Я перебросил пояс с патронами через плечо и поспешил подобрать полы моего нового плаща прежде, чем заднее колесо мотоцикла намотает их на себя и лишит меня жизни. Я едва не слетел ко всем чертям, когда Кэррин поддала скорости, но умудрился ухватиться за ее талию рукой, в которой держал «винчестер».

Кэррин повернулась, нахмурившись, выхватила винтовку из моей руки и уложила ее в небольшую подвеску на боку «Харлея», которая оказалась подозрительно подходящей по размеру для небольшого помпового ружья. Я держался за нее свободной рукой, а другой придерживал полы плаща, чтобы не убиться.

– Куда? – прокричала она.

– На юг! Так быстро, как сможешь!

Она топнула ногой по какой-то педали, крутнула запястьем, и «Харлей», который делал примерно пятьдесят миль в час, сиганул вперед так, словно до того стоял на месте.

Я оглянулся через плечо и увидел, что самые близкие участники Охоты начинают понемногу исчезать позади. Думаю, на Дикой Охоте никогда не слышали о «Харлей-Дэвидсоне».

Но она не могла держать ту же скорость – даже на широких улицах Чикаго – в такую холодную дождливую погоду. И людей вокруг было слишком много, что вынуждало ее вышивать узоры в трафике, или притормаживать, чтобы нас не разбрызгал какой-нибудь семейный седан. Возмущенные клаксоны блеяли, когда она перепрыгивала с полосы на полосу, и этот вой вливался в режущую слух какофонию труб Дикой Охоты.

– Как мы? – спросила она.

Я посмотрел назад. Дикая Охота неслась меньше, чем в ста ярдах – а ведь им не приходилось сражаться с трафиком. Эти придурки гнали в пятидесяти футах над гребаной землей, в темноте и дожде, невидимые для подавляющего большинства людей, едущих по своим делам.

– Они ловчат! Давай быстрее! Направляйся к Бушу!

Кэррин повернула голову, чтобы видеть меня хотя бы краем глаза.

– План есть?

– Не слишком хороший план! – прокричал я. – Но мне нужно открытое пространство для работы, подальше от людей!

– В Чикаго? – прокричала она. Потом ее глаза округлились. – В индустриальный?

– Давай! – заорал я. Кэррин пролетела на красный, едва избежав столкновения с машиной, поворачивавшей налево, и продолжала свой бешеный заезд по Лейк-Шор-драйв.

Чикаго – город поразительных потребностей. Потребность в военном присутствии помогла строительству фортов ранней Колониальной эры, которые в свою очередь обеспечивали безопасность белых поселенцев, торговцев и миссионеров. Они строили дома, церкви, предприятия, которые со временем выросли в городок, а затем и город. Расположение Чикаго на скрещении дорог зарождающейся американской нации означало, что сюда прибывало все больше и больше людей, которые строили больше домов, деловых зданий и в конце концов создали тяжелую промышленность.

К концу девятнадцатого века Чикаго был неудержимо растущим индустриальным городом – а его сталеплавильные заводы были почти легендарными. «Ю-эс стил», «Янстоун стил», «Висконсин стил», «Репаблик стил» – все они процветали, расширялись и росли на берегах озера Мичиган, до самого Калумет-сити. Прибрежная полоса всего этого района была словно создана для размещения сталеплавилен, и большая часть стали, которая работала на союзников во время двух Мировых войн, производилась на этой относительно небольшой части города.

Но все рано или поздно увядает. Американская сталелитейная промышленность начала давать сбои и чахнуть, и к концу двадцатого века все, что осталось от эпицентра производства стали – длинная полоса индустриальной пустоши и рассыпающиеся здания на берегу озера Мичиган. Десятилетием позже город начал пытаться очистить район, снося большинство зданий и заводских структур, но там и здесь оставались каменные и бетонные руины, словно кости огромного зверя, чей труп дочиста обклевали стервятники. И, хотя город вокруг рос и расцветал, там ничего особого больше не выросло – разве что сорняки и цены на землю.

Эту часть побережья планировалось реконструировать, но у градоначальников пока не доходили руки, и сейчас она представляла собой разрушенную пустошь – плоская, темная, пустая и заброшенная полоса земли, там и сям помеченная торчащими останками былого величия. Там негде было укрыться от дождя или холода, а в такую поганую ночь, как эта, там вряд ли кто-нибудь стал бы шляться.

И все, что нам было нужно, успеть добраться туда.

Мы проскочили мимо музея науки и техники, оставив его справа, затем молнией пролетели по мосту над яхт-клубом на Пятьдесят Девятой улице, выйдя на секцию дороги, между которой и ближайшими зданиями было приличное расстояние, и где практически отсутствовало пешее движение – тем более в этот холодный осенний вечер.

И так яро, словно они ждали открытого пространства и отсутствия любопытных глаз, Дикая Охота рухнула на нас подобно соколу, пикирующему на кролика.

Но они атаковали не кролика. Они атаковали кволика. Вазбойника-кволика. Вазбойника-кволика с «винчестером».

Нечто, выглядевшее как огромная поджарая гончая из дыма и пепла, с горящими углями вместо глаз, приземлилось сзади «харлея» и рвануло в бег, быстро сокращая расстояние между нами. Гончая сделала бросок, черные челюсти раскрылись, чтобы сомкнуться на заднем колесе мотоцикла – таким же движением, каким она, должно быть, впивалась в сухожилие убегавшего оленя. Бездумная животная паника бушевала в моей голове, но я удержал ее на расстоянии от центра мышления, заставив себя сосредоточиться, думать, действовать.

Я увидел, как Кэррин бросила взгляд в зеркальце заднего вида, когда псина оказалась совсем близко, и почувствовал, как тело Мёрфи напряглось, когда она приготовилась уйти влево. Я собрал всю свою волю, но пока не высвобождал ее, а когда адская гончая была уже в паре дюймов от колеса, Кэррин наклонилась и бросила «харлей» влево. Челюсти гончей клацнули, ухватив порцию выхлопных газов, а я выпустил свою волю через ладонь вытянутой правой руки, проревев:

– Forzare!

Сила заклинания ударила гончую по нижней части ее передних лап, и голова зверя врезалась в бетон на убийственной скорости – буквально. Раздался ужасающий треск, и обмякшее тело псины полетело кувырком, подскочив от удара в воздух ярдов на двенадцать, прежде чем приземлиться, разбрасывая клочья тьмы по пути.

То, что приземлилось изуродованным мешком костей, не было собакой, да и вообще к псовым не имело отношения. Это был юноша – человек, в черной майке и старых рваных джинсах. У меня едва хватило времени осознать это до того, как тело скатилось с дороги и исчезло из виду.

– Отличный выстрел! – крикнула Кэррин, хищно улыбаясь. Она вела мотоцикл, и не могла видеть, что скрывалось под внешней оболочкой проклятой гончей.

Обычно так и становятся участниками Дикой Охоты. Это была маска, огромная, темная, пугающая, но тем не менее маска.

А я только что убил человека.

У меня не было времени ни на сожаления, ни на другие эмоции. Кэррин добавила оборотов, и «харлей» бросился вперед, вдоль полосы земли, рассекавшей гавань Джексона. Когда она совершала маневр, спустились два всадника, по одному с каждой стороны дороги, копыта их лошадей молотили пустой воздух в пяти футах над землей. Как и гончая, кони и всадники были покрыты дымчатой тьмой, сквозь которую просвечивали только тлеющие угли их глаз.

Кэррин увидела всадника справа и попыталась снова уйти влево, но второй всадник прижался ближе к нам, и копыта его темной лошади почти касались наших голов. Кэррин завихляла то вправо, то влево, и крутанула ручку акселератора.

Я понял тактику второго охотника. Первый вынуждал нас идти на близкой дистанции от второго. Они гнали нас, зажав с двух сторон, пытаясь заставить запаниковать и не думать ни о чем другом, кроме попытки удирать строго по прямой – удобная, ровная, предсказуемая линия.

Второй всадник поднял руку. В его ладони был зажат темный вытянутый предмет – копье. Он метнул его вперед, идеально направив полет копья в цель. Я рывком поднял левую ладонь, увеличивая площадь моего защитного заклинания. Результат был неоднозначным. Копье влетело в него и пронеслось сквозь него, разнеся в полете мою магию, но, вместо того, чтобы вонзиться мне в лицо, оно достаточно отклонилось, и его наконечник резануло меня по шее, оставив после себя линию нестерпимой боли.

Адреналин тек по венам – и боль не имела значения. Черт возьми, значения не имела бы даже рана, рассекшая мне артерию. Это, конечно, не значит, что случись оно так, мне было бы наплевать на медицину. Я развернулся, чтобы выпустить еще один заряд силы во всадника, но он поднял ладонь, издав жуткий потусторонний хрип, и мой удар рассеялся, не причинив цели никакого вреда. Его лошадь сбилась пару раз с шага, но всадник вонзил черные шпоры в бока животного, и вскоре вошел в ритм погони.

Сюрприз: магия не слишком опасна для Охотников.

Решение задачи: «винчестер».

Я вытащил винтовку из держателя на «харлее» и, держа ее в одной руке, большим пальцем взвел курок, потом повернулся в талии, чтобы направить оружие на всадника, тяжелое цевье винтовки легло на мою левую руку. У меня не было времени целиться, да и вряд ли это имело смысл, учитывая нашу скорость, нерегулярность гонки, темноту и дождь. К тому же, я не состою в родстве с Энни Оукли. Так что я прикинул, как мог, и нажал на спусковой крючок.

Выстрел был громовым, а клочья разорванной тени взлетели над плечами, шеей и челюстью всадника. Я бросил взгляд на броню под маской, на часть лица и осознал с нарастающим ужасом, что только что поразил пулей Эрлкинга.

А еще мгновение спустя я осознал с приливом растущей надежды, что только что вогнал пулю в Эрлкинга в ночь Хэллоуина.

Эрлкинг зашатался в седле, его лошадь сбилась с шага и повернула в сторону, одновременно снова набирая высоту. Я загнал еще один патрон в патронник, держа винтовку как пистолет, и крутнул ее назад, поверх Кэррин, пригнувшей голову, чтобы направить ее на всадника справа от нас, который выполнял новый заход, подняв над головой копье.

Я снова выстрелил, почти наугад. Я не попал в него, но грохот выстрела прозвучал, когда он бросал копье. Выстрел не напугал всадника, но его конь с пылающими глазами дернулся, и копье пролетело далеко от нас. Всадника это не смутило. Сначала он успокоил коня, а потом издал странный булькающий хрип и вынул из ножен на боку длинный меч с темным клинком. И снова стал сокращать дистанцию между нами.

Не представлялось возможным быстро перезарядить ружье, сидя сзади Кэррин. Ну, помните фокус, что проделывал Джон Уэйн, когда одной рукой мог крутнуть винтовку и перезарядить ее? Если у тебя длинный скругленный рычаг, это помогает, но на моей был маленький традиционный прямоугольник. Кроме того, это сработало бы, будь я Джоном Уэйном. Мне пришлось прижать винтовку к груди и держать ее покрепче левой рукой, чтобы все-таки добиться своего. Всадник уже сворачивал в нашу сторону, и я выстрелил снова – и промахнулся, потому что его конь ушел влево и тут же вправо, резко сменив скорость, но на короткое время отстал, прежде чем догнать нас снова.

Я повторил это трижды, прежде чем осознал, что всадник держит меня за дурачка. Он уважал винтовку, но знал, в чем ее слабость – во мне. Он не уворачивался от пуль, он уворачивался от меня, искушая возможностью делать выстрелы, не имевшие ни единого шанса на успех, и тем самым пытаясь заставить меня израсходовать все патроны.

И все это время остальная Охота шла с нами в одном темпе: дюжины таких же всадников, плюс в два раза больше призрачных псов держались ярдах в пятидесяти позади, явно уступая первым двум охотникам честь первой попытки.

– Его конь! – закричала Кэррин. – Стреляй в коня!

Я заскрежетал зубами. Этого я делать не хотел. Насколько я знал, это было лишь костюмом лошади – на самом же деле это мог быть еще один человек под призрачной внешней оболочкой.

Всадник прохрипел снова: звук был странно знакомым и способным поднять волосы дыбом. Снова и снова он налетал на нас, и я продолжал отгонять его, пока все мы летели на безумной скорости сквозь дождливую ночь.

– Туда! – заорал я внезапно, показывая налево. – Смотри, там! Стены!

Мы добрались до старых сталелитейных заводов.

Кэррин добавила газу и вывела «харлей» на открытое пространство, яростно гоня по направлению к одной из оставшихся структур – трио бетонных стен тридцати или сорока футов высотой, стоявших параллельно друг другу на протяжении четверти мили – остатки «Ю-эс стил».

Когда копыта лошадей начали касаться земли, они внезапно стали поднимать тучи серебристых искр при каждом ударе. Темный конь захрипел от боли, а я издал победный вой – после века работ сталелитеен на земле, где они стояли, осталось невероятное количество следов и обломков железа и стали – а из кого бы ни состояла Дикая Охота, они ненавидели железо не меньше, чем прочие обитатели Феерии.

– Между стенами! – кричал я. – Давай, давай, давай!

– Это сумасшествие! – кричала в ответ Кэррин.

– Я знаю!

Она направила «харлей» в объезд кучи щебня и погнала в плотную тьму между двумя стенами. Пока она делала это, всадник продолжал нестись над нами.

– Ближе! – вопил я. – Гони его к стене!

– Зачем?

Четверть мили для ревущего «харлея» проходит быстро, и единственное, что сейчас расстилалось перед нами – холодные воды озера Мичиган.

– Быстрее! – Я почти визжал.

– Оу! – взвыла Кэррин, и внезапно «харлей» замедлил бег.

В одно мгновение мы поравнялись с всадником, и хотя выражения его лица, скрытого тьмой, не было видно, язык его телодвижений позволял понять, что он шокирован.

«А теперь переходим к опасной части», – подумал я. От этой мысли я захихикал. Сейчас станет опасно.

Прежде чем всадник успел сменить скорость или подняться выше, и пока «харлей» все еще клонился к всаднику, я подтянул левую ступню к сидению и прыгнул на него, все еще сжимая в одной руке уже пустой – без единого патрона – «винчестер».

Я врезался в наездника. Кем бы он ни был, он был силен. В моем распоряжении имелась сила Зимнего Рыцаря, но в сравнении со всадником она была совсем детской. Всадник выбросил вперед свою крепкую руку, прямо мне в грудь, и едва не отправил меня кувыркаться, но я ухватился за его рукав и, когда он падал, я просто держался за него. Это меняло ситуацию. Здесь уже не сила шла против силы. Это было состязание массы и рычага против мускулов – и мускулы проиграли. Я стащил всадника с седла и мы оба с размаху грохнулись наземь.

Удар оторвал меня от него, и я помню, что пытался защитить голову, закрыв ее руками. «Винчестер» отлетел в сторону. Я видел, что всадник тоже катится по земле, и серебряный огонь вспыхивает из призрачной маски, скрывавшей его лицо. Я перестал катиться несколькими ярдами позже и лихорадочно вскочил на ноги. Я увидел «винчестер», лежавший в нескольких ярдах от меня, и бросился к нему.

Я схватил оружие, но прежде, чем успел зарядить его, услышал позади себя шаги и немедленно развернулся, подняв винтовку над головой, параллельно земле. Все это заняло доли секунды. Потом я почувствовал ошеломляющую силу удара, и меч зазвенел, наткнувшись на сталь восьмигранного ствола «винчестера».

Крингл быстро оправился от блока. Клочки призрачной маски свисали с него, но он все еще был в доспехах и кроваво-красной мантии и капюшоне, отороченных белой шерстью. Его меч был серебристым, без всяких украшений, и он размахивал им, нанося серии быстрых ударов. Я лихорадочно блокировал их «винчестером», но достаточно хорошо разбирался в драках, чтобы понять, что за ним – тотальное превосходство. Через несколько секунд меч войдет в мое тело.

Я пригнулся, уходя от его наклонного замаха и, отскочив назад, поднял винтовку к плечу, словно собираясь стрелять.

Это его остановило, вынудив изогнуться, чтобы не попасть под теоретическую пулю, и когда он это сделал, я вложил каждую кроху воли, которая во мне еще оставалась, в копье магической силы.

– Forzare!

Крингл скользнул в сторону – невероятно шустро для человека его размеров – и мой удар оказался тотальным промахом.

Но он не пролетел мимо основания разрушенной стены за спиной моего противника.

Пара тонн старого выщербленного бетона обрушилась с диким грохотом. Крингл был быстрым и умелым бойцом, но не являлся совершенством. Он сумел не оказаться раздавленным, но несколько больших камней все-таки грохнули по нему, и он зашатался.

Я издал победный первобытный крик и бросился на него. Я лупил его по плечам, а он был слишком ошеломлен, чтобы воспользоваться мечом. Мы оба упали на землю, но я оказался сверху. Обхватив его коленями, я сжал стальной ствол «винчестера» обеими руками, держа его как дубину.

Крингл замер, пялясь на меня, а я внезапно осознал, что ночь стала абсолютно беззвучной. Я огляделся по сторонам. Дикая Охота окружила нас, кони стояли, их всадники напряженно наблюдали за нами. Гончие нервно бегали у лошадиных ног, но не подходили к ним слишком близко. Эрлкинг тоже был там, его призрачная маска свисала лохмотьями. Доспехи на плечах стали видимыми, и они были испачканы зеленоватой кровью. Его правая рука висела плетью. Я повернулся к Кринглу.

– Присоединяйся, прячься или умри, – прорычал я. – Вот все варианты, когда Дикая Охота гонится за тобой.

Глаза Крингла сузились.

– Каждый знает, что это так.

– Нет, больше не так, – проворчал я. Поднялся на ноги, медленно – и так же медленно опустил винтовку. Затем протянул Кринглу руку.

– Сегодня Охота присоединяется ко мне.

Я обвел собравшихся взглядом, вложив в него всю сталь и решимость, которые во мне были.

– Я только что вывел из игры Эрлкинга и, уложив на лопатки, дал хорошую взбучку гребаному Деду Морозу, – объявил я. – Теперь вы скажите: кто следующий? Кто выйдет, чтобы положить конец Зимнему Рыцарю, пэру Зимнего Двора и избраннику Мэб? Кто здесь во главе пищевой цепочки? Потому что сегодня Хэллоуин, и я, черт дери, не боюсь ни единого из вас.

Пылающие глаза уставились на меня отовсюду, но никто не пошевелился.

Затем смех Крингла начал громыхать в его глотке – пульсирующий звук мощного и искреннего веселья. Одна из его огромных ладоней сомкнулась на моей, и я помог ему встать на ноги. Одновременно я поглядывал на Эрлкинга. По его лицу не удавалось что-либо прочитать, но он сделал очень легкий кивок в мою сторону. В этом движении сквозила своеобразная ирония, и я почувствовал что-то вроде мирного веселья.

Раздался низкий рокот, и «харлей», басовито мурлыча, появился на площадке перед нами. Кэррин расширившимися глазами созерцала всю сцену, подкатывая байк поближе ко мне.

– Гарри? – спросила она. – Что здесь случилось?

– Временная смена командования, – сказал я и перебросил ногу через «харлей», чтобы взобраться на сидение позади нее. В эти секунды тени начали вращаться и плавно скользить. Они взобрались вверх по ногам Крингла, восстановив скрывавшую его маску, и одновременно полезли вверх по «харлею» и двум людям, сидевшим на нем.

Это было странное чувство. Все, относящееся к моему физическому восприятию, обострилось, и я внезапно ощутил мир вокруг меня с абсолютной ясностью. Я чувствовал других членов Охоты, точно знал, где они и что они делают на чистом инстинкте – инстинкте, который руководил и ими. Ночь заблистала, как серебряная волшебная страна, оставаясь ночью, даже будучи освещенной полуночным «солнцем». Призрачные маски сделались полупрозрачными так, что если бы я достаточно приблизился, то смог рассмотреть, что скрывается за ними. Но я не особо присматривался. У меня было такое чувство, что я не хочу знать, что скрывается за этими тенями.

Кэррин нервно крутанула ручку газа «харлея», давая двигателю полные обороты, но вместо рева раздался примитивный первобытный визг. Этот звук тут же был подхвачен всеми участниками Охоты, и даже Крингл – маска тени снова покрывала его лицо – взгромоздился на своего коня и развернул его мордой ко мне.

– Сэр Рыцарь, – сказал Крингл с легким поклоном, – какая игра тебе по душе в этот славный штормовой вечер?

Я начал заряжать патроны в «винчестер», пока магазин снова не наполнился. Затем движением рычага я загнал патрон, готовя его к выстрелу, вставил другой на его место в магазин, резким щелчком передернул рычаг казенной части, и почувствовал, как мои губы раздвигаются в хищной волчьей улыбке.

– В этот вечер? – спросил я. Я возвысил голос, обращаясь ко всем присутствующим. – В этот вечер мы охотимся на Иных!

Кровожадный вопль, который издали участники Дикой Охоты, был оглушительным.