Ева подошла к своему бананово-желтому «порту» и оглядела забитую до отказа автостоянку.

— Что ты стоишь? Где твоя машина?

— Я… — Клаус какое-то время соображал, что ответить. — Моя машина в автосервисе.

— Могу тебя подвезти, — Ева вздохнула.

— Это превосходная идея, — сказал Клаус. Потом он словно что-то вспомнил. — Минутку, я сейчас вернусь!

Ева удивленно глядела, как он, пробравшись через заполненную машинами стоянку, перебежал перед носом разгневанных водителей дорогу, скрылся в лавчонке на той стороне улицы. Она сидела за рулем и ждала, ничего не понимая.

Клаус вернулся и, запыхавшись, повалился на сиденье. Он держал в руках одну-единственную лиловую орхидею и воткнул ее в вазончик, который был укреплен перед ветровым стеклом со стороны водителя.

— Вот теперь перед тобой будет твое отражение, — сказал он.

Ева слегка ударила его по плечу, потом обняла и поцеловала.

Клаус принюхался:

— Новые духи?

— «Скандал», — сказала Ева.

Клаус подмигнул ей.

— Твой папаша предупреждал, чтобы я воздерживался от скандалов.

Она рассмеялась и включила мотор.

— Хочешь поехать со мной в Зальцбург? — спросила она. — Сейчас заедем к тебе, захватишь темный костюм и зубную щетку… Что скажешь?

Он наморщил лоб. Однажды он уже побывал на ее концерте. Она сидела за роялем, как сказочная фея. Исполнялся а-мольный концерт Грига; она играла с невероятной экспрессией, одухотворенно, так что потом Клаусу в продолжение трех недель снова пришлось привыкать к мысли, что Ева — женщина, просто женщина из плоти и крови, которая любит венские сосиски с картофельным пюре. Он покачал головой.

— Извини, но я не могу… Лучше не надо.

На мгновение между ее бровями залегла кротхофская складка.

— Тогда предоставь мне, по крайней мере, возможность самой распорядиться своим временем.

— Это, в самом деле, зависит только от тебя. Кроме того, ты знаешь, я договорился с братом, что навещу его в Моосрайне. Мне бы хотелось как можно быстрее, осуществить свое намерение.

— Моосрайн? — повторила Ева. — Это совсем недалеко от шоссе, ведущего в Зальцбург! Если мы возле Хайдхауза свернем с автострады, считай, что мы уже там. Ну как, договорились?

В знак согласия он крепко пожал ей руку, лежащую на руле.

— Спасибо, Ева. Прекрасно. Едем. — Он усмехнулся. — Ты лучше ездишь в моем присутствии, а я — когда ты рядом.

Прежде чем они выехали на автостраду, Ева сделала идущее от сердца признание:

— Меня радует, что ты наконец согласился со мной.

Клаус бросил на нее многозначительный взгляд. Она застыла в напряжении.

— Ты что-то хочешь сказать? — спросил Клаус.

Солнце раскалило крышу машины. Клаус открыл боковое окно. Ветер ерошил волосы. Он скорее мешал, чем нес желанную прохладу. Ева, по-видимому, легче переносила жару. Ее холодный профиль с точеным носиком и небольшим, но весьма энергичным подбородком никоим образом не выдавал состояния ее души.

— Однако до сих пор ни тебе, ни мне никогда особенно не нравились совместные поездки, — сказала она. И добавила: — Я тебя еще не поздравила с большим успехом.

Клаус приподнялся на сиденье.

— Это еще не успех. Пока я только получил шанс. Твой отец — стреляный воробей. Он все и затеял. Уважаю.

— Он тебя тоже. Но не с моей подачи. — Ева передвинула рычаг на четвертую скорость, прежде чем снова заговорила. — Короче, он интересовался, как у нас с тобой дела.

Клаус подпер рукой подбородок и уставился на дорогу. Несколько минут ни он, ни она не проронили ни слова.

— И что ты ему сказала?

— Правду.

— А именно?

— Что я не знаю.

Клаус кивнул. У него было такое чувство, словно он не сделал того, что нужно. Не протестовал, не спорил. Конечно же, он должен был ей сказать, что она прекрасно все знает, потому что скоро год, как они встречаются. Возможно, Ева даже ждала, что он скажет что-нибудь в этом роде. Но Клаус не мог себя к этому принудить. По здравым размышлениям, он даже не знал, что у него с ней получится.

— Ты, наверное, тоже не знаешь, — произнесла в этот момент Ева.

— Ну что ты! — запротестовал он. — Мы с тобой лучшие друзья, не так ли? Разве этого недостаточно?

— Кому достаточно, а кому и нет!

Клаус откинулся назад и засмеялся, правда несколько принужденно.

— Я прошу тебя, Ева, больше не…

Она взглянула на него. Ее черные глаза метали искры.

Клаус сразу стал серьезным. Он повернулся в ее сторону и увидел ее тонкие руки в перчатках, лежащие на баранке автомобиля. Иногда, чаще всего во время обгона, она сжимала ее крепко-крепко, и тогда видно было, какие это сильные руки.

— Ева, — сказал он, — если все будет хорошо, мы продолжим разговор. Да? Я обещаю.

Она выпятила нижнюю губу и ответила не сразу.

— Ты думаешь, все останется так, как было? — спросила она, помедлив.

— Еще некоторое время. А почему бы и нет? У нас все было превосходно.

Клаус вынул из кармана пачку сигарет и закурил.

— Дай мне тоже, — попросила Ева.

Она выжала газ до отказа, и машина рванулась вперед.

Они свернули с автострады и пересекли по главной улице Хайдхауз — сонный городок, отличающийся от других только тем, что здесь множество кур, напуганных машиной, кидались под колеса с настойчивостью самоубийц.

Затем они взяли курс на Моосрайн. Дорога шла у подножий гор и зимой и летом содержалась в порядке за счет заезжих путешественников.

— Нам туда, — указал Клаус на небольшую деревню, показавшуюся из-за поворота.

Ева притормозила и направила машину к стоящему на обочине уже довольно старому «форду-таунус».

— Ну и дела! — удивленно произнес Клаус. — У Леонгарда гость? Это невозможно. Он торчит в деревне именно потому, что бежит из города в поисках тишины и уединения и очень не любит, когда ему мешают.

За высокими елями в глубине сада виднелся дом в баварском стиле, дружелюбный и приветливый. Он сиял белизной, крыша была красной, а наличники — зеленые. Весь его облик радовал глаз и располагал к ночлегу.

— Ты зайдешь со мной выпить чего-нибудь освежающего? — спросил Клаус.

Ева замотала головой.

— Боишься сенат-президента? В отличие от меня он даже понимает кое-что в музыке.

Ева осталась непреклонной.

— Не сердись на меня, Клаус. Мне нельзя ничего пить, а холодного в особенности. Тяжесть в желудке делает меня нервозной.

— За роялем?

Она кивнула.

— Это проходит, — сказал Клаус.

— Или нет. Пока!

У Клауса осталось грустное чувство, словно он забыл что-то ей сказать, какие-то мелочи. Но ему было не по себе. Он поглядывал на. орхидею, которую купил. Она была по-прежнему прекрасна, хотя по краям появились следы увядания.

— Пока!

Он вышел из машины и глазами проводил Еву до поворота, затем закинул руки за голову и потянулся. Его взгляд скользнул по серо-зеленому «форду». Кому он мог принадлежать? Впрочем, это выяснится как только он войдет в дом.

Садовая калитка жалобно заскрипела, словно хотела предупредить Клауса о чем-то. Но тот не обратил на это внимания.