Еще не разогнав остатки сна, Дорис не без труда села в постели. Который час? Глаза ее немного округлились, когда она взглянула на часы. Она не могла припомнить, когда последний раз спала так крепко. И так долго. Невил непременно объявит это обстоятельство одним из целительных эффектов, связанных с отдаленностью его жилища от цивилизации.

У Дорис же имелись свои мысли на сей счет. Она с подозрением подумала: интересно, что на самом деле плескалось в кружке какао, выпитого на ночь? Какао! Она не пила его с тех пор, как поступила в университет.

Дом казался тихим и пустым.

Нахмурившись, Дорис опустила ноги на пол и потянулась за халатом. Вчера вечером Невил сказал, что утро они проведут за обсуждением деталей ее курса.

— Вполне очевидно, в нем появятся некоторые отличия от обычных курсов.

— Очевидно, — сухо согласилась Дорис. — В конце концов, люди, с которыми вы имеете дело во время обычных курсов, уже обращены в вашу веру, не так ли?

— Не совсем, — возразил Невил. И твердо добавил: — К тому же они приезжают сюда не обращаться в какую-то веру, а найти помощь в распознавании признаков стресса и преодолении их, в обретении возможности взаимодействовать с другими людьми вообще и с коллегами в частности.

— А вы никогда не помышляли о карьере дипломата? — с язвительной улыбкой пробормотала Дорис почти неслышно, но, видимо, недостаточно тихо, потому что Невил посмотрел на нее в упор и ответил:

— Нет. У меня не хватает для такой карьеры терпения, а может, и проницательности.

Дорис так и подмывало вступить в спор, но неожиданно ее одолела зевота.

— Вы устали, — заключил Невил, поднимаясь со стула. А потом сухо добавил: — А может быть, я вам скучен?

Ждал ли он от нее ответа, угрюмо подумала Дорис. Он наверняка должен знать, что «скучным» любая нормальная представительница женского пола найдет его в самую последнюю очередь.

Где он сейчас? Каким-то чутьем, неизвестно откуда взявшимся, девушка чувствовала, что в доме Невила нет.

Она босиком прошлепала к окну и, откинув занавеску, прищурилась от неожиданно ослепительного утреннего света. Небо было голубым, а солнце — сверкающим и очень ярким.

Моргнув от слепящего света, Дорис не сразу поняла, чем вызвано необыкновенное сияние, залившее окружающие горы: солнечным светом или внезапно выпавшим снегом. Дорис моргнула еще раз и слегка приоткрыла от изумления рот, увидев, что на улице действительно лежит снег. Снег в октябре! Дорис вспомнила слова, брошенные накануне Смайлзом.

Уэльс — особая страна, предупреждал ее Невил. И сейчас этот горный бесплодный край предстал перед ней как чужой, далекий и даже немного пугающий. Дорис доводилось слышать в новостях или читать об альпинистах, пропавших в снежных лавинах и буранах в горах Шотландии и Уэльса в такое время года, когда сама мысль о снеге в других частях страны казалась нелепой. В суете большого города, в густонаселенных районах о существовании гор легко было забыть.

— Обещаю, что ко времени отъезда вы увидите себя и каждого человека, каждую вещь вокруг в совершенно ином свете, — уверенно пообещал ей Невил вчера вечером.

— В каком же? — с легким вызовом спросила Дорис.

— Подождите — и увидите.

Дорис слегка поежилась, словно ощутила ледяной холод снежных вершин, хотя на самом деле стояла в хорошо протопленной спальне. Возможно ли, что процесс перемен начался уже с ее реакции на горы за окном, с ее трепета перед этим зрелищем?

Не глупи, обрушилась на себя Дорис. Ладно, тебя потрясли покрытые снегом вершины, и это естественно, но мысль, что убеждения пошатнулись, просто смешна. Вряд ли Невил лично отвечал за снег, так ведь? — улыбнулась она про себя. Когда придет время покидать Уэльс, взгляды ее не изменятся, а, наоборот, укрепятся. Невил может казаться искренним в своих убеждениях, но ему не удастся изменить ее. Пока «обращенные» с энтузиазмом разыгрывают роли, которым он их обучает, другие, более хитрые и не так сильно поддающиеся чужому влиянию, воспользуются преимуществом и повернут игру в своих интересах — такова уж человеческая натура.

А если Невил прав, если люди могли сосредоточиться, возвысить собственную внутреннюю ценность, но не из материальных и состязательных побуждений, тогда… Невозможно, быстро подумала Дорис. Разве только в каком-то идеальном мире, населенном идеальными людьми.

Звук за окном привлек ее внимание, и она прислушиваясь. Там будто кто-то работал. Невил? Разве не она являлась его работой?

Если таким образом — то есть простым игнорированием — он пытается обратить ее, то… А может, он все же призадумался? Может, он понял, что Дорис не так-то легко сломить. Неужели он даже сделал шаг к отступлению?

Быстро выбрав свежую одежду, она поспешила в ванную. Если она сумеет заставить Смайлза признать его неправоту, то сможет уехать отсюда, вернуться к своей реальной жизни, прежде… Прежде чего? Прежде чем начнет забывать, зачем она здесь? Прежде чем закроет глаза и позволит соблазнить себя, подчинившись влечению к мужской силе и привлекательности Невила? Смешно! Будто из всех людей именно она окажется достаточно глупой, чтобы совершить подобное.

Одевшись, она спустилась в кухню. Здесь было пусто и тщательно прибрано. На столе лежала записка, адресованная Дорис. Она быстро прочитала ее, пытаясь унять усилившееся сердцебиение, возникшее, пока она всматривалась в твердый почерк Невила:

Заглянул к вам в семь, но решил дать вам поспать. Позавтракайте сами.

Он заглядывал к ней!

Дорис бросило в жар. Мысль о том, что он видел ее спящей и беззащитной, шокировала девушку. Румянец на лице стал еще гуще, когда она вспомнила, что ночная рубашка во сне расстегнулась и сползла с плеча.

Он не имел права заходить в ее спальню, сердито подумала Дорис. Она непременно скажет об этом Смайлзу, когда увидит его.

Дорис выпила только чашку кофе, слишком возбужденная, чтобы съесть что-нибудь. Любопытство тянуло ее на улицу, в направлении шума, услышанного через окно.

Снаружи оказалось гораздо холоднее, чем она ожидала. Купленный из мимолетного каприза брючный костюм из прекрасной шерсти не защищал ноги от пронизывающего ветра. Дорис пожалела, что вышла без куртки.

Она уже собиралась вернуться, когда шум за спиной остановил ее. Сердце бешено заколотилось от знакомого стука копыт по вымощенному булыжниками двору. Обернувшись, девушка увидела Бобби. Козел перегородил дорогу к дому, уставившись на Дорис злобным взглядом.

Все внутри замерло от страха. Еще ребенком Дорис навещала бабушку, державшую козу. Как-то мама повела девочку посмотреть на маленьких козлят, беленьких и мягких, но козе присутствие людей не понравилось, и она набросилась на них. Мама особенно не испугалась, но Дорис происшествие казалось чудовищным, она не могла его забыть.

Затаившийся внутри страх шевельнулся вчера, но одно дело смотреть на козла из-за широкой спины Невила и совсем другое — повстречаться с ним один на один во дворе, зная, что животное погонится за нею, если она поддастся страху и кинется бежать.

Козел будто бы угадывал чувства Дорис. Он моментально переключил свое внимание на ее брюки.

— Только один раз укуси, убью, — пригрозила Дорис, но могла поклясться, что он смеется над ней, прекрасно понимая ее неспособность защитить и брюки, и себя.

Козел сделал шаг вперед, потом еще, еще… Сердце девушки забилось сильнее, во рту пересохло.

— Шу… — дрожащим голосом произнесла она. — Шу… Уходи… Уходи…

Слабый дрожащий голос и робкие слова, не произвели на агрессора ни малейшего впечатления. На мгновение мелькнула мысль: неужели это дрожащее от страха существо — я, та самая женщина, которая настояла на своем и одержала верх в противостоянии с хитрейшими и искуснейшими торговцами Индии и Пакистана? Где-то на периферии сознания промелькнуло, что ритмичное постукивание по булыжникам прекратилось. Она была слишком напугана животным, чтобы понять, почему стук прекратился. Теплое, веселое восклицание Невила: «А, вы уже встали, хорошо… Я собрался сделать перерыв для ланча», — явилось полной неожиданностью.

В любое другое время Дорис непременно сердито огрызнулась бы на его поддразнивание и подчеркнула, что, если он в самом деле ест ланч в десять утра, он весьма необычный человек. Но сейчас волнение от звука его голоса, смешанное с пережитым страхом, заставило ее быстро обернуться. Страх моментально сменился ощущением унижения оттого, что Невил увидел, в какой глупый переплет она попала.

Козел будто только и ждал, что девушка пошевелится, отведет глаза, потому что он тут же воспользовался выпавшим ему преимуществом и кинулся к ней с победным блеянием.

Дорис услышала грозный стук по камням и резко повернулась. Все прочие чувства утонули в паническом страхе. С расширившимися от ужаса глазами Дорис реагировала на происходящее инстинктивно: надо убежать, удрать. Но изящная городская обувь не годилась для скользких булыжников, а остатки сознания подсказывали, что ни одно человеческое существо на двух неудачно обутых ногах не могло надеяться перегнать злобное животное на четырех.

Дорис опять превратилась в маленькую девочку, знавшую, что спасения нет, что…

Сердце еще раз дернулось, когда земля неожиданно уплыла из-под ног. Но она обнаружила себя не лежащей на грязных камнях с Бобби, тяжело дышавшим ей в лицо, а почувствовала надежное успокаивающее тепло другого человеческого тела и пару сильных оберегающих человеческих — мужских — рук, крепко державших ее.

Человеческих… мужских… Невил.

Дорис открыла зажмуренные от страха глаза.

Невил! Невил поддерживал ее, рука Невила скользила по ее волосам, когда он осторожно прижал лицо девушки к теплому изгибу своей шеи. А голос Невила, мягкий и живой, слегка дрожавший, что могло оказаться намеком на поддразнивающий смешок, тихо сказал ей на ухо:

— Эй, все в порядке. Это только Бобби, и все.

И все!

Дорис в негодовании подняла голову и посмотрела на мужчину.

— Он собирался напасть на меня, — дрожащим голосом сказала она и сильно закусила губу, вспомнив, какой пережила страх. Все тело ослабело и затряслось, холод пронизал ее насквозь, слезы, которые Дорис до сих пор сдерживала, предательски брызнули из глаз. — Все в порядке. У вас, — сердито бросила она Невилу. — Вам это кажется только забавным, но…

Дорис решительно попыталась высвободиться из рук, все еще обнимавших ее, хотя прекрасно сознавала, что Бобби был еще здесь, правда уже на почтительном расстоянии.

— Нет, мне это забавным не кажется, — возразил Невил. В голосе, как и в прикосновении руки к ее лицу, было что-то — какой-то оттенок, заставивший девушку затаить дыхание.

— Отпустите меня, — потребовала она, но в ее слабом голосе совсем не слышалось решимости.

— Через минуту, когда силы вернутся к вам. Вам не надо бояться Бобби, — сказал Невил, поворачивая девушку обратно к дому.

— Он напал на меня, — повторила Дорис.

— Бобби — задира, он почуял ваш страх и воспользовался им, как и все задиры. Но ведь вас напугал не один только Бобби, правда? — проницательно добавил он, открывая перед спутницей дверь на заднем дворе.

— Правда, — сдержанно призналась Дорис. — Было как-то… У моей бабушки жила коза, которую я ужасно боялась. Бабушка смеялась надо мной, говорила, чтобы я не болтала глупостей, что в жизни будет много вещей, пугающих гораздо сильнее, чем коза. Бабушка презирала слабость в людях. Она была очень сильной женщиной. — Дорис нахмурилась, увидев, как Невил смотрит на нее. — Что это? — неуверенно спросила она. — Почему вы так на меня смотрите?

— Я просто думал о ребенке, которым вы когда-то были…

— Не надо, — резко предостерегла Дорис. — Я больше не ребенок. Я женщина и…

— Знаю.

Что-то неуловимое в его голосе заставило Дорис поднять глаза, и вдруг ее, будто молнией, пронзило понимание.

— Самая настоящая женщина, — глухо произнес Невил.

— Нет.

Отрицание было таким неубедительным, что Дорис нисколько не удивилась, когда Невил проигнорировал его. Мужские руки легли ей на талию. Потом, осторожно поглаживая, скользнули по спине вверх и обратно вниз, к бедрам, а в глазах светилось такое сильное чувственное удовольствие, что Дорис застыла.

Если бы какой-то другой человек испытывал такое же наслаждение от прикосновения к ней, он ни за что бы не выдал себя, не раскрыл, как нравятся ему очертания ее тела, тепло кожи под кончиками пальцев.

Все чувства Дорис сосредоточились на том, что, она знала, должно случиться, на медленно растущем предчувствии, на осторожном прикосновении рук Невила, когда он взял ее лицо в ладони, легко скользнув кончиками пальцев по нему и словно оставив следы огня на коже. Дорис видела, как порывисто вздымается его грудь, как тяжело стало ему дышать, видела напряженную сосредоточенность в глазах, потемневших от желания. Он желал ее.

Сердце опасно встрепенулось в груди, дыхание тоже стало прерывистым. Губы Невила коснулись ее кожи, пальцы откинули волосы с лица и ласково провели за ухом, заставив Дорис вздрогнуть и закрыть глаза. Невнятный звук, который мог означать отказ или удовольствие, замер в горле, когда губы мужчины двинулись по следу пальцев.

Дорис почувствовала, как все тело начало дрожать от восторга, как оно ожило и как, не делая никаких попыток двигаться, она оказалась совсем близко к Невилу. Так близко, что слышала неясные удары его сердца, ощущала напряжение его мускулов, теплоту кожи под своими руками, которые она, даже не заметив когда, подняла, чтобы прикоснуться к нему.

Словно закружившись в водовороте, Дорис чувствовала лишь сильный пульс, бьющийся в ямочке у горла, жар, исходящий от мужского тела, едва уловимый переход от осторожных прикосновений к почти бесконтрольному движению губ по ее коже. И ее собственный отклик на ласки.

Она хотела его. Вопреки всей логике, всем фактам. Дорис ощущала силу их взаимного влечения, свое желание принадлежать этому мужчине. Оно было так сильно, что, несмотря на противоречие ее прежним чувствам, полностью подчинило Дорис. Она оказалась абсолютно не властна контролировать его.

Страх и паника охватили Дорис. Но вместо того чтобы помочь ей собрать волю и оторваться от Невила, остановить происходящее, они лишь увеличили ее слабость, неспособность противостоять мощному потоку, захватившему ее.

Дорис все же попыталась остановиться, запротестовать, но произнесенные дрожащим голосом слова растаяли под горячими губами Невила, когда он еще теснее прижал девушку к себе, целуя ее с такой мягкой решимостью, что все тело ее будто размякло, утратив способность к сопротивлению.

Ни один мужчина прежде не целовал ее так, не будил в ней таких чувств. Они были не только вызваны физическим влечением, но и наполнены такими эмоциями, которые заставляли слезы закипать под прикрытыми веками, горло — болеть от молчаливого стона, а тело — терзаться жаждой.

В Дорис не осталось ни воли, ни сил, ни чувств, которые не контролировал бы в тот миг Невил. И сознание, и тело с радостью подчинялись его губам. Легкая ласка языка, когда он настойчиво провел им по ее губам, заставила их дрогнуть и разомкнуться, позволив Невилу дойти до той черты интимности, от которой у Дорис от наслаждения закружилась голова.

Наслаждение… Разве могло это невыразительное слово воплотить все ощущения и эмоции, бушевавшие в ней сейчас, наэлектризовывая каждый дюйм тела внутри и снаружи до такой степени, что Дорис едва могла вынести бремя собственной одежды или унять дрожь, пробуждаемую лаской рук Невила.

— Нет!

Дорис резко отшатнулась от Невила, оборвав поцелуй и пытаясь рассеять темные магические чары силой своего разума. Лицо девушки теперь горело от досады. Она едва узнавала себя, захлестнутую бурными эротическими помыслами и желаниями.

Невил шагнул к ней, словно намереваясь снова обнять, чего, как осознала в доли секунды Дорис, ей и хотелось. Она действительно желала, чтобы он обнял ее и заглушил протесты разума сильным и страстным поцелуем, позволив подчиниться влечению, терзавшему ее.

Сердце заныло от страха, от паники, вызванной осознанием, как близко она подошла к роковой черте, готовая потерять контроль над собой.

Она увидела, как Невил нахмурился, рука, потянувшаяся было к ней, упала, а улыбка медленно растаяла в глазах.

— Я возвращаюсь в дом, — коротко сказала Дорис.

Ничего удивительного, что он перестал ей улыбаться. Девушка с отвращением подумала, сколько же женщин до нее обманулись лживым обещанием его соблазнительного поцелуя, чувственным прикосновением, неподдельным напряжением его плоти. Невил отпустил ее нехотя. Но в той быстроте, с какой он слегка отстранился от нее, было стремление скрыть сексуальное возбуждение.

О, он знал все уловки, знал, как заставить женщину подумать, будто она необычайно сильно его возбуждает, а он якобы хочет от этого возбуждения ее оградить.

Горячие слезы, застилавшие глаза, пока Дорис, опустив голову, шла через кухню, и легкая дрожь в теле теперь были вызваны вовсе не страхом перед Бобби. Уже дойдя до лестницы, Дорис обернулась и посмотрела на Невила.

Он, не двигаясь, наблюдал за ней, опустив обнаженные до локтя руки, волосы его слегка взъерошил залетевший через дверь ветер. Видел ли он с такого расстояния дрожь, пронизывавшую ее тело, знал ли, что послужило тому причиной, волновало ли его то, что он делал с ней, беспокоила ли боль, которую он мог причинить?

Нет, конечно, нет. Таких людей подобные пустяки не заботят, с горечью отметила Дорис, повернувшись на каблуках и толкнув дверь.

Дорогие кожаные мокасины, купленные для особых случаев несколько месяцев назад, облепила грязь, брюки тоже были забрызганы, а ветер, который шутя ласкал кожу Невила, покрыл все ее тело пупырышками. Теперь поздно жалеть о том, что не захватила теплое пальто, так хорошо послужившее всю прошлую зиму, мрачно подумала Дорис, поднявшись наверх в поисках чего-нибудь теплого.

Но в спальне Дорис, забыв о том, что привело ее сюда, остановилась возле окна. Она не замечала величественного вида холодных сияющих гор с крутыми склонами и снежными вершинами. Все мысли замкнулись на нескольких минутах, проведенных в объятиях Невила.

Короткий, резкий, осуждающий звук сорвался с ее губ.

Как все это могло случиться? Как она могла позволить такому произойти… и, главное, даже хотеть этого?

«Нет». Хриплый отказ раздался слишком поздно, чтобы остановить коварный, издевательский вопрос, незаметно закравшийся в мозг. Она не хотела, чтобы это произошло, она не…

Не хотела чего? Не хотела, чтобы Невил целовал ее?

Тело снова задрожало. Дорис в отчаянии закрыла глаза, прекрасно понимая, что не может отогнать вероломный вопрос, не солгав самой себе.

Она хотела, чтобы Невил поцеловал ее, прикоснулся к ней, чтобы…

Это безумие, боже мой, ведь она же взрослый человек. Она же слишком благоразумна, чтобы вот так, очертя голову, влюбиться в человека только потому, что его поцелуи творили в ее душе такое, чего не удавалось ни одному мужчине до него.

Влюбиться очертя голову! Это головокружительное, опасно обманчивое ощущение, словно земля закачалась под ногами, не могло возникнуть оттого, что она влюбилась в Невила. Предположение, смешное своей полной абсурдностью.

Да, она может испытывать сексуальное влечение к нему, осторожно призналась себе Дорис. Это была ошибка, которую она никогда не повторит. Позволить влечению взять верх и заставить ее повести себя с такой необычной беспечностью, конечно, возможно. Но влюбиться… Нет… Никогда. Только не она и уж, конечно, не в такого человека, как Смайлз.

Если она останется здесь…

Если. Для нее не существует «если». Ей придется остаться. Стоит ей сейчас уехать, как не только Невил, но и все решат, что она не смогла больше настаивать на своих убеждениях. Она обязана остаться и найти способ контролировать свои нежеланные эротические фантазии. Она слишком хорошо помнила, что случилось с Мэгги. Она тоже влюбилась в такого «гуру», и к чему привела ее эта любовь!

Закаляющие характер горные походы, поднимающие командный дух упражнения, плавание на байдарках!

Дорис сердито отшвырнула программы, которые Невил дал ей. Неужели он, в самом деле, думал, будто подобная ерунда изменит ее взгляды?

Кстати, прогулка на байдарке назначена на завтра. Дорис нахмурилась, выглянув в окно: она видела лишь серебристое сияние воды там, где в озере отражалось холодное серо-голубое небо.

Дорис никогда не была заядлым путешественником, она любила тепло и солнечный свет, а совсем не холод и сырость. Ей доводилось плавать совсем недавно, но острова у побережья Греции так мало напоминали Уэльс, а капитан судна совсем не походил на Невила. Дорис мысленно сравнила дородную и осанистую фигуру грека с телом Смайлза. Ледяная суровость валлийских гор мгновенно сменилась в ее воображении солнечным теплом Эгейского моря, и, прежде чем Дорис успела остановить себя, привычные джинсы и рубашка Невила превратились в выгоревшие шорты, оставив под жарким солнцем Греции все остальное тело обнаженным, полоска темных волос сбегала с груди за пояс шорт…

Яростно пытаясь выбросить из головы образ, подброшенный предательской фантазией, Дорис обнаружила, что во рту у нее пересохло, а пульс опять участился.

Ну, по крайней мере, ей не стоит беспокоиться, что завтра на Невиле не будет ничего, кроме шорт. Им, скорее всего, понадобятся непромокаемые костюмы.

Дорис приводило в ярость то, что ее так порочно, так нелепо волновал Невил как мужчина. Но ведь она испытывала не только нетерпимость к себе, не так ли? В ней бушевали и другие эмоции. Тревога, опасение, неопределенность.

Дорис устало закрыла глаза. Испытывать желание к такому человеку нелогично. Желание к нему и боль. Подобные чувства надо подавить, разрушить, отвергнуть.

— Готово.

Дорис бросила убийственный взгляд на Смайлза, ждавшего ее возле пирса. Они уже переоделись в непромокаемые костюмы в хорошо оснащенном лодочном домике рядом с пирсом, и теперь Невил стоял на деревянной лестнице, ведущей к воде.

Сжав зубы, Дорис проследовала за ним. Внизу она увидела байдарку — невероятно хрупкую на вид лодочку, легко качавшуюся на волнах.

— Вы просто не можете заставить меня рисковать жизнью, — запротестовала девушка.

Лодочка напоминала скорее детскую игрушку.

— Она совершенно безопасна, — заверил Невил. — Абсолютно непотопляема. Самое худшее, что может случиться, — она перевернется вверх дном.

— Вверх дном? — подозрительно переспросила Дорис.

— Да, — подтвердил он и пояснил: — Неопытный байдарочник может ее опрокинуть, но эти лодки сконструированы таким образом, что сами возвращаются в правильное положение, не нанося ущерба ни себе, ни плывущим в них людям. Вот почему мы выбрали именно их. Вы будете в абсолютной безопасности. Я бы ни за что не усадил вас в байдарку, если бы…

— Сомневаюсь, — едва слышно пробормотала Дорис, но Невил, очевидно, расслышал, потому что она заметила мелькнувший в его глазах гнев, прежде чем он успел его спрятать. Но это продолжалось одно мгновение. Тут же он небрежно сказал:

— Что вы ожидали? Что я вывезу вас на середину озера и начну угрожать утопить, если вы не согласитесь изменить свои убеждения?

Конечно, подобных мыслей у Дорис не возникало, но сейчас, когда она услышала его слова и увидела неприкрытое веселье в глазах, ей захотелось дать отпор, и она ядовито ответила:

— А почему бы мне не ждать от вас такого? В конце концов, вы, должно быть, в сильном отчаянии. Успех или провал заведений вроде вашего зависит от их репутации…

— А вы обладаете достаточным влиянием, чтобы подтвердить успех или провал? — вкрадчиво спросил Невил.

Дорис понимала, что насмешка вполне объяснима, но все равно удивилась. Ведь это она отпустила злобное замечание, а не он.

— О, ради бога, давайте скорее покончим со всем этим, — с горечью в голосе проговорила она.

День выдался холодный и пасмурный. Казалось, вот-вот пойдет дождь. От пронизывающего ветра поверхность озера покрылась сердитыми волнами.

Дорис поежилась, взглянув на неприветливую воду, потом — опять на ярко раскрашенную байдарку. Но она не собиралась больше выдавать свое опасение, отступать и позволять Невилу насмехаться над ней.

Глубоко вздохнув, Дорис прошагала до конца пирса.

— Я спущусь первым, — сказал Невил.

В том, как он спустился по деревянной лестнице и прыгнул в двухместную байдарку, не чувствовалось ни капли неуверенности. Он ловко подогнал маленькую лодку вплотную к лестнице и крикнул, чтобы Дорис спускалась.

С куда меньшей уверенностью она подчинилась, слегка вздрогнув на последней ступеньке.

— Все в порядке, — услышала она голос Невила. — Теперь садитесь в байдарку.

Всего лишь на мгновение Дорис охватило искушение отказаться. Все тело ее напряглось, она мертвой хваткой вцепилась в перила в то время, как Невил удерживал байдарку неподвижно, держась одной рукой за лестницу, а другую протягивая ей. Но если он нечаянно отчалит…

— Все хорошо, Дорис.

Уязвленная тем, что он заметил ее страх, Дорис сжала зубы и шагнула вперед.

На миг ее охватила дикая паника, когда, оторвавшись от лестницы, она скользнула в байдарку. Но Дорис подавила ее, не желая показывать Невилу, что творится у нее в душе. Затем она аккуратно устроилась внутри маленького суденышка, а Невил, подхватив весла, заработал ими так, что лодочка стрелой помчалась по серой воде, а у девушки захватило дух. Мощные плечевые мускулы Невила рельефно выступали даже через толстый непромокаемый костюм.

— Обычно для первого упражнения мы отправляем группу из четырех обучаемых с одним инструктором в большой байдарке, — начал объяснять Невил. — Когда он покажет все приемы техники безопасности и убедится, что все научились управлять лодкой, инструктор оставляет только два весла, которые дают разным членам группы. Теперь лодка должна вернуться к пирсу, для чего нужно общими усилиями скоординировать греблю и выбрать направление.

— Звучит, скорее, как руководство к массовому убийству, — съязвила Дорис. — Если что-нибудь подобное произойдет в реальной жизни, один из гребцов постарается захватить контроль за обоими веслами, и тогда…

— И что тогда? Гребцы не смогут контролировать ситуацию и управлять лодкой, поставив остальных в безвыходное положение, так? — рассудил Невил.

— Они могут просто избавиться от остальных, например, убить их веслами или выбросить за борт.

— Ммм… Они-то могут, но не разумнее ли им объединить усилия, определить роль каждого, чтобы сообща добраться до берега?

— В совершенном мире — возможно, но этот мир далек от совершенства, — раздраженно возразила Дорис.

— Далек. Но, может быть, нам все же стоит попытаться создать его.

Неужели Невил в самом деле полагал, будто она поверит, что такой идеализм сработает? — иронически усмехнулась про себя Дорис.

Теперь они уже были на середине озера, а небольшие поначалу волны стали выше и сильнее.

— А что бы вы предприняли, Дорис, если бы мы потеряли оба весла?

— Позвала бы на помощь, — неуверенно ответила она.

Невил рассмеялся.

— Сначала вам пришлось бы выбраться на берег, — напомнил он.

— Я умею плавать.

— Мы далеко, а вода холодная. Постарайтесь мыслить шире, — терпеливо добивался он. — Руки могут отлично заменить весла, особенно если мы оба будем работать вместе, но прежде один из нас должен приподняться и развернуться.

— Я ни за что не повернусь к вам спиной, — немедленно выпалила Дорис. — Ни за что!

— Значит, вы предпочитаете остаться здесь, вместо того чтобы рискнуть и довериться мне? Замечательно, — хладнокровно сказал Невил, но блеснувшие глаза ясно дали понять, что терпение его иссякает, а затем, к ужасу девушки, он выпустил весла, и пока Дорис, не веря глазам, смотрела, как их уносит волна, быстро поднялся и прыгнул в воду.

— Невил, что вы делаете?! Вы не можете бросить меня здесь, — закричала в панике Дорис, когда он оттолкнулся от лодки и поплыл к берегу.

Смайлз на секунду остановился и повернул к ней голову.

— Но это ваш выбор, Дорис, — сказал он.

Ее выбор! Ее выбор — оказаться в одиночестве здесь, посередине ледяного озера, глубину которого знал лишь бог!

Невил уже находился в нескольких ярдах от нее и, похоже, не намеревался поворачивать обратно.

Дорис буквально онемела от страха, но гордость не позволила бы ей позвать Смайлза ни за что на свете. Одно весло все еще соблазнительно плавало неподалеку. Помогая себе руками, девушка подтолкнула лодку к веслу и потянулась за ним, но все же оказалась недостаточно близко. Она высунулась слишком далеко. Байдарка перевернулась, и чувство, которое испытала Дорис, очутившись в ледяной воде, даже отчасти не напоминало страх перед Бобби — теперь это был истинный смертельный ужас.

Вопреки рассудку девушка сделала все, что делать не следовало: сначала она закричала и при этом наглоталась воды, потом вместо того, чтобы ненадолго неподвижно задержаться на воде, суматошно забарахталась, уже считая свою гибель неизбежной.

Осознание, что байдарка снова выпрямилась, что девушка больше не болтается в холодной воде и что еще более важно — Невил приплыл обратно и уже сидит в лодке впереди нее, — принесло огромное облегчение. Однако оно мгновенно сменилось яростью пополам с унижением, Злость была настолько сильной, что заставила Дорис задрожать всем телом и даже потерять дар речи, но ненадолго.

Как только Смайлз причалил байдарку к пирсу, Дорис выбралась на берег и, дождавшись, когда мужчина присоединится к ней, обрушилась на него с гневными упреками.

— Вы сделали это намеренно! Вы пытались утопить меня!

— Нет, Дорис. Вы запаниковали и перевернули байдарку, но вам не угрожала опасность утонуть.

— Это вы так говорите. Но что, черт возьми, вы пытались сделать?

— Я пытался показать выгоды, которые вы получили бы, если бы позволили себе доверять другому.

— И наказать меня, когда я отказалась, напугав до смерти.

— Вы сами наказали себя. Вам нечего было бояться.

— Это только на словах! Теперь я понимаю вашу тактику, — заявила Дорис, отказываясь выслушивать любые доводы. — Если вы не можете склонить людей к добровольному согласию, вы заставляете их силой и угрозами. Со мной такое не пройдет, Невил. На мой взгляд, вы не кто иной, как жестокий, безответственный…

К своему ужасу, Дорис обнаружила, что не может больше говорить. Зубы застучали, ноги подкосились, и лишь сила воли не дала ей упасть. Откуда-то издалека до ее сознания донеслись резкие слова Смайлза:

— Неужели вам никогда не приходило в голову, что те же самые прилагательные подошли бы и к вам, Дорис? О боже, что с вами?

Она услышала, как изменился вдруг его голос, упрек уступил место беспокойству. Внезапно оказавшись у Смайлза на руках, Дорис почувствовала не новый прилив злости, а приятное тепло и покой.

Купание в озере оказало на нее куда большее действие, чем она предполагала, поняла Дорис пять минут спустя, когда с неожиданным для себя послушанием встала под теплый дождик душа в лодочном домике и позволила Невилу стянуть с нее непромокаемый костюм.

— Все хорошо, Дорис. Сейчас с вами все будет в порядке. Вы просто в шоке, — услышала она, когда Смайлз выключил воду и закутал ее в полотенце. Его глаза потемнели, прежде чем он решительно отвел их от ее обнаженного тела, его руки вздрогнули, когда он коснулся ее.

Невзирая на потрясение, все еще заставлявшее зубы стучать, а тело трястись мелкой дрожью, Дорис ощутила прилив женской гордости от сознания, что вид ее обнаженного тела так поразил Смайлза — поразил как мужчину, — что он почти боялся взглянуть или дотронуться до нее. Дорис не могла не торжествовать, когда видела, что не она одна испытывала желание, хотя Невил быстро скрыл свое чувство за отстраненностью человека, всего лишь оказывающего помощь.

Как только он удостоверился, что спутница достаточно оправилась от пережитого шока, Смайлз оставил ее, чтобы переодеться самому. Но если бы он вместо этого еще раз взглянул на нее, дотронулся… Дорис испытала буквально потрясение от ощущения, пронзившего тело, особенно сейчас, когда мысли и чувства путались от новой волны яростного гнева.

Полчаса спустя, сидя рядом с Невилом в «лендровере», катившемся обратно на ферму, Дорис продолжала дуться и на себя, и на Смайлза. Почему она так запаниковала, дав ему возможность… сделать что? Заставить ее еще острее почувствовать то влияние, которое он на нее оказывал?

— Как вы себя чувствуете?

— Прекрасно. Только позвольте обойтись без всяких благодарностей за вашу помощь, — сухо ответила Дорис и тут же, не сдержав переполнявшей ее злости, добавила яростно: — Один бог знает, что вы пытались доказать, но…

— Я ничего не пытался доказывать, — кратко оборвал ее Невил.

Дорис ясно видела гнев в его глазах, слышала тот же гнев в голосе, но вместо удовольствия, оттого что сломила профессиональную сдержанность Смайлза, она вдруг почувствовала, что в горле застрял комок.

— Никогда не встречал человека, так упрямо державшегося за свои заблуждения, как вы, Дорис. Чего вы так боитесь?

— Знаете, если вам не удается изменить мой строй мыслей или убеждения, то это совсем не означает, что я боюсь. Все не так, — упрямо ответила Дорис, в глубине души понимая, что на самом деле не до конца откровенна. Она не могла долго выдержать взгляд Невила, а он упорно не отводил глаз.

Отвернувшись, Дорис почувствовала, как краска начинает заливать ей лицо.

— А что вы, кстати, ожидали? — агрессивно продолжала она, стараясь прикрыть свою уязвимость. — Что та короткая лекция на середине озера заставит меня кинуться в ваши объятия и заявить о своем несокрушимом доверии к вам?

Еще не договорив, Дорис поняла, как далеко зашла. Она целиком выдала себя этой глупой тирадой. Ситуация теперь приобрела более личный оттенок, который Невил как профессионал не мог истолковать неправильно, невзирая на звучавшее в ее голосе презрение.

— Такого театрального жеста я действительно не ожидал, — услышала она твердый ответ. — Все, что я от вас хотел, Дорис, — это простое открытое желание выслушать меня без предубеждения, но с таким же успехом я мог бы попросить у вас луну, правда? — с горечью заключил он и с такой силой нажал на тормоза на крутом повороте, что Дорис отбросило к водителю. От запаха его кожи, чистой и немного душистой, все внутри всколыхнулось, и ей пришлось вонзить ногти в ладони, чтобы не выдать себя.

Как могла она оказаться такой чувственно отзывчивой по отношению к нему? Этот вопрос терзал ее остаток дня, и тайное, молчаливое беспокойство заставило Невила, наблюдавшего за ней, нахмуриться.

Купание в озере не планировалось, но теоретически, раз первоначальный шок прошел, Дорис хватило физических и моральных сил быстро преодолеть его последствия. К тому же ее подкрепляла злость на Смайлза.

Но вопреки его ожиданиям, вместо того чтобы обрушиться на него, она как-то странно притихла и замкнулась в себе.

— Дорис, вы уверены, что хорошо себя чувствуете?

— А что? — усмехнулась она. — Боитесь, что я могу умереть от воспаления легких или еще чего-нибудь?

Быстрый словесный удар успокоил его, в глазах блеснуло веселье, когда Невил ласково произнес:

— Я знаю, как решительно вы настроены дискредитировать мою работу, но почему-то сомневаюсь, что вы захотите зайти так далеко…

— Не рассчитывайте на это, — по-детски бурно отреагировала Дорис. — Иногда стоит идти до конца.

— Что это? Что случилось?

Дорис насторожилась, когда Невил внезапно прервал на середине свои объяснения по поводу теорий и методов обучения и обескуражил ее этим вопросом.

Они сидели в кабинете — теплой гостеприимной комнате, декорированной насыщенным терракотовым и мягкими зелеными оттенками, вдоль стен тянулись полки, заставленные множеством книг, удивительно разнообразных по тематике, в камине весело пылал огонь, и все в этой комнате располагало расслабиться. Но только не сейчас, когда Невил, закончив подбрасывать дрова в огонь, вернулся, продолжая объяснения, не на свое место, а остановился рядом с Дорис, сидевшей за письменным столом и изучавшей бумаги, которые он дал.

Теперь он склонился над нею, опершись рукой на спинку ее стула, а другую положив на стол всего в нескольких дюймах от ее руки. Дорис почувствовала, как разгорается в теле жар, а вместе с ним поднимается паника, заставляющая сердце бешено колотиться, а кровь стучать в ушах.

Она так остро чувствовала присутствие Невила, что даже улавливала его запах. Ощущение его близости делало румянец гуще, а дрожь в теле заметнее.

Даже теперь неудержимо растущая паника не оказалась достаточно сильной, чтобы остановить вереницу образов, с быстротой молнии проносившихся перед мысленным взором: Невил, бережно поднимающий ее на руки, Невил, обнаженный, прикасается к ней, ласкает ее, Невил, окутанный мужским ароматом желания и возбуждения, проникающим во все поры ее податливого тела. Ее тела, остро жаждущего откликнуться, ответить мужчине взаимностью…

Тут-то и прозвучал его вопрос. И еще:

— Дорис, что с вами? У вас горит лицо…

Дорис не могла с точностью определить, кто из них был потрясен больше тем, как она вскрикнула и сжалась, когда Невил прикоснулся к ней.

— Со мной все в порядке… Ничего. Здесь просто очень жарко, — соврала она. — Я стояла возле камина, пока вы выходили, — так же неубедительно добавила она, сдерживая порывистое дыхание. Только бы Невил не уличил ее во лжи! Однако он, похоже, поверил подобному объяснению, хотя все еще продолжал хмуриться.

— Для женщины, которая ясно дала понять, что считает все наши старания пустыми и бесцельными, вы сегодня удивительно покладисты, — хмуро заметил Смайлз.

— Но уж, конечно, не потому, что изменила свои взгляды, — заверила Дорис, в этом вопросе она чувствовала себя в безопасности. — В теории все ваши слова звучат замечательно, — признала она, слегка скривив губы в насмешливой улыбке. — Очень возвышенно и альтруистично.

— Но на деле вы их не принимаете за таковые, — закончил за нее Невил.

Он пристально смотрел на девушку. Слишком пристально, отметила Дорис. Ему необходимо ответить, но все сказанное ею раньше нисколько не трогало Смайлза.

— Почему? — требовательно спросил он.

— Почему? — повторила Дорис.

Мысли ее метнулись от обсуждаемого предмета к ее беззащитности перед Невилом и к проблемам, которые ставила перед ней собственная уязвимость. Проблемам, среди которых далеко не последнее место занимала странная боль в сердце и неодолимое желание протянуть руку и прикоснуться к Невилу.

Что же должно было произойти с человеком, чтобы его поведение и эмоции изменились до полной противоположности, да еще за такой короткий промежуток времени? Безумие — имя случившемуся, резко сказала себе Дорис, поспешно собираясь с мыслями, осознав, что Невил все еще ждет ее ответа.

— Да, почему вы не хотите поверить в альтруистичность моих мотивов?

— А как же плата, которую вы берете за прохождение курсов? — сухо напомнила Дорис. — Это вряд ли походит на альтруизм, не так ли?

— Вероятно, так, но деньги лишь покрывают расходы на управление подобным предприятием, на обеспечение высококвалифицированного, профессионального обучения.

— И на извлечение солидной выгоды из сделок, — добавила Дорис.

Теперь она точно рассердила Смайлза.

— Вы действительно так обо мне думаете? — тихо спросил он, тем самым прорвав оборону и перенеся вопрос из сферы публичных обсуждений в область чисто личных отношений с такой скоростью, что у Дорис будто выбили почву из-под ног.

— Это не имеет ничего общего с тем, что я думаю о вас как о человеке, — начала защищаться Дорис.

— Имеет, — категорически возразил Невил. — Когда вас что-то эмоционально возбуждает, у вас полностью меняется даже голос. Я совершенно отчетливо различаю неприязнь и упрек в вашем голосе. И еще страх, — сообщил он.

Когда что-то эмоционально ее возбуждает? А когда кто-то делает то же самое? Неужели она точно так же выдает себя?

Неожиданно Дорис по-новому осознала профессию Смайлза, его подготовленность, его гораздо более глубокое, чем она предполагала, представление о реакциях людей, их подлинном смысле.

— Что это, Дорис? — продолжал настаивать Невил. — Что вы находите во мне настолько болезненного, что порождает в вас такое противодействие? Я сам или моя работа?

— Ни то, ни другое, — быстро выпалила Дорис. Слишком быстро, догадалась она, заметив, как сузились глаза мужчины, почувствовав, с каким пристальным вниманием он ждет настоящего ответа. — Я… Мне просто претит обман людей, нечестность по отношению к ним, оскорбление их чувств.

Дорис слегка спотыкалась на словах, сожалея, что вступила в этот разговор, и стремясь поскорее его закончить. Но как это сделать, не выдав себя Невилу еще больше?

— И вы полагаете, я способен на такое?

Отрицание почти сорвалось с ее губ, но Дорис подавила его с усилием, заставившим горло сжаться.

— Я недостаточно хорошо вас знаю, чтобы вынести суждение подобного рода, — выдавила она дрогнувшим голосом.

К ее удивлению, губы Смайлза неожиданно тронула едва заметная улыбка.

— А вы стойкая, не могу не признать.

— Разве вы хотели, чтобы я не соглашалась с вами? — уставилась на него Дорис.

— Не совсем, но существует определенная польза в обсуждении различных вопросов с кем-то, кто хорошо знает свои взгляды и не боится высказать свое мнение. Это привносит энергию… реакцию в дискуссию, несколько похожую на ту, которая возникает между двумя людьми, испытывающими сильное сексуальное влечение друг к другу, — мягко объяснил Невил.

Словно в трансе, Дорис застыла, лишь следя за собеседником глазами, которые, вопреки ее воле, не могли оторваться от его лица.

— Я не хочу сказать, будто не согласен с вами, — продолжал он так ровно и гладко, словно и не упоминал только что о сексуальной реакции, словно не бросал этих слов так провокационно, что их эхо до сих пор опасно откликалось во всем теле Дорис. — Но такой человек, такая женщина, которая отвергает все услышанное просто с целью облегчить себе жизнь… — Он слегка пожал плечами.

— Но мужчины не любят женщин, которые с ними спорят, которые слишком независимы, — быстро возразила Дорис.

— Разве? — мягко парировал Невил. — Это миф, который, я думаю, уже давно и справедливо опровергнут. Умные мужчины чувствуют одно и то же по отношению как к женщинам, пассивно принимающим каждое их слово за закон, так и к женщинам, пассивно поддающимся их ведущей роли в сексе.

Дорис ничего не могла с собой поделать: буря, вызванная его словами, яростно бушевала во всем теле.

— В сексе, в занятиях любовью, — продолжал Невил, — как в хорошей дискуссии, должно присутствовать одинаковое участие, взаимная вовлеченность, взаимное желание разделить происходящее. Вы не согласны?

— Секс ради секса меня не интересует, — ответила Дорис, пытаясь придать голосу холодности и пренебрежения.

— Да, — согласился он. — Меня тоже. Назовите меня как угодно, но я не вижу удовольствия в физической близости, если она по-настоящему не увлекает. Причем не только не увлекает, но подчас даже отталкивает. То же самое с близостью интеллектуальной и эмоциональной. Это, вероятно, объясняет, почему я, похоже, сам того не желая, принял своего рода обет безбрачия, — горестно добавил он.

Обет безбрачия? Этот человек? Сердце Дорис дернулось в груди так сильно, что ей показалось, будто Невил мог воочию увидеть, как оно колотится.

— Что случилось? — услышала девушка его голос.

— Ничего, — ответила Дорис, а потом быстро добавила: — Просто мужчины… многие мужчины ни за что не скажут… не раскроют своих… — Она запнулась, тряхнув головой от натиска сбивчивых мыслей.

— Вероятно, потому, что они усвоили тяжкий урок, который им преподали женщины, далеко не всегда желающие их выслушать, — вставил Невил, очевидно догадавшись, что она пыталась сказать. — Некоторые женщины находят мужские эмоции, мужскую уязвимость чем-то ненормальным. Их учили ожидать от мужчин совсем другого. Понаблюдайте за маленьким мальчиком и его матерью, обратите внимание на ее манеру общаться с ним в отличие от его сестры, манеру, фактически диктуемую обществом. По достижении определенного возраста мальчиков активно отучают открывать свои эмоциональные потребности, но ведь они не исчезают. То же самое и с мужчинами. А каковы ваши эмоциональные потребности, Дорис? — вдруг спросил он, застав ее врасплох.

Она лишь взглянула на него, заливаясь краской от такого неожиданного вопроса.

— Я… я не хочу говорить об этом, — наконец выдавила она и пояснила: — Я не для этого здесь нахожусь.

— Да, вы приехали проверить эффективность нашей работы, по крайней мере, на первый взгляд. Но существует нечто большее, ведь правда, Дорис? Что-то глубоко внутри вас. Это, возможно, не совсем страх и, конечно, не навязчивая идея. Но это «что-то» держит вас мертвой хваткой.

Дорис порывисто встала.

— Прекратите, — потребовала она. — Я не обязана слушать все это, слушать вас, я…

— Дорис…

Она почти дошла до двери — до свободы, — но Невил догнал ее как раз в тот момент, когда Дорис уже собиралась ускользнуть. Он загородил дорогу и крепко схватил ее, так же как в первый раз. Но она уловила едва заметную разницу: ощущалось, что мужчина, державший ее, уже знает особенности ее фигуры. Точно так же она знала, когда протянула руку оттолкнуть его, что хочет еще раз услышать биение его сердца под своими ладонями, ощутить жар его тела, легкую жесткость волос под рубашкой, она хочет испытать все это снова с жадностью, ставшей уже опасной.

— Простите. Простите… Я не хотел обидеть вас. Я лишь хотел…

Услышав тихий шепот, Дорис инстинктивно взглянула на него. И совершила роковую ошибку, потому что во рту у нее пересохло, сердце бешено заколотилось. Охватившее ее желание обвить Невила руками, прижаться к нему всем телом, притянуть его голову и коснуться его губ своими повергло Дорис в шок.

Из груди вырвался робкий звук отказа. Она закрыла глаза, чтобы не видеть его. Но усилия были напрасны. Дорис не видела его больше, но тогда обострились другие чувства. Она слышала дыхание Невила, чувствовала быстрые удары сердца.

Когда она открыла глаза, он в упор смотрел на нее.

— Дорис…

Как только он выдохнул ее имя прямо ей в губы, Дорис сдалась, признавая поражение, не в силах дольше противостоять желанию. Его приглушенное «Разомкните губы, дайте мне как следует поцеловать вас» пробудило в ней такую бурю, что Дорис пришлось прижаться к нему, чтобы не упасть. Прижаться и подчиниться просьбе, но не только потому, что он попросил, а потому, что ее собственному желанию испытать чувственное движение его языка у себя во рту оказалось невозможно противостоять.

Противостоять! Если бы Невил не заговорил, наверное, она сама осыпала бы его губы яростными короткими поцелуями, молчаливо умоляя его быстрыми, нежными прикосновениями языка сделать именно то, что он делал сейчас.

Как сквозь сон Дорис услышала тихий призыв Невила ответить на его ласку. Он целовал ее с такой чувственностью, какой Дорис ни разу не доводилось испытывать. Руки Невила скользили по ее телу, поглаживая и лаская, доводя до сладкой боли и освобождая от одежды, которая стала сейчас единственной преградой между ними.

— Боже, я хочу вас… Я так сильно хочу вас…

Открытая страсть в охрипшем голосе Невила отбросила Дорис обратно в реальность. Ужас обуял ее, когда она поняла, что почти потеряла над собой контроль, а внутри все сильнее растет желание подчиниться ему. Желание, силе которого она не могла сопротивляться.

Но она должна воспротивиться! Должна.

Вымученное «нет» обожгло горло. Оно было настолько тихим, что Дорис казалось, Невил едва ли расслышит. Но он услышал и ответил: медленно, неохотно отпустил ее. Губы его слегка подрагивали, когда он смотрел на нее.

Дорис не видела способа скрыть от Невила, как он возбудил ее, как она хотела его. Она так устала от борьбы с собой, что едва держалась на ногах. Припухшие, болевшие губы просили только одного: новой встречи с губами Невила.

— Простите, — все еще хрипло выдохнул Невил. — Я не хотел, чтобы это случилось. Это всего лишь… — Он тряхнул головой, голос стал еще тише и ниже. — Просто ситуация вырвалась из-под контроля.

Он выглядел и говорил как человек, только что переживший глубокое потрясение, отметила Дорис. Взгляд, который он поднял на нее, не только сказал о значении случившегося, но и молил о понимании. Эмоционально и физически Невил стремился к ней, хотел протянуть руки…

Внезапно Дорис опять охватила паника, но на этот раз совсем не похожая на ту, которую она пережила несколько минут назад. Теперь она стала глубже и коренилась в недоверии и не только к мужчине, но и к себе самой.

Невил, конечно, лгал ей, обманывал ее, манипулировал ею. Глупо даже думать о том, чтобы позволить себе доверять ему. Она не хотела ему доверять, потому что, сделав лишь первый шаг… Смайлз не тот человек, кому она хотела бы отдать свое сердце, кому хотела бы вверить себя.

— Забавно, не правда ли, — заговорил Невил, все еще немного хрипло, будто он не до конца взял себя в руки. — Когда такая потенциально безобидная вещь, как поцелуй, может обернуться столь фатальным исходом? Ничего удивительного, что подобное получило название сексуальной реакции, — иронически усмехнулся он. — Какая взрывоопасная ситуация приключилась с нами…

Дорис немедленно насторожилась.

— С нами? «Нас» не существует, — твердо заявила она. — Произошла ошибка.

— Наши тела, похоже, рассуждают по-другому, — угрюмо ответил Невил. — Совсем по-другому.

— Я… я думала о другом человеке, — сердито соврала Дорис. Что он пытается с нею сделать? Вынудить ее признать?.. — Знаете, я не законченная дурочка, — холодно сказала она в последней отчаянной попытке зачеркнуть происшедшее… и главное, собственные чувства. — Мне прекрасно известно об определенной категории учителей, обычно мужчин, которые на первое место в своей работе ставят сексуальное доминирование и порабощение обучаемых. Как правило, это тот тип мужчин, которые не в состоянии поддерживать отношения с женщиной, равной им. Его «эго» просто не принимает такого положения вещей, — добавила она для пущей убедительности и вскинула голову, заставив себя взглянуть Невилу в глаза.

И тут же пожалела об этом. Никогда она еще не видела Смайлза таким рассерженным. Гнев всегда выражался для нее в повышенном голосе, в шуме, в агрессивных движениях. Но Невил не сделал ничего подобного, тем не менее, он ужасно сердился. Дорис еще никогда не видела такой холодности в глазах человека, никогда не замечала, что сильно сжатый рот может полностью изменить выражение лица, что молчаливая ярость заставит пробежать у нее по спине холодок страха.

— Если вы действительно считаете, что это так, — произнес он, наконец, — то я сделал еще большую ошибку в суждениях, чем вы.

Не дав ей возможности ответить, Смайлз повернулся и пошел к двери.

Дорис, затаив дыхание, втайне надеялась, что он остановится, повернется, улыбнется и поддразнит ее, чтобы смягчить резкость, предложит обсудить сказанное, как делал всякий раз прежде, когда она наносила ему злобные удары.

Но Невил не сделал этого. Он просто открыл дверь и вышел, оставив Дорис «победительницей», поскольку именно он покинул «поле боя». Но Дорис себя победительницей не чувствовала. Она казалась себе маленькой и жалкой и, что еще хуже, испытывала такое чувство, словно потеряла что-то очень важное, дорогое. Что-то. Или кого-то.