– Кот Ситх, – позвал я, как только Сарисса ушла.

Прямо за моей спиной раздался голос:

– Да, сэр Рыцарь?

Я дернулся, но не стал озираться, как напуганный тинейджер. Я повернулся весьма изысканно, в стиле Джеймса Бонда (смокинг обязывал!), пристально посмотрел на него и сказал:

– Адские колокола. Ты всегда приходишь вот так?

– Нет, – ответил малк. Он восседал на спинке дивана, который мы с Сариссой только что освободили. – Обычно я вообще не прихожу. Я просто появляюсь.

– Тебе известно о моем задании? – спросил я.

– Я знаю, что тебе был отдан приказ. Я здесь, чтобы способствовать его исполнению.

Я кивнул.

– Мне нужно вернуться в Чикаго. Сейчас же. И еще мне нужна машина.

Кот Ситх развернулся и мягко спрыгнул на пол коридора, ведущего в мою спальню. Он остановился возле двери бельевого шкафа и, хлестнув хвостом, посмотрел на меня:

– Очень хорошо.

Я нахмурился. Потом подошел к шкафу и открыл дверь.

Осенний воздух, влажный и душный в сравнении с воздухом Арктис Тора, хлынул в мою берлогу. Яркие огни сияли по ту сторону двери, и мне пришлось проморгаться как следует, чтобы понять, что ослепили меня обычные уличные фонари.

Я моргнул еще несколько раз. Ситх открыл Путь между волшебной страной и Чикаго.

Мир духов, или Небывальщина непредставимо огромен. Владения Сидхе – всего лишь его фрагмент, занимающий по большей части те сферы мира духов, что наиболее приближены к миру смертных. География мира духов ничуть не похожа на географию реального мира. Просто различные области мира духов соединяются с областями реального мира, имеющими схожую энергетику. Так что темные и жуткие места Небывальщины сцеплены с темными и жуткими местами мира смертных.

И мой хренов бельевой шкаф в Арктис-Торе оказался напрямую сцеплен с Чикаго, а конкретно – с Мичиган-авеню, готическим каменным зданием напротив Старой водонапорной башни. Стояла ночь. Время от времени по улице проезжали машины, но, похоже, никто не обращал внимания на портал, открытый в самое сердце Зимы. Арктис-Тор был изолирован и в Небывальщине, и без помощи извне добраться до него было весьма проблематично. Даже используя Пути, затратишь немало времени, а я рассчитывал на прогулку в реальный мир.

– Как? – тихо спросил я.

– Ее Величество, – ответил Ситх.

Я присвистнул. Создание прохода, ведущего из одного конкретного места в другое конкретное место требовало количества энергии столь огромного, что даже чародеям Белого Совета редко удавалось это сделать – я видел нечто подобное лишь раз в жизни, год назад, в Чичен-Ице.

– Она сделала это? Для меня?

– Конечно, – сказал Ситх. – По сути на данный момент это единственный путь к Феерии или из нее.

Я удивленно заморгал:

– Ты имеешь в виду Зиму?

– Феерию, – с ударением произнес Ситх. – Всю.

Я поперхнулся.

– Стоп! Ты хочешь сказать, что вся Феерия блокирована?

– Разумеется, – сказал Ситх. – До рассвета.

– Почему? – спросил я.

– Можно предположить, что это сделано, чтобы дать вам фору. – Ситх спокойно вышел сквозь дверной проем на тротуар. – Ваша машина, сэр Рыцарь.

Я шагнул через дверь, окунувшись прямо в чикагский воздух, и он ударил мне в лицо мириадами запахов, ощущений и звуков, которые были мне знакомы, как собственное дыхание. После холодной безжизненной тишины Арктис-Тора я ощутил себя на арене цирка в разгар представления. Слишком много звуков, запахов, чересчур много цвета и движения. Арктис-Тор пребывал в неподвижности, словно как самая глубокая ночь полярной зимы. Чикаго, что ж… Чикаго был самим собой.

Я вдруг осознал, что часто-часто моргаю.

Дом.

Знаю: это банально. Тем более, что лишь хорошо воспитанный человек назвал бы Чикаго колоритным местом. Это логово преступности и коррупции. Но одновременно – памятник архитектуры и предприимчивости. Чикаго жесток и опасен, но служит эпицентром музыки и искусства. Хорошее, плохое, уродливое, утонченное, монстры и ангелы – все это здесь.

Запахи и звуки вызвали ментальную лавину воспоминаний, от интенсивности которых я задрожал. И почти не заметил автомобиль, остановившийся на обочине рядом со мной.

Древний катафалк – «кадиллак», выпущенный, похоже, сразу после Второй мировой, с задними крыльями-«плавниками». Он был выкрашен в густой темно-синий цвет, с намалеванными языками пурпурного пламени. Пьяно мотаясь влево и вправо по авеню, «кадиллак» резко крутанул в сторону бордюра, еще раз рванул вперед, взревев двигателем, и, затормозив, юзом проскользил к обочине, едва не задев цепную ограду, разминувшись с бетонным столбиком, может, на какой-нибудь дюйм.

– Что-нибудь еще, сэр Рыцарь? – спросил Кот Ситх.

– Пока нет, – настороженно ответил я. – Кгм… А кто за рулем этой штуки?

– Советую вам самому сесть за руль, – сказал Ситх с явным презрением и, взмахнув хвостом, исчез.

Двигатель взревел снова, машина задергалась, но не тронулась с места. Фары мигнули, дворники несколько раз проехались по стеклам, потом двигатель сбросил обороты, урча на холостых, а тормозные огни погасли.

Я настороженно подошел к автомобилю, перегнулся через цепь между столбиками бордюра и постучал в окошко с водительской стороны.

Ничего не произошло. Стекла были тонированными – не слишком, но достаточно сильно для того, чтобы даже на хорошо освещенной улице интерьер нельзя было рассмотреть. Я не смог никого увидеть. Тогда я открыл дверь.

– Трижды ура, ребята, – пропищал тонкий мультяшный голосок. – Гип-гип!

– Уррра! – пронзительно взвизгнула дюжина таких же голосков.

– Гип-гип!

– Уррра!

– Гип-гип!

– Уррра! – Весь этот сумбур завершился прочувствованным хором:

– Эгей!!!

На водительском сидении катафалка расположилась дюжина крошечных человекоподобных существ. Их лидер, самый крупный из всех, мог похвастать восемнадцатидюймовым ростом. Он выглядел как чрезвычайно спортивный молодой человек в уменьшенном масштабе. На нем были доспехи из кусочков всевозможного выброшенного в помойку барахла. Нагрудник из куска алюминиевой банки – белой, с логотипом кока-колы. Щит в его левой руке из того же материала, но банка уже из-под рождественской колы, с белыми медведями. На поясе крепился кусок пластикового футляра для зубной щетки, со вставленным в него, если я не ошибался, зазубренным ножом для масла с ручкой, обмотанной изолентой и нитками. У него были фиолетовые волосы, чуть темнее лаванды, какой я ее помнил – шелковистые, почти невесомые, они колыхались вокруг его головы как повисшие пушинки одуванчика. На спине его росли крылья вроде стрекозьих, отчего она казалась покрытой перламутровым плащом.

Он стоял на вершине миниатюрной пирамиды, составленной из эльфов меньшего размера, держась руками за руль. Несколько утомленных человечков прислонились к ручке коробки передач, а еще с десяток находились внизу, кучей навалившись на педаль тормоза. Как и их вождь, облачены они были в доспехи из самых разных кусочков мусора.

Вожак лихо отсалютовал мне, сияя от счастья:

– Генерал-майор Тук-Тук из Охраны сэра Зимнего Рыцаря докладывает о готовности нести службу! Рад вас видеть, милорд!

Его крылья зажужжали, он вылетел из катафалка и начал выписывать круги прямо перед моим лицом.

– Зацени! У меня новые доспехи!

– Мы теперь Зимние и все такое! – пропищал какой-то гвардеец помельче. Он гордо потряс щитом, сделанным из куска пластикового контейнера, на котором сохранилось название дезодоранта «Зимняя свежесть».

– Даешь Зиму! – заорал Тук, ткнув кулаком вверх.

– Даешь пиццу! – откликнулись остальные.

Тук выписал круг и недовольно нахмурился, оглядывая свое войско.

– Нет, нет, нет! Мы же это репетировали!

– ДАЕШЬ ПИЦЦУ! – еще громче и уже более слажено завопили бойцы.

Тук-Тук вздохнул и покачал головой:

– Вот почему все вы мелочь лопоухая, а я генерал-майор. Потому что вам медведь на уши наступил.

Тук и компания были армией моих союзников. Я годами выстраивал отношения с Маленьким Народцем – в основном, подкупая их пиццей. В результате информаторы и доносчики стали сначала бандой маленьких пройдох и попрошаек, а затем и летучим отрядом – тогда-то Туку и пришла в голову идея сделать из них настоящую армию. И они старались. Они действительно старались, но нелегко сколотить дисциплинированный военный отряд из братии, которая не способна сосредоточиться на любой задаче более чем на двадцать секунд. Дисциплина – штука скучная.

– Ребята, ребята, – сказал я. – Кончайте галдеть и подвиньтесь. Я тороплюсь.

Малый Народец немедленно подчинился и всей толпой перебрался на пассажирское и заднее сидения. Я тут же сел за руль и захлопнул за собой дверцу, затем пристегнулся и влился в дорожное движение – машин было очень мало. Большой Кадди двигался с довольным урчанием; мощности в нем было гораздо больше, чем в автомобилях, к которым я привык. Моей последней машиной был старинный «фольксваген-жук» с двигателем размером не больше колоды карт.

– Тук, ты что, вырос? – спросил я.

– Ага, – с отвращением ответил он. – Хоть и стою с грузом на голове, типа, минут по двадцать каждый день. Даже в стиральную машину залезал. Дважды! И хоть бы что!

– А я считаю, ты круто выглядишь, – сказал я.

Он устроился по центру приборной панели, свесив ноги и болтая ими.

– Благодарю вас, милорд!

– Значит, пицца поступала по графику, пока я… кгм, отсутствовал?

– Да, милорд! Вместо вас ее доставляла леди Леанансидхе! – Тук понизил голос и процедил сквозь зубы:

– Если бы она не приносила пиццу, эти кретины все дезертировали бы.

– Ну, у нас ведь договор, – сказал я. – А договор есть договор, верно?

– Точно, – твердо сказал Тук. – Мы доверяем тебе, Гарри. Ты совсем не похож на человека!

Я понимал, что это было комплиментом, но от такого заявления по моей спине пробежал холодок. Моя крестная фея Леанансидхе выполняла за меня мои обязательства, пока я отсутствовал? О, брат, могут возникнуть новые сложности. Для Сидхе одолжения – самая твердая валюта.

Но я рад был видеть Тука и его банду – чертовски полезных малышей, которые, как я убедился, при случае могли оказаться гораздо более сноровистыми и опасными, чем кто бы то ни было, даже в сверхъестественном мире.

– Я ни на секунду не сомневался в тебе и твоей гвардии, генерал-майор.

Чистая правда. Я не сомневался в том, что до тех пор, пока пицца будет поступать вовремя, их преданность мне обеспечена.

Тук засиял от похвалы, а тело его стало пульсировать нежной аурой прохладного голубого цвета.

– Чем может служить вам гвардия, милорд?

Вечер гвардия начала с того, что едва не угробила автомобиль, но весьма впечатлял факт, что они вообще с ним управились.

– Я расследую важное дело, – серьезно сказал я. – И мне нужно, чтобы кто-то прикрывал тылы.

– Нагнитесь немножко, милорд, – немедленно отреагировал Тук и заорал: – Эй, Лопоух Фиолетовый, дуй сюда и присмотри за тылом Зимнего Пицца-Лорда Рыцаря!

Я с трудом сдержал улыбку.

– Это метафора, – сказал я.

Тук нахмурился и почесал затылок:

– Знать не знаю, что оно такое и для чего…

Главное – не рассмеяться. Рассмеяться значило ранить его маленькие чувства.

– Через минуту я собираюсь остановиться и войти в одно здание. Я хочу, чтобы гвардейцы оставались в машине и возле нее. Двое отправятся со мной – убедиться, что никто не подкрадывается ко мне, когда я его не вижу.

– А-а! – сказал Тук. – Это запросто!

– Вот и хорошо, – сказал я, останавливая машину. – Так и сделай.

Тук отсалютовал, подпрыгнул в воздух и молнией понесся к заднему сидению, по пути писклявым голоском отдавая приказы.

Я поставил Кадди на ручник и, не теряя времени, выбрался наружу. Дверцу я держал открытой не дольше, чем если бы находился здесь один. Маленький Народец не нуждался в няньках. Они не всегда сообразительны, зато ребята быстрые, решительные и находчивые. Запереть их в машине было бы не простой задачей.

Едва оказавшись снаружи, я невозмутимо пошел вперед, понимая, что для любого постороннего взгляда буду казаться одиноким прохожим. Те, кого Тук отправил присматривать за моими тылами, умеют вести себя бесшумно и почти незаметно, поэтому я не стал вертеть головой, пытаясь их обнаружить. Что хорошо в Маленьком Народце, как и в любых фэйри – если они заключили сделку, то соблюдают ее до йоты. Они и прежде прикрывали мои тылы, прикроют и сейчас. Черт возьми, поскольку я шел на преступление, они скорее всего думали, что поучаствовать в нем будет весело.

Приучить Маленький Народец к дисциплине – задачка не из легких. С другой стороны, опасность на них тоже особого впечатления не производит. Я прошел примерно квартал до нужного мне многоквартирного дома – здания из бурого песчаника, дизайном напоминавшего блок кулинарного шоколада. Он не был обиталищем состоятельного народа, как тот дом, в котором жил мой брат, но не был и постройкой для городской бедноты, обшарпанной и запущенной. Привратник отсутствовал, сигнализация казалась древней и ветхой, что для меня на данный момент было важно.

Вдобавок, мне немножко повезло: жилец, молодой человек лет двадцати, видимо, возвращавшийся из бара, открыл дверь, направляясь домой, и я окликнул его:

– Придержите ее, пожалуйста!

Что он и сделал. Вообще-то, так поступать не стоило, но господа в смокингах, пусть и без галстука, обычно не производят впечатления уголовников. Я кивнул ему и благодарно улыбнулся. Парень пробормотал что-то невнятное и побрел в сторону коридора, а я вызвал лифт и поехал наверх.

Добравшись до того самого этажа, я уже не ожидал непредвиденных сложностей, так что преспокойно прошел по коридору к нужной двери и прикоснулся к ней.

Моя рука, начиная с тыльной стороны ладони, тут же покрылась гусиной кожей, и я инстинктивно отдернул ее. Ого! На двери были обереги – магическая защита. Об этом я не подумал. Обереги способны сделать с незваным гостем очень многое – от внушения ему желания развернуться и уйти, до поджаривания – словно москита на электродуге.

Какое-то время я стоял, изучая обереги, гладкую мозаику чародейской работы, вероятно, совместной работы нескольких не самых выдающихся талантов. Чародей вроде меня смог бы поставить оберег не слабее толстенной стальной стены. Этот же больше напоминал занавеску из переплетенных стальных колец. В большинстве случаев годится и то, и другое – но, располагая подходящим инструментом, с подобной защитой разделаться раз плюнуть.

– И я тот самый инструмент, – пробормотал я. Немного подумал, вздохнул и покачал головой.

– Когда-нибудь, – пообещал я себе, – в один прекрасный и восхитительный день, я действительно стану крутым.

Я приложил кончики пальцев к двери и мысленно прошел сквозь обереги. Ага. Если бы я попытался вломиться внутрь, обереги запустили бы дикий аттракцион с клубами дыма и внезапным острым приступом клаустрофобии. Включилась бы пожарная сигнализация, разбрызгиватели системы пожаротушения, и сюда примчались бы люди в форме.

Сама по себе эта защита казалась чисто номинальной штуковиной, но довесок с клаустрофобией был действительно мастерским штрихом. Шум запустил бы инстинктивный выброс адреналина, а это в комбинации с наведенным оберегом приступом паники заставит кого угодно броситься к выходу, вместо того, чтобы рискнуть и остаться в очень шумной и действующей на нервы атмосфере. Тонкая манипуляция такого рода всегда лучше всего срабатывает среди шквала отвлекающих факторов.

Правительство поступает так десятилетиями.

Осторожно, по одному, я отрезал обереги от их источника энергии, стараясь свести повреждения к минимуму, чтобы потом их можно было легко восстановить – и так кошки скребли на душе из-за того, что я собирался сделать. Затем, отключив все обереги, я сделал глубокий вдох и резко толкнул дверь, ногами и всем телом. Я все-таки накачал мышцы! Дверная рама с треском подалась, а я быстро и тихо проскользнул в квартиру Уолдо Баттерса.

Внутри царила темнота, а я не знал квартиру настолько хорошо, чтобы ориентироваться в ней наощупь, поэтому оставил дверь приоткрытой, чтобы сюда мог проникать свет из коридора. Опасный момент: если кто-то услышал шум, то мог вызвать полицию. Мне надо было обернуться за пять минут.

Я пересек гостиную и прошел в короткий коридор. Спальня Баттерса располагалась справа, а слева – его компьютерный кабинет. Дверь в спальню была закрыта, но в компьютерной горел слабый свет. Я вошел. По периметру комнаты у стен стояли компьютеры. Я знал, что Баттерс с приятелями использовали их для совместных игр. Сейчас все аппараты были выключены – кроме одного, самого большого, стоявшего в углу, с креслом, развернутым в центр комнаты. Баттерс называл его капитанским креслом. Во время их сборищ он сидел там, руководя ходом игры. Кажется, эти групповые игры назывались «рейдами», и проходили они всегда глубокой ночью. Баттерс работал по ночам, и утверждал, что ночные видеоигры по выходным помогают ему поддерживать суточный ритм.

Монитор был включен, и в его отражении на стекле единственного окна в комнате я разглядел, что экран поделен примерно на дюжину фрагментов, в каждом из которых проигрывался свой порнофильм.

На столе лицом к монитору лежал человеческий череп, в глазницах которого плясали слабые оранжевые огоньки. Несмотря на то, что у него не было никакой возможности выражать эмоции, впечатление было такое, будто он смотрит на все это остекленевшим от счастья взглядом.

Я пробыл в комнате примерно пару секунд, когда компьютер издал ужасающий звук, закашлялся клубами дыма – и экран монитора погас. Я вздрогнул и поморщился. Моя вина. Технология и чародеи сочетаются не слишком-то хорошо, и чем продвинутее техника, тем быстрее что-нибудь ломается – особенно если речь об электронике. Баттерс выстраивал теорию насчет того, почему так происходит, но я отказывался покрывать голову фольгой даже во имя науки.

Череп издал удивленный и разочарованный звук; недоуменно померцав, огоньки в его глазницах просканировали комнату и остановились на мне.

– Гарри! – воскликнул череп. Он не двигал челюстью, произнося слова, слова сами вылетали из него. – Адские колокола, да ты вернулся из мертвых?

– Из по большей части мертвых, – ответил я. – Да и ты выбрался из Омаха-Бич, а?

– Смеешься? – сказал Боб. – Как только ты исчез, я удирал словно заяц в нору!

– Ты бы мог снова завладеть тем болваном, – сказал я.

– А на кой ляд мне это сдалось? – спросил Боб. – Ну, так когда мы будем обустраивать новую лабораторию? У меня будет широкополоска? – В его глазницах вспыхнули огоньки алчности или чего-то подобного. – Учти, Гарри, мне нужен широкополосный интернет.

– Это что-то компьютерное?

– Ламер, – пробормотал Череп Боб.

Вообще говоря, Боб не был черепом. Он был духом воздуха, или интеллекта, – выберите любой из множества терминов, которыми описывают подобные создания. Череп был просто сосудом, в котором Боб поселился – то есть, чем-то вроде бутылки для джинна. Боб работал ассистентом и советником чародеев еще с тех времен, когда в моде были арбалеты, и разных магических премудростей он успел забыть больше, чем я когда-либо знал. Он был моим ассистентом и другом с тех пор, как я впервые появился в Чикаго.

И пока я вживую не услышал его голос, не понимал, как страшно мне недоставало этого чокнутого маленького извращенца.

– Когда приступаем к работе? – энергично спросил Боб.

– Я уже работаю, – сказал я. – Мне нужно с тобой поговорить.

– Я навострил уши, – сказал Боб. – За вычетом отсутствия ушей.

Огоньки в глазницах Боба замигали:

– Да ты вырядился в смокинг!

– Кгм. Ага.

– Скажи мне, что ты не женился.

– Я не женился, – сказал я. – Не считая всей этой заморочки с Мэб, этого тотального и страшного безумия. Последние три месяца она ежедневно пыталась меня убить.

– Вполне в ее стиле, – сказал Боб. – И как ты выкрутился?

– Ммм… – ответил я.

– А, – сказал Боб. – «Ммм». Ага. Может быть, тебе лучше уйти, Гарри?

– Расслабься, – сказал я. – Знаю, у тебя с Мэб были свои проблемы, но здесь кроме меня никого нет.

– Ну да. Как раз это меня и напрягает.

Я нахмурился:

– Брось. Сколько лет ты меня знаешь?

– Гарри… Ты киллер на службе у Королевы Мэб.

– Да, но я здесь не для того, чтобы убить тебя, – сказал я.

– А может, ты врешь, – сказал Боб. – Сидхе не могут врать, но ты-то можешь.

– Адские колокола, да не вру я!

– Откуда мне это знать?

– Может оттуда, что я до сих пор тебя не убил? – нахмурившись, я с подозрением посмотрел на него. – Ну-ка погоди… Ты пытаешься меня задержать, так?

– Задержать? – жизнерадостно спросил Боб. – Ты о чем?

Предупреждения не было. Вообще. Дверь спальни Баттерса взорвалась изнутри, и во все стороны полетели щепки дешевой фанеры. В то же самое мгновение в мою спину врезалась ракета из мускулистой плоти, от чего моя грудь выгнулась вперед, а голова откинулась назад. Боль в позвоночнике вспыхнула, как огни в казино, и я ощутил жесткие плиты пола.

Кто-то тяжелый, рычащий и невероятно сильный обрушился на меня сверху, и я почувствовал, как клыки и когти врезаются в мою плоть.

Похоже, мой лимит удачи на сегодняшний вечер был исчерпан тогда, когда припозднившийся парнишка впустил меня в дом.