У птичьего заповедника Монтроуз Пойнт было второе название — Магический Хедж. Здесь около пятнадцати акров деревьев, кустарника и извилистых тропинок. Он был учрежден как птичий заповедник несколько десятилетий назад и является основной гаванью прибытия птиц, мигрирующих на юг зимой. Если вы прочтете какие-нибудь рекламные проспекты об этом месте, они расскажут вам все о том, что Магический Хедж до отказа переполнен магией птиц и природы.

Но народ, который живет здесь, также называет это место Магический Хедж, поскольку это довольно известный притон для мужчин, которые надеются завести интрижку с другими мужчинами. Соотношение «романтиков» к орнитологам (и не думайте, что я не понял иронию шутки про бинокль и наблюдение за птицами) меняется в зависимости от времени года. Когда вокруг тонны птиц и их почитателей, это означает, присутствие множества людей с биноклями и фотоаппаратами. Такого типа вещи действительно на корню рубят романтическую таинственность.

Место выпирает словно крюк, почти полностью охватывая Монтроуз Харбор, который в основном используется как стоянка для лодок, намного менее неряшливых, чем Водяной Жучок. Там есть яхт-клуб и довольно оживленный пляж неподалеку. Таким образом, порой в Магический Хедж забредают люди, которые не являются ни орнитологами, ни искателями любовных приключений.

Такие люди, как я.

В конце октября, большая часть мигрирующих стай уже прошла мимо, но Хедж по-прежнему был местом сбора для остатков воробьиных стай, которые будут собираться здесь в течение нескольких дней, чтобы затем объединиться и улететь прочь огромным облаком. Я распознал две дюжины видов на прогулке по парку и без бинокля. Я знал большинство из них, если бы потрудился извлечь их имена из своей памяти. Но я не стал. Эбинизер, когда обучал меня, весьма серьезно подошел к этому вопросу и постарался удостоверится, что я заучил правильные имена вещей.

Сегодня, под холодным моросящим серым небом, парк был почти пуст. По пути туда, куда я хотел попасть, мне встретился мужчина, одетый во все черное, в черной шляпе и черных солнцезащитных очках. В солнцезащитных, с ума сойти! Он не заинтересованно проводил меня своим неприветливым пристальным взглядом, когда я проходил мимо.

— Я здесь не за этим, — сказал я. — Делаю междугородный звонок. Свалю через полчаса. Так или иначе.

Он ничего не сказал и, пока я проходил, скрылся в кустарнике. Здесь свое сообщество. Сыщики, бегуны. Иногда подставы полицейских рейдов. Похоже на кошмарное количество суеты и хлопот для всех участников, а для меня, в современных реалиях, особенно.

Боба в моей сумке через плечо больше не было, я заменил его тем, что мне сейчас было нужно. Озеро неподалеку и моросящий дождь обозначали стихию воды. Земли там было в избытке, и я использовал садовую лопату, чтобы выкопать небольшую яму. Порывистый холодный ветер с Северо-Запада послужил стихией воздуха. После того, как я сложил несколько фунтов щепок для растопки, что принёс с собой, в виде маленькой полой пирамиды, не потребовалось много времени, чтобы развести крохотный костёр, даже под дождём.

Я подождал, пока огонь не начал разгораться, добавляя хворост, чтобы костёр горел жарче и быстрее. Я не собирался готовить на нем. Мне были всего нужны несколько минут. Я старался не подниматься и двигаться как можно меньше. Чириканье сотен собравшихся вместе воробьев было оголтелым и повсеместным.

Как только огонь хорошо разгорелся, я использовал мастерок, чтобы вырезать в мягкой земле круг. Я дотронулся до него пальцем, посылая небольшое усилие воли, и магический круг замкнулся вокруг меня. Он служил мистическим барьером, а не физическим, и требовался для фокусировки магических сил, значительно облегчая то, что я собирался сделать. Его нельзя было увидеть или потрогать, но он был очень, очень реальным.

Как и множество других важных вещей.

Я собрал свою волю, сжимая её в точку. Люди почему-то думают, что чародеи используют магические слова. На самом деле нет никаких волшебных слов. Даже те, которые мы используем в заклинаниях — всего лишь символы, способ оградить наши умы от энергии, проходящей через них. Слова несут силу в каждом звуке, столь же ужасную и прекрасную, как магия, и они не нуждаются в высокобюджетных спецэффектах.

То, что движет магией — в конце концов, лишь усилие воли. Эмоции могут помочь укрепить его, но когда вливаешь свои эмоции в магию, словно топливо, это всё равно просто разные выражения воли, разные оттенки желания, чтобы что-то произошло. Для некоторых вещей от чародея требуется оставить любые эмоции в стороне. Они хороши в условиях кризиса, но в методический, преднамеренной работе, они могут внести хаос в его намерения. Поэтому я блокировал все смятения, сомнения, неуверенность, вместе с совершенно разумным страхом, пока не осталось только моё рациональное «я» и потребность достичь определённой цели.

Только тогда я поднял голову и заговорил, наполняя каждое слово энергией своего желания, посылая силу вызова обратно в пространство. Магическая сила заставила мой голос звучать необычно — громче, глубже, богаче.

— Леди Света и Жизни, услышь меня. Ты, о Королева Вечной Зелени, Леди Цветов, услышь меня. Грядут зловещие знамения. Услышь мой голос. Услышь мой зов. Я Гарри Дрезден, Зимний Рыцарь, и я непременно должен говорить с тобой. — Я усилил поток своей воли, и мой голос прогремел:

— Титания, Титания, Титания! Я призываю тебя!

Последний звук отскочил от каждой поверхности в поле зрения с рокочущим эхом. Это вспугнуло воробьев. Они взлетели облаком из тысяч крыльев и тел, собираясь в рой, который дико помчался вокруг луговины.

— Ну, — я затаил дыхание. — Давай же. — Я стоял в молчании долго, больше минуты, и уже начал думать, что ничего не случится.

А потом я увидел, как облака начали закручиваться по кругу, и я точно знал, что это означает.

Я прожил на Среднем Западе большую часть своей жизни. Торнадо здесь — объективная правда жизни, часть фона. Люди думают, что они пугающие, и так оно и есть, но их вполне можно пережить, если вы будете следовать некоторым весьма простым инструкциям: предупреждайте людей заранее, и, когда вы слышите предупреждение, главное — это безопасное место, до которого вы можете быстро добраться. Как правило, это подвал или погреб. Иногда угол под лестницей. Иногда внутри ванной комнаты. Иногда лучшее, на что вы можете надеяться, это самая глубокая канава, которую сможете отыскать.

Но в основном все сводится к "беги и прячься".

Годы жизни на Среднем Западе кричали мне: делать именно это. Мое сердце забилось быстрее и во рту пересохло, а тучи над головой, и когда я говорю "над головой», то имею в виду прямо над моей головой, вращались все быстрее и быстрее.

Птицы сорвались в полет по всему Магическому Хеджу, присоединившись к воробьям в их диком кружении. Воздух внезапно сомкнулся, и моросящий дождь отрезало, как-будто кто-то перекрыл клапан. Беззвучные молнии причудливо вспыхивали и гасли в облаках, которые приобрели все оттенки белого, синего и цвета морской волны, на которые водяной пар разделил свет в видимой части спектра.

Тогда я почувствовал это — тепло, похожее на то, что я ощутил в Лили, только в сто раз жарче, ярче и много интенсивнее. Облака начали опускаться, и исступленные птицы сжимали свой круг, пока не создали стену из блестящих перьев и сверкающих глаз вокруг луговины. Затем была вспышка света, удар грома, который прозвучал необычайно музыкально, словно отголосок некого огромного гонга, и ливень из земли и тлеющих частиц обгоревшей осенней травы взметнулся в воздух. Я вскинул руку, чтобы защитить глаза, но ноги удержал на месте.

Когда комья земли осыпались, а пыль и пепел улеглись, Леди Света и Жизни, Королева Летнего Двора стояла не далее, чем в пятнадцати футах от меня.

От нее захватывало дух. Я говорю не о красоте, очевидно, что она была красива. Но в этой красоте было так много граней, столько глубины, столько могущества, что это заставило меня чувствовать себя чем-то крохотным, незначительным, и очень, очень недолговечным. Вы чувствуете это, когда в первый раз попадаете в горы, впервые видите море, в первый раз сталкиваетесь с бескрайним, гнетущим величием Гранд-Каньона, и каждый раз, когда вы смотрите на Титанию, Королеву Лета.

Я бы сказал, что детали ее появления были несущественны, если не принимать во внимание то, что они предвещали, лично для меня.

Титания была одета для битвы.

Она была одета в кольчужное платье из какого-то серебристого металла, звенья которого были подогнаны так превосходно, что на первый взгляд он казался тканным полотном. Оно закрывало ее, как вторая кожа, от низа до самого горла. Под ним на ней было длинный наряд из шелка, в мягком переходе тонов меняющий цвета с желтого оттенка солнечного света до зелени сосновой хвои. Ее серебристо-белые волосы были заплетены в хвост и закреплены тугими завитками у основания шеи. На ее голове была корона, которая выглядела как перевитые виноградные лозы с все еще живой листвой. Она не позаботилась об оружии или щите, но ее огромные глаза Сидхе смотрели на меня с абсолютной уверенностью в том, что она вооружена далеко за пределами возможностей врага ей противостоять.

Да, и если бы я не знал точно, я бы поклялся, что это Мэб стоит там. Серьезно. Они не были похожи на сестер. Они выглядели как клоны.

Я начал с того, что поклонился ей. Глубоко. И я задержался в поклоне ненадолго, прежде чем снова выпрямиться.

Она стояла словно статуя несколько секунд. Она не снизошла до того, чтобы кивнуть мне в ответ в какой-либо ощутимой степени, но некое микроскопическое изменение в языке ее тела указало на признание факта моего присутствия.

— Ты, убийца моей дочери, — тихо произнесла Титания. — Ты смеешь призывать меня?

Последнее слово рассекло воздух с ощутимой яростью. Оно ударило в окружающий меня круг, разбившись ливнем золотых и зеленых искр, которые почти тотчас же погасли.

Я имел некоторый опыт общения с Королевами Фэйре. Когда они в гневе начинают говорить с вами, слушать их чревато помешательством. И после, если вы пережили это, остается надеяться, что вы во время доберетесь до отделения неотложной помощи. Я просто не видел ни одного сценария развития событий, в котором мой разговор с Титанией не привел бы ее в ярость, так что я нарисовал круг в качестве превентивной меры.

Иногда я использую мозги.

— Безумие, не так ли? — сказал я. — Но мне необходимо поговорить с Вами, о Королева.

Ее глаза сузились. Вдруг наступила жуткая тишина, хотя облако-завеса из птиц продолжало кружить вокруг нас. Тучи над головой продолжали вращаться. Мы были настолько изолированы от остального мира, как если бы стояли в частном саду.

— Говори же.

Я обдумал свои слова и подобрал их тщательно:

— Некие события пришли в движение. Очень большие события, с серьезными последствиями, затрагивающими основы мироздания. Я имею в виду, мне казалось, что война между Белым советом и Красной Коллегией — большое дело, но теперь это выглядит для меня, похожим на подпевку на разогреве у настоящей группы.

Ее глаза сузились еще больше. Она кивнула головой не более, чем на дюйм.

— Кое-что должно случится сегодня вечером, — сказал я. — Колодец подвергнется нападению. Вы знаете, что произойдет, если его откроют. В краткосрочной перспективе пострадает много людей. А в долгосрочной… ну, я не уверен, что знаю, что именно случится тогда, но абсолютно убежден, что ничего хорошего.

Титания склонила голову чуть набок. Это напомнило мне орла, оценивающего жертву, решая, стоит ли она того, чтобы спикировать на нее с высоты или нет.

— Я стараюсь удостовериться в том, что этого не произойдет, — сказал я. — И из-за природы этой… проблемы… Я не могу доверять никакой информации, полученной от людей, с которыми имею дело.

— Ах, — сказала она. — Ты хочешь, чтобы я вынесла суждение о моей сестре.

— Мне нужен кто-то знающий Мэб, — сказал я. — Тот, кто знает о пришедших в движение событиях. Кто-то, кто знал бы, если бы она… эээ… Изменилась.

— И что заставляет тебя думать, что я обладаю знаниями, которые ты ищешь?

— Потому что я ВИДЕЛ Вас во время подготовки к бою у каменного стола, несколько лет назад. Вы равны Мэб. Я видел Вашу силу. Вы не получаете такую власть, как эта без знаний.

— Это правда.

— Я должен знать, — сказал я. — Мэб в здравом уме? Является ли она … все еще Мэб?

Титания изображала олицетворение статуи еще долгое время. Потом она отвернулась и посмотрела в сторону озера.

— Я не знаю. — Она послала мне косой взгляд. — Я не говорила со своей сестрой с времен еще до битвы при Гастингсе.

Это мало чем уступает тысячелетиям отчуждения. Ненормальность эпического масштаба. Настолько натянутые семейные отношения, до которых обычные люди просто не могут себя довести.

— Я собираюсь войти в семейный бизнес, — сказал я. — Потому что до смерти испугался того, что может случиться, если я этого не сделаю, и потому, что это необходимо сделать. Я понимаю, что вы с Мэб враги. Я понимаю, что если она скажет: «Чёрное», вы ответите: «Белое», и так во всём. Но мы все сейчас оказались в одной лодке. И мне нужна ваша помощь.

Титания склонила голову в другую сторону и сделала шаг ко мне. Я отступил назад, едва не выйдя из круга. Мне бы этого не хотелось. Не думаю, что круг сможет защищать меня долго, если она решит взяться за меня, но, пока он цел, это означает, что ей придётся потратить, по крайней мере, некоторое время, чтобы уничтожить его — время, за которое я могу напасть на неё. Это также означает, что если бы я захотел нанести первый удар, я был бы вынужден пожертвовать защитой круга, а также своим единственным преимуществом. Она посмотрела на мои ноги, потом снова выжидательно подняла взгляд.

— Э-Э, — сказал я. — Не согласитесь ли вы мне помочь?

Что-то промелькнуло на её лице, когда я это произнёс, выражение эмоций, которые я не мог определить. Может, они были не человеческими. Она резко обернулась и, казалось, только сейчас увидела, где находится.

— Мы подумаем, — ответила она. Затем вновь повернулась ко мне, её взгляд стал пристальным:

— Почему ты пришёл именно сюда, чтобы призвать меня?

— Это птичий заповедник, — ответил я. — Уголок природы, предназначенный для сохранения жизни и красоты. И птицы кажутся мне символом лета. Они следуют за летом на юг, на зиму, а потом возвращаются. Я подумал, что это место может быть близко к Летним землям в Феерии. Что отсюда вам будет проще услышать меня.

Она медленно повернула голову, как бы прислушиваясь. Не было никаких звуков кроме постоянного, приглушённого белого шума тысяч хлопающих крыльев.

— Но этот заповедник является кое-чем ещё. Это место для… тайных встреч.

Я пожал плечами:

— Только вы и я. Я подумал, что если вы захотите убить меня, то лучше пусть это будет здесь, чтобы не причинить вреда кому-нибудь ещё.

Титания кивнула, выражение её лица стало задумчивым:

— Что ты думаешь о тех мужчинах, которые приходят сюда, чтобы встретиться друг с другом?

— Э-Э, — переспросил я, чувствуя себя сбитым с толку, — вы хотите знать, что я думаю о геях?

— Да.

— Они сюда ходят, чтобы затем переспать, ну и пусть ходят.

— В смысле?

— В том смысле, что меня это не касается, — ответил я. — Это не мое дело, что они делают. Я не пойду к ним в гостиную, чтобы заниматься любовью с женщинами. Они не станут приходить ко мне и делать то, что они делают с другими парнями, у меня дома.

— У тебя нет чувства, что они занимаются чем-то аморальным?

— Я понятия не имею, правильно ли это или неправильно, — сказал я. — Для меня это по крайней мере не имеет значения.

— И почему нет?

— Даже если действия здешних посетителей и считаются аморальными, то кто я такой, чтобы осуждать их, я не ангел. Курение саморазрушающе. Как и пьянство. Выходить из себя и орать на окружающих — это плохо. Врать — плохо. Обманывать — плохо. Воровать — плохо. Но люди занимаются этим всю свою жизнь. Так что, как только я выясню как прожить жизнь совершенного человека, то переквалифицируюсь в лектора и буду учить других как им жить.

— Странное отношение. Вы не «всего лишь человек»? Неужели вы не всегда будете несовершенным?

— Теперь вы улавливаете смысл, — сказал я.

— Вы не рассматриваете это, как грех?

Я пожал плечами.

— Я думаю, что это — жестокий мир. Я думаю, что трудно найти любовь. Я думаю, что мы должны все быть счастливы, когда кому-то удается найти её[i](любовь)[/i].

— Любовь, — сказала Титания. Она выделила это слово. — Это то, что здесь происходит?

— Ты про ребят, которые приходят сюда для анонимного секса? — Я вздохнул. — Не совсем. Думаю, это проявление небольшой печали. Я считаю, что когда секс в какой-то момент становится… гадко обезличенным, то это позор. И я не думаю, что это хорошо. Но это их боль, не моя.

— Почему это имеет значение?

Я внимательно посмотрел на Титанию. Затем сказал:

— Потому что люди должны быть свободными. И, пока то, что они хотят сделать, не вредит другим, они должны быть свободны сделать это. Это очевидно.”

— Разве? — сказала Титания. — Судя по состоянию смертного мира это не так.

— Ага. У большинства людей нет этого, — сказал я. — Они запутались в понятиях правильного и плохого. Или правого и левого. Но это ничего не значит, если люди не свободны.

Титания пристально смотрела на меня.

— Почему ты спрашиваешь меня об этом? — спросил я.

— Потому что так надо. Потому что мои инстинкты говорят мне, что твои ответы скажут о тебе то, что мне надо знать. — Титания сделал глубокий вздох. — Что ты думаешь о моей сестре?

Секунду я колебался: ответить вежливо или честно?

Честно. Почти всегда лучше быть откровенным. Это означает, что вам не придется беспокоиться о том, что вы запутаетесь в собственном рассказе:

— Я думал, что гнев Мэб был скверной штукой, пока не узнал, на что похоже ее расположение.

На это, думаю, Титания почти улыбнулась:

— Вот как?

— Она была сиделкой у моей постели в течение одиннадцати недель и каждый день пыталась меня убить. Она пугает меня до чертиков.

— Ты не любишь ее?

— Нет, в любом значении этого слова, которое я когда-либо слышал, — сказал я.

— И почему же ты служишь ей?

— Нуждался в ее помощи, — сказал я. — Это была ее цена. Чертовски уверен, что это не потому, что мне нравится обстановка в Арктис Тор.

Титания кивнула:

— Ты не похож на других монстров, которых она веками лепила для себя по шаблону.

— Эээ… Спасибо?

— Я ничего не сделала для тебя, Гарри Дрезден, — она поджала губы. — Во многом, мы с ней похожи. И еще в большем, совершенно различны. Знаешь ли ты, во что верит моя сестра?

— В эффектный выход, — предположил я.

Губы Титании в самом деле дрогнули:

— В разум.

— Разум?

— Разум. Логику. Расчет. Холодные цифры. Превосходство ума, — в глазах Титании отразилась задумчивость. — Это еще одно, в чем мы расходимся. Я предпочитаю следовать мудрости сердца.

— Что означает? — спросил я.

Титания подняла руку и произнесла одно единственное слово. Воздух зазвенел от силы. Земля содрогнулась, разрывая мой круг и сбивая меня с ног на спину.

— Означает, — сказала она, голосом полным жара и ярости, — что ты убил мою дочь.

Птицы с криками разлетелись во все стороны, словно их выпустили из центрифуги. Титания подняла руку, и вспышка молнии обрушилась со штормового неба, выбив в земле дымящийся кратер размером с мою голову не далее, чем в ярде от меня.

— Ты осмелился прийти сюда! Чтобы просить меня вмешаться в дела моей сестры! Ты, кто предал мою Аврору смерти от железа!

Я попытался подняться, но добился лишь того, что Титания сгребла полы моей куртки и подняла меня с земли. Одной рукой. Она подняла меня вверх, удерживая над своей головой так, что ее кулак был прижат к моей груди.

— Я могу убить тебя тысячей способов, — зарычала она, ее глаза опалесцирующим вихрем меняли цвет. — Я могу разбросать твои кости по самым отдаленным уголкам Земли. Я могу скормить тебя моему саду и заставить кричать все это время. Я могла бы причинить тебе такие муки, что бы ты в полной мере повторил судьбу Ллойда Слэйта. Я хочу съесть твое сердце.

Я висел над разъяренной Королевой Лета и знал, знал наверняка, что не было ни одной проклятой вещи, которую я мог сделать, чтобы спасти свою жизнь. Я могу делать вещи, конечно, замечательные вещи. Но Титания боялась меня не больше, чем белый медведь полевую мышь. Мое сердцебиение стало чуть тверже, и это было все, что я мог сделать, чтобы не намочить мои долбанные штаны.

И вдруг произошло нечто воистину пугающее.

Ее глаза наполнились слезами. Они выступили и пролились по ее щекам. Титания, казалось, сникла. Она поставила меня на землю и отпустила.

— Я могу сделать все эти вещи. Но ни одна из них, — прошептала она, — не вернет мне мою дочь обратно. Ни одна из них не заполнит пустоту внутри меня. Потребовалось время, но мудрый совет Старейшины Граффа помог мне увидеть истину.

— Адские колокола. Старейшина Графф замолвил за меня словечко? Я должен этому парню пиво.

— Я не глупа, чародей. Я знаю, чем она стала. Я знаю, что должно было сделать. — Больше слез западало, сияющих как алмазы. — Но она была моей. Я не могу забыть, что ты отнял ее у меня. Я не могу простить тебе этого. Я оставлю тебе жизнь, покинь это место.

Мой голос звучал немного неуверенно, когда я заговорил — Если Колодец разрушат, ваше королевство рискует потерять столько же, сколько и смертные.

— Моё сердце говорит мне, что я должна ненавидеть тебя, смертный. Что бы ни говорил мой разум, — сказала Титания. — Я не стану помогать тебе.

— Не станете? А Ваше сердце случайно не подсказывает Вам, что произойдет, если все эти существа в Колодце вырвутся на свободу? Они бессмертны. Если охранные заклинания падут, огонь сдержит их на какое-то время, но в конце концов они освободятся.

Титания не повернулась ко мне лицом. Ее голос звучал устало — Мое сердце говорит мне, что у всего есть конец. — она замолчала, обдумывая — Но я расскажу Зимнему Рыцарю, который верит в свободу: ты должен научиться быть очень осторожным. Страх и сила, которую тебе пришлось познать имеет имя. Тебе следует знать истинные имена этих вещей.

Она повернулась и пошла ко мне. Мое тело советовало мне бежать оттуда к чертям, но я приказал ему заткнуться и мои ноги все равно очень дрожали. Титания встала на цыпочки и прошептала рядом с моим ухом.

— Немезида — выдохнула она — произноси это имя очень осторожно, иначе оно может услышать тебя.

Я моргнул — Что… Что это?

Она повернулась и пошла прочь от меня.

— Прощай же, чародей. Ты говоришь, что люди должны быть свободны. Это верно. Я не стану сковывать тебя своими знаниями. Сделай свой собственный выбор. Выбери, каким должен быть мир. Мне всё равно. Для меня в нём осталось слишком мало света. Благодаря тебе.

Относительно небольшая стая птиц, всего несколько сотен, взмыли в воздух между мной и Титанией. Когда они улетели, её уже ни где не было.

А я стоял там, давая своему пульсу замедлиться, вместе с вращающимися облаками. Я чувствовал себя препаршиво. Когда я убивал Аврору, у меня едва ли был другой выбор… но это не отменяет того, что я при этом навсегда лишил мать ее маленькой девочки. Я чувствовал себя словно человек в лодке с одним веслом. Как бы сильно я не грёб, я всё равно не мог никуда добраться.

Но по крайней мере, теперь у меня было имя, в добавление к силе, о которой мне рассказали Леди.

Немезида.

И оно было известным.

Дождь, который уже было стих, внезапно начался снова, хлынул сплошным потоком. У меня закралось мрачное подозрение, что Титания решила удостовериться, что я промокну до нитки. Она не убила меня, по крайней мере, пока. Но мне было чертовски ясно, что я ей не нравлюсь.

Ночь стремительно приближалась, и когда она настанет, на свободу собирался вырваться настоящий кошмар. И ещё был не самый худший сценарий.

Я опустил голову и сгорбил плечи, в попытке хоть как-то защититься от дождя, и двинулся к выходу из Магического Хеджа.