На светлое дерево, из которого была сбита наша конюшня, заходящее солнце бросало живописные блики всех оттенков красного. Я натянула поводья, заставив Лэшер остановиться, и обернулась к горизонту. Длинная дорога, с которой мы только что сошли, желтой лентой вилась, разрезая фиолетовые поля аллиумов надвое.
На вишне, посаженной мною возле конюшни, заливался черный дрозд, приманенный правда уже не мной, а младшей сестрой, но вся эта сцена, в центре которой я сейчас находилась, захватывала дух, и всю сущность мою пронзило желание умчаться вдаль, подхлестывая лошадь криком и не оглядываясь на поместье. Я даже потрепала Лэшер по холке, призывая развернуться, и уехала бы, правда уехала, оставляя все свои потухшие надежды здесь, как вдруг, от конюшни раздался голос, звук которого, за последний месяц я уже просто возненавидела.
— Леди Лорелла, вы отдаете себе отчет в том, что ваше поведение недопустимо?
Я подчеркнуто громко вздохнула и направила лошадь к воротам, где, уперев руки в боки и покраснев от злости, меня ждал низенького роста пухлый, чрезвычайно важный мужчина с большими залысинами и слишком крупным для такого мелкого человека ртом. Одет он был как обычно — черный длинный кафтан, застегнутый на все пуговицы, и поверх воротника жабо белоснежной рубашки. Высокие сапоги высотой до колен, совершенно мужчине не шли — при таком длиннополом кафтане создавалось впечатление, что его ноги Духи наметили, но продолжить забыли, а может им было недосуг. Все это выглядело просто нелепо, но барон Гритберли, а это был именно он, чувствовал себя абсолютно спокойно, и я бы даже сказала, был во всеоружии.
Я специально спешилась рядом с ним (а ведь уже всем в имении известно, как барон боится лошадей), и передала поводья подскочившему конюху. Но соизволила ответить на заданный мне вопрос, только погладив Лэшер на прощанье по спине
— Ваша милость, помилуйте (вы оценили как звучит?), чем же я посмела вас возмутить?
— Вы прекрасно знаете, — сплевывая каждое слово, и немного шепелявя на букве «с», заявил Гритберли. — Не далее как вчера, мы с вами обсуждали, что поздние прогулки для леди вашего положения не только, как я уже сказал, недопустимы, но даже, на мой взгляд, абсурдны.
— Прошу прощения, — скромно потупила глазки, обдумывая при этом способы убийства. — Наверное, я просто забыла, мы же, дамы, так недолговечны в своем раскаянии и так устойчивы в глупости.
Сказала я так, намекая на вчерашний разговор барона с моим отцом. И если отец, запуганный тем, кто послал Гритберли, краснея и хватаясь за подлокотники кресла, промолчал, то я, и три мои сестры, которым уши никто не затыкал, прощать такие слова не намерены.
— Отрадно понимать, что я в очередной раз оказался прав, — с пафосом воскликнул барон. — Но даже вы, особа, не обремененная излишними моральными и интеллектуальными потугами, должны соображать, что далее так продолжаться не может.
— Это вы сейчас к оскорблениям перешли? — ахнула я. За месяц моих пакостей барон себе такого не позволял, предпочитая отмалчиваться, а потом выпускать пар. Для этого он скрывался в своей комнате и обзывал меня последними словами. Об этом мне донесла младшая сестренка Дарлайн, сама я до подслушивания не опустилась ни разу.
— Нет, я просто констатировал факт, — рявкнул Гритберли. — И если еще раз, я повторяю, хотя бы еще раз вы выкинете что-то подобное…
— То что? — холодно прервала поток его угроз я, приподняв бровь и глядя на барона сверху вниз. Вдруг разом преисполнилась гордости, присущей нашему роду, и еле сдерживаясь, чтобы не залепить наглому выскочке пощечину, ядовито заметила:
— Вы ничего не вправе мне предъявить, барон. Ваше присутствие здесь, не более, чем блажь моего высокопоставленного жениха, на которую мои родители почему-то согласились. Будьте уверены, была бы на то моя воля, вы бы умчались в закат, привязанный к лошади, в первый же день появления здесь. О, и замечу, ваши дикие крики, вызванные страхом перед животными, веселили бы всех обитателей нашего удела. Не заставляйте меня придумывать всевозможные причины вас отсюда выгнать. Учтите, иногда я бываю очень упорной, а в сочетании с моим злопамятством…вы наживаете себе кровного врага.
На протяжении всей моей гневной отповеди, цвет лица барона менялся от здорового поросячье-розового к бордовому и обратно, а когда я замолчала, ГритБерли шагнул ближе и зло прошипел:
— Боюсь, вы не замечаете всей величины ваших проблем, леди. Спешу вам напомнить, что я обладаю правом вызвать вашего жениха.
— Вы считаете, я боюсь человека, с которым мне придется прожить всю жизнь? — я рассмеялась, стараясь не показать, как испугана таким заявлением барона.
— Я знаю это, — важно произнес ГритБерли. — Паника воцарилась в вашем доме с тех самых пор, как я сюда приехал. Мне боятся слово поперек сказать, не то, что выгнать, и мы оба знаем, отчего так происходит. Ваш жених, леди, будет очень недоволен, если его вызовут сюда раньше необходимого, поэтому давайте не будем нагнетать обстановку, и займемся каждый своими обязанностями.
— Чем занимаетесь вы, я знаю — ходите по дому и читаете всем обитателям нотации. А позвольте уточнить, какие обязанности у меня?
— Вышивайте подвенечное платье, практикуйтесь в магии, начните сочинять стихи, — развел руками барон. — Я даже не имею ничего против общения с подругами. Меня возмущают ваши долгие прогулки в одиночестве, посещение крестьянских домов и общение с челядью мужского пола. Если моменты, на которые я указал, и в дальнейшем будут иметь место, то мне придется рапортовать герцогу о порочности вашего поведения.
— Рапортовать? — горько воскликнула я. — Ваша милость, да вы никак на войне! И с кем же, если позволите, воюете? Не со мной ли часом?
— Леди Лорелла, — барон отвесил мне глубокий поклон. — Думаю, мне нет нужды отвечать на ваш вопрос, лишенный какого-либо логического обоснования. Я вынужден удалиться сейчас, надеюсь, что вы потратите свое время на то, чтобы обдумать мои слова.
— Всенепременно, — процедила я, провожая взглядом переваливающегося с ноги на ногу мужчину. Подняла с земли хорошую такую каменюку и прицелилась, затем, осознавая, что такая выходка будет иметь свои последствия, со вздохом запустила камнем в ближайшие кусты. Горечь от осознания правдивости сказанных ГритБерли слов волнами уничтожала оставшееся от прогулки хорошее настроение. Дождавшись, пока барон скроется за домом, медленно пошла по вымощенной камнем дорожке в сад.
День, когда я появилась на свет, не задался с самого начала. Дождь лил как будто не из ведра, а из огромной бочки, ежеминутно гремел гром, заглушая крики роженицы, а целитель, за которым карету отправили еще с вечера, запаздывал.
Отец сидел в кабинете и пил один бокал рома за другим, стараясь не думать о том, что именно сейчас рождается еще один наследник рода УолтВисби, а наследовать- то ему будет и нечего. Ночью истекал последний срок гашения закладной на имение и, судя по тому, что даже с целителем планировали расплатиться фамильными драгоценностями, все имущество виконта наутро должны были продать с молотка.
Пьяный виконт, смотрел на портрет своего отца, раздумывая, а не повеситься ли прямо перед ним, и не понял, в какой момент, в кабинете появился распорядитель дома Шнитор. Как всегда, он церемонно поклонился, и доложил о посетителе.
Отец встал, помянул недобрым словом всех шляющихся по такой погоде гостей, и приказал звать. Его нещадно штормило и, чтобы придать себе подобающий вид, он был вынужден держаться за спинку кресла. Ввиду своего состояния, а также из-за того, что свечей не зажигали в целях экономии и кабинет освещал только огонь в камине, вошедшего высокого мужчину, закутанного в черный с красным подолом плащ, отец сразу и не разглядел.
— Приветствую вас, — заплетающимся языком пробормотал виконт. — Милорд… Простите, не знаю вашего имени.
— О, лорд УолтВисби, оставьте церемонии, уверен, меня вы помните, вам только необходимо лучше присмотреться.
И в этот миг неожиданно погас камин.
Виконт удивленно обернулся, не понимая, как такое вообще возможно — только что огонь пламенел ярко и ровно, а теперь не горели даже тлеющие угольки.
— Извините, — ошеломленно пробормотал отец, потирая глаза и мысленно проклиная весь алкоголь на свете. — Я сейчас позову Шнитора, он разожжет огонь в камине заново, и мы продолжим.
— Не стоит беспокоиться, — и гость улыбнулся. Отец миллион раз клялся в этом, хотя сам подтверждал, что в такую темень, какая стояла тогда в кабинете, разглядеть улыбку было невозможно. В ту же секунду вспыхнуло пламя в камине, весело затрещали сучья, а самое удивительное, что свечи, которые так долго стояли в канделябрах незажженными, что все уже про них забыли, сверкнули яркими огоньками.
Лицо мужчины осветилось огнем и тут же стало узнаваемо. А виконт, рассмотрев, наконец, кто перед ним стоит, от неожиданности сел мимо стула, и пребольно ударился тем, что в приличном обществе обычно не поминают. Но тогда на это он внимания не обратил, во все глаза рассматривая гостя.
Следует заметить, что в нашем королевстве существует практика наделения пэров титулами и земельными наделами не столько за заслуги перед короной, хотя это, безусловно, учитывалось, сколько за Дары, коими род наделили Духи.
Например, в нашем роду УолтВисби, все представители имеют власть над животными. Кто поспособнее, может даже занимать сознание любого зверя, кто-то повелевает стаей волков одним только голосом, а кто-то, в частности я, с трудом понимает, что от него хочет собственная лошадь. Общение с животными для меня походит на плохо выученный урок — вроде в общих чертах знаешь, о чем идет речь, а вот детали ускользают.
На западе с нами соседствует граф Витторби. Его род властвует над растениями, и именно из-за этого между нашими владениями уже долгие годы ведется негласная война. Все дело в том, что моя матушка, выйдя замуж за виконта, изгнала с наших полей всех вредителей и грызунов, а куда им было податься, кроме как не на цветущие сады наших соседей? Нет, разумеется, в иных условиях вредители разбежались бы в разные стороны, осчастливив своим появлением не только графские имения, но матушка, обиженная за что-то на леди Витторби, чуть ли не самолично их проводила на ненавистные земли. С тех самых пор, на западной границе наших владений стоят вооруженные до зубов мыши, кроты роют окопы, а суслики научились метать из пращи камни и сидят теперь в засаде.
В свою очередь, со стороны Витторби, на границе, с хлюпаньем вырывая из почвы корни, несут свою вахту грибы. В основном, конечно, мухоморы, но встречаются среди них и подосиновики со стайками опят. Лианы оплетают приграничные растения, готовые по тревоге скрутить наглых нарушителей границы, а красивые с виду цветы отравляют бегающих мимо мышей своей пыльцой. Регулярно обе армии устраивают сражения, в которых немало уже полегло солдат и с той и с другой стороны, но леди-полководцы заключать мирное соглашение пока не намерены.
На востоке нашим соседом является виконт ИстХейм. У него восемь сыновей и все они, как и их отец, обладают возможностью мгновенного перемещения куда-либо. Уже трое старших сыновей виконта женаты на моих сестрах, и одно время Корон ИстХейм захаживал к нам, видно, лелея надежду еще раз породниться с родом УолтВисби, уже через меня. Я с удовольствием встречала его в прихожей, и соглашалась на прогулки в сопровождении младшей сестры, так как знала, что ни к чему большему это не приведет. Толстый и неуклюжий Корон нисколько не прельщал меня в качестве супруга.
Когда виконт ИстХейм узнал о симпатиях сына, тому досталось по первое число, путь на наши земли ему естественно был заказан, а мы вновь погрузились в пучину нестоличной скуки.
Северная граница нашего имения соседствует с обширными владениями маркиза ПремСбита. Один из его предков умудрился жениться на русалке, что, насколько я знаю, никому больше так и не удалось повторить, и с тех пор, потомки того, самого старого ПремСбита подчиняют себе водную стихию. Обе дочери маркиза сейчас считаются самыми завидными невестами. Еще бы, кому не хочется иметь в женах красавицу, холодными чертами лица подобную русалкам, которая к тому же обладает недюжинным Даром и впечатляющим приданым? Жаль только, что характер у всех представителей род ПремСбит оставляет желать лучшего.
На юге, слава Духам, сотворившим мир, мы соседствуем с родом, имеющим самое большое количество потомков — ПенсикДорс, но главное их преимущество не в численности, а в даре врачевания. Сейчас объясню в чем дело. Издавна так повелось, что лорды стремятся взять в жены подходящих им по статусу. Но не сразу древние лорды догадались, что определенные способности являются доминирующими. Допустим, если отец семейства обладает магией воды, а мать управляет воздухом, то дети их не смогут повелевать обоими стихиями, а с вероятностью 99,9 % в первый же день своего существования устроят в детской потоп.
Повезло родам, фамильное древо которых разветвлено настолько, что выбрать жениха или невесту из числа дальних родственников не является проблемой. А тем, кому не посчастливилось, пришлось путем проб и ошибок выяснять, по отношению к какому из даров их собственный, является доминантным. ПенсикДорс во всех смыслах моего пояснения являются счастливчиками — лекарские способности подавляют любой дар, а огромное количество кузин и кузенов позволяет не страдать от того, что с предложением руки и сердца никто не спешит. Мало кто из родов желает своим потомкам вместо способности мгновенного перемещения или обращения в животное, подарить обязанность в любую погоду спешить к роженицам или к хлюпающим носом тошнотикам.
Дар же моего рода медленно, но верно угасает. Уже давно выяснилось, что способность понимать язык животных поддерживается только чистотой крови. Несколько веков наши предки женились и выходили замуж не только за дальних, но и за близких родственников. Всем в нашей семье известен сумасшедший прадед по имени Пиксли, который заставил свою 35-летнюю дочь выйти замуж за 14-летнего брата, и все помнят, как нехорошо это закончилось. Все осуждают злобного прадедушку, но у каждого главы рода УолтВисби седеют волосы, когда остро встает вопрос о женитьбе выросших детей. Моему отцу еще повезло — мама оказалась поздней дочерью одной из его дальних теток, но нам с сестрами ни одного даже самого захудалого кузена не досталось.
Вот так моему отцу и пришлось позабыть о принципах чистоты рода, когда для Эсбет, Лисе и Корпилд настала пора выходить замуж. Лучше уж внуки с даром перемещения, чем злющие дочери в статусе старых дев.
Поэтому, отец в принципе не удивился бы любому гостю мужского пола, помня, что у него подрастает еще и Клара. Любому, но герцог ГримГайл, который стоял прямо перед виконтом, поверг того в священный ужас.
За страх отца осудить трудно — даже король старался лишний раз не тревожить опору своего трона, уважая и опасаясь его одновременно. Герцог ГримГайл, в отличие от большинства жителей королевства, не совсем человек, а если точнее, в нем очень мало человеческого, в драконе-то. Огонь бурлит в его венах, заставляет вскипать и загораться кровь, и предугадать действия сильнейшего лорда даже не страны, а как минимум, материка, не всегда представляется возможным.
Естественно, герцог знал о реакции, каковую вызывает его персона, поэтому вежливо подождал, пока виконт придет в себя, выпьет для храбрости, потому что от ужаса хмель уже весь выветрился, и только тогда пояснил цель своего появления.
Как оказалось, ГримГайл решил жениться. Виконт вспомнил о Кларе, и сам себе посочувствовал, потому что отдавать любимую дочь, родную кровиночку дракону, он, как минимум, не хотел. В голове его роились мысли о масштабе разрушений, которые устроит разъяренный отказом герцог, и которые странным образом его не пугали, ведь все равно уже через несколько часов имение уйдет с молотка.
ГримГайлы всегда женились только на женщинах своего рода. Естественно, что если ты можешь перевоплощаться в злобного огнедышащего дракона, то и супруга у тебя должна быть соответствующая, чтоб не спалить ее в разгар ссоры. За герцогом уже давно охотились его родственницы, даже те, кто вышел из детородного возраста, но все без толку. Как он сам заявлял — он еще слишком молод. И тут такое заявление!
Виконт три раза проговорил про себя молитву Духам, посчитал, что этого довольно, и аккуратно поинтересовался, а почему Его Светлость пришел с таким заявлением в его дом. Как, известно, на территории имения УолтВисби драконих отродясь не водилось. Все-таки мой отец еще лелеял надежду, что герцог адресом ошибся, но его чаяниям сбыться было не суждено.
— Виконт, о составе вашего семейства я наслышан, как знаю и о том, что в настоящий момент ваша жена рожает вам пятую дочь.
— Это еще неизвестно, — машинально ответил отец. — Я имею в виду пол ребенка.
— Лорд УолтВисби, мне ли напоминать вам о проклятии леди Нисбет?
Виконт тяжело вздохнул. Об этой достопочтенной, но ненавистной нашему роду женщине он мечтал не вспоминать никогда. До того, как мой отец женился на маме, была у него недолгая интрижка с замужней леди. Естественно, участвующие в таком неприличном деле, как адюльтер, мужчины (помимо собственного отца я имею в виду и рогатого муженька), хотели бы сохранить грехопадение дамы в тайне, но она решила по-другому.
Когда леди дали отставку, она отправилась в храм, причем в такой день, когда там людей было более, чем обыкновенно, и попросила у Духов наказать соблазнителя. Расплату она придумала своеобразную. По ее задумке, рождаться от виконта УолтВисби должны были исключительно девочки, по-видимому, мерзавка знала, как он мечтал о сыновьях. Взамен интриганка пообещала Духам свою силу.
Все прихожане храма с любопытством смотрели на молоденькую леди Нисбет в полупрозрачном пеньюаре (я так вообще считаю, что она в таком виде в храм отправилась исключительно за новым любовником) и шептались. Со всех сторон слышались смешки, что немудрено, ведь Духи на такие просьбы обычно не откликались, их профиль наоборот, наделение силой. Но как назло, именно в этот момент, как видно, у кого-то из небесного пантеона было плохое настроение и от всей гадливенькой душонки этот кто-то решил злобной женщине помочь.
Откровенная одежонка леди внезапно окрасилась кровью, а сама она в судорогах повалилась на пол. Все бросились на помощь, причем жрец, которому по статусу женщин касаться нельзя, бежал к леди Нисбет впереди толпы, раскидывая толстыми ногами полы алой хламиды. Вызвали лекаря, но когда он явился, женщина себя отлично чувствовала, вот только сила ее (а раньше леди в животного какого-то обращалась, подозреваю, в жабу) исчезла. Ситуация была неоднозначная, все жители королевства пошептались, сошлись на том, что это совпадение, но за личной жизнью моего отца с тех пор следили с повышенным вниманием. И не зря. Виконт женился, жена родила ему дочь, а к моменту появления герцога ГримГайла в нашем доме дочерей было уже четверо, и так как мама была беременна, беднота принимала ставки 100 к 1, что опять родится девочка. Тем, одним единственным поставившим на мальчика был как раз мой отец.
— Так вот, уважаемый лорд УолтВисби, — продолжил герцог. Мне представляется, что в этот момент он выглядел крайне зловеще. — Памятуя об этом проклятии, и зная о ваших чудовищного размера долгах, я хочу предложить вам сделку.
Отец вспомнил о последней закладной и приготовился внимательно слушать.
— Я оплачу все ваши долговые расписки и даже более — выплачу вам сумму, равную двум таким поместьям, — герцог пренебрежительно повертел пальцем над головой.
— Надеюсь, вы понимаете, что я далеко не меценат?
За окном раздался удар грома, и вздрогнувший от неожиданности отец, кивнул.
— Я бы хотел помолвки с одной из ваших дочерей.
— Клара еще слишком мала, — проблеял отец, но как я подозреваю, он был уже крайне воодушевлен открывающимися перспективами.
— Лорд УолтВисби, — поморщился герцог. — Во-первых, помолвка — далеко не свадьба, и вы, как человек, укравший собственную жену прямо с порога свадебного храма, в который она шла с другим, должны бы об этом помнить. А во-вторых, заключить с вами брачный договор я бы желал на самую младшую, пока не рожденную дочь.
— Но почему?!
— Считайте это блажью богатого повесы, — отмахнулся ГримГайл. — Вся моя родня считает, что мне пора жениться, и подтвержденная брачным договором перспектива свадьбы их, безусловно, успокоит. Я же, надеюсь, за ближайшие 17–18 лет смирюсь с неизбежностью присутствия в своей жизни супруги.
Обычно, на этом месте рассказа я фыркала и уходила прочь, уже зная, что мой отец и проклятый герцог договорятся и даже составят брачный договор. Всегда неприятно было понимать, что Клару отец не согласен был выдавать замуж за дракона, а когда речь зашла обо мне, пусть еще и не появившейся на свет, так мужчины сразу пришли к согласию.
Все восемнадцать лет моей жизни отец клянется и призывает в свидетели Духов, что он найдет способ расторгнуть помолвку и мне не придется выходить замуж за дракона, имя которого за все годы обросло еще большим количеством страшилок. Но по итогу, деньги, уплаченные герцогом, закончились, новые зарабатываются с превеликим трудом, и совсем не в тех количествах, в которых хочется, поэтому и родилась я, и живу, невестой дракона.
Мало мне было того, что от меня на всех балах кавалеры шарахались, только услышав, кто мой жених, так месяц назад, прямо в день моего восемнадцатилетия, по высочайшему повелению дражайшего герцога, к нам в поместье заявился барон ГритБерли. Против его присутствия на празднике никто не возражал, но возникнув на пороге, он потряс перед моим отцом копией брачного договора и тыкнул своим толстеньким, похожим на сардельку пальчиком в пункт о полной передаче меня в собственность герцога по достижении венчального возраста. Собственно, в договоре подразумевалось, что в этот день я уже должна перед алтарем стоять, и трепетно прижиматься к своему супругу. Но когда взбешенный отец спросил, где же жених и почему он не спешит помолвку перевести в статус брака, ГритБерли противным голосом и явно издеваясь, указал на бесконечную занятость герцога и личную просьбу (естественно не приказ, бароны же с герцогами лучшие друзья) лорда ГримГайла последить за сохранностью его невесты (читай, личного имущества).
В общем, праздник был безнадежно испорчен, отец мой приналег на выпивку, боевая матушка, которая вообще в восторге от навязанного мне брака не была, кинулась упитанного барона бить, сестры мои бросились вроде как ее оттаскивать, а на деле, принимали в драке живейшее участие. Мне же оставалось приналечь на десерт, с чем я успешно справлялась.
Когда кучу малу все-таки разняли и весьма потрепанный барон опять принял важный вид, стараясь, правда, держаться подальше от моей матушки, я поинтересовалась, надолго ли Его Милость к нам прибыли. По этому поводу барон ничего вразумительного ни мне, ни гостям поведать не смог, чем, честно сказать, меня очень порадовал. Потому что, пока Его Милости большая часть моей семьи квасила нос, я уже поняла, что детские надежды на то, что герцог пошутил (хоть и весьма впечатляюще), рухнули, и скоро состоится моя свадьба. Удивительно конечно, что меня просто напросто не погрузили в карету и не отправили по месту родового поместья ГримГайлов, все-таки я уже его собственность, но раз уж меня оставили дома, то сам собой напрашивался вывод: пока барон здесь, проедает наши продукты (в больших количествах кстати), герцог вряд ли появится, а значит что? Значит нужно кормить барона поусерднее, чтобы он своему хозяину доносил, что в его присутствии необходимости нет и гулять он может хоть до взлета земляных червей.
План по откорму доверенного разбился о броню хамства и нравоучений барона. Через два дня его пребывания в поместье УолтВисби, я готова была взвыть, и замужество меня уже так не пугало.
Через четыре дня озверели все обитатели усадьбы, и от очередного избиения, лорда ГритБерли спасла только заметка в газете, которая всем желающим прочесть поведала, что герцог ГримГайл вернулся с победой из очередной военной кампании, и даже успел поразить на дуэли представителя рода ФарготТов. Подробности происшедшего заметка не содержала, но все же все мои ближайшие родственники впечатлились, и решили отбросы, дрейфующие у самого берега, до поры до времени не трогать, а посмотреть, затонут они сами, или их все же выловит кто-то влиятельный. Если бы кто-то поинтересовался моим мнением, то я бы поручилась всем своим приданым, что заметка в газете дело рук самого барона, но самостоятельно разжигать конфликт не хотелось.
Молчание мое, однако, выходит теперь боком — приходится сидеть оскорбленной, в одиночестве, в собственном саду, на старых качелях, которые когда-то собственноручно сбил отец для старшей из дочерей — Эсбет.
Для него это конечно было подвигом — виконт отродясь в руках ничего тяжелее стакана не держал, так что качели висели на прогнившем уже дереве, как свидетельство тяжкого жертвования отца собой ради детей. Слава Духам, что к моменту моего рождения фантазия у виконта как-то поугасла, и дальше поцелуя в лоб проявления отцовской любви не заходили. Бедная же Эсбет на этих качелях какие только травмы не получала, все-таки стакан батюшка держал крепче, чем молоток.
Года три назад я попросила нашего конюха немного творение виконта обновить, дабы свести их травмоопасность к жизненно необходимому минимуму. Все было отлично, пока батюшка в окно не увидел, как на качелях, о существовании которых он успел забыть, ничуть не боясь, раскачивается Дарлайн. Всей нашей семье пришлось пережить волну вновь возрожденной гордости отца, которая выразилась в демонстрировании этих треклятых качелей всем гостям. Естественно, сие действо сопровождалось инструкциями, которые завершались словами: «Сделал на века! Двадцать пять лет им уже, а они как новенькие!» и приглашениями проверить.
Бахвальство пришлось прекратить после того, как дородная леди Бифсвори, которая родила уже 15 детей, и как следствие, выкормила им свой мозг (другого объяснения ее действиям я найти не могу), папиным уговорам поддалась.
Дама оттолкнулась от земли раз, другой, и качели, не рассчитанные на огромный вес, счастливой обладательницей которого была леди Бифсвори, крякнули, скрипнули, и, наконец, рухнули.
На тот момент у нас гостили еще и ПенсикДорсы, поэтому леди физически не пострадала, но ее самолюбие точно получило повреждения, нанесенные оглушительным хохотом пьяненького лорда Бифсвори.
Ремонтировать качели опять доверили конюху, теперь уже с согласия виконта, и паломничество к ним прекратилось.
Темнело, и в столовой, выходящей окнами в сад, зажгли свет, готовясь к ужину. Я опустила голову на колени и принялась наблюдать за снующими по комнате Лиззи и Милке — неизменными горничными нашего поместья.
Послышался шорох, и легко прикасаясь пальчиками к моей спине, мимо скользнула Дарлайн. Сестренке уже исполнилось 14 лет, она считала себя совсем взрослой и, начитавшись романов, даже сейчас, поздним вечером, в саду, одета была как первая леди королевства, в надежде, что ее судьба будет проходить мимо, взглянет сквозь просветы изгороди и тут же влюбится. Дарлайн выглядела превосходно и я даже залюбовалась. Длинные светлые волосы завиты, уложены в пышную прическу и украшены цветами. Насколько мне известно, бедная Лиззи по три часа каждое утро проводила в спальне Дарлайн, взбивая ее волосы и доводя облик до совершенства. Косметикой сестра пользовалась очень умело, несмотря на юный возраст — большие голубые глаза немного подведены, придавая взгляду необходимую поволоку и загадочность, совсем чуть-чуть розовой помадой подчеркнуты губки и в тон им смущенно рдеют щечки. Платье также было выше всяких похвал. Модного в этом сезоне голубого цвета, с узкими рукавами и широким декольте, оно подчеркивало пышные формы Дарлайн.
Обычная в нашей семье практика передачи старых платьев младшим сестрам в случае с Дарлайн не сработала. Я была на голову выше сестры и в полтора раза худее. Поэтому, даже в качестве домашних платьев, мою одежду перешивать смысла не было.
— Опять с ГритБерли поругалась? — звонким голосом поинтересовалась сестра.
— Опять, — я вздохнула и подвинулась, освобождая ей место. Дарлайн тут же уселась рядом и похлопала ладонями по коленям. В кустах немедленно зашуршал ежик, подбираясь к призывающей его девушке, а на правую руку ей чуть ли не спикировал соловей. Я с грустью посмотрела на проявление такого количества Дара, для меня попросту непозволительное и опять вздохнула.
— Он конечно противный, — сказала Дарлайн и аккуратно погладила пальцем доверчиво наклоненную головку птицы. — Но тебе, Лора, следует быть к нему немного потерпимее. Он же может ужасных гадостей наговорить твоему жениху, и герцог будет вправе разорвать помолвку.
— Вообще-то, это то, чего я отчаянно желаю, — хмуро заметила я.
— Не выдумывай, — Дарлайн тихо засмеялась. — В восемнадцать лет и с запятнанной репутацией тебя никто не возьмет замуж.
— Можно подумать, в нашем роду мало старых дев, — фыркнула я. — Да, как минимум, треть. Тетю Вербеллу, например, замуж никогда не звали, и ничего. Живет, и совершенно по поводу отсутствия мужа и детей не грустит.
— Вербелла создала королевский заповедник, — возразила Дарлайн. — У нее и минуты свободной нет, когда ей на горькие раздумья отвлекаться, но чем будешь заниматься ты? Дара-то у тебя соловей наплакал.
Птица, словно соглашаясь, тренькнула.
— Половина королевства живет без Дара, — разозлилась я.
— Существует. Вряд ли ты согласишься быть служанкой или захочешь ковыряться, как крестьяне, в земле. Хотя…поговори с папой уже сейчас, пусть даст тебе возможность хотя бы попробовать. В своих желаниях нужно вовремя разочаровываться.
Я вспыхнула и вскочила на ноги. Дарлайн улыбаясь, смотрела на меня снизу вверх. Ее лицо неожиданно показалось мне старше и мудрее, и злость на сестру как-то неожиданно исчезла.
— Думаешь, нет никакого выхода? — убитым голосом спросила я, с тоской глядя в окно на заполняющуюся людьми столовую.
— Конечно есть, — пожала плечами сестра. — Выйдешь замуж, постараешься себя нормально вести, чтобы муж тебя в приступе ярости не спалил (хотя не представляю, что ты в курсе того, как это), родишь следующего герцога ГримГайла и будешь жить долго и счастливо.
Я с подозрением посмотрела на сестру. В ее словах отчетливо слышалась издевка
— советуя мне смириться с судьбой, сама Дарлайн никогда бы так не поступила. Мне всегда казалось, что сестра даже в детстве четко знала цель своей жизни. Но какова она? Общительная и разговорчивая, на поверку сестра оказывалась донельзя скрытной в том, что касалось лично ее.
— А за кого ты бы пошла замуж, Дарлайн? — как можно безразличнее спросила я. Сестра на миг скривилась, как будто удивляясь моей наивности, но тут же улыбнулась.
— Тебя папенька уже искал, Лора. Я и в сад-то вышла за тобой, ступай скорее, тоже сейчас приду.
В крайней задумчивости я направилась в дом и в дверях почти столкнулась с взволнованным Шнитором. При виде меня распорядитель облегченно выдохнул и быстро увлек за собой в боковую комнату.
Я терпеливо подождала, пока мужчина нервно посмотрит в щелку двери на предмет присутствия свидетелей его совершенно не почтительного поведения, и только потом, шепотом позволила себе заметить:
— Шнитор, если барон застанет нас сейчас вдвоем, скандала не избежать.
— Да полноте вам, госпожа, — испугался распорядитель. — Я же, почитай, вышел уже из того возраста, когда меня можно было в чем-то уличить.
— Так я-то в этот возраст только вошла. А барон не вас обвинять примчится, его интересует только мое целомудрие. Что ты хотел, говори скорее.
— Виконт вас искал, — выпалил распорядитель, и чего-то явно ожидая, на меня уставился. Так мы и смотрели друг на друга, пока я, отчаявшись дождаться продолжения, не спросила:
— Так именно поэтому ты меня к нему не пустил, и держишь в этой комнате?
— Да, — кивнул Шнитор и опять замолчал. Скорее всего, он надеялся, что мне удастся догадаться о предмете разговора, правда я такой верой в собственные силы не обладала, поэтому начала терять терпение.
— Что «да», Шнитор? Зачем искал? Почему мы здесь прячемся? Да что я из тебя каждое слово клещами вытягиваю?!
— Полчаса назад вернулся в дом барон, — заговорил наконец распорядитель. Я, боясь сбить его с мысли, молчала. — Злющий, как суслики вашей матушки. Сразу поднялся к виконту, и что-то ему выговаривал. Я не подслушивал, — смутился Шнитор. — Лиззи полы рядом мыла, и мне все рассказала. Я ее отругал конечно, и…
Я кивнула, призывая его продолжать. Насколько я знаю, уборка в нашем доме проводится по утрам, когда все еще спят. Ни разу еще не было такого, чтобы по лестницам люди ходили, а у них под ногами тряпкой махали, но журить распорядителя, а тем более, горничную, я не собиралась. Их нехорошие привычки играют в моей жизни слишком хорошую роль.
— …В общем, как только ГритБерли вышел, ваш отец и начал розыски. Дарлайн послал в саду посмотреть, а вы все не идете и не идете. Батюшка гневается уже, каждую минуту о вас спрашивает, может быть, вы будете себя вести немного… помягче? Не стоит гневить виконта.
— Спасибо, Шнитор, — вздохнула я. — Но предупреждение запоздало. С бароном мы уже повздорили, а уж в том, что он побежит ябедничать я и не сомневалась.
Шнитор грустно поклонился, я первая вышла из комнаты и направилась наверх, в кабинет виконта.
Отец стоял у окна, повернувшись спиной к входу. Я намеренно громко закрыла за собой дверь и прошла к маленькому диванчику у стены. Здесь всегда было мое убежище от мамы, если она искала меня, чтобы наказать. Отец никогда не вмешивался в вопросы моего воспитания, и тем более, очень редко меня ругал, по- видимому, чувствуя свою вину за подписанный когда-то брачный договор. Именно поэтому я и пришла сейчас к нему без капли страха — даже не представляю как это, быть наказанной отцом. Оказалось, что очень неприятно.
— Лорд ГритБерли опять жаловался на тебя, — ровным голосом сказал отец. Я пожала плечами и, спохватившись, что он меня не видит, ответила:
— Чувствовать себя оскорбленной больше пристало мне — барон усомнился в моих умственных способностях.
— Прости, Лора, но в последнее время и у меня есть поводы в них сомневаться, — отрезал виконт. Я пораженно открыла рот, а отец продолжал:
— Как же ты не понимаешь, что, по сути, теперь являешься собственностью ГримГайла. В нашем доме ты почти что гостья, и твое поведение герцог может посчитать оскорблением.
— Да что я такого сделала-то? — вскричала я, вскакивая с дивана. — На лошади прокатилась? Когда уже это стало запрещено?
— В нашей семье — никогда, — повысил голос виконт, заставив меня осечься. — Но мы не знаем порядков рода ГримГайл.
— Да в нашей семье до моего рождения и не было принято продавать собственных дочерей, — ядовито заметила я. — Но это тебе нисколько не помешало, так что о чем мы здесь толкуем?
— Не выдумывай, — отец покраснел. Он-то думал, что от гнева, а я считаю, ему в конто веки стало стыдно. — О какой продаже ты говоришь? Тебе повезло, герцог самая выгодная партия в королевстве, и твои истерики просто смешны!
— Да он старше меня чуть ли не на полвека! Тебе бы такую выгодную партию вместо молодой мамы.
— Я не желаю это в миллионный раз обсуждать. Ты — будущая герцогиня ГримГайл, и хватит об этом! Хочу сказать, что упреки барона теперь не представляются мне такими уж глупыми и с его предложением я, пожалуй, соглашусь.
Мне стало страшно. От барона ГритБерли я ничего хорошего не ждала в принципе, и сомневалась, что в этот раз его фантазия меня все же порадует.
— До приезда герцога ГримГайла я запрещаю тебе выходить из дома. Раз в день позволяются прогулки в саду в компании барона.
— Но, папа! — от неожиданности я села. — А если герцог почтит нас своим присутствием через год, два? Да если он вообще не пожелает явиться?
— Значит, ты пожизненно просидишь в доме, — рявкнул виконт и указал на дверь. — Ступай! Ужин остывает.
— Да вы, отец, прямо хозяюшка, — скривилась я и выскочила из кабинета прочь, пока отец переваривал мой выпад.
В столовую я, естественно, не явилась. Как, впрочем, и на следующий день. Позиция моя была проста — лишили свободы, так пусть герцог получит бледную, немощную, но голодную и потому злую невесту. Я заперлась в комнате и изредка, когда кто-то приходил под дверь с увещеваниями, выкрикивала свои требования. Как ни странно, барон у моей комнаты почти не появлялся, и этот факт меня немного нервировал.
Скажу честно, если бы не партизанские вылазки Лиззи, моим принципам пришел бы конец уже на второй день добровольной голодовки, но за счет ее свертков с бутербродами и кувшинов с молоком, я продержалась почти неделю и дождалась- таки капитуляции неприятеля.
Барон явился утром, громко постучал в мою дверь, подозреваю ногой, и зычным голосом попросил переговоров. Мне пришлось оторвать голову от подушки, хриплым спросонья голосом попросила дать мне минутку (пусть думает, что он тих от голода), и бросилась наносить макияж.
Когда я распахнула дверь, приглашая барона войти, он не удержался от испуганного вскрика. И понимаю почему — волосы расчесывать я не стала, лицо густо замазала белилами, скрыв под слоем краски румяные щеки и пунцовые губы. Под глазами нанесла синевы и даже засомневалась, не подумает ли ГритБерли, что я тут не голодом себя морила, а дралась с кем-то, но краситься заново времени уже не было.
Изображая слабость в ногах, я проводила барона к креслу и присела напротив. С удовлетворением проследила за тем, как изумление на его лице меняется страхом, и со злорадством подумала: «Бойтесь, Ваша Милость. Вряд ли герцог похвалит вас за замученную невесту». Но вслух, разумеется, я этого не сказала, а натянула на лицо маску грусти и усталости.
— Леди Лорелла, — сцепив пальцы в замок, прервал, наконец, тишину барон. — Признаться, я весьма удивлен, что вы так твердо стоите на своей позиции, и не желаете выходить из комнаты. Мне казалось, вашей деятельной натуре претит подобное затворничество и хватит вас, максимум на сутки. А после, вы прибежите на кухню в поисках еды. Признайтесь же, в чем ваш секрет.
— Ах, барон, — я томно вдохнула и приложила руку ко лбу, изображая головокружение. — Нет никакого секрета, просто я удовлетворила ваши просьбы, и подвергла себя заточению.
— Я вел речь только о доме, — недовольно заерзал барон. — К тому же, мною подразумевались прогулки по саду, и тем более, я ничего не упоминал об отказе от еды.
— Пришлось немного дополнить ваши предложения, — ядовито сказала я. — Немного подумала (в кои-то веки) и рассудила так — Шнитор же тоже мужчина? Зачем подвергать себя ненужным пересудам? Кстати, то, что мы находимся в комнате наедине, тоже бросает на меня тень, поэтому… — опираясь на спинку кресла, я встала. — Извольте покинуть мою спальню.
— Хорошо, — Гритберли отчетливо скрипнул зубами. — Чего вы хотите, Лорелла?
— Просить, чтобы вы убрались из моего дома бесполезно? — уточнила я.
Барон вполне ожидаемо кивнул, но не попытаться я не могла. Мои требования были продуманы еще на второй день заточения, как и рассказаны желающим их слушать, но я не гордая, вполне могу и повторить.
— Прогулки на лошади, согласна даже на ваше при этом присутствие; возможность беспрепятственно покидать дом в течение дня, на ночь я, само собой разумеется, не претендую; и главное, вы прекращаете мне читать свои нотации. Я уже выросла, и момент воспитания, даже такого, каким его видите вы, безнадежно упущен.
— И я весьма сожалею, что не прибыл сюда гораздо ранее и не устранил этот пробел, — заявил барон. Я закатила глаза и напомнила ему про третий пункт.
— Хорошо, — недолго подумав, произнес барон. — Сами понимаете, первый пункт меня не устраивает, ввиду… моего особого отношения к лошадям.
— Я уверена, что вас не устраивают все пункты, — фыркнула я. — Хотя их и не так много. Но я согласна пойти на уступки, если вы предложите мне равноценную замену. Итак?
— В имении ПремСбит через неделю прием.
— Полагаю, выводят в свет дочерей маркиза?
— Именно так. Надеюсь, возможность на него попасть вы сочтете достойной альтернативой прогулкам на лошади.
— Вы спутали меня с Дарлайн, лорд ГритБерли, — я развеселилась. — Вот уж она не упустила бы такой шанс.
— Это отказ? — скривился барон.
— Отнюдь. Я согласна пойти вам навстречу, ввиду уступок с вашей стороны. Поэтому, официально заявляю — балу быть.
ГритБерли облегченно вздохнул. Подозреваю, перспектива кататься на лошади пугала его даже больше возможного гнева герцога, поэтому он выжал из себя улыбку и встал из кресла.
— Значит, договорились, леди Лорелла. Предполагаю, теперь вы можете смыть с себя этот ужасный, изуродовавший вас грим и перестанете отвлекать Лиззи от работы.
Я замерла, пораженно открыв рот, и не зная, что ответить. Барон вышел, аккуратно прикрыл за собой дверь, и мне ничего не оставалось делать, кроме как отправиться в ванную с противным ощущением шпильки, которую загнали в мое самолюбие.