотрел.

— Что? — спросил я.

— Черити, — предсказал он, — будет очень недовольна.