Все получилось, как говорил Грыць Крапива: «Бильш карбованця все одно не заробишь!»

Пятнадцать рублей, полученные за две недели работы, совершенно обезоружили Андрея. Этих денег едва-едва хватало только на то, чтобы пообедать один раз в день в рабочей столовой, на завтрак и ужин оставались только черный хлеб и кружка кипятка.

Грыць Крапива жил неподалеку от строительства и каждую субботу уходил домой. В понедельник он возвращался, нагруженный салом и перепками (украинские сковородные пышки). В столовую он почти не ходил.

Савельич с Митричем были при деньгах и на зарплату смотрели сквозь пальцы.

Получив первую получку, Андрей совсем опустил голову. По дороге от конторы к бараку кто-то его окликнул. Андрей оглянулся и увидел за своей спиной старшого. Старшой смотрел на Андрея и улыбался. Лицо его было все так же безразлично ко всему, и лишь узкие свиные глазки говорили о том, что человек улыбается.

— Слышь, рязань косопузая, первую получку полагается пропить, — заявил, старшой.

— Что ты, — растерялся Андрей, — я и в рот никогда не брал еще водки.

— Небось денег жалко, жмот, — продолжал старшой, — мне твои деньги не нужны. Деньги есть, — он хлопнул себя по карману, — идем я угощу.

— Ей-богу, я не пью, — упирался Андрей.

Старшой взял его под руку.

— Идем, выпьешь немного. Сколько хочешь, столько и выпьешь.

— Ладно, я только пообедаю, а ты пей, если хочешь, но я пить не буду.

По дороге к столовой старшой не сказал ни слова, а только шумно сопел, что-то обдумывая, а может, просто страдал одышкой от ожирения.

В столовой они заняли самый дальний столик в сумрачном уголку. Андрей долго рассматривал меню и уже выбрал было себе порцию гуляша и стакан кофе. Но когда подошла официантка, старшой, не обращая внимания на Андрея, сказал:

— Две порции селедки, два рамштекса, полдюжины пива, — затем достал из кармана поллитровку и налил себе полный стакан, а Андрею — полстакана. — Под селедочку, ха! — ухмыльнулся он.

От водки Андрей отказался наотрез, старшой выпил сам и стал добрее.

— Не хочешь, не пей! Насильно не люблю заставлять.

Сам он налил себе второй стакан, выпил, не поморщившись. А когда принесли рамштексы, он пододвинул к себе и Андреев стакан. Андрею же налил пива. Андрей первый раз в жизни пил пиво. Отпив глоток, он тут же поперхнулся. Пиво было горькое, как настойка полыни, которую он пил в детстве, когда болел лихорадкой.

Старшой рассмеялся:

— Эх ты, рязань косопузая. Дома-то небось, кроме кваса, ничего не видал?

Может быть, оттого, что в столовой было шумно и жарко, может быть, оттого, что старшой пил один стакан за другим, голова Андрея как бы захмелела, и он уже заискивающе и с завистью смотрел на старшого. Старшой продолжал пить молча, разглядывая Андрея своими свиными глазками. Когда подошла официантка, он расплатился за все сам, вынув целую пачку денег, и, пряча остальные деньги в карман, покровительственно посмотрел на Андрея. Такая щедрость не могла не тронуть Андрея.

«Смотри, каким хорошим человеком оказался старшой, — подумал Андрей, — а на первый взгляд чуть ли не бандит какой-то. Как можно ошибиться в человеке!»

Из столовой они вышли как друзья. Правда, говорил главным образом Андрей. Он видел, как много денег зарабатывали бетонщики. Бетонщики, даже девушки, зарабатывали как инженеры. Неплохо было бы и их бригаде перейти на сдельную работу…

Старшой время от времени поддакивал и, только проходя мимо продовольственного киоска, остановился и, улыбаясь своими свиными глазками, указал Андрею на палатку:

— Вот они, денежки-то, дурак! Сдельная работа!.. Палатка фанерная. Я ее один могу в Днепр бросить, и никаких следов не останется. Ты только постоишь на дороге, свистнешь, коли кто появится, и все. Вот тебе и деньги, шпана!

От неожиданности предложения и оттого, что Андрей минуту назад думал про старшого как про щедрого хорошего человека, он ответил не сразу, а старшой продолжал:

— В случае чего — ты тут ни при чем. Шел мимо палатки, гулял…

В это же мгновение Андрей вспомнил случай, который произошел со Степаном. Степан ездил в кооперацию за железом. Вернувшись домой, он отложил одну пачку подпорочного железа в сторону и радостно сказал отцу:

— Эту пачку, пап, я без денег взял: хромой Артем отвернулся, я раз — и в сани!

Отец молча выслушал Степана, затем строго сказал:

— Завтра же поедешь в кооперацию и отдашь деньги дяде Артему, скажешь, что он ошибся и одну пачку не записал в накладную. — Отец помолчал и с дрожью в голосе закричал: — И запомни на всю жизнь: в нашем роду воров не было!

Старшой думал, что Андрей колеблется, и продолжал уже просительно говорить:

— Тут одной водки, поди, на тысячу, а ты про сдельную работу… Придешь сюда к двум часам ночи?!.

— Воруй один, — сказал Андрей, — тут я тебе не помощник.

Андрей быстро пошел по направлению к своему бараку и еще долго слышал за спиной, как ему угрожал старшой.

Хотя люди, жившие в одном бараке с Андреем, получали мало — все равно в день получки и тут все были радостны, как в праздник. Митрич даже подстриг бороду. Надел чистую рубаху. Подходя с четвертинкой в руках к трезвому Савельичу, куражился:

— Трали-вали, девки звали, поцелуй калитку…

Видно, у себя дома это был мужик веселый, душа нараспашку.

Водка заглушала на время мучившее его горе, и он на каких-нибудь полчаса становился Митричем-кулаком, которому было море по колено.

— Савельич! — кричал он. — Нам ли, однако, горевать! — и добавлял, пошатываясь: — Трали-вали, девки звали…

Савельич смотрел на него, как смотрит отец на расшалившегося ребенка.

Утром старшой указал бригаде участок работы и хотел было, как обычно, уйти спать в штабели досок.

Воровские дела старшого всю ночь не давали Андрею покоя. «Попадется — отвечать ведь всем нам придется, а разве приятно тебе, когда тебя будут таскать в милицию… Да не дай бог, родные про это узнают», — перед глазами тут же вставали лица матери, отца, сестер. Лица были ясные, радостные: все родные смотрели на Андрея, как на надежду, на опору в тяжелые дни жизни. И вдруг Андрей — вор…

Только старшой ступил на первую ступеньку лестницы, как Андрей неожиданно для себя самого заявил:

— Слушай, старшой! А ты почему с нами не работаешь? Смотри, кругом бригадиры работают так же, как и все, а ты что за цаца?..

Слова Андрея удивили всех, а старшой спустился с лестницы. Подошел к Андрею вплотную, поднес свой огромный кулачище к самому носу Андрея и процедил:

— Еще одно слово — и я из тебя мокрое место сделаю. Понял, шпана!

У Андрея в руках была кирка, он отступил на шаг и, бледнея от оскорбления, сказал тоже тихо:

— Еще хоть шаг — и я разможжу твою свиную харю…

Но тут-между ними с киркой в руках вырос высокий складный Савельич:

— Ты от парня отойди. Он, однако, правду сказал: мы у тебя не батраки и хотим, однако, работать по-людски, не за тридцать рублей в месяц.

Говоря это, он оттеснил старшого к скале. Как и большинство жуликов, старшой боялся человека, идущего на него грудью. Он привык всаживать нож в спину, а тут перед ним стоял саженный Савельич, рядом — Митрич, тоже с киркой в руках.

— Братцы! — прохрипел от злобы старшой, — что я могу сделать? Нам другой работы не дают. Хотите сдельную работу — просите десятника сами. Я тут ни при чем…

— А почему ты, однако, не работаешь сам? — продолжал наступать на него Савельич.

— Черт с вами, буду работать! — старшой встал и взялся было за лопату.

Савельич почувствовал от него перегар водки и сказал:

— Сегодня, однако, так и быть, иди проспись, а завтра мы тебя, как пить дать, заставим работать.

От бессилья лицо старшого покрылось крупными каплями пота. Злобно блеснув глазами в сторону Андрея, он ушел.

Найдя неожиданно поддержку Савельича, Андрей решил отделаться от старшого совсем. Отведя Савельича в сторону, Андрей рассказал о воровских делах старшого. Савельич, выслушав рассказ Андрея, разволновался. Он подозвал Митрича и передал ему слова Андрея про старшого. Митрич думал недолго. Он сразу же заявил Савельичу:

— Однако, паря, надо самим заявить в милицию, пока нас туда не позвали. Позор ляжет на всех. А как же? Вы, скажут, вместе работали и, значит, вместе воровали…

Старики, конечно, не боялись, что их понапрасну оклевещут, они просто не хотели иметь дело с милицией. Им не очень-то хотелось, чтобы их спрашивали, какими судьбами попали они на строительство.

К счастью, в милицию никому идти не пришлось. Возвращаясь с работы, они узнали, что их старшой обокрал товарищей по бараку и исчез в неизвестном направлении. Воры и жулики всегда боятся второй встречи с людьми, которые их раскусили.