– Конечно, еще бы, – сказал я. Потом огляделся, сграбастал аптечку и потопал в сторону выделенной мне гостевой спальни. – Клянусь, это дурацкий город. Почему каждая омерзительная сверхъестественная гадость должна происходить именно здесь? Отсутствовал несколько месяцев и – Ыыых. «Скоро вернусь». Абра мать-перемать кадабра.
В спальне был выключатель, причем работающий. Лампочка включилась и горела себе. Я с подозрением уставился на нее. Обычно, когда я в подобном настроении, лампочки и взгляда моего не выдерживают, не говоря уже о тех случаях, когда я вхожу в шкуру Йосемит Сэма. Похоже, свартальвы здорово поработали, чтобы устранить техническую аллергию на раздражительных чародеев.
А комната… комната…
Она напомнила мне о доме.
Моя квартира была крошечной. Таких квартир в гостиной у Молли могло поместиться минимум с полдюжины. Вся моя старая хата была размером с ее гостевую спальню. Молли обставила ее мебелью из секонд-хенда, точь-в-точь как было у меня. Маленький камин, пара простых стульев, удобная на вид кушетка. Вдоль стен ободранные старые книжные шкафы, дешевые, но крепкие. На полках – то, что могло бы со временем стать заменой моей библиотеки потрепанных романов в бумажных обложках. Там, где полагалось быть моей спальне, стояла кровать, двуспальная, не полуторка. Там, где кухня – кухонная стойка, маленький холодильник и на нем нечто вроде электрогриля.
Я огляделся. Это не был мой дом… но близко, близко. И это оказалось самым милым и теплым подарком, что мне когда-либо делали.
Всего на секунду я вспомнил запах своей старой квартиры, древесный дым, чистящее средство с сосновым ароматом, немножко плесени и сырости, неизбежной в подвале. Если бы я крепко зажмурился, то мог бы представить, что я снова там. Что это дом.
Но мой дом сожгли. Я отплатил им за это, и с лихвой, но все-таки у меня сосало под ложечкой при мысли, что я больше никогда его не увижу. Мне не доставало Мистера, моего кота. Мне не доставало моей собаки. Мне не доставало душевной близости дома, с которым я сроднился, который долгое время был моим убежищем. Мне не доставало моей жизни.
Я не был дома, как мне казалось, очень, очень давно.
Возле кровати стоял шкаф с двумя узкими комодами по краям. Он был просто забит одеждой. Ничего броского или модного. Футболки. Старые джинсы. Новые трусы и носки, все еще в пластиковой упаковке. Рубашки, тренировочные штаны. Несколько пар ношеных кроссовок размером с небольшое каноэ и туристические ботинки почти подходящего размера. Я выбрал ботинки. Мои ноги не для лакированых штучек, ха, ха, ха.
Я выбросил ошметки смокинга, промыл раны на ногах и заклеил их пластырем, и впервые с тех пор, как поймал пулю в грудь, надел одежду, которая наконец ощущалась знакомой и удобной.
Я вышел из спальни с окровавленной одеждой в руках и бросил вопросительный взгляд на Молли. Она указала пальцем на огонь. Я благодарно кивнул и, вспомнив про драгоценные запонки, вытащил их из кармана штанов, швырнув все остальное в огонь. Кровь, уже впитавшуюся в одежду, не так-то просто использовать против меня, даже если бы кто-то чудом вломился сюда и что-нибудь украл, но в таких делах лучше ничего не оставлять на волю случая.
– Ну хорошо, – сказал я, усаживаясь на подлокотник кресла. – Остров. Кто еще о нем знает?
– Леа, – ответила Молли. – Видимо, она сказала Мэб. Я предположила, что ты уже все знаешь. От нее.
– Мэб, – сказал я, – из тех мамочек, которые считают, что ты до всего должен доходить самостоятельно.
– А если не дойдешь?
Я хмыкнул.
– Ты входила в контакт с Духоприютом?
– С самим духом? – Молли покачала головой. – Он… терпел мое присутствие, но особой сердечности не выказывал. Думаю, он знает, что я связана с тобой.
– Да, – сказал я. – Уверен в этом. Если бы он хотел, чтобы ты покинула остров, тебя бы там в момент не стало.
Я покачал головой.
– Мне надо подумать.
Молли умолкла. Она отправилась на кухню, к холодильнику. Оттуда она вернулась с парой банок кока-колы, открыла обе и протянула одну мне. Мы негромко чокнулись банками и выпили. Я закрыл глаза и попытался привести мысли в порядок. Молли ждала.
– О’кей, – сказал я. – Кто еще знает?
– Никто, – ответила она.
– Ты не рассказала Совету?
При упоминании Белого Совета чародеев Молли скривилась: – И как бы я это, по-твоему, сделала? Тем более, что я формально до сих пор в розыске, и любой из них ни на секунду не задумается, прежде чем прикончить меня на месте?
– Многие задумаются на секунду, – спокойно возразил я. – Ты не задавалась вопросом, почему все еще живешь-поживаешь?
Молли нахмурилась, уставившись на меня:
– Что ты хочешь сказать?
– Я хочу сказать, что Леа явно многому тебя научила, Молли, и твои способности за последний год намного возросли. Но там есть чародеи, за плечами которых десятилетия, прожитые так, как ты прожила этот год. А, может, даже века. Если бы они действительно задались целью найти тебя и прикончить, то уже нашли бы и прикончили. Точка.
– Так почему они этого не сделают? – спросила Молли.
– Потому что в Совете есть кое-кто, кому это не понравилось бы, – сказал я. – Мой де… Эбинизер в любой момент может уложить на лопатки любого в Совете, если его выведут из себя. И этого, думаю, хватило бы – но и Рамиресу ты тоже нравишься. А поскольку он тот, кто – хотя бы теоретически – отвечает за твою поимку, любой, кто попытался бы это сделать, влез в его юрисдикцию. Да, он молод, но уже заслужил всеобщее уважение. И большинство молодых Стражей в случае конфликта, скорее всего, будут на его стороне.
Я вздохнул:
– Послушай, Белый Совет всегда был огромным муравейником отборных засранцев. Но они не бесчеловечны.
– За вычетом «иногда», – с горечью проговорила Молли.
– Человечность важна, – сказал я. – Ты ведь до сих пор жива, разве нет?
– Но не благодаря им, – отрезала она.
– Если бы они не появились в Чичен-Ице, ни один из нас не вернулся бы назад.
Услышав это, Молли нахмурилась:
– Это не был Белый Совет.
Технически верно. Это был Серый Совет. Но поскольку Серый Совет состоял в основном из членов Белого Совета, работающих совместно и тайно, это по моим понятиям все-таки считалось. Ну, или вроде того.
– Эти ребята, – сказал я, – воплощают собой то, каким Совет должен быть. И может быть. И когда мы больше всего нуждались в помощи, они оказались там.
Я отхлебнул колы.
– Знаю, мир иногда выглядит темным и уродливым. Но все-таки в нем есть хорошие вещи. И хорошие люди. И некоторые из них состоят в Совете. Они не контактируют с тобой, потому что не могут, но поверь мне, защищают тебя от неприятностей куда больших, чем те, в которые ты уже влипла.
– Это твои предположения, – упрямо ответила она.
Я вздохнул:
– Детка, тебе предстоит иметь дело с Советом всю твою жизнь. По самым скромным прикидкам, три-четыре сотни лет. Я не говорю, что тебе не следует докучать им, когда они неправы. Но поразмысли над тем, что сжигать все мосты за собой сегодня может оказаться очень плохой стратегией лет этак через сто-двести.
Молли выглядела так, словно собиралась поспорить, но в то же время она явно задумалась. Нахмурившись, девушка отхлебнула колы.
Черт. Почему же я не дал себе самому этот совет, когда был в ее возрасте? Моя жизнь могла бы быть намного проще.
– Вернемся к острову, – сказал я. – Насколько ты уверена в критическом уровне накапливающейся энергии, о которой говорила?
Прежде чем ответить, Молли задумалась.
– Я была в Чичен-Ице, – сказала она. – Воспоминания довольно расплывчатые, но многие моменты я помню хорошо. Один из них – напряжение, которое накапливалось под главным зиккуратом. Помнишь?
Я помнил, хотя в списке моих тогдашних приоритетов этот факт занимал далеко не первое место. Красный Король приказал принести в жертву десятки, а может, и сотни людей, чтобы накопить заряд для заклинания, которое должно было стереть с лица Земли меня и всех, кто связан со мной кровным родством. Эта энергия гудела в каждом камне города. Как-нибудь подойдите к большой электростанции и встаньте рядом с конденсаторами. Там воздух наполнен такой же вибрирующей мощью.
– Да, помню, – ответил я.
– На острове энергия того же порядка. Может, больше, Может, меньше. Но она очень, очень большая. Она распугала всю живность в округе.
– Который час? – спросил я.
Молли глянула на высокие, старинные напольные часы, тикавшие в углу.
– Три пятнадцать.
– Десять минут до пристани. И час с небольшим до острова и обратно. И, скажем, час до вызова техпомощи. – Я тряхнул головой и фыркнул. – Если мы отправимся прямо сейчас, то вернемся в город примерно на рассвете, как считаешь?
– Плюс-минус, – согласно кивнула она.
– Мэб, – сказал я тоном, которым обычно произношу неприличные слова.
– Что?
– Вот зачем понадобилась блокировка, – сказал я. И пояснил: – Мэб закрыла границу с Феерией до рассвета.
Тупицей Молли никогда не была. И сейчас мне казалось, что я воочию вижу, как вертятся шестеренки, пока она соображает.
– Она дала тебе время, чтобы поработать над задачей без помех.
– Почти без помех, – уточнил я. – Я начинаю думать, что Мэб в основном помогает тем, кто помогает сам себе. Хорошо. Как только Мэйв сможет утром двигать свои фигурки через границу с Феерией, все завертится в бешеном темпе. Кроме того, мне не хотелось бы заниматься магическим эквивалентом активной зоны ядерного реактора как раз тогда, когда Крюк и его банда мини-психов доберутся до меня. Значит…
Молли кивнула:
– Значит, перво-наперво мы едем на остров?
– Причем немедленно.
* * *
Молли через охрану дома вызвала такси, разумно предположив, что это будет чуть менее заметным, чем машина-монстр, стоявшая сейчас на паркинге. Ее заказ был принят так, словно она являлась иностранной коронованной особой. Понятия не имею, что она там сделала для свартальвов, но они отнеслись к этому очень, очень серьезно. Я оставил Тука отсыпаться после битвы, позаботившись о том, чтобы его любимая еда была неподалеку, когда малыш проснется. Боб был в матерчатой сумке, которую я застегнул наглухо и перебросил через плечо. Молли взглянула на сумку, потом на меня, но не стала задавать никаких вопросов.
Я невольно поморщился. Молли никогда особенно не стеснялась покушаться на мой авторитет в наших отношениях наставника и подмастерья. Видимо, начало сказываться время, проведенное с моей феей-крестной, Леанансидхе – личной Пятницей Мэб. Леа была тверда и непреклонна в отношении дозволенных границ. Тех, кто пытался их нарушить, она превращала в собак – или в собачий корм.
Яхтенная пристань – одна из нескольких, имевшихся в городе. Озеро Мичиган – идеальное место для всех видов катания на лодках, парусного спорта и судоходства, и любители-мореходы пустили корни вдоль всех берегов Великого Озера. Я не из их числа. Я говорю «стенка» вместо «переборка», и знать не знаю, чем фальшборт отличается от бушприта. В терминах я путаюсь сплошь и рядом. Ну и наплевать.
Марины – это паркинги для яхт и катеров. Причалы, опирающиеся на сваи или плавающие, как понтонные мосты, выстроились длинными, ровными рядами. Суденышки стояли на положенных им местах, как машины на паркинге. Большинство плавсредств, похоже, уже вовсю готовились к зиме: ноябрь – опасное время для катания по озеру Мичиган, и большая часть владельцев яхт готовят их к зимовке уже сразу после Хэллоуина. Иллюминаторы и люки задраены, двери заперты наглухо, и на всей марине почти не видно огней.
Что было мне на руку, поскольку я снова собирался вломиться в чужую собственность.
Когда-то у меня имелся ключ от замка марины, но я потерял его, когда меня подстрелили, и я утонул, умер, оживал в коме, время от времени пугал своих друзей, пока не пришел в себя в кровати Мэб.
(Такая у меня жизнь. Адские колокола!)
В общем, у меня не было ни ключа, ни лишнего времени, и потому, подойдя к запертым воротам пристани, я злоупотребил своей новой клевой суперсилой и заставил закрытые на цепь ворота открыться с жалобным скрипом гнущегося металла. Что заняло у меня секунды три.
– Круто, – пробормотала Молли за моей спиной. – Погоди. Ты и машину так же вытащил?
Я крякнул и молча ухмыльнулся. Воздуха после недавнего упражнения немного не хватало.
– Ну и дела, – сказала Молли. – Да ты силен как Человек-Паук!
– Не-е, – выдохнул я. – Человек-Паук жмет десять тонн. Я могу делать подходы лишь по четыреста кило.
– Кило? – спросила Молли.
– Блины для штанги мне достались по наследству, – сказал я. – Европейская штучка. Даже не знаю, насколько это тяжело, если перевести на английский.
– В Англии пользуются килограммами, – язвительно процедила Молли. – Но это потянет примерно на шестьдесят-шестьдесят пять стоунов.
Я остановился и посмотрел на нее.
Она ответила самой милой улыбкой.
Я вздохнул и снова зашагал к катеру.
Катер назывался «Жук-Плавунец». Он мог бы послужить дублером посудины сурового старого рыбака из «Челюстей», правда, этот был недавно покрашен и надраен. И выглядел, пожалуй, чуточку слишком хорошо. Я остановился на причале перед ним.
Здесь. Я стоял именно здесь, глядя в сторону паркинга, когда это произошло. Я, собственно, не почувствовал дикой боли в груди, но память о ней была такой отчетливой и ясной, что я мог бы сейчас испытать ее заново – но в тот момент боль не проявилась до тех пор, пока я не погрузился в воду, а в адский пламень она превратилась, когда Мэб и Духоприюту удалось собрать воедино мои тело и душу.
И подумать только, что мне пришлось просить об одолжении, чтобы человек пришел и застрелил меня! Сейчас это казалось совершенно напрасным. Тогда же я был уверен, что если мне удастся добиться успеха, то из-за моей сделки с Мэб я стану монстром, от которого нужно избавиться раз и навсегда. Я сам назначил своему убийце время, а Молли подключила свои уникальные способности, чтобы помочь мне забыть, что это произойдет. План заключался в том, чтобы, после того, как день будет успешно завершен, помешать моему превращению в Гарри-монстра с помощью мощной винтовки.
Штука, однако, в том, что я выжил. И, похоже, настала пора для Гарри-монстра.
Из авторитетных источников я знал, что не обязательно превращусь в полного отморозка – если считать, что архангелу можно доверять, но я так не считал. Из других авторитетных источников я знал, что рано или поздно это закончится именно так. И в результате я понятия не имел, что же будет со мною в будущем.
Хе. С чего вдруг я должен стать другим?
«Жук-Плавунец» явно не был подготовлен к зиме. Крепкое выносливое суденышко – не быстрое, зато не боящееся ударов, которые могла обрушить на него природа. Его трап был опущен, а «трап» и «палуба» – единственные мореходные словечки, которые мне понятны. Я поднимался на борт катера без колебаний, даже в полумраке поздней ночи. Я знал этот катер. Я неоднократно посещал остров на нем.
Взойдя на палубу, я поднялся на крышу штурвальной рубки. Щелкнув тумблерами, включил пару старых светильников и проверил показания приборов. Топливо, масло – в порядке: на поездку до острова и обратно хватит с лихвой. Ключа в замке зажигания не было – он всегда хранился в небольшом сейфе в каюте, но я знал комбинацию.
– Все о’кей, – негромко сказал я. – Забирайся.
Молли поднялась по трапу, а я спустился в каюту.
Я не почувствовал никакого предупреждения об опасности, ни звука, ни движения – вообще ничего. Вот я спускаюсь по лестнице, а в следующее мгновение меня впечатывают лицом и грудью в стену, и кончик чего-то очень острого прижат к шее, чуть ниже правого уха. Холодные, сильные пальцы охватывают мою голову, вжимая ее в стену. Намек был предельно ясным: стоит мне дернуться или издать малейший звук – и эта острая штуковина войдет мне в мозг.
Я замер. Это казалось разумным. Если бы нападающий хотел меня убить, я был бы не в состоянии рассуждать о том, что он уже успел бы это сделать.
– Здравствуй, драгоценный мой, – промурлыкал очень мягкий мужской голос. – По-моему, ты забрался не на тот – катер.
Я обмяк, почувствовав внезапное облегчение:
– Звезды и камни, – выдохнул я. – Томас, ты напугал меня до чертиков!
Сила, с которой холодные пальцы сдавливали мою голову, ни на йоту не ослабла, но на мгновение воцарилась ошеломленная тишина. Потом давление на мой череп стало просто яростным.
– Думаешь, это смешно? – сказал мой брат голосом, срывающимся на крик, закипая от гнева. – Или ты считал, что такой фокус меня развлечет?
– Томас, – произнес я. – Это я.
– Конечно, – прорычал Томас, на секунду еще более усилив давление. – Гарри Дрезден мертв.
Мне показалось, что глаза мои вот-вот выскочат из орбит:
– Глрк!!!
– А теперь, – прорычал он, – я дам тебе ровно три секунды, чтобы ты начал говорить правду, или, клянусь богом, я порву тебя на такие кусочки, которых для опознания не хватит.
Он не шутил. Адские колокола! Он был в ярости. Будь я даже из тех, кому страх вообще неведом, – а я не таков – я бы уже начал всерьез нервничать.
– Мэб! – выдавил я из себя. – Черт дери, Томас, ты чокнутый! Это была Мэб!
– Мэб послала тебя? – требовательно спросил Томас.
– Мэб спасла меня! – Я уже хрипел. – Адские колокола, старина! Это же я!
Томас зарычал еще октавой ниже, но не расплющил мой череп и не воткнул заточенную железку мне в мозг. Томас был силен – сильнее меня. Вампир Белой Коллегии может проявить подобную силу только в особых случаях, но Томас был очень хорошо откормленным вампиром. Я знал, что если он захочет сделать это, все стероиды Зимнего Рыцаря мне не помогут, и он вывернет меня наизнанку, как конгрессмен логику.
– Молли! – позвал он. – Я знаю, ты здесь. Я чую твой запах.
Несколько секунд спустя послышались мягкие шаги по трапу, и у двери шевельнулась тень.
– Я здесь.
– Что это за хрень? – требовательно спросил он.
– Точно не скажу, – ответила Молли. – Тут темно. Но если бы я могла видеть, то сказала бы, что предпочитаю не влезать между двумя братьями, когда они дерутся. Толку от этого никогда не бывает.
Немая сцена длилась две или три секунды. Потом давление на мой череп прекратилось так внезапно, что я едва не упал. Но все-таки смог удержаться на ногах и покачал головой:
– Оу. Я тоже рад снова тебя видеть, старина.
Он бесшумно пересек каюту, и раздался щелчок. Лампа на батарейках зажглась, осветив помещение тусклым, но все же достаточным светом.
Ростом мой брат почти шести футов. Он выглядел таким же, каким я помнил его: темные блестящие волосы, ниспадающие на плечи. Кожа – даже бледнее моей. Глаза – как темно-серые грозовые тучи, хотя сейчас они казались ярче, чем обычно, поблескивая металлическими крапинками, что выдавало его беспокойство и гнев. Мы обменялись похожими хмурыми взглядами: сплошь черные брови и немигающие глаза – его рот искривился в молчаливом оскале, когда он смотрел на меня. На нем была пара джинсов – и ничего больше. Койка в каюте была опущена, на ней только что спали. Я разбудил его, поднявшись на борт. В правой руке он держал металлический колышек от палатки – грязный и ржавый. Интересно, гангрену мозга легко заработать?
– Ого… – сказала Молли. На мгновение она уставилась на Томаса. – Кгм… Н-да…
Я забыл упомянуть: мой брат из тех мужчин, за которыми женщины бегают. В смысле: табунами. Я сказал бы, что он красив как модель, но, насколько мне известно, таких красивых моделей как он просто не существует. По его рельефной мускулатуре прокатываются волны даже когда он стоит неподвижно и расслабленно – и, на мой взгляд, это абсолютно несправедливо.
И… Я не часто разглядываю себя в зеркале, но внезапно я осознал, что за последние пару-тройку лет Томас перестал выглядеть как мой старший брат. Он выглядел моложе меня. Чародеи могут жить долго, но при этом мы не выглядим молодыми. Томас же был вампиром. Он будет выглядеть так же хорошо до последнего вздоха.
Этот тип не качает мышцы, ест все, что захочет – и может выглядеть так здорово и молодо всю свою жизнь. И это справедливо?
– Ты не можешь быть моим братом, – сказал Томас, буравя меня взглядом. – Мой брат мертв. Знаешь, откуда мне это известно?
– Томас, – начал было я.
– Потому что мой брат нашел бы способ известить меня, – прорычал Томас. – Будь он жив, он связался бы со мной. Он дал бы мне знать.
Молли вздрогнула и отвернулась, так, словно услышала очень громкий и неприятный звук. Я не настолько чувствителен к чужим эмоциям, как она, но и без этого я понял, что Томас просто вскипел, увидев меня здесь.
– Прости, Гарри, – сказала Молли. – Я не могу… Это больно.
– Иди, – мягко ответил я.
Она кивнула и вышла на палубу катера, закрыв за собой дверь.
Мой брат остался на месте, все так же пристально глядя на меня.
– За все это время, – сказал он. – Ни единого слова.
– Я был мертв, – тихо сказал я. – Или почти мертв. Может быть, это было больше похоже на кому. Черт, я думал, что умер.
– И когда же ты очнулся? – спросил он подчеркнуто нейтрально.
– Месяца три назад, – ответил я. – Я был не в лучшей форме. И все это время проходил реабилитацию.
– Три месяца, – сказал он. – Телефонов там нет?
– Вообще-то действительно нет. Какое-то время я был в пещере на острове. Потом в Арктис-Торе.
– И никакого способа выйти на связь? – спросил он спокойно. – Даже для тебя?
Тишина повисла свинцовым грузом. Томас знал, на что я был способен. Уж если я хотел, чтобы кто-то получил от меня весточку, обычно добивался того, чтобы она была доставлена – не мытьем, так катаньем.
– Что ты хочешь от меня услышать, старина? – отреагировал я. – Я продался, Томас.
– Да, после того, как повредил спину. Ты рассказывал нам. Ради Мэгги. Чтобы безопасно доставить ее домой.
– Верно.
Секунду он молчал. Потом произнес:
– Чтоб мне голодная ночь… Как же я не сложил все кусочки воедино?…
Он вздохнул:
– Дай угадаю. Ты пытался убить себя, когда она безопасно доберется до дома, верно?
Я фыркнул:
– Что-то вроде того.
Несколько секунд он просто качал головой, ничего не говоря. Потом глубоко вздохнул, снова взглянул на меня и сказал:
– Ты. Дебил.
– Эй, – сказал я.
– Ты. Идиот.
– Черт дери, Томас! Я не жил так, как жил, для того, чтобы в конце наблюдать за тем, как превращаюсь… – Я оборвал себя и отвернулся.
– В кого, Гарри? – спросил он. – Скажи вслух.
Я покачал головой.
– Нет, на этом ходе тебе не спасовать, братишка, – сказал Томас. – Скажи вслух.
– В монстра, – огрызнулся я.
– Верно, – сказал Томас. – В монстра. Вроде меня.
– Я не это имел в виду.
– Именно это ты и имел в виду, – зло выплюнул он. – Ах ты заносчивый…
В порыве досады братец швырнул колышек от палатки. Тот, сделав оборот в воздухе, на два дюйма вошел в деревянную балку.
– Тебя ждали соблазны? Пришлось бы бороться с желаниями монстра? Жить, зная, что ты можешь превратиться во что-то мерзкое, если хоть на минуту потеряешь контроль над собой? Сможешь причинить вред тому, кто тебе дорог? – Он покачал головой. – Наплачь мне хоть хренову речку, старина. Я уже весь в соплях.
Я не смел поднять глаза.
– Ты предпочел умереть, но не стать таким как я, – сказал он. – Чертовски славная речь для брата.
– Не в том было дело, – сказал я.
– Отчасти в том, – огрызнулся он. – Черт бы тебя драл, Гарри.
– Я не могу вернуться назад и все изменить, – сказал я. – Возможно, если бы мог, то изменил. Но дело сделано. Сожалею, но это так.
– Ты должен был сперва поговорить со мной, – сказал он.
– Томас.
– Ты должен был довериться мне, – сказал он. – Черт бы тебя драл, старик.
Воспоминание о тех часах отчаяния нахлынуло на меня, накрыв с головой. Я чувствовал себя абсолютно беспомощным. Мою дочь похитили из ее дома, и за все сотни раз, что я рисковал здоровьем и шкурой ради других, похоже, никто не спешил сделать то же самое для меня. Белый Совет, ради которого я воевал, повернулся ко мне спиной. Время было на исходе. А на кону стояла жизнь маленькой девочки, никогда не знавшей своего отца.
– Зачем? – устало спросил я. – Что бы это изменило? Что такого ты мог бы сказать, что переломило бы ситуацию?
– Что я твой брат, Гарри, – ответил он. – Что я тебя люблю. Что я знаю кое-что о том, как бороться с темной стороной своей натуры. И что мы пройдем через это вместе.
Сидя на краю койки, он уперся локтями в колени и опустил голову на ладони.
– Что мы будем разбираться с этим вместе. Что ты не один.
Вонзил.
И провернул.
Он был прав. Все просто. Мой брат был прав. Я – самонадеянный и зацикленный на себе тип. Может быть, учитывая все, что на меня давило, это можно было понять, но не оправдывает моих ошибок – колоссального масштаба.
Я должен был поговорить с ним. Довериться ему. Я даже не подумал ни о ком, кроме Мэгги, не подумал поискать поддержки у семьи. Я просто следовал плану, по которому нанял одного из лучших сверхъестественных убийц в мире, чтобы тот грохнул меня. Наверное, это кое-что говорило о степени моего отчаяния.
Но не говорило о моем отношении к брату. И в этом он тоже был прав. Я никогда не сталкивался с подобным, но самими своими действиями я сказал Томасу, что лучше быть мертвецом, чем монстром – таким, как он сам. А поступки говорят куда как громче, чем слова.
Я всегда думал, что с возрастом для человека все становится проще. Однако все становится только сложнее и сложнее.
– Прости. Я должен был с тобой поговорить, – сказал я хрипло. – Должен был поговорить с тобой три месяца назад. Но не мог, потому что сделал неверный выбор. И думал, что мне нельзя ни с кем входить в контакт.
– Почему нет? – спросил он, подняв голову.
– Потому что не заслуживал этого, – тихо ответил я. – Потому что продался. Потому что мне было стыдно.
В гневе он вскочил на ноги:
– О, безусловно, я понимаю! В смысле, тебе следовало держаться подальше. Иначе мы все узнали бы, что ты не само совершенство, а просто тупой, высокомерный, эгоистичный…
Он ударил меня в грудь и обнял так, что у меня затрещали ребра.
– …неуклюжий, несдержанный, несносный, бестолковый, ни на что не годный…
Я обнимал своего брата и слушал бесконечный поток уничижительных эпитетов, пока он не закончил:
– …засранец.
– Да, – сказал я. – Я тоже по тебе скучал.