Книгу под таким названием издала профессор английской литературы университета Джонса Гопкинса Азар Нафиси. Книга сразу же вошла в список бестселлеров. В Израиле она вышла в издательстве «Едиот Ахронот» (2005 г.)
По сей день преследует ее один и тот же кошмарный сон.
«Мне снится, что я выхожу из дома на центральную улицу Тегерана за покупками, или в университет, или веду детей в школу. Как обычно, я иду по обочине дороги, стараясь никому не попадаться на глаза, как должна вести себя женщина. И тут передо мной возникает «патруль нравственности» стражей революции. Они едут в открытой машине. Двое мужчин и две женщины. Все вооружены с головы до пят. Ищут женщин, не соблюдающих скромность. И тут я в великом ужасе вспоминаю, что забыла чадру дома. Они арестовывают меня, везут в свой комитет. Присуждают застенок и избиение палками. Тут, обычно, я просыпаюсь».
Из откровенных разговоров с коллегами, преподавательницами Тегеранского университета, Нафиси поняла, что всех посещает такой же ужасный сон.
После всех разговоров и дискуссий об иранском терроре, Хизбале, ядерном оружии и ракетах, следует вспомнить о великом неизвестном в Иране – 68 миллионном населении страны. Извне достаточно трудно понять, что проносится в головах иранцев, когда мимо них проносятся угрожающие каждому патрули «стражей революции». Понять иранский народ можно лишь, вникнув в ту власть, под которой он живет, и в то, что в будущем эта власть ему несет.
Сама Нафиси была горячей поклонницей Хомейни. Родители ее занимали высокие должности при шахе. Она получила образование в Европе и США, защитила докторат в августе 1979 года, за полгода до возвращения в Иран Хомейни. Нафиси, которая ненавидела продажный режим шаха, решила вернуться в Иран и реализовать свою мечту – «жить в родной стране, как свободная зрелая женщина».
Глаза у нее раскрылись уже в аэропорту.
«Я была в абсолютном шоке. Это не была страна, о которой я мечтала. Вокруг было множество солдат, женщин в черных покрывалах. Охранник потребовал произвести обыск в моих вещах, проверить, не привезла ли я спиртные напитки. Я не согласилась, и он избил меня».
Паспорта Нафиси и ее мужа отобрали и вернули лишь через 12 лет.
Сразу же, после приезда, Нафиси была принята на работу в огромный Тегеранский университет.
«Ректор университета, который участвовал в массовых демонстрациях, свергнувших шаха, показывал нам снимки тех событий и спрашивал: «Сколько вы видите религиозных?» Смысл вопроса был в том, что вовсе не религиозные, а интеллектуалы совершили революцию. Просто мы не знали, какую катастрофу мы навлекаем на себя».
Нафиси преподавала в университете весьма недолго. Взрыв произошел после того, как она вместе с коллегами отказалась носить чадру. Издевательство над женщинами усиливалось со дня на день.
«Они могут остановить тебя, избить палками за любую мелочь: за солнечные очки западного производства, за использование косметики, за одежду с латинскими надписями, даже если они скрыты под чадрой. Только увидят парней и девушек вместе, тут же останавливают и требуют документы – проверяют, родственники ли они, женаты. Если нет, бич наготове. Одна из моих студенток была арестована, ее избивали несколько дней за то, что она громко смеялась. В каждом учреждении и в университете есть маленький боковой вход для женщин: их подвергают проверке. Если лицо у кого-то из женщин сильно накрашено, они силой трут лицо, чтобы удостовериться, что это не грим».
«Стражи революции» без колебаний врывались в дома, в поисках алкоголя или телевизионных «тарелок».
«Однажды группа семнадцатилетних юношей и девушек решила отпраздновать день рождения одного из товарищей. Собрались на 18-м этаже. «Стражи революции» ворвались в квартиру. Именинник убежал в кухню и пытался выбраться через запасной вход. Один из «стражей» ударил его прикладом винтовки по руке, парень упал с высоты и разбился насмерть. Друзья рассказали об этом руководителю «Голоса Америки» на персидском языке Биллу Райсу. Власти вынуждены были отреагировать, ибо эту радиостанцию слушают в Иране. Власти сообщили, что речь идет о группе наркоманов, и юноша прыгнул с высоту в состоянии наркотического опьянения. После передачи пытали всех участников вечеринки, чтобы добиться, кто передал сообщение «Голосу Америки».
«Стражи» говорят, что ни выполняют волю народа. Но если это так, как объяснить, что после стольких лет революции, они должны держать на улицах столько «стражей», вести войну с алкоголем и с телевизионными тарелками. Иран это не Саудовская Аравия. Общество наше в своей основе западное, современное. Быть может, не столь западное, как США или Израиль. Но, несомненно, корни его – демократические и либеральные, – без всякой связи с шахом и кем-либо другим. Парадоксально, но молодое поколение в Иране – более проамериканское, чем были мы. Слишком критиковали Америку, ее вмешательство в наши внутренние дела. У детей моих, чем больше власть очерняет США, тем сильнее преклонение перед всем, что приходит оттуда: «звезды» рока, фильмы, западная электроника. Люди принимают указания режима, чтоб остаться в живых, но если вы войдете в типичный иранский дом, то обнаружите потрясающую реальность: западную одежду, западную музыку, западное телевидение. Это явная форма подпольной гражданской войны: запрещено держать телевизионные тарелки, но они есть у всех. В нашем доме мы соорудили на крыше специальное укрытие для тарелки в клетке для птиц.
Иранский режим, быть может, и видит себя маяком надежды для экстремистских движений, жаждущих тиражировать революцию в другие мусульманские страны, но Ирану он не принес никакого экономического расцвета. Хомейни обещал ввести в Иране религиозные законы шиитов и отменить законы атеистические.
Нафиси: «Они достигли пика абсурда, опираясь на древние законы ислама. Хомейни запретил пользоваться противозачаточными средствами. Это привело к демографическому взрыву в Иране. Сегодня нет особых наказаний за пользование этими средствами. Хомейни нашел в каких-то источниках ислама запрет – есть рыбьи яйца, и запретил производство икры. Но оказалось, что производство икры экономически весьма успешно, и постановление Хомейни отменили. Эти идиоты прочли в Коране, что запрещено брать проценты. Но ведь ясно, что современные банки не могут существовать без процентов. Отменили запрет. Они называют Запад – продажным и империалистическим, однако в то же время находятся с этим Западом в прочной связи, особенно с Германией и Францией. Они запретили музыку, но, видя, что запрет неэффективен, Хомейни издал «фетву», что можно слушать музыку, если это не в целях развлечения.
Режим понял, что не может навязать народу тотально ислам в связи с характером народа и давлением извне. Отсюда внутренние конфликты режима с самим собой. Они хотят сказать: есть у нас демократия, но это исламская демократия; есть у нас права женщин, но – исламских женщин. Они дают определенную свободу печати, но без малейшей возможности критики религиозной гегемонии в стране. Они разрешают привозить литературу и культуру Запада, но подвергают их цензуре. Так в 1996 году в Тегеране состоялся фестиваль фильмов Оливера Стоуна, но его фильм об убийстве Кеннеди они сократили со 120 минут до 60. Показали по телевидению фильм «Гамлет», но вырезали всю линию Офелии. Они выбросили слово «вино» из книг, изъяли из фильмов все любовные сцены.
Они тратят огромную энергию на обсуждение глупостей. Так один из аятолл говорил о необходимости разделения тротуаров – для мужчин и для женщин. То же он предлагал сделать на телевидении: программу только для мужчин и программу для женщин.
Режим этот начал свой путь с верой в его справедливость, но продолжает его по инерции. Он, по сути, гнилой изнутри и продажен, как власть в бывшем СССР. «Стражи революции» употребляют отобранный алкоголь и пытаются напоить девиц, вместе с ними совершающих аресты «неблагонадежных элементов». Существует разделение между мужчинами и женщинами в автобусах, но в маршрутках сидят в тесноте, почти один на другом. И многие мужчины используют это, чтобы приставать к женщинам, а у них нет никакого права жаловаться на мужчин. Никто их и слушать не будет. Одну из моих студенток муж-шофер постоянно избивал. Она пожаловалась в полицию, дошла до судьи-следователя, который потребовал от нее проверить саму себя, в чем она согрешила, что муж ее избивает. Взятки надо давать в любое государственное учреждение за любую малейшую просьбу или обращение.
Часто задают вопрос: если всё так плохо, почему же эту власть не сбрасывают? Почему люди не выходят протестовать на улицы, как они это делали против шаха?
Отвечаю: потому что это не шах. Они стреляют в любого, кто встает против них».
Ранние «сумерки богов»
Чтобы устоять, режим проявляет определенную терпимость и открытость по отношению к критике внутри страны, и это в достаточной степени снижает опасность подпольной борьбы с властью.
Вот один из примеров, которым можно проверить границы терпимости властей Тегерана к внутренней оппозиции. Сын Хомейни – Саид Ахмед был среди тех, кто в середине 80-х годов призывал к диалогу Ирана с США и Израилем. Он был главой канцелярии отца и не скрывал желания наследовать отцовское место.
После того, как он проиграл Хаменеи в борьбе за власть, призвал к ее роспуску и созданию Совещательного собрания в духе ислама. В марте 1995 года средства информации сообщили, что сын Хомейни умер от разрыва сердца в возрасте 50 лет. Сын его – внук Хомейни – Хасан сказал над могилой отца: «Все тяжкие тайны ты взял с собой…». Сын открыто говорил, что отца отравили агенты службы безопасности. Ахмед Хомейни был погребен рядом с отцом на кладбище Бааджат А-Заара, южнее Тегерана.
После смерти было опубликовано интервью с ним, взятое несколько недель до его кончины. В этом интервью он резко критиковал власти, говорил, что отец хотел завершить войну с Ираком еще в 1983 году, после того, как иранские войска успешно вторглись в Ирак, но ему не позволила это сделать группа высокопоставленных военных и Рафсанджани.
В 2006 году внук Хомейни Хасан дал интервью в связи с 17-й годовщиной со дня смерти деда. В нем он назвал сегодняшний режим в Иране «режимом диктатуры аятолл, которые властвуют над всеми областями жизни», и призвал к вмешательству извне, чтоб сбросить этот режим. Внук Хомейни сказал, что Эли Хаменеи, который заменил его деда, абсолютно лишен талантов духовного лидера, необходимых в этой роли.
«Революция моего деда съела своих сыновей и сама себе закрыла путь», – сказал Хасан, – «я жил этой революцией, она призывала к демократии и свободе, но она преследовала своих вождей. Свобода должна быть достигнута в Иране любым путем. И нет разницы в том, достигнута ли она будет извне или изнутри. Если бы я был узником, что бы я делал? Я бы желал одного, чтобы кто-либо пришел и разрушил эту тюрьму».
Удивительное терпение режима к внуку Хумейни кончилось тем, что его раскритиковали и запретили ему давать интервью средствам информации.
Время надежд
В мае 1997 года появились признаки давно желаемого – падения режима аятолл изнутри. На миг показалось, что иранское общество собирается скинуть эту власть террора и диктатуры, и народ собирается провести голосование протеста.
Избрание президентом Мухаммеда Хатами, по сути, по сути, было демонстрацией силы тех, кто желал изменений в Иране, апогеем в борьбе реформистов с консерваторами.
Однако, следует отметить, что в Иране главой государства и верховным лидером является лицо духовное. Президент же – глава власти исполнительной, ответствен за реализацию политики правительства. Со смертью Хомейни его место занял бывший при нем президентом Али Хаменеи, а заменивший его на месте президента, Хашеми Рафсанджани был избран председателем совета по сохранению интересов режима.
Голосование протеста, приведшее к избранию президентом Хатами, было жестоким ударом по консерваторам. В первые годы казалось, что Хатами использует создавшуюся ситуацию, чтобы провести либеральные реформы. Он представил новое руководство Ирана двумя международными инициативами – «Диалогом цивилизаций» и «Коалицией во имя мира».
Дух реформ проник и в средства информации. Начали появляться другие, более умеренные, голоса. Так, например, в статье в еженедельнике «Ценности» писалось в январе 1999 года: «Почему исламская республика Иран более разгорячена, чем палестинцы, в борьбе против Израиля? Палестинцы многие годы вел борьбу против Израиля, а теперь они пришли к выводу, что мирный путь более соответствует их интересам. Почему тарелка должна быть горячей, чем суп в ней?»
Однако, режим в Тегеране не собирался складывать оружие. Жесткое его ядро видело в Хатами врага, и делало всё, чтобы привести его к поражению. Хаменеи и его люди стали выстраивать целый ряд кругов, с целью лишить Хатами полномочий в отношении «Совета специалистов», высшего религиозного органа Ирана. Значительная часть полномочий перешла к Рафсанджани, сделав его вторым по силе человеком после Хаменеи.
В июне 2003 Иран потряс второй вал студенческих волнений, начавшийся в Тегеранском университете как протест против желания властей приватизировать обучение и ввести за нее плату. На массовых демонстрациях слышались требования сменить режим, призывы к демократии. Когда уже казалось, что властям удалось подавить волнения в Тегеране, они вспыхнули в других городах.
Волнения были жестоко подавлены. Государственный обвинитель объявил, что арестовано 4000 человек. Протестовали многие, в пользу студентов высказались члены парламента, писатели, деятели культуры. Только одного голоса не было слышно – президента Хатами, которого считали защитником студентов. Это было признаком слабости человека, на которого так надеялся Запад. Против Хатами встали мощнейшие силы консерваторов, обрушившиеся с жестокими обвинениями на головы студентов, называя их «врагами ислама», которым полагается за это смертная казнь. Особенно свирепствовал мэр Тегерана, личность достаточно анонимная в те годы, Махмуд Ахмединджад. Через некоторое время он объявил о том, что выставляет свою кандидатуру на выборы в президенты.