Оригинальная новелла.

События происходят через час или два после финала «Перемен».

Цитата из великого человека: «Nuff said».

Не могу поверить, что он мертв.

Гарри Дрезден, профессиональный чародей. Звучит как дурная шутка. Поначалу я, как и многие, решила, что это просто-напросто его очередная фишка, эдакое маркетинговое самопродвижение на рынке частного сыска, который никогда работой особо не изобиловал.

Впрочем, на самом деле это не совсем так. Уж мне-то лучше знать. Я видела нечто не поддающееся объяснению с помощью законов нормального мира, и в самом центре этого был Гарри. Но я поступила так же, как поступают все, сталкиваясь со сверхъестественным, — сказала себе: было темно, и я не знаю, что видела в действительности. И не сохранилось ни единого свидетельства, подтверждающего, что я это видела. Попытайся я кому-нибудь рассказать об этом, меня объявили бы сумасшедшей. Через неделю я уже наполовину убедила себя, что все это мне привиделось. Год спустя я почти не сомневалась: это был ловкий трюк, иллюзия, устроенная тонким и ушлым мошенником.

Но Гарри был взаправду.

Поверьте мне, я знаю. Несколько лет и несколько сотен ночных кошмаров спустя — знаю.

Он был настоящий.

Господи. Я уже начала думать о нем в прошедшем времени.

— Сержант Мёрфи, — позвал один из парней из лаборатории. Дрезден был почти что один из нас, из отдела спецрасследований. Мы подергали за все доступные ниточки, чтобы заполучить на борт команду профессиональных судмедэкспертов. — Извините, сержант Мёрфи.

Я обернулась к технику-криминалисту. Он был симпатичный, в таком не вполне взрослом, кукольном стиле. Бейджик, прицепленный к лацкану, сообщал, что его фамилия Джарвис. Выглядел он взволнованным.

— Я Мёрфи, — откликнулась я.

— М-м-м, ну да. — Он сглотнул и огляделся по сторонам. — Не знаю, как бы вам это сказать, но… мой босс предупреждал, что я не должен с вами общаться. Сказал, что вы временно отстранены от дел.

Я спокойно посмотрела на него. Ростом он был не выше среднего, но все же на восемь с половиной дюймов выше меня. И он до сих пор обладал тем изяществом гончей, которое некоторым двадцатилеткам удается сохранить с тинейджерского возраста. Я улыбнулась ему и попыталась перевести разговор в непринужденное русло.

— Просекла, — кивнула я. — Я никому не скажу, если только вы сами не скажете.

Он нервно облизнул губы.

— Джарвис, — попросила я, — пожалуйста. — Я указала на пятно крови на внешней стенке каюты старого потрепанного катерочка, надпись на котором гласила, что это «Жучок-плавунец». — Он мой друг.

Я не сказала «был» — не вслух. Такие вещи никогда не говорят, пока не нашли останки. Это непрофессионально.

Джарвис выдохнул и огляделся по сторонам с таким видом, будто его сейчас вырвет.

— Брызги крови свидетельствуют о том, что кто бы это ни был, он получил пулю куда-то в верхнюю часть торса. Проверить невозможно, но, — он сглотнул, — кровь брызнула со страшной силой. Возможно, пуля повредила артерию.

— А может быть, и нет, — сказала я.

Он был слишком молод, чтобы заметить, как я хватаюсь за соломинку.

— А может быть, и нет, — согласился он. — Крови на борту недостаточно, чтобы назвать это убийством, но мы полагаем, что большая ее часть… Пулю мы не нашли. Она прошила жертву навылет и пробила обе стенки… э-э-э… катера. Вероятно, она в озере.

Я неопределенно хмыкнула. Это то, что я усвоила за пятнадцать лет работы в правоохранительных органах. Мужчинам удалось создать запутанный и абсолютно непонятный язык, состоящий из односложных звуков и случайных частей слов, — при этом сами они явно слишком тупы, чтобы догадаться о его существовании. Может, они и правда с Марса. За долгое время я сумела выучить несколько марсианских фраз, и одной из них — весьма полезной — было хмыканье, что означало: «Подтверждаю, что слышала, что вы сказали; продолжайте, пожалуйста».

— Характер пятен на палубе и поручнях свидетельствует о том, что жертва рухнула за борт, в воду, — продолжил Джарвис приглушенным голосом. — Команда подводников уже выехала, но…

Я воспользовалась марсианской фразой, означавшей: «Можете не продолжать; я знаю, о чем вы говорите». Для всякого, не обладающего Y-хромосомой, она прозвучала бы в точности так же, как и первое хмыканье, но на самом деле они различались.

Озеро Мичиган ревниво, оно надежно охраняет своих мертвецов. Большая глубина в сочетании с низкой температурой воды круглый год означает, что трупы, разлагаясь, не имеют тенденции производить большого количества газов. Вследствие этого они частенько не всплывают на поверхность, как показывают во всех этих коповских шоу по кабельным каналам. Они тихонько лежат на дне. Никто не знает, сколько несчастных душ обрели вечный покой в безмолвном холоде мичиганских глубин.

— Прошло не так много времени, — сказала я. — Даже если он упал сзади, в открытые воды, он не мог далеко уйти.

— Да, мэм, — кивнул Джарвис. — Э-э… Если вы меня извините…

Я кивнула ему и засунула руки в карманы плаща. Надвигалась ночь, но особого значения это не имело — вода в озере и в самые ясные дни не бывает кристально прозрачной. Днем или ночью, водолазам все равно придется пользоваться фонарями, пусть мы даже находимся не более чем в пятидесяти ярдах от берега, на яхтенном причале «Жучка-плавунца». Это существенно ограничивает область водного пространства, которую они могут осматривать в отдельно взятый момент времени. Холод наложит ограничение на длительность погружения. Гидролокатор может оказаться полезным, а может — и нет. Слишком близко к Чикаго, дно озера завалено чем ни попадя. Им понадобится удача, чтобы поймать нужный радарный сигнал и отыскать его.

Если даже он там и есть, он пробыл на дне уже несколько часов, а ветер постоянно усиливается, баламутя поверхность озера. У трупа Гарри было достаточно времени, чтобы опуститься на дно и начать дрейфовать.

Наверное, команда подводников и не рассчитывала его найти. Они старались, но…

Проклятие.

Я пристально смотрела на удлиняющиеся тени, пытаясь испарить свои слезы одной силой воли.

— Я… мне очень жаль, сержант, — сказал Джарвис.

Я ответила марсианским: «Спасибо за беспокойство, но в данный момент мне надо побыть одной». Это легкая фраза. Я просто смотрела прямо перед собой, ни слова не говоря, и в следующую секунду Джарвис, кивнув, побрел прочь продолжать свою работу.

Немного погодя рядом со мной оказался Столлингз, свой бейджик он нацепил на пальто так, чтобы каждый мог видеть. После того как меня понизили до сержанта, Столлингз сменил меня на посту главы отдела специальных расследований, неофициальной команды по борьбе с чикагскими монстрами. Мы имели дело с паранормальными явлениями, в которые никто не поверил бы, а потому не говорили правды о том, чем занимаемся, чтобы все в точности соответствовало отчетам.

Столлингз — высокий костлявый мужчина, сделавшийся с возрастом по-домашнему основательным и неторопливым, волосы на затылке у него уже начинают редеть. Он носит усы, как у детектива Магнума из сериала. Почти семь лет я была его шефом. У нас сохранились хорошие отношения. Он никогда не воспринимал меня как подчиненную — скорее как консультанта, который в любой момент снова может стать начальником.

Ребята из судмедэкспертизы опечатывали специальной лентой все двери на суденышке, они набрали кучу образцов и наснимали столько фотографий, что хватило бы обклеить все Управление полиции вместо обоев. Столлингз нарушил молчание, лишь когда они закончили.

— Эй, — сказал он.

— Ну.

Он выдохнул через нос и сообщил:

— Проверки больниц дали полный пшик.

Я поморщилась. Еще бы они не дали пшик. Когда Гарри ранен, больница — последнее место, где он предпочел бы оказаться. Он чувствовал себя там чересчур уязвимым — и еще беспокоился, потому что в присутствии чародея летят к черту все приборы, а из-за этого могут получить травмы и даже погибнуть больные, зависящие от технологий жизнеобеспечения, или пострадают какие-нибудь невинные свидетели.

Но на катере слишком много крови. Если его ранили так тяжело, сам бы он не смог никуда добраться. А если б его еще раньше кто-то нашел, то в любом случае должен был вызвать неотложку.

И кровавый след вел в озеро.

Я покачала головой. Мне не хотелось этому верить, но обратить факты в вымысел невозможно, сколько бы доводов «против» вы ни умудрились притянуть.

Столлингз вздохнул еще раз:

— Ты временно отстранена от дел, Мёрфи. А здесь место преступления.

— Не раньше чем мы убедимся, что преступление действительно было совершено, — заявила я. — Мы не можем быть абсолютно уверены в том, что кто-то был ранен или убит. На данный момент мы видим здесь лишь бардак.

— Черт подери, — сказал он устало. — Ты гражданское лицо, Кэррин. Убирайся отсюда к чертовой матери. Пока кто-нибудь не стукнул Рудольфу и сюда не явились парни из внутренних расследований и не упекли твою задницу в каталажку.

— В любой другой день я подумала бы, что ты говоришь дело, — сказала я.

— Что ты там думаешь, меня не заботит, — огрызнулся он. — Меня заботит, что ты делаешь. А то, что собираешься сделать немедленно, — это развернуться кругом, пойти к своей машине, сесть в нее, поехать домой и хорошенько выспаться ночью. Видок у тебя, как после сотни миль тяжелой дороги. Сквозь самый что ни на есть ад.

Ясное дело, большую часть знакомых мне женщин подобное замечание бы малость расстроило. Особенно если б на них были слаксы в обтяжку на бедрах и заднице, дорогущая красная шелковая блуза и соответствующие случаю серебряное ожерелье и пара браслетов, украшенных крошечными сапфирами, доставшиеся в наследство от бабушки. И макияжа больше, чем обычно расходуется за неделю. И новые духи. И обалденные туфельки.

Замечание это, как ни крути, звучало оскорбительно. А если к тому же вы так вырядились для романтического свидания — то более чем.

Но Столлингз не имел ни малейшего намерения меня обидеть. Оскорбление тоже было марсианским и означало нечто вроде: «Я так хорошо к тебе отношусь, что изо всех сил старался выдумать эту пакость, чтобы мы могли развлечь друг друга этой не слишком-то дружеской беседой. Вот видишь, как я о тебе забочусь?»

— Джон, — ответила я, назвав его по имени, — старая ты клизма.

Перевод: «Я тебя тоже люблю».

Он молча улыбнулся мне и кивнул.

Что поделаешь, мужчины.

И ведь он был прав. Здесь мне делать больше нечего.

Повернувшись спиной к тому месту, где я в последний раз видела Гарри Дрездена, я зашагала к своей машине.

Это был страшно долгий день, он начался двое суток назад и вместил в себя множество событий, включая перестрелку в здании ФБР — от которой до сих пор сходили с ума все новостные ленты, особенно после взрыва офисного здания, случившегося за пару дней до того, — и генеральное сражение в древнем храме индейцев майя, завершившееся полным уничтожением всех вампиров Красной Коллегии.

И после всего этого ситуация стала по-настоящему опасной.

Я нарисовалась на занюханном старом катере, где что-то нехорошее случилось с Гарри, вырядившись в тот самый костюм, который так опустил Столлингз. Мы с Гарри как раз собирались пойти перехватить бокал-другой и… и посмотреть, что из этого выйдет.

А вместо этого я увидела его кровь — и больше ничего.

Я не думала, что сумею заснуть, но двое бессонных суток вкупе с физической перегрузкой и стрессом сделали свое дело. Во сне меня преследовали кошмары, но они не произвели на меня ни малейшего впечатления. В реальном мире я видала кое-что и похуже. Хотя я кричала. Это я помню: пробуждение в полночь от дурного сна, на данный момент уже изрядно устаревшего, вся зареванная — естественная реакция на события двух последних дней.

Такое бывает. Чувствуешь себя разбитой, поплачешь — становится легче, и снова засыпаешь.

Если вы этого не понимаете, лучше не спрашивайте. На марсианский это не переводится.

Меня разбудил назойливый стук в парадную дверь. Я вылезла из кровати с «ЗИГом» в руке и бросила быстрый взгляд в окно на задний двор. Он был пуст, и у двери, ведущей на кухню, тоже никого не было. И только после того, как я проверила тылы, я направилась к парадной двери, глянув по пути в окно гостиной.

Я узнала крепкого молодого человека, стоявшего на пороге, и слегка расслабилась. Поскольку я спала в просторной футболке, то прихватила по пути старые треники и нырнула в них, а потом пошла поздороваться с оборотнем, стоящим у моей двери.

Уилл Борден не был похож на вервольфа. Ростом примерно пять футов и пять или шесть дюймов, сложением напоминает бронированную машину, весь покрыт гладкими крепкими мускулами. В очках, с коротко стриженными, чисто вымытыми каштановыми волосами. Глядя на него, вы б ни за что не догадались, что он и его друзья ответственны за сорокапроцентное снижение преступности в радиусе шести кварталов от Чикагского университета — и это не считая сверхъестественных хищников, которые, после того как их оттуда изгнали, не рисковали появляться в окрестностях. Строго говоря, я, вероятно, должна была бы арестовать его как известного линчевателя.

Конечно, строго говоря, я уже больше не коп и никого не могу арестовать. Больше никогда.

Эта мысль ударила меня под дых, как свинцовая груша, которой сносят здания, и никакая там бравада или дисциплина не могли от этой боли уберечь. Поэтому я просто абстрагировалась от нее.

Я открыла дверь и сказала:

— Привет, Уилл!

— Сержант Мёрфи, — кивнул он. — У вас найдется минутка?

— В такую рань, — зевнула я, не потрудившись поправить его форму обращения.

— Мне нужна ваша помощь, — произнес он.

Я глубоко вдохнула через нос.

Это совсем не то, как если бы я должна была идти на работу. Совсем не то, как если бы меня ждало романтическое свидание.

Какая-то часть меня жутко хотела захлопнуть дверь перед Уилловым носом и вернуться в постель. Я всегда считала, что подобного рода эгоистическая реакция составляла совсем маленькую долю моего характера. Сегодня она показалась мне огромной.

Дом позади меня был тихим и пустым.

— Ладно, — сказала я. — Заходите.

Я усадила его за кухонный стол и пошла к себе в комнату надеть что-нибудь, чуть менее напоминающее пижаму. К моему возвращению Уилл успел запустить кофеварку, и в стеклянный кувшин уже накапало варева глубиной в палец.

Я засунула в тостер пару кусков хлеба и внимательно следила, чтобы он не сгорел. Тостер у меня старенький, но даже так следить за ним совершенно не обязательно. Просто требовалось чем-то себя занять, пока готовится кофе.

Я отнесла готовые тосты и кофе на стол, по чуть-чуть каждому из нас, и открыла банку земляничного джема. Уилл с готовностью принялся за еду, проглотив все буквально с волчьим аппетитом. Мы завтракали в полном молчании.

— Ладно, — сказала я, откинувшись на спинку стула и сверля своего гостя взглядом. — Так что случилось?

— Джорджия пропала, — просто сказал он.

Я едва удержалась от того, чтобы не вздрогнуть. Джорджия — жена Уилла. Они были вместе с тех пор, как только-только окончили школу. Наверняка они вместе учились быть вервольфами. Мне они оба нравились.

— Рассказывайте.

— Мне пришлось по работе уехать из города, — начал он. — В Омаху. Джорджия готовится к защите диссертации. Она осталась дома. Мы оба видели новости — о том здании, где офис Дрездена, и о террористах в ФБР. Мы беспокоились, но… Она позвонила мне вчера поздно вечером. Она была… — Он побледнел. — Она что-то бессвязно лепетала. В ужасе. Полную бессмыслицу. А потом звонок внезапно оборвался. — Голос его дрожал. — Она закричала. Я пытался вызвать копов, но…

Я кивнула:

— Но если случилось что-то настолько паршивое, что она закричала, копы вряд ли чем сумеют помочь. И в любом случае они сейчас перегружены работой из-за взрыва и нападения. Они возьмутся за это как только смогут.

— Угу, — кивнул Уилл. — Поэтому я оставил Дрездену сообщение на автоответчике и вернулся в Чикаго. Дверь в квартиру оказалась разбита — похоже, ее выломали. Внутри все разрушено. — Он сглотнул. — Джорджия исчезла. И я не смог взять след. Я поехал к Гарри домой, но… Там до сих пор идет дым от того, что осталось. И тогда я пришел сюда.

Я медленно кивнула. А потом спросила:

— Почему?

Он моргнул и посмотрел на меня так, будто я вдруг исполнила музыкальный номер.

— Вы серьезно?

— Угу.

— Он всегда говорил нам, что если он нам когда-нибудь понадобится, а мы не сумеем его найти, чтоб мы обращались к вам. Что вы — единственный человек в этом городе, который способен помочь нам лучше, чем кто бы то ни был.

С минуту я молча смотрела на Уилла. А потом сказала:

— Угу. Запросто могу себе представить, как он это говорит. — Я покачала головой. — И ведь ни разу не потрудился уведомить меня об этом.

Надо отдать Уиллу должное — он был явно напуган, но все-таки попытался пошутить:

— Наверное, он считал, что вы и без того крутая, а если еще и сказать это вам — так совсем зазнаетесь.

— Типа я нуждаюсь в его одобрении, чтобы быть уверенной в себе, — пробормотала я. С минуту я изучала своего гостя. Я знала его достаточно хорошо, чтобы понять: что-то в его поведении не так. Слишком уж он мирный. Уилл не тот человек, который будет рассиживаться за столом, неловко теребя салфетку, когда его жена пропала и ей, вполне возможно, угрожает опасность. Он был в ужасе, он был напуган до такой степени, что это его почти что парализовало. Я узнала этот взгляд.

Слишком часто я видела его в зеркале.

— Уилл, что именно вы мне не договариваете? — спокойно спросила я.

Он зажмурился, вздрогнул, и по щекам потекли слезы.

— Джорджия беременна, — прошептал он. — Семь месяцев.

Я кивнула. Затем выплеснула остаток своего кофе и встала.

— Подождите, я надену плащ.

— Сегодня обещали хорошую погоду, — сказал Уилл.

— В плаще я смогу прихватить с собой больше оружия, — пояснила я.

— А, — кивнул он. — И правда.

Квартира Уилла был разгромлена. Замок выбит, дверь висит на одной петле. Мебель перевернута. Пара-тройка вещей разбиты. Книги сброшены с полок. Ноутбук перевернут, на мониторе мерцает синий экран смерти. В подсыхающей на деревянном полу лужице какао валяется кружка.

Мгновение я, нахмурившись, изучала взглядом картину разгрома. Рядом с ноутом разлилась лужица, и все это было справа от уютного кресла-релакс, завалившегося на спинку. В пяти футах позади него лежала терапевтическая подушка.

— Итак, — сказала я, — возможно, дело было примерно так. Злоумышленник вышибает ногой дверь. На ней частично отпечатался след обуви. Джорджия сидит в своем кресле, вот здесь, и работает за компьютером. — Я снова нахмурилась. — Она пила много какао?

— Нет, — ответил Уилл. — Только когда была по-настоящему чем-то обеспокоена. Она шутит, что это ее метод самолечения.

Итак, она уже была чем-то обеспокоена незадолго до нападения. Она сидела в кресле с ноутом и какао, и… Я обошла вокруг упавшего кресла и обнаружила валявшуюся позади него радиотрубку городского телефона.

— Ее явно беспокоило что-то, но не мысли о нападении, — сказала я. — Она потратила время на то, чтобы заварить себе чашку какао, а этим не станешь заниматься, когда под дверью у тебя маньяк. Она приготовила себе уютный напиток и удобно устроилась в кресле, чтобы позвонить вам. Есть ли у вас какие-то догадки о том, что могло ее так обеспокоить?

Уилл покачал головой:

— В обычном состоянии — нет. Но последние несколько месяцев она просто пошла вразнос от этих взбесившихся гормонов… Она на многое реагировала чересчур остро.

Я кивнула и постояла немного молча, пытаясь вобрать в себя все, совместить воедино и получить общую картину. Я представила себе Джорджию — высокую, худенькую, гибкую женщину, свернувшуюся калачиком в глубоком кресле… испещренное пятнами лицо, покрасневшие глаза, она почти что свернулась вокруг своей маленькой вселенной — своего будущего ребенка и звука голоса своего мужа.

Кто-то одним ударом вышиб дверь и набросился на нее. Джорджия была борцом, приученным сражаться, пусть даже это чаще всего случалось, когда она находилась в облике другого существа. Она воспользовалась для защиты первым, что сумела пустить в ход — ногами. Когда нападавший набросился на нее, она попыталась оттолкнуть его обеими ногами. Но у него был слишком мощный импульс, и в результате удар лишь оттолкнул кресло Джорджии назад.

Беременная женщина, далеко не столь гибкая и изящная, как обычно, она развернулась и попыталась бежать.

— Крови здесь нет, — отметила я.

Нападавший оказался сильнее и утащил ее. Или он бил ее кулаками и ногами — это нетрудно проделать с беременной женщиной, которая инстинктивно обвивается телом вокруг будущего ребенка, так чтобы удары приходились главным образом на спину, ребра, и ягодицы, — или же слегка ее придушил. Так или иначе, он явно справился с ней без кровопролития.

А потом они ушли.

Я покачала головой.

— О чем вы думаете? — спросил Уилл.

— Не уверена, что вам хотелось бы это знать.

— Не хотелось бы, — сказал он. — Но мне это надо.

Я кивнула и изложила свою теорию вместе с подтверждающими ее доказательствами. Уилл побледнел и насупился.

— Как у нее было с рукопашным боем? — спросила я.

— На уровне. В кампусе она вела для женщин занятия по самообороне. Не думал, что ей когда-нибудь придется воспользоваться этим всерьез… — Он уставился на упавшее кресло, и лицо его болезненно дрогнуло.

— Что вы узнали такого, что не доступно мне? — спросила я. — Я имею в виду ваши способности вервольфа.

Он покачал головой.

— Человеческий мозг не приспособлен для серьезной обработки запахов, — сказал он. — В любом случае — не так, как волчий. Когда ты перекидываешься, это… ну, как бы прибавляет громкости у тебя в носу, но выделить что-то конкретное нелегко. Я могу взять след, если прошло не слишком много времени, но когда весь букет запахов перемешался, это дохлый номер. Здесь новый букет запахов, пролитое какао, еда за последний день или два… — Он пожал плечами.

— Похоже, магия никогда ничего не делает проще, — сказала я.

Уилл тихонько фыркнул:

— Вот и Дрезден так говорит.

Я почувствовала странную боль в груди, но не стала обращать на нее внимания. Я направилась на маленькую кухоньку и с минуту осматривала ее. Затем сказала:

— Стало быть, она какао-маньяк.

— Ну, в разумных пределах.

— Она пьет растворимое?

— Вы шутите? — Его интонация и тембр голоса слегка изменились, сделались чуть выше и чуть более резкими — наверное, он подсознательно имитировал речь своей жены. — Это же профанация жанра.

Я вытащила из кармана ручку и подцепила ею вторую чашку, у которой на ободке виднелся след губной помады. Донышко чашки было липким, с остатками настоящего какао — того самого, что варят из молока и шоколада. Жидкость еще не совсем засохла, и когда я поднимала чашку, в ней тихо плеснуло. Я показала помаду Уиллу.

— Джорджия косметикой не пользуется, — почти прошептал он.

— Знаю, — кивнула я. — Какао в этой чашке находилось примерно столько же времени, сколько в другой. Итак, следующий вопрос, на который мы должны ответить: кто пил какао вместе с Джорджией, когда вышибли дверь?

Уилл покачал головой:

— Это либо запах нападавшего, либо кого-то из наших знакомых, кто здесь часто бывал.

Я кивнула:

— Рыжая, верно? Та, что любит носить футболки в обтяжку?

— Энди, — сказал Уилл. — И Марси. Она вернулась в город после похорон Кирби. Их запахи здесь тоже слышны.

— Марси?

— Маленькая такая девушка, на мышку похожа. Каштановые волосы. У нее с Энди было в школе что-то типа интрижки.

— Либеральные вервольфы, — заметила я. — Два слова, которые редко оказываются вместе.

— В колледже многие экспериментируют, — пояснил Уилл. — Вы, наверное, тоже это делали.

— Да, — кивнула я. — Я пыталась увлечься американским футболом. В качестве зрителя. Но из этого ничего не вышло.

— У Марси с Энди тоже.

— Они рассорились?

— Не скажу точно, не знаю. После разрыва они по-прежнему остались соседками по комнате.

— Но Марси вскоре уехала из города.

Уилл кивнул:

— Она хотела заняться анимацией. Получила работу в «Skywalker». Это реально круто.

— Настолько круто, что она внезапно все бросила и вернулась сюда?

Уилл пожал плечами:

— Она сказала, что для нее важнее быть здесь, помогать нам. И она из экономии жила в бидонвилле, а почти все свои деньги положила в банк. Говорит, процентов ей достаточно, чтобы сводить концы с концами.

Я решила не менять пока своего скептического отношения к этой истории.

— А вы, случайно, не помните, пользуется ли кто-нибудь из них такой помадой?

Он покачал головой:

— Увы. Это не то, на что я обычно обращаю внимание.

Если я правильно помнила, большинство парней, видевших Энди, впоследствии не были до конца уверены, имеется ли у нее вообще такая вещь, как губы. Впрочем, у нее, вероятно, могли быть своего рода обратные проблемы.

— О'кей, — сказала я. — Здесь, возможно, скоро появятся копы — а может, и нет. Как бы то ни было, не думаю, что нам стоит их ждать.

Уилл кивнул:

— Что мы собираемся делать?

— Это не сверхдорогое жилье со звуконепроницаемыми стенами. Кто-то в доме должен был что-то увидеть или услышать.

— Возможно, — согласился Уилл, но вид у него при этом был не слишком уверенный.

Я повернулась, чтобы выйти из квартиры, стараясь не замечать маленькую детскую кроватку и пеленальный столик, который уже стоял наготове прямо за открытой дверью второй спальни.

— Пока не спросим, не узнаем. Вперед.

Проводить опрос в многоквартирном доме — то еще развлечение. Это неловко, утомительно, нудно и изматывающе. Большинство тех, с кем вы беседуете, не желают с вами общаться и норовят поскорее закончить разговор или же, наоборот, — они только рады с вами поболтать… и говорят, и говорят, и говорят, даже если вообще ни черта не знают. Вам приходится множество раз задавать одни и те же вопросы и множество раз выслушивать одни и те же ответы, и все это в целом выглядит так, будто вы идиот, у которого не имеется ни единой зацепки.

Впрочем, в немалой степени так оно и есть — иначе вам не пришлось бы в первую очередь опрашивать соседей. Если вы полицейский, то у вас к подобного рода работе довольно быстро вырабатывается иммунитет.

— Нам это ничего не даст, — сказал после энной двери Уилл. Разочарование и нервозность достигли в нем наконец точки кипения и перевесили страх за жену и ребенка. Он повернулся ко мне, поза его подсознательно исполнилась решимости: плечи расправлены, грудь вперед, руки стиснуты в кулаки. — Пора нам заняться чем-нибудь посерьезнее.

О, мужская самоуверенность — ничего против нее не имею, пока она помогает в работе, а не создает лишние проблемы.

— Да? — спросила я. — Полагаете, нам лучше прогуляться по улице, окликая ее по имени?

— Н-нет, но…

— Но — что? — поинтересовалась я, сохраняя спокойствие в голосе и всем своим видом выражая марсианское «а-не-надрать-ли-те-задницу?». Ты меня не испугаешь.

— Вы обратились ко мне за помощью. Я вам ее предоставила. Либо вы работаете со мной, либо говорите мне, что желаете действовать в одиночку. Сей секунд.

Он отступил, разжал кулаки и отвел взгляд. Я тоже расслабилась. Уилл не собирался мне угрожать, но он гораздо крупнее и сильнее меня. Сильнее — это еще не все, но сами по себе масса и сила в борьбе означают много, а Уилл к тому же обладал свирепостью и инстинктом хищника-убийцы — и вот это-то следовало учитывать в первую очередь. Он никогда не задумывался — черт, да он, вероятно, и не замечал никогда, — какой эффект производят его заявления, которые он делает в такой вот позе, со стиснутыми кулаками.

Это еще один пункт из длинного списка того, над чем марсиане никогда не задумываются. Почти всякая женщина знает, что почти любой мужчина сильнее ее.

О да, мужчины знают, что они сильные, но на самом деле они редко задумываются над последствиями столь очевидного факта — последствиями, на которые ты (если ты не марсианин) натыкаешься, по сути, на каждом шагу, и это тебе здорово портит нервы. Ты совсем иначе смотришь на жизнь, когда знаешь, что половина людей из тех, кого ты видишь, обладает достаточной физической силой, чтобы сделать с тобой все, что угодно, независимо от того, намерена ты это позволить или нет, — и даже к чисто потенциальной угрозе физического насилия следует относиться серьезно.

Уилл не собирался меня пугать. Он всего лишь хотел отыскать свою жену.

— Я понимаю, что от этого просто руки опускаются, — сказала я, — но это лучший из возможных способов выяснить то, что нам пока неизвестно.

— Мы обошли весь дом, — огрызнулся он. — А самое большее, что мы имеем, — это сосед двумя этажами выше, который слышал удар.

— Что говорит нам о том, что никакой крупной драки там не было, — сказала я, — иначе это бы наверняка услышали. Драка, Уилл, — это всегда очень громко, даже когда дерется только один человек. В таких домах, как этот, всем известно, когда сосед бьет жену.

— Но должен же был хоть кто-то услышать ее крик.

— Возможно, этот крик был не настолько громким, как вы думаете. Он ведь раздался вам прямо в ухо. И это вышибло вас из равновесия. Если все закончилось достаточно быстро, не исключено, что никто даже и не проснулся.

Я посмотрела из окна вестибюля на такой же многоквартирный дом напротив, через парковку. Уилл в его нынешнем состоянии был мне полностью бесполезен.

— Я намерена проверить дом напротив — может быть, прошлой ночью там кто-то что-то видел или слышал. А вы позвоните Энди и Марси. Если сумеете дозвониться, пусть едут сюда. Потом проверьте вызовы на своем телефоне, на мобильнике Джорджии, зайдите в ее электронную почту. Посмотрите, не вступал ли с ней в контакт кто-нибудь подозрительный.

Он поморщился, но кивнул:

— О'кей.

— Держите себя в руках, Уилл. Сохраняйте спокойствие, — посоветовала я. — Сохраняя выдержку, ты способен как следует все обдумать, а это лучший способ найти Джорджию и помочь ей.

Он сделал глубокий вдох и снова кивнул.

— Послушайте, сержант… В том доме один мужик… Может, вам лучше не ходить туда в одиночку.

Я ласково улыбнулась ему.

Уилл поднял руки вверх, как будто я нацелила на него пушку.

— Был не прав. Извините.

Квартиры с окнами на парковку вообще и на квартиру Борденов в частности имелись в трех домах. Задержавшись на секунду-другую посреди парковки, я обвела взглядом окна, а потом начала с того дома, что слева.

Через час с лишним я не узнала ничего нового, зато уяснила главную свою проблему: я не Гарри Дрезден.

Дрезден огляделся бы с отсутствующим видом по сторонам, побродил бы туда-сюда, натыкаясь на предметы и не особо заботясь о профессиональной технике безопасности даже на месте преступления. Задал бы пару вопросов, на первый взгляд совершенно бессмысленных, отпустил бы пару шуточек — по его мнению, весьма остроумных и вычурно оскорбил бы всякого, кто попытался бы на него надавить. А потом он проделал бы нечто, в чем не наблюдалось никакого, к черту, смысла, и извлек результат прямо из воздуха, словно фокусник, вытаскивающий из шляпы кролика.

Будь здесь Гарри, он бы, может, вытянул пару волосков из расчески Джорджии, проделал с ними нечто с виду совершенно дурацкое и последовал за ней через весь город, штат или даже на другой конец Вселенной — он такой. И затем рассказал бы мне о том, что случилось с Джорджией, куда больше, чем мне удалось выяснить, а может, даже определил бы — в общих чертах или вполне конкретно — личность преступника. И если бы, когда мы отправились за плохим парнем, дело дошло до горячего, он был бы там, швыряясь во все стороны огнем и молниями, словно это его собственные игрушки, созданные исключительно для его развлечения.

Наблюдать за действиями Дрездена всегда бывало либо чуть-чуть забавно, либо абсолютно жутко — одно из двух. На месте преступления его поведение наводило меня на мысли о детях-аутистах. Он ни с кем никогда не встречался взглядом — разве что на мгновение. Передвигался с преувеличенной осторожностью, свойственной тому, кто на пару размеров крупнее нормальных людей, руки держал ближе к телу. Говорил слегка приглушенно, словно извиняясь за свой звучный баритон.

Но стоило чему-нибудь привлечь его внимание, как он менялся. В его умных темных глазах появлялся блеск, а взгляд делался столь пристальным и напряженным, что мог бы вызвать пожар. А в тех ситуациях, когда расследование сменялось отчаянной схваткой, точно так же менялось и все его существо. Он словно бы делался больше, агрессивнее и увереннее, и голос его нарастал подобно трубному гласу, который запросто можно было бы расслышать на другом конце футбольного поля.

Безумный гений, пока! Привет, ужасающая икона.

Немногие из «ванилек», как он называл нормальных людей, видели Дрездена в его стихии, во всей полноте его могущества. Будь иначе, большинство из нас воспринимали бы его всерьез — но я решила, что для него в любом случае было хорошо, что все его способности остались непризнанными. Сила Дрездена перепугала бы большинство народа до чертиков — почти так же, как она пугала меня.

Но это был не тот ужас, от которого хочется, вопя, убежать прочь. Этот страх подступает незаметно. Страх Скуби-Ду. Нет. Когда вы видели Дрездена в действии, вас охватывал страх, что вы только что скатились по эволюционной лестнице вниз, что вы наблюдаете нечто гораздо более могущественное и бесконечно более опасное, чем вы сами, и что ваш единственный шанс выжить — убить это нечто, убить немедленно, пока оно не сокрушило вас той громадной силой, которую вам никогда не постичь.

Я достигла с ним соглашения. Но не всякому бы это удалось.

По сути… это и могло стать той причиной, по которой кто-то в него выстрелил. Пуля, которая бьет издалека и пробивает насквозь человеческое тело, а потом корпус катера, дважды, оставляя за собой серию аккуратных отверстий, почти наверняка выпущена из очень мощной винтовки. Профессиональный снайпер, стреляющий с большого расстояния, был одним из тех вариантов, которые Дрезден рассматривал как реальный шанс убрать его чисто. Он мог быть чародеем, наделенным великой силой и знаниями (что в данном случае синонимы), но бессмертным он не был.

Быстрый, жесткий, дьявольски изворотливый — да. Неприкосновенный — нет.

Не во всех смыслах. Мне ли не знать, ведь я к нему прикасалась — даже если мне не довелось прикасаться к нему везде или слишком часто…

И не доведется уже.

Проклятие.

Я усилием воли прогнала все мысли о Гарри, пока снова не разревелась. Если ты пяти футов ростом, производить впечатление сильной и без того нелегко, а уж тем более — с заплаканными красными глазами и хлюпающим носом.

Нет больше Дрездена. Нет больше его дурацких шуточек и старомодного чувства юмора. И его способностей узнавать неведомое, бороться с непобедимым и находить то, что найти нельзя, — тоже больше нет.

А мы, те, что остались, просто должны продолжать делать все, на что мы способны, без него.

Я стучалась в двери и говорила со множеством людей, большинство из них были дети школьного возраста, учившиеся в местном колледже. О Джорджии я не раздобыла вообще никаких сведений, зато получила информацию о неких наркоторговцах, тусовавшихся на парковке. Я передала ее соответствующим людям из полиции, где она станет очередной декорацией в бесконечной войне с наркотиками и вряд ли будет иметь какое-то значение. Зато эта информация действительно подтверждала то, что я пыталась донести до Уилла: соседи видят все. Возможно, я просто еще не поговорила с нужным соседом.

Оказавшись в доме номер три, я почувствовала странную атмосферу сразу, как только зашла в подъезд. По сравнению с остальными домами здесь все было каким-то запущенным. На стенах свежие граффити. На многих дверях — двойные замки. Ковер — старый и весь в пятнах. В окне вместо выбитого стекла — лист фанеры. Все это место прямо-таки вопило о том, что здесь таятся всякие неприятности, упорно противодействующие тому, чтобы вестибюль и коридоры содержались в порядке, а может, и вынуждающие жильцов вновь и вновь сталкиваться с проблемами и разрушениями.

Никакой музыки я не слышала.

Довольно необычно для таких домов, как этот, населенный по большей части студентами. Детишки любят свою музыку, не важно, какая она — отупляющая или разрывающая барабанные перепонки, и вы почти всегда можете услышать где-то поблизости хотя бы ритмичные басы ударных.

И все-таки — здесь ее не было.

Я насторожилась, попытавшись вырастить дополнительную пару глаз на затылке, и начала стучаться в двери.

— Нет, — солгала маленькая, хрупкая на вид женщина с третьего этажа, которая сказала, что ее зовут Мария. Она открыла дверь ровно на длину цепочки. — Я ничего не слышала и не видела.

Я попыталась сделать свою улыбку еще более ободряющей.

— Мэм, обычно это работает так: сначала я задаю вам вопрос, и только потом вы мне говорите неправду. Когда мне дают лживый ответ еще до того, как у меня возник шанс задать вопрос, это оскорбляет мое чувство справедливости.

Она широко раскрыла глаза и мелко затрясла головой — нервно и судорожно.

— Н-нет. Я не лгу. Я ничего не знаю.

Мария попыталась закрыть дверь, но я еще раньше вставила в щель ботинок.

— Вы лжете, — тихонько сказала я. — Вы боитесь. Я вас понимаю. Я слышала такие же заявления почти от всех в этом доме.

Она отвела от меня взгляд, словно пытаясь отыскать пути к бегству.

— Я в-вызову полицию.

— А я и есть полиция, — сообщила я. Формально это была правда. Меня еще не уволили.

— О Боже. — Она все сильнее трясла головой, с каким-то отчаянием. — Я не хочу, чтобы… Нельзя, чтобы видели, как я с вами говорю. Уходите.

Я подняла брови:

— Мэм, пожалуйста. Если вы в беде…

Я даже не была уверена, что она меня слышит. Таких женщин, как она, я навидалась достаточно и хорошо знала этот взгляд. Кто-то ее запугал — муж, вероятно, или любовник, или целая череда мужей и любовников, а до того, может, еще и отец. Она жила в страхе, причем уже долгое время. Страх поселился в ней основательно, и единственным способом выживания для нее стала капитуляция.

Мария была паршивой овцой. Она с рыданиями покачала головой и рванулась захлопнуть дверь. Я уже собиралась вытащить ногу и уйти. Невозможно силой вынудить человека принять помощь.

— Какие-то проблемы? — раздался осипший от пьянства голос.

Я обернулась к покрытому шерстью мамонту с лицом мужчины. Он был гораздо выше шести футов и весил, вероятно, раза в три больше меня, хотя мускулов в этой массе было не так много. Поверх белой майки, из которой выпирало брюхо, на нем была рубашка на пуговицах с вышитым на груди именем «РЭЙ».

Мамонт смотрел то на меня, то на дверь квартиры и хмурился.

— Мэри, у тебя возникли какие-то проблемы?

Мария замерла неподвижно, словно кролик, почуявший близость хищника.

— Нет, Рэй, — прошептала она. — Ничего такого.

— А я чертовски уверен, что на «ничего» это не похоже. — Рэй скрестил руки на груди. — Я пытаюсь заставить город решить проблемы с уличными фонарями и с блоком предохранителей, а ты такой шум устроила, что весь мой разговор в нижнем вестибюле пошел на хрен.

— Прости меня, Рэй, — прошептала Мария.

В глазах Рэя замерцали опасные огоньки.

— Черт подери, я всем вам даю отсрочку арендной платы, и что я за это имею?

— Это была случайность, — выдавила Мария придушенным голосом. — Больше такого не повторится.

— Позже поговорим, — бросил он.

Мария вздрогнула, как будто эти слова окатили ее грязью.

Рука у меня сама сжалась в кулак.

Ах так, черт возьми!

Я уже встречала типов, подобных Рэю, — хулиганов, не способных вырасти из песочницы, людей, которым нравится иметь власть над другими и держать их в покорности с помощью страха. Он был крупным и думал, что это делает его сильнее всех остальных. У этого навозного червяка, наверное, уже имелись задержания, и скорее всего он отсидел уже какой-то срок не иначе как за что-то весьма мелкое и подлое. Таких парней, как Рэй, тюрьма порой только убеждает в том, какие они крутые задиры, служит подтверждением и ратификацией их статуса хищника.

Рэй отвел взгляд от Марии и посмотрел на меня с тем же мерзким огоньком в глазах.

— Что, весь из себя крутой? — поинтересовалась я.

Он хмыкнул по-марсиански. «Отвянь и сгинь».

Марсианский — очень выразительный язык.

— А тебе какое дело? — спросил он.

— А я, типа, любопытная, — сообщила я.

— Отвянь и сгинь, — сказал Рэй, на сей раз по-английски. — Вали отсюда. — Он посмотрел мимо меня на Марию. — Закрой эту чертову дверь.

— Я… я п-пытаюсь, — прошептала Мария. Моя нога в тяжелом, кованном сталью ботинке по-прежнему находилась между дверью и рамой.

В глазах Рэя полыхнула тупая ярость, и направлена она была на Марию. Это заставило меня принять решение. Рэй явно был криминальным типом, из тех, кто отыгрывается за свои неудачи на всех, кто якобы виноват, испытывая при этом эдакое извращенное удовольствие. Он собирался было отыграться на мне, а когда обнаружил, что номер не пройдет, обратил свою злобу на Марию. Что, так или иначе, обязывало меня ее защищать.

И я не собиралась этим наслаждаться, ну нисколечко. Честное слово.

— А ну убирай из дверей свою ногу, пока я тебе ее не оторвал! — рявкнул Рэй.

— Допустим, я этого не сделаю, — сказала я.

— Даю тебе последний шанс. — Глазки его сощурились, он задышал чаще, и я заметила выступившие над бровями бисеринки пота. — Вали отсюда. Немедленно.

— Или что? — вежливо поинтересовалась я. — Вы собираетесь избить меня, Рэй?

Самообладание не принадлежало к числу его сильных сторон. Брызжа слюной, Рэй выплюнул слово «сука» и двинулся в мою сторону — все три с лишним сотни фунтов живого веса, — сжав руки в кулаки размером с хорошую тыкву.

Но было кое-что, чего Рэй обо мне не знал: я знакома с боевыми искусствами.

Продвинутым учеником меня не назовешь, но с тех пор как мне исполнилось семнадцать, я тренируюсь каждый день. Сначала айкидо, потом вин-чунь, потом джиу-джитсу. Я изучила кали, французский бокс, крав-мага, тэквондо, дзюдо, бокс и шаолинь-кун-фу. Список звучит внушительно, но на самом деле это не так. Стоит только освоить два или три искусства, и дюжина следующих идет уже довольно быстро, поскольку все они нацелены на решение одной и той же задачи, а человеческое тело — оно на любом континенте обладает одними и теми же динамическими и временными характеристиками.

Рэй занес на меня кулак в боковом ударе, которого избежал бы, наверное, и борец детской лиги. Я вытащила ногу из дверного проема и пригнулась. Он продолжал нестись лавиной жира вперед, а я тем временем поднырнула под его руку и сделала пару шагов в сторону, по диагонали. Когда он попытался меня схватить, я ускользнула, а он по ходу потерял и без того шаткое равновесие. Я помогла ему, добавив толчок двумя костяшками левого кулака прямо в почку.

Рэй врезался в гипсокартонную стену, оставив на ней неслабые вмятины. Прикинув, сколько времени у него уйдет на разгон, я отступила на пару шагов назад. Он развернулся, изрыгая проклятия, и двинулся на меня, с трудом набирая скорость, словно перегруженный трактор с прицепом. Мне пришлось отступить еще на пару шагов — освободить ему место, чтобы он мог перейти на неровный бег.

На сей раз он не стал заморачиваться с ударами — просто попытался схватить меня своими огромными ручищами. Я тщательно рассчитала время и в самый последний момент метнулась на пол, взмахнув ногой в почти что нежном ударе, который ничего не повредил, а всего лишь помешал его правой ноге продолжить движение вперед и вниз в нужном ритме с левой.

Чем они крупнее, тем тяжелее они падают. Рэй шмякнулся весьма эффектно.

Взгромоздившись на четвереньки, он резко взмахнул своей лапищей в очередном захвате.

Господи Иисусе. Чтобы заполучить такое видео, инструкторы по основам самообороны отдали бы последний доллар. Он набрасывался на меня с помощью всех тупых и агрессивных приемов, какие только возможны, прямо как по списку.

Я много чего могла бы проделать с тем подарком, который он преподнес мне этим взмахом руки, но в реальном конфликте я не склонна к изыскам. Предпочитаю простоту, быстроту и надежность. Я позволила ему вцепиться мне в запястье, а потом разбила хватку, взяла его кисть в замок, вывернула и надавила.

Такой захват имеет мало общего с мышечной силой и массой. Он полностью основан на механизме человеческого тела. И даже будь Рэй в нормальной форме, это бы ничего не изменило. Он мог выглядеть как Шварценеггер в роли Конана и все равно оказался бы столь же беспомощен. Все человеческие суставы собраны по более или менее одинаковым спецификациям, из одних и тех же материалов, и не важно, какое количество жира и мускулов их покрывает. Если ты знаешь, как воспользоваться ими против своего врага, они уязвимы.

Я это знала.

Триста с гаком фунтов вонючего, глупого и злобного тела шмякнулись вниз на грязный потертый ковер холла так, будто их уронили с подъемного крана.

Пока он лежал там, вконец оглушенный, я вывернула его запястье вперед и завела ему за спину, другой рукой жестко удерживая его лапу в выпрямленном состоянии. Из этой позиции я могла в буквальном смысле слова выдернуть его руку из плечевого сустава примерно с тем же усилием, какое требуется, чтобы толкнуть тележку для продуктов. И я могла причинить ему боль — много боли, если потребуется, — чтобы удержать его от попыток совершать дурацкие телодвижения.

Будучи Рэем, он попробовал совершить очередную глупость, вопя и вырываясь из захвата. Я, вздохнув, обеспечила контроль, и его физиономия вновь пережила сокрушительное соударение с ковром. Мы повторили это несколько раз, пока Рэй не начал потихоньку усваивать урок — больше он не дергался. А если б попытался, это причинило бы ему боль.

— Итак, я беседовала с людьми в нескольких домах, — сообщила я в тоне мирного диалога. Рэй пыхтел, как перегретый двигатель. — Интересно, не могли бы вы мне сказать, видели ли вы прошлой ночью что-либо странное или необычное? Примерно между двумя и тремя часами утра?

— Ты мне руку на хрен выломаешь! — рявкнул — или попытался рявкнуть — Рэй, сорвавшись на хныканье.

— Нет, нет, нет, — сказала я. — Если бы я сломала вам руку, то вы услышали бы щелчок. Это очень похоже на звук ломающейся ветки, только несколько глуше. А вот о чем вам действительно стоит побеспокоиться, это чтобы я не вывихнула вам руку в плече и локте. Это гораздо хуже. Так же болезненно, но требует чертовски больше сил и времени на поправку.

— Господи Иисусе, — выдохнул Рэй.

— Так вы говорите, что это Иисус приходил сюда прошлой ночью между двумя и тремя часами? Я сомневаюсь, Рэй.

— Я ничего не видел! — просипел он спустя пару секунд. — Ладно, а? Господи Иисусе, я ничего не видел!

— Угу, — кивнула я. — Похоже, вы говорите как честный человек. — Я воспользовалась рукой, которой держала захват, чтобы дотянуться до кармана плаща, и бросила на пол перед ним свой значок.

Рэй долгое мгновение молча взирал на него, после чего лицо его побледнело.

— А теперь произойдет вот что, — сказала я очень спокойно. — Вы собираетесь уволиться с работы. Вы пишете очень милое письмо своему боссу, а потом уходите из этого дома. Завтра в полдень вас здесь уже не будет.

— Вы не можете этого сделать, — заявил он.

— Я могу сделать все, что захочу, — ответила я. — Как вы думаете, Рэй, кому из нас поверит судья?

Это не мой подход к осуществлению законности. И что бы там ни было, ни один хороший коп так себя не ведет. Но преступники всегда хотят, прямо-таки жаждут верить во все самое худшее, что касается копов. Видимо, если им удается себя убедить, что полицейские точно такие же подонки, как они, только со значками и зарплатой, это улучшает их самочувствие.

— Так или иначе, но вы это сделаете. Не хотите играть по правилам — тогда я пришлю сюда городского инспектора, чтобы он подтвердил все нарушения жилищного кодекса в этом здании. Огнетушители отсутствуют. Детекторы дыма полностью вышли из строя, а большая часть из тех, что имеются, попросту висят на проводах. У вас тут повсюду плесень и грибок. Освещение отсутствует. Снаружи — груда мусора. — Я зевнула. — И вдобавок ко всему, Рэй, на вашей парковке тусуются наркоторговцы. И подозреваю, вы в этом замешаны.

— Нет, — сказал он. — Нет, я ни в чем не замешан!

— Разве? Вам ведь это вполне подходит, а? И вот пожалуйста, нападение на сотрудника полиции. — Я горестно покачала головой. — Итак, когда дом не пройдет инспекцию и это даже, возможно, будет зафиксировано в бумагах, вас все равно уволят. К тому же я отмечу вас как подозреваемого в распространении наркотиков. Плюс обвинение в нападении. Сколько дел на тебе уже висит, крутой парень? Сможешь выдержать еще два?

— Блефуете, — промычал он с жалким видом.

— Может, и да, — согласилась я. — С другой стороны… возможно, я просто позвоню Джону Марконе и поведаю ему, как вы помогаете некоторым из его уличных парней устраивать за спиной босса кое-какие соглашения.

Для чикагского криминала воззвать к имени Марконе означает примерно то же, что для доброго католика воззвать к имени святого. Он крупная рыба в пруду, глава всей чикагской организованной преступности — и в этом он чертовски хорош. Люди Марконе его боятся, и даже копы относятся к нему очень и очень серьезно. Рано или поздно он совершит ошибку, и чикагское полицейское управление, ФБР, а может, и налоговая инспекция прижмут его к ногтю. Но до сих пор он был самым опасным хищником в джунглях.

Рэй задрожал.

— Посмотрите наверх, Рэй, — спокойно сказала я.

Он поднял взгляд и увидел то, что мгновением раньше увидела я.

Все двери, выходящие в коридор, были открыты. В них стояли люди — мужчины, женщины, дети, родители, старики. Они все стояли там молча и наблюдали, как маленькая белокурая женщина воспитывает большого и злобного Рэя, будто непослушное дитятко.

Взгляды их были очень жесткие. И в них не было больше ни капли страха.

— Посмотрите на них, Рэй, — сказала я.

Он посмотрел — и снова вздрогнул. А потом перестал сопротивляться, и тело его обмякло.

— Я уйду, — прошептал он.

— И будете чертовски правы. — Я резко толкнула его руку, и он завопил от боли — но я ее не сломала. Я сделала это лишь затем, чтобы дать себе пару секунд — успеть поднять мой значок и выйти из зоны досягаемости, — на случай, если он окажется слишком туп и не уймется.

Он оказался не слишком туп. Он просто лежал на месте, словно выброшенная на берег акула.

— Я буду наведываться сюда с проверками, Рэй. Регулярно. Если мне покажется, что ты хоть кому-то из этих людей причинил зло, украл или повредил их собственность — черт подери, да если я просто услышу, что ты на них глянул не так, я разыщу тебя и засуну тебе в задницу связку ржавой арматуры! Обещаю.

Я вынула одну из своих визиток — теперь уже устаревших, как я полагаю, — записала номер телефона и протянула Марии.

— Если у вас возникнут какие-то проблемы, наберите номер, который на обороте. Попросите лейтенанта Столлингза. Скажите ему, что номер вам дала Мёрфи.

Мария закусила губу. Посмотрела на Рэя, потом снова на меня.

Нервным, торопливым движением взяла карточку и отпрянула назад, закрыв за собой дверь квартиры. Щелкнули несколько замков.

Ни слова больше не сказав, я вышла из здания. Я была уже на полпути к дому Уилла, когда услышала позади себя быстрые приближающиеся шаги. Я повернулась, держа руку поближе к «ЗИГу», но, узнав Марию, расслабилась.

Она остановилась напротив меня и сказала:

— Я к-кое-что видела.

Я кивнула и стала ждать.

— Вчера поздно ночью были какие-то странные звуки. Как… как удары. А чуть позже подкатила машина. Она остановилась у дома, который через парковку, и оттуда вышел мужчина, а машину так и оставил, не выключая зажигание, так, будто не боялся, что ее угонят.

— Вы узнали его? — спросила я.

Мария покачала головой:

— Но он был крупный. Почти такой же, как Рэй, но он… Понимаете, он лучше двигался. Он был в форме. И на нем был дорогой костюм.

— Что вы еще можете мне о нем сообщить? — спросила я.

Мария пожала плечами:

— Нет… действительно ничего. Я видела, как он вышел из дома, не пробыв там и нескольких минут. А потом сел в машину и уехал. Я не видела номер или еще что-нибудь такое. Извините.

— Вам не за что извиняться, — проговорила я спокойно. — Спасибо.

Она кивнула и повернулась, уже готовая бежать обратно. Потом вдруг остановилась и оглянулась на меня.

— Не знаю, имеет ли это значение, — сказала она, — но у того мужчины была армейская стрижка.

Я слегка напряглась:

— А цвет его волос вы не запомнили?

— Рыжие, — сказала она. — Яркие, морковно-рыжие. — Она сглотнула. — Если это имеет значение.

Это имело значение — но я не хотела ее пугать, поэтому просто кивнула и улыбнулась:

— Спасибо, Мария. Серьезно.

Она попыталась улыбнуться в ответ, и у нее это вполне даже получилось. Затем огляделась по сторонам так, будто ей очень неуютно стоять на таком большом открытом пространстве, и поспешила обратно, к себе домой.

Крупный парень в костюме, с ярко-рыжими волосами и стрижкой ежиком — это было почти слово в слово краткое описание внешности в примечаниях к файлу, который полицейское управление Чикаго держало на мужчину по фамилии Хендрикс.

Хендрикс был когда-то игроком футбольной команды в колледже, где учились Уилл, Джорджия и остальные вервольфы. Он весил больше трех сотен фунтов, и ни один из этих фунтов не был лишним. Хендрикс находился под подозрением в связи с несколькими таинственными исчезновениями, главным образом криминальных фигур, которые, похоже, заслужили недовольство его босса. И его босс, по-видимому, послал его вчера поздней ночью к дому Уилла и Джорджии.

Но зачем?

Чтобы получить ответ, я была поставлена перед необходимостью поговорить с боссом Хендрикса.

Я должна была повидаться с «джентльменом» Джоном Марконе.

Где искать Марконе, полиции известно, но толку с этого ноль — все равно мы не можем его прищучить. Он приложил руку к сотням преступлений, и мало того что мы должны работать против Марконе и его теневой империи, так у нас еще стоит над душой собственное начальство на пару с политиканами. О нет, они никогда ничего не говорят прямо, типа: «А ну-ка бросьте арестовывать самых прибыльных сутенеров Марконе». Вместо этого мы имеем пространные речи о расовом и социально-экономическом профиле, вопли комитетов политических инициатив и грязные репортажи в газетах и на телевидении.

Чаще всего мы молчим и продолжаем терпеливо работать. Опыт научил нас, что вряд ли кого особо заботит, что мы думаем или хотим сказать. От нас требуют ответов, но выслушивать их не желают.

Я не хочу сказать, что копы представляют собой этакий отряд белых рыцарей. Но политиканы могут извратить по-своему что угодно, если это гарантирует пачки наличных для фондов их компании — или же шантажисты Марконе не станут афишировать какую-нибудь темную тайну из их прошлого.

У меня еще оставались друзья в чикагской полиции. Я позвонила одному из них — он работает в отделе борьбы с организованной преступностью — и спросила, где я могу найти Марконе.

— А, Мёрф, — сказал Малон. Голос его звучал устало. — Не вовремя ты.

— И давно ты заделался таким пунктуальным? — поинтересовалась я. — Мне это нужно. Это связано с Дрезденом.

Малон хмыкнул. Дрезден избавил его дядю от некоей одержимости, или (до сих пор впадаю в когнитивный диссонанс, когда я вспоминаю об этом) злых чар. Никогда еще не видела, чтобы кто-то страдал так, как старый Малон. Ни копы, ни врачи ничего не могли для него сделать. Дрезден вошел, выгнал всех из комнаты, и через пять минут Малон снова был в здравом рассудке, разве что малость потрепанный. На племянника Малона это произвело сильное впечатление.

— Ладно, — сдался он. — Дай мне пару минут. Сейчас всех, у кого есть значок, отправили обшаривать город в поисках Бин Ладена, йети или кого угодно, кто бы мог взорвать это здание. Я уже двое суток на ногах. А тут еще ФБР раскудахталось, как взбесившаяся стая злобных наседок, после того, что стряслось у них в офисе. — Он откашлялся. — Хм. Я слышал, что ты, возможно, как-то с этим связана.

Я тоже хмыкнула. Нейтрально.

— Странное дело, а?

Я вздохнула. Внутренние расследования или ФБР могли до сих пор прослушивать мой телефон, и я не хотела сболтнуть лишнего.

С другой стороны, ну что они мне могут сделать? Разрушить карьеру?

— Очень странное. Тут попахивает тем же, чем в «Бархатном салоне». — Это было место, где Дрезден сразился с целой стаей вампиров и сжег дотла весь дом.

Малон присвистнул:

— Неужто было так же паршиво, как с тем типом в обезьяннике спецрасследований?

Он имел в виду луп-гару. Мы были настолько глупы, что заперли Харли Макфинна в обычной клетке, а он превратился в кошмарную тварь из «Ледникового периода» размером с половину старого «бьюика». Слово «волк» подходит к этому созданию весьма отдаленно. В ту ночь погибли несколько отважных парней — против луп-гару их оружие оказалось абсолютно бессильно. Мой прежний напарник, Кармайкл, тоже погиб там — он практически бросился в пасть этой твари, чтобы выгадать для меня несколько спасительных секунд.

Каждый раз, как я об этом думаю, на меня накатывает тошнота.

— Я правда не знаю. Все произошло слишком быстро. Я собрала несколько человек, спустилась с ними по лестнице и вывела на улицу. В здание ворвался спецназ, но к тому времени там уже остались только сотрудники, прятавшиеся в клозетах и под столами, и множество трупов.

— Иисусе, — выдохнул он.

— Малон, мне нужна эта информация, — жестко надавила я.

— Я тебе через минуту перезвоню, — ответил он.

Я сунула мобильник в карман плаща и посмотрела на Уилла. Мы стояли на тротуаре у его дома.

— Это безумие, — спокойно произнес Уилл. — Вампиры, атакующие правительственное здание? Взрывающие дома в центре города? Они такого не делают.

— Если бы они соблюдали все правила, то не были бы плохими парнями, — сказала я.

— Просто… — Он сглотнул. — Мне правда жаль, что Гарри нет рядом. Он бы принял этот вызов.

— Этот вызов приняли мы.

Уилл покачал головой:

— Я настолько обезумел, что даже не догадался спросить… Где он?

Я поглядела на него, не меняя выражения лица, и тут же отвела взгляд.

Уилл побледнел:

— Нет. Он не… Это невозможно.

— Мы не знаем, где он, — сказала я. — На том паршивом катере, где он остался ночевать, пока не найдет себе какое-нибудь другое пристанище, его не было. Мы обнаружили кровь. Пулевые отверстия. Кровавый след, уходящий в озеро.

Уилл покачал головой.

— Но… если бы его ранили, он бы не поехал в больницу. Он позвал бы Уолдо Баттерса. — Уилл вытащил из кармана свой сотовый. — У меня в контактах он есть. Можно позвонить…

— Я знаю о Баттерсе, Уилл, — мягко оборвала я. — Я ему первому позвонила, когда увидела кровь. Он не получал вестей от Гарри.

— О Боже… О Боже мой, — прошептал Уилл.

Я чувствовала себя так, будто прикончила из двустволки Санта-Клауса.

— Может быть, он не умер, — сказала я. — Возможно, там застрелили кого-то другого с той же группой крови. Или, может быть, Дрезден устроил очередной свой трюк и просто исчез, пшик — и он уже где-то… где-нибудь в больнице для чародеев.

— Да, — кивнул Уилл. — Да, может быть. В смысле, он ведь способен сделать все, что угодно, правда?

— Все, что угодно, — сказала я.

В том числе и погибнуть. Но этого я говорить не стала.

Детектив Малон выполнил свое обещание, и пять минут спустя мы уже направлялись к зданию в северной части Бактауна — очередной инновационный проект джентльмена Джонни обеспечивал по большей части законный бизнес. За последние несколько лет он купил, отреставрировал, обновил и сохранил больше дюжины городских зданий. Ему вручали награды всяческие общественные организации, и он пользовался почетом и уважением как человек, который блюдет изначальную красоту чикагской архитектуры, спасая ее от забвения, разрушения и т. д. и т. п.

Если бы не наркотики, азартные игры, проституция, шантаж и все другие теневые структуры, которыми он управлял, он бы, наверное, слыл настоящим городским героем.

Когда мы туда приехали, подрядчики были поглощены работой над зданием, и едва я зашла внутрь, ко мне направился хмурый охранник в белой рубашке и черных брюках. Уилл следовал за мной. Я надеялась, что, если дело обернется паршиво, мне не придется его вытаскивать, пробиваясь к выходу.

Представив себе эту картину, я невольно улыбнулась: чистая фантазия. Если в штабе Марконе прольется кровь, я не проживу так долго, чтобы вытащить кого бы то ни было.

— Проход запрещен, — сурово произнес охранник. — Здесь стройплощадка. Опасно. Вам следует удалиться.

Я окинула его взглядом:

— Я здесь для того, чтобы повидаться с Джоном Марконе.

Охранник, в свою очередь, окинул взглядом меня. Затем потянулся за рацией и что-то проговорил в микрофон. В следующее мгновение в ответ проорали:

— Мистер Марконе никого не принимает.

— Принимает, — сказала я. — Пойдите к нему и скажите, что Кэррин Мёрфи пришла его повидать.

— Боюсь, это невозможно, — покачал головой охранник. — Вам следует удалиться.

Я заметила у него пушку — девятимиллиметровый «глок».

Вытащив маленькую кожаную корочку, в которой лежал мой полицейский значок, я сообщила:

— Если вы вынудите меня это открыть, дело примет официальный характер. Последуют официальные запросы, официальные документы, и на вашей территории внезапно возникнет множество народу в форме. — Я выставила корочку перед собой — как распятие перед вампиром, и держала ее так, будто в любой момент готова открыть. — Хотите устроить вашему боссу такую головную боль?

Взгляд охранника метнулся от меня к Уиллу. Потом он резко повернулся, отступил на пару шагов в глубь здания и вступил со своей рацией в тихий и весьма насыщенный диалог.

Я скрестила руки на груди и нетерпеливо постукивала ногой.

— Вы правда это сделаете? — поинтересовался Уилл.

— Не могу, — ответила я. — Меня увольняют. Но им-то об этом неизвестно.

Уилл тихо фыркнул.

Вернулся охранник.

— В эту дверь, — сказал он. — Спуститесь на два этажа. Первый поворот налево, а там увидите. — Он кашлянул. — Все оружие вы должны оставить у меня.

Я хмыкнула:

— Черта с два, — и решительно прошагала мимо него, слегка задев плечом, как бы напрашиваясь на драку. Марсианский аналог: «А ты все равно не имеешь права со мной сцепиться».

Он воспринял сообщение и не попытался нас задержать.

Я стала спускаться по лестнице, за мной, тихонько хихикая, шел Уилл.

Офис Марконе располагался в помещении, выглядевшем как столовая. Это была огромная, выложенная кафелем комната, и за столами, поглощая еду, сидели несколько подрядчиков, почти все — более мускулистые, чем средний чернорабочий, и сплошь покрытые татуировками. Официанты обслуживали несколько накрытых столов с таким вниманием и заботой, какие можно увидеть разве что на светском рауте. Все было ярко освещено, а в дальнем конце комнаты, на подиуме, где запросто поместился бы, будь он здесь, целый оркестр, стояли компьютеры и офисная мебель.

Марконе — воплощенный портрет деятельного администратора — сидел за огромным старым письменным столом, прижимая плечом к уху телефонную трубку, а рукава его строгой рубашки были закатаны до локтей.

Все в нем прямо-таки кричало: «преуспевающий патриарх». Его пиджак, висевший на спинке кресла, стоил побольше, чем некоторые маленькие страны. Галстук с распущенным узлом мягкого серебристого цвета, а вовсе не яркий галстук «власти», означал уверенность и силу, не нуждавшиеся в подобной портновской декларации. Его большие ладони выглядели сильными. На суставах у него были шрамы. Короткая консервативная стрижка, темные волосы, чуть поседевшие на висках, — все заявляло о том, что это мужчина в полном расцвете сил, как умственных, так и физических. Он был хорошо сложен и явно поддерживал форму, а черты его были правильные и приятные. Он никоим образом не был красив, однако лицо его излучало силу и властность.

Марконе выглядел как человек, за которым готовы идти остальные. Чуть позади него на подиуме стояли двое — доказательство его лидерского дара. Первая — женщина, белокурая амазонка ростом больше шести футов, в строгом сером костюме. У нее были те ноги, которыми меня безжалостно обделили при рождении, — вот сука. Звали ее Гард, и Дрезден считал, что она валькирия — в самом буквальном смысле.

Второй — Хендрикс. Уродом он не был, но мне он все равно напоминал горгулью, существо с каменными мускулами, безобразной внешностью и глазами-бусинками, готовое мгновенно перейти к действиям по приказу человека, которого он охранял. Голубые глаза Гард на мгновение сосредоточились на мне и перешли к Уиллу. Она сощурилась и что-то прошептала Марконе.

Бессменный повелитель чикагского преступного мира ничем не выказал, что он ее услышал, а я, приблизившись, поймала несколько последних фраз из его телефонного разговора.

— Только вам придется сделать это самостоятельно. — Он помолчал, слушая ответ, а потом сказал: — У меня для этого нет подходящих ресурсов — а даже если б и были, я не стал бы попусту их расходовать, посылая туда людей вслепую и без подготовки. Вам придется использовать собственные ресурсы. — Он снова помолчал. — Ни один из нас никогда не станет лизать другому пятки, ни на взаимной основе, ни на какой другой. Я не стану посылать своих людей на рискованное дело, не имея достаточного количества информации. Если передумаете, можете не стесняясь связаться со мной. Хорошего вам дня.

Он повесил трубку и повернулся ко мне. Глаза у него были цвета скошенной сухой травы. Непроницаемые, как у рептилии. Он сложил пальцы домиком и произнес:

— Мисс Мёрфи.

— Новости доходят быстро, — ответила я.

— До меня — да. — Губы его изогнулись в неприветливой улыбке. — Что привело вас сюда? Работа или месть?

— С чего бы мне желать мести такому столпу общества?

— Дрезден, — сказал он просто. — Полагаю, вы здесь, потому что считаете меня за это ответственным.

— А если так, то что? — поинтересовалась я.

— Тогда я порекомендовал бы вам уйти. Вы умрете раньше, чем успеете достать из-под плаща пистолет.

— И кроме того, — добавила я, — вы этого не делали. Верно? И у вас имеется вполне рациональная причина, объясняющая, почему вы даже не желали его смерти.

Он пожал плечами — элегантно, как парижский аристократ.

— Во всяком случае, не больше, чем в любой другой день, — сказал он. — Убивать Дрездена мне не было никакой надобности. Последние несколько лет он тщательно работал над тем, чтобы себя убить, на что я и указал ему пару дней назад.

Я заперла свое сердце на замок. Тон, которым говорил этот наглый ублюдок, вызывал у меня желание завизжать и выцарапать ему глаза. Я не доставила ему удовольствия увидеть, что он вывел меня из себя.

— Я здесь по другой причине.

— О? — вежливо поинтересовался он.

Слишком вежливо. Он знал. Знал, зачем я приду, еще до того, как я переступила порог. Я воспроизвела у себя в воображении последние несколько часов, пытаясь определить, где я соприкоснулась с его сетью.

— Мария, — сказала я. — Она из ваших людей.

Хендрикс бросил взгляд на Гард.

Она закатила глаза и выудила из кармана пиджака двадцатидолларовую банкноту. И протянула ее этому верзиле.

Хендрикс, самодовольно улыбаясь, убрал двадцатку в карман.

Марконе на это внешне никак не отреагировал.

— Да. Управляющий, с которым вы познакомились, предоставлял некоторым из моих конкурентов возможность вести дела. Мария наблюдала за его деловыми партнерами — так нам удалось проследить цепочку обратно, вплоть до источника неприятностей, и предложить им вести дела где-нибудь в другом месте.

Я устремила на него тяжелый взгляд:

— И она позволяла Рэю так с собой обращаться?

— И получала за это хорошие деньги, — ответил Марконе. — Впрочем, она с нетерпением ждет, когда можно будет закрыть контракт.

Мария вовсе не была забитой мышкой. Черт, да она была одним из «наладчиков» Марконе. Таков был широко используемый эвфемизм для налетчиков в команде Марконе. Все знали, что работой «наладчика» было выявить проблему внутри организации — и ликвидировать ее.

— И вы вот так вот запросто делитесь этим со мной? — спросила я.

Лицо его сделалось ласковым.

— Сотруднику полиции я ведь в этом не признался бы, верно, мисс Мёрфи?

Я стиснула зубы. Клянусь выцарапать его проклятые глаза.

— Так вот почему Мария за мной побежала — ей как раз хватило времени позвонить вам, отчитаться и получить инструкции.

Марконе едва заметно кивнул.

— И Хендрикс там нарисовался тоже благодаря ей, — продолжала я. — Мария что-то видела или слышала и сообщила об этом.

Марконе развел руками:

— Вы сечете фишку.

Я снова стиснула руку в кулак, чтобы сбросить часть гнева, спровоцированного его обдуманно выбранными оскорблениями.

— Зачем? — внезапно задал вопрос Уилл, шагнув вперед, чтобы встать рядом со мной. Я отметила, что мы с Уиллом оба ниже среднего роста. Мы стояли, меряясь взглядами с Марконе, сидевшим выше нас, на подиуме. Было трудно не чувствовать себя кандидатами, не прошедшими по кастингу на «Оливера»: «Пожалуйста, сэр, можно я еще раз попытаюсь?»

— Зачем? — повторил он. — Зачем вы посылали в мою квартиру своего человека?

Марконе чуть наклонил голову, чтобы получше разглядеть Уилла.

— Чем вы готовы заплатить за такую информацию, молодой человек?

Уилл оскалился, приподняв верхнюю губу.

— Как насчет того, что я не разделаю вас и ваших головорезов на котлеты?

Секунды три Марконе без всякого выражения разглядывал Уилла. А потом сделал одно-единственное быстрое движение. Я едва успела заметить блеск металла, когда маленький нож пролетел разделяющее их пространство и вонзился на два дюйма в правый бицепс Уилла. Уилл вскрикнул и пошатнулся.

Мои руки сами потянулись к плащу, но едва пальцы мои коснулись рукояти «ЗИГа», Гард вынула из-за письменного стола дробовик и направила на меня ствол. Хендрикс достал из-под пиджака крупнокалиберную пушку, но ни на кого ее пока не нацелил. Я замерла и медленно отвела пальцы от пистолета.

Уилл выдернул нож из своей руки и, оскалившись, обернулся к Марконе.

— Не путайте себя с Дрезденом, мистер Борден, — проговорил Марконе ровным ледяным тоном. В глазах его было что-то пугающее, безжалостное. — У вас нет силы, чтобы мне угрожать. В ту секунду, как вы начнете перекидываться, мисс Гард выстрелит в мисс Мёрфи, а потом в вас. — Голос его понизился до еле слышного шепота. — В следующий раз, когда вы станете мне угрожать, я убью вас.

Дыхание Уилла участилось от боли, в каждом его выдохе слышалось рычание. Но он не отвечал. В комнате повисла полная тишина. Мужчины, которые обедали, застыли на месте, как замороженные. Никто из них не смотрел на нас прямо, но все косили краем глаза. Многие работники исчезли из поля зрения.

— Он так и сделает, Уилл, — негромко сказала я. — Этим ей не поможешь.

Марконе на миг приподнялся, пристально глядя на Уилла, и снова опустился в кресло, а взгляд его вновь сделался спокойным и непроницаемым.

— Вы не задумывались над своим дальнейшим карьерным ростом, мисс Мёрфи? Я все время ищу компетентных помощников. И когда нахожу, плачу надбавку за компетентность.

Я задалась вопросом, где он услышал о том, что меня отстранили от дел, но потом решила, что это не так важно. Его уровень доступа в полицейском управлении Чикаго был выше, чем у большинства копов.

— Включает ли эта работа возможность избить вас до потери сознания и навсегда отправить за решетку? — поинтересовалась я совершенно спокойно.

— Нет, — ответил Марконе, — зато предполагает шикарный страховой полис у дантиста. Вместе с пенсионной страховкой это сделало бы вас умеренно богатой женщиной.

— Не интересует, — сказала я. — Я никогда не буду работать на вас.

— Никогда — это очень неопределенно, мисс Мёрфи. — Медленно сощурившись, Марконе вздохнул. — Вижу, что атмосфера стала непродуктивной. Мисс Гард, пожалуйста, проводите их из помещения. Дайте им информацию, которую они хотят.

— Да, сэр, — откликнулась Гард. Она неспешно опустила дробовик, убрала его на место позади стола, взяла файловую папку и спустилась к нам с Уиллом. Я наклонилась и, опередив ее, подняла валявшийся на полу окровавленный нож. Начисто вытерла лезвие носовым платком, не оставив ни капли крови, и лишь после этого протянула рукоятью вперед мисс Гард. Я не слишком сильна в чародействе, но знаю, что Гард знакома с магией лучше меня и что кровь можно использовать в заклятиях, чарах или в чем-то еще, чтобы причинить страшное зло ее донору. Стерев кровь с лезвия, я тем самым лишила их самого легкого способа добраться до Уилла.

Гард едва заметно улыбнулась мне и кивнула, словно одобряя мои действия. Затем взяла нож и опустила его в карман.

— Сюда, пожалуйста, — пригласила она.

Вслед за ней мы вышли из комнаты. Уилл шагал, сдавив левой рукой правый бицепс, и вид у него был разъяренный. Кровь еще текла, но не сильно, и впитывалась в рубашку, а Уилл крепко зажимал рукой рану. К счастью, нож не задел ни одного из главных сосудов, иначе он бы уже валялся на полу. Надо бы обработать рану сразу, как только отсюда уйдем.

— Вам, возможно, известно, — сообщила мисс Гард, пока мы шли, — что у мистера Марконе самые разные деловые интересы. И поэтому у него имеются жестокие конкуренты.

— Наркотики, — сказала я. — Шантаж. Проституция. Все это очень прибыльно. Конкуренция за территорию есть всегда.

Гард продолжала, словно не слыша моих слов:

— За последнее время конкуренция вдруг резко усилилась, и конкуренты становятся все более и более компетентными. Кроме того, у нас возникло много проблем с непреднамеренными нарушениями дисциплины.

Уилл фыркнул:

— Я верно понял, что она имеет в виду?

— Нападения, — спокойно пояснила я. — Марконе терял людей. — Я нахмурилась. — Но ведь никакого особенного роста убийств в городе отмечено не было.

— Их не убивали, — так же нахмурившись, ответила Гард. — Они исчезли. Быстро. Без шума. Иногда — с минимальными признаками борьбы.

Уилл резко вдохнул:

— Джорджия.

Гард передала мне папку. Открыв ее, я увидела самую обыкновенную распечатку интернет-страницы.

— «Крейгслист», газета электронных объявлений, — прочитала я Уиллу вслух. — «Ищем таланты, Чикаго. За новый талант — стандартное вознаграждение. Контакт для обсуждения времени поставки». И электронный адрес.

— Мне кое-что известно о деле, которым вчера занимался Дрезден, — спокойно сказала Гард. — За минувшие двадцать четыре часа подобные объявления появились в Лондоне, Чикаго, Нью-Йорке, Лос-Анджелесе, Париже, Риме, Берлине…

— Понятно, — проговорила я. — Происходит что-то масштабное.

— Именно, — кивнула Гард. Она оглянулась на Уилла: — Кто-то ведет облаву на смертных, наделенных хоть малейшим сверхъестественным даром.

— Ищут таланты, — повторила я слова объявления.

— Да, — сказала Гард. — Кто — или что — за этим стоит, мне неизвестно. У нас не было возможности подобраться к ним поближе. Но кто бы это ни был, они весьма хорошо осведомлены и знают наших сотрудников.

— Зачем Хендрикс приезжал ко мне в квартиру? — спросил Уилл.

— Мария видела, как кто-то силой вытащил из дома вашу жену и еще одну молодую женщину и заставил их сесть в машину. О ваших способностях нам, разумеется, известно. Марконе отправил Хендрикса обследовать место происшествия, чтобы тот нашел любые улики, с помощью которых можно было бы идентифицировать нашего противника. Хендрикс ничего не обнаружил. — Гард покачала головой. — Начиная с этого момента у меня имеются лишь предположения. Если хотите, я вам их изложу.

— Можете не объяснять, — ответила я. — Через пару часов после того, как стреляли в Дрездена, кто-то начал отлавливать по городу более слабых чародеев. Гарри бы такого никогда не потерпел. А значит, кто бы ни был ответственен за эти исчезновения, он запросто может стоять и за покушением.

— Превосходно, — одобрительно кивнула Гард. — Мы действительно не специализируемся на розыске людей. — Она бросила на меня быстрый взгляд. — А вот вы этим занимаетесь.

— Только не для Марконе, — оскалилась я.

Мы подошли к выходу из здания, и мисс Гард задумчиво на меня посмотрела.

— Вот вам маленький совет: если надумаете воспользоваться помощью по официальным каналам, будьте осторожны. Мы не единственные, с кем местные власти идут на компромисс.

— Да, — сказала я. — Механизм мне известен.

Гард нахмурилась, глядя на меня, и кивнула, как мне показалось, с уважением:

— Конечно. Примите мои извинения.

Теперь уже я уставилась на нее, пытаясь понять, что происходит. В ее словах, в том, как она держалась, не было и намека на иронию. Блин-тарарам. Не привыкла я иметь дело с не-марсианами.

— Вам не за что извиняться, — проговорила я, чуть поколебавшись. — Сегодня ночью я не слишком хорошо спала.

Мгновение она пристально изучала меня взглядом.

— То, что я в вас вижу, что это — дерзость или отчаяние? Не могу понять. Я бы спросила, но почти уверена, что вы и сами не знаете ответа.

— Простите?

Гард кивнула:

— Именно так. — Она вздохнула. — Мне очень жаль. Я о Дрездене. Он был отважным мужчиной.

Внезапно меня охватил гнев из-за того, что она говорила о Гарри в прошедшем времени. Не то чтобы я сама об этом не думала — но ведь вслух я этого не произносила.

— Тело не нашли, — ответила я, и мои слова прозвучали, надеюсь, достаточно резко. — Не спешите сбрасывать его со счетов.

Валькирия ослепительно улыбнулась.

— Удачной охоты, — пожелала она и покинула нас.

Я повернулась к Уиллу:

— Займемся вашей рукой.

— С ней порядок, — сказал Уилл.

— Не разыгрывайте передо мной крутого парня, — бросила я. — Давайте я посмотрю.

Уилл вздохнул и отвел левую руку от раны. На рукаве рубашки, там, где вошел нож, остался разрез. Слишком высоко, чтобы можно было закатать рукав, поэтому я еще чуть-чуть его надорвала и обследовала рану.

Она не кровоточила. На месте прокола осталась только припухшая лиловая линия. Даже без запекшейся корки. Пусть шрам и был чертовски уродлив, но сама рана попросту… исцелилась.

Я негромко присвистнула:

— Как?

— Мы экспериментировали, — спокойно ответил Уилл. — На самом деле затянуть рану — это примерно то же, что перекинуться обратно в человеческий облик. Рука у меня до сих пор чертовски болит, но кровотечение я остановить могу — наверное. Если оно не слишком сильное. До каких пределов это действует, мы точно не знаем. И все равно остаются паршивые шрамы. — В желудке у него заурчало. — И на исцеление надо откуда-то брать энергию. Я умираю от голода.

— Ловко!

— Согласен. — И мы, шагая бок о бок, направились к машине. — Что будем делать дальше?

— Обедать, — заявила я. — А потом вступим в контакт с нехорошими парнями.

Он нахмурился:

— А их это, ну, типа… типа, не насторожит, что мы на них вышли?

— Нет, — сказала я. — Они сами захотят со мной встретиться.

— Почему?

— Потому что, — я подмигнула Уиллу, — я намерена продать им кое-какой новый талант.

Мы вернулись ко мне.

Спускать собак на владельца электронного адреса особого смысла не имело. Он оказался бы анонимным, а учитывая, что именно у меня имелось в качестве серьезного доказательства, — даже если б мне удалось привлечь к себе хоть чье-нибудь внимание, к тому времени как дело пройдет по официальным каналам, преодолеет канцелярскую волокиту и заставит пошевелиться какого-нибудь судью, электронный адрес безнадежно устареет, а все, кто с этим связан, будут уже давно покойниками.

Я могла бы получить какую-то помощь от друга в Бюро, только вот после нападения Красной Коллегии на их штаб-квартиру там все стояли на ушах, разыскивая ответственных за это «террористов». Которые тоже уже давно покойники. Дрезден об этом позаботился.

Теленовости сплошь были про взрыв и нападение, а все, кому не лень, разглагольствовали на тему, чьих рук это дело, и наперебой выдвигали собственные социальные и политические программы.

Люди невыносимы. Но они — единственные, кто способен хранить свет.

Я предоставила Уиллу свободный доступ к моему холодильнику, после чего отправила его провести ненавязчивый опрос среди местного сверхъестественного сообщества. Когда он вернулся, о чем меня известил хлопок закрывающейся автомобильной дверцы, дневной свет уже стал золотисто-оранжевым. Похоже, что ночь снова будет холодной.

Хлопнула, закрываясь, вторая автомобильная дверца.

Уилл постучался в парадную дверь, и я открыла, сжимая в руке пушку дулом вниз. Оказалось, он с девушкой. Она была чуть повыше меня, но все равно ниже среднего роста и вдобавок худенькая как щепка. В огромных очках, с тонкими и прямыми волосами неопределенного мышиного цвета. Однако в том, как она держалась, проглядывало нечто такое, от чего волосы у меня на затылке встали дыбом. Может, она и в легкой весовой категории, но это как с крысами — вы ведь не станете загонять крысу в угол? Она таила в себе некую опасность, и я тут же перешла в режим повышенного внимания.

Взгляд ее скользнул по моему лицу и опустился на руку с пистолетом — и все это за первые полсекунды знакомства. Она стояла чуть позади Уилла и держалась настороже.

— Мёрфи, — кивнул Уилл, не пытаясь войти и не делая никаких движений, которые могли бы вызвать мою реакцию. — Э-э… вы, может быть, помните Марси? Мы все вместе были в имении Марконе, в той вонючей яме. Накачанные наркотой.

— Старые добрые времена? — с надеждой спросила девица.

— За день до этого погиб мой партнер — его растерзал оборотень. Не такие уж и добрые. — Я посмотрела на Уилла. — Вы ей доверяете?

— Несомненно, — ответил он, не колеблясь ни секунды.

Возможно, с возрастом я становлюсь циничной. Мгновение я сверлила Марси взглядом, после чего заявила:

— А я — нет.

С минуту все молчали. Потом Уилл сказал:

— Я за нее ручаюсь.

— Вы находитесь под влиянием эмоций, Уилл, — заметила я, — что плохо сказывается на ваших суждениях. Вместо того чтобы метнуть в вас ножик, Марконе мог запросто всадить вам пулю в голову. Если бы здесь стоял Дрезден и говорил вам, что необходимо быть подозрительным, что бы вы сделали?

Уилл помрачнел. Но я видела, что он всерьез задумался.

— Не знаю, — проговорил он наконец с глубоким вздохом. — Не знаю. Я знаком с Марси много лет.

— Вы были знакомы с ней много лет назад, — поправила я его с мягким нажимом.

Марси потерла ступню одной ноги о колено другой и потупилась, глядя себе под ноги. Похоже, для нее это была привычная поза, типа социальная маскировка.

— Она права, Уилл, — тихо сказала Марси.

Уилл, нахмурившись, оглянулся на нее:

— То есть как?

— С учетом обстоятельств она должна относиться ко мне с подозрением. Я вернулась в город — когда? Две недели назад? И тут начинается вся эта катавасия. Я бы тоже обеспокоилась. — Она нерешительно подняла на меня взгляд. — Сержант Мёрфи, я хочу помочь, — сказала она. — Что мы должны сделать?

Я в задумчивости изучала взглядом обоих. Блин-тарарам, вот вам и еще один из фокусов Дрездена. Он бы, наверное, потер себе переносицу, окинул их своим пристальным взглядом и сообщил, те ли они, за кого себя выдают. Сверхъестественные существа прекрасно умеют менять форму. Они пользуются этим, чтобы поближе подобраться к добыче. В нападениях такого типа у смертного — даже при самом удачном раскладе — вероятность спасения нулевая.

Я-то знала. Со мной такое проделывали. Жуткое ощущение унижения и беспомощности.

— Для начала, — сказала я, — давайте посмотрим, сможете ли вы войти в дом.

Марси нахмурилась:

— Это вы о чем?

— О том, что, если вы что-то типа оборотня, при попытке переступить порог вам придется несладко.

— Господи, сержант, — начал было Уилл. — Ну разумеется, она оборотень. Как и я.

Я с негодованием воззрилась на них обоих.

— Если она та, за кого себя выдает, у нее проблем не будет, — сообщила я.

Уилл, вздохнув, посмотрел на Марси:

— Извини.

— Да нет, нормально, — сказала молодая женщина. — Это разумная предосторожность.

Марси развела руки в стороны, демонстрируя, что у нее ничего нет, и шагнула в дом.

— Этого достаточно?

Дома окружены энергетическим барьером. Дрезден называл это порогом. Для меня все эти чародейские штучки — темный лес, но главное здесь то, что никакое самое что ни на есть кошмарное сверхъестественное существо не может войти без приглашения. Порог останавливает духов, призраков, некоторых вампиров (хотя и не всех) и обычно гонит прочь тварей, которые намереваются сожрать ваше лицо.

Не всех. Не жестко. Но многих тварей.

— Нет, — ответила я, убирая пушку. — Это только начало. — Я кивком указала на стул в гостиной. — Садитесь.

Она села и скромно опустила взгляд на свои руки, сложенные на коленях.

Уилл зашел вслед за Марси, одарив меня взглядом, который означал на марсианском: «И какого черта, по-твоему, ты все это устраиваешь?»

Я никак не отреагировала.

— Марси, — сказала я, — почему вы не отвечали Уиллу, когда он раньше попытался с вами связаться?

— Я пыталась, — проговорила она. — Я перезвонила сразу, как получила сообщение, но у меня не было номера мобильного Уилла. Только Джорджии.

— Почему? — спросила я.

— Ну… — замялась она. — Я только-только вернулась в город. А Джорджии любые стрессы противопоказаны. А он женат. Ну, то есть вы же не станете просто так спрашивать номер мобильника чужого мужа. Понимаете?

Вполне разумно, допустим. Я кивнула, не выказывая ни одобрения, ни неодобрения.

— Я оставила сообщение на автоответчике городского телефона, — сказала Марси. — Это было единственное, что я могла сделать.

— А я проверил сообщения после того, как управился с вашими поручениями, — продолжил Уилл. — Я перезвонил ей и привез ее туда. Она там все обнюхала, а потом мы приехали сюда.

— Уилл, — жестко проговорила я, — пожалуйста, позвольте мне разобраться с этим самой.

Он стиснул зубы и замолчал, прислонившись к стене.

Я повернулась туда, где сидела Марси, и продолжила, возвышаясь над ней, как строгий воспитатель над малым ребенком:

— Расскажите мне о ваших отношениях с Джорджией.

— Мы друзья, — сказала Марси. — Мы действительно близкие друзья. Ну, то есть я ее воспринимаю как близкого друга. Она была очень добра ко мне, когда Энди со мной порвала. И мы еще до этого много лет были друзьями.

Я кивнула:

— Уилл объяснил вам, что произошло?

Она кивнула:

— Джорджию и Энди похитили.

— Откуда вам известно, что с Джорджией была именно Энди?

— Потому что я была там, — сказала Марси. — Ну, то есть не вчера вечером, а предыдущей ночью. Уилла в городе не было, и мы устроили ночной девичник.

— Ночной девичник?

— Мы тусовались, делали фондю, смотрели кино и лгали друг другу, что все мы теперь выглядим лучше, чем когда только-только познакомились. Ну, за исключением Энди. — Она покачала головой. — М-да. Как бы то ни было, мы проболтали почти всю ночь, и Энди легла спать на кровати для гостей, а я на кушетке. — Она первый раз посмотрела мне в глаза. — И тогда у нас начались кошмары.

— Кошмары?

Она задрожала:

— Я… Я не хочу об этом думать. Но нам, всем троим, приснился почти один и тот же кошмар. Джорджия перенесла это хуже всех. Она была… — Марси оглянулась на Уилла. — Это выглядело так, будто она не вполне пробудилась от сна. Ее буквально колотило от ужаса. — Марси, глядя на меня, робко улыбнулась. — Чтобы ее из этого вывести, понадобились две чашки какао.

Я сохранила нейтральное выражение лица и не ответила на улыбку.

— Продолжайте.

— Мы с Энди это обсудили и решили, что одна из нас должна с нею остаться. Мы собирались как бы дежурить по очереди, пока не вернется Уилл.

— Первой, как я понимаю, вызвалась Энди?

Марси кивнула, закусив губу.

— Да.

— Звучит разумно, — кивнула я. «Разумно, логично — и не поддается проверке».

Малышку все еще трясло.

«Боже правый, Кэррин, — прошептала моя внутренняя „лапочка“. — Что ты творишь? Она же перепугана до смерти».

Я попыталась говорить чуть помягче.

— Марси, вы знаете что-то конкретное об их похищении? Можете сказать мне хоть что-нибудь, что могло бы указать на личность похитителей?

Она покачала головой:

— Я не могу припомнить ничего такого, что бы я уловила до того. Но я уверена, что похитили именно Энди и Джорджию.

— Откуда у вас такая уверенность? — спросила я.

Уилл откашлялся.

— У Марси хороший нюх, — спокойно объяснил он. — Она лучше нас всех чует запахи.

Я изучающе посмотрела на Марси:

— Вам удалось взять след?

— Их стащили вниз по лестнице и сунули в багажник, — без промедления ответила Марси. — Устаревшая модель, жжет слишком много бензина. Но дальше мне проследить их не удалось. Тем не менее, думаю, я смогу узнать запах похитителей, если на них наткнусь.

Я кивнула. Она унюхала на месте преступления в тысячу раз больше, чем Уилл. Такой дар мог бы оказаться чертовски полезен.

И все равно я сомневалась. Она казалась мне искренней, а я довольно хорошо чувствую ложь. Но всегда может найтись еще лучший притворщик.

Однако… кому-то когда-то приходится доверять. Даже если это кажется рискованным и на кон поставлена твоя жизнь.

А может, тогда-то как раз и приходится.

— О'кей, — спокойно сказала я и опустилась на соседний стул. — Уилл, что вам удалось выяснить?

— За последние полтора дня бесследно исчезли еще с полдюжины человек, — сказал Уилл. — По крайней мере это те, о ком слышали Бок и Мак-Энелли. В Паранете все больше слухов о похищениях, они распространяются со вчерашнего утра. Народ собирается вместе, группами не меньше трех-четырех человек. У Мак-Энелли набито битком. Сообщество знает, что что-то произошло, и они страшно напуганы.

Марси кивнула.

— Это происходит не только в Чикаго. Такое творится по всей стране. Лидеры групп держат всех в курсе, наводят справки о своих людях, заявляют об исчезновениях местным копам, как будто те что-то могут… — Она посмотрела на меня, и голос ее сорвался на жалобный писк: — Ой. Простите.

Я никак не отреагировала. По-марсиански: «Нам всем лучше попросту сделать вид, что я этого не слышала».

— Уилл, вы обнаружили что-нибудь, чем мы могли бы воспользоваться?

Он покачал головой:

— Во всех случаях исчезновения никто ничего не видел и не слышал. Но ходят слухи, что кто-то обнаружил в подвале, на другом конце города, разорванную в клочья банду вампиров Красной Коллегии. Возможно, это как-то связано с происходящим.

— Нет, — решительно заявила я. — Во всяком случае, ненапрямую. Красную Коллегию уничтожил Дрезден.

Уилл моргнул:

— Вы имеете в виду… тех вампиров в подвале?

— Я имею в виду Красную Коллегию, — сказала я. — Всю целиком.

Уилл тихонько присвистнул:

— Ого. Ничего себе. Это, наверное, очень мощная магия.

— Да, — кивнула я.

Марси сосредоточенно наморщила лоб:

— А… А это, случаем, было не позапрошлой ночью?

Я глянула в ее сторону и утвердительно кивнула.

— Если действительно произошел резкий выброс магии… возможно, это объясняет сны, — сказала она. — Это случилось не только с нами тремя. Позапрошлой ночью множество людей — ну, то есть людей из Паранета — тоже видели кошмары. А некоторым было настолько плохо, что они с тех пор боятся засыпать. Несколько человек попали в больницу. — Она бросила взгляд на Уилла. — Так вот, значит, что.

— О чем ты? — спросил он.

— Когда Джорджия тебе позвонила, у нее в тот день дважды были кошмары, когда она пыталась заснуть. Должно быть, это повторилось снова, и она стала звонить тебе.

— Сейчас не имеет смысла об этом думать. — Я посмотрела на Уилла. — Суммируя факты: пропадает все больше людей, дурные сны, народ для защиты сбивается в стаи. Так?

— Более или менее, — сказал Уилл. — А что выяснили вы?

— Я бросила мейл на тот адрес, который нам дал Марконе. Сообщила, что у меня имеется талант, который требует реализации. В ответ получила координаты телефона-автомата. Предполагается, что я должна быть там сегодня в девять вечера и ответить на звонок.

Уилл нахмурился:

— Значит, так они смогут для начала на вас посмотреть, да?

— Вероятно.

— Вы должны выглядеть не как вы, — выпалила Марси. Лицо ее слегка разрумянилось. — Ну, то есть вы чикагский коп по сверхъестественным. Это все знают. И конечно, всякому, кто задумал что-то дурное, не составит особого труда поинтересоваться, кто реально может встать на его пути.

Я пожала плечами:

— Увы. Другой внешности у меня в запасе нет.

Уилл, нахмурившись, посмотрел на Марси.

— Ну да. Макияж.

— У нас есть еще немного времени, — кивнула она.

— Эй! — возмутилась я.

— Она права, мисс Мёрфи, — покачал головой Уилл. — Вас множество раз видели с Дрезденом. И — только без обид, — но мало, у кого такая внешность, как у вас.

— Это в каком смысле? — улыбнулась я.

Уилл оценил взглядом расстояние до двери.

— В том, что для взрослого человека рост и вес у вас меньше нормы, — пояснил он. — Только это. Мы должны сделать все возможное, чтобы вас труднее было узнать.

Пожалуй, Уилл был прав. Как оно ни досадно, но против факта не попрешь. И я почти наверняка бываю несколько чувствительна, когда речь заходит о моем росте.

— Ладно, — вздохнула я. — Но если я услышу эту песню еще раз, вырублю ее сразу.

Уилл, расслабившись, кивнул:

— Проехали.

Марси кивнула одновременно с ним.

— Так что насчет нас с Уиллом? В смысле что мы с ним должны делать?

Я посмотрела на пару молодых оборотней и усмехнулась:

— Как вы относитесь к скотчу?

Отвечая на звонок телефона-автомата у входа в маленькую продуктовую лавочку на Бельмонт, я чувствовала себя идиоткой. В темной витрине магазина на той стороне улицы я могла видеть свое отражение.

Рановато в этом году настал Хэллоуин. На мне были сапоги, мало чем отличающиеся от тех, что носит Герман Мюнстер, с подошвами дюйма три толщиной, благодаря чему я казалась выше. Выкрашенные в матово-черный цвет волосы гладко прилизаны. В них было втюхано столько геля, краски и лака, что никакой пулей не пробьешь, уж в этом-то я нисколько не сомневалась. Одета я была в черное балетное трико, пожертвованное по такому случаю Марси, черную футболку и черную же кожаную куртку размера XS.

Хуже всего в этой маскировке пришлось моему лицу. Я почти задыхалась под толстым слоем косметики. Темно-серебристые, переходящие в черное тона в сочетании с искусной подводкой зрительно изменили разрез глаз. При вечернем освещении я могла показаться азиаткой. Губы у меня тоже стали темнее, оттенка красного вина, что каким-то непонятным образом гармонировало с тенями для век. Помада слегка изменила форму губ, и теперь они выглядели более полными.

Я с негодованием посмотрела на свое отражение. У этого маскарадного костюма имелось единственное достоинство: я в нем сама себя не узнавала.

Телефон зазвонил, и я резко, словно в нетерпении, схватила трубку. Я огляделась по сторонам, сканируя взглядом каждую тень, где мог затаиться наблюдатель, и ответила:

— Да?

— Товар, — прошептал мягкий, свистящий голос с непонятным акцентом. — Опишите.

В его голосе было что-то, пробуждающее тревогу. Волосы у меня на затылке встали дыбом.

— Один мужчина и одна женщина, лет двадцать пять — тридцать. Оборотни.

На линии зашуршали помехи, или же мой собеседник издал чрезвычайно странный шипящий звук — такое тоже могло быть, учитывая все обстоятельства.

— Десять тысяч, — сказал голос.

Я могла разыграть это несколькими способами. Люди, которые вступают в подобного рода сделки, делятся примерно на три категории: жадные сукины дети — подонки общества; холодные профессионалы, заключающие деловое соглашение, и отчаянные безбашенные любители. Я решила попытаться произвести впечатление, что принадлежу к первой из перечисленных категорий.

— Сорок тысяч, — немедленно ответила я. — Каждый.

На том конце провода послышался разъяренный возглас. И возглас этот тоже издал не человек.

— Я мог бы выдавить тебе глаза и разрезать язык на мелкие кусочки, — прошипел голос. Что-то в нем дьявольски меня испугало, проникло до некоего инстинктивного уровня, до которого не мог бы добраться Рэй со всей его омерзительной массой. Я почувствовала, что, несмотря на боевой настрой, меня бьет дрожь.

— Как хотите, — произнесла я скучающим тоном. — Даже если б вы и могли проделать такое, вам это ничего не даст. Так-то вот. Разве что шкуру с моей задницы.

На том конце провода повисла долгая тишина. Мне показалось, что я чувствую у себя под веками какое-то давление, но я сказала себе, что это всего лишь воображение.

— Эй, есть там кто-нибудь? — возмутилась я. — Послушайте. Вы собираетесь перейти к делу, или я только попусту время трачу?

После другой паузы голос прошипел что-то на булькающем змеином наречии. В трубке зашуршало, как будто ее передали кому-то другому, и очень низкий мужской голос произнес:

— Двадцать тысяч. Каждый.

— Меньше чем за тридцать я женщину не продам.

— Значит, пятьдесят за всё, — прогрохотал новый голос. Этот уже казался вполне человеческим.

— Наличными, — потребовала я.

— Идет.

Я продолжала сканировать взглядом улицу, выискивая их шпиона, но никого не видела.

— Как будете принимать товар?

— На складе.

— Черта с два. Я туда заявлюсь, а вы меня попросту кокнете, и тело исчезнет вместе с этими выродками.

— Ваши предложения? — рявкнул голос.

— Парк «Баттеркап». Через тридцать минут. Один курьер. Курьер вручает мне половину наличных. Затем осматривает товар в кузове моего грузовика. Затем расплачивается со мной полностью. Я вручаю ему ключи от транспорта с товаром. И мы, довольные, расходимся.

Мужчина с низким голосом секунду поразмыслил и хмыкнул. Перевод: «Идет».

— Как вы меня узнаете? — спросил он.

Я фыркнула:

— Парк не так уж велик, крутой парень. И это вовсе не первое мое родео.

Я дала отбой, вернулась к своему мотоциклу и поехала в сторону парка «Баттеркап». Светящееся табло возле банка сообщило мне, что сейчас четверть десятого. К ночи машин на улицах стало намного меньше. Я добралась до места минут за пятнадцать, оставила свой «харлей» в гараже и направилась туда, где в том же строении ждал навороченный джип Джорджии. Я обошла машину и открыла заднюю дверцу. Уилл как раз заканчивал обматывать Марси несколькими слоями скотча, скрывающими ее тело от бедер до плеч и прижимавшего руки к бокам. На ней был простенький сарафанчик, а под ним — я полагаю — ничего. Когда вы перекидываетесь волком, вам не до изысканных нарядов — запутавшись в силках женского белья, созданного для другого биологического вида, вы можете проиграть сражение.

Уилл поднял глаза и быстро кивнул мне в знак приветствия.

— Все улажено?

— Пока что да. Вы уверены, что сумеете выпутаться без проблем? — спросила я.

Уилл фыркнул:

— Когти, клыки. Если скотч вырвет клок шерсти, будет чуточку больно. Ничего серьезного.

— Слова человека, который никогда не делал восковую эпиляцию, — сказала Марси нарочито веселым тоном. Она, может, и казалась с виду щепочкой, но мышцы у нее на ногах были эластичные и крепкие, как канат.

Уилл оторвал конец клейкой ленты и передал мне рулон. Он уселся на пол джипа, сиденья которого были сложены, чтобы освободить место для «пленников», и стянул с себя рубашку, оставшись только в широких спортивных трусах. Я начала его обматывать.

— Напрягите мышцы, — велела я. — Когда закончу, расслабьтесь. Так у вас останется достаточно места, чтобы не пережать основные кровеносные сосуды.

— Точно, — кивнул Уилл. — Гудини.

Он напряг мышцы торса, и скотч заскрипел. Вот черт, да этот малыш — атлет. Учитывая, что я почти прижималась к его голой спине, обходя его с рулоном скотча, не заметить это было невозможно.

У Дрездена таких крутых мускулов, как у Уилла, не было. Гарри имел сложение бегуна, весь покрыт тонкими, прочными, плотными мышцами…

Стиснув зубы, я продолжила накручивать ленту.

— Еще раз, — сказала я. — Я встречаюсь с их агентом и привожу его сюда. — Я подняла брелок сигнализации джипа. — Когда я отключу охранную систему, вы будете знать, что мы пришли. Если услышите, что я говорю слово «красный», значит, дела пошли не так. Высвобождайтесь и помогите мне захватить его. Мы его допросим и выясним, где эти сволочи хранят другие спецтовары. В противном случае — лежите тихо и ведите себя так, будто в вас выстрелили ампулой с транквилизатором. Я прослежу вас до их штаб-квартиры.

— А потом? — спросила Марси.

— Нам придется импровизировать, — ответила я. — Если их там окажется не так много, то мы их атакуем и выведем ваших людей. Если их будет много, я позвоню. Если нам удастся получить подкрепление, они сбегут без драки.

— Вы в этом уверены? — спросил Уилл.

— Дрезден говорил, что для сверхъестественного мира привлечь внимание смертных, властей равносильно ядерному удару. Никто не захочет стать тем, кто вызовет в том или ином виде новую Инквизицию. А стало быть, любая здравомыслящая группировка постарается не связываться с полицией и уйти с минимальными потерями.

— Примерно так, как они не стали связываться со штаб-квартирой ФБР? — уточнил Уилл.

У меня была крошечная надежда, что никто не заметит этого дефекта в моих рассуждениях.

— То были военные действия. А это — какая-то схема получения прибыли.

— Продолжайте, Кэррин, — попросил Уилл. — Вам ведь удалось узнать что-то еще.

— Это — профессиональная операция, — сказала я. — Кто бы за этим ни стоял, он, чтобы выйти сухим из воды, станет полагаться на отвлекающие маневры и быстроту. У них уже будет наготове свой план бегства. Если туда подъедет куча машин с мигалками, думаю, первым их побуждением будет не драться, а удирать.

— Да, — кивнула Марси. — Это имеет смысл. Уилл, ты ведь всегда говорил, что сверхъестественные хищники не станут драться, если можно этого избежать.

— Одиночки — да, — согласился Уилл, — но это — организация. И ты, возможно, заметила, как много сверхъестественных типов составляют прочные пары наподобие картофеля фри в «Хэппи Мил». И то, о чем я говорю, больше, чем здесь и сейчас. Больше, чем Джорджия и Энди. Больше, чем просто Чикаго.

Я нахмурилась:

— Что вы хотите сказать?

Уилл наклонился вперед, в глазах его сверкнула решимость.

— Я хочу сказать, что если Дрезден только что взорвал Красную Коллегию… это означает, что статус-кво больше не существует. Образовался вакуум власти, и каждая страшилка намерена попытаться его заполнить. Законы изменились. Мы не знаем, как собираются реагировать эти люди.

На нас обрушилась отрезвляющая тишина.

Я не провела ту цепочку рассуждений, которую составил Уилл. Или скорее — не провела ее столь далеко. Я думала об учиненном Дрезденом катаклизме лишь с точки зрения того, как это повлияло на мой город, на тех людей, что были частью моей жизни.

Но он был прав. Боже всемогущий, он был прав! По сравнению с внезапным исчезновением Красной Коллегии, с последствиями, которые охватят весь мир, крах Советского Союза мог показаться чем-то вроде мелкого организационного кризиса.

— Так что? — спросила я. — Мы отступаем?

— Вы шутите? — возмутился Уилл. — Они захватили мою жену. Мы идем вызволять ее и всех остальных, которых они похитили.

— Именно, — решительно заявила Марси, полулежавшая на сиденье.

Я злорадно улыбнулась:

— А если они вступят в драку?

Лицо Уилла посуровело.

— Тогда мы надерем их чертовы задницы.

— Надерем, — кивнула Марси.

Я закончила обертывать Уилла скотчем. Он медленно выдохнул и расслабился. Пару раз для пробы глубоко вздохнул и кивнул:

— О'кей. Так нормально.

— А теперь ложитесь. Я вернусь с покупателем.

— Будьте осторожны, — напутствовал меня Уилл. — Если через двадцать минут вы не вернетесь, я выбираюсь отсюда.

— Если через двадцать минут я не вернусь, особого смысла меня искать не будет, — ответила я.

А потом заперла их в джипе и направилась в парк.

Парк «Баттеркап» не так уж велик. Трава, игровые площадки и пара-тройка деревьев на ограниченном четырьмя городскими улицами островке. Примерно так. Место как раз того типа, который выбрал бы мой персонаж из низов общества. Просматривается насквозь, и мало что перекрывает обзор. Удачное расположение для встречи преступников, испытывающих проблемы взаимного доверия. Каждый может убедиться, что другой пришел один. Каждый может довериться другому в разумных пределах и не выстрелит первым прямо там, перед Богом и людьми.

Парк, как и предполагалось, был пуст. Уличные фонари освещали зеленую траву, но оборудование игровых площадок отбрасывало длинные асимметричные тени.

Мужчина сидел на качелях. Он был огромен — самый крупный мужик, какого я когда-либо видела. С накачанной мускулатурой, причем накачанной грамотно и сбалансированно, не для показа — для действия. Гибкое и прочное пластиковое сиденье продавливалось под его тяжестью. Рост у него явно должен был быть не менее семи футов.

Он спокойно сидел там, абсолютно неподвижный, наблюдая и выжидая. Голова у него была выбрита, кожа — смуглая. Одет просто: черные китайские слаксы и тонкая водолазка с высоким воротом. Если октябрьский холод его и беспокоил, он этого никак не выказывал. Я топала к нему в моих Мюнстерских Сапогах. Когда я приблизилась на расстояние около тридцати футов, он повернул ко мне голову. Взгляд его был пугающим. Глаза — бело-голубые, как у некоторых северных ездовых собак, — казалось, почти светятся в полутени.

Когда я подошла еще ближе, он поднял брови, а потом встал и вежливо поклонился. Я обнаружила, что он вовсе не семи футов ростом. Он был выше семи футов где-то фута на четыре или пять.

— Добрый вечер, — проговорил он. Не узнать этот рокочущий бас было невозможно. Тот самый человек, с которым я полчаса назад говорила по телефону.

Я остановилась и подбоченилась, глядя на него так, словно он не произвел на меня особого впечатления.

— Пока бабки не выложите, ничего не будет, — заявила я, растягивая слова.

Он сунул руку в объемистый карман своих штанов, вытащил завернутый в полиэтилен брикет и перекинул мне.

— Половина.

Поймав «кирпич», я разодрала полиэтилен зубами и стала пересчитывать купюры — все с Беном Франклином, номера вразнобой.

В голосе вражеского агента послышалось нетерпение:

— Там все точно.

— Если будете меня отвлекать, я только со счета собьюсь и придется начинать все сначала, — заметила я. — Как мне вас называть?

— Никак, — сказал он. — Никто. Для вас я никто.

— Никто так Никто, — ответила я.

Купюры были упакованы в пачки по пятьдесят штук. Я пересчитала одну из них, сравнила ее толщину с остальными, а потом еще каждую из них просмотрела, просто чтобы удостовериться, что Никто не попытался меня кинуть, засунув в середину пачки пару двадцаток. Наконец я убрала деньги в карман куртки и заявила:

— Мы в деле.

Никто слегка наклонил голову:

— Товар?

— Пошли со мной, — сказала я, добавив в голос толику веселой уверенности. Повернувшись, я потопала обратно к гаражному паркингу, а Никто зашагал рядом со мной.

Все пошло не так. Этот тип был огромен. Я хорошо обучена, но тренировки и практика имеют свои границы. Старая поговорка гласит: искусный великан всегда побьет искусного коротышку. И наличествующий в ней элемент сексизма отнюдь не делает ее менее верной. При равном уровне мастерства всегда побеждает тот, у кого есть проклятое преимущество в росте и весе. Никто, надо полагать, был тяжелее нас всех троих, вместе взятых, а его манера держаться и все его движения вызывали у меня ощущение, что это человек, привыкший к насилию. Опытный.

Я могла бы его пристрелить (возможно), но мертвый торговец мне ни к чему. Мне нужен был тот, кто способен говорить, — а значит, я должна была позволить ему увезти Уилла и Марси.

— Долго вы еще, ребятки, будете держать лавочку? — спросила я, пока мы шли. — Если сойдемся в цене, я могу выставить на продажу еще кое-кого.

Прежде чем заговорить, Никто пару секунд изучал меня взглядом.

— Если до рассвета не успеете, можете не утруждаться.

— Может, и успею. Посмотрим, как дело пойдет.

Никто пожал плечами и пошел дальше. Я поймала взглядом наше отражение в витрине — Барби-байкерша и Бигфут. Я старалась держаться вне его досягаемости, но теперь пространство ограничивалось тротуаром, а у Никто были достаточно длинные руки, чтобы прихлопнуть меня и на середине улицы.

Пока мы шли, я уловила запах. От него пахло как-то не так. Не могу точно сказать, что это было, — что-то… заплесневелое, неясное, словно бы запах застойной воды и гниющей рыбы. Оно просто висело вокруг него в воздухе.

— Вы ведь на самом деле не человек, а? — заметила я, когда мы вошли на гаражную парковку — подальше от всех потенциальных свидетелей.

— Больше нет, — ответил он.

Когда он говорил, ворот водолазки… бултыхался. Слегка колебался, как будто под ним что-то перемещалось.

— Ну, я… — сказала я. — Я для вас абсолютно бесполезна, что бы вы там ни собирались делать с вашей коллекцией спецпредложений. Так что не думайте, что сумеете заполучить трех по цене двух.

Никто посмотрел на меня сверху вниз своими жуткими глазами:

— Вы жалкое создание.

Я пошла более размашистым шагом:

— Поосторожнее в выражениях, верзила. Ты меня заведешь.

Никто тихо и коротко хмыкнул, выказывая отвращение, и покачал головой. Я с трудом сдержала улыбку, наблюдая, как он наклеивает на меня ярлычок: «подлая, вероломная, опустившаяся тварь».

— Мы почти пришли.

— Прежде чем мы приблизимся к машине, — сказал он, — вам следует знать: если у вас есть партнеры, которые сидят в засаде, я переломаю им шеи — и вам тоже.

Я подняла руки.

— Господи Иисусе. Проявите хоть чуточку доверия, а? Мы здесь все капиталисты. — Я навела брелок на джип и с коротким электронным щебетом отключила сигнализацию. Мигнули фары. Я бросила ему ключи. — Вот этот, черный. Я постою здесь, если вам так больше нравится.

— Устраивает, — сказал он и шагнул к джипу. Когда он согнулся, чтобы туда заглянуть, это походило на сцену из «Парка Юрского периода». Он открыл заднюю дверцу, а потом на мгновение поднял руки и чуть оттянул вниз ворот водолазки.

Шея Никто была обезображена какими-то узкими откидными кожистыми створками, и мне потребовались несколько секунд, чтобы осознать увиденное.

Жабры.

У человека были жабры. И он через них дышал. Они открылись и закрылись примерно так же, как ноздри у принюхивающейся к чему-то собаки.

— Вервольфы, — сказал он. — Стоящие.

— Из них делают милых домашних питомцев? — поинтересовалась я.

Никто потянулся к Уиллу и подхватил его одной рукой. Тот был совершенно обмякшим, глаза закрыты.

— Их кровь обладает уникальными свойствами. Что вы использовали, чтобы их усмирить?

— Рогипнол. Моя личная жизнь складывалась так, что я всегда держу его под рукой.

Он недовольно хмыкнул и снова стянул воротник.

— Препарат может понизить их стоимость.

— Надеюсь, что нет, — сказала я. — У нас была такая приятная беседа, не хотелось бы завершать ее выстрелом.

Никто чуть повернул голову и одарил меня очень холодным подобием улыбки.

Ощутив угрозу, я вытащила пушку и даже сама не осознала, как это сделала. Я держала ее обеими руками, нацелив в землю у его ног. Так мы стояли, меряясь взглядами, несколько секунд. Наконец он пожал плечами, вытащил еще одну пачку банкнот и швырнул мне вместе с ключами от джипа. После чего подхватил Марси и перекинул ее через одно плечо, а Уилла — через другое.

Он повернулся к выходу из гаража и, пока шел, издал несколько резких трескучих щелчков — он производил их с помощью какой-то странной вибрации в груди и в горле, и где-то я уже нечто подобное слышала. Буквально секунду спустя подъехал фургон с номерными знаками агентства по прокату машин и остановился у бордюра.

Мужчина, одетый точно так же, как Никто, откатил боковую дверцу. Никто положил внутрь обоих вервольфов и последовал за ними, съежившись каким-то образом так, чтобы пролезть в фургон. И в следующее мгновение водитель влился в поток машин. Вся погрузка заняла менее десяти секунд.

Я вернулась к своему мотоциклу и вырулила с выключенными фарами из гаража еще до того, как фургон добрался до конца квартала. А потом, пристроившись у них на хвосте через пару машин, попыталась прикинуться пустым местом.

Никто и его водитель, как было нетрудно догадаться, направлялись к докам. Через Чикаго проходит огромное количество судов, плавающих по Великим озерам, здесь принимают грузы, которые передают железнодорожным или транспортным компаниям и развозят по всей стране. Такие поставки по-прежнему остаются одним из лучших способов перевозки нелегальных товаров — ведь обнаружить их очень трудно.

Рядом с доками имеется множество складских помещений, и Никто направился к одному из самых убогих, самых захудалых пакгаузов на береговой линии. Я запомнила, где это находится, и не останавливаясь поехала дальше. Затем сделала круг, на ходу вырубила двигатель и покатила по инерции по старому, растрескавшемуся асфальту. Шелест шин затерялся на фоне городского шума и плещущейся о берег воды.

Смотреть тут было особо не на что. У пакгауза имелась одна стандартная дверь и несколько больших стальных ворот, которые откатывали в сторону, чтобы внести внутрь ящики и контейнеры с товаром. И дверь, и ворота были закрыты. Единственный охранник — мужчина в штормовке и вязаной шапочке — бесцельно бродил вдоль здания и курил со скучающим видом.

Я избавилась от чертовски неудобных Мюнстерских Сапог и надела черные гимнастические туфли, которые всегда носила на тренировки. Вытащила из седельных сумок оружие и инструменты, навесила все это на разгрузочный жилет, надетый под курткой, и проскользнула поближе. Я задерживалась там, где было темно, используя тени, чтобы приблизиться незаметно. Затем отыскала самый темный участок и стала ждать.

Пять минут, которые потребовались охраннику, чтобы приблизиться на расстояние выстрела из тазера, показались мне вечностью.

Дротики, вылетев, вонзились ему в грудь, за ними тянулись искрящие провода, и пока он, судорожно дергаясь, не рухнул на землю, я тянула на себя спусковой крючок. Человек он или нет, я не знала, а рисковать не хотела. Я не вырубала ток до тех пор, пока не удостоверилась, что он этот бой проиграл. Когда я подошла, он лежал на боку, свернувшись почти что в позе эмбриона, дрожа, подергиваясь и пуская слюни.

Он и вправду чем-то напоминал моего второго мужа, каким тот бывал по утрам.

Я выдернула из него дротики и засунула тазер вместе с проводами в карман куртки. На его перезарядку потребовалось бы слишком много времени, а у меня имелось нехорошее подозрение, что внутри склада от электронных устройств особого толку не будет. Возможно, мне следовало бы как-нибудь его связать — но мне бы хотелось, чтобы тот, кто найдет этого мужика, не имел ни малейшего понятия о том, что с ним случилось.

Самая легкая часть операции закончилась.

Мой «П-90» удобно висел на разгрузке, рукоятью вверх, стволом вниз. Я потратила минуту на то, чтобы навинтить на пушку глушитель, и подняла ее на огневую позицию, к плечу. Небольшое бельгийское оружие ближнего боя было запрещено для гражданских лиц в черте города, глушитель — тоже. Если меня с ними поймают, неприятности обеспечены. А если меня накроют за применением оных, обеспечен срок. Оба эти последствия меркли перед фактом, что если я не войду туда, вооруженная до зубов, я, возможно, не проживу столько, чтобы поздравить себя с моей законопослушностью высшей пробы.

Ну не бывает такой вещи, как идеальное решение!

Я тихонько направилась обратно к входной двери, крепко прижимая пушку к плечу. Передвигалась я быстрыми, мелкими, перекатывающимися шажками, так чтобы верхняя часть туловища постоянно оставалась на одном уровне. Я установила на «П-90» красную точку прицела, и она дрейфовала у меня перед глазами полупрозрачным перекрестием красного света. Вид сквозь оружие, своего рода «укажи-и-выбери». Суть в том, чтобы пуля попала туда, куда указывает центр перекрестия. Я держала его нацеленным для расправы. Даже притом что я видела больше боевых акций, чем фактически любой коп в стране — спасибо Дрездену, — количество случаев, когда я по-настоящему использовала оружие против цели, находившейся на расстоянии более семи или восьми ярдов, я могла пересчитать по пальцам одной руки.

Стоя вплотную к входной двери, я проверила ручку. Она повернулась свободно. Итак, находившиеся внутри люди полагались на то, что охранник удержит незваных гостей снаружи.

Я подумала о первом шипящем голосе по телефону и вздрогнула. Они не станут полагаться на одну лишь физическую защиту. Но мне об этом тоже кое-что известно. Обереги Гарри были смертельно опасны — но для их создания требовалась энергия порога, который бывает только вокруг настоящего дома. Этот старый склад был торговым помещением, и порога он не имел. А значит, если здесь и стояло на входе охранное заклинание, оно должно было быть довольно слабеньким.

Разумеется, «слабенькое» в лексиконе Дрездена — понятие относительное. Оно могло бы жахнуть меня так, что не дезинтегрировало на атомы, а всего лишь переломало бы кости, — если там вообще было заклинание.

Ненавижу всю эту чародейскую хрень!

К черту. Не могу же я простоять здесь всю ночь.

Я медленно повернула дверную ручку, как можно дальше отклонившись в сторону. Затем мягко толкнула дверь, и она приоткрылась на пару дюймов. Когда ничего не взорвалось и не взвыл сигнал тревоги, я испытала облегчение и заглянула внутрь.

Это было все равно что заглянуть в другой мир.

Зеленые и голубые блики ползли и скользили по стенам и по всему внутреннему пространству склада, жуткие и вызывающие неясную тревогу, каждый цвет перемещался волнами разной длины и скорости. Внутри стоял сильный запах — странный запах воды и рыбы. На стене были непонятные штуки — иначе как наростами их не назовешь. Уродливые пятна некоего комковатого, грубого вещества, которое я не могла определить, кучковались всюду по стенам и потолку склада кругами порядка шести футов диаметром.

На полу в беспорядке стояли клетки — множество пятифутовых кубов, изготовленных из прочной стальной сетки. В нескольких из них находились люди, дверцы там были заперты тяжелыми цепями. Большинство людей просто сидели, уставившись в пустоту, или лежали на боку, с тем же отрешенным взглядом, абсолютно неподвижно. Это было ненормально. Даже человек под наркотой, но в сознании выказывает больше жизни. А значит, тут не обошлось без магии, какого-то ментального вторжения, и в голове у меня завопил тоненький голосок.

Я уже подвергалась такому вторжению, и не раз.

Это плохо.

Колени у меня подкосились. Руки задрожали. Чуть колеблющиеся разноцветные огоньки на стенах сразу показались чем-то зловещим, дезориентирующим, стали началом очередной атаки на мой разум. Господи Иисусе, мне захотелось повернуться и как можно быстрее бежать отсюда со всех ног. По сути, я и попыталась это сделать. Ноги у меня дернулись, словно готовясь к броску, но тут взгляд мой привлекло движение в следующем ряду клеток, и я увидела Джорджию.

Она стояла на коленях, обнаженная, нежно обхватив руками большой живот, и покачивала, как в колыбельке, свое нерожденное дитя. Голова покорно опущена, гладкие плечи и шея расслаблены. Но я видела ее глаза, открытые и пристально глядевшие на дно клетки, и я видела, что в них сверкал вызов.

Чем бы ни удерживали всех остальных, этим же удерживали и Джорджию — но она явно не покорилась настолько, насколько они. Она все еще боролась.

Что-то глубоко внутри меня, что-то жесткое, жестокое и яростное, приковало мои ноги к месту. Я смотрела на Джорджию и знала: я не могу сбежать. Я вспомнила, что здесь находятся Уилл и Марси, они ждут, пока я дам знать, что настал момент перекинуться и вступить в бой. Вспомнила, что почти все эти люди в клетках — совсем молодые, они еще моложе, чем мои вервольфы, и самый юный из всех сейчас в клетке Джорджии.

Вспомнила кровь, забрызгавшую потрепанную каюту катера — и что, кроме меня, никто уже не придет этим детям на помощь.

Страх напал снова, изменив свою форму. Теперь он маскировался под голос разума. «Не заходи внутрь, — шептал он. — Осознай свои пределы. Пошли за помощью».

Но единственное, от кого я могла бы получить серьезную помощь, — это ОСР, а если бы они примчались сюда ко мне на выручку, то поставили бы на кон не только свою карьеру, но и жизни. Я могла бы вызвать регулярную полицию, просто сделать анонимный звонок, но в эту часть города они приедут не раньше чем через полчаса. И даже когда они действительно приедут, то станут агнцами на заклание. Большая часть силовиков понятия не имела, что на самом деле происходит в самых темных закоулках города.

«Ты могла бы пойти взять Меч, — сказал мой страх. — Ты знаешь, где он. Знаешь, какой сильной он тебя делает».

Немногие люди могли бы сказать, что они владеют волшебным мечом, противостоящим силам тьмы, но я — один из них. «Физелаккиус», Меч Веры, лежит в ожидании руки того, кто достоин владеть им против власти тьмы. В финальной битве с Красной Коллегией эта рука была моей. В самый страшный момент той битвы, когда уже казалось, что все потеряно, именно моя рука держала «Физелаккиус», который склонил чашу весов, позволив Дрездену одержать победу. И я чувствовала Силу намного больше меня, которая меня поддерживала, направляла мои движения и на единственный краткий миг вошла в меня и использовала мои губы и язык, чтобы объявить приговор окружавшим нас убийственным тварям.

Я могла пойти за Мечом. Был шанс, что он окажет мне реальную помощь.

Но я знала, что если бы я это сделала, то избрала бы легкий путь. Я отвернулась бы от источника ужаса по самой идеальной, самой рациональнейшей из причин. И в следующий раз, когда я столкнусь с таким же видом страха, мне будет чуть легче отвернуться, чуть легче найти серьезные основания не действовать.

Меч был источником невероятной мощи — но без руки, которая его держала, без мышц, которые его двигали, без глаз, без разума, который бы его направлял, он оставался лишь холодной, неподвижной сталью. Без них Меч был ничем.

Я застыла и пристально посмотрела на свою дрожащую руку. Без моей руки, моего разума, моей воли Меч был ничем. И если это правда, то правдой должно быть и то, что моя рука имела какое-то значение. Это была именно моя рука, моя воля.

А моя рука — вот она, прямо здесь. Вообще-то у меня их даже две.

Мое дыхание стало выравниваться и замедляться. Меч там или не Меч, я дала клятву служить людям этого города и защищать их. И если сейчас я отвернусь от этой присяги, если поддамся своим страхам, пусть даже по самой обольстительно логичной из всех причин, то у меня все равно не будет никакого права принять Меч Веры.

У меня перестали дрожать руки, дыхание стало ровным и спокойным, и я подчинила себе страх. Я быстро прошептала — почти проговорила в уме — молитву святому Иуде, покровителю безнадежных дел и полицейских. Это прозвучало как-то так: «ОГосподиОГосподиОГосподи. Помоги».

Я медленно и осторожно приотворила дверь еще на несколько дюймов — и проскользнула на склад, перемещаясь так быстро и тихо, как только могла, с пушкой на изготовку.

Я двинулась вдоль стены склада, в основном прячась за стеллажом высотой больше двадцати футов. Он был весь загроможден поддонами, погрузочными механизмами, контейнерами, какими-то бочками и ящиками непонятного происхождения. Неверный, постоянно колеблющийся свет служил мне превосходным прикрытием, и я синхронизировала шаги, перемещаясь в ритме танцующего освещения.

Волосы у меня на затылке встали дыбом, и казалось, будто я от макушки до пят покрылась гусиной кожей. Мне нередко доводилось бывать там, где присутствует опасная магия, и я узнала это ощущение: здесь действовала темная сила. Очень похоже на то, что было в Чичен-Ице, и в водах близ острова Духоприют, и в Провале Рейтов, и в Арктис-Торе, и в гнезде вампиров Черной Коллегии, и в…

Словом, вы поняли. Это было не первое мое родео.

Самое главное сейчас — убрать предполагаемого босса Никто, и побыстрее, желательно до того, как кто-нибудь вообще узнает, что я здесь. Склад крепко пропах магией, а если смертный вступает с чародеем в честную борьбу, смертный проигрывает. Точка. Чародеи обладают силой, в буквальном смысле почти невообразимой, и если плохой парень получит шанс защищаться, то останется только одна неопределенность: сколько творческого потенциала он вложит в то, чтобы меня уничтожить.

В конце стеллажной секции находилась роликовая лестница, с ее помощью можно было без труда перемещаться вверх и вниз по полкам. Ближе к потолку на складе было темнее, чем внизу, на уровне пола. Я даже не замедлила движения. Поднявшись по лестнице до самого верха, я замерла, впервые получив возможность как следует разглядеть противника.

Вместе с Никто их было полдюжины, и все они одевались в одном и том же магазине. Их прикиды привлекали внимание своей однородностью, хотя интуиция мне подсказывала, что предназначены они для маскировки, — само понятие индивидуальности нисколько не волновало Никто и его команду. Никто явно был здесь самым здоровенным, хотя ни один из них не походил на спортсмена в полулегком весе.

Они загружали клетки в железнодорожный товарный контейнер — вполне привычное зрелище для крупных перевозок, так можно транспортировать сотни металлических ящиков. Размеры клеток были рассчитаны так, чтобы они точно укладывались в железнодорожный вагон, две в ширину и три в высоту, без всяких скидок на человеческий груз. Ни одеял, ни подушек — ничего, кроме металлических клеток и уязвимой кожи.

Недалеко от Джорджии я засекла клетку Энди. Рыжеволосой девушке явно не хватило сил сопротивляться тому, что с ней делают. Она лежала на спине, безучастно взирая на потолок клетки. Девушка-оборотень была секс-бомбой. Даже лежащая, пассивная, полностью расслабленная, она привлекала взгляд изгибами своего тела, но бесконечное отчаяние, застывшее на ее лице, я не забуду никогда.

Никто стоял над Уиллом и Марси, безвольно и неподвижно лежавшими на полу у его ног. Пара типчиков в водолазках буксировали к ним пустую клетку.

— Сколько времени это займет? — спросил он третьего.

— Не зная точной дозы препарата, могу сказать только, что несколько часов, — ответил тот. Голос у него явно был человеческий и не имел ничего общего с голосом того, кто говорил со мной по телефону. — Возможно, больше.

Никто нахмурился:

— Вы можете до рассвета выяснить, насколько они жизнеспособны?

— Если мне удастся к тому времени выделить вещество, которым их вырубили. Я не могу прогнозировать, сколько потребуется попыток. Это займет столько времени, сколько займет.

— Он будет недоволен, — сказал Никто.

Его собеседник склонил голову:

— Моя жизнь принадлежит господину. Я сделаю все, что в моих силах, ради служения ему. Если он во мне разочаруется, в его власти забрать мою жизнь.

Никто кивнул:

— Займитесь этим немедленно.

Собеседник повернулся и быстро пошел куда-то, унося два маленьких флакончика с ярко-красной кровью — я предположила, что это анализы Уилла и Марси.

Тем временем доставили пустую клетку. Никто подхватил Марси и поднял к стоявшей наготове клетке. Я беззвучно выругалась. Если позволить, чтоб он ее там запер, целая треть моей команды окажется нейтрализованной и такой же беспомощной, как остальные узники. Но если запустить музыку слишком рано, я рискую потерять фактор внезапности. Хозяин Никто мог появиться в любой момент.

С другой стороны, Никто, похоже, был большой и важной шишкой. Возможно, шипучая личность, с которой я говорила по телефону, передала дела в загребущие руки Никто. А может, я неверно просчитала ситуацию. Что, если первую скрипку играл один из водолазочных, а Никто — и в самом деле босс?

Я решилась и навела перекрестие прицела на голову Никто, чуть ниже кончика носа. «П-90» был настроен на автоматический огонь, и хотя я прекрасно умела обращаться с оружием, особенно если оно заряжено дозвуковыми патронами, отдача после первого выстрела будет стремиться сдвинуть ствол выше.

Против обычного человека больше одного выстрела в голову — это уже перебор. Когда простой смертный выступает против сверхъестественного, такого понятия, как перебор, не существует.

Я как следует, накрепко прижала пушку, сделала глубокий вдох, затем задержала дыхание и начала плавно давить на спусковой крючок.

Еще мгновение, и я бы выстрелила, но тут в воздухе возникло мерцание, и из него — словно ниоткуда — появился человек.

Я чуть отвела палец, пульс прямо-таки взбесился из-за переизбытка адреналина.

Человек был среднего роста, с землистого цвета кожей и сальными прямыми темными волосами, свисавшими ниже плеч. Губы у него были чрезмерно толстыми, рот — чрезмерно широкий, почти на грани уродства. Его большие глаза были темными, водянистыми и выпученными, а нос — приплюснутым и таким маленьким, каких я еще не видела. Он был полностью голый и весь мокрый, с длинными тощими руками и ногами и очень широкими ладонями. Если б не волосы, сравнение с лягушкой напрашивалось само собой — этакая угрюмая и злобная лягушенция.

Он издал звук, весьма напоминающий приглушенную отрыжку, и его вырвало на пол водой. Кожистые створки у него на шее пару раз открылись и закрылись, извергая фонтаны воды поменьше, пока он наконец не втянул воздух через рот, очевидно, заполняя легкие воздухом.

Все водолазочные повернулись лицом к этой твари и пали на колени. Никто, невозмутимо отложив Марси в сторону, отбил земной поклон, распластав ладони на полу и уткнувшись лбом в костяшки пальцев.

— Ну шшшшто, — прошипел вновь прибывший, — досссссссссставила ли дерсссская тварь нашшшшу добыч-ччччччу?

Я узнала голос из телефона.

— Да, мой господин, — прогрохотал Никто. — Как и обещала и за нужное время до перехода.

— Ты прихххлопнул эту ссссссучччку?

Никто откачнулся назад и снова поклонился, каким-то образом создавая впечатление, что он кланяется еще ниже.

— Ей хватило ума во время встречи принять все меры предосторожности. Я не мог сделать этого, не привлекая внимания.

Лягушачья Морда зашипел:

— Сссс этой сссмертной я разберусь в ссссследующий расссс. Подобная дерзоссссть недопуссссстима.

— Никак недопустима, мой господин.

— Принессси новые приобретения. Я укрощщщщу их.

— Им дали наркотики, мой господин. Укрощение может им повредить.

Лягушачью Морду это известие, судя по всему, не слишком обеспокоило. Он просто пнул Никто под мышку. Удар оказался более мощным, чем можно было бы ожидать от твари с таким хлипким телосложением. Сила его была такова, что Никто прямо с рук и коленей рухнул на бок.

— Принессси их.

— Слушаю и повинуюсь, — прохрипел Никто. С трудом поднявшись, он направился неверной походкой к Уиллу и бросил молодого вервольфа на пол рядом с Марси.

— До чего же мерсссские твари эти ссссмертные, — пробормотал Лягушачья Морда. — Он поднял взгляд на сидевшую в клетке Джорджию. — Эта ещщще не сссдалассссь.

— Не сдалась, мой господин, — пролепетал Никто.

— Интересссссно, — протянул Лягушачья Морда, глядя злобными глазками поверх своего широкого рта. — Когда прибудем на мессссто, доссставь ее в мои покои. Посссмотрим, что оссстанется от ее сссилы, когда из ее утробы извлекут икру.

Господи Иисусе, какими ж задницами способны быть мужчины! Даже если они не принадлежат к роду человеческому.

Джорджия задрожала. Она подняла голову, очень медленно, как будто ее придавливала вниз огромная тяжесть, — и взгляд, который она обратила на Лягушачью Морду, иначе как убийственным назвать было нельзя.

Лягушачья Морда на это только хихикнул и повернулся лицом к Уиллу и Марси. Он опустил пальцы в мешочек, висевший у него на шее, почти незаметный на фоне шершавой кожи, и извлек оттуда что-то типа маленькой морской ракушки. Затем злобненько покосился на неподвижную Марси и сказал:

— Сссначала сссамка.

Закрыв глаза, он издал низкий горловой звук и стал нараспев произносить слова, которые с пузырями и бульканьем срывались с его жестких, как резина, губ.

«А вот теперь-то я до тебя доберусь», — мысленно проговорила я и навела прицел на его мерзкие резиновые губищи. Я не обладала такими познаниями в магии, как Дрезден, но знала, что любой чародей становится уязвимым, когда призывает силы, как это делал Лягушачья Морда. Для этого требовалась напряженнейшая концентрация. Если я правильно поняла Дрездена, это означало, что Лягушачья Морда должен все свое внимание сосредоточить на заклятии, не оставив ничего для защиты своей землистой шкуры.

Воздух вокруг рук Лягушачьей Морды замерцал, и из сияющей яркими красками раковины потянулись тонкие склизкие усики, которые начали дрейфовать вниз, к Марси, — целое облако усиков, тончайших, как паутина.

Не сомневаясь более в своей цели, я вдохнула, задержала дыхание и нажала на спуск.

Скажите, что вам нравится в бельгийцах? Они умеют делать классное оружие!

Лишенный голоса «П-90» еле слышно что-то шепнул, когда с конца глушителя сорвался выхлоп автоматического огня. Ни грома, ни молнии — один лишь мягкий, хрипящий звук и щелчок циклического механизма. Благодаря дозвуковым патронам очередь произвела гораздо меньше шума, чем патроны, соприкоснувшиеся с черепом Лягушачьей Морды.

Послышалось несколько влажных звуков, сопровождающихся громким треском, и каждая из выпущенных мной пуль достигла цели. От одной пули грязи бывает довольно много. От полудюжины голова Лягушачей Морды в буквальном смысле взорвалась, пули вышибли во все стороны мякоть и осколки костей, и две трети его черепа, от верхней губы до макушки, попросту исчезли в брызнувших струях зеленой крови.

Из морской ракушки вылетела зловещая красная молния. Лягушачья Морда испустил пронзительный вопль, и почти обезглавленное тело, забившись в диких конвульсиях, стало оседать на пол.

Водолазочные все повскакивали на ноги, в полной растерянности, дико озираясь по сторонам. Мое оружие не дало им абсолютно никакого ключа к разгадке того, откуда произошло нападение. Я навела прицел на Никто, но с этого угла все пули, которые его поразят, угрожали Уиллу и сидящему в клетке пленнику за его спиной.

Сместив прицел, я установила красное перекрестие на другом водолазочном, который стоял прямо за Уиллом. Я выпустила еще одну шепчущую очередь — примерно с полдюжины патронов, и шея этой твари взорвалась облаком густой алой слизи. Водолазочный обмяк, оседая на пол, словно сдувшийся воздушный шарик.

Никто устремил пристальный взгляд в мою сторону, и я увидела, как он отследил своими бледными глазами траекторию полета пули от того места, где она вонзилась в пол, до моей позиции на стеллаже.

Он издал яростный звук, вытащил из кармана короткую трубку и направил ее на меня. Я тут же соскользнула по лестнице на пол, едва ли медленнее, чем если бы просто упала. Раздался пронзительный свист, и прямо над моей головой полетело нечто напоминающее маленького колючего морского ежа — так близко, что ветер взметнул мои выкрашенные черным волосы. Врезавшись позади меня в стену, это нечто пробило колючками гофрированный металл и, слегка подрагивая, застыло. С кончиков шипов упали капли желто-зеленой жидкости, от которой в бетонном полу начали появляться маленькие дымящиеся отверстия.

Вот блин.

Воздух наполнился хриплыми трещащими и щелкающими звуками, доносившимися из нескольких источников, — эти твари перекликались. Пока я бежала к дальнему концу стеллажа, темные силуэты водолазочных направились в мою сторону — я мельком увидела между ящиками и контейнерами, сложенными на самой нижней полке, как они бегут с гибкой, плавной быстротой профессиональных атлетов.

Я мчалась мимо скопления наростов на стене, расположенных чуть ниже других, и при моем приближении они вдруг засияли биолюминесцентным светом. Чисто инстинктивно я бросилась плашмя на бетонный пол и проехала на брюхе под зашипевшим комковатым наростом, который принялся распылять во все стороны струи брызг того же цвета, что и жидкость, покрывавшая иглы ежа. Запах был омерзительный, и я, снова вскочив на ноги, помчалась дальше по проходу, стараясь держаться как можно дальше от стены.

Задержись я хотя бы на полшага, и мне бы не жить. Раздался страшный грохот, и Никто врезался в самую нижнюю стеллажную секцию, отшвырнув стальную бочку и деревянный ящик размером с гроб с такой легкостью, будто они были сделаны из пенопласта. Его пальцы сомкнулись в воздухе, не дотянувшись до меня всего на пару дюймов.

Второй водолазочный напал на меня в конце полки. Я открыла огонь из «П-90», моля Бога, чтобы не задеть рикошетом никого из пленников, но моя мишень, двигаясь со скоростью атакующей змеи, рванула вперед и оттолкнулась ногой от стальной стены склада на высоте шести футов. Воспользовавшись только одной ногой, водолазочный вошел в обратное сальто и пролетел назад к концу полки, уйдя с линии огня.

Проклятая тварь двигалась недостаточно быстро, чтобы увернуться от пуль, но достаточно быстро, чтобы увернуться от меня, пока я пыталась прицелиться. Выстрел всего лишь задел ему колено, не более, а Никто, несмотря на всю свою гигантскую массу, уже настигал меня сзади. Я чувствовала себя белкой, которую преследует немецкая овчарка; если бы он меня поймал, примерно так оно все бы и закончилось.

А потому я сыграла роль белки и, вместо того чтобы убегать, повернулась на девяносто градусов вправо и вжалась между двумя штабелями поддонов на нижней полке. Протискиваясь между ними, я слегка ободрала себе руку, зато соскочила на открытый складской пол. Я услышала, как ботинки Никто с визгом проехались по полу, когда он за моей спиной вдарил по тормозам.

Водолазочный шел прямо на меня, держась на одной линии с теми клетками, которые еще не загрузили в товарный вагон. Я подняла «П-90» и припала на одно колено. Водолазочный рванул вперед, уставившись на меня широко раскрытыми блекло-голубыми глазами. В руке он сжимал кривой нож, держа его низко, вплотную к ноге — знал, гад, как им пользоваться.

Я навела на его грудину алое перекрестие прицела и нажала на спуск. За мгновение до того, как из ствола вылетела очередь, водолазочный прыгнул прямо вперед и, перекувырнувшись в воздухе, оказался за моей спиной.

Ту невероятную быстроту, на которую способны другие не-вполне-люди, я уже видела и примерно чего-то такого и ожидала. Как только ноги его оторвались от пола, я крутанулась влево и открыла огонь ровно в тот момент, когда на линии уже не было никого из пленников. Пули жужжали в воздухе, словно гигантская газонокосилка, — и тут краем глаза я увидела водолазочного, которого ранила пару секунд назад. Он подобрался, чтобы на меня напасть, пока я целюсь в его приятеля, и мой резкий поворот застал его врасплох. Целиться я не стала — это был выстрел «в лоб». Я разрядила в него оставшиеся патроны, моля Бога, чтобы он не успел где-нибудь укрыться.

У Святого Иуды множество дел, но иногда он успевает вовремя. Моя пушка с шипом выплюнула смертоносную очередь, которая пересекла траекторию водолазочного и проделала в верхней части его туловища пять или шесть дырок. Водолазочный с воплями повалился на пол.

Но тот, который через меня перепрыгнул, оценил ситуацию мгновенно: он опрокинулся на спину и полоснул меня кривым ножом по животу.

Почти любой в этом городе, окажись он на моем месте, был бы убит. Нож ударил со страшной силой, а лезвие у него было острое. Стандартный кевларовый бронежилет ни черта бы мне не помог. Я перестала носить стандартные шмотки благодаря чрезмерному количеству захватывающих вылазок с Дрезденом. Теперь я носила двойной жилет — а в качестве прослойки между пулезащитным материалом использовала кольчугу из плотно подогнанных титановых колец, изготовленную для меня одним из друзей Дрездена, женой отставного Кулака Бога.

Нож легко прошел кевлар, разъединил пару-тройку кольчужных колец, после чего его острие застряло в титане. Вместо того чтобы выпустить из меня кишки, сверхчеловечески мощный удар приподнял меня как крючком и швырнул на бетонный пол. Я сгруппировалась, смягчая падение, и поднялась на ноги. Магазин «П-90» уже опустел. Я как раз доставала новый, и тут сзади резко налетел еще один водолазочный, обхватив меня за шею тонкой, твердой, как железо, рукой.

Я едва успела просунуть в эту петлю ладонь, пока он меня не задушил, и завертелась, словно угорь, пытаясь выскользнуть. Он был гораздо сильнее меня, ну а кто не был? Даже в рукопашной сила — это далеко не все. Водолазочный, может, и быстрее, чем я, но зато у меня преимущество опыта. Я обладала достаточно хорошей координацией и, почувствовав, где в его захвате самое слабое место, сумела вывернуться — только для того, чтобы получить удар в плечо, поваливший меня на пол.

Падая, я увидела, что водолазочный с ножом находится от меня всего в нескольких шагах. От двоих я бы ни за что не спаслась.

Вставлять новый магазин в «П-90» уже не было времени, а потому я, не выпуская его из рук, развернулась и со всей силы вмазала тяжелым полимерным прикладом по коленной чашечке ближайшего водолазочного.

Он с воплем ухватил меня за ворот кожаной куртки и встряхнул, будто куклу.

И вот тут-то Уилл и Марси преподали компаньонам Никто наглядный урок на тему того, почему вервольфы вселяют ужас в сердца и умы смертных.

Промельк темного меха, леденящий душу яростный рык — и водолазочный закричал. Когда он начал заваливаться набок, я поняла, что один из оборотней только что перекусил подколенное сухожилие на здоровой ноге водолазочного. Мы рухнули оба. Я вывернулась из кожаной куртки, хотя для этого мне пришлось отбросить «П-90», который повис на разгрузке, и, перевернувшись, выскользнула из хватки водолазочного. В следующее мгновение вторая бурая тень, чуть посветлее, сверкая зубами, пронеслась над упавшим водолазочным и вырвала то, что у человека было бы яремной веной.

Водолазочный бился в предсмертной агонии, из зияющей раны выбулькивала похожая на слизь красная кровь.

И внезапно рядом со мной, по обе стороны, оказались лицом к врагу два зверя из ночных кошмаров человечества. Волки. Один — большой и темный, другой — чуть поменьше и полегче, оба мускулистые, с плотным мехом и с золотыми глазами, в которых светился ум — и ярость.

Столкнувшись с парой кровожадных вервольфов, водолазочный с кинжалом сбавил обороты и застыл в неуверенности.

В последовавшей за этим внезапной тишине особенно громко прозвучали три щелчка — это я вставила в «П-90» новый магазин и дослала в патронник первый патрон. Хлоп. Клик-клак.

«Вот видишь, Никто? — подумала я. — Я тоже умею издавать зловещие звуки».

Я подняла оружие и рявкнула:

— Бросай нож.

Водолазочный с полсекунды колебался, кося взглядом то влево, то вправо, а потом выпустил нож. Сталь звякнула, ударившись о пол.

Я держала его на прицеле, наполовину спустив курок. Да, это нельзя назвать разумным и безопасным образом действий, но, откровенно говоря, если б я случайно в него и выстрелила, то не потеряла бы покой и сон. С таким дьявольски быстрым типом не стоит отказываться ни от каких преимуществ.

— Их было пятеро, — сказала я волкам. — Со сколькими вы разделались, считая того, который навалился на меня?

Более светлый волк дважды тявкнул — низко и отчетливо.

— Я достала двоих, — подытожила я. — Значит, остаются еще этот и верзила.

В воздухе пронеслась сложная последовательность щелчков и хлопков, все лампы погасли, и склад погрузился в полнейшую тьму.

Я инстинктивно надавила пальцем на спусковой крючок и выпустила очередь еще до того, как вырубился свет. Но стреляла я практически вслепую, в противника, который обладал сверхъестественной быстротой и к тому же — благодаря этим чертовым щелчкам — знал, что должно произойти. Я услышала, как пули ударились о дальнюю стену.

Волки зарычали и бросились вперед — склад не был полностью светоизолированным помещением, а волчьи глаза в темноте на самом деле видят лучше, чем при ярком свете. Мрак для них вовсе не был препятствием. Но я ухватила их за шкирки и прошипела:

— Погодите.

Они таки успели протащить меня по инерции на пару дюймов, но я сказала:

— Наросты на стене распыляют кислоту не меньше чем на семь-восемь футов. Не попадитесь в ловушку, держитесь от них подальше. У верзилы есть что-то типа ружья. Вперед.

Волки вырвались из-под моих рук, оставив меня одну в темноте.

Щелчки и хлопки по-прежнему метались по всему пространству склада, и я не могла их локализовать. Они звучали постоянно, каждые несколько секунд, и я прямо-таки чувствовала, что они раздаются все ближе и ближе ко мне.

Как раз когда я присела там, беззащитная и ненавидящая свою беззащитность, мои руки перебирали содержимое карманов разгрузочного жилета. Если здесь носится в воздухе слишком много магии, электрический фонарик может оказаться ненадежным. Магия вырубает технику, когда той и другой вокруг слишком много, а возиться вслепую с чем-то реально важным бессмысленно. Готовя разгрузочный жилет, я не забыла о такого рода ситуациях.

Я открыла карман и, выудив оттуда сигнальный факел, вытянула пусковой шнур, который тут же его запустил. Красная вспышка прорезала темноту, и я подняла факел над головой, держа его в левой руке так, чтобы он не слепил мне глаза. Правой рукой я сжимала «П-90». Из маленького ружья запросто можно было стрелять и одной рукой, и хотя точно прицелиться уже не получится, я все равно могла выпускать очереди почти так же легко, как и с обеих рук.

Хлопки и щелчки продолжались, повсюду и нигде. Я понятия не имела, что с Уиллом и Марси, а темных углов, где могли скрываться Никто с водолазочным, было более чем достаточно. Сообразив, что я, по сути, сижу на полу, посреди открытого пространства, в круге света и являюсь идеальной мишенью для Никто с его странной пушкой, стреляющей морскими ежами, я отступила к запертым в клетках пленникам.

— Джорджия, — позвала я, присаживаясь около нее. Я изучила дверцу клетки и обнаружила, что она даже не заперта. Кольца для висячего замка на ней имелись, но дверца была просто задвинута на щеколду. Я повернула ее и открыла клетку. — Джорджия. Ты можешь двигаться?

Она подняла голову и, нахмурившись, уставилась на меня. Потом повернула туловище, наклонилась вперед, перемещаясь толчками, словно под водой, и медленно начала выползать из клетки. Я поспешила к клетке Энди и точно так же открыла дверцу — но, когда я позвала ее выйти, девушка не то что пальцем не пошевелила — даже не моргнула. То еще подкрепление. Я почувствовала себя бесполезной. Я не могла пойти в темноту и присоединиться к охоте Уилла и Марси. Там, натыкаясь на все что ни попадя, я была бы даже хуже чем бесполезна, отвлекая на себя их внимание.

— Мёрфи, — проговорила Джорджия. — М-Мёрфи.

Я поспешила к ней.

— Я здесь. У вас что-то болит?

Она покачала головой.

— Н-нет… С-слушайте. — Она подняла голову, чтобы встретиться со мной взглядом, и шея у нее тряслась, как у паралитика. — Слушайте!

Щелчки. Хлопки. Один раз — долгое угрожающее рычание. Шипящий звук пролетевшего в воздухе ежа, резкое «понг» его удара о наружную металлическую стену.

— Защита, — сказала Джорджия. — Сонар.

Секунду я тупо смотрела на нее, а потом до меня дошло. Щелчки и хлопки звучали для меня знакомо, потому что я уже слышала их — или что-то очень похожее — от дельфинов в Океанарии Шедда. Дельфины посылают резкие звуковые импульсы и пользуются ими, чтобы перемещаться и искать добычу в темноте.

Я швырнула факел на пол, подальше от Джорджии, и начала свинчивать глушитель с «П-90».

— Уилл! Марси! — крикнула я, не сумев сдержать рычание в голосе. — Они сейчас ослепнут!

Затем я нацелила ружье вверх и в сторону под таким углом, словно намеревалась стрелять в близлежащее озеро, перещелкнула переключатель на единичный огонь и принялась методично нажимать на курок. Второй магазин был заряжен не дозвуковыми, а самыми обыкновенными патронами, и без глушителя, который демпфировал взрыв пороха, сверхзвуковые пули грохотали вовсю. Вспышки из ствола освещали всю внутренность склада белыми молниями. В моих выстрелах не было никакого ритма, вообще никакой системы. Я понятия не имела, как работает сонар в биологических организмах, но я ходила за компанию с племянничками в кино на фильм «Сорвиголова», и, похоже, ритмичные звуки создавали более упорядоченное изображение, чем случайные шумовые пакеты.

Расстреливая таким способом магазин с пятью десятками патронов, я почти что слышала насмешечки Дрездена, его голос, хмельной от адреналина, слова, слетающие с губ, искривленных в маниакальной ухмылке, — те слова, что уже слышала пару раз прежде: «Мёрф, когда ты для разработки тактического плана обращаешься к концепции фильма, в спецэффекты которого вгрохали миллионы долларов, думаю, это можно без всякого риска счесть индикатором того, что ты абсолютно ни хрена в этом не понимаешь».

Но когда из моей пушки вылетела последняя пуля, я услышала, как вопит от боли один из водолазочных — резко оборвавшийся жуткий крик. А потом склад вновь погрузился в тишину — для того лишь, чтобы снова наполниться еще одной устойчивой серией ритмичных щелчков.

И на сей раз они определенно становились ближе.

Я отстегнула «П-90» и отложила в сторону. Для этой пушки у меня было только два магазина. Но «ЗИГ» привычно, как старый друг, лег мне в ладонь, и я стала перемещаться подальше от Джорджии и других узников, кружа позади пустых клеток, предназначавшихся для Уилла и Марси. Я едва не вскрикнула, споткнувшись о труп, и обнаружила еще одного водолазочного, лежавшего в луже вязкой крови, — наверное, это был второй нехороший парень, познакомившийся с Уиллом и Марси.

Какой-то инстинкт предупредил меня об опасности, и я распласталась на полу. Надо мной пронесся очередной снаряд из морского ежа; второй ударился о стенку пустой клетки и врезался в ее пол, прожигая кислотой сталь. Затем последовал третий, со свистом пролетевший в сторону от меня.

Волк взвизгнул в агонии — жутко, жутко пронзительный, нарастающий визг.

Никто просто-напросто проделал тот же самый трюк, что и я, — стреляя в меня, он выманил одного из своих противников на открытое пространство, а потом развернулся и выстрелил в самый неожиданный момент. Уилл или Марси только что заплатили страшную цену за свое вмешательство.

Я с яростным воплем вскочила на колени и запустила сигнальный факел. Он взметнулся высоко в воздух, вращаясь и разбрасывая по всему складу красные блики. Я увидела перед собой массивную черную фигуру, разворачивающуюся, снова нацеливающую на меня дуло своего метательного артиллерийского орудия.

«ЗИГ» был быстрее.

Я уже скользнула в позицию Уивера и быстро, четко и отработанно сделала один за другим три выстрела, целясь только в верхнюю часть туловища, чтобы исключить всякую возможность задеть кого-нибудь из волков. Я знала, что по крайней мере одна из пуль попала в Никто. Факел, все еще сверкая, приземлился на пол. Я увидела его темный силуэт, извивающийся в агонии, а потом услышала, как он испустил прерывистый хрип. Он отодвинулся от факела и скрылся из поля зрения. Мгновение спустя я увидела волка, метнувшегося сквозь сноп алого света, и снова стала стрелять из «ЗИГа». Я выпускала пули почти так же, как до того из «П-90», надеясь ослепить Никто, пока его атакует волк.

Магазин опустел через несколько секунд, а ведь я не собиралась так много стрелять. Возбуждение битвы мешало сохранять здравомыслие. Я извлекла пустой магазин, заменила его новым и, выудив из разгрузочного жилета второй факел, с шипением активировала его, двинувшись вперед с пушкой на изготовку.

Я слышала, как Никто борется с волком. Слышала его голос, исходивший из огромной груди, яростное басистое рычание, столь же злобное и звериное, как рык сражающегося с ним волка. Воспользовавшись звуком как указателем, я ринулась вперед. Другой волк по-прежнему визжал в агонии, вопли его постепенно модулировались, делаясь все более и более человеческими.

Алый свет факела упал на Никто и волчью версию Уилла как раз тогда, когда Никто швырнул волка на бетонный пол с силой, сокрушающей кости. Уилл взвыл от боли, затрещали и хрустнули кости — однако ему хватило здравого смысла откатиться с дороги, пока Никто не опустил ему на голову свою гигантскую ножищу.

Я принялась всаживать пули в грудь Никто с дистанции порядка пятнадцати футов.

Я стреляла с одной руки, на адреналиновом подъеме. Не лучшее состояние для меткой стрельбы. Но я и не пыталась целиться точно — это была стрельба на инстинкте, меткость, которая приходит лишь с бесконечными часами практики, с тысячами и тысячами пуль, выпущенных на полигоне. Чтобы добиться этого, надо много работать.

Я работала.

Я использовала 9-миллиметровое оружие. Для настоящего боя пули маленькие, почти на грани — а Никто находился на противоположном конце боевой вселенной. Он повернулся ко мне, и я увидела, что у него больше нет метательной трубки — точнее, у него нет двух пальцев на той руке, которой он ее держал. Кто-то из волков, видимо, уже попытался перегрызть ему глотку и разорвал тонкую ткань водолазочного ворота — и когда он на меня бросился, я увидела, как раздвинулись его жабры.

Пули летели четко ему в торс. Я целилась в сердце, которое у людей иногда располагается довольно низко, на пару дюймов ниже левого соска. И каждый мой выстрел попадал в него — шесть, семь, восемь…

Атакующему требуются порядка двух секунд, чтобы преодолеть расстояние в тридцать футов и оказаться в пределах боя на ножах или на кулаках. Никто был футов на пять ближе. Восемь попаданий из восьми выстрелов — это была чертовски крутая боевая стрельба.

На сей раз этого оказалось недостаточно.

Никто врезался в меня, как потерявший управление грузовик, и сбил меня с ног. Мы оба полетели на бетонный пол. Оттолкнувшись от него, я лишь воспрепятствовала тому, чтобы он рухнул всей своей тяжестью мне на грудь, и вместо этого он упал где-то в районе моих бедер. Он захватил мою правую руку и сжал ее.

Боль. Рвутся связки. Трещат кости. Он всего раз встряхнул рукой, и мой «ЗИГ» отлетел далеко в сторону.

Я не колебалась. Я только согнулась, наклоняясь к нему, и всадила сияющий конец факела ему в жабры, прямо в открытую створку.

Он завопил громче, чем смог бы вопить человек, и вскинул обе руки к горлу, чтобы перехватить факел. Я высвободила ногу и со всей силы вмазала ему пяткой в подбородок. Услышала, как что-то хрустнуло, и он, дернувшись, завопил. Высвободив другую ногу, я бросилась от него прочь, неловко придерживая левой рукой правую лодыжку.

Никто вырвал из жабр факел — его блеклые глаза чуть ли не полыхали от ярости — и с ревом рванул за мной.

Так страшно мне не было еще никогда. Добраться, пока он меня не поймал, до этой чертовой пушки я уже не успевала, а потому сделала единственное, что могла. Рванула вслепую, в полную темноту, а он погнался за мной, как бешеный локомотив.

Я знала, что у меня в запасе не так уж много пространства. Знала, что через несколько секунд врежусь в стену, и вот тут-то он меня и сцапает. Я могла только молиться, чтобы пули, которые я в него всадила, нанесли ему более серьезные повреждения, чем это казалось с виду, — чтобы он уже истекал кровью и чтобы ему как раз этих нескольких секунд и не хватало, чтобы окончательно сдохнуть.

Но где-то в глубине души я понимала, что все это чушь собачья.

Я играла не в своей лиге и понимала это с самого начала.

Внезапно прямо передо мной замерцал красивый флуоресцирующий свет — кислотный нарост на стенах. Я резко остановилась перед странными комками материи и увидела небольшие усики и отверстия на наросте, направленные на меня.

Я повернулась лицом к Никто.

Он приближался, безумно огромный, невероятно сильный, ревущий от жуткой ярости.

Но одной лишь яростью поединки не выигрывают. На самом деле это может оказаться смертельно опасной слабиной. В тот миг, когда ярость заставила его на меня броситься, я коснулась находящегося внутри меня центра спокойствия, выработанного бесконечными часами практики и дисциплины. Я реально оценила расстояние и время. Чувство было такое, будто мне всегда приходилось планировать то, что я должна сделать.

А потом я проделала с Никто ровно то же, что и с Рэем.

Когда он приблизился вплотную, я поднырнула под его огромными ручищами, крутанувшись так, чтобы развернуть мою правую ногу поперек его правой ступни, как бы для того, чтобы повалить его на пол. Несмотря на то что он, может, и был сверхъестественно силен, гравитация притянула его с той же силой, как и Рэя, и суставы его работали по тому же самому принципу. Его правая нога зацепилась за левую, и он полетел вперед, врезавшись прямо в стену.

В нарост.

В облако бьющих оттуда кислотных струй, которые изверглись, нацеленные на меня.

Я изо всех сил откатилась в сторону, но мне можно было не волноваться. Своей гигантской массой Никто экранировал меня от кислотных брызг. Я перевернулась и неуклюже попятилась на заднице, помогая себе левой рукой, как зачарованная уставившись на Никто.

Он не кричал. Наверное, он пытался. Должно быть, кислота в первую очередь разъела ему горло. Он как бы отпрянул, пошатываясь, и рухнул на колени. Я смутно видела его профиль в дальнем свете факела и свечении кислотного гриба. Это… это как растворение; словно смотришь в замедленной съемке на статую, разъедаемую ветрами и дождями. Жидкость стекала в лужицу вокруг его ног. Он сделал несколько судорожных вдохов, а потом послышались хлюпающие звуки, когда кислота разъедала ему грудную клетку. И после этого больше никаких звуков не было.

Он пытался встать, дважды. После чего повалился на бок, как будто заснул.

Кислота продолжила разъедать его даже после смерти.

В нос шибануло зловоние, и меня вывернуло наизнанку.

Я отступила еще дальше и присела на секунду, подтянув колени к груди, обхватив их здоровой рукой и рыдая. Как же мне больно.

Как же больно!

Рука тупо пульсировала.

— Черт подери, Дрезден, — сдавленно пробормотала я, нарушив тишину. — Черт подери. Это твою работу я тут делаю. Черт, черт, черт.

Еще минута — и я встала на ноги. Подобрала второй факел. Отыскала свою пушку. Сделала все, что могла, чтобы помочь Уиллу и Марси — оба они должны выжить.

После этого я обошла весь склад, методично выпустив еще с полдюжины пуль в голову каждому убитому водолазочному. И я израсходовала банку растворителя, который нашла в углу, чтобы сжечь их хозяина — для полной уверенности.

Не существует такого понятия, как «перебор».

Мы с Уиллом стояли в открытых грузовых воротах, подставив лица ветру, который дул с востока над озером, свежему и прохладному. Между нами и водой не было ничего, кроме сорока футов залитой асфальтом погрузочной площадки. Было тихо. Никакой реакции на события внутри здания.

Позади нас безмолвными рядами лежали на бетонном полу освобожденные из клеток пленники. Даже притом что у него было болезненно вывихнуто левое плечо, Уилл проделал большую часть тяжелой работы — он вытаскивал из железнодорожного контейнера клетки, а мы с Марси и Джорджией открывали их и вытаскивали узников.

Марси подошла и встала рядом с нами, снова в своем сарафанчике. Ее правое плечо выглядело отвратительно. В нее угодил ежиный снаряд, и пара иголок вонзились довольно глубоко. Кислота проникла в мышцы, а от других шипов потекла вниз, по коже, прожигая все на своем пути. Зубцы были зазубренными, но кислота мгновенно растворяла кожу вокруг шипов, и мне удалось извлечь снаряд при помощи ножа. Марси остановила кровотечение тем же способом, что и Уилл, только рука ее была слегка изувечена, а рубцовая ткань выглядела просто кошмарно.

Впрочем, казалось, это не слишком волнует молодую женщину, которую я больше никогда и ни при каких обстоятельствах не сравню с мышью. Однако смотрелась она опустошенной, словно из нее выжали все эмоции.

— Она уснула, — негромко сообщила Марси Уиллу.

— Хорошо, — сказал Уилл. Голос его звучал ровно и бесстрастно. Он сильно страдал. Уилл тоскливо посмотрел на меня: — Думаете, это сработает?

— Восход солнца, — спокойно проговорила я, кивнула и оглянулась на ряды неподвижных узников. — Он обладает определенной энергией, в том числе и силой позитивного обновления. Эта сила должна разрушить связывающие их чары.

— Откуда вы знаете? — спросил Уилл.

— Дрезден, — ответила я.

Внезапно Марси наклонила голову и прищурилась с подозрением.

— Кто-то приехал, — сказала она.

Я стояла у створки ворот, готовая захлопнуть ее в любой момент, пока машина, серебристый «бимер», выезжала из-за угла склада на погрузочную площадку. «Бимер» остановился где-то в тридцати футах от нас, и из него вышла мисс Гард. Мгновение она смотрела на меня, а потом вернулась к переднему бамперу и встала там в ожидании. Восточный ветер развевал ее длинные светлые волосы в нашу сторону, словно мягко колышущееся знамя.

— Ждите здесь, — тихо сказала я.

— Вы уверены? — усомнился Уилл.

— Да.

Он кивнул:

— Ладно.

Я шагнула вперед, спустилась по низким бетонным ступеням, прошла еще чуть-чуть и встала лицом к лицу с Гард.

Мгновение она без всякого выражения смотрела на меня, потом перевела взгляд на пленников. Медленно покачала головой и проговорила:

— Вы сделали это.

Я ничего не ответила.

— Это — магия фоморов, — пояснила она. — Один из их младших чародеев и его вассалы.

— Зачем? — спросила я у нее. — Зачем они это делают?

Гард покачала головой и пожала плечами:

— Я не знаю. Но команды, подобные этой, работают в данный момент по всему миру.

— Не в Чикаго, — спокойно заметила я.

— Не в Чикаго, — согласилась она. И губы ее медленно растянулись в самой настоящей улыбке. Она поклонилась мне в пояс — старомодным плавным движением, с царственной грацией, и сказала: — Не много найдется смертных, которым достало бы отваги выступить против фоморов и их миньонов. Еще меньше — тех, кому достало бы мастерства выступить против них и победить. — Взгляд ее сделался серьезным, улыбка исчезла. — Хайль, Воин.

Дрезден знал бы, как ответить на такую анахроническую тарабарщину. Я склонила голову в ответном поклоне и сказала:

— Спасибо.

— Кажется, мой работодатель у вас в долгу.

— Я не для него это делала.

— Но то, что вы сделали, тем не менее очень важно, — сказала она. — Уже второй раз фоморы попытались внедриться в Чикаго — и потерпели поражение. — Мгновение она помолчала, а потом добавила: — Если, бы вы сказали ему, что хотите получить обратно свою работу, он бы сделал так, чтобы это произошло. Безо всяких дальнейших обязательств.

Долгую минуту я стояла молча и совершенно неподвижно.

А потом вздохнула, очень устало, и сказала:

— Даже если бы я была уверена, что он не попытается в итоге использовать это в качестве рычага… Если бы для меня этого добился Марконе, я бы этого не хотела. Я сделаю это сама.

Гард кивнула, пристально на меня посмотрела и снова оглянулась назад, в сторону склада.

— Есть еще одна возможность, которую вы могли бы рассмотреть. В «Монок-секьюритиз» всегда есть вакансии. Мой босс всегда рад тем, кто обладает соответствующим, — она скривила губы, — складом ума. Учитывая ваш опыт и навыки, вы, полагаю, могли бы добиться успеха в качестве одного из наших советников по безопасности.

— Чтобы работать на парней типа Марконе? — спросила я.

— Вам следует учесть, что это уже второе вторжение фоморов, — проговорила Гард ровным голосом. — И только за последние восемь месяцев в город пытались сунуться еще с полдюжины других. Все они были изгнаны благодаря действиям Марконе.

— Он раковая опухоль, — сказала я.

— Он держит слово, — ответила Гард, — а это, на мой взгляд, ставит его на уровень выше большинства ваших начальников. И кем бы он ни был, он защитил этот город. Это немаловажный факт.

— Всякий хищник защищает свою территорию, — сказала я. — Проехали.

В ее глазах блеснуло веселое изумление, и она покачала головой:

— Ваддерунг определенно нашел бы вас интересной. Даже цвет волос у вас подходящий. Не удивляйтесь, если он когда-нибудь вас позовет.

— Это свободная страна, — сказала я. — Хотите сказать что-нибудь еще?

Гард повернулась посмотреть на стремительно светлеющий горизонт на востоке и перевела взгляд на пленников:

— Похоже, у вас тут все под контролем.

Я кивнула.

— По поводу места происшествия особо не беспокойтесь, — сказала Гард. — Вряд ли кто-нибудь когда-нибудь станет что-то разнюхивать в здешних местах.

На самом деле она имела в виду другое. Гард хотела сказать, что все улики — тела, патроны, оружие, вообще все — исчезнут. В том, что касается исчезновения улик, люди Марконе были очень и очень хороши. И в данном случае я, пожалуй, не возражала. Это защитит Уилла и Марси — оба они пролили там свою кровь, — да и меня, кстати, тоже.

И Гард не вынудила меня об этом просить.

Она подняла руку ладонью вверх — еще один из тех жестов, значение которых все забывают, за исключением одиночек, которые помешаны на своей работе, типа Дрездена. Я ответила тем же. Она одобрительно кивнула, села в свой автомобиль и уехала.

Уилл подошел и встал рядом со мной, глядя ей вслед. Потом оба мы повернулись и стали смотреть, как над кромкой озера начинает подниматься солнце.

— Его действительно больше нет, — тихо сказал Уилл. — Я о Дрездене.

Я мрачно устремила взгляд на воды, которые по всем рациональным признакам поглотили жизненные силы Дрездена, и ничего не ответила.

— Вы думаете, она говорила правду? Марконе теперь тот, кто принял на себя главный удар?

— Вероятно, — сказала я, — до некоторой степени. Но она была не права.

— Не права в чем?

— Дрезден не ушел, — сказала я и легонько коснулась рукой своей брови. — Он здесь. — Я коснулась слева обнаженной груди Уилла. — Здесь. Без него, без того, что он за эти годы сделал, ни вы, ни я не сумели бы этого осуществить.

— Не сумели бы, — согласился он. — Наверное, не сумели бы. Определенно бы не сумели.

— Есть множество людей, которых он обучал. Тренировал. Защищал. И он был примером. Ни один из нас никогда не сумеет стать тем, кем был он. Но вместе, может, у нас что-то и получится.

— Чикагская Лига Правосудия? — чуть улыбнувшись, спросил Уилл.

— Чур, я за Бэтмена, — сказала я.

На мгновение его улыбка перешла в самую настоящую ухмылку. Потом он посерьезнел:

— Вы правда думаете, что нам удастся что-то сделать?

Я решительно кивнула:

— Мы возьмем на себя его работу.

— Если у вас получится, это будет ловкий трюк, — сказал Уилл.

— Если у нас получится, — поправила его я. — Мне понадобится помощник, Уилл. Кто-то, кому я доверяю. Вы.

Он помолчал с минуту, а потом кивнул:

— Я в игре. Но вы говорите о некоторых очень… э-э… несопоставимых личностях. Сколько времени вам удастся продержаться?

Мой ответ удивил даже меня.

— Пока не вернется Дрезден.

Уилл нахмурился:

— Вы правда думаете, что это возможно?

Я покачала головой:

— Кажется, нет. Но… Этот голос внутри меня, он постоянно напоминает, что мы не видели тела. Пока не увижу…

Солнце взошло над горизонтом, мягко просвечивая сквозь окутавший озеро утренний туман, и омыло нас золотым сиянием, теплым и сильным. Мы обернулись посмотреть на пленников, и как только свет коснулся их, они задрожали. Затем начали шевелиться. Первой поднялась Джорджия.

Уилл медленно, глубоко вздохнул, глаза его сияли.

— Пока не увижу, — тихо договорила я, — я не поверю, что он мертв.

И мы с Уиллом вместе направились к складу, чтобы позаботиться о благополучной доставке узников домой.