Я вынырнул из воспоминания, дрожа и озираясь в полном замешательстве. Я все еще находился в ментальном мире Молли, на дурацком капитанском мостике. Здесь царила тишина. Абсолютная тишина. Никто не шевелился. Изображения на экранах, стрелки на циферблатах, все до единой Молли — все застыли. Все, что происходило в битве, происходило со скоростью мысли — молниеносно быстро. Имелась лишь одна причина, по которой все здесь могло замереть вот так, в самый разгар событий.

— Опять, значит, дребедень с пространством-временем, да? — Голос мой прозвучал хрипло, неровно.

За моей спиной послышались шаги, и в комнате сделалось светлее. Спустя всего секунду свет достиг такой интенсивности, что мне пришлось прикрыть глаза рукой.

Потом свет чуть померк. Я снова открыл глаза и обнаружил себя в лишенном примет белом пространстве. Я даже не знаю, на чем я стоял и стоял ли я вообще. Вокруг не было ничего, кроме белого цвета...

...и молодого мужчины с золотой шевелюрой, беспорядочно падавшей на серебряно-голубые глаза. Его скулами, наверное, можно было резать хлеб.

— Это самый простой способ помочь вам понять.

— Не маловато ли роста для архангела? — поинтересовался я.

Уриил улыбнулся мне. От такой улыбки расцветают цветы, а младенцы начинают радостно гукать.

— Сойдет. Должен признать, лично я больше люблю «Звездные войны», а не «Звездный путь». Простое деление на добро и зло, на идеальное добро и идеальное зло — все это расслабляет. Я словно молодею.

Некоторое время я молча смотрел на него, пытаясь собраться с мыслями. Вернувшееся ко мне воспоминание болезненно живо стояло перед глазами. Господи, бедная девочка. Молли. Я не хотел причинять ей боли. Она сама вызвалась помочь мне, и она проделала все это в полном сознании — но, видит Бог, я не желал ей такого. Она испытывала такую боль, и теперь я понимал почему — и понимал, почему сумасшествие, которое она имитировала, могло оказаться куда более реальным, чем ей казалось.

Вот, должно быть, почему Мёрфи относилась к ней с таким недоверием. У Мёрфи великолепное чутье на людей. Должно быть, она ощутила в Молли что-то такое, ощутила движущие ею боль и отчаяние, и это не могло не нажать на кнопку тревоги в голове у Мёрфи. Что не могло не ранить чувств Молли — подозрение, недоверие, как бы осторожно ни держала себя Кэррин. Эта боль, в свою очередь, должно быть, оттолкнула ее еще дальше, заставляла вести себя еще более странно, что вызывало еще большее подозрение... и так далее, виток за витком.

Я никогда не желал ей такого.

Что я наделал?

Я спас Мэгги, но не уничтожил ли я при этом свою ученицу? Если так, то, что меня самого при этом убили, ни капельки меня не оправдывало. Нельзя ведь разгуливать, просто выбирая, чью жизнь спасать, а чью уничтожить. Врожденное невежество, недооценка зла подобных вещей слишком глубоко укоренились в человеке, чтобы их избежать, — какими бы благими намерениями вы ни руководствовались.

Я понимал, почему Молли хотела заставить меня рассказать обо всем Томасу. Она понимала, что Томас попытался бы удержать меня от самоубийства — вне зависимости от моих мотиваций. Но она была права и еще в одном: он мой брат. Он заслуживал большего, чем я ему дал. Вот почему я даже не думал о нем с момента возвращения в Чикаго. Как я мог вспоминать брата, не вспоминая при этом того стыда, который испытывал из-за того, что не доверился ему? Как мог я думать о Томасе, не думая о том, что совершил?

Наверное, я даже не поверил бы, что способен стать человеком, который может заставить себя забыть о чем-то, не думать о чем-то, вместо того чтобы посмотреть правде в лицо, какой бы болезненной она ни оказалась.

Впрочем, какой уж из меня идеал...

Молодой мужчина терпеливо, не говоря ни слова, ждал, пока я соберусь с мыслями.

Уриил. Черт, я мог бы догадаться с самого начала. Ури-ил — архангел, о котором людям известно очень немного. Большинству его имя даже неизвестно — и, судя по всему, его это вполне устраивает. Если Гавриил — вестник, Михаил — генерал, Рафаил — целитель и духовный пастырь, то Уриил — повелитель шпионов, тайный агент Рая. Уриил проворачивает для Всевышнего всю неофициальную работу. Когда загадочные, не открывающие своих имен ангелы слетают с неба, чтобы биться бок о бок с библейскими патриархами, когда смерть надвигается на перворожденных в Египте, когда ангел выводит невинных из обреченного на серу небесную, погрязшего в грехах города, — значит, ко всему этому приложил свою руку Уриил.

Из всех архангелов он самый тихий. А это, с моей извращенной точки зрения, возможно, означает, что он также и самый опасный.

Он обратил на меня свое внимание несколько лет назад, одарив меня источником силы, известным как Огонь Души. С тех пор я два или три раза работал на него. Время от времени он возникал с издевательскими или загадочными советами. Мне он, пожалуй, симпатичен, хотя может и раздражать, и страшить — страшить, как ничто другое. Есть в нем что-то такое... чудовищно абсолютное. Что-то, что не поддастся, не изменится даже тогда, когда вся Вселенная провалится в тартарары. В его присутствии я всегда ощущаю себя таким хрупким, что мог бы рассыпаться в пыль, если тот вдруг чихнет или шевельнет не тем мускулом.

Что — с учетом силы, которой обладает это создание, — возможно, не так далеко от истины.

— Так все это, — я неопределенно махнул рукой, — имело целью привести меня сюда? К тому воспоминанию?

— Вы должны были понять.

Я внимательно посмотрел на него.

— Эпический. Провал, — устало произнес я. — Потому что я даже представления не имею, о чем вы говорите.

Уриил склонил голову набок и рассмеялся.

— Это из тех притч, в которых главное не цель, а путь.

Я покачал головой:

— Вы... вы меня потеряли.

— Вовсе нет, Гарри. Это вы нашли себя.

Я устало смотрел на него, потом схватился рукой за волосы.

— Гррррр! Вы что, прямого ответа не можете дать? Это что, специальный закон Вселенной такой, заставляющий вас говорить гребаными загадками?

— На самом деле — несколько, — улыбнулся Уриил. — И все ради вашей защиты. Однако имеется пара вещей, которые я могу вам поведать.

— Тогда скажите мне зачем, — сказал я. — Зачем все это? Зачем было заманивать меня обратно в Чикаго? Зачем?

— Джек вам говорил, — ответил Уриил. — По отношению к вам смошенничали. Необходимо было восстановить равновесие.

Я тряхнул головой.

— Эта контора в Чикаго, что Между Тут. Она ваша.

— Одна из нескольких, — кивнул он. — У меня очень большой объем работы. Я вербую тех, кто готов мне помогать.

— Что за работа? — поинтересовался я.

— Та же, которой я занимался всегда, — ответил Уриил. — Мы с коллегами работаем ради установления свободы.

— Свободы чего?

— Свободы воли. Свободы выбора. Разница между добром и злом лишена смысла, если нет свободы выбора между ними. Это мой долг, моя цель в процессе Творения — защищать и поддерживать этот смысл.

Я прищурился.

— Значит... Если вы каким-то образом замешаны в моей смерти... — Я склонил голову набок и посмотрел на него в упор. — То это оттого, что кто-то заставил меня пойти на это?

Уриил помахал рукой — типа примерно так — и, повернувшись, отошел на несколько шагов.

— Это предполагает чужую волю, пересиливающую вашу, — сказал он через плечо. — Однако у вашей воли не один способ сбиться с пути.

Я, нахмурившись, смотрел ему вслед, потом в глубине сознания забрезжило прозрение.

— Ложь.

Архангел повернулся, приподняв брови, словно я — туповатый студент, ошарашивший своего преподавателя проницательным ответом.

— Да. Именно так. Когда в ложь верят, она ограничивает свободу вашей воли.

— И что? — спросил я. — Капитан Джек и его Служба Безопасности Чистилища спешат на помощь всякий раз, когда кто-то произносит ложь?

Уриил рассмеялся:

— Нет, конечно, нет. Смертные вольны врать, если им так нравится. Если бы они не могли делать этого, они не были бы свободны. — Взгляд его сделался жестче. — Но другие должны придерживаться более высоких стандартов. Их ложь куда опаснее, куда мощнее.

— Не понимаю, — признался я.

— Представьте себе существо, находившееся здесь еще при первом вдохе первого смертного, — начал Уриил. Жесткие, злобные отблески света плясали вокруг нас, различимые даже сквозь бесформенную белую массу. — Наблюдавшее за человечеством, пока то восставало из грязи, распространялось по миру и меняло самое лицо этого мира. Существо, видевшее — в буквальном смысле слова — начало, расцвет, закат и конец десятков тысяч смертных жизней.

— Кого-то вроде ангела, — тихо предположил я.

— Кого-то вроде того, — согласился он, блеснув на мгновение белозубой улыбкой. — Существо, которому ведома вся жизнь смертного. Его сны. Его страхи. Даже его мысли. Такое существо, столь искушенное в природе человеческой, в образе мышления смертных, способно довольно точно предсказать, как будет реагировать смертный почти на все. — Уриил махнул рукой в мою сторону. — Ну, например, как тот будет реагировать на ложь, поданную в абсолютно идеальный момент.

Уриил махнул рукой, и мы вдруг оказались все в той же подсобке церкви Святой Марии. Только я не лежал на доске поверх раскладушки. То есть, точнее, я именно это и делал, но при этом я еще и стоял у двери рядом с Уриилом, глядя на самого себя.

— Помните, что вы тогда думали? — спросил меня Уриил.

Я помнил. Говоря точнее, я помнил все с кристальной ясностью.

— Я думал, что мне уже приходилось терпеть поражение. Что из-за моих промахов погибали люди. Но что эти люди — не моя плоть и кровь. Не мой ребенок. Что я проиграл. Что меня побили. — Я тряхнул головой. — Я помню, как сказал себе, что все кончено. И что все это по моей, Гарри, вине.

— А, — кивнул Уриил, дослушав меня до конца, и поднял руку. — Теперь смотрите.

Я удивленно заморгал, но послушно уставился на себя, лежавшего на раскладушке.

— Я не... — начал я и нахмурился. Что-то странное показалось мне в тенях, а еще...

— Вон, — произнес Уриил, подняв руку. Свет лился из нее, словно из внезапно открывшегося окошка. Он осветил всю комнату, обозначив все находившееся в ней еще рельефнее, — и тут я увидел.

Стройная тень пригнулась у раскладушки — неясная, почти неразличимая даже в свете Уриила, но она здесь определенно присутствовала, нашептывая что-то мне на ухо.

— И это все по твоей вине, Гарри.

Мысль, воспоминание о ней мгновение звенели эхом у меня в голове, и я поежился.

— Этот... эта тень. Это ангел?

— Был когда-то, — ответил он, и голос его звучал совсем мягко — и бесконечно горько. — Очень, очень давно.

— Один из Падших, — выдохнул я.

— Да, конечно. Который знал, как лгать вам, Гарри.

— Ну, пожалуй. Корить себя за собственные ляпы не совсем в мо... то есть совсем на меня непохоже, дружище.

— Я знаю, и этот, — он кивнул в сторону тени, — тоже. И ложь сделалась еще разрушительнее, поскольку против вас использовали вашу же тактику. Это создание знало, что делает. Тут главное — расчет. В абсолютно точный момент, при абсолютно нужном состоянии ума одного-единственного слова, внедренного в ваши мысли, достаточно, чтобы подтолкнуть вас к нужному решению. — Уриил посмотрел на меня и слабо улыбнулся. — Оно добавляет нужное количество злости, угрызений совести, самобичевания и отчаяния и заставляет прийти к выводу, что самоуничтожение — единственный оставшийся у вас выход. Это лишает вас свободы. — В глазах его снова появилась сталь. — При возможности я стараюсь обезвредить действия такого рода. Когда у меня нет такой возможности, мне позволено восстанавливать равновесие.

— И все равно не понимаю, — сказал я. — Как мое возвращение в Чикаго на несколько ночей может восстановить равновесие?

— О, само по себе не может, конечно, — согласился Уриил. — Боюсь, я могу служить единственно зеркалом противозаконной акции.

— Вы... что, тоже нашептали мне пару слов на ухо?

— Нашептал. Но не два, а семь, — уточнил он. — То, что вы сделали, было... осознанно.

— Осознанно? — переспросил я.

— Прямого отношения к вашему возвращению я не имел. По моему суждению, это должно было произойти, — но требовать, чтобы вы вернулись в Чикаго, никто не мог, — спокойно произнес Уриил. — Вы вызвались добровольно.

Я закатил глаза.

— Ну да. Конечно. Потому что троим моим друзьям угрожала смерть, если бы я отказался.

Уриил выразительно заломил бровь. Потом полез в карман куртки и достал сотовый. Он нажал пару кнопок, включил громкую связь, и я услышал гудки.

— Мёрфи, — отозвался баритон капитана Джека.

— Что этот Дрезден говорит мне насчет трех друзей, которым грозила опасность?

— Дрезден... — отсутствующим тоном произнес Джек, словно роясь в памяти и не находя ничего.

Уриил, похоже, начал немного раздражаться. Он явно не купился на этот тон.

— Высокий, тощий, бесцеремонный, посланный в Чикаго искать своего убийцу?

— А, этот, — сказал Джек. — Вы о нем?

— Да, — сказал Уриил.

Последовала бесхитростная пауза.

— Так что с ним? — спросил Джек.

Уриил, благослови Господь его ангельское сердце, зажмурился на минуту и несколько раз вдохнул-выдохнул.

— Колин, — укоризненным родительским тоном произнес он.

— Ну, мог сказать что-то в этом роде, — сказал Джек. — А что? У парня куча друзей. Друзья бегают по городу и сражаются с монстрами. Я так прикинул, по меньшей мере трое из них пострадают, если он им не поможет. По мне, так вполне логично.

— Колин, — повторил Уриил голосом, полным бездонного разочарования и еще капельки злости. — Вы солгали.

— Я предположил, — возразил капитан Джек. — И направил его на правое дело, разве не так?

— Колин, наша цель — защищать свободу, а не решать, как ею пользоваться.

— Все, что я ему сказал, формально более или менее правда, и работу в результате сделали, — упрямо заявил Джек. — Послушайте, сэр, будь я безупречен, я вряд ли работал бы здесь. Так ведь?

И дал отбой. Так просто взял и нажал на кнопку. Говоря с гребаным архангелом.

Я ничего не мог с собой поделать. Я расхохотался.

— Меня заманили во всю эту историю с... Блин-тарарам, и вы даже не догадывались, что он... Большой злой ангел, а мозги вам запудрили, как... Ох! — Я бросил попытки говорить и просто ржал.

Уриил посмотрел на меня, потом на телефон, убрал его в карман и снова поднял взгляд. Все это его, похоже, мало выбило из колеи.

— Не имеет значения то, что я, как мне кажется, хорошо изучил ваше племя, Гарри. Ему вечно удается найти повод испытать мое терпение.

Мне понадобилось не меньше минуты на то, чтобы совладать со своим смехом, но мне это все же удалось.

— Послушайте, Ури, не хочу сказать, что...

Архангел смерил меня взглядом столь ледяным, что слова застыли у меня в горле.

— Гарри Блекстоун Копперфилд Дрезден, — тихо произнес он — и сделал это абсолютно верно, назвав мое Имя голосом, полным той абсолютной власти, которая так действовала мне на нервы. — Не пытайтесь фамильярничать с моим именем. Та его часть, которую вы опустили, имеет существенное значение для того, кем и чем я являюсь. Вы меня поняли?

Я не понял. Но его слова дали мне знать — не заподозрить, но знать наверняка, — что этот парень одной своей мыслью способен уничтожить меня вместе с планетой, на которой я стою. Точнее, если то, что я читал об архангелах, правда, Уриил мог разнести в пыль все планеты. Все до единой. Во всей Вселенной.

А еще я знал: то, что я только что сделал, оскорбило его.

И... и напугало.

Я сглотнул. Со второй попытки, но я все-таки смог выдавить из себя чуть слышный шепот:

— Разве мы сегодня не Мистер Солнечный Свет?

Уриил зажмурился. На мгновение он показался не совсем уверенным в себе.

— Мистер Солнечный Свет? — произнес он наконец. — Полагаю, это вполне приемлемо.

Я кивнул.

— Прошу прощения, — сказал я. — Насчет имени. Я не думал, что это настолько... гм...

— Интимно, — тихо сказал он. — Болезненно. Имена, Дрезден, обладают чудовищной силой. И все же вы, смертные, треплете их так и сяк, будто это игрушки. Это все равно что видеть, как дети играют порой ручными гранатами. — Тень улыбки пробежала по его лицу, когда он покосился на меня. — Некоторые имена сильнее других. И конечно, я вас прощаю.

Я поклонился. Потом, выждав паузу, снова посмотрел на него.

— И что дальше? — спросил я.

— Это уже зависит от вас, — ответил Уриил. — Вы можете работать на меня. Верю, что вы обнаружите это захватывающим, — а у меня гарантированно найдется применение некоторым вашим способностям.

— Это надолго? — спросил я. — Ну, то есть... для парней вроде капитана Джека? Навсегда?

Уриил улыбнулся:

— Джек, как и остальные, со мной потому, что он еще не готов встретить то, что следует дальше. Когда будет готов, он сделает этот шаг. Пока время еще не пришло.

— Что вы имеете в виду, говоря «то, что следует дальше»?

— Ту часть, которая включает в себя слова «вечность», «бесконечность» и «суд».

— О, — сказал я. — Вот, значит, Что Дальше.

— Именно так.

— То есть я могу остаться Между Тут, — тихо предположил я. — Или попробовать сесть на тот поезд.

— Если вы выберете второе, — сказал Уриил, серьезно глядя на меня, — вам придется принять последствия всего, что вы делали при жизни. На суде все, что вы делали, будет учтено. Ваша судьба будет, таким образом, решена вашими прижизненными действиями.

— То есть вы говорите, что если я буду работать на вас, мне просто придется принять то, что будет?

— Я говорю, что вам не избежать последствий принятых вами решений, — возразил он.

Некоторое время я хмуро на него глядел.

— Но если я сяду на поезд, он может отвезти меня прямиком в Ад.

— Об этом я с вами говорить не могу. То, что следует дальше, имеет отношение к вере, Гарри. Не к знанию.

Я скрестил руки на груди.

— А если я и дальше останусь призраком?

— Не останетесь, — ответил Уриил. — А если бы и остались, я бы напомнил вам, что ваше духовное состояние близко к полному распаду. Вы бы не продержались долго в виде тени, а сил помогать вашим друзьям и защищать их у вас тоже не будет. А в случае если бы вы сошли с ума, вы бы сами превратились в угрозу для них. Впрочем, если ваше желание таково, я мог бы вам в этом посодействовать.

Я тряхнул головой, пытаясь заставить ее думать.

— Это... Это зависит не только от меня, — сказал я.

— От чего же?

— От моих друзей, — тихо ответил я. — От моей семьи. Я должен знать, что с ними все в порядке.

Уриил внимательно на меня посмотрел, покачал головой и открыл рот, собираясь что-то сказать.

— Стойте, — оборвал я его, наставив на него палец. — Даже не пробуйте заставлять меня делать выбор вслепую. Капитан Джек попотчевал меня полуправдой, заставившей меня снова носиться по Чикаго. Другой ангел нашептал мне ложь, в результате которой меня убили. Если вас действительно так заботит свобода моего выбора, вы бы сами хотели помочь мне сделать его по-настоящему свободно, осознанно, обладая всей информацией. Как положено взрослому человеку. Так что или признайте, что пытаетесь подтолкнуть меня в нужном вам направлении, или положите свои принципы сами знаете куда и сделайте типа подарок Духа на Рождество.

Долгую минуту он, хмуря бровь, смотрел на меня, потом кивнул:

— С вашей точки зрения... да, полагаю, это выглядит примерно так. — Он кивнул увереннее и протянул мне руку. — Держитесь.

Я послушался.

Белая бесконечность снова уступила место реальности. Только что я находился неизвестно где, а секунду спустя снова был рядом с Уриилом в убежище Собирателя Трупов, где происходил последний бой. Молли стояла на верху лестницы, привалившись спиной к стене. Тело ее содрогалось, грудь вздымалась в попытках глотнуть воздух. Из ноздрей стекали струйки крови, сосуды в глазных яблоках тоже покраснели. Она негромко вскрикивала, охала и шептала короткие фразы из слов, лишенных для меня какого-либо смысла.

Уриил вновь проделал свой фокус со светящейся рукой, и я вдруг увидел Молли отчетливее — вокруг нее обвивалась какая-то жуткая темная масса. Ни дать ни взять — стискивающий свою жертву питон. Она состояла из скользких, желеобразных волокон, алых и черных, сплошь покрытых источающими зловоние нарывами.

Собиратель Трупов.

Поединок Молли с Собирателем еще не закончился.

У ног Молли лежало безжизненное, неподвижное тело Баттерса. А его тень — теперь-то я разглядел, что ее удерживала одна из тех же нитей черной магии Собирателя Трупов, — стояла на том самом месте, где я ее видел в последний раз, с ужасом глядя сверху вниз на собственное тело. Внизу, в щитовой, лежали, скованные этой же магией — ну или ее сонной разновидностью, — Мёрфи и волки.

Молли всхлипнула, и я снова перевел взгляд на верх лестницы. Ноги ее подогнулись, и она, в ужасе вращая глазами, осела на ступеньки. Губы зашевелились увереннее, голос окреп. И сделался темнее. Секунду или две с губ ее срывался омерзительный, полный злобы и ненависти смех Собирателя Трупов. Жуткая скользкая масса начала просто впитываться в кожу девушки.

— Сделайте что-нибудь, — обратился я к Уриилу.

Он покачал головой:

— Я не могу вмешиваться. Молли сама избрала этот бой. Она понимала риск и сама решила на него пойти.

— Она недостаточно сильна! — прорычал я. — Ей не устоять перед этой тварью!

Уриил изогнул бровь.

— Уж не думаете ли вы, Гарри, что она не знала этого с самого начала? Знала, но на это пошла.

— Потому что чувствовала себя виноватой, — не сдавался я. — Потому что винит себя в моей смерти. Она в той же лодке, что и я.

— Нет, — возразил Уриил. — Ее пути не искажал ни один из Павших.

— Нет, — согласился я. — Я сам исказил. И только потому, что на меня повлиял один из них.

— Как бы то ни было, — вздохнул Уриил, — этот выбор сделали вы — и она.

— И вы так и намерены просто стоять и смотреть? — спросил я.

Уриил скрестил руки на груди и побарабанил пальцем по подбородку.

— Гммм. Похоже, она все-таки заслуживает некоторой помощи. Возможно, если бы у меня хватило ума последить за тем, чтобы та или иная сила вмешалась, чтобы восстановить равновесие, чтобы подбодрить её хотя бы немножко, воодушевить... — Он с досадой покачал головой. — Все могло бы обернуться совсем по-другому.

И словно по сигналу в щитовую, хромая, вступил из нижнего коридора Мортимер Линдквист, эктомант, сопровождаемый по пятам тенью сэра Стюарта.

Морти огляделся по сторонам, и взгляд его темных глаз упал на Молли.

— Ага, — прохрипел он. — Ты. Наглая призрачная сука.

Глаза Молли раскрылись широко-широко и обратились на Морти. Ненависти — жгучей, ядовитой ненависти — в её взгляде было столько, сколько Молли не накопила бы и за всю свою жизнь.

— Герой из меня так себе, — сказал Морти. — Темперамент не тот. Ну и отрицательная сторона уравнения мне тоже известна не очень хорошо. — Он расставил ноги пошире, глядя на Собирателя Трупов в упор и стиснув кулаки. — Но мне кажется, дура полоумная, что тебе не стоило оставлять гребаного эктоманта забавляться с полной ямой духов.

И из-за угла с жутким завыванием вырвалась добрая тысяча духов. Вся эта кипящая масса скрюченных пальцев, голодных зубов и злобных глаз не текла, как прежде, ленивым, неспешным потоком — нет, повинуясь воле Морти, она накатила как грозовая туча, как стая волков или косяк акул, горя единственным желанием — сокрушать.

Я увидел, как округлились глаза Молли, когда пульсирующую массу, которая была Собирателем Трупов, начали срывать с тела девушки.

Моя ученица ее не отпускала.

Она зашлась в приступе кашля, но обе руки ее превратились в клешни, схватившие воздух перед ней. Сгустившаяся энергия ее собственной магии окутала её пальцы, державшие Собирателя так, словно та обладала физическим телом. Правда, дух некроманта медленно, но верно выскальзывал из рук Молли. Моя изможденная ученица могла только замедлить Собирателя.

Но хватило и этого.

Волна духов налетела на Собирателя Трупов с силой товарного состава, и вопли их слились в звук, который я уже слышал в туннеле, откуда спас меня Кармайкл. Стоило Собирателю отцепиться от Молли, как она начала принимать свою обычную форму, и я увидел потрясение и ужас в её прекрасных глазах, когда эта волна захлестнула ее с головой. Она пыталась сопротивляться, но этот обезумевший поезд вынес её вверх по лестнице, в ночь. А потом он сделал разворот и со всей силы впечатал её в асфальт.

Я видел, как она пыталась вскрикнуть.

Но не услышал ничего, кроме громкого гудка спешившего на юг состава.

А потом её не стало.

— Вы правы, — произнес Уриил, и в голосе его звучало леденящее удовлетворение. — Кто-то должен что-то предпринять. — Он искоса посмотрел на меня и одобрительно кивнул: — Неплохо проделано.

Морти, хромая, поднялся на несколько ступенек и посмотрел на Молли.

— Это вы меня звали, да?

Молли подняла на него взгляд — сил у неё, похоже, не хватало даже на то, чтобы шевелить головой.

— Гарри... ну, долго будет объяснять, что тут происходило. Но он объяснил мне, что вы могли бы помочь.

— Похоже, он не ошибался, — кивнул Морти.

— Где он? — спросила Молли. — Ну, то есть его призрак.

Морти огляделся по сторонам, и взгляд его прошел сквозь меня, не задержавшись. Он покачал головой:

— Не здесь.

Молли закрыла глаза и тихо заплакала.

— Я её уделала, босс, — всхлипнула она. — Мы её уделали. И я все еще здесь. И это я. Спасибо.

— Она меня благодарит, — вполголоса сказал я. — За это.

— И это еще не всё, — кивнул Уриил. — Она сохранила свою жизнь. Своё будущее. Свою свободу. И, знаете ли, это вы её спасли. Идея крикнуть Мортимеру в решающий момент ментального сражения была ей внушена.

— Я ей слишком дорого обошелся, — так же тихо заметил я.

— Кажется, когда вы отправились на спасение вашей дочери, вы говорили что-то насчет мира. Что пусть он весь сгорит. Что вы с дочкой поджарите на этом огне маршмеллоу.

Я устало кивнул.

— Одно дело сказать «и пусть весь мир горит огнем». Совсем другое — «пусть Молли горит». Вся разница в имени.

— Угу, — прохрипел я. — Начинаю это понимать. Поздновато, конечно. Но начинаю.

Уриил пристально посмотрел на меня и промолчал.

Я покачал головой.

— Отдохни, детка, — произнес я, хотя понимал, что она меня не слышит. — Ты заслужила отдых.

Сцена действия быстро менялась. Мёрфи с волками проснулись меньше чем через минуту после того, как Собирателю Трупов указали на выход. Уилл сотоварищи снова вернулись в человеческий облик, а Морти, повинуясь подсказке сэра Стюарта, подошел к лежавшему телу Баттерса. С помощью тонкой, сложной магии (по сравнению с которой моя собственная магия казалась кустарной поделкой) он высвободил дух Баттерса из-под оков заклятия Собирателя Трупов и вернул обратно в физическое тело.

На это ушло несколько минут, и когда Баттерс очнулся, Энди и Марси, обе нагишом, что каждой шло по-своему, делали ему искусственное дыхание и закрытый массаж сердца, поддерживая жизнь в его лишенном души теле.

— Вау, — пробормотал Баттерс, едва открыв глаза. Он переводил глаза с одной волчицы на другую и обратно. — Уберите жуткую боль в груди, в висках, всю эту плесень, и я поверю, что я в раю.

И тут же вырубился.

Немного позже приехала полиция. Двое из них оказались знакомыми Мёрфи. Волки-оборотни растворились в ночи за пару секунд до появления синих мигалок, прихватив с собой незарегистрированную часть арсенала Мёрфи. Мёрфи и Морти поведали копам, как Морти похитили и пытали Капюшоны, и если они и недоговорили кое-чего, все рассказанное полностью соответствовало истине.

Молли с Баттерсом увезли на «скорой» — вместе с несколькими Капюшонами, слегка побитыми и погрызенными. Морти тоже оказали первую помощь, хотя ехать в больницу он отказался. Оставшиеся Капюшоны получили по паре наручников и бесплатную поездку в центр. Боза, более всего напоминавшего накачанного транквилизаторами носорога, увезли туда же.

Пока типы в форме наводили порядок, Кэррин с Морти вышли подышать на воздух, а я вышел постоять рядом и послушать, о чем они говорят.

— ...вернулся на помощь, — говорил Морти. — Такое случается. Некоторые умирают, ощущая, что не доделали всего. Я думаю, Дрездену казалось, что он недостаточно сделал, чтобы изменить этот мир. — Морти покачал головой. — Как будто эта дылда не переворачивала все вверх тормашками везде, где только появлялась.

Кэррин слабо улыбнулась и покачала головой:

— Он всегда говорил, вы хорошо знаете духов. Вы уверены, что это действительно он?

Морти внимательно на нее посмотрел.

— И я, и все остальные. Да.

Кэррин нахмурилась и принялась смотреть куда-то вдаль.

Морти нахмурился, и лицо его чуть смягчилось.

— Вам очень не хотелось, чтобы это оказался его призрак. Правда?

Мёрфи чуть качнула головой, но ничего не сказала.

— Вам нужно было, чтобы все заблуждались. Потому что если это действительно был его призрак, — предположил Морти, — это означало бы, что он и правда умер.

Мёрфи как-то сразу сломалась. По щекам потекли слезы, и она низко наклонила голову. Плечи ее содрогались, но ни звука она не проронила.

Секунду Морти задумчиво покусывал губу, потом покосился на суетившихся у входа в подземелье копов. Он не сказал Мёрфи ни слова и не пытался коснуться ее, но встал между ней и всеми остальными, чтобы никто не видел, как она плачет.

Черт.

Жаль, что при жизни мне не хватило ума разглядеть, что за парень этот Морти.

Ещё с минуту я стоял, глядя на Кэррин, потом отвернулся. Слишком больно было стоять и смотреть на то, как больно ей, — и не иметь возможности протянуть руку и коснуться ее плеча, или подшутить над ней, или обидеть вроде как ненароком, чтобы она вскинулась... в общем, показать ей, как много она для меня значит.

Несправедливо, что я не мог с ней попрощаться. То есть мог бы, но она бы меня не услышала. И сама не могла попрощаться. Поэтому я не сказал ничего. Я в последний раз посмотрел на неё и пошел прочь.

Я вернулся к Уриилу и застал его беседующим с сэром Стюартом.

— Ну, не знаю, — говорил сэр Стюарт. — Видите ли, я... Я не совсем тот, что был раньше, сэр.

— Осталось более чем достаточно, чтобы восстановить всё, — возразил Уриил. — Поверьте мне. Останки духа вроде сэра Стюарта более материальны, чем некоторые при жизни. Я был бы весьма рад иметь вас в своей команде.

— Но мой потомок... — Сэр Стюарт покосился на Морти и нахмурился.

Уриил посмотрел на то, как Морти закрывает собой Кэррин от посторонних глаз.

— Вы преданно охраняли его, Стюарт. И за последние годы он сильно продвинулся в своих знаниях. Мне кажется, с ним все будет в порядке.

Тень сэра Стюарта посмотрела на Мортимера и улыбнулась — не без гордости. Потом повернулась к Уриилу.

— Но мне ведь придется еще сражаться, правда?

Уриил очень серьезно посмотрел на него.

— Полагаю, я смогу подобрать вам что-нибудь.

Сэр Стюарт подумал еще немного и кивнул:

— Так точно, сэр. Так точно. И то правда, засиделся я в этом городе. Новое назначение — вот то, что мне нужнее всего.

Уриил посмотрел мимо сэра Стюарта и подмигнул.

— Отлично, — сказал он, пожимая руку сэру Стюарту. — С вами свяжется человек по фамилии Кармайкл.

Я ждал, пока все не скроется в тумане, продолжавшем окутывать землю. Всё заняло меньше времени, чем обычно требуется на такого рода штуки. Никто не погиб. Обошлось без вызова криминалистов. Парни в полицейской форме как могли плотнее закрыли висевшую на одной петле стальную дверь, перечеркнули её крест-накрест красно-белой лентой и старательно избегали смотреть на большую оплавленную дыру в том месте, где полагалось находиться замку.

— С ними всё будет хорошо, — вполголоса заверил меня Уриил. — Сегодняшние травмы не окажутся смертельными ни для одного из них.

— Спасибо, — кивнул я. — За то, что говорите это мне.

Он кивнул в ответ:

— Так вы решили?

Я мотнул головой:

— Покажите мне моего брата.

Он нахмурил бровь, но пожал плечами и снова протянул мне руку.

Мы исчезли из ночного Чикаго и возникли в очень богато обставленной квартире. Я сразу узнал дом моего брата.

Обстановка здесь довольно заметно изменилась. Холодный стальной декор чуть смягчился. На месте старых бродвейских театральных постеров висели картины — по большей части сельские пейзажи, составлявшие любопытный контраст тому, что было раньше. На месте спартанской простоты, которую я помнил по предыдущим посещениям, виднелись свечи и прочие декоративные штуковины. В общем, это место выглядело теперь уже почти как жилье, а не как красивые декорации.

Пара предметов смотрелись здесь чужими. В гостиной перед огромным дорогим телеэкраном размером с хороший обеденный стол стояло кресло, удобное на вид, обитое коричневой кожей, на которой темнели пятна — явно от еды. На журнальном столике рядом с креслом громоздились пустые бутылки.

Отворилась дверь, и в комнату вошел мой брат Томас. Роста в нем немного больше шести футов, хотя точно сказать трудно: он так часто менял обувь, что рост его слегка менялся как в большую, так и в меньшую сторону. Темные волосы он на этот раз постриг до средней длины, но и те сбились в беспорядке. Причем в обычном беспорядке, не в привлекательном, как это бывает, а для Томаса такое просто кошмар. Он не брился недели две, так что щетина еще не превратилась в настоящую бороду, но и сексуально привлекательной дымкой тоже уже не была.

Его холодно-серые глаза ввалились, и под ними залегли тени. На нем были джинсы и футболка, тоже в пятнах от еды. Он даже не пытался скрыть того, что ему не холодно на ночном морозе, а если вампиры Белой Коллегии и избегают чего-то, так это способов хоть чем-то выдать свое отличие от нормальных людей. Видит Бог, он шлепал по холодному полу босиком — и он явно выходил так на улицу, скорее всего в ближайший магазин за спиртным.

Мой брат достал из бумажного пакета бутылку виски — дорогого виски — и уронил пакет на пол. Он уселся в коричневое кожаное кресло, ткнул пультом в сторону телевизора, и экран осветился. Почти не глядя, он переключал каналы, время от времени отвлекаясь на то, чтобы сделать глоток из горлышка. В конце концов он остановился на спортивном канале, по которому крутили матч в регби.

А потом откинулся на спинку кресла и принялся смотреть, потягивая виски из бутылки.

— Полукровкам приходится нелегко, — заметил вполголоса Уриил.

— Как вы его назвали? — вскипел я. Что с моей стороны, возможно, было не самым умным, но Томас все-таки мой брат. Не люблю, чтобы его обсуждал кто-нибудь посторонний.

— Потомкам смертных и бессмертных, — невозмутимо ответил Уриил. — Полукровкам, метисам. Смертная доля тяжела и без того, чтобы дополнительно грузить её нашими проблемами.

— Несколько лет назад его захватил Шкура-Перевертыш, — буркнул я. — Это надломило его.

— Нааглоши испытывает необходимость доказать, что любое встречное создание столь же уязвимо перед тьмой, какими оказались когда-то они сами, — объяснил Уриил. — Это... это сообщает им ложное ощущение покоя. Полагаю, им нравится обманывать самих себя.

— Вас послушать, так вам их жалко, — сердито пробормотал я.

— Мне жаль, когда они испытывают боль, но еще жальче, когда они причиняют боль другим. Ваш брат может служить наглядной тому иллюстрацией.

— Что эта тварь сделала с Томасом? Это сильно отличается от того, что сделал со мной тот Павший?

— В отличие от вас он в результате этого вмешательства не погиб, — ответил Уриил. — Он до сих пор способен делать выбор. — Голос его зазвучал мягче. — В том, что сделал с ним нааглоши, нет вашей вины.

— Сам знаю, — заявил я без особого энтузиазма.

Отворилась дверь, и в комнату вошла молодая женщина лет двадцати пяти. Она была прекрасна. Лицо и фигура так и притягивали к себе внимание, и вся она буквально сияла красотой и здоровьем. Волосы её напоминали белый шелк. Одета она была в простое платье и длинное пальто; едва войдя, она скинула сапоги.

Не отходя от двери, Жюстина внимательно посмотрела на Томаса.

— Ты хоть ел что-нибудь сегодня? — спросила она.

Томас переключил телевизор на другой канал и прибавил громкость.

Жюстина сжала губы и твердым, решительным шагом направилась в спальню.

Спустя полминуты она вернулась, но еще раньше до нас донесся стук высоких каблуков. Теперь на ней было только красное кружевное белье, оставлявшее достаточно простора воображению. Она словно сошла с обложки каталога «Секрета Виктории» и двигалась с чувственностью, способной пробудить желание даже у покойника. Лично я вполне мог бы служить этому подтверждением.

Но я понимал, что мой брат не может до неё дотронуться. Прикосновение любви по-настоящему любящего и любимого человека — истинное проклятие для вампира Белой Коллегии, примерно такое же, как святая вода для киношных вампиров. Томас с Жюстиной едва не погибли, спасая друг друга, и с тех пор каждое прикосновение к ней стоило моему брату ожогов второй степени.

— Если ты не поешь, ты потеряешь контроль над своим Голодом, — сообщила она.

Томас молча отвернулся и снова переключил канал.

Она подняла ногу — длинную, безумно красивую ногу — и кончиком пальца выдернула провод телевизора из розетки. Он выключился, и в квартире стало очень тихо.

— Думаешь, ты сделаешь мне больно, если заведёшь любовницу? Я же благословила тебя на это. Ты поступаешь глупо. И в данный момент, боюсь, ты не отдаешь себе ясного отчета в последствиях того, что делаешь.

— Мне не нужно, чтобы ты советовала мне, как справиться с Голодом, — негромко произнес Томас. Он поднял на нее взгляд, и хотя в голосе его звучала злость, он смотрел на неё с неприкрытой жадностью. — Зачем ты меня так мучаешь?

— Затем, что мне надоело видеть, как ты сам себя мучаешь с тех пор, как погиб Гарри, — тихо ответила она. — Ты в его смерти не виноват. И смотреть на это изо дня в день у меня сил нет.

— Он был на моем катере, — сказал Томас. — Будь я там...

— Он погиб бы в каком-нибудь другом месте, — решительно перебила Жюстина. — У него были враги, Томас. И он это знал. И ты знал.

— Мне надо было остаться с ним, — настаивал Томас. — Я мог бы что-нибудь придумать. Что-нибудь заметить.

— А мог бы не заметить, — возразила Жюстина, тряхнув головой. — Нет. Пора, милый мой, прекратить терзаться виной так, как это делаешь ты. — Губы её чуть скривились. — Слишком это... в стиле эмо, вот как. И мне кажется, с нас этого хватит.

Томас зажмурился.

Жюстина подошла к нему вплотную. Клянусь, одной её походки хватало, чтобы даже святой пустил слюни. Сам Уриил, похоже, наблюдал за этим с удовольствием. Все с той же медленной, ленивой чувственностью она наклонилась — тоже зрелище что надо — и забрала у Томаса бутылку. Потом выпрямилась, пересекла гостиную и поставила виски на полку.

— Любовь моя. Я собираюсь положить конец этой твоей Голодовке. Здесь. Сейчас.

Глаза у Томаса чуть побледнели, но он нахмурился.

— Милая... ты же знаешь, я не могу...

Жюстина выразительно выгнула бровь.

— Не можешь? Что именно?

Он раздраженно оскалился.

— Касаться тебя. Иметь тебя. Да просто быть с тем, кто меня любит, — это жжет меня изнутри... хотя это ведь я одарил тебя этим.

— Томас, — вздохнула Жюстина, — милый ты мой человек. Пойми, это ведь можно обойти. И довольно просто, прямолинейно, милый мой.

В двери щелкнул ключ, и в гостиную вошла ещё одна молодая женщина. Темнокожая, с необычным красноватым оттенком прямых черных волос. Взгляд её темно-карих глаз прямо-таки обжигал тропическим зноем. Одежду её составляли черное пальто-тренч и черные туфли на шпильках — правда, когда она скинула пальто на пол, оказалось, что этим ее гардероб и ограничивается.

— Это Мария, — представила её Жюстина, и девушка подошла и обнялась с ней. Жюстина по-сестрински поцеловала её в губы, а потом с сияющими глазами повернулась к Томасу.

— А теперь, милый мой, я возьму её. Возможно, без лишней глубокой привязанности, но со всей подобающей страстью и желанием. А потом ты сможешь взять меня. И возьмешь. И все станет гораздо лучше.

Глаза моего брата светились ярким серебром.

— Повторять, — шепнула Жюстина, и щеки её чуть порозовели, — по мере необходимости.

Я почувствовал, что краснею сам, и деликатно кашлянул. Потом повернулся к Уриилу.

— С учетом обстоятельств...

Архангел явно забавлялся, глядя на моё смущение.

— Да?

Я покосился на девиц — те как раз снова целовались — и вздохнул:

— Да. Гм... Мне кажется, с моим братом все будет в порядке.

— Значит, вы готовы? — спросил Уриил.

Я посмотрел на него и только улыбнулся.

— Когда же это наконец закончится? — вздохнул он и снова протянул мне руку.

На этот раз мы очутились во дворе чикагского дома. Перед ним росли два старых раскидистых дуба. Дом был белый, в колониальном стиле, с белым штакетником, отделявшим двор от уличного тротуара. В доме росли дети, свидетельством чему могли служить несколько снеговиков, медленно погибавших в теплых предзакатных лучах солнца.

Еще перед домом стояли несколько безмолвных фигур — мужчин в темной одежде и длинных плащах. Один стоял у крыльца. Еще четверо охраняли дом по углам, и еще один дежурил на крыше, причем как он не соскальзывал оттуда по обледеневшему скату кровли, я понять не мог. Еще двое стояли по углам участка со стороны улицы, а пара шагов в сторону позволили мне разглядеть как минимум одного на заднем дворе.

— И здесь ангелы-хранители, — пробормотал я.

— Майкл Карпентер более чем заслужил такую охрану, — отозвался Уриил неожиданно мягким голосом. — Как и его семья.

Я резко повернулся к Уриилу.

— Она... она здесь?

— Фортхилл хотел найти самое безопасное место, куда бы он смог поселить вашу дочь, Дрезден, — ответил Уриил. — В общем, не думаю, чтобы он смог сделать более удачный выбор.

Я поперхнулся от волнения.

— Она... то есть она...

— О ней заботятся, — сказал Уриил. — И любят, конечно же. Уж не думаете ли вы, что Майкл с Черити будут делать для нее меньше, чем для своих собственных детей? После того, как вы их спасали, и не раз?

Я поморгал — в глазах защипало. Дурацкие глаза.

— Да нет. Нет, конечно, не думаю. — Я сглотнул и попытался совладать со своим голосом. — Я хочу еёе видеть.

— Это не переговоры о судьбе заложников, Дрезден, — буркнул Уриил, но все же улыбнулся. Он поднялся на крыльцо и обменялся кивками со стоявшим у двери ангелом-хранителем. Мы прошли сквозь дверь в лучших традициях призраков, хотя настоящему призраку, боюсь, этого бы не удалось. Порог у Карпентеров мощнее и неприступнее Великой Китайской стены. Я бы не слишком удивился, если бы его можно было разглядеть на снимках с орбиты.

Мы прошли по затихшему, спящему дому моего друга. Карпентеры ложатся рано, но рано и встают. Непостижимо, но кто из нас без изъяна? Уриил провел меня вверх по лестнице, мимо еще двоих ангелов-хранителей, в одну из верхних спален — в ту, что раньше служила Черити пошивочной. Помнится, злополучные чародеи тоже пару раз находили здесь приют.

Мы прошли сквозь дверь, и там нас приветствовал негромкий предупредительный рык. Огромная груда мягкого меха, лежавшего рядом со стоявшей в комнате двуспальной кроватью, встряхнулась и поднялась на ноги.

— Мыш, — пробормотал я, падая на колени.

Я даже не скрывал слез, когда мой пес едва не снес меня с ног. Он честно пытался приглушить свою радость, но хвост его громко колотил по всему, что под него подворачивалось, а из пасти вылетало негромкое, восторженное, совсем щенячье повизгивание, пока он лобызал меня своим шершавым языком. Я зарылся пальцами в его густой мех, и тот оказался теплым, осязаемым, настоящим. Я чесал его, и обнимал его, и говорил ему, какой он хороший пес.

Уриил стоял над нами, улыбаясь и не произнося ни слова.

— Я тоже соскучился по тебе, мальчик, — сказал я. — Я... ну... зашел попрощаться.

Мыш перестал вилять хвостом. Его большие собачьи глаза серьезно посмотрели на меня, и он вопросительно повернулся к Уриилу.

— То, что начато, должно быть доведено до конца, братец, — сказал ему Уриил. — А у тебя еще есть здесь дела.

Мыш посмотрел на него еще раз, потом шумно вздохнул и привалился ко мне боком.

Я почесал его еще немножко, обнял — и посмотрел на кровать, где спала моя дочка.

У Мэгги Дрезден темные волосы и темные глаза, что неудивительно с учетом родителей. Вот кожа у нее немного темнее моей и смотрится куда здоровее, чем у меня. Я вообще бледноват — после всего времени, проведенного в подвальной лаборатории, чтения по ночам и всего такого. Черты лица у нее... ну, идеальные. Красивые. В первый раз, когда я ее увидел, несмотря на все, что тогда происходило, помню, я не мог удержаться от потрясения, такая она оказалась прекрасная. В жизни не видел ребенка прекраснее — ни в кино, ни где еще.

Хотя, наверное, все родители думают так о своих детях. В этом нет логики. Но это так.

Она спала без задних ног, как спят только в детстве, закинув руки за голову. Вместо пижамы на ней была одна из старых футболок Молли с изображением R2-D2 и вылетающих из его динамика букв «БИП-БИП-ДЕ-ДИП».

Я опустился рядом с ней на колени, продолжая гладить Мыша по загривку. Но когда попытался дотронуться до Мэгги, моя рука прошла сквозь нее, не встречая сопротивления. Я прижался головой к массивному, твердому лобешнику Мыша и вздохнул.

— Ей будет хорошо в этом доме, — тихо произнес я. — С людьми, которые окружат её заботой. Которые любят детей.

— Да, — согласился Уриил.

Мыш несколько раз похлопал хвостом по ковру.

— Да, приятель. И у нее будешь ты. — Я покосился на Ури-ила. — Сколько еще... Я имел в виду, большинство собак...

— Известны храмовые псы, которые жили несколько столетий, — ответил он. — Твой друг более чем в состоянии защищать ее всю жизнь. Даже если она будет жить долго, как чародей.

Что ж, раз так, хорошо. Я знал, каково это — расти без родителей, и как не хватает сироте той уверенности, о которой большинство других детей даже не задумываются. Мэгги осталась без приемных родителей, потом без матери, а потом и без отца. Теперь она нашла новых приемных родителей — но Мыш будет с ней всегда.

— Черт! — сказал я Мышу. — Сдается мне, в том, что касается общения с ней, ты меня обскакал.

Мыш фыркнул и улыбнулся своей собачьей ухмылкой. Говорить он не умел, но я без труда понял, что он имел в виду: он, разумеется, хитрее меня. Ну да ладно, не такая уж высокая планка.

— Уж ты позаботься о ней, приятель, ладно? — сказал я Мышу и пару раз похлопал его по мощным плечам. — Да нет, я знаю, ты позаботишься.

Мыш сел передо мной и с серьезным выражением протянул мне лапу.

Я так же серьезно пожал ее, встал и повернулся к архангелу.

— Ладно, — тихо произнес я. — Теперь готов.