Подлость плюс

Батраков Алексей

Уважаемый читатель! Автор сборника рассказов и повестей "Подлость плюс" начинал работать ещё в Советской милиции, а заканчивал в другой стране и при другом строе. Всё, что поведано в этой книге, имеет реальную основу. А основными героями здесь выступают милицейские следователи и начальники, участковые и оперативники, которые в подлое такое время не ходили под бандитами и не плясали под их дудку. Именно эти люди, на мой субъективный взгляд, не допустили массовой резни в России. А спасти её от разграбления — были просто не в состоянии. И ещё один момент, уважаемый читатель. При отсутствии чувства юмора за книгу эту лучше не беритесь.

 

От автора

Уважаемый читатель! Все события, о которых идёт речь в данной книге, имеют реальную основу.

Её автор пришел в милицию в 84-м году прошлого века с тяжёлыми мыслями о том, что до пенсии не дослужит, что с преступностью в стране к тому времени будет покончено. За семнадцать лет работы он не единожды был проклят некоторыми из обвиняемых, его два раза пытались загубить некоторые из уголовников, и два раза — затолкать в тюрьму некоторые из прокуратуры.

Но книга эта, по большому счёту, не про них. Она — про тех людей, что работали за совесть. Мы не были ангелами во плоти. И глупо-глупо порой ошибались, и бандитов беззаконно обижали, и пили водку в кабинетах, и спали с другими женщинами… Но никогда мы не были ворьём, что, говорят, стало очень актуально в нынешнее время.

Мои рассказы и повести — не шедевр мировой литературы, но поведаны, думаю, интересно, особенно для людей, не лишённых чувства юмора. Всё же, списаны они с натуры и не являются плодом модных сейчас фантазий на милицейско-полицейскую и прокурорскую темы. Хотя, определённый элемент — присутствует. Надеюсь, уважаемый читатель, книга Вам понравится.

 

Раздел 1

Рассказы

 

Подлость

История эта имела место в начале девяностых годов прошлого века. Великая битва за бабло тогда в стране лишь начиналась. Деньгократия и бандитское движение только-только набирали обороты, но развивались до неприличия стремительно Злые языки говаривали, что воров развелось столько, что их численность превысила численность голов так называемых КРС. Для несведущих поясняю, что КРС — это крупнорогатый скот, а если не замудряться — обыкновенные быки и коровы, из которых говядина получается.

В считанные по пальцам одной руки годы времена для бурёнок пришли чёрные. Попали они под срочное накопление первоначальных капиталов, под массовое, то есть, вырезание. А для губивших скотину субъектов, естественно, времена пришли очень даже неплохие, золотые, можно сказать, времена. В прямом и переносном смыслах этого слова.

Причину резкого перехода от граждан великой некогда державы к вышеуказанным домашним животным Вы, уважаемый читатель, поймёте, если хватит терпения прочитать мой опус полностью.

Два соседа из одной деревни, Семён Разуваев и Антон Мозов, много лет отработали учителями в местной школе. Один был физик и математик, второй историю с географией преподавал. Строили и укрепляли вместе со всеми социализм. Даже развитым его сделали. Будущий коммунизм представляли плохо, хотя достаточно были наслышаны. Всё, вроде, шло своим чередом. И… не заметили даже сначала, что общество-то (московское, конечно, в основном) тихой сапой строить коммунизм передумало и к капитализму дореволюционному решило возвернуться. Тут и выяснилось, что оказались наши педагоги, мягко говоря, не очень-то для жизни такой и приспособленными. Для шагающей по бывшим советским городам и весям базарной, или словами другими, рыночной экономики оказались они, мягко говоря, не готовы. Честный труд на благо общества оказался не в почёте, а самое хреновое, мало и редко оплачивался. А жить как-то надо, социализм ли на дворе старый, или капитализм новый-старый…

Основная часть сельских мужиков, оказавшись вовсе и не нужной нарождающейся формации, дружно выразила свой протест. Протестовала жёстко и в едином порыве — систематическим употреблением национального напитка с незатейливым названием «самогон». Малая же часть, более продвинутая /раньше таких ещё проворными называли/, а потому и прогрессивная при новом-то строе, по примеру торгашей столичных быстро смекнула, что тут и к чему. Развернулась она круто и окунулась с головой в неизведанную тогда ещё сферу под мудрёными названиями коммерция и бизнес, с бандитизмом, естественно, вперемежку. Кому-то повезло больше, кому — меньше, некоторым вообще не повезло.

Злые языки из пресловутой той основной части называли сферу эту присвоением общественного добра, а также — спекуляцией и ещё словом каким-то заумным. «Эксплуатация», по-моему, слово это мудрёное, если память не подводит. Неблагодарной, короче, оказалась основная часть сельских мужиков, как, впрочем, и остального не продвинутого народа. И свободу им подарили, и демократию. И ваучеры раздали. Господами все стали! Ну что ещё нужно?… А они помирать взялись. Да скоро так! Мрут и мрут, как мухи. Да ещё и размножаться перестали. Не хотим, заявляют, нищету плодить беспросветную. Отговорки, естественно, сплошные.

Что-то я отвлёкся, похоже, от существа повествования…

В общем и целом, герои наши, по фамилии и имени вышеупомянутые, извините за резкое выражение, мутными какими-то были. С одной стороны, спиваться они, видите ли, не хотели. С другой стороны, хапать и сограждан своих дурить, не могли. Они, учителя-то, сами так выражались. Мужики из «основной части», в принципе, то же самое говорили, только по наматерному, нецензурно, то есть, значит, не совсем культурно.

Таким образом, сами видите, уважаемый читатель, никчемными эти люди оказались, педагоги одним словом.

Тут ещё и Новый год на смену старому надвигается. Подарки принято дарить и жёнам, и детям. Основная вышеназванная часть сельского мужского населения вопросом этим давно уже не заморачивалась. Малая же часть, кого не подстрелили, первоначальный капитал сколотить уже успела и даже — раскрутить немножко. На подарки близким-то своим, как-нибудь, но выкроит. А что вот делать таким, как эти самые Семён и Антон, ни рыба, ни мясо которые?…

Но отступать перед трудностями дальше было некуда, да и в глаза детям смотреть стало стыдно. Потому и решили они добиться всё ж на праздник и рыбы, и мяса, и подарков для родных и близких. При этом, Разуваев и Мозов велосипед изобретать не стали, в сельской местности — бесполезное это занятие. Просто-напросто совместили они оба направления движения к лучшей жизни. Первое — основной непроворной части сельских мужиков, и второе — малой, но проворной. Соответственно, выпить было решено сначала и для храбрости, как все уже догадались, самогона. Во-вторых, договорено было увести с фермы одну коровку /вышеуказанный КРС/, продать скотину эту и разрешить тем самым новогодние проблемы. Зарплаты пятый месяц нет — рассуждали учителя, ещё по трезвому, когда будет, вообще неизвестно. К тому же скот этот, бывший общественный, городские парни с короткими причёсками моментом оприходовали. Ежедневно по несколько голов вывозят, явно не голодающим Поволжья.

Выпив по стакашке первачка, прихватив с собой ещё бутылочку и луковку на закусь, верёвку также, двинулись Семён и Антон глубокой ночью по скрипучему снегу морозному. К бывшей ферме колхозной направились, вернее к собственности уже частной.

Как назло, сторож в ту ночь вредный очень попался. Второй час уж пошёл, а он всё бодрствует. Спать ложиться, похоже, вообще не собирается. А что ему спешить. Сидит себе в коровнике на топчане. Тепло, светло, не то, что скотокрадам нашим новоявленным. Под окном они, в снегу и на морозе двадцать градусов по Цельсию. Первое время, правда, самогоночка спасала, а потом-то ещё хуже стало, холодней ещё. И в бутылке-то пусто стало, не бежать же за другой через всё село. Нет-то нет, угомонился сторож. Уснул, слава Богу.

Отодрали Разуваев и Мозов плёнку полиэтиленовую с окна крайнего, в помещение проникли. Зацепили одну их коровок с противоположного от сторожа края фермы, открыли изнутри ворота и увели бурёнку на верёвке, как и задумано было. Через деревню, понятное дело, идти с ворованным не с руки. В поле снегу по… пояс. Самое оптимальное, коровку вдоль шоссейки провести. И снегу меньше и следы затеряются. Продумано, короче, всё до мелочей.

Вот только бурёнка с их планом не знакомилась и не утверждала, а когда до дороги дошли, вообще несогласие выражать стала. Сначала мычать взялась, как оглашенная. Потом — взбрыкивать, как рысак орловский, хорошо мужики её спереди за верёвку тянули. А надо сказать, уважаемый читатель, сложением оба были далеко не богатырским. К тому же градусы самогонные свою пагубную роль сыграли, развезло учителей основательно. Пить-то надо умеючи, это вам не детишек грамоте учить…

Корова этим всем и воспользовалась. Рванула, что есть мочи, свалила Семёна и Антона с ног и потащила их по снежному насту по кювету вдоль большака. Они ж верёвку-то из рук не выпускали. Не для того же под окном коровника мёрзли битых два часа. Выходило по сути дела, что ролями они поменялись, и ситуацию под контролем уже бурёнка держала.

Так вот, скотина эта безмозглая, недолго думая, повернула на шоссейку, вытащив похитителей чуть не под колёса «УАЗика», на котором участковый двигался. Он из соседнего села возвращался. На семейный скандал выезжал, кухонного боксёра усмирял. А тут смотрит в свете фар, корова бежит с верёвкой к рогам привязанной, и два мужика на пузах волочатся, за верёвку эту держатся.

Не часто в жизни такое наблюдать приходится. И милиционер-то опешил сначала. Но, как профессионал, смекнул вскоре, что не пастись бурёнку-то вывели, по сугробам глубоким и средь ночи глухой…

Короче, обнажил ствол табельного пистолета капитан милиции, да и задержал всех троих. Корова только сопротивлялась, да и то недолго. А когда признал в преступных элементах педагогов местных, ещё раз опешил, можно сказать, шок испытал. Расхитители капиталистического имущества ему, по-пьяни, жаловаться стали. На жизнь свою беспросветно безденежную. От крайней необходимости, лопочут, пошли на такое. Бессовестные, короче, люди. На самое святое эти негодяи позарились, на собственность частную…

И участковый бесчестно поступил. Вопреки всем интересам службы государственной. Бурёнке пинка дал в направлении фермы родной, а ворюг вообще отпустил на все четыре стороны. Приказал, при этом, чтоб не болтали лишнего. Такую вот подлость проявили педагоги эти и ещё — участковый…

 

Сделка

В понедельник на утренней планерке зам. по следствию Виктор Николаевич Осипов был угрюм и раздражителен. Только что имел место не совсем приятный разговор у начальника райотдела по поводу следователя Сорокиной, дежурившей в воскресенье…

— В чем проблема, Наталья Сергеевна? — начальник следствия перевел взгляд на сдававшую дежурство Сорокину.

— В смысле? — приготовилась к активной обороне Наталья Сергеевна, известная своим строптивым нравом.

— В прямом смысле! — начал постепенно свирепеть Осипов — Ты почему вчера Шульгина не закрыла?! Почему он дома, а не в камере?! Какие проблемы, чёрт бы вас всех подрал…

— Нет проблем — Сорокина сначала было стушевалась, но тут же взяла себя в руки — Не считаю нужным… Шульгину двадцать ещё не исполнилось, не судим и роль его второстепенная. Ножом-то угрожал второй… неизвестный…

— Вот именно, что неизвестный! — взбеленился, как и ожидалось, Виктор Николаевич — Они разбой совершили! Раз-бо-ой, а не флягу с фермы упёрли… Или тебе это до лампочки, чёрт бы вас всех подрал…Ты почему мне не позвонила, не посоветовалась? По всякой хреновине звоните, а когда надо… — Осипов закурил и тут же продолжил — Ты мне скажи, как демократ демократу, ты по кой хрен отпускаешь человека, когда его подельник не установлен и в бегах? Как это понимать, чёрт бы вас всех подрал…

— Ну, мы ж работали с ним, вместе с опером дежурным — Наташа вся напряглась, отстаивая свою правоту. Собралась свою мысль развивать далее, но не успела…

— С каким, к чёрту, опером! — начальник следствия перешёл на откровенный крик — Да опер этот твой неделю как в розыске работает, чёрт бы вас всех подрал! Колольщики хреновы… Это, Сорокина, раньше вредительством называлось. Будем ещё разбираться с тобой. А сейчас домой ты не идёшь, дежурство я не принимаю, пока твой друг Шульгин в камере не будет, где ему и положено находиться, чёрт бы вас всех подрал…

После обеда дверь широко распахнулась и в кабинет Осипова плавно прошествовал адвокат Павел Андреевич Никольский, бывший институтский однокашник.

— Какими судьбами в нашу глушь? — завёл разговор первым начальник следствия, как только поздоровались.

— Мамаша парня одного обратилась. Он влетел тут в вашем районе. Грабёж, насколько я понял — широко улыбаясь, объяснял Никольский причину своего появления старому знакомому — А час назад позвонила, сказала, что сынулю её следователь вызывает. Вот я и подъехал. Когда б ещё свиделись — продолжал радоваться встрече Никольский.

— Так ты Шульгина защищаешь? — Виктор Николаевич закурил — Пусть сухари сушит. Разбой у него.

— Да ладно уж, сразу сухари — всё также улыбаясь, закачал головой адвокат — Молоденький ещё мальчишка то…

— Молодой, да ранний — начальник следствия сделал непроницаемое лицо — По студенческому общежитию шакалил, с первокурсников деньги вышибал. Пусть посидит, может поумнеет.

— Так вы его закрывать хотите? — как можно осторожнее поинтересовался адвокат.

— А что ещё с ним ещё делать — продолжал гнуть своё Осипов — Разбой, всё-таки, сам понимаешь.

— Да ладно, Николаич — упорно продолжая улыбаться, постарался свести всё к шутке Никольский — тебе бы только в тюрьму человека затолкать. Никуда он не денется до суда. Родители — приличные люди… Да и, насколько я знаю, Шульгин-то в этом деле не основной…

— А кто основной? — как то сразу оживился начальник следствия.

— Говорит, что не знает этого парня, вчера только случайно познакомились…

— Вообщем так, Паша — перебил приятеля «Николаич» — если хочешь, чтоб клиент твой домой сейчас пошёл, коли его на подельника. Не колонёшь, извини. Даже в знак нашей старой дружбы помочь ничем не смогу.

— Попробую объяснить — призадумался адвокат — Но тогда подписка-то — однозначно?

— Я что, на болтуна похож? Дома будет твой клиент.

— Хорошо — Никольский опять призадумался — Но мой клиент здесь не при чём. Вы сами того нашли!

— Как хотите…

Адвокат, поразмышляв ещё с минуту, вышел из кабинета. Вернулся минут через двадцать. Положил перед приятелем листок — Вот, фамилия, имя, адрес подельника.

— Так-так — сдержанно обрадовался главный районный следователь. Тут же позвонил начальнику розыска — Пусть твои возьмут данные и едут за человеком по вчерашнему разбою.

— Ну, мы договорились? Это только между нами? — отсел подальше от Осипова адвокат.

— Естественно — начальник следствия только успел закурить, как в кабинет вместо ожидаемых оперативников стремительно прошагала Сорокина. Не удостоив взглядом адвоката, сразу доложила — Шульгин подъехал с мамашей и защитником. Я, как велели вы, оформила задержание, допрашивать буду и готовить на арест.

— Не спеши, Наталья Сергеевна — поперхнулся и закашлялся начальник следствия — Обстоятельства изменились. Розыск вычислил второго, сейчас на задержание поедут. Закрывать Шульгина уже не следует, отпала необходимость…

— Я так не считаю — следователь посмотрела на Никольского, и тот вжался спиной в стену. — Буду арестовывать обоих…

— Делай, что тебе говорят! — У Осипова задрожало правое колено — Потом это дело обсудим…

— И нечего тут обсуждать! — голос Наташи задрожал от возмущения — Я знаю прекрасно, что адвокат этот — мотнула головой в сторону остановившего дыхание Павла Андреевича — ваш друг. Потому и передумали Шульгина арестовывать. Зато утром кричали — перевела дух — А я, между прочим, процессуально самостоятельное лицо, и я сама буду решать…

— Слушай ты!..Лицо… — вскочил со стула и заорал начальник — Ты почему себя так ведёшь! Салага! Характер свой дома будешь показывать, мужу своему будущему. Выполняй, что сказано — Виктор Николаевич вновь присел на стул — и давай друг другу трепать нервы не будем…

Наталья Сергеевна молча удалилась.

— С характером следачка — зацокал языком адвокат — крутая…

— Ладно, иди допрашивайся — махнул рукой Виктор Николаевич — потом заглянешь, вмажем со встречей.

Через час дверь кабинета приоткрылась, и показалось перепуганное лицо Никольского — Николаич, она его в камеру повела… Ты начальник или где?

Осипов грязно выругался и через дежурного вызвал следователя — Дело — мне на стол! Я от следствия тебя отстраняю…

— А я, Виктор Николаевич, а я… Я на вас рапорт в Управление напишу! Сегодня же! Я эту вашу с адвокатом сделку покрывать не буду!

— Пиши-пиши, грамотей. Дело сначала только принеси! Черт бы вас всех подрал…

Через шесть лет после проводов Осипова на заслуженный отдых его место заняла, как Вы, уважаемый читатель, наверное догадались, Наталья Сергеевна.

 

Эхо гражданской войны

1993 год. Воскресный день для середины мая в Среднем Поволжье выдался на редкость тёплым. Маленький приволжский городок утопал в дружном яблочном цвету…

Ответственный дежурный по местному отделению милиции Андрей Михайлович Абрамов до обеда откровенно бездельничал. С утра только проверил дежурный наряд, «суточников». Слава Богу, все на месте и все трезвые. Да ещё начальнику домой позвонил, обстановку доложил. Затем улёгся в кабинете на диван и задремал, изнурённый вчерашней поездкой с друзьями на природу.

А диван этот в кабинете уголовного розыска стоял уже много-много лет. Его происхождение никто из нынешних милиционеров и не помнил. Год назад в отделении проездом был генерал один из Москвы. Он в далёкой своей молодости начинал опером в нашем городке. Диван увидел, глаза вытаращил. Батюшки, говорит, родные, сохранился ещё. Чуть не прослезился генерал. Эх сколько девчат, говорит, на нём перелюблено было в те времена прекрасные. Начальник наш, как всегда, решил прогнуться. Так и так, говорит, товарищ генерал, давайте мы Вам диван-то отправим контейнером в Москву. Память всё ж такая… Генерал это предложение не принял. Настоящим оказался, не блатным. Отставить, говорит, майор. Парням твоим он понужнее будет. Так и остался антиквариат в кабинете оперативников ещё неизвестно на сколько лет. Кожаный, старинной работы, сносу ему нет. Сто лет ещё прослужит. Упругий, удобный. Знали, всё-таки, своё дело мастера-мебельщики старинные. Потому и не мудрено, что задремал сладко на диване этом ответственный дежурный Абрамов. Благо — ни происшествий, ни звонков тревожных в дежурную часть. Чуть обед не проспал.

Завёл Андрей Михайлович служебный свой «УАЗик» и домой отъехал. Только ложку с супом ко рту поднёс, телефон зазвонил. Так и есть — помощник дежурного, весь разволнованный — Михалыч! — орёт — Тут мужик один мину откопал на огороде. Чё делать-то будем?

— Чё делать, чё делать — передразнил машинально помощника — вешаться в посадке! Милиционера выставь охранять. Сейчас подъеду — Аппетит у Андрея Михайловича как-то незаметно пропал. Черпнул он ещё пару раз ложкой по тарелке и в отделение поехал.

— Вон там я эту хреновину откопал! — почему-то и с виноватым видом оправдывался хозяин огорода, указав на примыкавший к площади участка наполовину вскопанный косогор оврага — При коммунистах никогда там не вскапывал. А как ворьё это заявилось с алкашом своим долбаным, как зарплату давать перестали, так и приходится перекапывать всё под картошку. Куда деваться. Жрать-то надо чё-то…

Хоть и проходил Абрамов срочную службу в автобате, но сразу смекнул, что не мина это, а снаряд артиллерийский. Оставил его под охраной милиционера, строго настрого приказал никого к снаряду не подпускать. Вернувшись в отделение, первым делом на помощника наорал — Хоть бы раз информацию верно приняли! Не мина это вовсе, а снаряд! — затем в УВД областное стал названивать. До ответственного добрался. На радость Абрамова ответственным по области оказался полковник Геннадий Петрович Сосновский, зам генерала по оперативной работе. Геннадия Петровича во всех райотделах области личный состав уважал. Уважал потому, что Сосновский, будучи на редкость умным человеком, уважительно очень относился к милицейским работягам. А Абрамова лично знал по раскрытию одного из нашумевших в прошлом году убийств. Потому и обрадовался так Андрей Михайлович, что на своего напал. Доложив суть происшествия, совета попросил, помощи. Никогда такого в практике не было. Сосновский велел снаряд охранять и ждать, когда сапёров привезёт.

Ждать пришлось около пяти часов. Наконец в дежурке раздался долгожданный звонок Сосновского — Андрей, мы выезжаем. В отдел заезжать не будем, встретишь нас на въезде. Когда приехали, Абрамов понял, почему областной начальник не пожелал заехать в отделение. Оба приехавших с ним сапёра были изрядно выпимши. Но поразило капитана милиции Абрамова то, что сапёры были аж в звании полковников. Перехватив его взгляд, Сосновский тихо, чтобы не услышали военные, стал оправдываться — А что сделаешь, Андрей, выходной сегодня. Этих-то кое-как на даче отыскал. Отдыхали люди. Еле уговорил…

Глаза Абрамова приняли нахальное выражение — Я не про то, Геннадий Петрович… Я всё же расчитывал, Вы маршалов привезёте…

По прибытии на место происшествия, выяснилось, что снаряд уже находится запертым в сарае. Его туда милиционер перенёс. Он ждать устал. Сам был недалече, на кухне с хозяйкой чаем потчевался. При трёх полковниках Андрей Михайлович высказал милиционеру только часть того, что о нём думает, остальную, бОльшую часть — как-то даже постеснялся.

— Не кипятись, капитан, — стал успокаивать один из сапёров. Взял покрытый ржавчиной снаряд под мышку — Нет тут ничего страшного. Веди в овраг какой-нибудь. Взрывать будем. Снаряд взорвали в глухом овраге сразу за чертою города. Когда всё было закончено, Абрамов, стоя на краю ещё дымящейся воронки, вдруг спохватился, обращаясь к военным — А как снаряд-то в наших краях оказался?

— Эхо гражданской войны, сынок… — взгляд одного из сапёров принял мрачное выражение. Неожиданно он грязно выругался и круто повернул разговор на нынешнее время — Такую страну прощёлкали, идиоты. Отцы-то наши Союз от фашистов спасли, а мы — шпане какой-то сдали…

 

Побег

Уже за полночь Лёва Глотов вышел на край леса. Совсем рядом через картофельное поле виднелись редкие огоньки небольшого села. Кувшиновка, должно быть, подумал Лёва и, стараясь попадать между борозд, направился на свет огней. Почти шестнадцать часов осужденный за разбой Глотов находился в побеге из колонии строгого режима. И срок то у Лёвы заканчивался через полгода каких-то. Но так уж вышло, что пришлось вот срочно скрываться. Ноги уже подрагивали от усталости, поясницу ломило, а проклятое поле никак не кончалось. Перекурив, Глотов усилием воли поднялся с земли и путь свой продолжил.

А вот и окраина села. Выбравшись на травку, прилёг у покосившегося забора. Отдышался, выкурил ещё сигарету, пытаясь заглушить никотином всё нарастающее чувство голода. Нарастало и чувство тревоги. Вдруг сбился с намеченного маршрута и не Кувшиновка это вовсе. И не попадёт он в избу к матери знакомого своего Вениамина, а останется ночевать под открытым небом. Голодный и холодный. Осмотревшись, Глотов понемногу успокоился. Кувшиновка это, слава Богу. Вот и две параллельные улицы, а вон — одна в стороне, наискосок за овражком. Всё сходится. Шесть долгих лет не был здесь Лёва. И вот ведь, надо ж, привела судьба. И Вениамин уже сгинул в мир иной. В аду, наверное парится. Сколько ведь натворил, пока на этом свете был. Пятьдесят лет почти, пока весной на «больничке зоновской» от туберкулёза не загнулся. Ну да ладно, Бог с ним, с Вениамином-то. Лишь бы бабушка Паша жива была и узнала его, Лёву Глотова. Столько лет прошло, как навещал он с Вениамином Пелагею Ивановну…

С такими мыслями направлялся Глотов позади и вдоль огородов к дому так ему нужному. Благо зрительная память была неплохая, и через шесть лет помнил он избу эту. Да и Вениамин-то на «зоне», пока живой был, частенько про дом свой отчий вспоминал. Сокрушался всё, врал наверное, что крышу не успел покрасить. Собирался-собирался, да и подсел за продмаг в соседнем селе… Глотов, нагостившись, тогда уже в городе был. Вскоре тоже влетел. В колонии и свиделись снова…

Так, вот башня водонапорная, вот прогон для скота, а вот и изба бабы Паши. При свете, звёзд, густо усыпавших ночное августовское небо, дом Пелагеи Ивановны был различим довольно отчётливо. Он. Сомнений не осталось. Вот и баня с наличником на окошке резным, вот рядом и яблоня старая, громадная. Всё совпадает. Света в окнах конечно не было. Господи, лишь бы собаки не было. Нет, похоже не завела…

Глотов пробрался к выходящему во двор окну задней комнаты. В этой самой комнате, насколько он помнил, на кровати рядом с русской печкой и спала хозяйка. Глотов тихо-тихо постучал в стекло. Потом — ещё. Неожиданно скоро в комнате вспыхнул свет. Машинально отпрянув от окна, Лёва спрятался за стену, наблюдая, кто покажется. Занавеска сдвинулась и показалась, слава Богу, баба Паша! — Хто тама? — Голос восьмидесятилетней хозяйки избы почти не был старческим — Хто тама в час такой? — вновь почти пропела Пелагея Ивановна, усиленно всматриваясь в окно.

— Лёвушка это, баб Паш — Глотов отделился от стены и вышел на свет — Помнишь, с сыном твоим приезжал в восьмидесятом. Олимпиаду ещё вместе смотрели по телику…

Бабе Паше и вспоминать нужды не было, Очень уж ей тогда слюбился молоденький этот голубоглазый паренёк. За какие-то три недели. Он и воды с колонки нанесёт, и картошку всю выполол, и ломаные штакетины в заборе поменял. А как слушать-то её, пожилого человека, умел внимательно. Олимпиаду по телевизору научил смотреть. Объяснял всё терпеливо, зачем бегут, куда прыгают… Хороший паренёк, ничего не скажешь, душевный такой…Непонятно было, конечно, Пелагее Ивановне, что связывало Лёвушку с сыном её непутным. И разница в годах такая, и характер совсем другой. От того слова доброго никогда не услышишь. Ну, да ладно, это их дела, мужицкие…

— Батюшки!.. Ты што-ли, Лёвушка!

— Я-я, баб Паш, пускай давай — В приготовленных специально для побега новых спортивном костюме и кедах «бесконвойник» Глотов выглядел вполне прилично. Ни дать, ни взять — только что со стадиона…

Пожарили картошку, уже молодую, огурцов с помидорами нарезали, благо конец августа за окном. Постным маслом полили. Яиц отварили. Баба Паша на этом не успокоилась, такая ж неуёмная осталась. Топор Лёве вручила, привела в курятник. Сняла с нашеста одну из сонных кур. Сварили с лапшой.

— У меня, Лёвушка, после смерти Вени, царство ему небесное, никого на этом свете не осталось — искренне радовалась гостю Пелагея Ивановна…

Через два часа за стол сели. Бабушка подпол открыла. Лёва слез. Ё-ё, а там водки-то! Больше ящика. Старинная ещё, по три шестьдесят две и четыре двенадцать. Вениамина помянули. Пелагея Ивановна из рюмочки тоже пригубила. После половины стакана и пережитого за прошедшие сутки Глотова, даже при такой закуске, вскоре повело. Не допив вторые полстакана и не доев вторую куриную ножку, он попросился спать. Заверил бабушку Пашу, что завтра обо всём переговорят и строго наказал никому о его здесь появлении не говорить. Помыкавшись по избе, Глотов забрал матрац с одеялом и спрятался на терраске с глухими оконными занавесями.

Спалось Глотову плохо. Сначала, вроде, забылся, а потом сны тяжёлые пошли. То привидится, что отрядный его будит. Подымайся, кричит, набегался. Хватит, срок себе уж намотал. Очнулся Лёва в страхе. Не понял сразу, что сон это. Только успокоился, «бугор зоновский» приснился. Зря, говорит, ты сбежал, Глотов. Никто тебя грохнуть и не собирался, крыса ты паскудная. Накажут чуть-чуть и все дела. Возвращайся, говорит, ждут тебя блатные…Только опять забылся Глотов, покойный Вениамин появился. Рот раскрывает, а слов разобрать невозможно. И кулаком всё грозит. Мол встречу я тебя, как явишься в царство мёртвых…

А под утро петухи разорались. До такой степени, что инстинкт самосохранения у Лёвы отступил. Психанул он, плюнул на всю конспирацию и в избу досыпать перебрался. А баба Паша блины уже печёт. Ещё раз наказал хозяйке Глотов, чтобы заперлась и никого в дом не пускала. Сама ко двору, если что, выходила. Проснулся к обеду. Пелагея Ивановна на стол накрыла. Початую ночью бутылку выставила. Настороженная стала, от вчерашних восторгов и следа не осталось. Глотов молча выпил. С бабой Пашей глазами не встречается и думает всё, раньше ни до того было, как объяснить ей визит свой ночной и от людей скрывание. После второго полстакана в голове немного прояснилось и появились мысли кое-какие. Не надо, говорит, баб Паш, чтобы знали обо мне в деревне, а то хулиганьё за мной гоняется. А до города тут рукой подать. Узнает, говорит, где нахожусь, не сдобровать мне тогда. Я, баб Паш, поживу у тебя с недельку и съеду.

— А чаво ж они тебя сгубить-то хотят, хулюганы эти? — смягчилась Пелагея Ивановна — А милый?

— Ну…это наши разборки, тебе они не интересны.

На следующий день Глотов, промучившись опять бессонницей, встал также поздно. За столом по насупленным бровям хозяйки и по тяжёлому её молчанию понял: что-то случилось.

— Чего молчишь-то, баб Паш? Что новенького в деревне?

— Чаво-чаво — сходу к теме перешла Пелагея Ивановна — бабы в сельмаге сказывали, участковый приезжал. Говорил, лихой человек один с тюрьмы убёг. Велел сказывать ему, кто чё узнат. Вот и новенько… Не тебя ли, милый, он ищет-то? — Пелагея Ивановна пристально, как это делают пожилые люди, посмотрела на переставшего жевать Глотова.

— Да ты что, баб Паш! — наконец опомнился тот — Ты же меня знаешь… Ну какой из меня тюремщик в самом деле. Может ещё убийца — скажешь… Не то это всё, совпадение…

— Ну-ну, дай Бог — вздохнула Пелагея Ивановна — Дай-то Бог…

Прошло ещё двое суток, за которые Лёва и бабушка Паша эх и наговорились вдоволь. У хозяйки и на душе отлегло, так приятно общаться было с Лёвушкой. Эх и чуткий всё ж он человек! Обо всём расспросит и внимательно всё выслушает. И о здоровье поинтересуется, и о новостях сельских. А как сочувствует! Сын Вениамин никогда так с ней не разговаривал, вообще её жизнью не интересовался. Свою-то жизнь не сумел устроить, сгубил из-за вина проклятого. Ну да ладно, всё равно пусть земля ему будет пухом. Сын всё-таки. А Лёвушка, конечно, совсем другой человек. Глаза-то какие добрые, как девичьи. Не всякая внучка родная так ласкова с бабушкой своей. Нет, не всякая…И ведь не пьющий Лёвушка совсем. Знает, что полон подпол водки, а третий день вторую бутылку допить не может. Взрослый-то мужик! Телевизор смотрит, да газеты всё старые перечитывает. Оставался бы совсем. В совхозе бы работал, по хозяйству помогал. Женился б на местной. Глядишь, и дом бы ему отписала…

На следующий день в магазине узнала Пелагея Ивановна, что у сельсовета фотографию вывесили. Беглеца того, что участковый ищет. Защемило у бабушки Паши что-то в груди, нехорошо стало. Пошла-таки, посмотрела. Домой вернулась, не помня себя. К иконе — сразу. Помолиться сил не хватило. Расплакалась тихо-тихо, по-старушечьи. Лёва телевизор выключил, подошёл. Приобнял её за плечи, расспрашивать стал. Почуял же неладное, понял всё, можно сказать. Высказала она про фотографию увиденную. Страха-то не было, обида только, что обманывал её Лёвушка. Да тот и сам, видно же, еле слёзы сдерживал.

— Ну хватит, баб Паш — голос Лёвушки дрогнул — Не хотел я тебе всё это рассказывать. Что в жизни моей получилось. И не потому, что сдашь ты меня, а потому, что ни за что отсидел я пять лет. Чужую вину на себя взял. Пытали меня менты, вот и не выдержал… Оговорил себя, будто почтальонку с пенсиями ограбил. Сильно били меня в ментовке, что угодно на себя наговоришь. Не дай Бог кому такое испытать. Поверь мне, баб Паш, ты ж меня знаешь…

Ничего не успела ответить Пелагея Ивановна. Встала вдруг с табуретки, а сказать ничего не может, только рукой в окно показывает. Взглянул в окно Глотов и похолодел весь: в палисадник двое входят, в милицейской форме. Посмотрел на бабушку обезумевшими глазами и в подпол кинулся. А Пелагея Ивановна успела ещё лицо ополоснуть под рукомойником.

— Здравствуй бабуля! — громко и зычно начал с порога участковый — Как поживаешь?

— Здравствуйте сынки. Поживаю потихоньку — Пелагея Ивановна старательно отводила взгляд от крышки подпола — Чаво ещё остаётся-то.

— Ясно — участковый заглянул в переднюю комнату — Подворный обход мы, бабуль, делаем. В бане у себя, в сараях давно была?

— С утра была…

— Мы посмотрим?

— Глядите…

— А чего, бабуль, газеты старые-то выгребла? — участковый приостановился на пороге.

— Стены надоть клеить — как-то сразу вырвалось у Пелагеи Ивановны — под шпалеры, чтоб не отходили.

— Ну-ну, если встретишь кого пришлого, подозрительного, сообщи уж как-нибудь…

Когда милиционеры вышли в улицу, Пелагея Ивановна расплакалась уже навзрыд. Не могла никак остановиться. Через двадцать минут вылез Глотов. Обнял бабушку, по волосам гладит, успокаивает. Спасибо, говорит, баб Паш, век не забуду, что ты для меня сделала. Уйду, говорит, я сегодня в ночь, не буду тебя подставлять…

— А может вернуться тебе, Лёвушка, — подала голос Пелагея Ивановна — А потом придёшь и живи у меня сколь хошь и…

— Да ты что, баб Паш! — не дал договорить Глотов — Они ж прибьют меня, точно тогда не свидимся. Ты никому про меня не говори. У них ведь и собаки есть, пустят по следу, вмиг отыщут… Ладно?

— Ладно-ладно. И так уж грех на душу, видать, взяла — Пелагея Ивановна встала под образами и принялась креститься — Не знаю даже, отмолю ли…

День этот длился, казалось, бесконечно. Когда совсем стемнело, присели на дорожку. Помолчали, как водится. Затем Глотов медленно поднялся с табурета. Закрепил за спиной рюкзак с бережно уложенными бабой Пашей пирогами и прочей снедью — Пошёл я… А ты спать ложись, отдыхай. Намаялась со мной-то…

— Да хранит тебя Господь — Пелагея Ивановна многократно перекрестила Лёвушку. На цыпочки приподнялась, чтобы в лоб поцеловать… Жгучая резкая боль под сердцем отозвалась по всему телу, нежданно и стремительно.

— Так надо, баб Паш. Кабы не сдала ментам — Глотов сбросил на пол окровавленный нож. Оттащил Пелагею Ивановну ближе к вешалке. Быстро набросал на умирающего человека всю висевшую одежду. Газет ещё подкинул. Поджёг. Сухие ткань и бумага занялись сразу. Глотов спешно прошёл к комоду. Забрал лежавшие там триста рублей. Двух сотен, что дала при жизни баба Паша, Лёве показалось маловато…

Вскоре дом Пелагеи Ивановны вовсю пылал, пробивая страшным заревом ночную мглу по всей округе. Глотов к тому времени одолел картофельное поле. Часто-часто, по-звериному как-то, отдышался. Ещё раз оглянулся и кинулся в побег…

 

Отпусти

За окном в разгаре «бабье лето». Напряжённый рабочий день заканчивался. Следователь уже сложил все рабочие бумаги в сейф, когда в дверь робко постучали.

— Да-да, заходите… — за дверью, видимо, не расслышали, и вновь раздался стук — Да заходите же!

— Можно? — дверь приоткрылась и на пороге появилась женщина, на вид лет сорока пяти. По повязанному на голове платку, простой одежде и натруженным рукам можно было определить, что женщина эта явно сельская и даже не с райцентра. — Можно? — переспросила посетительница, нерешительно остановившись в дверном проёме…

— Заходите — кивнул следователь — присаживайтесь — указал рукой на стул. Женщина осторожно присела. Осмотрелась.

— Слушаю… Я Вас вызывал?

— Нет-нет, не приведи Господь — всплеснула та руками и тут же спохватилась — А это Вы — Игорь Николаич?

— Он самый — кивнул следователь — Вы по какому вопросу? — Женщина тяжело вздохнула, на глазах навернулись слёзы — Мужика мово Вы сегодня посадили…

— Какого мужика? Фролова что-ли?… — следователь принялся объяснять — Я не «сажаю», «сажает» суд. А я задержал вашего Фролова на сорок восемь часов по подозрению в совершении кражи. В пятницу повезу его к прокурору и судье. Они и решат, будет ли ваш муж находиться до суда в следственном изоляторе или — дома под подпиской…

— Не вези-и-и его к пракарору… Христа ради-и — женщина совсем расплакалась, часто-часто промокая носовым платком глаза — Не воз-и-и, будь так мил — совсем разрыдалась, вздрагивая всем телом.

— Да Вы что — подрастерялся следователь — Вы ж не на похоронах, разве можно так убиваться. Успокойтесь! — Женщина, казалось, ничего уже на слышала, и вот-вот начнёт голосить и причитать. Игорь Петрович налил из графина в стакан воду и протянул рыдающей. Та благодарно кивнула, сделала пару глотков и почти успокоилась, но тут же вновь расплакалась.

— Как ваши имя-отчество? — следователю всё это стало поднадоедать.

— Нина я — продолжала всхлипывать посетительница — Васильевна. Отпусти-и, Христом Богом прошу-у… У меня сынок такой же, как Вы-ы…В армии служит, вернётся весной…

— Ну подождите, Нина Васильевна — следователь поднялся со стула и стал расхаживать по кабинету — Вы же взрослый человек и должны понимать…Вы же сами знаете, что супруг ваш уже три судимости имеет, что всю деревню вашу он уже обворовал…что спиртным злоупотребляет. Ну как я его такого могу отпустить?

— Да с соседями-то я рассчитаюсь — начала успокаиваться, наконец, женщина — Не смогу я без него, никак не смогу…

— А какая от него польза?! — начал злиться следователь — Какая от него польза? Вам, семье, обществу? Нигде не работает, пьёт, ворует… Зачем он такой нужен? Я что-то Вас не понимаю…

— Ну для обчества теперича ни от кого пользы нету. А так Вы правду говорите — Нина Васильевна согласно закивала головой — ворует, пьёт, спасу нету. Пускай, конечно, сажают… Не впервой… А щас отпусти его ради Бога, свечку за тебя, сынок, в церкви поставлю. Отпусти, хотя бы на недельку — женщина вновь расплакалась — Ведь, почитай, тридцать пять соток у меня. Не выкопаю я одна, никак не выкопаю. А нанять-то не на что…зарплату-то деньгами нам, дояркам, почитай четвёртый год уж не дают, с девяносто первого… Да и доить-то скоро будет некого, стадо всё под нож пускают, христапрадавцы…

— Так он Вам нужен, чтоб картошку выкопать? — дошло, наконец, до следователя — Ну и ну…

— И я про то — Нина Васильевна с надеждой в глазах посмотрела на следователя — пускай картошку выкопат, а там и забирайте его, и сажайте сразу. Ведь своей скотиной только и живём, а пропадёт картошка, и я ведь пропаду…

— Ничем помочь не могу…

— А Вам картошки не нужно? — не потеряла надежды посетительница.

— Нет-нет, не нужно — открестился сразу Игорь Николаевич — ничего мне не нужно, и помочь я Вам в этом вопросе не смогу. Выходите из положения как-то по-другому…

— А молока, яичек?…

— Я же сказал, прекратите эти разговоры — следователь продолжал ходить от двери к окну и обратно — И давайте заканчивать. Ничем помочь не смогу! — Женщина устало поднялась со стула и молча направилась к выходу. В дверях приостановилась — Ну отпусти…

 

Великий криминальный беспредел

Во втором часу ночи в квартире начальника Зарубинского РОВД Сергея Андреевича Извекова противно и истошно заверещал телефон.

— Во гады! Не дадут до пенсии доработать! — бранясь и чертыхаясь, Извеков перелез через лежащую с краю жену и снял трубку. Так и есть, на другом конце провода послышался разволнованный голос дежурного помощника.

— Сергей Андреевич! Вас срочно вызывает Краснов.

— Какой Краснов? — не понял спросонья начальник милиции, но вскоре дошло — Глава района что ли?… Зачем я ему нужен в такое-то время?

— Не знаю…Он не в администрацию, он Вас домой к себе вызывает — извиняющимся тоном уточнил дежурный — Сказал, чтобы срочно подъехали. Я за Вами дежурку выслал…

Что ещё могло стрястись? — ломал голову Извеков, трясясь в дежурном «УАЗике»-«буханке» по дороге в близлежащее от райцентра село, где и проживал самый главный районный начальник — бывший председатель местного сельхозкооператива. Сам Сергей Иванович районной милицией руководил уже восьмой год, с 90-го года ещё. Воспитан он был порядком советским, потому со всеми местными хозяйственниками всегда держал дистанцию. И с нынешним районным главой отношения имел только официальные, семьями-то они точно не дружили.

Проехав кое как убранные поля, заброшенные и полуразрушенные фермы, прибыли, наконец, в село. В доме Краснова светились все окна. Находились напрочь расстроенные и растерянные хозяин с супругой, два председателя соседних сельхозкооперативов — близкие их друзья, а также, очень уж задумчивый, незнакомый парень. Глава района вышел с Извековым во двор, где и ввёл в курс дела.

Оказывается, дочь Краснова, которая семнадцать с половиной лет назад была названа Екатериной, не на шутку сдружилась с одним местным жителем. А тот, мало того, что был простым шофером, так ещё на девять лет её старше. Родители влюблённой, понятное дело, были не в восторге от такого выбора. Это — мягко сказано… Вопрос встал настолько остро, что девушка просто-напросто утром тайком собрала свои вещи и из дома пропала. Оставила записку, что уезжает и выходит замуж. Родители, стараясь не поднимать лишнего шума по селу, принялись за поиски. Однако, смогли отыскать только жениха. Безрезультатно обыскали всё его домохозяйство, после чего доставили «виновника торжества» к себе домой. Долгие и упорные убеждения и увещевания результатов, к сожалению, не принесли. Вадим, так звали избранника их дочери, в свою очередь убеждал супругов Красновых, что он любит Катю, а она — его, и что, однозначно, наперекор всем препятствиям, они поженятся. При этом, он напрочь отказывался назвать место нахождения своей любимой…

— Сергей Андреич — нервно прошагиваясь по двору в кромешной ноябрьской темноте, перешёл почти на шёпот районный глава — Возьми этого ушлёпка, поговори с ним по-милицейски… Я потому тебя и вызвал, чтоб и в милиции никто не знал, чтоб огласки не было. Ну ты меня понял?

— Понять-то я понял — призадумался начальник РОВД — но, честно говоря, такого в практике у меня ещё не было…

— Ну реши с ним, я тебя прошу.

— Постараюсь…

Вадим выглядел гораздо моложе своих двадцати шести лет. Среднего роста, худощавый, он больше походил на паренька. Извеков засел с ним на самом заднем сиденье дежурной «буханки», подальше от водителя. Потом, когда надоело говорить в полголоса, выпроводил милиционера на улицу. Собеседник явно к откровенному разговору с милицейским начальником не располагал. Весь напрягся, отвечал вяло, неохотно и не впопад. Психологический контакт явно не налаживался. Опытный и умудрённый жизнью Извеков вскоре понял, что душеспасительными беседами положительного результата он однозначно не достигнет, дочь районного главы этим путём явно не отыщет…

— А холодновато что-то становиться… — закуривая очередную сигарету, плавно протянул, можно сказать, пропел начальник милиции — Минус два где-то, подмораживает. А кстати, Вадик, ты в курсе, что восемьдесят процентов погибших от переохлаждения замерзают именно при такой температуре… Да-да, при сильном морозе погибают намного меньше, а ноль-минус 2–3 — очень коварная температура. Человек-то холода особо и не чувствует, расслабляется, засыпает, а наутро — труп…

— Да ладно!.. — как — то сразу весь съёжился и нервно заёрзал жених.

— Да-да, без балды… — обрадовался про себя Сергей Андреевич, что попал в «десятку» — Так что думай, голова, а то поздно будет. Будет вам тогда любовь до гроба…

— Ну хватит!.. Каркать… — голос Вадика заметно стал подрагивать — Ладно… Отпустите меня, через полчаса приведу её… К родителям приведу…Я не обма…

— Ща-ас! Уже отпустил! Я ж к тебе таким доверием проникся… — взялся ехидничать милицейский начальник — Нет, милый, за девочкой этой поедем мы вместе. И чем скорей, тем лучше!..

— Всё-всё, поехали…

Вскоре прибыли на окраину села. Вадим провёл задами на один из огородов. Слава Богу, грязь на дорогах и тропинках подморозило и идти было вполне сносно.

Как и предполагал Извеков, девушка находилась в бане. Сидит-горюет себе на лавочке в темноте, одна-одинёшенька.

— Ты бы, дочка, хоть бы свечку зажгла! — светил зажигалкой и не скрывал своей радости Сергей Андреевич.

«Дочка» никаким ответом его не удостоила, к возлюбленному кинулась. Обнимаются, целуются, шепчутся о чём-то…

— Ну хорош, молодёжь! — надоело дожидаться начальнику РОВД — Руку дай сюда — обратился уже конкретно к Екатерине.

— Да какое вы имеете право! — заартачилась та — Я что вам преступница! Я что…

Не вступая в дебаты, Извеков резко и крепко ухватил своей ладонью девушку за руку повыше кисти и вывел наружу. Там главная дочка Зарубинского района опомнилась, явно хотела повыступать. Но не стала, умная, всё же, девушка оказалась. Молчком села в машину. По дороге завезли Вадика к его дому… Теперь началась и не собиралась прекращаться сцена расставания влюблённых. Сергей Андреевич вновь устал ожидать и почти насильно вытолкал жениха из «УАЗика». Остальной путь до дома своего Катя не проронила ни слова.

Краснов вышел к калитке палисадника. Обнял дочку, но тут же взял себя в руки — Иди в дом, там поговорим! — взялся жать и трясти руку Извекову — Спасибо Андреич! Спасибо большое…

— Какое спасибо, вы смотрите, что она творит!..

А «творила» девушка следующее. Не доходя до крыльца родного дома, резко свернула влево. Перепрыгнула через полуметровый заборчик в палисадник к соседям и скрылась в темноте. Двое взрослых мужиков, двое очень ответственных районных начальников со всех ног кинулись в тот палисадник. Но было уже поздно. Ночная мгла растворила в себе искомого человека. А пока сбегали за фонариком, побег уже состоялся.

— Ладно, придёт… никуда не денется — устало махнул рукой отец — Давай, Сергей Андреич, до завтра…

И вот уже милицейский «УАЗик» направляется в родной райцентр. От той эйфории в связи с блестяще проведённой операцией у Извекова не осталось и следа. Остались чувства досады и неудовлетворённости результатами работы… Короче, возвращался начальник милиции домой в настроении куда ниже среднего. За грустными мыслями этими и не заметил, как подъехали к Зарубину. Очнулся, когда крайний дом проезжали — Пашки Феклистова, с которым в школе вместе учились, в одном классе. Тот отличником всю жизнь был. И школу с золотой медалью закончил, и институт — с красным дипломом. Сейчас-то он не Пашка конечно, Павел Иванович. Директором школы работает. Вот ведь — и отличник, и директор, а забор себе нормальный справить не может…

Извеков вспомнил недавнюю встречу выпускников. Тридцатилетие отмечали, как десятилетку закончили. Вспомнил, как пьяненький Пашка, нет, Павел Иванович конечно, на перекуре в школьном дворе с жаром убеждал его: «Попомни мои слова, Серёга! Через сто лет назовут историки наше поколение поколением лохов, великую державу прошляпивших! А время наше — великим криминальным беспределом! Вот увидишь…» Вспомнил, как отшутился тогда: «Увижу-увижу, через сто лет особенно…»

За мыслями этими и не заметил Сергей Андреевич, как его к дому подвёзли. Пожимая руку милиционеру-водителю, глухо произнёс: «Ты, Саш, ничего не видел и не слышал. Ты меня понял?»

— Понял-понял, товарищ подполковник… — не на шутку испугался тот.

— Проболтаешься, уволю сразу! — закончил прощание начальник и усталой походкой направился к дому.

Краснов позвонил в половине десятого утра. Голосом измученного в усмерть человека сообщил: «Так и не пришла ведь… А этот гадёныш на работу вышел, мы его в гараже выцепили. Опять, падла, клянётся, что не знает, где Катя. Приезжай давай, я не знаю, что делать…

Оставив водителя в отделе, Извеков поехал один. Прибыв к Главе домой, застал почти аналогичную ночной картину. Только Вадим вёл себя уже уверенно, из чего старый милиционер сделал вывод, что на этот раз он просто так не расколется.

— Давай, милый, отъедем, побеседуем… — вдвоём они уехали на окраину села, остановились в прогоне для скота. Вышли из машины, присели на брёвнышке. Не ошибся Сергей Андреевич, не собирался совсем этот парень идти навстречу. Ни родителям Кати, ни ему…

— Я ещё раз говорю! — даже распаляться стал — Не знаю я, куда она уехала! Ну что вы ко мне все пристаёте. Она взрослый человек, сама вправе решать, как ей жить. Я её из дома не похищал! Так что ко мне больше не приста…

Удар в солнечное сплетение был короток и резок. Не ожидал Вадим такого от немолодого уже милиционера, офицера старшего. Свалился с бревна, долго корчился в удушье.

— Извини сынок — Извеков прикурил сигарету — человек больно важный пропал. И знать мне надо, где он находится сейчас. А помочь можешь ты только. И такое поведение тебе с рук не сойдёт. Ты думаешь, мне больше заняться нечем, как с тобой тут валандаться. Ты так думаешь?

— Нет… — откашлялся наконец Вадим — Не так…

— Ну так ты сейчас скажешь, где Катерина, или тебя в отдел забрать!?

— Сейчас…

Где-то через час начальник РОВД и Вадим по убитой лесной дороге добрались до глухого железнодорожного полустанка-хутора, состоящего из трёх домов.

— Во-он дом моей бабушки — провожатый указал на одну из избушек — Там она… Я с вами не пойду…

Извеков чуть не ползком, задержание-то какое ответственное, пробрался через огороды во двор дома, проник в сени и резко распахнул входную дверь. Слава Всевышнему, на месте оказалась девушка! На кровати посиживала, журнал пролистывала, да в окно поглядывала. Хорошо, что милиционер опытный изначально конспирацию соблюдал и не попёрся крыльцом парадным. Сникла как-то Катя, неповиновения вообще не оказывала. А может в глубине души и обрадовалась, что нашла её милиция, забрала из глуши этой жуткой. Точно не могу сказать, но факт тот, что покорно села она к Извекову в машину и на жениха не ругалась, за предательство вторичное. Так вот, в сплошном молчании и доехали до катиного дома. В этот раз Сергей Андреевич оказался намного умнее. Крепко ухватив девушку за руку, сам провёл и через палисадник, и через сени. В кухню завёл, где и сдал родителям счастливым. Удовлетворение почувствовал огромное от работы своей такой классной, гордость за себя — профессионала с большой буквы! Скромно вышел во двор и уехать хотел незаметно. Не успел…

Следом за ним поспешал уже благодарный отец. Но, увидев у крыльца парня дочери своей, проскочил мимо Извекова, и, не сказав ни слова, сходу кулаком Вадиму — в челюсть, затем ногой — в живот. Молодой человек, при этом, повёл себя как-то странно. Не защищался, не убегал, а только тихо охал и зажимался руками. Началось форменное избиение…

— Ну хватит! — спохватился, наконец, начальник милиции и оттащил Краснова от пострадавшего. Успокоив районного главу, выгнал из палисадника и дальше молодого человека, сел в машину и в отдел к себе поехал. Настроение, как и прошлой ночью, было напрочь испорчено. Мрачные мысли одолели, что он, типа, на стрёме стоял, когда большое начальство произвол чинило.

Когда проезжал у дома директора школы, вспомнился Извекову тот «великий криминальный беспредел»…

 

Произвол

Не успел Игорь Сергеевич Белов на крыльцо родного РОВД взойти, а его уже встречают. Следователь Юрина навстречу мчится. Разволнованная вся, на нервах…

— Ты где бродишь до сих пор?! Девять часов уже. Сорок минут ждём, выехать не можем! В Салмановке магазин бомбанули. Бери, давай, папку, поехали быстрей! У меня люди после обеда вызваны, дело надо заканчивать. А из-за тебя разгильдяя…

— Слушай, хватит кудахтать! — не остался в долгу перед ровесницей своей тридцатилетний опер. Хотя, надо отдать должное, постарался быть вежливым и сдержанным — С утра достала уже в доску!..

Оксана Петровна Юрина — женщина разведённая, воспитывала одна маленького сынишку. Лицом и фигурой — очень даже не дурна, но характер… Ох и скверный характер имела. Потому и относился плоховато к ней Белов. Последние года три. С того дня, как праздник отмечали — День уголовного розыска. На берег Волги тогда выезжали, на природу. Погода хорошая была, чуть не жара стояла. И это — пятого-то октября. Следачек в качестве почётных гостей приглашали. Молодые, в основном, девчонки. Ну Игорь Сергеевич тогда, понятное дело, выпил неплохо за праздник свой профессиональный. Когда о торжественной части давно позабыли и началась сплошная развлекаловка, приглянулась ему Оксана очень. И сама она, вроде, согласная была. А как до дела, до тела, вернее, дошло в каюте палубного катера, что у спасателей сняли, такой хай подняла, такую бучу… Всю компанию переполошила. Так это — ещё ладно. Она ж до чего додумалась! Взяла и всё беловской жене доложила, да в красках таких… А Игорь Сергеевич и пощупать-то коллегу по работе эту толком не успел, только нанервничался.

Вот с таким подлым человеком и довелось вместе дежурить Белову в пятницу, да ещё и тринадцатого числа…

Вскоре в Салмановку прибыли. Дома все справные стоят. В каждом подворье скотины, птицы немерено. Грузовики, трактора колхозные шныряют, повозки лошадиные. Дышит пока деревня, год-то — девяносто первый только. К сельповскому магазину подъехали, подломанному. Там уж участковый местный находится. На заведующую орёт, что запоры хреновые поставила. Вину свою, за отсутствие работы профилактической, преуменьшить старается, ответственность — на гражданское лицо перевалить.

Куда деваться, к осмотру приступили. А чего там осматривать-то. Ворьё грамотное, премудрое пошло. Перчатки напялит и шурует в них. Зла, короче, не хватает. Наскучило всё это Игорю Сергеевичу, сел он с участковым в машину и по селу поехал. Людей местных проверять, закононепослушных.

В магазин вернулись к обеду. А Юрина там в бешенстве уже. Голосит, матерится даже. Это — на них-то, оперативных работников. Протоколы допросов требует. А какие тут, к чёрту, протоколы, если ничего путного они и не добыли. Да и не местные это сработали, видно же. Водки в меру взяли, ящик всего. Закуску повкуснее выбрали. А главное — кассу распотрошили, сейф пытались вскрыть. За деньгами лезли. Нет, не местные это, городское сволочьё припёрлось. Та же группа, похоже, что за месяц с небольшим и у них в районе, и в соседних с десяток уж магазинов таких повскрывала. Загрустил оперативник, настроение хуже некуда, а ещё клушка эта нервы все поистрепала, с бумажками своими процессуальными. А тут ещё и дежурный по рации надрывается: «На базу возвращайтесь, на базу! Корову с фермы увели. Работать тоже надо…» Ну что тут ещё скажешь, тринадцатое число, пятница. Деваться некуда, повезли в отдел «висяк» очередной, беспросветный…

Ближе к вечеру у себя в кабинете Игорь Сергеевич прикимарить собрался, перед дежурством ночным, нелёгким. Да разве дадут тут. Начальник отделения примчался. Глаза круглые, весь взъерошенный. Бери, кричит, двух практикантов и в Салмановку срочно! Там раскрытие намечается, участковый объяснит всё.

Тот и объяснил, когда приехали. Оказывается, часа два назад его местный житель нашёл. Он в лес по грибы ходил и посторонних там приметил, не салмановских. Они на опушке отдыхали, шашлыки жарили, водку сельповскую пили. Машина тут же с ними легковая. Багажник открыт, а из него и ящик с водкой выглядывает, и снедь всякая битком. Козе понятно, что взломщики это магазинные. Участковый — парень смышленый, конечно, но — в кавычках. Вместо того, чтоб в отдел позвонить и группу вызвать, один туда направился. Подкрался, из кустов выбежал с пистолетом наперевес. Кричит: «Всем лежать, руки за голову!» Те, естественно, так и послушались. Как ломанулись в разные стороны… Четверо их было. И водку бросили, и закуску, и машину с документами.

Услышав про такое, долго удивлялся Белов халатности такой, а также — возмущался и даже неприлично обозвал участкового, заменив в слове «чудак» первую букву. Затем работу принялся организовывать. Практикантов в лесу оставил, у машины. До приезда следователя, осмотр надо ж опять делать. Сам с участковым этим, раздолбаем, в город направился, благо тот в двадцати километрах всего. По адресу поехали, где, судя по документам на машину, её хозяин проживает. Опоздали маленько. Несчастный автовладелец уже в городскую милицию прибыл. Угон заявляет. Мол, так и так, угнали ночью дорогую сердцу «шестёрку», а он только вот обнаружил. В дежурной части ГУВД и повязали лжезаявителя Игорь Сергеевич с участковым. Да не одного, а с братцем его единокровным. Вот та-ак вот! А говорят, «пятница тринадцатое» — день несчастливый. Пятьдесят процентов шайки уже накрыли!

Привезли воров-братьёв в родной отдел Отрадненский. На допрос сдали следователю дежурному, Юриной этой. Задержанные, естественно, сразу признались. раскаялись чистосердечно, что никакого угона у них не было. Что ночью подвозили они в Салмановку двух незнакомцев, которых и ожидали два часа к ряду у околицы. Что незнакомцы эти не с пустыми руками вернулись, угощали их потом в лесу, пока милиционер с пистолетом не нагрянул. А про магазин сказать братьям было нечего. Боже упаси! Сами они не взламывали и ничего не похищали, потому как по жизни — люди очень честные и на такое не способны.

Пришлось Белову средь ночи братьёв по очереди к себе опять забирать. В кабинете уголовного розыска с ними беседовать. Кое-как к утру выяснил адрес, фамилию с именем одного «незнакомца» и имя второго. Так и есть, городская тоже сволота оказалась. Ответственность же за кражу магазинную братья с дружками своими делить не собирались, всё на последних сваливали бессовестно. А тут и следачка заартачилась. Кричит, права такого не имею, свидетелей в камеру помещать! Долго, на грани нервного срыва, вдалбливал этой дуре опер, что на группу они напали организованную. Что за группой этой минимум десяток магазинов, что отпускать братьёв этих ни в коем случае нельзя, что работы с ними непочатый край… Бесполезно! Да и не дура, вообще-то, Оксана Петровна, а наоборот даже. Ответственности лишней брать на себя не хотела, работы кропотливой в выходные — тоже не желала. Короче, не совсем порядочно она поступала, а вернее — совсем непорядочно.

Плюнул, в конце концов, Игорь Сергеевич, начальнику домой позвонил. Разбудил, доложил обстановку. Тот добро дал. Переделал оперативник на своё имя возбуждение уголовного дела и закрыл сам, на свой страх и риск, обоих братьёв на трое суток.

Утром Белов с Юриной, подругой своей несостоявшейся, к прокурору направился, дело докладывать. Подшил его ровненько, аккуратно, подписал печатными буквами, чтоб красиво было. Прокурор дело посмотрел, в ярость пришёл, рассвирепел страшно. С Оксаной Петровной разговор был короток — представление о строжайшем наказании за самоустранение. От принятия ответственных решений самоустранение. Когда её из кабинета выгнал, за оперативника взялся. А ты знаешь, кричит, что демократия по стране шагает, и не просто шагает, а — семимильными шагами! И произвол здесь творить тебе никто не позволит! И понёс, и понёс. Потом, нет-нет, всё же успокоился. Так, говорит, если в понедельник с утра подельников не будет, я этих двоих освобождаю, а на тебя, милого, такую бочку накачу, мало не покажется.

После беседы с прокурором ещё боле загрустил Игорь Сергеевич. Нет, ответственности он не боялся. Трезво рассуждал, что до майора ему — три года почти. Срок выговорной к тому времени уже пройдёт, а там, глядишь, и подвиг какой-нибудь совершить можно. Работа всё ж такая, уголовный розыск. Другого боялся Белов. Это в городских райотделах оперов по два десятка и более, а у них в отделении пять человек всего, а в строю на сегодня — трое. Двое дежурят в выходные, третий — сам он после суток бессонных. И с кем, прикажете, вылавливать гадёнышей этих городских? Правда, с утра дозвонился до него с области сам начальник Управления уголовного розыска. Молодец, говорит, парень, здорово сработал. Мы Вас, отрадненских, одних не оставим, однозначно поможем, но только… — в понедельник. С думами тяжёлыми такими направился Игорь Сергеевич к начальнику своему, местному. Доложил всё как есть, тревогами поделился своими. Начальник в суть вник быстро. Раз поклялся ты прокурору, говорит, так и действуй решительно. Бери «УАЗик», практикантов обоих и вперёд. Двое суток у тебя впереди…

Сутки проторчали по нужному адресу бесполезно. Как висел замок амбарный с утра на калитке, так и провисел до ночи. А жарища-то днём! А «УАЗик»-то этот, железяка чёртова, в тени деревьев и то умудряется, как утюг, раскаливаться. Весь испсиховался тогда Белов, весь издёргался. Слава Богу, у курсантов школы милицейской желания работать ещё много, и в засаде побыть им интересно, молодёжь, одним словом.

Хозяин дома, объект наблюдения долгожданный, появился лишь в ночь на понедельник, когда у ожидавших на пределе было состояние душевное. Но мученья их на этом не закончились. Явился ведь подозреваемый, Вася его звали, не один, а с компанией, и не малой — пять или шесть молодых людей. Проклял всё на свете Игорь Сергеевич, долго ругался нецензурными словами. Вспомнил и участкового, что шайку «по горячим следам» упустил, и Юрину эту мудрую. Помянул и начальников своих, и службу всю в целом… Курсанты тут заерохорились, мы, говорят, отличники по самбо, мы скрутим всех, повяжем… Наорал Белов на пацанов глупых, завёл «УАЗик» и в городскую милицию подался, помощи просить.

В горотделе дежурный сам весь измученный, расстроенный сидит. Не вовремя, говорит, ты приехал, капитан, убийство у нас зависает, два месяца такого не было. Без тебя, говорит, болей головных хватает, не до твоих сейчас магазинов деревенских… Опять изошёлся весь матерными словами Белов, дверью хлопнул, уходя, парадной. Смотрит, а на крыльце Макаров Колька стоит, отрадненский парень. Он командиром экипажа ППС здесь работает. Воспрянул духом Игорь Сергеевич, договорился с земляком. Тот дежурному по рации передал, что на заправку уехал. Приехали по адресу вшестером уже и с четырьмя стволами. В дом вломились, всех гостей лицами в пол уложили. Хозяина Белов к себе в «УАЗик» посадил, для беседы про четвёртого их друга. А Вася этот, мало того, что выпимший, так и крутой такой оказался. Выступать стал, про права какие-то свои стал выговаривать, про адвоката, которого, кстати, на кражи с собой не брал. Потом на угрозы перешёл, что, мол, ответите за произвол свой, поплатитесь, мусора поганые…

Не знал Василий, что оперативник, перед ним сидящий, третьи сутки уже, по его васиной милости, не спавши толком, и не жрамши, что к беседам долгим он не расположен. Не знал этого Василий и получил пистолета рукояткой в лоб. Не успел ещё Игорь Сергеевич его, пистолет-то, в кАбуру вложить. И удар-то был не сильный, сильно не ударишь — восемьсот грамм всё же, весу-то. Но завизжал ворюга громко, на всю округу, а затем постепенно стих и сник вовсе. Крутой-крутой, а слабонервным, слава Богу, оказался. Согласился со следствием сотрудничать. Нет, говорит, Лёхи, про которого спрашиваете, в доме моём сейчас. Покажу, говорит, где он живёт, только не бейте больше…

Повезли в Отрадное задержанного. По дороге на окраину городскую заехали, где Василий дом подельника показал. Объяснил, где квартира находится. В райотделе под протокол рассказал сразу, как магазин в Салмановке вчетвером обвороворовали. Ничего не утаил, полностью раскаялся. Затем клясться взялся, что магазин этот салмановский — первый и последний в его жизни. Долго божился, пока Белов машинально кАбуру на ремне не поправил. Тут же — про второй магазин вспомнил. А потом и понеслось! Как начал Вася колоться, как начал расклад давать… Игорь Сергеевич, в горячках, дежурного следователя хотел вызвать, чтоб допрос записывала. Но передумал вскоре. Красавица эта, на зло могла напортачить, дело всё загубить. А светает уже, за Лёхой пора ехать. Посадил опер за стол свой одного из курсантов, посмышлённей который. Велел от своего имени протокол вести. Записывать всё досконально по всем-всем кражам, что Василий рассказывает, тёпленький пока. Сам — со вторым практикантом в город вновь поехал.

К пяти утра были у входной двери нужной им квартиры. А информация-то об объекте скудная: высокий, худощавый, белобрысый и КМС по боксу. Вот и все приметы лёхины. Постучал Белов в дверь аккуратно. Подождал. Опять постучал. Женский голос откликнулся.

— Лёха нужен, срочно — низким, не своим, голосом, тоном вежливым, но не терпящим отказа, пропел почти оперативник. И открыла ведь мамаша дверь входную. Прошёл в квартиру решительно Игорь Сергеевич, с «корочкой» своей служебной в руке левой и с пистолетом — в правой. А там ещё ждало испытание. На полу в зале душной квартиры, без одеял и простыней спали три парня, одинаковых, как воды три капли. Близнецы-братья, короче. А раздумывать-то некогда. Провёл Белов пистолетом у носа женщины, что на свет произвела компанию эту. И спросил тихо очень: «Который Лёха?»

— Справа который — не заставила упрашивать себя хозяйка — Дошлялся, сволочёнок!

Вскоре «сволочёнок», Лёха, всё-таки, видимо, в Отрадненский РОВД был доставлен. Тоже отпираться больно-то не стал, думал, что участковый в лесу его запомнил.

С чувством выполненного долга ушёл Игорь Сергеевич домой отдыхать, где и проспал весь день практически.

К вечеру вернулся в райотдел, а там такое творится! Народу, как муравьёв в муравейнике! С областного УВД наехали. И опера, и следователи-важняки, и эксперты. Из грузовика промтовары сворованные выгружают, при обысках изъятые. Много очень, куда складировать, не придумают! Продавцов навезли уйму, кучу свидетелей с других районов, всех допрашивают. Первый зам. начальника областной милиции самолично прибыл. Сам руководил такой операцией масштабной.

Долго жал руку полковник Белову. Большое, говорит, сынок, ты дело сделал. Эти ж отморозки, говорит, пять месяцев по всей области колесили, десятка три магазинов только за ними, два убийства ещё — в Савантеевском районе. Сторожа зарезали и очевидца случайного — девушку молодую — задушили… Ублюдки натуральные! Затем совсем растрогался большой начальник, милиционер старый, снял с руки часы свои «Командирские», классные такие, и подарил их оперу. Генералу, говорит, я про тебя доложил, будет ещё награда…

Гордый весь за себя, за профессионализм свой высокий, вышел Игорь Сергеевич покурить на крыльцо родного райотдела. Тут Юрина шествует, со стороны прокуратуры приближается. Тоже вся счастьем переполнена, но виду не подаёт. Не выдержала всё же, метров десять не дошла: «Допрыгался, Белов! Магазинщики заяву накатали, что всю ночь их избивал. Прокуратура на тебя дело возбуждает!..»

— Да иди ты, каркуша — парировал оперативник — нет от тебя спасу никакого…

Через три года Игорь Сергеевич Белов умрёт от туберкулёза в одной из мордовских колоний.

 

Волчья круча

Начало двадцать первого века. Август месяц. Один из городков Поволжья.

В пятом часу утра в доме начальника уголовного розыска зазвонил телефон. Андреев поднял трубку. От услышанного — разом очнулся.

Вскоре был на месте происшествия. Чуда не случилось. На обочине дороги в траве лежал мёртвый Саша Маркелов, его лучший опер. Лежал — на спине, неестественно раскинув руки, с приоткрытыми глазами и маленьким пятнышком крови в левой стороне груди.

Ознобом пробило Андреева, задрожали предательски руки, долго не мог прикурить. Прислонился к крылу «УАЗика», опустил голову низко-низко, скрывая давившие слёзы. Ну не думал, ну никак не думал, что мразь эта, гнида уголовная по кличке Зёма решится на такое. А то, что убила оперативника банда Земскова, начальник УгРо не сомневался.

Два дня спустя…

— Какие могут быть аресты? Ты вообще о чём речь ведёшь? — прокурор района был непреклонен — Мы допросили и Земскова, и его группу. У всех — стопроцентное алиби.

Да я, Николай Сергеевич, твою оперативную информацию к делу не пришью, пойми и ты меня… — Который год уже с потрохами купленный прокурор смотрел на Андреева стеклянными глазами…

Ещё две недели спустя…

— На даче он, Сергеич — пьяненький информатор был явно доволен собой и горд своей осведомлённостью — у Бони на даче. Бухают, две девки с ними приезжих. Балдеют, короче. Баня там у них, рыбалка. Ты же знашь, Сергеич, Зёма — он рыбак с детства, бандюганом ещё не был, а уже рыбалил. Он завтра с рассветом у Волчьей кручи будет. Один будет, чтоб не мешался никто. Боня, по пьяни, корешу моему разболтал… Ты, Сергеич, не грохнуть ли Зёму собрался? Какой-то уж смурной севодня…

— Не мели ерунду!

— А жаль, давно гада этово грохнуть пора, сколь от него людЯм горя. Ну ладно, Сергеич, давай на литруху, как уговаривались.

Ещё десять часов спустя…

— И что ж ты, Земсков, без шестёрок-то своих сегодня? — Андреев навёл табельный пистолет меж глаз собеседнику. Ошарашенный неожиданным явлением оперативника на пустынном берегу Волги, тот выронил из рук спиннинг и замер на походном стульчике, скосив глаз на лежавший у ног рюкзак.

— Даже и не рыпайся — начальник розыска зашёл сзади, отпихнул ногой рюкзак, приставил ствол к затылку сидящего — а слушай меня внимательно. Ты же знаешь, Земсков, этот парень, как родной мне был… И сейчас — полный даёшь расклад. Всё ясно?…

— Да ты что творишь, Андреев! — обрёл-таки дар речи лидер ОПГ — Щас ведь не тридцать седьмой… — получив короткую затрещину, благоразумно примолк.

— Я тебя, милый, уговаривать не стану — продолжил Николай Сергеевич, поприжав плотнее ствол — Пристрелю и глазом не моргну. Слышал, наверное, что контузило меня в Чечне?… Крыша едет — основательно… Ну что, Зёма, считаем до трёх?

— Кузя стрелял, а были с ним Хромой и Фрол — не заставил себя долго упрашивать авторитет — Я тут не при делах…

— А это ты ещё следователю в области расскажешь — Немного подобрел Андреев — Я ж не только ствол, но и диктофон с собой прихватил. Будешь выделываться, продам плёнку за пузырь коллегам твоим по цеху. Пусть полюбуются, как сдал их с пол пинка.

Не стал вступать в полемику Зёма, поднял по просьбе оперативника рюкзачок свой с самодельным огнестрелом внутри. Затем под прицелом пистолета по расщелине к подъёму приступил, на кручу.

К концу подъёма изрядно оба подустали. Опер — больше, на десяток лет, всё же, постарше. Выбравшись наверх, сбросил бандит рюкзак и рванул, что есть мочи, меж кустарником и обрывом. Но поторопился лишнего, близко очень к краю побежал. Обвалился грунт и рухнул было Зёма под кручу с высоты пятиэтажного дома, да успел за торчащий дерева корень уцепиться. А корешок-то тонковат оказался, в надлом пошёл. Судорожно перебирая ногами по отвесному краю обрыва, бандит безуспешно пытался зацепиться за другой, более мощный, конец корня, свисавший рядом — Помоги!.. Подвинь ко мне! — в крик пустился, к преследователю своему обращаясь…

Николай Сергеевич присел на травку. Несмотря на поднявшийся ветер, прикурил с первого раза. Осмотрелся по сторонам… Потом — хруст, вопль и глухой удар о многочисленные валуны под Волчьей кручей, у воды самой…

Докурив, начальник розыска швырнул туда же чужой рюкзачок и скорым шагом направился к городу. Нужно было поспевать на утреннюю планёрку.

 

Как заржавела сталь

Ясное июльское солнышко с утра уже нещадно жарило Зареченский посёлок, в целом, и местный отдел милиции, в частности.

— И когда бардак этот закончится! — Николай Иванович Кузнецов поднялся с кресла, подошёл к открытому окну и с силой вышвырнул докуренную сигарету — Я вас спрашиваю, господа начальники!

«Господа начальники», а именно, зам. по оперработе и начальник уголовного розыска дружно потупили взоры, внимательно рассматривая вымытый только что техничкой пол кабинета. Они прекрасно знали, что обращение «господа» из уст их шефа является крайне ругательным и означает высшую степень раздражения, переходящего порой в та-акие приступы ярости… Знали, но поделать в данный момент ничего не могли. Нечего сказать-то. Что тут скажешь, если в районе чуть не два месяца безнаказанно орудует вооружённая банда, грабя коммерсантов направо и налево…

Более отважным оказался Сергей Васильевич Краснов. Ему и по должности положено, и по званию. Он всё же — и зам. первый, и майор целый, и, между нами говоря, старый приятель начальника Зареченской милиции.

— Разрешите мне, Николай Иванович — Краснов для важности пару раз кашлянул — Мне, всё-таки, кажется… группа эта информируется кем-то из наших. Иначе давно бы попала в засаду…

— Ой, какой ты умный! — перешёл, как и ожидалось, на крик Николай Иванович — А ты об этом и в области может доложишь!? Когда заслушивать будут! Мне не нужны здесь ваши «кажется» — закурил очередную сигарету — Может ещё к гадалке съездим?!..Я вас русским языком спрашиваю, что собираетесь делать, господа…

— И я про то — не растерялся Сергей Васильевич. А что ему теряться-то, если они с Кузнецовым вместе выросли, вместе срочную служили, вместе «вышку» милицейскую заканчивали. Правда, в середине восьмидесятых здорово друзья подразминулись. Из-за женщины, конечно, какая ещё может быть причина. Сергей очень уж любил Наташу. И та взаимностью отвечала. Год почти. А потом раз — и замуж вышла, но — за Николая. А тот и ростом пониже, и осанки не той, может только чувством юмора наделён поболее. Не понять их, женщин-то, такие ведь создания… Ну, да ладно, десять лет уж минуло. Давно и Краснов женился на такой же видной женщине, перетёрлось всё давно…

— Так вот — продолжил зам. по опер — предлагаю усилить меры конспирации. О предстоящем мероприятии, кроме нас троих, никто в отделе знать не должен. Личному составу объявляем, что будет рейд в Заголово — Сергей Васильевич назвал самый дальний посёлок района — А в последний момент вооружаем и выставляем людей у завода. Сегодня надо и начать. Завтра — большая отгрузка цемента. В ночь много «Камазов» съедется, все — с деньгами. Эти козлы точно примчатся. Если нормально всё пройдёт, повяжем, как пить дать, повяжем.

— Дожили — Кузнецов тяжело опустился в кресло — от своих скрываемся…

— Жизнь такая пришла, Николай Иванович — подал голос начальник УгРо Костя Девяткин, радостный такой (всё ж гнев начальства обошёл его на этот раз) — крыс кругом развелось, как собак нерезаных. То ли ещё будет, ой-ёёй…

— Ты, Костя, старшим сегодня к заводу в ночь пойдёшь — не разделил оптимизма и радости подчинённых начальник милиции — А ты, Сергей Васильевич, заступаешь на сутки сегодня ответственным! Вот и флаг вам в руки! Не возьмёте ночью ублюдков этих, я вас в четверг с собой на коллегию возьму. Не исключено — последний раз…

— Его вон, молодого, увольнением пугайте — не сдержался Краснов — а меня сорок раз уж увольняли…

— Хватит демагогию разводить! — шеф вновь стал срываться на крик, но вовремя спохватился — Свободны оба. И держите меня в курсе…

— Что за отношение к людям! — высказывал наболевшее Костя Девяткин, когда двигались по коридору — Ходишь тут… под пулей, под ножом… за гроши ломаные. А чуть что — уволю. Зла не хватает…

В половине восьмого вечера в кабинет к начальнику милиции ворвался Краснов. Красный, как сваренный рак, глаза на выкате от возмущения, в руке — бумаги какие-то.

— Ты полюбуйся, Иваныч! — натурально задыхался старый опер — Экспедитора с водителем бомбанули. Эти идиоты, вместо того, чтоб на площадке у завода встать, на Волгу попёрлись! Искупаться им захотелось, с деньгами-то… На берегу трое в масках всё и выгребли! Обрез — у них. Вот, скоты, что вытворяют! — возмущению Сергея Васильевича не было предела, и в адрес грабителей, и в адрес потерпевших легкомысленных.

— Ты ко мне поплакаться пришёл — не выдержал и съязвил начальник — я тебе сопли вытирать не собираюсь.

— Какие сопли? — сгоряча не понял зам. — А… нет, я по другому поводу зашёл. Экспедитор примету хорошую даёт — одного их нападавших, стопудовую примету: наколка на правой руке в виде солнышка входящего. Вот, терпила мне её нарисовал — Краснов подсунул начальнику лист бумаги, на котором при наличии фантазии можно было разобрать рисунок кисти руки с татуировкой — Так вот — оперативник, почему-то, перешёл на шёпот — Гена, это, Шакал. Однозначно — Гена. У него у одного такая наколка из местной шушеры. И рост, и фигура совпадают, сто пудов — это Шакал. Ну ты его помнить должен, по грабежам проходил у нас лет пять назад.

— И что ты предлагаешь? — так и не вспомнил Гену Кузнецов — Что от меня-то нужно?

— Как что? — удивился Сергей Васильевич — Команда нужна. Надо снять людей от завода и направить на задержания Геши и двух его дружков закадычных. Все данные у меня имеются. Не придут они к заводу, взяли своё на сегодня…

Начальник разрешения не дал. Велев работать с группой Шакала другими силами, уехал домой. В первом часу ночи в его квартире, как всегда противно, заверещал телефон.

— Ну что, Иваныч — без проволочек начал Краснов — По двум адресам я засады выставил, на третий — людей не хватает. Сниму я людей от завода, не придут они сегодня…

— Делай, как знаешь — не стал спорить «Иваныч» и положил трубку.

Утром, прибыв на работу, как Вы, уважаемый читатель, уже догадались, Николай Иванович узнаёт, что мероприятия по задержанию группы Шакала прошли безрезультатно, а у завода совершен очередной разбой. В бешенстве Кузнецов долго не мог прикурить сигарету, а когда ему это удалось, дверь приоткрылась и на пороге показался Сергей Васильевич. Пройти в кабинет — не успел, к нему стремительно приближалась пущенная рукой начальника пепельница. Краснов среагировать успел и захлопнул за собой дверь.

Ближе к обеду Кузнецову позвонил начальник уголовного розыска области — Приехал бы, ты, милый, информация есть завлекательная. И чтоб никто не знал из твоих, что ко мне едешь!..

— Такие вот дела, Николай Иванович — не предложив даже чашечку кофе, начал областной полковник — Мои тут группу на днях взяли… И по низу информация идёт, что крыска у тебя в отделе завелась. И не сержант простой, а из руководства кто-то… Он все мероприятия твои бандитам сливает, процент свой наличкой имеет. Мы информацию эту ещё дорабатывать будем, а ты, Николай Иванович, подумал бы и высказал мне соображения свои.

Лицо Кузнецова моментально покрылось красными пятнами, лоб — испариной, руки предательски задрожали, к горлу ком подкатил. Пауза неприлично затягивалась. Перед глазами встало сегодняшнее лицо первого зама, когда тот пытался пройти в кабинет и был отпугнут летящей пепельницей. А ведь довольное оно было, лицо-то это! Как сразу-то не дошло! Ну, Серёжа… Неужели простить не смог до сих Наталью… Неужели обида до такой степени гложет, что меня начальником назначили… Всегда считал ты себя более достойным… Ну, Серёжа… Ну дожились, ну доработались, да что это за жизнь пришла такая…

Тягостные думы Николая Ивановича прервал зашедший в кабинет оперативник. Он передал полковнику какую-то бумагу и спешно удалился. Начальник УгРо, бегло пробежав по строчками, поднял глаза на собеседника — Если верить моим данным, крыска-то эта — Костик Девяткин…

— Да вы что! — не смог сдержать радости в голосе Кузнецов.

— А что это ты такой довольный? — не понял полковник.

— Нет, нет… я не про то… А Девяткина, конечно, надо проверить, я согласен с вами…

— А мне на х… не нужно твоё согласие! — областной начальник круто поменял тон — Ты там развёл у себя крысятник, и ты за это ответишь! А сейчас бери моих парней и негласно переройте кабинет этого твоего Шестёркина! И чтоб сегодня доказательства были!..

Не стал Николай Иванович возражать, что Девяткин-то не только его человек, что, по большому-то счёту, назначен тот на должность самим же полковником, когда перевёл его из областного аппарата… Перед глазами — стояли ясные очи Костика и сказанная тем фраза про крыс, что развелось, как собак нерезаных…

Уж битый час, запершись с двумя областными оперативниками в кабинете Девяткина, начальник РОВД дотошно просматривал всё, что в нём имелось. О ЧП, естественно, сказал только Краснову, который и вывез Костю в одно из дальних сёл, придумав срочно оперативное задание. Духота выводила из терпения не меньше напрасных поисков. Обследовав сейф, стол и шкаф, Фролов принялся за книжную полку настенную. Среди томов свода законов, различных кодексов, брошюр и журналов взгляд упал на книгу в сером твёрдом переплёте. Николай Иванович, присев на стул, медленно и педантично стал её перелистывать. И вовремя, надо сказать, присел. Книга-то с вырезанным тайником оказалась, битком набитым крупными купюрами. И вновь всё повторилось: испарина с пятнами на лице, дрожанье рук и ком в горле. Схватился за голову милиционер старый. Захлопнулась книга, на обложке надпись: «Николай Островский. Как закалялась сталь».

— У-ууу, гни-ииида… — раненым зверем взвыл начальник милиции, какой-то невменяемый стал, ни дать — ни взять.

— Товарищ подполковник, с вами всё нормально? — один из оперативников, молодой парень, нагнувшись, заглядывал Фролову в лицо — Да не переживайте вы, в других районах и не такое бывало… То ли ещё будет, ой-ёёй…

 

Сила воли

Начало октября выдалось на редкость тёплым. После дождей, на счастье грибников, в лесу опят уродилось никогда как много. Не очень-то сытый в девяностые те годы деревенский люд рванул, от мала до велика, на грибные угодья…

— Я не снаю, кте она — как истинный чуваш, заявитель вообще не признавал звонких согласных в русском языке — Ушла фчара утром по крипы и не фернулась. Помокайте, тафайте…

Трёхдневные поиски в окрестных лесах, с привлечением учащихся СПТУ с райцентра, результатов не дали. Жену пожилого сельчанина с неоднозначной фамилией Ядов, обнаружить не представилось возможным.

— Колись, Пётр Василич, куда супругу свою подевал — участковый инспектор в упор смотрел на маленького тщедушного старичка. Раздосадованный долгими бесплодными поисками, он угрюмо помешивал чай, в который забыл положить сахар. В помещении опорного пункта, где они находились, концентрация табачного дыма превышала все допустимые нормы. Такого в помещении этом ещё не наблюдалось. Деревушка-то маленькая совсем. Происшествий, подобных нынешнему, давненько здесь не случалось. А может и вообще никогда не было. Оперативники с уголовного розыска в местности этой пару раз были. Вина попить приезжали на озёрце, что за околицей сразу. Природа здесь, конечно, классная. От города далеко, что её (природу), в общем-то, и спасает. Местный участковый, сам-то забыл, когда приезжал сюда последний раз. А что делать-то? С половину сотни дворов несчастных осталось, где пенсионеры, в основном, доживают. Вон в кабинете-то, (сельсовет когда-то был), всё паутиной покрылось. Но чайник электрический сохранился. Не украли даже, за столько времени отсутствия хозяина.

Начальник РОВД наорал сегодня на утренней планёрке. Езжайте, давайте, и определяйтесь, наконец, с материалом этим! — указание дал ценное — Какого хрена участкового одного-то бросили! А если там убийство!

Конечно, убийство! Мафиозники с Москвы примчались, чтоб бабульку грохнуть срочно… Но деваться некуда, пришлось ехать чуть не всем отделением со старшим опером во главе. Делать больше нечего… День целый угробили сегодня. Всё хозяйство Ядова обшмонали. И дом, и сараи, и сад с огородом. Хозяина с расспросами достали. Устали, как собаки. А тот одно твердит — Са крипами ушла и пропала. Ничаво не снаю.

А соседи-то говорят, рукоприкладством занимался дедуля, по пьяни. Бил жёнушку свою, было дело. Ходила та в синяках. Не часто, правда, но всё же. Но, как говорится, не пойман — не вор, не убийца, вернее. Да и тела-то нет, какое может быть тут дело? Для очистки совести забрали старичка перед отъездом в опорный. Ещё уж разок побеседовать.

— Ну что, Ядов — не успокаивался участковый — отравил бабу свою ядом. Давай, рассказывай, а то Бог тебя накажет…

— Сачем так кофоришь — морщась от сплошной пелены табачного дыма слабо отбивался Пётр Васильевич. Тоже изрядно за день вымотался, но присутствия духа не терял, в очередной раз объясняя приставучим милиционерам — Ф лес она пошла, са крипами…

— Поехали мы — старший из оперативников поднялся со стула — Эти «лыко и мочало» никогда не кончатся. Один хрен, отказной здесь.

Восемь месяцев спустя…

Женщина была явно не в себе. Спотыкнулась на крыльце, в глазах ужас, говорит сбивчиво. Кое-как, но дошло всё ж до дежурного в РОВД, что семенную картошку из погреба та доставала. Краешек материи заметила, из земли торчащий. Потянула, а там…

Вскоре опергруппа была не месте происшествия. Как Вы уже догадались, уважаемый читатель, погреб тот знакомого нам Ядова оказался. Племянница из города картошку приехала сажать, а вместо поля в милицию пришлось примчаться… Примчишься тут, когда такое обнаружишь. В погребе Петра Васильевича всего-то на два штыка лопатных закопан труп был супруги его пропавшей. Сверху ещё картофелем засыпанный, высаживать который родственница-то собралась. А в погребе сухо, грунт песчаный. Тело в ковёр завёрнуто бережно, верёвкой аккуратно обвязано. Сохранилось идеально. Египетская мумия, да и только.

Понятное дело, прокуратуру вызвали, эксперта привезли. Тот парень смышленый, дотошный такой. Нашёл в сенях верёвку с привязанным ведром. Показывает следователю, узел-то какой редкий. А ковёр с трупом такими же узлами перевязан. Хозяина дома и погреба, соответственно, опера — под белы ручки и в опорный пункт увели, тому уже с прошлого года знакомый.

А дедулька-то всё никак понять не может, всё выспрашивает, чего это в погребе его такое нашли. Опера, естественно, восприняли это как издевательство над своими личностями. Но не будешь же прикладываться к старику, которому восьмой десяток лет, у которого полтора метра рост и вес «бараний». И что с ним делать, голову ломают. Тут Ядов вообще распоясался. Слух у него, видите ли пропал, слышать перестал задаваемые вопросы. Довёл парней до белого каления. Добром бы всё не кончилось, но начальник милиции во время появился. Всё сразу понял, велел в отдел подозреваемого доставить. Пусть, говорит, прокуратура его допрашивает, в строгом соответствии с законом.

Ближе к вечеру следователь прокурорский выпендриваться стал. Нет, говорит, у меня оснований задерживать Ядова. Бабулька эта, может быть, и сама умерла, а он на похоронах просто сэкономил. Это — один вопрос. А во-вторых, даже, если смерть и насильственная, доказательств на деда всё равно нет, практически. Не сознаётся он никак. Без заключения из морга и без сознанки, хотя бы маленькой, задерживать не буду. Решайте сами, пока, с этим старикашкой…

Умный такой, следак этот, в университете обученный.

Что делать? Кто виноват? Не отпускать же деда этого премудрого. Не мешок же фуража стырил, человека загубил, хоть и супругу свою законную. Вызвал начальник РОВД зама своего. Готовьте, говорит, фуфлыжные бумажки на хулиганство мелкое. А сам иди к судье и договаривайся, чтоб трое суток ему выписала, больше-то не надо…

Здесь, уважаемый читатель, пора познакомиться с начальником милиции местной. В дальнейшем повествовании он будет главным героем, после Петра Васильевича, понятное дело. Литвинов, это фамилия персонажа, всю жизнь свою сознательную в уголовном розыске отработал, а начальником года три как стал, от силы. Подчинённые, несомненно, его уважали за профессионализм и работоспособность, а также за чувство юмора, не покидавшее даже в трудные минуты жизни.

— Николай Иванович — из суда вернулся довольный заместитель — Я на десять суток договорился.

— Да куда столько! — присвистнул Литвинов — До завтра колонётся — спижонил уже, раскуривая сигарету — Спусти его в камеру, пусть пока ознакомиться, а через часок — ко мне чикатилу этого.

— Фы са што меня посатили! — с порога начал возмущаться подозреваемый, оказавшись в кабинете у начальника РОВД — Я шену не упифал и не снаю ничафо…

— Ну вы нахал! — беспардонно перебил подозреваемого Николай Иванович — Всяких встречал, но такого наглеца — впервые. Даже не знаю что и сказать…

— Я путу шалофаться пракарору! — не остался в долгу Ядов — Фы нарушаете сакон…

— Ой какие вы грамотные! — откровенно поразился начальник — Кто бы мог подумать, всю жизнь скотником на ферме трудился… Ладно, идите в камеру, подумайте до завтра. Не созрели, пока, для серьёзного разговора. Утро вечера мудреней…

Прокурор вскоре зашёл — С морга звонили, крепко побили бабушку-то перед смертью. Рёбра сломаны, а смерть — от перелома основания черепа. Чем-то тяжёлым по голове ударил. Мне помощник доложил, по мелкому вы Ядова закрыли. Так вот, без моего ведома старика из камеры не поднимать. Он колоться, похоже, не собирается. Будем изобличать. А твои горлохваты своим нахрапом только испортить всё могут, вообще замкнётся дедок.

— Дело хозяйское — пожал плечами Литвинов — я всегда только за строгое соблюдение капиталистической законности — Поднялся с кресла и вытянул, паясничая не солидно как-то, руки по швам — Занимайтесь сами, а мои помогут, чем могут…

Восемь суток спустя…

— Вообще на контакт не идёт — морщился следователь прокуратуры — Эх и фрукт этот Ядов. Такой упёртый, уму непостижимо. Ничего святого нет. Одно только волнует, бычок его, Мишка, бесхозный остался. Весь извёлся за скотину свою. А что жену грохнул, это ему до лампочки… Так-то косвенные доказательства конечно есть — размышлял задумчивый и печальный следак… Но без сознанки тяжело в суде будет. Маловато всё же доказухи. Эх и настырный старикашка. А после завтра адмарест заканчивается… Прокурор говорит, «на таких соплях» закрывать его не будет…

— Ни хрена себе! — присвистнул начальник милиции — Вы чего, ребята, убийство мне повесить хотите на ровном месте. Да если вы домой субъекта этого отпустите, в жизни уже не колонёте. И не какой доказухи у вас точно уже не будет. Ты ж сам убедился, какой дедуля премудрый. Творчески работать надо с человеком этим…

— Так я за этим и пришёл! — обрадовался вдруг молодой следователь — Может… это, Николай Иванович, поговорите с ним?

— Ща-ас, всё брошу — взялся набивать себе цену Литвинов — Сами разбирайтесь со своим клиентом. Шеф твой сказал, чтоб не лезли мы в это дело, не нарушали законы процессуальные…

— Так прокурор сам сюда меня прислал, только я вам этого не говорил — честно признался следак.

— Эх салаги! — продолжал куражиться начальник — Загубили, на хер, дело, а теперь заявились. Вы же восемь суток угробили, господа. Дед уже окреп морально и физически. У него и так сила воли стальная, так вы её и укрепили уговорами своими тупыми… Ладно — немного стал успокаиваться — попробую, но ничего уже не обещаю.

Вечером Николай Иванович лично спустился в ИВС проведать содержащийся там контингент. Увидев в одной из камер Ядова, поразился — Так вы до сих пор здесь? А почему — не в следственном изоляторе?…

Не обращая внимания на причитания собеседника о «нефинофности», вдруг вспомнил — Слушайте, уважаемый, а что с быком-то вашим делать? Сосед уже кормить его отказывается. Своей скотине, говорит, кормов в обрез. Вас завтра прокурор закроет на два месяца, потом суд — на пару пятилеток. А бычок-то не виноват, что хозяин непутный такой — начальник перевёл дух — Мается животное с голодухи-то, ревёт на всю деревню. Так что определяйтесь до утра, пока в город вас не отправили… — Боковым зрением Литвинов уловил, что маленькие раскосые глазки Ядова повлажнели. Не дождавшись ответа от побледневшего сразу собеседника, вышел из камеры.

— Что и требовалось доказать — бросил на ходу провожавшему дежурному.

Тот ничего не понял, на всякий случай утвердительно кивнул головой — Так точно, товарищ подполковник.

Утром следующего дня дежурный помощник, докладывая оперативную обстановку, сообщил — Ядов этот с рассвета к вам рвётся, Николай Иванович.

— Очень даже хорошо — не отрываясь от бумаг, произнёс начальник — пусть ещё с часок потомится…

На Петра Васильевича было страшно смотреть. Невооружённым глазом было заметно, что ночью этой он так и не уснул. А как тут уснёшь, если сосед, Гришка, бычка его, лучшего на всю округу производителя, голодом морит. Хотя и обещал подержать, пока всё утрясётся. Не ожидал, никак не ожидал от Григория удара такого подлого…

— Я это — плачущим голосом начал подозреваемый — Покофорить с фами хочу. Мне нато ф терефню съестить. Пыка нато от сосета сапрать и Коське Петрофу отфести. Он мне толшен, он — прокормит…

— Щас! — не стал даже дослушивать бездушный начальник — Всё бросим и будем вас по району раскатывать. Делать нам больше нечего. Нет, милый — плавно перешёл на ты — Пиши доверенность, чтоб забили твою скотинку, а мясо в столовую школьную сдали. Я своей печатью заверю. Другого выхода не вижу. В деревню свою не скоро ты попадёшь — Николай Иванович потянулся в кресле и позевнул — Фигово что-то я выспался сегодня…

Пётр Васильевич стал вообще белый, как простыня, на глазах ещё больше постарел — Та фы што такое кофорите! Он ше молодой, как мошно ресать…

— Нет, а ты что предлагаешь — начал понемногу наглеть Литвинов — На гос. обеспечение быка твоего поставить, пока срок мотаешь. Да он столько, один хрен, не проживёт, не дождётся с зоны он тебя. Так что извини, дорогой, придётся Мишку твоего прирезать.

— Латно, тафай токофоримся — перешёл на неофициальный тон и подозреваемый — Фыфеси меня ф село, я пыка протам… полофину тенек тепе оттам.

— А почему не две трети? — явно спровоцировал подозреваемого зарвавшийся начальник. Но Пётр Васильевич этого не заметил — Латно, тфе трети, так тфе трети, лишь пы Мишка пыл шифой.

— Смотри и слушай сюда, Ядов! — в голосе подполковника прозвучали стальные нотки — Знаешь, что это такое? — достал из ящика стола диктофон — Ты мне, высокому начальнику, только что взятку предлагал — перемотал плёнку и включил на воспроизведение — За покушение на дачу взятки должностному лицу тебе минимум десять лет карячится, да за убийство столько же — продолжал самозабвенно врать Николай Иванович — итого, сядешь на двадцать лет, не меньше. Так что Мишка твой однозначно тебя не дождётся. Ты меня понял, Ядов?

— И што телать? — явно подрастерялся бывший скотник, по щеке прокатилась слеза — Латно! — принял решительный вид — Если я соснаюсь щас, ты отфесёшь меня в село протать пыка?

— Нет, милый — начальник РОВД не спеша прикурил сигарету — бычка будешь продавать только после того, как на месте происшествия расскажешь и покажешь, каким образом супругу свою убивал…

— Та не упифал я! Тфа раса только стукнул лопатным щеренком… по колофе утарил. Она и померла на слетующий тень. Сама финофата, фыпить мне не тафала…

— И я про то — совсем уже по-дружески продолжил беседу Литвинов — расскажешь всё подробно следователю, не забудь отдать черенок этот злополучный. Вернём — после суда.

— Я ф поленнице ефо спрятал…

— Во-во, всё и покажешь на месте, а потом и бычка продашь — начальник милиции поднялся с кресла — Денег вырученных мне не надо, помогаю тебе исключительно из-за любви к животным.

Когда Петра Васильевича увели, набрал прокурора — Готовь бригаду срочно, кино снимать, пока тёплый наш клиент. И это… после следственного эксперимента, дай ему, пожалуйста, возможность быка своего продать. Я поклялся дедуле…

Утром следующего дня Литвинову позвонил следователь — Спасибо Вам, Николай Иванович! — радовался как ребёнок — Мы вчера всё изъяли, задокументировали и засняли, сейчас уже не отвертится. Быка — продал, такой счастливый был. Вот чокнутый, дедулька.

После обеда — ещё один звонок — Вы знаете, Николай Иванович, Ядов опять не в сознанку пошёл, во даёт.

— Есть у человека сила воли…

 

Несправедливость

— Разрешите?… — в кабинет через приоткрытую дверь робко заглядывал дежурный помощник.

— Да заходи ты, чего крАдешься! — начальник милиции с утра был не духе или, как сам любил выражаться, «не в духах».

— Павел Иванович — молодой старлей нерешительно прошёл к столу — Я вам утром докладывал про пожар в Сосновке… Так это… Участковый звонил…

— Толя! — находившийся «не в духах» Плетнёв заметно начал раздражаться — Ты растелишься сегодня наконец!

«Толя» от окрика начальника совсем растерялся и вообще перестал «телиться», но всё же взял себя в руки — Звонил участковый, говорит, нигде хозяев сгоревшего дома нет, пожилых пенсионеров. Вроде как погибли они при пожаре-то. Просил группу выслать…

Начальник РОВД грязно выругался — Не дадут спокойно доработать до пенсии, сволочи, месяц остался…

Дежурный конечно догадался, что определение «сволочи» ни к нему, ни к участковому не относится. Хотел задать какой-то уточняющий вопрос, но рисковать в последний момент не стал, выслушивая указания молча и в такт кивая головой.

Зима на рубеже двадцать первого века выдалась на редкость снежной. Дороги к сёлам еле успевали расчищать. И то — в одну полосу с «кармашками» для разъезда встречных транспортных средств. До Сосновки Плетнёв с опергруппой добрался к обеду. Сгоревший дом находился на самой окраине села. Далее строений не было, расстилалось покрытое девственным снегом поле. Местный участковый, Саша Прохоров, увидев выходящих из «УАЗика» коллег из райцентра, вышел к дороге — Мы тут пепелище раскапываем, Павел Иванович. А во дворе свинью нашли с огнестрельным ранением головы. И хозяев со вчерашнего дня никто не видел. Они из города сюда переехали. Два месяца назад домик этот прикупили. Боюсь, убийство здесь… двойное, а дом потом подожгли.

— Спасибо, дорогой, обрадовал — начальник милиции с мрачным видом прикурил сигарету — Твоими устами да мёд пить — тяжёлой походкой направился к месту происшествия. Только подошёл, и сразу услышал — Есть! Здесь они!..

Предположение участкового, как бы того не хотелось, подтвердилось полностью. На обоих телах имелись видимые следы насильственной смерти — огнестрельные ранения в голову.

— Ни хрена себе, Чикаго — Плетнёв тяжёлым взглядом упёрся в стоящего рядом Прохорова — Ты чего тут бандитизм развёл?

— Так он везде, бандитизм-то — не понял мрачного юмора начальника молодой лейтенант — Я ни чё не разводил…

Товарищ подполковник! — откуда-то из-за спины стремительно появился оперативник Дима Колчев — Там с огорода следы по снегу ведут, в поле уходят! — от возбуждения молодой парень весь раскраснелся, говорил очень быстро, тараторил, как баба базарная, а вообще не сотрудник уголовного розыска — Я за баню зашёл, а там уже тропки нет, и следы эти прямо…

— Показывай, давай — не стал дослушивать начальник — А то захлебнёшься ненароком.

В бескрайнюю даль поля, покрытого почти метровым слоем снега, уходили три дорожки свежих следов обуви.

— Да-а — участковый забрался рукой под шапку и стал усиленно чесать затылок — Пешком мы это поле засветло не одолеем. По ту сторону несколько сёл находятся, мы их все однозначно сегодня не отработаем…

И тут из-за угла соседнего проулка выворачивает и направляется в сторону опергруппы… Все даже примолкли от такого неожиданного и очень даже положительного поворота событий. Не обращая никакого внимания на столпившихся милиционеров, мимо лёгкой трусцой проследовал местный мужичок в фуфайке, самодельной кроличьей шапке, а самое-то главное, верхом на лошади.

— Чего стоим?! — рявкнул на своих Павел Иванович.

Свистом и криками всадника остановили. Лошадь-то, в принципе, ничего против не имела, но мужик взялся нудно отговариваться. Говорил, что кобылка ещё молодая, плохо объезжена и мало управляема. Вздыхал, канючил, повторял всё, «если чё стрясётся», он без лошадки последний кусок хлеба «потерят и с голоду подохнет». Довёл, короче, всех до белого каления, пока общими усилиями не объяснили популярно, что в деревне этого сельчанина не флягу с фермы стырили, а двух человек на тот свет отправили, и что жлобство в данной ситуации вообще не катит.

— Так бы сразу и сказали — спрыгнул на землю местный житель — Кто поедет?

Действительно, а кто поедет?

— Колчин, умеешь верхом скакать? — начальник строгим взглядом окинул оперативника.

— Обижаете, товарищ подполковник — гордо подбоченился Дима — в деревне, чай, вырос.

— Слава богу, не москвичи вы у меня коренные — обрадовался Плетнёв — Короче, задача твоя, как можно дальше пройти по следам и позвонить, чем быстрее, тем лучше, в райотдел. Мы на готове будем. Ну, с Богом, сынок… Не простудись, главное.

Лошадка, утопая по брюхо в снегу, медленно, но верно удалялась вглубь поля, унося с собой одинокого всадника…

Колчин позвонил через два с половиной часа — В Куликовку следы вывели, на дороге теряются…

— Во прёт сегодня! — не удержался от восторга Павел Иванович. Дело в том, уважаемый читатель, что деревня Куликовка из всего-то сотни дворов состояла. К тому же тянулась единственной улицей, прямой, как стрела. И данные обстоятельства многократно повышали шансы на розыск троих неизвестных, если, конечно, они не транзитники.

Вскоре в вышеназванном населённом пункте высадился милицейский десант. Плетнёв расставил по три человека с каждой стороны улицы и велел прочёсывать каждый дом и каждый двор, и всех подозрительных не оставлять без внимания.

Долго ждать не пришлось, вскоре с одного из дворов пулей выскочил Саша Прохоров и стал усиленно махать сидевшему в машине начальнику.

— В доме они — почему-то шёпотом докладывал участковый — спят, все трое. Когда Плетнёв прошёл в избу, глазам предстала не стандартная для деревни в общем-то картина.

Всё под евро выполнено, мебель дорогая, телевизор с экраном громадным. На столе — пустые бутылки из-под водки недешёвой, остатки закуски разнообразной и полная пепельница окурков. В комнатах — мягко говоря, не прибрано. Но самое главное, на батарее у входа сушились три пары зимних ботинок, протекторы которых идеально совпадали со следами в Сосновке. На диване и двух кроватях в разных комнатах безмятежно спали трое парней. Никто из них даже не шелохнулся.

Первого от входа тут же перевернули лицом в подушку, загнули за спину руки и застегнули наручники. Потом — подняли, одели и обули, с перспективой разуть уже с участием следователя и понятых. Задержанный что-то невнятно бормотал, но, в целом, вёл себя вполне прилично. А остальные двое так и не проснулись, вымотались ребята, очень уж устали. Когда всех троих подозреваемых увезли в отдел, вызвали прокуратуру. Обыск надо делать в соответствии с законом. Понятых пошли искать. К приезду следователя дом и двор уже усиленно обыскивали, но искомого так и не обнаружили. Огнестрельного оружия нигде не было, что очень даже удручало. На улице стремительно темнело, в связи с чем и приняли решение повторить обыск на следующий день.

Со слов местных выяснилось, что изба эта около трёх лет уже принадлежит городским и используется под дачу в летний, в основном, сезон. Присматривает за ней и регулярно протапливает соседка Пелагея Петровна. А когда последняя назвала фамилию хозяев, Плетнёву стало немного, но дурно. Он знал, конечно, что в Куликовке имеет дачу один из министров областного правительства. Но никак не думал, и не гадал Павел Иванович, что придётся побывать на даче этой при таких-то обстоятельствах.

— Хозява-то люди солидные — Пелагея Петровна, бойкая, словоохотливая пенсионерка, была несказанно рада подвернувшейся счастливой возможности пообщаться с новыми людьми — Сам хозяин- кру-упный очень начальник в городе… А чё, у нас природа. Летом — красота неописуема. К тому же, и газ, и вода есть. При коммунистах успели провести. Вон в Абрамовке-то, три километра всего отсюда — не успели. Теперича с дровами-то будут вечно маяться. А мы в последний момент успели, ну как украли… Они, хозява-то, почитай, месяц с лишним тут не бывали. Мне вперёд деньги заплатили, до весны самой. А мне чё, зимой делать всё равно не ча. Слежу за котлом-то. И мне не скушно, и людЯм польза. Я, конешно, вовсе и не рублём лишним вовсе прельстилась…

— Парни-то, кто эти? — беспардонно перебил милицейский начальник, не дав человеку спокойно ответить на вопрос о хозяевах.

— Как кто? — удивилась соседка такой неосведомлённости стражей порядка — Один-то — сынок их, а двое-то учатся с ним вместе… как его называли-то, в универе. Городские все мальчишки-то, избалованы… А чё они натворили? Подрались, небось, в районном клубе? Шебутной у них Славка-то. Мать его как-то жаловалась, сладу, говорит, с ним всё больше нету…

— А что надо им здесь среди зимы?

— А я почём знаю? — Пелагее Петровне явно не по душе пришлась манера разговора Плетнёва, в очередной раз её перебившего — Отдохнуть, сказали, приехали… вдали от шума городского.

— Без машины были?

— Без. Их кто-то завёз позавчерась на большой такой машине, на ваш вувазик похожа, только блестит вся.

— А сегодня ночью где они были?

— Как где? — вновь поразилась собеседница — На танцах же, в райцентре. Сказали ещё, у дявчонок заночуют. А чё случилось-то?

Ничего не стал объяснять Павел Иванович, отправил свидетеля в соседнюю комнату. К следователю — на допрос официальный, а сам в райотдел рванул срочно.

На крыльце дежурный встречает, весь в печали — С УВД областного звонили раз пять, наверное. Доклада требуют подробного…

— Подождут… Но ты этого от меня не слышал.

— Да ну ясно дело, Павел Иванович. А что им говорить-то?

— Что говорил, то и говори. Подозреваемые задержаны, а начальник с места происшествия ещё не вернулся. Ты понял меня?

— Так точно, всё понял.

— Не отвлекай меня сейчас пока, а то не дадут потом работать. Сам знаешь…

Не стал объяснять начальник молодому дежурному, что один из трёх этих отморозков — сынок шишки большой областного масштаба. Что закрепляться надо с доказательствами «по горячим следам», пока не слетелись, как вороньё на падаль, кручёные адвокаты и прочие отмазывальщики.

К счастью «слабое звено» обнаружилось довольно скоро. Один из задержанных, которому пошли навстречу и дали чуток похмелиться, живо рассказывал, что убитые в Сосновке пенсионеры являлись ни кем иным, как родными дедушкой и бабушкой одного из его дружков. Имели пожилые люди неосторожность продать в городе квартиру и с внучком не поделиться.

А тому деньги-то во много раз нужнее были! У друзей — «Крузак» и «Мерин», а у него — какая-то «десятка» паршивая. Несправедливость ужасающая. Вот и заявился к старикам на ночь глядя с этими же приятелями крутыми, в том числе и с отпрыском министра. Были, естественно, «кумаренные» для храбрости и «мало что соображали». Денег им не дали, сами — не нашли, а пожилых людей, до последнего не веривших, что такое вообще и в принципе может случиться, застрелили «с досады» из переделанного под огнестрел газового пистолета.

Внучок также долго не ломался, показал к тому же, где пистолет спрятал. А сынуля министерский, кручёный как поросячий хвост, сначала пообещал всех уволить, от милиционеров в ИВС до районного прокурора. Затем — посадить за вопиющее беззаконие и нарушение дарованных ему Конституцией гражданских прав. А когда дошло наконец, что со всех-то сторон он обложен, распустил сопли и тупо свалил всё на подельников.

Такая вот, уважаемый читатель, история о «героях нашего времени»…

 

Не в ту степь

Утром в понедельник следователь Савосин просматривал свой лицевой счёт. Батюшки рОдные, двадцать с лишним дел набросано. Вдруг вспомнил — Ёперный театр! Я про человека-то совсем забыл! — молодой старлей грустно посмотрел на своего старшего товарища, майора Петрунина — Городских Падлакова и Соськина допросил, всё на них собрал, а про третьего подельника забыл… Он, по-моему, в Теньковке живёт. Где-то у меня записано…

— Не «Падлакова», а Полякова, и не «Соськина», а Костина — не понял юмора и сморщился Петрунин — И почему я твои дела лучше тебя помню?

— Если такой памятливый, мог бы вовремя напомнить — не успокаивался молодой — Срок-то по делу уж в четверг. Вот так ни хрена себе! Как же я так запамятовал — Савосин механически листал дело, тупо уставясь за спину сидевшему напротив кабинетному напарнику — Что делать-то, Матвеич?… Мотоцикл-то этот по показаниям городских они втроём бомбанули. Теньковского-то уже не отошьёшь. За продлением идти? — в глазах Савосина появилась беспросветная тоска — Прокурор оборётся…

— И оборётся, и телегу прикатит — поддержал морально товарища Петрунин — Не получишь капитана в этом году. Как пить дать.

— Ну так что посоветуешь-то, Матвеич? — совсем загрустил Савосин.

— А чего тут советовать-то — опытный Петрунин щёлкнул пальцем по кадыку — Выставляй участковому пузырь, чехлись на бензин. Чтоб всё бросал и тащил друга этого сюда…Сегодня же.

— А если друг этот в отказ пойдёт? Алиби себе придумает…за неделю не проверишь?

— Если, да кабы — пожал плечами Петрунин — Колоть надо до ж…

К вечеру третий подельник был доставлен к следователю. Двадцатилетний здоровый парень с бритым затылком открыто выражал недовольство встречей с милиционерами — Со мной родители приехали! Они без меня домой не вернутся!

— Ты чего тут расшумелся — Савосин указал рукой на стул — Присаживайся и успокойся. Я пока твой паспорт посмотрю.

Пока следователь сверял личность доставленного, опять одолели мрачные мысли о том, что парень этот явно по-хорошему правду не расскажет и придётся изобличать. А потому дело он в срок закончить не успеет. И придётся идти за продлением. Прокурор начнёт орать, швырять дело и в конце концов заявит, что без приказа о выговоре продление не подпишет. И «капитана» он, Савосин, теперь долго не получит. От мрачных мыслей Савосина отвлёк голос Петрунина — Иван Петрович, если он такой деловой, помести его до завтра в камеру. Пусть там и выступает…

— Почему это меня в камеру? — парень повернулся ко второму следователю — За что!? — в голосе доставленного проявилась скрытая тревога.

— За то самое, Олежек! — Савосин приступил к допросу — Мне ли тебе рассказывать…

— Нет, серьёзно, за что? — Олежек сделал оскорблённое и обиженное лицо одновременно.

— Биться будем или мириться?! — Савосин резко встал из-за стола — Или ты сейчас чистосердечно всё рассказываешь, вовсю каешься и получаешь условно…Или ты идёшь, как собрался, в отказ, усложняешь нам работу. А мы, в свою очередь, усложняем тебе судьбу. Задерживаем тебя, арестовываем…

— Нечего его уговаривать — гнул своё за спиной Олежки Петрунин — в камеру его до утра, пусть там думает. Да и некогда сегодня — майор сладко потянулся — На рыбалку нам надо ехать, в заливе синтя пошла…

— Что? Какая синтя? — не сразу разобрал парень, заёрзав на стуле — Про чё рассказывать-то?

— Это ты нас спрашиваешь! — взвился уже и Савосин — Ну ты и наглец. Имей ввиду, уговаривать тебя некогда. Нам ещё червяков надо копать! — Олежек притих, подперев подбородок руками и уставившись в пол.

— Ну ладно — смягчился более добрый Савосин — Пад…тьфу ты чёрт, Полякова и Костина знаешь?

— А чё они вам наплели? — грустно кивнул головой допрашиваемый.

— Ах ты ещё и не понимаешь! — уже заклокотал сзади Петрунин — Всё! Хватит! Надоел! Закрывай его, Иван Петрович. Поехали на рыбалку.

— Не, а я чё? Я ж ни чё — Олежек с надеждой посмотрел на Савосина — Я ж спросил просто…

— Дружки твои всё рассказали и показали — Савосин присел на краешек стола — И, между прочим, пустили тебя за «паровоза». Так что, Олежек, не в твоих интересах молчать…

В кабинете повисла тишина. Было ясно, что подозреваемый «поплыл» и сейчас всё расскажет.

— Пусть они там не выдумывают — начал «колоться» Олежек — Сами говорили, только ящик водки возьмём. А как залезли, так и начали хапать всё подряд. А я им говорил ведь, зачем всё тащите…

В кабинете вновь повисла гробовая тишина и уже оба следователя усиленно рассматривали пол у себя под ногами. Первым спохватился Петрунин.

— Ну…и что дальше?

— Так они говорят, это я их в сельмаг привёл? — Олежек вновь вопросительно посмотрел на Савосина, который уже вспомнил про «зависший» недели три тому назад магазин.

— Говорят-говорят, а ты когда их последний раз видел?

— Давно уж, как в магазин слазили…

— Так-так — окончательно помрачнел Савосин. Стало ясно, что в сроки он теперь однозначно не уложится и с очередным званием пролетает — И куда похищенное дели?

— Ну как сказать — по лицу Олежека промелькнула улыбка — Погуляли, дявчёнок угощали — заметив сумрачное выражение лица следователя, засуетился — А пацаны в камере что ли? А у нас ещё полно осталось, у бабушки в бане хранится. Я верну. Родители ещё доплатят… Вы ж обещали мне условно…

— Обещали-обещали — очнулся Савосин — Как же мы не в ту степь-то попали?…

— Какую степь? — не понял парень.

— Такую — Савосин закурил — Что ты ещё натворил, дорогой…в последнее время?

— Да ни чё, вроде…

— А про мотоцикл почему не рассказываешь?

— Какой мотоцикл?…А про мотоцикл — вспомнил Олежек — Так это ж зимой ещё было. Хозяину всё ж уплатили… Вы и про мотоцикл знаете. А пацаны сказали, всё нормально. Во дают. Сами меня на магазин позвали, а теперь ещё и сдали…

 

Схрон

После обеда жара стала уже нестерпимой. Сентябрь уж на носу, а тут такое пекло. И на рынке почти не души. До обеда ещё как-никак шла торговля, но только до обеда…

Прибывшие из пригородного села молодожёны Костя и Неля сумели продать у задних ворот рынка три ведра вишни, что у дачников на рассвете увели. Но на четвёртом — дело застопорилось. Не берёт никто и всё тут. И не дорого ведь совсем. Заелись горожане…

— Нет, не могу я больше! — Костик решительно поднялся с пустого ведра, на котором сидел, прячась в тени рыночного забора — Пойду побуду немножко в подъезде — кивнул на близстоящую многоэтажку — Там должно быть по прохладней.

— Ни хрена себе! — обиделась Неля — Он в прохладу пойдёт, а я одна здесь париться должна…

— Заткнись, я сменю тебя потом — Костик медленно побрёл к многоэтажке…

Костя и Неля освободились почти одновременно. Один пять лет отсидел, другая — три, и оба — за воровство. Оба же ещё и по малолетке по разу залетали. Потому было в их судьбах немало общего. Вернулись с колоний своих, мужской да женской, а в городе-то благодать сплошная. Советской власти нет, безработица, воры и спекулянты везде и вовсю командуют. Не жизнь, короче, а малина сплошная. Костя с Нелей, надо заметить, на путь исправления и так вставать не собирались, а уж при таком-то раскладе жизненном… Судьба свела их на одной из квартирок, где марафетиком развлекались, в картишки скидывались, отдыхали, короче, нетрудовые люди. Полюбили Костя и Неля друг друга сразу, прямо на грязной кухне квартирки этой, и с тех пор не расставались. Костик из комнаты общаговской дружка своего в нелину квартиру перебрался, где проживала та с мамашей-алкоголичкой. Всё хорошо у них пошло. Рядом — два вокзала и речпорт ещё. На жизнь с выпивкой украденного у сонных пассажиров вполне хватало. Расписались они даже в ЗАГСе.

Но однажды, по-пьяни крупно проигрался глава семьи в карты. Утром протрезвел, прикинул. За голову больную схватился. Он же не министр и не олигарх нефтегазовый, он вор обычный, за всю жизнь столь не наворует. Сколь браткам крутым отдать надо. Подумал-подумал Костик, с супругой законной посоветовался. Решили бежать в соседний центр областной. Вернее, в село под названием Дубровка, что рядом с городом расположилось. В Дубровке этой престарелая бабушка Кости свой век доживала и ещё какая-то родня была. Бабушка, правда, не только Костю, но и папашу-то его — сыночка своего лет двадцать не видала. Но молодожёнов это не смутило. Сложив имущество своё в две сумки, отправились они в Дубровку. Бабуле Костик гостинец привёз — леденцов к чаю, а также весточку нежданную. Так и так, говорит, бабуля, поживём мы у тебя пока, по хозяйству поможем. А понравится нам вместе, и в зиму останемся. Бабушка, а ей уже восьмой десяток, в восторге не была, но отказать не смела. И даже прописала молодожёнов. Так и поселились они в Дубровке. Поселились-то поселились, а с материальным обеспечением проблемы возникли. К труду у Кости и Нели с измальства душа не лежала. С вокзалов в чужом городе их конкуренты мигом попёрли. А ставшая родной Дубровка — это Вам, уважаемый читатель, не город миллионный. Здесь не разворуешься, все на виду. Да и участковый, обжиться не успели, заявился. Кто, да откуда, да зачем? Вот любопытный!. Короче, проблем нашим героям хватало. Но перед трудностями они не спасовали. Для начала дачи облюбовали, благо их вокруг города хватало. Правда, эти дачники-жлобы на своих участках торчали чуть не постоянно. Сезон, видимо, август-месяц. Степень опасности их ремесла многократно возрастала. Нервы постоянно были на пределе. Но кое-что Косте и Неле, конечно, удавалось. Вот и в этот раз смогли-таки увести две пары ведёр с вишней…

В подъезде, как Костик и предполагал, было значительно лучше. Прохлада там ещё сохранялась. Только он присел на одной из ступенек в лестничном пролёте, только прикурить успел, как с верхних этажей шум шагов послышался. Затем — звон металла и вновь — шаги. Мимо Кости спустилась женщина и вышла из подъезда. Наш герой ещё сигарету докурить не успел, как умудрённый воровским опытом мозг сработал. Звон-то этот — от брошенного в ящик почтовый ключа! В несколько прыжков одолел Костик два пролёта и встал у развешенных по стене ящиков. Так и есть, в почтовом ящичке под номером 11 поблёскивал заветный ключик. Достать его для Кости — дело техники. Ещё пара минут и он уже — в нужной квартире…

— Где ты шляешься! — сразу налетела на супруга Неля — Мороженого хоть бы принёс! О себе только думаешь!

— Не ори, дура, сюда смотри — Костик достал из кармана целую пригоршню золотых украшений. Чего только в ней не было! И кольца, и цепочки, и серьги, и даже часы женские наручные. У Нели от привалившего вдруг счастья голова закружилась — Где взял-то столько?

— Довольный собой супруг многозначительно подмигнул и кивнул головой в сторону многоэтажки — А ты орёшь, как резаная, «где шляешься, где шляешься»…

Рассказал Костя Неле, как обокрал квартиру. Обалдевшая от радости Неля чуть в пляс не пустилась вокруг ведра — А я-то, дура, за копейки парюсь здесь день деньской с вишней этой долбанной! А тут раз-раз и…

— Успокойся, слушай сюда — оборвал супругины восторги Костик, у которого в голове созрел гениальный по простоте своей план дальнейших действий — В городе на таких лохов только по большой удаче напасть можно. А в деревнях-то на день многие так ключи оставляют. Попробовать надо…

И попробовали молодожёны. Не ошибся вор Костя. Действительно, в начале девяностых до сёл российских западная цивилизация не совсем ещё дошла. Вот и оставляли отсталые сельчане ключи в калошах у дверей, да на косяках дверных, да под всякими там ковриками. Результаты своей деятельности Костю и Нелю не могли не радовать. Каждые два-три дня шли они с утра, как на службу, через леса, луга и долы в окрестные сёла. Возвращались, как правило не пустыми. А вечером праздник в молодой семье! Вещи уворованные разбирают, сортируют, складывают. Вскоре столь их накопилось, пришлось на чердак затаскивать. В один прекрасный такой день и говорит жене Костя — Схрон надо делать от греха подальше…

Выкопал на огороде яму два на два и глубиной на полтора метра. Обложил её внутри досками, чтоб стенки не обваливались. Сверху крышку поставил водонепроницаемую. Землёй её присыпал, замаскировал как следует. Только успел перенести в схрон имущество, как днём участковый пожаловал. Как, говорит, у вас тут с противопожарной безопасностью. Обе комнаты обошёл, и заднюю, и переднюю, на чердак слазил. А там и нет уж ничего! Зауважала тогда Неля супруга пуще прежнего. Да и как не уважать такого умного.

По октябрьским заморозкам у соседа наших героев — деда Спиридона бык с подворья выбежал. Не простой к тому же бык, а племенной. Всё село обслуживал, и из соседних деревень к нему водили. Справный бык, не поспоришь. Тишкой хозяин его звал. Как вырвался Тишка из загона, как нюхнул воздуха вольного, так и понёсся по соседским огородам, изгороди старенькие сшибая. Дед Спиридон за быком поспешает, догнать пытается, чтоб за кольцо в ноздрях у того вставленное ухватиться. Убедившись в безнадёжности погони, заорал дед Спиридон благим матом, сельчан на помощь призывая. Половину села переполошил. Сбежался народ. Молодые — смеются, веселятся, кто постарше — сочувствуют, советом помочь стараются. А задержать быка-производителя никто не решается. Тишка носится по огороду наших героев кругами, нервничать стал. И не зря. В конце-концов всем весом своим полутонным на хранилище вступил. Оно ж замаскированным было, вот бычок и не заметил. Крышка деревянная, ясно дело, такой нагрузки не вынесла и проломилась. Рухнул Тишка в яму. Взревел от неожиданности на всю округу. Деду Спиридону плохо стало от переживаний. Люди на подмогу кинулись. Деду быстро помогли, а с быком посложнее будет. Подбежали и не поймут никак, куда это Тишка провалился-то. Или склад это, или клад какой. В яме пакетов полно, тишкиными копытами разорванных, одежда вывалилась, шапки, обувь, часы всякие, парфюмерия. Кольца обручальные и с камушками на дне поблёскивают, серьги все перемешались. Народ подрастерялся от картины этой. И Тишка тут ещё ревёт блажью, башкой своей громадной мотает во все стороны. Наконец, один сельчанин, что посмекалистей, на почту сбегал и милицию вызвал…

Молодожёны наши как раз в это время на промысле своём были. Вернулись к вечеру только уставшие. И о беде своей, что Тишка подстроил, ничего не ведали. Тут их и взяли, и повязали обоих.

А начальник милицейский даже руку пожал деду Спиридону. Сказал, в шутку наверное, чтоб почаще Тишку выпускал, пусть бычок гуляет, преступления раскрывает.

 

Как Степан Степанович поссорился со Степаном Ивановичем

Эх и круто поссорились два соседа: Степан Степанович и Степан Иванович. И повод-то для ссоры вроде никудышный. Не разъехались соседи на перекрёстке сельских дорог у пруда. На своих авто допустили касательное столкновение. Всё же, справедливости ради, следует отметить, что на переднем левом крыле «Мерса» Степана Степановича оказалось на две царапины больше, чем на таком же крыле «БМВэшки» Степана Ивановича…

Как ведь судьба-злодейка коварно поступила! Жили оба соседа через общий двухметровый забор много лет мирно и бесконфликтно. Бизнес у них разный был. Степан Степанович рынки крышевал, не подумайте про кровельные работы. Степан Иванович по опту больше трудился. Товар специфический по городу распространял, но не в том смысле, что специями занимался. Короче, оба — солидные, уважаемые в определённых кругах люди. Авторитетные оба. Да и поссорились-то они не сразу, а постепенно. Даже, можно сказать, нехотя. Вылезли из иномарок своих, поздоровались за руку и приобнялись. Когда б ещё свиделись. Обозрели повреждённые крылья своих автошек, пальцами по содранной краске поводили, языками поцокали, а потом по анекдоту друг другу рассказали.

Я, говорит Степан Степанович, усаживаясь первым в свой «Мерс», как крыло подкрашу, позвоню, сколько с тебя за ремонт. Не переживай, говорит, со всяким может случится, и лишнего я с тебя не возьму, навариваться не собираюсь. Степан Иванович слова эти сначала за юмор принял. Посмеялся даже сперва. Но потом до него всё ж дошло. Погодь, отвечает, бра…сударь, но это у тебя была помеха справа. Ты ж должен меня пропустить. А при чём здесь «лево-право»? — насторожился Степан Степанович, не ожидав такой наглости от Степана Ивановича. И вновь выбрался из «Мерса» на дорогу — Так при чём здесь «помеха справа» — переспросил оскорблённый Степан Степанович, тоже немало слышавший о Правилах дорожного движения. Я, говорит, по главной ехал дороге, и ты, в нату…по Правилам должен был меня пропустить. Вот это ни хрена себе — чуть не опешил Степан Иванович — это где ж ты «главную» дорогу-то увидел, тут знаков никаких отродясь не было… — А причём здесь знаки? — подивился Степан Степанович элементарной дорожной безграмотностью соседа — У меня дорога с покрытием, а у тебя — без. И потому… — С каким, на хрен, покрытием — не сдержался и перебил соседа Степан Иванович — Эту щебёнку в позапрошлом годе «камазист» по-пьяни рассыпал…

Описывать дальнейший разговор двух уважаемых в городе людей я не буду, так как среди читателей могут оказаться и несовершеннолетние. Могу сообщить только, что к консенсусу (а это слово является цензурным) они не пришли.

Явившись в свои офисы, оба соседа собрали тут же совещание по вышеописанному спорному вопросу. Один из сослуживцев со стороны Степана Степановича предложил провести совещание вместе с коллективом Степана Ивановича, как обычно — у карьера. Степан Степанович, крайне возмущённый поведением соседа, предложение о совместном совещании с принятием мирной резолюции отклонил. Распорядился направить в офис Степана Ивановича ультиматум. Встречный ультиматум, естественно прибыл из штаба последнего…

Первым удар сумел нанести Степан Степанович. Уже через неделю у Степана Ивановича исчез курьер с крупной партией товара. Сосед, понятное дело в долгу не остался и вскоре на рынках Степана Степановича запылали торговые палатки…

Прошло несколько лет. Степан Степанович и Степан Иванович уже давно проживают в разных концах города. От длительного нервного перенапряжения, оба постарели, осунулись и сдали здоровьем. Бизнес обоих пошатнулся, рабочие коллективы поредели и смертельно устали. И тогда один из соратников Степана Степановича, который в тот ещё чёрный день пытался решить всё сообща у карьера, предложил помирить-таки Степана Степановича и Степана Ивановича. Договорились свести их, как бы невзначай, в одном из ресторанов, и даже стволы с собой не брать. Свести их свели, а помирить — не получилось. Продолжалось всё по-прежнему…

Прав был, видимо, известный наш классик, Николай Васильевич, определив пару российских бед. Дороги и в наше время остались ох какой бедой. Не верите? Спросите у Степана Степановича и Степана Ивановича.

 

Бартер

Начальник отделения милиции Николай Сергеевич Протасов с утра в субботу чувствовал себя неважно. Юбилей накануне отмечали. Засиделись до полуночи…

— Клопа вчера из дома доставили — докладывал дежурный, назвав по кличке известного в районе рецидивиста — по-пьяни жену гонял, побил малость. Я сам выезжал. Сразу ей сказал, заяву не напишешь, забирать не будем. Та в горячках-то и написала. А сейчас заявление своё назад требует. А мы уже и протокол составили, и дежурного судью привезли…

— А кто сегодня судья? — поднял, стараясь как можно плавнее, голову Протасов.

— Светлана Владимировна…

— Хорошо — поднялся с кресла начальник — я схожу к судье, а вы Клопа пока не отводите…

Протасов перешёл улицу и вошёл в пустынное здание суда. Дверь кабинета Светланы Владимировны была распахнута настежь. Сама хозяйка — сидела за столом и что-то писала.

— Как здоровье, Свет, после вчерашнего? Не похмелялась ещё? — поприветствовал с порога Протасов. Светлана Владимировна, прекратив писанину, молча показала взглядом в угол кабинета. Начальник милиции понял, что они здесь не одни. Действительно, за дверью невидимым с порога сидел на стульчике известный в поселке алкоголик Славка.

— Ты всё гуляешь, паразит! — забыв про головную боль, сходу наорал на Славку Протасов.

— Выпишите ему, Светлана Владимировна, пятнадцать суток по полной программе. Пожалуйста. Надоел уже всем, пьянь болотная…

— Ты чё, Сергеич! — испугался Славка — я не смогу пятнадцать суток, организм не выдержит…

— Пропил ты свой организм. И не тыкай мне! Понял!

— Тогда я вздёрнусь в камере — не сдавался Славка — или вены вскрою. Вас же потом затаскают…

— Так ты ещё угрожаешь! — рассвирепел Протасов, но тут же успокоился — Разрешите, Светлана Владимировна, он в коридоре пока подождёт?

— Да-да, пожалуйста…

Славка моментально исчез. Когда дверь за ним закрылась, Светлана Владимировна покрутила пальцем у виска — Ну ты Протасов выдал. Я тут, понимаешь, воспитательным процессом занимаюсь, а ты… Ладно, зачем пожаловал? Я с похмелья, в отличие от некоторых, не страдаю.

— Слышь, Свет — пропустил последнее между ушей Протасов — сейчас к тебе ещё Клопа приведут. Может и слышала про него, авторитетик местный. Мои материал на него «по мелкому» собрали. Дай ему, пожалуйста, сутки — штук десять. Нужен он мне, поработать по преступлениям. Хорошо?

— Материал сначала посмотрю…

— Помоги, пожалуйста, Свет — Протасов поднялся со стула — Сделай доброе дело… С меня причитается…

Через час Протасов уединился с Клопом в своём кабинете — Как самочувствие, настроение как? — Самочувствие и настроение у «мелкого хулигана» с полученными от судьи десятью сутками ареста были не важными. Выпив подряд два стакана воды, Клоп вопросительно посмотрел на начальника милиции — Чё надо?

— Ничего не надо — Протасов слегка позевнул — Так пообщаться пригласил. Давно ж не виделись в спокойной обстановке-то. У тебя проблемы в семье?

— Какие, на хрен, проблемы — Клоп налил из графина третий стакан, но, передумав, пить не стал — Голова трещит, мутит всего, вот и все проблемы… Слышь, Сергеич, хреново мне. Отпусти, а? Отлежусь немного и к вечеру вернусь. А щас плохо мне, отлежаться надо. Отпусти… Я отблагодарю. Ты меня знашь, за базар свой всегда отвечаю…

— Щ-я-я-с-с! — заартачился Протасов — Отпущу! А потом самому из-за тебя на каторгу. Нет, дорогой, так не получится… Отпустить тебя смогу только во имя оперативных интересов. Ты меня понял? На весь срок отпущу, если поможешь…

— Ну я ж сразу спросил, чё надо…

— Федоська мне нужен — Протасов закурил сам и протянул сигарету собеседнику. Клоп, щурясь, долго рассматривал надпись на сигаретине, делая вид, что не расслышал про Федоську — Эх, начальник ещё называешься. Майор целый, а такую дешёвку куришь.

— Да-да — закивал головой Протасов — не сложилась судьба…

Оба молча докуривали. Пауза неприлично затягивалась. Первым не выдержал Клоп — А пошто он тебе, Федоська-то?

— А то ты не знаешь — Протасов сделал несколько глотков из горлышка графина — Ни про квартирные не знаешь, ни про машину лесничества. Первый раз слышишь, да?

— И без меня найдёте — Клоп ушёл от прямого ответа — Куда он на хрен денется, с подводной лодки-то…

— Ну смотри, дело хозяйское — начальник сладко потянулся — Посиди тут у нас, отдохни от дел своих неправедных… Если тебе эта «шавка», «шестёрка» эта так дорога…

— А к чему такая спешка-то? — разволновался Клоп — Отпусти меня, я сам найду Федоську. Перебазарю с ним и придёт сдаваться. Не будет же он вечно бегать. Отпусти, я всё решу…

— Щ-я-я-с-с! Лишь шнурки поглажу — Протасов нахально заулыбался — Нет, дорогой, сначала — деньги, потом — стулья. К тому же, в среду месяц заканчивается, и кражи федоськины у меня «зависнут».

— Ладно…Бартер, значит, предлагаешь — лицо Клопа сделалось сосредоточенным. По правде сказать, мне этот глупый и самому надоел. Одни головные боли с ним… На даче он, у Пашки Белова на даче отсиживается…

Ближе к вечеру Протасов уединился в своём кабинете с только что задержанным Федоськой — молодым человеком не самого сильного умственного развития. Задержанный явно был озабочен таким поворотом событий. Тут же попросил закурить и нервно озирал просторный кабинет начальника. Как было велено Протасовым, вскоре в кабинет заглянул дежурный — Николай Сергеевич, Клопа отпускать? — Протасов сделал вид, что кивнул головой незаметно. Дежурный удалился. Федоська подозрительно уставился на милицейского начальника — А чё это Клоп-то у вас делал?

Николай Сергеевич пропустил вопрос мимо ушей, старательно записывая что-то в календарь.

— Не, правда, а чё это про Клопа щас говорили? — не унимался Федоська, которого затерзали смутные сомнения.

— О чём ты? — Протасов оторвался от календаря, рассеянно посмотрев на собеседника.

— Николай Сергеич! Меня чё, Клоп что ли сдал? — напрямую ринулся Федоська.

— При чём тут Клоп — Протасов отвёл взгляд и плавно закурил — Клоп тут не при чём. Сами вычислили. А ты бы хоть письмецо прислал. Я же беспокоился. Думал, не дай Бог, грохнул кто Федоську, в Волгу сбросил. Разве можно так пропадать-то…

— Ясно! Клоп шепнул — Федоська нервно забил о край пепельницы окурок и тут же вновь закурил — Пашка не сдаст — продолжил размышлять вслух — Я ему три тыщы ещё не вернул. Клоп это, точно, больше не знал никто…

— Хватит трепаться! — прикрикнул Протасов — Дачники тебя приметили…

— Конечно! Дачники! — распалялся задержанный — Нужен я им сто лет. Ну Клопяра, ну гнида, ну я тебе, тварь, сделаю…

— Хватит! Успокойся! — Протасов поднялся с кресла и присел на краешек стола поближе к собеседнику — Здесь речь про тебя идёт, а не про Клопа… Он своё отсидел, на путь исправления встал…

— Кто встал! — совсем взбеленился Федоська — Клоп встал! Да? Клоп встал! Да это он на день погранцов из ДК аппаратуру выгреб…Чё, не знали?…

— Да ты что-о! С кем? — Протасов как мог недоверчивее посмотрел на задержанного.

— С кем-с кем. Со мной конечно. Чё тут непонятно-то — подивился начальнику Федоська — И сбагрили всё мы вместе. В кабак один. В городе, у вокзала. Я покажу. Мне один хрен, за три кражи сидеть, за четыре ли. Но эта гнида со мной тоже сядет…

И накаркал ведь Федоська. Клопа действительно посадили. На семь лет. А десять суток адм. ареста он так и не отбыл. Бартер состоялся.

 

Поселковый детектив

Последний год прошлого столетия. Июль месяц. Рабочий посёлок Злобино. Двенадцать тысяч населения при той власти и семь — при нынешней. Райцентр одного из самых отдалённых от областного центра сельских районов Среднего Поволжья. До большинства проживавших здесь граждан не дошли преимущества наступившего строя. Не стали они олигархами, не стали звёздами эстрады, не стали газпромовскими футболистами и прочими, и прочими с громадными и халявными, по сути дела, деньжищами. От безработицы и безнадёги разъехались многие по городам и весям страны нашей бескрайней в поисках лучшей доли. Другие, менее выносливые и физически, и морально, просто напросто спились и спиваются. Обстановка с демографией, соответственно, в районе мало чем радовала. На одного младенца — три покойника. Рабочий посёлок превратился в нерабочий, а оставшиеся в нём жители выживали каждый как мог, в меру сил своих и способностей «крутиться», как стало модно сейчас выражаться.

В субботу около пяти утра в дверь одного из номеров местной, давно почти пустующей гостиницы «Колос» не очень громко, но настойчиво постучали. Чертыхаясь, Моисеев поднялся с казённой кровати, прошёл в коридор — Кто?

— ЧП у нас, Анатолий Сергеич! Головина убили…

За три месяца до убийства Головина. Областное управление внутренних дел.

— Район, конечно, не большой, но и не простой…, не зря же Злобинским зовётся — Начальник областного УВД с внешностью университетского профессора, скрестив руки на груди, окинул проницательным взглядом Моисеева — И народ в отделе не простой… Работы там — непочатый край… Вам, думается мне, по многим придётся принимать решение. Есть, например, там такой Головин. Выдаю-ющаяся личность — генерал смешно вытянул губы в трубочку — столько на него жалоб от населения, столько оперативной информации прёт… — вновь сделал паузу и внимательно, словно видит впервые, посмотрел на подчинённого — только службы наши славные информацию эту реализовать никак не смогут. Скользкий очень тип, Головин этот, как мне докладывают. И я буду Вам очень благодарен, если избавитесь от этого кадра, в ГАИ он трудится…

Это всё замечательно — кивая головой в знак согласия, кандидат в начальники милиции, продолжал думать о своём — Спросит или не спросит? Ну почему же он не спрашивает, с какого перепугу с должности первого зама в городском райотделе соглашаюсь ехать в это «шушенское». И в зарплате теряю. Так-то получать нЕхрена с демократами этими долбанными… И в кадрах-то не поинтересовались. Но он-то поумней должен быть, генерал, всё-таки. Или так обрадовались, что «дурака» нашли для «деревни» этой глухой…

— Короче, приказ о вашем назначении я сегодня подписываю — генерал поднялся с кресла, давая понять, что разговор окончен — Успехов — пожал руку.

Так и не задал главный, с моисеевской точки зрения, вопрос. Тогда бы он, Моисеев, честно признался, что собрался разводиться с женой и нужно ему просто уехать пока с этого города.

Через шесть часов после убийства Головина…

Труп майора милиции был обнаружен в конце улицы под названием Зелёная на окраине посёлка рыболовами. Они спешили с рассветом к Волге, а тут такое, такой вот утренний клёв. Находилось тело в густом бурьяне, который в этом месте изрядно был потоптан. Смерть наступила от колото-резаного ранения шеи, имелось множество кровоподтёков и ссадин. Даже без большого ума и огромных профессиональных знаний можно было справедливо предположить, что перед смертью убиенный оказывал отчаянное сопротивление.

— Что думаешь? — Моисеев поднял голову, обращаясь к начальнику уголовного розыска — молодому парню двадцати пяти лет от роду, прожившему всю свою сознательную жизнь в посёлке этом с неоднозначным названием Злобино.

— Пока и не знаю даже, что сказать — Костя Котов с задумчивым видом почесал переносицу — Може взял с кого лишнего, може не сделал, чё обещал, може с бандитами чё не поделил, може ещё чё… Не готов пока ответить, Анатоль Сергеич, будем работать.

— Хреново — не похвалил подчинённого Моисеев, пропустив мимо ушей заверение в желании работать — Хреново, что в махоньком райончике убивают милиционера, а начальник розыска никакой информацией не располагает и гадает мне тут на ромашке.

— Так ещё не вечер, товарищ подполковник — нашёлся сразу Котов — Раскроем, всё равно раскроем…

— Раскроем-раскроем… варежку — передразнил молодого коллегу «товарищ подполковник» — Поехали в отдел!

Через семь часов после убийства Головина…

В дежурке, не успели зайти, помощник весь разволнованный встречает — Анатолий Сергеевич, звонили с УВД, Вам надо срочно Берёзкину позвонить, доложить по убийству…

Вы бы видели этого Берёзкина, уважаемый читатель. Больше двух метров роста и полтора центнера веса. Не мудрено с такими габаритами до начальника областного УгРо дослужиться…

— Ты чего там за бардак развёл! — в ответ на «здравия желаю» начал обычную беседу с подчинённым увэдэвский полковник — Вообще уже ничего не контролируешь! Скоро весь отдел вырежут на хер…

— Валерий Степанович, разрешите доложить — за многие годы совместной работы Моисеев давно привык к подобной манере разговора собеседника — Весь личный состав поднят по тревоге…

— Ты, Моисеев, не води меня сорок лет, как Моисей евреев- перебил Берёзкин — Говори по существу — Раскрыли?

— Так ещё осмотр даже не закончили — поперхнулся докладчик от такой наглости высокого начальства — Работаем. Вы бы помогли, Валерий Степанович, прислали бы своих орлов. А то у меня — три пацана глупых в розыске, да пять голодных участковых, третий месяц без зарплаты…

— Ты сопли там распускай и демагогию мне не разводи! — начал было свирепеть Берёзкин, но тут же, буквально в секунды, сменил тон — Не могу я тебе сейчас помочь, у самих в городе два убийства зависают, одно — двойное… Анатолий — голос стал уже тёплым, почти отеческим — ты же старый волчара, сам раскроешь… Короче, держи меня в курсе — положил трубку.

«Курс» определился буквально в течение часа, когда в кабинет «старого волчары» явился радостный Котов.

Анатоль Сергеич, участковые подворный обход проводили и задержали двоих пьяных мужиков. И эти двое, сдаётся мне, очень нужные нам люди. На Зелёной притончик небольшой есть. Хозяйка, тётя Клава, самогонку гонит на продажу. Так вот у этой самогонщицы в доме вся местная шваль и трётся. Она и сама гульнуть не дура… А из этих двоих только один наш, злобинский, Миша Столетов. Он сам не судимый и на убийство не способен, так — шавка подзаборная. А вот второй… — оперативник сделал многозначительную паузу — мишин двоюродный брат. Из Казани неделю как сюдаприехал. Так всю неделю и гуляют. А этот «брат» — наглый такой. Видно, что судимый гад и не раз, наверное. Они до сих пор пьяные, спали на полу в терраске у Клавдеи. У «казанского» футболка порвана и треники кровью запачканы, и ещё морда вся разбита. А самое главное — Костя перешёл почти на шёпот — Столетов поплыл сразу, рассказывает, как его брательник Головина замочил. Говорит, забил его до смерти. Нож не видел, темно всё-таки, да и пьяный был, конешно. Короче, Анатоль Сергеич, похоже здесь обычная хулиганка, пьяная драка с «мокрухой» и всё — сделал окончательный вывод довольный начальник местного УгРо — следователь пусть отрабатывает. Мы разместили обоих по разным камерам, пока «по-мелкому» оформили…

— А что среди ночи наш гаишник делал на Зелёной, в шортах, майке, кроссовках и без автомобиля? — не разделил восторга подчинённого Моисеев — За Динамо бежал? Дом у него в центре… Что Головину нужно было в час ночи чуть ли не за последней околицей посёлка? В шортах, майке и кроссовках? — начал повторяться Анатолий Сергеевич.

— Не знаю пока, но узнаем — не смутился Котов — Главное зацепились, а остальное доработаем.

— Твоими устами да мёд пить — согласился в целом начальник милиции — Давай сюда этого твоего Семилетова.

— Столетова?

— Без разницы.

Столетовым оказался худющий хилый мужичишка среднего роста с пропитой физиономией и хриплым не по внешности басом. Находился он в очень даже не трезвом состоянии, но в обстановке ориентировался.

— Ну, рассказывай, как докатился до жизни такой? — без всяких предисловий начал разговор Моисеев.

— Не катился я никуда, просто гулям. Братан приехал, семь лет не видались. Всё нормуль — собеседник разговаривал вполне прилично и выглядел адекватным.

— За что убили Головина!?

— Какова Головина? — не сразу понял вопрос, а потом испугался задержанный — А, гаишника што ли, этова взятошника?… — Столетов сморщил лоб, мучительно что-то вспоминая, или подбирая слова — Нихто его не убивал — произнёс, как отчеканил — На хер нам не нужен… Серёга, брательник, морду ему начистил с мужиком каким-то. За дело, штоб не нахальничал… и всё — основной на сей момент свидетель неожиданно ткнулся головой о стол и громко захрапел.

— Второй такой же? — загрустил Анатолий Сергеевич.

— Хуже. Вообще не вавакает.

— Ну ждёмс тогда. До первой звезды… А ты, Константин Иванович, проехался бы пока по своим людям, может информация какая появиться.

— Всё сделаю — не дал себя уговаривать Котов. Резко поднялся со стула и, прихватив за шиворот только-только разоспавшегося Мишу Столетова, удалился из кабинета.

Через двенадцать часов после убийства Головина…

— Не помню я ничего, командир, заспал — не складывался разговор с проспавшимся мишиным братом по фамилии Кузин — лишку вчера принял и самогонка с дустом, похоже…

— Вспоминай, Ваня — проявлял явную бесчеловечность и упорно не отставал от больного Кузина начальник милиции — В твоих это интересах. Кровь-то на одежде твоей убитому принадлежит — нагло врал, не имея ещё результатов экспертизы. И свидетель прямо показывает, что ты нашего сотрудника убил — полностью заврался Моисеев.

— Не убивал я никаво! — взвизгнул подозреваемый — Не способен я на это, хоть в умат бы пьяный был! — неожиданно расплакался полупьяными слезами.

— Москва слезам не верит — продолжал сурово гнуть свою линию Анатолий Сергеевич. Поднялся с кресла, склонился над собеседником, прошептал на ухо добрым, отеческим таким тоном — Рассказывай, Ваня. Тебе ж самому легче будет, и вспоминай, куда нож дел…

— Ты чё, издевашся што ли!? — взбеленился моментально «Ваня» и пытался вскочить со стула.

— Не дёргайся, Кузин — попридержал разбуянившегося было клиента Моисеев — Иди лучше… подумай — вызвал конвой.

Через пятнадцать часов после убийства Головина…

— Ситуация осложняется, Анатоль Сергеич — начальник Злобинского уголовного розыска был задумчив и явно обескуражен — В общем ситуация так складывается — стал понемногу успокаиваться — я по своим-то «шурикам» проехался, и от одного из них информация поступила… — оперативник сделал многозначительную паузу — Головина-то, може, и «крутоярские» грохнули — назвал одну из городских ОПГ.

— И что у нас тут «крутоярские» забыли — не разделил сомнений подчиненного и скептически усмехнулся Моисеев, открывая вторую за день пачку и прикуривая сигарету — им у себя в городе делать уже нечего?

— По информации выходит, что Головин должен был в том году ещё передать взятку следователю нашей прокуратуры, Валентину Ивановичу — игнорируя сарказм начальника, продолжил доклад оперативник — Но, похоже, баблосы присвоил или что-то в этом роде… Всё началось с того, что один из «крутоярских», Гена Бекетов родом из нашего района и вырос тут. Он год назад приезжал летом к матери и по-пьяни соседа застрелил. Я Гешу тогда ещё сам задерживал. Прокуратура его закрыла, а в этом году, в апреле или мае Бекетова осудили на девять лет по сто пятой. А вчера, со слов «шурика», к вечеру приезжали два пехотинца из «крутоярских», Головина искали. Как пить дать они нашего гаишника грохнули, допрыгался с баблом этим бандитским… — Костя перевёл дыхание — шестой отдел надо подключать, Анатоль Сергеич. Сами, наверное, не потянем…

— Так-так, мой юный друг — Моисеев плюхнулся в своё служебное кресло и жадно закурил сигарету — информация достоверная или опять пьяный бред?

— Стопроцентная, человек надёжный…

— А что с конкретикой у твоего «надёжного»? Кто, конкретно, эти двое?

— Он называет их вполне конкретно по кличкам, приметы даёт — с плохо скрываемой гордостью за полученную ценную информацию отчеканил, особенно слово «конкретно» «юный друг» Котов.

— Ну, положим осведомитель твой не врёт — чуть смягчил тон старший по должности и званию — А как информацию будем реализовывать? Доказательства ещё нужны кое-какие. Пожертвуешь ты своим агентом ради этого резонансного дела? Пойдёт ли он официальным свидетелем?

— Да Вы чё, Анатоль Сергеич — не на шутку перепугался начальник розыска — Я ж говорил, «увдэвских» надо подключать. Сами вычислим этих быков и расколем. Человека палить не желательно — высказал своё мнение Константин и застыл, опасаясь очередного подвоха со стороны начальника. И не ошибся.

— «Увдэвские» конечно ждут, не дождутся, как к «мокрухе» в деревне нашей подключиться. Ждут, не дождутся, как рвануть к нам за сто с лишним километров. Сегодня особенно, перед воскресным днём — Анатолий Сергеевич резко стряхнул с сигареты пепел и, поднявшись, прошёл к открытому окну. Июльский ясный день не представлял собой ничего хорошего, в смысле изнуряющего практически с самого начала зноя. Докурив сигарету, вернулся в кресло и с задумчивым видом уставился на своего главного оперативника.

— Так чё — Котов почувствовал себя явно не уютно под пристальным взглядом начальника — мне со своими самому в город ехать? Одного пока зацепим, а со вторым потом порешаем…

— Короче так, Константин — принял решение начальник милиции — Достоверная информация конечно дело хорошее, но и доказательства, как я ранее говорил, если вы конечно заметили, всё же нужны. Ты видел на месте происшествия, какая там бойня была? Наверняка там и крик был, и визг, и прочий шум на весь посёлок. Если подворный обход ничего не дал, бери своих парней, свободных участковых и отрабатывайте местную молодёжь. Дискотека в ночь на субботу в клубе была. С заведующего и начните. Кто из молодёжи был в клубе в ту ночь, особенно со стороны улицы Зелёной, во сколько ушли с дискотеки и так далее. Ну ты всё понял, я думаю?

— Всё понял, Анатоль Сергеич…

— Ну и хорошо, а я пока с бывшими коллегами по УВД попробую связаться по этим «крутоярским» браткам. Ты только рацию возьми и будь на связи с дежуркой. Возможно и правда в город придётся ехать срочно — Моисеев потянулся к трубке телефона…

Через восемнадцать часов после убийства Головина…

— Разрешите — в кабинет Моисеева прошёл уставший и какой-то уж грустный Константин. Присел на стул и застыл в ожидании вопросов начальства.

— Что наработали? — не заставило себя ждать начальство.

— Да особо ничего — вообще впал в печаль оперативник. Нашли двух девчонок, которые из клуба возвращались. Они ничего не видели и не слышали, только встретили шедших со стороны места происшествия Столетова и, видимо, Кузина, которого они не знают. А буквально через три минуты видели как от того места, где утром нашли труп, убегал какой-то мужик, или двое. Далеко было и темно, не рассмотрели они ничего толком. Записали этих девиц, к следователю на завтра вызвали.

— Ну почему же «ничего» — неожиданно не согласился Анатолий Сергеевич — кое-что всё же есть…

— Да ещё — сразу воодушевился Котов — Телетайп пришёл с Москвы, Кузин то этот судим уже за убийство. Чёрт ти што творится! Может бандиты здесь и правда не причём. Приехали, поискали, не нашли и уехали. «УВДэвские»-то работают по ним? В город ехать не надо?

— Работают. Обещали помочь. Отдыхай иди, молодой человек и людей отпускай до завтра. Утро вечера мудреней…

Когда за Котовым закрылась дверь, начальник РОВД набрал домашний телефон единственного в районе следователя прокуратуры Валентина Ивановича Новикова.

— Ужинал? — не здороваясь, виделись всё же на месте происшествия утром и вообще в течение дня, начал разговор с прямого вопроса Моисеев.

— Нет ещё, тебя жду — пошутили на том конце провода, подозревая, что вопрос этот задан явно не случайно.

— Тогда я сейчас выезжаю — обрадовался собеседник и достал из сейфа бутылку дешёвой, но не палёной водки.

Через девятнадцать часов после убийства Головина. Квартира следователя прокуратуры Злобинского района…

— Так ты зачем приехал? — после второй рюмки не удержался и спросил незваного гостя Новиков — Что-то новое по Головину?

— И как ты только догадался? — начал паясничать начальник милиции, разливая по третьей — Я бы в жизни не додумался…

А надо отметить, уважаемый читатель, что Моисеев и Новиков знали друг друга ещё с начала восьмидесятых годов, когда учились и закончили один юридический институт в Саратове. Оба начинали работать следователями в милиции ещё при социализме. Тогда убийства даже в городских районах случались от силы раз-два в год, и то, в основном, бытовухи банальные. Короче скукотища царила полнейшая. А когда пришла жизнь интересная, развела их судьба по разным ведомствам и местностям, не виделись они лет семь, если не больше. И кто бы мог подумать, что судьба эта вновь сведёт их вместе в глуши этой непроглядной.

— Что нужно-то тебе, Толя? — хозяин дома явно был в нетерпении и совсем не собирался выслушивать милицейский этот трёп.

— Ну, если вы больше ничего не хотите — не унимался Моисеев — то хотелось бы полюбопытствовать, не подкатывал ли к тебе тогда ещё не покойный Головин по уголовному делу такого Бекетова Геннадия?

— А ты вон про что — сразу потерял интерес к разговору Новиков — Нет, не подкатывал и не мог подкатывать. Мы с Головиным года два как, а может и больше, не здоровались даже. Хотя подожди — Валентин Иванович на мгновенье призадумался — был один разговор на ходу. Тогда ещё убеждал меня, что у Бекетова, необходимая оборона так неудачно прошла, что убитый сам с ножом напал. Ещё, насколько помню, бывший твой гаишник обещал свидетелей прислать. Я ещё спросил, что так волнуешься-то… Ответил, что это его родственник по отцовской линии. Тогда я отослал к адвокату Бекетова, и больше у нас по этому поводу разговора не было. А защитник, кстати, эту линию необходимой обороны так и гнул до конца и на следствии, и в суде. Вот и все подкаты. Что, ещё по одной?

— Ну, если только по одной и по крайней — не стал возражать Анатолий Сергеевич.

— А заодно я тебе ещё кое-что расскажу по поводу Головина — Новиков многозначительно посмотрел на однокашника — а ты уж думай, голова. Ты ж у нас на факультете самым умным был. И чего ты до сих пор не зам. министра? — шутил, наверное, разливая по «крайним» рюмкам.

— Да сам не понимаю, какого хрена они там думают и куда смотрят в этом своём министерстве — поддержал тему с довольным видом Моисеев…

А пока Анатолий Сергеевич Моисеев общается со своими товарищами, с которыми плечо в плечо отработал много лет на ниве борьбы с закононепослушными гражданами, я позволю себе отклониться от основной сюжетной линии и поведать Вам, уважаемый читатель, чуть подробнее о личности этого одного из главных персонажей нашего захватывающего детектива.

1991 год. Август месяц.

Как хорошо всё же в отпуске! Да ещё летом, да ещё и в деревне далёкой на самом берегу Волги. Там родители проживают. Пожилые уже родители у старшего опера уголовного розыска Анатолия Сергеевича Моисеева. Не мудрено, если самому — за четверть века. Да и ребёнок он у мамы с папой поздний. Им под сорок уже было… Но, слава Богу, живы и здоровы. Отец, несмотря на возраст, крепкий ещё мужчина. В четыре утра поднял отпускника с постели и в луга увёз на мотоцикле. Сено косить. Как же здорово на природе-то, как травой-то пахнет изумительно!

— Хорош на сегодня. Десятый час уже. Жара попёрла — батя быстро и сноровисто привязал к коляске косы и грабли. Только в село заехали, мужичок пьяненький шествует. Светится весь, потом в пляс пустился — Горбача спихнули! Горбача спихнули! — на всю улицу вопит, неподдельной радостью своей со всеми встречными-поперечными делится.

Дома телевизор сразу включили…

— Действительно, в Москве-то чё творится — отец разлил водку по стограммовым рюмкам, как сели обедать — Без пол литры и не разберёшься ни хрена. Кто там прав, кто виноват? Дурдом, короче, развели в стране с Мишей этим меченым. Не жилось спокойно-то. Ты сам-то чё думашь, а Толь?

— Да чёрт их там разберёт, в клубке этом — опрокинув рюмку, Моисеев сосредоточенно закусывал свежим огурцом — Но то, что мафиозники к власти рвутся, это точно. Схожу на почту я, позвоню на работу…

— Да здесь-то всё нормально, а там пусть полосуются, нас всё равно не спросят — начальник Моисеева был в своём репертуаре — У тебя когда отпуск заканчивается?

— Через две недели…

— Ну и отдыхай а ты, не дёргайся. Вызовем, если что, найдём способ — положил трубку.

— Слава Богу — отлегло на душе у Моисеева — Напугали-то как, сволочи, все планы чуть не порушили.

А планов у нашего героя, действительно, если вспомнить великого Маяковского, «громадьё» намечалось. Дело в том, что Марию Зотову встретил вчера. Случайно совсем, в магазине сельповском. Та тоже в отпуск приехала, у матери погостить. С самогО Ленинграда приехала, куда умчалась после школы сразу в институт поступать, где дядя родной доцентом работал. Там и осталась на долгие эти годы. Не склеилось, по молодости, у них почему-то. Да по глупости не склеилось, понятно. Гордые оба оказались, неуступчивые. Переживал сначала, и долго переживал. Постепенно прошла эта боль, со временем. Были, конечно, женщины и неплохие даже очень, но не срасталась как-то жизнь семейная…

Много лет и не вспоминал уже о любви своей первой. А тут встретил — и в жар бросило, и голос осип, не сразу даже оклемался. Какая же красивая она, Маша, Машенька, девочка его ненаглядная. Уму непостижимо! Ну почему, ну почему тогда расстались? И причины-то серьёзной не было. Задело его, видите ли, что близости с собой не позволяла. Рано ещё, всё говорила. Ну и психанул тогда, наговорил ей глупостей. Та в долгу не осталась, идиотом обозвала. Хотя тоже в чём-то не права была. Наверное. Лет столько потеряли! У Маши тоже судьба не совсем сложилась, жизнь её личная. Развелась, с сынишкой проживает пятилетним. Лишь бы на этот раз всё получилось. Сейчас-то взрослые оба, поумнели, должно быть. Сразу, без лишних разговоров, согласилась встретиться вечером сегодня. Не осталась равнодушной, заметно было невооружённым глазом…

Такие вот мысли одолевали Моисеева в судьбоносный для страны период времени.

Ровно в семь вечера вновь влюблённый был у крыльца дома Зотовых. С букетом цветов, нарезанных в палисаднике родителей, бутылкой сухого вина «Ркацители», коробкой конфет, игрушечным водяным пистолетом (для Маши и сынули её), а также с поллитровкой «Столичной» — себе для храбрости.

— Добрый вечер. Вы меня не узнаёте, Зоя Ивановна?

— Да как же тебя не узнашь, вылитый отец. Заходи, жених. Мария в бане. Ноги после огорода моет. Щас будет.

В передней комнате, усевшись с ногами в кресле, смотрел мультфильмы по телевизору ухоженный, аккуратно причёсанный, сразу видно городской мальчик. На гостя смотрел с нескрываемым любопытством, сразу первым поздоровался. Денисов, неуклюже потоптавшись у порога, присел на краешек дивана. Потом спохватился, протянул руку — Анатолий. Ребёнок радостно заулыбался — А я — Толенька!.. А пистолет этот вы мне принесли?

— Да-да, конечно! — обрадовался тёзке старший из Анатолиев — Забирай. Твоё!

— Вот и молодцы, парни. Быстро же общий язык вы нашли — пришла Мария.

— А чё, мы ж музики… — позабыл совсем по мультфильмы «Толенька», с разных сторон рассматривая подарок.

— Не «чё», а «что» — сделала строгое лицо мамаша — Сколько можно об одном и том же говорить…

— Так, молодёжь — в дверном проёме появилась Зоя Ивановна — Мы с Толенькой сестру мою навестим, два месяца уже не виделись… там и заночуем. А вы тут… располагайтесь.

Разговор один на один сначала не задался. Да и в дальнейшем в основном она говорила, про Ленинград рассказывала. Моисеев больше слушал, к разговорам длительным он конечно очень даже способный, но только не в этот раз. Молчал и слушал, слушал и молчал, да пару раз подливал в фужер собеседнице, и себе — в рюмку.

Институт с красным дипломом, ординатура — чуть зарумянившись от вина, вела с ним беседу эта взрослая, достаточно познавшая жизнь женщина — Сейчас вот врачом работаю в поликлинике, терапевтом. Нормально всё, сынишку ты видел, очень интересный человек растёт. Ну а сам-то что молчишь, Анатолий Сергеевич?… Расскажи, как жил все эти годы? Десять лет почти не виделись. В два раза старше стали…почти… с тех пор… Что ж молчишь-то опять?…

— Я это… — сподобился, наконец, «Анатолий Сергеевич» — спросить хотел. Ты сына-то Толей назвала…

— Не обольщайся, Моисеев. В честь свёкра назвали! — всё такая же осталась… прямолинейная. Глаза — всё те же, с хитринкой постоянной, в юности с ума его сводившей…

— Ну что опять пригорюнился — положила ладошку ему на колено — Пойдём, покурим, лучше.

— Ты разве куришь?

— Когда выпью, а пью, когда в карты проиграюсь — опять всё тот же взгляд с хитринкой — Я же в Питере живу, Толя. Стиль жизни там другой немножко, чем в деревне нашей.

— Так ты же врач — стоял на своём Моисеев.

— Пошли, мой хороший, на огород — не стала объясняться по поводу несовместимости понятий «курение» и «врач» — там у нас беседка есть. Там и побеседуем…

Покурить-то они покурили, но поговорить не получилось. Злющие и обнаглевшие до крайности комары не позволили. Вернулись на кухню, за столом опять расположились, на диване рядом присели.

— А ты в милиции работаешь?

— А ты откуда знаешь? Спрашивала обо мне?

— Всё таким же остался. Дурная привычка всё та же осталась — вопросом на вопрос отвечать…

— Да-да, в милиции работаю — смутился и зачастил Моисеев — в уголовном розыске, квартира однокомнатная у меня есть, ты выходи за меня замуж… я серьёзно — опустил голову, боялся насмешку в ответ получить.

Прикосновение рук нежных на затылке коротко стриженном почувствовал — Да, всё таким же ты остался, — приблизилась близко очень, на ухо прошептала — всё таким же…непосредственным. Не испортила тебя жизнь эта подлая…

Не успела договорить. С цепи как сорвался Моисеев. Покрыл поцелуями частыми-частыми любимой своей лицо ненаглядное. Прижал в объятиях крепких. Ласкал нежно-нежно женщину свою долгожданную — и волосы эти волнистые, и грудь такую же всё упругую, и ножки эти ладные, с ума его сводившие со скамьи ещё школьной. Ничего больше не говорила его Машенька, зашлась глубоким дыханием, в наслаждении искреннем и редком пребывала, сдерживаться, как могла, пыталась. А когда, скользнув по животу, проникла ладонь его в трусики, прикоснулась и утонула плавно пальцем в ложбинке этой, теплом своим и влагой так манящей (и не только), застонала протяжно в голос и тут же обмякла в сладостной истоме.

— Я всё — сказала приглушённо — Потоп у меня там. Поплывём сейчас с диваном вместе — и рассмеялась так, как смеются женщины в счастливые моменты своей жизни.

— Быстро же ты заводишься — бормотал обескураженный партнёр — С пол оборота…

— Заведёшься тут, пожалуй. Два года монашкой живу. Пойдём, мой хороший, в баню, да в постель скорей. А то заявишь, что «не даю», и пропадёшь опять на десять лет…

— Так, а это — спохватился Моисеев — пойдёшь за меня?

— Думаю, что да. Но спешить не будем. Мы ведь тогда детьми почти были, а сейчас — солидные тётя с дядей. Изучим, сначала, друг друга. Хорошо?

— Хорошо…

Через три месяца, доскональнейше изучив друг друга, в основном по телефонным переговорам, они решили расписаться. Маша с сыном, как не дико это звучит, оставила Питер и переехала к Моисееву. Через год у них родилась дочка, а через восемь лет они докатились до развода.

Но это уже другая история, к детективу нашему отношения не имеющая. Потому вернёмся, пожалуй, к основному повествованию.

Через сутки и десять часов после убийства Головина. Всё тот же кабинет начальника Злобинского РОВД.

— Котова ко мне срочно! — Анатолий Сергеевич положил трубку связи с дежурной частью и закурил. Все его подозрения стали находить свои подтверждения и выстраиваться в стройную логическую цепь…

— Разрешите — не прошло и пяти минут, как прибыл Константин Котов. Прошёл к столу, выжидающе посмотрел на начальника.

— Так, молодой человек — не заставил тот себя ждать — Кофе с коньяком тебе не предлагаю, некогда рассиживаться. Вези сюда срочно своего информатора по убийству Головина, уточнить кое-что надо.

— Как сюда! — переполошился оперативник — Может… на стороне где встретимся?

— И по сторонам мотаться некогда! Хватит паниковать, нашёл проблему. Допросите потом по краже фляг с фермы и все дела. Давай вези его срочно, промедление смерти подобно…

Через сутки и одиннадцать часов после убийства Головина.

Когда Котов зашёл в кабинет с высоким плечистым мужчиной не старше тридцати лет, Анатолий Сергеевич предложил обоим присесть за рабочий стол, а сам, поднявшись с кресла, тоже устроился на стуле напротив гостя.

— Что новенького? — задал какой-то вообще не конкретный вопрос.

— А чё новово-то? — не понял юмора новый собеседник по фамилии Дорофеев и почему-то излишне очень даже весь напрягся — Я всё Иванычу — кивком головы показал на своего куратора — уже рассказал… ат и до.

— И что же вы уже рассказали? Позвольте полюбопытствовать… — Моисеев откровенно взялся паясничать. Этот «старый волчара» уже мало сомневался, что перед ним сидит именно тот человек, который ему нужен — Вы рассказали, например, как ножом добивали избитого Головина…

От такого поворота разговора вздрогнули оба. Котов откинулся на спинку стула и обескураженно смотрел то на своего начальника, то на своего агента, не решаясь ничего спрашивать. Дорофеев вжался весь в стул и стал казаться намного меньше своих роста и комплекции. Повисла тяжёлая пауза, и звуки петушиного кукареканья через открытое окно показались оглушающее громкими…

— Не слышу ответа! — повысил чуть голос Моисеев, придерживаясь годами выработанной тактики допросов подобных типов.

— Алиби у меня — выдохнул подозреваемый, уставившись в какую-то точку на стене — Я ночью сериал смотрел, 48-ю и 49-ю серии… — и неожиданно стал в подробностях пересказывать содержание этих серий.

Даже много повидавший на своём веку Анатолий Сергеевич, в первый момент немного опешил — Всё-всё, хватит. Я это кино уже смотрел… два раза… Мне уже не интересно… — Последние сомнения развеялись…

— Вот — не успокаивался Дорофеев — Ночью я на улицу не выходил, смотрел телевизор. Это может подтвердить моя мама.

— Мама, так мама — нисколько не стал возражать Моисеев, но потом всё ж не выдержал — Ну какой же вы умный человек! — сделал восхищённое лицо — Какой талантливый… Котов! — повернулся к побледневшему и впавшему в ступор подчинённому — Определи его пока к своим под конвой, к батарее пристегните обязательно! И живо возвращайся.

— Вези сюда срочно мамашу этого алибиста — не дал зайти в кабинет вернувшемуся Косте начальник милиции — И молча её вези, никаких вопросов. Ты меня понял?

— Так точно! — встал было по стойке «смирно» оперативник, но тут же нашёлся и ринулся к машине…

Когда привёли мать подозреваемого, Анатолий Сергеевич поднялся с кресла, одновременно застёгивая пуговицы на кителе. С видом очень занятого человека, который к тому же и куда-то спешит, предложил пожилой женщине присесть.

— Екатерина Ивановна, мне сейчас некогда особо с вами разговаривать. Сейчас скажите только, вы вчерашнюю одежду сына успели уже постирать?

— Да разве там достирашься, столько кровишши… — последовал моментальный ответ — Ой, чой-то я такое говорю — поздно спохватилась и подпёрла ладошкой подбородок — Чё то я не то сказала. Мы ж это… сериал вместе глядели.

— Ай-яяй — очень довольный собой Моисеев вернулся в кресло — как не стыдно пожилому человеку так врать. Я — про сериал, конечно — не забыл уточнить — Одежду сами покажете, или обыск делать… и у вас дома, и у соседей тоже, на всякий случай. Они вам за это спасибо не скажут.

— Отдам, конешно…

При второй встрече с Дорофеевым начальник милиции уже не стал комедию ломать. Присел рядом на стул, приобнял подозреваемого за плечо и шепнул, сочувственно так, на ухо — Тебе Головин-то во сне сегодня не приходил?

И что тут началось! Кто бы мог подумать. Задрожала детина эта всем телом, и слюни и сопли потекли, со слезами вместе. Таким вот, морально слабым человеком, оказался. Расклад полный по делу дал, нож показал, куда спрятал.

Поведал следователю, что ждал в ту ночь он этого гада, но убивать не хотел. Припугнуть хотел, чтоб не доламывал жизнь его личную. А тут мужик какой-то пьяный встрял и с Головиным подрался. Ну, короче, в горячках всё получилось. Но убивать он не хотел. А вот про бандитов городских действительно придумал. Увести хотел в сторону. Узнали бы рано или поздно, что гаишник этот к жене его, хотя и бывшей, ходит. Редко, но регулярно. Но убивать он не хотел, так получилось…

Через сутки и двадцать часов после убийства Головина. Всё тот же, давно приевшийся Вам, уважаемый читатель, кабинет начальника Злобинского РОВД.

— Ты скажи мне, главный оперативник района, ты разве не знаешь, что у Головина была любовница? Или ты выкраиваешь тут от меня информацию?

— Ни чё я не выкраиваю, товарищ подполковник — Глаза Котова округлились, голос от обиды задрожал — у него много баб было, он же при деньгах всегда…

— Вот и плохо, что начальник розыска не владеет обстановкой ни хрена — Моисеев встал с кресла и для убедительности стал расхаживать туда-сюда по кабинету — Ты пойми, Константин Иванович — ещё для большей убедительности остановился напротив собеседника — ты есть главный оперативник района. Ты должен, ты обязан знать, кто с кем пьёт и кто с кем спит, во всей этой деревне, не говоря уж про отдел наш родимый… Ладно — Моисеев вернулся в кресло — отвлеклись мы немного. И ты не знал, что любовница эта не кто то там, а бывшая жена твоего суперинформатора Дорофеева?

— Катька, что ли? — лицо «Константина Ивановича» стало стремительно бледнеть, а голос осип. Так они не живут давно-давно…

— А почему они не живут!? — Моисеев невольно повысил голос — Ты тоже ни черта не знаешь?

— …?

— Почему следователь прокуратуры, далеко не оперативник, знает, что этот твой Дорофеев-осведомитель который год уже уговаривает бывшую жену сойтись опять и жить вместе долго и счастливо! И счастью этому два года мешал наш тогда ещё не покойный Головин. Почему даже в областном аппарате знают об этой любовнице Головина, которая живёт на улице Зелёной, а ты у себя под носом ничего не знаешь! Ты, кстати, поинтересовался, почему у Дорофеева все костяшки пальцев сбиты? Ссадины-то свежие…

— Он дрова разгружал…

— Эх Костя, Костя — Моисеев уже пожалел, что повысил голос на этого молодого ещё парня, которому конечно рановато ходить в начальниках. Но где же взять их, опытных да грамотных…

Не стал звонить Берёзкину Анатолий Сергеевич, глубокий вечер уже на дворе. Тот сам позвонил с утра в понедельник — Умница, Анатолий, горжусь тобой. Родина тебя не забудет. Пиши рапорт на поощрение… И позвони в приёмную генерала. Он тоже с тобой поговорить хочет. Ну пока. Молодец!

— Здравия желаю, товарищ генерал! — не откладывая в долгий ящик и не скрывая радости в голосе, дозвонился Анатолий Сергеевич.

— Выходит вы меня обманули, Моисеев — похоже и не думал здороваться в ответ самый главный областной милиционер — Вы, оказывается, от семьи там скрываетесь, развод, говорят, оформили… Не порядочно поступили, не по-офицерски. Я ж беседовал с вами перед назначением. Вы почему меня так обманули, Моисеев?…

Неожидав такого поворота событий, Анатолий Сергеевич откровенно растерялся и ничего умнее не придумал — Я, товарищ генерал, никого никогда не обманываю. Я…

— А-а, не о чём с вами разговаривать — перебил высокий начальник брезгливым таким тоном и положил трубку.

Вот так ни хрена себе, благодарность за раскрытие особо тяжкого и резонансного преступления — тихо сам с собою заговорил Моисеев, раскуривая сигарету — Напиться надо бы от жизни такой…

В дверь постучали. Появился Котов с задумчивым каким-то видом — Товарищ подполковник, у нас это… опять убийство, с огнестрелом уже…

— Не паникуй, Костя! — «непорядочный офицер» бодро поднялся с кресла — Раскроем! Всех обманем…

 

Свидетель

(показания клубного сторожа Захарыча участковому инспектору)

Эт точно! Крепко вчерась подрались Митька с Генкою. Митька энтого сопляка точно б пришиб. Кабы выпил хучь бы на полстаканА поменьше. А так развезло Митрия, не в шутку развезло. Чижало так драться-то, чижало…Махнёт он кулаком-то и от свово же маха падат. А так Митька, конечно, поздоровше будет. Он бы энтому молодому запраста б наподдавал. Как пить дать. Всё же годка на два постарше Генки то. А Генка то вчерась почти тверёзвый был… Ну и нахал, конечно, энтот Генка, тьфу ты, прости Господи. Уж и танцулька-то кончилась, а энтот салага всё Дашку то обнимат и шупат. Схватил её за талью и не отпускат… Ну да, митькину дявчонку зажимал. Я сам видал, про то и калякаю. Они, Митька то с Дашкой, почитай уж с зимы ходют вместе… Ну и вот, а Митька то как раз у клуба был, в энто-то время. У крыльца на травке самог…водку магазинну пил. Славки Платонова приезд обмывал с пацанами. Славка то из армии вернулся. На Троицу прям и объявился. Чё?… А-а, ну да, второй месяц как пошёл. А чё им, люди молодые, обмываются… Ну и вот, а Дашка то, стерва, чё вытворят. Генка то её лапат на виду у всех. Вот-вот за титьку схватит, а она хихикат только. Эх и мо-о-лодёжь… страмная пошла, тьфу ты, прости Господи. Сладу нету никакова…

А тут Митька то с крыльца как раз и зашёл. А они его не видют. Лопочут промеж собой, шепчутся в углу-то у окошка. Туда свет-то большой и не падат вовсе, потёмки почти. Вот-вот он яё на подоконник заташит. А Дашка то, видать, тоже вмазана была. Так то она девка скромная… Ну и вот… Заходит Митька- то и видит, как они обжимаются. Ну, понятно дело, взбеленился Митри. Хвать Генку за рубашку! Пуговки по всему клубу разлетелись. Дашка то Митьку успокаиват, обнимат. Ты чё, говорит, дурачёк. Нет тут ничаво, калякали просто. А Митька то как швырнёт невесту. Та стол билярдный чуть не опрокинула. Так отлетела. А Митька совсем распалился. Идём, кричит Генке, один на один смахнёмся. Я тут конечно встрял. Хватит, говорю, мо-о-лодёжь буянить в клубном месте. Идите вон на луг, говорю, и полосуйтесь тама, коли так приспичило. А Генка энтот, сопляк, на Митрия стал наскакивать. Ты, орёт, мне рубашку порвал иностранну. Она, орёт, тристо рублёв стоит, плати сначала, а потом махаться будем. Их пацаны уже держут обоих, не дают драться-то. А Генка опять орёт на Митку-то. Дескать тот ему ешо яшык пива должен за оральный вред…

Чё-чё, Петрович? А пёс его знат, мож — и за моральный. Я пацанам-то и говорю, уводите этих дураков, пока Петровича, тебя, понятно дело, не позвал. Те их вывели за крыльцо и распустили. Обои за угол и подались. Молчком так пошли, без мата. Я ешо подумал, мировую пить будут…

Чё ты, Петрович?…Не-е, сам я тверёзвый был. Ну выпил за славкин приезд полстакана, и больше — ни-ни. Ты ж меня знашь, Петрович, я на работе не потребляю. Ну и вот…На чём я остановился-то?…Ну и вот. Вдруг слышу, полосуются они за углом-то. Я бегом туда. А у них уж и морды у обоих скровавлены. Ну чё, Генка-то он тверёзвый почти, а Митьку-то и так шатат. Генка и свалил его. Пинат, куда ни попадя. Орут оба благим матом. Тут, слава Богу, пацаны набежали. Расташили дураков-то этих…

Чё, Петрович? У Митьки рёбра сломаты? Не живётся спокойно-то. А Генку теперича пасодят?…А ты чаво энто собрался писать-то?…Какой такой про-о-токол?…Да какой я к шуту свидетель! Я ж не видал ни чаво и не слыхал. Эт я для тебя токо накалякал. А так я ни чаво не видал и не слыхал. Я и на суду так скажу…

Чё!?…Какой опарат? Нет у меня никакова опарата…И баба моя ничаво не гонит. Враки энто всё…Куда поехали?…Домой ко мне?…Опарат заберёшь!?…Вместе с самогоном…И брагу всю выльешь…Эх и вредным ты, Петрович, бывашь. Меня, старого человека в суд ташиш…Ну пиши тады, коль для дела надобно…

 

Венеция

(показания вора-карманника)

— Фамилия, имя, отчество?

— Прошу прощения, это Вы мне?

— Вам, конечно, больше нет здесь никого…

— Как приятно, Вы бы только знали, Марина Николаевна, общаться с умным, внимательным следователем, тем паче — с такой к тому же красивой женщиной…У меня, знаете, у самого два высших образования и…

— Про образование я потом спрошу, а пока назовите свои фамилию, имя и отчество.

— Как Вам будет угодно. Записывайте, будьте любезны…Соколов я, Эдуард Игоревич, шестьдесят пятого года рождения, уроженец столицы нашей — Москвы златоглавой, коммерческий директор фирмы «ВестИнвест»…

— Не спешите, я записывать не успеваю.

— Образования: высшее филологическое и высшее экономическое. Проживаю в Москве на улице Беговой 170 корпус 3 квартира 56. Не судим и беспартийный, вину свою не признаю.

— Вас про вину ещё не спрашивала, Не спешите. Скажите лучше, зачем к нам в город приехали? С этого начнём.

— Ах, Марина Николаевна…А я ведь уже говорил…и Вам, и коллегам вашим, что отдохнуть приехал, знаете…На великую реку русскую, Волгу, знаете, полюбоваться…

— Из трамвая?

— …Будьте любезны, последний вопрос не понятен…

— Из окна трамвая, говорю, на Волгу-то любовались?

— Ах, Марина Николаевна, зачем Вы так. А милая, умная, красивая такая женщина. Пардон-пардон. Конечно Вы сейчас, в первую очередь, следователем являетесь. Работа ваша, знаете, такая. Понимаю, понимаю…Неужели Вы всерьёз, милая Марина Николаевна, считаете, что способен я на кражу? Да у меня у самого два высших образования…

— Это я уже слышала. По сути дела, пожалуйста. Когда и с какой целью к нам приехали? Где остановились? Как утро сегодняшнее провели? Ну и по поводу кошелька хотелось бы услышать.

— Позвольте, Марина Николаевна, и я же про это. Будьте любезны, дайте мне возможность договорить. Знаете, опостылели Канары эти все, Багамы, Кипры там разные…Не то всё это, знаете, не то. Захотелось отдохнуть в простой глубинке российской, знаете. Вы, может быть, и посмеётесь надо мной, Марина Николаевна, но такая, знаете, душа у меня… Простите, Бога ради, за сентиментальность…А хотите, Мариночка…Николаевна, мы с Вами в Венецию поедем. Чудный, знаете, город, прекраснейший. Это видеть надо! Уверяю Вас, залюбуетесь. Век помнить будете, уверяю Вас. Вам когда отпуск предоставят?…

— Вы показания давать будете?

— Так и я про это. Соглашайтесь, Марина Николаевна. Уверяю Вас, не пожалеете…

— Хорошо, поговорим потом о Венеции. У меня вот в материалах имеется заявление потерпевшей о краже кошелька с деньгами из сумочки. Имеются рапорта работников милиции, протокол личного обыска, из которых следует, что именно у Вас изъяли кошелёк потерпевшей…

— Марина Николаевна, извините ради Бога, что перебиваю, но как Вы могли в такое поверить, специалист с высшим образованием? Не могу понять, извините ради Бога…

— А что тут понимать, образование высшее у меня только одно…И ещё, мы проверили отпечатки ваших пальцев по картотеке и, оказывается, Вы и не Соколов вовсе, а Вьюнов Пётр Семёнович. Трижды судимы за карманные кражи, девять лет тюремного стажа имеете…

— Вот как… Так чего ж ты мозги мне здесь паришь, следачка. Слушай сюда, горбатого лепить не надо. Мне головные боли лишние ни к чему. Ясно. Я в отказе полностью и делов никаких не знаю. Так и пиши…

— Запишу-запишу. А в Венецию-то не поедем что ли?…

 

Разговор по душам

(показания главы цыганского семейства)

— Какую вину? Как — признаёшь? Я ж тебе, начальник, сколько раз уж говорил. Не хотели мы брать этого жеребчика. Не хотели, я ж говорю. Ты что какой непонятливый. Следователь ещё. Ну чего тебе ещё надо! Сказал же, сам этот жеребчик к нам пристал. Как мы его отгоняли! Как отгоняли! И кричали, и палкой кидали. А он идёт за нами, и идёт. У озера, я ж говорю, пристал к нам. Мы мимо едем, там мужик карасей ловит. Мы к себе заехали, удочки взяли и — обратно на двух «Жигулях». Шестеро нас было с детьми, или — десять человек, не считал. Вернее, я считать не умею. Не пиши ничего, начальник. Я не умею читать. И подписывать не смогу. Не умею же, говорю…

— Што-о? Только лошадей воровать умею? Обижаешь, следователь…Зачем так обижаешь? Не нужен нам этот жеребчик. Я ж объясняю, мы на рыбалку приехали. Мужик тот уже на мотоцикл свой садился. Домой собрался. Червей он нам не дал и хлебушка не дал. На жвачку стали рыбачить. А тут стемнело уже. Не успели поймать. Тут жеребчик этот и подходит. Детишки его отгоняют, а он ни в какую. Никак не уходит. Так и увязался за нами. Утром хотели в село отвести, хозяину вернуть, поругать, чтоб следил за лошадкой. А тут вы приехали. Вон как напугали, и женщин наших, и детишек…

— Што-о? Видели, как жеребёнка в мои «Жигули» запихивали?… Так я ж тебе и объясняю. Ты умный человек, иль нет? Мы гоним жеребчика от машины, а он — ни в какую. Так и залез на заднее сиденье!.. Нет, а ты чё смеёшься-то? Дверка открыта была, он и пролез…

— Што-о? На конюшне замки подломали? И кобылу ещё увели?… Побойся бога, начальник. Ты ж умный человек, а злым языкам веришь. Какая конюшня, какая кобыла! Не было этого, семь раз поклянусь. Да любого иди спроси…из моих. Не было этого.

— Што-о? Нашли, кому кобылу продали? Цыгане продавали?… А мы то здесь при чём!? Мы ж кобылу эту не брали. Я ж только что тебе объяснял. Забыл што ли? Ну мне не веришь, других спроси. Женщин наших спроси, детишек…Не воруем мы, начальник. Наговаривают злые языки. А ты — власть, ты соображать должен…

— Што-о? Наркотой торгуем? Ну я не знаю. Ты ж следователь, умный человек, а так людей обижаешь. Нехорошо. Какая наркота. О чём ты говоришь. Знать не знаем. Любого из моих спроси…

— Што-о? Где работаем и на што живём? Ну я не знаю…Может ты и взаправду глупый следователь. Такие вопросы задаёшь. А у вас, у самих-то у русских, щас: всё ворьё в люди выбилось…

— В какую камеру? Ково? Меня!?… Так известно на што живём — женщины гадают, детишкам подают. Ну ты ж, я вижу, хороший умный человек. Отпусти нас, не пожалеешь. Точно не пожалеешь! Завтра же расчёт произведу, только отпусти…

— Што-о? Взяток не берёшь?… Ты смеёшься что ли надо мной, над пожилым-то человеком… Какой допрос? Какого подозреваемого? Я украл лошадь с жеребёнком!? Ну я не знаю, как тебе ещё объяснять. Не о чем мне с тобой речь вести, следователь. Я и по-русски-то не понимаю, только — по-цыгански…

 

Плохая примета

(показания квартирного вора)

Эх и жадный этот Яшка! Эх и фрайер. Ведь как говорил ему, пошли, хватит и так полно хапнули. Нет, не послушал, гадёныш — «я щас, я быстро». Дипломат, кричит, забыл, и рубашку. Рубаха, кричит, там, ну на хате той, в шкафу висит. Красивая такая. И дипломат в прихожке остался. Объёмистый такой. Жалко, кричит, оставлять-то добро такое. Я говорю, ну куда ты попрёшься. Светает уже, соседи могут засечь. И примета плохая, говорю, возвращаться-то…Ничего не слышит. Зенки вылупил. Не боись, кричит, я быстро, туда и обратно. Если что, ты — не при делах. И понёсся, сучёнок, опять на ту хату. Возвращается довольный, дипломат таранит. Чё, говорит, трясёшься, всё пучком.

Мы к Маринке сразу двинули, яшкиной подружке. Она одна живёт. Шмотки свалили к ней на хату. Шум, радость в доме. Вмазали с устатку. Я на диван прилёг и уснул. Устал всё же, ночь то тяжёлою была. Да и с этим глупым натерпелся…

Будит он меня часов в девять утром. Рубаху эту с чужой хаты на себя напялил. Хватит, кричит, дрыхнуть, за винищем айда. Обмыть надо обновки-то. И дипломат этот в руках вертит. Не налюбуется никак, чокнутый. Я ещё говорю, как тебе невтерпёж-то с палёными шмотками порисоваться. А он кричит, хватит дёргаться, все нервы уж истрепал, до хрена таких шмоток по городу. И Маринка-то, такая ж дура, ему поддакивает. Таких, дескать, дипломатов и рубах у нас в городе хоть пруд пруди.

Пришли мы с Яшкой в магазин. Закуси накупили, портвейна. В дипломат всё складываем. Тут ваши и подкатывают. Двое в форме и один в «гражданке». Хвать Яшку за шиворот. Где, спрашивают, дипломат и рубашку взял. А этот гадёныш-то со страху на меня кивает. Я в побег было ринулся, а ваши мне — подсечку…

— Что?… Хозяин той хаты у вас работает? В уголовном розыске?…После дежурства зашёл в магазин и свои рубашку с дипломатом признал?…

Ну Яшка, ну кнут! Говорил ведь, не возвращайся — плохая примета.

 

Сказка

Про сеструху Клавку и брата Василия

(современная и с детективным уклоном)

Эх и крепко обиделся Василий на свою сеструху Клавку. Это надо ж скандал такой учинить. А орала то как! Чтоб духу твово поганова в квартире моей больше не было! Тебя, кричит, дурака всё едино пасодят, а я из-за шмоток твоих в тюрьму не желаю…

Можно подумать, её кто сажать собрался. И вещи-то у ней всего пару раз оставлял на сутки-двое, пока с барыгами вопрос решал. И ведь не думает дурья бабья голова, что сам-то он, Василий, в общаге проживает, у всех на виду. Что с ворованным-то шмотьём его здесь мигом засекут и участковому шепнут. Это — один вопрос. А второй вопрос — Что же ему, Василию, своей жене Нюре говорить про вещи эти? Они ж на днях только расписались. Что ей объяснять-то? Что он вор-домушник? Что деньги домой вовсе и не честно заработанные приносит? Ну Клавка, ну змея! Это ж надо — как подвела! Это ж надо — какую свинью ему подложила. Сестрой ещё считается… кровинушкой родной от одних мамы с папой…

И пытался ведь объяснить, что живёт-то она в многоэтажке, где никому до неё нет дела. Куда там! Орала, как резаная, ключи, мол, отдай и не появляйся больше… Дурья бабья голова! Да, если ему, Василию, надо, он и без ключей её паршивую квартиру вскроет. К кому вот теперь товар поместить? У кого сохранить до реализации? Ну Клавка, ну ведьма! Ну натворила делов! А самое обидное, замок на двери ещё один поставила, за тридевять земель где-то сделанный — аглицкий какой-то.

Не перенес обиды брат Василий. Решил отомстить сеструхе и на место её поставить. Достал с антресоли дорожную сумку и ближе к полудню отправился к Клавке домой. Ну погоди, злорадствовал при этом, ты у меня ещё напрыгаешься: придёшь домой, а шмоток-то и нет твоих. А я не при делах, рассуждал братишка, сама ж новый замок ставила…

Попасть в квартиру для профессионала Василия было делом техники. Собрав-сложив в сумку платья, кофты и другие там вещицы, собрался он перекурить. Нежданно звук услышал — ключ в замочной скважине проворачивается. Остолбенел, бедняга, в первый тот момент, никогда ж Клавка на обед не приезжала, у себя на почте перекусывала… Только и успел наполненную сумку за дверь туалета упрятать, как на пороге сеструха появилась. Вместо того, чтоб поздороваться с родственником, сразу в крик пустилась…

Тебе чего, визжит, опять здесь нужно, окаянный! Да кончится это когда-нибудь, аль нет! Да чтоб у тебя руки отсохли!.. — И так далее и тому подобное. Объяснял Василий спокойно и культурно, перекусить, мол, зашёл всего лишь навсего. А если она так возражает, ноги его здесь больше не будет. И вообще, втолковывал, как мог, сеструхе-истеричке, в такой моральной обстановке он родственные отношения сохранять вовсе не намерен…

А сам бочком-бочком на лестничную клетку и выбрался. Но не успел спуститься и на пять ступенек, как вновь услышал страшные проклятия. Опять ты за своё! — тряслась от гнева Клавка — Опять ты шмотки свои пакостные сюда приволок! — и запустила в брата сумкой. Чуть с ног не сбила. Напрасно брат пытался объяснить ей свою шутку-прибаутку. Та и слышать ничего не хотела, орала только и ногами топала. Пришлось забрать Василию те вещи и удалиться «с глаз долой» сестрицы своей злючей. Оставил сумку у подъезда, а сам, предвидя ход событий, поодаль остался… Так и есть. Выбежала вскоре Клавка разъярённая, но братишка был уже таков.

С тех пор, вот уже десять лет и десять месяцев (Василий три раза успел отсидеть) не роднится с братцем сеструха Клавка. Козлом его считает…

 

Сказка

Про старика со старухой и прочих

(современная и с детективным уклоном)

Жили-были в одной деревне старик со старухой. И жили они ни в каком-нибудь тридевятом царстве, а в нашем, российском. При царе Борисе это было, не при Годунове только, а другом — члене партии бывшем. Не было у стариков, как в других сказках известных, внучки хорошей да пригожей. А был у них внук один разъединственный. И такой этот внук непутёвый был, что ни в сказке сказать, ни пером описать…

Имя у внука в те времена было звучное и заметное — Егор. Егором был тогда и московский боярин один. Возле царя всё тёрся. Советы умные давал, как людей в царстве голодом морить, но совсем не сморить, а то работать будет некому. Наш Егор, в отличие от московского, спиртного много употреблял, зелья там всякого. Воровал-то он поменьше, конечно. То овечку из стада угонит и в другой деревне продаст. А то курочек утащит, с пяток, не больше. В той же другой деревне. И сколько раз ловили Егора мужики, и как ведь избивали… Не возьмусь даже описывать. А Егору всё нипочём. И занялись им тогда государевы люди. Отправили на два года за тридевять земель. Срок отбывать.

Егор вернулся через год. Да не один, а с законною женою. Не была она похожа ни на Елену прекрасную, ни на Василису премудрую. Но с лица воду не пить, да и ум — то бабе большой ни к чему. А выпивать женатый наш Егор почти бросил. Так, погуляет дня три-четыре от силы, а потом три недели — вообще ни капли. На работу устроился. Скотником на ферму совхозную. А вот воровать Егор бросить не мог. Да и как тут бросишь, когда в царстве вольную объявили. Все тащат сверху до низу, все волокут. Благо от прежних царей осталось что тащить. Наш-то Егор, чего удумал — вверенный ему фураж продаст, а тёлочкам по ноздрям мешком пустым и нахлобыщет. У тех морды белые-белые, как будто и взаправду кормлёные стоят. Или Егор наш людей умных по телевизору насмотрелся, или сам об том додумался, точно сказать не могу.

А тут в царство ни чума нагрянула, ни холера, а это… Слово-то какое-то не сказочное — дефолт случился. Старик-то, дед нашего Егора, как узнал, что окончательно его обобрали, так и помер в одночасье. А старуха — выжила. Но захворала сильно. Подняться не могла. Соседка за ней ухаживала. А тут и слух пошёл по деревне, что старуха дом-то свой этой соседке отписать собралась по завещанию. Егора, единственного наследника, лишить законного добра собралась. Обиделась до глубины души Егорова жена, услышав это и из уст самой старухи. К Егору помчалась с вестью этой страшной. Тот с бабушкой не смог договориться, она и слушать его не захотела. Я, говорит, от тебя, внучек, столько зла натерпелась! Никакова, говорит, наследства тебе не будет, а будет у меня на днях нотариус завещание отписывать…

Махнул рукой Егор и подался восвояси. А жена-то его оказалась более продвинутой, к новой вольной жизни боле попривыкшей. Дурачина ты! — кричит на Егора — Простофиля! Останемся ведь у разбитого корыта! — Может она и не такие слова сказывала, я их, кажется, в какой-то сказке уже слышал. Но факт тот, что Егора она убедила. Да и делов-то всего ничего, говорит (здесь Пушкин уже не при чём), накрыть лицо подушкой и подержать пару минут. Зато потом, говорит, нам дом достанется на всю оставшуюся жизнь. А чтобы нас не повинили, не унималася Егорова жена, мы в доме у старухи друг другу синяков понаставим и свяжемся верёвками. Найдут нас в этаком виде, в один голос и скажем, что были какие-то лихие люди и всё это натворили. А для пущей убедительности, перешла жена на шёпот, ты меня ещё и снасилуешь, как будто. Мы это тоже на лихих людей свалим. На том супруги и порешили. Всё так и сделали…

А когда стали заниматься этим делом государевы люди, шибко уж призадумались. Никогда в деревне этой не было такого намудрёного, с чем только не сопряжённого, убийства. Взяли они в оборот обоих супругов. Те и прокололись на мелочах, а затем и вовсе покололись. Переехали Егор и жена его в дом другой — казённый. Надолго и за тридевять земель…

Вот и сказке конец, а кто смысл понял — молодец.

 

Сказка

Про рыбу

(современная и с детективным уклоном)

В некотором царстве, некотором государстве, а точнее в одном из губернских городов оного, жили-были три дЕвицы красные. Звали: Фрося, Тося и Люся. В этом же городе, гордо раскинувшемся на высоком берегу волжском, проживал и мОлодец добрый по имени Василий. Никакого любовного четырёхугольника у Василия с вышеупомянутыми дЕвицами не было, потому как сказка эта вовсе и не про любовь, а про другие отношения.

Надо отметить, уважаемый читатель, что происходили эти отношения в прошлом не очень далёком. Царство тогда переживало чёрные времена. Правили цари и бояре злые-презлые, если не лютые вовсе. Люди при них позабыли самое что ни на есть святое — собственность частную. Потом, правда, через семьдесят с лишним годов, пришли цари и бояре добрые. Всю собственность поделили по-быстрому. В торопях, понятно дело, всем конечно не досталось. Только — самым добрым мОлодцам и самым-самым красным дЕвицам (политическая окраска здесь не при чём).

Фросе, Тосе, Люсе и Васе в жизни очень уж не повезло. Их молодые и самые плодотворные годы пришлись как раз на тот самый мрачный период в царстве. Всё вокруг общественное, тьфу ты, прости Господи, не пристало в сказках ругаться. Так-то в общем можно было и прожить, если б не занимались три дЕвицы и мОлодец делом торговым. Фрося — зав. складом на базе, Тося — зав. складом в санатории, Люся — зав. магазином и Вася — экспедитором. И в ведении ихнем как раз и была эта собственность общественна, будь она неладна. Сами понимаете, уважаемый читатель, какие надо иметь нервы стальные, чтобы собственностью этой не попользоваться. Ни в сказке сказать, ни пером описать…

Первой не выдержала напряжения Фрося. Отправляет как-то через Васю горбушу /рыба такая вкусная/ Тосе в санаторий, а кильку — Люсе в магазин. И вес-то партий рыбных один и тот же: Тосе — сто кило и Люсе — тот же центнер. А цена, знаете ли, разная. Горбуша — рыба благородная и стоит, понятно дело, за кило аж три рубля. А килька, она и есть килька. И цена ей копеечная. Разницу улавливаете, уважаемый читатель? Два с лишним рубля с одного кило! Ты, говорит Фрося Васе, перекалякай с дявчёнками, с Тосей да Люсей. Кильку с документами на горбушу оставь в санатории, а красну эту рыбу, как копеечну кильку, через магазин толканём. Трудящимся-то этим, подговаривает Фрося Васю, и килька сойдёт, а разницу ценовую, двести с лишним-то рублёв, по-честному на четверых и поделим.

А надо отметить, уважаемый читатель, что в то проклятое время в санаториях действительно отдыхали и лечились трудящиеся. Их ещё народом принято называть, и не только в сказках. Горбуша или килька ему положена на пропитание по путёвке профсоюзной, народ шибко-то и не вникал. Потому и остался потом без собственности, когда добрые цари и бояре к власти пришли.

Добрый мо-олодец Василий был не только добрым, но к тому же и проворным. В раз понял он мысль фросину. И увёз кильку Тосе для народа, по документам — как горбушу. А саму горбушу Люся в магазине оприходовала, как кильку копеечную. И тут же двести с лишним рублёв общественных из кассы отлучила и на четверых, по-честному, поделила…

Вот такие Фросю, Тосю, Люсю и Васю связывали отношения, а вовсе и не любовные. Потому длились они долго, и прекращаться им причин не было.

Но однажды приехал в санаторий один злой трудящийся. Он, кстати, пятый год подряд здесь отдыхал. Вот и задался вопросом о замене горбуши килькой. И не просто задался, а шум поднял на весь санаторий. Ничего не попишешь, такой вот злой представитель народа оказался.

Государевы люди по его зову нагрянули. Злые тоже. Дознание взялись проводить. Напрасно Тося убеждала, мол всю жизнь думала что килька эта горбушей называется, как в документах указано. Не поверили. Потом в Василия вцепились. Тот Иванушкой-дурачком прикинулся. Мне, говорит, чё погрузят, то и отвожу. Рыба, говорит, она и есть рыба. Не колбаса же… Фрося и Люся вообще возмущаться принялись на людей государевых. Чаво, говорят, к нам-то пристали, бочку катите на нас с рыбой. Разбирайтесь вон с кладовщицей столовской и прынцом её Васькой. Мы, говорят, тут-то зачем…

Люди государевы, эх и злыдни всё-таки, Тосю в каземат заточили, каторгой стали стращать, раз одна столько собственности общественной умыкнула. Тося же, в свою очередь, возмутилась на Фросю и Люсю с Васей, что не любо так с ней обошлись. Весь расклад выдала Тося. Как кильку народу подсовывали, а горбушу, время историческое опережая, в собственность частную обращали. Погорели, короче, все четверо на хвостах этих рыбьих.

Но сказка эта, не подумайте плохого, закончилась всё же счастливо. С приходом добрых царей и бояр зажили три девицы и молодец (с ихними-то способностями) хорошо и привольно. Народу ж, теперича, не только кильку, что угодно можно подсовывать…

 

Сказка

Про бабушку и внучку

(современная и с детективным уклоном)

Обокрала внучка Нинка свою бабушку, родную и единственную. И не просто обокрала, а вовсе уж безбожно. Унесла все «гробовые» до копейки, без малого — четыре тыщи и ещё семьсот рублей. И отыскала ведь! В супнице. На самой нижней полке шкафа кухонного. Стащила, гадина, вместе с шёлковым платком, в котором деньги были свёрнуты. И составила ведь всю посуду обратно аккуратненько, как было. И невдомёк ведь было бабушке Кате, пока не сунулась вложить ещё триста рубликов с пенсии. И не раз ведь говорила ей соседка Настёна, зря ты, баб Кать, пускаешь Нинку к себе. Она же наркоманка, воровка конченая. Весь посёлок о том говорит, а ты её «привечашь».

Да и не привечала вовсе Екатерина Ивановна Нинку-то в последнее время. Но и выгнать не смела. Как-никак — внучка, как-никак — не чужая. Нянчила её с пелёнок. Это ж беда её, что жизнь не сложилась… То-то не появляется уже вторую неделю!..

Делать нечего. Проплакавшись одна на кухне и никому о случившемся не поведав (стыдно ведь перед людьми-то), направилась Екатерина Ивановна к участковому их поселковскому. Рассказала о своей беде, помощь попросила.

Повздыхал участковый, посочувствовал. Тяжело, говорит, баб Кать, доказать будет. И следов-то нет, и времени много ушло. Да и кручёна больно внучка-то твоя. Не сознается ведь ни хрена. Она, говорит, мне самому на участке надоела. Многие жалуются. А посадить никак не могу. Уж шибко скользка Нинка-то твоя. Спасу нет. Давай, говорит, баб Кать, если хошь, чтоб подсобил я тебе в этом деле, соглашайся на одну комбинацию. И зависеть всё будет от воли твоей и способностей артистских. Но ты, я знаю, бабушка смышленая, семилетку, слышал, закончила. Есть, говорит участковый, у меня хреновина одна умная. Химловушкой называется. В коробку обувную упакована. А коробка эта бечёвкой перевязана, бантиком. Развяжет её Нинка, откроет крышку, а из коробки как пыхнет! И зальёт Нинку с головы до пят краской. Долго ей отмываться придётся. Тут я её и хапну с доказательством на физиономии.

А самое главное, говорит участковый, ты Нинке, как появится, скажешь, что, дескать, забыла совсем, куда деньги-то на смерть подевала. Спрятала куда-то, скажешь, и забыла совсем. А также скажешь, что пришлось последние две пенсии в другое место сложить, в коробку, и под шифоньер в передней комнате спрятать. И ещё, говорит участковый, скажешь это Нинке при ком-нибудь из соседей там, или знакомых каких. Свидетель, говорит, нужен обязательно. Уточнили ещё кой-какие детали предстоящей операции, и унесла Екатерина Ивановна коробку «хитрую» домой. Где и спрятала, как было велено, под шифоньер.

А через день-другой и Нинка заявилась. Как ни в чём не бывало, рожа бесстыжая. Как дела, говорит, бабуля, я тут в город ездила, чуть замуж не вышла…

Тяжело было Екатерине Ивановне, но она смогла. Виду не подала. Всё делала, как велел участковый. Позвала на чай ещё соседку Настёну, варенье выставила. Ну и во время чаепития рассказала им байку, как участковый научил. И так здорово у ней всё получилось, сама не ожидала. Посочувствовали ей собеседницы. Ничего, говорят, к Пасхе убираться будешь — всё равно найдёшь. Никуда, говорят, твои денежки не денутся. Только в записную книжку запиши, куда остальные деньги спрятала. Посмеялись.

Вдруг Нинка засобиралась уходить. Некогда мне, говорит, с вами лясы точить, картошка до сих пор не полота. Проводила Екатерина Ивановна внучку до калитки, и только успела курочкам зерна насыпать, как послышались из её избы шум и грохот. Дверь распахнулась и на крыльцо выскочила соседка Настёна. Матерь Божья! Всё лицо красным залито, глаз не видно. Кофта тоже вся раскрашена. Провизжала что-то Настёна, зажимая лицо руками, и умчалась прочь к дому своему.

Подивилась враз бабушка Катя. Но быстро опомнилась и за внучкой кинулась. За свидетельницей…

 

Сказка

Про Серёгу Волкова и трёх поросят

(современная и с детективным уклоном)

Жили-были три брата-поросёнка в сарае тётки Лизы. Хоть и разница-то при рождении у них была лишь несколько минут, но, как и положено в сказке, подразделялись они на старшего, среднего и младшего. Но, в отличие от других сказок про братьев, у этих умственные способности были совершенно равными. Жили они до поры-до времени своей поросячьей жизнью, в общем-то, без проблем и даже, можно сказать, счастливо. Если, конечно, данное определение здесь применимо. Кормила хозяйка на убой, в переносном и прямом смыслах слова, забот особых не было и ежедневные привесы — вполне стабильны. Короче, шло всё хорошо. Но, как это бывает в жизни, и не только поросячьей, всё хорошо постоянно продолжаться не может. Мягко говоря, неприятности нагрянули в лице односельчанина Серёги Волкова, которого все в деревне звали Серым. Был он на селе человеком уважаемым среди таких же, как бы помягче выразиться (сказка всё-таки), алкоголиков. К работе Серёга сызмальства был не охочий. И на выпивку хватало не всегда…

Пробрался тёмной ночью Серый в подворье тётки Лизы бессобачье и выкрал из сарая старшего из братьев. Забрал его не по старшинству, а просто тот первым в потёмках попался. Напрасно голосили поросята что есть силы, напрасно на помощь хозяйку звали свою заботливую. Притомилась та за день на огороде, насмотрелась на ночь сериалов по телику, да и уснула очень крепко. И быть бы точно беде, но на счастье её и старшего брата-поросёнка, был Серый в ту ночь очень уж в нетрезвом состоянии. И по пути до дома своего оступился не совсем удачно. Выронил ношу. А пока поднимался несколько минут, поросёнок-то из мешка выбрался и во мраке ночи скрылся…

А наутро было вот что. Обнаружив пропажу, тётка Лиза направилась сразу в опорный пункт. Долго отнекивался, отпыхивался и отпихивался участковый. Тут, говорит, без тебя, тётка Лиза, голова кругом идёт. Два магазина за неделю подломали, труп в посадке нашли, неизвестно чей. А ты с поросёнком своим зачуханным лезешь. Наверняка, говорит, скотина твоя бестолковая сама сбежала и в пруду, как пить дать, потонула. Но тётка Лиза была не простая тётка, а бойкая очень и совсем не скромная. Пошто, говорит ты такое мелешь, Петрович. Куда поросёнок мог сбежать, если остальные двое на месте остались. И пруд, говорит, недели три уж как пересох. В нём воробей — и тот не утопнет. В конце-концов схватила она участкового за рукав и к себе на подворье повела. Осмотр места происшествия делать. Заходят они за угол, а навстречу поросёнок тёткин движется. Понурый весь, отчаявшийся. Обрадовался участковый больше тётки Лизы, посмеялся и не пошёл с ней дальше, а вернулся в кабинет к себе.

Но на этом сказка не кончается. Не угомонился злыдень Серый. На третью ночь после той попытки вновь навестил поросят-братьев. И опять забрал старшего, и опять — всё по той же причине. Но на этот раз Серый был немного трезв и поросёнка до дома своего донёс. Сгрузил в предбанник до утра, подальше от глаз соседей-сволочей, и спать улёгся. Притомился, всё-таки…

А наутро было вот что. Обнаружив пропажу и поискав по окрестностям, тётка Лиза вновь отправилась в опорный пункт. Участковый встретил её уже официально. Ты что, говорит, надо мной, над должностным лицом, издеваться вздумала?! Не можешь, говорит, поросят держать, рыбок заведи аквариумных. Те точно не сбегут. Не морочь, говорит, мне больше голову. Не помогла на этот раз тетке Лизе её нахальность, выпроводил её участковый восвояси. А сам злыдень Серый, поутру опохмелившись, т. е. сил набравшись, пошёл в предбанник и обнаружил, что поросёнка там нет. Сломал, проклятый, подгнившую доску в стене и сбежал. Добрые люди заприметили несчастного поросёнка в проулке и хозяйке отнесли.

И на этом сказка не кончается. Вроде и смирился Серый с неудачами такими, махнул рукой на тётки Лизиных поросят, обругав их словами, которые в сказках употреблять не принято. Но на третью ночь после второго провального покушения вновь пробрался он в хозяйство тётки Лизы. Сунулся, а сарай уж на замок заперт, на висячий. Внушительный такой, объёмистый. Не испугался Серый трудностей. Нашёл железяку, пробой выламывать принялся. А братья-поросята, не будь дураками, да и опыт кой-какой уж накопился, такой хай подняли! На всю деревню. Так они громко визжали, что тётку Лизу всё же разбудили.

Смекнула та, что вновь дело неладное. К образам кинулась, покрестилась и к соседу Ваське, грузчику сельповскому, направилась. А тот на счастье и не спал, и трезвый почти был. Да ещё — и злой, так как футбол по телику смотрел. Как наша сборная у папуасов чуть не выиграла. Но всё же проиграла, как обычно. Потому и был не в духе Васька. Курил на крыльце и увидел запыхавшуюся соседку. Слышу, говорит, как скотина твоя зовёт, щас посмотрю. Короче, изловил грузчик Васька алкаша Серёгу прямо с поличным. Не узнал в темнотище односельчанина. Приложился к нему пудовыми своими кулачищами. А Серый и рад бы одёрнуть Ваську, предупредить, что свой это, а не пришлый какой. Но опасался личность свою раскрыть. Не терял надежды неопознанным скрыться. Надеялся — напрасно.

Скрутил Васька Серёге руки назад, связал ремнём, и забросил бедолагу в загон поросячий до прибытья участкового. А тот как пришёл, фонариком стал высвечивать. Чего это ты, говорит, явился сюда на ночь глядя, Серый. Ответ держит Серёга, ночи-то, говорит, прохладные пошли, а до дому-то далеко шагать. Вот и решил у тётки Лизы в сарае погреться. Не поверил участковый Серому. Забрал к себе в опорный, да и дело уголовное завёл.

А на утро было вот что. Пришла тётка Лиза братьев-поросят покормить. Хвать, а одного — и нет. Как уважаемый читатель уже догадался, пропал старший брат. Сбежал в ночной суматохе от греха подальше. А к участковому тётка Лиза в этот раз уж не пошла. Нашла беглеца своими силами. И зажили три поросёнка вновь весело и беззаботно, и сказка эта счастливо завершилась.

 

Автосказка с рекламным уклоном

В некотором царстве, распрекрасном государстве собрались однажды… Как бы их да так назвать?… «Автомобиль», да что душой кривить, слово это к сказке не подходит. Да и «тачка», и «машина» не вливаются в тот стиль… Ну да ладно, сказка эта — в духе современном нашем. Здесь не то ещё, читатель, сможете узнать, коли есть желание такое.

Вернусь пока же я к сказанию. Собрались те, значит, тачки ночью позднюю, глухую. и в Съехалась элита только автопрома мирового. Площадь, чуть не главную, в стольном граде заняли. Джипы тут приехали, очень уж солидные, что умельцы из-за моря создали умело так. Были и красавицы с Дальнего Востока — «Мазды» типа СХ-5 и «Тойоты» ладные. И другие прибыли иномарки лучшие, все они — «мильонщики» с точки зрения цены. Не было, естественно, дешёвок тех позорных, вроде «Део Нексии» сборки Средней Азии. Да и «Лады» нашенски, уваженья нет у них, конечно же не звалися…

Обсудить приличным тачкам надобно вопрос серьёзный. Положенья на дорогах в государстве он касался. Положенье это очень даже пакостно. Что ж творится-то такое! Как на поле ратное, мы на трассу выезжаем! Выживешь иль нет — вовсе и неведомо! Сколько братьев гибнет наших и сестёр к тому же! С разлюбезными хозЯвами мы своими гибнем, да ещё и — с пассажирами, пешеходами там разными… Ведь в разы нас пропадат более, чем в Западе… в мужеложстве где они все погрязли разом!

Слово первым молвил «Мерс», что из Германии неблизкой. Без акцента говорил, на чистейшем мате русском. Те похабные слова приводить не будем. Мат семиэтажный в сказках не положен.

— Господа — он начал речь для собранья высшего — Мой хозяин много лет земледелец страстный. Сельское хозяйство он в державе развиват. С малых соток начинал у себя на даче. А добился ведь чего! Город цельный щас снабжат он растением и в опт! «Травкой» то растение любовно называет. Эх и умный мой хозяин, справедливо предлагат: Вон убрать с дорог ту мелюзгу, по цене что менее «лимона». Нужен тут закон, конешно. Коль не хватат людЯм бабла на тачки наши важные, пешком пусть бродят, как хотят. И меньше станет враз аварий. И пробок, главное, не будет…

— Чевой-то ты переборщил — тут «Лексус» встрял так беспардонно — Вот шеф мой вовсе по-другому решить вопрос сей предлагает. Дел кровельных он славный мастер. С простого рынка начинал, а ныне три больших района крышует он с бригадою. И со своей-то высоты всё ему виднее. Бензин уж слишком наш дешёв. Поднять бы цену не мешало. Рублёв до ста и более… Чтоб не достался он лентяям и лузерам несчастным…

— Да что вы говорите, сэр! — «Рендж Ровер» так заговорил, стремительно и быстро. И чОпорность свою забыл, разволновался очень.

— Мой босс давно уж — говорит — нефть вовсю качает. Нефтянник он заслуженный и буровик к тому же. Вбурился, а я слышал сам, при прежнем том царе ещё, по пьяни тот им разрешил. И говорит хозяин мой понятно всё и просто. Ведь деньгократия в стране, режим тот был подавлен. И замудряться неча нам: налог лишь надобно поднять на всю дешёвку мелкую. И лодыри все сами враз на лисапеды пересядут…

— Да вы в своём уме иль нет! — «Мазда» громко так вскричала — Лисапедистов — их и так вокруг, как собак нерезаных. Лезут под колёса все, ехать невозможно. Надобен другой подход. Как моя хозяйка предлагает. Ох умна — не по годам, социальный, всё ж, работник. За чужим отцом уход ведёт и массажи разные проводит так усердно. И «папиком», к тому же, любовно называет. Труд тот каторжный и спору нет, но за год неполный заработал человек и купил меня — классную машину… Ну а выход очень даже прост, ну почти как валенок: на рынок «Лады» не пускать, на рынок наш — на авто. И запретить завоз совсем «ЛогАнов» всяких с прочими!..

— Да вы с ума ли посходили все, совсем и вовсе разом?! — джип рассердился, тут «Крузак», громадный очень авто — Что плетёте вы толпой, думать надо всё же! Мой хозяин, например, служит в артиллерии. Слышу столько от него про откаты разные. Гениальный человек, редкость в наше время. Видит всё он за версту, может даже — за две. Ни к чему людей злобИть, испытывать терпение. Паче год семнадцатый — давно не загорами. Год хреновый, он для нас, шеф мой врать не будет. Делать нужно по уму — ограничить скорость. 40 километров в час — хватит им, бездельникам. Ну и штрафики поднять, аккуратно правда. СМИ же станут говорить — забота о народе. Гибнет, дескать, наш народ в той войне дорожной. Ходят пусть своим пешком, всё для их же блага…

Те дебаты жаркие долго б продолжались. Многие рвались сказать всё, что наболело. Только вышла, кто же знал, нежданная заминка… Чужой субъект, как оказалось, тут же находился. Кто бы мог подумать про этот вот конфуз… Никто вначаль и не приметил. А что ж тут удивляться? Красива «Лада Веста», право. Лицом прекрасна и фигурой. Стройна и ладна, как модель. Не мудрено, что не признали сразу в «Весте» «Ладу», тем более совсем она юна.

Повисла тишина в собрании высоком. А джипы призадумались, окинув взором ту дивчину яркую — Эх хороша, чертовка, хороша… Жаль — другого поля ягода.

«Тойота» первая оправилась от шока — Как вы сюда попали, милочка, и не пора ль на выход!

— Уйду я, не волнуйтесь — особа дерзко отвечала — Но напоследок я скажу! Владелец мой заслуг пред царством не имеет, таких заслуг особых, что ваши трудоголики достигли. Но думает он так, и я согласна: Ответственность должна быть на дорогах! Такое чувство есть, его так многие подрастеряли. А быть должно у всех, кто нами управляет. Тогда не будем мы губить друг друга беспощадно. А что вы здесь сейчас наговорили — кобылы сивой бред! Пока-пока — достойно удалилась.

— Она ж ещё смела! — один из джипов не сдержался.

— Да и умна к тому же — вторили другие…

 

Три «копейки»

Данная история имела место на рубеже столетий… А если шибко так не умничать, то — в 2001 году, в июльские знойные дни и душные ночи, ни дна бы им ни покрышки. События развивались в одном из сельских районов Среднего Поволжья и связаны с автомобилями да криминалом.

И надо сказать, уважаемый читатель, что автор этих строк милицейскую службу начинал при строе социалистическом, а заканчивал при том, чего сейчас достигли. Скукотища при той власти жуткая была. В календарный год на весь район — всего одно убийство, а то и вовсе по нолям. Да к тому же — пьяная, обычно, бытовуха. Ещё там шапки «на рывок» снимали, у клуба молодёжь дралась… А в основном, конечно, воровали. По мелочи несли, да понемножку, приличных дел почти и не случалось. Тоска зелёная, короче, и беспросветная — к тому же.

Но вот сменился строй! И многих озарило: ведь человек рождён, чтобы карман набить свой непременно! Работа наша стала очень интересна… «Мокруха» тут попёрла, грабежи с разбоями, про вымогалово я вовсе промолчу. Но самое-то главное, к чему клоню упорно, автомобили стали красть с завидным постоянством. Колёса, раньше-то, снимали изредка и — всяко разное — по мелочи и только, а тут пошло всё целиком в натуре.

Вот подхожу я медленно, но верно, и к сути сей истории, и будет, обещаю, интересно. А речь пойдёт о трёх автошках ВАЗовской модели. В народе марку эту славную «копейкою» прозвали…

Начальник Пригородного РОВД Андрей Андреевич Привалов на работу подошёл в восьмом часу утра, ещё по холодку. У крыльца на лавке мужчина сиживал в годах и тихо плакал. Увидел подходившего и голову он — в сторону, пытался успокоится. Рядом — конь осёдланный, привязан он к перилу, фыркал инолгда, «косил лиловым глазом».

— Ты зачем до слёз человека так довёл!? — с законного вопроса начал своему помощнику дежурному (к тому же — и двоюродному брату), тот навстречу вышел доложить всё по Уставу.

— Мужик тот из Елховки полчаса назад приехал. Там «чубайсята» два дня ещё весь свет поотключали. Невозможно дозвониться, вся деревня обесточена. Вот — верхом на лошади примчался. «Жигулёнок» — ночью «бомбанули», копеечку бэушную. Группу собираю я на выезд, эксперта ждём, кинолога с собакою…

— Всё ясно! Пока вы ждёте, ты ко мне его пришли…

В просторном том начальства кабинете заявитель всё же успокоился, но продолжал же хлюпать носом.

— Сам-то я давно на пенсии, а сын в Москве живёт, хороши деньги получает. В мае в отпуск приезжал, десять тыщ оставил мне, машинёшку, говорит, ты бы прикупил себе. Неудобно, говорит, в гОдах-то твоих, на мотоцикле с люлькой сено подвозить. Вот я и прикупил… Месяца ведь не прошло, и угнали гады. Прямо — со двора, и собачку отравили. Что я сыну-то скажу-у-у — вновь подался в плач.

— Да успокойтесь Вы, Василь Петрович — Привалов тшетно всё пытался добиться обстоятельств кражи — Найдём мы ваш автомобиль, не паникуйте Христа ради… Да успокойтесь вы же наконец… Коль не найдём — отдам свою «копейку»! Но без машины не останетесь никак!

И при последней фразе поутих сельчанин и носовым платком так скоро начал вытирать глаза и ноздри. «Что это я такое ляпнул» — подумал в тот момент Андрей Андреич, но поздно было, не воробьём то слово оказалось. И вот уже привёл себя в порядок, «терпила» пристально смотрел на обещавшего.

— Не зло ли шутите, товарищ подполковник. И как-то это… всё ж не так…

— Нет, не шучу я — некуда деваться офицеру боевому — У меня действительно имеется «копейка»…

— У вас «копейка»?… И другой машины нет!? — так поразился наш Василь Петрович, не перестал, конечно, сомневаться.

— Нет у меня другой машины. И сам я виноват, не скрою — Привалов закурил и угостил уже почти что друга — Ведь мзду я не беру и коммерсантов не крышую, бандиты на меня в обиде очень… Характер вот такой несносный. Ну а зарплата-то у нас… нет ни хрена и меньше… до пенсии уж только доработать. На днях тут в выходные в город ездил, остановил гаишник. Так лейтенанта аж слеза прошибла, когда узнал, кого остановил он на «копейке»…

— Не надо мне от вас машины! — не захотел такое слышать заявитель — Надеюсь, что мою найдёте.

— Тогда рассказывай, давай — сумел скрыть радость в голосе Андрей Андреич — как случилось всё с машиной…

На завтра утром после утренней планёрки, когда ушли сотрудники из кабинета, Крылов лишь Павел там остался, он опер молодой в УгРо. Так мало же того, к начальнику подсел поближе…

— Тут информация имеется железная… — и сделал важное лицо, солидный принял вид — по вчерашней автокраже. Хорошая, считаю, инфа, проверить надо непременно и…

— Ты, наконец, растелишься сегодня! — начальник беспардонно так сорвал на полуслове речь Крылова, а тот ведь школу высшую с отличием закончил.

— Так я и говорю — не стал смущаться Паша — вчера к попу в теньковской церкви женщина пришла. Грехи пришла замаливать за мужа, за мужа за беспутного, дурного. Машину ночью он сворованну пригнал и во дворе своём поставил. И я считаю, сто пудов, «копейка» это из Елховки. Там до Теньковки лишь всего-то восемь километров.

— К тебе как информация попала? — не восторгался, не скакал от радости Привалов.

— Так мы с попом теньковским за школьной партой вместе просидели. Вот он и звякнул мне по дружбе… Поп и вчера звонил, но не было меня в отделе, а…

— Фамилия!?

— ПопА?

— Нет, папы римского! — Андрей Андреич был готов ударить…

— Аблуков фамилия его — смекнул моментом и ответил Паша — Машину он пригнал с соседом и знакомым нашим старым… — не удержался, паузу создал, но спохватился — с Иваном Шерстобитовым — закончил фразу он почти скороговоркой.

— Ну всё понятно — шеф затянулся сигаретой — С того и начинал бы. А сами не могли додуматься про Ваню!

— Так сутки лишь прошли! — дивился опер неблагодарности той чёрной, которая от шефа исходила.

— И что резину тянете? Бери всю группу и вперёд в Теньковку!

— Так это… вы не в курсе разве, «дежурка»-то с утра на происшествие умчалась — он взором ясным посмотрел в глаза начальству — а наша сломана стоит, а ваша «Нива» в УВД ушла, на техосмотр. Так ехать-то на чём?

— Всё понял, явно не дурак — ключи достал Привалов от своей «копейки» и бережно в ладонь вложил Крылову — Поаккуратнее веди, по колее особо…

Всё тот же день. Семь — вечера. И кабинет прокурен беспредельно. Напротив с видом очень важным присел на стульчик Павел, вам уже знакомый. Вернулся он с Теньковки только-только. Доклад всегда готов, когда всё хорошо. Нет, не сдержался и расцвёл в улыбке — Изъяли мы елховскую машину, в сохранности и целости она. Нет номеров пока, но Албутов покажет, расклад полнейший он даёт. Ох, как он зол на своего соседа… Я тут слукавил малость. Преподнёс всё так, что Ваню первым в плен мы взяли, а тот его и сдал — глаза тут закатил наш опер, так восхищался он своим талантом — И Шерстобитов нами был задержан. Его «копеечка» изъята. На ней на кражу ездили, вещдок ведь как никак…

— А Ваню вновь отпустим за нехваткой доказухи?! — неблагодарность чёрную вновь выказал начальник.

— Нет… Не должны. Есть доказательства сейчас, да и подельник тянет…

— Да вы и по «УАЗу» мне так пели, а он умнее вас всех взятых оказался. Не первый раз уж, кстати говоря.

— Тогда следак не закрепился…

— Сюда давай Ванюшу — не стал выслушивать начальник — Мы вместе будем разговор вести.

И вот напротив он сидит на стуле, тот самый Ваня Шерстобитов. Всего лишь тридцать лет ему от роду. В родном селе, ребёнком был, Вьюном прозвали, такой вот скользкий у него характер. Водитель бывший, экспедитор — в сельпо он местном подряжался. С падением Советской власти смекнул наш Ваня очень скоро, что честный труд стал не в чести, и жизнь достойную так не построишь… И бизнес свой открыл, способности-то были. Автошки тайно похищал, разбор частями, сбыт устроил, и жизнь наладилась почти. В селе упорные о нём ходили слухи, что Ваня «миллионщик» настоящий, что в банках только держит деньги, и только — в трёхлитровых банках. Попал, конечно, в поле зренья он милиции, но спрыгивал умело, хитрый очень. Подельники его мотали сроки, а Ваня всё в свидетелях ходил, как настоящий.

А жизни образ — вёл довольно скромный. И есть семья, детишек двое, корову держит, огород сажает. Как у людей, короче, всё. Дом имел одноэтажный, а гараж — из кирпича, в нём «копейку» ставил, новое почти своё авто.

Был в себе Иван уверен и держался также — Снова вы, Андрей Андреич, жить спокойно не даёте. Что я сделал вам плохого? — в глазах слёзы навернулись, сам весь сгорбился, поморщилось лицо — Никаких делов не знаю по машине той елховской, а сосед, он глупый очень, пусть не выдУмыват, не врёт. По «УАЗу» вон тогда, тоже наговор скатали, слава богу, разобрАлись…

— РазобрАлись-разобрАлись — головой кивал Привалов — Да, артист совсем не слабый и талант твой пропадает. Приготовь письмо, ты, Павел — обернулся к оперу — На министра на культуры посылаем ходатайство, чтоб народного артиста Ване дали без задержки, он такое заслужил. И Крылов, он славный опер, стал записывать в блокноте, вид серьёзный был при этом…

— Нет, хороший мой и милый — с кресла пОднялся начальник и присел вплотную в Ване — нет, не спрыгнешь в этот раз ты, даже можешь не мечтать.

— Это мы посмотрим! — Иван не дрогнул даже взглядом — Нет доказухи никакой, а придурок этот скоро сам изменит показанья и…

— Да посмотрим мы, конечно, но не так всё это, милый! Много доказухи в деле, да ещё какой! И посадим в этот раз мы тебя наверняка, даже — без сомнения — Андрей Андреич не был полностью уверен, но что ещё он мог сказать.

— Не надо брать меня на понт! — Шерстобитова глазёнки сразу же просохли, и голос жёстким стал, так изменился — Могу поспорить даже я на водки ящик, что ничего у вас не выйдет — упёрся взглядом твёрдым в начальника милиции — ПосАдите меня, то водка ваша, а нет — тогда моя! Идёт? Согласны? По рукам бьём!?

— Нет, милый… — уже Привалов начал морщиться устало — Так не пойдёт… Банально это всё и мелко очень. Уж если спорить, то серьёзно, по настоящему держать пари. И у тебя, и у меня — «копейки есть в наличии. А кто проспорил, тот автО своё и отдаёт. Всё ясно? По рукам!? Или понты одни ты гнать умеешь?…

Надолго пауза зависла в кабинете. Не ожидал практичный Вьюн такого поворота. А отказаться было за падло, сам же затеял передрягу…

— Конечно, без базара — скривил в улыбке губы и руку протянул он для пари — «Копейка», так «копейка», вторая мне не помешает — Эх и наглючий этот Ваня Шерстобитов!

— Ну вот и хорошо, разбей нас, Павел! — Андрей Андреевич восторг и радость в голосе создал искуссно — И в камеру его спусти, а я домой поеду.

А выйдя на крыльцо, Привалов картину дивную такую наблюдал. Уставившись в него, «глазами» круглыми смотрели три «копейки», те самые, о них сейчас поведал Вам. Стояли — в ряд, ну точно, как в шеренгу…

Отсидел наш Ваня Шерстобитов, как миленький он срок свой отмотал. Ему других ряд эпизодов был доказан, на пятилетку с гаком насчитали. А «Жигулёнок» (предмет спора), весь в погашение ущерба он пошёл, так суд определил сурово, справедливо.

Андрей Андреевич Привалов после спора вскоре в отставку вышел, и выслуга и возраст позволяли. Оставил в МВД родном и службы двадцать лет, и нищенску свою зарплату. Давно он приобрёл приличную машину, на выигрыш в пари не претендует.

 

Ошибка вышла

Из обвинительного заключения по уголовному делу:

Петров П.П. 26 марта 2010 г. примерно в 22 часа 30 минут в помещении детского сада № 20, расположенного на ул. Комсомольской в г. Энске Энской области, из личных неприязненных отношений, умышленно нанёс ряд ударов руками по лицу своей жене Петровой А.П., причинив ей менее тяжкие телесные повреждения…

(Фамилии, инициалы подсудимого, потерпевшей и третьего персонажа изменены)

Показания потерпевшей, основного свидетеля и подсудимого в судебном заседании:

— Потерпевшая: С мужем Петровым П.П. я проживаю уже семь лет. У нас двое детей, одному семь лет и второму… восемь. Живём мы с мужем, в принципе, нормально. Правда, иногда ревнует, думает, что изменяю ему. Но я этого не делаю, конешно. Если прихожу домой поздно, то только в связи с исполнением служебных обязанностей. Я работаю воспитателем в детском саду. Родители иногда опаздывают и приходится с детьми сидеть до ночи. Вот потому так и получилось…

В тот вечер я только-только проводила последнего ребёнка из моей группы, как пришёл муж и устроил скандал. Вот и всё, што тут рассказывать-то. Ударил меня немного в лицо, нос сломался… Нет, я претензий к нему не имею, не сажайте его, пожалуйста… Да, семье он, конечно, нужен. Пусть работает…

Што?… Да, был в это время ещё наш сторож — студент Сидоров Василий. Он зашёл в детскую спальную в связи с исполнением служебных обязанностей. Сидоров Василий, когда пришёл муж, сразу убеж… удалился…

Што?… Почему подсудимый замок на входной двери взломал? Так, ваша честь, сторож Сидоров Василий, видимо, запер… в связи с исполнением служебных обязанностей… Нет вопросов не имею, ни к подсудимому, ни к свидетелю Сидорову Васи…

Што?… Всё-всё, присаживаюсь.

Свидетель Сидоров В.В.: Учусь в университете. Подрабатываю в детском саду ночным сторожем. На смену заступаю в 20 часов и — до восьми утра… Петрову Анастасию Петровну знаю второй год… по работе, в связи с исполнением служебных обязанностей.

В тот вечер пришёл муж Петровой Анастасии Петровны и побил её… Я ничего не видел и не слышал, так как из детской спальни сразу ушёл к себе на проходную…

Нет, ваша честь, меня он не бил. Лицо у меня само разбилось, когда о порог споткнулся…

В помещение садика, ваша честь, я зашёл в связи с исполнением служебных обязанностей, надо было форточки проверить… Понял, присаживаюсь.

Подсудимый Петров П.П.:Работаю на заводе токарем. С женой отношения нормальные, побил её по ошибке, думал она мне изменят… Чего?… С самого начала рассказывать?…

Ну это… Вечером жена опять не пришла с работы вовремя… Я, ваша честь, по-дурости своей, распсиховался и побежал к ней на работу… Дверь была заперта на нутряной замок. Я поднатужился и дверь выдавил, ригель погнул. Жена сидела на кровати голая. В одних… стри… стри…, да-да — в стрингах одних была. Я ж не знал тогда, что она переодевалась, как раз, в домашню одежду. Думал — изменят, ну и наподдавал ей. Студенту я тож… Сторожа я не трогал. Он у дверного косяка стоял… В связи с исполнением служебных обязанностей. Сразу уйти хотел, но запутался в штанинах и через порог упал. Тут же встал и… удалился…

Свидетель Сидоров В.В.(с места): Я когда форточку закрывал, потянулся и пуговица на брюках оторвалась. Анастасию Петровну я обнажённой не видел, форточка в другом конце помещения была… Понял, ваша честь, без разрешения больше говорить не буду…

Подсудимый Петров П.П.:Да, ваша честь, вину свою признаю полностью.

Я ж говорю, думал жена мне изменят… Настя, (обращается к потерпевшей Петровой А.П.), прости меня, пожалуйста… Ошибка вышла…

 

Любовь зла…

Из обвинительного заключения по уголовному делу:

Альфонсов А.Б., будучи ранее судимым за мошенничество, должных выводов для себя не сделал, на путь исправления не встал и вновь совершил преступления.

Освободившись в октябре 2007 г. из мест лишения свободы, Альфонсов поселился у своей бабушки в селе Кукуево Энского района Энской области. Там он познакомился с семьёй Наивновых. 16 декабря 2007 г. Альфонсов подал заявление на регистрацию брака с Наивновой К.В., проживавшей с родителями в собственном доме № 71 по ул. Колхозной. В связи с чем, Наивновы доверяли ему, как будущему родственнику.

6 января 2008 г. примерно в 16 часов, находясь в вышеуказанном доме и зная, что в шкафу находится крупная сумма денег, Альфонсов воспользовался отсутствием хозяев и совершил кражу денег в сумме 17 тысяч рублей, принадлежащих родителям своей невесты.

Скрывшись с места происшествия, он в тот же день с похищенными деньгами уехал из села в неустановленном следствием направлении.

В феврале 2008 г. Альфонсов возвращается в село Кукуево, просит и получает прощение у Наивновых, обещает вернуть все 17 тысяч, которые неудачно вложил в бизнес, а так же обещает, несмотря ни на что, жениться на их дочери Клавдии. После чего, вторично подаёт заявление на регистрацию брака с Наивновой К.В.

26 марта 2008 г. примерно в 17 часов, находясь в вышеуказанном доме и зная, что в шкафу находится крупная сумма денег, Альфонсов воспользовался отсутствием хозяев и совершил кражу денег в сумме 12 тысяч рублей, принадлежащих Наивновой К.В.

Скрывшись с места происшествия, он в тот же день с похищенными деньгами уехал из села в областной центр Энск, оставив невесту, но не оставив адреса своего будущего места жительства.

В г. Энске Альфонсов поселился у своей знакомой Бессчастновой В.К., с которой в мае 2008 г. подал заявление на регистрацию брака и проживал вплоть до июля месяца, когда был взят под стражу.

Тем самым Альфонсов А.Б. совершил преступления, предусмотренные ст.158 ч.2 УКРФ… (фамилии, инициалы всех персонажей изменены)

Показания подсудимого, свидетеля и потерпевшей в судебном заседании:

Подсудимый Альфонсов А.Б.: Вину свою, якобы, в кражах денег у Наивновой Клавдии признаю частично. Я Клаву очень люблю и…

Свидетель Бессчастнова В.К. (с места): Это кого ты там любишь! Ах ты сволочь!..

Извините, ваша честь, больше не буду… Ел, пил, спал… за мой счёт три месяца, а любит он Клаву!.. Всё-всё, ваша честь, молчу…

Подсудимый: Я повторяю… Я люблю Клаву и я не мог с ней так поступить по определению… Да, ваша честь, могу и по существу дела. Деньги я взял типа в долг, на раскрутку своего будущего бизнеса. Я хотел сначала стать обеспеченным человеком, приехать к Клаве на крутой машине и жениться на ней, несмотря ни на что…

Свидетель Бессчастнова В.К. (с места): Во козёл!.. Больше не буду, ваша честь, извиняюсь.

Подсудимый: На чём я остановился?… Да-да, я Клаву люблю и всё равно на ней женюсь. Клава (обращается к потерпевшей), мы будем вместе! И жить будем хорошо и в достатке… Лишь бы суд поверил мне и не дал реальный срок…

Да, ваша честь, заявление в ЗАГС я подавал и с Бессчастновой. Это была моя минутная слабость. На самом деле я любил и люблю Клаву… Поверьте мне, ваша честь, не лишайте меня свободы, дайте возможность честно трудиться…

Что-о?… Так я, ваша честь, и не скрывался с деньгами. Я ж говорю, хотел раскрутить свой бизнес, а потом вернуться и жениться на Клаве… Не давал о себе знать потому, что бизнес пока не налаживался, чего лишний раз расстраивать Клаву-то… Что?… Ну какой бизнес… много вариантов было, рассказывать долго очень…

Нет, ваша честь, вопросов к потерпевшей и свидетелю у меня нет. Я только хотел бы попросить у этих женщин прощения за-а… причинённые неудобства. Если б милиция меня не задержала, я был бы уже успешным человеком и давно бы окупил те деньги, что позаимствовал у своей любимой на раскрутку. Простите меня, Клава и Валя, пожалуйста, вот ведь как жизнь с нами обошлась… Всё-всё, ваша честь, плакать больше не буду…

Свидетель Бесчастнова В.К.: С Альфонсовым я познакомилась года три назад. Потом он куда-то сгинул, а месяца три назад всплыл опять. Узнал, что я до сих пор одна, говорит, Валя, жить без тебя не могу… Я, дура, и поверила. Я ж не знала, что он сидел, а потом ещё и эту… Клаву обобрал…

Подсудимый (с места): Валя! Ну ка-ак тебе не стыдно так говорить! Не оббирал я… Да-да, ваша честь, больше не буду…

Свидетель Бессчастнова В.К.(на вопрос судьи)… Да ничем он не занимался, ел да спал, днём пропадал куда-то, бизнес, дескать, налаживает. Ссуду, говорит, возьми в банке, раскрутиться надо. Я, дура, и оформила на 70 тысяч, мы ж заявление уже в ЗАГС подали… Слава Богу, получить не успела, его милиция забрала… Не-ет, про Наивнову он мне ничего не рассказывал, узнала о ней в милиции…

Потерпевшая Наивнова К.В.:…С Толей мы познакомились в конце прошлого года, он приехал к своей бабушке — нашей соседке, у которой и стал жить. Потом он стал жить в нашем доме, мы собирались пожениться. Отношения у нас хорошие… Толя — хороший… добрый, заботливый… Ему только не везёт с… этим… с бизнесом…

Свидетель Бессчастнова В.К. (с места со вздохом): Ну ты, девочка, даёшь…(крутит пальцем у виска).

Потерпевшая Наивнова К.В.: Я претензий к Толе не имею и… Что, ваша честь? Всё по порядку рассказывать?… Ну я ж и говорю, он уехал, чтобы денег побольше нам заработать, потом вернулся, потом опять уехал. Не везло ему с… этим… ну как его…

Судья (закрыв лицо ладонью): С бизнесом.

Потерпевшая Наивнова: Да-да — с бизнесом… Ну да, сначала он взял 17 тысяч, потом — 12 тысяч, не везло ему… Я претензий к Толе не имею и я от этого… от гражданского иска отказываюсь, и я…

Судья (ни с того ни с сего): Он же кину… Он же кражу у вас совершил… на 30 тысяч почти!..

Потерпевшая Наивнова К.В.(утирая слёзы с глаз): Я и сама так раньше думала, а тут вон что выясняется… Он же не украл, ваша честь. Толя любит только меня и не мог так со мной поступить. Отпустите его, пожалуйста… Мы же не можем друг без друга…

Свидетель Бессчастнова В.К.(с места): Ага, особо он без тебя…

Подсудимый Альфонсов А.Б.(с места и всхлипывая): Клава, мы всё равно будем вместе, мы всё равно будем счастливы…

Судья: Замолчали все быстро!.. Не соскучишься с вами, ребята…

 

Дискотека

(показания хулигана в суде)

Из обвинительного заключения по уголовному делу:

Бесстыжев Б.Н. 1983 года рождения, будучи в состоянии алкогольного опьянения, 2 июня 2009 г. примерно в 22 часа 30 минут в танцзале клуба посёлка Энский Энского района Энской области поссорился со своей сожительницей. Когда последняя отказалась уходить с дискотеки, вышел в фойе, где снял со стены зеркало и разбил о батарею отопления, выражаясь при этом грубой нецензурной бранью.

Продолжая свои хулиганские действия, примерно через 15 минут Бесстыжев Б.Н., раздевшись на улице, вернулся в танцзал клуба только в одних трусах. Стал искать свою сожительницу. Не обнаружив её среди посетителей дискотеки, поднялся на сцену, где умышленно опрокинул стол, с находившимися на нём музыкальным центром.

На замечания директора клуба отвечал грубой нецензурной бранью.

Затем, встав спиной к залу, снял с себя трусы и бросил их через плечо в посетителей дискотеки, заявив в непристойной форме, что его ягодицы более интересны проводимого мероприятия. После чего удалился через запасной выход.

Продолжая свои хулиганские действия, примерно через 10 минут Бесстыжев Б.Н., в том же обнажённом виде вернулся к клубу. В связи с тем, что двери клуба были уже заперты изнутри, стал стучаться и, употребляя грубую нецензурную брань, требовать, чтобы его пустили в помещение. Не добившись положительного результата, умышленно кулаком разбил стекло одного из окон клуба и пытался проникнуть внутрь, но был задержан прибывшим на место происшествия участковым инспектором.

Тем самым Бесстыжев Б.Н. совершил преступление, предусмотренное ст.213 ч.2 УК РФ. (фамилия обвиняемого изменена — авт.)

Показания подсудимого Бесстыжева Б.Н. в судебном заседании:

Уважаема госпожа судья!..Чё? КакА «ваша честь»? А-а… понЯл. Уважаема честь, я вину свою признаю частично… адвокат велел. Я зеркало разбил и стол опрокинул не нарошно, трусы снимал — тоже… это, как его, без умысла. Чесно слово… Чё? С начала самого рассказывать? А-а… понЯл…

Ну вот, я и говорю… Пришёл я в клуб с Люськой своей. Был, конешно, выпимший… Врать не буду. Люська тоже вмаза…выпимшая была. Эх и расплясалась там с соседом нашим Витькой. Я говорю ей, хватит, шала… хватит, говорю, бессовестная, так вести себя. Пойдём, говорю, домой. А она меня не слушат, опять в пляс пустилась.

Тогда я распсиховался и пошёл домой один. Когда выходил через вюстибюль, задел случайно плечом зеркало на стене. Хотел поймать, а оно от рук моих срикошетило и об батарею разбилось. Чесно слово, ваша светлость…

Потом я решил всё же за Люськой вернуться. У крыльца поскользнулся и в лужу упал. Запачкал и рубашку, и брюки. Разделся и в трусах зашёл…Чё?…Ну я ж говорю, госпожа честь, в грязной одежде стыдно было заходить, клуб всё же…

Люську я искал-искал в толпе, никак не мог найти… Потому и зашёл на сцену, сверху хотел поглядеть. Стол с музыкой я не опрокидывал, чесно слово. Просто, когда шёл мимо, сильно размахивал руками и зацепил случайно. Я — не нарошно, чесно слово…

Трусы специально я с себя не снимал и жо… Чё?… Всё-всё, ваша судья, больше не буду… Я на чём остановился?… Ну да, я и говорю, когда стол с музыкой падал, задел углом за мои трусы и порвал их вместе с резинкой. Потому я сразу и повернулся к залу жо… нет-нет — спиной… и сразу через задний проход из клуба ушёл…

Чё? Нет, наша судья, трусы свои я в зал не кидал. Они сами с руки слетели и в толпу прилетели. Я — не нарошно, чесно слово…

Да, музыка плохая была, дискотеку восьмидесятых крутили. Но я не говорил, что мои… эти, ну как их, ягодницы… задница, короче, поинтересней будет. Меня, видать, не расслышали. Я сказал: «Чё вы уставились на мою… попу, поинтересней ничё что ль не видали»…

Да, наша честь, так я и сказал… А чё вы все смеётесь-то?… Я ж — не нарошно.

Окно я тоже не вышибал. Я поскользнулся на мокрой траве у стены, меня на окно и мотануло. Я — не нарошно, чесно слово… Вы чё смеётесь-то все?… Ну я тогда не знаю, чё рассказывать, ваша мать…

Чё?… Чё признаю? Ну… это… признаю, выпимши я был, не отрицаю, ну и по наматерному ругался… Чё там ещё адвокат-то говорил… забыл уже.

Ну-у, опять все смеются…

 

Политическое дело

(показания потерпевшего в суде)

Из обвинительного заключения по уголовному делу:

Вечером 11 июня 1991 г. у дома № 8 по ул. Заводской в г. Энске Энской области Иванов И.И., будучи в состоянии алкогольного опьянения, в присутствии посторонних лиц оскорбил нецензурно своего знакомого Абрамова И.Ч., высказавшегося о том, что на предстоящих выборах Президента России собирается голосовать за Ильцина Н.Б.

12 июня 1991 г. примерно в 18 часов Абрамов И.Ч., будучи уже сам в состоянии алкогольного опьянения, находился на лестничной площадке второго этажа пятого подъезда вышеуказанного дома. Встретив там направлявшегося к себе в квартиру потерпевшего, Абрамов И.Ч. из личных неприязненных отношений умышленно кухонным ножом нанёс Иванову И.И. удар в область грудной клетки, причинив менее тяжкие телесные повреждения.

Тем самым, Абрамов И.Ч. совершил преступление, предусмотренное ст.109 ч.1 УК РСФСР.

(Фамилии, инициалы обвиняемого, потерпевшего и третьего персонажа изменены)

Показания потерпевшего Иванова И.И. в судебном заседании:

Да, я Иванов Иван Иванович сорок четвёртого года рождения… Нет, судим никогда не был… Женат, дети взрослые уже… Работаю водителем — крановщиком в ПМК-1, двадцать шестой год… Русский… Двадцать лет — состою в КПСС…

С Абрамовым мы проживаем в одном подъезде… Нет, никаких отношений с ним не поддерживали. Я вкалываю всю жизнь, а он — барахлом на рынке спекулирует. Он и моложе меня лет на двадцать, так что ничего общего у нас нет…

Да, накануне выборов вечером я выпил с мужиками пару кружек пива. Во дворе мы были, в домино играли. Абрамов тогда подсел за стол, стал хвастать, какой он крутой, денег у него, дескать, куры не клюют. Говорил, что завтра вот Ильцина выберем, и вам, коммунякам, хана придёт.

Я не выдержал, говорю, ах ты, морда фарцошная, ты чего тут плетёшь. Советская власть тебя, гадёныша, вырастила, выучила бесплатно и в школе, и в институте, а ты тут развыступался. А Ильцин твой, говорю, человек несёрьёзный, перебежчик и провокатор…

Чего — хватит? Чего — ближе к делу?… Я и говорю по делу. Он тридцать лет коммунистом числился, главным членом Москвы был, атеистом — до мозга костей! А щас, видите ли, образумился. Партбилет бросил на публику, в церкви стал молиться перед телекамерами. Верующий стал, абзац всему!..

А я что, не по существу дела разве показания даю? Как было, так и рассказываю. А почему вот вы, товарищ судья, секретарю сказали, чтоб в протокол сейчас мною сказанное не вносила? Это разве порядок?…

Я не учу вас, но и сам — пока ещё не подсудимый, чтоб со мной таким тоном разговаривали…

Да… Буду по сути говорить… Нет, Абрамова в тот вечер я нецензурно не оскорблял, обозвал только мордой спекулянтской. Это было. А я что, разве не прав? Все ж спекулянты и бандиты за Ильцина голосовали… и другим на уши лапши навешали. Потому и протащили этого Иуду…

Что? Опять — не по существу дела? Ну я тогда не знаю. О чём говорить-то?… А-а… ну да… Подбежал Абрамов ко мне и ткнул ножом в грудь. Чего тут рассказывать-то…

А Ильцин этот, алкаш недолеченный… Всё-всё, молчу…

Нет, к подсудимому я претензий не имею, а во-от к этому бывшему члену!.. Всё-всё больше не буду… Извините…

Что?… Вопросов ни у кого ко мне нет?… Могу удалиться? До свидания, а предателя этого под суд надо, а не в пре… Всё-всё, ухожу…

 

Былое

Семья Загладиных в Матвеевке своим благополучием конечно выделялась. А почему ему не быть, благополучию-то, если Пётр Иванович, глава семейства, мужчиной был на редкость не пьющим. С измальства трудится в родном совхозе. А последние годы вообще считается лучшим механизатором. Зарабатывает хорошо, хозяин безупречный. Дом у него, как картинка стоит, во дворе скотины полно всякой. Справный, короче, хозяин, никто спорить не будет. И говорят даже, а люди зря болтать не будут, что за двадцать лет совместной жизни ни разу Пётр не изменил своей супруге Капитолине. Вполне возможно, коль практически он не пьющий, а уж в родной Матвеевке — это сущая правда. Характером Пётр Иванович был спокойным, основательным. И Капитолина Игнатьевна его — тоже женщина неплохая, но хитрая с детства была. Много лет продавцом уж работает, водчонкой на дому приторговывает. А чего ж не приторговывать, коль муж не пьющий и доход дополнительный никогда не мешает. Петю своего она боготворила. Да и как такого мужа не любить? Сами-то подумайте…

А проблема возникла у супругов Загладиных, когда подросла дочь старшая — Зина. И проблема эта, как потом узнаете, уважаемый читатель, далеко не шуточная. Красавицей Зиночку конечно не назовёшь. Полная копия мамы. Но милая девушка, приятная. Злые языки по селу болтали, что Зина вовсе и не от Петра Ивановича, а от заезжего одного молодца. После культпросветучилища прислали того в Матвеевку клубом заведовать. По паспорту был он Никулиным Костей, но в селе его звали Юркой, как однофамильца знаменитости. Был Никулин Константин очень уж хорош собой, и осанкой, и внешностью. К тому же — разведённый. На баяне играл неподражаемо. А как пел… Это надо было слышать. Вот девки матвеевские и таяли. И не одна, говорят… А Капа-то и Петя тогда уже дружили, в осень к свадьбе готовились. И вот, одним июльским утром пастух гнал стадо на рассвете. Обнаружил в проулке вдрызг пьяного Никулина. Был завклубом к тому ж основательно побит. Следующим днём собрался Костя и из Матвеевки исчез навсегда, не позаведовав и трёх месяцев. А Капа и Петя, не дождавшись осени, вскоре поженились. Не успело пройти девять месяцев, как родилась у них доченька Зиночка. Бабы, слушая капину мамашу о недоношенном ребёнке, кивали головами и, отвернувшись, хитро друг на друга поглядывали. Но болтовня по селу продолжалась недолго, а затем и вовсе прекратилась. Через два года у Загладиных родилась ещё дочка, Танюша, и вопрос был полностью исчерпан.

Но мы, уважаемый читатель, немного отвлеклись от сути повествования. Короче, получилось так, что в десятом классе Зина полюбила Сергея Николаевича Ершова. И полюбила серьёзно, не по-детски, по-взрослому. Ершов проживал в райцентре. Работал участковым инспектором. Обслуживал три села, в том числе и Матвеевку. По роду службы частенько наезжал на «Урале» служебном и в родное зинино село. В основном приезжал он по выходным в сельский клуб, где танцы проводились. Следил, чтоб не очень трезвые парни до смерти не переполосовались. Был Сергей Николаевич лет на семь постарше Зиночки. Проживал с молодой красавицей женой, которую привёз из Елабуги, где в школе милиции учился. Детей у них не было, и кто-то говаривал, что уж слишком у жены участкового характер капризный. А Сергей Николаевич сам был мужчиной видным. Высокий, сильный, с глазами зелёными. Девок матвеевских не чурался, а вот на Зину внимания не обращал. Да и какое может быть внимание к малолетке? А Зиночка, как с ума сошла. Да и что тут удивительного, если человеку от роду всего семнадцать лет. Ей экзамены выпускные сдавать, а перед глазами один Серёженька стоит. И все мысли, как до субботы дожить, чтоб вновь его увидеть. Голос его услышать, хоть и не к ней обращённый. А надо сказать, что Зиночка девушка серьёзная была, и скрытная. Подруг у ней, можно сказать, и не было. С матерью — тоже вовсе не откровенничала. В себе всё держала. Такой вот характер у девушки необычный.

Школу Зина закончила. Без троек даже. В город поехала, в институт поступила. На экономиста. В институте, конечно, от парней в глазах рябило. Зиночка — ни с кем. Сокурсницы посмеивались — Это ж надо так над девственностью своей трястись. Уму непостижимо.

А у Зины один Серёженька в глазах. Выходных не могла дождаться и скорей в Матвеевку, благо от города всего сорок километров. А вечером — в клуб. Серёжу своего ненаглядного увидеть, голос его бархатный услышать. Ершов же зимой на радость многим девчатам, не говоря уж о Загладиной, с женой развёлся. Зину так и не замечал. Да и как он мог заметить, если внешностью Загладина не выделялась, а повода, даже намёка на свои чувства давать не смела. Так прошёл год. Неизвестно, сколько бы любовь эта тайная продолжалась, если бы не случай один…

Не поделили что-то парни из соседней Теньковки с матвеевскими. И в один из летних вечеров нагрянули на двух грузовиках в Матвеевку. И сразу — к клубу. Числом — не меньше тридцати, пьяные все, естественно. Местные такой организации и напора не ожидали, да и числом поменее их было. Короче — силы не равные. Вот и взялись теньковские гонять местных вокруг клуба и в окрестностях. Тут и девчонкам многим перепало, кто за парней своих заступаться вздумал… И в разгар этого побоища подъезжает на мотоцикле участковый. Смотрит, без «Макарова» не обойтись. Раз выстрелил в воздух, другой. Беспорядки вроде прекратились. Одни и так уже устали, другие тоже поутихли. Но тут один из теньковских, или дерзкий уж такой, но, вернее, не соображал уж полностью, выбежал из темноты и со всего размаха участковому — штакетиной по голове. Ершов упал, как подкошенный, пистолет выронив, а этот отмороженный опять намахивается, и ещё двое таких же подбегают…

Вмиг спустилась с клубного крыльца Зиночка Загладина и кинулась спасать любимого. Кричит, плачет. Того, что со штакетиной, с ног свалила, в волосы ему вцепилась. Тут и Ершов опомнился, сумел подняться. Глядя на такое дело, разбежались теньковские. Участковый пистолет обронённый принялся в траве искать. А шок то, видимо, прошёл. Ослабел Сергей Николаевич и прилёг в траву. Зиночка здесь и сорвалась. На грудь ему упала. Обнимает любимого, по волосам гладит, лицо целует. Ласкает ненаглядного, как может, всем телом к нему льнёт. Люблю — шепчет — тебя, Серёженька — всем сердцем люблю…

— Ты бы лучше ствол помогла найти, девочка — смеётся Ершов — да голову мне перевязала.

А Зина не слышит ничего, почти рассудок потеряла. Но всё ж опомнилась, поднялась с любимого своего. И во время — подошла тут молодёжь местная. Помогли участковому подняться, пистолет отыскали. Зина тем временем совсем осмелела. Давайте, говорит, Сергей Николаевич, ко мне домой поедем. Мы с мамой Вас перевяжем. Фельдшер наш, говорит, всё равно в отпуске, в санаторий уехала…

Дома у Загладиных перепуганная Капитолина Игнатьевна участкового йодом намазала, бинтом перевязала. Пётр Иванович водки хорошей налил для дезинфекции. И сам выпил с участковым, и закусил. А Зиночка глаз влюблённых с Ершова не сводит. А тот только посмеивается — Спасибо, Зиночка, спасла меня. Век не забуду. — Но про те ласки и поцелуи неожиданные деликатно промолчал. Но Капитолина и сама всё поняла, на доченьку свою старшую посмотрев в те минуты. Как уехал участковый, закрылась с Зиной на кухне. Не мучай, говорит, дочка себя зря. Не полюбит он тебя. Он мужик видный уж очень, выбирать будет. А мужики, говорит, в первую очередь на личико девичье глядят, на — сисички и попочку, а остальное всё для них вторично. Не подойдёшь ты ему, зря намучаешься только. Да и работа у него, сама видишь, какая опасная. Мало ли что случиться может. Забудь, говорит, его доченька, напрасные страдания…

Ничего не ответила Зиночка матери, не вызвалась на разговор откровенный. Махнула рукой Капитолина Игнатьевна и спать ушла.

И права ведь мама зиночкина оказалась. Теперь при встрече с Зиной Ершов только здороваться стал очень уважительно. И всё, и ничего более. Надежды зиночкины рушились окончательно. Лучше б и не было того вечера, тех поцелуев выстраданных. Так надежда хотя б оставалась…

Так прошло ещё около года, за который совсем Зина Загладина сдала. Осунулась, круги под глазами, слова из неё не вытянешь. Даже Пётр Иванович заметил — Что это с ней? — спросил как-то у супруги — Что-то не то, по-моему? — Ничего не стала отвечать Капитолина, плечами пожав, но в тот же вечер окончательно решила дочери помочь. Вечером поделилась своими планами с Зиной. Вскинулась та от слов таких матери, забилась дрожью всем телом, замотала резко головой в отрицании — Да разве можно так, мама!.. — А потом вдруг согласилась — Будь, что будет! Не могу я уж больше…

В ближайшую субботу, когда танцы в клубе завершились, Зина очень уж быстрым шагом подошла к участковому и, стараясь не встречаться глазами, глухо произнесла — Сергей Николаевич, мама просила зайти к нам сегодня… У неё для Вас информация есть какая-то… — Ершов подозрительно посмотрел на девушку — Ну поехали тогда.

Усевшись на мотоцикл за спиной любимого и обхватив его руками, Зиночка думала одно — «Теперь я тебя не отпущу»…

Пётр Иванович с младшей дочерью как раз в городе были, родню навещали. Дома ждала одна Капитолина. В передней комнате стол накрыт. Да как накрыт! Салаты, грибочки, огурчики махонькие закусочные, селёдочка приправленная, курочка копчёная и так далее, и тому подобное…

— Вы что, гостей ждёте? — участковый настороженно посмотрел на хозяек, младшую и старшую.

— Ждём-ждём — не растерялась Капитолина Игнатьевна — и Вы присаживайтесь, перекусите, нашей наливочки отведайте домашней с устатку-то…

— Спасибо, но мне некогда. Честное слово… В другой раз уж как-нибудь…Вы что-то хотели мне сообщить?

— Нехорошо так, молодой человек — умудрённая жизнью Капитолина Игнатьевна поняла, надо срочно забирать инициативу — какой может быть разговор у порога. Мы ж не кулугуры какие… Зина, поухаживай за гостем, покажи, где руки можно помыть…

Вскоре за столом шёл живой разговор троих взрослых людей о закончившейся посевной, об объявленной недавно Горбачёвым какой-то перестройке или перекройке, о певице Пугачёвой и прочее и прочее… После третьей рюмки домашней ядрёной наливочки Ершов, отведав уже всей расставленной вкуснятины, неожиданно почувствовал приятную слабость в ногах и непонятное общее состояние. Увешанные коврами стены в глазах Сергея Николаевича как-то странно стали преломляться, голоса Зины и её матери слышались из какого-то далёка. Эти голоса провели его в другую комнату и бережно прямо в форме уложили на белоснежную перину. Тут же пропел голос старшей Загладиной — Теперь уж, дочка, сама соображай — послышался шум прикрываемой двери. А затем перемешалось всё как-то и слилось: и приблизившийся голос Зиночки в единственной фразе — Я люблю тебя, Серёженька — и почему-то оглушающий звук снимаемой одежды, и упругость её девичьей груди, и девственная красота тела, и бесконечные поцелуи, и ставшая вдруг долгожданной близость с девушкой этой изумительной…

Проснулся Ершов, когда на улице уже светило солнце. Положив голову ему на грудь, мирно посапывала Зиночка. Была уже в кружевной сорочке. Пышные, недавно промытые волосы ещё не просохли. «Ну и дела», подумал участковый, окончательно поняв, что это всё не сон. Вскоре Ершов с обеими хозяйками сидел на кухне и пил чай с только что испечёнными пирогами. Разговор явно не клеился. Наконец Ершов свои мысли высказал вслух — Капитолина Игнатьевна, Вы серьёзно… хотите таким образом женить меня на Зиночке?…

— Ваше дело молодое, вам и решать — поджала губы Капитолина, с шумом поднялась из-за стола и удалилась. Зина всё продолжала дуть в давно остывший чай, боясь поднять глаза.

— Ладно, девочка моя, поживём-увидим — Сергей Николаевич своей большой ладонью провёл Зиночке по волосам, поцеловал в щёчку и степенно удалился.

И надо сказать, что на следующий день буквально почувствовал Ершов, что скучает по Зине, её губам тёплым и неуклюжим ласкам. Уже во вторник Сергей Николаевич вновь ужинал у Загладиных. Ничего не понимавший Пётр Иванович, выйдя вслед за супругой в сени, спросил о цели визита участкового. Капитолина, окрылённая успехом проведённой операции, живо отмахнулась — Сам щас поймёшь — и поспешила вновь за стол. Разговор шёл естественно и непринуждённо. Счастливая Зиночка при отце ещё стеснялась прижиматься к Серёженьке своему. Беспрестанно смеялась и даже скорчила сестрёнке рожицу, чего давно уже себе не позволяла…

— Сергей Николаевич — Капитолина проницательным взглядом будущей тёщи посмотрела на гостя — а Ершов-то Николай Палыч Вам случайно не родственник?

— Нет, не родственник — Ершов весело подмигнул сидевшей напротив Танюше — И вообще я ведь городской сам. И даже фамилия и отчество мне от отчима достались, когда усыновил меня. А папаша мой, Никулин Константин, ушёл от нас с мамой. Мне ещё года не было…

Громкий удушающий кашель подавившейся тяжёлым пельменем Капитолины заглушил последние слова Ершова. Пётр Иванович молча налил полстакана водки, молча выпил и, не закусив, ушёл во двор скотину убирать. Не успела за отцом захлопнуться дверь, а Зиночка уже прильнула к своему любимому, что-то ласково нашёптывая ему на ухо. Танюша вся сияла и украдкой показывала сестре кулачёк с поднятым вверх большим пальцем. А Капитолину словно подменили. Прокашлявшись, она устало поднялась из-за стола и, ничего не говоря, удалилась в переднюю комнату. Включила телевизор и тупо уставилась в экран. Молодая парочка, скоро закончив трапезу, ушла на улицу. Вернулась Зина за полночь. Неожиданно обнаружила, что мать, сидя в потёмках на кухне, её дожидается.

— Вообщем, Зина, я не знаю, как тебе сказать — голос Капитолины задрожал — но с Сергеем тебе встречаться ни к чему…

— Что случилось, мама?

— Ну как тебе объяснить, доченька — Капитолина Игнатьевна мучительно подбирала слова — Ты девушка…женщина взрослая…всякое в жизни бывает… Как бы греха не нажить вам с Сергеем-то… Не знаю… — Капитолина устало потерла опухшие веки — Может и хорошо всё будет. Не знаю…

Удар для Зины был страшным и оглушающим. На утро, не сказав никому ни слова, уехала в институт. Но вечером вернулась и строго настрого наказала матери не раскрывать эту тайну Ершову. Серёжу, говорит, я не смогу потерять, будь что будет. К Новому году они расписались. Зиночка убедила Сергея свадьбу не делать. Отметили торжество по-домашнему.

Как у молодых сложилось в дальнейшем, уважаемый читатель, догадайтесь сами. Впрочем, если бы история эта сложилась плохо, автор Вам её бы не поведал.

 

Ольга Юрьевна

Ночь медленно, но верно вступала в свои права. Ученик десятого класса Паша Свиридов скорым шагом вывернул из проулка на центральную улицу села к правлению колхоза. Там в одной из свободных комнат поселил председатель Ольгу Юрьевну, молодого специалиста из пединститута, что приехала преподавать в глухое это село.

Шёл Свиридов не просто так, а в шахматы играть, как и было ранее обговорено с новым классным руководителем. И шёл, надо сказать, уже не первый раз, а, может — пятый или шестой…

Началось всё три месяца назад. Тогда зашёл к ним в класс директор школы, израненый весь фронтовик, а с ним она — Ольга Юрьевна. В классе-то всего двенадцать человек, но среди них он, Свиридов Павел, в шестнадцать мальчишеских лет. И всё, пропал Пашка, как в класс она вошла. Среднего роста, худенькая, с короткой модной стрижкой, зелёными, чуть раскосыми глазами. А голос-то бархатный, а культура речи городского образованного человека, на пять-то лет всего постарше. Надо заметить, что и Свиридов, сын доярки и шофёра, в те годы профессий ещё уважаемых, человеком был очень даже смышленым и учился в классе лучше всех. К тому ж, и парень — видный, девчонки на танцах так к нему и липли…

А вот и окно, заветное такое. И свет в окошке этом, что так душу будоражит каждый раз при приближении. Вчера был только он у Ольги Юрьевны. Не стал расставлять фигуры после партии очередной. Перешёл по ту сторону доски шахматной к руководителю классному. Обнял её, в кресле сидящую, за плечи хрупкие, склонился к ней через плечо, прижался тихо губами к щеке её нежной. И забилось сердце сильно-сильно, когда не отстранилась вовсе Ольга Юрьевна, а гладить стала голову его вихрастую и, глаза прикрыв, нашла губы его губами своими.

И полыхнуло всё в Пашке ярким заревом. И задрожал он всем телом, и покрыл поцелуями неумелыми лик любимой своей. Поднял её на руки, и, замешкавшись чуть, положил на кровать очень бережно. Тут же сам примостился. Притронулся рукой несмелой к груди её упругой, другой — пуговки пытался расстёгивать. Часто-часто задышала Ольга Юрьевна, но в момент последний вдруг опомнилась. От себя отвела руки парня, зашептала глухо как-то — Нельзя, нельзя нам, Паша… школьник ты ещё… Ведь жизнь кончается не завтра — добавила потом — Люблю я тебя тоже…

Только подошёл к окну Свиридов, в которое стучал обычно, из-за угла кодла целая подваливает. Человек семь, наверное. Трое — одноклассники, и ещё — пацаны помельче. Самый здоровый из них, Ванька Савельев, довольный такой, ухмыляется весь, папиросина во рту — Чё, опять училку пришёл дрючить? Мы вчера понаблюдали в окошечко-то. Молоде… — не успел договорить. Приложился пашкин кулак прямо в челюсть со страшной силой. Хруст — на всё село. Другие и дёргаться не стали, никогда таким свирепым Пашку не видели. Удалились дружно. А Савельев в больницу попал с переломом…

Через два дня директор школы позвал Ольгу Юрьевну в себе в кабинет. Долго молчал, но сказал — Жалоба пришла… Уезжать тебе надо, дочка.

Не стала прощаться Ольга Юрьевна. Уехала в тот же день. А Пашка поздно узнал. Рванул на мотоцикле своём стареньком к вокзалу за десять километров. Не успел. Двадцать минут буквально не хватило. Рухнул на скамейку, застонал раненым зверем, обхватив голову руками, а потом расплакался совсем по-детски. Через полчаса отец на грузовике приехал. Затолкал в кузов мотоцикл, увёз мальчишку домой, ни о чём не спрашивая.

С тех прошли долгие годы. Не встретились они более, много уж очень людей в городах проживает. И женщин много достойных встретил по жизни своей Свиридов…

А Ольга Юрьевна осталась навсегда — той единственной… от Бога.

 

Вера и Надежда без любви

Советский Союз. г. Свердловск. 1987 год, июнь месяц.

Вот и всё! Четыре года — как с куста! Четыре года — той учёбы важной! И вот, Евсеев Михаил, в милиции, в УгРо он опер. Лишь двадцать пять ему, и жизнь вся впереди. Любимая работа — в городе Свердловске. Он вырос здесь, служить Отчизне так мечтал — бороться с уголовным миром. Мечта, сбылась, остался — месяц.

Но сейчас — пока студент, у двери находится. В зал — комиссия где заседает — по распределению. Тут же — однокашники, давно родными стали. Судьба решается которых, в приличной очень мере. Для Михаила это решено. И ректорат не против, и партком согласен. Он для формальности сюда явился и должность ждёт его давно.

А дома стол накрыт и праздник будет общий. Там мама с папой ждут — рабочие с завода. Сиротины придут, дружат двадцать лет, к тому ж они соседи. И, конечно, их дочка будет непременно. Вера на два года лишь моложе Миши. Ох давно-давно — нравятся друг другу. Когда с армии пришёл, встречала на перроне. Обняла, прижалась нежно и губами тёплыми к его губам прильнула… Вечером родители по даче вдруг соскучились, а Евсеев за два года по другОм истосковался. Вот вдвоём они остались, начали всё с танца…

Всё. Достаточно, довольно. Слишком я увлёкся. Отошёл от главной нити своего рассказа.

— Михаил Иванович — ректор обратился, и комиссия застыла молча в ожидании — Мы Вам предлагаем ехать в город Сочи, опера нужны там также и работы хватит. Вы учились хорошо, нет семьи, детишек. Вот и нужен выпускник с данными такими. Что ответите Вы нам, мнение какое?

Да какое может быть мнение особо. Вон друзей его в тайгу пачками сослали. А тут Сочи, это Сочи — лучший город он в Союзе! Кто же будет возражать!.. Но, суровый взгляд отца встал перед глазами — Ты о чём сейчас сказал, какое, на хрен, Сочи. Ты же людям обещал, болтуном же будешь… Это можно пережить, а что с Верой будет? Свадьбу ждёт она давно, в зиму собирались…

Пауза зависла тут, долго, неприлично. Куратор первым не стерпел — В жизни редко так бывает, ты подумай, Миша.

— Да, согласен я и рад, спасибо за доверие…

— Ну что сказать тебе, студент — закурил майор-начальник — Ты же в Сочи, не в тайге, здесь цивилизация. Есть у нас своя общага, условия нормальные. Комната лишь на двоих, и душ, удобства прочие, всё там есть, в поряде всё и — на том же этаже. Трудится будешь под моим ты чутким руководством. Не лодырь если и не трус, сработаемся точно. Хватает здесь её, работы этой нужной. Сезон курортный, он сейчас в разгаре самом-самом. И воровство есть, грабежи, и разное другое. Забудь ты красный свой диплом и всю свою теорию. Работать будешь на земле, не будет очень сладко. Жениться, думаю, пока совсем ты не желаешь?

— Конечно нет — Евсеев врал. Так не хотел он осложнять с начальством отношения.

И вот прошёл он, первый год, для молодого опера. Опасна служба и трудна, но очень занимательна. Общением — с людьми, и все такие разные. Отпускники кругом и рядом — с громадного Союза. Туристы иностранные — с обоих лагерей, а с ними переводчицы, девчоночки красивые без нижнего белья. Коллеги по работе, с добром они относятся к парню симпатичному, новому сотруднику. А паспортистка Людочка с таким лукавым взглядом и коренная сочинка (а это просто к слову) вовсе не осталась к Мише равнодушной. Под вечер раз, под выходные явилась в кабинет к нему. Присела на соседний стульчик и взглядом томным обвела — Есть на завтра два билета, на концерт хороший. Ты ж не местный, всё-таки, приглашаю я. И что молчишь, и что ты растерялся?

Нет, не смогу… Дежурство завтра — бездарно врал Евсеев, про свою невесту сказать не захотел.

Ну как хотите, ваше дело — и голос дрогнул голос, сразу вышла, дверь за собой не затворив. Неспокойно стало Мише, на душе паршиво. Но себя переборол, главное работа. Да и любит Верочку, видимо, наверное.

Тут и отпуск подошёл, трудовой и первый. Чемоданы собраны, самолёт на взлёте. Мысль тревожная пришла Михаилу в голову: Нет уж трепета такого перед встречей с Верой…

Вот и дома наш герой, целый год не видел. Пироги, понятно дело, мама наготовила. Про невестку разговор, всё в тонах восторженных. А отец, он, как всегда, после рюмок выпитых — Жить как дальше ты решил?! Ей рожать давно пора. Голову морочишь?!

Зазвенел тут колокольчик на двери в квартиру. Да, Сиротина пришла, такая же всё милая. Нет, поблекла всё же за год — думалось Евсееву, обнялись когда в прихожей, целоваться принялись…

А вернувшись в Сочи, прибыв на работу, первым делом он пошёл к начальнику милиции.

— Решим вам с комнатой отдельной — полковник добрый, улыбался — и без работы не оставим, учителя всегда нужны. Женитесь, дело молодое, и долго, хорошо живите. Но завтра, между прочим, дежурство у тебя. По графику, что — утвердил.

Не думал, не гадал герой наш, что суточное то дежурство изменит круто его жизнь. Сентябрь шагал по Побережью. Период лучший он для Сочи, сезоном бархатным зовут. А сутки плавно шли и гладко, и вечер к ночи приближался, звонок с дежурки всё испортил — Тут дамочку одну нагрели, к тебе сейчас её пришлю.

И вздрогнул Михаил Евсеев, когда вошла походкой плавной та потерпевшая по делу. Как поразительно то сходство! С актрисой — Симоновой Женей, её считал он эталоном и красивейшей женщиной земли.

— Меня ограбили сегодня! — в глазах растерянность с испугом — Вот отдохнула на курорте — улыбка тронула уста — Вы мне поможете, надеюсь, подарок мамин это…

— Да-да, конечно, несомненно — очнулся, всё-таки, наш опер — сначала протокол составим. Скажите всё мне по порядку, с анкеты и начнём.

— Надежда я, Сергеевна, Шатрова, в Саратове живу. Там родилась в шестидесятом — году далёком даже очень — кокетничать вдруг принялась лукаво — Работаю врачом в больнице, простуженных лечу, не только, короче — терапевт. Муж был, не очень долго, девчонкой вышла, не подумав… Сынуля есть, пять лет ему, такой вот взрослый парень. Приехала я в Сочи по путёвке. В пансионате проживаю, в номере с соседкой. На пляже парень подошёл, назойливый, противный. Назвался Стасом, в провожатые просился. Так и до номера дошёл, где еле распрощалась. Зашла, а дверь незапертой осталась. А вышла с душа, Стас — в дверях и тут же убегает. И часики златые с тумбочки пропали. Мне мама их на четверть века подарила. Что я смогу сказать ей, страшно даже. А после завтра — самолёт. Вы слышите меня, на самом деле? Какой-то вид у вас совсем уж отречённый…

Нормальный вид — пришёл в себя и начал запись делать в протоколе — Найдём мы Стаса вашего, спокойны будьте. Поедем вместе по кафе, по ресторанам, где трётся вечерами весь наш сброд. И участкового с собой возьмём на помощь…

Скажу Вам сразу, уважаемый читатель, тот рейд успеха не имел. Но очарован был Евсеев, это точно, общением с той женщиной нежданной. Её умом и чувством юмора хорошим, манерой разговора и жестАми. И сделал вывод — не встречал такую, про Верочку свою совсем он позабыл. Тот интерес, скажу я прямо, взаимен был без удивленья. Надежде также опер приглянулся… И уговаривать себя не стала повторный рейд по ресторанам завтра провести.

В тот вечер они даже подустали, весь центр Сочи исходили. Часы, похоже, не найдутся. Смирилась Наденька с утратой, ведь большее приобрела.

— Да Бог же с ними да с часами. По берегу вдвоём мы погуляем? Напарника ты отпусти.

Глазам тем, милым, таким карим, не смог перечить наш Евсеев и участковому команду дал — «отбой». Когда вдвоём они остались, под руку сразу же взяла. Вела его как можно тише, упругой грудью прижималась. И всё естественно и просто, да в общем как-то невзначай. Зашли в кафе открытое у моря, где лучший кофе подавали и столики свободны были… Но не пришлось тот вечер провести приятно. Схватила мёртвой хваткой за запястье и круглыми глазами в дальний угол показала, и голосом осипшим прошептала — Миш, да это ж — Стас. Узнал Евсеев вОра местного, крутого, такой же — Стас, как он Роберто.

Но чувство было двойственным, скажу Вам. Тут радость — преступление раскрыто, но и печаль, что сорвано свиданье, так хорошо всё развивалось.

И вот развязка. Часики изъяты, присвоили вещдока статус, чин по чину. Все протоколы свёрстаны и дело уголовное готово. А время-то — давно за полночь. И как же тяжело даётся расставанье с той потерпевшей — второй как день они знакомы. Но встретились глазами, всё решили. И ночь любви промчалась незаметно. Проснулись утром, но не рано. Ему ведь всё же на работу, а ей лететь в родной Саратов… Тут разговор созрел само собою — Роман наш половинчатый какой-то…

— То как понять — насторожился Миша.

— Да так… курортный — у меня, а ты же — местный житель…

— Ах, в этом плане — рассмеялся, недолго правда был он весел. Всё мысли мрачные одолевали… Ну нет желанья расставаться! Обнял, прижал к груди, лицо расцеловал и шею. Нет, не встречал такой он женщины по жизни. Всё в ней по Чехову прекрасно! — Когда приедешь? — прошептал на ушко.

— Не знаю… видимо не скоро. Трудиться надо и сынуля без меня скучает. Я позвоню на днях — руками шею обвила, лицо приблизила, в глаза смотрела — Ты, правда, меня любишь? Так считаешь? Ошибка в этом не нужна. Я думаю, что время всё покажет. Сама же я себя ещё не понимаю. Всё так стремительно и скоро. Но точно я могу сказать, тебя терять никак я не желаю. Я позвоню, хороший мой… любимый.

В момент решающий и пылкий Евсеев про невесту на Урале сказать не смел и умолчал.

Прошла неделя и другая. Но нет вестей от Нади почему-то… А может к лучшему всё это? Начальник встретил — Жена когда приедет? Жильё готово, ждёт работа в школе. Теперь зависит всё от вас.

Всё — решено! Переболею! Звоню, пусть Вера приезжает… Нет, не успел — с дежурки позвонили — Тут потерпевшая по грабежу к тебе на встречу очень рвётся.

— На две недели я к тебе! — и свет в глазах, и счастье — За прошлый год ещё мой отпуск не отгулен. Курортный свой роман продлю, во что бы это мне не стало…

Ах как прекрасны эти дни и ночи — боле! Кино и рестораны, пляжа галька и съёмная квартира, как своя! Любовь обоих поглотила и созрели оба для решенья, что судьбы их неразделимы. На ваш немой вопрос, читатель, скажу я прямо, без утаек, не знала Надя о невесте, что ждёт Евсеева в далёком том краю.

Так дальше продолжать нет никакого смысла. Пошёл на пункт переговорный. Пусть станет больно, хуже — от обмана…

— Миша, Мишенька, любимый! — слово вставить не дала — Новость есть для нас обоих, я ребёночка ведь жду!.. Что молчишь?… Я тоже сразу не в себе была совсем… Миша, Мишенька, любимый, как мне плохо без тебя…

Ошарашен был Евсеев, это мягко сказано. Истины момент настал в этих отношениях. Что-то надо говорить, принимать решение. Воздух в лёгкие набрал, трусом в жизни не был — Успокойся, Вера, всё уже готово. Приезжай, я жду тебя, как скорее сможешь.

— Что с тобою? Нет лица — Надя поразилась. А Евсеев всё молчал, долго и упорно. Водки выпил, есть не стал, на диван улёгся. Там забылся, два стакана — много без закалки. А Надежда — в райотдел, что-то ведь случилось!..

Утром не застал её, голову ломило. На столе записка — почерком неровным: «Знаю всё и без тебя. Оба мы не правы. Не пиши мне, не звони и забудь навеки. Замуж выйду я на днях за хирурга нашего. Ждёт меня он третий год, человек хороший.»

И недели не прошло, невеста прилетела. Осмотрела комнату, хорошо всё, классно. Вид, особо, из окна — на море открывается! Радость тут, восторг и счастье — встреча долгожданная. Ужин праздничный готов, шампанское открыто. Но заминка малость вышла — Можно ли беременной?… Взгляд — поверх, куда-то в стену, голос вдруг притих — Что сказать тебе, не знаю… я ошиблась, видимо. Просто это всё задержка, нет пока ребёночка…

Вилка выпала с руки, зазвенела на пол. Сам вскочил в порыве гнева — Что-что-что?! Что ты сейчас сказала?! Да что ж ты делаешь со мной! Разве это честно?!..

— Я-а?!.. И это ты серьёзно? А — не ты ли сам, подумай… Как ведь стрелки перевёл. Я то, дура, рада… — слёзы вырвались из глаз, по щекам стекали. Плач и стон — страшнее нет мужикам нормальным. Вспять пошёл, а что же делать, если так случилось. Обнял и к груди прижал, целовать стал нежно — Будем жить, конечно, мы… Это — справедливо.

В тот же месяц, что тянуть, расписались в ЗАГСе. Ну а ровно через год Евсеев папой стал доченьки счастливым. Дочка выросла немножко, тут же братик подоспел. Радость в них, тепло и смысл грешной жизни этой нашей…

Российская Федерация г. Сочи. 2005 год, сентябрь месяц.

— Михал Иваныч, к Вам гражданка! — разволновалась секретарь — Ей говорю я, нет приёма, он совсем не понимает…

— Пусти-пусти, случилось вдруг что у человека…

Узнал Надежду он мгновенно. Семнадцать лет — срок небольшой. Да, зрелой дамой стала, но — прекрасна, и возраст сути не меняет… Молчали долго, пауза зависла… Когда биенье сердца в ритм вернулось, он спохватился. Стул подвинул и сам устроился напротив — Не ожидал, не ждал я, честно, и много лет тебя не жду — курить принялся — Как сама-то? Сынуля как? Всё хорошо?

— Всё хорошо, а сыновей дано как двое…

— Понятно — встал, позвал секретаря — Сготовь нам кофе… — чуть-чуть подумал, коньяк достал из сейфа и конфеты — За встречу выпьем? И для храбрости — немного?

— Да — улыбнулась, глазоньки всё те же, два уголёчка милых — наливай.

Тут кофе принесли — А можно я домой пойду? Седьмой как час пошёл…

— Иди, конечно. До свиданья…

После рюмки выпитой клеится стал разговор помалу — Всё также я в Саратове, всё также — терапевт. Сыночки — парни взрослые. Женился старший, скоро я бабулей стану. Приехала, вот, напоследок отдохнуть. Потом ведь некогда — с внучком-то — и рассмеялась так знакомо, как не было разлуки вовсе — А сам-то как? Начальником, смотрю, большим ты стал, солидным. Шла мимо и случайно табличку «Приём граждан» увидала, а там фамилия твоя…и имя с отчеством за нею… Прошла два квартала почти, вернулась… Зачем вернулась, и сама не знаю. Ну да… да ладно, про себя… ты про себя мне расскажи. Всё хорошо, надеюсь?…

— Нормально всё! — разлил ещё по рюмкам он — И дочка есть, и сын, комплект, короче. Супруга — в школе завучем… Нормально всё… А ты — вновь закурил — ты с мужем здесь или одна?

— Вдова я третий год почти…

— Не знал, прошу прощения.

— Да ничего, привыкла я… — противно телефон тут затрещал — связь с дежурной частью. У водителя возник вопрос — Михал Иваныч, едем мы куда или машину я поставлю?…

— Не ставь пока, перезвоню — И трубку бросил, на соседний стул присел. Обнял за плечи, лицо к лицу приблизил он вплотную — Надюша, Наденька… моя. А может всё к чертям и — снова? Поедем, снимем до утра квартиру. Винища, закуси возьмём, отметим встречу, мы же — молодые!.. Ну что молчишь? Скажи хоть что-то…

— Такой же ты, Евсеев, всё остался — поцеловала в щёку, затылок стриженый погладила рукой — Такой же ты неисправимый враль… И как я полюбила…

— Так едем, едем мы с тобой?!.. Терять не будем время!

— Поедем, ну а дальше что? Что дальше будет? Вновь роман курортный?…

Не ожидал вопроса на вопрос Евсеев. Застыл на полуфразе, нужные слова не подбирались.

— Тогда ты должен был определяться. Полгода я ждала…

— Так ты ж в записке…

— Да мало ли чего писала — рукой махнула — Наливай ещё! — И выпила красиво, поднялась со стула прямо — Всё поняла я, Миша. Прожил эти годы — и без неё, без Веры, и без меня, Надежды, и без любви, на то похоже. — Ушла в полнейшей тишине. Не обернулась даже…

А жизнь всё продолжалась, всё встало на круги своя.

 

Безобразия

Со слов отца, при той совковой власти:

— ворьё и спекулянты открыто не гордились, что ворьё они и спекулянты;

— и «голубые» — не гордились, что чуток они иные;

— а взяткобрателей бессовестно сажали, как уголовников каких-то;

— палёну водку впарить было невозможно, не говоря про наркоту;

— и демократию душили на корню, своровать так сложно было;

— братков же беспредельно угнетали, экономика была вся без присмотра;

— и ничего святого не было, даже частной собственности;

— а газ и нефть, с ума сойти, всем принадлежали;

— какой-то занавес поставлен был железный, за рубеж бабло не перегнать;

— а работяги на себя лишь вкалывали, прибылей господ лишая в наглую;

— и налоги-то платили все… эх и дурачьё;

— сельчане хлеб и мясо выращивали сами, наплевав, по-хамски, на фирмы иностранные;

— и заводы там работали какие-то, народа уйму отвлекая;

— всяк на халяву мог лечиться и учиться;

— а народ такой уж тёмный был, про СПИД и то ничё не слыхивал;

— скукотища страшная, короче — и без стрельбы на улицах, и без резни в домах.

И так далее, и тому подобное. Такие вот творились безобразия.

 

Грабёж

Путешествие в купейном вагоне пассажирского поезда подходило к завершению. Позади — почти трое суток по железной дороге. И вот оно, Подмосковье. Радовало, как всегда, своими изумительными по красоте лесами, реками, озёрами… Июньская погода баловала тёплым, но не знойным, солнечным деньком. Семья из далёкой уральской глубинки радовалась, кроме того, предстоящей встрече с родными и близкими, что проживают в первопрестольной. А семья-то, по нынешним временам, немалая: папа, мама и двое семилетних братишек-близнецов. Малышам, к тому же, не приходилось раньше приезжать в Москву. Как она их встретит, столица государства Российского? Какие впечатления подарит? Как же всё это интересно? Дети уже были в восторге. Никогда не видели так много курящих тётенек, что по перрону расхаживали. И все — нарядные такие…

Поезд же находился пока на станции одного из многочисленных в этой местности небольших городков. Не трогался с места около двух часов к ряду. Всякое в жизни бывает, в том числе и на дороге железной. Но, как говорится, нет худа без добра. Успел глава семейства сходить на станцию, где купил и принёс дорогим своим жене и детям курочку-гриль с пылу-с жару, а также хлеба свежего и овощей. Время подходило к самому полудню, пора и пообедать. Расселись чинно и мирно с двух сторон столика купейного. В центр, естественно, курочку ароматную положили. Мальчишки, к слову сказать, не пробовали ещё в жизни своей такого блюда кулинарного. Впервые такое увидели. А запах-то какой, с ног сшибательный, а вид-то какой завлекательный. Мама у них тоже хорошо готовит. Но такой курочки никогда они в деревне своей не ели и даже на вкус не пробовали.

— Так, руки у обоих чистые? — сделал вид, что проявляет строгость, довольный папаша. Приподнялся он с ножом в руке, склонился над курочкой, чтоб порезать тушку аккуратно. Да не тут-то было…

Внезапно и резко дверь купе открылась и ворвалась к ним стремительно овчарка громадная породы немецкой. В мгновение ока вцепилась зубищами в курочку вкусную и быстро также с нею скрылась. А милиционер, на поводке собачку державший, и сделать-то ничего не смог, не совладал с животным домашним, успел лишь выкрикнуть — Извините, пожалуйста.

Опешившие от такого дерзкого налёта и взрослые, и дети извинений этих не услышали, к тому же и онемели все разом.

Второй страж порядка, не меньше ошарашенный недостойным таким поведением служебного пса, спросил лишь пассажиров — Никого с вами больше нет? — Для порядка спросил, для проформы, вернее, всё и так понятно было…

Короче, пока поезд стоял на злополучной той станции, на перроне драка пьяная развернулась, с поножовщиной, естественно. И злодей, холодное оружие применивший, когда убегал, кроссовку одну потерял. С ноги обувка та слетела и на месте происшествия осталась. «Собака с милицией» приехала быстро. Несмотря на людное место и обилие всевозможных запахов, овчарка след взяла уверенно и рванула вдоль состава, уводя за собой кинолога и оперативника с пистолетом. Через два вагона приостановилась на секунду и запрыгнула — в третий. А там рванула резво по коридору, но у пятого купе вдруг встала, как вкопанная…

Что происходило далее, уважаемый читатель, Вы уже знаете.

 

Раздел 2. Повести

 

О разном

 

Глава 1. Земсков

Начальник Пригородного РОВД Сергей Иванович Хлопонин, приехав утром на работу, обнаружил шмыгающих по коридору кроликов. — Опера ночью изъяли — взялся объяснять дежурный Земсков — сворованные. Ночью ящики подгрызли и разбежались. Сгоняли-сгоняли их с помощником — бестолку. Я говорил Петрову, что б в кабинет ящики составил — продолжал оправдываться Земсков, попутно переложив ответственность за происшествие на начальника уголовного розыска — А он мне — Пахнуть будет! Пусть сам ловит, теперича…

Павел Николаевич Земсков разменял уже пятый десяток. При среднем своём росте имел больше центнера веса. Обладал громадными кулаками и на редкость спокойным характером. Родился и вырос Павел Николаевич в самом Пригородном. Отслужив в армии, стал работать в родном райцентре милиционером. Потом был назначен участковым, отработал на этой должности без малого двадцать лет. В восемьдесят восьмом начальство, приняв-таки во внимание многочисленные его просьбы и солидный возраст, перевело Павла Николаевича на работу сидячую. За два года службы в дежурной части Земсков ещё больше погрузнел, про живот его уже слагали легенды. Павел Николаевич был далеко не глупым человеком, обладал врождёнными деревенскими осторожностью и чувством юмора. По молодости, говорят, он одно время баловался винишком и даже, говорят, — один раз кодировался. Вся закононепослушная братия райцентра помнила его ещё участковым и очень даже остерегалась. Все в посёлке знали историю, что случилась лет так десять назад. Тогда шестеро местных парней по-пьяни решили разобраться с «Николаичем». После «разборки» двое оказались в больнице, четверо остались без зубов. Сам Земсков, тогда ещё старший лейтенант, получил пару ссадин и рукав порвал на кителе. Правда, по жалобам избиенных, его с полгода потаскали в прокуратуру. Но, в конце-концов, признали невиновным… А первый секретарь райкома, рассказывают, на одном из совещаний очень хвалил Земскова за тот случай и ставил в пример…

— Я ему, Сергей Иваныч, несколько раз говорил — тяжело отпыхиваясь, продолжал оправдываться за сбежавших кроликов Земсков — убери скотину в кабинет. А он мне — Два часа ночи уже, ничего до утра не случится…

— Ну хватит — прервал дежурного Хлопонин — Как ночь прошла?

— Тихо, вроде, слава Богу — обрадовался Земсков, что обычно придирчивый начальник оставил кроличий побег без внимания — Ну я тогда пойду? Сменщик здесь… — Зазвонил телефон. Начальник трубку снял сам. Слушая, окинул Павла Николаевича недобрым взглядом — Тихо, говоришь — положил трубку — Пока вы за кроликами здесь гонялись, на Садовой грохнули кого-то. В подъезде совхозной двухэтажки труп мужика с разбитой головой лежит. Собирай группу на выезд. И побыстрей!..

 

Глава 2. Храмов

Ноябрь выдался на редкость тёплым. Даже моросящий вторые сутки дождь не портил настроения следователю Пригородного РОВД Храмову. Евгению Андреевичу Храмову недавно исполнилось тридцать. Выпускник высшей следственной школы, он за семь лет работы в райотделе вполне справедливо считался очень толковым специалистом и хорошим парнем. Высоченный и худющий, близорукий очкарик, Храмов больше напоминал аспиранта института. Работа ему нравилась и времени на неё — никогда не жалел. Районный прокурор был доволен. Ценило Храмова и непосредственное начальство, постоянно поручая «вытаскивать гиблые дела». Короче, все в РОВД, от начальника до постовых милиционеров, Евгения Андреевича уважали, хотя многие и считали его для милиции слишком интеллигентным и немножко — не от мира сего. Единственный сын сельских врачей из соседнего района Храмов, осев в Пригородном и разменяв четвёртый десяток, так и не был ни разу женат. Не имея ни семьи, ни детей, занимал семиметровую комнату в заводском общежитии и, казалось, ни на что в плане личной жизни и быта не претендовал. Злые языки говаривали, что страдает «Андреич» страшной мужской болезнью, потому и выплёскивает скопившуюся энергию в работу, вкалывая до ночи и по выходным. И не догадывался ведь никто, что второй год уже знаком Храмов с самой лучшей в своей жизни женщиной…

То июньское утро восемьдесят девятого Храмов помнит в деталях. Была суббота. Вызвал начальник райотдела. В кабинете находилась незнакомая молодая женщина. Поздоровавшись, Евгений Андреевич присел напротив. Та с неподдельным интересом взялась рассматривать вошедшего. Встретившись с её зелёными, чуть раскосыми глазами, Храмов отвёл взгляд, вопросительно посмотрев на начальника.

— Вот, знакомьтесь, Наталья Сергеевна — начал разговор Хлопонин — это Евгений Андреевич Храмов, а это — повёл рукой напротив — Наталья Сергеевна Светлова… — Храмов привстал, пробормотал — Очень приятно — и собрался опять садиться. Но Наталья Сергеевна неожиданно, что совсем не принято в сельской местности, подала ему руку. Осторожно пожав тёплую ладонь Светловой, Храмов вновь перевёл взгляд на начальника.

— Короче, продолжил Хлопонин — Наталья Сергеевна — корреспондент нашей областной партийной газеты. Она тут обзор про наш район готовит, и про райотдел статья будет… Я Вас правильно понял, Наталья Сергеевна?

— Совершенно верно, Сергей Иванович — голос Светловой оказался чуть низковатым и на редкость приятным — будет хорошая добрая статья о вашем коллективе и о…Евгении Андреевиче, в частности.

— Да-да, Женя — начальник поймал вопросительный взгляд Храмова — Журналисту нужен самый лучший наш сотрудник. Ты шибко-то не гордись, но на данный момент рекомендовал я тебя. Вот и расскажешь о своей работе, в рамках разумного, естественно. Ну ты парень толковый, грамотный…сообразишь.

— Я не согласен — заартачился следователь — мне некогда…

— Слушай ты, занятой, не возникай давай, а выполняй указание начальника…И ещё…Одна просьба будет. Водитель мой отпросился. Ты уж отвези, пожалуйста, Наталью Сергеевну в город. Командировка у неё закончилась. Но сначала завезёшь в «Салют», с дочкой повидаться. Хорошо?

Храмов собрался вновь отговариваться, но, встретившись с зеленью глаз журналистки, только молча кивнул головой — Вот и хорошо — поднялся с кресла Хлопонин — по дороге и поговорите…

Вскоре молодые люди направлялись в лесную зону отдыха, где в одном из пионерлагерей отдыхала девятилетняя дочь Светловой.

— Сколько-сколько? — переспросил Храмов, умело направляя служебный «УАЗ» по узкой лесной дороге.

— Девять лет уже доченьке моей — рассмеялась Светлова — А что?

— Да так…

— Я дама уже далеко не молоденькая — продолжала веселиться Наталья Сергеевна — Просто выгляжу молодо. Правда?

— Угу… — подрастерялся Храмов.

Среднего роста, с чуть полноватой, но по девичьи стройной фигурой, высокой красивой грудью, правильными чертами лица, светло-русыми модно стрижеными волосами Светлова обладала несомненно привлекательной внешностью и смотрелась конечно моложе своих тридцати двух лет. Кроме того, эта женщина была далеко не глупа и не лишена чувства юмора. Евгений Андреевич встречал в своей жизни необыкновенных, как он считал, женщин. Но такого впечатления никто из них ещё не производил.

Потом было купание в заливе Волги у пионерлагеря, чуть протяжная, ласкающая слух речь Светловой, красота её тела в открытом купальнике и всё нарастающее желание непременно обладать этой, так нежданно появившейся в его жизни, женщиной. Наталья Сергеевна без труда всё поняла, была явно в хорошем настроении. Всю обратную дорогу рассказывала разные смешные истории из своей журналистской работы и сама же над ними заразительно смеялась. Когда Храмов проводил её до подъезда, Светлова приподнялась на цыпочки и нежно прижалась губами ему к щеке. Затем, как-то сразу став серьёзной, глухо произнесла — Не спешите, Женя. Я думаю, всё у нас ещё впереди. Правда?…

В отдел Храмов вернулся под вечер. Когда заносил ключи от гаража, дежурный Гуськов, мило улыбаясь и не выпуская сигаретины из зубов, поинтересовался — Чё, Андреич, корреспондентше засандалил? — Не дождавшись ответа, тему развивать не стал. Но, оставляя за собой последнее слово, поднял вверх указательный палец и изрёк — Чем меньше женщину мы больше, тем больше меньше она нас.

Храмов, не удостоив взглядом сослуживца, удалился в кабинет. Работать в тот вечер он уже не мог. Его жизнь с этой встречей со Светловой наполнялась новым содержанием…

Только Храмов, вернувшись с обеда, прошёл за рабочий стол, дверь приоткрылась и обычной своей крадущей походкой появился майор милиции Романов.

Сорокалетний Иван Игнатьевич Романов лет пятнадцать работал участковым инспектором, обслуживая три самых дальних в районе села. А два года назад неожиданно для личного состава был назначен заместителем начальника райотдела по оперативной работе. Злые языки говаривали, что получил эту должность Романов, благодаря самоотверженному труду на даче начальника отдела кадров областного УВД. Та находилась как раз в Дубровке, которую много лет обслуживал участковый Романов. Кроме того, по отделу ходили упорные слухи, что давно уже стучит он на своих коллег, докладывая втихую начальству, кто с кем пьёт и кто с кем спит. Потому-то коллеги откровенно Ивана Игнатьевича сторонились…

— Евгений Андреевич — просипел постоянно простуженный зам. по опер — Шеф за тобой прислал. Шабашка есть по нынешнему трупу…

В кабинете у Хлопонина, кроме самого хозяина, находились прокурор района Корнеев, его заместитель Маркелов, следователь прокуратуры Григорьев, начальник уголовного розыска Петров, эксперт, оперативники, участковые. Некурящий и непереносящий табачного дыма Хлопонин, облокотившись на подоконник, дышал через приоткрытую створку окна. Усилиями курившего безбожно сорокатрёхлетнего Владимира Алексеевича Корнеева в кабинете наблюдалась стойкая завеса дыма. Группа во главе с начальством около часа назад вернулась с места происшествия и шло обсуждение «по горячим следам». Как сразу уловил Храмов, особых результатов группа не достигла. Наконец прокурор обратил внимание на вошедшего — Привет. Как дела?

— Спасибо, хорошо…

— Ну и хорошо, присаживайся — поговорим — прокурор затушил докуренную сигарету о край пепельницы и принялся раскуривать другую. Хлопонин за его спиной болезненно поморщился и распахнул окно настежь. Корнеев сделал многозначительную паузу — Про труп сегодняшний слышал?

— Слышал…

— Труп пока неизвестный — продолжил прокурор, жадно затягиваясь — документов при себе не имеет, никто его не узнаёт. Не местный, похоже… И на БОМЖа не похож. Мы тут посовещались и я решил… Думаю, ты со мной согласишься. На данный момент картина вырисовывается такая. Мужика этого затащили в подъезд ещё живым и посадили под лестницей. Чтобы не замёрз, наверное… Короче, оснований полагать, что здесь умышленное убийство, пока нет. Потому тебе надо возбудить по сто восьмой второй и поработать вплотную. Задача ясна?

— Не совсем — напрягся Храмов — наши в столовой говорили, что у трупа борозда на шее. Понятно, что удавкой…

— «Наши-ваши!» — перебил беспардонно Корнеев, весь сморщился, как только что Хлопонин, и даже подзабыл про дымящуюся в руке сигарету — Хороший ты, Женя, парень, но любишь повыступать. Я прав, Иван Игнатьич? — скосил, уже улыбаясь, взгляд на Романова. Все в кабинете оживились, поняли суть вопроса. Год назад на партийном собрании молодой коммунист Храмов действительно «выступил». В целях повышения раскрываемости предложил служебный автомобиль Романова передать в следственное отделение. И всё бы ничего, но на собрании присутствовал начальник политотдела областного УВД… Прокурор, узнав о том скандале, долго в голос смеялся, но к Храмову стал относится с ещё большим уважением. Вскоре райотделу выделили новый «УАЗ». Хлопонин, от греха подальше, передал его сразу в следствие, и конфликт сам собой рассосался.

— Так, хватит дебатов! — прокурор дал понять, кто здесь главный — Возбуждаем по сто восьмой и создаем бригаду. Игорь Петрович! — посмотрел на своего зама — Готовь постановление на группу. Старший — Храмов. Себя включишь, Романова, Петрова… План готовьте, людей организовывайте. Вперёд, короче. Вечером, в семь — сбор у меня — Приняв решение, прокурор удалился.

 

Глава 3. Светлова

Светлова позвонила ровно через неделю, субботним утром. Храмов почему-то был уверен, что позвонит она именно сегодня. Было плохо слышно. Сквозь треск и шум в трубке он сумел разобрать, что Наталья звонит с автовокзала, что скоро выезжает в Пригородный и что поедет потом в пионерлагерь к дочери. Прокричав в трубку — Я встречу! — Евгений Андреевич принялся складывать в сейф дела. Потом дошло, что доедет она не раньше, чем через час. Достал из стопки лежащее сверху дело, положил перед собой. Полистав, вернул на место и запер сейф.

В ту ночь он остался у Светловой. После холостяцкой своей комнаты уютная квартира Наталии напомнила родительский дом и всё доброе, что с ним связано. Они пили красное вино, закусывали наспех сготовленными и необыкновенно вкусными салатом и котлетами с печёной картошкой. Потом принялись за кофе. Разговор больше вела она. Потом Храмов решился всё же спросить про отца её ребёнка…

— Это так важно? — Светлова придвинулась к сидящему на диване гостю вплотную и бережно сняла очки с его лица — Поцелуй меня, Храмов…

Уснули они ближе к рассвету. Позавтракали в полдень. Из квартиры вышли, когда смеркалось. На автобусной остановке перед расставаньем Евгений Андреевич не в щутку загрустил. Лукаво улыбаясь и нежно целуя щёку, Светлова шепнула ему в ухо — Не грусти, обвыкнешься скоро и не будет так тоскливо…

 

Глава 4. Петров

Вторые сутки работы по раскрытию убийства ничего полезного не дали. С морга позвонил эксперт и подтвердил, что имеется черепно-мозговая травма, но смерть наступила от механического удушения. Проверка отпечатком пальцев по картотеке ничего не дала. Труп так и оставался неизвестным…

— Всех, кто на это способен, по посёлку отработали, Владимир Алексеевич — оправдывался на вечернем совещании начальник уголовного розыска Петров — Четверых «по мелкому оформили». С судьёй договорились, дала им по пять суток. Таскаем щас по кабинетам, работаем. Глухо пока… Главно дело и информации-то нет никакой до сих пор!.. — или возмущался, или удивлялся Петров, активно жестикулируя руками.

— И что ты предлагаешь на сей момент?! — не скрывая раздражения, оборвал его Корнеев.

— …Работать будем, Владимир Алексеевич — после томительной паузы забормотал Петров, оглядывая прокурора преданными глазами — все методы используем, всё равно раскроем…

— Знаю я ваши методы! — всё больше злился прокурор — Кроме мордобоя и шкафа, ни на что мозгов не хватает. Сегодня в шкафу никого не забыл?

Корнеев припомнил историю двухмесячной давности. Тогда Петров со своими парнями отрабатывал группу по краже скота. Посадил в шкаф у себя в кабинете молодого оперативника. Затем привёл двоих, никак не желавших сознаваться, и вскоре, вроде зачем-то вышел, дав возможность им переговорить, а своему оперу — подслушать. Вернувшись через полчаса, Петров повёл подозреваемых в другой кабинет. В коридоре от участкового получил достоверную информацию, что эти двое к кражам не причастны, и что необходимо срочно ехать в соседнее село за другими… Молодой сотрудник, высиживая в шкафу уже четвёртый час, до последнего верил, что не выпускают его исключительно из оперативных интересов. Когда вера иссякла и было уже не в моготу, принялся кричать. Петров тем временем находился дома и вспомнил о нём, когда позвонил дежурный…

— Та-ак, выходит сейчас мы полностью в тупике?… И реально работать не над чем… — Корнеев, сломав две спички, наконец-то прикурил. Все участники совещания дружно уставились в пол. Неожиданно дверь приоткрылась и появился Романов. По выражению лица было видно, что пришёл тот с чем-то важным. Действительно, часа три назад звонил коллега с Луговского района, сообщил, что имеет «кое-что по вашему убийству». Романов съездил и узнал очень много интересного…

Так, позавчера вечером в красном уголке фермы местного совхоза зоотехник отделения Олег Носов отмечал по-холостяцки двадцать шестые свои именины. Пригласил водителей Андреева и Ибрагимова, а также трёх молоденьких телятниц. Веселье было в самом разгаре, когда заявился четырежды судимый и недавно освобождённый Пётр Грибанов, проживающий с Андреевым на одной улице. Выпив предложенную для приличия рюмку водки, Грибанов уходить явно не собирался. А так как в компанию он не вписывался, Андреев намекнул по-соседски, что пора прощаться. Грибанов такой беспардонности возмутился и занялась потасовка. В итоге трое молодых людей его слегка поколотили и выставили вон. Застолье продолжалось и об инциденте скоро позабыли. Расходились за полночь в изрядном подпитии. Носов и Ибрагимов с девчатами пошли к клубу, а Андреев — в другой конец посёлка, где проживал. Мимо дома Грибанова…Наутро Носов узнал, что Андреев на работу не вышел. Безрезультатно объездив всех его родных и знакомых, вспомнил про конфликт с Грибановым. Своими опасениями поделился с родным дядей — майором милиции Васильевым. Николай Иванович Васильев, которому на днях стукнуло тридцать пять, только что просматривал ориентировки и обратил внимание на сообщение о неизвестном трупе в соседнем районе. Узнав о пропаже Андреева, созвонился с Пригородным РОВД…

Когда Романов закончил рассказывать, первым отозвался начальник розыска — На кой ляд он труп-то сюда приволок? За сорок километров?

— А что это за хрен, этот Грибанов? — оживился прокурор — И ты уверен, что наш труп-это Андреев?

— Труп точно андреевский — сипел Романов — И приметы сходятся, и одежда. А Грибанов этот, со слов луговских, дерзкий очень и на всё способен. Это только его работа. Сто процентов…

Было принято решение выезжать в Луговское, допрашивать Носова и других свидетелей, задерживать Грибанова и делать у него в домохозяйстве обыск. Мудрый Храмов предложил взять с собой эксперта.

— Лёд тронулся, господа присяжные! — весь сиял и светился Петров, усаживаясь в машину — завтра будем водку кушать за раскрытие!

Тридцатидвухлетний Александр Григорьевич Петров вырос в маленькой глухой деревушке, но в большой многодетной семье. С малых лет отец брал его на охоту и к пятнадцати годам Саша стал стрелком незаурядным. Обладая неплохими физическими данными, а также природной смекалкой, Петров попал служить в разведроту Тульской десантной дивизии. За два года армейской службы его конечно порядком обтесали, но какие-то очень уж деревенские простодушие и непосредственность в характере Петрова так и остались. Перед начальством он постоянно терялся и за многие годы службы в органах нужным образом докладывать так и не выучился. Имея троих малолетних детей, Александр Григорьевич со своей работой видел их редко. Супруга в компаниях всё шутила, что мать-одиночка она по сути.

Рассказывают, что из-за детей, правда не своих, у Петрова была очень неприятная история, что хотели его даже за халатность увольнять. Было это лет десять назад. Он тогда только начинал. Вместе с ещё одним, но «старым» опером Петров был оставлен в частном доме для задержания хозяина. Тот за разбой разыскивался. Под вечер, когда напарник с хозяйкой пил на кухне чай, Петров в передней комнате из-за шторки наблюдал за улицей. Потом увлёкся вознёй с трёхлетними близнецами и подзабыл немного о задании. Пока ползал по залу на четвереньках и катал на спине карапузов, у дома появился хозяин. Услышав смех ребятишек и крики — Дядя Сяся, покати иссё! — заглянул в окно. Признал в Петрове «мента», всё понял и был таков. Задержали его месяца через два, когда совершил ещё ряд тяжких преступлений. На допросе в прокуратуре сразу поведал, почему в тот вечер не попал в милицейскую засаду, сдав Петрова полностью. Разразился скандал: служебное расследование, приказ о неполном служебном соответствии и т. д. Александр Григорьевич тот свой позор переживал страшно и долго. Все это видели и даже Корнеев, любивший при случае уколоть работников милиции за старые грехи, никогда Петрову тот случай не припоминал…

Прибыв на двух «УАЗах» в Луговое, следственно-оперативная группа направилась в райотдел. Храмов остался допрашивать свидетелей, а Петров, Романов и другие вместе с местным Васильевым выехали задерживать Грибанова и делать обыск…

 

Глава 5. Вновь Светлова

Под вечер в кабинете установилась стойкая духота. Июльская жара исправно делала своё чёрное дело. Открытые настежь форточки и дверь положения не спасали. Храмов, с носовым платком в руке, на печатной машинке выстукивал очередное постановление. Пришёл Хлопонин с газетой наперевес. Повёл носом — Хоть один кабинет не прокурен. Читал?…Ты присаживайся-присаживайся…

— Вы про что? — Евгений Андреевич стеснялся присаживаться в присутствии стоявшего перед ним начальника.

— Так ты не читал? — удивился Хлопонин, усаживаясь на древний, украденный прошлым летом с одной из дач диван, который участковый обнаружил в посадке и который потерпевший забирать отказался.

Храмов понял, что напечатали статью Наталии, но, предположение своё высказывать не стал, пожав плечами.

— Так это же статья Светловой о нашем РОВД! — обрадовался Хлопонин, что первым принёс эту новость — Слушай, а почему она про тебя ничего не написала? Очерк, говорила, сделаю, очерк… Или потом отдельно будет? — начальник милиции вопросительно посмотрел на Храмова. Тот вновь пожал плечами, внезапно покраснев. Слава Богу, Хлопонин ничего не заметил, уткнувшись в газету и цитируя вслух наиболее понравившиеся места — Молодец! Действительно хорошая статья — как-то по-детски радовался начальник — Классно всё обрисовано, профессионально и языком понятным. Умница! А ведь как не повезло бабёнке — Сергей Иванович внезапно перешёл на личность автора статьи — Года три уж, как муж погиб в Афгане. Племянник зава отделом нашего обкома. Капитан был. Солдата пожалел, в окопе оставил, а сам пошёл под обстрелом…Ну ладно — Хлопонин поднялся с дивана, положил газету на стол — прочитаешь и занесёшь мне потом.

При следующей встрече с Наталией Храмов был предельно внимателен. О том, что узнал от Хлопонина, говорить не стал. Когда уже собирался, спросил — Наташ, а почему ты выбрала меня?…Ты такая видная, а я длинный, костлявый… очкарик… — Храмов пристально сквозь толстые стёкла очков посмотрел ей в глаза. Светлова такого вопроса явно не ожидала. Замешкалась, но тут же обняла его, встав на цыпочки и прижавшись всем телом — «Почему-почему»… Потому, что кончается на «У». Хороший ты человек, Женя, потому и выбрала.

 

Глава 6. Васильев

К дому Грибанова, оставив машины на соседней улице, подошли ровно в двадцать два часа.

— Короче, мужики — наставлял приезжих Васильев — собаки у него нет, но, по информации, имеется обрез. Так что стволы, будьте добры, оголите и напролом шибко не прите — Васильев снял фуражку и поправил причёску.

Приподнято-возбуждённоё настроение прибывших на задержание постепенно сменилось на напряжённо-тревожное. Окна передней комнаты дома Грибанова ярко светились. Хозяева электричество, почему-то, не экономили. Петров, забравшись на завалинок, поверх занавески заглянул внутрь. На диване сидел мужчина и бренчал на гитаре. Вернувшись к палисаднику, Александр Григорьевич доложил обстановку.

— Так — принял решение Романов — мы с Григоричем попытаемся через дверь, а вы все караульте окна…

Дверь в сени оказалась не запертой. Тихо-тихо, пробравшись к двери, ведущей в дом, оперативники обнаружили, что она также не заперта — Во пруха сегодня — шепнул счастливый Петров, махом распахнул дверь и, в три прыжка преодолев прихожую и кухню, оказался в зале. Мужчина успел только привстать. Лёжа на полу лицом вниз, он что-то кричал цеплявшим наручники милиционерам, но те его не слышали. В секунды операция была закончена. Подоспевший Васильев устало присел на диван — Не он это…Брат его, Лёшка. Ты как сюда попал?!

— В гости приехал. Чё, нельзя?! — осмелел брат — Ору-ору им, что не Петька я, ни чё не понимают…

— А где брательник-то? — принял участие в беседе Петров.

— А я почём знаю! — всё больше сердился Лёшка — Я в обед только приехал, два месяца у матери не был. Отцепляйте давайте! Иваныч, скажи эти муда…

Фразу Лёха не завершил, получив увесистый пинок от Петрова — Где Петька, спрашиваю? Сейчас с нами поедешь, в отдел… — Тут уже сам начальник розыска спиной и затылком принял тяжёлый удар сзади. Резко обернувшись, обнаружил пожилую женщину с деревянным посохом в руках наперевес — Ты чаво тут хулюганишь, антихрист! — старуха испепеляла Петрова полным ненависти взглядом…

— Ба, ты откуда взялась — поразился Александр Григорьевич. Стоящий в дверном проёме Маркелов, стараясь не рассмеяться в голос, указал на русскую печь — Оттуда слезла…

— Успокойся, Платоновна — Вмешался Васильев, отбирая у матери братьев Грибановых палку — Пётр нам нужен, поговорить надо.

— А чё с ним говорить-то — поджала губы Грибанова — В Москву он подался. Жена у него там горожанская…

— Гражданская, наверное — поправил Васильев — И на чём он поехал, если не секрет?

— Известно на чём, на паровозе — совсем успокоилась Платоновна — А пошто он вам? — и без того маленькие её глазки сузились и уставились Васильеву прямо в переносицу.

— Да поросёнок на ферме пропал — позевнул Васильев — А Петьку твоего там видели…

— Конешно! Поросёнок им нужен. Верь больше! — опять заскандалил уже освобождённый Лёшка — Я с обеда в посёлке и то знаю, что Илюха Андреев пропал. Опять на нашего Петьку повесют!

— Что «повесют»? — огромный, почти двухметрового роста Васильев схватил его за ворот рубахи и приподнял над полом. Послышался треск расходящейся ткани.

— Ты чё, Иваныч — тут же успокоился Лёшка — Я ж только так…предполагаю…

— Поедешь со мной в отдел — Васильев снял форменную фуражку и поправил ладонью зачёсанные назад волосы — там обсудим твои предположения.

Зашедший с улицы эксперт Сазонов отозвал Васильева и Петрова на кухню — Я сейчас в бане смотрел, там чистота идеальная. Идеально всё вымыто и печка недавно выбелена. Надо шмон здесь полностью делать. И — желательно с утра, в спокойной обстановке. Полы в бане вскрыть, на кромках досок кровь могла остаться…

— С прокуратурой надо согласовать — Петров позвал зам. прокурора. Молодой Маркелов, которому не исполнилось и двадцати пяти, долго морщил лоб — А кто здесь до утра охранять будет?

— Так засаду ж оставим — успокоил Николай Иванович — Платоновне верить нельзя. Я сынулю её два раза сажал, за разбой и по сто восьмой. Так она своего Петрушу постоянно выгораживала. Та ещё бабулька. Всё ведь знает, но никогда не скажет. Петю можно ещё колонуть, а эту — бесполезно…

Оставив Маркелова и Романова работать с Пелагеей Платоновной и двух оперативников для засады, Петров и Васильев, взяв с собой эксперта и Лёшку, поехали в райотдел. Моросивший с утра мелкий дождь, в ночь разошёлся не на шутку. Петров и в хорошую-то погоду не считающийся классным водителем, двигаясь по незнакомым улицам, очень нервничал. Постоянно притормаживал и шарахался от выбоин на дороге. В центральной части посёлка навстречу стали попадаться группы молодёжи — Дискотека закончилась — всматривался в идущих Васильев — Где-то и мой парень должен быть. Он меня всего-то на восемнадцать лет моложе. С его мамочкой и познакомились, и сына заделали почти одновременно — ни с того, ни с сего ударился в воспоминания зам. начальника местной милиции — Вот дураки-то были… — Внезапно Васильев замолк, усиленно всматриваясь сквозь пелену дождя в двигающуюся навстречу по краю асфальта мужскую фигуру. В свете фар было видно, как мужчина, укрывая лицо от дождя капюшоном куртки, явно спешил, чередуя быстрый шаг с бегом — Тормози! Он! — прошипел Николай Иванович, подавшись вперёд и прильнув к лобовому стеклу.

— Кто? — не понял Петров, останавливая машину.

— Конь в пальто — Васильев снял фуражку и поправил причёску — Петя это, Грибанов. Собственной персоной. Вон как спешит…

— Про меня не говорите — заволновался сзади Лёшка — Подумает, я сдал, зарежет потом — Грибанов младший махом перелез в заднюю часть салона и притаился за спинкой сиденья. Грибанов старший тем временем, не обращая внимания на остановившийся «УАЗ», продолжал спешно двигаться навстречу. Когда поравнялся, Васильев открыл дверцу и неожиданно легко для своего центнера веса выпрыгнул из машины — Куда спешишь, Пётр? Садись, подвезём — Грибанов от неожиданности замер. Сзади приближались Петров и Сазонов — Чё надо опять?! Житья от вас нет! — подался он вперёд, но тут же, повернув корпус влево, бросился со всех ног в сторону тёмного переулка. Петров, обогнав грузного Васильева, в считанные секунды настиг Грибанова у забора углового дома. Сделал подсечку. Убегавший, падая, со всего маха врезался головой в штакетник. Сразу дико закричал — Помогите! Убиваю-ют! — потом притих, сопротивления не оказывал…

— Ну вот и засады не надо. Во катит сегодня — как-то по-детски радовался Петров — во прёт!

— А какие, кстати, проблемы, мужики? — поинтересовался задержанный.

— У нас — никаких — Васильев снял фуражку и поправил сбившуюся причёску…

В райотделе Николай Иванович долго напутствовал следователя — Смотри, Евгений Андреевич, Петя — та ещё мразь. Хитрый, скользкий. Ему доказывать надо. Физической боли не боится. Если посадите, мужики — Николай Иванович обвёл взглядом всех «пригородненских» — баня и шашлык за мной… — Петров скривил губы — Ну ты сосед даёшь. У вас же в районе спиртзавод свой, мог бы и на ящик водки разориться…

 

Глава 7. И вновь Светлова

Храмов проснулся в десятом часу. Наташа ещё мило посапывала, завернувшись в простынь почти с головой. Отправив дочь на зимние каникулы к бабушке, она отдыхала последние перед новой четвертью денёчки. Евгений Андреевич плавно и осторожно попытался подняться. Куда это ты? — проснулась Светлова. Обеими руками обхватила его за торс, повалила на спину, стала целовать…Потом, когда уже отдыхали, водя ладошкой ему по груди и улыбаясь, обмолвилась — Шутки шутками, а могут быть и дети…

— Слушай, Наташ — сразу среагировал Храмов — У меня родители обижаются, третий месяц к ним никак не попаду. Давай в следующую субботу поедем вместе?

— Ты предложение мне собрался делать?

— Так ты ж постоянно от темы этой уходишь…

— Не знаю я пока…

— А я знаю! — он вдруг повысил голос — Я знаю, почему ты сошлась со мной…Я ж похож… на мужа твоего погибшего — Высказал, всё-же, то, что не решался — много дней.

Она долго молчала, потом обняла Храмова, поцеловала — Всё-то вы, следователи, знаете да ведаете… Да, Вы во многом схожи, он был таким же… хорошим человеком… — Светлова повернулась к стене и тихо заплакала.

Он оделся, походил по комнате, потом присел на край кровати — Наташ, я позвоню завтра. Хорошо?… — Не дождавшись ответа, ушёл.

 

Глава 8. Грибанов

В Пригородный вернулись в начале третьего. Как было велено, Храмов позвонил прокурору домой. Доложил результаты.

— Грибанова закрывайте и идите отдыхать. Сбор у меня в девять — Корнеев положил трубку.

В следственном кабинете изолятора, оформляя документы на задержание, Евгений Андреевич в спокойной обстановке познакомился с подозреваемым. Перед ним сидел среднего роста сухощавый мужичёк с маленькими бесцветными глазками и белёсыми бровями. Бросались в глаза непропорционально крупные кисти рук и полный рот рандолевых зубов. Грибанов почему-то пристально наблюдал за движением правой пишущей руки следователя — Чево ты там всё пишешь, начальник? — прокуренный голос Грибанова выражал высокое чувство собственного достоинства бывалого уголовника.

— Вот прочитайте и распишитесь, здесь — в чём подозревают, здесь — права подозреваемого…

— Опять сто восьмая! — не дал договорить подозреваемый — Достали уже! — вынул из кармана сигареты, долго пялился в протокол, потом закурил — Ничего подписывать не буду… И говорить ничего не буду. И дело это вы мне не пришьёте. Мне чужие головные боли не нужны. Я, в натуре…

— Показания давать отказываетесь!? — следователь дал понять, что дебаты с ним вести не собирается — Это хорошо, мне меньше писанины.

— Не буду я давать показаний, додумались — сто восьмую лепят…

— Тогда пока! — перебил вновь следователь, вызывая конвоира.

Обыск в домохозяйстве Грибановых проводили почти пять часов. В доме, как и ожидалось, ничего не обнаружили, как и в сараях. Вскрытие полов в бане ничего не дало. А вот в предбаннике под старой стиральной машиной эксперт нашёл древнюю кочергу. Радостно тыкал пальцем и шептал, указывая Храмову на тёмные, чуть различимые на металлической поверхности пятна и прилипшие волоски — Кровь это, Женя, и волосы Андреева, сто процентов…Хозяйка — Сазонов обернулся к наблюдавшей с безучастным видом Грибановой — Зачем печку-то побелили? До Пасхи-то далеко ещё! — Хозяйка смерила эксперта всё тем же безучастным взглядом, оставив вопрос без ответа.

— Ладно — принял решение следователь — будем побелку соскребать. — Услышав последнее, Грибанова несколько раз перекрестилась — Сами будете белить, антихристы…

Пятна и потёки крови на печной стенке действительно обнаружились. Пока делали смывы, с чердака бани, где Романов уже битый час копался в куче веников и разного хлама, донеслось торжествующее «Есть!». Завёрнутыми в тряпку в старом валенке лежали обрез охотничьего ружья с шестью патронами. И там же — наручные часы «Восток» на светлом ремешке, в которых, по показаниям свидетелей, Андреев был на вечеринке и которых на трупе не оказалось…

 

Глава 9. Москва

Светлова позвонила в понедельник утром сама — Мы в субботу едем к твоим в деревню?

— Конечно — обрадовался Храмов — Конечно едем!..

После обеда его вызвал пожилой начальник следствия. Усадил напротив, долго тёр пальцами виски — Так значит, Женя. Я поделать ничего не смог. На этот раз не отвертелись… Наорали на меня только в Управлении. В командировку поедешь, в распоряжение Генпрокуратуры Союза… На три месяца. Вас там со всех областей набирают. Здесь всё прочтёшь — начальник протянул Храмову бумаги — Свои дела занесёшь мне ближе к вечеру… Чего загрустил-то?… Столицу повидаешь. Радоваться надо. Это мне без тебя тут хреново придётся. А тебе радоваться надо! С москвичкой познакомишься, женишься, пропишешься в Москве. Не горюй, дружище!..

Командировку Храмову продлили до шести месяцев, за которые домой выбраться сумел лишь раз. Всё общение с Наталией ограничивалось телефоном. По телефону и решили: на Новый год распишемся.

C Москвы Евгений Андреевич вернулся обескураженный — Там караул, там вся милиция продажная…

— И до нас дойдёт — усмехнулся пожилой начальник следствия — не волнуйся…

 

Глава 10. Вновь Храмов

— Какой обрез! Какие часы! — маленькие глазки Грибанова забегали быстро-быстро — Не надо меня за глупова держать. Спасибо, хоть пулемёт не подсунули. ё- На здоровье — Храмов принялся записывать.

— Чё это ты пишешь? — насторожился подозреваемый — Я ничё подписывать не буду…

— Я в курсе, пишу, что на поставленные вопросы по поводу обреза и часов отвечать ты отказался…

Та-ак, не даёт никаких показаний, говоришь — прокурор явно был не в духе — И мамаша его молчит. Ну этого следовало ожидать. За трое суток ничего толком не собрали. На чём привёз Андреева сюда? С кем привёз? Зачем?. Ничего за трое суток не установили… Какие будут предложения? — Корнеев сквозь пелену табачного дыма обвёл взглядом участников совещания.

— По девяностой надо оформлять ещё на семь суток — высказал своё мнение Храмов — И в Луговое опять ехать, соседей отрабатывать, знакомых Грибанова. Вычислять надо, с кем он мог привезти Андреева сюда за сорок вёрст. Найдём этого человека и круг замкнётся.

— Твоими устами… Евгений Андреич — прокурор, не потушив, швырнул докуренную сигарету в глубокую пепельницу — А если он с этим же человеком и убивал Андреева? Какие он нам даст показания?…

— Но мы этот вопрос всё равно не обойдём… — продолжил было Храмов.

— Понятно-понятно. Что ещё можно сделать? — Корнеев усиленно разминал очередную сигарету.

— Может мать Грибанова сюда привезти и здесь с ней поработать — предложил Маркелов — А то дома и стены помогают…

— Ладно — прокурор закурил — Готовь, Храмов, постановление по девяностой. Подпишу. Отхвачу, конечно, но куда деваться. Мамашу сегодня же доставить ко мне в кабинет… И работайте, уважаемые, работайте. Ищите машину и водителя, не на горбу же он припёр сюда Андреева. Трое суток вам на всё про всё. Не успеете, все получите по заслугам…

— Ну чё, Евгений Андреич, трое суток проходит — Грибанов был явно в приподнятом настроении — со мной решать пора.

— Решим-решим, не волнуйся — Храмов положил перед ним только что подготовленное постановление.

— Закрываете, всё-таки — Грибанов долго, наморщив лоб, читал бумагу. Потом отодвинул от себя — Ну ладно…

— Подписывать, конечно, не будешь?

— Не-е, не буду — Грибанов долго распечатывал пачку сигарет. Наконец закурил — Слышь, Евгений Андреич, давай покалякаем спокойно, тэт на тэт. Ты же прекрасно знаешь, что я здесь не при делах…

— Как раз обратное знаю — следователь демонстративно не собирался «калякать спокойно» — Доказательств против тебя выше крыши — Храмов правдоподобно состроил довольную физиономию — Так что не спрыгнешь ты никак, можешь не сомневаться…

— Да не кипятись ты, Андреич… Ну сам прикинь, мне уж тридцать шесть. Из них двенадцать лет я зону топтал. А там ведь не сладко, Андреич… Там ведь подлость сплошная — Грибанов весь как-то съёжился — стукачество сплошное, да крысятничество…

— Ты поплачь ещё — кивнул головой следователь — может полегчает… А когда парня душил, ты о чём думал-мечтал? — Храмов покрутил пальцем у виска — Или тогда ни о чём не думалось?

— Ну вот, опять ты… — Грибанов сделал вид, что обиделся — Короче — перешёл вдруг на шёпот — не хочу я на зону-то идти. Ты помоги мне, я — отблагодарю…

— Да ты что — присвистнул следователь — И хорошо отблагодаришь?

— В обиде не будешь — обрадовался подозреваемый, не уловив подвоха.

— И откуда такие богатства?

— Да есть кой какие сбережения — губы Грибанова довольно раздвинулись — В картах я соображаю. На днях долги немножко собрал. Не обижу… Мне только выбраться отсюдова. Ты спроси любова, кто меня знат. Все скажут, что я за свой базар отвечаю. Ну ни при делах я! Клянусь… Ладно, записывай!

Наконец-то — подумал следователь — поплыл всё же, милый. — А вслух сказал совсем другое — Что записывать-то? Расскажи сначала.

— Короче, приехали они ко мне в ту ночь вдвоём на «санитарке» совхозной. Илюха этот и дружок его, зоотехник…

— Носов что-ли?

— Он-он. Запёрлись ко мне во двор. Пьяные оба. Мать спала уже на печке. Илюха выступать стал, мол чё ты в красном уголке девку мою щупал. Щас, говорит, получишь. Я говорю, мужики, вы пьяные, приходите утром и поговорим. Зоотехнику всё равно было, а покойник будущий ни в какую не унимался. Драться на меня полез, пинаться стал…

Храмов, согласно кивая головой в такт рассказу, профессионально делал вид, что безоговорочно верит подозреваемому — В котором часу это было?

— Я за часами не следил. Ночь, она и есть ночь. Короче, я оскорблений щегла этого не вытерпел, сам понимашь… Приложился пару раз…

— Кочергой по голове?

— Ну опять ты… Кулаком я его — в морду. Он сам башкой ударился о завалинку, когда падал. Пьяный был в ж… Ну, короче, он потом притих. Улёгся на лавке, сопит, во сне чё-то бормочет. Грязный весь. Ну и зоотехник этот говорит…

— А Носов тоже Андреева бил?

— Нет, вроде — призадумался Грибанов — нет, не бил.

— Ну-ну, и что дальше?

— Ну чё дальше… Я на чём остановился?

— Носов тебе что-то говорит.

— Ну да, он и говорит, давай отвезём Илюху в Пригородный. Там, говорит, подруга у него живёт, пусть сама с ним разбирается. Я сначала говорю, это ваши головные боли. А потом вижу, он один не дотащит. Ладно, думаю, помогу, може нальёт потом стакан. Короче, затащили мы Андреева этого в машину и поехали к вам сюда. Когда приехали, зоотехник сразу к двухэтажке подъехал какой-то. Оставил друга своего и мы домой поехали. Вот и всё — облегчённо вздохнул Грибанов — Зазря я здесь парюсь, Евгений Андреич. Ни при делах я…

— А кто его до квартиры доводил?

— Я ж говорю, зоотехник. Завёл его в подъезд, сам видел, и через пять минут вернулся.

— И ты не помогал?

— Нет. Он же по дороге очухался почти. Извинялся ещё… Грязища была непролазная. Я и из машины-то не выходил.

— Ясно, а чего ж ты раньше об этом не говорил?

Глазки Грибанова разбежались в разные стороны — Чё-чё, думал сами разберётесь. Он, Носов-то чё, не говорит сам? Понятно дело — васильевский племяшка…

— Ясно. А часы Андреева к тебе как попали?

— Ну как попали… Ясно дело, когда махались во дворе, он и обронил. Я утром нашёл. Думал, отдам потом, а тут вон как всё обернулось…

— И спрятал вместе с обрезом и патронами?

— Да не моё это! — Грибанов по-бабьи всплеснул руками — Вот ты проверь, есть на этой пушке мои отпечатки пальцев, или нет — глазки подозреваемого хитро скрылись в кожных складках лица — Во-во, ваши это подсунули. Васильев — верняком. Он меня всю жизнь ненавидит. Гад! Всех баб в Луговом перетрахал, а туда же — начальник — лицо Грибанова приняло зеленоватый оттенок — Ты пойми, Андреич, это он меня засадить хочет, а племяшку свово…

— Ну хватит — Храмову становилось скучно — Давай по существу. На магнитофон записываться будем?

— Как скажешь, Андреич? Я за кого-то срок тянуть не собираюсь…

Когда Храмов доложил версию подозреваемого прокурору, тот оживился — Ну даёт… Сам-то что думаешь?

— Не знаю… Убивал-то точно Грибанов. А с Носовым что-то не понятно. Работать надо. Возможно он что и не договаривает. Очную ставку сделаем…

— И я про то — у Корнеева настроение явно улучшалось — действуй!

К двадцати двум часам допрос подозреваемого со звукозаписью был закончен. Храмов позвонил прокурору, доложил. А у нас тут глухо — голос прокурора был явно уставший — Зайди, порешать кое-что надо.

В кабинете у Корнеева было как обычно. Открытая настежь форточка с нагрузкой на справлялась. В пелене дыма на расставленных вдоль второго стола стульях грустили Маркелов, Петров и Романов. Присаживайся — прокурор указал на ближайший к нему стул — Чай будешь?… Ну как хочешь. К сожалению ни бабуля, ни зоотехник этот ничего нам не прояснили. Измотали только, особенно — мамаша. Показания те же самые дают. Грибанова врёт однозначно. Осмотрели «УАЗ» Носова, на полу какие-то пятна имеются — Корнеев сделал глоток крепкого до черноты чая и закурил — Сам говорит, что мясо на складе выписывал. Вполне возможно… Короче, мы считаем, что надо обоих закрывать. На трое суток пока. Основания для подозрения и той, и другого в укрывательстве имеются. Будет время поработать спокойно, и оперативным путём тоже — прокурор посмотрел на Романова и Петрова — оба дружно закивали головами — А то у нас тягомотина сплошная получается — обвёл всех взглядом — А где Сергей Иванович? — вспомнил вдруг про Хлопонина.

— Ему завтра на совещании в УВД выступать, весь день готовился — просипел Романов.

— Вот-вот, в районе убийство зависает, а он поедет воду в ступе толочь — Владимир Алексеевич не стеснялся в присутствии «среднего звена» съязвить и в адрес областных милицейских начальников, обзывая их клерками — Так что думаешь, Женя, по поводу задержания?

— Не знаю — следователь снял очки и носовым платком принялся их тщательно протирать — Грибановой всё же под семьдесят… У меня такого в практике не было.

— Будет — успокоил прокурор — какие твои годы. И в законе у нас нет таких ограничений. Она укрывает особо тяжкое преступление, отсюда и плясать надо…

Грибанова за трое суток содержания в камере умудрилась не обмолвиться с сокамерницами ни словом. Сутки напролёт пролёживала, повернувшись лицом к стене. В ходе допросов ежеминутно крестилась и повторяла, что печку побелила «для свежести» и про Андреева «ничаво» не знает. Расчувствовалась только, узнав об освобождении. Пожалела Храмова: «Какая, сынок, у тебя работа тяжёлая».

А вот из-под Носова информация попёрла сразу. Романов докладывал прокурору, что, со слов сокамерников, Носов действительно привозил Андреева в Пригородный. Но дядя — «милицейский начальник» велел ему «не колоться». На третьи сутки, когда Романов в очередной раз доложил об этом, Владимир Алексеевич, хлопнув ладонью по столу, распорядился вызвать к нему Васильева…

— Разрешите? — в дверном проёме по всей его высоте показалась фигура Николая Ивановича. Корнеев кивнул головой, жестом предложил присаживаться. Васильев осторожно, как бы опасаясь раздавить стул, присел и, сняв фуражку, поправил ладонью аккуратно зачёсанные назад волосы. В кабинете, где находились также Маркелов, Хлопонин, Романов, Петров и Храмов, повисла тяжёлая тишина. Наконец, прокурор поднялся с кресла, закурил, подошёл к окну и, всматриваясь куда-то вдаль, не оборачиваясь, спросил — Знаете, зачем вас пригласили?

Васильев пожал плечами — Догадываюсь… По убийству этому. Племянника моего закрыли…

— Вот именно! — прокурор резко обернулся и, глядя в упор на Васильева, глухо произнёс — И что же племянник рассказал вам по убийству этому?

— Так я ж всё доложил в рапорте — Николай Иванович явно не понимал смысл происходящего — повернулся к Романову — Я ж тебе всё объяснил…

— Слушай, Иваныч — просипел Романов, подсев поближе — Мы же всё прекрасно понимаем. Сынок сестры твоей родной… Но и ты пойми… Ты ж старый опер. Не мешок фуража украли, человека убили.

— Да о чём вы!? — отпрянул от коллеги Васильев — Что случилось-то?

— Да, случилось! — неожиданно привзвизгнул молодой Маркелов — У нас есть достоверная информация, что с вашей подачи родственник ваш правдивых показаний не даёт. Что это вы его так наконсультировали…

— Да о чём вы говорите! — голос огромного Васильева дрогнул. Не удостоив Маркелова взглядом, повернулся к Хлопонину — Сергей Иваныч! Вы же знаете меня много лет. О чём здесь речь ведут? Какие консультации? — Хлопонин тут же уткнулся в разложенные перед ним бумаги, пробурчав что-то невнятное. В кабинете вновь повисла гробовая тишина.

— Да-а, не получается у нас разговор — прокурор вышвырнул окурок в форточку и вернулся в кресло — Не хотелось бы, Николай Иванович, осложнять вам судьбу…

— Я не знаю, что там у вас за информация — Васильев взял себя в руки — но я никаких консультаций Носову не давал. Я этого Грибанова в восьмидесятом вооружённого в лесу брал. Он стрелял в меня два раза… О чём вы говорите, я с двадцати лет член партии…

— Да хватит вам! — поморщился прокурор — У нас членов партии хоть пруд пруди, коммунистов только маловато. Короче, я предлагаю вам сейчас же встретиться с племянником и объяснить ему…

— А я предлагаю — внезапно вклинился Храмов — поменять Носову сокамерников и перепроверить информацию. По материалам дела у Носова выходит полное алиби. Я ж Вам докладывал, Владимир Алексеевич… — в кабинете наступила страшная тишина. Хлопонин, хлюпнув носом, ещё больше углубился в изучение документов. Романов скривил губы и развёл руками. Петров смотрел на Храмова восхищённым взглядом, прикрыв лицо руками, чтоб не заметил прокурор. Прокурор же тем временем молча закурил и жадно затянулся.

— Я переговорю с Олегом — благодарный Васильев пытался спасти следователя — объясню всё. Если виноват, пусть отвечает и…

— Так, всё! — прокурор хлопнул ладонью по столу — Храмов остаётся, остальные — свободны. И вы, Сергей Иванович — Корнеев как-то не очень добро ухмыльнулся в адрес начальника милиции — тоже свободны. Храмов — продолжил прокурор, когда остались вдвоём — тебе кто давал право мне хамить? Ты ещё мал и глуп, чтобы меня перебивать. И я тебе уже говорил, не дай бог повиснет эта «мокруха», ты тоже ответишь… Сполна. Свободен, и скажи Петрову, пусть информацию перепроверит…

 

Глава 11. Вновь Земсков

Когда Храмов вернулся в райотдел, возле «дежурки» его дожидался Павел Николаевич Земсков — Слышь, Евгений Андреич — Земсков прошёл вслед за ним в кабинет — мне сегодня сын за обедом рассказал одну вещь. Может тебе пригодиться… — Павел Николаевич очень Храмова уважал — как сам говорил, «за большую учёность и честный характер», всегда относился к нему только доброжелательно.

— А что такое?

— Значит так, пацан мой в клубе вчера краем уха слышал, что, дескать, в ту ночь, когда труп в подъезде появился, недалеко от того дома Гришка Савельев помогал выталкивать двум мужикам неместным «Москвич». Тот застрял в колее на Совхозной, а Гришка как раз на работу шёл, в котельную. Эти два мужика, дескать, обещали ему плеснуть стакан, но обманули. Вот он и жаловался потом кому-то из собутыльников. Я Савельева с утра притащил в отдел, но он пьяный, как всегда. Сейчас с ним разговаривать бесполезно. Мы протокол оформили и в камеру пока поместили. Так что имей ввиду — Земсков от такой длинной своей речи немного подустал.

— Спасибо-спасибо, Павел Николаевич — до следователя дошло сразу: Земсков добыл ценного свидетеля.

— Я, Евгений Андреич, подойду часика через три — Земсков был крайне доволен, что своей информацией заинтересовал Храмова — вместе и переговорим с Савельевым. А то начнёт тебе мозги пудрить. А я хорошо его знаю, в школе ещё вместе учились… Ну я пойду пока?

— Хорошо-хорошо, спасибо большое…

Гришка Савельев был ровесником Земскова, но выглядел много старше. «Не тверёзвый образ жизни», как любил выражаться Павел Николаевич, давал о себе знать. Попав в кабинет к следователю, Савельев долго не мог понять, что же от него хотят. Таращил полупьяные глаза и только твердил: «Я ничё не брал, мне на жизнь и так хватат»…

— Да-а — Храмов стал уже нервничать — и как тебе такому кочегарку-то доверяют?

— Не надо — Гришка поводил у себя перед носом поднятым вверх указательным пальцем — Я сегодня выходной и имею право. А на работе я как штык! И…

— Слушай, «штык»! — начал терять терпение и Земсков — Похмелиться хочешь? — Бледно-серые гришкины глаза сразу засветились — Спрашивашь, наливай конешно…

— Щас, уже бегу — Павел Николаевич присел на соседний стул — Ты меня хорошо знаешь?

— Хорошо — энергично кивнул головой Савельев, от кивка потерял равновесие и чуть не свалился со стула.

— Так вот — продолжил свою мысль Земсков — Литр самогона стоит у меня в сейфе. Если сейчас рассказываешь, как неделю назад ночью у кочегарки вытаскивал из грязи «Москвич», самогонка твоя. Ты меня понял?

— Понял — наконец-то сподобился Гришка.

— Рассказываешь?

— Не-а — неожиданно не согласился — налей сначала…

— Я сейчас тебе налью! — взбеленился всегда спокойный Земсков — на все пятнадцать суток! Без вывода. Хочешь!?…

— Ну был «Москвич», четыреста двенадцатый… — тут же приступил к даче показаний собеседник.

В течение получаса следователь сумел добиться от Гришки, что в ту ночь на улице Совхозной он действительно помогал двум незнакомым мужчинам выталкивать застрявший «Москвич» светлого цвета. На вопрос о приметах мужчин, Савельев долго морщил лоб и всё же вспомнил — Вмазанные оба были — И даже номер «Москвича» подсказал — Советский был номер…

Когда Храмов заканчивал допрос, зашёл начальник розыска. Подождав, пока Савельев подпишет протокол и отправится на поиски обещавшего самогон Земскова, Петров подсел поближе к следователю — Не стыкуется что-то, Жень. Другой человек про Носова говорит совсем другое. Не зря ли он, правда, у нас парится…

— Какой ещё «Москвич»! — возмущению Грибанова не было предела — Я ж давал уже показания! Я ж всё в глаза ему высказал! Чё вы опять крутите — подозреваемый вполне сносно изображал истерику — Конешно! Племяшку васильевского отшиваете… Я жаловаться буду! Прокурору — буду!..

Битый час Храмов и Петров пытались убедить Петю дать правдивые показания, всем своим видом показывая, что всё уже известно, и про «Москвич», и про водителя. В конце концов Грибанов полностью замкнулся и разговаривать дальше отказался. Номер не прошёл.

Ближе к полуночи Евгений Андреевич позвонил Васильеву домой — Не разбудил?

— Нет, не разбудил, сухари сушу…

— Ты завтра сильно занят?

— Что ещё стряслось?

— Помощь твоя опять нужна…консультация — схулиганил Храмов — Короче, мы с Петровым только вдвоём подъедем с утра пораньше.

— Приезжайте. А парня вы зря держите…

— Дома он уже, вечером гаишники отправили на попутке.

 

Глава 12. Вновь Васильев

Васильев, узнав про «Москвич», затарабанил пальцами по столу — Как же я сразу не допёр. С Зиминым он труп к вам вывез. С Игорьком. Есть у нас тут тунеядец один, в соседях практически у Грибановых. От отца покойного достался ему «Москвичёнок», цвет — оранжевый.

— А он колонётся? — осторожно поинтересовался Петров.

— Решим, я думаю…

Уже через час перед Храмовым в кабинете у Николая Ивановича сидел крепкий круглолицый парень лет двадцати пяти от роду. Старался держаться спокойно, что ему в общем-то удавалось.

— Знаешь меня? — Храмов откинулся на спинку стула… — Не знаешь? — сделал изумлённый вид — Я — старший следователь Пригородного РОВД, это — наш начальник уголовного розыска, а Николая Ивановича ты, наверное, знаешь.

Зимин согласно кивнул головой, продолжал помалкивать.

— Знаешь, зачем мы приехали к тебе за сорок вёрст?

Зимин вновь промолчал, но головой замотал отрицательно.

— Да ты что! — ещё больше изумился следователь — И Андреев тебе по ночам не снится?

Зимин учащённо засопел, но продолжал молчать, тупо уставясь в пол.

— Мать свою пожалей, дурень — вступил в разговор Васильев — преподнесешь ей подарочек…

— А я чё? Я-ни чё… — начал понемногу высказываться свидетель. Неожиданно — затрясся всем телом. Стало ясно, что круг сейчас замкнётся.

— Ты сопли не пускай, а рассказывай давай — Васильев налил из графина воды и протянул стакан свидетелю. Тот, зачем-то понюхав содержимое, немного отпил, руки вновь задрожали и Николай Иванович стакан срочно забрал. Опять наступило всеобщее молчание.

— Ну что ты время у нас отнимаешь — не выдержал первым Петров. Зимин страдальчески посмотрел на односельчанина — Дядь Коль, ты ж Гриба знашь… Он же порешит меня потом. Он сразу предупредил… — свидетель вновь замолчал, упёршись взглядом в пол.

— А за что он тебя порешит — Храмов пересел на соседний к допрашиваемому стул, сильно нагибаясь и заглядывая Зимину в лицо.

— Сами знаете — захлюпал носом основной свидетель — дело-то серьёзное…

— Вот именно, что серьёзное — не разгибаясь продолжал следователь — Ты Андреева убивал?!

— Да вы что! — отпрянул Зимин — Да как…

— Ты ещё перекрестись — подключился с другой стороны Петров — Ты же сядешь, милый. Из-за какого-то ублюдка срок будешь мотать…

— За что же — не сдавался свидетель, приподняв голову.

— За отказ от дачи показаний — раз — начальник розыска стал картинно загибать пальцы на руке — За укрывательство особо тяжкого преступления — два. За пособничество в убийстве…

— Ничего я не пособлял! — задергал головой Зимин — Закурить можно?

Хозяин кабинета согласно кивнул головой, пододвинув пепельницу. Закурив, свидетель, ежеминутно заглядывая в глаза Васильеву и постоянно шмыгая носом, принялся рассказывать — Он ночью ко мне прибежал. Говорит, Илюху, соседа надо срочно в Пригородый отвезти. Талон мне сразу дал на бензин, на десять литров. Я спрашиваю, что случилось-то. А он — ничего не случилось. Илюха, говорит, где-то подрался пьяный, до дома не дошёл, у моего двора свалился. Просит, говорит, его в Пригородный отвезти, к родственникам, чтоб матери с отцом в таком виде не показываться. Ну я с Илюхой всегда здоровался. Думаю, помочь надо. Завёл машину, мать-то у бабушки ночевала. Приехали мы с Грибом домой к нему — Зимин затушил окурок и вновь закурил — Там у них во дворе Илья лежал. Привалился спиной на лавку у завалинки… Толи спал, толи без сознания был, всхрапывал только изредка. Голова у него и лицо — в крови всё. Баба Пелагея тут. Гриба мать. Снуёт туда-сюда. То в дом зайдёт, то- в баню, то опять подойдёт… И молчком всё, прям жутко стало — Зимин, не докурив и не затушив сигарету, бросил её в пепельницу и спрятал подрагивающие руки в карманы — Ну мы постояли, я ещё спрашивал, нормально ли с ним. Гриб говорит, да нормально всё, проспаться ему надо. Давай, говорит, грузить на заднее сиденье. Я говорю, он же мне щас весь салон кровью исхавозит. Тогда Гриб принёс малахай старый, нахлобучил Илюхе на голову. Теперича, говорит, не испачкат. Я говорю, может на скорую отвезём, а Гриб как зыркнет на меня. Какая, кричит, скорая, дурак. Нас же с тобой и попутают, мы, дескать, избили. Короче, затащили мы Илюху на заднее сиденье и в Пригородный повезли. Петька-то говорит, я знаю, где родственники живут, бухали как-то вместе…

— Заправлялись? — поинтересовался Храмов.

— Не-е, бензина хватало. Заехали в посёлок ваш. С краю сразу дома двухэтажные стоят. Гриб говорит, вон к тому подъезжай. Встали у подъезда крайнего, а Илюха всё такой же. Затащили кое-как его в подъезд, а там — темнотища. Посадили на ступеньки, к перилу прислонили. Гриб говорит, иди в машину, я сам здесь… — Зимин вновь затрясся. Васильев подал стакан с водой — Не-е, не буду — замотал головой свидетель и, немного успокоившись, продолжил — Ну я ушёл. Минут через пять Гриб выходит. Всё, говорит, поехали… По дороге и говорит мне, засунь язык в ж… и, не дай бог, болтанёшь где. Всех, говорит, вместе с тобой вырежу, и мать, и сестру, и зятя… — Зимин замолчал, схватился руками за голову. В кабинете стало тихо. Наконец Петров, побывавший на месте происшествия, поинтересовался — А малахай-то куда делся?

— Гриб по дороге его выбросил, в посадке…

— А вы в посёлке не застревали?

— Чё?… Нет, вроде… не помню.

— А ремешок Грибанов куда дел? — Храмов сидел уже за столом напротив и вопрос этот задал как-то мимоходом, чтоб разговор поддержать.

— Какой ремешок?… А — уздечку. Её Гриб так и оставил в машине. Я в гараже её потом на гвоздь повесил… Так он его уздечкой што ли?…

— А ты и знать не ведал? — весь светился Петров, окидывая сбоку Храмова восхищённым взглядом.

 

Глава 13. Романов

Ровно в девять утра в кабинете Романова зазвонил телефон — Здорово, начальник… Не узнаёшь што ли?…

— Нет… Не помню…

Соврал Романов. Голос городского вора-авторитета Салеева он узнал сразу. Руки сразу стали потными…

С того страшного случая прошло больше четырёх лет и никогда Салеев, или, по-другому, Сало не выходил на Романова напрямую, засылал всегда своих «шестёрок»…

В тот августовский воскресный день было очень ветрено. Волгу почти штормило. Старший участковый инспектор Романов прямо в форменной одежде сидел на вёслах и, стараясь держать лодку строго носом к набегавшим волнам, подводил к расставленным вчера сетям. Курсант-практикант Усов, находясь на корме, ковшом вычерпывал захлёстывающую через борта воду. Уверенности обоим прибавляло употребляемое с утра на берегу спиртное. Когда стали проверять сети, лодка опрокинулась. До берега Романов доплыл один. Забравшись на кручу, он, обессиленный, мучительно всматривался в серую муть волн. До последнего надеялся увидеть там голову Усова…

— Чё, мент, утопил дружка — голос сзади на пустынном лесистом волжском берегу застал Романова врасплох — Маладец… — На беду участкового на одной из примыкавших к круче опушек веселился со своей компанией Сало.

— Не дрейф, мент — мило улыбался Сало — мы тебя не стуканём…Но и ты уж, коль чего, нам не откажи…

Труп Усова нашли через месяц далеко вниз по течению. Романов писал рапорт, что не видел своего стажёра с субботы. Обстоятельства гибели остались невыясненными. Сало практически не докучал, нужды, видимо, особой не было…

— Короче, Игнатич, к тебе скоро подойдёт человек и всё объяснит — Сало положил трубку. «Человек» сообщил, что велено подъехать в двадцать три часа к заброшенной мельнице.

— Рад, рад за тебя, Игнатич — Салеев повернулся и расцвёл всем своим золотозубым ртом — Начальником стал. Маладец. Полковником скоро будешь. Маладец…

— Что нужно — просипел «начальник», усевшись на заднем сиденье воровской «Волги». Он весь день гадал, почему Сало решил с ним встретиться самолично, и к ночи от волнений этих изрядно подустал. Когда остались в машине одни, Салеев настроил зеркало заднего вида на лицо собеседника и начал разговор — Там у вас корешок наш парится… Гриб. Сдаётся мне, долго ему воли не видать… Так? — Романов молча кивнул головой — Ну и вот — продолжил уголовник — нужен он мне. Грибок-то этот, на воле нужен. Проблемы у нас с ним остались общие. Повидаться надо, выяснить кое-что, уладить… Так что думай, голова — Салеев, откинувшись на спинку сиденья и закурив, через зеркало внимательно следил за выражением лица собеседника.

— Не получится — резко выдохнул тот — Его сегодня прокурор штампонул и завтра в СИЗО отправ…

— А это уж твои головные боли — не дал договорить Салеев — если не хочешь других… Я потому и вызвал тебя срочно, пока Грибулю-то нашего в крытую не увезли. И это… — вор через зеркало подмигнул Романову — сможешь нам подмогнуть, больше мы не увидимся. Ты меня знаешь, за базар свой я всегда отвечаю. Но побег чтоб был, а то ведь… Гриб потом сам к вам в плен явится, если не вздёрнется. Ну так что, замётано?…

После обеда Храмов, дооформив последние документы, отнёс грибановское дело прокурору.

— Спасибо, Евгений Андреевич — Корнеев пожал руку — дальше и мои справятся. В понедельник отправляю вашему генералу представление о поощрении. На тебя, Петрова и… — прокурор нашёл в сплошь исписанном календарном листе нужную запись — и на Васильева Николая Ивановича, майора милиции.

Вернувшись к себе в кабинет, Храмов позвонил домой Наталии. Телефон не отвечал. С улицы послышался резкий звук тормозящего на скорости автомобиля и истошный крик забегавшего в здание водителя — Утёк! Утёк! Тревога! Утёк!.

Сбежавшиеся с трудом, но всё же поняли, что при выезде на трассу у конвойной автомашины спустило заднее левое колесо. Пока водитель со вторым милиционером колесо менял, остававшийся в «воронке» без присмотра Грибанов исчез. Боковая дверь оказалась отпертой, на лавке остались одни наручники…

Через два часа в «дежурку» Земскову позвонили с областного ГАИ — Я по вашей ориентировке. У нас на пост об угоне заявили. Наши машину обнаружили, стали преследовать. А тот в лес заехал. Закрылся в доме лесничего и хозяйку с ребёнком там держит. Из ружья в окно палит. В УВД доложено, ваш, похоже, клиент.

 

Глава 14. И вновь Храмов

Светлова дозвонилась до дежурной части — Женя, что случилось? Почему не звонишь и не отвечаешь?

— Наташа, я не смогу пока приехать, «тревога» всему личному составу…

— Женя, что случилось? Я прошу тебя — голос Светловой как-то сразу задрожал — ради меня… ради нашего ребёнка… будь осторо…

— Да ты что, Наташ, перестань. Я позвоню потом сам. Пока — Храмов положил трубку.

Когда Храмов вместе с Петровым и Хлопониным приехал к заимке лесничего и спрятался за новеньким срубом бани, дом был уже оцеплен омоновцами. Расположившись за деревьями, они ожидали команды.

— Боится снайпер стрелять — оправдывался командир отряда — Этот хрен дёргается постоянно и девочку с руки не снимает. Женщину к стулу привязал и тоже перед окном усадил. Два раза уже из двустволки по моим стрелял. Хозяин говорит, у него дома патронов, как грязи. Вот, сами посмотрите — омоновец протянул бинокль Хлопонину…Через выбитое окно терраски просматривалась привязанная вожжами к стулу женщина. Позади неё в глубине помещения сновал туда-сюда Грибанов. В правой руке наперевес держал охотничье ружьё. Левой — прижимал к себе устало хныкающую девочку лет трёх…

— Видали — продолжал вводить в курс дела командир ОМОНа — опасно стрелять. Надо бы с ним, действительно, переговорить. Отвлечь. Может клюнет. А там, думаю, решим вопрос… Следователь приехал?

— Приехал — вздохнул Хлопонин — И «матюгальник» привезли, всё — как велено.

— Второй час уже орёт, что только с тобой будет разговаривать — омоновец как-то придирчиво осмотрел Храмова — Поговори с ним, чем дольше, тем лучше. Запарь ему мозги, отвлеки…

— Попробую — Храмов взял мегафон — Грибанов! Это я, Храмов. Ты хотел со мной поговорить?

— Андреич! — Грибанов явно обрадовался — Приехал таки. Ты один из них умный. Иди сюда, базар есть нешуточный!

— Ты сначала ребёнка отпусти и женщину. Потом поговорим — Храмов старательно выполнял инструкцию омоновца.

— Ты чё там, вместе с ними охренел — вновь забесновался Грибанов. Затем, заслоняясь ребёнком, появился в проёме окна — Ты где там, Андреич! Иди сюда, не бойся. В тебя палить не буду.

— Пётр Алексеевич — Храмов пытался говорить спокойно, медленно и убедительно — не бери лишний грех на душу… Отпусти людей… И мы всё с тобой обсудим…

— Чаво ты там заладил. Не суетись, Андреич. Не надо меня за глупова держать! — голос Грибанова стал срываться — Иди сюда и здесь покалякаем, ково отпускать.

— Хорошо, я приду к тебе — затягивал переговоры Евгений Андреевич — если отпустишь хотя бы ребёнка…

Грибанов, скрывшись в глубине терраски, не отвечал. Томительная пауза затягивалась.

— Короче — не отпуская от себя ребёнка, неожиданно появился в окне — Или ты, следак, сейчас идёшь сюда, или я стреляю бабу. Другого базара не будет! Ты меня понял, в натуре! Считаю до пяти, раз…

Храмов обернулся на командира ОМОНа и Хлопонина — Пойду я, наверное…

— Два…

— Куда! — начальник РОВД покрутил пальцем у виска — Блефует он…

— Три…

— Не могу я так — Евгений Андреевич сунул мегафон омоновцу в руки и вышел из-за сруба.

— Четыре…

— Я иду к тебе, Грибанов! — подняв руки над головой, следователь плавно двинулся к палисаднику. Вокруг стало тихо и только звук палой листвы в такт шагам резал слух. Наконец скрипнула открываемая калитка, Храмов приостановился. Тишина казалась нескончаемой… Два выстрела прогремели всё ж внезапно… Пуля, посланная из табельного пистолета Петровым, непонятно когда и как пробравшимся к забору, ударила убийце меж бровей и застряла в черепе. Тяжёлый заряд картечи из ружья падающего Грибанова ушёл в кроны деревьев.

Через неделю в заброшенной мельнице вездесущие пацаны натолкнулись на висящий в петле труп Романова. Следов насильственной смерти не было.

Каждому своё…

 

Три недели летом в провинции

 

День первый…

11 июля 2001 года. Один из городов средней России. Жара с самого утра. Следователю Заречного райотдела милиции Олегу Анатольевичу Глебову у себя в кабинете тошно. С окончания юридического института не прошло и года, а человек уже устал от работы этой. Мыслимо ли, что ему, двадцатитрёхлетнему парню нагружают постоянно двадцать с лишним дел. Проводи тут, пожалуй, расследование. В соседнем отделе, говорят, такой же молодой следователь, доработавшись до ручки, поприбивал все свои дела гвоздями к полу по всему кабинету вместе с удостоверением и скрылся. Отыскали, говорят, только через два дня. Разбираются до сих пор…

С такими мрачными мыслями встречал утро рабочего дня молодой лейтенант Глебов, пока не зазвонил телефон — Слушаю, Глебов…

— Алло, это Олег Анатольевич? — приятный женский голос явно сочувствовал.

— Он самый.

— Это вас из вендиспансера беспокоят…тут у нас заявление от одной особы. Якобы она Вас… Короче, надо бы приехать, сдать анализы…

— Приеду — буркнул Глебов и бросил трубку. Тупо уставился в стену. Постепенно стал осознавать только что услышанное. Потом мучительно перебирал в памяти последних своих подружек — ни на кого и не подумаешь…

В это время дверь отворилась, чинно и важно прошёл коллега Глебова — следователь Андрей Павлович Крассовский, двадцативосьмилетний мужчина среднего роста и выше средней упитанности. Весь сияя и светясь, протянул руку — Как дела?

— Спасибо, ни к чёрту — пожал протянутую руку — Успел уже опохмелиться?…Эх и отважный ты, Палыч… — И тут Глебову «выстрелило». Глядя в довольную физиономию Крассовского, глухо спросил — Ты звонил?… Из диспансера?…

— Да ладно ты, не кипятись — Крассовский светился всё ярче и ярче, гордясь своими способностями — милая дружеская шутка.

— Шутник ты, однако — немного успокоился Глебов — Зачем пришёл?

— Как зачем? — удивился Крассовский — Посплетничать пришёл…

— Некогда мне, давай…до скорых встреч — не смог сразу простить Глебов.

Через двадцать минут позвонил дежурный Скоков. Как всегда, не поздоровавшись, прогудел трубку — Олежка, тебя шеф твой срочно вызывает…

— Здравствуйте, Александр Валентинович, я очень рад, что позвонили мне — начал церемониться Глебов, но продолжить не смог — дежурный положил трубку. Устало поднявшись из-за стола, Олег Анатольевич направился к начальнику следствия. Сорокалетний майор юстиции Анатолий Сергеевич Прошкин был кадровым следователем, прекрасным специалистом. Безусловно обладал тонким чувством юмора, что не мешало ему, однако, временами быть страшным занудой.

В кабинете начальника следствия на одном из готовых рухнуть от старости стульев с ангельским выражением лица сидел Крассовский, уставившись своими маленькими пьяненькими глазками на носки своих же ботинок. Во даёт, подумал Глебов, только вот почти был трезвым.

— Он у тебя был сейчас? — указывая ладонью на Андрея Павловича и принюхиваясь к Глебову, брезгливым тоном спросил у последнего Прошкин. Когда успели стукануть, опять подумал Олег Анатольевич, отвечая утвердительно.

— Так ты как считаешь — продолжил начальник следствия — Трезвый сейчас Андрей Палыч, или не совсем?

— Да, вроде, трезвый, товарищ майор — призадумался Глебов.

— Я тебя, Андрей Палыч — начальник вернулся к Крассовскому — при свидетеле последний раз предупреждаю…Ещё одна твоя пьянка и ты вылетишь из органов, как пробка из стакана…

— Из бутылки, Анатолий Сергеевич… — встрял было в разговор Глебов.

— А тебя, умник, не спрашивают — распалялся начальник — Тебе, Крассовский, ясно!? А сейчас, будь любезен, вон из моего кабинета и из отдела. Завтра в восемь зайдёшь ко мне. Вопросы есть?

— Всё понял, Анатолий Сергеич. Больше такого не повториться. Я отработаю — Крассовский как мог стремительно поднялся со стула и покинул кабинет.

— Вот сволочь. Не был бы классным следаком, давно бы выгнал — майор Прошкин на полном серьёзе, долго и занудно стал оправдываться перед лейтенантом Глебовым, что в следствие сейчас толковых мужиков не заманишь, что работать становится совершенно не с кем и так далее и так далее…

Неизвестно, как долго бы это продолжалось, но дверь распахнулась и в кабинет, не спросив разрешения, стремительно прошла Татьяна Николаевна Иванова, двадцати трёх лет от роду. Высокая симпатичная брюнетка со вздёрнутым носиком, который придавал ей ещё большее очарование. Несмотря на юный возраст, Иванова имела уже почти трёхлетний стаж работы в следствии.

— Анатолий Сергеевич, эта сволочь от всех подписей отказывается! — возбуждённо, со свойственной ей простотой и непосредственностью пожаловалась начальству Иванова.

Следует отметить, уважаемый читатель, что определение «сволочь» все следователи переняли от своего начальника и применяли его намного чаще других подобных определений.

— Какая «сволочь»? Хватит вопить! — Прошкин в глубине души своей всё ж любил своих следаков и следачек, правда — не всех.

— Да Колесников, сволочь, по грабежу который — захлёбывалась от возмущения Татьяна Николаевна — С делом ознакомился, а протокол не подписывает, свиданку требует с мамашей…

— Ну и дай им пять минут — облегчённо вздохнул начальник следствия.

— Некогда мне, Анатолий Сергеевич — надула губки Иванова, не найдя поддержки у начальства — да и не хочу, сколько он мне крови попортил…

— Эх Танюша — вступил в разговор Глебов, любуясь красивыми округлостями под блузкой Ивановой — тебе ж с твоими данными фотомоделью быть, а ты в следствии себе нервы гробишь за гроши…

— Ты, умник, помолчи — оборвал Глебова начальник — никто тебя не спрашивал.

— Ну, если что, я зайду ещё, посоветуюсь — Танюша направилась к выходу.

— Подожди-ка, милая — остановил Прошкин — На ножевое вчера ты выезжала? — принялся листать одно из свежих дел — И как это понимать? — стал зачитывать вслух: «Местом происшествия является строительный вагончик, осмотреть который не представилось возможным, так как внутри сидит злая собака и никого не пускает». Ты что, Татьяна Николаевна, совсем рехнулась или так прикидываешься — возмущению начальника не было предела — Ты что тут понаписала!..

— Как есть, так и написала — вспылила Иванова не столько от нападок начальства, сколько от довольной физиономии Глебова — Что я там в час ночи сделаю…

— Если ты такая умная, езжай на попутных и делай повторный осмотр, как положено. И такую галиматью я больше чтоб не видел. Вечером доложишь — закончил дебаты начальник.

Карие глазки Танюши предательски заблестели, набрав в лёгкие воздух, она хотела что-то съязвить, но смогла только хлопнуть дверью.

— Беда с этим бабьим царством — вздохнул Прошкин — одно хорошо — водку не лопают. А ведь десять лет назад их в следствии и не было практически. А сейчас что творится! Толковые мужики в барахольщики всё подались, бизменсмены все крутые, спекулянты грёбаны… — Анатолий Сергеевич явно заводился и явно надолго.

— Может я пойду — подал голос Глебов.

— Подожди, я тебя для чего вызвал-то…

— Засвидетельствовать пьянство Крассовского.

— Не ехидничай, а слушай. У Батманова в кабинете находится Галя Майорова. Даёт расклад на шесть квартирных краж. Явку с повинной у ней отобрали. Ты посмотри, что у нас возбуждено, что нет. Подними дела, организуй оперов. Закрепись хорошенько и закрывай её. В пятницу веди к прокурору на арест. И смотри, чтоб розыск ей лишнего не навешал, не расхлябаемся потом. Вечером доложишь…

— Да Вы что — возмутился Глебов — мне ж два дела к понедельнику надо закончить. Я не успею…

— Успеешь, молодой ещё, не переломишься. Да и поручить-то больше некому — Прошкин уткнулся в список личного состава — Ивановой дело завтра прокурору нести, Курчатова не потянет, Нигматуллин в отпуске, завтра только выйдет, Кочкин дежурит, Воронова и Дергунова на сессии, Крассовский… сволочь, Стасова в декрете… Когда всё это кончится, не доработаю до пенсии…

Глебов понял, что не отвертится, и вышел из кабинета.

— Заходи, заходи, Олег Анатольевич — встретил Глебова у себя в кабинете начальник розыска Вадим Ильич Батманов. Двадцативосьмилетний Батманов всем своим видом: высокий рост, ранняя седина, благородные правильные черты лица, безупречно отглаженная одежда — даже чисто внешне вызывал только уважение. Уважали его сотрудники и как классного оперативника, и как умелого руководителя. Несмотря на сравнительно молодой возраст, Вадим Ильич был человеком на редкость рассудительным, досконально знал психологию уголовного мира, выводил на признательные показания, не притрагиваясь пальцем. По законам жизни должны были присутствовать у Батманова и отрицательные черты, но я их, уважаемый читатель, честно говоря, не помню.

— Поздоровавшись, Батманов увёл находившуюся у него женщину. Вернулся и стал вводить Глебова в курс дела — Эта Галя Майорова — кивнул головой на стул, где сидела женщина — отсидела лет десять. Освободилась весной. Мы её давно пасём. Сегодня утром взяли прямо в подъезде со шмотками.

— Кто взял-то?

— Саша Игнатьев, участковый. Он живёт в одном подъезде с терпилами. Поднимается по лестнице, а эта красавица с баулами — ему навстречу. Сейчас всё рассказывает, даёт ещё пять квартир. Три у нас висят, остальные — не помню, может не заявляли — Батманов сузил глаза. Потом закурил и продолжил — Проблема в том, что пока мы не знаем, где вещи с других краж. Галя барыг не сдаст и, наверное, ничего по этому поводу не скажет…

— А где живёт? Обыск надо делать срочно — разгорячился молодой Глебов.

— Живёт со старенькой бабулей. Мы там уже смотрели. Не понесёт Галя ворованное домой… Надо связи трясти. Поэтому, Олег, давай пока закрепимся выводками. Пусть на местах всё покажет, расскажет. Только я попрошу, ты с Майоровой — попроще и полегче. Характер у ней скверный, может и замкнуться. Сигареты и чай для неё гарантируем…

— Разрешите — в дверь робко проследовал вчерашний выпускник средней школы милиции Александр Александрович Быков. Имел этот молодой человек, которого все в отделе, понятное дело, звали Сан Санычем, две отличительные черты: необычно скромный характер и огненно рыжую шевелюру. За ним прошествовала сама Галя Майорова, довольно зрелого возраста женщина с давно не мытой головой и изрядно помятым лицом. Одетые на ней блузка и юбка давно требовали стирки и глажки. Галя сходу уселась напротив следователя и сразу закурила «примину». Насмешливым взглядом уставилась на молодого симпатичного Глебова и развалилась на стуле.

— Шибко на раскачивайся, стул не совсем надёжный — начал разговор следователь — Всё правильно здесь написано? — показал протокол явки с повинной, выполненный мелким убористым почерком Быкова. Галя небрежно кивнула и позевнула — Ты что ль следак-то?…Ну набрали салаг…

— Галь, ты не хами, это ж твой следователь — строгим тоном высказался Быков.

— А тебе, Рыжик, слова не давали — не унималась Майорова — Короче, пиши, командир, показания давать отказываюсь. Помещай, давай, в хату. Завтра поговорим…может быть.

— Не хочешь, как хочешь, а может покурим сначала хороших? — следователь протянул Майоровой сигарету «Парламент», пачку которых всегда держал в столе для особых случаев. Галя, имевшая не самый высокий в городе интеллект, была явно польщена таким обхождением со стороны «учёного следака», и с удовольствием затянулась, щуря опухшие глазки. «Всё ты у меня расскажешь и покажешь» — подумал Глебов, довольный начавшейся, конечно не очень мудрёной, но всё же психологической игрой. Следователь не ошибся. Майорова со своими четырьмя судимостями за плечами оказалась, на удивление, человеком весьма сентиментальным…

— Представляешь — глаза её повлажнели — поехала я как-то к тётке в Воронеж. В ноябре — и дождь, и холод. Пересадку делала на какой-то глухой станции. А билетов нет, замёрзла вся. Пожалела меня одна проводница. Взяла, в своём купе уложила. Я ночью встала по нужде, а вагон-то плацкартный. Пассажиры все дрыхнут без задних ног. А я ведь ничего не взяла, не стала проводницу подводить — Галя гордо окинула взглядом Глебова и Быкова — Это был единственный в моей жизни случай, когда я не своровала.

— Адвокат нужен? — перевёл беседу в другую плоскость следователь.

— Да на хрена он мне, я ж всё Ильичу рассказала. Пиши давай.

— Ну дело хозяйское — Глебов понял, что Галя и Батманов меж собой уже порешали: она полностью «грузится», а он сквозь пальцы смотрит на её подельника.

К вечеру Глебов, обкуренный в тесном кабинете до одурения, запись признательных показаний Майоровой закончил. Та подробно рассказала о всех шести кражах. Поведала, как в дневное время выбирала в подъездах двери «средней приличности» с замками по проще. Если на звонок никто не открывал, универсальной отмычкой отпирала замок и, закрывшись в квартире, собирала вещи. Врала безбожно, что все украденные вещи продала неизвестным лицам, а универсальную отмычку выбросила с балкона последней обворованной квартиры, так как «решила встать на путь исправления и идти с повинной в милицию». Фантазировала Галя по этим вопросам с нескрываемым удовольствием и воодушевлением. Глебов только поддакивал, свою основную задачу он выполнил: разговорил подозреваемую на событие преступления. Короче, по окончанию допроса оба остались довольны и собой, и друг другом.

Закончив, следователь позвонил потерпевшим — паре молодожёнов. Велел находиться дома для проведения следственного эксперимента на месте происшествия. Быков привёл двух понятых из «суточников». Пришёл эксперт с фотоаппаратом. Тут выяснилось, что машина следствия сломана и ехать не на чём. Глебов позвонил в дежурную часть, помощи попросил.

— Мне ведь ведро дают на сутки, а ещё ночь впереди — прогудел в трубку Скоков — С начальством решай — Через час — решили, но отказался ехать один из понятых. В начале девятого вечера на место происшествия всё же выехали. Следователь даже разволновался, не раздумала ли Галя всё на месте показать, пока вопросы организационные решали. Слава Богу, Майорова уверенно провела к входной двери квартиры молодожёнов. Подробно и обстоятельно рассказала и показала, где и какие вещи забирала. Всё сходилось. Для приличия обыскали все кусты под балконом, отмычку, естественно, не обнаружили.

— Упёр кто-нибудь — поведала понятым Галя — Жалко так… — Глебов тоже был доволен — один эпизод закрепили.

Вернувшись в отдел, подозреваемую поместили в камеру. Глебов засел за составление протокола. Вскоре позвонила потерпевшая и растерянно сообщила: «Олег Анатольевич, после вашего ухода у нас с трельяжа часы пропали наручные и духи французские…Вы уж извините…» Олег Анатольевич и сам растерялся, пообещал перезвонить. Положив трубку, заорал на дремавшего Быкова — Ты какого хрена смотрел! Давай сюда эту сволочь!

Майорова отпираться не стала, тут же из лифчика достала и вернула часики и флакончик духов, правда долго потом возмущалась мелочностью «терпил, которым шмоток два мешка вернули, и опять — недовольны». Когда не менее возмущённый Быков стал спрашивать, зачем так подвела их перед гражданами, напомнила: «Я ж предупреждала днём, что не ворую очень редко.»

Ещё один рабочий день прошёл…

 

День второй…

12 июля 2001 года. Четверг. Около десяти часов утра. Жарко.

Собрав у себя в кабинете следователей, Прошкин с мрачным видом просматривал списки уголовных дел. Затем перевёл взгляд на подчинённых, те притихли. Планёрка началась.

— Во-первых, разрешите поздравить с праздником Рината Мингалиевича. Он сегодня вышел с отпуска и приступил к работе.

Все устремили взгляд на старшего следователя Нигматуллина. Вновь оживились.

— Успокоились — прервал всеобщее воодушевление начальник — Докладываю. На сей момент, а половина месяца, считай, прошла — тембр голоса Прошкина ничего хорошего не предвещал — мы общими усилиями направили в суд аж одно дело. Начнём… — остановил взгляд на сидевшей ближе всех Ивановой — с Татьяны Николаевны.

Все знали, если начальник злой, будет разговаривать на «Вы» и называть по имени отчеству. Все морально стали к этому готовиться.

— Какие проблемы у Вас, Татьяна Николаевна?

— Никаких, Анатолий Сергеевич?

— А какого тогда чёрта, пардон, до сих пор не принесли мне дело Колесникова?!

— Принесу…скоро.

— Милые мои — заводился Прошкин — Вы клялись мне это дело закончить ещё к пятому числу…

— Я не… — подала было голос Иванова — но потом решила отмолчаться.

Анатолий Сергеевич не был любителем поорать на подчинённых, всегда старался сдерживаться, не выражаться матерными словами, что ему, надо отметить, в общем и целом удавалось — Так где же дело? Ещё раз спрашиваю.

— Обвинительное доделываю.

— Да что Вы говорите. И когда доделаете?

— Ну я ж сказала, Анатолий Сергеевич, дело принесу. Часам к четырём…

— Вечера или утра?

— Сегодня, сегодня же — доказывала Таня, не замечая подвоха.

— Короче, Татьяна Николаевна, я знаю, что верить Вам можно, что через трое суток дело это Вы наверняка закончите. Но на этот раз номер не пройдёт. Если завтра в девять утра у меня дела не будет, минимум Вам обеспечен. Сейчас оклад средний?…Хорошо, будет минимальным. Хватит, разговоры по-хорошему на Вас не действуют. Вы — начальник обвёл всех взглядом — касается не только Ивановой, изрядно обнаглели и продолжаете наглеть дальше. Так, кто у нас следующий…

В кабинете повисла жуткая тишина. Начальник посягнул на святое, уменьшением зарплаты угрожает. Это уже серьёзно…

— Ладно, молодые люди — неожиданно сменил тон начальник следствия — Чувствую беседа на эту тему у нас затянется. Не будем с утра время терять. Поговорим вечером…в девятнадцать часов…на этом же месте.

«Молодых людей» немного отпустило.

— А теперь — вновь заговорил Прошкин — послушаем Вас, Андрей Павлович. Вы сегодня, надеюсь, трезвые? Вы бы всё же поднялись, когда начальник обращается. Кто не знает — обвёл взглядом всех присутствующих — Андрей Павлович вчера находился на службе в не очень трезвом состоянии…с утра. Вынужден был отстранить его от работы. Слушаем Вас, Андрей Павлович.

В кабинете вновь воцарилась гнетущая тишина. Наконец Крассовский, прокашлявшись и устремив взгляд через окно куда-то вдаль, начал выступление.

— Больше такого не повториться, Анатолий Сергеич… Я отработаю…

— Совершенно верно, Андрей Павлович, Вам я верю даже больше, чем Ивановой. Так вот, заявляю официально и в присутствии свидетелей… Ещё одна такая пьянка и работать Вы у нас не будете. Так что выбирайте, уважаемый… Всё понятно?

— Так точно, товарищ майор…

— Вопросы есть?

— Может его закодировать? — внезапно из всеобщего молчания раздался голос Ивановой.

— Ты себе язык лучше закодируй! — в момент рассвирепел Крассовский — Лезешь, куда тебя…

— Свободны — прекратил дискуссию начальник, выпроваживая всех из кабинета.

Глебов, Нигматуллин и Крассовский направились курить в кабинет последнего — Чего лопаешь-то? — продолжил тему Глебов, обращаясь к Андрею Павловичу. Крассовский, настроение которого было явно хуже вчерашнего, не удостоив молодого взглядом, начал разговор с Нигматуллиным — Как отдохнул, Ринат? Соскучился, небось, по работе в усмерть…

— Соскучился, соскучился — обнаглел и Нигматуллин — Имей в виду, Палыч, я тебя пьяного у себя в кабинете больше прятать не буду…

— Да пошли вы оба! — возмутился Крассовский — Докуривайте и знать вас больше не желаю…

Двадцатидевятилетний Нигматуллин работал в следствии седьмой год и считался неплохим специалистом. Высокий, широкоплечий, отличался громадной работоспособностью и молчаливостью. Года два назад развёлся с женой. Тяжело переживал и замкнулся ещё больше. Никто в отделе толком не знал, что у Нигматуллина случилось в семье, но все знали, что по нему давно сохнет, и, видимо, безответно, Таня Иванова.

— Я зайду? — дверь приоткрылась и в кабинет Нигматуллина прошла сама Татьяна. Была слегка взволнована, отчего смотрелась ещё очаровательней — Как дела, Ринат? Можно я у тебя покурю?

Нигматуллин достал из стола и подал Тане пепельницу, продолжая просматривать списанные ему материалы.

— Как отдохнул, куда съездил?

— Отдохнул нормально, съездил — никуда. А что?

— Да ничего, соскучилась по тебе, месяц не видела…

— Ну-ну, смотри, пока куришь.

— А что тебе шеф списал? Можно посмотреть? — зашла за спину сидевшего на стуле Нигматуллина, сделала вид, что читает через его плечо. Наклонившись, чуть прижалась упругой грудью, а нежным ушком своим — к щеке любимого… Внезапно дверь распахнулась, и в кабинет стремительно прошёл Батманов — Хорош влюбляться в рабочее время! С праздником тебя, Ринат. Ваш шеф послал меня к тебе. Говорит, ты отдохнувший, полон сил и готов к делам великим — Батманов явно был в приподнятом настроении.

— Тань, ты иди — Ринат посмотрел на Иванову — Тебе ж дело надо к утру заканчивать — Татьяна молча и стремительно удалилась.

— А ничего девочка — Батманов кивнул на закрывшуюся за ней дверь — Любит она тебя…

— Без тебя разберёмся — не поддержал тему Нигматуллин.

— Без меня, так без меня — не обиделся начальник розыска — Я не затем сюда пришёл. Группу ночью взяли, автомобили бомбили, магнитолы там и всё такое. Прошкин сказал, ты будешь заниматься. Они малолетки все. Двое рассказывают, а третий…наглец такой, семнадцать лет человеку. Может закроем?

— Судимый?

— Похоже нет, но…

— Тогда не закрою. Бесполезно. Прокурор всё равно санкцию не даст. Колонём, думаю, и так. Давай его сюда, вместе поговорим.

Через десять минут на столе у Нигматуллина лежали три заявления обворованных автовладельцев, рапорта милиционеров патрульно-постовой службы, задержавших троих молодых людей при совершении кражи из салона «Жигулей». Напротив на стуле сидел парень и демонстративно дремал. Следователь начал беседу — Как звать? — Парень слегка приоткрыл глаза и опять сделал вид, что спит. Батманов вплотную подсел к задержанному и дотронулся до плеча. Тот внезапно и резко вскочил со стула и высоким, переходящим в визг голосом закричал: «Посажу обоих, только троньте!». Милиционеры сначала опешили, потом рассмеялись. Первым успокоился Батманов — Ты чего визжишь-то? Никто не собирается о твои сопли руки пачкать. Ты лучше со своим следователем познакомься. Ему ж сейчас судьбу твою решать.

— Нечего тут решать — успокоился немного молодой человек и, обращаясь к Нигматуллину — А вам ещё не звонили?

— А кто должен позвонить?

— Да так…Позвонят скоро, а пока мне адвокат нужен и…

— А когда воровал, адвоката с собой не брал что-ли — перебил Батманов.

— Ничё я не воровал, гуляли просто…

— А почему друзья твои, заметь — не наши, говорят, что вместе с тобой машины бомбили?

— Я не знаю, что эти дураки там делали. Мне сказали, что отлить пошли…

— А почему у тебя в карманах оказались ворованные зеркала?

— Не знаю, менты подкинули…

— Ах менты! Далеко пойдёшь, молодой человек — поднялся со стула Батманов — Я оставлю Вас, Ринат Мингалиевич, на полчасика.

— Ну и какой тебе нужен адвокат? — продолжил беседу следователь — Лично ваш семейный, или просто знакомый?

— Родители должны привезти.

— И кто ж твои родители?…

Раздался телефонный звонок. В трубке послышался голос начальника розыска — Может закроем, всё ж наглеца-то этого? Верняком за ним ещё краж куча. Поработать бы вплотную. Доказательства есть. Давай закроем…

— Хорошо, посмотрим. — Нигматуллин положил трубку — Так как тебя звать-то?

— Давыдов я, Николай Ильич. А это по поводу меня звонили?

— А как ты догадался?

— Ну вот — заулыбался Давыдов — давно бы так, а то пристали, как банный лист к ж… — привстал со стула, сладко потянулся — Домой мне надо, выспаться, отдохнуть.

Следователь позвонил Батманову уже сам — Пришли кого-нибудь, пусть сто двадцать вторую от моего имени нарисует. Я — подпишу.

— Вы что, сажать меня хотите? — парень опустился на стул — Вы знаете, что я племянник Елчева! Вам может работа надоела?

— Вот оно в чём дело-то — заулыбался Нигматуллин, услышав фамилию заместителя прокурора Заречного района. В этот момент дверь приоткрылась и показалась алая голова Быкова — Заходи, Сан Саныч.

— С выходом Вас, Ринат Мингалиевич. Меня в ваше распоряжение прислали.

— Ты забери, пожалуйста, вот этого крутого и помести в камеру. Я все бумаги подпишу.

Через час позвонил дежурный — Ринат, к тебе тут родители Давыдова просятся. Что сказать?

— Скажи, чтоб тащили сынуле адвоката. А встречусь я с ними не раньше семнадцати часов — Нигматуллин положил трубку и через запасной выход здания удалился на обед. Вернувшись, стал допрашивать подельников Давыдова. Вскоре позвонил Прошкин — Зайди ко мне, срочно.

В кабинете у начальника следствия находился, как и ожидалось, заместитель районного прокурора. Елчев поднялся со стула, протянул и пожал в приветствии следователю руку. Сам же начал разговор — Как в отпуске? Хорошо отдохнул?

— Да, нормально, Владимир Борисович…

После небольшой паузы разговор продолжил Прошкин — Ринат, ты человека сегодня задерживал?… Давыдова?

— Вынужден был, Анатолий Сергеевич.

— А к чему такая спешка!? Почему мне не доложил? Или в отпуске запамятовал, что есть начальник следствия, который за все задержания отвечает…

— Сам я отвечу. Все законные основания для задержания есть…

— Хорош, мужики, не кипятитесь — вмешался зам. прокурора и, обращаясь к Нигматуллину — Давыдов этот — сын моей родной сестры. Родителей достал уже. Правильно сделал, что закрыл, но может решим без прокурора? Думаю и так поймёт.

— Сомневаюсь, что поймёт, Владимир Борисович, да и в отказе он полностью. Кстати, вашим именем прикрывается, обещал меня с работы снять.

— Вот гадёныш — Елчев поднялся со стула — Ты приведи его, пожалуйста, сейчас ко мне и дело принеси.

Нигматуллин вернулся в кабинет, принялся подшивать дело. Вновь позвонил дежурный — Ринат, бегом в актовый зал. Там замполит всех собирает на стрельбы и физподготовку. Четверг сегодня…

— Скажи, некогда мне…

— Щ-щас! Ты уж двадцатый отказываешься. Я укажу в рапорте и сами объясняйтесь…

— Пиши, что хочешь…

Вскоре в кабинете у Елчева находились и следователь Нигматуллин, и племянник Давыдов. Владимир Борисович молча пролистал дело, потом откинулся на спинку кресла и обратился к подозреваемому — И что с тобой делать?… Тебе что в жизни не хватает?… Может голодаешь?

— Не воровал я, дядь Вов, честное слово не воровал…

— Короче так, Коля — не стал выслушивать родственника Елчев — Или ты сейчас следователю всё чистосердечно рассказываешь и каешься, чтобы уйти сегодня домой, или я звоню отцу с матерью, чтобы сушили тебе сухари…

Ближе к ночи следователь Нигматуллин вынес постановление об освобождении подозреваемого Давыдова под подписку о невыезде.

Ещё один рабочий день прошёл…

 

День третий…

13 июля 2001 года. Пятница. Половина шестого утра. В квартире следователя Крассовского звонит телефон…

— Алло…

— Палыч, это ты? — в трубке слышится взволнованный голос дежурного Волкова.

— Нет, Перес де Куэльяр…

— Слушай ты, Перец, некогда хохмить! Сейчас пришлю машину, тут у нас разбой, а ты по графику дежуришь…

— Я в восемь заступаю…

— Прошкин велел тебя поднять, Курчатова дежурит, сам знаешь, какой специалист. Короче, криминал серьёзный, чисти зубы — в трубке послышались гудки.

6 часов 20 минут. В кабинете начальника уголовного розыска, кроме самого Батманова, находятся Крассовский, дежурный оперативник Филиппов, участковый Игнатьев, эксперт Бородуллин, милиционер патрульно-постовой службы Лыков, дежурный Волков. Последний докладывает: Короче, в четыре пятьдесят мне по рации экипаж ППС передаёт…Да пусть он сам расскажет, Вадим Ильич…

Батманов кивнул головой в сторону Лыкова. Молоденький сержант милиции, поднявшись со стула, начал докладывать, заметно волнуясь: Едем мы по Мичурина в районе парка. Смотрим, у входа на бордюре женщина сидит. Думали пьяная. Подъезжаем, смотрим, а у неё лицо всё синее, живого места нет…и уши порваны…

— Как порваны?

— Так серёжки ж вырывал, избивал. Часы ещё забрал и сумочку. Мы дежурному передали, чтоб «скорую» вызвал. Все окрестности объехали — бесполезно, а задержали б, точно грохнули отморозка этого…

— Я, Вадим Ильич — вступил в разговор дежурный — направил туда оба экипажа ППС, экипаж ОВО, дал ориентировку по приметам…

— А приметы какие?

— Да мужик лет тридцати, невысокий, коренастый. Одет в футболку чёрную или синюю…Ну и всё.

— С потерпевшей кто разговаривал?

— Пэпээсники.

— В каком она сейчас состоянии? В больницу звонили?

— Не звонили ещё…в шоке она…

— А что так рано делала у парка?

— Да на работу шла, поваром работает.

— Так, Андрей Палыч — Батманов перевёл взгляд на следователя — Ты с экспертом, наверное, осмотр сейчас сделаешь и с потерпевшей в больнице поговоришь. Приметы там, вещи и всё остальное. Я правильно рассуждаю?

— Верно мыслишь, командир — Крассовский поднялся со стула — Если врачи разрешат, привезу её в райотдел. Пусть твои картотеку на просмотр подготовят. Может узнает кого. Ну мы поехали?

— Бензин — то есть в «дежурке»?

— Да осталось с полведра, наверное — закивал головой Волков — Если что, на свои заправлю…

— Какие будут соображения, господа? — Вадим Ильич посмотрел на оставшихся в кабинете оперативника и участкового. Старший оперуполномоченный сорокалетний майор милиции Николай Иванович Филиппов работал в уголовном розыске семнадцатый год. И все эти годы — в родном своём Заречном районе. Знал и в районе, и во всём городе, можно сказать, всех судимых и прочий закононепослушный элемент. Обладал в этом плане памятью феноменальной. Любил пофилософствовать, «порассуждать за жизнь», или, как выражался Батманов, «разводить демагогию». Видимо это качество и сблизило его с Прошкиным. Они много лет уже дружили семьями.

— Ну что тут сказать — выдержав паузу, начал свой сказ Филиппов — Лет десять назад я б эту сволочь вычислил за десять минут. А сейчас-то, сколько этой шоблы развелось…

— Ты считаешь, обкуренный был?

— Ничего я не считаю, но не исключаю.

— Саша — Батманов — обернулся к двадцатитрёхлетнему участковому Игнатьеву — сколько на твоём участке, и на Мичурина, в частности, проживает наркоманов? — Игнатьев плавно, с задумчивым выражением лица поднялся со стула — Много, Вадим Ильич…

— Ясно — Батманов связался по телефону с дежурным — Ты Самохвалова поднял?

— Да вот он, подошёл уже…

— Пусть ко мне поднимется.

Пришёл старший лейтенант милиции Игорь Борисович Самохвалов, двадцати пяти лет от роду и с четырьмя годами стажа работы в уголовном розыске. Будучи мужчиной видным, он пользовался большим успехом у женщин и отказывать, практически, никому из них не смел. Батманов в последнее время стал относится к этому своему подчинённому прохладно. Его раздражала несерьёзность, граничащая с безответственностью, в отношении к работе со стороны Самохвалова. Потому Игорь Борисович уже как второй месяц всерьёз подумывал, в какую другую службу ему перевестись. Красивое лицо оперативника было слегка помято, но вид, как всегда — бодрый.

— Что-то долго добираешься до работы, живёшь-то рядом — начал разговор Батманов, поздоровавшись — В курсе, зачем тебя подняли?

Самохвалов не стал объяснять начальнику, что подняли его не из дома, а по адресу, который знал только дежурный Волков, хороший его приятель — Да, я в курсе, Вадим Ильч. Дежурный всё объяснил…

— Ну, если в курсе, давай составляй список, кого будем проверять. Исходные данные, пока, такие: возраст — около тридцати лет, невысокого роста, плотного телосложения… Возможно наркоман, возможно проживает на улице Мичурина или рядом. Перебери картотеку и определи круг лиц. Два часа тебе времени. А мы пока прокатимся по некоторым. Всё ясно?

— Круг широкий будет, Вадим Ильич…

Батманов с Филипповым и Игнатьевым определили уже двоих, к кому решили ехать в первую очередь. Старенькая «шестёрка» отделения уголовного розыска, хоть и не сразу, но всё же завелась, и сотрудники милиции направились домой к дважды судимому за грабёж тридцатидвухлетнему Гене Корнееву. Тот освободился около года назад и в последнее время плотно сидел на игле. Проживал с женой и шестилетним сыном в двухкомнатной квартире на первом этаже девятиэтажки…

— Ствол кто-нибудь взял?

— Я взял, Вадим Ильич — откликнулся сидевший на заднем сиденье Игнатьев — и наручники захватил.

— Молодец — похвалил участкового Батманов — приятно с такими людьми работать.

— Во жарит, девяти ещё нет, а дышать уж нечем — морщился плохо переносивший летний зной Филиппов. вытирая платком вспотевшее лицо.

— Ничего, зато зимой будет холодно — сострил Игнатьев, расстёгивая очередную пуговицу форменной рубашки.

— Похоже приехали — Батманов остановил машину у въезда во двор огромной многоквартирной девятиэтажки — Саша, ты оставайся у второго подъезда. Вон — два окна с цветастыми занавесками. Узрел?… А мы с Иванычем сходим.

Батманов и Филиппов зашли в подъезд. Входная дверь в квартиру Корнеева была заперта, кнопка звонка отсутствовала. За дверью — тишина. Начальник розыска осторожно постучал. Внутри послышалась какая-то возня, потом раздался детский голос: Кто там?

— Свои, сынок, свои — хриплым низким голосом пробасил Батманов — А где мама с папой?

— Мама в магазин ушла, а папа с дядей Сашей в Африку уехали…

— Куда уехали?! — оторопел Батманов — Когда?

За дверью послышались топот ног, шум распахиваемого окна, мужской голос: Линяем, менты явились…

Оперативники бросились во двор. Выбежав из подъезда, увидели борющихся под окном Корнеева и Игнатьева и убегающего за угол дома мужчину. В синей футболке…

— Иваныч, помоги Сашке! — Батманов ринулся за вторым. Забежал за угол и мгновенно получил страшный удар в голову. Перед глазами всё поплыло. Вадим Ильич напрягся, силясь удержаться на ногах. От него, сбросив в клумбу кусок металлической трубы, пятился мужчина в синей футболке.

— Стоять — прохрипел Батманов и, прислонившись спиной с стене дома, медленно съехал на землю…

Острый запах нашатыря ударил в нос, заставив начальника розыска очнуться. Батманов открыл глаза, обнаружил, что лежит уже на скамейке у подъезда. Рядом — испуганное лицо Игнатьева, несколько зевак. Одна из женщин громко всхлипывала и причитала: Средь бела дня ведь убили, молоденького такого…

— Как Вы, Вадим Ильич? — участковый бережно поддерживал голову Батманова, промокая носовым платком сочившуюся кровь.

— Нормально всё — Вадим Ильич плавно приподнялся на скамейке и сел.

— Я сказал, чтоб «скорую» вызвали…

— Не надо никого, и так нарисовались на всю округу…

Подошёл Филиппов.

— Ушёл? — морщась, спросил начальник розыска.

— Да хрен с ним, никуда не денется. Сам-то как себя чувствуешь? До машины дойдёшь?

Проводив и посадив Батманова в салон, Филиппов сел за руль. Сзади испуганно сопел закованный в наручники Корнеев.

— В больницу, сначала, Ильич? — Филиппов завёл двигатель.

— Не надо в больницу, завезём их — Вадим Ильич кивнул на заднее сиденье — в отдел, а там посмотрим…

Подъехали к зданию райотдела. За плохо соображавшего Батманова распоряжался уже Николай Иванович — Саша, оформляй его за неповиновение в камеру.

— Я Ильича не трогал, вы свидетели — заволновался Корнеев, выбираясь из салона.

— Будут тебе свидетели, не волнуйся — подтолкнул задержанного коленкой в зад участковый.

— Сашка, ты там не болтай в отделе и этому рот закрой — дал последнее распоряжение Филиппов и погнал машину от отдела.

— Куда едем, Вадим?

— У тебя дома никого нет? — последовал встречный вопрос — Я у тебя, наверное, отлежусь, чтоб мои не знали.

Поехали на улицу Набережную, где в двухкомнатной квартире проживал Филиппов.

— Не узнал я его — морщился Вадим Ильич, держась рукой за голову…

— А пацан-то его «дядей Сашей» назвал — размышлял Филиппов — Неужели это Сашка Денисов…

— Какой Денисов?

— Ты его, наверное, не знаешь. Он лет восемь назад подсел за разбой. Ничего о нём потом слышно не было. А по молодости они с Корнеем очень дружили, не разлейвода были… Не волнуйся, Ильич, найдём.

— Ты только скажи нашим, чтоб не прикладывались к этому хрену, я с ним сам разберусь — начал постепенно отходить Батманов — А какие у Денисова ещё здесь связи?

— Насколько помню — призадумался Филиппов — он жил с родителями на Гагарина, где-то в частном секторе… Найдём, не волнуйся, если это он конечно?

Оставив Батманова у себя дома и договорившись заехать часа через два, Филиппов направился домой к Корнееву. Жена того сразу подтвердила, что под утро заявился с самогоном какой-то друг детства Корнеева, но вещей с собой никаких не приносил. Осмотрев квартиру и убедившись, что никаких женских сумочек, часиков и прочего не имеется, Николай Иванович уехал в отдел.

— Вы куда пропали? — встретил на пороге дежурный Бойко — Ору, ору по рации… И от Игнатьева ничего не добьюсь…

— Не знаю, ничего не слышали — соврал Филиппов — А где Крассовский?

— Он у себя, просил Вас с Ильичём зайти. А где Вадим Ильич?

— По адресу он, с человеком работает — Филиппов направился на второй этаж.

— А что с раскрытием? — на отставал Бойко.

— Какое может быть раскрытие, пятница сегодня, тринадцатое число…

— Так и доложу в УВД — обиделся дежурный — Деловые все, ни к кому не подступишься…

— Да успокойся ты — Филиппов приостановился — Скажи, что лицо установлено, сейчас разыскиваем.

Николай Иванович прошёл в кабинет Крассовского, где находились также Самохвалов и Игнатьев — «кололи» Корнеева на сбежавшего друга и, похоже, безуспешно… Увидев Филиппова задержанный запричитал: Ну как им ещё объяснить! Ну не знаю я этого бродягу. Он дня два как появился, угощал меня, а кто такой — я хрен его знает, Сашка, Сашка и всё. Ну чё они ко мне пристали, Иваныч. Ну ты ж меня знашь…

— Ты, Корнеев, не кузди, как тот кузнечик — Филиппов упёрся взглядом в пьяненькие глазки допрашиваемого — Денисов это, Сашка, дружбан твой старый…

Корнеев враз притих, маленькие глазки забегали и часто заморгали.

— И чего ж ты замолк? — продолжил оперативник, уже полностью уверенный в том, что старый друг Денисова по сегодняшнему утреннему происшествию очень даже в курсе.

— Взяли что ли Санька? — вяло отозвался задержанный.

— Взяли-взяли. Тебя грузит дружок твой на разбой — уверенно врал Филиппов, стараясь подвести допрашиваемого к даче показаний на Денисова.

Результат оказался обратным…

— Какой разбой! — взбеленился Корнеев — Ты базар фильтруй, начальник!.. И мозги мне здесь не пудри. У меня — алиби! И жена, и сынишка могут подтвердить…

— Кстати, а что это ты пацану про Африку наплёл — заулыбался Филиппов.

— Ничего я не плёл. Велел сказать, что уехал просто. Он сам нафантазировал, ребёнок же…

— А чего ж ты, такой кристально честный, сбежать от нас пытался? — дожимал допрашиваемого Николай Иванович — Слов то умных каких набрался…»алиби». Ты, алибист недоделанный, скажи лучше, где дозы берёшь?… Что молчишь? У тебя ж ломка скоро начнётся, ты ж нам про всё расскажешь. Ты ж меня знаешь, Корнеев, я обид не прощаю, тем более таким ублюдкам…

— Ну хватит ты ругаться, Иваныч — засуетился Корнеев — давай поговорим вдвоём…

— А здесь посторонних нет. Вот — Андрей Павлович, будет твоё дело вести. Мы ему поможем семилетку строгого тебе обеспечить. Загулялся ты, Корней, на воле-то. Возвращаться пора уж. В зону. Пользы от тебя всё равно никому нет, ни семье, ни обществу…

— Я что, один такой — принялся уже всхлипывать допрашиваемый — я б завтра уж на работу пошёл, я ж не виноват, что сейчас…эта…безработица. Ты ж меня знашь, Иваныч. Я ж, на крайняк, только шапку содрать смогу и удрать…Но чтоб бабу калечить…

— Уведи его, пока — Николай Иванович обратился к Игнатьеву. Я потом с ним потолкую. Посидите у меня в кабинете с полчасика…

Как только за ушедшими закрылась дверь, Крассовский и Самохвалов разом спросили: Ну как там Ильич?

— Да нормально, вроде — ответил Филиппов, подумав про себя, что напрасно Батманов пытается скрыть утреннюю историю, что к вечеру, всё равно, будет знать весь райотдел.

— Что потерпевшая говорит, Андрей Павлович?

— Ничего толком не говорит, плачет. У неё к тому же рёбра сломаны. Завтра ещё съезжу, может успокоится. Сейчас бесполезно разговаривать…

— А этот Денисов точно имеет отношение к сегодняшнему разбою?

— Сто процентов.

— А как ты его вычислил?

— Секрет фирмы, расскажу как-нибудь, если нальёте…

Зазвонил телефон, Крассовский снял трубку. Послышался голос дежурного: Палыч, собирайся. Две кражи заявляют…

— Я, вообще-то, разбоем занимаюсь…

— Ничего не знаю, решай с начальством. Мне следак на происшествие нужен, а в графике — ты.

— А кто в резерве?

— Дорожным занимается.

— Хорошо, сейчас решим — Крассовский положил трубку — Достали…и без обеда опять…

— Ничего, тебе полезно — нагло заулыбался Самохвалов…

— Ты шибко-то не радуйся — осёк того Филиппов — сейчас сам поедешь со мной.

— Куда спешить, Николай Иванович — бросил улыбаться Самохвалов — Давай пообедаем сначала, четвёртый час уже, а я и без завтрака…

— Полчаса хватит?

— Ну…сорок минут?…

Кабинет Крассовского опустел. Филиппов прошёл к себе, отпустил на обед участкового, остался наедине с Корнеевым.

— Как, говоришь, у дружка твоего отца-то зовут?

— У Сашки что ли?

— У Сашки, у Сашки.

— Дядя Ваня…

— Старенький?

— Кто?

— Конь в пальто! В каком возрасте, спрашиваю, дядя Ваня?

— А…лет семьдесят.

— Всё там живёт, на Гагарина?

— На Гагарина, на Гагарина. Дом у них свой…

— Номер дома знаешь?

— Не-е — Корнеев замотал головой — не знаю.

Николай Иванович связался по телефону с дежурным: Проверь, пожалуйста по адресному, Денисов Иван, примерно семьдесят лет, проживает на Гагарина.

— Ну что, Корней, влип ты в историю…

— Ничё я не влип…

— Подожди минутку — Филиппов набрал номер своего домашнего телефона — Как дела, Вадим Ильич?

— Нормально, вроде. Только проснулся, голова немного побаливает…

— Если выпить хочешь, в холодильнике там есть.

— Нет, спасибо. Начальство меня не обыскалось?

— Нет пока. Но, похоже, в отделе уже все знают. Сейчас заедем за тобой, если хочешь. Поедем к отцу Денисова…

Самохвалов с обеда заявился через полтора часа.

— Понимаете, Николай Иванович — перешёл сразу на «Вы» — жена соскучилась… Пришлось задержаться — чистосердечно объяснил причину опоздания — Вы уж не говорите Вадиму Ильичу, пожалуйста…

— Сам скажешь! — Филиппов поднялся со стула — Поехали!

— А как же я? — забеспокоился Корнеев — Я с вами не поеду. Он подумает, что я привёл, грохнет потом. Он же чокнутый!

— Это твои проблемы — Николай Иванович кивнул Игнатьеву — Сажай его в машину!

Дом родителей Денисова нашли быстро. Самохвалова оставили в машине с Корнеевым. Игнатьев побежал по переулку к задней части домохозяйства. Когда начальник розыска и старший опер подошли к палисаднику, со двора раздался лай собаки.

— Чего я и боялся — вздохнул Батманов, нажимая кнопку звонка. Вскоре калитка открылась и показался пожилой мужчина.

— Дядя Ваня?

— Он самый…

— Мы из милиции — Батманов показал удостоверение — Надо бы переговорить.

— Проходите. Что ещё натворил?

— Кто?

— А Вы не знаете! Он один у нас такой урод. Ну проходите в дом, там переговорим.

Расспросив родителей Денисова, выяснили, что Александр Иванович Денисов 1969 года рождения освободился около трёх лет назад, но объявился примерно как с неделю. И всю неделю, как выразился отец, «не просыхает».

— Он когда последний раз здесь был? — осторожно спросил Батманов.

— Утром сегодня заявился, около десяти. Пожрал, проспался и ушёл с полчаса назад…

— Когда ушёл? — вырвалось у Филиппова, перед глазами сразу встала физиономия опоздавшего с обеда Самохвалова.

— Да минут тридцать, как ушёл — старик посмотрел на часы- Точно, десять минут седьмого было…

— И когда обещал вернуться?

— А кто его знает, не докладывается.

— Можно его комнату посмотреть?

— Смотрите, он в пристрое обитает.

Осмотр комнаты Денисова ничего не дал. Похищенных у Никитиной вещей не было. Вернувшись на кухню, продолжили разговор.

— Иван Петрович — Батманов сделал задумчивое лицо — А можно мои бойцы подождут у Вас дома Сашку? Нужен он нам срочно…

— Да пусть ждут. А чего он всё же натворил?

— От алиментов скрывается…

— Угу, от алиментов — вздохнул Иван Петрович — рассказывай мне сказки…

— Покалечил что ль опять кого? — заплакала мать Денисова — Ну не живётся по-людски опять ироду…

— Ну мы пойдём, Иван Петрович — Батманов поспешно поднялся со стула — Так побудут у Вас наши до утра?

— Пусть заходят…

Оставив Самохвалова и Игнатьва в засаде, начальник розыска и старший опер вместе с исстрадавшимся Корнеевым вернулись в райотдел.

— Вадим Ильич, тебя шеф спрашивал — лицо дежурного Бойко выражало явное сочувствие.

«Все уже знают, прославился», подумал Батманов, направляясь в кабинет начальника милиции, откуда вышел только через полчаса.

Сразу прошёл к Филиппову.

— Ну как? — почему-то шёпотом начал расспрашивать Николай Иванович — Что начальник-то сказал?

— Да ничего, нормально всё. Воспитывал. Хватит, говорит, самому по задержаниям рыскать, оболтусов, говорит, своих лучше организовывай…

Эх, чуть не забыл — начальник розыска связался с дежурным — Ты поставь в известность домашних Игнатьева и Самохвалова, что работают они, возможно дома будут только завтра. Ясно? Доложишь потом.

— Вадим, а что с Корнеевым будем делать? Нельзя его отпускать — Филиппов весь сморщился — Эх недораскроешь, как… Хуже нет, короче…

Батманов долго разминал сигарету — А за неповиновение почему сутки не дали?

— Судья выгнал, сказал, что нужны ещё объяснения от гражданских, что он нам сопротивлялся…

— Ладно, вызови сюда дежурного.

— Я позвонил обоим домой — с порога начал Бойко — И Игнатьеву, и Самохвалову. Жена Игоря очень возмущалась, замучили, говорит, своими засадами…

— Крассовский где? — пропустил сказанное мимо ушей начальник розыска.

— Не вернулся ещё с происшествия…

— У нас тут человек есть, пьяный. Оформи на него протокол и подержи до приезда Крассовского. Допросить надо официально. И чтоб он до утра оставался в райотделе. Завтра заберём…

— А если прокурор… — начал было Бойко.

— Сообрази что-нибудь, прояви смекалку — Батманов дал понять, что разговор закончен. Дежурный удалился.

— Ладно, поехал я домой — Вадим Ильич тяжело поднялся со стула — Всё равно башка не соображает. Хватит на сегодня…

— Я железку эту в багажник тебе бросил — заухмылялся Филиппов.

— Какую железку?

— Ну эту, к которой приложился…

— Зачем?

— Да так, на память…

— Да иди ты…

Ещё один рабочий день прошёл.

 

День четвёртый…

14 июля 2001 г. Суббота. 9 часов утра.

Дверь кабинета следователя Глебова плавно открывается и вплывает Таня Иванова.

— Привет!

— Привет.

— Как дела?

— Спасибо, ни к чёрту.

— Да брось ты, Олежек, смотри, какое небо ясное…

— Чего надо? — Глебов явно был не в настроении.

— Ничего не надо, хотела попросить тебя поменяться дежурствами. Ты завтра резервным дежуришь, а я — в следующее воскресенье. Предлагаю поменяться.

— А чего так?

— Ну надо мне…чДоговорились?

— Гляну сейчас, подожди — Глебов, увидев в графе «основной дежурный следователь» на пятнадцатое число фамилию «Нигмауллин», всё понял — С этого б и начинала. Я даю Вам своё согласие.

— Спасибо, Олежек…

— На здоровье… был бы только прок.

Не успела за Танечкой закрыться дверь, появился Крассовский. Обменялся с Глебовым рукопожатием. Сразу закурил.

— Что-то вид у тебя грустноватый — не сдержался и съязвил Глебов.

— Два часа только поспал с этим дежурством — не понял подвоха и начал жаловаться товарищу по работе Андрей Павлович — Три «висяка» надежурил, эх и вломило мне сейчас начальство…

— А… и ты про дежурство — вздохнул Глебов — Хоть бы раз деньги в долг предложил…

— Сейчас человека должны привезти — оставив без внимания чёрствость коллеги, продолжал жаловаться Крассовский — опера ночью задержали по вчерашнему разбою. Опять все выходные проваландаюсь. Пивка попить некогда с этой работой…

— Угу — хмыкнул Глебов — тебе особенно…

Крассовский только собрался обидеться, как зазвонил телефон — Олежка, у тебя Палыча нет? — гудел в трубку дежурный Скоков.

— Здравствуйте, Александр Валентинович. Рад слышать ваш голос. Звоните мне почаще… — откровенно хулиганил Глебов.

— Хватит там трепаться, шутник. Скажи Крассовскому, что его Ильич ждёт. С человеком заниматься надо — Скоков бросил трубку.

В кабинете начальника розыска, когда туда пришёл Крассовский, кроме самого Вадима Ильича, находились Филиппов, Самохвалов и Игнатьев. Последние двое, почему-то стояли. Поздоровавшись со всеми за руку, следователь присел на стульчик рядом с Филипповым. Напряжённая пауза продолжалась.

— Что грустим-то? — не выдержал Крассовский — Человека-то взяли.

— Взяли-взяли — Батманов полез за сигаретами — Заставь дураков богу молиться…

— Да не трогали мы его — Самохвалов обиженно поджал губу — Сам он упал…

— Сам-сам…В прокуратуре будешь объясняться… Идиоты! — Батманов закурил — Ну какая нужда была… Подсядете ведь…

— Да ладно, Вадим Ильич — постарался разрядить обстановку Андрей Павлович — Пусть пишут рапорта: оказывал, мол, яростное сопротивление, применили приёмы самбо…

— Какое, к чёрту, сопротивление против этого гоблина — начальник розыска кивнул в сторону Самохвалова.

— Ну тебя ж он вчера… — пытался развить свою мысль следователь. Однако, встретившись взглядом с Батмановым, развивать её на стал — Ладно, придумаем, что-нибудь…

— Головой надо работать! — не успокаивался Вадим Ильич — Чего добились-то? Что он замкнулся? А где похищенное? Колольщики долбанные!..

Опознает его потерпевшая, а, Палыч?

— А Бог её знает…

— Слышали! Чем доказывать будем, господа?

— Да колонётся всё равно, я думаю… — веско аргументировал свою точку зрения Игнатьев.

— Вы уже додумались! Я русским языком вчера объяснил: задержать, досмотреть, доставить в райотдел…Куда вы лезете, куда вас не просят! — не унимался Батманов. Неизвестно, сколько бы это продолжалось, но внезапный телефонный звонок прервал возмущения Вадима Ильича.

— Да, Станислав Викторович…Хорошо, сейчас зайдём — Батманов положил трубку, недобрым взглядом посмотрел на своего оперативника.

— Пойдём, Игорёк, начальник по нам что-то соскучился. Николай Иванович, вы с Палычем поработайте пока с Денисовым…

— Разрешите?…Батманов приоткрыл дверь.

— Заходи, заходи, Вадим Ильич, а Самохвалов пусть в приёмной подождёт…

В просторном кабинете начальника РОВД на одном из гостевых кресел сидела молодая симпатичная женщина, в которой Вадим Ильич сразу признал жену Самохвалова.

— Вот, Екатерина Петровна — начальник милиции кивком головы указал на Батманова — это непосредственный начальник вашего мужа.

— Мы знакомы, товарищ подполковник — Батманов присел рядом на стул.

— Вадим Ильич! — Самохвалова была явно взволнована — Я конечно понимаю, работы у Вас много, людей не хватает… Но и Вы меня поймите… Что, на моём муже свет клином сошёлся? Как засада, так Самохвалов, как засада, так Самохвалов, как ночной рейд — опять Самохвалов…Сколько это может продолжаться? — голос женщины задрожал — У него же семья, всё-таки…

— Да успокойтесь Вы — Батманов старался говорить как можно мягче — Он уже вернулся, сейчас пойдёт домой отдыхать…

— Ага, до следующей ночи… — почти всхлипывала Екатерина Петровна — Я прошу Вас, Вадим Ильич — Самохвалова поднялась с кресла — не надо через ночь ставить Игоря в засаду, у Вас ведь и другие работники есть…

— Не буду, не буду — пробурчал Батманов, прикрыв глаза ладонью, как бы от падающего через окно света.

— Вот дура, и верит же… — высказался начальник милиции, когда дверь за Самохваловой закрылась — Позови-ка мне этого «засадиста»!

Зашёл Самохвалов с каменным лицом — Здравия желаю, товарищ подполковник…

— Желаю, желаю… Ну как дела, как успехи?

— Нормально, вроде…

— А если «не вроде»?… Вадим Ильич, он у тебя справляется с работой? Может подустал всё-таки с такой-то нагрузкой… Может путёвку ему в санаторий организовать…бесплатную? На износ ведь человек работает…

— Порешать надо, конечно — в тон начальнику медленно произнёс Батманов.

— Ну и что будем делать, молодой человек? — пальцы начальника отбивали по столу чечётку.

— В конце концов, это моё личное дело — мужественно стал держать ответ Самохвалов.

— Даже так? — удивился начальник милиции — А ты зачем на эту работу пришёл? Баб по всей округе обслуживать? Ты про свои личные дела замполиту будешь рассказывать, старший лейтенант. А сейчас — у начальника РОВД находишься. Вам всё ясно?

— Так точно…

— Что ясно-то?

— Ну это… Вобщем, не повторится больше такое. Не придёт она больше разбираться. Сам я с ней разберусь…

— Ну вот, Вадим Ильич, вот и всё решили. Такие люди у тебя понятливые. Ты будешь головой своей рисковать, а они — со своими жёнами разбираться. Красота… Ступайте, Самохвалов, вы больше не нужны.

Оперативник поспешно покинул кабинет. Начальник РОВД поднялся с кресла, подошёл к окну — И нужен тебе этот охламон? Я к тебе лучше Игнатьева переведу. Он, вроде, неплохой парень. Хотя и участковых хороших не остаётся… Вот времена пришли. Развал кадровый полнейший. К чему идём…

Станиславу Викторовичу Игошину шёл сороковой год. Начинал он с участковых, год назад стал начальником райотдела. Умный, порядочный человек, грамотный специалист, проработавший в Заречном РОВД девятнадцать лет, Игошин среди личного состава пользовался безупречным авторитетом.

— Что у тебя с разбоем вчерашним? — закрыл кадровую тему начальник милиции — Раскроете?

— Дорабатываем сейчас, думаю, нормально всё будет…

— А что с квартирными будем делать? Вчера ещё одну «повесили», восьмую в этом месяце. Опять первый этаж, опять форточка…

— Пока ничего, и информации нет. Но, думаю, всё равно засветятся…

— Некогда думать! Сегодня из штаба звонили, заслушивать будут. В понедельник принесёшь мне план мероприятий по квартирным кражам.

Всё пока.

— Разрешите идти?

— Счастливо…

В кабинете у Крассовского Денисов уже давал признательные показания. Увидев вошедшего Батманова, подозреваемый замер и скосил глаза на следователя, пытаясь, что-то вымолвить. Андрей Павлович спешно увёл его из кабинета. Вернувшись, стал объяснять.

— Тут такое дело, Ильич… Короче, мы ему сказали, что ты в Чечне был, что вернулся контуженный и с головой у тебя не всё в порядке. А после того, как он вчера-железякой, у тебя вообще крыша съехала… И ты обещал его грохнуть, если колоться не будет. Он, видимо, поверил, сейчас весь расклад даёт. Ты уж не отвлекай нас…

— Ну вы даёте, он же прокурору всё заявит.

— Не думаю. Мы с ним хорошо побеседовали. Объяснили, что, если будет из-за своей побитой морды жаловаться, пойдёт ещё по одной статье — посягательство на жизнь работника милиции…

— Какого работника?

— Угадай с трёх раз.

— А-а, ну да. А Иваныч где?

— С Игнатьевым уехал сумочку изымать и остальное. У Корнея дома спрятано. Его утром отпустили, а вещи всё же у него…

— Вот сволочь! — Батманов вспомнил утрешние честно изумлённые глаза Корнеева, его причитания и клятвы в полном своём неведении — Привлечь сможем?

— Посмотрим, сейчас главное по Денисову закрепиться. Серьги мы уже нашли…

— Где? — оживился начальник розыска.

— В кармане пиджачка, на нём одетом. Иваныч обыскал на всякий случай ещё разок и нашёл — во внутреннем.

— Не понял, а как же эти не нашли при задержании?

— У Игорька надо спросить, наверное запамятовал про второй карман.

— Ну сволочь — Батманов связался с дежурным — Самохвалова мне найдите срочно!

— А их величество убыли. Сказали, что устали и очень перенервничали…

— Да ладно, Ильич — разглагольствовал довольный собой Крассовский — Всё хорошо, что хорошо кончается…

Тем временем в отдел привезли в стельку пьяного Корнеева. Тот усиленно таращил глаза, стараясь понять, где находится. Затем мирно уснул и в таком состоянии был перенесён в камеру.

— Не нашли ничего, Ильич — оправдывался Филиппов — Жены и ребёнка дома нет, а с этим бесполезно говорить. Совсем не вавакает. Всю квартиру обыскали — ничего… Ждать надо, когда Корней очухается. Саньку-то отпустим, наверное. Вторые сутки на ногах, глаза — как у кролика…

— Пусть отдыхает конечно… Ты лучше скажи, кто у нас квартиры бомбит, чуть не ежедневно?

— Всех, кого помню, проверил… — призадумался Филиппов — Информации — никакой…

— Ясно, что дело тёмное — Батманов поднялся со стула — Пойдём перекусим, пивка выпьем. Обед уже, жарко…

Через два часа, вернувшись в райотдел, начальник розыска и старший опер так и не смогли растолкать безбожно храпевшего Корнеева.

— Как обстановка, Александр Валентинович? — Батманов прикурил у дежурного.

— Тихо пока, а в Октябрьском — двойное убийство. Слава Богу — не у нас — постучал костяшками пальцев по столу.

— Дома я буду, голова от жары болит. Корнеев как очухается, позвонишь. Подъеду…

Скоков позвонил около восемнадцати часов — Отдыхай а ты, Ильич, не приезжай. Уехали и за сумочкой, и за часиками. Корней соседке своей всё продал. Говорит — за литр самогона…

— Кто уехал?

— Дежурный опер…

— Слушай, Александр Валентинович, подержи, пожалуйста, Корнея до утра. Надо с ним поработать.

— Попробую — Скоков положил трубку.

Батманов вышел на балкон, закурил. Вспомнил, что собрался завтра с сыном на карусели. Возьму сначала — с собой в отдел, а потом в парк проедем — принял решение и вернулся на диван.

Ещё один рабочий день прошёл…

 

День пятый…

15 июля 2001 г. Воскресенье, 6 часов 40 минут. В квартире Батманова звонит телефон. «Выспался» — подумал Вадим Ильич, вставая с дивана.

— Ильич, не разбудил? — гудел в трубку Скоков.

— Слушай, Валентиныч, сколько лет вместе работаем, хоть бы раз поздоровался…

— Поздороваемся ещё, успеем. Я не знаю, что с твоим другом делать. У него разом всё началось, и ломка, и похмелье…

— «Скорую» вызвал?

— Сейчас подъедет…

— Как врачи с ним определятся, позвонишь. Если будут забирать, дежурный опер пусть сопровождает.

— А если происшествие?

— Меня поднимешь. Идёт? — Батманов положил трубку. Увидел стоящего рядом сына.

— Пап, а карусели?

— Виталь, я ж тебе поклялся…

К восьми утра в дежурную часть Заречного РОВД стал подтягиваться дежурный наряд. В кресле дежурного за пультом восседал ответственный от руководства тридцатишестилетний майор и зам. по кадрам в одном лице Николай Степанович Сергеев. Бывший армейский офицер, он пришёл в милицию около пяти лет назад, а в нынешней своей должности состоял второй год. Личный состав «замполита» не долюбливал за излишнюю педантичность, постоянную занудистость и привычку повсеместно ссылаться на всевозможные приказы. Кроме того, «старики» райотдела считали Сергеева выскочкой.

— Так что у нас с явкой наряда? Все в сборе? — Николай Степанович перевёл взгляд с журнала происшествий на сдающего дежурство Скокова.

— Следователи оба у себя в кабинетах, основной опер вон на крыльце курит. Резервный — звонил, сказал, что дома пока будет, вчера до ночи работал…

— Александр Валентинович, почему дежурный наряд до сих пор не в сборе? Мне надо проводить инструктаж. Когда закончится этот колхоз?!

Старослужащий Скоков выругался про себя по наматерному и отправил помощника собирать наряд.

В восемь часов сорок минут в кабинете Сергеева собрался таки дежурный наряд в полном сборе.

— Иванова — начал инструктаж зам. по кадрам — Вы почему не в форме?

— Нету формы, Николай Степанович, не выдают. Месяц назад только была в УВД. Так в хозотделе говорят, что денег не перечисляют. Блузку одну дали, а юбку не выдали. А без юбки я на дежурство не выйду — Таня гордо окинула присутствующих взглядом — Не заставите…

— Да-да, товарищ майор — поддержал коллегу оперативник Фролов — я сам на днях прихожу на склад, так и так, говорю, третий год уж перехаживаю. И китель нужен, и брюки…Так на меня кладовщица смотрит, как на идиота. Чего, дескать, с пустыми-то руками припёрся… Мздоимство кругом, товарищ майор — чересчур горестно вздохнул Фролов — честному человеку податься некуда…

— Отговорки всё это — попытался оставить за собой последнее слово Сергеев — Надо было б, давно решили себе с формой…

— А Вы бы съездили в ХОЗО и провели там инструктаж, заодно б и с формой решили для личного состава — не смогла не съязвить Иванова — половина отдела таких как я…

— Хватить меня поучать! — занервничал Сергеев — Я доложу завтра начальнику…

Телефонный звонок из дежурной части прервал пустые разговоры — Ехать надо, товарищ майор — известил Волков — Кража. Пусть группа спускается. Из РайОНО звонили, два колеса с «Жигулей» сняли. Прямо — во дворе…

Вскоре основная следственно-оперативная группа выехала на место происшествия. Иванова тоже просилась — помогать Нигматуллину, но ответственный не разрешил и оказался прав. Через час заявили о квартирной краже.

К шестнадцати часам измученная жарой и с «висяком» вернулась первая группа во главе с ответственным Сергеевым. Часа через три с тем же результатом подъехала группа резервная. Волков не на шутку загрустил: два преступления и оба не раскрыты, а впереди ещё ночь. Дежурный вовсе не ошибся. В девятом часу вечера пришла интеллигентного вида пожилая женщина и рассказала, что два часа назад, приехав с мужем к себе дачу, обнаружили домик запертым изнутри. Через окно заприметили в нём какого-то мужчину…

Волков сразу поднял присланную днём ориентировку о побеге из колонии в соседнем сельском районе осужденного за разбой и два убийства. Доложил Сергееву — Всё сходится, Николай Степанович — тыкал пальцем в карту — вот колония, а вот — дачный массив… По прямой через лес — километров шесть. Точно говорю, дачу занял этот побегушник!

— БОМЖ, наверняка, какой-нибудь — сомневался Сергеев — сейчас шум поднимем и всё напрасно. Пошли туда оперативника с пэпээсниками. Пусть на месте всё разведают и сообщат по рации.

— Да не возьмёт оттуда рация! Далеко больно — настаивал Волков, стремясь скорее поделиться ответственностью с областной дежурной частью.

— Тогда пусть позвонят откуда-нибудь — закончил разговор Сергеев.

— Не сидится вам дома-то на ночь глядя — ворчал Волков, косясь на заявительницу и вызывая по рации экипаж ППС из двух человек. Старшим отправился тридцатилетний капитан милиции Пётр Алексеевич Фролов, оперативник с семилетним стажем.

Вместе с хозяйкой дачи приехали на место. Ночь. Тихо. Душно. Входная дверь одноэтажной дачи действительно заперта изнутри. Окно открыто настежь. Слышится посапывание спящего человека.

Ну и чего тут делать, какого хрена мы тут разведаем — шёпотом возмущался поведением ответственного Фролов — Надо звонить, пусть ОМОН направляют. Наверняка зэк этот со стволом или гранатой…

А может сами задержим — подал голос один из пэпээсников — У меня свояк в Ленинском райотделе работает, так он в том году тыщу премии получил. Убийцу тоже задерживали…

Недолго посовещавшись, решили брать сами. Подкрались к окну. Мгновения и трое молодых крепких мужчин практически одновременно и очень шумно влетают через оконный проём внутрь тёмного помещения. Ещё мгновение и спящий на диване человек оказывается на полу вниз лицом, с завёрнутыми за спину руками, в наручниках и с упёртым в затылок стволом пистолета. У работников милиции состояние внутреннего напряжения переходит в агрессивность в виде тычков в различные части тела задержанного, неприличных слов в его адрес, обещания пристрелить «если дёрнешься»…

Фролов долго в потёмках не мог найти включатель. Наконец свет зажёгся, задержанного подняли с пола и усадили на диван. Им оказался мужчина лет тридцати, мало похожий на уголовника, вполне интеллигентного вида. Его подёргивало и слова — выговаривал с трудом. Вошла хозяйка дачи. Долго щурилась от яркого света электролампочки, затем с заметным еврейским акцентом произнесла: Эдик, как тебе не стыдно?

Почему ты нас не предупредил? Они ж могли всю раму выломать! — и, обращаясь к милиционерам — Зять это наш…

— Заработали премию — сквозь зубы процедил Фролов — Чёрт бы вас всех подрал… — И на пэпээсников — Хватит ржать! Салаги…

Ещё один рабочий день прошёл.

 

День шестой…

16 июля 2001 года. Понедельник. 8 часов 40 минут.

В актовом зале Заречного РОВД собран личный состав на рабочее совещание у начальника милиции. За трибуной, наблюдая за входной дверью в ожидании прихода начальника, находится сдающий дежурство Волков.

— Денис Алексеевич! — обращается к дежурному с заднего ряда Крассовский — А ты знаешь, что с сегодняшнего дня команда поменялась?

— Какая команда? — засуетился Волков.

— Ну как, какая? — удивляется Андрей Павлович — Сейчас надо подавать команду не «Товарищи офицеры!», а «Господа офицера!»…

В зале все разом притихли.

— Ты что, не знаешь что ли? — не унимается Крассовкий — Приказ с сегодняшнего дня вступил в силу…

— Какой приказ?

— Министра, какой же ещё — лицо Крассовского выражает недоумение — До тебя что, не довели что ли?…

Личный состав, наблюдая за растерявшимся Волковым, бывавшим иногда наивным до безобразия, начинает веселиться. Сидящий в первом ряду зам. по кадрам оборачивается к Крассовскому — Э, господин, хватит дурачиться.

Волков облегчённо вздыхает. Заходит начальник РОВД.

— Товарищи офицеры! — хорошо поставленным голосом подаёт команду дежурный. Милиционеры разом встают. Игошин проходит за стол — Товарищи офицеры. — все садятся.

— Разрешите начинать? — начинает докладывать Волков. Начальник кивает головой. Дежурный зачитывает происшествия за сутки, ориентировки — Я закончил, товарищ подполковник.

— Замечания по личному составу есть?

— Никак нет…

— Разрешите мне, товарищ подполковник… — поднимается со стула Сергеев — Следователь Иванова вчера заступила на дежурство не в форменной одежде, заявляет, что ХОЗО не выдаёт…

— Так…Что ещё? — начальник ищет взглядом по залу Иванову.

— Ещё, Станислав Викторович, я считаю, что надо принимать какие-то меры… Куда не зайдёшь, в дежурную ли часть, в любой кабинет, везде мат-перемат. А к нам люди приходят, гражданские всё слышат…

Зал заметно оживился.

— Самохвалов! — голос начальника не предвещал ничего хорошего — Почему так веселимся?

— Да я ничего — резко поднялся Самохвалов — я лично при гражданских матом не ругаюсь и…

— Присаживайтесь! — не дали закончить речь оперативнику — Я с Вами, Николай Степанович, согласен, культура из некоторых, действительно, выпирает. Какие есть предложения?

— Не знаю, товарищ подполковник, считаю, надо наказывать, воспитывать уже поздно…

— Вы, всё-таки, выходите с конкретными предложениями, в том числе и — по Ивановой. Ещё есть вопросы?…

В зале повисла тягостная тишина. Стало понятно, что «разминка» закончилась и сейчас начнётся основной и изнуряющий для некоторых «марафон».

— Тогда у меня будут вопросы к дежурному наряду. Сколько вчера общими усилиями преступлений «повесили»?

Через полчаса в кабинете у Крассовского, кроме самого хозяина, собрались и дружно закурили Глебов, Нигматуллин и давний приятель Андрея Павловича — Фролов.

— Весьма наслышан про Ваш подвиг, Пётр Алексеевич — Крассовский состроил восхищённое выражение лица — как Вы его вчера взяли!

— Да иди ты — отмахнулся Фролов, а несведущему Глебову объяснил — Человека вчера задерживали на даче. Думали там убийца, а оказался зять хозяйки. Теперь зае… — осёкся — Замполита нет под дверью?

— Слушайте сюда — физиономия Крассовского раскраснелась, было заметно, что после воскресного застолья он уже с утра отведал пивка и в расположении духа находился приподнятом — Я тут историю вспомнил похожую. Лет пятнадцать назад — приключилась в нашей области. В каком-то сельском районе завелась группа, разбои там, убийства, и всё такое — Крассовский затушил окурок и тут же закурил новую сигарету — Ну и вот, никак эту банду вычислить не могли. Решили внедриться в местный уголовный контингент и поручили это зам. начальника уголовного розыска области.

Сейчас он на пенсии и не велел себя называть. А тогда уже полковником был. Отозвали его, короче, из отпуска. Он, как раз, и не брился несколько дней. Придумали легенду, приодели, как откинувшегося блатного, документы сделали. Ну и поехал на поезде. Приезжает рано утром, сходит на перрон, а тут местный участковый идёт, молодой лейтенант. Смотрит, какая-то незнакомая рожа небритая. Подошёл, стал документы спрашивать, откуда и зачем. Полковник конспирацию соблюдает, объясняет, что освободился только, приехал к родственникам… А участковый ему и говорит, здесь, уголовная твоя рожа, и без тебя криминала хватает, так что двигай отсюда. И к поезду опять его подталкивает. Полковник стал сопротивляться, так участковый его планшеткой по роже ка-ак съездит, потом ещё пинка дал.

Крассовский подождал, пока присутствующие закончили смеяться — Вот такая ошибочка вышла.

— А группу-то взяли? — неожиданно разговорился Нигматуллин.

— Взяли-взяли, тогда всех брали, бардака такого не было — Андрей Павлович посмотрел на часы — Ладно, парни, мне человеку обвинение надо предъявлять и на арест вести…

13 часов 20 минут. Кабинет прокурора Заречного района тридцатидвухлетнего Игоря Петровича Стропилина. Тот изучает дело Денисова. Рядом скучает Крассовский. Прокурор отложил дело в сторону — Пусть заводят.

Дверь кабинета открылась и в проёме показались конвоир и Денисов. Последний, увидев Крассовского, приостановился и, обращаясь к прокурору, чётко произнёс: Меня в милиции не били.

У прокурора из руки выпал карандаш — Да что Вы говорите! Пройдите, всё-таки, присядьте… А почему Вы это с порога говорите? А я ведь и не спрашивал…

— Всё равно спросите — нашёлся после паузы Денисов и опустил голову.

— Ну ладно, в чём вас обвиняют, понятно?

— Понятно.

— Вину свою признаёте?

— Признаю.

— Ну и зачем вам это было нужно?

— Не знаю… — Денисов к разговору с прокурором явно был не склонен.

— Когда освободились?

— Полтора года…

— А почему нигде не работаете?

— Издеваетесь что ли! — возмутился Денисов — Сейчас путные-то люди работу не могут найти…

— На учёте в психбольнице не состоите?

— Нет.

— Почему так жестоко обошлись с потерпевшей?

— Не знаю…не помню.

— Недозволенные приёмы к вам применялись…работниками милиции?

— Нет, всё нормально.

— А почему ссадина над губой?

— Да это давно уже, упал.

Прокурор закончил с протоколом, дал прочитать и подписать Денисову — Будете до суда находиться под стражей. Уводите…

Стропилин и Крассовский остались в кабинете одни — А правда, Андрей Павлович, что он Батманова доской по голове ударил?

— Не в курсе, Игорь Петрович — слукавил Крассовский.

— Ну-ну, можете идти. Игошин на месте?

— Да, вроде в отделе был — следователь ушёл.

Прокурор дозвонился до начальника РОВД — Привет, как дела?

— Нормально для ненормальных.

— Машина мне нужна через часок и пару оперов твоих. Обыск надо провести. Бабёнка одна бизнес открыла. Аборты на дому делает, на кухонном столе. Одна из пациенток сейчас в реанимации…

— Да-да, я в курсе, пришлю. Всё?

— Нет не всё! Опять твои гоблины людей бьют. Я сейчас Денисова арестовывал, он побитый. Смотрите, доиграетесь!

— Хорошо, я разберусь…

— Хватит уже разбираться! — в голосе прокурора появились угрожающие нотки — Меры пора принимать!..Или я сам…

— Хорошо, хорошо. Зайду я вечером, обсудим. А машину и людей через час пришлю — постарался перевести разговор в другую плоскость начальник милиции.

Стропилин положил трубку. Вызвал следователя прокуратуры тридцатишестилетнего Валентина Григорьевича Скворцова — Что у тебя с Тимофеевой?

— Тоже самое, что и утром. Наговор, говорит, сплошной. Никогда абортами не занималась. Как бы дочка с зятьком не прознали, что она у нас.

Попрячут всё, с обыском надо ехать срочно.

— Ладно, готовь постановление… Скоро машина будет, и милиционеры. Ты Тимофееву оставь с практикантом, а сам с ними езжай.

Ровно в 14 часов 30 минут следователь Скворцов, оперативники Быков и Самохвалов выехали по месту жительства Тимофеевой, на которую ночью поступило заявление от пострадавшей при неудачном аборте, и которую утром забрали из медпункта фабрики, где Тимофеева трудилась официально.

Дверь открыла высокая молодая женщина — дочь Тимофеевой. Долго читала постановление на обыск. Потом пожала плечами — Чушь какая-то, нет у нас никаких инструментов.

Пока Быков ходил по соседям в поисках понятых, следователь прокуратуры тщетно пытался убедить Татьяну, так представилась дочь Тимофеевой, добровольно выдать всё, что использовала её мать при проведении абортов.

— Какие аборты! — Татьяна раздражалась всё больше и больше — Что вы несёте, не у нас ничего…

Наконец появился Быков с понятыми. Начали обыск. Прошло полтора часа. За это время работники прокуратуры и милиции, перерыв все столы, шкафы и тумбочки на кухне и лоджии, санузле и трёх комнатах, порядком подустали. Понятые явно заскучали и один раз пытались сбежать. Татьяна, сидя в кресле посреди зала, насмешливо взирала на Скворцова, мучительно решающего, вносить ли в протокол найденный в ванной комнате пакет ваты.

— Ну чё, Григорич — вытирал носовым платком вспотевший лоб Самохвалов — будем закругляться? Всё пролазили…перепрятали, наверное, или выкинули. В мусорном контейнере ещё посмотрим.

Скворцов начал писать протокол. Дверца нижней части серванта, у которого за журнальным столиком пристроился следователь, от колебаний пола, вызванного топтанием стокилограммового Самохвалова, плавно приоткрылась. Скворцов призадумался — Вы там смотрели? — показал на открывшуюся дверку.

— А ты сам-то не смотрел разве? — Самохвалов присев на корточки, распахнул дверцы серванта и выволок из него большую картонную коробку, набитую доверху шприцами и различным акушерским инструментом — Ё-ё…а мы-то в унитаз лазили…

Вернувшись в прокуратуру, Скворцов доложил прокурору о результатах обыска, отпустил оперов и прошёл к себе в кабинет, где всё это время студент-практикант юридического вуза Толик Кузин безуспешно пытался «расколоть» Тимофееву. Увидев изъятое у неё в квартире, последняя, не меняя безучастного выражения лица, произнесла: Ну и что?

— Да ничего, Варвара Сергеевна — следователь начал уже терять терпение и раздражаться — Просто мне сейчас надо решать вопрос, отпустить вас домой под подписку, или поместить в камеру с последующим арестом!

— Делайте, что хотите — отмахнулась Тимофеева.

Скворцов сразу вспомнил дочь Тимофеевой и поговорку про яблоню, и недалеко падающее яблоко. Зашёл прокурор. Минут сорок убеждал подозреваемую откровенно всё рассказать о совершённом. Варвара Сергеевна, тупо уставившись в одну точку, продолжала твердить про наговор. Наконец прокурор ткнул указательным пальцем в сторону Тимофеевой — Оформляйте, Валентин Григорьевич, сто двадцать вторую, а там посмотрим. Оформив документы, следователь позвонил в дежурную часть РОВД: Пришлите конвой, человека надо в ИВС поместить.

Вскоре пришли два милиционера. Один из них прошёл в кабинет, получил от следователя бумаги и мимо сидящей у стола Тимофеевой проследовал к окну, где стоял юрист-практикант. Взяв последнего за ворот рубашки, милиционер повёл его к выходу.

— Не его, не его — заметил происходящее Скворцов — женщину вот эту…

Ещё один рабочий день прошёл.

 

День седьмой…

17 июля 2001 года. Вторник.

Наконец-то спала жара. С утра зарядил мелкий дождичек. В связи с чем у сорокалетнего следователя Заречного РОВД, дослужившегося до звания майора юстиции, Валерия Николаевича Кочкина с утра хорошее настроение, которое нарушает звонок из дежурной части.

— Валер, ты по графику у меня — дежурный Скоков уже не в духе — Спускайся, опять квартирная, на Ленина. Участковый ждёт вас на опорном.

Через двадцать минут следственно-оперативная группа выезжает на место происшествия. Заехали в опорный пункт милиции. Заперто.

— Наверное, на место уже уехал — догадывается Кочкин — Едем туда.

— Дом какой? — спрашивает водитель.

— Адрес какой? — следователь оборачивается к сидящим на заднем сиденье оперативнику Короткову и эксперту Бородуллину.

— А хрен его знает — позевает Коротков — Мы думали, ты записал. Свяжись по рации…

— Не работает рация — отзывается водитель — три дня, как гаркнула. Хрен ли — мне ровесница.

— Тогда — к ближайшему телефону — командует старший группы Кочкин — Вперёд.

— Валентиныч, это Кочкин. Я тут из магазина звоню. Где твой хвалёный Зайцев? В опорном его нет.

— Не знаю, сказал, что в кабинете у себя будет. Опять, чай, шкурные свои вопросы решает…

— Дай адрес.

— Зайцева?

— Нет, квартиры, что бомбанули…

— Ленина одиннадцать, тридцать два…

— Пока — Кочкин положил трубку.

— Два часа уже жду — дверь квартиры открыла женщина среднего возраста — Проходите, не разувайтесь, в зале посмотрите, всё перерыли, в спальной — тоже самое…

Местом происшествия являлась аккуратная двухкомнатная квартира на первом этаже пятиэтажного дома. Обстановка в обеих комнатах действительно была нарушена. Все дверки стенки, шкафов и тумбочек были открыты, на полу в беспорядке валялись носильные вещи, бельё, книги и осколки разбитой вазы.

— Руками что-нибудь трогали? — эксперт первым приступил к работе.

— Ничего не трогала — хозяйка призадумалась — наверное…

— А участковый не приходил? — вспомнил про Зайцева старший группы.

— Когда?

— Сегодня…

— Не было никого, вы — первые.

— Как в квартиру-то проникли? — вступил в разговор Коротков, отличавшийся среди своих коллег особой беспардонностью — Что-то я взломов никаких не наблюдаю!

— Понимаете — женщина замялась — жарко очень. Дверь балконная постоянно приоткрыта. Я, когда вчера уходила, заперла её на шпингалет. Потом дочка заходила, побыла около часа и ушла. А дверь забыла закрыть. Утром приходим, а здесь вот такое…

— Вы бы ещё и входную дверь распахнули настежь! — в привычном тоне продолжал работу с потерпевшей оперативник — Сколько лет дочери?

— Двенадцатый год…

— А где же вы ночевали-то?

— А какое это имеет значение? — насторожилась хозяйка.

— Да так, из чисто спортивного интереса спрашиваю — прошипел Коротков — Мне чихать, где и с кем вы спали, если бы в это время вашу квартиру не бомбанули. А не хотите нам помогать, нечего тогда и заявлять — продолжал нагнетать обстановку, чуя очередной «висяк», оперативник.

— Извините, как ваши имя-отчество… — перевёл в другое русло разговор Кочкин — Надежда Сергеевна, понятые нам нужны. Может позовёте кого из соседей?

— Потерпевшая с кем-то созвонилась и вскоре пришли две женщины. Следователь к тому времени отправил Короткова делать поквартирный обход, сам приступил к составлению протокола. Эксперт, осмотрев ладони хозяйки, махнул рукой — Нет ничего, Николаич. Её пальчики и детские везде. Тоже самое опять — Пошёл на балкон. Вернувшись, доложил: И дождь смывает все следы…

Часа через два следственно-оперативная группа свою работу на месте происшествия закончила. Установлено, что в период с двадцати одного часа предыдущих суток до семи часов сорока минут сегодняшних, кто-то через незапертую балконную дверь проник в квартиру, откуда тайно похитил деньги, золотые украшения. Из «тряпок», на удивление следователя, был украден только отрез на платье. Потерпевшая никого из своих знакомых не подозревала. Соседи, как всегда, дружно никого не видели и ничего не слышали. Следственно-оперативная группа пришла к единому мнению, что кража эта — дело рук всё того же серийного вора. Тут прибыл участковый Зайцев.

— Ханыг своих проверял по этой краже — не моргнув глазом соврал Кочкину — А чё тут?

— Это тебя надо спросить, господин Зайцев. Сколько у тебя на участке таких квартир «висит»?

— Пять или шесть — сморщил лоб участковый — Разве всё упомнишь тут…

— Ладно, пошли на улицу, покурим — старший группы поднялся с кресла — Дождик, вроде, прошёл.

— Хозяйка! — окрикнул находившуюся на кухне потерпевшую Коротков — Ты из дома пока не уходи, возможно вернёмся ещё.

Тучи на небе развеялись, стало опять припекать.

— Когда только это пекло закончится — Кочкин посмотрел на небо — Мне жена на днях говорит, в жару такую, наверное и преступления-то не совершают. Глупости, говорю, воровать перестанут при плюс семьдесят, не ниже…

— Эт точно — согласился со следователем Коротков — Надо пообедать где-то.

— Надо в отдел позвонить — распорядился Кочкин — Потеряли нас уже.

Эксперт пошёл в квартиру потерпевшей к телефону. Вернувшись, сообщил — Там ещё две кражи заявляют, склад бомбанули и счётчики из подъезда спёрли. Дежурный, бедный, всю икру отметал, ругается по-матерному…

— Работа у него такая — Коротков не спеша, держась за поясницу, поднялся со скамейки — Давай, Зайцев, раскрывай варежку, а мы поехали. Смотри, не надорвись!

Следственно-оперативная группа выехала на очередное происшествие. Вернулась в отдел в восьмом часу вечера голодная и злая. Сдав материалы дежурному, поехали обедать. Не успел Кочкин зайти к себе в квртиру, зазвонил телефон.

— Ты поел? — гудел в трубку Скоков — Давай возвращайся, тут воришку задержали, заниматься надо…

— Обождёт твой воришка. Поем и позвоню сам…

— Можешь не звонить, машины всё равно нет. Тут ещё «хулиганку» заявили. Резерв уехал. Так что добирайся сам.

— Хорошо — Валерий Николаевич положил трубку и грязно выругался.

В помещении дежурной части, когда Кочкин вернулся в отдел, находился высокий худощавый парень лет двадцати трёх от роду со свежее подбитым глазом.

— Вон потерпевшие поймали — начал объяснять Скоков, указав на стоящих в коридоре мужчину и женщину — Муж с женой, помяли немного бедолагу. Цыплаков его фамилия…

— Ладно, разберёмся, а этот пусть пока у вас посидит — Кочкин, позвав с собой супругов, поднялся к себе в кабинет, где выяснил следующее.

Два часа назад потерпевшая пришла в контору ЖКО, где подрабатывала техничкой, мыть полы. Повесив сумочку на вешалке в одном из кабинетов, приступила к работе. В это время Цыплаков через незапертую входную дверь незаметно прошёл в помещение конторы, где никого из работников уже не было. Обшарил столы в нескольких кабинетах, из сумочки технички вытащил сто тридцать два рубля и направился к выходу. У крыльца в это время уже сидел на скамейке и наслаждался вечерней прохладой ревнивый муж технички (мужчина под два метра ростом), который пришёл встречать с работы супругу. Цыплаков понял, что тот уходить не собирается, выскочил из здания и пытался пробежать мимо оторопевшего в первый момент мужчины. Супруг технички, однако, в себя пришёл быстро. Сразу «понял», что убегает любовник его жены, и в несколько прыжков настиг бедолагу. Пока неудачливый воришка и прибежавшая на шум жена сумели ввести разъярённого мужчину в курс дела, Цыплакову изрядно досталось. Тут подъехали вызванные работники милиции и «весь любовный треугольник» доставили в райотдел.

Допросив и отпустив ближе к полуночи обоих супругов, Кочкин распорядился привести подозреваемого.

— Как зовут?

— Виталя…

— Какие проблемы, Виталя? — как обычно начал допрос Валерий Николаевич.

— Да Вы ж всё уже знаете, господин следователь — Цыплаков неожиданно всхлипнул и плачущим голосом стал горячо убеждать Кочкина, что, освободившись год назад, только-только начал нормальную человеческую жизнь. На работу устроился водителем «ЗИЛа». Женился, ребёнок родился, второй месяц пошёл, а «тут чёрт попутал», «позарился на эти копейки».

— Сейчас вот — всё больше волновался задержанный — я здесь, а жена переживает, не знает, где я до сих пор…Молоко может пропасть…Может я завтра приду? Во сколько скажете, во столько и приду. Поздно уже — продолжал канючить Цыплаков, вытирая тыльной стороной ладони навернувшиеся слёзы.

— Так ты, Виталя, значит у нас уже судимый? — прервал причитания подозреваемого Кочкин — И по какой статье?

— Да, по молодости так вышло, господин следователь, по глупости — продолжая всхлипывать, ушёл от прямого ответа Цыплаков.

— А сегодня-то — по старости что ли? — проявлял полное бездушие следователь.

— А что сегодня? — уже забыл про «попутавшего его чёрта» подозреваемый — Я так…проучить хотел за безалаберность. Пооткрывала, понимаешь, всё настежь, побросала всё. Занёс бы завтра эти копейки её, вернул бы…

— Вернул бы, вернул — поддакнул Кочкин — и свои бы ещё добавил…

— Может это…господин следователь, решим всё по-хорошему — перевёл разговор в другую плоскость Цыплаков — Извините, как Ваше имя, отчество?

— Валерий Николаевич.

— Нет, я серьёзно, Валерий Николаевич — совсем успокоился подозреваемый — Терпилам сейчас уже ничего не надо. Зачем всё это нужно? А мне жить надо, семью кормить, ребёнка поднимать… Может порешаем, Валерий Николаевич — перешёл на шёпот — я это, в долгу не останусь…

— Спасибо за заботу — Кочкин развернул бланк протокола — И за что же ты судим-то был, всё-таки?

Подозреваемый молчал, обиженно поджав нижнюю губу.

— Ну я ведь и без тебя узнаю, можешь хранить молчание…

— Да ладно Вам — ещё больше обиделся Виталя — Что уж нельзя по-человечески…

— Так отказываешься отвечать?

— Да чтой-то — испугался Цыплаков — не отказываюсь. По сто пятьдесят восьмой судим.

— За кражу, значит.

— Угу…

— И сходу на зону пошёл? По первому-то разу?

— Да это…у меня их не одна была — совсем без желания протянул подозреваемый.

— Ясно, ясно — Кочкин полез за сигаретами — И где ты сейчас трудишься?

— На суконной фабрике водителем.

— И в колонии водителем был?

— Нет, портным работал, я ж училище специальное закончил…

Коробок со спичками застыл в руке следователя. Сразу вспомнился похищенный у сегодняшней потерпевшей отрез материи на платье.

— Так-так — пробормотал Кочкин — И где же ты проживаешь?

— У жены однокомнатная квартира на Ленина, там и живём.

— А сам-то местный?

— Не-е, деревенский я. Пока сидел, списались с будущей женой. На свиданку ко мне приезжала. Ну а потом я приехал сюда. Может отпустите меня, товарищ майор — вновь заканючил Виталик — поздно уже…

— Кочкин связался с дежурным — Где Коротков?

— В кабинете у себя, сейчас пришлю.

Вскоре зашёл Коротков. Не обращая внимания на постороннего, стал выговаривать коллеге по работе: Нашёл время, только подругу на столе разложил. Чё хотел?

— Да вот, Олег Иванович, познакомься с Виталей. Старый вор, профессиональный портной, а у нас вчера из квартиры отрез на платье ушёл.

— Действительно — почесал затылок оперативник — столько ведь шмоток всяких было, а взял только отрез. Ну-ка колись, сучёнок!

— Да вы что, мужики! — заверещал подозреваемый — Я ж давно в завязке…У меня ребёнок месячный…Я делов не знаю…

— Николаич — прервал «плач Ярославны» Коротков — я пойду подругу выпровожу и вернусь.

Оперативник вышел. Задержанный продолжал категорически отрицать совершение каких-либо других краж. Клялся матерью, женой и маленьким сыном. А закончил тем, что потребовал к себе и прокурора, и адвоката — вместе и сразу. У Кочкина разболелась голова. Спустив Виталика в дежурную часть, стал советоваться с Коротковым.

— По-хорошему он не колонётся — высказывал своё мнение оперативник — Ему срок голимый корячится, он это понимает…

— Может и совпадение — сомневался следователь — может и не его работа…

— Бабу его надо колоть — рассуждал Коротков — обыск срочно делать! Он квартиры бомбил, да отвалится моя задница, если это не он!

— Не буду я его закрывать — наконец принял решение следователь — Если не подтвердится, а у него малолетний ребёнок, прокуратура меня съест с потрохами. Даже рыпаться не буду. Так что, Олег Иванович, забирай Виталю к себе в кабинет и ночуй там с ним. Смотри, чтоб не сбежал! А утром начальству доложим. У них головы большие, пусть решают…

Ещё один рабочий день прошёл.

 

День восьмой…

18 июля 2001 года. Среда. 8 часов 50 минут. Актовый зал Заречного РОВД.

Дежурный помощник начальника райотдела Скоков закончил доклад по истекшим суткам.

— И ещё, товарищ подполковник, в восемь двадцать поступил звонок. На Гагарина в частном секторе поросёнка месячного, якобы, украли…

Начальник посмотрел на заступающего дежурного Волкова — Денис Алексеевич, у нас из участковых Гагарина Зайцев обслуживает?

— Так точно.

— Найди его, пусть займётся этим поросёнком.

— Станислав Викторович — Волков поднялся со стула — можно я лучше поросёнка найду, мне это проще будет…

Зал дружно развеселился и долго не мог успокоиться.

— Станислав Викторович — поднялся уже Батманов — разрешите сейчас к Вам зайти вместе с Кочкиным и Анатолием Сергеевичем?…

В кабинете у начальника милиции следователь Кочкин довел до присутствующих свои соображения по поводу Цыплакова.

— Так-так — оживился Игошин — вполне возможно, вполне возможно. Сколько у нас на сегодня таких квартир висит, Вадим Ильич?

— Больше десятка…

— Во-во, работать надо с этим парнем вплотную. У Вас Кочкин будет заниматься, Анатолий Сергеевич?

— Не сможет Кочкин — поморщился начальник следствия — Ему к пятнице два дела надо заканчивать…

— Тогда Крассовского дайте, или Нигматуллина…Дело то, если пойдёт, серьёзное.

Прошкин долго рассматривал лицевые счета следователей, морщился и кряхтел — Прямо-таки я весь в растерянности — вымолвил наконец — Все загружены по уши. Надо минимум в два раза штат увеличивать, если нормально работать хотим…

— Не надо мне тут — оборвал зама начальник — Без тебя знаю! Знаю, что и Батманову надо людей в три раза больше, чтоб работать, а не верхушки сшибать. Знаю, что специалисты нужны, а не как сейчас, танкисты и зоотехники. Знаю я, Анатолий Сергеевич, и без вас знаю. Так что не надо здесь разводить беспредметные разговоры — Игошин смягчил тон — Дайте, пожалуйста, на это дело нормального следователя.

— Хорошо, придумаем что-нибудь — поднялся со стула обиженный Прошкин — Ко мне нет больше вопросов?…

11 часов 40 минут. В кабинете начальника уголовного розыска пьют кофе Батманов с Виталей Цыплаковым.

— Бесполезно, командир, не трогал я эти квартиры — явно не собирается сотрудничать со следствием Цыплаков — И вообще, где мой адвокат? Следователь вчера ещё сказал, что утром будет адвокат. Где?

— Ну у тебя ж нет знакомого, сам говоришь — затянулся сигаретой Батманов — сейчас мои люди ищут тебе свободного адвоката. Не нашли пока.

— Не надо мне уши тереть. Я буду жаловаться прокурору и тогда посмотрим…

Зазвенел телефон. Батманов поднял трубку. На проводе был оперуполномоченный уголовного розыска двадцатитрёхлетний лейтенант милиции Сергей Владимирович Рабочий. Очень бойкий молодой человек, способный оперативник, которого Крассовский называл не иначе, как «господин Рабочий».

— Вадим Ильич, не сделали мы обыск. Я от соседей звоню. Эта стерва в квартиру не пускает. В гробу, говорит, я видела вашу санкцию, и в белых тапочках. Быков там, у двери караулит, а я вот Вам звоню. Алло! Вы меня слышите?

— Слышу, слышу, не шуми.

— Так что нам делать? Дверь ломать?

— Подожди минутку…

Батманов отвёл подозреваемого, явно проявляющего интерес к телефонному разговору, в соседний кабинет и вернулся к аппарату.

— Так какие у вас там проблемы, Сергей?

— Ну я ж говорю, жена этого в квартиру не пускает. Мы звоним, говорим «милиция», удостоверения в глазок тычем. А она нам: знать не знаю, такие удостоверения на каждом углу продаются, может вы бандиты какие. Мы говорим, что у нас санкция прокурора на обыск, а она на нас матом. Второй час уже переговариваемся. Соседи в отдел позвонили, думали хулиганы в квартиру ломятся. Волков пэпээсников прислал. Лыков прикалывается, говорит, заберу вас сейчас на пятнадцать суток…

— Ну хватит, ясно всё. На каком этаже квартира?

— На третьем, Вадим Ильич. Что ж делать-то? Может, правда, дверь сломать? Не откроет она…

— Подождите с дверью, сейчас я подъеду.

12 часов 10 минут. Батманов подходит к входной двери квартиры подозреваемого Цыплакова. На ступеньках лестницы, постелив газетки, сидят уставшие оперативники Быков и Рабочий. Увидев начальника, оба поспешно поднялись.

— Как дела парни, загар хорошо пристаёт?

— Да то же самое, Вадим Ильич — Рабочий указал на дверь квартиры — Хуже нет с бабами работать…

— Как хозяйку зовут?

— Лиза…

— Лиза, Лиза, Лизавета, я люблю тебя за это — замурлыкал начальник розыска, нажимая кнопку звонка.

Послышались звуки приближающихся шагов, затем низкий, напрочь прокуренный женский голос спросил: Кто там?

— Я это, Ильич — Батманов сразу узнал голос своей старой знакомой Лизы Петренко, известной лет пять тому назад всему городу проститутки, а также мелкой мошенницы и воровки.

— Какой Ильич?

— Забываешь старых друзей, Лизавета! — всё больше радовался Батманов — Нехорошо…

— Таких друзей за хрен, да в музей — не спешила разделять радость собеседника хозяйка квартиры.

Послышался шум отпираемого замка. Дверь на цепочке приоткрылась. Показалось лицо располневшей женщины лет тридцати.

— И правда Ильич. Чё надо?

— Ты б в квартиру-то пустила что-ли. Неудобно так — Батманов весь светился от встречи со старой знакомой — Столько лет не виделись…

— Ещё б столько не видится — женщина пропустила оперативников в квартиру.

Только дверь закрылась, прозвенел звонок.

— Кого там чёрт ещё принёс — Петренко направилась к двери.

— Не волнуйся, я сам открою — опередил хозяйку Батманов.

На пороге стояли два запыхавшихся пацана лет семи и десяти от роду. Тут же находились две большие дорожные сумки, туго набитые и застёгнутые наглухо молниями.

— Тёть Лиз — старший из пацанов с любопытством посмотрел на остальных присутствующих — вот с вашего балкона выпали — мальчик кивнул на сумки — Еле достали из кустов.

— Чё ты городишь! — заволновалась Петренко — Ни чё у меня не падало…

— Да я сам видел — удивился пацан — У вас у одних балкон не застеклённый. Витька вон не хотел возвращать, а я сказал, что так не честно.

Витька опустил голову и захныкал.

— Правильно, парни, сделали — Батманов погладил по голове совсем разревевшегося Витьку — Жить надо честно. Сан Саныч, иди за понятыми, а ты, Сергей, начинай оформлять протокол выемки всех этих вещей у пацанов. А мы с Лизаветой посплетничаем пока на кухне, вспомним молодость…

— Этот номер у вас не пройдёт — Петренко долго не могла прикурить сигарету — Вы у меня ничего не нашли и не надо…

— А что ж ты моих парней так упорно не пускала?

— А я откуда знала? Прислал каких-то щеглов. «Мы из милиции! Мы из милиции!», а может они бандиты какие. Вон чё творится! Убивают каждый день! И ты веришь эти малолеткам — Петренко нервно засмеялась — Ну ты даёшь.

— А что же ты про Витала своего не спросишь? — не унимался ехидный Батманов — Где он сейчас? Как он сейчас?

— А хренли спрашивать, если эти с утра у меня под дверью ошиваются — Петренко затушила о чашку окурок и тут же закурила следующую сигарету — А ты, Ильич, всё ментуешь… А ведь хороший человек, пропадёшь ты там. Смотрю я на нынешних мусоров, всё паскудней и паскудней становятся, с каждым днём…

— Жизнь паскудная пришла, Лизок — подмигнул Батманов, подыгрывая собеседнице — Ты ж сама не самый честный человек у нас в городе… И не тебе судить. Так что лучше заткнись насчёт милиции… А ты правда мамой стала?…

— Вадим Ильич! — на пороге кухни появился сияющий Быков — Вот отрез из вчерашней квартиры, всё совпадает, и цвет синий!

— Хорошо, хорошо. Ты, Сан Саныч, позвони в отдел Анатолию Сергеевичу. Объясни всё, скажи малолеток тут надо допрашивать, с педагогом наверное. Пусть следователя пришлёт. Нашим в розыск тоже позвони, скажи нашлись вещички. Да, Лиз?

— Я тут не при делах и не приставай ко мне.

— Так где же ребёнок? — не успокаивался Батманов.

— Не твоё дело, маме отвезла с утра…

— Месячного-то?

— Не твоё дело.

— Ну-ну… Может посмотрим ещё по квартире, вдруг что забыла сложить?

— Ничего я не складывала и вообще делов не знаю!

— Хватит дурочкой прикидываться — Батманов поднялся со стула — Имей ввиду, будешь выпендриваться, я к тебе тоже повернусь не лицом…

— А ты мне не угрожай! — взбеленилась было Петренко, но тут же обмякла и притихла — Не буду никаких показаний давать.

— Ну-ну, дело хозяйское — начальник розыска вышел в прихожую.

— Восемьдесят три наименования уже — радостно рапортовал записывающий вещи в протокол Рабочий — Рука правая отнимается…

20 часов 10 минут. Быков заносит сумки с изъятыми вещами в кабинет начальника розыска. Находящийся там Цыплаков вжимается в стул и, кажется, теряет интерес ко всему происходящему.

— Что скажешь, Виталий — Батманов сделал сочувствующее лицо.

— Ничего я не скажу — вяло отмахнулся подозреваемый — Делайте, что хотите. Ничего без адвоката говорит не буду.

— Да мы тоже, Виталя, от тебя устали — Вадим Ильич поднялся со стула — Ты человек взрослый, сам должен соображать, что к чему. Лизанька твоя не шибко-то кинулась тебя выручать, давно бы адвоката подогнала. Так что не знаю, кому ты вообще в этом городе нужен. Пойдём, следователь на тебя документы заготовил.

— В камеру?

— И как ты догадался.

Ещё один рабочий день прошёл…

 

День девятый

19 июля 2001 года. Четверг.

С утра в здании Заречного РОВД тихо. Основная часть личного состава находится на городском стадионе. Четверг, как выражается Андрей Павлович Крассовский, «замполитов день» — день служебных подготовок и стрельб.

15 часов 45 минут. Кабинет следователя Крассовского. Звонит дежурный Бойко.

— Палыч, собирайся на выезд. В «скорую» мужик поступил с рубленой башкой, топором приложились. Из дома привезли. Я отправил туда пэпээсников. Выходи…

16 часов 30 минут. Однокомнатная квартира на улице Гоголя. В зале живого места нет: на полу, стенах, мебели, короче везде, кроме потолка, брызги и потёки крови. На кухне за столом сидит женщина лет двадцати пяти в одном лёгком летнем платье и, похоже, без всего остального. К тому же — босая и с головы до ног испачканная кровью. Находится в такой степени алкогольного опьянения, что общаться с ней весьма проблематично. Два милиционера уговаривают пройти с ними в машину. Безуспешно.

— Кто такая? — следователь обращается к пэпээсникам.

— Козлова Таня — морщится Лыков, снимающий сам квартиру в соседнем подъезде — Загуляла опять, с сожителем подралась.

— А где топор? Бойко сказал, она его топором съездила.

— Не знаю, не видно — милиционер тормошит Козлову за плечо — Тань, куда топор дела?

Козлова отнимает лицо от грязного стола, начинает что-то говорить. Кроме нецензурщины, разобрать ничего невозможно.

— Ладно — принимает решение следователь — я сейчас осмотр нарисую, а вы, кто-нибудь, сгоняйте за понятыми, и за этой мамзелью смотрите. Сан Саныч, пройдись по соседям, допроси парочку.

Составив протокол и дав подписать понятым и эксперту, Крассовский возвращается на кухню. Козлова уже чуть протрезвела, сидит, прислонившись к стене и курит «Приму».

— Как дела, Танюша, как самочувствие? — радушно улыбается Крассовский, подсаживаясь к столу.

— Это кто такой? — Танюша скашивает глаз на своего соседа Лыкова.

— Следователь это, Андрей Павлович — представляет Крассовского милиционер.

— А-а, ну и чё надо?

— Топор-то отдай, пожалуйста — продолжает широко улыбаться Андрей Павлович — Верну через часок.

— Чё-ё — Козлова тупо смотрит на следователя, явно не понимая, что от неё требуется. Намокшая в губах сигарета падает на подол платья. Стряхнув окурок на пол, Таня долго и напряжённо прикуривает другую «примину», наконец этой ёй удалось — Чё надо-то? — последовал очередной вопрос.

— Бесполезно — поднимается со стула следователь — Сажайте её в машину, поедем в отдел. Квартиру заприте.

Крассовский выходит к подъезду, с удовольствием вдыхает свежий воздух, присаживается на лавочку и закуривает. Сигарета докурена, милиционеров с Козловой так и нет. Андрей Павлович возвращается в квартиру. Застаёт практически ту же картину. Подозреваемая так и сидит за столом, подперев лицо обеими руками. Обступив её с двух сторон, милиционеры уговаривают пройти с ними в машину.

— Я ж сказала, никуда не поеду — устало отмахивается головой Таня — чё пристали…

— И долго будете её упрашивать — вмешивается в беседу следователь — Ехать надо.

— Тань, ну пойдём, хватит ломаться — старается решить вопрос мирным путём Лыков. Безуспешно.

— Ну что не понятно! — повышает голос Крассовский — Вытаскивайте эту красавицу и грузите в машину!

Милиционеры, выполняя указание офицера, взяли упирающуюся Козлову с двух сторон под руки, вытащили из-за стола и повели на выход. Крассовский отходит на шаг назад, пропуская процессию, и тут же замечает стремительно приближающуюся к его лицу босую ступню Тани. Успевает в последний момент перехватить её руками. Козлова, имея надёжную опору с обеих сторон в виде держащих её милиционеров, наносит удар уже второй ногой. Следователь вновь реагирует и успевает пригнуться. Удар приходится в фуражку, которая слетает с головы и планирует на заляпанный кровью пол. Не сдержавшись, Андрей Павлович отвешивает Козловой пинка под зад, успевает сообщить ей в ответ, что «от козла слышит». Милиционеры, наконец опомнились и, сведя скулы, чтобы не рассмеяться в голос, вытаскивают таки подозреваемую на улицу и запихивают в «УАЗик».

— А друг-то этот сбежал со «скорой» — встретил в отделе Крассовского дежурный Бойко.

— Как сбежал? — опешил следователь — У него ж череп раскроенный…

— Да не-е, нормально всё, швы только наложили. Стали повязку накладывать, а он сбежал. Пьяный, не соображает ничего.

— Так ты ж говорил, топором…

— Да откуда я знаю! — возмутился в конце концов Бойко — Как доктор сказал по телефону, так я и записал.

— Эх идиоты! — не сдержался следователь — Столько времени угробил, теперь ещё смеяться будут месяц. Как очухается — кивнул на выгруженную из машины Козлову — ко мне её в кабинет!

Часа через три в кабинете Андрея Павловича заработал телефонный аппарат.

— Палыч — хихикал дежурный — с подругой своей будешь мириться?

Помощник дежурного привёл Козлову. Та, протрезвев, веля себя тихо и скромно.

— Ну что Козлова! — приступил к шантажу Крассовский — Знаешь, какой тебе светит срок за бандитское нападение на работника милиции? Чего молчишь? Отвечай. Что делать то будем? Ладно, я заяву на тебя писать не буду, если отдашь нам топор…

— Да не было никакого топора. Пепельницей я его…задела случайно. Хрустальной.

— А пепельница где?

— А хрен её знает, сестрёнка, наверное, забрала. С нами ещё сестра моя выпивала.

— Ладно — успокоился следователь — сейчас я возьму с тебя объяснение, расскажешь всё, как было. Ясно?

— Ясно…

Закончив с объяснением, Крассовский отправил Татьяну в дежурную часть. Вскоре позвонил дежурный.

— Палыч, тут эта мадам тебе сказать что-то хочет. Говорит — важное. Передаю трубку.

— Что делать, командир? — послышался голос Козловой — Скажи ты им что ли. Хотят меня домой пешком отправить. А я ведь босая. Вези давай на чём хошь…

Ещё один рабочий день прошёл.

 

День десятый…

20 июля 2001 года. Пятница. Опять жара за тридцать.

Около десяти часов утра в дежурной части Заречного РОВД раздаётся телефонный звонок.

— Это милиция?! — в трубке раздаётся взволнованный женский голос.

— Она самая…

— Приезжайте скорей! Здесь в кустах женщина лежит голая и мёртвая.

— Где «здесь»? — Скоков привстал с кресла — Кто звонит?

— За шестой школой у забора в кустах — на том конце провода положили трубку.

Дежурный тут же связался с Батмановым — Ильич, сейчас сообщение поступило. Якобы труп женщины у шестой школы за забором в кустах. У меня машина на кражу ушла, пусть твои съездят, разведают, позвонят мне оттуда…

Минут через сорок Скокову позвонил сам начальник розыска — Александр Валентинович, здесь действительно труп. Криминальный верняком. Девушка лет двадцати. В кустах лежит у забора, метрах в семи от тротуара. Кусты густые, её и не видно почти. Раздета, видимо-с изнасилованием. Вообщем, поднимай прокуратуру, эксперта, кинолога, ну сам знаешь. Пэпээсников сразу пришли, тут зевак полно собралось, затопчут всё. Мы с Филипповым здесь будем. Если что, звони в учительскую, нас позовут. Пока…

Постепенно на место происшествия съехались: зам. прокурора Елчев, следователь прокуратуры Скворцов, начальник РОВД Игошин. Прибыли опера и участковые, которых отослали обходить близлежащие дома. Наконец-то приехали кинолог с собакой и судебный медик. Овчарка, как и предполагалось, никакого следа не взяла.

— Жарко — сетовал кинолог, поглаживая пса — измучился бедный. Какой тут след, затоптано всё, загажено…

Приступили непосредственно к осмотру. Картина предстала удручающая. На земле в зарослях кустарника у бетонного забора, огораживающего территорию школы, лежал труп полностью обнажённой молодой женщины. Рядом на мятой притоптанной траве валялась в беспорядке одежда. Никаких документов погибшей обнаружено не было.

— Задушена, видимо — резюмировал судебный медик, осмотрев труп — Череп, кости вроде целы.

Закончив осмотр, решили показать труп собравшимся вокруг работникам школы, жителям близлежащих домов и прочим зевакам. Никто девушку не опознал. Труп отправили в морг.

— Каникулы — разводил руками директор школы — нет никого практически. Но, насколько помню, эта девочка у нас не училась. У меня на лица память очень хорошая…

— На мёртвые? — мрачно пошутил Скворцов.

— На все — замкнулся директор.

— Вадим Ильич — позвал Батманова подошедший Быков — отойдёмте на пару минут. Вадим Ильич — оперативник перешёл почти на шёпот — я сейчас с одним мужиком разговаривал — кивнул на находящийся через дорогу дом — Он говорит, что этой ночью в сторожке школы гуляла какая-то компания, парни, девчонки. Бесились, говорит, всю ночь…

— Давай этого мужика.

— Не, Вадим Ильич, я пообещал, что между нами останется.

— Ладно, начнём со сторожа. Надо ж с кого-то начинать, чтоб процесс пошёл — подозвал директора школы — Кто у вас в эту ночь дежурил из сторожей?…

По приезду с места происшествия Елчев, Скворцов, Филиппов, Батманов и Игошин собрались в кабинете последнего. Осмотр помещения школьной сторожки ничего не дал. Сторожа, домой к которому Батманов отправил своих ещё с места происшествия, пока не привезли. Как доложил дежурный, заявлений о пропаже девушки по городу не было.

— Объявление по радио надо дать — предложил мудрый Филиппов, помешивая кофе в чашечке — Можем ещё неделю прождать, пока заявит кто.

Ещё один оперативник был направлен в дом связи с приметами погибшей. Позвонил Скоков — Станислав Викторович, тут к Вам двое из областной прокуратуры поднимаются.

Зашли двое молодых (нет и тридцати) мужчин: начальник отдела и следователь-«важняк». Оба, несмотря на несусветную жару, в пиджаках и галстуках.

— Ну что у Вас? — начальник отдела залпом осушил предложенный стакан минералки — Как выходные, так обязательно «мокруха».

Скворцов доложил суть дела.

— Ясно, что дело тёмное — загрусти начальник отдела — Тяжело будет, если личности нет. План составили?

— Вот набросал — Скворцов протянул лист бумаги.

«Областник» уткнулся в составленный Скворцовым план расследования. Затем, отложив бумагу, поднялся со стула — Ладно, мужики, ничего реального пока нет. Валентин Григорьевич — протянул Скворцову первому руку — телефоны наши знаешь, что будет наклёвываться, сразу звони. Мы подъедем.

Работники областной прокуратуры также стремительно исчезли, как и появились.

— Ну вот — потянулся в кресле Елчев — можно спокойно работать.

Позвонил дежурный — Сторожа привезли…

Сторож Феофилактов, двадцати трёх лет от роду, попав в просторный кабинет начальника милиции и встретив там сразу несколько солидных мужчин, настороженно притих. Часто моргая, устремил не совсем трезвый взгляд себе под ноги.

— Как дела? — начал по-старшинству Елчев.

— Нормально, вроде — Ещё больше насторожился Феофилактов.

— А не «вроде»? — голос Елчева стал принимать строгие нотки.

— А что случилось-то? — совсем занервничал сторож.

— Да хотелось бы от тебя услышать — подключился начальник РОВД — Ты сколько сегодня-то принял, дорогой?

— Да так, водки грамм сто пятьдесят и пиво — начал объяснять школьный сторож — выходной сегодня…

— Как можно водку в такое-то пекло — тяжело вздохнул Скворцов.

— Так ты понял, зачем тебя сюда привезли? — начальник розыска поднялся с гостевого кресла и подсел вплотную к Феофилактову на соседний стул.

— Да не знаю я ничего! — сторож заметно стал трезветь — Спрашивайте конкретно…

— Как дежурство вчерашнее прошло? — начал конкретно спрашивать Филиппов.

— Да нормально всё, утром сдал…

— Дураком прикидываться не надо! — перебил начальник милиции — Рассказывай, как пили-гуляли, какой праздник отмечали.

— А что тут такого — медленно начал сторож — Они ж один на один дрались… Мы разняли, нормально разошлись…

— Кто дрался то? — Батманов приобнял собеседника за плечи — Рассказывай давай, хороший ты наш. Что из тебя клещами всё вытаскиваем.

— Ничего себе «клещами» — робко возмутился допрашиваемый — Наехали сразу толпой… Брательник мой подрался…с этим…погоняло у него такое интересное — сторож сморщил лоб, мучительно вспоминая прозвище подравшегося с его братом парня.

— Тебя самого-то как звать? — вновь вступил в разговор зам. прокурора.

— Иван.

— Ты, Ваня, сейчас не спеши, а всё по порядку расскажи нам. Как прошла твоя трудовая смена вчерашняя, кто у тебя был ночью на рабочем месте, кто приходил, уходил. Ты понял?

— Да понял я, чё ж не понять — совсем протрезвел Феофилактов — А что случилось-то?

Вскоре из путаных показаний школьного сторожа, было установлено, что в ночь на 20 июля 2001 г. в помещении сторожей городской средней школы № 6 и на прилегающей к нему территории Феофилактов и его родной брат отмечали день рождения последнего. Отмечали с размахом. Были и застолье на четыре пары, и приходившие в течение ночи гости из числа близ проживающей молодёжи, и танцы на школьном дворе, и развлечения с подружками в школьных помещениях.

Вновь позвонил дежурный Скоков.

— Станислав Викторович, тут женщина подошла, по радио объявление наше услышала. Говорит, племянница у неё с деревни проживает, в техникуме учится. Так эта племянница вчера вечером ушла и до сих пор не вернулась. Она вообще-то частенько у подруг ночует, но тётка на всякий случай пришла.

— Приметы, одежда совпадают?

— Да вроде совпадают…

— Хорошо, сейчас пришлю — Игошин положил трубку — Вадим Ильич, женщина пришла, возможно тётка погибшей. Поговори с ней — Снова связался с дежурным — Сейчас Батманов подойдёт. У нас сколько народу по убийству в настоящий момент задействовано?

— Оперов пять человек, по кабинетам сидят, и участковых четверо.

— Сейчас они людей будут таскать с адресов. Организуй весь свободный транспорт и мою машину в том числе — Игошин положил трубку.

— Вадим Ильич, ты из своих, кто писать более-менее умеет, в отделе оставляй. Будут помогать прокуратуре людей допрашивать. Вы у нас в здании пока будете работать, Владимир Борисович?

— У вас, у вас — кивнул Елчев — кабинет нам выдели, какой-нибудь.

— Пообедать надо, пока за людьми поедут — высказал, как всегда, умную мысль Филиппов — Потом некогда будет…

Ближе к полуночи сотрудниками милиции и прокуратуры Заречного района были доставлены и допрошены практически все участники ночной попойки на территории шестой школы. Все парни были осмотрены на предмет наличия каких-либо повреждений.

В морге обратившаяся по объявлению женщина опознала труп своей племянницы Палагутиной Веры. Все допрошенные дружно отрицали своё знакомство с Палагутиной, действительно проживавшей в другом районе города. Её нахождение на вечеринке также не подтвердилось. Нашли и привезли двух подруг Веры, одна из которых дала очень ценную информацию.

— К Бородину Женьке она ходила — тихо всхлипывала девушка — разобраться хотела…ещё в среду собиралась. Бросил он её, а жениться должны были…Около шестой школы живёт…

Привезённый в отдел Бородин свою встречу прошлой ночью с Палагутиной категорически отрицал, заявив, что видел её в последний раз в прошедшие выходные. Его родители в один голос заявляли, что вчера после девяти часов вечера (на улице ещё светло было) их сын Евгений из квартиры не выходил…

Около часа ночи в кабинете начальника РОВД вновь собралось всё руководство следственно-оперативной группы.

— Что будем делать? — открыл совещание Игошин. В кабинете повисла тяжёлая тишина — Считаю — начальник милиции поднялся с кресла и закурил у окна — Бородина отпускать нельзя.

— Нет для задержания оснований — устало возразил Елчев — Алиби у него. На теле ничего нет. Какие основания?

— Давайте обыск проведём — не успокаивался Игошин — всё равно надо что-то делать…

— Ты на нас своей массой не дави — Елчев тоже поднялся с кресла и заходил по кабинету — Мы Бородину сто двадцать вторую выписывать не будем. И давай закончим беспредметный разговор. Будет что после обыска, тогда посмотрим…И вообще, утро скоро. Утром и посмотрим…

Зам. прокурора дал понять руководству милиции, что он посмотрит сквозь пальцы, если Бородина оставят в стенах РОВД до утра.

— Владимир Борисович — Скворцов указал на кипу протоколов допросов — я изучил тут всё. Мы ведь ещё одного человека не отработали из этой компании. Вот смотрите — следователь стал зачитывать вслух один из протоколов — Примерно в двадцать два часа зашёл Кальянов с каким-то парнем. Оба были пьяные. Ваня предложил им выпить за здоровье своего брата…Друг Кальянова выпил две или три рюмки самогона, посидел немного и ушёл. Больше я его не видела… — Скворцов закончил читать — Я Кальянова сам допрашивал, он говорил, что один на школьный двор заходил. И все остальные, кроме Кравцовой, ничего о напарнике Кальянова не говорят…

— Кравцова-то потрезвей всех была, вот и запомнила этого парня — высказал своё мнение Батманов.

— Может быть — согласился следователь прокуратуры — Только вся эта компания расходилась группами по два-три-четыре человека. Все друг другу алиби строят. А этот кальяновский дружок, если верить Кравцовой, уходил один…

— Разрешите? — дверь кабинета приоткрылась и на пороге показался пожилой седовласый мужчина — Я Жени Бородина отец.

— Заходите, заходите — пригласил Игошин — Что-то хотите нам сообщить?

— Да хочу…

В кабинете все притихли, только противно потрескивала неоновая лампа электроосвещения.

— Дело в том — Бородин присел на краешек стула — что эта девочка…ну покойная действительно приходила к нам вчера домой. Женька увидел её в глазок, велел сказать, что его нет. Ну я и сказал. Думал, она ушла. А в начале одиннадцатого, кино по телевизору закончилось, я пошёл во двор мусор выносить. Смотрю, а она сидит на лавочке у подъезда, Женьку третий час уже ждёт. Ну мне жалко стало, я и сказал, что Женька дома, что видеть её не хочет. Не майся, говорю, дочка, иди а ты домой. Она посидела ещё минут пять и ушла.

— В сторону школы? — уточнил Батманов.

— Наверное, в том направлении…

— А почему сразу об этом не рассказали?

— Ну почему, почему…Тут такое дело…

— Хорошо, подождите в коридоре — выпроводил бородинского родителя из своего кабинета начальник РОВД — Ничего это не доказывает, папаша есть папаша…

— Да не врут Бородины — не унимался Скворцов — а кальяновского дружочка надо бы проверить.

— Надо конечно — Игошин связался с дежурной частью — Кальянова приведите.

Восемнадцатилетний призывник Кальянов долго не мог понять, про кого его спрашивают — Извините, товарищ подполковник, там много народу гуляло… А-а — обрадовался сам — вспомнил! Это Вы про Генку, наверное спрашиваете. Я, короче, подхожу к школьным воротам, а тут Генка с остановки подходит. Вмазанный уже тоже. Ну, как обычно, здорово-здорово, как житуха. В общем он со мной тоже зашёл в бендешку к сторожам. Добавили там с ребятами…

— Как фамилия Генки? — Скворцов приготовился записывать.

— Абрамов, мы с ним в «кирзухе» вместе учились, пока я не ушёл…

— Где живёт?

— Кто?

— Угадай с трёх раз.

— А, Генка-то… Не знаю, где-то на Набережной…

— Станислав Викторович — поднялся со стула Елчев — время позднее. Пусть твои устанавливают и привозят этого Генку с утра пораньше, а мы — до завтра…

Ещё один рабочий день прошёл…

 

День одиннадцатый…

21 июля 2001 года. Суббота. 7 часов 30 минут.

У себя в кабинете Батманов в одиночестве допивает бокал чая. Звонит дежурный — Ильич, привезли этого…за кем посылал.

— Пусть ко мне заводят.

Вскоре дверь кабинета распахнулась и появилась сияющая физиономия Короткова. Капитан милиции Олег Иванович Коротков был на год постарше своего непосредственного начальника. Работал в розыске девятый год. О его врождённом хамстве в райотделе ходил не один анекдот.

— Завожу, Ильич?

— Давай-давай…

Коротков посторонился, пропуская вперёд скованного наручниками парня лет двадцати, среднего роста и очень плотного телосложения. Сзади замаячил довольный Самохвалов: Вот, Вадим Ильич, знакомьтесь, Геша Абрамов, собственной персоной.

Сразу бросалось в глаза, что на лице Абрамова имелись многочисленные свежие царапины, и вдоль и поперёк, и по диагонали.

— Вот, Вадим Ильич — продолжал радоваться Самохвалов — доказательства и на лице, и налицо — оперативник положил громадную свою пятерню на лоб задержанного и резким коротким движением усадил того на стул.

— Смотри, Ильич — Коротков достал из кармана целлофановый пакет — трусы свои, сука, постирал и на балконе развесил. Обыск надо делать, я там, в шкафу штаны его приметил, они травой замазаны. Мы в квартире Сашку Игнатьева оставили, чтоб мамаша не попрятала вещдоки. Может мы с Игорем пока вдвоём с этим хреном побазарим, без начальства. Не убивал, говорит, делов не знаю…

— Наручники снимите — пока не разделял с подчинёнными общей радости начальник розыска — Подсаживайся ближе, Гена, поговорим. Где пострадал-то?

— Подрался — Абрамов опустил голову — с пацанами…

— Ну ты молодец! — взбеленился Коротков — Угробил девчонку и сидишь, выкобениваешься! — тут же последовала резкая затрещина по затылку задержанного — Ты у меня, гадёныш, до суда не доживёшь!..

— Олег Иванович! — повысил голос уже Батманов — Иди-ка ты побрейся, позавтракай, потом придёшь.

— Ну смотри, гнида — оперативник за волосы приподнял опущенную голову Абрамова — Не будешь рассказывать, я вернусь, сам с тобой займусь…

— У него и спина вся исцарапана — после ухода коллеги продолжал докладывать Самохвалов — и плечи. И там ещё — поднял задержанного за ворот рубашки со стула и толкнул коленкой в пах — надо посмотреть.

— Потом, потом…присаживайся, Гена — Батманов закурил — Смотри, какой ты плотный, культуризмом что ли занимаешься? Курить будешь, или спортсмен?

— Не убивал я, товарищ…

— Вадим Ильич меня зовут.

— Не убивал я, товарищ…Вадим Ильич.

— Ты пойми, Гена — задумчиво, как бы про себя, размышлял начальник розыска — в морге у этой девочки уже состригли ногти, а под ними — твой эпидермис, Гена…

— Что-о? — округлились глаза Абрамова.

— Кожа там, Гена. Кожа под её ногтями твоя. Кожа — с твоей рожи. Что не понятно-то?…Я бы, Гена, на твоём месте, тьфу-тьфу, не приведи господь, не дожидался, пока прокурор начнёт допрашивать и изобличать. Написал бы сам явку с повинной, чистосердечно раскаялся. Тебе ж не всё равно, сколько лет сидеть, двадцать или восемь, правда? Ты пойми, дорогой — Батманов сам уже понял, что «клиент созрел и скоро поплывёт», остаётся только дожать — чем больше ты изворачиваешься и усложняешь нам работу, тем больше себе срок наматываешь. А сидеть тебе — однозначно. Ты парень неглупый, сам уже сообразил, я думаю… Правда?

— Не убивал я её — глаза Абрамова заблестели. Повисла томительная пауза.

— Ты чего тут, чудак на букву «м», сопли решил распустить! — не выдержал Самохвалов, но тут же под взглядом своего начальника притих.

— Короче — успокоился немного подозреваемый — не хотел я эту дуру убивать. Она орать взялась, а я ей рот ладонью прикрыл…я ж не думал, что так получится — Абрамов с надеждой во взгляде посмотрел на «доброго начальника».

— Ну я ж не знаю, Ген, всех тонкостей — отвёл взгляд начальник розыска — Я же не был с вами. Ты пойми, Гена — поймал кураж Вадим Ильич — полуправда ведь хуже лжи. Ты, или пошли нас с Игорем Борисовичем на три буквы…мы не обидимся, или рассказывай всё «от и до» — Батманов перевёл дух — А лучше пиши сразу явку с повинной, если по минимуму хочешь получить. Ты минимум хочешь?!

Совсем затихший подозреваемый еле-еле кивнул головой. Вадим Ильич положил перед ним чистый лист бумаги, впихнул в правую руку авторучку. Начал диктовать — Начальнику Заречного РОВД Игошину Эс Вэ от Абрамова Геннадия…Как тебя?…Петровича — вот здесь в середине с большой буквы — Явка с повинной…

Абрамов долго выводил непослушной рукой буквы, пока закончил продиктованную начальников розыска «шапку».

— Ну вот, Гена — почти пропел Батманов — А теперь своими словами пиши всё. Всё, как было…

К семи часам вечера усилиями работников милиции и прокуратуры Заречного района кольцо вокруг Абрамова замкнулось. Подробно и обстоятельно дав показания о совершённом им убийстве с изнасилованием незнакомой девушки, подозреваемый в ходе следственного эксперимента правильно указал место совершения преступления, подробно и обстоятельно «на видео» продемонстрировал на макете как душил девушку. Мать Абрамова подтвердила, что именно в ночь на пятницу «Гена пришёл поздно и весь ободранный». Изъятые в квартире спортивные брюки подозреваемого — Коротков не ошибся — действительно были выпачканы травянистой массой. И т. д. и т. п…

19 часов 40 минут. Кабинет начальника Заречного РОВД.

— Ну теперь не грех и выпить — Игошин достал из сейфа две бутылки водки. Молодой Батманов разлил по стаканам: Шефу, Скворцову, Филиппову и себе.

— Тост сказал начальник — С раскрытием!

— Третий квартал только начался, а у нас уже одиннадцатое убийство, Станислав Викторович — закусывая колбасой, доложил начальнику Батманов.

— Да-а — развалился в кресле, наслаждаясь снятым нервным напряжением, Игошин — интересная жизнь пришла, интересная… В те проклятые годы у нас в год больше двух убийств и не было никогда.

— А в восемьдесят пятом — поддержал тему Филиппов — вообще ни одного не было…

— Слушай, Валентин Григорич — обращаясь к следователю прокуратуры, встрял в разговор захмелевший с полстакана Батманов — а эти вчерашние двое с области так и не появились?

— Звонил «важняк», в обед где-то — махнул рукой Скворцов — в понедельник после санкции хотят дело себе забрать…

Ещё один рабочий день прошёл.

 

День двенадцатый

22 июля 2001 года. Воскресенье. С утра моросит дождь, ветрено.

Личный состав Заречного РОВД, кроме дежурного наряда, отдыхает. До обеда тихо, без происшествий.

15 часов 40 минут. Дверь кабинета следователя Глебова распахивается и появляется всегда неунывающий Рабочий…

— Хорош скучать, Олежка! На Луначарского киоск бомбанули, мы с тобой сегодня напарники. Поехали!

— А где основная группа? — Глебов нехотя и плавно полез в стол за дежурной папкой.

— А хрен её знает, я сам «видик» у экспертов смотрел. Бойко, сволочь, и там нашёл…

Дверь кабинета вновь распахивается и заходит дежурный Бойко.

— Эх ты — удивляется оперативник — богатым будешь, только-только тебя добрым словом вспоминали.

— Там следователь-то нужен хоть — цедил сквозь зубы недовольный Глебов — Или как в прошлый раз, два «Сникерса» стащили…

— Нужен-не нужен! — ополчился дежурный — На месте разберётесь. Собирайся давай, у меня бензина нет, машину гонять туда-сюда за вами за всеми.

— А основная группа где? — не сдавался следователь.

— Не волнуйся, молодой! — всё больше злился Бойко — Уехала уже на дорожное, не скоро вернётся.

— Ладно Вам, не кипятитесь — вмешался Рабочий — Подерётесь ещё. Милицию придётся вызывать. Всё, Тимофеич, мы уже в пути…

Вы представляете — виновато возмущалась продавец киоска, женщина лет сорока — отошла ведь на пять минут, не больше. Позвонить надо было дочери. А он, гадёныш, контрольный замок выдрал и выходит уже с набитым пакетом. Увидел меня и побежал. Я — за ним, да разве угонюсь…

— Кто побежал-то? Приметы запомнили? — всё больше мрачнел Глебов.

— Да мальчишка лет двенадцати! — удивлялась непонятливости милиционеров продавщица — В жёлтой майке.

— Фу-ух — выдохнул Рабочий — слава Богу это малолетка, «висяка» не будет…

— Что унёс-то? — продолжал расспрашивать следователь.

— Шесть блоков сигарет «Бонд», шоколад там всякий…

— Ух ты — продолжал радоваться оперативник — «Приму» не взял!

— Вам смешно — убивалась продавщица — А мне хозяину выплачивать.

— А Вы раньше этого пацана видели здесь? — приступил, наконец, к исполнению своих обязанностей Рабочий.

— Не знаю я, ребята — всплеснула руками киоскёрша — Они тут косяками ходят на речку.

— Ладно — успокаивал оперативник — сейчас участковый подъедет, он здесь всех знает.

Действительно, вскоре на своей «девятке» подъехал участковый Зайцев. Заслушав продавщицу, вместе с Рабочим куда-то уехал. Минут через сорок вернулись и привезли с собой мальчишку.

— Вот знакомьтесь — продолжал балагурить Рабочий — Краснов Петя, девяностого года рождения, размер сапог тридцать шестой.

Киоскёрша, взглянув на Краснова, сразу просияла.

— Он! Он самый! Как Вы быстро его отыскали. Спасибо Вам большое!

Пацан, опустив голову и надув щёки, обиженно засопел.

— Вы уверены, что это тот самый… — начал было Глебов.

— Да конечно он — радостно затараторила продавщица — Да я его из тысячи узнаю, я ж гналась за ним…

— Чё она плетёт — Петя жалостливым взглядом окинул работников милиции — Я сегодня вообще здесь не был.

Киоскёрша от такой наглости ребёнка в первый момент потеряла дар речи — Да как тебе не стыдно, сынок — опомнилась наконец — Зачем же так себя ведёшь, не хорошо же так…

— Петро — надоело слушать спор взрослой и ребёнка участковому — я же тебя знаю…И ты меня знаешь… Ну как давай, не расстраивай тётю. Извинись, скажи, что больше так не будешь, и пойдёшь домой. Давай-давай, не тяни…

Мальчик повернулся к продавщице, опустил голову и, вытянув руки по швам, пробормотал — Тётенька, извините меня, пожалуйста. Я больше так не буду.

У взрослых отлегло на душе.

— Ну вот, давно бы так. И нечего было нервы мотать, ни себе, ни нам — Рабочий потрепал мальчишку по вихру — Давай, Петь, надо по-быстрому вернуть продавщице сигареты и…

— Какие сигареты!? — не дал договорить оперативнику Петя — Я ничего не брал, пусть она не наговариват.

Повисло тягостное молчание. Продавщица устало присела на стоящий у двери ящик. Глебов отвернулся, добросовестно стараясь не рассмеяться в голос.

— Ну как же, Петя — значительно продолжил разговор Рабочий — Ты только сейчас говорил, что больше так не будешь. Извинялся при всех.

— Вы ж сказали, извинись, я и извинился — пожал плечами Петя. И вновь, опустив голову, обиженно засопел.

— Ладно — засобирался Глебов — Разговор с Петей предстоит, видно, долгий. Поехали в отдел, раз не понимает человек по-хорошему. Сажайте его в машину!

Петя резко зашмыгал носом и тут же жалобно расплакался — Не брал я си-га-ре-ты, не у-во-зите ме-ня…

Продавщица тоже прослезилась.

— Слушай меня сюда, Пётр! — вновь вмешался участковый Зайцев — Если не вернёшь сейчас товар, ты у меня до конца лета будешь в спецприёмнике. Оформлю тебя, как два пальца об асфальт. Ты меня зна…

— В подвале пакет — неожиданно «колонулся» Краснов, уткнувшись взглядом в носки своих напрочь разбитых сандалий.

Взрослые в очередной раз облегчённо вздохнули. Киоскёрша смотрела на Зайцева влюблёнными глазами — Спасибо Вам большое, я уж и не надеялась…

— А три шоколадки я уже съел — прервал радостные причитания продавщицы Пётр — Как только убежал.

— Поехал я в отдел — Глебов кивнул всем, прощаясь — а вы тут дорабатывайте.

Ещё один рабочий день прошёл.

 

День тринадцатый

23 июля 2001 года. Понедельник. 8 часов 40 минут.

В актовом зале Заречного РОВД идёт утреннее рабочее совещание. Дежурный помощник начальника райотдела Бойко, как всегда громко и чётко докладывает оперативную обстановку в районе за прошедшие сутки.

— В тринадцать тридцать на автодороге по улице Карла Маркса водитель Солодовников, управляя автомобилем «ВАЗ-2106», совершил наезд на пешехода, который был доставлен в горбольницу с диагнозом: закрытая черепно-мозговая травма, переломы ключицы и рёбер, разрыв мошонки!..

— Про мошонку мог бы и не так торжественно, Вячеслав Тимофеевич — сделал замечание по докладу начальник РОВД — Продолжай…

Дремавший до этого зал заметно оживился.

— Всё у меня, товарищ подполковник! — закончил докладывать Бойко.

— Вопросы есть? — Игошин посмотрел на присутствующих. Личный состав сразу притих.

— Разрешите? — поднялся помощник по тылу — Станислав Викторович, бензина осталось на два дня. ХОЗО УВД в этом месяце опять только тонну выделило. Надо где-то доставать…

— Так доставай, кто тебе запрещает…

— Так я уж всем надоел. Только и клянчишь у коммерсантов, да бандитов…

— Хорошо, не плачь, зайдёшь ко мне после совещания… Николай Степанович — обратился с к своему заму по кадрам — в субботу убийство раскрыли. Подготовь с Вадимом Ильичём приказ на поощрение, и самого Батманова включи. И что бы люди, по триста рублей, но получили.

— Так премиальные-то уже второй квартал не выделяют — пожал плечами Сергеев — Денег всё равно нет…

— А ты скооперируйся с тыловиком. Он расскажет, где деньги взять, как спонсоров найти… Всё ясно?

— Так точно — загрустил заместитель по кадрам…

9 часов 30 минут. Кабинет начальника следствия Прошкина. На стульях вдоль стен расположились все следователи отделения. Шеф сегодня явно не в духе. Крассовский, как всегда после выходных, усиленно пережёвывал жевательную резинку, устроившись на последнем от начальника стуле. Ближе всех к Прошкину сидели два лейтенанта, два молодых следователя с годичным стажем работы: двадцатидвухлетние Алла Петровна Дергунова и Ольга Владимировна Воронова. Обе, будучи заочницами юридического факультета, накануне вернулись из областного центра, где сдавали сессию. Обе поправились, загорели и ещё больше похорошели.

— Успокоились все — начал совещание Прошкин — Во-первых, давайте поздравим наших студенток, они сегодня приступили к работе. Во-вторых, уважаемые Алла Петровна и Ольга Владимировна, попросил бы Вас впредь в таком виде здесь не появляться. Я имею ввиду ваши слишком мини-мини-юбки. Вы здесь в первую очередь следователи, а потом уже…всё остальное. Потому — заводился в своём стиле начальник следствия — соблюдайте, пожалуйста, строгость в одежде. Вам всё понятно?

— Да, да — дружно закивали головами девчата.

— Только не делайте, как Иванова в прошлом году — не успокаивался Прошкин — Я сделал её аналогичное замечание, так она на следующий день заявилась в шортах.

Мужская часть отделения заметно оживилась. Крассовский порывался было сострить, но не стал рисковать, обращая на себя внимание.

— В третьих — начальник выждал, пока подчинённые утихнут — докладываю. На сегодняшний день общими усилиями нами направлено в суд одиннадцать дел из двадцати семи запланированных. Потому, по нашей старой доброй традиции я эту неделю объявляю осадной. С сегодняшнего дня собираемся у меня в кабинете ежедневно в 19 часов и обсуждаем окончание дел. Субботу и воскресенье, это будет у нас… — Прошкин заглянул в календарь — двадцать восьмое и двадцать девятое числа…объявляю рабочими днями. Каждый из Вас может отдохнуть в эти выходные только по трём уважительным причинам. Первая — похороны собственные, не приведи Господь — постучал костяшками пальцев по столу — вторая — свадьба собственная, третья — день рождения тёщи…

Услышав про третью уважительную причину приунывший личный состав немного оживился.

— А у нас-то, у женщин, нет тёщ. Как быть? — поинтересовалась любознательная Иванова.

— Это ваши проблемы — не располагал больше к шуткам Анатолий Сергеевич — Все свободны, кроме Дергуновой, Вороновой и Самсонова.

Раздав девчатам дела, начальник следствия остался в кабинете вдвоём со следователем Ильёй Константиновичем Самсоновым. Двадцатичетырёхлетний старший лейтенант юстиции Самсонов работал в отделении у Прошкина третий год. Дядя этого молодого человека, полковник милиции, занимал какой-то пост в МВД России и областное УВД всё-таки «всучило» Заречному РОВД этого кадра, в смысле — племянника. Не имея ни желания, ни способностей к следственной работе, Самсонов обладал хорошей жизненной хваткой и неимоверно скользким характером. В связи с чем Прошкин все эти годы никак не мог от него избавиться.

— Как дела, Илья Константинович — начал разговор начальник следствия.

— Да так себе — Самсонов, как обычно, немигающим взглядом смотрел мимо собеседника.

— Что у тебя по краже с дачи Клементьевой?

— Приостанавливать буду — Самсонов скривил губы — «висяк» придётся вешать…

— А что ж ты, дорогой мне об этом сам не докладываешь? — перебил начальник следствия — Я это дело в суд запланировал, а от оперов узнаю, что ты его вешать собрался. Как это понимать?

— Как хотите, так и понимайте — Самсонов изобразил на лице досаду — Нет доказательств, не колется этот Сластнов.

— А чего ж так? — голос Прошкина стал через чур вкрадчивым и мягким — Кололся, кололся, а к тебе попал и в отказ пошёл. Ты не в курсе?

— Нет, не в курсе — Илья Константинович устремил свой взгляд через окно куда-то вдаль.

— А я в курсе — голос начальника следствия перешёл в мягкое шипение — Сластнов-то сегодня с утра Батманову явку с повинной даёт и по кражам с нескольких дач и про то, что мамаша его тебе сунула две тысячи рублей, что б отмазал, и на днях ещё три штуки принесёт.

— Ну конечно! — Самсонова пробила дрожь — Слушайте их больше! — принялся возмущаться не в шутку — Ложь это всё! Не было этого…

— Короче, Илюша — лицо Прошкина брезгливо сморщилось — пиши-ка ты рапорт и дёргай отсюда скорее по-хорошему. Продажные следаки здесь не нужны.

— Я подумаю — «Илюша» резко поднялся со стула — Но это всё наговор…Разрешите идти?

— Иди, иди, только дело мне это занеси. Сейчас же!

Вскоре зашёл Филиппов, старый приятель Анатолия Сергеевича.

— Чего смурной, Сергеич? — обменялись рукопожатиями — Со следаком свои разговаривал? Не колется?

— Да этим «сластновым» тоже вера-то небольшая.

— Этот не врёт — Николай Иванович плавными размеренными движениями достал из кармана пачку сигарет и закурил. С блаженным удовольствием старого курильщика глубоко затянулся — «Шурик» это мой — выдохнул дым — Года четыре у меня уже на связи. Та ещё сволочь… И на людей стучит, и сам ворует безбожно. Сколько раз морду бил, ничего не понимает. Жалко конечно агента, но придётся сажать. А информация на Самсонова прёт уже давно и переплетается. Избавляйся от него по-тихому, чем быстрее, тем лучше.

— Да никак пока — Прошкин тоже закурил — не получается. Достали эти кадры в доску…

— Во-во — сразу подхватил любимую тему Филиппов — ты вспомни, Сергееич. Мы ж пришли в милицию по зову сердца. Мы ж работали во имя Родины и своего народа. А сейчас что? Одна идеология: Человек рождён для того, чтоб набивать свой карман. Всё! И никакой кор-р-рупции в стране нет. Это давно уже — стиль жизни. И чем больше ты своих сограждан обворовываешь, тем ты богаче. А чем меньше ты своих сограждан обворовываешь — Николай Иванович многозначительно поднял правую руку с вытянутыми указательным и средним пальцами, между которыми дымилась сигаретина — тем больше ты в жо…

Закончить свою философскую теорию старому оперативнику не дал Самсонов, принёсшиё дело и тут же молча удалившийся.

— Неужто за ними будущее МВД?… — стал вслух размышлять Филиппов, провожая взглядом ушедшего «Илюшу» — Страшно становиться…аж жуть. Ладно, Сергеич, заболтался я с тобой. Не за этим ведь пришёл…

— Чего ещё? — насторожился начальник следствия.

— Мы в этом месяце «повесили» кражу «девятки» у Дольникова…

— Есть такое дело — кивнул головой Прошкин.

— Так вот, мне «шурик» вчера информацию принёс, что не было никакой кражи!

— Да ты что — скептически усмехнулся Анатолий Сергеевич — Кто бы мог подумать.

— Если верить моему человеку, а я ему доверяю — оперативник почему-то посмотрел по сторонам — Дольников этот, сволочь, машину заранее застраховал и отогнал к отцу в деревню, где запер в гараже. Потом заявил кражу и на той неделе страховку получил. По пьяни сам хвастался друзьям, какой он умный и ловкий. Интересно, да? — довольный Филиппов закурил ещё сигарету — Ну и вот, машину к отцу, километров за восемьдесят отсюда, Дольников вместе с Яшкой Крохалёым перегонял. На его «шестёрке» и вернулся обратно. И тут же-к нам с заявой. Помогите! Спасите!.. Здорово, да? — всё больше светился Николай Иванович — Какой у него криминал-то будет?

— Мошенничество будет… — призадумался Прошкин — заведомо ложный донос… Я и дел-то таких не припомню…

— Короче, Сергеич, надо бы этот «висяк» этим месяцем снять. Нужен следак путный…

— Где их путных-то взять! — «наступили на мозоль» начальнику следствия — Вот Воронина и Дергунова сегодня вышли на работу, бери любую.

Можешь и Самсонова взять, если желание есть…

— Да ладно ты, не кипятись — начал успокаивать друга Филиппов — А кто из них мороженым-то Клеща кормил?

Николай Иванович вспомнил историю годичной давности, когда задержали семнадцатилетнего Витю Клещёва. Тот, будучи уже судимым условно за кражу, не успокоился и стал снимать шапки с прохожих «на рывок». Его делом тогда занималась Аллочка Дергунова, она и вывела обвиняемого на арест к прокурору. Когда последний спросил, не применяли ли к нему работники милиции физического насилия, Клещёв удивился и сообщил: Да что Вы, Алла Петровна мне даже мороженое покупала на следственном эксперименте…

Прокурор был приятно удивлён, и вскоре об этом случае узнал весь личный состав райотдела.

— И ещё, Сергеич… — сделал многозначительную паузу оперативник — Об этом Дольникове знаем только мы с тобой, Батманов и начальник. Информация из отдела в последнее время стала дуром уходить. Завтра в пять утра выезжаем к отцу Дольникова, в деревню. Машину попытаемся изъять, если сохранилась. Начальник «Волгу» свою даёт, а ты дай, пожалуйста, Крассовского…

— Не получится «Крассовского» — отрезал Прошкин — У него дело на окончании. Нигматуллин поедет, он только с отпуска.

— Хорошо, хорошо. Ринат тоже классный следак — обрадовался Филиппов — И это, Сергеич…Может поговорим с прокурором, чтоб дал санкцию на обыск?

— Бесполезно, на одной голой информации не даст. Нечего и рыпаться, выкручивайтесь сами — закончил тему начальник следствия.

— Ладно, с одним вопросом решили — поднялся со стула Николай Иванович — А со Сластновым кто будет заниматься?

— Дергунова будет заниматься. Она пошустрей и посмышлённей второй студентки. Справится! — Прошкин дал понять, что разговор на этом окончательно закончен.

Вернувшись к себе в кабинет, Филиппов отправил подозреваемого Сластнова на допрос к Дергуновой. Вскоре конвойный привёл его обратно. Подозреваемый, при этом, был вне себя от возмущения.

— Ты чё, Иваныч, издевашься надо мной, в натуре? Чё за дела?…

— Что случилось-то — не понял оперативник?

— Чё случилось! — продолжал негодовать уголовник — Мы так, Иваныч, не договаривались. У вас чё, нормальных следаков нет. Сначала Самсона этова подсунули, барыгу какова-то, теперича к семикласснице привели. И я должен ей колоться?!

— Да успокойся ты — дошло, наконец, до Николая Ивановича — Она выглядит просто молодо, а так нормальный следователь…

— Не-е, Иваныч — не унимался Сластнов — Я перед этой малолеткой колоться не собираюсь, мне это за падло, сам понимашь. Или давай нормального следака, или я иду в отказуху…

— Я тебе сейчас такую отказуху устрою! — гаркнул Филиппов — Мне делать больше нечего, как выпендрёж твой наблюдать. Пошли!

Николай Иванович сам отвёл подозреваемого к молодому следователю и поприсутствовал с полчасика при допросе, пока Сластнов адаптировался. Ближе к ночи Дергунова допрос подозреваемого закончила, по всем пяти эпизодам. Поместила его в камеру.

Ещё один рабочий день прошёл.

 

День четырнадцатый

24 июля 2001 года. Вторник.

Впервые за последние шесть лет в Заречный РОВД не поступило ни одного сообщения о преступлениях.

Неужели жизнь налаживается?

Ещё один рабочий день прошёл.

 

День пятнадцатый

25 июля 2001 года. Среда. 8 часов 50 минут. С утра уже припекает, но в кабинете начальника следствия пока прохладно. Заходит Батманов. Поздоровавшись, собирается что-то сказать…

— Подожди, Вадим, послушай сначала — Прошкин почему-то с утра в хорошем настроении. Надев очки, начинает зачитывать заявление потерпевшей — 23 июля 2001 года муж пришёл домой пьяным, стал ругаться, скандалить, избивать руками и ногами. Бил меня в различные части тела, а так же — по тому месту, которым сам уже двенадцать лет пользуется…

— Круто расписала! — пришёл черёд смеяться Батманову — Точно подметила…

— Ну что у тебя опять? — перешёл к делу начальник следствия.

— Анатолий Сергеевич — засуетился Батманов — послушай, пожалуйста, такую историю. В апреле этого года, вечером, к одной пожилой даме в квартиру врываются двое молодых людей. Подставляют ей к горлу финку и требуют баксы. Откуда-то точно знают, что таковые у бабули имеются. Та, естественно, перепугалась и тысячу долларов выдала. Эти двое, уходя, пригрозили, что убьют, если посмеет заявить. Женщина, соответственно, заявлять побоялась. А неделю назад к ней из Игнатовки заезжала в гости двоюродная племянница, которая в начале июня замуж вышла. Показала свои свадебные фотографии. Дама смотрит — матерь божья! — там один из грабителей. Слава Королёв оказался. Ты его должен помнить. Он лет семь назад машины всё уводил. Никак посадить тогда не могли, выкручивался постоянно. Потом мы с Коротковым по информации взяли его и Веньку Тарасова прямо на ворованной тачке. Он и тогда до последнего в отказе был, но пятилетку всё же схлопотал…

— Да помню я эту сволочь — ударился в воспоминания и начальник следствия — Тогда ещё Коротков с этим Славиком поспорил на ящик водки, что тот на этот раз уже точно подсядет. Отдал проспоренное-то?

— Не-а.

— Обмельчало ворьё. И на путь исправления, значит, не встал…

— Какой там, на хрен, путь исправления — Вадим Ильич закурил — Третий год как освободился и куролесит айда-ушёл. На цветмете сейчас специализируется, да на бабульках ещё оказывается. Ну и вот — продолжил рассказывать начальник розыска — потерпевшая думала-думала и пошла с подаренной этой фотографией, свадебной, к участковому. А Игнатьев её ко мне привёл.

— Ну и что ты от меня хочешь? — настроение у Прошкина заметно стало ухудшаться — Опять, «самого лучшего следователя»? Да у Вас ещё ни коня, ни воза. И Королёва никогда не колонёте, и баксы не пахнут, тем более столько времени прошло.

— Славика не расколем, подельника его колонём — сохранял спокойствие Батманов — Наверняка, это Тарасов был опять. Может, и при обыске что отыщем. По информации, что имеется, у Королёнка за батареей на кухне ствол в тряпочке лежит…

— Это всё мечты! — оборвал младшего коллегу Анатолий Сергеевич, всё более мрачнея — Труд следователя жалко, на корзину будет работать.

— Вообщем такая ситуация — гнул своё начальник розыска — Мои с утра Славика в отдел притащили. Филиппов ему сейчас мозги прочищает.

Потерпевшая тоже здесь, заява — в дежурной части. Надо людей допрашивать, опознание делать. Надо эту сволочь закрыть, Анатолий Сергеевич. За ним ещё по цветмету дел вагон и маленькая тележка. Дай, пожалуйста, Крассовского закрепиться по этому делу…

— Глебова могу дать! — отрезал начальник следствия — С ним работайте! Ещё вопросы есть?…

— Ну Глебов, так Глебов — чуть-чуть обиделся Вадим Ильич — Я тогда скажу от твоего имени…

9 часов 40 минут. У себя в кабинете следователь Глебов приступил к допросу потерпевшей.

Шестидесятилетняя дама оказалась невероятно разговорчивой.

— Вы знаете, молодой человек, я ведь всю жизнь в общепите работала — закатив маленькие глазки, принялась вспоминать дама — Сколько ваших начальников тогда ко мне в столовую приезжало. За колбаской, за мясцом, дефицит был сплошной…

— Не работал я тогда — пробурчал Глебов, заполняя протокол допроса.

— Да я вообще говорю — не унималась потерпевшая — Столовая-то с ста метрах находилась от милиции и…

— Ирина Владимировна — бестактно перебил следователь — давайте к делу перейдём. Расскажите всё по порядку, как Вас ограбили и так далее.

— А я всё рассказала Вадиму Ильичу — дама вновь закатила глазки — Какой интересный молодой человек. Такой молодой, а виски уже седые. Трудная, всё-таки, у Вас работа, опасная…

— Опасная, опасная — кивал головой начинающий злиться Глебов — Уходишь утром на работу и не знаешь, вернёшься ли домой…трезвым.

— Да, да — поддакивала Ирина Владимировна, не расслышав последнее слово известной милицейской шутки — А Вы, Олег Анатольевич, не женаты?

— Давайте по существу! Некогда лясы точить — Олег Анатольевич уже не скрывал раздражения — В какое время Вам позвонили в квартиру?

— Да не обижайтесь Вы — успокаивала потерпевшая следователя — Просто у меня внучке восемнадцатый год пошёл, а хороших парней сейчас… сами знаете. Наркоманы одни, бандиты…

К обеду Глебов допрос потерпевшей всё же закончил.

— Опознать его сможете? В натуре? — задал последний вопрос.

— Конечно, непременно — Глазки Ирины Владимировны сузились и стали практически незаметны — Я этого негодяя на всю жизнь запомнила…

— По каким приметам сможете опознать?

— Ну по каким…физиономия противная, сальная такая…

— Так и записать?

— Как хотите — пожала плечами.

Оформив протокол, Глебов стал объяснять потерпевшей.

— Сейчас будем проводить опознание. Я оставлю Вас в соседнем кабинете, потом вызову по телефону. Зайдёте сюда. У этой стены на стульях будут сидеть трое мужчин. Один из них будет тот, которого Вы узнали на фотографии. Всё понятно?

— Да вроде всё… — призадумалась женщина.

— Не волнуйтесь, я буду с Вами — успокаивал уже следователь.

В 14 часов 40 минут следователь Глебов приступил к опознанию.

— Королёв, вот три стула, выбирай любой.

— Да мне без разницы — демонстративно позевнул Славик, усевшись на ближний к нему стул и закинув ногу за ногу.

— Присаживайтесь, мужики, рядом — Глебов кивнул статистам — Итак, господа понятые и участники, вот этот гражданин — указал рукой на Королёва — возможно, совершил разбойное нападение. Сейчас придёт потерпевшая, и проведём опознание. Я всё запишу, и мы все дружно протокол подпишем. Если кого что-либо не устроит, имеет право внести уточнения или дополнения. Всё понятно? Нет вопросов?…

Олег Анатольевич записал данные всех участников следственного действия, снял трубку телефона — Палыч, пришли эту женщину ко мне.

Ирина Владимировна, зайдя в кабинет, прямо с порога указала рукой на Королёва — Вот он!

— Подождите минутку — следователь подвинул на край стола протокол и подал потерпевшей авторучку — вот здесь распишитесь, пожалуйста, что предупреждены об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний… А сейчас не волнуйтесь, посмотрите на этих трёх мужчин внимательно и скажите, не опознаёте ли кого из них…

— А чего тут смотреть! — голос потерпевшей зазвенел — Я уже показала, я сразу его узнала, как он измывался тогда надо мной…

— Насколько я понял — вмешался Глебов — Вы опознаёте мужчину, сидящего от Вас справа?

— Совершенно верно — голос Ирины Владимировны начал подрагивать — Я его на всю жизнь запомнила…

— Чего ты запомнила! — взвизгнул Королёв — Ты чё, бабуля, совсем рехнулась, я тебя первый раз вижу и…

— Успокойтесь, господин, а то милицию позову — в интонации следователя проскользнули торжествующие нотки — Лучше встаньте и представьтесь.

— Ну Королёв…Вячеслав Николаич. Ещё чё?

— Ничего, присаживайтесь пока. Ирина Владимировна, расскажите, пожалуйста, когда, где и при каких обстоятельствах встречались с этим господином?…

Закончив опознание, Глебов тут же провёл очную ставку. И потерпевшая и Королёв оставались при своих мнениях. Первая утверждала, что именно Королёв и ещё один негодяй похитили у неё тысячу долларов. Последний всё отрицал, заявляя, что видит эту «старую дуру» первый раз в жизни. Затребовал адвоката.

— Какой тебе сейчас адвокат, ты пока у нас свидетель — объяснял Славику следователь — Вот как буду тебя в камеру помещать, так и порешаем с адвокатом. Ты, бессовестный, лучше бы Короткову проспоренный ящик водки подогнал.

Сидевший рядом Коротков сразу как-то весь засветился — Действительно, не совсем хорошо получается. Седьмой год долг не возвращаешь. Расскажу братве, они тебя не похвалят…

— Нет базара — засуетился Королёв, забыв про адвоката — если выйду отсюдова, через час будет ящик хорошей водки. Я такие вещи не забываю, просто некогда всё было…

— Занятой ты, конечно, парниша — Короткову явно была по душе тема разговора — проценты ещё не забудь…

— Ты уводи его пока — Глебов поднялся со стула — Я к прокурору схожу.

— Да-а, не густо — прокурор закончил смотреть собранное с утра «королёвское дело» — Санкцию на обыск я дам. Но имейте ввиду, Олег Анатольевич, если не будет ещё доказательств, у меня лучше не появляйтесь и Прошкину это передайте. И не вздумайте задерживать этого Королёва на одном опознании. Я вечером проверю…

17 часов 20 минут. В кабинете Прошкина, кроме самого хозяина, собрались Глебов, Батманов и Коротков.

— Нет ничего, Анатолий Сергеевич — глухим голосом докладывал следователь — Королёв полностью в отказе, при обыске ничего не нашли. По видеотеке потерпевшая никого из дружков «королёвских» не опознала…В том числе и бывшего подельника Королёва — Тарасова. Я смутно представляю, что дальше делать.

— Ну как же «ничего нет» — возражал начальник розыска — Потерпевшая опознала? Опознала! На очной ставке подтвердила? Подтвердила! Основания для задержания есть? Есть! Задерживать надо, Анатолий Сергеевич, а там видно будет…

— А если не будет! — вскипел начальник следствия — «Мы ствол найдём! Мы подельника расколем! Мы всё сделаем как надо!» — ты с утра мне распинался!. И что сделали за день? А если это, действительно не он? Если потерпевшая ошибается? Кстати, Олег Анатольевич, у этого Королёва нет похожих родственников?

— На двоюродного брата ссылается, говорит, здорово похож…

— Ну вот, может вообще не с тем человеком работаем.

— Да с тем, с кем ещё — упорствовал начальник розыска — терпила же опознала его железно…

— Я ещё раз говорю — Прошкин весь побагровел — нет пока оснований для задержания, тем более прокурор в курсе. Попробуйте предъявить для опознания брата Королёва и доказывать ещё методом исключения. Всё! Все свободны!

— Тем дальше в лес, тем толще партизаны — высказался молчавший до сих пор Коротков и первым вышел из кабинета.

К семи часам вечера нашли и привезли в отдел родственника Славика — Королёва Николая. Увидев его, Глебов поразился внешнему сходству двоюродных братьев.

Съездили за потерпевшей. Та с порога начала предъявлять претензии.

— Олег Анатольевич, Вы же сказали, что я на сегодня свободна. Только хотела включить сериал, а за мной опять приехали. Я всё уже сегодня рассказывала сотню раз!..

— Успокойтесь, Ирина Владимировна, так складывается ситуация. Присаживайтесь… Я сейчас предъявлю Вам на опознание ещё одного человека, очень похожего на того, что опознали днём. Хорошо?

— Обижаете, молодой человек — дама поджала губы — Неужели Вы думаете, что я до такой степени выжила из ума, что перепутала этого негодяя. Неужели Вы думаете…

— Да ничего я не думаю! — начал терять терпение Глебов — Просто надо провести ещё одно опознание. Что тут непонятного?

— Ну Вам, конечно, виднее — совсем разобиделась Ирина Владимировна — Делайте, что хотите.

Зашёл Коротков, кивнул на потерпевшую, давая понять, что надо переговорить тет-а-тет.

— Ирина Владимировна — извиняющимся тоном обратился следователь — Подождите, пожалуйста, в коридоре минут пять.

Когда дверь за женщиной закрылась, оперативник ей вслед покрутил пальцем у виска.

— Короче — почему-то шёпотом начал Коротков — этот Коля Королёв тоже говорит, что делов не знает, а вот на свадьбе у её племянницы был он. Он это на фотографии, а не Славик. Такая вот ошибочка вышла из-за этих хренов похожих. Но Коля этот на разбой не способен. Иваныч его знает. Самое страшное, говорит, на что способен — это курицу украсть, или флакон одеколона. Разные у них с братцем весовые категории, говорит. А Иваныч, ты знаешь, не ошибается…

— Всё это замечательно! — перебил оперативника Глебов — Только доказательств на Славика как не было, так и нет. Работайте с ним, колите…

— В тюрьму ни за хрен загремишь с эти «колонием» — бурчал Коротков, покидая кабинет.

20 часов 20 минут. У себя в кабинете следователь Глебов проводит опознание Королёва Николая. Потерпевшая внимательно осмотрев всех троих мужчин, предъявленных для опознания, плавно подошла к сидевшему за столом Глебову, присела рядышком на стул.

— Вот он! — указала пальцем на Николая.

— Кто он? — заёрзал на стуле следователь.

— Это он! — отчеканила Ирина Владимировна — Он и нож мне к горлу приставлял, и валюту забирал.

— Королёв «номер два» зашмыгал носом, потом или засопел, или захрюкал, не в силах что-либо сказать. Глебов растерялся — А как же…

— Нет, тот, что днём был, другой человек — отмахнулась ручкой дама — А вот этот — как раз тот самый. На этот раз я уже не ошибаюсь…

21 час 50 минут. В кабинете у Прошкина, кроме его самого, грустят Глебов, Батманов и Коротков.

— Ну что, господа — прерывает тягостное молчание начальник следствия — Что Вы от меня хотите?

— Постановление на обыск дома у Николая — как всегда, не терял самообладания Батманов.

Прошкин поднялся со стула. Молча подошёл к окну. Молча осмотрел звёздное во всю ширь небо. Вернулся за стол.

— Нет, ребята никаких постановлений не будет. Были уже… Это уже — мышиная возня. Всё, мужики, не стойте у меня над душой, дело мы общими стараниями загубили. До завтра!

— Мы себе сами разбой повесили… — или спрашивал, или утверждал Коротков, тупо уставившись в стену…

Ещё один рабочий день прошёл.

 

День шестнадцатый

26 июля 2001 года. Четверг. С утра моросит мелкий дождь, посвежело. Все устали от жары, все несказанно рады.

9 часов 50 минут. В кабинете Батманова с половины десятого часа собрался на совещание личный состав отделения уголовного розыска. Самого Вадима Ильича пока нет. Задерживает начальник РОВД.

— Дрючит Ильича за вчерашний разбой — посмотрел на часы Коротков.

— А у нас ведь был аналогичный случай — ударился в воспоминания Фролов — Года три назад, зимой. Помнишь, Иваныч? Тогда мужик один пришёл, помогите, кричит, спасите. Так и так, плачется, иду рано утром на работу, а в подворотне верзила встречается. Хлесть, говорит, меня в «пятак», куда — я, куда — шапка… норковая, новая почти. Тот шапку, говорит, забрал и убежал. Ну, мы по приметам вычислили, Геша это, Циклоп, больше некому. Помнишь, Иваныч?

— Да помню, помню…

— Находим, значит, мы Гешу, с Иванычем тогда вдвоём по этому грабежу работали. Тот уже опохмелился, весёленький такой, но по делу не калякает, ни в какую… До темна промаялись с ним, кое-как колонули. А шапки самой нет, продал, говорит, какой-то бабке за литр самогона…

Или — за два…Ты не помнишь, Иваныч?

— Нет, не помню…

— Ну, не в этом дело. Привезли из дома терпилу, подключили следака. Тот опознание стал делать, Геша со всем согласен. А мужик-то перетрусил. На опознании глазки отвернул. Говорит, никого не узнаю. Тишина гробовая в кабинете. Тут Циклоп оборачивается ко мне и виновато так говорит: «Ну я тогда не знаю» — и плечами пожимает. Меня и смех разбирает, и терпиле по носу щёлкнуть хочется. Завели его к себе. Говорим, ты чё, сучёнок, творишь… А он покраснел весь. Извините, говорит, мужики, не хочу связываться, хрен с ней, с этой шапкой…

Хорошо мы тогда — Фролов назидательно поднял указательный палец вверх — не стали спешить штамповать заяву в книге происшествий. А то бы тоже повесили себе грабёж. Помнишь, Иваныч? — довольный собою Фролов посмотрел на присутствующих…

Дверь распахнулась и в кабинет, как всегда чинно и спокойно, прошёл Батманов. Оперативники сразу притихли, выражая уважительное сочувствие своему начальнику. Вадим Ильич плавно уселся в кресло, закурил.

— Николай Иванович, совещание подготовил?

— Всё готово, Вадим Ильич — привстал Филиппов.

— Так, господа — начальник розыска глубоко затянулся — сейчас у нас пятнадцать минут на совещание. Сан Саныч, садись за стол, протокол будешь писать. Затем поедем на стадион, кросс замполиту сдавать. После обеда — стрельбы…

— Вадим Ильич, может бумажки попишем, не успеваем же совсем — выразил общее мнение Коротков.

— Перебьётесь — Батманов вновь глубоко затянулся сигаретой — а то с такой физподготовкой убежать-то от бандитов не сможете. Докладывай, Николай Иванович.

Филиппов поднялся, достал из кармана брюк половину листа бумаги с текстом доклада к совещанию. Зазвонил телефон связи с дежурной частью. Вадим Ильич поднял трубку.

— Ильич! — Скоков явно был разволнован — Тут два пацана подошли, такие вещи рассказывают. Я пришлю к тебе, а ты потом сам скомандуешь.

— Что стряслось-то? — пытался выяснить начальник розыска, но в трубке уже слышались короткие гудки.

Присланные Скоковым подростки рассказали оперативникам, что сегодня с утра поехали на велосипедах рыбачить. По пути зашли в лес срезать орешник для рогатин под удилища. И там, в чаще, метрах в двадцати от дороги увидели «Москвич». Заглянули в салон, а там на заднем сиденье мужчина лежит. Весь в крови, весь изрезанный, голова разрублена. И запах…

— Валентиныч, лес в районе Грибовки наша территория? — связался с дежурным Батманов.

— Наша, наша, чья ж ещё…

— Туда километров пятнадцать будет?

— Да, не меньше…

— Короче, звони в прокуратуру, собирай группу. Докладывай начальнику, в УВД. Будешь отправлять суточников труп грузить, дай им противогазы, рукавицы. Пацаны номер машины не посмотрели, сообщим потом. Но через УВД пробей сразу, не заявляли ли о пропаже водителя зелёного «Москвича», или об угоне. Убитый, похоже, не первый день там лежит. Всё, пока.

— Опять физкультурой не позанимаемся — очень уж горестно вздохнул Коротков — зла не хватат…

— Во-во — поддакнул Фролов — и совещание сорвали, сволочи…

— Петр Алексеевич — призадумался начальник розыска, глядя на Фролова — а ты тот материал уже отправил по территориальности в Октябрьский?

— Это тот, по ножевому?

— Угу…

— Вчера вечером секретарю отдал на отправку.

— Иди-ка, если не отправила, забери его обратно. Парнишка-то тот, помнится мне, из Грибовки. Николай Иванович, останься. Остальные — по кабинетам, ждать команды.

Вскоре вернулся Фролов, принёс материал — Пацан-то этот, правда, из Грибовки, я тоже сразу о нём подумал.

— Так, что он нам тут поясняет — Батманов стал читать объяснение вслух: 23 июля 2001 года около девятнадцати часов я находился на остановке по улице Зелёной в Октябрьском районе города и ждал автобус, чтобы уехать домой в село Грибовка. Подошёл пьяный парень и стал ко мне приставать. Мы подрались и этот парень ткнул меня чем-то в живот. Я в горячках не придал этому значения. Сел в автобус и поехал домой. Дома мне стало плохо и мать вызвала «скорую»…

— Так. так, очень мило — закончил зачитывать начальник розыска — Журавлёв Олег Петрович 1983 года рождения. Он действительно так говорил, или ты надоумил?

— Упаси господь, Ильич… — оперативник ясным взором окинул своего начальника. Но, в конце концов разозлился — Я ведь не знал про нынешний труп, а щенок этот вообще ничего не говорил, кто его порезал!

— Ты это, Алексеич — Батманов потёр пальцами виски — не отправляй материал в Октябрьский. Проверить надо этого Журавлёва. В Грибовку, насколько знаю, один автобус ходит и водитель на нём постоянный. Короче, Пётр Алексеевич — начальник розыска принял решение — берёшь сейчас Самохвалова для солидности и едешь в больницу. Поработайте там с этим Журавлёвым. Хрен его знает, может совпадение, а может и нет…

11 часов 20 минут. Помещение ординаторской хирургического отделения городской больницы.

— Здорово коновалы! — Фролов и Самохвалов обменялись рукопожатиями с хирургами, старыми своими знакомыми — Кабинетик нам надо, с больным одним покалякать.

Зав. отделением проводил оперативников в свой новый кабинет — Располагайтесь, пузырь с Вас за аренду…

— Ни хрена себе! — возмутился Фролов — Мы что-ли со спиртом работаем. Журавлёв нам нужен опять. Как он, поправляется?

— Поправляется, скоро швы снимем. Сейчас пришлю — врач удалился.

Вскоре дверь приоткрылась — Можно? — появился среднего роста худощавый паренёк. Одной рукой держался за живот…

— Заходи, заходи, Олежка — Фролов махнул рукой, подзывая старого знакомого — Не стесняйся, присаживайся. Помнишь меня?

— Помню…

— А это — Пётр Алексеевич уважительным жестом указал на Самохвалова — майор с областного УВД, начальник отдела по особо важным делам — поднял вверх указательный палец — Специально по твою душу приехал.

Самохвалов, с важным видом развалившийся в кресле зав. отделения, строго осмотрел Журавлёва с ног до головы. Тот, присев на краешек кушетки, опустил глаза. Повисла тягостная пауза, прервал которую «областной начальник».

— Что же ты, Журавлёв, обманываешь местных милиционеров? Не пойдёт так, дорогой. Я правильно мыслю?

— Не знаю — парень напряжённо посмотрел на Фролова.

— Давай, давай, Олежка, рассказывай — отозвался Пётр Алексеевич нетерпеливым тоном — В тот раз ты здорово мне по ушам наездил, но сейчас мы в курсе…

— Чего, «в курсе»? — ещё больше напрягся Журавлёв.

— Так ты, парень, решил нас самих допросить! — Самохвалов поднялся с кресла и с высоты своего двухметрового роста всей своей массой навис над допрашиваемым — Рассказывай, давай, как травму получил, инвалид хренов.

— Так я ж рассказывал уже. Стоял на остановке, подрался с парнем…

— Ты, вроде, на дебильного не похож! — резко перебил Фролов, сморщив брезгливо лицо — Ты чего нам горбатого опять лепишь! Два офицера тебя как человека спрашивают, по-хорошему спрашивают…А ты себя так ведёшь… Знаем мы уже всё про тебя! Чего не понятно-то!?…Что ещё…

— Взяли Сашку всё-таки? — загрустил Журавлёв, перебивая уже сам оперативников, со стороны которых последовало секундное замешательство.

— Взяли, взяли — первым пришёл в себя Пётр Алексеевич — всё рассказывает, грузит тебя по самое некуда.

— Водила сам виноват — лицо паренька приняло волчьи очертания — Заплатили сорок рублей, а ему всё мало…

— Не кипятись, Олег — стал успокаивать «майор с УВД» — Как Саньке-то фамилия? Забыл я в этой запарке.

— Грибов…

— Да, да Грибов, правильно…

— Через два дома от меня живёт.

— Этто-о мы помним! — отмахнулись оперативники.

12 часов ровно. Дежурный «УАЗик» Заречного РОВД направляется в район Грибовки. Сидящий впереди рядом с водителем следователь районной прокуратуры находится явно не в лучшем расположении духа.

— Куда грустишь, Григорич? — шутливо обращается с заднего сиденья никогда не унывающий Батманов, зажатый с двух сторон Филипповым, Коротковым, экспертом и двумя мальчишками-проводниками.

— Достали эти убийства уже в доску! Недели не прошло после Палагутиной…Да, кстати, «Рабочую газету» вчерашнюю не читал?…Напрасно, много потерял. Информацию там пресс-центр облпрокуратуры выдал. Цитирую: «В ночь на 21 июля 2001 года в Заречном районе совершено сопряжённое с изнасилованием убийство гражданки П. Работниками областной прокуратуры при содействии Заречного РОВД данное преступление было раскрыто в течение суток.» Во, бляха муха, раскрывальщики. Вы-то — хоть «при содействии», а мы с Елчевым вообще ни при чём оказались! — развеселился, наконец, Скворцов, глядя на довольные физиономии милиционеров.

— Знаешь, Григорич, почему тебя столько лет прокурором не назначают? — Филиппов сделал глубокомысленное лицо.

— Почему? — насторожился Валентин Григорьевич.

— Я тебе потом скажу, тет-а-тет…

Заработала рация. Дежурный сообщил, чтобы Вадим Ильич срочно связался с находившимся в хирургическом отделении больницы Фроловым.

— Пётр Алексеевич, что хотел? Это Батманов.

— Ты откуда звонишь!? — по счастливому голосу оперативника Вадим Ильич понял, что результат есть.

— Из Грибовки, с сельсовета…

— Короче, Ильич, этого сопляка гадливого и колоть, практически, не пришлось. Слишком мал и глуп. Его это работа. Подельника даёт. Записывай, Грибов Александр, 20 лет, живёт через два дома от Журавлёва. Так что решайте там…

— Решим, решим. Ты прокурору сообщил?

— Скоков должен был позвонить. Ну и вот, Ильич! — заливался соловьём Фролов — Я врачей спрашиваю, можно его в райотдел забрать. Отвечают, нет, нельзя. Тогда, говорю, сейчас сюда приедут прокуроры, эксперты, конвой для допросов, видеосъёмки, т. к. больной ваш подозревается в зверском убийстве. Зав., как услышал, забирайте, говорит, тогда на хрен, не сдохнет. Так что повезу я сейчас Олежку в отдел.

— Вы там не перестарайтесь, пусть прокурорские сразу работают…

— Обижаешь, начальник. Всё нормально…

— Ладно, Алексеич, нам ещё на место ехать…

— Во-во, и я про то! — весь светился через телефонную трубку Фролов — Группа ещё до трупа не доехала, а мы уж лиц установили. Редчайший в истории криминалистики случай!..

— Молодцы, всё, пока — Батманов положил трубку.

Задержанный вскоре Грибов тоже долго отпираться не стал. Убийство частного извозчика фактически к вечеру было раскрыто.

Фролов и Самохвалов, веселясь от души, приставали к дежурному, чтоб зарегистрировал раскрытие в книге рекордов Гиннеса. Потом, прихватив с собой Короткова, ушли в кабинет праздновать. Разошлись в первом часу ночи. Фролова увезла домой «дежурка», Самохвалов и Коротков — пошли пешком.

Ещё один рабочий день прошёл.

 

День семнадцатый

27 июля 2001 года. Пятница. 7 часов 50 минут. Жары, уже второй день, слава Богу, как не бывало.

В кабинете начальника Заречного РОВД дежурный Скоков докладывает шефу оперативную обстановку. Здесь же находится Прошкин, просматривает собранные материалы. Игошин доволен — убийство раскрыли в течение дня.

— Ещё, Станислав Викторович — продолжает дежурный — ночью Самохвалов и Коротков кражу мотоцикла раскрыли. На улице задержали парня с ворованным «ИЖом». Самоходом вёл. Вместе с мотоциклом и приволокли в отдел. Парнишка сразу колонулся, гараж показал, откуда мотоцикл украл. Сейчас с ним следователь занимается…

— Молодцы, молодцы! — больше и больше радовался за своих подчинённых начальник милиции — Умеют же работать, когда захотят! Ничего не скажешь. Они как человека-то вычислили?

— Не знаю — Скоков уткнулся носом в книгу происшествий — Вот рапорта оставили…

— Так, так — Игошин стал зачитывать вслух — В ночь на 27 июля 2001 года я… вместе с оперуполномоченным ОУР Коротковым проводил рейд… по профилактике краж… автомототранспорта… Ясно — вернул бумаги Скокову — скажи этим «рейдовикам», пусть перепишут. Ещё раз по пьяни напишут, накажу вместе с тобой, чтоб такие рапорта не принимал и начальнику не подсовывал! Ясно?

— Хорошо, передам. Недоглядел, больше не повторится. Разрешите идти?

— Счастливо.

Сразу после ухода Скокова появился помощник по тылу.

— Разрешите?

— Заходи. Что ещё на этот раз?

— Связисты сказали, что, если до конца месяца из УВД не поступят деньги, отключат за неуплату с первого августа телефоны в райотделе — выпалил на едином дыхании тыловик.

— Все что ли?

— Нет, ваш оставят, и — в дежурке. Ну как в прошлый раз.

— Что ФИНО областное говорит?

— Как всегда говорит. Денег нет, решайте на местах.

— Ну и что ты предлагаешь? — начальник полез в стол за сигаретами.

— Ну, как всегда, наверное… — пожал плечами пом. по тылу — Пусть начальники служб потрясут барыг на спонсорскую помощь и рассчитываются каждый за свои телефоны. Связисты всю сумму сразу не требуют, хотя бы…

— Я против! — неожиданно встрял в разговор Прошкин — Я лично у этих сволочей больше просить ничего не буду…

— Да ради Бога, Анатолий Сергеевич — начал заводиться Игошин — Пусть ваше следственное управление платит за ваши телефоны. Ради Бога! Ты же знаешь прекрасно, что без спонсоров я б давно входную дверь в отдел забил досками! Крест-накрест… Но сохранил бы принципиальность. Ты это предлагаешь?!

— Я ничего ещё не предлагаю — не остался в долгу начальник следствия — Вопрос этот обсуждать лучше вдвоём…

— А хрен ли тут обсуждать! — всё больше выходил из себя начальник милиции — Вот она, смета, смотри: заполнена одна графа-зарплата. В остальных графах пусто! Всё, полный абзац! И что ты собираешься обсуждать? Какого ещё…

— Разрешите? — в дверях показался зам. по кадрам.

— Что надо?!

— Я потом — Сергеев скрылся.

— Короче — закончил дебаты Игошин, обращаясь к тыловику — всех начальников служб в восемнадцать часов соберёшь у меня по этому вопросу. И Вы, Анатолий Сергеевич — перевёл взгляд на второго собеседника — тоже, пожалуйста, зайдите.

Помощник по тылу ушёл. Тут же появился Сергеев.

— Разрешите?

— Да. Какой вопрос?

Сергеев прошёл к столу, поздоровался с обоими за руку. Заметив мрачные лица, замешкался, не решаясь присесть.

— Может я лучше потом зайду?

— Ты чего ломаешься, как красна девица! — совсем взбеленился Станислав Викторович — Садись! Какой вопрос?

— Вообщем так — скороговоркой начал Сергеев — До меня тут информация нехорошая дошла. У нас в городе филиал банка какого-то крупного открывается. Начальник службы безопасности там — наш бывший работник. Людей себе набирает. Из райотдела, насколько знаю, ваши, Анатолий Сергеевич, Глебов и Крассовский хотят уходить. Из розыска — Самохвалов и Рабочий, якобы. Ещё из других служб двое или трое собрались увольняться…

— И когда он открывается?

— Кто? — не понял в запарке кадровик.

— Конь в пальто!

— А банк-то. Не знаю точно, но, как понял, в ближайшее время…

— Какой у нас некомплект сейчас?

— Одиннадцать процентов…Я разговаривал сейчас с Глебовым и Рабочим — продолжил информировать зам. по кадрам — Глебов, говорит, что за эти восемьдесят баксов в месяц пропадать здесь сутками не собирается. А «бабло» брать и погоны марать, говорит, не буду. И Рабочего зарплата не устраивает. В банке, говорит, шесть тысяч спокойно получать буду, да ещё квартальные там, премиальные…

— Ну и денёк сегодня — пробурчал Игошин — А так хорошо начинался… — через дежурного вызвал Батманова.

— Как дела, Вадим Ильич?

— Нормально…пока.

— Вот именно, что «пока» — начальник РОВД закурил — Ты про новый банк слышал?

— Знаю, что открывается скоро.

— Я тоже знаю… — Станислав Викторович поднялся с кресла, подошёл к окну. Пальцами одной руки, свободной от сигаретины, стал массировать по очереди виски — Знаешь, что два твоих бойца собираются увольняться и уходить в этот банк охранниками?

— Не два, а три — внёс поправку невозмутимый Батманов.

— Очень хорошо владеешь обстановкой! — голос шефа не предвещал ничего хорошего — Только не понимаю, почему такое спокойствие олимпийское. Ты сейчас исполняешь обязанности начальника криминальной милиции. Вернётся тот из Чечни, а тут «здрасте-пожалуста», из всего отделения уголовного розыска один Вадим Ильич остался, собственной персоной. Остальные все — на гражданке, сторожами устроились! Тебя что, кадровые вопросы вообще не волнуют?!

— Почему не волнуют…

— У тебя сколько лет Рабочий работает?

— Около двух…

— А почему этот салага уже спокойной сытой жизни захотел? А ваши, Анатолий Сергеевич, два красавца, почему себя так повели, если это правда?

— Я Вас никогда не обманывал — обиделся Сергеев — Я…

— Да помолчи ты… — сморщился начальник милиции — Я это к чему всё говорю… Это тебя касается в первую очередь, Батманов. Ты всё носишься, сам задерживаешь, сам колешь… А у тебя ведь целое подразделение — восемнадцать единиц по штату. Ты их, в первую очередь, организовывать должен, ты их воспитывать должен. Ты ру-ко-во-ди-тель, в первую очередь. Ты меня понял?

— Понял, Станислав Викторович — Батманов поднялся со стула — Разрешите идти?

— Все можете быть свободны. Работайте со своими, вечером мне доложите.

— Я на минуту останусь — подал голос Прошкин.

Когда остались вдвоём, начальник следствия подошёл к стоящему у окна Игошину — Вообщем…это, Станислав Викторович. Я заканчиваю июль и это…на пенсию буду уходить.

— Вы что сегодня, с ума все посходили! — Станислав Викторович усиленно тёр пальцами виски — Ну и денёк… — Это ты сегодня что-ли решил?

— Давно уже решил. Устал я… надоело колхозников одних сажать. А настоящее ворье как жировали, так и жируют. Ещё командуют нами, сволочи… Нас же за идиотов держат, Викторыч? Неужели ты не понимаешь!..

— Да хватит ты причитать — Игошин опять полез за сигаретами — Министр сейчас у нас гражданский человек, с понятием должен быть. Всё равно развал этот кончится. И деньги будут платить, и…

— Бесполезно — упорствовал Анатолий Сергеевич — Пока нами будет командовать жульё, милиция из ямы этой не выберется.

— Ты меня конечно извини, Анатолий Сергеевич — начальник заходил по кабинету туда-сюда — Я конечно знаю, что ты пессимист по натуре, но только сопли распускать тоже не солидно как-то. Ты думаешь мне легко всё это наблюдать и…

— Понял я — оборвал шефа на полуслове Прошкин — ушёл я…

— Да подожди ты, не дёргайся! — Игошин плюхнулся в кресло — Ну куда ты пойдёшь?!. Ты ж всю жизнь на своих уголовных делах просидел. Ты ж больше делать ничего не умеешь! Окстись, Сергеич! Тебе ж сорок лет всего. Тебе ж пахать да пахать, подполковника скоро получишь…

— Потому и ухожу, пока не стар. Чао! — дверь за начальником следствия закрылась.

После ухода заместителя Станислав Викторович долго тёр виски, потом через дежурного вызвал своего водителя — Коля, сгоняй домой за удочками. На озеро поедем, карася половим… Полчаса тебе хватит?

Через двадцать минут позвонил дежурный, сообщил, что водитель ждёт. Забыв про нерешённый вопрос о связи райотдела с внешним миром и другие, начальник милиции достал из ящика стола бутылку водки и спрятал для конспирации во внутренний карман кителя. Выходя на улицу кивнул дежурному — Я в районе…

Ещё один рабочий день прошёл…

 

День восемнадцатый

28 июля 2001 года. Суббота. 6 часов 10 минут. Квартира начальника Заречного РОВД. Раздаётся телефонный звонок.

— Да, Игошин…

— Товарищ подполковник! Станислав Викторович! — захлёбывался трубке голос дежурного — Беда, товарищ подполковник, ЧП!..

— Хватит причитать! Что случилось-то?

— Игнатьева зарубили, топором полчаса назад…

— Что-о?! — похолодел начальник милиции — Насмерть что ли?

— Тяжёлый! В больницу увезли…

— Хватит вопить! — немного успокоился Игошин — Говори членораздельно.

— Короче, Станислав Викторович — приступил к докладу Волков — в пять сорок пять поступил звонок. Жена Игнатьева плачет, кричит. Кое-как понял, что Саньку кто-то вызвал на лестничную площадку и там — топором по голове. Вот всё пока, больше ничего неизвестно. Я туда группу послал — закончил дежурный.

— Личный состав по тревоге поднял?

— Так точно…

— Машину за мной высылай.

— Выслал уже.

— Тогда всё пока — Игошин положил трубку.

7 часов утра ровно. Кабинет начальника Заречного РОВД. Кроме хозяина кабинета, находятся Батманов, Филиппов, Волков и Коротков. Последний, вернувшись только что с места происшествия, докладывает начальнику.

— Мы когда приехали, «скорой» ещё не было. Санька на лестничной площадке лежал, в одних трусах, в крови весь. Ему там жена и соседи голову перевязали, подушку подложили — оперативник перевёл дыхание — Топор рядом валяется. Я встал на колени, наклонился над ним — голос всегда хамоватого Короткова непривычно подрагивал — Спрашиваю, Саша, кто тебя? А он рот открывает, а сказать ничего не может. Головой только кивает. Тут до меня дошло, что написать хочет. Я ему сразу — ручку, бумагу, папку подложил… Он писать начал. Выводил, выводил и сознание потерял, а тут «скорая» подъехала.

Коротков достал из внутреннего кармана пиджака лист бумаги, передал начальнику. Игошин посмотрел, мало что поняв, передал бумагу Батманову. Закурил.

— Что жена, соседи говорят?

— Жена первая на крик выбежала. Говорит, два каких-то мужика вниз по лестнице сбегали. Даже про одежду ничего толком сказать не может. Соседи вообще никого не видели. Наши сейчас полный поквартирный обход делают и в ближайших домах — тоже.

— Что в записке-то? — Станислав Викторович перевёл взгляд на Батманова.

— Я думаю… — растягивая слова и усиленно всматриваясь в выведенные на бумаге каракули — здесь три буквы: первая — «С», вторая — «Т», третья — «Е»… Выходит — «Сте…» — закончил, наконец свою мысль начальник розыска.

— Я тоже так думаю — поспешил высказать своё мнение Коротков — «Сте» написано. Это может быть Степанов, Степашин, или Стелькин какой-нибудь…

— Стэфан это! — подал голос молчавший до сих пор Филиппов — Сто процентов, и голову дальше можете не ломать. Это — Стэфан — Корольков Вячеслав Николаевич 1971 года рождения, дважды судимый за грабёж и хулиганство. Второй год, как освободился. Наркоман. Наглый, дерзкий, та ещё сволочь… Ты ж его помнишь, Ильич?… Его Игнатьев месяца полтора-два назад оформлял за неповиновение на десять или пятнадцать суток…

— Ясно — Игошин хлопнул ладонью по столу — Вадим Ильич, план набрасывай: переговорить, по-возможности, подробнее с женой, отработать всех соседей, дворников, кого там ещё…сторожей ночных, Дать ориентировку, встретиться с агентурой и дать задание, ну и т. д. Задерживайте срочно этого Стэфана. Задействуй, кроме своих, весь личный состав и транспорт. Народ собрался?

— Так точно — подскочил Волков — Кто далеко живёт, ещё не добрались, остальные — в актовом зале.

— Николай Степанович — начальник перевёл взгляд на только что зашедшего заместителя по кадрам — Поезжай в больницу и находись там. Может кровь будет нужна, лекарства, ещё что. Если с Игнатьевым можно будет переговорить, постарайся узнать, кто к нему приходил. Я сейчас — к прокурору, а ты, Вадим Ильич, людей разводи по плану. Вопросы есть?… Всё, вперёд!

9 часов 40 минут. Начальник РОВД вернулся с места происшествия.

— Станислав Викторович — встретил на крыльце дежурный Волков — из приёмной начальника УВД два раза звонили. Я сказал, Вы на происшествии. Сказали, чтобы позвонили генералу, как вернётесь.

— Позвоню, позвоню. Какие новости?

— Да всё тоже. В сознание не приходил, операцию делают…

— Да-а…, знал бы, отпустил весной в Чечню. Как ведь просился, на квартиру хотел заработать… А тебя что, не сменили до сих пор? — оторвался от мрачных мыслей Игошин.

— Да чтой-то, заступил Бойко — Волков открыл перед начальником входную дверь — я помогаю просто.

— А…ну-ну — Игошин, поднявшись к себе в кабинет, набрал номер начальника областного управления внутренних дел.

— Слушаю Вас — в трубке послышался как всегда размеренный профессорский голос генерала.

— Здравия желаю, товарищ генерал. Это Игошин из Заречного…Вы велели позвонить…

— Слушаю Вас… — ровный тон генерала не предвещал ничего хорошего.

— Товарищ генерал — начал докладывать Игошин — Сегодня примерно в пять утра двое неизвестных пришли к входной двери квартиры, которую снимает участковый инспектор Игнатьев Александр Иванович 1978 года рождения. Один позвонил, а второй с топором спрятался за стену. Когда Игнатьев вышел на лестничную площадку, второй нанёс ему удар топором в голову. Игнатьев в последний момент успел обернуться и руку выставить. Удар пришёлся вскользь в район височной части, лезвием. Сейчас оперируют… — Игошин сделал паузу. На том конце провода- полная тишина. Может на стол трубку положил и вышел куда, подумал докладывающий — Товарищ генерал, Вы меня слышите?

— Слышу, слышу, продолжайте — тон разговора у начальника УВД сохранялся прежним.

— Вот — выдохнул Игошин — сейчас на раскрытие задействован весь личный состав райотдела, намётки кое-какие есть…

— А что за человек, ваш участковый — перебил генерал — Почему на него покушались, может что не поделили?

— Никак нет, Игнатьев исключительно порядочный сотрудник и…

— А почему у Вас там, в Заречном, всё не слава Богу? — вновь перебили Игошина — То какой-то банк сманивает половину отдела, то сотрудника приходят убивать прямо на дом…

Кто успел уже «вломить», пронеслось в голове у Заречного начальника.

— Никто у меня в банк не ушёл, товарищ генерал, ни одного рапорта я не видел…

— Да когда увидите, поздно будет! — раздражение в голосе генерала проступило уже явно — Работать надо с личным составом, а не рапорта рассматривать. Рановато Вы обюрократились, господин начальник!

— Виноват, товарищ генерал. Думаю, решим мы с личным составом положительно и покушение нынешнее раскроем…

— Не раскроете, можете собирать монатки — в трубке послышались частые гудки.

Игошин тоже положил трубку. Долго чиркал зажигалкой, наконец прикурил.

— Разрешите? — дверь кабинета приоткрылась, в проёме показался Коротков.

— Заходи.

Коротков явно был в приподнято-взволнованном состоянии — Такое дело, Станислав Викторович, я со своим человеком сейчас встречался, и он говорит, что около восьми утра сегодня похмелялся со своим приятелем. А тот приятель на днях пил с Федосеевым Николаем, по кличке Блоха, за убийство судимым, и с нашим знакомым Стэфаном. И те, якобы, по-пьяни, обсуждали меж собой, как мента завалить.

Человек мой про сегодняшнее ничего ещё не знает и подыгрывать не может. Думаю, информация — стопроцентная.

— Да, по-моему, уже весь город знает — засомневался начальник милиции.

— Нет, нет — замотал головой оперативник — не знает он. Третий год у меня на связи, проколов ещё не было. Выходит, прав оказался Николай Иванович, Стэфан это с Блохой, без сомнений уже…

— Ну хорошо — согласился Игошин — Что от меня нужно?

— Машину надо, Станислав Викторович. Ни одной машины свободной в отделе не осталось, кроме вашей. Наши про Блоху не знают, а мне человек адрес один дал, где, возможно, сейчас они оба и находятся. Проехать надо срочно, проверить.

— Пожалуйста, машина в твоём распоряжении.

Оперативник не успел уйти, как зашёл Бойко.

— Станислав Викторович, с областного УВД приехали, с управления уголовного розыска четверо. Говорят, по указанию генерала приехали, помогать…

— Олег — начальник окликнул уходящего Короткова — Слышал? Бери этих помощников, по дороге всё объяснишь.

— Ещё, товарищ подполковник, продолжал докладывать дежурный — звонили из инспекции по личному составу и с управления кадров. Просили передать, что скоро подъедут.

— Начался маскарад — вслух высказал свою мысль Игошин и грязно выругался — Сергеев из больницы не звонил?

— Звонил. Операция прошла нормально вроде, но разговаривать с Игнатьевым не разрешают.

— Слава Богу, что нормально… Позвони в больницу, передай Сергееву, чтобы возвращался, гостей встречал…

11 часов 20 минут. Долго проплутав по пригородным улочкам, Коротков нашёл, наконец, покосившийся домик по переулку Матросова. Адрес совпадал. Пройдя через распахнутую настежь дверь, оперативники застали в доме лежавшего на диване и мощно храпевшего мужчину лет сорока. Коротков узнал в спящем четырежды судимого за хулиганство Петрова Петю, по информации агента — хозяина данного жилища. Быстро проверили все комнаты, чердак, подпол, сарай. Пусто. Стали тормошить спящего. Безуспешно. Били ладонями по щекам. Наконец храп прекратился. Хозяин открыл глаза, обвёл сонно-пьяным взглядом склонившихся над ним оперативников.

— Вставай, Петро! Мы из уголовного розыска — один из «областников» сунул под нос удостоверение — Поговорить надо.

— Ты тут ксивой не тряси — неожиданно заартачился «Петро», поворачиваясь к спинке дивана — Нечего нам говорить, я отдыха…

Закончить фразу и повернуться к операм задом Петров не успел, вмиг оказавшись на грязном полу лицом вниз.

— Ты чего тут выкобениваешься — Коротков за волосы приподнял голову собеседника — С тобой по-хорошему пришли побеседовать, а ты так себя ведёшь. Бессовестный… Мы ведь можем и обидеться.

— Так бы сразу и сказали, чё сразу-то мордой в пол — тяжело кряхтя хозяин поднялся и прошёл к столу, заставленному пустыми бутылками, стаканами, остатками закуски, литровой кружкой, полностью забитой окурками — Чё надо-то? — присел на стул и закурил.

— Дружки твои нужны — начал беседу Коротков.

— Какие дружки? Нету у меня никаких дружков — опухшие глазки Петрова забегали по сторонам — Я уж три года на воле, ни с кем не связываюсь…

— А с кем ты сегодня бухал, милый — один из «областников» кивнул на стол, где имелись явные признаки недавнего пиршества.

— Да ни с кем…или с кем… — задумался хозяин — Может завтра придёте, болею я.

— Сейчас тебе полегчает, Петя — Коротков подошёл вплотную, положил ладонь руки на затылок «Пете» — Блоха нам нужен и Стэфан. Помоги — стал гладить по волосам — пожалуйста.

— Какой, на х…, блоха! — заверещал Петров, испуганно моргая глазками — Не знаю я никого, чё вы прис… — договорить вновь не сумел, получив увесистую затрещину по затылку.

— Ты зачем, Петя, по-матерному ругаешься — голос Короткова принял ласково-ядовитый оттенок — ты зачем нас шокируешь? Или ты поиздеваться над нами решил? Слушай сюда, ублюдок. Или ты сдаёшь нам Блоху со Стэфаном, или через десять минут в одном кармане у тебя будут патроны, в другом — героин. И рядом понятые стоять будут, как часовые. Ты меня понял, гнида.

— Понял…

— Ты этого добиваешься?

— Ни чё я не добиваюсь, к Алику-цыгану они ушли.

— Ну вот — голос оперативника сразу стал добрым и приятным — и стоило друг другу нервы трепать. Запирай дом, поедешь с нами, покажешь…

— Да вы чё, мужики! — взвизгнул Петров — Вы чё, в натуре! Мы так не договаривались и никуда я не…

— Ладно, без тебя найдём — изменил своё решение Коротков и, вовсю раскомандававшись, распорядился одному из «областников» остаться в доме с Петровым.

12 часов 10 минут. Оперативники подошли к шатровому дому по переулку Гастелло. Коротков, оставив двоих у задней части домохозяйства, с третьим зашёл во двор, больше походивший на бивак первобытных людей, с кострищем по середине. Дома, кроме девочки-цыганки и трёх карапузов, никого не оказалось.

— А где родители? — начал разговор с девочкой Коротков.

— Не знаю.

— А когда будут?

— Не знаю.

— А отца-то Аликом зовут?

— Не знаю.

— Что-о? — выпучил глаза оперативник — Ты не знаешь, как родного отца зовут?

— Не знаю, правда — юная цыганка ясным взором и честными глазами посмотрела на милиционеров — я его зову папой и всё. Правда!

— Пойдём — от души смеялся «областник» — её-то мы точно не расколем…

22 часа 40 минут. Кабинет Игошина. Батманов в присутствии начальников служб докладывает результаты работы за день.

— То, что это работа Королькова и Федосеева, сомнению не подлежит. Дома так и не появляются. По приметам, одежде, всё сходится. Там из соседнего дома один мужчина рано утром на рыбалку уезжал. Видел, как двое заходили в подъезд Игнатьева. Хорошие приметы даёт. Говорит, если надо, опознаю этих отморозков. Ну и информация есть достоверная, я считаю…

— Ну и где они? — прервал начальник милиции.

— Не знаю пока…

— И что делать будем?

— Людей рассадили по адресам, на вокзале наши патрулируют, ориентировку дали с приме…

— Ты меня не понял, Вадим Ильич — вновь оборвал на полуслове — Я не спрашиваю, что уже сделано, я спрашиваю, что будем делать на сей момент.

— Считаю, что выплывут они не сегодня, так завтра — Батманов обернулся к присутствующим — моё личное мнение такое, задержание-вопрос только времени. График для людей в засады на завтра сделан, задействованный личный состав оповещён. Найдём, Станислав Викторович, вопрос только времени — начал уже повторяться начальник розыска.

— Твоими устами да мёд пить — никак не успокаивался Игошин — Может у кого есть соображения — перевёл взгляд на присутствующих.

Все дружно уставились в пол. Пауза неприлично затягивалась.

— Может объявление по радио дать — поднялся со стула Сергеев — пообещать вознаграждение за информацию…

— Так, ещё кто хочет выступить? — потянулся начальник в кресле — Нет желающих?… Ну на нет и суда нет. Всем до завтра отдыхать. Утро вечера мудренее.

Ещё один рабочий день прошёл.

 

День девятнадцатый

29 июля 2001 года. Воскресенье. 6 часов 40 минут. Погода ясная, пока не жарко.

В дежурной части Заречного РОВД раздаётся телефонный звонок.

— Милиция, дежурный Бойко…

— Тимофеич! Здорово. Не узнаёшь, что ли?… Хватит дрыхнуть. Яковлев это, дежурный помощник начальника колонии.

— А-а, Николай Николаевич! — обрадовался Бойко — Сколько лет, сколько зим. Какие проблемы?

— Вы, слышал, разыскиваете двоих?

— Да — навострил уши «Тимофеич» — А что?

— Сейчас мне дозвонился наш отрядный Сорокин. Он поехал сено косить на мотоцикле и видел двоих. Похожие, говорит, по ориентировке.

Они через поля вдоль посадки к Дубровке направлялись. Так что думай, Тимофеич, может и они.

— Не хрена тут думать, проверить надо — сонливое состояние дежурного улетучилось — Где сейчас твой Сорокин?

— На КПП будет ждать туда и подсылай.

— Спасибо, Николаич! Сейчас группу высылаю, пусть ждёт.

— «Спасибо» в стакан не нальёшь- балагурил Яковлев — Людей посылай на гражданской машине. В поле далеко видать — мигом узрят. Ну пока.

8 часов 50 минут. Кабинет следователя Крассовского, где, кроме самого дежурящего сегодня Андрея Павловича, собрались перекурить Самохвалов, Коротков и Фролов, которыми час назад в поле у села Дубровка были задержаны оба подозреваемых в покушении на участкового.

Настроение у всех приподнятое, возбуждённое. Коротков рассказывает следователю про задержание…

— Ну и вот, только машину остановили, они как метнулись вглубь поля. Мы — за ними по пшенице…

— Овёс там растёт — поправил товарища более продвинутый в агрономии Фролов.

— Да ладно ты — отмахнулся Коротков — Бежим мы, значит, за ними, прыгаем через колосья. Догоняем почти, метров двадцать осталось. Вдруг Стэфан резко останавливается и оборачивается к нам. Правой рукой лезет во внутренний карман. Мы сразу на пуза попадали, думали за стволом полез, палить по нам начнёт…

— Ты за всех не говори — вновь проявил бестактность Фролов — Мы с Олежкой не падали, ты один окапывался, орал как резаный: «Мужики, он со стволом!»…

— Да иди ты… — вновь отмахнулся рассказчик — Ну и вот — повернулся опять к Андрею Павловичу — засовывает он, значит, руку в карман и вынимает бутылку водки. Тут же зубами вскрывает и из горла лакает. Когда подбежали, грамм сто не успел допить. Жалко, потом говорит, что водка пропадёт. Мы всю дорогу до отдела смеялись, как нас Стэфан напугал…

— Да не «нас», а тебя одного — вообще охамел Фролов…

Между двумя оперативниками завязалась интенсивная беседа с использованием самых ярких слов могучего русского языка. Крассовскому первому всё это надоело — Коротков, а ты про себя новый анекдот слышал?

— Чего ещё? — насторожился Олег Иванович.

— Сидит, значит, наш Коротков за пультом вместо дежурного, а в это время гражданин звонит по 02. «Алло, это милиция?… Как на х…?», пи-пи-пи — гудки частые пошли…

Самохвалов и Фролов покатились со смеху, потом дошло и до Короткова. Общее веселье прервал зашедший Скоков — Ты почему трубку не берёшь? Я что, на старости лет, бегать за всеми должен…

Крассовский поднял трубку, подул в неё — Связи нет с кабинетом. Ехать надо куда?

— Нет, орлы эти нужны — дежурный кивнул на оперов. Прокурор вас разыскивает, очень уж к задержанным приложились. Я сказал, что по домам уже разъехались. Идите сейчас к Ильичу, он у себя в кабинете.

— Ё-ё-ё, да мы вроде и не трогали их — окинул всех изумлённым взглядом Коротков. Фролов и Самохвалов дружно закивали головами — Недоразумение какое-то…

— Пишите рапорта, парни — советовал мудрый Скоков — Мол, так и так, оказали активное сопротивление, пришлось применить физическую силу.

— Сушите сухари, мужики — неудачно сострил Крассовский, но тут же это понял и замолк.

9 часов 20 минут. Выйдя из кабинета Батманова, красные и потные, оперативники после полутора бессонных суток разъехались по домам отдыхать.

Ещё один рабочий день прошёл.

 

День двадцатый

30 июля 2001 года. Понедельник. 8 часов 10 минут. Опять с утра жара.

В кабинете начальника Заречного РОВД уже работает вентилятор. Дежурный Скоков докладывает.

— И ещё, Станислав Викторович, где-то в половине пятого утра двое пытались шесть пролётов проводов снять в районе Грибовки. Электрики по сработке выехали, молодые парни, одного прямо со столба сняли в «когтях». В отдел притащили. Второй, правда, сбежал.

— Кого задержали-то? — оживился Игошин.

— Гайнетдинов такой, условно уже судимый за кражу. Проживает в Октябрьском районе. Филиппов его знает.

— Кто занимается?

— Самсонова поднял. Крассовский на грабёж выезжал, а Самсонов — в резерве.

— Самсонов, говоришь — поморщился начальник — Анатолий Сергеевич в курсе?

— В курсе. Гайнетдинова в камеру поместили. Следователь при мне домой прокурору звонил. Объяснил всё. Тот добро дал на сто двадцать вторую. Сейчас за вторым выезжают, брат это Гайнетдинова. Николай Иванович знает их обоих. Они, говорит, всё вместе делают, и по бабам ходят, и в магазин — за вином, и воруют всегда вместе.

— Ну хорошо — успокоился Станислав Викторович — передай Батманову, что занялся вплотную этой группой. У нас за полугодие порядка двадцати краж по цветмету «зависло». Я в УВД поехал, по Игнатьеву докладывать. Бензин заодно поклянчу…

16 часов 40 минут. Игошин только что вернулся «из области». Развалился в кресле, закурил.

— Разрешите?… — в кабинет прошёл дежурный Волков — Товарищ подполковник, Вадим Ильич велел Вам срочно доложить, как приедете…

— Чего ещё? — привычно насторожился «товарищ подполковник».

— Самсонов часа два назад освободил Гайнетдинова под подписку.

— Какого Гайнетдинова?…По проводам который?…Почему?!

— Я не знаю, товарищ подполковник. Я бы знал, попридержал бы этого Гайнетдинова, сообщил бы Вадиму Ильичу сразу. Он так шумел, когда узнал, я его никогда таким не видел.

— Ну вы даёте. Давай сюда Самсонова.

— Он домой уехал, сказал, что с четырёх утра работал и…

— Из дома везите! — заорал начальник, забарабанив костяшками пальцев по столу — И Батманова с Прошкиным — ко мне!

Как только дежурный вышел, Игошин набрал номер телефона прокурора.

— Игорь Петрович, привет.

— Привет.

— Как дела?

— На букву «хэ».

— Слушай, ты сегодня утром «добро» на задержание Гайнетдинова давал?

Было такое.

— А ты знаешь, что Самсонов после обеда его освободил?

— Знаю — голос прокурора оставался ровным и спокойным.

— Как знаешь? Ни хрена себе — не понял Станислав Викторович.

— Да был у меня твой Самсонов, доложил дело. Гайнетдинов этот вину признаёт полностью, постоянное место жительства имеет, ребёнка. Решили не арестовывать. Брат его тоже сознаётся… Так что не вижу особых оснований содержать Гайнетдинова под стражей.

— Ничего не пойму. Ты до скольки на месте будешь?

— С часок ещё побуду…

— Я приду минут через двадцать — Игошин положил трубку.

Зашли Прошкин и Батманов, с ними — Филиппов.

— Присаживайтесь господа, слушаю Вас — начальник остановил взгляд на Прошкине.

— Разрешите мне, Станислав Викторович — начал вместо начальника следствия Батманов — Я, наверное, немного в курсе этой истории. Короче, вот Николай Иванович был сегодня утром в прокуратуре у Скворцова. Видел, как около десяти часов к нашему прокурору приезжал Титов, зам. прокурора Октябрьского района, с Габриляном…

— С Габриляном?…Это — директор фирмы по приёму цветмета?

— Он самый, собственной персоной — вступил в разговор Филиппов — Фирма у него полукриминальная, а сам он бандит полный…

— Ага, понял — Игошин откинулся в кресле, закурил — Ну и что дальше?

— Короче, приехали они на «Джипе» габриляновском и сразу в кабинет к прокурору прошли — продолжил Николай Иванович — Пробыли там минут тридцать. Нина, секретарша, кофе с конфетами им ещё таскала. Дверь в кабинете Скворцова открыта была, жарко, вот я и наблюдал, пока он показания с меня снимал…

— Разрешите — зашёл Самсонов и сразу отвёл взгляд в сторону, уставившись через окно на улицу.

— Что случилось-то, товарищ старший лейтенант юстиции? — стараясь говорить спокойно, начал Игошин — Почему человека-то отпустили?

— Прокурор велел — продолжал высматривать что-то в окне Самсонов — мне оно не надо.

— Да понятно, что тебе «не надо». Тебя ж не волнует, что за этим Гайнетдиновым ещё с десяток таких краж. Это понятно… Но ты же следователь, Самсонов, ты же прекрасно знаешь, что у Гайнетдинова условный срок, что ему тюрьма однозначно светит и что сейчас он, наверняка, скроется…Почему не доложил Анатолию Сергеевичу? Почему Батманову ничего не сказал? Почему ты вообще втихаря всё это сделал?!

— Обед был, товарищ подполковник, не было никого в отделе — выдал Самсонов заготовленную фразу.

— Да…Далеко пойдёшь — вздохнул начальник РОВД — Давай, ступай отсюда…

— Когда мы от этого кадра избавимся? — продолжил Игошин, как только дверь за «кадром» закрылась.

— Не знаю, пока — задумался Прошкин — Хорошие люди сами уходят, а этих сволочей не выгонишь. Прокурор тоже хорош, зимой тогда Авдотьина с четырьмя судимостями не арестовал, тоже всё какие-то причины выискивал…

— Ага — поддержал друга Филиппов — его тогда в розыск объявляли, сколько времени угробили, сколько бензина спалили…

— Зато он нам два покушения на убийство укрыл — вступился за прокурора Батманов — когда дела по «хулиганке» возбуждал. Низкий ему за то поклон…

— Так, хватит острить — поднялся с кресла начальник — Посылай людей, пусть Гайнетдинова в отдел тащат, пока не поздно. Восемь ведь прокуроров пережил. Все — порядочные, нормальные мужик, но этот кадр…

17 часов 30 минут. Кабинет прокурора Заречного района.

— Заходи, заходи — Стропилин поднялся с кресла и пожал руку вошедшему начальнику милиции — Ты по поводу Гайнетдинова? — сам начал неприятный разговор — Я, вроде, объяснил всё по телефону.

— Слушай, Игорь Петрович — старался вести разговор деликатно начальник милиции — конечно такие вопросы решать — это твоя компетенция. Но в данном случае вопрос этот встаёт очень серьёзно. Обстановка с кражами цветмета в области очень напряжённая…

— Да понимаю я, понимаю — поддержал Игошина прокурор — нечего меня убеждать, я и сам…

— Короче, дело это поставило у себя на контроль УВД области — не моргнув глазом соврал начальник РОВД, перебив Стропилина — И сейчас я вынужден звонить первому заму генерала и докладывать, что мой следователь задержанного по делу отпустил. Надо будет проводить служебное расследование, на каком основании Самсонов освободил человека, ранее судимого за кражу и с непогашенной судимостью.

— У него судимость разве не погашена? — изумился надзирающий прокурор — Как же я из виду упустил! — очень резко потянулся за печатной машинкой — Сейчас я указания напечатаю, чтобы срочно предъявляли обвинение и выходили с арестом. Ты пришли ко мне следователя минут через двадцать, пусть указания заберёт — протянул для рукопожатия руку — И это…вы уж не наезжайте на Самсонова сильно-то, молодой ещё парень, а так он молодец.

«Ты тоже молодец», подумал Игошин, прощаясь с прокурором за руку.

21 час 20 минут. Дежурная часть Заречного РОВД. Удивлённый и уже совершенно ничего не понимающий в происходящем Гайнетдинов был вновь помещён в камеру изолятора временного содержания.

Ещё один рабочий день прошёл.

 

День двадцать первый

31 июля 2001 года. Вторник. 17 часов 40 минут. В кабинете Игошина раздался телефонный звонок.

— Выпить хочешь? — по голосу прокурора Заречного района Станислав Викторович понял, что тот навеселе.

— Когда?

— Сейчас… Пузырь прихвати, закуска есть. Жду у себя в кабинете. Придёшь?

— Приду, раз такая срочность.

— Жду — Стропилин положил трубку.

Игошин достал из сейфа и приготовил бутылку водки. Связался с дежурным.

— Я сейчас в район уезжаю, из дома позвоню. Кто сегодня ответственный?

— Вадим Ильич.

— Пришли его ко мне.

Вскоре пришёл Батманов.

— Разрешите?

— Заходи, заходи, присаживайся — Игошин отложил в сторону бумаги, снял очки, потёр уставшую переносицу — Как дела?

— Да ничего…

— «Ничего» — пустое место. Когда разбои на Южной и Островского раскроем?

— Есть информация…

— Вы про свою «информацию» мне второй месяц талдычите. Когда результат-то будет?

Батманов, вздохнув, приготовился объясняться.

— Не надо только, что работать некому, что бензина нет…Не надо! — опередил начальника розыска Игошин — Работать надо, вычислять…

Ладно, я не за этим тебя позвал. Ты ответственный сегодня?…Если что будет сногсшибательное — я в кабинете прокурора, а так — в районе.

— Ясно. Разрешите идти?

— Счастливо.

Войдя в прокурорский кабинет, Станислав Викторович понял, что не ошибся. Стропилин был действительно навеселе и довольно изрядно. Только обменялись рукопожатиями, как прокурор завёл разговор на одну из самых любимых своих тем.

— Достали меня твои следаки…

— Да не мои они, а Прошкина… — попытался сходу отбиться начальник милиции. Номер не прошёл…

— А Прошкин твой — водил указательным пальцем у своего носа прокурор — достал ещё больше. Они у него работать не хотят, а он им потакает.

«Ты уработался в усмерть», подумал Игошин, но вслух свою мысль не высказал.

— Игорь Петрович — попытался успокоить не в шутку заводившегося прокурора — ну давай хоть один раз не будем на эту тему…

— Во-во, и ты их прикрываешь! — не унимался пьяный Стропилин — Разболтались они у тебя до некуда. Вот сегодня перед обедом ещё дал Кочкину дело «под мышку»— обв-в-инительное переделать, а он так и не появился…

— Кочкин дежурит сегодня, уехал на ДТП с трупом…

— А это ваши проблемы! — взвизгнул прокурор, становясь на глазах всё пьянее.

«И чего это с ним сегодня», подумал Игошин про всегда умеренного в употреблении алкоголя Стропилина.

— Ладно, ну их всех на хрен — прокурор, как мог резко, поднялся с кресла, прошёл и запер изнутри входную дверь кабинета — Ты пузырь принёс?

— Так ты ж велел…

Стропилин достал из ящика стола две рюмки, початую банку шпрот, нарезанные уже куски колбасы и хлеба — Друзья ко мне заезжали, выпили немножко. Можно и добавить, пока настроение есть.

Игошин тем временем разлил водку по рюмкам — За друзей?

— За друзей — согласился прокурор.

Выпив, закусили. Стропилин откинулся в кресле, мусоля недоприкуренную сигарету — Ты смотри, что следаки твои вытворяют!.. — вернулся к прежней теме.

— Давай лучше о бабах! — перебил начальник милиции.

— Нет, давай лучше выпьем — не согласился собеседник — Наливай…

Выпили по второй. Прокурор долго и безуспешно пытался выудить вилкой шпротину из консервной банки.

— Давай я тебя домой отвезу — предложил Игошин — Завтра лучше продолжим на природе где-нибудь…

— Ты не паникуй — Стропилин, сняв галстук, расстегнул ворот рубашки — Настаиграло всё. Каждый день одно и тоже…Устал я…

— Что-то рано устал, салага ещё — пошутил начальник РОВД.

— Давай…ещё по одной и зак-круглямся — мало что уже понимая и с трудом выговария слова, согласился прокурор района.

— Поехали домой, Игорь Петрович, хватит на сегодня…

Неожиданно Стропилин бабьим высоким голоском протяжно запел:

Ни-и-каму-у-у не поверю-ю, Что другую ты лю-ю-бишь, Приходи-и на свида-а-нье И меня не трево-о-жь…

Ещё более неожиданно Стропилин оборвал песню, резво обнял сидящего рядом начальника милиции за шею и впился ему поцелуем в губы. При этом, язык прокурора упорно пытался пробиться дальше, сквозь стиснутые зубы, а кисть второй руки прижала Игошину паховую область.

Растерявшись в первое мгновение, Станислав Викторович резко вскочил со стула и оттолкнул Стропилина, вообще уже ничего не соображавшего. В памяти встала ухмыляющаяся физиономия начальника штаба Октябрьского РОВД в перерыве одного из областных совещаний — Как там у вас Игорёша Петровна поживает? — Тогда Игошин не придал этому значения и чуть не поплатился за свою беспечность.

— Ты что, совсем обалдел! — усиленно отплёвывался и вытирал губы носовым платком начальник милиции — Совсем крыша съехала!

— Ты, мент, не ори! — не остался в долгу прокурор. Хотел ещё что-то сказать, но обмяк и сразу засопел с похрапыванием, развалившись в кресле.

Игошин вышел из кабинета и сразу уехал домой, залечивать душевную травму.

Ещё один рабочий день прошёл…

 

Эпилог

С выше поведанных событий прошло почти пятнадцать лет. Судьба героев повести сложилась по-разному.

Участковый Игнатьев выжил, но остался на инвалидности. Занялся торговлей ширпотребом. Крупным бизнесменом не стал, но и не потерялся.

Следователи Крассовский и Глебов, оперативники Самохвалов и Рабочий работать за нищенскую зарплату не захотели и вскоре из милиции поувольнялись. В том же году Андрей Павлович Крассовский погибнет на пешеходном переходе по вине пьяного водителя. У Олежки Глебова судьба сложилась. Работает крутым (но не бандитским) адвокатом. Жена — умница и красавица, две дочки.

Самохвалов («горбатого только могила исправит») свои любовные похождения продолжил. Через два года жена подала на развод, а ещё в течение буквально трёх лет он спился и опустился до неузнаваемости. Кодировался и уехал вахтой на заработки в тайгу, где и сгинул. «Господин Рабочий» давным давно трудится начальником службы безопасности в одном из банков. Всё хорошо.

«Старики» Филиппов и Прошкин, не выдержав «бардака в стране», в течение полугода один за другим ушли на пенсию. Николай Иванович в 2008 году умер от сердечного приступа. Анатолий Сергеевич, слава Богу, жив и здоров. Работает юрисконсультом на предприятии. Радуется внукам.

Прокурор Стропилин дослужился до заместителя в области, но три или четыре года назад погиб от рук ревнивого любовника.

Вадима Батманова в 2002 году повысили до зам. начальника РОВД по оперативной работе. Но буквально через полгода он не захотел отмазать губернаторского родственника и был вынужден уволиться. Как сейчас говорит, «не было бы счастья, да несчастье помогло». Если верить на слово, сейчас всем доволен. Стал производственником, трудится сменным мастером цеха.

Станислав Викторович Игошин ушёл на пенсию с высокой должности заместителя начальника областного УВД в звании полковника нынешней полиции. Преподаёт сейчас право в педагогическом институте. Всё сложилось…

Остальные герои повествования как-то выпали, в основном, из поля зрения автора. Но суть не в этом, а в том, что большинство работников милиции (во всяком случае — на периферии) в те подленькие времена не прогнулись и не стали сотрудничать с бандитами разных мастей и толка. Снимите шляпу, уважаемый читатель, перед этими людьми!

Содержание