Несколько минут спустя мы с Мышом вернулись к дому. Майкл был прав: прежде, чем войти внутрь, большой пес полностью отряхнулся. Я решил последовать его примеру, насколько смог, обтопал снег со своих оцепенелых ног, а затем вошел.

Я прошел в гостиную комнату и нашел там всех ждущими меня — Люччио, Майкл, Молли, Саня, и Мёрфи. Все смотрели на меня с надеждой.

— Он согласен. Скоро нам нужно будет куда-то тащить свою задницу. Но сначала я должен поговорить с тобой, Майкл.

Майкл поднял брови.

— О, конечно.

— Один, — сказал я спокойно. — И возьми с собой Меч.

Я повернулся и пошел через дом, через с трудом функционирующий черный ход, который повредили граффы, когда все это началось, и в мастерскую. Я не останавливался, чтобы посмотреть назад. Мне не нужно было смотреть, я и так знал, что все обменялись многозначительными взглядами.

Если у Никодимуса и были люди в доме на дереве, сейчас они ушли. Я не думаю, что этот ублюдок лгал о них, в остальном-то он был честен. Я пошел в мастерскую и положил свой посох на рабочее место. На нем было много вмятин и зарубок. Все это можно было привести в порядок с помощью инструментов резьбы по дереву, наждачной бумаги, и терпеливого внимания.

Майкл тихо вошел мгновение спустя. Я повернулся, чтобы стоять к нему лицом. На нем было подбитое овечьей шерстью пальто, и он держал Амораккиус в ножнах на поясе, переброшенном через плечо.

Я снял свой плащ и положил его рядом с посохом.

— Вытащи меч, пожалуйста.

— Гарри, — сказал Майкл. — Что ты делаешь?

— Потом объясню, — сказал я. — Вытащи меч.

Он, нахмурившись, поглядел на меня с сомнением, но вытянул лезвие.

Я добавил свои энергетические кольца к груде на рабочем месте. Потом защитный браслет. Наконец я снял серебряный амулет моей матери и положил его туда же. Потом я повернулся и подошел к Майклу.

Я спокойно встретил его глаза. Я уже видел душу Майкла. Я знал его качество, и он знал моё.

Потом я опустил вниз левую руку, мягко схватил лезвие Амораккиуса, и поднял его, чтобы установить напротив левой стороны моей шеи, немного ниже уха. Яремная вена. Или каротидная артерия. Я путаю их.

Майкл побледнел.

— Гарри…

— Заткнись, — сказал я. — Несколько прошлых дней ты успешно изображал немого. Помолчи еще немного, пока я не скажу то, что собираюсь.

Он затих, его глаза были тревожны, но сам он стоял очень, очень тихо.

Ну что сказать? У меня дар привлекать к себе внимание людей.

Я смотрел на него вниз, вдоль длины блестящей, смертельной стали, и затем, очень медленно, убрал свою руку от Меча, оставляя его злобно острый край лежать у места, где пульсировала моя жизнь. Потом я протянул свои руки вперед и так и стоял с минуту.

— Ты — мой друг, Майкл, — сказал я чуть громче, чем шепотом. — Я доверяю тебе.

Его глаза заблестели, и он закрыл их.

— И ты хочешь знать, — сказал он тяжело, снова открыв их, — могу ли я сказать то же самое.

— Чего стоят разговоры, — сказал я, и двинул немного подбородком, чтобы указать на Меч. — Я хочу знать, покажешь ли ты мне.

Он тщательно отодвинул Меч от моей шеи. Его руки немного дрожали, а мои — нет.

— Не так все просто.

— Нет, все просто, — сказал я ему. — Я — твой друг, или нет. Ты мне доверяешь — или нет.

Он вложил Меч в ножны и отвернулся к окну.

— Это — та самая причина, почему ты не хотел, чтоб мы напали на динарианцев первыми, как я предлагал. Ты волновался, что я приведу вас в ловушку.

— Я не лгал тебе, Гарри, — сказал Майкл. — Но я солгал бы прямо сейчас, если бы я не признал, что, да, такая мысль приходила мне в голову.

— Почему? — спросил я, мой голос был совершенно спокоен. — Какой повод я когда-либо дал тебе для этого?

— Не так все просто, Гарри.

— Я боролся и проливал кровь, чтобы защитить тебя и твою семью. Я засунул свою шею в петлю, чтобы защитить Молли, когда Совет собирался казнить ее. Я не могу даже сказать, сколько дел я пропустил из-за времени, которое потратил на ее обучение. Что же привело тебя к мысли о моем неизбежном злодействе?

— Гарри…

Никодимус был прав в одном: больно, когда тебя подозревают друзья. Это больно, как ад. Я даже не понимал, что повышаю свой голос, пока не понял, что уже кричу,

— Cмотри на меня, когда я говорю с тобой!

Майкл повернул свое лицо ко мне, оно было мрачно.

— Ты думаешь, что я решил примкнуть к Никодимусу и его приятелям? — рычал я. — Ты в самом деле так думаешь? Потому, что если так, ты можешь прямо сейчас достать свой Меч, вот моя шея.

— Я не знаю, что думать, Гарри, — сказал он спокойно. — Есть кое-что, о чем ты умолчал.

— Есть кое-что, чем я не поделился с тобой, — парировал я. — Есть многое, чем я ни с кем не поделился. В этом нет ничего нового.

— Я знаю, что это не так, — сказал он.

— Тогда почему? — Часть огня исчезла из моего голоса, и я почувствовал себя как наполовину сдутый воздушный шар. — Ты знаешь меня в течение многих лет, парень. Мы столько раз прикрывали друг друга. Почему ты сомневаешься во мне теперь?

— Из-за тени Ласкиэли, — сказал Майкл спокойно. — Поскольку, пока она находится в тебе, она соблазняет тебя. И чем дольше она там остается, тем больше она набирает способностей сделать это.

— Я отдал отцу Фортхиллу монету, — сказал я. — Я полагал, что сказал всё.

Майкл скривился.

— Тень может показать тебе, как вызвать монету. Это случалось прежде. Именно поэтому мы так боимся касаться их.

— Это закончено, Майкл. Нет больше никакой тени.

Майкл покачал головой, его глаза были заполнены чем-то, в точности похожим на жалость.

— Так не бывает, Гарри.

Огонь вернулся. Вот чего я не хотел и в чем никогда не нуждался, — так это жалость. Я всегда сам выбирал, что мне делать, жил своей собственной жизнью, и даже если мой выбор не всегда был самым умным, не много о чем я сожалел.

— Откуда ты знаешь? — спросил я.

— Поскольку за две тысячи лет, никто не смог избавиться от тени Павшего — кроме, как или принимая демона полностью, поднимая монету, или раскаявшись и отказавшись от этого. И ты утверждаешь, что не взял монету.

— Правильно, — сказал я.

— Тогда по любому тень все еще там, — сказал Майкл, — все еще скручивает твои мысли. Все еще шепчет тебе. Или ты лжешь мне и уже принял монету. Это — единственные варианты.

С минуту я смотрел на него. Потом сказал,

— Адские колокола. А я-то думал, что это у волшебников монополия на высокомерие.

Он заморгал.

— Или ты в самом деле думаешь, я поверю, что Церковь зарегистрировала каждый отдельный случай любого, поднявшего любую из проклятых монет. На все, что сделали тени Падших со всеми соблазненными, взяты доказательства. Сделаны копии. Черт, материалы заверены нотариально. Особенно учитывая, ты сам говорил мне, что все это время Никодимус всеми силами старался разрушить отчеты Церкви и архивы.

Майкл немного отодвинулся. И нахмурился.

— Это — то, чего они хотят, Майкл. Они хотят, чтобы мы вцепились друг другу в горло. Они хотят, чтобы мы друг другу не доверяли. — Я покачал головой. — И сейчас не время помогать им.

Майкл сложил руки, рассматривая меня.

— Это, возможно, сделало что-то с твоим разумом, — тихо сказал Майкл. — И ты не мог бы управлять собой, Гарри.

Я глубоко вздохнул.

— Это … возможно, — допустил я. — Вообще, разум может быть подвергнут воздействию. Но если это воздействие достаточно большое, оно повреждает мозг, и очень сильно. Чем больше сделано изменений, тем больше ум приходит в беспорядок.

— Примерно то, что моя дочь сделала со своими друзьями, — сказал Майкл. — Я знаю.

— То есть, должны быть признаки, — сказал я. — Если знаешь человека достаточно хорошо, то почти всегда есть признаки. Он действует по-другому. Я действовал по-другому? Я внезапно сошел с ума при тебе?

Он выгнул бровь.

— Больше, чем обычно, — поправился я.

Он покачал головой.

— Нет.

— Тогда есть довольно хорошая вероятность, что никто не влезал мне в башку, — сказал я. — Помимо того, это не такая вещь, которая может случиться с каждым, и как волшебник уровня Белого Совета, я уверяю тебя, что со мной ничего такого не случилось.

На мгновение было похоже, что он хочет заговорить, но он промолчал.

— Что возвращает нас к единственной реальной проблеме, — сказал я. — Ты думаешь, что я перешел к ним? Ты думаешь, что я мог сделать такую вещь, после всего, что я видел?

Мой друг вздохнул.

— Нет, Гарри.

Я подошел к нему и положил руку ему на плечо.

— Тогда доверяй мне немного больше. Помоги мне немного больше.

Он посмотрел мне в глаза.

— Хорошо, — прошептал он, — если ты ответишь мне на один вопрос.

Я, нахмурившись, поглядел на него и наклонил голову.

— Хорошо.

Он глубоко вздохнул и осторожно заговорил.

— Гарри, — сказал он спокойно, — что случилось с твоим жезлом?

В течение секунды вопрос не имел никакого смысла. Слова казались шумом, вроде того, что издают младенцы прежде, чем они начинают говорить. Особенно последняя часть предложения.

— Я… извини, — сказал я. — что ты сказал?

— Где, — сказал он мягко, — твой жезл?

На сей раз я услышал слово.

Боль нанесла удар мне в голову топориками для льда, погружающимися в оба виска. Я вздрогнул и скрючился от боли. Жезл. Знакомое слово. Я боролся, чтобы вызвать изображение того, что связано с этим словом, но ничего не мог найти. Я знал, что у меня в памяти что-то связано с этим словом, но пытался и не мог вытащить, что именно. Это походило на форму, покрытую каким-то тяжелым непромокаемым брезентом. Я знал, что объект был ниже, но не мог добраться до него.

— Я не…, я не… — я начал дышать быстрее. Боль усиливалась.

Кто-то побывал в моей голове.

Кто-то побывал в моей голове.

О, Боже.

Должно быть, в какой-то момент я упал, потому что холодный пол мастерской оказался под моей щекой, когда я почувствовал, что широкая, грубая от работы рука Майкла мягко накрыла мой лоб.

— Отец, — бормотал он кротко и совершенно не драматично. — Отец, пожалуйста, помоги моему другу. Отец света, прогони тьму, которую он видит. Отец правды, обнажи ложь. Отец милосердия, ослабь его боль. Отец любви, соблюди сердце этого хорошего человека. Аминь.

Рука Майкла внезапно стала ощущаться раскаленной, и я почувствовал власть, горевшую в воздухе вокруг него — не волшебство, с волшебством я работал каждый день. Это было что-то другое, что-то более древнее, более мощное, более чистое. Это была власть веры, и когда эта высокая температура устроилась в местах позади моих глаз, нечто в моих мыслях треснуло и разлетелось.

Боль исчезла настолько внезапно, что я задохнулся, когда изображение простого деревянного жезла в пару футов длиной, с кучей вырезанных на нем символов и рун, прыгнуло на передний край моих мыслей. Вместе с изображением жезла прибыли тысячи воспоминаний, всё, что я когда-либо знал об искусстве вызывать огонь и управлять им, и вообще о боевой магии, воскресло в памяти, и поразило меня, как кувалда.

Я лежал, дрожа, в течение минуты или двух, пока все это улеглось в голове. Воспоминания заполнили пустоту во мне, а я даже не понимал, что она там была.

Майкл держал руку на моей голове.

— Легче, Гарри. Легче. Отдохни хоть минутку. Я здесь.

Я решил не спорить с ним.

— Хорошо, — прохрипел я слабо немного спустя. Я открыл глаза и посмотрел на Майкла, который сидел со скрещенными ногами на полу около меня. — Кто-то здесь должен перед кем-то извиниться.

Он слегка обеспокоенно улыбнулся.

— Ты ничего не должен мне. Возможно, я должен был заговорить об этом раньше, но…

— Но сообщать кому-то, кому выкрутили мозги из формы, об этом факте, может оказаться травмирующим, — сказал я спокойно. — Особенно, если часть скручивания, черт возьми, делала, чтобы он не помнил о случившемся.

Он кивнул.

— Молли забеспокоилась вчера. Я попросил, чтобы она взглянула на тебя, пока ты спал. Прошу прощения за это, но я не знал другого способа убедиться, что кто-то влез к тебе в голову.

Я вздрогнул. Тьфу. Молли, роющаяся в моей голове. Это была не самая приятная мысль. У Молли был дар для невромантии, волшебства ума, но когда-то в прошлом она использовала его, чтобы сделать некоторые довольно нехорошие вещи людям — с совершенно серьезными основаниями, верно, но все равно это была настоящая черная магия. Это был вид манипуляций людьми, а это совсем не игрушки, и я совершенно не хотел, чтобы ребенок этим занимался.

Особенно со мной.

— Адские колокола, Майкл, — пробормотал я. — Вы не должны были втягивать ее.

— Вообще-то это была ее идея. И ты прав, Гарри. Мы не можем позволить себе быть разделенными. Что ты помнишь?

Я покачал своей головой, смотря искоса, одновременно я сортировал полный грузовик свалки разных воспоминаний.

— В последний раз, когда я помню, что у меня был жезл, это когда граффы напали на нас здесь. После этого … ничего. Я не знаю, где он теперь. И я не помню, кто сделал это со мной или почему.

Майкл нахмурился, но кивнул.

— Хорошо. Он не всегда дает нам то, что мы хотим. Только то, в чем мы нуждаемся.

Я потер лоб.

— Я надеюсь, что так, — сказал я застенчиво. — Так. Гм. Это как-то немного неуклюже. После той штуки с размещением твоего Меча у моего горла и все такое.

Майкл откинул голову и раскатился теплым густым смехом.

— Ты не тот человек, который делает что-то небрежно, Гарри. Тебе нужны великие жесты.

— По-моему, нет, — сказал я тихо.

— Я должен спросить, — сказал Майкл, пристально глядя на меня. — Тень Ласкиэли. Она действительно ушла?

Я кивнул.

— Как?

Я отвел взгляд от него.

— Я не хочу говорить об этом.

Он нахмурился, но медленно кивнул.

— Ты можешь сказать мне, почему?

— Потому что то, что случилось с ней, было несправедливо. — Я покачал головой. — Ты знаешь, почему динарианцам не нравится входить в церковь, Майкл?

Он пожал плечами.

— Потому что присутствие Всевышнего им неприятно, я так предполагаю.

— Нет, — сказал я, закрывая глаза. — Потому что это делает Падших чувствующими, Майкл. Заставляет их вспомнить. Делает их грустными.

Я почувствовал его пораженный взгляд даже с закрытыми глазами.

— Вообрази, как это было бы ужасно, — сказал я, — после тысячелетий уверенности в цели. Внезапно возникают сомнения. Внезапно ты спрашиваешь себя, не было ли все, что ты сделал, одной огромной, бесполезной ложью. Вдруг все, чем ты пожертвовал, ты пожертвовал впустую. — Я слабо улыбнулся. — Не очень хорошо для уверенности в себе.

— Нет, — Майкл сказал задумчиво. — Я не думаю, что так могло бы быть.

— Широ сказал мне, что я буду знать, кому отдать Меч, — сказал я.

— Да?

— Я бросил его в это дело с Никодимусом. Монеты и Меч в обмен на ребенка.

Майкл втянул в себя воздух.

— Иначе он бы ушел, — сказал я. — Упустить время, и мы никогда не нашли бы его вовремя. Это был единственный способ. И, похоже, что Широ знал. Еще тогда.

— Божья кровь, Гарри, — сказал Майкл. Он прижал руку к животу. — Я вполне уверен, что азартная игра — грех. И даже если это не так, то вероятно должно быть.

— Я собираюсь пойти и забрать эту маленькую девочку, Майкл, — сказал я. — Независимо от того, чего это будет стоить.

Он поднялся, нахмуренный, и закрепил пряжкой пояс с мечом вокруг бедер.

Я поднял правую руку.

— Ты со мной?

Ладонь Майкла крепко хлопнула об мою, и подняла меня на ноги.