Северо-восточная Эрафия 10-й путь Лун, 987 год н. э.
Карету трясло на булыжной мостовой. Ивор ехал уже полчаса, и за все это время пленившие его люди не проронили ни слова. Зато у них были чуткие астральные уши, и думать о своем эльфу приходилось с большой осторожностью. Не хотелось давать монахам лишние поводы для тревоги.
А подумать Ивору было над чем, и в первую очередь над словами Солмира. Маг сказал, что темные охотники идут по его следам. Как это понимать? Ясное дело, что, упустив его в Александрете, нойоны не успокоились. Не получив архив и не добившись ничего путного от Корониуса, они просто убили посла Совета. Теперь вновь идут за ним. «Что же было такого ценного в их фолийской экспедиции?» — не мог понять Ивор. И эта неясность раздражала его более всего.
После потопа разведчик покинул Александрет незамеченным, по крайней мере он так считал. Единственным, с кем он подробно говорил в Рейхавене, был его учитель Алагар — глава разведки. Кроме него и пары верных стражей Ивор ни с кем не общался, его никто не видел.
Теперь вдруг оказывается, что у него на хвосте, да ещё и с самого возвращения в Эрафию, висят посланные нойонами убийцы. Вывод напрашивался один. В столице, вернее, в разведке у бессмертных было доверенное лицо, эльф-оборотень. Он ничего не делает, лишь время от времени передает информацию. Первый пришедший на ум вариант — Фарсал Одри. Пользуясь положением своего дяди, главы Совета Правды друида Эллезара, он оклеветал Ивора. Заставил бежать из страны, по сути, заставил вновь искать архив. А что если это и есть план нойонов? Они знают, что архива он не привез. Теперь используют его, как живца на рыбалке, хотят найти утерянный информ-кристалл и вернуть себе. Вероятно, это и имел в виду Солмир.
Такое соображение льстило его самолюбию. Неужели враги столь высокого мнения о его способностях? А может, эти монахи и есть их посланцы? Нет, он отмел дикую мысль, они никак не тянут на агентов тьмы. С другой стороны, ключом провала было то, что там, в Фолии, полгода назад Фарсал захотел выявить предателя из числа высших эрафийских вельмож. Хотел поймать именно человека. Этот момент и стал переломным, после него начались все их провалы. Они подошли к какой-то чрезмерно защищенной фигуре. К человеку, ради спасения которого истинные нойоны, не побоявшись быть обнаруженными, зачистили их в Фолии. Учинили такой позорный разгром и эту травлю на родине. Загадочная фигура их резидент, главный человек, к которому сходятся все нити. Возможно, эти монахи укажут на след? Нет, вновь оборвал себя Ивор. Самым подходящим на эту роль был Лоинс, глава торговых дел Церкви и вице-магистр ордена. Один из десяти самых влиятельных людей вблизи короля, попечитель отрекшегося Катберта Грифонхата.
Однако после начала пересмотра дела о заговоре и трагической гибели подозреваемого клекстонского торговца Йодля сам Лоинс был спешно доставлен в столицу из отдаленного замка. Над ним состоялся новый скорый суд, и по обвинению в продолжении подрывной деятельности даже из заточения архиепископ неделю назад был повешен.
Если за заговором в Александрете стояли нойоны, то почему они смогли убить Корониуса, но не покушались на Эдрика, который был защищен намного хуже? Корониус был опытнейшим магом, воином и чародеем, но все равно пал от руки нойона-охотника. Если бы все было так просто, они бы тогда же убили и короля! Если бы Лоинс был им так дорог, они бы спасли его, а не оставили на расправу… Нет, нойоны никогда бы не позволили своему верному человеку пасть так легко, но если не он, то кто? Это должен был быть человек из ближнего окружения короля или канцлера, властолюбивый и обделенный чем-то. Скорее всего, старый. Ведь старость и страх смерти всегда толкают в руки нойонов с их неотразимым соблазном вечной жизни.
Возможно, меня везут как раз к этому человеку. Напротив эльфа сидел новый вице-магистр ордена Карлос Мартинсон. Это опытный и сильный монах, не воин, но отличный специалист по астральной защите. Если его послали, значит, уровень встречи очень высок. Если неизвестный соратник нойонов решился действовать напрямую — это огромная удача. Совершенно случайно у Ивора появлялся шанс узреть болезненную точку врага. Их человека в верхушке Эрафии.
О планах нойонов Ивор знал куда больше, чем даже Алагар. Все руководство Фолии было у них в руках, и в первую очередь герцог Брохильд. В Кревланде уже почти год шла гражданская война, и сейчас чаша весов склонялась в невыгодную эльфам сторону. Таталия вступила в войну с Фолией и, судя по всему, её проигрывала.
Картина складывалась неприятная. Ложь, предательство и подкуп открыли двери для влияния темного круга на половине континента. Они готовятся к нападению, но их силы невелики, как же они думают одержать победу?!
Незадолго до отправки в Фолию он посещал Совет Правды и там был посвящен во многое, что прежде было известно лишь арагонцам. Силы нежити на порядок уступали Белым. За ними было в первую очередь качественное превосходство. Даже тысяча живых мертвецов не могла остановить титана. Потери в последней войне стихий две сотни лет назад были огромны. При таком раскладе атаковать решится только безумец. Нойоны всегда показывали себя мастерами изощренного коварства, никогда не шли на риск. Воевали только если видели шанс победить. «Значит, мы все чего-то не знаем — и король Эрафии, и наш Совет Правды, и даже Арагон». Неизвестность страшила как никогда.
Вопрос магистра Мартинсона прервал его раздумья.
— О чем задумались? От опасных мыслей голова может взорваться! — он скривил сморщенные старческие губы.
Что это, угроза? Известно, что нойоны таким образом разрывают астральное тело.
— Это, надеюсь, шутка?
— Без сомнения, — улыбнулся Мартинсон.
— Кстати, — карета остановилась, и стало слышно, как охрана гарцует на своих рысаках, — мы приехали и надо будет, если вы не против, завязать вам глаза. Через астрал, как вы догадались, здесь смотреть не удастся…
— Ладно, ладно, — качнул головой эльф и позволил надеть черную повязку. При этом он сам закрылся от астрала, стесняемого вокруг несколькими монахами ордена. Разведчик чувствовал в округе их не менее двух десятков. Несколько шагов по улице, скрип массивной двери, и вот они ведут его по коридору. Потом по длинной лестнице, несколько пролетов. Наверное, третий этаж, считал Ивор про себя. Напряжение в астрале все росло, было ясно, что защита вокруг тела того, с кем предстояло говорить, мощная. Но кто это — правитель, дипломат или крупный торговец? Когда повязку не с первого раза, но все-таки стянули с его глаз, он, ожидавший всего, был поражен тому, с кем ему предстояло вести беседу.
— Канцлер Инхам?
— Удивлены? — со смехом сказал седовласый человек с мелкими чертами лица, легкой седой бородкой и живым огоньком в глазах. — Я рад, что меня узнают. Вы пьете кофе?
— Что?
— Кофе, это такой удивительный напиток из тертых зерен одного карнского растения. Южные купцы в Энрофе продают его по десятку золотых циллингов за фунт. Достойная плата за столь долгий путь и сохранение магического аромата, он придает сил и способствует умиротворению.
Старик замахал руками и, откинувшись в кресле, поднес к губам тонкую фарфоровую чашечку — прелестно!
Он указал на ещё одну, стоящую на подносе, также полную темно-коричневого отвара с дразнящим ароматом. Они сидели в небольшой комнате, обитой красным бархатом, обставленной мебелью красного дерева и редкого лордаронского дуба, с золотистой древесиной. Это была официальная резиденция под знаком короны, на что указывали многочисленные гравировки эрафийских гербов. За спиной канцлера замерли несколько монахов ордена в состоянии глубокой медитации. Они творили колоссальную магическую броню вокруг тела своего хозяина, так что ни о каких незаметных астральных действиях речь идти не могла.
— Не откажусь, — вежливо ответил Ивор и взял с черного подноса вторую чашечку.
— Вы ведь ищете кое-кого? — спросил канцлер.
— Да, ищу. «Глупо, почему он так начал, что-то здесь не то. Они так не работают», — думал рейнджер.
— Вы опытный игрок, Ивор, и предлагаю вам играть в открытую, не темнить. Ведь мое положение прочно, а ваше едва ли… Я знаю, эти монахи не чета вашим высшим друидам, но их сил достаточно, чтобы лишить вас надежды на всякую магию!
— Не стоит начинать разговор с угроз. Ведь это вы хотите мне что-то сказать, если я верно понял вашего друга Мартинсона?
— Дерзко, но я все равно буду говорить откровенно. Думаю, вам это будет небезынтересно. В вашем номере, там, где вы остановились, вас ждет молодая девушка. Она хочет передать вам письмо от одного из членов царствующего дома. То, что там написано, провокация и может толкнуть вас на шаги, которые будут иметь плачевные последствия, как для вас лично, так и для договора о добрососедстве между нашими странами. Для отношений с эльфами в целом…
— Я догадываюсь, о ком вы говорите, канцлер, но не понимаю, чего вы хотите от меня.
— Чтобы вы помогли мне в двух делах!
— В каких? Пока из ваших слов намерения видны не стали!
— Да, я не такой мастер красноречия, как мой холеный заместитель Рууд, но вот о чем я вас прошу, вернее, требую. Первое — участвуйте в аресте подозреваемой в шпионаже в пользу других стран особы, что находится сейчас в вашем номере на постоялом дворе, где вы остановились вчера вечером. Второе — помогите провести через территорию Лордарона караван со специфическим грузом, вам с вашими связями сделать не очень трудно. Вот и все.
— Но позвольте, я ничего не понимаю, при чем здесь я и какая-то шпионка с письмом от царствующего дома? Какой караван? Я, конечно, торговец, но не имею ничего общего со всеми этими делами шпионажа и магии! Не вожу я караванов в Кревланд, от которого одни убытки! Что вам все-таки от меня надо?
— Хватит, хватит устраивать здесь комедию, Ивор. Вы агент авлийской разведки, ученик их главы Алагара, я это знаю. Мне наплевать, зачем вы сюда приехали, но вы очень подходите для выполнения этого задания, а значит и вопросов тут быть не может, — канцлер отхлебнул ещё кофе, и в его голосе послышался прежний миролюбивый тон. — Кроме того, вы не спросили, что я предложу вам взамен.
— И что же?
— Амнистию, полную амнистию, но только не говорите мне сейчас, что вы чисты как младенец. Прямо скажу, что не знаю, что вы ищете в моей стране с таким усердием, но знаю, что вы идете по трупам. У нас достаточно обвинений против вас. Вы говорили в Александрете с Лесли Тейквангеном. А через полчаса после вашего ухода он был найден в своем кабинете обезглавленным. Кстати, голову так и не нашли, интересно, на что вам она сдалась? После вас туда никто не входил. При вас не видели свертков, а голова исчезла, чудеса, правда? Говорят, магия может все, но это больше походит на трюк бродячего факира. Дальше деревня Бренн…
Канцлер продолжал ещё что-то говорить. Но Ивор уже не слушал его. Он думал о двух вещах. Во-первых, это охотники. Они идут за мной, как и предупредил Солмир, и убивают людей одного за другим. Во-вторых, похоже, этот допрос у канцлера — провокация, и чем быстрее я отсюда уйду, тем легче отделаюсь. Если у людей в своем правительстве такой разброд, если правители так измельчали, то захват Эрафии не будет для нойонов сложной задачей.
— Наконец этот несчастный ремесленник Ёган Фолкин. Он сошел с ума и находится в приюте для душевнобольных, под патронатом нашего ордена. По-моему, список более чем исчерпывающий. И, кроме этого, меня информировали из источников, близких к вашему руководству, что на родине вы объявлены в розыск по подозрению в измене. Почерк, правда, похож на нежить. Преступлений хватает, чтобы вас повесили в ближайшем суде, а я предлагаю вам жизнь в обмен всего на две услуги!
Рейнджер поежился в кресле. Все это выглядело нереально и глупо, он ожидал совсем другой встречи.
Надо бежать, это какая-то дешевая провокация, но чего он хочет своим тупым шантажом, я слышал, он жесткий и неумный человек, но настолько… Это не мастера разведки, а профаны. Ивор встал и, обойдя кресло, бросил взгляд на окно. На нем не было плотных ставень и стальной решетки.
— Что за караван? Мое согласие стоит информации, — спросил эльф настороженным голосом. Он искусно изображал, будто нервничает как преступник, которого вот-вот арестуют.
— Караван с важным грузом, который ждут в Кревланде! Сейчас он в убежище на границе с Лордароном, у вас есть личные связи с некоторыми баронами, вы легко без большой охраны и привлечения внимания доведете его до страны варваров. Окна авлийской разведки, как я понимаю, ещё не успели захлопнуться для вас. Говорят, Алагар вам верит… Мне нужно, чтобы груз прошел незамеченным. Я уверен, это несложно. Окажите мне услугу, и помимо прекращения всяких разбирательств вы завоюете мое доверие, разве такой контакт не нужен Алагару? Он может узнать все об эрафийских делах, если покажет достаточную заинтересованность. В вас не верят на родине, а я в вас верю. У меня сейчас есть ряд проблем, и я могу удачно их разрешить с вашей помощью. Лишний риск мне не нужен. Я предлагаю достойный обмен.
— Все же вы рискуете, так откровенно говоря со мной.
— Очень немногим…
— Думаю, — Ивор вновь привстал, а канцлер, допив кофе, наоборот, вальяжно устроился в кресле. Эльф продолжал ходить и, пройдя около сомнамбулически замерших монахов, оперся на окно, — думаю, мой ответ «нет», господин канцлер.
— Жаль, даю вам последний шанс передумать. Ваши астральные силы блокированы, эти люди не так хорошо расположены к эльфам, как я, — Инхам указал на монахов у себя за спиной. Адепты ордена вышли из медитации и готовились творить боевые заклятия. — Ну так что, вы будете работать на меня?!
— И вы не боитесь шантажировать того, кто сошелся в делах с нойонами?
Канцлер почему-то смолк, потом рассмеялся: «Нет, не боюсь!»
— Зря! — Ивор выбил решетчатое окно и прыгнул вниз.
Взрыв, огонь! За его спиной все смешалось. Ржали лошади, несколько монахов, охваченные огнем, бросились в разные стороны.
Ивор был не так прост, его многому научили в Арагоне, и сейчас силой магии он сотворил ряд столь мощных заклятий, что их применение было заметно в наблюдательных пунктах арагонцев, Авлии и даже нойонов. Эльф бросился бежать по улице, а за его спиной уже призывно звали рога королевской гвардии и ордена Святого Фавела.
Как он бежал! Рейнджер пугал людей, передвигаясь много быстрее всадников. Повороты окраины, какая-то помойная гора, канавы, грязь вокруг. Погоня то отставала, то приближалась вновь. Один раз одинокий монах выскочил прямо перед ним, но Ивор смог легко его оглушить. Потеряв ориентацию, несчастный так и остался бродить по выгребному каналу, не отвечая на насмешки и вопросы зевак.
Два часа спустя он был перед воротами гостиницы. Озираясь и осторожно прощупывая астрал, в ожидании засады он подошел к стойке и спросил у хозяина, не справлялся ли о нем кто-либо? Оказалось, таких было двое. Старик в одеждах верхушки ордена и девушка. По описанию он не смог её опознать, старец же очевидно был Мартинсон. Наглые все ужасно, даже не переодеваются, подумал Ивор. Значит, не верили, что я могу отказаться.
Мысли Ивора вновь вернулись к разговору с канцлером. Почему девушку ещё не арестовали? Ведь Ин хам просил его помощи, не хотел светиться. Может, у неё какая-то грамота охранная? Говорили о письме, оно наверняка от Эльзы — Эльзы Грифонхат.
Вдруг небритый хозяин наклонился через стойку и, подозвав уже хотевшего уйти эльфа, зашептал ему на ухо:
— Она будет ждать вас на улице Святого горного ручья в доме старухи Хлои…
Ивор сунул ему в руку пары золотых монет.
— Если монахи ордена или старик будут и дальше интересоваться мною, скажешь, что тебе ничего не известно. Как они поднажмут, покажи им записку.
Он взял перо и, обмакнув в чернильницу, написал женским почерком послание, отсылавшее преследователей в совсем другом направлении.
— Если же они вернутся и будут усердствовать, — Ивор с усмешкой изобразил сутану, — скажите им правду, не геройствуйте понапрасну!
Эльф вышел через черный ход на ночную улицу. Она была почти пуста. Рейнджер расстегнул ворот, раскрыл грудь и глубоко вдохнул. О, Творец, зачем же и её втянули во всю эту кашу?! Вместе с тем как его тело наполнялось холодным и свежим обжигающим воздухом, его мысли наполнялись одним именем — Эльза.
Эльф встретил принцессу на представлении их дипломатической миссии её отцу, королю Эдрику. В помпезном тронном зале, во дворце Грифонхатов в Энрофе был дан большой бал. Потом были встречи и прогулки в садах, забывчивость и грустное томление, ожидание. Затем пошли слухи, сплетни, давление Алагара. Их отношениями интересовались в Совете Правды. В конце концов, его отозвали на родину и отправили в Фолию. Он не виделся с принцессой почти полтора года. Писал ей письма, но в последнее время все реже. Он не знал главного — мнения его величества об их отношениях.
А теперь, что теперь будет?! Его не ждут дома, по следам идут монстры-охотники бессмертных нойонов.
А тут в Эрафии он чуть не убил канцлера и отказался от его предложений. Эдрик вряд ли одобрит выбор дочери. Но думать следовало не только о себе. Нельзя было забывать о задании. Не найдя того парня, которого летом в Александрете пытался схватить нойон, ему, Ивору, не найти выхода из этого замкнутого круга.
Он чувствовал — мир на пороге чего-то нового, серьёзных изменений. Весь астрал был пронизан чувством великого ухода. Ему все чаще казалось, что Белые истинные маги что-то тщательно скрывают, и как бы благодушно ни был настроен Солмир, он не скажет.
Становилось все холоднее, со стороны реки улицы города начинал застилать туман. Ивор остановился, перед ним был накренившийся, нежилой на вид дом. Лишь тусклый свет масляных лампад на втором этаже говорил о том, что и свечи стали для хозяев слишком дороги. Прочитав на облупившейся краске «Двор Хлои», он уверенно прошел внутрь. Один лишь взгляд успокоил сорвавшегося было с цепи пса. Эльф подошел к двери, астральным пассом открыл её и понял, что пришел вовремя.
Канцлер Инхам поправил сползшую с плеча парадную ленту, огляделся и подошел к зеркалу. Он был все в том же доме, где недавно принимали Ивора. Правда, в другом крыле, противоположная часть здания была сильно повреждена. Запах дыма и паленого дерева проникал даже сюда, в эти удаленные покои. Он встал перед большим зеркалом и долго разглядывал собственное лицо. Затем протянул вперед руки и ослабил манжеты на рукавах белоснежной шелковой сорочки. Дотянулся до основания шеи с обеих сторон. Легкое движение, щелчок, и кожа на его щеках стала собираться глубокими складками, — вскоре канцлер Инхам перестал быть собой.
Тончайшая бесцветная, вернее, прозрачно-голубоватая магическая маска дрожала в руках своего хозяина.
Он аккуратно сложил её треугольником, потом ещё дважды и опустил в металлический ящичек, в котором колыхалась желтая маслянистая жидкость.
Закрыв ларец, он несколько раз дернул шнурок. Из дверей появился невысокий плотный мужчина с обожженным лицом.
— Фош, — тихим и легким голосом обратился хозяин маски, — все мои вещи в карету. Мы возвращаемся в Энтибрасс! Но прежде мне нужен таз с водой!
Когда слуга исполнил этот приказ, высокий сильный поджарый человек опустил голову в таз. Седая бородка и волосы парика легко отошли. Человек собрал комья мокрых волос в кучу и выкинул в стоящее под ногами ведро. Снова умылся и подошел к зеркалу.
— М-да, неплохо, неплохо, — бормотал он и внимательно разглядывал собственное лицо. Прямой, чисто эрафийский нос, тонкая, тщательно выбритая бородка, брови и черные как смоль волосы, глаза сине-зеленые и большие, как трясина, притягивающие к себе взор. «Да, Эдгар Рууд, сегодня ты был великолепен! Это было интересно, даже возбуждающе», — подумал он.
Вице-канцлер вышел за дверь и почти бегом спустился на первый этаж. Там стояли две окованные сталью, бронированные кареты, его и Мартинсона. Святой отец прогуливался по двору. Снаружи были с десяток монахов ордена и столько же королевских гвардейцев.
— Все прошло отлично, — радостно заметил герцог, — надеюсь, вы приказали не задерживать нашего гостя?
Магистр кашлянул и поправил прозрачный крест на груди.
— Конечно, как и договаривались, так едем?
— Я думаю, нам лучше ехать раздельно, чтобы не вызывать подозрений. Вдруг у этого эльфа есть поддержка в городе? А дом, — герцог обернулся, — сожгите. Чтобы никто не опознал это место. Погода портится, не приведи Велес, пойдет дождь. В такой ветер искры факелов далеко сносит, не нужно жертв!
— Хорошо, — поклонился магистр ордена.
— Сделайте, что должно, и не забудьте, сегодня губернатор дает бал в честь моей очаровательной невесты, надеюсь там вас увидеть, — Рууд похлопал монаха по плечу и сел в карету, но дверь не захлопнул.
— А все-таки, после того как они поговорят, что делать с эльфом и этой девушкой?
— Ну, не прекращай поиски совсем, чтобы он ничего не заподозрил. Ищите так, как искал бы сам канцлер. Когда эльф доберется до восточной границы, всем станет легче. Месяц-другой, и все будет кончено. Увидишь, сами авлийцы попросят его искать. Дело сделано, теперь его надо беречь, чтобы пташка пропела песнь тогда, когда нам с тобой нужно. А с какими целями он будет мотаться по стране, не все ли равно?
Монах недоверчиво покачал головой.
— Поверь, если бы это было опасно, я бы знал!
Герцог захлопнул дверцу, и возница с гиканьем принялся нахлестывать лошадей. На одном из поворотов Рууд высунулся в окно. Было видно, как позади, в низине, в самом центре пригорода горит дом.
Что ж, урожай посеян, осталось собрать плоды. Когда его карета въезжала во дворец губернатора Энтибрасса, на далекой окраине в постоялый «Двор Хлои» вошел Ивор.
Внутри было довольно темно, пахло гнилью и сыростью. Это был бедный квартал, и эльф в принципе не ожидал попасть в царские хоромы. Сразу за дверью — замусоренная парадная. На сломанной и держащейся на каких-то ящиках кровати ютилась старушка, хозяйка дома.
— Она там, в гостиной, — хозяйка зашлась кашлем, — ждет вас!
Ивор поклонился и поблагодарил женщину. Проходя дальше, эльф сотворил легкое заклятие, снимающее спазм легких. Мгновенно излечить от тяжкого недуга он не мог, но облегчить страдания было ему по силам.
Гостиной то место, куда прошел Ивор, назвать было сложно. Маленькая темная комнатушка, посредине стол, окруженный стульями, сплетенными из ивняка. На столе лежала недоеденная лепешка и небольшая сумочка из голубого шелка. Она так контрастировала с обшарпанной обстановкой дома, что просто не могла не приковать к себе взгляд. Черным комочком ютились рядом маленькие женские перчатки. Ивор решительно шагнул к столу, но запнулся о какой-то разбросанный по полу хлам. В комнате было очень темно, несколько огарков свечей тлели на засаленном канделябре. Эльф на ощупь проверил прочность ближайшего стула, присел и стал ждать. Рейнджер прекрасно знал, что девушка здесь. Она стояла там — во тьме за портьерой — и наблюдала за ним, а он за ней с помощью магии.
— Я рада, что вы наконец пришли! — эти первые её слова овеяли его удивительной мягкостью и теплотой. Было ясно, это говорит первая фрейлина. Не опытная статс-дама, а весьма ранимая душа уже не ребенка, но ещё не женщины. Ей было зябко. Поверх платья девушка накинула шаль, но руки все равно мерзли, и она то и дело потирала пальцы, чтобы те не посинели от холода.
Ивора больше поразило другое — как она изменилась, повзрослела и похорошела за эти несколько лет. Из маленькой, нескладной девочки выросла прекрасная девушка с волнующей сердце улыбкой и яркими глазами. Ивор был искренне, глубоко влюблен в Эльзу Грифонхат, ни титулы, ни пропасть в положении не затмевали перед ним её индивидуальность. Но как мужчина он так же мог по достоинству оценить верную подругу своей возлюбленной. В Аделаиде все притягивало взор, заставляло опускать глаза, чтобы не казаться слишком дерзким. Казалось, причинить боль этому существу невозможно. Правильные, некрупные черты лица, небольшой рост, чуть оттопыренная верхняя губка, чуть курносый нос. Она ссутулилась от холода, но это не могло скрыть идеальную фигуру, точно очерченную сшитым специально для неё голубым платьем. И главное — глаза, голубые и яркие, скрывавшие неимоверную силу.
— Вы так смотрите на меня, будто никогда не видели. У нас мало времени, не стоит тратить его на пустые формальности. Рада, что вы вообще узнали меня! — улыбнулась Аделаида Торнтон.
— Ты так по-взрослому говоришь, я ведь помню тебя совсем девочкой, а не придворной дамой. Ты выросла, и я смущен. — Ивор встал и пододвинул её стул.
— Я должна передать вам письмо от Эльзы. Я его не читала, но полагаю, речь идет о вице-канцлере Рууде. Вы ведь знаете, её великий отец хочет выдать принцессу замуж за герцога!
Ивор понял — теперь у него в Эрафии появился новый соперник, и очень могущественный. За один день нажить себе целое правительство врагов! Это рекорд, к сожалению, гордиться нечем. Он вспомнил сегодняшнее расставание с Инхамом. Девушка раскрыла дорожную сумочку и достала запечатанный свиток. Щелчком отскочил скрытый замок, футляр раскрылся, и Аделаида извлекла свернутый лист, нисколько не пожелтевший за эти четыре месяца странствий.
— Вот, возьмите, — она протянула ему бумагу. Их пальцы встретились, и девушка на мгновение замерла.
— Вы зря так волнуетесь, — поспешил успокоить ее Ивор. — Я, наверное, никогда не перестану восхищаться вашей красотой, но мое сердце говорит мне только одно имя, и это имя Эльзы!
Он развернул свиток и углубился в строки. Его лицо то и дело менялось, но осталось напряженным до самого конца. Отблески тусклого огня трех свечей играли на его коже, отражались в глазах. Аделаида смотрела и видела этот внутренний огонь, огонь любви. Лишь теперь она успокоилась, больше не сомневаясь в том, что мимолетное мужское желание померкнет в этом великом всеобъемлющем огне. В то же время ей было непривычно, что Ивор теперь обращался к ней на «вы». Видимо, это было той необходимой условностью и неразличимой гранью, которую решил не переходить молодой эльф.
Ивор читал, и воображение бойко рисовало образ его возлюбленной, Рууда, которого он знал слабо и видел всего однажды, короля Эдрика. Одна мысль безжалостно билась в его разуме — теперь осуществить его миссию будет много сложнее, ведь личные интересы вновь пересекаются с государственными.
Эльза писала:
«Любимый, если ты читаешь это послание, значит, я спасена. Я знаю, ты не позволишь мне погибнуть от несправедливости, горя и отчаяния. Мой отец после военного мятежа в Александрете проникся необыкновенным доверием к вице-канцлеру Эдгару Рууду, разоблачившему заговорщиков. В награду этот коварный интриган запросил моей руки, а не денег, земель или титулов. Отец, к сожалению, согласился. Моё мнение никого не интересовало, даже то, что Эдгар почти вдвое старше меня, не стало достойной причиной для отказа. Я пыталась говорить с братом, с членами совета, но меня никто не слушал. Однако кое-что мне удалось. Свадьбу отсрочили, но следующим летом случится важнейшее событие, наша помолвка. Её назначили на праздник солнечного дня Велеса, в шестой месяц года. До тех пор меня и Рууда отец отправил в путешествие по стране, чтобы мы свыклись друг с другом, и в будущем нам было легче жить вместе. Ты знаешь, что каждый день, проведенный без тебя, тяжестью отдается в моем сердце, а каждый день в присутствии этого скользкого негодяя дается мне вдвое больнее…»
— Что это за звук? — оторвавшись от письма, спросил Ивор Аделаиду.
— Что?
— Я спрашиваю, что за странный звук? Слышишь шорох, это шуршание там, наверху?!
— Хозяйка говорит, что крышу дома облюбовали летучие мыши, она даже кормит и приманивает их, оставляя объедки. Старушка одинока, любит зверей, у неё ещё кошки в доме и собаки во дворе.
— Я видел, — Ивор понизил голос до шепота. Он уже не слушал её, опытный рейнджер четко уловил другой звук — астральный, звук летящей в ночи приближающейся смерти.
— Уходим, немедленно!
— Что такое, я не понимаю?
— Нет времени объяснять, бежим! — он схватил её за руку и, не позволив одеться, буквально вытолкнул на улицу.
— Отпусти меня! От чего мы бежим, надо забрать вещи, попрощаться с бабушкой!
— Нет времени, — задохнулся от нахлынувшей слабости Ивор, — где здесь ближайшая конюшня, где можно купить лошадей?!
— В паре кварталов отсюда, но сейчас ночь, кто будет торговать?! Объясните, зачем и от кого мы бежим?
— Послушай, крошка, если ты хочешь остаться живой, не задавай сейчас вопросов, я все объясню, но не сейчас. Нам надо расстаться, возвращайся в Энтибрасс, во дворец к принцессе. Скажи, я сделаю все, что она просила!
— Но вы даже не дочитали! — обидчивым тоном, уже устав от быстрого бега, шептала Аделаида.
— Помолчи хоть минуту!
Они выбежали на небольшую площадь. Здесь, видимо, всю ночь напролет гуляли местные жители, у кого-то была свадьба. Выступали артисты из табора редкого кочевого народа шейди — «Людей дорог». Люди в ярко пошитых рубахах играли на гитарах какую-то веселую мелодию, били в бубен, вели на цепи дрессированного медведя и несколько кривлявшихся гоблинов. Вся улица была заполнена танцующими, огонь факелов ярко освещал окрестные домишки. Беглецы чуть не потеряли друг друга в этой разноцветной толчее.
— Конюшни где-то в трехстах ярдах по этой улице, — сказала Аделаида. Она смотрела в глаза Ивору, ожидая объяснения.
— Не нужно, я куплю лошадей у шейди. Они конокрады, и, кажется, я знаю здесь кое-кого, — Ивор успокаивающе погладил её плечо. — На конюшне мне ночью и правда придется с боем лошадь уводить. Пойми, я не могу объяснить все сейчас. Просто верь мне! Через месяц я пришлю к вам своего человека с письмом, если он не прорвется, то следующего через два месяца. Я постараюсь ответить вам на все вопросы. Никому не рассказывай, как мы бежали оттуда. Не спорь, даже Эльзе не говори, — он приложил ей палец к губам, — это очень опасно, у них везде уши, везде!
— У кого у них?
— Прощай, девочка, когда вернусь, все будет лучше, я надеюсь, — он поцеловал её в лоб. — Теперь уходи, уходи быстрее, не дай создатель им узнать, кто ты. Будет ещё хуже. Уходи быстро!
Аделаида шла по улице, то и дело оборачиваясь. Она уже не видела эльфа, скрывшегося в толпе, но её разума достиг его ласковый, теплый голос:
— Иди, все будет хорошо, уже скоро все будет!
Вмиг успокоившись, она направилась к центру города. Туда, где сверкал огнями стоящий на холме дворец губернатора. Нервная дрожь прошла, Адель шла спокойно, больше ни разу не оглянувшись.
Ивору удалось выторговать у шейди не только лошадь, но и целый возок припасов. Табор надолго остановился в городе, и теперь они избавлялись от лишних тягот. Только сейчас, трясясь в старой кибитке на пути к лордаронской границе, он смог дочитать письмо Эльзы. Почти каждый день пути он потом снова и снова перечитывал его. А путь до постоялого двора, затерявшегося в отрогах Великого хребта, на востоке Лордарона, был долог.
«…и все-таки, — писала Эльза, — я придумала способ обмануть Рууда, при этом не сильно разгневав отца.Целую, твоя Эльза».
Помолвка должна произойти в городе Клекстон. Там, как ты знаешь, находится крупнейшая и лучшая в стране школа боевых искусств — Королевская военная академия. Каждый год в честь дня Солнца и славы Велеса там проводятся бои мастеров и открытый рыцарский турнир. Мой отец обожает Академию и её Старшего мастера Ламарка, бывшего учителем фехтования во времена его молодости. Потому он привязал нашу помолвку к этому состязанию. К несчастью, Рууд популярен в народе, и отец пытается преследовать здесь государственные цели. Кроме того, при дворе не найдется ни одного смельчака, кто бы объяснил отцу, каков герцог на самом деле. Ведь все придворные знают, что он изощренный лжец, мошенник даже в мелочах. Этот интриган ради своей выгоды пойдет на всё. Рууд любит не меня, а корону. Даже Кристиан не понимает, в какой опасности он будет находиться в случае нашего брака. Я уверена, герцог спас отца от гибели в Александрете только потому, что ему это было выгодно. Он приобрел невиданное прежде влияние и власть. Такое понятие, как благородство, ему незнакомо.
Милый, если ты прибудешь в Клекстон накануне моей помолвки, то можно использовать последний шанс. Мой отец хорошо помнит о наших отношениях тем волшебным летом. Он не является ненавистником эльфов, наоборот, чувствует себя виновным после гибели вашего посла при потопе в Александрете. Если ты пройдешь к нему лично, скажешь о том, что ты испытываешь ко мне… Он спросит о твоих заслугах, и ты сможешь достойно ему ответить. Потом я брошусь ему в ноги… — здесь письмо было размыто. Стояло пятно от воска, было видно, что текст был написан ночью, после мучительных размышлений, — …скажу ему, что ненавижу Рууда и никогда не буду его женой. Он не согласится, скажет, что его королевская воля закон. Тогда мы напомним ему, что по древнеэрафийскому обычаю, если двое любят так, как мы с тобой, а девушку выдают замуж против воли, то решить спор можно поединком — Судом Велеса. Я должна буду поклясться принять условие этой высшей справедливости или, отказавшись от обоих, укрыться в обители Велеса до конца дней. В Клекстоне мы будем среди почитателей старых законов, восходящих к временам Империи Солнца и первых войн с нежитью. На глазах у ревностных хранителей традиции отец не сможет нам отказать. Рууд или откажется от поединка или же будет биться, тогда ты убьешь его! В бою герцог ничего против тебя не стоит, я не знаю, когда он последний раз держал в руках меч. В любом случае ты должен знать, даже если ничего не получится. Если все сорвется и нас разлучат, я никогда не лягу в его постель и не буду жить с ним под одной крышей. Я уйду в обитель и буду нести бремя одиночества до самой смерти, которая в таком случае будет лишь счастливым освобождением от земных мук! Даже если все будет так, мы все равно встретимся там, где не падают тени!
Обдумай мой план и дай свой ответ. С Аделаидой ты можешь говорить обо всем, она одна из немногих, кому я доверяю. Любимый, я надеюсь на твою мудрость и силу. Пусть слезы, пролитые над этим письмом, и бессонные ночи моего одиночества не пройдут зря! Пусть будут залогом нашей удачи.
Дорога уходила к горам. Ивор все больше убеждался, что в такой переплет прежде не попадал, наверное, ни один авлийский разведчик, за последние лет двести — точно. Предательство среди своих, агенты тьмы, идущие по следу. Потеряны результаты всех предыдущих трудов, он разлучен с любимой, которую выдают замуж против воли за могущественного вельможу. Более всего его пугали поиски Темного круга. Именно поэтому он решил залечь на дно в Лордароне, скрыться от них нельзя, но можно запутать темное око, оставаясь на месте, а потом внезапно исчезнув.
Остальные проблемы были проще. С предательством в Рейхавене должны рано или поздно разобраться Алагар с Солмиром. Белые Маги не могут быть так оторваны от реальной жизни. Опасность измены должна их затронуть, должна. Эльзу, в конце концов, можно похитить. Увезти так далеко, что никто не найдет. Опять же, эльф верил в то, что Солмир своим вмешательством поможет разрешить этот узел противоречий. Её отец ведет себя глупо, но, возможно, этот удар пойдет ему на пользу, а может, и всей Эрафии. Архив и парень в одном месте, и через князя гномов Кланси Атоя и его племянника Толина он наверняка выйдет на них. Главное — не навести на юного Гримли ищеек нойонов. Именно эту цель Ивор преследовал в своем бегстве в Лордарон. Стоило дать всем успокоиться. Его учитель Алагар часто говорил — ситуация, как хорошее вино, должна настояться, и лишь затем стоит пробовать дело на вкус.
Никто не накажет сильнее, чем сам себя, гласила эльфийская пословица.
По прибытии в Лордарон он отправил Эльзе ответное послание, но оно не дошло до адресата, как и два последующих. Только ранней весной Аделаида передала принцессе сложенный вчетверо лист настоящей дорогой бумаги. Лист, который за три тысячи миль в течение месяца везли, рискуя жизнями, несколько честных и благородных людей, лично преданных друиду Алагару. В письме не было обратного адреса.
Проведя тяжелую затворническую зиму в отрогах Великого хребта, по крупицам собирая новости из далекого «большого» мира, Ивор узнал, что его вызывают в Рейхавен для рассмотрения личного дела. Глава разведки заверил, что предательство Фарсала Одри полностью изобличено, что пора вновь садиться в седло и следовать зову Совета Правды.
«Меня не забыли — уже хорошо». Так решил Ивор и в тот же день, сорвавшись с насиженного места, направился к северу.
Земли бессмертных, остров Колдсоул,
10-й путь Лун, 987 год н. э.
Дым и пепел застилали небеса над огромным пространством мира мертвых к югу от черного хребта. Искрящийся силуэт дракона-духа мелькал в этом сумраке, подобно падающей звезде освещая путь ярким серебристым свечением. Дракон двигался на юг, туда, где узкой косой полумесяца лежал остров Колдсоул, где возвышались шпили центра разведки нойонов. Внутри монстра, всматриваясь в магическое окно меж его ребрами, сидел лич. Картина не отличалась особым разнообразием. Если спуститься ниже, можно было разглядеть поверхность моря, но он знал, что эта высота оптимальна для полета с наименьшими затратами силы костяного исполина. Сегодня лича ждала великая честь. Он должен был встретиться с хозяином острова.
Его не интересовали интриги между бессмертными, его мастерство — беспрекословно выполнять приказы. Однако не ко всем нойонам он относился одинаково. Лича создали в Терминасе, и он давно служил правительнице Тамикзалле, был её личным телохранителем и главой местной гвардии. В конечном итоге стал её моргулом.
Пускай ему недоставало живости и воображения, каким обладали люди и сумеречные маги, приближенные других нойонов, но зато он не мог предать свою госпожу. Она дала ему имя — Рахзесс, отличив от сотен других, имевших лишь номера, заложила в нем беспрекословную верность в ущерб всем прочим ненужным чувствам.
У лича было важное задание — передать послание госпожи нойону-разведчику Моандору. Это послание лежало в кресле рядом с ним. Серый мешок, пропитавшийся книзу буро-красной жидкостью, стекавшей на переливающийся аурой защиты пол.
Открывать мешок было строжайше запрещено. Голос наездника достучался до Рахзесса:
— Мы снижаемся, командир, Колдсоул на горизонте!
Дракон резко взял вправо и по касательной пошел вниз. Рахзесса чуть поприжало к стенке от крутизны поворота. Черный прах мельтешил за окном, он был все реже, и вот стала видна морская гладь и три огромные полосы — тени от башен, что возвышались на острове. Центральная возвышалась над полосой мрака, пронзая её на высоте полумили. Облака полукругом огибали остров и сейчас, когда солнце садилось далеко на западе, его лучи проникали под корку сплошного мрака, скрывавшую этот мир от глаз Арагона. Свет причудливо обтекал контуры трех огромных башен и мелких пристроек: разных бастионов, башенок и куполов. Все здания были усыпаны огнями негасимых факелов.
Будь лич хоть немного человеком, у него перехватило бы дыхание от величия картины, раскинувшейся перед ним, но все человеческое давно отмерло в Рахзессе. Он сухо велел подчиненному снижаться на ближайшую площадку к Главной Башне. Дракон сделал оборот, он уже давно был опознан, его не сопровождали внешние воздушные патрули. В основании башня достигала пары сотен ярдов, подле неё была квадратная, выложенная широкими гладкими плитами площадка. На ней уже находились несколько таких же драконов — высших существ, когда-либо созданных некромантией.
Рахзесс видел, его встречают весьма почтительно. Не менее сотни его собратьев-личей выстроились по периметру площадки, держа наперевес свои жезлы. На зданиях, в арках и на флагштоках во множестве развевались стяги нойонов. Черные полотнища с серебристым кругом и символом «N».
Дракон замер, и Рахзесс спустился вниз. Ему казалось, что каждый шаг здесь дается легче обычного по сравнению с материком. Четверо личей из охраны моргула Дракиса приветствовали его и сообщили, что проводят в покои истинного. Впереди было несколько сотен ярдов по запутанным коридорам и, наконец, центральная шахта подъемных платформ. Здесь можно было лучше всего осознать размеры здания. Бесконечно высокие потолки, ряды уходящих во тьму колонн и свет переливающихся вечных факелов давили на того, кто находился внутри ужасным гнетущим величием.
Это сравнимо лишь с куполом совета в Агону, подумал Рахзесс. Где-то в вышине раздался скрип. Лич взялся за цепь, натянутую по периметру платформы вместо перил. Сильный рывок, с неописуемой скоростью платформа рванулась вверх и, преодолев несколько сотен ярдов, поднялась на нужный уровень. Здесь башня была много уже, и потолки ниже. Перед большими вратами, по которым то и дело пробегали фиолетовые разряды, личи оставили его. Створки разошлись подобно распустившемуся трилистнику и захлопнулись у него за спиной. Он оказался в полукруглой комнатке, украшенной искусно сделанными барельефами, казалось, картины оживают в свете четырех мощных факелов. Перед ним были узкие, по сравнению с предыдущими, красно-черные врата, из-за них веяло холодом. Вот аура затрепетала, и створки вошли внутрь стен, пропустив его внутрь.
Лич вошел. По полу толщиной не более дюйма струился белесый пар. Лес колонн уходил под неимоверно высокий свод. Хозяин этого чертога хорошо знал, как заставить гостя трепетать.
— Рахзесс из Терминаса, ты принес то, что было приказано? — раздался голос в голове лича. Он понял, что к нему обратился сидящий в торце зала на небольшом возвышении. Моандора не было хорошо видно, лич лишь заметил, что владыка одет во все белое. Рахзесс прошел вперед, припал на колено и выставил вперед руку, сжимая мешок. В нем было нечто круглое. На пол то и дело срывались капли темно-бурой жижи.
— Оставь и выйди, я призову тебя позже! — голос был холодным и металлическим. Рахзесс опустил мешок и, по-прежнему склоняя голову, вышел из зала. Едва двери за ним захлопнулись, как открылись большие трехлистные створки, и в комнату ожидания вошел человек в темном балахоне с капюшоном, глубоко надвинутом на глаза. Пройдя мимо Рахзесса, он даже не взглянул в его сторону и лишь у самых последних дверей перед золотистым светильником скинул с головы капюшон, обнажив длинные серебряно-седые волосы и моложавое лицо. Последние врата раскрылись, и гость прошел в чертог Моандора.
«Наверное, это его моргул, старший приближенный, ученик. Сколько спеси в этих людишках! Мы — старые воины, служим нойонам века и медленно идем вверх, когда убивают предшественников. А эти твари из плоти и крови приходят, служат всего-то десяток лет и проходят к истинным, как в свой дом», — думал Рахзесс.
Конечно, он заблуждался. Дракис, правда, служил нойонам не так давно, но явился сюда не как к себе домой, а с едва ли не большим трепетом, чем сам лич. Моргула вызвали по срочному делу.
Когда он вошел, нойон размышлял над столом, где виднелись какие-то мелькающие голограммы и проекции с нескольких информ-кристаллов. Рядом висел большой астральный экран, который через центр связи, управлявшийся верными сумеречными магами, мог связать Моандора с любым из сотен астральных глаз, выпущенных Колдсоулом.
Важнейшим в общении с главой разведки была как раз некая раскрепощенность, и Дракис это чувствовал. Все остальные нойоны не могли отделаться от приставшей к ним за века маски постоянного высокомерия, подозрительности и спеси. Моандор, наоборот, старался расположить к себе своих ближайших подчиненных и учеников. Иногда Синкату, Дракису или Шакти казалось, что в нем слишком много человеческого. Согласно легенде, все истинные были рождены людьми, прежде чем над ними простёрлась длань Хаида.
В особом котле на треногой подставке, по правую руку от Моандора лежал мешок, принесенный Рахзес сом. Отчетливо виднелась набухшая ткань и подтеки бурой маслянистой жидкости.
— Возьми его и вытащи оттуда! — были первые слова нойона. Дракис немедленно подчинился и подошел к котлу, хотя полагал, что прежде владыка захочет выслушать его мнение по таталийской проблеме. А проблемной ситуация в Таталии стала за последние несколько дней. Доклады Михаэля Торнтона, а также прямые отчеты, даваемые наблюдением астральных глаз, представляли нелицеприятную картину.
Огромная, почти тридцатипятитысячная армия Фолии скорым маршем шла по таталийской земле. В деревни врывались передовые отряды гноллов, ящеров и орков-наемников. Мужчин рубили на месте, женщин, детей и стариков толпами гнали в рабство, дома безжалостно сжигали и грабили. Армия шла по хорошей новой дороге на город Роратон. Он находился в низине, и единственным местом, где таталийцы могли дать бой, были скалистые холмы — выветрившиеся остатки древнего хребта, сквозь которые проходила главная дорога.
Именно там, из бревен, на ходу выпекаемых кирпичей и камня гарнизон города и вооруженные жители-ополченцы сооружали укрепления. Дело было в том, что Роратон, достаточно современный, можно сказать, молодой город, не имел крепостной стены. Он не переживал на своем веку ни одной войны и осады. Правительство Таталии бросило на помощь городу, бывшему крупнейшей перевалочной торговой базой всей страны, отборный отряд в пять тысяч всадников конной гвардии. Во главе стояли опытный генерал Росмир, советник консулов по военным делам Френсис Ларго и дипломат Мади Локхед, имевший права чрезвычайного представителя правительства. Однако они не успевали. Отряды фолийского авангарда подходили к границе старых отрогов прямо сейчас, а пять сотен слабовооруженных стражников и тысяча человек местного ополчения едва ли могли продержаться больше пары часов против надвигавшейся мощи.
Была в этой драме и скрытая сторона. В то же время, когда фолийская армия должна была подойти к ущелью, туда же с севера должны были спуститься ведомые Торнтоном отряды поднятой армии мертвых. По астральной связи Михаэль уже запрашивал инструкций на случай того, если они окажутся между таталийцами и наступающей армией Фолии. Учитывая договор, они должны были вмешаться на стороне защищающихся. Однако Дракис боялся брать на себя ответственность за такое решение. Моргул совершенно не хотел ошибиться в толковании полуфраз, а потом отвечать перед Моандором или всем Темным кругом. Ведь не просто так он по приказу своего учителя передал герцогу Брохильду планы наступления таталийцев. Это указало гноллам на отсутствие укреплений и войск в центральной части страны. По сути, это и спровоцировало нынешнюю обратную волну вторжения. Фолийцы спешили поквитаться за потерянный южный город Тайшет и спешно двинулись в центр Таталии без разведки, с небольшим обозом, бросив в бой одним скопом все собранные силы, командование которыми Брохильд принял уже в походе. Теперь Дракиса мучил один вопрос: ну, завязать таталийский узел они завязали, а что дальше? Но когда он видел этот морщинистый лоб, этот костистый череп под фолийским шлемом, эти седые, распадающиеся во все стороны волосы, он чувствовал: хозяин может разорвать и более сложные узлы.
— Вытащи его оттуда! — повторил Моандор.
Серый мешок упал на древние плиты зала, и в руках Дракиса забился удерживаемый за одно из трех щупалец шар темно-коричневого цвета. У него не было как таковых глаз и рта, но с помощью мелких, залитых слизью отверстий он издавал неприятное шипение. Тварь явно была живой и чувствовала боль при сжатии щупальца.
— Терроморфный ползун, если верить личу Тамикзаллы, что ждет за дверями, они его готовили несколько месяцев, — рассуждал вслух Моандор. Он не боялся того, что Дракис поймет хотя бы часть его слов.
— Почему все творения Тамикзаллы так уродливы? Нельзя для разнообразия сделать что-то красивое?
— Красота — понятие относительное. С точки зрения многих людей, мы с тобой куда большие уроды!
Моандор прикрыл глаза и представил себе, как по широким долинам Эрафии движутся легионы титанов. Минуя города и поля, чтобы не повредить постройкам, идут исполины. Белые так любят быть искренними в своей заботе о людях. Вот они — опора его врагов. Ожившие горы, неутомимые мускулы, золотистые доспехи и шлемы с высокими гребнями, сверкающие в лучах солнца подобно горным шапкам. Сосредоточение огромной мощи. Вокруг их рук, толщиною с дом, бегут голубовато-белые разряды, в руках мечи из кристаллической породы. Один его точный удар бичующей молнией может сбить дракона-духа или испепелить десятки скелетов и личей. А в земле глубоко под ними сидит такой вот шар, какой сейчас держит Дракис в своих руках. В небе над титанами появляется астральный глаз, сейчас его разорвут магические посылы арагонцев, но он успеет. Это его — Моандора, глаз. По астралу проносятся бессмысленные слова, и шар начинает подниматься, прорываться к поверхности сквозь слои почвы. Он уверенно идет вверх, разрушая, пропуская сквозь себя песок, глину и чернозем. Перегородка внутри чудовища исчезает… Две части привезенного Дасом с Зейлота терроморфа соединяются и…
Он представил себе лица Белых Старцев, когда астральные глаза покажут им эту картину. Вспышка, и вот вся долина, по которой шли армии света, вспучивается. Разрастаясь, невиданный огонь пожирает всё и вся, ярким оранжевым шаром пламя взметается под небеса подобно деснице самого Творца. Мощь ударной волны стирает в прах ту часть светлого воинства, что не сгорела от невыносимого жара. Горгульи, големы, гномы, эльфы и рыцарство людей, все бегут прочь, израненные, обгорелые, напуганные и подавленные, нагоняемые облаками серого пепла, застилающими небеса…
«Именно так все и будет». — Нойон взял из рук Дракиса шар размером с человеческую голову и весивший не менее тридцати фунтов. Его руки не чувствовали усталости, тогда как Дракис облегченно выдохнул, когда господин взял у него из рук эту ношу. «Такая сила в столь малом объеме, это как если взорвать полиарх», — думал нойон.
— А по поводу Таталии… — начал было Дракис.
— Обожди, — прервал его Моандор. Он подкинул вверх осклизлую тварь и что-то прошептал. После этого пасса шар, вопреки всяким правилам тяготения, улетел в одну из комнат покоев нойона.
Теперь, проверив главное, Моандор приосанился, его одежды засияли ярче прежнего, в глазах полыхнул яркий огонь.
— Я слушаю твои предложения, — заявил он и направился к огромному экрану связи у южной стены.
— Они просты. Я думаю, нам сейчас лучше выступить миротворцами!
— Хорошо, что ты не испугался мне это сказать. Именно так я и собираюсь поступить и уже знаю, что Темный круг одобряет такой исход. В грядущей войне нам как никогда будут нужны союзники. Вызови Торнтона, дайте картину с тридцатого зонда и подготовьте остальные!
— Вызываю Михаэля Торнтона, даю картину зондов! — ответил свистящим голосом лич.
Экран помутнел, затем резко просветлел, стали видны несколько картинок, мановение магической мысли, и Моандор выделил из них одну.
Зонд висел в пяти сотнях ярдов над землей. Зеленую равнину пастбища под ним перегораживали узкие полосы оврагов и холмов, на востоке сменяющиеся старыми выветренными горами. Между ними петляла желтая змейка широкой дороги. Астральный глаз увеличил точность. Стало видно, что у самых отрогов старых гор на быстро возведенных слабых укреплениях и баррикадах стоят таталийские солдаты — в основном люди и несколько десятков минойцев с широкими секирами за спиной. Желто-красный цвет таталийского флага с черной бычьей головой посредине отражался в начищенных доспехах.
На небе не было ни облачка, и обе луны, столь яркие в этих широтах, освещали полуночное поле битвы. Все люди на укреплениях были возбуждены, что-то кричали, показывали на запад, где клубилась пыль и слышался лай надвигавшейся орды. На фоне мельтешивших по стене защитников выделялся высокий человек в тяжелом позолоченном доспехе с широкой рыжеватой бородой и двуручным мечом на поясе. Это был граф Огильвис, начальник гарнизона Роратона.
— Что это? — Дракис указал на огненные следы на юго-западе и по центру шедшей на запад дороги. Это были отблески множества факелов или костров. На укреплениях таталийцев все огни были потушены.
— Это передовые отряды фолийцев, дайте тридцатый зонд! — управляя картиной, Моандор повел глаз вниз, чтобы лучше рассмотреть то место, где мелькали огоньки.
— У них свои всадники?
Моандор не ответил, только велел зонду опуститься ещё ниже. Среди крупных бликов багровой луны как на ладони стал виден большой конный отряд. Полторы-две тысячи всадников двигались вдоль хребта с юго-запада, занимая небольшую дорогу и окружающие поля.
«Это же орки! Эти доспехи, шлемы, корявая посадка и ятаганы, это точно орки», — понял Дракис. Видимо, они не знают об укреплениях и постараются занять перевал первыми.
— Мы ничем не можем им помешать? — грустно спросил моргул.
— Полагаю, таталийцы выдержат! Вот завтра им точно кроме чуда ничто не поможет, и этим чудом должны стать мы с тобой, Дракис, разве не приятно творить историю? — Моандор улыбнулся.
Дракис редко видел господина улыбающимся и, поклонившись, сам улыбнулся в ответ. Больше нойон не произнес ни звука и не отрываясь смотрел на картину, передаваемую зондом.
Орки слепо двигались на укрепления людей. На стенах негромко протрубили рожки, после чего защитники погасили немногие оставшиеся факелы. Лучники клали стрелы на тетиву, готовясь к бою. В наступившей тишине стали видны небольшие, три ярда в ширину и три в высоту, ворота в середине наскоро возведенных укреплений. Лунный свет отражался в них ярче, чем от других деталей стены. Значит, они обиты железом, их будет нелегко пробить и поджечь.
Вот первые ряды орков вышли из пролеска и направились к холму. Остановились. Наверху тихо. Казалось, было слышно, как пролетают в небе летучие мыши, храп орочьих лошадей, треск факелов и шумное дыхание уруков. Все новые и новые орочьи отряды выходили из тени леса на залитую лунным светом дорогу и останавливались у странных ворот, о которых их фолийские хозяева ничего не сообщали. Ещё некоторое время кревландцы толпились перед преградой, как вода, попавшая в нечаянную запруду. Наконец в этой черной толчее выделился один крупный орк в уродливом, плохо выкованном шлеме с большими рогами. Он подъехал к воротам и дважды сильно ударил по ним булавой. Лязг металла и дикий орочий вой огласили окрестности.
Картина на экране сменилась другой. Зонд взял в сторону, и стал хорошо виден соседний холм, поросший мелкими сосенками, каким-то чудом прилепившимися к голому камню. Черными тенями выдвинулись на позицию стрелки с большими дальнобойными луками. Они появились из-за укреплений, укрытых лапником, наваленных грудой стволов. Для них орки были как на ладони. Наконец, когда старший урук стал без устали колотить в ворота, ожидая услышать голоса полусонных стражей мелкого дозорного поста, таталийцам дали сигнал. Один из лучников махнул рукой, натянув тетиву, прицелился. Несколько секунд он поводил свою цель и, выдохнув холодный ночной воздух, пустил стрелу.
Лишь чудо спасло жизнь орка. За миг до этого он пригнулся к спине лошади, боясь выронить булаву. Стрела со свистом рассекла воздух и, вместо шеи орка, воткнулась в круп лошади. Та поднялась на дыбы, и в ту же секунду рев и гвалт раздались по всему предгорью. Ответом был звук таталийских рогов. Сильный и мощный, он был сигналом к столь яростной атаке, какой орки явно не ожидали. Туча стрел с правого холма накрыла ближайшие к отрогам шеренги. Забились в предсмертных судорогах десятки лошадей и их зеленокожих всадников. За первой волной следовала вторая, третья. Некоторые орки пытались отстреливаться из своих коротких арбалетов, но таталийцы быстро выхватывали цель из толпы, и смельчаков засыпало сразу десятком стрел. Наконец, потеряв почти сотню воинов убитыми и ранеными, орки ринулись прочь от темных отрогов. Пронеслись дальше вдоль холмов на север и всей массой оказались перед воротами и баррикадой. Во главе наступающих вновь оказался тот коренастый массивный урук в рогатом шлеме, первым лишившийся лошади.
С огромной булавой в руках, на новом коне он влетел в центр орочьего круга вдали от линии, за которую не долетали стрелы людей. Размахивая оружием, яростно крича, главарь наемников указывал на укрепление. Конная масса сдала чуть назад, но затем, блистая огнем, со свистом и гиканьем ринулась к стене, на которой в ярком свете факелов стали видны таталийцы. Орки с разбегу ударили в ворота и стены, но недооценили их прочность. Сверху на них летели стрелы и камни, лился кипяток и подожженная смола. Оставив на подступах и возле ворот трупы не менее сотни всадников и поразив меткими арбалетными выстрелами не более десятка защитников стены, орки вновь отошли.
Урук что-то завопил, конная лава, откатившаяся было на равнину, с новыми силами ринулась к узкой темной щели слева от главного редута. Опытный глаз орочьего командира практически безошибочно нашел единственное недостроенное место в укреплении, которое планировали заложить сегодня ночью, до подхода основных фолийских сил. Астральный глаз сделал резкий разворот — картинка экрана чуть зарябила, Моандор поморщился, секунда, и все выровнялось.
Стало видно, как конные орки вплотную подъезжают к стене и, зажимая в зубах кривые уродливые сабли и ятаганы, начинают карабкаться вверх.
— За Таталию! — прозвучал призыв на стене.
Десяток тяжелых рыцарей обнажили мечи, а крестьяне и горожане с вилами, копьями и топорами в руках выстраивались за ними. Все отчаянно всматривались в проход чуть правее основного заграждения. Вот из-за горы так и не легших в стену камней показалась первая зеленая голова. Меткая стрела, орк булькнул и отвалился назад. За ним второй и третий полетели туда же, но остальные прорывались сразу с нескольких направлений, и скоро уже несколько зеленокожих воинов, прикрываясь щитами, помогали своим братьям взбираться наверх. Правда, они не прожили намного дольше. Рыцари и минотавры двинулись вперед. Штурмующих встретила монолитная стена мускулов и стали. Первая линия таталийцев без проблем сбросила вниз не менее сотни орков, но когда к стене подошла вторая и третья, посыпались арбалетные болты, — строй стал терять бойцов. Звон стали, гул и стоны умирающих наполняли воздух.
«А где этот таталийский командир в золотых доспехах?» — подумал Дракис и, будто угадав его желание, другой зонд показал глубокий тыл таталийцев, в нескольких сотнях ярдов от баррикад. В глубине ущелья была видна группа из тридцати тяжелых рыцарей. Впереди выделялись трое: один нес знамя Таталии, другой большой рог, а третий, одетый в позолоченный доспех, и был руководивший отрядом граф Огильвис. Когда стало ясно, что дела у провала на севере развиваются не лучшим для защитников образом, он поднял руку и дал сигнал. Затрубил рог, и одновременно с северных высоких холмов выскочила засадная группа лучников, сокрытая там специально на случай, если враг обнаружит слабое место в защите.
Стрелки быстро расположились на нужном расстоянии и принялись обстреливать лезущих через укрепление орков. Штурмующих накрыл поток стрел. Увидев это, рыцари, минотавры и ополченцы на стене усилили натиск, закипела настоящая резня. В разные стороны летели орочьи руки и ноги, разрубленные тела и головы. Фонтаны черной крови проливались на камни укреплений. Атака орков захлебнулась. Заполняя проем телами убитых и раненых, они побежали, в спешке бросая тяжелое оружие и доспехи.
— Теперь пора! — громко вскричал Огильвис. — За республику, за Таталию! Вперед, вперед!
Ворота укрепления со скрипом отворились, на всем скаку оттуда вылетели три десятка всадников, и как стальной плотный клин врезались в мельтешащую орочью толчею. Гвалт, гомон, стоны умирающих и крики о помощи, ржание лошадей заполнили все вокруг, началась свалка. Один рыцарь, оставшись пешим, зарубил вокруг три десятка врагов, многие из которых были конными, прежде чем его первый раз ранили. Он, без сомнения, был бы растерзан живьем, так как оба его меча сломались, но, вооружившись орочьей саблей, истекая кровью, он продолжал сражаться, пока его не увели свои. Пехота ополченцев подоспела вовремя, прикрываясь щитами, разя бегущих орков пиками, они помогли выносить с поля раненых кавалеристов.
Было видно, что спускавшиеся через провал в стене рыцари и минотавры торопятся к воротам. Идя по трупам, спешат присоединиться к своей немногочисленной, но столь доблестной кавалерии. Задние шеренги орков побежали, бросая факелы, дабы скрыться от меткого огня лучников, открыто вышедших из своих убежищ.
Однако замешательство и толчея играли на руку таталийцам — каждая пущенная стрела находила цель.
Вот в этом тающей как жир в огне свечи темной массе, которая полчаса назад представляла собой отборный отряд орков, выделились два разных течения. Большая часть рванулась назад, нарушая строй, прочь от страшной засады. Но не менее пятидесяти всадников, во главе которых стоял тот самый урук с огромной палицей, ринулась клином на конных таталийских рыцарей во главе с Огильвисом.
Урук первым ворвался в ряды врагов. Удар — и он переломил круп лошади, сбросив седока вниз. Удар — и из седла вылетел знаменосец. Ещё удар — и раненый рыцарь ошалело смотрит на разошедшегося орка, потрясавшего окровавленной булавой, а у самого рука оторвана по локоть. Кровь и стоны вдохновляли Моандора, он смотрел на битву не отрываясь, с наслаждением.
Вот ряды орков стремительно поредели. Подоспели на помощь пешие рыцари, минотавры и пехота ополченцев. Клин урука наскочил на выставленные пики. Таталийский знаменосец, уворачиваясь от стрел и копыт, смог встать и вновь поднял флаг с бычьей головой. Рядом какой-то орк с лёту налетел на чье-то тело, конь запнулся, и всадник, вылетев из седла, сделал высокий кульбит и полетел прямо на пики защитников перевала. Знаменосец улыбнулся, радуясь своей удаче, и тут же рухнул на политую кровью землю под ударом огромной палицы предводителя орков.
— Нет! Нет!! — вскричал Огильвис, рубившийся всего в нескольких ярдах от него. Он снес чью-то зеленую голову и с перекошенным лицом ринулся наперерез орочьему командиру. Его меч и булава врага встретились, меч погнулся, а булава сыпанула искрами. Огильвис приподнялся в седле и уже кривым мечом плашмя ударил орка в лицо, сбил с него шлем. Урук ответил ужасным ударом по лошади Огильвиса, тот вылетел из седла, но приземлился на обе ноги. В то же время две пики пронзили коня орка, и тот полетел вниз. Огильвис выдернул из валявшегося рядом тела меч и ринулся к распростёртому на земле орку. В это время у него за спиной возник другой воин с арбалетом в зеленых руках, к счастью, командир его заметил и, пригнувшись в момент выстрела, с разворота засадил меч прямо в грудь стрелка. Болт полетел криво и попал в плечо встававшему на ноги уруку. Зеленокожий гигант почти саженного роста с ревом бросился на врага, видимо, желая разорвать его голыми руками. В последний момент он выхватил из-за голенища широкий нож, каким потрошат добычу охотники. Огильвис не успел вновь вытащить оружие и отпрянул сторону. Удар, ещё удар, он отступал перед яростным уруком и, запнувшись о чье-то тело, упал. Его рука коснулась чего-то твердого и длинного. Это было древко срубленного знамени. Огильвис откинулся на спину, будто сильно поранившись. Орк радостно взвыл и, замахнувшись, стал опускаться всем телом, намереваясь пробить латы на груди генерала. Огильвис резко дернул правой рукой окованное древко. Оно поднялось и, войдя под доспех подобно копью, вышло из шеи урука. На лице монстра отразилось недоумение, орк захрипел, плюя красно-черную кровь и, наконец, закатив глаза, повалился назад на груду тел воинов его разгромленного отряда Зеленое тело дернулось, и командир орков замер, выпустив из глотки последний свист.
К генералу подбежали ополченцы, верные рыцари, помогли встать. Поднявшись, Огильвис пнул обезображенное тело. Кругом падали последние сопротивлявшиеся орки.
— Пленных не брать! — командовал генерал, и минотавры с топорами быстро прекратили мучения раненых зеленокожих. Через несколько минут все было кончено.
Как оценил Дракис, из почти что двух тысяч орков бежать удалось нескольким сотням, и те ушли лишь потому, что люди не стали их преследовать, а сразу занялись заделыванием старой пробоины. Той, что чуть не привела их к поражению этой кровавой ночью. С поля боя уносили раненых.
— Больше здесь смотреть не на что, — Моандор отвернулся от экрана и медленно побрел к трону. Дракис, не говоря ни слова, двинулся за своим господином.
— Знаешь, — продолжал нойон, — только этот отряд орков обошелся герцогу Брохильду в сорок тысяч сестерциев. Он взял их в долг у местных баронов под обещания огромной добычи в Роратоне. Ему будет чем теперь расплатиться? — в голосе нойона сквозила издевка.
— Нет, господин, казна герцога почти пуста, если он не завоюет часть Таталии, а по нашим планам так и должно произойти, он окажется в весьма затруднительном положении. Когда он раздаст все долги, у него не останется денег, чтобы платить личной страже. Отличная вилка! Не выплатишь долг — разбегутся бароны, как всегда было в Фолии, и тогда прощай мечта о едином государстве. Выплатишь — останешься без армии. Это равносильно гибели: у него множество личных врагов.
— Ты прав, Дракис, я именно так и подумал, он окажется в сложном положении, и тут мы укажем ему единственный путь к спасению — союзный поход вместе с нами против Эрафии. У него просто не будет выбора, он согласится, будет служить нам до конца своей краткой жизни.
— Вы безмерно мудры, господин!
— Не льсти мне, это чревато. По поводу льстецов я делаю собственные выводы, они почти всегда плачевны. Вероятно, я уже утомил тебя? Иди и настрой уже связь с Торнтоном. Без Синката личи ничего не умеют! Скажи, чтобы подобное не повторялось, иначе отпадет необходимость в их услугах! Мне нужно разобраться с посланником Тамикзаллы, жду тебя ближе к полуночи.
Дракис вышел, и через несколько секунд перед троном, где непоколебимо, будто не вставал, восседал властитель Колдсоула, уже находился столь долго ждавший продолжения аудиенции моргул из Терминаса.
— Рахзесс, ты ведь не все мне передал из того, что просила Тамикзалла. Есть вещь лично для меня, а не для нашей службы.
— Да, владыка, все здесь! — лич вытащил из складок плаща небольшой, размером с кулак стеклянный шарик, в котором находился серо-черный газ. Моандор астрально подхватил его и перенес в свою реальную руку. Было видно, что содержимое шара сильно интересует нойона. Лич знал, его вот-вот отпустят домой.
— Ты можешь идти, Рахзесс, — торопливо бросил нойон. Только гость встал и двинулся к красно-черным вратам, как в самых дверях его окликнули.
— Ещё одно, — голос был астральным, лич обернулся и увидел: перед ним в воздухе висел ярко-желтый информ-кристалл, подобный алмазу, — передашь его своей госпоже вместе с глубокой благодарностью от меня. Здесь то, о чем она просила в Агону.
Лич протянул руку и, взяв висящий в воздухе кристалл, спрятал его в специальный кармашек на поясе.
— Смерть — путь к жизни! — Рахзесс повернулся, вышел из зала.
Моандор несколько секунд держал в руках стеклянный шар и вдруг бросил его на землю. Упав на черные гагатовые плиты, стекло разлетелось вдребезги. Черный дым, находившийся внутри, не исчез. Напротив, он разрастался, обретал формы. В нем вспыхнули две маленькие огненные точечки и, вскоре, перед Моандором стоял призрак с туманно-расплывчатым переливающимся телом и дикими горящими глазами.
Вернее, это был пепельный демон, а не призрак. Работники Тамикзаллы собрали вулканический пепел, а сама хозяйка Терминаса по просьбе Моандора вдохнула в него жизнь. Именно такое изощренное средство шпионажа было сейчас необходимо нойону.
— Ты знаешь, кто я? — Моандор хотел убедиться, что это новое орудие годно к действию. Пепельный демон был по своей сути тем же астральным глазом, только куда более скрытым, и мог переносить любые чары, даже часть разума нойона. Он был наделен собственным интеллектом, в облаке виднелись очертания подобия мужского торса, рук и головы.
— Я знаю, вы мой господин Великий Моандор! — прошипел призрак.
— Твое имя Аш, и я теперь буду так называть тебя! Ты уже знаешь, как я вижу, что тебе предстоит сделать, какова твоя первая задача?
— О, мой господин, не сомневайтесь во мне! Я все знаю, все понимаю! — шипел призрак. — Нойон Нагаш послал вампира с тайным заданием! Я должен узнать его, выследить и донести вам!
— Ты все правильно понял, даю срок две недели!
— Я буду скор как ветер, я буду вашими глазами!
— Иди, тогда ты заслужишь новое задание!
Тень растаяла и исчезла из зала, хотя двери и огромные створчатые окна никто не открывал. Это тоже было особым свойством демона, он проникал всюду, куда мог проникнуть воздух.
Что ж, последнее на сегодня дело сделано, подумал Моандор, я скоро узнаю, что втайне от меня задумал Нагаш. Чутье подсказывало ему, что это связано с той загадочной точкой приложения силы, о которой нойон-воин говорил летом после Александрета… Воспоминания отсылали нойона к отдаленным временам его молодости и первой войны с Империей Солнца.
— Нет, этого не может быть, из астрала нельзя вернуться, — вслух, совсем как человек, бормотал Моандор.
Спасаясь от дурных и тревожных мыслей, нойон устремил взор на гигантский экран. Все шло нормально. Дракис докладывал, что связь с Таталией установлена.