Чем больше Андрей учился, тем меньше, как ему казалось, он знал. И в этом не было противоречия. Прежде он не мог замечать недостатков своего образования. Случайные знания, которые он приобрел за двадцать два года жизни, заполнили его мозг так, как заполняет поверхность стекла металлическая пыль. На первый взгляд кажется, что на стекле уже нет свободного места, куда бы могла поместиться еще хотя бы одна пылинка. Но стоит к стеклу поднести магнитный стержень, как вся металлическая пыль соберется вокруг стержня, оставив на стекле совершенно чистые поля.

Лекции в техникуме явились для Андрея теми магнитными стержнями, вокруг которых собирались прежние знания. Пустые же поля, вдруг образовавшиеся в мозгу, пугали его. Ему казалось, что он слишком поздно начал учиться, что сколько бы он ни учился, он все равно не сможет заполнить прорех своего первоначального образования. Вперед ему было идти не так уж трудно, тут к его услугам и учебники и преподаватели техникума. Но оглядываясь назад, он испытывал ощущение человека, который, впрыгнув на ходу в транзитный поезд, наткнулся на кондуктора и сказал ему, что оставил билет в соседнем вагоне. На самом же деле в соседнем вагоне никакого билета у него не было…

Это состояние иногда угнетало Андрея до такой степени, что он чувствовал себя самым несчастным человеком на свете. В такие минуты он думал о том, что не каждого человека образование делает счастливым. Он вспоминал свои прежние мечты. Мечты были ничтожны, но цель казалась достижимой. Теперь же его мечты с каждым днем становились шире и богаче, но вместе с тем они представлялись неосуществимыми. К тому же он понимал, что уже не может и не сможет вернуться назад, к своей прежней мечте. Ведь тогда он не знал о том, что существует жизнь иная, более светлая, чем та, которой он жил в Тростном. Теперь же у него было достаточно знаний, чтобы не обольститься ружьем, велосипедом и собственным домом.

Андрей покупал учебники для четвертого и пятого классов средней школы и тайком от товарищей изучал грамматику, историю, ботанику — все, чего он не смог изучить своевременно.

Сложный мир познания вдруг распахнул перед Андреем двери. Земля, на которую прежде Андрей смотрел, как смотрят на дорогу под ногами, не думая о ней, вдруг на каждом шагу заиграла красками, и трудно было сделать шаг вперед, не подумав о том, что, может быть, здесь, под ногами, на глубине тысячи, двух тысяч метров находятся залежи нефти или угля. Проходя мимо котлованов, он уже смотрел на желтую глину не просто как на глину, а как на «материю». И даже воздух для Андрея становился предметом размышлений. Открывая утром окно, он вдыхал свежий воздух и мысленно отмечал, что ночью была гроза, поэтому в воздухе стало больше кислорода. Шагая по мосту, он машинально менял ногу, старался идти свободнее, чтобы не вызвать нежелательных колебаний моста. Ведь когда-то даже бетонный мост рухнул под ногами римских легионеров из-за того, что ритм их шагов был слишком четок.

Каждый новый день проходил с головокружительной быстротой. У Андрея не оставалось времени на то, чтобы подумать о своей жизни, о себе. Каждая новая лекция, каждая новая страница учебника была для него целым открытием. И, осваивая эти открытия, он не замечал, как проходили дни.

Сашко Романюк не был столь жадным до знаний, он ограничивался только тем, что нужно было приготовить к следующим лекциям. Но и у Романюка были свои странности и вопросы, которые не раз ставили преподавателей в тупик. Сашко почти ничему не верил на слово. Каждая новая формула ему давалась с трудом, и не потому, что он не понимал содержания той или иной формулы, а потому, что он всегда хотел узнать, каким образом она родилась. Однажды на лекции физики он заявил:

— Не верю я, що цэ само «пи» равно трем целым та четырнадцати сотым…

Преподаватель физики Иван Васильевич Гогунский терпеливо объяснил несколько раз, откуда взялось это число.

Романюк, казалось, согласился с доводами преподавателя, но в перерыв подошел к нему и сказал:

— А давайте все же измерим окружность…

В ответ на это Иван Васильевич рассказал о древнегреческой школе философов, которые так же, как и Романюк, ничему не верили и все проверяли сами. Старых истин они не опровергли, но и не подвинули науку ни на шаг вперед.

Придя в общежитие, Романюк бесился.

— Нет, вы подумайте только! — кричал он. — Меня, парторга курса, он хочет причислить к какой-то вредительской школе стоиков. Нет, надо проверить его биографию.

Поводом к проверке биографии того или иного преподавателя служила обстановка, в которой родилось выражение «гнилая интеллигенция». Да и на самом деле было немало людей в среде старой интеллигенции, которые ставили палки в колеса всему новому.

В начале учебного года был арестован бывший завуч техникума. Оказалось, что он никогда не был преподавателем, а был в прошлом офицером и скрывался под чужой фамилией. Кроме того, студенты новых наборов не были детьми и слушали преподавателя только на лекциях. А в общественной жизни техникума иногда заставляли и преподавателей кое с чем смириться и идти навстречу требованиям новой жизни.