Зигмунт Бауман принадлежит к числу тех определяющих «лицо» социологической науки сегодня ученых, которых невозможно представить с помощью привычных клише вроде «известный польский социолог» или «выдающийся британский социолог». Социология Зигмунта Баумана, не претендуя на абсолютную завершенность «системы» или «направления» в теории с целой «школой» последователей, являет собой особый образец социологической культуры, который нельзя свести ни к одной из известных парадигм, ни к какой-либо их эклектической комбинации. Волею судеб ему на собственном опыте довелось испытать и фашизм, и социализм польского образца, а после эмиграции в 1968 г. в Англию — и современный капитализм. Маргинальное положение З. Баумана по отношению к различным культурам и режимам позволяет ему сохранять критическую дистанцию наблюдателя, знающего ситуацию изнутри каждого из социумов, способного и сопереживать, и анализировать, и сопоставлять их проблемы, благодаря чему его социология способна выполнять функцию социальной рефлексии par excellence. Уровень этой рефлексии у З. Баумана не ограничивается эпистемологическими рамками социологии как научной дисциплины; это, скорее, экзистенциальная рефлексия, стремящаяся дать ответ на вопрос не только о том, как социология получает знание об обществе, но и о том, как возможно и чем оправдано ее существование в обществе.
Сверхзадачей и фундаментальным вопросом, который призвана решать социология в современном мире и который придает особую гуманистическую направленность социологии З. Баумана, является вопрос человеческой свободы — как ее обрести и как ею распорядиться. Власть и культура в современном обществе становятся основными областями социологического теоретизирования. Многочисленные книги З. Баумана (а их более 60) так или иначе сосредоточиваются на этих вопросах.
Систематический анализ современного общества в разнообразных его проявлениях, обусловленных нерасторжимой взаимосвязью власти и культуры, представлен в трилогии «Законодатели и интерпретаторы» (Legislators and Interpreters: On Modernity, Post-modernity and Intellectuals. Cambridge: Polity Press, 1987), «Современность и Холокост» (Modernity and the Holocaust. Cambridge: Polity Press, 1989) и «Современность и амбивалентность» (Modernity and Ambivalence. Cambridge: Polity Press, 1991).
Культура как практика, как действие (в Марксовом понимании), как двуединый процесс закрепления структуры и структурирования; асимметричная структура власти; социальный контроль в современном обществе и роль интеллектуалов; кризис современного «общества потребления» и «процесс децивилизации»; переход к «постмодернизму», который в последней из упомянутых работ З. Бауман определяет как «модернизм, смирившийся с собственной невозможностью» («Modernity and Ambivalence». Р. 272); геноцид как непременный спутник современной технократической цивилизации; социальные функции утопии в современном обществе; «досоциальные основания нравственного поведения»; социальный порядок в целом и амбивалентность — вот лишь самый общий перечень фундаментальных вопросов, позволяющих осмыслить современную реальность социологически.
Предлагаемая читателю книга З. Баумана — это еще одно подтверждение его приверженности постановке «классических» и социально-философских вопросов. Только на первый взгляд она может показаться обычным популярным введением в социологию, менее интересным по сравнению с его знаменитыми специальными работами. На самом деле это принципиальное сочинение, позволяющее составить представление о том, что З. Бауман понимает под социологией как таковой. Правда, сам он во введении утверждает, что обращался к одним темам, опускал другие, несколько раз возвращался к третьим, исходя из основной задачи книги: быть социологическим комментарием к повседневной жизни, а не всеохватывающей картиной социологии. Отнестись к этому утверждению надо серьезно, но правильно оценить его можно только в связи с другими высказываниями З. Баумана о характере и задачах социологии. Он неоднократно акцентирует родство и тесную взаимосвязь социологии и обыденного знания. В самом конце книги он высказывается недвусмысленно: социология — обширный комментарий к опыту повседневной жизни. Так это и надо понимать: вся социология, а не только часть ее. Однако не следует думать, будто те области профессиональной работы социологов, которые не столь тесно соприкасаются с обыденным миром, объявляются им ненужными или неинтересными. Просто то, что касается повседневности, имеет совершенно особый статус в социологии. Говоря словами поэта, «здесь речь идет о праве первородства».
«Социологический комментарий к повседневности» важен, по мысли автора, не только как теоретическая помощь, которую мы получаем от науки при объяснении происходящего. Социология выступает также в качестве важного ресурса индивидуальной вменяемости и свободы. Отдавая себе отчет в многообразии и обусловленности явлений социальной жизни, мы в значительной мере освобождаемся и от привычного автоматизма, и от внезапных аффектов в своем собственном поведении. Социолог наследует просветителю, но уже не как законодатель, а как интерпретатор, если вспомнить об одной из самых известных книг З. Баумана.
Обратим внимание прежде всего на сложность задачи, стоявшей перед автором. С одной стороны, он явно не собирался излагать только одну концепцию, «большую теорию», будь то своя собственная или чья-то еще. Он стремился дать обобщенное знание, представление об основных моментах социологического мышления, черпая материал из многих источников. С другой стороны, само единство изложения, сведёние многих концепций в рамках одной книги, одного круга рассуждений должны были бы внушить читателю мысль о некотором метатеоретическом единстве социологии. Однако это — по научным канонам — пришлось бы обосновывать в ходе сложной и нетривиальной процедуры кодификации научного знания, что явно противоречило бы основной интенции книги. А поскольку любая метатеория грозит обернуться либо сугубой формалистикой, либо «наиболее общей» и «единственно правильной» теорией, постольку возникает опасность утратить собственно предмет социологии или выступить с несоразмерными притязаниями. Все крупные современные теоретики решают эту проблему по-своему. Не составляет исключения и З. Бауман.
Для того чтобы оценить достоинства избранного им решения, обратим внимание на то, как мало в книге имен (не считая рекомендаций по дополнительному чтению, их всего шестнадцать, а за вычетом имен несоциологов — и того меньше). З. Бауман упоминает только «самых-самых» и только в том случае, если их концепции сыграли совершенно исключительную роль. Но главная особенность его заключается в том, что он иначе выстраивает аргументацию: идет не от теорий, а от проблем. Социология является особой дисциплиной (несмотря на всю сомнительность ее внутреннего единства, о чем так хорошо знают все современные теоретики), а социологическое мышление — специфическим способом мышления, потому что они особым образом проблематизируют социальную жизнь. Речь идет, подчеркивает З. Бауман, именно о проблемах, а не о решениях. Почти во всех случаях эта проблематизация имеет форму дихотомии, точнее оппозиции, пары противоположностей: «свобода и зависимость», «вместе и врозь», «власть и выбор», «порядок и хаос». Это именно социальные оппозиции, но в то же время — и конкурирующие перспективы рассмотрения социальности. Они выбраны в качестве лейтмотивов глав с тем, чтобы таким образом развернуть вокруг них целый веер определений, различений и наблюдений.
Так выстраивается не только картина социологического способа мышления, но и картина самой социальности. Пожалуй, если и можно было бы сделать какой-то упрек автору, то только разве что в недостаточно четкой пространственно-временной локализации его описаний. Строго говоря, речь в книге идет не об опыте повседневности вообще, а об обыденной жизни современного («постсовременного») Запада. Читая ее, мы узнаем себя и по-новому понимаем свою социальную жизнь в той мере, в какой она приближается к этому образу или совпадает с ним.
Новый, независимый взгляд на представляющиеся обыденному человеческому сознанию такими незыблемыми и естественно подавляющими индивидуальную свободу «воображаемые сообщества» и структуры «расколдовывает» их для нас и открывает новые перспективы человеческой свободы. В рабочем кабинете З. Баумана висит литография П. Пикассо с изображением Дон Кихота, сражающегося с мельницами. Если и можно предположить, что З. Бауман в какой-то мере отождествляет себя с этим образом (Culture, Modernity and Revolution: Essays in Honour of Zygmunt Bauman/Ed.by R.Kilminster, I.Varcoe. L.: Routledge, 1996. P. 7.), то наш современный социологический Дон Кихот сражается с ними не потому, что сам видит в них чудовищ, а потому, что хочет «расколдовать» их для нас, помочь нам взглянуть на мир свободно.
А.Ф. Филиппов, С.П. Баньковская