Дождь со снегом превратился в большие, влажные снежинки. Лодка мягко качалась на неспокойных водах озера. Вода хлопала о борта и булькала, огибая корпус. По сторонам и переду лодки начал формироваться лед. Я знаю, что есть слова для всех частей лодки, такие, как нос и планшир, но у меня это как-то не запоминается.

— Безмолвный Гарри Дрезден, — сказал Никодимус. — Предполагаю, такое случается не каждый день.

Я смотрел на него.

— Если ты сам не догадался, — сказал Никодимус, — это — эндшпиль, Дрезден. — Пальцы его правой руки погладили рукоятку его меча. — Ты можешь догадаться, что дальше, или я должен тебе это объяснить?

— Ты хочешь монеты, меч, девочку, деньги, и ключи от Монте-Карло, — сказал я. — Или ты выстрелишь в меня и уложишь здесь.

— Что-то в этом духе, — сказал он. — Монеты, Дрезден.

Я залез в карман плаща и …

— Что за черт, — сказал я.

Мешочка от Королевской Короны не было.

Я проверил другие карманы, осторожно, чтоб не коснуться монеты, которую я взял у Магога, и осторожно, чтобы не показать ее присутствие Никодимусу. Ничего.

— Их нет.

— Дрезден, даже не пробуй такое жалкое вранье.

— Их нет! — сказал я ему с жаром, ни капли не притворяясь. Одиннадцать монет. Одиннадцать чертовых проклятых монет. Последнее, что я о них точно помнил, это как я звенел ими для Никодимуса.

Мгновение он разглядывал меня, затем его глаза задвигались, и он начал бормотать что-то одним дыханием. Шепоты послышались от теней вокруг него. Я не узнавал язык, но я действительно узнавал интонации. Я задался вопросом, то ли это клятвы на ангельском языке, то ли слова, произнесенные задом наперед или что-то еще. Doog! Teews doog!

Меч Никодимуса рванулся стремительно, как трепещущий язык змеи и остановился отдохнуть у самого моего горла. Я не вздрогнул; это случилось слишком быстро. Я просто дышал и держался очень, очень тихо.

— Эти метки, — пробормотал он. — Душащее колдовство от Шипастого Намшиэля. — Его глаза прочертили линию от последней очевидной метки на моей шее вниз к карману плаща, в котором был мешочек с монетами.

— А! Удушение было отвлечением. Так или иначе, он выпотрошил твой карман прежде, чем его самого убили. Он проделывал такую штуку с Сент-… кем-то там, в Глазго в тринадцатом веке.

Ну, я думаю, нет ничего такого в том, чтобы попасться на старую уловку. Но это означает, что Намшиэль сотрудничал с кем-то еще, — кем-то, кто, должно быть, бродил рядом, чтобы забрать монеты после того, как тот вытащил их из моего кармана, и в общем беспорядке быстренько смотаться.

— Тесса и Розанна, — сказал я спокойно. — Они вернули свою коллекцию головорезов. Они выбрали правильный момент, чтобы разрушить ещё и твой план.

— Лживые суки, — пробормотал Никодимус. — Одна из них — наша собственная Иуда; я уверен в этом.

Я поднял брови.

— Что?

— Именно поэтому я доверил им, скажем так, незабываемые аспекты инициирования Архива к нашему миру, — сказал Никодимус. — Я предполагаю, что теперь, когда ребенок свободен, у нее будут некоторые довольно неприятные ассоциации с этими двумя.

— Зачем ты мне это говоришь?

Он пожал плечом.

— Ирония судьбы в том, Дрезден, что я только с тобой могу поговорить об этом специфическом аспекте семейного бизнеса. Ты — единственный, в ком я могу быть уверен, что он не перешел к этой новой силе — Черному Совету, как ты его называешь.

— Что это ты так уверен во мне? — спросил я его.

— Пожалуйста. Не знаю больше никого, столь же беспокойного и не испорченного ничем, кроме своего собственного ослиного упрямства. — Никодимус покачал головой, не отводя от меня взгляда. — И еще. Мое время здесь не было потрачено впустую. Рыцари унесли монету Намшиэля, так что Тесса потеряла своего учителя колдовства. Я слышал, как какое-то время назад оборвался рев Магога, как раз перед тем, как ты вышел из того же самого здания, таким образом самый сильный хулиган Тессы тоже оказался вне игры на какое-то время, а? — Никодимус радостно улыбнулся мне. — Возможно, его ошейник находится в одном из твоих карманов. И у меня есть Фиделаккиус. Даже одно из этих Трех — прибыль, достаточная для одной операции, пусть я действительно потерял шанс получить контроль над Архивом.

— Почему ты думаешь, — спросил я, — что у тебя есть Фиделаккиус?

— Я сказал тебе, — сказал Никодимус. — Это — эндшпиль. Больше никаких игр. — Манера и интонация его голоса изменились, и хотя он все еще говорил в мою сторону, было ясно, что он говорит уже не со мной. — Тень, будь так любезна, отключи Дрездена. Мы поговорим с ним позже, в более тихом месте.

Он говорил с тенью Ласкиэли.

Черт, монополия на высокомерие была вовсе не у волшебников.

И не у Рыцарей Креста.

Я застыл на месте с полуоткрытым ртом. Потом упал на бок, вытянувшись с прямой спиной напротив руля лодки. И я совсем не двигался, никаких, даже маленьких подергиваний.

Никодимус вздохнул и покачал своей головой.

— Дрезден, я в самом деле сожалею, что пришлось так сделать, но время дорого. Нужно действовать, и твои таланты могут оказаться полезными. Ты увидишь. Как только мы убрали некоторых из этих полных благих намерений идиотов с нашего пути… — он дотянулся до Фиделаккиуса.

И я ударил его кулаком в шею.

Потом я ухватил петлю и затянул ее. Я вцепился в нее, затягивая ее все туже. Петля, остаток от веревки Иуды, сделала Никодимуса более или менее неуязвимым ото всего, что могло бы ему повредить — ото всего, но не от себя. Никодимус носил эту штуку в течение многих столетий. Видимо, я был единственным, кто понял, как причинить ему боль. Я был единственным, кто действительно напугал его.

Мгновение он испуганно смотрел мне в глаза.

— Тень Ласкиэли, — сказал я ему, — здесь больше не живет. У Падших нет никакой власти надо мной. И у тебя тоже.

Я дернул петлю, затягивая ее сильнее.

Никодимус закричал бы, если бы мог. Он бесполезно бился, пытаясь дотянуться до своего меча. Я пинком выкинул меч за пределы досягаемости. Он пытался вцепиться мне в глаза, но я отклонил голову и держал ее на расстоянии, а его движения были скорее испуганы, чем практичны. Его тень поднялась на волне темноты и ярости, — но когда она опускалась вниз, чтобы схватить меня, белый свет засиял из прорезей в деревянных ножнах святого меча на моей спине, и тень, издав шипящий, жесткий крик, отдернулась далеко от света.

Я не Рыцарь, но меч сделал для меня то, что он всегда делал для них — он выровнял поле, снимая все сверхъестественные атрибуты и оставляя только борьбу ума против ума, и воли против воли, одного человека против другого. Никодимус и я боролись за меч и наши жизни.

Он дико пинал меня в раненую ногу, и даже через блоки, которые Лэш научила меня ставить, я почувствовал боль. У меня был отличный упор в его шею, так что в ответ я двинул своим лбом по носу Никодимуса. Он сломался с по-настоящему радующим хрустом. Он наносил удары в мои короткие ребра, и он знал, как повредить их.

К несчастью для него я знал, как терпеть боль. Я знал, как терпеть боль с лучшими из них. Я мог выдержать чертовски больше боли, чем этот неудачник мог нанести за то время, которое он имел в запасе, чтобы подавить меня, и я знал это. Я знал это. Я усилил свою хватку, древняя веревка и я держались.

Я получил множество ударов по телу, пока его лицо покраснело. Он нанес мне ужасный пинок в колено, когда его лицо стало фиолетовым. Я закричал от боли, когда фиолетовый стал переходить в черный — и он отключился, его тело ослабло, а затем стало полностью мягким.

Множество людей расслабляется, когда это случается, когда их противник теряет сознание. Но это могла быть уловка.

Но даже если и нет, я не собирался его отпускать.

Я не Рыцарь.

Фактически, я нажал еще сильнее.

Я не уверен, сколько времени я держал его. Возможно, секунд тридцать. Возможно, полторы минуты. Но тут я увидел вспышку яростного зеленого света и, посмотрев вверх, увидел, что Дейдра бежит вниз по склону ко мне, опираясь на волосы, две руки и одну ногу, на второй ее ноге была повязка. С ней было двадцать или тридцать безъязыких солдат, и ее глаза пылали зеленой яростью, как пара прожекторов. Она смотрела на меня, шипела как разъяренная бездомная кошка, и кричала, «Отец!»

Дерьмо.

Я схватил Никодимуса за рубашку и перекинул его через борт, в черные воды озера. Он упал с тихим всплеском, его темная одежда сделала его почти невидимым сразу же после того, как он погрузился в воду.

Я отчаянно рассматривал пол лодки. Вот он, ключ. Я выкопал его и запихнул в гнездо.

— Не стреляйте! — кричала Дейдра. — Вы можете попасть в отца! — Она подпрыгнула в воздух, все свои извивающиеся волосы сложила в единственный, похожий на акулий, хвост и нырнула, войдя в воду с небольшим всплеском.

Я повернул ключ. Двигатель старой лодки закашлял и захрипел.

— Давай, — выдохнул я. — Давай.

Если я не заставлю эту лодку двигаться прежде, чем Дейдра найдет своего папу, игра будет закончена. Она прикажет, чтобы ее солдаты открыли огонь. Я должен буду поднять щит, чтобы остановить пули, и как только я это сделаю, ненадежный двигатель, можно быть уверенным, никогда не запустится. Я застряну, и дальше уже будет вопрос времени, когда сочетание усталости, усиливающейся боли, числа нападающих и гневной дочери подомнет меня.

Дейдра вынырнула, бросила взгляд вокруг, чтобы сориентироваться, и снова ушла в темноту.

Лодка завелась и задергалась, как пьяная.

— Бу-я! — рявкнул я.

И тут же вспомнил, что не отвязал лодку.

Я неловко дотянулся до носа и развязал веревку, все время помня об оружии, направленном на меня. Лодка освободилась. Я оттолкнулся шестом, и она начала вяло поворачиваться. Я прохромал назад к рулю, провернул его, и дал немного газа. Лодка вздрогнула, заревела и начала собирать скорость.

Дейдра возникла в двадцати футах передо мной, неся своего отца. Даже не успев оглядеться, она закричала,

— Убейте его, стреляйте в него, стреляйте в него!

Я с удовольствием направил лодку прямо на нее. Что-то тяжело ударилось о корпус. Я надеялся сработать, как газонокосилка, но, судя по звукам, как от пропеллеров, это не получилось.

Тем временем от берега по мне начали стрелять, и они не были ослеплены ярким светом, не торопились и не пугались. Осколки полетели от лодки. Я прокричал слова проклятия и присел вниз. Пули били в мой плащ. Несколько секунд дистанция была достаточно маленькая, по крайней мере, для военного оружия, которое они использовали, в то время как плащ предназначался все-таки для обычного, он остановил выстрелы, но было это совсем не забавно. За следующие несколько секунд в мою спину попало с полдюжины выстрелов.

И холодная вода хлынула мне на ноги.

И полминуты спустя уже дошла до лодыжек.

Двойное дерьмо.

Двигатель начал издавать странные шумы. Моя спина запротестовала, когда я повернулся, чтобы посмотреть. Было чертовски темно вокруг на озере, поскольку я все дальше и дальше отходил от берега, но исчезающие очертания острова затемнялись большим количеством черного дыма, выходящего из двигателя лодки.

Блокировка боли закончилась. Я был сильно измотан. Вода на дне лодки уже доходила до основания моих икр, и …

И три прожектора направились на меня со стороны острова.

Они выслали лодки в погоню.

— Это просто несправедливо, — пробормотал я себе. Я перевел двигатель на всю мощность, но по тому, как он грохотал, было понятно, что это не более, чем формальность. Это не могло продлиться долго, и скорость снижалась.

Я знал, что, если я погружусь в воду, у меня для жизни останется приблизительно четыре или пять минут, учитывая температуру. Я также знал, что надо обойти каменные рифы вокруг острова, те самые, для прохода через которые Розанне нужен был сигнальный огонь.

У меня ничего для этого не было, но я продолжал движение.

Внезапно мне пришла в голову мысль: Боб-череп все сокрушался, что он хочет настоящее пиратское приключение. Я начал тихонько петь что-то пиратское.

Потом был ужасный шум, и лодка остановилась. Руль сильно ударил меня в грудь, а затем я пришел в себя на месте водителя.

Вода начала прибывать очень быстро.

— Эй, на палубе! — позвал я нечленораздельно. — Риф!

Я удостоверился, что монета и меч все еще со мной. Потом схватил свой посох и вынул амулет, висящий у меня на шее. Огни погони приближались. Скоро они будут совсем рядом.

Старая лодка буквально ломалась вокруг меня, ее нос чуть левее центра был разрушен толстым каменным шипом, на который я наехал. Старый каменный горный хребет, который выступал из вод озера, находился в пределах нескольких футов от меня. Это было место, где можно было сделать что-то, кроме того, чтобы немедленно погрузиться в холодную воду и впасть в гипотермию.

Да, это была твердая скала, где можно встать и сконцентрировать силу. Вода озера, конечно, смоет часть ее — но не столько, сколько бы смыла вода, касающаяся меня, — так что я все еще буду в состоянии сделать что-то, чтобы защититься.

И прежде, чем лодка смогла опрокинуться и свалить меня в воду, я решительно стиснул зубы и выпрыгнул.

Мое тело немедленно сообщило мне, что я принял безумное решение.

Вы понятия не имеете, что такое настоящий холод, пока не попадете в почти замерзающую воду.

Я кричал всю дорогу, выбирая места, куда можно поставить мои замороженные ноги, особенно осторожно следя за ногой, в которую меня пнул Никодимус. Потом я поднял амулет своей матери правой рукой и сосредоточился на нем, закачивая в него энергию аккуратно и неторопливо. Это получалось медленно, как все, что случается в усиливающемся холоде, но я смог призвать силу через камень под моими ногами, и вызвать серебряно-синий волшебный свет от амулета, все более и более яркий, легкий, он распространялся по воде буквальным сигналом, которые читался ясно, как день: «Я здесь!»

— T-T-Tомас, — бормотал я про себя, дрожа так сильно, что еле мог стоять. — Л-л-лучше б-бы т-т-тебе быть поближе.

Потому что люди Дейдры были совсем рядом.

Прожекторы немедленно ориентировались на меня, и лодки, нет, прорезиненные плоты, которые могли скользить прямо по рифам — подошли ко мне, подпрыгивая на волнах.

Я, в принципе, мог утопить один из плотов. Но это убило бы людей на нем. А это не были люди, сотрудничающие с демонами за свою собственную темную выгоду. Они были просто людьми, большинство которых было воспитано с детства, чтобы служить Никодимусу и компании, и они, вероятно, искренне думали, что они делают правильные вещи. Я мог убить кого-то вроде Никодимуса и спокойно спать дальше. Но я не был уверен, что я смогу жить в согласии с собой, если утоплю эти плоты в озере, обрекая мужчин в них на смерть. Магия не для этого.

Более того, убийство их не спасло бы меня. Даже если бы мне удалось утопить любой плот, отправив всех людей на них в воду, это не помешало бы мне замерзнуть до смерти и утонуть. Это только означало бы, что у меня была бы многочисленная компания.

Я не Рыцарь. Но это не значит, что я не думаю об этом.

Они начали стрелять приблизительно с расстояния в сто ярдов, и я поднял щит. Это было трудно в ледяных водах, но я поднял и держал его, мерцающую четверть купола серебряного света. Пули ударялись о купол и отскакивали от него, а по куполу разбегались небольшие концентрические кольца распространившейся энергии. Большинство же выстрелов даже близко не прошли. Стрельба с движущегося резинового плота на расстоянии в сто ярдов особой меткостью не отличается.

Они приближались, а я замерзал.

Я держал свет и щит.

Пожалуйста, брат. Не подведи меня.

Я совсем ничего не слышал, когда волна холодной воды двинула мне в лопатки и чуть не свалила, когда тяжелое чух-чух-чух двигателей «Водяного Жука» встряхнуло воду вокруг меня, и побитое жизнью старое судно моего брата опасно приблизилось к рифу. Я повернулся и увидел нависающий надо мной борт.

Мне нравилось издеваться над Томасом насчет Водяного Жука, дразнить, что он украл его из комнаты экспонатов «Челюстей». Но на самом деле я совсем не разбирался в лодках, и был тайно впечатлен, что он смог так беспечно пересечь озеро под парусом.

— Гарри! — позвала Мёрфи. Она быстро спускалась по обледеневшей палубе, постоянно поскальзываясь на обледенелых участках. Она схватила трос с ремнями безопасности, один конец его был закреплен за перила судна, и бросила другой конец ко мне. — Давай!

— Самое время выбираться с этого рифа, — недовольно заявил Томас с вершины рулевой рубки. Пока я пялился, он поднял свой тяжелый пистолет, прицелился и выстрелил. Темная фигура на одном из надвигающихся плотов издала крик и со всплеском упала в воду.

Я нахмурился на Томаса. Он даже не практиковался.

Потом я качнулся вперед и схватил трос, обертывая его вокруг своей правой руки. Это было в значительной степени все, на что у меня хватило энергии. Мёрфи начала втягивать меня, и закричала Томасу, чтобы он помог ей.

— Прикрой меня! — крикнул Томас.

Он спустился с рулевой рубки в пиратском стиле, просто спрыгнул, весь изящный и элегантный, несмотря на наклон судна, несмотря на лед и холод. Мёрфи расставила ноги, оперлась на перила и достала небольшой автомат, который был у нее на ремне за спиной, P-90, подарок Кинкейда. Она подняла его к плечу, глянула в прицел на надвигающийся плот, и начала спокойно посылать выстрелы, по одному или два за раз. Фам. Фамфам. Фам. Фамфам. Фам. Фам.

Один из плотов пошел ко дну. Возможно, она попала в того, кто управлял плотом и он ошибся. Возможно, их просто захлестнуло волной. Я не знаю. Но второй плот немедленно повернулся и начал подбирать свалившихся в воду. Мёрфи целилась в оставшийся плот.

Томас начал вытаскивать меня из воды за трос, обернутый вокруг моей руки, просто тащил меня руками, как будто я был ребенком, а не взрослым парнем, на сто фунтов более тяжелым, чем он сам. Ему не надо тренироваться.

Я устал настолько, что только позволял ему делать это. В результате у меня было достаточно запаса внимания, чтобы заметить, что когда мои ноги показались над водой, из черноты вынырнула Дейдра и схватила меня за лодыжки.

— Я убью тебя! — рычала она. — Убью за то, что ты ему сделал!

— Святое дерьмо! — заорал Томас.

— Это точно! — согласился я.

Большинство смертельных прядей ее волос толкались в каменный риф, удерживая ее, но некоторые, которые были свободны, дико хлестнули в сторону Томаса. Он нырнул в сторону с воплем, едва удерживая трос.

Я чувствовал, как она тащит меня за ноги. Я кричал и пинал ее, насколько мог, но мои ноги были такими оцепенелыми, что я мог только двигать ими, этого было мало, чтобы от нее избавиться. Все, что сейчас мог сделать Томас, это просто держаться за трос и не давать её прядям обрезать его.

— Кэррин! — крикнул он.

Мёрфи перекинула ноги через перила судна, ее ремень безопасности был закреплен тросом за перила. Потом она спрыгнула и повисла в воздухе рядом со мной.

Тогда она нацелила P-90 вниз на Дейдру и щелкнула переключателем на полный автомат.

Но прежде, чем она потянула спусковой механизм, Дейдра зашипела, и мерцающее лезвие метнулось и ударило Мёрфи в лицо. Та вскрикнула и отдернулась, и поскольку лезвие продолжалось, изгибаясь, как буква S, оно пропустило горло Мёрфи на расстоянии в ширину пальца и разрезало ремень, на котором держался P-90 на ее теле. Оружие упало в воду.

— Сука! — зарычала Мёрфи, кровь залила одну сторону ее лица. Она пыталась достать пистолет — а он был в плечевой кобуре, под ее снаряжением, под пальто. Все равно, что на луне.

— Мёрф! — позвал я, извернулся и толкнул конец Фиделаккиуса в пределы досягаемости ее руки.

Пальцы Мёрфи сомкнулись на рукоятке святого лезвия.

Она вытянула его из ножен, наверное, на дюйм.

Белый свет ослепил меня. Ослепил Дейдру. Ослепил Мёрфи. Ослепил Томаса. Ослепил всех.

— Нет! — закричала Дейдра, в ее голосе были отчаяние и ужас. — Нет, нет, нет!

Давление на мои лодыжки исчезло, и я услышал всплеск падения динарианки в воду.

Мёрфи выпустила рукоятку меча. Свет угас. Потребовалась, возможно, половина минуты прежде, чем я смог увидеть что-нибудь еще. Томас, конечно, пришел в себя быстрее, и к тому времени мы оба были уже на палубе Водяного Жука. Не было никакого свидетельства присутствия Дейдры где-либо, а две лодки, полные солдат, улепетывали с такой скоростью, с какой только могли.

У Мёрфи лилась кровь из пореза, идущего параллельно ее правой брови и уходящего в волосы, она смотрела в шоке на меня и на меч.

— Что, такую мать, это было?

Я засунул меч за плечо. Я чувствовал себя действительно уставшим. Все болело.

— Экспромт, — пробормотал я, — скажем так, это было предложение работы.

— Нам надо двигаться прежде, чем нас нанесет на риф, — пробормотал Томас. Он быстро вышел, полностью в пиратском стиле. Он хорошо смотрелся за этим делом. Конечно. Он даже не вспотел.

Какое-то время Мёрфи пристально смотрела на меч. Потом перевела взгляд на меня, и на ее окровавленном лице выразилось беспокойство.

— Иисусе, Гарри. — Она встала со стороны моей пострадавшей ноги и поддерживала меня, пока я хромал в каюту. — Двигайся. Надо тебя согреть.

— Ну так что? — спросил я ее, пока она мне помогала. — Как насчет этого? Я должен отдать этот меч кому-то, кому он нужен для дела.

Она усадила меня на одно из многоместных нераздельных сидений в каюте судна. Потом серьезно и быстро глянула на меч. Потом покачала головой и сказала спокойно:

— У меня уже есть работа.

Я слабо улыбнулся и закрыл глаза.

— Я знал, что ты ответишь именно так.

— Заткнись, Гарри.

— Хорошо, — сказал я.

И так и сделал. На несколько часов. Это было великолепно.