— Тот, Кто Идет Следом? — переспросил я, без особого успеха пытаясь изгнать дрожь из голоса. — По части устрашения бывают имена и круче. Я бы выбрал то, из автомата. Оно загадочнее.

— Не торопись, — пробормотал бестелесный голос. — Перед концом ты все поймешь.

— Э, чувак? — осторожно поинтересовался Стен. — Это... Ты с кем это разговариваешь?

— О, расскажи ему, — заявила Тварь. — Это будет забавно.

— Заткнись, Стен, — сказал я. — И убирайся.

— Э?.. — не понял Стен. — Чего?

Я резко повернулся, наставив на него свой бумажный пакет. Руки мои прошли при этом сквозь то место, где одновременно находился и не находился Тот, Кто Идет Следом.

— Убирайся отсюда к чертовой матери!

Стен готов был расшибиться, выполняя мой приказ. По дороге к выходу он буквально упал пару раз, поскользнувшись на полу. С округлившимися от ужаса глазами он распахнул дверь и вывалился в ночь.

Я повернулся обратно к отражению в экране, и как раз в то мгновение, когда я снова различил в нем силуэт, что-то взорвалось у меня между лопатками. Я врезался лбом в экран автомата с силой, от которой по стеклу пробежала паутина трещин. Резкая, до тошноты сильная боль пронзила мою голову, и я пошатнулся.

Пошатнулся, но все-таки не упал. Джастин Дюморн бывал со мной жесток. Конечно, мне никогда не доставалось от него так сильно, я никогда так не пугался и боли такой еще не испытывал, — с другой стороны, такого еще ни разу не происходило взаправду. Я схватился руками за металлический корпус автомата, заставил свои пальцы цепляться что было сил, но все-таки не упал.

— Беги! Беги! — снова взвизгнул автомат. На этот раз голос плыл и хрипел, отчего казался еще более низким и зловещим. Сквозь выступившие на глазах слезы я все-таки разглядел, что растрескавшийся, мерцающий от помех экран залит кровью перепуганного чародея. Игровой компьютер явно находился при последнем издыхании.

— Надеешься, этот смертный недоумок побежит в полицию? — промурлыкал вкрадчивый голос.

Я повернул голову, огляделся по сторонам и не увидел ничего. Однако от этого движения спину пронзило жгучей болью, и я понял, что спина под курткой совершенно мокрая. Я истекал кровью.

— Надеешься, что если они понаедут в своих машинах с мигалками и всем прочим, то я убегу?

Я повернулся и привалился к автомату спиной. Ноги казались ватными, но я начал справляться с болью. Я стиснул зубы.

— Убирайся прочь от меня! — огрызнулся я.

— Заверяю тебя, — отозвался бестелесный голос, — что нам никто не помешает. Уж я постараюсь. Однако же это показывает, что у тебя имеется некоторый талант действовать в сложной ситуации. Или нет?

— Ты говоришь прямо как мой наставник, — буркнул я, смахнул кровь с глаза, сделал вдох и шагнул вперед. Мне удалось подойти к кассовой стойке, почти не пошатнувшись. Я забрал с нее пакет с деньгами, который оставил там Стен. — Ну, может, чуть пострашнее, чем он.

— Ни боль, ни страх не отвращают тебя от цели. Отлично. — На этот раз голос исходил откуда-то из дальнего конца торгового зала. — Однако же никогда не знаешь остроты клинка, пока не испробуешь его в деле. Даже самая прочная на вид сталь способна иметь скрытые изъяны. Воистину это обещает стать интересным.

Я замолчал, нахмурившись, и посмотрел на свою фею-крестную, продолжавшую внимательно слушать меня, сидя на краю могилы.

— Я... А скажите, крестная, я вот слышал, что призраки состоят из воспоминаний.

— Разумеется, — кивнула Леа.

— И эти воспоминания всегда правда?

Леа ехидно изогнула точеную бровь.

— Ты задаешь первый вопрос, еще не завершив свой рассказ? — Губы ее неодобрительно скривились. — Твое искусство рассказчика оставляет желать лучшего, детка.

— Угу, у меня всегда были двойки по литературе. Так вы ответите на вопрос?

Глаза ее сделались зелеными, как изумруды, зловеще светящиеся изнутри.

— Воспоминания — это факты, события... такие, какими ты их переживал.

Я нахмурился еще сильнее.

— Я никогда не помнил в точности, что говорила мне эта Тварь, — признался я. — Ну, я хочу сказать, я так двинулся башкой, что она у меня потом несколько дней трещала.

— О да, — согласилась Леа. — Боль твою я помню.

Еще бы не помнить.

— Ну да. В общем, теперь-то я помню этот разговор полностью, слово в слово. Это правда так? Или это из того, что парень в черном наскоро напихал туда для отчетности?

— Это твои воспоминания, — сказала крестная. — Эти записи — твои впечатления, восприятие того, как ты жил. И хранятся они не только в твоем мозгу; если уж на то пошло, довольно часто твой мозг — не лучшее приспособление для этого. — Она помолчала, обдумывая следующие слова, а потом развела руки ладонями вверх, и в глазах ее засветился странный огонек. — Сохранение вещей — в самой природе Вселенной. Ничто не пропадает бесследно. Эхо Творения до сих пор вибрирует в бездне космоса: Вселенная помнит. Вот ты в настоящий момент свободен от оков смертности. Твой ограниченный мозг не блокирует тебе больше доступа к этим записям. Единственные ограничения твоей памяти — это те, что установил ты сам.

— Дзен какой-то... бредятина, — буркнул я. — Выходит, то, что я запомнил, происходило на самом деле?

— А разве я этого не сказала? — обиженно надула губы она. — Из этого вышел бы восхитительный роман. Стала бы я все это выслушивать, будь оно не так?

Меня глодали некоторые сомнения. Но я не стал развивать тему. Гарри-призрак заметно поумнел.

— А теперь, — заявила Леанансидхе, — если у тебя больше нет необходимости отвлекаться от волнующей меня темы, молю тебя, продолжай.

— Пошел прочь от меня! — огрызнулся я, сжимая в руке пакет с деньгами. Из незадачливой камеры наблюдения сыпались искры. Собственно, они в основном и освещали помещение. Даже если бы Тварь и обладала материальным телом, ей не составило бы труда прятаться в глубоких тенях между рядами стеллажей. Я, во всяком случае, не видел ее нигде.

Поэтому я испытал немалое потрясение, когда что-то ухватило меня за шиворот и с легкостью швырнуло в прилавок с пончиками и всякой выпечкой.

Я пробил его насквозь и врезался в стоявший за ним стеллаж. По прошествии лет я бы расценил это как боль средней интенсивности, но тогда она показалась мне чудовищной. В нос бил запах сахарной пудры и шоколада. Полагаю, я весь превратился в один большой пончик с толстым слоем глазури и сахарной посыпки. От этих запахов в желудке заурчало — достаточно громко, чтобы это было слышно сквозь грохот сыпавшихся с полок предметов.

Я же сказал. Шестнадцать лет.

— Надо же, сколь бесполезная плоть служит тебе оболочкой, — произнес голос, ничуть не запыхавшийся от усилий. — Она абсолютно лишена логики и все же удерживает тебя воедино. Все твое существование — это цепь противоречий. Однако есть и нечто, в чем ты можешь не сомневаться, смертное дитя: на этот раз тебе не убежать.

Черта с два. Бег всегда помогал мне, и я не видел причины, по которой мне стоило бы менять политику. Шатаясь, я поднялся на ноги и бросился в глубь магазина, подальше от предполагаемого направления движения нападавшего. Я обогнул ряд полок с продуктами и, задыхаясь, привалился спиной к его торцу.

Что-то жесткое, горячее и скользкое прижалось к моей шее — что-то, более всего напоминавшее змею и силой не Уступавшее крупной анаконде. Это «что-то» дернуло меня вверх, оторвав от пола, и швырнуло куда-то в сторону.

Я вдруг испытал острое сочувствие к Джерри, попавшему в мощные лапы к огромному невидимому Тому.

— Тебе не убежать от того, кто всегда у тебя за спиной, — произнес голос.

Я болезненно приземлился на пятую точку и на четвереньках пополз к другому ряду стеллажей... только для того, чтобы невидимая сила нанесла новый удар — словно чья-то исполинская нога с размаху врезала мне под зад. Удар швырнул меня вперед, прямо в стеклянную дверь холодильника с напитками.

Я отлетел от нее, рухнул на пол и некоторое время оглу-шенно лежал, тупо глядя на трещины, оставленные на стекле моей головой.

— Никто не придет к тебе на помощь.

Я сделал попытку отползти дальше. Я как раз добрался до следующего холодильника, когда новый удар по ребрам швырнул меня в новую стеклянную дверь. На сей раз я врезался в нее плечом — стекло выдержало и не треснуло, зато я почувствовал, как что-то хрустнуло внутри меня, и рука буквально онемела от боли.

Невидимое присутствие потусторонней Твари приблизилось. Ее голос понизился до бархатного удовлетворенного шепота:

— Дитя звезд. Нынче ночью я тебя уничтожу.

В голове, казалось, не осталось ничего, кроме страха и боли. Я ощущал приближение Твари — со спины... всегда за спиной, вдруг понял я, всегда с той стороны, где я слабее, уязвимее. Вот где положено всегда находиться этой гадине.

Мне надо было двигаться. Сделать хоть что-то. Однако страх сковывал руки и ноги, словно к ним подвесили свинцовые гири, лишал меня сил, превращая мышцы в кисель, а мысли — в белый шум. Я хотел бежать, но все, на что меня хватало, — это медленно ползти вдоль ряда с напитками.

— Жалкое зрелище, — произнес Тот, Кто Идет Следом. С каждым словом он оказывался все ближе. — Беспомощное, хнычущее создание. Бесполезное.

Ужас. Я не мог думать. Я умру. Я умру.

И тут мой голос сам собой изобразил — чертовски правдоподобно — Малютку Германа:

— Насчет тебя я знаю. А что я?

Тот, Кто Идет Следом, застыл как вкопанный. На какое-то мгновение в его неотвратимом присутствии промелькнула неуверенность.

— Что? — спросил он.

— Ха-ха! — продолжал я все тем же голосом, подогревая игру своим страхом. В голове вдруг вспыхнула мысль: «Возможно, я не могу помешать этой гадине держаться у меня за спиной. Но я могу выбирать, куда повернуть».

Я с трудом поднялся на ноги и двинулся вдоль по проходу, делая с каждым шагом оборот вокруг своей оси на манер дервиша. И все это время не прекращал своего дурацкого мультяшного смеха. Если подумать, этот голос Малютки Германа был самым зловещим из всего, что я слышал в ту ночь.

Я толкнул входную дверь бедром и, не прекращая вращаться, вывалился на улицу, на стоянку. Только тут до меня дошло, что в моем плане бегства недостает существенной детали: второй части. Как-то не успел я задуматься над тем, что будет после того, как я выберусь из магазина.

Эту задачу я выполнил. Что дальше?

Стоянка сплошь погрузилась в темноту. Ближайшие фонари горели в сотне ярдов от нее, и свет их казался слабее, более оранжевым, чем полагалось. В воздухе висело какое-то душное напряжение, а еще — слабый запах тлена и смерти. Может, это натворила потусторонняя Тварь? Уж не это ли она имела в виду, когда говорила, что нас никто не потревожит?

Стен стоял на стоянке между двумя заправочными колонками. Вид у него был как у человека, пытавшегося бежать в замедленном воспроизведении. Руки двигались томительно медленно; ноги, согнутые как при беге, перемещались со скоростью ленивого ходока, словно бежал он в густом киселе. Он оглядывался через плечо на меня, и лицо его, перекошенное от ужаса, казалось в причудливых тенях от далеких фонарей жуткой застывшей маской.

Повинуясь чистому инстинкту, я бросился к нему. Самому примитивному, стадному инстинкту, исходящему из предположения, согласно которому чем нас больше, тем безопаснее. Мои ноги отталкивались от асфальта в нормальном темпе, и глаза его медленно округлились при виде меня с почти комичным потрясением.

— И это все, на что ты способен? — послышался голос, исходивший из ниоткуда и отовсюду разом. — Так ты один из них? Один из тех, что заполонили собой землю? — Исходная точка у голоса все-таки обозначилась, и я вдруг ощутил у себя на затылке обжигающе-горячее, зловонное дыхание. — От ученика Дюморна я ожидал большего.

Я резко повернулся, выставив перед собой руки в защитном жесте. Я успел разглядеть все, отраженное в больших витринах магазина.

Тот, Кто Идет Следом, вынырнул из тени прямо перед перепуганным Стеном. Жуткие жилистые руки охватили его, сбив с ног, как младенца. Еще одна конечность, а может, хвост или что-то вроде щупальца, покрытая тем же мехом-или-чешуей, что и остальная поверхность тела, обвилась вокруг Стена, так что тот оказался спеленатым в трех местах: на уровне плеч, чуть выше талии и по ногам.

А потом с медленной, ленивой такой ухмылочкой, одним резким движением Тот, Кто Идет Следом, разорвал Стена, простого кассира из магазинчика при заправке, на три части.

Мне приходилось уже видеть смерть своими глазами. Но не такую. Не такую жуткую, стремительную и кровавую. Я отвернулся от витрины и увидел, как три части тела повалились на землю. Кровь залила все вокруг. Одна рука продолжала размахивать как безумная, рот открылся, словно пытался вскрикнуть, но из него не вырвалось ничего, кроме отвратительного бульканья и струи крови. Отчаянный, перепуганный взгляд на мгновение встретился с моим, и я поспешно опустил глаза, чтобы не заглянуть умирающему Стену в душу.

А потом он... типа изменился. Превратился из человека, полного чудовищных страха и боли, в кучку безжизненной плоти. Кусков тела. Клочков окровавленной одежды.

Я никогда еще не видел, чтобы смерть наступала вот так. Как унижение. Как превращение неповторимой в своем роде души в простую материю. Когда эта Тварь убила Стена, она не просто прервала его жизнь. Она как бы подчеркнула его ничтожность, жалкую незначительность этой жизни. Превратила человека, пусть и ничем особым не отличающегося, в нечто еще меньшее — во что-то такое, что не стоило затраченных на него при жизни ресурсов. Во что-то такое, что не имело возможности выбрать свою судьбу, шансов сделаться чем-то большим.

И ведь это я вовлек Стена во все это. Сам-то он не имел к нашему конфликту никакого отношения.

Ну да, конечно, я не собирался причинять этому бедолаге боли, да и не сделал бы этого. И тем не менее, когда бы не мое решение ограбить магазин, он продолжал бы пинать балду у себя за стойкой, убивая время до следующей смены. Он бы не угодил в гущу событий, которых не ожидал и к которым не приложил руки — и которые его убили.

Что-то звонко щелкнуло у меня в голове.

Это неправильно.

Стену не полагалось погибнуть вот так. И никому не полагалось. Никто — ни человек, ни потусторонняя Тварь, да и никто другой — не вправе принимать решения ради извращенной забавы лишать Стена жизни, лишать его всего, чем он был, чем мог бы стать.

Стен этого не заслужил. Он этого не ждал. А эта Тварь, этот демон его убил.

Челюсти мои свело, с такой силой я стиснул зубы. Где-то в голове, за глазами громко отдавались, учащаясь, удары сердца. Голову и грудную клетку распирало жутким давлением, а вместе с ним меня захлестнула волна гнева и чего-то ещё, жарче, темнее и страшнее этого гнева.

Это. Не. Правильно.

Конечно, неправильно. Впрочем, мир вообще полон несправедливости, так ведь? И уж я-то знал это лучше, чем многие вдвое старше меня. Мир — не самое уютное место, и это несправедливо. Каждый день приносит страдания и смерть людям, которые их не заслужили.

Ну и что? Значит, кто-нибудь должен с этим что-то поделать.

Правые плечо и рука горели, словно их сунули в огонь; пальцы медленно сжались в кулак — с такой силой, что суставы хрустнули. Такого со мной еще не случалось.

Я повернулся к отражению демона в витрине. Тот пригнулся над останками Стена, легонько барабаня когтями по широко раскрытым глазам покойника. Пасть продолжала гнусно, жутко ухмыляться.

При виде выражения, застывшего на моем лице, ухмылка сделалась еще шире, а глаза сощурились.

— Ага, — произнесло чудище. — Ага, вот ты где.

Демон не понял, что я больше не жертва. И не беспомощное дитя. Что я чародей. Разъяренный чародей. И что я больше не убегаю.

— Это не твой мир, — прошептал я.

— Пока не мой, — согласился Тот, Кто Идет Следом, все с той же широкой ухмылкой. — Но скоро, очень скоро он снова станет нашим.

— Только ты этого не увидишь, — сказал я.

Я никогда еще не пробовал своих сил, когда злился. Я никогда еще не причинял никому боли с помощью своей магии — по крайней мере сознательно.

Но эта гадина? Из всего, что мне пришлось повидать, эта Тварь, что склонилась над изуродованными останками Стена, заслужила этого более всего. За какие-то полдня я лишился всего, что имел. Дома. Семьи. А теперь, похоже, мне предстояло лишиться и жизни. Что ж, если этого не избежать, если я не мог больше спасаться, не подвергая при этом смертельной опасности случайных прохожих, мне предстояло встретить свою судьбу здесь, на этом самом месте, — и я не собирался проделывать это безропотно.

Я заглянул в глубокий колодец гнева и принялся черпать из него, накапливать что-то жгучее, разрушительное, свирепое — как тот огонь, что разгорался во мне.

— Тебе стоит узнать еще кое-что, — произнес я. — Я прогулял сегодня шестой урок. Испанский язык. В котором я и так не силен.

— И что мне до этого? — удивилась Тварь.

— Только то, что «Flickum bicus» не совсем подходит, — ответил я. Жар в правой руке сконцентрировался где-то в районе кулака. В нос ударил запах паленых волос. — И ты ведь плохо понимаешь, где стоишь, а?

Отражение Твари неуверенно покосилось направо-налево, на две бензоколонки, между которыми оно находилось.

Не сводя взгляда с отражения в витрине, я вытянул правую руку в его направлении и преобразовал свое слабенькое воспламеняющее заклятие во что-то в тысячи раз мощнее и жарче всего, на что я отваживался до сих пор.

А потом встретился взглядом с отражением демона, швырнул всю накопившуюся во мне злость в энергию заклятия, резко выбросил руку в направлении твари и выкрикнул:

— Fuego!

Весь жар, весь гнев разом выплеснулись из меня. Огонь ударил из моей вытянутой вперед руки как струя воды из пожарного гидранта. Он захлестнул и Того, Кто Идет Следом, и останки Стена, осветив ночь злобным золотым сиянием.

Демон взвизгнул — скорее от неожиданности, чем от боли — и прикрыл лапищами глаза. Яркий свет исказил отражение в витрине, и я больше не видел того, что происходит У меня за спиной. Я поводил струей огня вправо-влево, не поворачиваясь, не меняя положения спины. Я надеялся, это задержит Того, Кто Идет Следом, на время достаточное, чтобы мое слегка усовершенствованное огненное заклятие достигло цели.

Заправочные колонки снабжены кучей предохраняющих устройств, снижающих вероятность случайного воспламенения. И ведь это действует. Я хочу сказать, вы часто сталкивались со взрывами, заправляя машину? Однако какими бы надежными ни были все эти устройства, они предназначены лишь для предотвращения несчастных случаев.

И ни одному инженеру и в голову не приходило проектировать их с расчетом на то, чтобы мешать разгневанным юным чародеям.

Потребовалась пара полновесных секунд, а потом послышался скрежет рвущегося металла, и первый резервуар взорвался впечатляющим огненным фонтаном.

Ударная волна снова сбила меня с ног, опалив жаром кожу и волосы. Я покатился по асфальту и пару секунд лежал оглушенный. На меня вдруг обрушилась волна чудовищной слабости — реакция на ту энергию, что я потратил на свое небольшое, можно сказать, бюджетное огненное заклятие.

И тут рванул второй резервуар.

Шквал горячего воздуха и град дымящихся металлических обломков ударили по фасаду магазина. Мне повезло, что первый взрыв меня повалил: в противном случае клочья металла, разнесшие к чертовой матери витрины, изрешетили бы меня первым.

Я всмотрелся в огонь и разглядел в нем силуэт — точнее, темную пустоту там, где полагалось бы находиться дыму и пламени. Из этой пустоты до меня донесся голос, гулкий и устрашающий — таким говорят боги и мифические чудовища.

— ДА КАК ТЫ ПОСМЕЛ! - прорычал он. — КАК ПОСМЕЛ ТЫ ПОДНЯТЬ РУКУ! НА МЕНЯ!

А потом эта заполненная пустотой фигура рухнула на колени и завалилась на бок.

Жадные языки пламени набросились на нее и поглотили, не оставив ничего.

Так закончился мой первый бой.