Он выплыл из глубины Хаджибеевского лимана и при свете звезд пополз на восток, к Большой воде. Большая вода — Черное море, посылавшее за сотни километров свое таинственное звучание, понятное лишь угрям и перелетным птицам, было недалеко.

Он миновал посуху горько-соленые травы другого лимана, Куяльницкого. Еще немного — и на его пути не будет ни рек, ни лиманов, ни заболоченных озер: перед ним начнут шуметь, сверкать и переливаться глубины южных морей. А там, дальше, океан, Атлантика, и еще дальше — Саргассово море.

Угорь полз не останавливаясь. Он хорошо отдохнул в теплом Хаджибее. Правда, факел далекого крекинга порой тревожил его, досаждали и цикады, поднимавшие вокруг него невероятный стрекот. Из-за них он не заметил, как к нему подкрался береговой кот с рваной ноздрей. Сначала он долго, опасливо принюхивался к угрю. Нет, от него не исходил запах змеи. Все же кот почему-то медлил, и лишь в каких-нибудь ста метрах от моря он напал на угря и придавил лапами к земле.

В тот же миг кот отлетел в сторону, отброшенный рукой девочки. Он сердито фыркнул и скрылся в темноте.

— Карлик! — крикнула ему вдогонку девочка. — А ты, угорь, не бойся.

Она сняла с головы косынку, на которой были изображены парусные кораблики, завернула в нее угря и понесла домой.

Сначала пленник изо всех сил старался вырваться на волю, а потом, когда взошла луна, он почему-то успокоился и свернулся в тяжелое пружинистое кольцо.

— Вот умница, — сказала девочка. — Я только покажу тебя дяде Васе, он тебя сфотографирует, а потом плыви на здоровье в Саргассово свое море! Видишь, я о тебе все знаю…

Саргассово море… Там этот угорь родился. Там он сначала был личинкой — невесомой прозрачной нитью, плывущей по воле течения. Это течение было теплое и заботливое, как руки матери. Пришло время, и личинка превратилась в молодого угренка. Легкий, легче лунного лучика, он плыл вперед, все вперед, к берегам неведомых морей. И доплыл. И снова ему предстоит дорога…

— Умница, — повторила девочка.

Теперь, при свете луны, было хорошо видно ее лицо с добрыми темными глазами. Тонконогая, гибкая, вся вызолоченная солнцем, она легко, быстро шагала со своей ношей.

— Мое имя Анна. А твое? Ладно, ты будешь Валерий. Вот мы и познакомились, — сказала девочка угрю.

Вода светилась у берегов пузырчатыми зелеными огоньками. Анна подошла к морю, опустила в него косынку с угрем и продолжала:

— Ты, Валерий, не обижайся. Мы скоро придем домой, это здесь, за Крыжановкой… Там ждет нас дядя Вася, он капитан «Мурены». А «Мурена», ты, наверное, знаешь, океанское научно-исследовательское судно…

Анна рассмеялась. Ох и глупая ты девчонка, Анка, нашла с кем говорить… Из-за этой привычки беседовать то с облаком, то с пролетающей над головой чайкой подруги не раз дразнили ее.

Пришел ветер. Он словно тронул в вышине невидимые струны вечера, и небо над морем вдруг запело тревожно, нежно, как скрипка. Анна подошла к мысу, на котором когда-то стоял маяк, и задумалась. Отсюда путь к ее дому раздваивался. По правую руку темнели рощи диких олив, а за ними пролегло полотно железной дороги. Если взять влево, дорога к дому намного короче, но она вела берегом моря мимо черных скал, и девочка в нерешительности остановилась. Там, возле них, можно встретиться с Заводилой, рябоватым курносым мальчишкой. Он, как Соловей-разбойник, никому не дает прохода. Анна шагнула вправо и тут же, заподозрив себя в трусости, выпрямилась, гордо подняла голову и резко свернула влево.

Она шла, глядела на Черное море и думала о другом море. Саргассовом. Море угрей. Оно далеко, в Атлантике. Многие опасности ждут впереди угря. Скаты, тунцы, акулы. В океанских глубинах их видимо-невидимо. А вот угорь? Нет у него ни огромной клыкастой пасти, ни могучего хвоста. Он будет прятаться в водорослях, сливаться с темнотой ночи и золотисто-зеленой молнией проноситься под брюхом океанских чудовищ. Бегство станет оружием угря. Но бегство ли это? Ведь он все равно будет плыть вперед, все вперед, в свое Саргассово море.

— Ты доплывешь, — сказала Анна и погладила угря рукой.

Откуда-то со стороны рощи донесся приглушенный звон гитары. Девочка подумала: «Интересно, чувствуют ли угри музыку?» И решила: «Музыка для них, наверное, серебряное течение, а может быть, и мерцание звезд, что отражаются в океане…» Анна шла, приплясывая то на одной, то на другой ноге, бережно прижимая косынку с угрем к груди. Раза два она без всякой видимой причины посвистела морю. Но причина была — приближались черные скалы. Если там сейчас сидит Заводила со своими дружками, пусть слышат ее. Она, Анна, никого не боится! И все же, когда из-за скалы послышался сипловатый голос: «Стой, кто идет?» — Анна вздрогнула. Неприятный холодок пробежал по телу девочки. Не лучше ли пронестись стрелой мимо черных скал, как проносится угорь мимо акульей пасти? Нет, то угорь, а она — девочка, школьница, пионерка!

— Эй, там, орлы, Костя и Димка, глядите, Анка капитанская! — гаркнул Заводила.

Двое мальчиков вышли из темноты и громко захохотали, хотя тут не было ничего смешного.

— Карлики вы все! — сказала Анна. — А ты, Гришка Заводила, самый ничтожный!

Заводила состроил страшную рожу, цыркнул сквозь зубы и сказал:

— Ай-яй, какая храбрая… А что у тебя в косынке?

— Угорь, если хотите знать! — ответила Анна.

— Какой угорь?

— С серебряным поясом, он плывет в Саргассово море.

— А зачем ему плыть так далеко?

— Велит закон жизни…

— Тоже мне ученая… Ты лучше скажи, что собираешься с ним делать?

— Отпущу. Дядя Вася сфотографирует его. Угри здесь редкие гости. И пусть плывет!

— Отпустишь? Ты что, чокнутая? Уха из угря — во! Два пальца жира… — На лице Заводилы расплылась слащавая улыбка, и, словно оказывая Анке величайшую милость, он произнес: — Сейчас разведем костер. Так и быть, ты, Анка, хлебнешь с нами ложку-другую…

— Угря не получите, и пусть он вам даже не снится! — решительно заявила Анна.

По правое плечо Анны стал Костя, по левое — Димка. Напротив, продвинувшись ближе и не спуская с нее глаз, стал Заводила.

— Не убежать, — сказал он и поглядел на жерло скальной пещеры.

Там, Анна знала, находится их хозяйство — два табурета, рваный ковер, тренога для варки ухи и подводное ружье. Отсюда, когда не шла рыба, они совершали набеги на бахчи.

Все молчали. Три мальчика. Три лица. Всех Анна хорошо знала. Костя и Димка учатся в ее школе. Там они ничем не отличались от других. Ребята как ребята, а здесь, летом, на берегу, они, под предводительством Заводилы, дичали. Старались во всем подражать своему атаману. Так же цыркали сквозь зубы, курили, говорили нарочито сиплыми голосами. Порой из гарпунного ружья они постреливали и колхозных гусей.

Но Анна даже не глядела на них. Все свое внимание она сосредоточила на Заводиле. Несмотря на рябоватое лицо, он был красивым мальчишкой: зеленоглазый, с темным пушком над капризными, властными губами. Он жил с родителями на Куяльницком лимане. Там у них большая собственная дача.

— Отдавай угря, задери тебя коза насмерть! — сказал Заводила. — А не отдашь сама — пожалеешь. Слышишь?

— Не слышу и слышать не хочу!

— Задаешься! Думаешь, что твой дядя капитан, а отец штурман, ох какие мы важные моряцюги…

— Да, отец мой штурман, а твой? Дачевладелец. Сдает дачу курортникам. Все говорят — хапуга! — Она бросила в него эти слова судорожно, наотмашь, так, как бросают камни в змею. — И знайте, я вас всех не боюсь! — крикнула Анна.

— Врешь, боишься, — возразил Заводила.

Мужество, казалось, оставило Анну. Теперь ей никуда не убежать. Враждебный треугольник сомкнулся плотнее.

— Эй ты, Анка, считаю до десяти! — с угрозой процедил сквозь зубы Заводила. — Раз!

Анна не шевельнулась. Одним ухом она слышала смех Заводилы и его дружков, а другим — шум моря, и в нем пыхтение белобочек — ночных дельфинов.

— Два!

Одним глазом Анна видела Заводилу, а другим звезды, звезды, их золотую веселую карусель.

— Три!

Анна сунула косынку с угрем за пазуху и сжала кулаки.

— Четыре!

Две глубокие морщинки пролегли над бровями девочки.

— Пять!.. — продолжал считать Заводила.

Анна гордо подняла голову. В свете звезд зорче, длинней и таинственней казались ее глаза. Она все молчала.

— Восемь! — все еще надеясь, что сама Анка отдаст ему в руки косынку с угрем, хрипел Заводила.

А дочери моряка, Анке, казалось, что она плечом к плечу плывет с угрем в океане. Она даже улыбнулась, когда увидела на лицах Кости и Димки выступивший пот. Они выжидательно глядели на атамана: первый — похожим в своих узких брючках на кузнечика, второй — на лису, маленький, рыжеволосый.

До десяти Заводила не досчитал. Кулак Анны угодил ему прямо в лицо. Он мотнул головой и глухо, словно захлебнувшись, отдал команду:

— Орлы, бейте ее!

— Я вас не боюсь! Нет, не боюсь! Не боюсь! И все равно вы все карлики! — сказала Анна.

— Хватит дурить, выкладывай своего угря, — потребовал Заводила.

— Нет!

Ей разбили губу. Но она не чувствовала боли. Вертясь юлой, она сама наносила удары. Когда Костя, оступившись, растянулся на земле, Анна рванулась в сторону и во весь дух помчалась к дому, подальше от черных скал. Она бежала, преследуемая противником, и ее все время подмывало желание остановиться и во второй раз принять бой, но она была не одна. Топот мальчишеских ног, приглушенный песком, то удалялся, то приближался.

Анна тяжело дышала. Воздух вечера казался горячим, как воздух полдня. Был миг, когда трое почти догнали ее. Все же девочке удалось вновь оторваться от преследователей. Вперед! Все вперед! Вот наконец и дом. Собрав последние силы, Анна влетела во двор и заперла за собой ворота.

Не зажигая света, она наполнила в кухне небольшой бочонок водой, опустила туда угря и накрыла куском скумбрийной сети. Угорь ударил хвостом и на сотни голубых кружков разбил отразившуюся в бочонке луну. Второй удар — и брызги, как от штормовой волны, взлетели над головой девочки.

— Побереги-ка прыть для океана! — радуясь силе угря, улыбнулась Анна.

Она зажгла свет и вошла в комнату, стены которой были увешаны фотографиями морских рыб и животных Атлантики. Заметила на столе листок бумаги. Это была записка.

Я на «Мурене», Анка. Там и заночую.

Дядя Вася.

Анна печально вздохнула. Жаль, что она не сможет сфотографироваться с угрем. «Ну что же, придется тебя отпустить, Валерий».

Она поглядела на фото акулы, меч-рыбы, огромного ската и задумалась. Доплывет ли ее Валерий до Саргассова моря? Ведь любителей угрей не сосчитать. А что, если его вот в таком бочонке провезти через океан на корабле? Ведь через несколько дней «Мурена» отправляется в дальний рейс к берегам Мексики… Эта мысль заворожила Анну. Раскрасневшаяся, с сияющими глазами, она закружилась по комнате, открыла окно, и соленый запах водорослей наполнил комнату. Шум моря напомнил ей шорох широколиственных деревьев парка. Она насмешливо и вызывающе покосилась на снимки прожорливых больших рыб.

Останетесь вы все с носом, — сказала Анна и только тут вспомнила о своей губе.

Она подошла к зеркалу. На нее глядела чужая, уродливая девочка. Анна намазала губу зеленкой и гневно нахмурилась.

В это время за окном послышался шорох, и до слуха Анны донеслись приглушенные голоса:

— Видать, дяди нет дома…

— Нет…

— А здорово она тебя треснула, Заводила!

— Верно, здорово треснула…

Помалкивайте, лягва вы болотная! — послышался злой, досадливый голос атамана.

Костя и Димка рассмеялись, и это взорвало Заводилу.

— Достану ее живой или мертвой вместе с угрем! — сказал он громко. — Эй, Анка, в последний раз говорю: отдай угря!

Анна погасила свет, метнулась в кухню и там, стараясь не шуметь, открыла подпол, в котором в зимнее время хранились овощи. Она быстро опустила туда бочонок с угрем и приладила крышку люка на прежнее место.

Не прикидывайся, будто тебя нет дома, сдавайся! — сказал Заводила.

Анна включила свет и ответила:

— Уходите, сейчас придет дядя Вася.

— Испугались мы твоего дядю Васю, аж дрожат коленки…

— Уходите, — повторила Анна. — У дяди Васи кулаки железные.

— Ха! — рассмеялся Заводила.

«Ха!» — вслед за ним хохотнула темнота вечера.

Но звезды вечернего неба светили ярко.

«Ха!» — вновь повторила темнота. Но диск луны заглянул в окно Анны и, казалось, улыбнулся девочке.

Заводила с каждой минутой терял над собой контроль. Он понимал, что если он, Заводила, сейчас не справится с девчонкой, его засмеют, и первыми это сделают Костя и Димка.

— Вперед, за мной! — отдал он команду и первый залез через окно в комнату Анки.

— Где угорь? Давай угря!

— Не получите!

— Живо отдай! — завопил Заводила. — Где он, говори!

— Не ваше дело!.. — словно поднимая с земли тяжелые камни, ответила Анна.

Костя и Димка обыскали кухню, заглянули под кровать, открыли книжный шкаф и даже исследовали цветочную вазу, но ни один из них не догадался поднять люк подпола. Заводила ударил Анну.

— Говори же наконец, где угорь?

— Отпустила в море.

— Врешь!

Она молчала до тех пор, пока Заводила не обнаружил люк подпола. Тогда она бросилась на мальчиков. Никто не понимал, откуда только взялась у нее сила. Не понимали ни мальчики, ни сама Анка. Один за другим Заводила, Костя и Димка вылетели за дверь.

Анна видела, как они перелезли через ограду и, втянув головы в плечи, зашагали прочь от дома — впереди Димка, за ним Костя и последним Заводила. Так они дошли до берега, а там круто повернули в сторону города, а Заводила, оставшись один, зашагал к своим черным скалам, подавленный изменой друзей.

Анна подошла к зеркалу. Все лицо ее горело, руки исцарапаны, пришлось снова прибегнуть к зеленке. Расписав себя, она вдруг заплакала. Но это не были слезы слабости. Это были слезы силы. Маленькой девочке казалось, что она еще некогда не была такой сильной.

Анна прибрала в комнате и, прибрав, решила сейчас же отправиться с угрем на «Мурену» к дяде Васе.

Анна переложила угря из бочонка в латунный бидон и вышла за ворота. Она шла, не оглядываясь, уже никого на этот раз не боясь. Что-то новое было сегодня в мерцании звезд и в морском ветре, который тихо дышал на берег, и в далеком шуме мотора на портовых причалах, и в шепелявом ребячьем шорохе прибрежных кустов шиповника.

Судовые склянки пробили одиннадцать часов вечера, когда она с угрем появилась на палубе «Мурены». Дядя Вася, увидев племянницу, удивился:

— Что нужно тебе на судне в такой поздний час?.. И на кого ты похожа? Не девочка, а какая-то зеленая ящерица…

Анна поставила перед ним бидон и рассказала обо всем, что с ней произошло. Нет, он не упрекнул ее за драку с мальчишками. Наоборот, на лице капитана собрались веселые и лукавые морщинки. Он вытащил из бидона угря и внимательно оглядел его.

— Посмотри, какого красавца раздобыла Анка! — сказал он проходившему мимо боцману с черными смоляными усами.

— И вправду знатный! — подтвердил боцман.

— Она хочет, чтобы мы перевезли его через океан в бочонке, — вот хитрая девчонка!..

Угорь, совершающий путешествие в Саргассово море на корабле, рассмешил боцмана.

— Пожалуй, это будет впервые в истории всех морей и океанов, — сказал он и дружески поглядел на Анку.

— А не лучше ли отпустить угря? Пусть сам плывет, преодолевая штормы и борясь с разными рыбьими заводилами… Решай, угорь твой, — предложил дядя Вася.

Анна присела на люковинах трюма, обтянутого брезентом, и принялась разглядывать звезды. Разве не будет рад ее Валерий, если ему помогут преодолеть пространство? Надо решить, что делать.

Но угорь решил сам, без нее. Он выбрался из бидона, подполз к борту, соскользнул вниз, и море, казалось, матерински рванулось ему навстречу, безбрежное, полное звезд и кораблей.

— А фото?.. Ладно… Счастливого плавания! — крикнула Анна.

— Доплывет, но только немало пройдет времени… А время — это борьба. А время — это жизнь… — сказал капитан «Мурены».

«Какое же оно, это время?» — подумала Анна. В нем нет ни запаха, ни цвета… Но так ли это? Нет, время, наверно, как океан, пахнет грудастым соленым ветром, и оно синее…

— Иди, Анка, ложись спать в моей каюте, предложил дядя Вася.

— Не хочется, еще посижу…

Она сидела до самой полночи, думала об угре, и перед ней сверкало, шумело и переливалось золотистыми красками Черное море — Большая вода.