Берни Экклстоун объявил войну Жану-Мари Балестру 1 Июня 1980 года на испанской трассе «Харама». Вооружённые полицейские, появившиеся на трассе по требованию Экклстоуна и с санкции короля Хуана Карлоса, держали президента ФИА под прицелом, обеспечивая контроль над автодромом.

Больше Экклстоуна этим конфликтом наслаждался разве что Макс Мосли. Обоих всё сильнее злила любовь Балестра ездить за счёт ФИА на «роллс-ройсе», останавливаться в президентских номерах лучших отелей, а также бесплатно проводить на гонку и селить в гостиницах своих бесчисленных друзей. Капризы француза ещё можно было бы терпеть, если бы не его махинации с техническим регламентом ФИА с целью помочь европейским командам и всячески осложнить жизнь английским. Столь откровенная пристрастность особенно раздражала Мосли. Три месяца назад, на «Кьялами», Мосли заставил кого-то из организаторов просто-напросто увести Балестра с подиума.

— Что он вообще там делал? — раздражённо спросил Мосли, отмахнувшись от угроз мстительного Балестра, кричавшего, что он отменит гонку в Южной Африке на следующий год.

«Не беспокойтесь, — успокаивал Мосли организаторов, — к тому моменту мы уже победим».

И вот, три месяца спустя, Мосли удовлетворённо следил за тем, как испанская полиция ставит Балестра на место. Война, которую затеяли они с Экклстоуном, не имела никакого отношения к борьбе за чистоту автоспорта. ФИА прикрывалась техническим регламентом, точно фиговым листком, на самом же деле речь шла исключительно о власти и деньгах.

«Формула-1» — это состязание не только пилотов, но и инженеров. Яростная схватка «Феррари» с британскими командами в погоне за результатом подстёгивала изобретательность лучших конструкторов. Энцо Феррари буквально дышал техническими инновациями, но до 1981 года преимущество было на стороне англичан и их лёгких болидов с аэродинамическими «юбками». Чтобы вернуть себе лидерство, Феррари разработал двигатель с турбонаддувом, который был лучше стандартного «косуорта» англичан.

«У „Феррари“ всегда лучше двигатели и больше денег», — жаловался Экклстоун, который в надежде побороться с двенадцатицилиндровым мотором «Феррари» крайне неудачно перешёл с «косуорта» на «альфу-ромео». «Не сработало», — мрачно признал он, отдавая себе отчёт, что британским командам не по карману разрабатывать турбированные двигатели. Чтобы окончательно зафиксировать преимущество европейских производителей, Балестр запретил «юбки» и ввёл правило, по которому начиная с 1981 года болиды необходимо было утяжелить — иначе двигатель с турбонаддувом установить невозможно. Экклстоун сразу раскусил мотивы француза. Дорогостоящее нововведение было разработано по указу Энцо Феррари, а затем скопировано крупнейшим французским автопроизводителем «Рено» — в ущерб интересам членов ФОКА. Проводя жёсткую политику и тонко играя на чувствах Балестра, Феррари его буквально загипнотизировал и бросил в бой с превосходящими силами противника.

У Феррари не было причин любить Экклстоуна. Переход Лауды в «Брэбхэм» и сплотившиеся вокруг Экклстоуна британские команды оставили «Феррари» без поддержки в борьбе с «Маклареном» и «Уильямсом», которые превосходили итальянцев в конструкции корпуса. Феррари велел менеджеру команды Марко Пиччинини говорить, что разногласия касаются только моторов с турбонаддувом, а вовсе не претензий Экклстоуна на господство в «Формуле-1». На самом же деле за оживлёнными разговорами о женщинах, политике и еде он очень ловко использовал природную близость представителей двух романских народов и настроил Балестра против Экклстоуна. К удовольствию Феррари, Балестр на заседаниях ФИА провёл невыгодные англичанам поправки в технический регламент, намеренно отметая все возражения. Тем не менее, расчувствовавшись, Феррари любил упомянуть, что Экклстоуна ему «даровала судьба», а принимавший это за чистую монету Берни в ответ говорил: «Энцо всегда поддержит меня против Балестра. Он ощущает во мне частичку себя, а у Балестра её нет». Этой «частичкой» было стремление Экклстоуна управлять «Формулой-1», сделать автоспорт коммерческим — с чем не желал мириться президент ФИА. В «королевских автогонках» хватало противоречий, и всякий мог тешить своё тщеславие — но только пока это не затрагивало деловых амбиций Экклстоуна. Как настоящее дитя улиц, он не возражал против защиты Балестром законных интересов ФИА, однако если дело касалось личного благосостояния Берни — тут он готов был сражаться до победного конца.

После ссоры под деревом на автодроме «Кьялами» Экклстоун несколько раз советовал Балестру сменить курс, но тот пропустил все рекомендации мимо ушей, да ещё и пытался утвердить свою власть, штрафуя пилотов британских команд за мелкие нарушения правил. Экклстоун с огромным удовольствием распорядился не платить штрафы. В ответ Балестр пригрозил не допускать пилотов до гонок, а для большей убедительности заручился поддержкой национальных автоспортивных ассоциаций двенадцати стран, где проходили этапы «Формулы-1». Дисквалификации должны были вступить в силу уже на «Хараме». Экклстоун в ответ заявил, что команды будут бойкотировать все гонки, к которым имеет отношение Балестр. В этом противостоянии, считал Экклстоун, соперника нужно уничтожить.

Вечером перед гонкой в Испании Мосли предложил Балестру встретиться в его офисе на автодроме в семь утра на следующий день. Мягкий, чуть пристыжённый тон собеседника убедил француза, что англичане намерены сдаться. В тот же вечер Экклстоун заручился личным обещанием короля Хуана Карлоса, с которым давно подружился на гонках «Формулы-1», что без команд ФОКА старт завтра дан не будет. Получив гарантии от самого короля, Мосли с Экклстоуном отправились на встречу с Балестром. Мосли переводил, и разговор быстро свёлся к взаимным упрёкам, но тут Экклстоун выложил козырного туза: юридически именно ФОКА, а не ФИА, владеет исключительным правом проводить автогонки «Формулы-1» как на «Хараме», так и на большинстве других автодромов. Балестр и ФИА не смогут организовать свою гонку ни на одной из легендарных трасс. Упрямый француз не желал этого признавать.

— Совсем с ума сошёл, — шепнул компаньону Мосли. — Отыметь его прямо сейчас?

— Лучше переверни стол, — предложил Экклстоун.

Молодой адвокат так и сделал. Все бумаги Балестра разлетелись по комнате, и Экклстоун схватил драгоценный листок со списком двенадцати стран, поддержавших президента ФИА.

— Где мои бумаги? — визжал Балестр, но список уже лежал в кармане у Экклстоуна. — Гонка не состоится!

— Увидим, — прошептал Экклстоун, зная, что вскоре скандал выплеснется на автодром.

По указанию Экклстоуна испанская полиция под угрозой применения оружия вывела с трассы всех представителей ФИА во главе с Балестром. Экклстоун лично промчался по стартовому полю и заявил удивлённым и перепуганным пилотам: гонка состоится. В итоге зрителей развлекали двенадцать команд, а три — «Феррари», «Рено» и «Альфа-ромео» — отказались выйти на старт. Результаты особой роли не играли: после гонки Балестр объявил, что они не пойдут в зачёт чемпионата. Экклстоун увещевал всех перетерпеть санкции ФИА, однако его эйфория длилась недолго. Почти сразу несколько спонсоров заявили о возможном уходе, жалуясь на беспредел, неучастие «Феррари» и низкий интерес телеаудитории. Их капризы укрепили уверенность Балестра.

Экклстоун же и не думал отступать. Остановиться было смерти подобно, а времени оставалось мало. Спонсоры возмущались, среди команд царили раздоры, а двенадцать автодромов готовились поддержать Балестра. Экклстоуна могла спасти лишь быстрая победа.

Потерпев фиаско в Испании, Балестр на частном самолёте вылетел в Афины. Француз заявлял, что его поддерживает мировая федерация и автопроизводители.

— У него все козыри, — признал Мосли. — Всё в его руках.

Экклстоун отказывался даже думать о поражении, но шутя напомнил Мосли, как три месяца назад в Рио местные гангстеры предлагали отправить в Европу свою команду и убить Балестра.

— Ребята вернутся ещё до того, как поднимется шум, — уверяли они.

— Нет, спасибо, — ответили оба хором.

Впоследствии Экклстоун говорил Мосли: «Ты уж или гангстер, или нет».

Они бросились в погоню, но обнаружили, что рейсов в Афины нет. Впрочем, в мадридском аэропорту нашёлся частный самолёт, который к ночи доставил их на место. Компаньоны остановились в одном отеле с Балестром, но не представляли, что делать дальше. Нужно было отыскать щель в броне противника. «Сам он карты не раскроет, — сказал Экклстоун, — поэтому их надо вырвать».

Подкупив оператора гостиничного телекса, они раздобыли копии всех сообщений, что отправлял и получал Балестр. Судя по телексам, тот пытался привлечь на свою сторону Колина Чепмена. Француз предложил встретиться в Ле-Мане и обсудить, не согласится ли Чепмен возглавить ФОКА вместо Экклстоуна. В этом случае Балестр обещал снять запрет на «юбки».

К вечеру опасения Экклстоуна подтвердились. Чепмен согласился и, чтобы скрепить сделку, готов был немедленно вылететь вместе с Балестром к Энцо Феррари. На следующий день Балестр на глазах у Экклстоуна с Мосли уехал из отеля и отправился в Ле-Ман. Берни боялся худшего. В отличие от боссов других команд, Чепмен догадывался, чего хочет владелец «Брэбхэма», и у него было множество резонов объединиться с Балестром.

Застряв в Афинах, Экклстоун стал названивать в Ле-Ман Чепмену. Противник, по его сведениям, нашёптывал владельцам других английских команд: «У Берни нет ни единого шанса». Кое-кто соглашался с Чепменом, и после испанских событий раздавались голоса, что, мол, «это Балестр управляет автоспортом».

К счастью, Чепмен подошёл к телефону буквально за несколько минут до вылета из Ле-Мана. Наступил решающий момент, и Берни прикинул, что шансы примерно равны.

— Он тебя надует, — заявил Экклстоун. — Балестр ни за что не разрешит «юбки». — Потом он стал всячески превозносить гениальность Чепмена, играя на его тщеславии, и добавил: — Глупо ссориться. Нужно держаться вместе, иначе нам конец.

К концу разговора Чепмен согласился, что Экклстоун много сделал для финансового успеха «Формулы-1» и что ему можно доверять, даже несмотря на непомерные амбиции.

— Насчёт Энцо не беспокойся, — сказал Экклстоун. — Он подождёт и встанет на чью-то сторону, только когда деться будет некуда.

В Италию Чепмен так и не полетел.

Чтобы развить свой небольшой успех, Экклстоун запустил новый виток противостояния и объявил, что команды — члены ФОКА не поедут на июньский Гран-при Франции. Он знал, что проблемы на родине ударят по Балестру особенно сильно. Президенту ФИА очень досадила публикация фотографии времён войны, где он в форме СС позирует под плакатом с изображением Гитлера. Чтобы читатели не пришли к очевидному выводу, Балестр предъявил газетам иски за клевету. Он заявлял, что был членом Сопротивления и выполнял секретное задание, но, к несчастью, все, кто мог подтвердить его героические свершения, уже мертвы.

Лишние проблемы во Франции были бы Балестру очень некстати, и Экклстоун вовсе не удивился, когда тот предложил в качестве жеста доброй воли вновь разрешить «юбки» и договориться о прекращении борьбы. Экклстоун доверчиво принял оливковую ветвь и вместе с Балестром участвовал в роскошной процессии на автодроме «Поль Рикар» неподалёку от Марселя. Сразу после гонки глава ФИА снова запретил «юбки» и возобновил войну с ФОКА.

За ужином у себя дома в Сен-Клу Балестр объяснял руководству «Рено» и других автопроизводителей, как, совместно с устроителями гонок, он заберёт «Формулу-1» у Экклстоуна. Если производители станут поддерживать его и дальше, обещал француз, англичанину конец. Легкомысленный Балестр не стал следовать принципу Экклстоуна «сперва делай, потом пугай». Вскоре после этого ужина он изложил свой план в ежедневной спортивной газете «Экип». Раздражённый предательством, Экклстоун отреагировал на похвальбы Балестра: «Не стоило им лезть в драку, — сказал он по поводу объявленной войны. — Лучше бы выбрали соперника по зубам».

В октябре 1980 года мстительный Экклстоун созвал внеочередную встречу, где напомнил, что ФОКА представляет семь ведущих независимых команд, за которые выступают лучшие пилоты. Заключённые с автодромами контракты не позволят Балестру организовать на них свои гонки. Он предложил ФОКА отделиться от ФИА, основать Всемирную федерацию автоспорта и проводить собственный чемпионат мира среди профессионалов. Экклстоун был готов на решительный шаг — уничтожить «Формулу-1», даже не представляя, чем это может кончиться.

«Они не понимают, во что ввязались», — ехидно заметил Балестр, и вскоре Экклстоун на собственной шкуре ощутил, что насмешка не была пустой. В декабре 1980 года расклад сил постепенно менялся в пользу ФИА. Упорного француза поддержали итальянские и французские автопроизводители, члены связанных с ФИА автоспортивных клубов и кое-кто из владельцев автодромов, которых Балестр угрозами заставил порвать с Экклстоуном.

Члены ФОКА забеспокоились. Спонсоры вовсю пересматривали контракты, а банки опасались давать ссуды в связи с возможной отменой гонок. Экклстоун понимал, что исход войны зависит от Энцо Феррари. 16 января 1981 года Экклстоун и Мосли вылетели в Маранелло. К их ужасу, Феррари не понравился план с выходом из ФИА, и он отказался участвовать в гонках под эгидой ФОКА.

Предвидя ликование Балестра, Экклстоун убеждал англичан не отклоняться от выбранного курса. Ему угрожал финансовый крах, а эту черту Экклстоун переступить не мог. Он перешёл от разговоров к активным действиям. Его юристы в разных странах мира стали добиваться судебных запретов, которые не позволили бы ФИА игнорировать контракты ФОКА с организаторами гонок. Однако все судебные перспективы Экклстоуна ничего не стоили бы в случае банкротства команд. Подчёркнуто игнорируя трудности, он в феврале 1981 года повёз их в Южную Африку. Все получили персональные гарантии, что Экклстоун оплатит расходы и компенсирует издержки.

Реакция Балестра была предсказуемой. Гонка, объявил он, не пойдёт в зачёт чемпионата. Экклстоуна это не испугало. В условиях бойкота Южной Африки в рамках кампании по борьбе с апартеидом устроители были рады любому спортивному состязанию и согласились оплатить издержки. Мосли, в чьи обязанности как юрисконсульта входило вносить ясность или, наоборот, напускать тумана — смотря по обстоятельствам, — подготовил ответ Балестру: «Что это ещё за ФИА? Горстка ничтожеств. Сами себя назначили и думают, что они в автоспорте главные. ФИА — это несколько клубов да надутые индюки, которые кормятся за счёт автоспорта».

Двое изгоев британского общества, порвав все связи с гоночным истэблишментом, БКА и Союзом британских автогонщиков, возглавили группу бесшабашных оригиналов, руководствуясь словами Экклстоуна: «Всякий, кто попробует меня провести, выроет себе могилу. Я буду защищаться».

Отель «Ранчо» идеально подходил для того, чтобы скрепить единство команд. Экклстоун с Мосли задумали позлить Балестра. Экклстоун позвонил ему во Францию и, представившись работником телефонной станции, сообщил: «На проводе господин Нельсон Мандела». Балестр решил, что тот звонит прямо из тюрьмы, однако акценты англоговорящих иностранцев он не различал, поэтому не понял, что говорит с Мосли.

— Мне сообщили, что вы будете в нашей стране с визитом во время этапа «Формулы-1», — сказал фальшивый Мандела. — Я очень рад. Быть может, вы найдёте возможность заехать ко мне.

Балестр стал неловко извиняться, что не сможет посетить знаменитого борца за права человека, однако тут вмешался «работник тюрьмы» и объявил: «Время!»

На этом радости гостей «Кьялами» закончились. Гонка 7 февраля прошла под проливным дождём и почти без зрителей, машин было мало — словом, полный провал. Телетрансляция с её крупными планами не могла передать всю глубину катастрофы. В разговоре с Мосли Экклстоун признался, что ещё одну «пиратскую» гонку он не потянет. Доверие спонсоров и владельцев трасс стремительно улетучивалось. Отказ «Гудьир» удалось пережить, поскольку Экклстоун предоставил командам шины «Эйвон» с собственного склада, однако уход других спонсоров стал бы катастрофой. Как любой хороший игрок, Берни не подавал вида. С безучастным взглядом, не светя своих карт, он объявил, что гонка имела ошеломляющий успех и команды ФОКА отправляются на следующую трассу. В Европе за событиями следили по телевизионным трансляциям, которые и правда рисовали радужную картину. Балестр не выдержал первым. Катастрофа обернулась оглушительным успехом. «Прекрасно. — Мосли облегчённо вздохнул. — А ведь ему надо было просто подождать».

Энцо Феррари выступил в качестве миротворца. После Южной Африки он уже не сомневался, что Экклстоун готов идти до конца, а продолжение конфликта приведёт к серьёзным финансовым потерям обеих сторон. Он попросил главу европейского подразделения «Филип Моррис» Алеардо Буцци стать посредником в мирных переговорах.

Услышав об этом, Экклстоун сразу понял, в чём сила и слабость Феррари. Он тщательно скрывал свои чувства и амбиции под маской, он обожал автоспорт, однако не обладал энергией Экклстоуна, его хитростью и вниманием к мелочам. Всё влияние Феррари сводилось к обычному праву вето. Сидя у себя в Маранелло и следя за событиями по трансляции с «Кьялами», он решил больше не поддерживать Балестра и вверил судьбу автоспорта Буцци. Тот собрал в «Палас-отеле» в Лозанне лишь Тедди Майера с Марко Пиччинини и изложил им предложение Феррари. Экклстоуну пришлось поволноваться, ведь, как гласит старая пословица, «кто не за столом, тот на столе». В сложившихся обстоятельствах он возложил на Майера ответственность вести переговоры от лица английских команд, а тот, в свою очередь, убедил Буцци принять их сторону в противостоянии с Балестром. «Феррари» и «Макларен» договорились, о чём сразу сообщили Экклстоуну, позвав его вместе с представителями всех команд в Модену, чтобы обговорить детали. Сторонники Балестра мигом куда-то пропали. «Рено», «Феррари» и «Альфа-ромео» согласились приехать на мартовский этап в Лонг-Бич на условиях Экклстоуна.

Это была полная победа. Балестр признал, что ФИА может давать свою санкцию на гонки только при соблюдении условий соглашения между Экклстоуном и автодромом, с выплатой Экклстоуну восьми процентов от общей суммы доходов. Команды, в свою очередь, признали за ФИА право вносить изменения в технический регламент и следить за выполнением его требований. Экклстоун незаметно включил в проект договора пункт о передаче ФОКА всех прав на телетрансляции и доходов от них сроком на четыре года. Балестр пошёл на эту важнейшую уступку, даже не подозревая о последствиях.

Формальное заключение мира произошло в Париже. За завтраком в «Отель-де-Крийон» на площади Согласия Мосли, Экклстоун и Балестр поставили свои подписи под договором. У Балестра была всего одна просьба. Соглашение было задумано в Маранелло, оформлено в Лозанне, одобрено в Модене, и теперь его следовало окрестить «Договором согласия». Экклстоуну было не жалко потешить тщеславие противника, однако он отказался снять судебные запреты на вмешательство ФИА в отношения между ФОКА и владельцами трасс.

— Сначала подпиши договор, потом мы объявим о его заключении и тогда снимем запреты, — сказал Экклстоун.

Ещё одного удара в спину он не допустит.

Балестр не обиделся.

— Что ж, повоюем ещё пару недель, — улыбнулся он.

Экклстоун знал, что президент ФИА обожает красоваться в свете софитов. Пока о подписании договора не объявлено, напряжение будет нарастать, а потом Балестр созовёт пресс-конференцию в своей штаб-квартире по соседству и там провозгласит «победу».

Экклстоун кивнул. Безобидное позёрство Балестра играло на руку тому, кто привык скрываться во тьме. Он получил бесценный трофей. Теперь ни одно решение не могло быть принято без его одобрения. Формально война завершилась 11 марта 1981 года. Первый камень в фундамент будущей империи Берни Экклстоуна был заложен именно тогда, в Париже.

После победы над Балестром не свойственное командам единство сменилось привычными дрязгами. В «Макларене» стоял переполох. Власть вместо Тедди Майера захватил Джон Хоган, отвечавший в «Филип Моррис» за маркетинг.

— Тедди ничего не понимает, — сказал Экклстоун, узнав, что «Филип Моррис» собирается выкупить контрольный пакет для Рона Денниса, который давным-давно работал в «Брэбхэме» младшим механиком. Про сварливого Денниса говорили: «Он грубит, даже когда встаёт с постели», — однако именно он первым придумал делать корпуса болидов не из алюминия, а из более прочного и лёгкого углеволокна. А ещё он был голоден до побед.

Впервые присутствуя в Хитроу на собрании членов ФОКА, Деннис встретил там человека, который, как и он сам, привык играть не по правилам. Когда владельцы автодрома вышли, Экклстоун, по обыкновению, кинулся к мусорной корзине.

— Ты только посмотри, что они друг другу пишут, — усмехнулся он, собирая скомканные листы.

Деннис тогда подумал: «Неудивительно, что у Берни в кабинете такой огромный шредер». Сам он своим взлётом был полностью обязан компании «Филип Моррис».

Надеясь завязать дружеские отношения, Экклстоун и Туана пригласили Денниса с женой поужинать в «Крокфордс». К концу вечера Экклстоун возненавидел Денниса всей душой.

— О любви и согласии можно забыть, — заметила Туана, когда они, распрощавшись с гостями, направились к игровым столам.

Две недели назад супруги выиграли крупную сумму в шмен-де-фер у принца Фахда. Старший сын короля Саудовской Аравии сидел тогда за столом в компании своей очаровательной девушки. Неделю спустя Экклстоун проиграл 100 тысяч фунтов в пунто-банко. «Теперь играй ты, а я посмотрю», — велел он Туане, и та за следующий час отыграла 100 тысяч. После ухода Денниса они рассчитывали выиграть ещё сотню.

— Играем по-крупному, — хохотала Туана, однако Экклстоун снова проиграл 100 тысяч.

— Всё, домой, — распорядился он.

— Плохое предзнаменование. Вряд ли у тебя сложится с Роном, — заметила Туана.

Той ночью Экклстоун спал, как всегда, крепко. Туана знала, что он умеет проигрывать, делая вид, словно ничего не случилось. Регулярно спускать большие суммы было ему не по карману, однако и в делах, и в любви он принимал поражения достойно и был готов отвечать за свои ошибки. На следующее утро он сразу погрузится в дела и быстро компенсирует потери.

Нельзя долго обманывать Экклстоуна — в этом убедился владелец магазина возле трассы в Спа, продававший контрафактные сувениры с символикой «Брэбхэма». В прошлом году Экклстоун сдал задом прямо в его киоск и уехал. Теперь же месть оказалась куда изощрённей.

— Замечательно, — заявил он ничего не подозревающему продавцу. — Я покупаю всё. Сейчас только деньги принесу. — Вскоре он вернулся на фургоне в сопровождении двух человек и распорядился: — Грузите, я это покупаю. Сколько с меня в долларах?

— Только бельгийские франки, — сказал владелец магазина.

— Но у меня доллары. Давайте просто посчитаем по курсу.

Больше часа они искали газету и договаривались о курсе. Потом Экклстоун вдруг сказал:

— Знаете, я что-то не хочу платить. Поехали, — велел он своим людям.

Продавец вызвал полицию и тут уж сполна познал всё могущество Экклстоуна.

— Ничего не можем поделать, — сказали ему представители закона.

На трассе главным соперником «Брэбхэма» оставался «Лотус» Чепмена. Мюррей несколько месяцев прорабатывал новую хитрость в расчёте повысить скорость машины. Он надеялся обойти правило, по которому зазор между днищем болида и асфальтом не мог быть меньше шести сантиметров. Мюррей — втайне от конкурентов и инспекторов ФИА — установил гидравлическую систему, которая во время движения опускала корпус машины на расстояние сантиметра от полотна трассы, улучшая её аэродинамику. На огромной скорости это было трудно заметить, а в случае подозрений инспектор ФИА обнаружил бы в боксах после гонки, что дорожный просвет составляет положенные шесть сантиметров.

К удивлению Экклстоуна, Чепмен на гонке в Лонг-Бич тоже попытался обойти это правило — только слишком уж очевидным путём. Новый «лотус» был оснащён двойным шасси с телескопической подвеской, которая позволяла менять дорожный просвет в зависимости от скорости. Чепмен заявлял, что эта революционная конструкция полностью соответствует правилу: все элементы, влияющие на аэродинамику автомобиля, должны быть неподвижными. Экклстоун пришёл в бешенство. Во-первых, Чепмен оказался хитрее Мюррея, а во-вторых, у «Лотуса» теперь не осталось конкурентов. Единственный шанс заключался в том, чтобы подать коллективный протест и убедить Балестра: «Лотус» нарушает регламент.

В ответ на негодование Чепмена Экклстоун невозмутимо заявил, что правила есть правила. Балестр не стал возражать и тут же объявил новый «лотус» вне закона. Это удивило многих — но не Экклстоуна. После того самого завтрака в «Крийоне» они пришли к соглашению: президент ФИА может по-прежнему купаться в роскоши, но взамен станет благожелательнее относиться ко всем начинаниям своего нового союзника.

Нельсон Пике на «Брэбхэме» с секретным нововведением пришёл в той гонке третьим. Через месяц, пока конкуренты гадали, как же Мюррею удалось добиться такого прогресса, бразилец победил в Аргентине. Наконец, в середине сезона секрет был раскрыт, но поздно — «Брэбхэм» вырвался в лидеры.

Пользуясь благосклонностью Балестра, Экклстоун убедил того не запрещать изобретение Мюррея, а позволить остальным командам его воспроизвести. К тому моменту Чепмен подал сразу несколько дорогостоящих апелляций без всяких шансов на успех. Все понимали, что ФИА, прикрываясь техническим регламентом, принимает удобные ей решения. Экклстоун любил вспоминать, как Кена Тиррела однажды поймали в тот момент, когда он засыпал дробь в бак, чтобы утяжелить машину, и пригрозили снятием очков и трибуналом ФИА. Тиррел сначала тоже хотел подавать апелляцию, но в итоге последовал совету Экклстоуна: «Тебя поимели. Смирись». Чепмен же не пожелал мириться с бутафорским «правосудием» ФИА и, с головой уйдя в протесты, позволил Экклстоуну закрепить свои позиции во главе «Формулы-1».

На пит-лейн Экклстоун всегда появлялся с чёрным портфелем (по слухам, набитым деньгами) и вечно куда-то спешил или был чем-то недоволен. Утверждали, будто бы он никогда не забывает нанесённую обиду, на что сам Берни пренебрежительно бросил: «Нечего прятаться. Пусть говорят в открытую». Он носил дорогие итальянские туфли и костюмы, сшитые на заказ, а аккуратно расчёсанная чёлка чуть выше тёмных очков подчёркивала глубокие морщины на щеках. В журнале как-то написали: «Щеголеватый и проворный — словно до сих пор торгует подержанными машинами, — он нежно похлопывает по корпусу своего „Брэбхэма“, а потом с видом привередливого кондитера вытирает руки». Ещё одна газета упоминала, что мрачная атмосфера в боксах может быть вызвана всеобщим страхом перед стареющим мультимиллионером. Решение провести последнюю гонку сезона 17 октября возле казино «Сизарс-пэлас» в Лас-Вегасе вполне соответствовало его имиджу.

Нельсону Пике оставалось сделать последний шаг к званию чемпиона. Владельцы казино пообещали, что старт и финиш будут расположены у входа в отель «Белладжио» Стива Уинна, а трасса пройдёт по знаменитому Стрипу. Все переговоры вёл сын основателя «Сизарс-пэлас» Билли Уайнбергер. Он приветствовал Экклстоуна в своём отеле и повёл на встречу с советом директоров, который собрался в тёмном подземном бункере, защищённом от любого прослушивания, бомб и пуль.

Стоя рядом с Экклстоуном, Уайнбергер объявил:

— Послушайте, Берни приехал устроить у нас гонку, от которой городу будет много пользы. Вопросы есть? — Последовал какой-то тривиальный вопрос, после чего Уайнбергер заключил: — Вот и хорошо.

Экклстоун получил солидную сумму за то, что привёз в Лас-Вегас мероприятие, которое привлечёт в казино толпы посетителей. Однако перед стартом его терзали мрачные предчувствия. Трасса была проложена по территории парковки «Сизарс-пэлас». Кругом простиралась раскалённая пустыня Невада, билетов продали мало, а американское телевидение не проявило ни малейшего интереса. Правда, сама гонка удалась. Полуживой Пике, чуть ли не теряя сознание, сумел-таки опередить Карлоса Ройтеманна и впервые стал чемпионом. У Экклстоуна были все причины порадоваться за своего пилота и конструктора, однако вместо этого он уехал ещё до конца гонки.

«Он просто делал свою работу», — заявил Экклстоун позднее. Поднимаясь вместе с Пике на свой этаж отеля, он выдавил:

— Твоя победа сильно облегчит нам жизнь, — и был таков.

Пике не стал расстраиваться. Он знал, что Экклстоун не любит «звёзд» среди сотрудников. По поводу отсутствия босса на праздничной вечеринке бразилец тоже не переживал. У него было с кем отметить успех. Экклстоун же с Мосли тем вечером ввязались в игру по-крупному с какими-то китайцами.

— Давай пополам, — предложил Экклстоун.

— Мне это не по карману, — отозвался Мосли.

На протяжении последующих трёх часов Экклстоун всё мрачнел и мрачнел, в итоге проиграв 100 тысяч долларов.

Победа Пике придала Экклстоуну сил для борьбы с оппозицией. «Нужно держаться вместе, иначе через два года нас здесь не будет», — укорял он тех, чьи дрязги и склоки провоцировали мрачные публикации в газетах. Пилотов он винил в наплевательском отношении к жизни: «Думают, они ангелы, — жаловался Экклстоун, — а на самом деле получают больше, чем нужно, прячутся от налогов, заботятся только о себе. Разобьют за сезон четыре машины, сожгут пятьдесят двигателей, а потом разрывают контракт, и всё. Я давно перестал гордиться, что когда-то был пилотом».

Он предлагал ограничить право гонщиков вести переговоры с разными командами. Альтернативой было требовать серьёзную компенсацию за разрыв контракта и тем самым затруднить смену команды — как в футболе. Руководство команд и Балестр без лишних споров выбрали вариант, предложенный Экклстоуном. Новые правила были опубликованы в январе 1982 года, незадолго до первой гонки сезона — Гран-при Южной Африки.

Пилоты стали возмущаться. Перед первой тренировочной сессией Экклстоун услышал: Ники Лауда, которого Рон Деннис уговорил вернуться, угрожает забастовкой. Лауда кричал, что Экклстоун ведёт себя словно какой-то мафиози: будто бы всякий, кто его обманет, уже «труп», а все оппоненты давно «на кладбище». «Не бойтесь его», — увещевал Лауда.

Пике был против предложенной австрийцем забастовки — но только до встречи с Экклстоуном в гостинице «Ранчо». Они повздорили, поскольку Экклстоуну не нравился длящийся уже полтора года роман Пике с его секретаршей Энн Джонс.

— Не сядешь завтра в восемь утра за руль — ноги твоей не будет в моей команде, — заявил Экклстоун.

— Вечно всё должно быть по-твоему, — взорвался Пике и присоединился к забастовке.

На следующее утро в семь часов Лауда ждал пилотов возле автодрома «Кьялами». Не пуская их внутрь, он усадил всех в автобус и сказал водителю: «Поехали в какой-нибудь отель — чем дальше, тем лучше». Пилот «Феррари» Дидье Пирони остался вести переговоры.

Лауда не собирался недооценивать решимость Экклстоуна. Недавно они летели в Сильверстоун на вертолёте и угодили в сильный туман.

— Нужно возвращаться, — сказал Лауда. — Мы не сядем.

— Летим назад, — поддержал его пилот.

— Всё будет нормально, — сказал Экклстоун. — Приземляйся.

Под давлением Экклстоуна пилот пошёл на снижение. Лауда побелел от страха. Такой же страх испытывал и Пике: он в Бельгии отказался ехать на переднем сиденье машины, когда за руль сел Экклстоун. «С ним просто опасно быть рядом», — жаловался бразилец.

Лауда не спорил, хотя недавно сам видел, как Берни проявил слабость, попав в Бекслихите под машину. Несгибаемый Экклстоун был надломлен. Поднимаясь с асфальта, он весь дрожал. Словом, кто бы ни победил в их южноафриканской схватке, проигравший будет вне себя от гнева — никаких затаённых обид.

Первые четыре часа собравшихся в банкетном зале отеля «Саннисайд парк» развлекал игрой на пианино пилот «Лотуса» Элио де Анджелис. Постепенно гонщиками овладело беспокойство.

— Нельсон, придумай что-нибудь, — попросил Лауда Нельсона Пике, чтобы не допустить возвращения на «Кьялами».

Бразилец спустил штаны и крикнул:

— Пусть Берни лижет мне зад — я всё равно не вернусь!

Де Анджелис заиграл какой-то бравый мотивчик, и воинственный дух был восстановлен.

Экклстоун попытался прекратить забастовку с помощью местных властей. Заметив, что к отелю подъехала полиция, Лауда велел придвинуть к двери пианино. Противостояние длилось всю ночь.

На автодроме Экклстоун сыпал ругательствами в адрес «проклятых кретинов», которых ничего не стоит заменить другими пилотами, рангом пониже. «И тогда, — бушевал он, — эти мошенники, эти бастующие примадонны могут до скончания века сидеть в своих собственных самолётах, складывать в столбик нолики в безумных контрактах — если они, конечно, считать умеют — и думать, как же им повезло».

На следующее утро Экклстоун сдался. От новой контрактной схемы пришлось отказаться. Автобус отвёз усталых гонщиков обратно на автодром. Первым, кого увидел там Пике, был стоящий на тротуаре Экклстоун. Тот сразу метнулся к своему пилоту, схватил его за грудки и завопил: «Отправляйся к врачу, он не допустит тебя до гонки». Однако бразилец был твёрдо намерен защищать свой титул чемпиона. Они препирались полтора часа. Наконец Экклстоун успокоился и сказал:

— Вот что, дорогой мой… Свободные заезды ты пропустишь. Я этого так не оставлю. За руль ты не сядешь.

Пике ответил резко:

— Квалификация начинается через пятнадцать минут. Не пустишь меня за руль — это будет нарушением контракта, и я уйду.

Экклстоун чуть помолчал и отступил:

— Ладно, полезай в машину.

Сезон начался неудачно, а дальше стало только хуже. Ради аэродинамических преимуществ команды пускались на хитрости с топливом, весом болидов, подвеской и антикрыльями. В отместку за дисквалификацию Пике и других пилотов стюардами ФИА ФОКА во главе с Экклстоуном бойкотировала мартовскую гонку в Имоле. Эту акцию не поддержал Тиррел, после чего отношения между ним и Экклстоуном стали стремительно ухудшаться. Через две недели во время гонки в Бельгии погиб популярный канадский гонщик Жиль Вильнёв. Затем случилась ещё одна трагедия, после чего Пике победил в Канаде. В Германии он лидировал, но сошёл после столкновения с другим гонщиком и поколотил его прямо на месте аварии.

Экклстоуна весь этот драматизм не волновал. Позже он говорил: «Гонщик погибает, занимаясь любимым делом. В этом нет ничего печального». Другие же — в их числе Колин Чепмен — тяжело переживали несчастья пилотов. «„Формула-1“ превратилась в сплошную борьбу за власть и политические игрища манипуляторов, которые зарабатывают на автогонках куда больше, чем вкладывают», — сказал Чепмен, намекая на Экклстоуна. Он предрёк, что гонки скоро «погрязнут в скандалах, крючкотворстве и мелких придирках». По мнению Экклстоуна, эти вспышки были признаком слабости. Он знал, что Чепмен постепенно теряет рычаги управления командой и ей угрожает банкротство. Экклстоун одолжил «Лотусу» 100 тысяч фунтов, но было уже слишком поздно. 16 декабря 1982 года Чепмен умер в возрасте 54 лет от сердечного приступа — вероятно, вследствие сделки с Джоном Делореаном, нечистым на руку американским дельцом, который увлёк правительство Великобритании футуристичным проектом по запуску автозавода в Белфасте. Экклстоун приехал на похороны и посмеялся над циркулировавшим среди собравшихся слухом, будто бы Чепмен инсценировал собственную смерть, а сам бежал за границу, опасаясь тюрьмы. Таких событий, как неожиданный уход Чепмена, в жизни Экклстоуна были сотни, и её сложно назвать скучной. Случайная встреча в сентябрьской Монце тоже принадлежала к категории неожиданностей.

Путешествуя по автодромам «Формулы-1», Экклстоун редко брал с собой Туану. Гораздо чаще он ездил с Сандрой — дочерью бразильского банкира, с которым познакомился на борту «конкорда». В мире «Формулы-1» не составляло труда находить себе новых спутниц. Не обделяли «красотки с пит-лейн» своим вниманием и владельца «королевских автогонок», особенно когда он бывал в Южной Америке. Спокойная жизнь с Туаной вполне устраивала Берни до тех пор, пока его взгляд не натолкнулся в боксах на высокую двадцатитрёхлетнюю фотомодель из Хорватии, с которой беседовал Нельсон Пике.

Славица Радич работала на спонсора гонки — компанию «Фила». В Монцу её пригласил хорватский фотограф Монте Шэдоу, который знакомил красоток с пилотами и руководителями команд.

— Выметайся отсюда, — приказал модели Экклстоун.

— И не подумаю, — грубо ответила она. — Это моя работа.

— Мне плевать. Никаких девок на пит-лейн. Проваливай!

Славица неохотно отошла в сторонку, к стене. Но даже у стены красивая женщина раздражала привыкший к порядку глаз Экклстоуна.

— Вон! — закричал он.

— Подойдёшь ближе, я тебе врежу, — огрызнулась она.

Вздорная девица понравилась Экклстоуну, и он позвал её к себе в моторхоум на стаканчик колы. Она не понимала по-английски, но согласилась — при условии, что приведёт с собой подругу из Голландии, которая будет переводить. Разговор не складывался, но в конце Экклстоун попросил её номер телефона. Славица неохотно выдумала какие-то цифры и нацарапала их на листке бумаги. Вскоре Экклстоун понял, как его провели, но благодаря связям в полиции уже к концу дня выяснил нужный номер. Радич к тому моменту вернулась в бывший монастырь на окраинах Милана, где теперь жил Шэдоу.

— Один коротышка сегодня чуть не вывел меня из себя, а потом хвастался, будто владеет всей «Формулой-1». Как думаешь, это правда? — спросила она.

Телефонный звонок с предложением пообедать вместе подтвердил, что Экклстоуну действительно понравилась своенравная красотка. Верная Туана всегда и во всём его слушалась, Славица же казалась её полной противоположностью: жгучая, весёлая и непокорная. Она была моложе на двадцать восемь лет и выше на тридцать сантиметров, но их отношениям это не мешало.

— Приезжай на следующей неделе в Лас-Вегас, — предложил он.

С активной помощью Шэдоу Славица получила визу и успела на последнюю гонку сезона. Направляясь вместе с Экклстоуном в просторный номер «Сизарс-пэлас», девушка ловила на себе осуждающие взгляды, поскольку спутник годился ей в отцы и был вдвое ниже ростом. Имелся у неё и дополнительный повод для беспокойства. В газетах Экклстоуна называли «загадочной фигурой» и «участником всевозможных интриг», а также «предметом бурных сплетен». «Загадочность» объяснялась ещё и нежеланием Экклстоуна рассказывать газетчикам о своей жизни. Так, статья в «Таймс» утверждала, будто бы он защитил диплом бакалавра по специальности «химик-технолог», торговлю автомобилями газетчики характеризовали как «хобби» и даже в графе возраст поставили «неизвестен». Экклстоун считал, что такая неопределённость укрепляет его власть.

Ужин с Джеки Стюартом, Джоном Франкенхаймером и Экклстоуном знаменовал молчаливое принятие Славицы в их круг общения. На следующий день после гонки, увенчавшей совершенно провальный сезон Пике и всего «Брэбхэма», Экклстоун с Радич улетели в Европу и как будто бы вернулись каждый к своей собственной жизни: он — в Лондон, а она — в Милан. Шэдоу устроил Славице контракт с «Армани», а Экклстоун ввёл её в мир безумной роскоши. Их роман, продлившийся двадцать пять лет, начался с того, что его вертолёт опустился прямо в саду у Шэдоу. Экклстоуна привлекала кипящая в ней ярость.

Сезон 1983 года стартовал в Бразилии, и Экклстоун с Радич встретились в Сан-Паулу. Снова нацелившись на чемпионство, Мюррей изобрёл новый способ обойти ограничения ФИА. Стараясь облегчить жизнь тяжёлым «феррари» с турбированным двигателем, ФИА постановила, что масса болида должна быть не менее 580 килограммов. Чтобы сделать «Брэбхэм» легче и быстрее, Мюррей разместил на нём дополнительные ёмкости с водой «для охлаждения тормозов». Они наполнялись на взвешивании перед гонкой и опустошались во время движения по трассе. В конце, перед повторным взвешиванием, воду заливали опять. Эта уловка сработала в первой же гонке: Пике одержал победу. Экклстоун, разумеется, её не видел и на вечеринку к бразильцу тоже не пришёл.

— Берни со Славицей постоянно ругаются, — сказал Пике своей подружке, а потом добавил: — Такого дерьма Берни больше ни от кого не потерпит.

Пике считал Радич неприятной, холодной, крикливой и даже не особенно красивой. Он не мог понять, почему его босс так к ней привязан. Берни же наслаждался буйным весельем, свойственным его высокой и энергичной подруге.

Непросто было и выиграть чемпионат во второй раз, но тут его шансы нежданно-негаданно взлетели до небес: Балестр отверг все жалобы его соперников насчёт резервуаров с водой для охлаждения тормозов. Дружба с президентом ФИА оказалась очень кстати. «Формула-1» погрязла в разного рода спорах о технических нюансах, однако Балестр с Экклстоуном пришли к собственному пониманию того, как ФИА следует контролировать скорость и безопасность болидов. Теша тщеславие француза, Экклстоун добивался в Париже нужных санкций и вердиктов по апелляциям, а Пике тем временем вёл отчаянную борьбу с пилотом «Рено» Аленом Простом. К концу сезона Прост вышел в лидеры, однако сентябрьский успех Пике в Монце придал «Брэбхэму» сил. Почти все считали эту победу нечестной. «Рено» и «Феррари» подали протесты — они утверждали, что оппоненты добавляли в топливо химикаты, повышающие октановое число. «В „брэбхэм“ Пике залили запрещённое топливо — это все знают», — жаловался Прост, однако Экклстоун снова избежал наказания. Он убедил Балестра, что химические добавки не противоречат регламенту ФИА. «Он не хочет с нами ссориться, — объяснял Мосли Экклстоуну. — Слишком многие из влиятельных членов ФИА на нашей стороне».

Судьбу увлекательного чемпионата должна была решить последняя гонка на автодроме «Кьялами». Пике, с тем же самым топливом в баках, возглавлял гонку, когда Прост сошёл. Не сомневаясь в итоговой победе, бразилец сбросил скорость и пропустил вперёд своего партнёра по команде Рикардо Патрезе. «Я плачу гонщикам не за то, чтобы они проигрывали», — бесновался Экклстоун.

Обеспечив победу в чемпионате, он не стал слушать ничьих протестов — за исключением претензий Гордона Мюррея. Конструктор хотел получить вознаграждение.

— Что с продажей команды? — спросил Мюррей, имея в виду обещание Экклстоуна продать «Брэбхэм» и поделить выручку.

— Не вышло, — отозвался Экклстоун.

— Мне нужны деньги, — заявил Мюррей и потребовал солидной прибавки, желая получать не меньше его коллег из других команд. Экклстоун терпеть не мог, когда конструктор диктует свои условия, но тут неохотно согласился. В конце концов, он только что напал на золотоносную жилу.

По «Договору согласия» ФОКА владела правами на телетрансляции «Формулы-1». В 1982 году Экклстоун, не спрашивая разрешения у Балестра, создал ФОКА-ТВ. Перед стартом следующего сезона во всех договорах с автодромами появился пункт, по которому телеправа на гонки «Формулы-1» переходили к ФОКА. В том же году он от лица «Формулы-1» подписал трёхлетний договор с Европейским вещательным союзом (ЕВС) — некоммерческой организацией, представляющей девяносто две национальные вещательные компании всего мира: «Би-би-си» и её аналоги из разных европейских стран. ЕВС гарантировал, что, покупая права на «Формулу-1», любая вещательная компания будет показывать гонку целиком, Экклстоун же обеспечивал участие всех команд. Таким образом, болиды и рекламные щиты красовались на экранах телевизоров по меньшей мере два часа.

Наступил исторический момент для «Формулы-1». Спонсоры получали много рекламного времени, а кроме того, трансляции привлекали ещё больше зрителей, тем самым повышая выплаты по спонсорским контрактам.

В контракте с ЕВС крылась ещё одна интересная возможность. Экклстоун обратил на неё внимание, лишь когда на «Би-би-си» отказались демонстрировать картинку ужасного качества, которая приходила от ряда национальных телекомпаний, в частности с бельгийской трассы в Спа. Тогда он решил запустить в Чессингтоне собственное телепроизводство. Предполагалось, что ФОКА-ТВ будет передавать ЕВС картинку с принадлежащих Экклстоуну камер на автодроме в Спа, а тот, в свою очередь, предоставит её членам союза.

Экклстоун вдруг понял, что дальше можно будет избавиться от ЕВС и продавать картинку из Чессингтона напрямую вещательным компаниям. Избранная тактика порождала новые проблемы, но в процессе поиска решений он чуть ли не случайно придумал, как превратить экзотический вид спорта в шоу мирового масштаба. По контракту с ЕВС рекламу нельзя было размещать между болидом и объективом камеры. Это правило Экклстоун одобрял. Его всегда бесили рекламные растяжки поверх отбойников — вместо них он хотел получить эффектную картинку высококлассного зрелища.

Экклстоун не переносил маркетологов и так и не нанял специалиста по связям с общественностью, однако его вдохновлял пример Марка Маккормака и Уимблдона. Он хотел предложить владельцам автодромов размещать более качественную рекламу спонсоров, которая соответствовала бы его собственным представлениям об эстетике. Того же мнения придерживался и вежливый сорокадвухлетний англичанин Пэдди Макнелли, проработавший десять лет под началом Джона Хогана в «Филип Моррис». Макнелли предложил Экклстоуну партнёрство: он уйдёт из табачной компании и будет от лица автодромов продавать рекламные площади спонсорам, а также займётся другими услугами для зрителей.

Макнелли был человеком совсем другого крута. Он рос в обеспеченной семье, а его связь с автоспортом ограничивалась работой в сфере утилизации машин да участием в ралли. После школы он пошёл учиться на бухгалтера, но бросил и стал ходить по домам в Блэкпуле и Уигане, предлагая пылесосы в рассрочку, потом держал лоток с сувенирами на Портобелло-роуд, а в 1963 году работал в журнале «Автоспорт». Приятным дополнением к журналистским гонорарам была возможность первым читать объявления в разделе «авто на продажу», находя самые выгодные предложения по всей Европе. За десять лет Макнелли скопил достаточно денег, а потом стал искать место попрестижней и поспокойней. Он немного поработал в Риме на шинную компанию «Файрстоун», а в 1973 году перебрался в Швейцарию и занялся рекламой сигарет «Мальборо» для «Филип Моррис». Уже девять лет Макнелли разъезжал по гоночным трассам и был сыт по горло их убогим оформлением. Он и предложил Экклстоуну решение — последовать примеру ФИФА и чемпионатов мира по футболу. Нужно выкупить у автодромов эксклюзивное право на размещение рекламы и работу со зрителями, а потом выгодно их перепродавать. Обслуживание гостей можно организовать по образцу Аскота, Хенли и Уимблдона.

Экклстоуна привлекало не столько стремление Макнелли улучшить внешний вид автодромов, сколько возможность полностью контролировать рекламный сегмент. В 1983 году Макнелли предложил некоторым членам ФОКА выкупить долю в его компании «Оллспорт менеджмент», базирующейся в аэропорту Женевы. Все как один отказались. Экклстоун потирал руки: делиться властью ни с кем не придётся.

«Оллспорт» и компания Экклстоуна «Формула-уан менеджмент» (ФОМ) пришли к соглашению. Предполагалось, что Макнелли будет платить Экклстоуну за право продавать рекламу, а также различные товары и услуги на всех мероприятиях, проводимых по контрактам с ФОКА.

Первое воплощение идеи Макнелли получили в марте 1984 года, когда на гонках во Франции, Бельгии и Австрии появился так называемый Паддок-клуб. За первый год Макнелли полностью утратил доверие Экклстоуна.

— Это что за вывеска? — бесновался тот, увидев на первой же гонке чью-то уродливую рекламу. — Отгоните автобус «Уильямса» от трассы! — требовал Берни (в автобусе традиционно принимали гостей).

— Берни, это не Аскот, — возмущался Фрэнк Уильямс.

— А будет Аскот!

Многие отмечали, что Экклстоун своего партнёра Макнелли «не считает за человека». «Хорошо ещё, что Берни нам дышать позволяет», — вторили им другие. К концу первого года Макнелли заявил, что выходит из дела.

— Убытки слишком велики, — сказал он.

— Потерпи ещё чуть-чуть, — посоветовал Экклстоун. — Ты так много вложил, нужно просто хорошенько поработать.

Кроткий Манелли послушался, и в 1985 году его дела пошли на лад. Новые возможности заинтересовали спонсоров, реклама стала продаваться лучше.

Предприятие Макнелли позволило Экклстоуну контролировать доступ в паддок и на пит-лейн, не пуская туда неугодных ему людей — в частности, журналистов, которые его критиковали.

— Бернард любит строить из себя владыку мира, — ворчал Фрэнк Уильямс. — Будто бы без него и листок в Абиссинии не шелохнётся.

Желая контролировать не только контракты, но и действующих лиц «Формулы-1», Экклстоун ограничил доступ в паддок. Никто и никогда не осмеливался противиться его воле. В августе 1984 года, как раз перед Гран-при Австрии, Херби Блаш сообщил Экклстоуну, что шестидесятилетний Дэвид Йорк, которому «Брэбхэм» был обязан контрактом с «Мартини», скончался в номере местной гостиницы. Вскоре тот же Блаш по секрету рассказал ответственному за транспортировку, что Экклстоун, опасаясь связанных со смертью Йорка трудностей при отъезде, распорядился:

— Запихните Йорка в трейлер — после гонки заберём его с собой.

Водитель боялся выполнять это указание, но ещё больше он страшился разозлить Экклстоуна, поэтому недоверчиво переспросил:

— В кузов трейлера?

— Можно в кузов, можно на пассажирское сиденье. В Дувре скажешь пограничникам, что он задремал.

— В кузов нельзя, его же нет в таможенной лицензии, — сказал водитель, думая, что нашёл лазейку.

— Есть он в лицензии, — возразил Блаш. — Там так и написано — «двигатель и рабочее тело».

Наконец, шофёр понял, что над ним подшутили, но не его одного пугал чёрный юмор Экклстоуна. В «царстве Берни» тот был центром всего, главным участником любого события — как физически, так и юридически. Его нежелание делиться ни с кем полномочиями привело к уходу телепродюсера Фила Лайнса. Тут же разгорелся неизбежный спор по поводу компенсации. В конце концов Экклстоун отдал в счёт долга седан «Альфа-ромео» и мгновенно забыл про очередного обиженного сотрудника.

Перфекционизм Экклстоуна и коммерческие успехи Макнелли в конце 1985 года вынудили команды пожаловаться на цены и ограничение доступа в паддок. Берни, только и ждавший повода ввязаться в драку, тут же пообещал закрыть «Паддок-клуб». Команды, разумеется, возмутились: гостевой зоной пользовались их спонсоры, хотя цены взлетели уже до пятисот долларов за день. Такая дороговизна вполне отвечала желанию Экклстоуна превратить «Формулу-1» в первоклассное зрелище для голливудских звёзд — недавно в паддоке и моторхоуме Экклстоуна побывал сам Джордж Харрисон из «Битлз». «Королевские автогонки» постепенно трансформировались в серьёзный бизнес, однако оставалось ещё одно препятствие.

Мир Экклстоуна вращался вокруг знаменитостей, друзей и сделок. Если их интересы сталкивались, то на первое место всегда выходила выгода. Макнелли ощутил это на собственной шкуре, когда Экклстоун вдруг решил, что тому незачем забирать всю выручку. Взамен компаньону было предложено стать промоутером убыточных Гран-при Голландии, Австрии и Франции. Экклстоун пригрозил исключить их из календаря чемпионата. Ключевую роль играл возможный отказ от французского этапа: Берни хотел спровоцировать новый конфликт с Балестром, рассчитывая решить важнейшую проблему юридических прав на «Формулу-1». Не являясь формальным владельцем гонок, он рисковал провалом всех планов и собственным благополучием. Поскольку никаких документов, однозначно подтверждавших права Экклстоуна, не существовало, Балестр полагал, что «Формула-1» принадлежит ФИА, и это мнение разделяли все команды, владельцы трасс и телевизионные компании. Один Берни считал иначе. Не вступая в спор с Балестром, он пользовался неразберихой и вёл все переговоры — в первую очередь с хозяевами трасс — как полноправный владелец «королевских автогонок». Балестр протестовал, получая в ответ очередную реплику Экклстоуна то о возможной неявке команд ФОКА во Францию, то вообще об отмене французского этапа. Угроза исключить Гран-при Франции из чемпионата действовала на президента ФИА безотказно — он обожал красоваться там в обществе друзей и важных политических деятелей, о чём Экклстоун прекрасно знал.

Чтобы немного успокоить Балестра, Экклстоун поддерживал его страсть к роскошной жизни с личными самолётами и лимузинами. До поры до времени установившееся равновесие устраивало обоих, но в 1985 году разразился новый скандал. Балестр, в пику Экклстоуну, снова запретил «юбки». Этот запрет вовсе не случайно пришёлся на тот момент, когда подошёл к концу телевизионный контракт ФОКА с ФИА. Экклстоун хотел продлить соглашение о телеправах на пять лет за 11,2 миллиона швейцарских франков. Балестр не возражал, но при условии, что ФОКА откажется от очередной угрозы отменить Гран-при Франции. Экклстоун согласился. Гонку выиграл Нельсон Пике — больше побед в том году «Брэбхэм» не одержал, а сезон, как и в 1984 году, прошёл под знаком превосходства «Макларена». На следующий день они с Балестром встретились в Марселе, чтобы оформить сделку. Президент ФИА с готовностью принял все его предложения и обещал наладить более тесное сотрудничество между ФОКА и ФИА. Экклстоун успокоился и уехал из Марселя, но тут же выяснилось, что его надули. Балестр объявил, что не станет выполнять своё марсельское обещание разрешить «юбки», однако взамен согласился продлить контракт на телеправа. «Чем сходить с ума, лучше сводить счёты», — утешал себя Экклстоун. Никто ещё не понимал, какую выгоду можно извлечь из прав на трансляции.