Пару часов я потратил на то, чтобы придумать, как мне сложить более или менее надежное поисковое заклятие. Несколько воспоминаний, способных запитать заклятие энергией, я нашел без труда; гораздо сложнее оказалось понять, каким именно образом установить связь с Молли. Обыкновенно я использую для тауматургии проверенные традиционные методы: прядь волос, свежую каплю крови, обрезки ногтей и т.д., и т.п. Сейчас они бы мне не помогли. Даже будь они у меня, я все равно не смог бы их потрогать.

Поэтому вместо того, чтобы устанавливать контакт с Молли с помощью физических фрагментов ее тела, я попробовал использовать свои воспоминания о ней. Это подействовало — ну, типа того. Первое заклятие привело меня к гостинице, в которой когда-то устраивался фестиваль ужастиков под названием «СплеттерКон!». Теперь здание стояло пустое, заброшенное. Наверное, иски, поданные к гостинице после смерти нескольких человек в результате нападений фобофагов, довели ее до банкротства. Я наскоро обыскал дом, уже почти не морщась при прохождении стен и перегородок. За исключением нескольких бродяг, вломившихся в пустующий дом и устроивших в нем временное жилище, я не нашел никого.

Я обдумал свои действия. Воспоминание, которое я использовал, застряло у меня в голове по ряду причин — в первую очередь потому, что Молли бывала в этом здании. Должно быть, это и сбило заклятие. Слишком уж в моем воспоминании Молли была связана с этим местом.

Я попробовал еще раз, но теперь отбросил антураж и поместил Молли на пустом черном фоне. Вторая попытка привела меня к полицейскому участку, куда я ездил однажды вносить залог за Моллиного приятеля. Я сразу сообразил, что и на этот раз облажался, но на всякий случай проверил. Молли здесь не оказалось.

— О’кей, умник, — сказал я себе. — Что, если образы-воспоминания, которые ты использовал, просто устарели? Ты устанавливаешь связь воспоминания-личности с воспоминанием-местом. Значит, если ты хочешь выяснить, где она сейчас, ты должен представить ее такой, какая она сейчас. Верно?

— Теоретически да, — ответил я сам себе.

— Отлично. Вот и проверь эту теорию.

Ну да. Обсуждение проблемы с самим собой — не лучший способ сравнивать альтернативные точки зрения.

— Если подумать, говорить с самим собой часто считается признаком психического расстройства, — заметил я вслух.

Что не слишком ободряло.

Я отбросил эту не самую приятную мысль и принялся складывать заклятие еще раз. Теперь я постарался представить себе не Молли из моих прошлых воспоминаний, а такую, какой она запомнилась мне по нашей последней встрече. Я представил ее себе в поношенной одежде и лохмотьях, какой она приходила к Мёрфи.

Превратить воспоминание в образ, способный поддержать необходимую для заклятия энергию, вовсе не так просто, как если бы вы закрыли глаза и принялись воображать всякое. Вам необходимо воссоздать в памяти образ с максимальной, даже педантичной точностью, добавляя деталь за деталью до тех пор, пока он не возникнет у вас в мозгу как настоящий. Для этого требуется уйма опыта и энергии — вот почему люди, занимающиеся магией, обычно используют для этой цели реквизит. Он может выполнять роль якоря, избавляя автора заклятия от необходимости создавать в уме не одно, но несколько ментальных построений, а также поддерживая их все в состоянии предельной концентрации.

Я учился магии в самом сложном ее варианте — пользуясь исключительно собственной головой. Только когда я доказал, что в состоянии делать это без всякого реквизита, Джастин рассказал мне, что того же самого можно добиться гораздо проще. На протяжении многих лет я как минимум раз в год упражнялся в сложных тауматургических заклятиях без реквизита, развивая концентрацию и воображение. И, как выяснилось, очень кстати. Заниматься магией, будучи призраком, оказывается, можно только так.

Я покопался в памяти в поисках образа, отображающего Молли для поискового заклятия. Накануне у Мёрфи я следил больше за событиями, уделяя меньше внимания тому, в каком виде пребывает Молли. То есть я видел, конечно, что она испытывает сильный стресс, но только теперь, воссоздавая ее в памяти, пришел в ужас от того, насколько исхудавшей и утомленной она выглядела. Молли всегда принадлежала к тем молодым людям, которые только что не светятся от хорошего здоровья. Полгода жизни самой по себе превратили ее в подобие беглеца из лагерей ГУЛАГа — исхудавшего, озлобленного, побитого, если не сломленного.

Я принялся дополнять этот образ деталями. Я представил себе ее жизнерадостный характер, чувство вины, которое она испытывала еще порой за ту боль, что причинила своим друзьям в дни, когда я согласился взять ее в ученицы. Я подумал о ее ответственном, почти дотошном отношении к занятиям — так непохожем на мое собственное. О ее прилежании, о том невежестве, которое время от времени выказывает почти любой начинающий чародей до тех пор, пока не набьет достаточно шишек. Я подумал о главной движущей силе в ее жизни — о глубокой, крепкой любви к ее семье — и добавил к этому то чувство отчаяния и одиночества, которое она, должно быть, испытывает, живя в отрыве от них. Страстная, прекрасная, опасная Молли.

Удерживая в голове образ моей ученицы, я сконцентрировал волю и разом направил все это в одно из самых эффективных своих поисковых заклятий. Я почувствовал, как складывается его структура, как оно наполняется энергией, а потом, пробормотав слово заклинания, высвободил эту энергию.

Сила заклятия подхватила меня и начала медленно, но настойчиво поворачивать вокруг оси. Я вытянул перед собой левую руку с выставленным указательным пальцем и продолжал вращаться. Всякий раз, когда я поворачивался лицом к востоку, невидимая сила тянула палец магнитом в ту сторону. Через несколько секунд я остановился, миновав эту точку на несколько градусов, а потом крутанулся в противоположную сторону. Мой указательный палец показывал точно в центр города.

— На-кось, выкуси, — буркнул я и последовал за заклятием искать Молли.

Я включил свой режим исчезания и понесся по городу большими скачками, по нескольку сотен ярдов зараз. Дважды я задерживался, чтобы повторить заклятие и подправить направление движения, хотя к третьему разу начал ощущать себя живым (если это можно сказать о покойнике) флюгером. По мере приближения к центру города мне приходилось останавливаться все чаще, чтобы не сбиться с верного курса. В конце концов дорога привела меня к Петле, где дома растут так высоко, что улицы превращаются в глубокие овраги или скорее рукотворные каньоны из стали, стекла и камня.

Я не слишком удивился, когда заклятие привело меня на нижние улицы. Улицы в центре Чикаго имеют два, а некоторые даже три уровня. Одна — типа парадная — наверху, а остальные прямо под ней. У многих зданий и входы расположены на двух уровнях; то же самое относится и к парковкам. Это удваивает возможный доступ в здания.

А еще здесь полно пустых пространств, псевдопереулков, переходов и туннелей, пробираться по которым можно только ползком. Тут и там темнеют в ожидании перестройки и новой жизни пустующие помещения полуподвалов и подвалов. Сюда могут открываться аварийные выходы из туннелей метро, и здесь же находится несколько входов в безумный, смертельно опасный лабиринт, что расположен под городом и известен как Нижний Город.

Чикагская полиция регулярно патрулирует эти нижние улицы. Здесь же разгуливают в темноте всякие твари, просочившиеся из Нижнего Города. На этих улицах даже имеется движение, хотя мостовая зачастую отделена от тротуара всего лишь полосой выцветшей краски.

Короче, это не из тех мест, куда человек в здравом уме отправится ради приятной прогулки.

Я нашел Молли в одном из узких переулков. Снег, падавший сквозь расположенную в двадцати футах над головой вентиляционную решетку, припорошил землю. Одета она была в те же лохмотья, что и накануне, и стояла, прижимая руки к животу и дрожа от холода. На щеке багровела свежая ссадина. Молли тяжело дышала.

— Еще раз, — произнес спокойный, не лишенный приятности женский голос. Источник его находился где-то дальше по переулку, вне моего поля зрения.

— Я уст-т-тала, — сказала Молли. — Я н-не ела п-полтора дня.

— Бедняжка. Не сомневаюсь, Смерть отнесется к тебе с пониманием и согласится компенсировать тебе это время.

Послышался резкий шипящий звук, и Молли выбросила вперед левую руку с растопыренными пальцами. Она выкрикнула слова заклинания, и от ее пальцев разбежалось искрящееся полотно защитной энергии.

Способности к оборонительной магии у Молли отсутствуют почти начисто, но этот щит, наверное, был лучшим из всех, какие Кузнечику удавались на моей памяти.

Вращающийся белый шар ударил в защитное поле. Ему полагалось бы отскочить или разбиться о щит, но вместо этого он пролетел дальше, почти не изменив направления. Шар угодил Молли в левое плечо и взорвался тучей сверкающих как алмазы ледяных осколков. Молли коротко охнула от боли и пошатнулась.

— Сосредоточься, — произнес спокойный женский голос. — Используй боль. Выстраивай щит из своей воли. Ты должна знать, что он тебя защитит. Еще раз.

Молли смотрела на говорившую, стиснув зубы. Но вместо того чтобы спорить, она снова подняла левую руку, и почти сразу же в нее полетел новый ледяной шар. Этот тоже пробил защитное поле, но траектория полета его изменилась заметнее, чем в прошлый раз. Он пролетел мимо Молли, только чуть задев ее рукав.

Она охнула и, задыхаясь, припала на колено. Магия выматывает силы из любого, кто ею занимается, а недостаточно подготовленных она утомляет еще быстрее.

Я поежился, глядя на Молли в таком состоянии. Я знал, каково ей сейчас. Когда Джастин начал учить меня выстраивать оборонительные щиты, он бросался в меня бейсбольными мячами. Со всей силы. Если щит не выдерживал, мячик врезался в меня на скорости больше восьмидесяти миль в час. Джастин говорил, что боль — отличный стимул и что это упражнение — лучший способ преуспеть.

Когда я сам начал учить Молли тому же, я не использовал ничего тверже рыхлых снежков и гнилых овощей.

— Что ж, на сегодня достаточно, — произнес женский голос. — Завтра попробуем с ножами.

Молли поежилась и опустила взгляд.

Говорившая медленно вышла из переулка и остановилась рядом со своей ученицей.

Это была моя фея-крестная. Леанансидхе.

Леа была немыслимо прекрасна, но ее красота — жесткая, голодная, опасная — всегда напоминала мне красоту охотящейся кошки. Высокая, бледная, с волосами цвета осенних листьев на закате. Чуть заостренные кончики ушей, возможно, подправила она сама с целью оправдать ожидания смертных. На ней было длинное платье зеленого шелка, явно не по сезону и не по погоде... Впрочем, как одна из самых могущественных сидхе Зимней Династии, она вряд ли даже замечала холод.

Она протянула руку и коснулась кончиками пальцев Моллиных волос.

— Зачем? — едва слышно спросила Молли. — Зачем вы все это со мной делаете?

— Долг, детка, — отвечала Леа. — Исполнение обязательств, дело чести.

— Вы обещали это Гарри?

— Отнюдь, детка. Не я. Не я, но моя королева в силу древних законов и обычаев имеет свои обязательства по отношению к нему. Она повелела мне продолжать твое обучение Искусству, а боль — идеальное средство обучения.

— Гарри не верил в такое, — не без горечи возразила Молли. — Он никогда не причинял мне боли.

Леанансидхе чуть пригнула голову, взяла мою ученицу за подбородок и резко вздернула его так, чтобы та посмотрела ей в зеленые нечеловеческие глаза.

— Значит, он жестоко обманул тебя, детка, — ответила она, чеканя каждое слово. — Он лишил тебя наследия, того, ради чего он жил и страдал. Я тебя не узлы вязать и не пирожки печь обучаю. Я готовлю тебя к бою, чтобы ты вышла из него живой.

— Я знаю, что такое бой, — возразила Молли.

— Да. И вышла из него раненной. Простым смертным солдатом, — с презрением в голосе добавила Леа. — Ты едва не умерла, что стало бы ужасным унижением и для твоего наставника, и, следовательно, для моей королевы.

— Мэб-то что с этого? — с горечью буркнула Молли. — Он мертв.

Леа вздохнула:

— Почему смертных всегда так волнуют мелкие частности? В конце концов, это очень раздражает.

— Я не понимаю, — призналась Молли.

— Твой наставник принес присягу верности моей королеве. Такие клятвы не даются просто так — они накладывают взаимные обязательства на обе стороны. Незначительные обстоятельства не освобождают ни тех ни других от своих обязательств.

— Его смерть — незначительное обстоятельство?

— Если на то пошло, — невозмутимо ответила Леа, — разумеется, незначительное. Все вы смертны. Даже у чародея жизнь коротка, ничтожно коротка, с точки зрения бессмертного. Точно так же помощь королевы тем, кого ее вассал знал при жизни, — обстоятельство совершенно незначительное. Проживи ты еще триста лет, для Королевы Воздуха и Тьмы это будет не больше, чем затянувшееся время года.

Молли закрыла глаза.

— Он что, заставил ее пообещать заботиться обо мне?

Леа повернулась к ней, явно озадаченная:

— Нет, конечно нет, детка. Он принес ей присягу верности. Она одна из Сидхе. Клятва связывает ее так же крепко, как и его. Так же, как тогда, когда я, — Леа поежилась, — была не в состоянии исполнять свои обязанности по отношению к молодому Дрездену, их исполняла Мэб — до тех пор, пока я не смогла делать это сама. Вот и сейчас она делает то же самое по отношению к тебе — используя для этого меня.

Молли провела рукой по глазам. Потом тряхнула головой и медленно поднялась на ноги.

— А он знал? Я хочу сказать... Он знал, что Мэб будет это делать?

— Я мог бы об этом подумать, — тихо сказал я. — Если бы у меня было время подумать об этом хотя бы пару минут, я бы это сообразил...

Но ни та ни другая меня не слышали.

— Я хорошо знала мальчика, — ответила Леа. — Лучше, чем ему казалось. Не одну ночь я следила за ним, охраняла его, а он об этом и не догадывался. Но ни в разум его, ни в сердце я доступа не имела.

Молли медленно кивнула. Долгое мгновение она молча смотрела на Леа. Моя крестная внимательно смотрела на нее, пока Молли не кивнула.

— Его тень в городе, — сказала Молли. — Ищет того, кто его убил.

Красно-золотые ресницы Леа взметнулись вверх. Я редко видел, чтобы она так откровенно выдавала свою реакцию на что-либо.

— Это... представляется маловероятным.

Молли пожала плечами:

— Я использовала Зрение. Это его призрак, стопудово. Подделка бы от меня не укрылась.

— Спустя шесть месяцев после смерти? — пробормотала Леанансидхе. — Тени редко восстают по истечении времени года, в которое они созданы, а его убили прошлой осенью... — Глаза ее сощурились. — Любопытно... — Она склонила голову набок, глядя на Молли. — Как ты себя чувствуешь?

Молли поморгала: этого вопроса она явно не ожидала.

— Мне нужно свернуться в клубок и спать неделю без перерыва. Я умираю с голоду. Я замерзла. Мне кажется, я простудилась. Все болит. Я бы... — Молли осеклась и уставилась на Леа. — А почему вы спрашиваете?

Вместо ответа сидхе лишь улыбнулась.

Послышались шаги — тяжелые, торопливые, — и в дальнем конце переулка показалась небольшая толпа. Она состояла из угрожающего вида мужчин, вооруженных кто огнестрельным оружием, кто клинком, топором или палицей. Объединял их только цвет одежды — черный; казалось, все они прибарахлились в одном магазине. А еще — все до одного щеголяли в водолазках. Жутковатое зрелище.

— Прислужники, — прошептала Молли. — Как они нашли меня здесь?

— Это я подсказала им, где искать, — невозмутимо сказала Леа.

Молли вихрем повернулась в ее сторону:

— Вы... что?

— Я не делилась твоим местоположением с самими фоморами, детка. Только с некоторыми их сторожевыми псами. Они полагают, что если отловят тебя и выдадут фоморам, будут им почет и слава. И я не дала им времени связаться со своими хозяевами, так что никаких инструкций они не получали. — Она улыбнулась, продемонстрировав небольшие острые клыки. — Страшная порой это вещь — инициатива низшего звена.

Молли с отвращением сморщила нос:

— Поверить не могу.

Два десятка вооруженных громил продолжали приближаться с неспешностью профессионалов, которые не суетятся, — только рассредоточились немного. Все испепеляли Молли злобными взглядами.

Леа улыбалась, сделавшись практически незаметной.

— Отличное упражнение, детка. — Она исчезла окончательно — в лучших традициях Чеширского Кота, только вместо улыбки за ней остался голос. — Посмотрим-ка, чему ты научилась.