Весной, когда степь, по выражению Сашко, стала сплошным зеленым небом, Андрей затосковал.

Причиной этому было сообщение Коли Шатрова о том, что он недавно встретил Любу Морозенко на улице под руку с каким-то военным. Но все же Люба передала привет Андрею. Последнее Коля сообщил Андрею, иронически смеясь. После прогулки за Днепр Андрей хотя и не встречался с Любой, но очень часто вспоминал ее слова: «Андрей, ты будешь моим?»

Зимой несколько раз он специально ходил в кино и в клуб металлистов в надежде встретить ее там, но поиски были напрасными: Любы нигде не было видно.

Слова Коли Шатрова о Любе как бы обожгли Андрея. Но Андрей быстро овладел собой и перевел разговор на другую тему. В душе Андрей был недоволен Колей: он считал Колю виновным в том, что Люба тогда с Днепра ушла одна.

В следующее же воскресенье Андрей поехал в город. Он решил во что бы то ни стало увидеть Любу и сказать ей, что он не изменил к ней своего хорошего отношения. Сердцем он чувствовал, что и Люба не стала равнодушной к нему. Передала же она ему привет с Колей. А для Андрея это было главным. О военном, с которым она будто бы шла под руку, Андрею не хотелось думать.

У жителей города Запорожье есть свои правила и привычки: где бы они день ни провели, вечером обязательно пройдутся два-три раза по главной улице города. Это особенно относится к молодежи. Узкая главная улица города с тенистыми акациями и кленами как бы заменяла собой парк. Здесь девушки демонстрировали свои обновки, а юноши присматривали себе подруг.

Целый вечер Андрей в одиночку ходил по главной улице, прячась в толпе от случайно встреченных товарищей, отыскивая глазами Любу.

Уже поздно вечером, проходя последний раз по улице, Андрей столкнулся с компанией молодых людей, в которой оказался Гарик Семеновский.

Гарик принадлежал к небольшому числу студентов, у которых собственная фамилия заменялась должностью отца. Сына главного инженера Гарика Семеновского девушки звали просто: «Гарик главинж». Так же, как сына главного врача больницы Ямпольского — «Димка главврач». Эти юноши пришли в техникум не потому, что горели желанием учиться, а потому, что осенью им предстояло идти в армию. Кроме того, они уже были взрослыми людьми, и надо было иметь хоть какой-нибудь диплом для порядка.

Встретив Андрея, Гарик тут же познакомил его с изящно одетой и красивой девушкой, своей сестрой.

— Эльвира, познакомься, это наш комсорг. Помнишь, я дома рассказывал про парня, который до двадцати двух лет нигде не учился, а сдал экзамены в техникум на «отлично»?…

Он оставил Андрея вдвоем с сестрой, а сам со своею компанией ушел в другую сторону.

Белокурая девушка Эльвира как-то особенно обрадовала Андрея: она показалась ему наградой за бесплодно выстраданный вечер. Льстило Андрею еще и то, что она была богато и красиво одета. И хотя Эльвира с ним держала себя по-товарищески, все же чувствовалось, что она избалована поклонниками, а он, Андрей, шел с ней запросто. Сердце Андрея оставалось спокойным, но все же ему было приятно идти под руку с интересной, веселой, девушкой. Эльвира умела смеяться негромко, но вместе с тем так отчетливо, что смех ее невольно привлекал взгляды других юношей. И это нравилось Андрею, он стал оживленнее. Охотно, хотя и несколько застенчиво, разговаривая с Эльвирой, он уже почти забыл о том, что привело его сюда.

И вдруг вся многолюдная толпа будто бы куда-то исчезла, и прямо перед Андреем встала Люба.

От неожиданности Андрей чуть не вскрикнул. Люба тоже замерла на секунду и невольно подняла ладонь к лицу, как бы загораживаясь.

Андрей сделал движение к ней и тут только заметил рядом с Любой юношу в форме курсанта военной школы.

Военный потянул Любу за руку, и она прошла мимо Андрея. Андрей обернулся и снова поймал на себе взгляд Любы.

Но Эльвира прижала его руку к себе и решительно повела вперед, снисходительно поучая:

— Когда вы идете с девушкой, вы не должны обращать внимания на других. Это неприлично. Вы просто невоспитанный юноша. Ходите чаще к нам, я из вас сделаю человека…

Андрей слушал Эльвиру, а перед глазами его как бы плыл удивленный взгляд Любы.

«Вернусь, догоню ее», — думал он и покорно шел под руку с Эльвирой.

Машинально он проводил Эльвиру домой, машинально дал ей слово бывать у них, машинально сел в трамвай, идущий к учебному комбинату.

Из оцепенения вывел его Антон Дьяченко. Дьяченко пробыл здесь весь день с женой и дочкой, что жили в городе, и был в особенно хорошем настроении.

— Чего, казак, зажурился, може в дивчину влюбился? — садясь рядом с Андреем, заговорил Антон.

Андрею было очень тяжело одному. Ему хотелось с кем-то поговорить обо всем, что случилось в этот вечер. И, встретив Антона, он заговорил о том, что его мучило.

— Антон, — спросил он медленно, ища нужные слова, — ты бы простил своей жене, если бы увидел ее с другим?..

Антон Дьяченко славился в техникуме своей рассудительностью. Он и на собраниях никогда не спешил высказываться по какому-нибудь вопросу, но если уж начинал говорить, то говорил четко и уверенно. И сейчас он минуты две молчал и, видимо, волновался.

— Если бы она, — начал он, — мне изменила случайно, бывает и так, я бы простил ей. Если бы она меня обдуманно обманула, я бы, наверно, ушел от нее. А тебе что, изменила девушка?..

— Не знаю, — ответил Андрей, — но я ее встретил с другим парнем. И мне так тяжело сейчас…

— А чего же ты не увел ее от того парня?

— Случилось, что я был не один.

Антон посмотрел на Андрея внимательно и заговорил о другом:

— Вот что, Андрей, тебе надо учиться, а девчата будут. Я если бы раньше думал учиться, я подождал бы обзаводиться семьей. Очень тяжело жить, продукты так подорожали…

Слово «продукты» оскорбило слух Андрея. И он пожалел, что начал откровенничать, и умолк.

Отвернувшись от Антона к окну, он сидел и обдумывал письмо, которое тут же решил написать Любе. — Но потом Андрей вспомнил все слова Коли Шатрова о Любе (а Коля всегда о ней говорил с иронией, выставлял ее в плохом свете), и образ Любы уже не стал для Андрея таким обаятельным.

«Да, девчата будут», — механически повторил он слова Дьяченко.