Сегодня многие «проснулись» и начинают открыто говорить о «немыслимом», еще вчера немыслимом, – новой большой мировой войне. Но помимо маловразумительных разговоров, появляется и все больше других действительных свидетельств приближающейся военной поры.

Одним из таких индикаторов является то, что на мировой политической сцене уже все более явственно обостряется жесткая глобальная конкуренция государственных мобилизационных проектов. Основой эффективности такого рода долгосрочных программ является уровень консолидации правящего класса и всего данного социума, готовность государственной системы оптимально реагировать на приближающиеся цунами новых вызовов, рисков, угроз, накопленный предшествующий опыт, наличие креативных личностей и групп в этой сфере и т. д.

Особенно важно то, что чем более тщательно и системно разработаны мобилизационные проекты ключевых игроков, тем меньше вероятность большой войны между ними. То есть, на самом деле эффективные мобилизационные стратегии являются неотъемлемым компонентом стратегического сдерживания, недопущения прямой глобальной силовой конфронтации.

Удивительный парадокс новейшей истории заключается в том, что в России почему-то так и не был осуществлен комплексный, всесторонний, детальный анализ причин стратегического поражения в 80-е годы, который закончился разрушением Советского Союза.

Поэтому и нет соответствующего детального документа, нет соответствующей имитационной модели. Кстати, отсутствие такого анализа достаточно показательное свидетельство дефицита дееспособной, стратегической общенациональной элиты в стране. Из стратегического поражения СССР ублюдочная постсоветская квазиэлита так и не извлекла необходимые уроки на будущее. И, прежде всего, то, что эффективная мобилизационная программа всегда носит системный, без исключений, характер.

Хотя именно особые качества мобилизационного мышления сталинского «ордена меченосцев» стали одной из важнейших предпосылок победы в Великой Отечественной.

Эта война явилась жесточайшим, антагонистическим и одновременно глубоко мистическим столкновением двух принципиально новых моделей корпоративной государственности в XX веке. И Советский Союз, и нацистская Германия представляли собой примеры высокоидеологизированных государств. И мобилизационный компонент являлся неотъемлемым компонентом этих идеологий.

Осознавал ли Сталин чрезвычайную необходимость выработки и реализации особого мобилизационного проекта как стратегической программы для выживания страны в условиях продолжающегося глобального системного кризиса 30-х годов?

Да, безусловно, поскольку у него был соответствующий революционный опыт, участие в гражданской войне, и он обладал развитым стратегическим мышлением.

Можно назвать, по крайней мере, восемь основных причин срочной необходимости форсированной разработки и реализации такого особого стратегического мобилизационного проекта, которые учитывал Сталин.

Во-первых, к концу 20-х – началу 30-х годов рыхлый социум Советского Союза оставался:

• многоукладным в социально-экономическом смысле с соответствующими острыми противоречиями и конфликтами,

• классовым, и одновременно клановокорпоративным в социально-структурном смысле,

• глубоко мелкобуржуазным в идеологическом и социально-психологическом смыслах, с господствующим принципом «каждый сам за себя, один Бог – за всех».

Как теоретик и практический политический лидер Сталин прекрасно отдавал себе отчет в том, что, несмотря на громогласные декларации революционных социалистических лозунгов, несмотря на то, что у власти находилась коммунистическая партия, системный кризис в стране к концу 20-х годов отнюдь не был преодолен. Более того, с учетом обострения внутренних противоречий, набирающего ход мирового экономического кризиса и начавшихся глубоких трансформаций в международной системе этот нарастающий конфликтный потенциал в Советском Союзе мог вновь вылиться в острую силовую конфронтацию.

В новой и новейшей истории зафиксированы три сценарные модели временного или окончательного затухания внутреннего системного кризиса.

В первом случае, такой кризис, особенно на фоне войны, завершается полным или частичным развалом страны. В случае отсутствия продуманной стратегии, системный кризис далее временно уходит вглубь и на нижние уровни социума, продолжая его подтачивать.

Во втором случае, продолжающийся системный кризис окончательно подрывает внутренние силы данного общества и государства, что неизбежно приводит к прямой или косвенной внешней оккупации. В этом случае капитулировавший социум интегрируют в глобальный проект победителя, подчиняя совсем другим долгосрочным интересам. При этом происходит потеря культурно-исторического кода народа, исчезновение традиционных механизмов национальной самоидентификации, раздел страны на части. Так произошло с Германией и Японией после Второй мировой войны. Нечто подобное или хуже грозило Советскому Союзу после поражения в Третьей мировой войне.

В третьем сценарии соответствующий харизматический лидер и ответственная элита формулируют, выдвигают и реализуют проект долгосрочной системной стратегии по преодолению всеобъемлющего кризиса, одновременно конструируя принципиально новый исторический субъект такой программы.

Во-вторых, фактор неуклонно надвигающейся, всё более рельефной опасности глобальной войны. Еще в 1931 году Сталин фактически предсказал, что прямая военная агрессия против Советского Союза начнется через десять лет.

Причем, как здравомыслящий политик он отдавал себе отчет в том, насколько драматически отстала страна по сравнению с Европой. Культурная революция до основных пластов общества так и не дошла: население, особенно сельское, по-прежнему оставалось во многом неграмотным, и большинство призывников попросту были неспособны справляться с новой, все более сложной, военной техникой.

Фактически отсутствовал военно-промышленный комплекс, и, прежде всего, производство современных видов оружия. Общество, в результате Первой Мировой войны, революции, гражданской войны, массового голода и лишений, многочисленных внутренних идеологических зигзагов, в значительной степени было фрагментировано и расколото. Группировки правящего советского политического истеблишмента к началу 30-х годов находились в состоянии ожесточенной межэлитной гражданской войны. При этом нравственный облик и «верхов», и «низов» деградировал на глазах.

Приближалась большая война, а в этих условиях страна объективно была обречена. Помочь могло только чудо. И именно стратегический мобилизационный проект позволил совершить такой чудо-прорыв: за десять лет Советский Союз превратился в державу, которая смогла реально, за счет напряжения всех своих внутренних сил, выиграть битву за свое выживание.

В-третьих, опыт российской истории научил Сталина, что именно в рамках успешных мобилизационных проектов и можно только было эффективно проводить комплексную модернизацию страны.

Иначе говоря, вне рамок продуманной российской мобилизационной программы модернизационный рывок в принципе невозможен.

Именно в рамках особого, учитывающего накаляющуюся ситуацию в мире, стратегического мобилизационного проекта Советский Союз смог совершить действительно цивилизационный прорыв. Речь шла о революционной структурной модернизации советского социума, формировании нового типа советской личности, создании принципиально нового экономического механизма СССР, основанного на принципах долгосрочного планирования, осуществлении действительного инновационного технологического прорыва в целом ряде ключевых отраслей.

В-четвертых, высшее руководство Советского Союза, и, прежде всего, Сталин, скорее всего, знали о реальных масштабах коррупции в стране. При таком коррупционном вале СССР, безусловно, был обречен на тотальное поражение в надвигающейся большой войне. Только срочное развертывание умного стратегического мобилизационного проекта давало возможность форсированно и жестко демонтировать эту коррупционную систему.

В-пятых, в рамках политики подготовки к мировой войне на переоснащение вооруженных сил Советского Союза стали выделяться огромные финансовые ресурсы. При чем за счет существенных ограничений для огромного большинства населения. И это в условиях, когда жизненный уровень основных классов и слоев и так оставался крайне низок.

Без развертывания предельно жесткого мобилизационного проекта, включающего общенациональную систему контроля, значительная часть этих ресурсов была бы безжалостно расхищена. При наличии коррупционного ига страна подошла бы к войне не подготовленной.

Кроме того, без соответствующей постоянной кадровой работы, без повышения эффективности мобилизационного сознания в общенациональном масштабе, без целенаправленной социальной и институциональной модернизации даже самое лучшее оружие очень быстро превращается в обычный металлолом.

В-шестых, только в рамках специального мобилизационного проекта можно было сформировать новую эффективную антикризисную систему государственного управления, способную адекватно реагировать на растущую стратегическую неопределенность, критические вызовы и угрозы предстоящего длительного, жестко силового периода в мире.

Наконец, в-седьмых, тогда в 30-е годы прошлого столетия, в условиях продолжающегося глобального системного кризиса стала объективно ужесточаться острая конкуренция соответствующих национальных мобилизационных проектов.

Каковы самые основные содержательные, смысловые компоненты стратегического мобилизационного проекта, который был реализован в Советском

Союзе в тридцатые годы XX века и который позволил не только одержать победу в Великой Отечественной войне, но и превратил нашу страну в величайшую державу мира?

 

Мобилизационная идеология и стратегия

В глобальных войнах участвуют миллионы и десятки миллионов людей. И роль идеологий как живых смысловых систем здесь бесконечно важна. Нельзя подготовиться и победить в таких войнах, если народы и социумы не будут четко и ясно знать во имя чего, во имя каких великих целей необходимо предельное напряжение сил, необходимы многочисленные жертвы и личностное самопожертвование? За что, в конечном счете, должны страдать общества и люди? За какие великие идеи и цели должны подниматься в атаку и умирать солдаты и офицеры?

Вторая Мировая война стала войной системной, то есть, геополитической, геоэкономической (за стратегические ресурсы), идеологической, информационно-пропагандистской, культурно-исторической и т. д. Но Великая Отечественная была, прежде всего, войной идеологической в высшем смысле этого слова – войной цивилизационной: классовая идеология против национально-расовой.

По мере нарастания военной угрозы значимость идеологии, идеологических ценностей и норм обязательно возрастают. Необходимость внятных, понятных политических ответов на базовые ценностные идеологические вопросы «кто мы?», «откуда мы?» и «куда мы идем?» превращается в важнейший фактор борьбы за национально-государственное выживание.

Именно в 30-е годы в Советском Союзе сформировалась общенациональная мобилизационная идеологии «общего дела» как постоянно действующий механизм согласования интересов для консолидации большинства социума.

Как и рассчитывал Сталин, такая коммунистическая идеология «общего дела» не только стала основой стратегии превращения СССР в великую державу, но и краеугольным камнем функционирования практического механизма мобилизационного кризисного управления.

В рамках советской мобилизационной идеологии был сформулирован и зафиксирован идеал построения общества на принципах справедливости, солидарности, корпоративной взаимопомощи. В ней была зафиксирована базовая ценностная система – справедливость, патриотизм, социальная солидарность, личностная воля, самодисциплина и т. д., крайне важная не только в условиях роста внешних угроз и вызовов, но и для сплочения социума в преддверии неминуемой войны.

В этой сталинской идеологической доктрине «общего дела» была закреплена необходимость защиты традиционных ценностей и смыслов народного большинства как базовой нравственной системы общества, а также зафиксирована основная иерархия внутренних и внешних врагов, а также союзников и партнеров.

Идеология и стратегия «общего дела» действительно за предельно короткий период времени консолидировала различные региональные, этно-национальные, корпоративные, политические, силовые элитные группы, и одновременно, большую часть социума через выдвижение определенного, четко и тщательно регламентированного механизма согласования основных классовых, социальных и групповых интересов.

Очень важно подчеркнуть, что идеология и стратегия «общего дела» стали ключевой предпосылкой восстановления правового сознания в обществе, которое после 1917 года в существенной степени обесценилось.

Важнейшим компонентом советской мобилизационной идеологии стала «общенародная» система ответственности. Эффективный мобилизационный проект требует в обязательном порядке внедрения жесткой системы ответственности, как в самом государственном аппарате, так и во всем социуме.

Речь идет именно о системе, которая, особенно, в предвоенных и военных условиях, должна включать и моральную, и идеологическую, и административную, и политическую, и уголовную, и личностную, и коллективную ответственность за успешность процесса и поэтапные результаты реализации мобилизационной политики «общего дела». Без такой системы любая долгосрочная стратегия «общего дела», рано или поздно, обречена на поражение.

Общенародная система ответственности, включающая формализованные и негласные «правила игры» изначально должна была восприниматься как воплощение традиционной справедливости, – всеми ведущими элитными группами в Советском Союзе, так и абсолютным большинством советского социума.

Организационным ядром такой системы общенародной ответственности становился разветвленный и всеохватывающий механизм широкомасштабного общественного (народного, партийного, профсоюзного, комсомольского) контроля за реализацией государственной стратегии «общего дела».

Одновременно общенародная система ответственности превратилась в СССР в 30-е и в 40-е годы в важный инструмент обеспечения управляемости бюрократией.

Основная политическая оргструктура мобилизационного проекта . Такой организационной структурой стала компартия, однако накануне войны это уже была не партия 20-х годов. Сталинская компартия, которая все больше и больше напоминала «орден меченосцев», превратилась, особенно после проведенных в 30-е годы масштабных чисток, не только в центральный компонент общенародной системы ответственности, но и в ядро советского государства, которое готовилось к своей «решающей битве» за выживание.

Это государство представляло собой в тот исторический момент принципиально новую корпоративную модель «народ-государство». С одной стороны, идеология и стратегия «общего дела» требовали максимального участия миллионов в широкомасштабном социальном творчестве – построении новой социалистической цивилизации. С другой стороны, мобилизационное проектирование требовало формирования строжайшей системы принятия и реализации основных решений «сверху вниз» как стержня такого корпоративного механизма государственного управления в ключевых сегментах национальной политики и экономики.

Важным компонентом этого сталинского «ордена меченосцев» было культивирование политической воли во всех сегментах этой общенациональной корпорации «народ-государство». Собственно говоря, стратегические мобилизационные проекты в принципе невозможно реализовать без железной политической воли.

Формирование и развертывание мобилизационного орг. оружия, где Сталину не было равных, преследовало пять стратегических целей.

Во-первых, необходимо было создать механизм новой кадровой политики, способной обеспечить беспрепятственную вертикальную мобильность кадров, необходимых для эффективной реализации мобилизационного проекта.

В 1931 году Сталин поручил ОГПУ прошерстить всю страну и найти тысячи умных, способных людей. Их действительно искали и находили, если у них не было среднего образования, то организовывали ускоренные курсы, а затем направляли в различные специальные высшие учебные заведения, в том числе и в ведущий партийный Институт красной профессуры. Потом, в 1937-38 годах, именно из среды этих людей появились тридцатилетние министры и первые секретари обкомов, в том числе такие как Косыгин, Устинов и другие талантливые люди, которые в полной мере проявили себя во время Великой Отечественной.

Во-вторых, этот мобилизационный оргмеханизм позволил сформировать и реализовать новую модель личности-управленца, способного брать на себя ответственность за принятие и реализацию решений в условиях военного периода.

В-третьих, мобилизационный проект в условиях растущей стратегической неопределенности предвоенного и военного периода требовал обеспечения эффективной обратной связи высшего политического руководства с основными компонентами советского социума.

В-четвертых, такие мобилизационные оргструктуры гарантировали каждодневное, справедливое функционирование механизмов согласования ключевых интересов основных классов и социальных групп советского общества в рамках стратегии «общего дела», которым являлось тотальная борьба с врагом под лозунгом «Все – для фронта, все для победы!».

В-пятых, мобилизационные оргструктуры обеспечивали координацию реализации многочисленных взаимосвязанных, развертывающихся проектов на местах.

Консолидация правящего класса , в том числе, используя и самые жесткие средства, является одним из важнейших условий эффективной подготовки к большой войне. Только объединенный общей долгосрочной идеологией, жесткой оргструктурой, безусловной взаимоответственностью рыхлый правящий класс способен стать действительным и эффективным субъектом реализации национальной мобилизационной стратегии. Кроме того, если высший истеблишмент консолидирован – политически и идеологически, то потенциальным врагам и противникам, на последующих стадиях конфликтной эскалации, будет гораздо сложнее манипулировать теми или иными элитными группами.

Группа Сталина захватила основные рычаги государственного управления в 1929 году, а окончательная консолидация высшего истеблишмента в основном завершилась к 1939 году Коммунистическая элита в СССР к началу тридцатых годов была расколота: по идеологическим, экономическим, нравственным, личностным и политическим причинам. Тем не менее, десять лет – это непозволительно много. И именно это стало одной из главных причин тяжелых поражений 1941-42 годов. Группа Гитлера пришла к власти в 1933 году, и фюреру понадобилось всего лишь два года, чтобы в основном собрать в кулак германский истеблишмент.

Безусловное сохранение управляемости . Одна из важнейших задач национальной мобилизационной стратегии заключается, прежде всего, в сохранении политической, военно-политической и социально-экономической управляемости в военный период. При этом, наиболее существенный критерий такой управляемости – минимизация угроз, рисков и уязвимостей для национальной экономики.

Сталину и его команде удалось форсировано разработать чрезвычайную программу форс-мажорного перевода советской экономики на мобилизационные рельсы. И, прежде всего, предусмотреть сложное, комплексное переформатирование системы управления экономикой в условиях возможного длительного чрезвычайного периода.

Очень важным компонентом сталинского мобилизационного проекта стало целенаправленное формирование «оборонного сознания» у различных групп советского населения, но, прежде всего, у рабочих и управляющего персонала военно-промышленного комплекса. При этом последовательная политика внедрения «оборонного сознания» во все слои советского социума объективно стала важным фактором минимизации коррупции.

Эффективное внедрение патриотического «оборонного сознания» создало реальную возможность форсировано сформировать принципиально новый тип советской мобилизационной элиты.

Тотальная борьба с внутренними врагами . Сталинский мобилизационный проект предусматривал не только ликвидацию внутрипартийной оппозиции, но и целенаправленное, беспощадное подавление всех реальных и потенциальных конкурирующих механизмов властного влияния на российское общество, таких как криминально-мафиозные структуры, коррупционные механизмы и связи, региональные клановые системы и т. д.

Коалиционный потенциал . Для планирования и реализации мобилизационного проекта весьма существенен вопрос: а кто станет главным противником?

Для Сталина дилемма заключалась в следующем: Германия или Англия с Францией?

В зависимости от основного противника должна меняться направленность и качество мобилизационной стратегии. Это, во-первых.

Кроме того, и это, во-вторых, реальный мобилизационный проект требует в обязательном порядке усилий и даже сверхусилий по наращиванию внешнеполитического коалиционного потенциала.

Речь идет не только о прочных партнерских отношениях с теми или иными странами и режимами, но и об установлении и поддержании особых доверительных связей с важными региональными движениями, влиятельными элитами и контрэлитами, с определенными значимыми социальными группами в других странах и т. д.

Лидеры государства, которое готовится к большой войне, должны консолидировать своих союзников в ключевых внешнеполитических регионах.

Сталин прекрасно знал, что Лондон и Париж стремились столкнуть его с Берлином. Тем не менее, коалиция с Францией и Великобританией, пусть даже временная, была для него более привлекательная, чем коалиция с Гитлером. И не только из-за принципиального идеологического антагонизма с нацистами, но и по практическим соображениям: Германия в военном отношении представляла собой гораздо более опасного противника, чем любая другая европейская страна. После прихода нацистов к власти, Германия буквально за несколько лет превратилась в ведущую экономическую державу Европы, демонстрируя беспрецедентные темпы экономического роста.

Но Сталин был и талантливым, гибким дипломатом. После того, как в 1939 году многомесячные переговоры с Парижем и Лондоном ни к чему не привели, он за несколько дней подписал договор с Германией. Это позволило Советскому Союзу выиграть почти два года.

Кроме того, в таких критических ситуациях, когда вопрос идет о «жизни или смерти» лидер должен быть также максимально прагматичен и в отношении идеологических ценностей. В условиях приближающейся большой войны «за выживание» определенные идеологические ценности, как например, пролетарский интернационализм, Коминтерн, и т. д. закономерно отошли на второй или даже на третий план.

 

«Кто мы? И где мы?»

Народ – совокупность людей, которые осознают свою общую судьбу и которые осознанно хотят оставаться хозяевами этой своей судьбы. Они вместе готовятся к неизвестному завтра: то ли в весенних цветах и запахах, то ли в болотных, сумеречных туманах, то ли в черных, нескончаемых штормах, то ли в безмятежности иллюзорного счастья.

Народ – это когда большая часть людей ощущает свою кровную ответственность за это завтра. И не только перед своими детьми и внуками. Но и перед совместным прошлым. Перед своими ушедшими предками.

Ответственность за будущее и ответственность за прошлое. Вот что важно прежде всего. Только тогда появляется ответственность за сегодняшний день.

Если есть такая ответственность – есть Народ. Нет ответственности – то и соответствующего народа нет. А есть просто некая биомасса.

Народ изначально – не биомасса. А когда он превращается в биомассу, то это уже не народ.

Сталин создал культ «великого народа». Сталина уже давно нет, великого советского народа тоже нет, а незримый культ остался.

…Все, что рождается, то обязательно умирает. Рано или поздно. Рождение и детство, юность и зрелость, старость и смерть. Это незыблемый закон.

Народы – не исключение.

Если средняя продолжительность жизни среднестатистического человека – 70–75 лет, то средняя продолжительность жизни народа – 350–400 лет. А потом очень многое меняется: язык, базовые архетипы и ценности, модель ответственности, тип доминирующей в социуме личности…

Вроде бы тот же самый народ, но нет – все уже другое…

Обычно первая стадия народа – героический период. «Жизнь или смерть». Другого варианта в постоянных боях за выживание просто нет. «Народ-орда» – это когда общая судьба или общая смерть. «Орда – это вооруженный народ – государство», то есть органическое единство народа-государства. Нет противопоставления между высшими и низшими. Нет отчуждения между вождями и рядовыми. Все определяется личными качествами: мужеством, умом, волей, неординарным опытом. Каждый может стать вождем и найти свое место среди лучших. Если он герой. Но вожди и наилучшие гибнут чаще, чем остальные. Ибо это орда. А орда, в конечном счете, – это справедливость смерти.

Позднее, в официозных исторических хрониках, период «народ-орда» либо стирается вовсе, либо полностью извращается.

Вторая стадия – «народ-государство». С одной стороны, высочайшее самосознание ответственности большинства за свою общую судьбу. Здесь народ не назовешь толпой. С другой стороны, уже появляется противопоставление оформляющейся элиты, вождей. Наилучшие, опираясь на народ, сдерживают многочисленных тщеславных кандидатов в вожди и тираны. Хотя социальное отчуждение только намечается, народ (не толпа), так или иначе, в значительной степени по-своему и достаточно эффективно контролирует государственные институты. В обществе по-прежнему доминирует ощущение общей судьбы.

Третий период – «государство-народ». Или «народ-толпа». Формально и официально – самый длительный период жизни народа. Народ уже не контролирует государство и не может это делать. «Государство – это я». То есть король, царь, хан, президент, генсек. «Государство – это организованное насилие». Окончательно оформляется парадоксальный конфликтный треугольник: т. н. вожди – т. н. элита – народ-толпа. Именно здесь корень неизбежности дальнейшего системного кризиса. Но, в любом случае, большинство обречено на исторический проигрыш.

Качества элиты, ее гомогенность, ее способность сохранить ответственность за народ играют решающую роль. Но ответственность за режим вытесняет ответственность и за народ, и за государство. Далее следует неизбежная деградация элиты, превращение ее в квази-элиту неминуемо приводит и к скорой деградации и режима, и государства. При этом абсолютное большинство народа постепенно, незаметно скатывается в скотское, рабское положение, постепенно теряя свои изначальные качества.

Наконец, последний четвертый период: системный кризис открыто выступает на историческую сцену, превращаясь в решающий фактор, то ли окончательной деградации, то ли неожиданного скачка – через революцию – вверх, в Неизвестность. Главный принцип: «или-или».

Исчезают окончательно остатки реального элитарного мышления и элитарного сознания. Власть переходит к антиэлитам, которые стремятся только к «личному обогащению». Мелкобуржуазность, всеохватывающий партикуляризм воцаряется в общественном сознании. Происходит всеобщая нравственная деградация: «можно всё, лишь бы не попасться». Тотальная деградация государства проявляется, прежде всего, в беспрецедентных формах коррупции и воровства. Население окончательно и бесповоротно превращается в народ-быдло.

…Это не линейный и не заранее предопределенный процесс. В течение четырехсот лет появляются исторические шансы. Некоторые – например, китайцы, римляне и византийцы, – ими воспользовались. Другие – нет. В основном из-за низкосортности вождей.

 

Николай II и Сталин

К концу 1916 года в Российской империи резко обострился и забурлил весь, копившийся уже долго, сложнейший клубок противоречий: социально-экономических, классовых, политических, идеологических, этнонациональных, внутрирегиональных.

Общенациональный системный кризис неуклонно и драматически приближался к своей финальной фазе.

Еще вчера, казалось бы, гордый имперский народ неожиданно скукожился, а потом парадоксальным образом куда-то взял и выветрился. Как писал В. Розанов в «Апокалипсисе нашего времени»: «Русь слиняла в два дня. Самое большее – в три… Поразительно, что она разом рассыпалась вся, до подробностей, до частностей. И собственно, подобного потрясения никогда не бывало, не исключая “Великого переселения народов”. Там была – эпоха, “два или три века”. Здесь – три дня, кажется даже два. Не осталось Царства, не осталось Церкви, не осталось войска, и не осталось рабочего класса. Что же осталось-то? Странным образом – буквально ничего».

С. Трубецкой приводит поразительный пример. Осенью 1916 года резко усилилось дезертирство из армии. Немногочисленные представители патриотической интеллигенции приходили на вокзалы и, пытаясь как-то воздействовать на толпы прибывающих дезертиров, взывали: «Вы же русские!», «Вы должны защитить русский народ!», «Русский народ надеется на вас!»

А вот типичные ответы, которые приходилось тогда выслушивать этим интеллигентам-идеалистам: «Я не русский, а саратовский!», «Я не русский, а казак!», «Я не русский, а вятич!», «Ты – русский? Вот и иди на фронт, кормить вшей!»

Всего несколько лет открытого системного кризиса, вкупе с войной, привели к победе регионального, провинциального самосознания над имперским духом, самоощущением большого народа. И это была не сиюминутная эмоциональность, а страшная, глубинная, всё более разворачивающаяся в пространстве и во времени социальная тенденция. В 1919 году, в самый тяжелый год гражданской войны, страна фактически раскололась на 120 частей.

Вообще, надо сказать, что гражданская война – наилучшее средство вытравливания осознания национальной и государственной идентичности.

В 20-е годы, на фоне последствий страшной гражданской войны, массового голода 1921–1922 годов, резких колебаний во внутренней политике, деградация и фрагментация социума продолжалась. Улетучиванию правового сознания, резкому ослаблению нравственности, отчуждению социума от какого-то непонятного коммунистического государства способствовали многочисленные ультралевые эксперименты в культурной, образовательной и социальной сферах. Ожесточенная внутриполитическая борьба приводила к тому, что еще вчерашние революционные кумиры, представители «ленинской гвардии», вдруг в одночасье превращались во «врагов партии».

В 1921 году, в условиях действительного экономического одичания, в Советской России была провозглашена «новая экономическая политика». Буквально за несколько лет в стране возродился класс, с которым, казалось, беспощадно боролись на протяжении всей гражданской войны, и который, казалось, был уже уничтожен.

И он не только быстро возродился, но и вновь быстро разбогател, особенно при поддержке соответствующих партийных и силовых кураторов.

«Крыша», она и тогда была «крышей». В октябре 1923 года Дзержинский в своем письме к Сталину выделяет основные методы воздействия нэпманов на высокопоставленных представителей советской власти: «подкуп и развращение». Хотя понятно, что подкупить и развратить можно только того, кто хочет быть подкупленным и развращенным. Так стала формироваться коммунистическая коррупционная система.

Напряжение в стране росло, и массовая коммунистическая болтовня только усугубляла ситуацию.

Когда появилась непосредственная угроза перерождения революции, НЭП был отменен. И вот тут появляется очень интересный, вплоть до нашего времени, вопрос: а куда же подевались эти пять или шесть миллионов «нэпманов»? Неужели они стройными рядами пошли на стройки и на заводы? Конечно, нет. Или их репрессировали, у них отняли спекулятивно нажитый капитал? Нет, таких оказалось всего лишь несколько десятков тысяч по всей стране.

Так вот, очень многие из этих нэпманов, которые прекрасно знали правило, что надо «делиться», оказались либо в партийных и советских органах, либо в структурах, близких к таким органам. Короче, ближе к своим негласным коммунистическим кураторам по коррупционной системе. Между прочим, как раз в конце 20-х-начале 30-х годов вывоз коммунистическими бонзами за границу золота, драгоценных камней, произведений искусства и других ценностей достиг своего пика.

Летом 1928 года в основных промышленных центрах Советского Союза вспыхнул острый продовольственный кризис. Несмотря на хорошие урожаи последних лет, в крупные города медленно вползало еще не забытое отчаяние массового голода. Генеральный секретарь ВКП(б) И.В. Сталин поехал в многомесячную поездку по стране, чтобы убедить крестьян продавать хлеб для голодающих рабочих.

В Красноярском крае высокопоставленная делегация из Москвы направилась на юг, в сторону Шушенского, в одно из наиболее зажиточных и многочисленных сел. Сталин сам выступил на импровизированном митинге. Он говорил о пухнущих в городах от голода детях, об их родителях, которые за станками теряли сознание, говорил о том, что стране нужен хлеб, чтобы выжить… От имени высшей государственной власти он просил хлеба.

Сотни крепких сельчан, собравшихся послушать «нового красного царя», шумно лузгали семечками и открыто посмеивались над странной, негромкой, с сильным акцентом, речью невысокого грузина. Когда Сталин закончил говорить, один из местных богатых и авторитетных мужиков, сплюнув шелуху от подсолнечника под ноги генсеку, громко сказал: «Вот лично тебе, рябой, я пшеничку дам. Целых четыре мешка. А? Ты вот только того, спляши здесь сейчас…».

…Если бы в 1898 году в это же село приехал Николай II, эти крестьяне или их родители на коленях встречали бы царя и не осмелились бы поднять голову.

…Историки говорят о действительном, глубинном противоречии, существующем в душе русского человека. С одной стороны, он обладает сильным государственническим инстинктом. В условиях Великорусской равнины ни семейные, ни родовые, ни племенные связи не могли дать безусловных гарантий безопасности человеческой жизни. Только мощное государство может стать таким гарантом.

Но, с другой стороны, русский человек одновременно есть анархист и революционер. Когда он постоянно сталкивается с «мерзостями каждодневной жизни», с конкретными оскорблениями и унижениями со стороны представителей власти, с ужасающим воровством, аморальностью «государевых слуг», коррупцией, беззаконием, он может стать – и часто становится – бунтовщиком, врагом «мерзопакостного» государства.

Как из населения сделать великий авангард истории?

Если честно, то к началу 30-х годов народа в стране как такового не было. Ну, ладно, если же он как социально-политическая общность все же и существовал, то, в лучшем случае, это было весьма жалкое, убогое зрелище. Определения «великий», «героический», «авангард исторического процесса» и т. д. в отношении советского народа сформулировал именно Сталин. В нескончаемых внутрипартийных дискуссиях 20-х годов такого пафоса в отношении народа практически не было. Да и в истории Российской империи образ «народа-героя» никогда не использовался. Великими были государи, сама российская монархия, династия, империя, но никак не подданные, которых с трудом можно было представить в виде некоего совокупного, единого народа.

Соответствует ли нынешний российский народ сталинским критериям «великого», «героического»? Можно ли его назвать «авангардом исторического процесса»? Мог бы нынешний российский социум выиграть войну у фашистской Германии?.. Это к вопросу о роли личности в истории.

Но ведь именно «народ» в рамках марксистско-ленинской теории является главным историческим субъектом. Однако Сталин понимает, что реального народа нет.

Что он тогда делает в этом отношении, после того как все основные рычаги власти к середине 1929 года оказываются у него в руках, и он публично, на пленуме ЦК, заявляет о неизбежности приближающейся войны и о категорической необходимости выработки и реализации мобилизационной стратегии?

Во-первых, Сталин, как истинный марксист и ленинец, начинает и политически, и пропагандистски, и идеологически, и организационно создавать «культ народа». В той исторической ситуации это имело первостепенную важность. Нужна была новая опорная точка для качественно новой самоидентификации и консолидации разобщенного, расколотого социума. Начинает создаваться особое поле гравитации: само понятие «великий народ» приобретает исторический магический аромат. «Мой личностный смысл жизни вдруг проясняется, когда я становлюсь частью великого народа».

Причем Сталин как большевик в данном случае под народом имел в виду, прежде всего, не этно-национальный компонент, а социально-политический феномен, политическую нацию нового типа.

Во-вторых, если советский народ является «авангардом исторического процесса», то, соответственно, он должен реализовывать кардинально новый цивилизационный проект – построение, созидание принципиально нового типа общества и государства как примера для всего остального человечества.

Это и есть грандиозное, великое «общее дело». То есть не просто тупая, многословная пропаганда по поводу некоего великого народа, а «общее дело», через реальность которого, через огромный труд, через то, что может увидеть, пощупать руками каждый, создается общее, единое целое.

В-третьих, такое авангардное созидание социализма возможно только как совместное творчество и сотворчество миллионов и десятков миллионов советских людей. И именно через это каждодневное сотворчество в «общем деле» миллионы людей постепенно и осознанно превращались в новую социально-политическую общность – советский народ.

Вот это уже очень важный и политический и методологический момент. Троцкий, будучи в эмиграции, многократно обвинял Сталина в том, что тот реализует курс на построение бюрократического социализма. Однако социализм для Сталина как идеологический идеал и практическая политическая цель отнюдь не являлся бюрократической игрой, чиновничьей показухой, бюрократической скукой, что произошло гораздо позднее, в 60-е и 70-е годы. Социализм являлся для него, прежде всего, каждодневным, совместным, творческим трудом абсолютного большинства советского народа. Причем таким трудом, в котором можно было найти и реализовать общенациональный, коллективный и личностный смысл жизни.

В-четвертых, народ – это не статистический факт, а дух ответственности, именно как живое, жизненное состояние. Поэтому необходимо было в рамках реализации нового цивилизационного проекта сформировать новую систему взаимной ответственности, которая могла бы преодолеть групповой, коллективный, ведомственный, личностный партикуляризм.

Начиная с 1922 года, когда Сталин стал генеральным секретарем компартии, он целенаправленно, опираясь на свою стратегическую разведку, стремился превратить партию в «орден меченосцев». Нужен был ключевой политико-организационный инструмент для преодоления тотальной общенациональной безответственности. Причем инструмент, укрепляющий сознательность, осознанность, среди, в основном, неграмотного или малограмотного населения страны. Поэтому «орден меченосцев» должен был, прежде всего, действовать, демонстрируя массовый пример: «Делай, как я, делай, как мы!». В этой стратегии Сталин опирался и на практический, дореволюционный опыт ВКП(б), с ее двухкомпонентной оргсистемой. На практике же общенациональная корпорация «народ-государство» под названием СССР стала трехкомпонентной системой.

Члены партии, как представители «ордена меченосцев», в каждодневной жизни несли гораздо большую, и правовую, и политическую, и моральную ответственность, чем другие граждане страны. Ибо еще одна стратегическая задача заключалась в восстановлении, укреплении массового правового сознания. Справедливость и ответственность реализуются не через лозунги и словесный понос высокопоставленных чинов, а через справедливые законы, обязательные для исполнения всеми.

Поэтому-то репрессии 1937–1938 годов обрушились, прежде всего, на членов партии, ибо самое страшное преступление в «ордене меченосцев» – предательство.

Чувство ответственности советского народа в 30-е – 50-е годы многократно превышает ответственность расейского населения конца XX – начала XXI веков. Это абсолютно несравнимые вещи.

В-пятых, ответственность предполагает, что «великий народ» имеет историческое право на использование всех законных средств для реализации стратегических целей, включая массовое, организованное насилие против своих врагов.

Так называемые массовые репрессии, по сути, представляли собой форму самозащиты нового советского народа, проявление своего рода инстинкта самосохранения накануне большой войны.

Хотя в самой Конституции 1936 года нет нормы, связанной с диктатурой пролетариата, тем не менее, в своем выступлении на Съезде народных депутатов председатель Конституционной комиссии И. Сталин недвусмысленно подчеркнул бескомпромиссный классовый характер советского государства.

К началу Великой Отечественной совершенно немыслимое, казалось бы, чудо свершилось – советский народ как действительный исторический субъект реально появился. И он на деле доказал эту свою историческую субъектность, победив в войне, которую по обычным рациональным меркам выиграть никак не мог.

Более того, никакой другой народ, кроме советского, не смог бы тогда победить действительно великого врага – фашистскую Германию.

 

Почему Отечественная – Великая?

Наиглавнейшим показателем зрелости любого народа, его величия, его осознания особой ответственности перед своим прошлым и будущим является способность массово порождать героев. Если же герои не появляются, или же их число ограничено и случайно, то, скорее всего, данный народ уже совсем и не народ даже, а всего лишь булькающая биомасса.

Во время Великой Отечественной советский народ показал чудеса массового героизма – и на фронте, и в тылу. Никакой другой народ в мире, кроме советского, во время Второй мировой войны не проявил себя именно как «народ героев».

Великая Отечественная продемонстрировала также, насколько глубоко идеология «общего дела» стала внутренним содержанием массового общественного сознания советского народа. «Борьба с беспощадным врагом», «защита общей Родины», действительный патриотизм стали зримым символом общего дела. Кроме того, именно в военный период, и на фронте, и в тылу, «общее дело» массово стало осознаваться «лично моим делом».

Великая Отечественная выковала высочайшую дисциплину и самодисциплину советского народа. Казалось бы, по этому показателю германский народ, по историческим причинам, безусловно, всех опережал в Европе. Тем не менее, и здесь советский народ опередил немцев.

Что такое дисциплина и самодисциплина народа? Это проявление его исторической ответственности.

Так вот, к концу войны, а возможно уже с середины 1943 года, по этому показателю советский народ был на первом месте в мире. Да, были жертвы, огромные жертвы. Но сейчас мы можем уверенно сказать, что эти жертвы исторически не были напрасны. В отличие от миллионов погибших, униженных и растоптанных через полвека, в 90-е годы.

Великая Отечественная, как плавильная печь, завершила формирование героического советского народа. Здесь на фоне реализации «общего дела» сформировались и закрепились нравственные принципы нового цивилизационного проекта – особое, братское отношение друг к другу, советская солидарность и гуманизм, взаимопомощь, вплоть до «Сам погибай, а товарища спасай».

… Мой покойный отец, Султанов Загит Яруллович, оказался на действующем фронте в январе 1943 года. Ему еще не было и 18 лет. Он был три раза ранен, последнюю пулю, которая застряла у него в теле недалеко от сердца, извлекли только в 1960 году.

Почему-то он не любил говорить о Войне. Да и я мало его расспрашивал, в чем сейчас глубоко раскаиваюсь. Но некоторые его слова я помню до сих пор.

Он рассказывал, что немцы очень хорошо воевали. Когда я его спрашивал, почему же тогда мы выиграли, он отвечал так. На нижнем уровне: рота против роты, – мы не только были равны, но, может быть, даже были сильнее, чем немцы. Но чем выше был военно-оперативный уровень, тем больше опыт и искусство германских офицеров и генералитета превосходил наших. Но – до поры, до времени. Когда же наш офицерский корпус перестал здесь уступать немцам, мы начали выигрывать.

Однажды я спросил его, кто же все-таки сыграл главную роль в победе. Отец не ответил, что Сталин, хотя его глубоко уважал. Он сказал: «Русские солдаты». Он не сказал, «русские» или «русские офицеры», а именно «русские солдаты».

«Почему?» «Те, с которыми я встречался, умели воевать. Кроме того, многие из них потеряли своих родственников на оккупированных немцами территориях. Они хотели мстить. И жестоко».

У моего отца – очень худого татарского юноши небольшого роста, почти не умевшего говорить на русском, в первые месяцы на фронте оказался наставник. Его звали Николай. Он сам взялся опекать моего отца, которого на фронте почему-то прозвали Сашей. Так вот, Николай, рассказывал мой отец, научил его очень важным и нужным военным премудростям, которые помогли выжить.

«Сплошная линия немецкого огня. Как безжалостная бритва. «За Родину, за Сталина!». Рота поднимается в атаку. Кто-то через несколько секунд погибнет. Рядом все больше и больше падают наши, а мы вместе с Николаем идем в атаку и все же остаемся живы… Если бы не Николай, я бы не выжил…».

Потом отца ранило, он оказался в госпитале, а через три месяца воевал уже в другой воинской части. С Николаем он уже никогда не встречался.

Мой отец умер, в том числе от последствий боевых ран, в 1988 году. И последние годы он часто вспоминал своего русского наставника на фронте, и иногда даже плакал. Я его не спрашивал, почему… Чувство ответственности моего отца проявлялось в том, что он никак не мог забыть о своем личном, так и не оплаченном долге перед легендарным русским воином – Николаем…

Когда народ действительно осознает себя великим народом, и не просто осознает, а массово проявляет свое величие в критической военной ситуации, в ситуации «жизни или смерти», с ним происходят удивительные вещи. Война учит выживать, и война заставляет быть умнее, чем противник.

Война объективно выдвигает на передний план самых изобретательных, самых творческих, самых жизнеспособных. В Великой Отечественной было много случаев, когда люди за несколько лет проходили путь от младшего лейтенанта до полковника.

В жизни, как известно, ничего не дается даром. Тем более, в жизни народа.

Да, в Великой Отечественной много жертв, может быть, даже слишком много. Но эта война не только позволила окончательно оформиться в истории принципиально новому советскому народу, но и позволила за несколько военных лет пройти историческую дистанцию, которую другие проходят за десятилетия, а может быть, и столетия.

Самое главное, с моей точки зрения, заключается, в том, что в советском народе, в результате Великой Отечественной, сформировалось новое ядро, объективно ориентированное на будущее – важнейшая ключевая социальная группа – несколько миллионов пассионарных людей, способных к креативному, в том числе и технологическому, мышлению, умеющих обращаться со сложной техникой, способных принимать критически важные решения в условиях дефицита времени.

Именно благодаря этим нескольким миллионам, советский народ получил возможность начать реализовывать свой цивилизационный проект. Именно благодаря этим людям в сороковые и пятидесятые годы великий Советский Союз стал действительным авангардом мирового развития, демонстрируя самые высокие темпы социально-экономического развития. Тогда не только «цены снижались», но и советский человек первым оказался в космосе.

Но потом, на взлете, новый советский народ был безжалостно предан. Не империалисты выиграли. Нет, вдруг странным образом переродился «Орден меченосцев». И не просто переродился, а словно куда-то мистическим образом исчез: материальные ценности взяли верх над вечными.

Коммунистическая партия Советского Союза времен Хрущева, Брежнева, Горбачева предала свой народ, своё прошлое и своё будущее.

И никто из коммунистических бонз при этом не повесился. Иуда оказался более нравственным.

Даже недавний исторический опыт демонстрирует, что именно великие державы со своими национальными мобилизационными проектами, доказавшими наибольшую эффективность в период глубоких трансформаций на мировой арене, обычно становились основой формирования последующих новых глобальных систем.

«Покажи мне свой мобилизационный проект, и я скажу, что с тобой будет послезавтра!».

После Второй мировой войны именно на основе долгосрочных стратегий Сталина и Рузвельта, которые стали результатом осуществления соответствующих национальных мобилизационных проектов, была сформирована новая глобальная биполярная система.

У очень небольшого количества мировых игроков в сегодняшнем мире есть такой уникальный опыт форсмажорного системного мобилизационного проектирования и осуществления мобилизационного проекта, каким обладает Россия как наследница Советского Союза. Соответственно, и на реализацию успешных национальных мобилизационных проектов Китая, КНДР, Вьетнама, Кубы в значительной степени повлияло тщательное изучение и использование именно советского опыта 30–50 годов XX века.

Благодаря эффективности чрезвычайного мобилизационного проектирования, благодаря созданию особого мобилизационного механизма как системы Советский Союз оказался в состоянии:

• победить в Великой Отечественной войне,

• осуществить рекордную в истории социально-экономическую и культурную модернизацию отсталого социума,

• совершить резкий рывок в экономическом развитии в 50-е годы,

• выработать собственную цивилизационную модель,

• обеспечить и сохранить геостратегический баланс сил в мире вплоть до 80-х годов XX века.

ОЧЕНЬ МНОГИЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫЕ ДОСТИЖЕНИЯ СССР СТАЛИ СЛЕДСТВИЕМ ИМЕННО ТЩАТЕЛЬНО ПРОДУМАННОГО И РЕАЛИЗОВАННОГО СОВЕТСКОГО СТРАТЕГИЧЕСКОГО МОБИЛИЗАЦИОННОГО ПРОЕКТА.