Синди дрожащей рукой взяла чашку и сделала большой глоток. Она предпочла бы пить чай в присутствии Салли, но экономка ушла в свою комнату переодеваться.

Надо было поехать к Дороти, сумрачно подумала Синди. Уж лучше сидеть в окружении родных и друзей Теодора, чем наедине с Мартином. Там, в гуще людей, она смогла бы скрыться от взгляда этих пронзительных синих глаз. Здесь же ей некуда бежать.

Казалось, воздух в комнате стал густым и плотным, он словно дрожал от болезненных, сладостно-горьких воспоминаний… невысказанных обид… незаданных вопросов. И от едва преодолимого влечения.

Наконец Мартин нарушил тягостное молчание.

— Ты стала еще красивее, Синди. Ты могла бы сделать головокружительную карьеру на телевидении, если бы продолжила заниматься журналистикой. С такими поразительно черными глазами и волосами цвета воронова крыла в сочетании с молочно-белой кожей… Плюс твой голос — грудной, немного хрипловатый, — он стал еще выразительнее за эти годы… Ты превратилась бы в звезду экрана.

— Я никогда не хотела работать на телевидении! — резко возразила Синди, стараясь не думать о том, что он сказал о ее внешности. — Я мечтала писать. Статьи, очерки, рассказы…

— Так почему же не пишешь?

— Мне нужно было растить ребенка и заниматься домом! А на поиски материалов для статей потребовалось бы время. Я не хотела расставаться со своим сыном. Если ты помнишь, я всегда мечтала быть матерью… и женой.

Твоей женой, Мартин, хотелось добавить ей. Но ты ведь боялся оказаться связанным. Ты был весь поглощен предстоящей поездкой на край света, приключениями, опасностями… Жена стала бы для тебя обузой.

— Когда я уезжал на Амазонку, у тебя еще не было ни дома, ни ребенка, — с усмешкой напомнил ей Мартин. — Насколько я помню, ты всегда мечтала прославиться как журналистка. Или ты говорила это только для того, чтобы удержать меня на привязи? — Его глаза, казалось, прожигали ее насквозь. — Ведь так, Синди? Иначе ты не отказалась бы от всего этого, получив более заманчивое предложение от Теодора. Признайся, ты вышла за него замуж назло мне, из-за того, что я не взял тебя с собой в Южную Америку? Или, вернее, из-за того, что не остался дома и не стал ручным и послушным, как тебе хотелось?

— Это не так, — начала Синди и запнулась. Она не сможет защитить себя, не сказав всю правду. — Мартин, пожалуйста!.. Давай не будем ворошить прошлое. Не сейчас!

Это была мольба, почти рыдание.

— Прости, — хрипло ответил он. — Ты права. Сейчас не время. Кроме того, мы обсудили все это во время нашей последней встречи…

Он со вздохом откинулся на спинку кресла и положил себе на тарелку кусок кекса с изюмом, испеченного Салли. Отщипывая небольшие кусочки, Мартин продолжал изучать Синди, но сейчас его взгляд казался потухшим.

— Глаза всегда были самым замечательным в твоем лице, Синди, — проговорил он после небольшой паузы. — Но теперь они стали еще выразительнее: глубже, серьезнее, мудрее, наконец. Но… я заметил в них страдание. Из-за чего? — спросил он более мягко.

Она крепче сжала в руке чашку.

— Ты задаешь странные вопросы. Я только что потеряла мужа!

— И это единственная причина?

Синди беспокойно дернулась.

— Я тебя не понимаю…

— Ты была счастлива с ним, Синди? — в лоб спросил Мартин.

Она судорожно вздохнула и, с трудом оторвав взгляд от его лица, уставилась на чашку. Разве может она честно ответить на этот вопрос? Нет. Нужно делать вид, что у них с Теодором все было замечательно. Хотя бы ради Дороти и Квентина. Только ради них?

— Пожалуйста… — взмолилась она. — Я не хочу говорить о Теодоре. Не сейчас…

Если она поведает правду о своей семейной жизни, особенно о том, что происходило в последние месяцы, Мартин догадается и об остальном.

— Хорошо, тогда расскажи мне о своем сыне. Наверное, он сильно изменился с тех пор, как я видел его в последний раз. — Мартин помрачнел, очевидно вспоминая свой прошлый приезд. — Сколько ему сейчас? Четыре?

— Да, четыре с небольшим, — кивнула она.

Эдвину было чуть больше года, когда Мартин неожиданно, без всякого предупреждения вернулся домой — после почти двухлетнего отсутствия. Все это время он пропадал где-то в джунглях Южной Америки, не подавая о себе никакой весточки.

И теперь он спрашивает об Эдвине. Увы, нельзя сказать, что ее сын — тот веселый и общительный ребенок, каким был еще совсем недавно.

— Эдвин — чудесный малыш, — осторожно произнесла Синди.

— Ты говоришь об этом как-то неуверенно, — заметил Мартин. — Тебя что-то беспокоит?

Синди слегка нахмурилась. Да, она забыла, насколько проницателен этот человек.

— Ты же понимаешь… — пожала она плечами. — Он потерял отца. Впрочем, дети жизнерадостны от природы, — продолжила она, избегая смотреть Мартину в глаза. — С ним все будет в порядке, ведь у него осталась я.

— И бабушка с дедушкой.

Синди внутренне сжалась.

— Разумеется, — наконец откликнулась она.

Да, Дороти и Квентин считают его своим внуком. Но захотят ли они видеть его после того, как узнают правду?

По крайней мере, у него есть мать, подумала Синди. Я всегда буду рядом с ним.

— Значит, мальчик потерял отца, а ты к тому же хочешь лишить его общения с бабушкой и дедушкой. — В голосе Мартина звучало осуждение. — Ты подумала о них, Синди? Они потеряли единственного сына, а теперь ты отнимаешь у них внука. И дочь. Они давно считают тебя своей дочерью.

Синди тупо уставилась на свои руки. Дороти тоже говорила ей, что она им дороже родной дочери. Но она должна уехать. Не потому, что ей этого хочется, а потому, что так велит совесть. Она не может продолжать купаться в их любви и внимании, не имея на это морального права, не может и дальше поддерживать их заблуждение о том, что ее малыш — плоть от плоти их сына. Ведь она собиралась уйти от Теодора еще до его гибели!

С другой стороны… Дороти и Квентин полюбили и приняли ее как дочь задолго до того, как она стала женой их сына. И они очень привязаны к внуку. Что, если отъезд Синди окажется для них еще более тяжелым ударом, чем правда о рождении Эдвина? Особенно сейчас, когда их горе так свежо. Пусть это и не сын Теодора, но другого внука у них нет и не будет… К тому же Мартин, его настоящий отец, им племянник… Он сын старшего брата Квентина и двоюродный брат Теодора.

Синди подняла глаза.

— Я не собираюсь отнимать Эдвина у его бабушки и дедушки, — прошептала она, чуть не плача. — Я ведь не покидаю Австралию — всего лишь переезжаю немного ближе к Мельбурну.

Синди не стала говорить, что уже очень давно решила уехать как можно дальше от Джейсон-Крика. Конечно, лишать Дороти и Квентина возможности навещать Эдвина было бы жестоко. Но если она перед отъездом скажет им правду, то тем самым нанесет еще более беспощадный удар…

И потом, если она признается, что Эдвин — не сын Теодора, они мгновенно догадаются, кто настоящий отец мальчика. Наивно думать, что ей удастся скрыть его имя. Все прекрасно помнят, что пять лет назад она была безумно увлечена Мартином. Тогда ей казалось, что и он любит ее…

Нет, она не может ничего рассказать! Сейчас не время. Мартин, скорее всего, просто не поверит ей. Он решит, что она заманивает его в ловушку, чтобы заставить остаться в Австралии, с ней. Однажды она уже солгала ему, и Мартин не преминет упрекнуть ее в этом. Неважно, что она сделала это из лучших побуждений. Это было после того памятного дня, который они провели вместе. Когда они в первый и единственный раз были близки… О, как она была счастлива тогда!..

Синди вспыхнула при этом воспоминании. Она тогда солгала Мартину, что принимает таблетки! Правда, в результате этой лжи Мартин, три года спустя снова вихрем ворвавшийся в ее жизнь, легко поверил в то, что Эдвин — не его ребенок. Тогда у нее еще оставалась надежда быть счастливой с Теодором.

Теперь его нет. Но Мартин вряд ли поверит ей, а если даже и поверит, то воспримет это как шантаж. Возможно, он, подчиняясь чувству долга, решит остаться ради Эдвина, но при этом будет чувствовать себя загнанным в угол. Горечь и неудовлетворение будут копиться в его душе. А она слишком хорошо знает, к чему это ведет…

Синди откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.

— Я не в силах продолжать сейчас этот разговор, Мартин, — проговорила она. — Ты, наверное, тоже устал. И потом, этот сдвиг по времени из-за перелета. Будет лучше, если ты пойдешь к себе и немного вздремнешь.

Синди боялась, что Эдвин скоро проснется. После смерти Теодора мальчик снова стал засыпать днем, — как если бы детский организм стремился восполнить недостаток сна в нелегкие последние месяцы.

— Это очень удобное кресло, — откликнулся на ее предложение Мартин. — Можно вздремнуть прямо здесь. Я привык спать в гораздо менее комфортабельных условиях.

Воцарилось молчание, и мысли Синди вернулись к тем благословенным, безмятежным дням, когда супруги Мэрдок только взяли ее к себе. Мартин тогда частенько заходил к ним, несмотря на то, что нему приходилось много работать, откладывая деньги для стажировки за границей. Его неожиданные визиты всегда были праздником для Синди, хотя он частенько подтрунивал над ней. Казалось, ему нравилось выводить ее из себя.

В то время он уже был блестящим фотожурналистом, известным в Мельбурне и Сиднее. Но Мартину этого было мало, — он хотел, чтобы о нем узнали в Англии, в Штатах… Синди понимала, что любому профессионалу, желающему получить международное признание, необходимо иметь опыт работы за границей.

И вот наступило время расставания. За день до своего отъезда Мартин зашел попрощаться.

— Когда ты вернешься, я стану совсем взрослой, — обиженно надув губы, сказала Синди, узнав, что он уезжает на несколько лет.

— Вот именно, — с загадочной улыбкой подтвердил он.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила она.

Мартин в ответ лишь еще шире улыбнулся.

— Ты считаешь меня ребенком! — капризно протянула Синди.

Ей было шестнадцать, и она очень переживала, что Мартин не воспринимает ее всерьез, мечтая о том, что когда-нибудь он влюбится в нее — так, как была влюблена в него она.

Синди с грустью вспомнила ответ Мартина.

— Если бы это было так, — тихо проговорил он, — то зачем бы я так часто приезжал сюда?

— Ради домашних обедов тети Дороти! — выпалила в ответ девушка, надеясь услышать опровержение своих слов. Однако Мартин лишь снова улыбнулся. — Ну что, я угадала? — сердито воскликнула Синди.

— Возможно, тебе следует взять у нее несколько уроков кулинарии, — насмешливо предложил он.

— Я уже это делаю, — заявила она, гордо вскинув подбородок. — Дороти научит меня готовить, и я смогу помогать ей. Я и так уже занимаюсь доставкой заказов в выходные дни.

— Это, конечно, замечательно, но я уверен, что моя тетя вовсе не рассчитывает на такого рода благодарность. Она рада тому, что ты живешь у них, и постоянно твердит мне об этом. Дороти всегда мечтала иметь дочь. — Мартин помолчал, потом посмотрел на нее вопросительно. — Быть может, она надеется, что ты откажешься от мысли стать журналисткой и будешь вместе с ней заниматься организацией званых обедов?

— Отказаться от журналистики? — возмутилась Синди. — Никогда!

Несколько месяцев назад Мартин спросил ее, кем она хочет стать, когда вырастет, и Синди, не раздумывая, ответила: «Женой и матерью». А услышав, что для начала неплохо было бы получить профессию и поработать, она импульсивно сказала, что собирается стать журналисткой — первоклассной журналисткой! Ее в тот момент осенила мысль, что в таком случае она когда-нибудь сможет работать бок о бок с Мартином, писать статьи к его фотографиям, возможно, путешествовать вместе с ним по всему миру.

— Учительница литературы считает меня очень способной! — заявила она, характерным движением откидывая назад блестящие черные волосы.

— Ну, раз она так говорит, то из тебя, несомненно, выйдет толк! — усмехнулся Мартин и ущипнул ее за щеку.

— Ах ты, насмешник… — Она принялась молотить кулаками по его груди.

Мартин схватил ее за запястья и рывком притянул ближе.

— Ну, что, попробуй, ударь меня, — хрипло прошептал он.

Синди чувствовала на своем раскрасневшемся лице его теплое дыхание. Она смотрела на него, не в силах шевельнуться, слыша лишь бешеный ритм своего сердца. Неожиданно Мартин наклонил голову и поцеловал ее — прямо в губы, быстрым и крепким поцелуем. Прежде, чем она успела осознать, что произошло, он резко, словно обжегшись, откинул голову назад и почти отшвырнул Синди прочь.

— Иди и делай уроки, дерзкая девчонка! Мне надо возвращаться на работу.

— Мартин, не сердись на меня! — смущенно пробурчала она. — Прости, что я ударила тебя! Я больше никогда… не буду так делать!

— И я тоже, — мрачно сказал он.

Примирительно махнув на прощание рукой, он повернулся и, не оглядываясь, вышел.

На следующий день Мартин улетел в Лондон. Синди с головой погрузилась в учебу, чтобы подготовиться к поступлению в университет. Если она станет первоклассной журналисткой, то будет достойна Мартина. Он сможет гордиться ею. Куда бы он ни поехал, она будет готова следовать за ним. Она станет необходимой ему!

Но в душе девушка надеялась, что когда-нибудь они поженятся, вернутся в Австралию, купят собственный дом… У них родится малыш, потом еще один и еще… У нее будет все, о чем она мечтала. Любимый мужчина, дети. Дом.

Мартин легонько коснулся ее руки, возвращая к реальности. Видимо, он услышал непроизвольно вырвавшийся у нее вздох.

— Значит, ты действительно тоскуешь о нем, Синди? — тихо спросил он. В его голосе впервые слышалось сочувствие.

Синди моргнула и подняла голову. Она не сразу поняла, о чем он говорит. Сознание скачком вернулось в настоящее, и жаркая волна стыда залила ее щеки.

— Я… — Она запнулась, не зная, что ответить. Ей не хотелось лгать. — Я тоскую о прежнем Теодоре, — уклончиво ответила она. — О том, каким он был раньше.

Сейчас ей казалось, что это было очень давно. Тедди тогда был совсем другим — сначала заботливым старшим братом, потом восторженным молодым мужем, гордящимся красавицей-женой. Он был мягким, дружелюбным, довольным жизнью.

Когда Синди впервые вошла в их семью, Теодор готовился к поступлению на технологический факультет университета. Предполагалось, что потом он будет работать на заводе — семейном предприятии Мэрдоков — и со временем примет бразды правления у своего отца и дяди. Во время учебы в университете он постоянно приезжал домой на выходные и проводил в семье большую часть каникул. Так что Синди довольно много общалась с ним, пока Мартин был за границей.

За те долгие четыре года она виделась с Мартином лишь дважды — в первый раз, когда он прилетел на серебряную свадьбу Дороти и Квентина, а потом, год спустя, на похороны своего отца.

Между двоюродными братьями было мало сходства. Мартин, с его чуть грубоватой красотой и пронзительно синими глазами, в одно мгновение покорил Синди. Тедди же обладал более приятной, в классическом смысле, внешностью и был ближе Синди по возрасту, но он так и не смог пробудить в ней романтических чувств. Ее сердце уже принадлежало Мартину.

Она всегда воспринимала Теодора как любящего старшего брата. А он, зная о ее влюбленности в Мартина, тщательно скрывал свои собственные, совсем не братские чувства в надежде, как он потом признался, что когда-нибудь Синди забудет бродягу Мартина и обратит внимание на него.

— Значит, он действительно изменился…

Голос Мартина оторвал Синди от ее мыслей. Чувствуя на себе его изучающий взгляд, она потупила взор.

— Я бы не хотела говорить об этом, — пробормотала она. — Зачем причинять его родителям лишнюю боль?

— Быть может, им стало бы легче, если бы они поняли, почему это случилось? — предположил Мартин. — Как его жена, ты должна была догадываться о причинах.

Синди отрицательно покачала головой.

— Мартин, пожалуйста… Я же просила…

— Это из-за меня? — Голос Мартина стал резче. — Его беспокоило то, что ты… все еще испытываешь какие-то чувства ко мне? Что ты не любишь его так, как он тебя?

Синди рывком поднялась на ноги.

— У тебя слишком большое самомнение! — Ее голос дрожал от негодования. — Ты считаешь, что ни одна женщина не может тебя забыть! Ошибаешься! Теодору было известно, что когда-то я была влюблена в тебя, и его это совершенно не беспокоило! Он знал, что с этим покончено.

— Покончено? Когда мы прощались перед моим отъездом в Южную Америку, мне так не казалось, — с горечью напомнил Мартин.

Синди почувствовала смятение.

— Теодор предложил мне то, чего не мог предложить ты, — с трудом выдавила она из себя. — Дом. Семью. Любовь. Он любил меня до последнего дня своей жизни. И я… Я тоже любила его! Если он и стал другим, ты здесь ни при чем!

Она резко отвернулась от Мартина, прекрасно понимая, что он прав в своих подозрениях. Хотя в фокусе мрачных мыслей Теодора находился Эдвин, Синди знала, что в сознании ее мужа ребенок и его отец давно сплелись в одно целое.

— Ой, кажется, я слышу голос Эдвина, — пробормотала она и поспешно направилась к двери, едва не столкнувшись на пороге с Салли. Мальчика с ней не было.

— Он проснулся, но выходить не хочет, — озабоченно пояснила экономка. — Наверное, услышал незнакомый голос… Ты ведь знаешь, каким пугливым он стал в последнее время… особенно с мужчинами.

— Наверное, он еще не совсем проснулся. Пойду посмотрю.

Не оглядываясь на Мартина, Синди проскользнула мимо Салли и направилась в детскую.

Эдвин, сжавшись в комочек, сидел в уголке кровати. Обхватив ручонками согнутые колени, он пристально смотрел на дверь. В его больших и черных, как у матери, глазах читалась недетская тревога.

— Ну, как ты, дружок? — ласково спросила его Синди. — Все в порядке, милый, мама снова дома. — Она присела на кровать и обняла малыша. — К нам приехал твой… дядя Мартин. Издалека. Помнишь, бабушка и дедушка рассказывали тебе о нем? О том, как он много путешествует по всему миру и делает замечательные фотографии. А еще он плавал на байдарке по горным рекам и даже победил в соревновании. Они ведь тебе показывали его фотографии в журналах. Там был и он сам, в джунглях, помнишь?

— Рад слышать, что я не совсем чужой для своего юного племянника, — раздался позади низкий с хрипотцой голос Мартина.

Синди бросила удивленный взгляд через плечо и в то же мгновение почувствовала, как Эдвин испуганно прижался к ней.

— Ну что ты, малыш, — поспешила она успокоить ребенка, — не надо бояться. Это твой дядя Мартин. Разве ты не помнишь его фотографии?

Дороти время от времени показывала мальчику журналы со снимками Мартина, и одна из статей… Нет, лучше не упоминать сейчас о ней.

— Помнишь фотографию большого водопада? Скажи, как он называется?

Эдвин отрицательно помотал головой, не сводя с Мартина немигающих глаз.

— Ну, давай же… вспомни, — настаивала Синди, целуя мальчика в кудрявую макушку. — Водопад Виктория! Теперь вспомнил?

— Так, значит… — Мартин подошел ближе. — Значит, мама показывала тебе некоторые из моих работ?

Хотя он смотрел на Эдвина, Синди понимала, что эти слова адресованы ей. Он был явно удивлен.

— Вы ведь родственники, как никак, — заметила она, не оборачиваясь.

Синди всегда радовалась, когда Дороти с гордостью показывала Эдвину новые работы Мартина в каком-нибудь журнале или газете. Пусть мальчик знает о существовании этого человека, представляет, чем он занимается, в каком уголке земного шара находится в данный момент… пусть даже как далекий «дядя».

— Ты не слишком часто давал знать о себе в последнее время, — сухо добавила она, с трудом сдерживая давнюю обиду.

За те два года, что Мартин провел на Амазонке, он не написал им с Теодором ни слова. Все новости они узнавали от Дороти. И это были, как правило, отрывочные сведения или оставленные на виду журналы с его работами. Теодор всегда очень болезненно реагировал на все, что имело отношение к его двоюродному брату, а его родители, видимо, были полностью уверены, что Синди тоже не желает ничего знать о Мартине.

— Я не видел в этом особого смысла, — с горечью сказал Мартин. — Кроме того, мне не часто представлялась возможность отправить сообщение. — Он с улыбкой подмигнул Эдвину и пояснил: — Я провел много времени в далеких, затерянных уголках земли — в настоящих дебрях. Там не так легко найти телефон или почтовый ящик. — Он перевел взгляд на Синди. — И все же приятно узнать, что ты рассказывала обо мне племяннику.

— Я считала, что он должен знать, почему дядя Мартин никогда не навещает его… и почему он уехал так далеко от родных мест. — Синди старалась, чтобы ее слова звучали как можно равнодушнее. — Разумеется, твое имя упоминалось время от времени. Дороти и Квентин ведь очень любят тебя.

— И тебя тоже, Синди, — напомнил ей Мартин. Его лицо посуровело. — На твоем месте я бы сто раз подумал, прежде чем оставить их совсем одних в такой трудной ситуации.

— Я вовсе не… — начала было Синди и осеклась. Мартину не понять, что именно об их чувствах она и думает. Ей нужно стать независимой, чтобы потом, когда они узнают правду об Эдвине… — Я не могу оставаться в этом доме, — сказала она. — И вообще, в Джейсон-Крике. Послушай, я ведь не уезжаю, как ты, за тридевять земель. — Она встала и взяла ребенка на руки. — Мне надо умыть и накормить Эдвина. Ты, кажется, собирался к Дороти и Квентину. Поезжай, они тебя ждут. Поужинай у них. Заодно повидаешься с остальными родственниками. Ты ведь превратился для всех в легенду.

Мартин посмотрел на нее сверху вниз каким-то странным, растерянным взглядом.

— А вы с Эдвином не хотите поехать со мной?

Синди представила толпу нетерпеливых родственников, спешащих поприветствовать известного журналиста, и покачала головой.

— Нет, Мартин, езжай один. — Возможно, он решит остаться там на ночь, подумала она. — Я хочу побыть с Эдвином и лечь пораньше спать.

Ей нужно время, чтобы привести в порядок мысли и чувства.

— Тогда дай мне ключи, чтобы я не беспокоил тебя, когда вернусь.

Мартин вглядывался в ее глаза, словно пытаясь уловить в них что-то. Но выражение его собственного лица было непроницаемым.