Зрелищно, интригующе преподносится широкой публике работа разведчика в фильмах и художественных произведениях. Законы жанра обязывают авторов сценария и книг фантазировать, усложнять фабулу повествования, создавать красивый фон, вплетать в сюжет массу действующих лиц, включая красивых женщин. В реальности, как правило, все происходит проще, без внешних эффектов, но с большей внутренней напряженностью, которую трудно отобразить на экране, изложить на бумаге. Эта напряженность не фотогенична, компьютерная скорость работы мозга и гамма противоречивых чувств не отражается даже в служебных отчетах о проделанной работе. Деятельность разведки поэтизируется драматургами и писателями с неуемной фантазией, далекой от действительности.
В реальной жизни хлеб разведчика горек. Он обильно полит потом от физических перегрузок, желчью от досады на необязательность местных «клиентов» при выполнении ими просьб и заданий, адреналином от постоянного нервного напряжения, ведь приходится носить маску, говорить не то, что думаешь, и порой делать то, чего не хочется. Да тут еще и жена, увлекшись рассматриванием журнала мод, забыла приготовить обед и погладить рубашку на вечерний прием.
Но на всякий яд есть и противоядие. Были способы и приемы нейтрализовать «горечь хлеба», найти светлые, радужные точки опоры, которые позволяли расслабиться, встряхнуться, и затем снова продолжать дело. В Египте для этого использовались поездки на Красное море, подводный мир которого открывает четвертое измерение. Фантастическая, незабываемая картина розовых кустистых кораллов, между которыми неторопливо проплывали невиданные дотоле стайки рыб разноцветной окраски и причудливой формы, позволяла на время забыть привычное бытие на земной тверди. Надев маску для подводного плавания, можно часами наблюдать за фауной Красного моря.
Просмотры жемчужин западной кинематографии, которые шли в кинотеатрах с кондиционерами в центре города или без оных на окраинах Каира тоже на время становились формой отдыха и выключали из повседневной рутины.
Дружественные пирушки экспромтом на квартирах коллег, когда через полчаса после заказа по телефону из ближайшего ресторана посыльный-велосипедист привозит еду, держась за руль только одной рукой, а другой придерживая находящийся на голове большой поднос с кебабами, зеленью, салатами из бобов и чечевицы, — это тоже способ снять напряженность. Мужчинам обменяться анекдотами, а женщинам «почесать языки», обсудить последние покупки.
Давали встряску также визиты инструкторов и специалистов из Центра, которые привозили с собой свежие идеи или под новым соусом пытались оживить старые классические приемы разведки.
Пятница — выходной день в Каире. Высшее руководство страны на автомашинах, а простые мусульмане пешком устремляются в мечети, государственные служащие среднего ранга, дипломаты отдыхают дома, в спортивных клубах с бассейнами или выезжают из города, чтобы сменить привычную обстановку.
На берегу Суэцкого канала расположен небольшой, утопающий в зелени город Исмаилия. Если, проехав его центр, остановиться недалеко от канала и осмотреть горизонт в стороне Средиземного моря, то возникает странное зрелище — «аки посуху», движется прямо на зрителя белоснежный океанский корабль, пузатый танкер или сухогруз. И лишь подойдя поближе и опустив глаза на уровень ватерлинии видишь, как тихо и осторожно плывут по воде прямого, как школьная линейка, канала корабли.
В Исмаилии нет крупных предприятий, зато там много небольших ресторанчиков под открытым небом. Кушания в них просты и незатейливы, а пиво «Стелла» всегда подавалось холодным, и салаты были щедро заправлены перцем.
В одну из пятниц в укромном уголке одного из таких ресторанов расположилась группа мужчин разного возраста и разной комплекции. Среди них выделялся отсутствием загара командированный из Центра ответственный сотрудник отдела «А» ПГУ КГБ.
Буква «А» скрывала за собой важный компонент деятельности советской разведки — «активные мероприятия», воздействие специальными приемами на общественное мнение народов, на сильных мира сего для побуждения их к действиям выгодного направления. Необходимость проведения их была ответной реакцией на ту широкую психологическую войну, которую западный лагерь развязал, а затем непрерывно проводил против СССР с конца 40-х до начала 50-х годов.
— Активные мероприятия советской разведки являются составной, неотъемлемой частью внешней политики и нашей централизованной пропаганды, — начал свое выступление наш гость из Москвы. — Их основная направленность: предотвращение атомной войны, предотвращение гонки вооружений, смягчение напряженности, достижение мира и, соответственно, разоблачение деятельности вражеских спецслужб — основного инструмента «холодной войны».
Активные мероприятия КГБ, в отличие от тайных операций ЦРУ, не включали в себя свержение правительств, убийства отдельных политических деятелей, вооруженную подготовку всякого рода повстанцев.
Не опаленный африканским солнцем представитель Центра, как это было принято на служебных совещаниях, говорил об общих задачах.
— С помощью активных мероприятий вы должны разоблачить империалистическую политику западных стран, дискредитировать ее в глазах лидеров и народов Арабского Востока и Африки, сорвать замыслы ЦРУ привести к власти в странах этого региона угодных Штатам правителей, как это недавно произошло в Конго, вбить клин между Каиром и Москвой. Но это, так сказать, вводная часть, всего лишь прелюдия, — сказал гость из Центра.
— Основное заключается в том, чтобы убедить вас в универсальности, живучести и даже вечности дезинформации как метода обмана, введения в заблуждение всех и вся. Этот общий принцип давно используется разведкой. Дезинформация зримо или незримо присутствует везде: в газетных статьях, политических декларациях, дипломатических сообщениях. Ее нет, пожалуй, только в расписаниях движения пригородных поездов. Методы дезинформации взяты на вооружение как ЦРУ, так и КГБ. Резидентуры платят местным журналистам за публикации заранее подготовленных материалов, а те выдают их за свои собственные. Статьи перепечатываются в других газетах, даже в других странах, их используют для ведения переговоров и бесед.
— Но ведь это довольно примитивно, — заметил один из загорелых участников инструктажа. — Любая публикация может быть использована для беседы.
— Любая? Тогда попробуйте обсудить сухие официальные информационные сообщения. Ничего не получится! А комментарии к ним, снабженные пикантными подробностями, — совсем другое дело! Впрочем, вы правы, доля примитивизма здесь есть. Истина многогранна. Надо уметь преподнести ее так, чтобы она играла, притягивала. Но это в общем, а в разведке есть и другой, более изощренный способ, именуемый специально организованной утечкой секретной информации. Причем секретная может быть иногда поставлено в кавычки, так как является плодом кабинетного анализа с долей выдумки. Этот способ заключается в публикации в действительности секретных или сфабрикованных сверхсекретных документов, сведений из высших эшелонов власти, органов разведки и даже писем послов. Цель этого способа — разоблачить тайные замыслы, произвести зондаж общественного мнения, вызвать и изучить реакцию видных политических деятелей. Если публикация не высшего качества, то следует опровержение, заявление, что данная «секретная» информация — выдумка досужих журналистов. Если публикация принимается за чистую монету, то проходят демонстрации, поднимается шум в парламентах путем запросов.
Резидент заметил, что теоретические постулаты дезинформации начали несколько утомлять слушателей, часть из которых не занималась проблемами политической разведки и проведением активных мероприятий. У них были другие интересы, другие линии работы.
Наш лектор из Москвы тоже почувствовал отсутствие должного внимания к своей лекции и объявил:
— А теперь немного отдохнем. Я хочу переплыть на ту сторону канала. Представляете, вернусь в Москву и буду хвастаться, как я из Африки за 15 минут вплавь перебрался в Азию, позагорал там на песочке и опять вернулся в Африку. Экзотика! Кто со мной?
Ответственный работник Центра оказался простым человеком с человеческими слабостями, включая и тщеславие.
Пришлось сопровождать командированного, так как он не знал особенности движения каравана судов по Суэцкому каналу и мог застрять на азиатском берегу надолго. Остальные остались за плетеным столом допивать пиво, обсуждая полученные директивные указания.
Вернувшись через час назад, представитель Центра дал прямо понять, что местное пиво отличается в лучшую сторону от «жигулевского», и после появления на столе новой партии «Стеллы» решил продолжить агитацию в пользу активных мероприятий.
Ничего не оставалось делать, как выслушать экскурс в российскую историю. И вот что он поведал:
У нашего знаменитого поэта Александра Пушкина в лицее был друг Яков Толстой. В молодости он примыкал к декабристам, затем стал сотрудником прообраза разведки — иностранного отдела III отделения. Под прикрытием чиновника министерства народного просвещения был направлен в Париж. Там он разработал план для «оказания воздействия на умы влиятельных лиц», используя для этого прессу. Он предложил осуществить подкуп пяти французских газет для публикации в них выгодных для России материалов, кроме этого, выпускать на деньги охранного отделения специальную французскую газету с подставным редактором. Я. Толстой считал, что необходимо внушить французскому общественному мнению мысль о том, что для Франции предпочтительнее союз не с Англией, а с Россией.
— Улавливаете параллель? — спросил энтузиаст активных мероприятий. — Нам надо убедить Насера, что дружба с СССР для него и для Египта лучше, чем с США.
— Затем Я. Толстой установил тесные отношения со «светилом парижской прессы» — редактором газеты «Ла Пресс» Эмилем Жирарденом, имевшим выходы на правительственные круги, и стал снабжать его сведениями, которые тот использовал в беседах и статьях, где опровергалась клевета в адрес России. За эти услуги Жирардену от имени императора Николая I был вручен золотой портсигар.
Во время своего пребывания во Франции Я. Толстой не только публиковал там статьи и брошюры. Он занимался также сбором политической информации, установив тесные доверительные отношения с Пьером Паскалем — личным секретарем Луи Наполеона и другими видными деятелями Франции.
На основании полученных данных он уже в 1844 году начинает сигнализировать в Петербург о «приближающейся революционной буре» во Франции (имеются в виду события 1848 года). За четыре года до начала крымской войны он предупреждает свое руководство о намерении Англии уничтожить русский флот на Черном море и разрушить Севастополь. Такова была деятельность Якова Толстого — юношеского друга Пушкина. Работай он в наше время, то мог бы вполне достойно и заслуженно стать «почетным чекистом».
— Ну, так кто из вас хочет сыграть роль Я. Толстого в Египте?
Желающих заявить об этом сразу и прямо не оказалось. Все, да и сам апологет активных мероприятий, прекрасно понимали, что Яков Толстой — это одно, а скованные железной дисциплиной сотрудники резидентуры — это другое, что Франция XIX века — это не Египет XX века и что золотых портсигаров на всех не хватит.
' Приближался вечер. На берегу канала зажглись фонари. Возобновился проход судов. Настала пора возвращаться в Каир.
То, что мне кроме добычи нескольких граммов секретной политической информации из громадной кучи шелухи, придется заниматься еще и активными мероприятиями, я понял давно — сразу после приезда в Каир. Настоятельные требования Центра, беседы с сотрудником службы «А», личное осознание необходимости — все это в совокупности определило характер последующей деятельности.
Я начал вплотную изучать специфику местных печатных изданий. Выяснилось, что одна из трех крупнейших ежедневных газет («Аль-Ахбар») является явно проамериканской. Ее главный редактор Мустафа Амин своей симпатии к США не скрывал, что проявлялось в публикуемых статьях. Он и его журналисты подчеркнуто игнорировали даже протокольные мероприятия советского посольства. На страницах газеты резко критиковалась «рука Москвы», пытающаяся дотянуться до Ближнего Востока и Африки и внедрить там идеи «безбожного коммунизма». Были попытки дискредитировать строительство Асуанской плотины: советское вооружение, поставляемое в Египет, объявлялось устаревшим. Иногда появлялись ехидные статьи о том, как и где некоторые советские дипломаты злоупотребляли спиртным. Причем делалось это следующим, чисто иезуитским способом. В первой части утреннего выпуска давалось сообщение о том, как советский дипломат пил в ресторане, а затем вступил в пререкание или с владельцем ресторана, или с местной полицией. Затем в последующих выпусках эта короткая информация заменялась другой. В ответ на официальные протесты советского посольства главный редактор обычно сообщал, что ответственный за выпуск первой части наказан и приносит свои извинения. Но дискредитация дипломата в глазах местного общественного мнения, которое не очень благосклонно относилось к публичному употреблению спиртных напитков, уже произошла, и посол реагировал на подобные публикации в жесткой форме. После этого некоторым из любителей горячительных напитков приходилось досрочно возвращаться в Москву очередным рейсом Аэрофлота.
— Злобная газетенка, с ядом мурены, — высказался резидент и рекомендовал всем сотрудникам проявлять везде и во всем осторожность.
— Если уж захотелось расслабиться, то делать это под одеялом у себя в квартире.
Резидент не стал раскрывать скобки понятия «расслабляться под одеялом».
Другая газета считалась полуофициозом. Ее главный редактор был весьма близок к президенту. «Что у президента на уме, то у главного редактора в статьях» — отмечали местные политологи и внимательно вчитывались в еженедельный обзор за подписью главного редактора, где за витиеватыми фразами можно было уловить контуры реальной внешней и внутренней политики. Эта газета, спокойная по тону, пыталась давать нейтральную оценку событиям в мире. Добраться до главного редактора с позиций атташе посольства было трудным, если вообще возможным делом.
На одном из утренних совещаний посол поведал о том, что он получил приглашение на премьеру от местного драматурга. Однако временем для посещения театра он не располагал. Никто из дипломатов особого желания заменить посла не выразил.
«Ну, наверное, придется идти мне. Я недавно приехал, надо познакомиться и с местным театральным искусством тоже», — решил я и взялся представлять в своем лице советское посольство.
Театр оказался старым, обшарпанным зданием с поломанными креслами. Местная публика приняла пьесу восторженно, несмотря на определенную наивность и незатейливость сюжета.
После окончания премьеры я поздравил автора от имени посольства и от себя лично с успехом и преподнес ему букет цветов, что весьма тронуло драматурга. Благодаря этому жесту меня пригласили на ужин, наряду с чиновниками министерства культуры, некоторыми местными писателями и поэтами. Беседа в основном шла о роли искусства в образовании народных масс, о трудности публикаций, о слишком эмоциональной игре актеров. Несколько неожиданно выяснилось, что автор пьесы является также заведующим отделом культуры в полуофициальной газете.
«Вот это уже интересно», — подумал я и решил продолжить знакомство. На этом пути встретились определенные трудности. Драматург-газетчик оказался очень занятым человеком. У него не было свободного времени для того, чтобы пообедать или поужинать с русским дипломатом. Беседы проходили в редакции газеты и прерывались частыми телефонными звонками и заходами в кабинет сотрудников, посторонних визитеров или просто знакомых.
Во время одной из таких бесед я воспользовался благоприятным моментом и дал понять, что у меня интересный, но острый материал по Китаю, и это могло бы представить интерес для широкого читателя.
— Дружище, — быстро понял подтекст сказанного начальник отдела культуры, — мы равно удалены от всех великих держав. Наш президент пытается ладить со всеми. Страна придерживается позитивного нейтралитета, и ты понимаешь, почему. Мы хотим все от всех и сразу. Кроме этого наш главный редактор очень осторожен и просматривает все статьи, идущие в номер. Вот что-нибудь о Большом театре или драматургии Чехова — с удовольствием.
Пробный шар прокатился мимо лузы. Пришлось должным образом оценить форму вежливого отказа, а также прямоту и честность своего собеседника и быстро перевести разговор на только что вышедший на широкий экран американский фильм «Унесенные ветром». Фильм обоими был оценен по достоинству.
— Да, жирный карась, такие на удочку не клюют; таких надо ловить сетями, а сетей у нас нет, — сделал вывод резидент, которому было доложено о результатах беседы с драматургом. — Нужно искать дальше. Вопрос о публикациях в местной прессе с повестки дня не снят.
…Спустя много-много лет журналист и драматург превратился в политического деятеля, представителя левых кругов Египта. Иногда я встречался с ним на международных конференциях и семинарах, и тогда «жирный карась» делился интересной информацией, помня о моем интересе к его пьесам.
Вскоре после этого в Египет прилетела балетная труппа Большого театра. В ее состав входили наши звезды — Галина Уланова и Майя Плисецкая. Представления проходили на сцене старого каирского театра, который был построен еще до открытия Суэцкого канала.
Гастроли Большого театра в Каире дали возможность лично познакомиться с Улановой и оказать ей внимание.
В отличие от многих других звезд искусства она оказалась человеком удивительной простоты, мудрой чуткости и завидной работоспособности, болеющей за престиж нашего балета.
Почти целый день мы провели в Каирском музее, где посетители, узнавая мою спутницу по газетным фотографиям, больше обращали внимание на нее, чем на мумии и инкрустированные троны фараонов.
После музея сразу же поехали в театр. Наша прима-балерина, если не выступала сама на сцене, считала своим долгом следить из-за кулис за ходом представления.
У театра я неожиданно встретил свою старую знакомую Ларису.
Представитель Аэрофлота решил продемонстрировать щедрость и выделил всему экипажу билеты. Пилоты вместе с командиром засели за преферанс в гостинице, а подруга отправилась покупать сувениры.
— Как, вы, московский зритель, хотите посмотреть наш отечественный балет за рубежом? Странное желание!
— Обстановка ясна и благоприятна. Подарите свой билет местному балетоману, сделайте его счастливым на этот вечер, а я хочу подарить вам одно из чудес света.
— Висячие сады Семирамиды?
— О, нет, они давно уже отцвели и осыпались, как поздней осенью хризантемы в саду. Все проще и реальнее. Я хочу показать вам ступенчатую пирамиду Джосера. Она не столь знаменита и поэтому нетривиальна, как пирамида Хеопса, которая считается таким же классическим объектом посещения для иностранцев здесь, как у нас Большой театр в Москве. Классика в жизни, как и в искусстве, может надоесть.
— Согласна! Аргументы просты, но убедите, льны.
Мы отдали билет молодому, по внешнему виду не очень богатому египтянину, который долго кричал нам вслед слова благодарности, сели в машину и взяли курс в район Гизы.
Стало постепенно темнеть. На улицах зажглись фонари, но суета оставалась прежней. Рядом со мной сидела стройная, симпатичная женщина, которая не отвлекала водителя вопросами, а с интересом наблюдала ту безалаберность и цветную пестроту, которая царила на улицах. Большая арба с огромными колесами, ведомая невозмутимым верблюдом, вдруг перекрыла улицу. Образовалась пробка. Галдели все, попавшие в нее. По дороге к пирамидам стали чаще встречаться казино, зазывающие посетителей разноцветными неоновыми лампами и музыкой из репродукторов. Такси, на багажнике которого была написана арабская поговорка «Терпение — это прекрасно», врезалось в повозку, влекомую маленьким осликом. Таксист терпением не обладал.
Проехали мимо открытой лавки горшечника, который занял своим разнокалиберным товаром не только тротуар, но и проезжую часть.
Лариса продолжала молчать. Она не задавала мне никаких вопросов ни о моей работе, ни о семейной жизни. И улыбалась, когда ловила на себе мой беглый взгляд. На правой руке обручального кольца я у нее не заметил.
«Значит, не получилось», — подумал я про себя, вспоминая нашу последнюю встречу в кафе «Гроппи».
И вот проявление телепатии! Повернувшись ко мне лицом, Лариса довольно нейтральным тоном вдруг сказала:
— А вот замуж я не вышла! Мой суженый, пока я нагоняла километры в воздушном океане, устал ждать, взял, да и женился на моей «земной» подруге.
— На Востоке говорят: «На все воля аллаха». Это близко к нашему исконно русскому тезису: «Все, что ни делается — делается к лучшему».
Чтобы отвлечь Ларису от этой темы, я металлическим голосом гида сказал:
— Внимание! Мы подъезжаем к Саккарскому Некрополю — самому большому в Египте. В этом колоссальном музее под открытым небом, длиной около 10 километров, можно найти пирамиды и могильные сооружения, относящиеся практически ко всем эпохам древнего Египта.
Оставив машину у пирамиды Джозера, мы поднялись по ступеням на самый верх. Перед глазами открылась пустыня, освещаемая косыми лучами заходящего солнца. Иностранных туристов не было: вечерами они посещали представление «Звук и свет» у пирамиды Хеопса.
— Ступенчатая пирамида — первое в мире каменное сооружение человека. До этого древние египтяне строили свои погребальные сооружения из обожженного кирпича. Пирамиду Джозера из шестиступенчатой массы камней строил известный архитектор древности — Имхотеп, который почитался египтянами мудрецом, так как занимался еще философией и астрономией. У греков он считался олицетворением бога медицины Асклепия, у римлян — Эскулапа.
— Не надо продолжать лекцию о древнем Египте. Давайте молча погрузимся в вечность и помечтаем, каждый о своем.
Мы долго стояли вплотную друг к другу. Перед нами внизу расстилалась бескрайняя пустыня, уже освещаемая луной. Воздух был удивительно чистый, с тонким, почти неуловимым запахом трав. А может быть, этот терпкий, пьянящий аромат исходил от Ларисы? Наступило какое-то отрешение от всего суетного, земного прозябания, чувство единения с миловидной, симпатичной женщиной. Наши мысли и чувства были настроены на одинаковую волну, сердца бились в одном ритме. Как редко это бывает в жизни!
Наше одиночество было прервано непонятно откуда появившимся арабом в галабее, который начал крутиться около машины. Идиллия была нарушена. Когда мы спустились с пирамиды, тот вместо обычного приветствия как-то нахально стал требовать «бакшиш» — что-то среднее между милостыней и благотворительной подачкой.
— Аллах тебя отблагодарит за все добро, что ты сделал людям, — сказал я со злостью.
Возвращались в Каир в полном молчании. Лишь прощаясь у гостиницы, Лариса очень нежно поцеловала меня и прошептала:
— Большое спасибо за подарок от тебя и от судьбы. Я никогда не забуду этот вечер!
Следующая и последняя встреча с Ларисой на египетской земле произошла в транзитном зале международного аэропорта.
Весь экипаж самолета сидел за столиком и пил кофе. Увидев меня, Лариса отделилась от своей компании и после теплых слов приветствия сообщила, что в первом классе летели какие-то важные персоны, которые, как ей удалось понять из отрывочных фраз, обсуждали пути свержения правителя одной африканской страны. Этот правитель был ставленником Великобритании. В Каире этих оппозиционеров на аэродроме встретили египетские представители, усадили у трапа самолета в автомашины и, минуя все формальности паспортного контроля, увезли на большой скорости в город.
— Спасибо, Лариса! Дух Джозера продолжает витать над нами! Желаю мягкой посадки в Москве.
Мы простились взглядами. Ее лучистые глаза слегка затуманились.
О приезде группы африканских революционеров в местной прессе ничего не сообщалось. Пришлось предпринять меры к выяснению подробностей через возможности резидентуры. Оказалось, что действительно, тогдашние египетские власти оказали своим африканским единомышленникам по ликвидации британского влияния в Африке гостеприимство и поддержку. В конечном итоге проведенных мероприятий и мы присоединились к этому прогрессивному процессу. Одной креатурой Англии стало меньше. Но Африка не была моей «зоной ответственности». Ею занимался в Каире другой оперативный работник.
Больше я в каирских театрах не бывал: не было для этого свободного времени. Лишь один раз, по настоянию своего египетского знакомого, посетил концерт известной в те времена певицы Умм Кульсум, который продолжался несколько часов. В народе ее звали «арабский соловей». Пение Умм Кульсум всегда вызывало бурный восторг слушателей. Если шла передача по радио, то торговцы в лавках переставали обращать внимание на покупателей. Надо отдать ей должное: она имела исключительные вокальные данные, брала очень высокие ноты, но тональность и своеобразную ритмику пения по Достоинству мог оценить лишь житель Арабского Востока. Песенное искусство арабов, его принципы и композиция сильно отличаются от наших, да и европейских тоже.
Для понимания арабского искусства пения требуется специальное музыкальное образование или непредубежденность. Ни того, ни другого у меня не было. Но пение «арабского соловья» — Умм Кульсум — действовало не только на чувства и умы слушателей. Иногда оно влияло и на конкретные действия политиков.
В 1964 году под воздействием Египта ливийские молодые офицеры (Муамар Каддафи, Абдель Салям Джеллуд и другие) создали подпольную организацию «Свободные офицеры юнионисты-социалисты» (СОЮС), целью которой было свержение монархии. В начале 1969 года М. Каддафи решил, что «Свободные офицеры» в достаточной степени окрепли и в состоянии сменить королевский режим на республиканский. Выступление было назначено на 12 марта. Но в этот день в Триполи состоялся концерт Умм Кульсум, сбор от которого должен был пойти в фонд ведущей организации палестинского сопротивления — ФАТХ. На концерте присутствовало много высших офицеров, лояльных королю Идрису, и их планируемый арест был бы затруднен из-за скопления большого количества зрителей. Дату переворота пришлось отложить на другой срок. А еще говорят, что искусство не влияет на политику!
…Мной овладел какой-то охотничий азарт. Каждое знакомство проверял на возможность использования, как было сказано в учебных пособиях по разведке, «в оперативных целях». Это стремление стало почти навязчивой идеей. Чтобы как-то охладить свой пыл, я стал посещать местные кинотеатры, которые разнились и по степени комфорта, и по расположению, и по свежести фильмов.
Однажды в одном рядовом кинотеатре мне пришлось наблюдать довольно забавную сценку, воспоминание о которой еще многие годы вызывало улыбку у тех, кому я рассказывал этот эпизод.
В боковую дверь около широкого, полукруглого экрана вошел бедуин, ведя за собой на веревке… верблюда. Бедуин (а может быть, и феллах) сел в первый ряд — самый дешевый по стоимости билета — и привязал веревку к ручке кресла. Через некоторое время появился служащий кинотеатра, который стал доказывать бедуину, что вход в зал с верблюдом запрещен. В свою очередь, бедуин показал служащему два входных билета и разъяснил, что он очень хочет посмотреть фильм, но не может оставить своего верблюда на улице, опасаясь, что его могут украсть. Ни одна сторона не принимала во внимание аргументы другой. Ожидавшая начала фильма публика громко смеялась, аплодировала, а часть — свистела. Тогда служащий начал выталкивать верблюда, который невозмутимо и с каким-то презрением наблюдал за происходящим. Свист, шум, аплодисменты усилились. Служащий кинотеатра, не справившись с верблюдом, ушел, но вскоре вернулся с двумя полицейскими, которые буквально на руках вынесли из зала хозяина верблюда, и животному ничего не оставалось делать, как отправиться вслед.
Кроме кинотеатров в Каире было много разных по профилю клубов, где можно интересно провести время. Действовал офицерский клуб, но там штатским дипломатам делать было нечего. Банкиры, крупные торговцы — «жирные коты» — ходили в элитарный «Ротари-клаб», вступить в который оказалось непросто: нужны были рекомендации. Был дорогой конноспортивный клуб. Приходилось искать что-нибудь попроще, доступнее.
На острове Гезира, недалеко от посольства, располагался спортивный клуб, где можно было спрятаться от знойного солнца в тени деревьев, отдохнуть от городского шума. Там находились ресторан, площадки для игры в теннис и волейбол, бассейн с вышкой для ныряния.
Клуб построили еще англичане, а они умели создавать для себя «зоны комфорта» в жарких странах.
Всем был бы хорош клуб «Гезира», если бы не большая стая ворон с большими горбатыми носами. Эти удивительно нахальные и крикливые существа не боялись людей. Они пикировали на столики ресторана, быстро хватали съестное и исчезали под свист и крики присутствующих. Администрация клуба не несла ответственности за шалости ворон, и потерпевшим от их разбоя приходилось снова заказывать украденные бифштексы.
С моим другом из нашей «кельи» мы решили сыграть в шахматы, найдя укромное место подальше от ребячьего гама и женской трескотни на бытовые темы.
— Проигравший угощает победителя виски.
— Идет.
Сыграли три партии. В начале четвертой мой партнер, взглянув на часы, сказал:
— Ну, мне пора. Надо ехать.
Пора, так пора. Надо — значит надо. Вот так, часто в середине шахматной партии, дружественного ужина, даже в ходе служебного совещания вдруг поднимается человек и молча уходит. Никто не вскидывал удивленно брови, понимая, что он торопится на очередную встречу с источником информации, что ему надо провериться на маршруте, что он, может быть, и не вернется назад, а поедет в посольство писать срочную телеграмму. Долгое время над нами господствовало железное слово «надо». Ему многое, очень многое приносилось в жертву! Ведь редко «хочу» и «надо» совпадали по своим параметрам.
Когда я остался за столиком один, разбирая неоконченную партию, ко мне подошел араб в золотых очках, с коротко подстриженной бородкой и спросил что-то по-французски. Я извинился и попросил говорить со мной на арабском языке. Он, как мне показалось, несколько удивился моему незнанию французского и на хорошем литературном языке спросил, не найдется ли у меня свободного времени, чтобы сыграть с ним в шахматы.
— С удовольствием.
В этот день «стыковок» у меня не было, а лишнее знакомство никогда не помешает.
Мы расставили шахматы, и игра началась. Соперник играл с азартом, долго ходов не обдумывал, явных ошибок не делал. Но все-таки попал под шах, проиграл ферзя и сдался. Затем он, ни слова не говоря, пошел к стойке, принес оттуда два бокала с двойным виски и тарелку с жареным миндалем.
— Простите, мы ведь так не договаривались!
— Но я же видел, как тот, кто проиграл, угостил вас, и я решил принять ваши условия игры. Они мне понравились. Прошу вас, не отказывайтесь!
Аргумент был весомым, отказаться было бы неприличным. Чокнулись, пожелали друг другу здоровья, закурили.
— Разрешите представиться: профессор химии — Мухаммед.
Я не стал спрашивать, каким видом химии занимается мой партнер.
— А я инженер-металлург.
Иногда я кокетничал своей гражданской специальностью и лишь спустя некоторое время стал выдавать себя за карьерного дипломата.
— Вы работаете на Хелуанском заводе?
— Нет, я атташе посольства СССР в Египте.
— Как, инженер-металлург — и вдруг превратился в дипломата?
Профессор всем своим видом выразил неверие в такую трансформацию.
— Ничего удивительного. Ведь бывший министр черной металлургии Тевосян работает послом СССР в Японии. Металлург, изучив язык, может стать дипломатом, а вот дипломат вряд ли сможет работать металлургом.
Я не стал говорить о том, что для министров должность посла была своего рода политической ссылкой. Посидели с профессором химии еще некоторое время, сыграли еще одну партию, которую я нарочно проиграл, чтобы угостить своего партнера виски. Так что общий счет стал 1:1. Никому не обидно!
Через неделю я встретил своего знакомого в клубе «Гезира». Оказалось, что он был его завсегдатаем.
— Я принес с собой шахматы. Если у вас есть время, давайте продолжим игру.
Время было, и я решил углубить контакт.
— Где вы работаете? — спросил я его в ходе игры.
— Преподаю химию в университете и консультирую в каирском музее в отделе мумий.
— Мне кажется, что мумии вечны и не нуждаются в уходе за ними.
— Ошибаетесь. Ведь воздух двадцатого индустриального века не тот, что был раньше. Кстати, как по-русски звучит «мумия»?
— Так и звучит.
— Значит, слово «мумия» стало интернациональным. Вообще-то говоря, оно не египетского, а скорее, персидского происхождения. «Муммиа» означает ароматическую смолу, которую раньше добывали в горах и которая, как считают, обладает целительными свойствами.
— Да, мой приятель, работающий в МИДе, привез из Афганистана маленький пузырек мумие и утверждал, что оно делает мужчину сильным и вылечивает почти все болезни.
— Эта вера привела к тому, что, начиная со средних веков вплоть до девятнадцатого столетия, древнеегипетские мумии по дешевке скупались здесь, вывозились в Европу и продавались там за бешеные деньги. В более раннее время мумий в Египте было так много, что они использовались в качестве удобрения.
Профессор химии перестал играть в шахматы, как-то внутренне напрягся, затем воодушевился, и я понял, что мне предстоит выслушать лекцию о мумиях.
— В древности египтяне верили в то, что после смерти умерший переселяется в царство мертвых, где жизнь продолжается, но в другой форме. Важную часть подготовки к загробной жизни составляло мумифицирование. Вначале этой операции подвергались тела только фараонов и великих жрецов, потом ее начали делать и простому люду. Если у фараонов удаляли внутренние органы и заполняли тело благовониями и ароматическими смолами, то беднякам лишь заливали чрево соком.
После бальзамирования мумию помещали в гроб, а точнее, — в саркофаг — слово греческого происхождения, означающее «поедающий мясо».
На внутренней и внешней сторонах саркофага наносились иероглифы, магические знаки, изображения древнеегипетских богов. Наглядный интерес представляет захоронение Тутанхамона, открытое Картером.
Профессор химии увлекся. Казалось, что он забыл, что перед ним не местный студент, а иностранец, словесный запас которого по данной, явно не политической, теме ограничен. Услышав о Картере, я счел возможным прервать его и сообщить, что недавно в Москве появилась книга Картера с богатыми цветными иллюстрациями.
— Очень интересно. Мне бы хотелось взглянуть на нее, — попросил меня специалист по мумифицированию.
— Если она есть в посольстве, я обязательно покажу ее вам. А теперь давайте сыграем партию в шахматы. Я жажду победы и двойного виски.
Мое знакомство с профессором химии продолжалось длительное время.
Однажды в ходе светской болтовни на вольные темы профессор вдруг задал мне неожиданный вопрос:
— Какая мораль господствует в Советском Союзе? Официальная, религиозная или общественная?
— М-м-м! В принципе — коммунистическая.
— В чем ее суть?
— Человек человеку друг, брат и товарищ, в отличие от капиталистической, где человек человеку — волк.
Я не стал перечислять все пункты официального в то время «морального кодекса строителя коммунизма», а ответил лишь, что он направлен на благо трудящихся и государства. Затем добавил, что в кодексе есть элементы заповедей Иисуса Христа.
— Вы знаете корни христианского учения о добре и зле, о праведниках и грешниках?
— Простите, но у нас в Советском Союзе свобода совести, вероисповедания. Вы можете выбрать себе любую религию, а можете быть и атеистом. За свои религиозные убеждения никто не преследуется.
Говорить о том, что открыто верующих не принимали в КПСС, я не стал. Давая такой уклончивый ответ, я подумал, что мне удалось избежать признания в своем неведении о происхождении христианства, и тем более в своем атеизме.
— Вы читали «Книгу мертвых»?
Пришлось прямо сознаться, что не только не читал, но ничего и не слышал о ней, зато посетил «город мертвых».
— «Книга мертвых» — это своего рода библия древних египтян. Они считали, что после короткой земной жизни наступает другая, счастливая и бесконечная, если не совершать греховных деяний. Покойный, после смерти своего тела, предстает перед судом Осириса и должен убедить его в том, что он не делал худого людям, не плел интриг из тщеславия, не оставлял бедного без пищи, не заставлял страдать другого и еще много-много всякого рода «не». Таким образом, христианство много взяло из веры древних египтян, а ислам, в свою очередь, позаимствовал кое-что из библии. Как говорит Коран, «Мухаммед — только посланник, до которого были посланники».
Профессор-химик, почувствовав, что я профан в проблеме взаимосвязи и преемственности разных религий, предложил сыграть партию в шахматы — игру международную, с одинаковыми правилами для верующих и неверующих. Проверять его по учетам Центра я не стал — он не представлял оперативного интереса для советской разведки.
Свободных дней было мало, они пролетали быстро.
Продолжалась рутинная работа в посольстве, поиски источников актуальной информации, изучение прессы. Мое внимание привлек еженедельный журнал под названием «Все для всех». Материалы там действительно были подобраны с широким диапазоном: глобальная политика, средства для борьбы с тараканами, кулинарные рецепты, советы для бизнесменов и прочее. Но в этом журнале был один раздел, занимающий всего одну страницу, на который обращал внимание весь дипломатический корпус. А назывался он «Тайны». В нем можно было прочитать то, что не публиковало ни одно другое местное печатное издание: перемещения в правительстве, неофициальные визиты важных зарубежных деятелей, политические и экономические соглашения, активность разведок в других странах. Раздел «Тайны» вызывал жгучее любопытство и желание узнать все подробнее, в деталях. Но других источников, подтверждающих сообщения в журнале, которые могли бы «раскрыть скобки», пока не было.
— Надо нанести визит к редактору интригующего раздела — и после выхода в свет очередного номера я посетил редакцию. Обстановка там была демократической. Никто не спрашивал при входе: «Кто вы? К кому идете? Какова цель вашего визита, и согласован ли он с протокольным отделом МИД»? Редактор отдела «Тайны» занимал маленький отдельный кабинет, где тихо мурлыкал кондиционер.
— Ну, наконец-то появился первый русский дипломат, — дружелюбно заявил редактор после того как я официально представился ему.
— Я очень рад случаю побеседовать с человеком, заинтересовавшимся отделом «Тайны», который я веду уже несколько месяцев. А вы заметили, — добавил он, — что в этом разделе отсутствует, так сказать, советская линия?
— Заметил, — был вынужден согласиться русский дипломат.
— А знаете почему? Потому, что ваши материалы из АПН приходят поздно, написаны скучно. Из них не сделаешь чего-то «с перцем». Информация из ТАСС полна официоза. Согласитесь, что Рейтер и Ассошейтед Пресс дают более живую и интересную информацию. Но вы, пожалуйста, не обижайтесь на мою откровенность.
— Я не обижаюсь. В ваших словах есть доля правды, — ответил я, несколько пораженный прямотой оценки наших информационных агентств. Я решил также не «ходить вокруг да около», а поддержать дух откровенности, предложенный редактором раздела. Его прямой взгляд и улыбка располагали к этому.
— А вы любите Америку? — задал я вопрос местному журналисту, который произвел впечатление человека с большим опытом общения, умением сразу входить в контакт, настроенного, судя по первому впечатлению и искренним словам, на дальнейшее развитие знакомства.
— А за что ее любить? Она дает моей стране немного пшеничной муки, а потому выкручивает руки, указывая, с кем дружить, а с кем враждовать.
— Хорошо. У меня есть для вашего раздела один резкий антиамериканский материал. Опубликуете?
— Опубликую, не сомневайтесь.
Началась азартная игра, в которой я решил сыграть ва-банк, пренебречь общепринятой методологией разведывательной работы: установление первоначального знакомства, изучение политических взглядов и материального положения, проверка по другим источникам, длинная и нудная переписка с Центром. Черт с ними, этими академическими канонами: азарт и интуиция подтолкнули действовать сразу.
Будь что будет! Надеюсь, не побежит он в американское посольство и не доложит им нашу беседу. Хватит с американцев и их газеты, где они вовсю поносят «русского медведя», вторгающегося в Африку, не всюду же они проникли? Есть, вероятно, и свободные делянки.
— Берите ручку, бумагу, пишите маленькую заметку в ваш раздел. «По некоторым данным, американские самолеты, базирующиеся на базе Уилс-Фильд (Ливия), совершают разведывательные полеты в районе Суэцкого канала и над территорией некоторых африканских стран. Точка».
— И это все? — Редактор был несколько разочарован.
— Пока все, — был вынужден ответить я, уже несколько дней мучившийся над проблемой, куда и как пристроить этот материал, которому Центр придавал почему-то большое значение.
— Можно добавить, что король Идрис знает об этом, но ничего не предпринимает против таких действий?
— А это соответствует действительности?
— По моим сведениям, король слаб здоровьем. Монархия в Ливии скоро рухнет, — авторитетно ответил редактор. — Если я опубликую эту заметку, доставив тем самым вам удовольствие, надеюсь, что мы отобедаем в отеле «Хилтон». Там очень хорошая кухня и всегда бывает шотландский виски.
— Договорились. В день публикации я захожу за вами.
Я решил пока не докладывать резиденту о своем посещении редакции журнала «Все для всех», а дождаться выхода очередного номера в свет: расскажешь ему, а он опять применит свою лексику «заядлого рыбака». То «подсекаю» слишком быстро, не дождавшись поклевки, то ловлю на самодур, вместо того, чтобы насадить жирного червя и запастись терпением — вспомнились замечания резидента.
Ровно через неделю в разделе «Тайны» появилось сообщение о том, что ВВС США в Ливии, в нарушение принятых на себя обязательств, совершают облеты стран региона Средиземного моря, проводят аэрофотосъемку, а ее результаты передают Тель-Авиву.
— Чья работа? — спросил на очередном совещании оперативного состава резидентуры шеф точки, имевший привычку прочитывать по утрам всю местную прессу.
— Моя, — нарочито скромно ответил я резиденту.
— А почему не доложили о своем контакте в журнале?
— Я решил сделать вам скромный подарок накануне вашего дня рождения.
У резидента действительно круглый юбилей — пятидесятилетие — должен быть через неделю.
— За подарок Центру и мне — спасибо. А вот за поспешность должен сделать замечание. Вы хоть установочные данные на свое «шапочное знакомство» можете дать? Имя, фамилия, где родился, что закончил, где был? Ладно, все это за вами.
— А в ресторан-то сводить можно?
— Не только можно, но и нужно. Там все и выясните. А в какой ресторан вы его собираетесь пригласить?
— Автор хорошей заметки предпочитает хороший ресторан — «Хилтон».
— «Хилтон», — задумчиво повторил резидент. — Да ведь это змеиное гнездо. Там собираются разведчики западных стран. Там имеет свои уши и глаза местная контрразведка. Смотри, будь осторожен. Место выбирай сам. Ну а мы тебя подстрахуем, а то одно неловкое движение — и свалишься в омут. Тащи тебя потом оттуда!
Не удержался шеф. Опять рыболовная лексика. Но в глубине души я был доволен, так как ожидал более сильной нахлобучки за свои партизанские действия.
Стеклянные двери пятизвездочного отеля бесшумно открылись перед двумя очередными посетителями. Мой спутник уверенно вошел в полупустой ресторан. Время было дневное, и посетителей было немного. В основном иностранные туристы: молодящиеся старушки и старающиеся держаться молодцевато старички. Чопорные, очень благопристойные и говорящие тихо. Как раз таких можно увидеть у пирамид или на смотровой площадке цитадели.
— Эх, наших бы сюда туристов. Они бы здесь устроили гвалт в стиле и тональности «шумел камыш, деревья гнулись».
Я сам выбрал столик, памятуя указание резидента.
— Дам начала два двойных виски, потом лангуст и два бифштекса, — заказал приглашенный «обладатель тайн» бесшумно и быстро подошедшему официанту. — Надеюсь, что вы не против такого выбора блюд? — спросил он меня.
— Нет, конечно, — ответил я, — вы же мой гость. Я вполне доверяю вашему вкусу и одобряю ваш выбор.
— Ну, как понравилась моя заметка? — и, не дожидаясь ответа, продолжил. — Утром мне уже звонили из ливийского посольства и заявили, что такого не может быть.
— И что вы ответили? — я внутренне напрягся, ожидая чего-то неприятного для себя. Ведь редактор мог упрекнуть меня в том, что я своим материалом поставил его в неловкое положение перед ливийским посольством.
— А я сказал, чтобы проследили за полетами американских самолетов своими радиолокационными станциями. Если они подтвердят, что таких полетов нет, я напишу маленькое опровержение. Но я-то знаю, что таких станций у короля Идриса нет. Так что не надо беспокоиться. Ваше здоровье и за наше знакомство.
Редактор отдела «Тайны» быстро покончил с двойным виски и заказал еще.
«Ловкий малый. Если дело с ним пойдет дальше, то в переписке с Центром именовать его «Налимом», — подумал я. — Резиденту это должно понравиться».
Официант принес лангуста и пучки разнообразной зелени, наименование которой я не знал не только на местном, но и на своем родном языке. После выпитого потекла неторопливая беседа. В ходе ее я осторожно выяснил все, что нужно Центру. «Налим» не скрывал ни своих политических взглядов, ни своей биографии. Беседа протекала, пользуясь штампом официозных газет, в дружественном духе, чему в немалой степени способствовала очередная порция двойного виски.
— Ну, мне пора, — сказал «Налим», допивая заказанную на конец обеда чашку кофе. — Вечером я должен пойти на прием в одно посольство.
Я еле удержал себя от вопроса «А в какое?», сделав вид, что это меня мало интересует.
«Налим», как бы прочитав мои мысли, добавил:
— Ни в американское, ни в ливийское посольство я не пойду. Я приглашен на ужин к послу Индии. С ним мы старые знакомые, если не сказать — друзья.
Официант принес счет и, верно угадав, кто должен платить, положил его на тарелочку передо мной. От суммы в конце столбика цифр чуть не отнялся язык. Наступила неловкая пауза.
— Не удивляйтесь, — сказал «Налим», заметив некоторое замешательство. — Ведь это пятизвездочный отель. Здесь лучшая кухня в городе, да и моя заметка, как вы могли убедиться, стоила этого ланча.
— Ну конечно, стоит, — ответил я, придя в себя. — Она стоит даже двух таких обедов.
— Ловлю на слове. — «Налим» лукаво улыбнулся. — Значит, через неделю мы повторим эту программу?
— С большим удовольствием, — ответил я, думая о том, как убедить резидента оплатить хотя бы часть расходов на обед.
Данные о «Налиме» и перевод опубликованного материала ушли в Центр шифртелеграммой. Центр молчал. Пришлось поланчевать второй раз в «Хилтоне» с тем же выбором блюд. «Налим» пил много, но не пьянел. Беседа носила в целом нейтральный характер, так как новых заданий из Центра не поступало. В середине обеда между лангустом и бифштексом я осторожно поинтересовался у «Налима», не боится ли он так часто посещать «Хилтон» с иностранцем?
— Ну, во-первых, вы внешне мало похожи на иностранца, — ответил «Налим». — Вас можно принять за грека, который прожил в Каире много лет. А во-вторых, мне нечего бояться. Мой дядя — начальник отдела в местной контрразведке, и я узнаю все, что его соглядатаи обо мне напишут.
Я чуть не поперхнулся после его слов, но овладел собой.
Вот это «Налим»!
«Ну, была не была» — решил я и, помолчав некоторое время, спросил:
— А что они напишут обо мне?
Собеседник внимательно посмотрел на ожидавшего ответа советского дипломата, помолчал, а затем сказал:
— Не знаю, но думаю, что ваше посольство не является основным объектом внимания местной контрразведки. Ведь вы заговоров не организуете, своих приверженцев к захвату власти не подталкиваете, во внутренние дела не встреваете, помогаете в строительстве Асуанской плотины. А вот лангуст сегодня мне показался не совсем свежим. — Ушел от ответа, не стал развивать тему, скользкий «Налим».
— Да и порция какая-то маленькая. Прошлый раз она была больше.
Очень, ну очень мне хотелось поговорить о местной контрразведке. Но громадным усилием воли я загнал внутрь это естественное желание.
— Ну, обед, как и все в жизни, раз на раз не приходится, — философски закончил «Налим» тему о местной кухне и ее нестандартности.
Договорились о том. что если у меня будет какой-нибудь острый материал, «приправленный соусом «карри», как заметил «Налим», то он найдет свое место в разделе «Тайны».
Резидент, узнав об этом «пикантном» обеде, дал указание писать срочную шифртелеграмму в Центр, а также составить подробный письменный отчет обо всех встречах, рекомендуя не упустить ни малейшей подробности.
— Пусть они там тоже пошевелят извилинами, — заметил он.
Через два дня был получен ответ из Центра:
«Резиденту. «Налим» представляет определенный интерес. В работе с ним просим проявлять осторожность. О работе местной контрразведки пока вопросов не задавайте. Материалы для публикации направляем очередной почтой».
— Учат пескари сома усами шевелить, — пробурчал резидент, знакомя меня с телеграммой Центра. — Трафареты в ходу, а дельных советов мало. Впрочем, наверное, не зря они напомнили нам об осторожности. Ведь как-то все очень быстро получилось. Почему? Думайте, изучайте «Налима», осторожно соберите о нем сведения от пресс-атташе посольств дружественных нам стран.
С таким напутствием я покинул кабинет резидента, прекрасно понимая, что ответы на поставленные вопросы придется искать одному. У других сотрудников точки были свои собственные заботы и, кроме дружественного сочувствия, они чем-либо конкретным помочь вряд ли могли.
Начался тяжелый, трудоемкий сбор сведений о журналисте, который заинтересовал, а точнее сказать, даже заинтриговал своими неординарными возможностями, связями и какой-то, пока необъяснимой доступностью. Размышляя о путях сближения с «Налимом», о своей деятельности, на ум пришло неординарное сравнение оперативной работы разведчика с… ухаживанием за женщинами, с любовными интригами. Есть очень много общего между этими общечеловеческими отношениями. И у объекта оперативной разработки, и у желанной женщины во время первых встреч необходимо вызвать к себе благорасположение, симпатию, желание повторного общения. Для этого надо не только знать или угадать стремление, настрой мысли и чувства своего предполагаемого партнера, но и подсознательно, интуитивно ощутить почти формально необъяснимое, уловить флюиды, идущие от одного человека к другому. Впоследствии это стали называть телепатией, наличием электромагнитных волн одинаковой частоты. Для достижения успеха в таких, казалось бы, несовместимых понятиях, как любовь и разведка, необходимо быть тонко льстивым, обходительно-вежливым, изысканно-галантным, предельно чутким. И в разведке, и в любовных делах не следует сразу раскрывать свои конечные намерения — подчинить своей воле другого человека, заставить его действовать и поступать так, как будто это происходит по его инициативе, по его желанию. В обоих случаях стремление добиться положения ведущего, должно происходить исключительно незаметно для ведомого. Но все упрощается, если объект разработки с первой встречи сам понимает, что от него хотят, и дает понять одними глазами, что он согласен на продолжение игры, углубление отношений, завязыванию интриги. А томительное ожидание очередной встречи с агентом сравнимо лишь с чувством молодого пылкого юноши, который ждет встречи со своей пассией, с объектом страсти. Придет или не придет в назначенный срок?
Если придет, то что, как говорится, принесет «в клюве». Принципы, изложенные в наставлениях о проведении оперативных встреч с агентурой, приходили в противоречие с привычкой египтян опаздывать, а то и вовсе не приходить в назначенное место в определенный срок. Выкуришь не одну сигарету, пока не покажется знакомая фигура или не подъедет автомашина со знакомым номером.
А если не приходит нужный человек ни на очередную, ни на запасную встречу, то в голове роятся мысли, не дающие покоя: разочаровался в сотрудничестве? Недоволен прошлым вознаграждением? Перевербован конкурентами? На все эти вопросы еще долго, вплоть до следующей встречи, нет однозначного ответа. Прямая параллель с чувствами и мыслями влюбленного молодого человека, который еще не выработал в себе терпения рыбака, часами ожидающего поклевки, или равнодушия старого ловеласа, у которого всегда есть два или три запасных варианта.
Да, проводить такую параллель в учебных пособиях по разведке не принято. А жаль.
Очень трудно из египтянина сделать агента в его классическом определении, в соответствии с которым агент должен выполнить любое указание точно и в срок, как старшина роты приказ капитана.
Как бы в качестве возмещения за эти недостатки национальной особенности (у какого народа их нет?) египтяне радушны и гостеприимны. Это у них в крови, с этим связано много ритуалов. Самой минимальной формой проявления гостеприимства является предложение выпить чашечку кофе или чая в учреждениях, крупных магазинах.
В период поездки по сельским районам Египта можно было увидеть группы феллахов, которые трапезничали, тесно сбившись в круг, сидя на корточках. Если вы пожелаете им приятного аппетита, то вас обязательно радушно пригласят отведать их обед. Можно быть уверенным, что это не формальный ответ на ваше пожелание, а искреннее радушие. Спиртного за трапезой феллахов точно не будет, зато вам предложат выпить «деревенское виски» — маринованные овощи с перцем и другими специями. Выпив его, обязательно хочется крякнуть. Действует лучше, чем «Алко-Зельцер», снимая посталкогольный синдром. В ларьках и магазинах «деревенское виски» не продается.
О гостеприимстве на государственном (или высшем) уровне много говорить не надо. Первому космонавту Ю.Гагарину был устроен такой пышный прием, какой устраивается лишь главам государств и правительств.
Бытовой формой египетского гостеприимства является приглашение в дом на обед или на ужин. Принимающая сторона постарается сделать все возможное, чтобы стол был полон местных блюд, а вы почувствовали бы себя желанным гостем, который по неписаному ритуалу должен хвалить приготовленную еду.
Для выражения благодарности существует много фраз. Вот одна из них: «Да будут благословенными твои руки». Часто хозяева дома говорят: «этот дом — твой дом» и уговаривают не стесняться. Гость неоднократно должен благодарить за доставленное удовольствие, подчеркивая при этом, что это не формальный комплимент, а выражение искреннего чувства признательности. Прием подходит к концу. Первая попытка уйти, как правило, пресекается хозяином. Вторую попытку можно возобновить лишь через некоторое время.
Хозяин обязательно проводит гостя до улицы (или до автомашины). У египтян считается неприличным захлопывать дверь дома или квартиры, пока гость находится в пределах видимости. В ходе прощания как гость, так и хозяин желают друг другу здоровья и выражают надежду на скорую, новую, столь же приятную встречу.
Приятно почувствовать гостеприимство египтян, но реальная жизнь разведчика, дефицит времени (да порой и денег) не всегда давала возможность быть адекватным, таким же радушным хозяином. Компенсационной формой за гостеприимство может служить преподношение подарков, лучше нашего отечественного производства. Египтяне любят получать подарки и в свою очередь любят их преподносить, что характеризует широту их натур. Отказ от подарка считается оскорбительным для того, кто хотел его преподнести.
У египтян развито чувство юмора. Вовремя вставленная в разговор шутка, подходящий к случаю анекдот (политического, бытового и даже сексуального характера) вызывает быструю реакцию и будет по достоинству оценен собеседником. На одном из официальных приемов я рассказал такой анекдот: «Один заключенный спрашивает другого: — Ты женат? Нет, — отвечает тот. — Я предпочитаю свободу!» Взрыв хохота сделал атмосферу более легкой и непринужденной.
Совершая поездки на автомашине по сельским районам, можно встретить феллаха, важно восседающего на семенящем осле. Я часто останавливал машину около него, предлагая закурить, и говорил арабскую пословицу: «Ты эмир и я эмир, кто же должен управлять ослом?» Феллах разражался хохотом и отвечал, что в соответствии с волей Аллаха каждый управляет тем, что у него есть. Образованные египтяне ценят более изысканный юмор. «В шутке — лекарство», — говорит местная пословица. В ней египтяне видят способ сохранить жизнерадостность, преодолеть тоску.
Египтяне горячи, экспансивны и темпераментны почти во всем: в ходе ведения бесед, в спорах, в танцах, во время футбольных состязаний. Помню, на международном футбольном матче между местной командой «Ахли» и мадридским клубом «Реал» моим соседом оказался тучный, седеющий болельщик, который, несмотря на почтенный (как мне казалось тогда) возраст (около 50–55 лет), весьма горячо болел за свою команду. Кстати сказать, египтяне до самозабвения любят футбол, и были случаи, когда болельщики из-за избытка эмоций умирали от инфаркта прямо на трибуне. Узнав, что я иностранец, но болею за его любимую команду, он как-то сразу проникся ко мне симпатией и так настойчиво приглашал к себе домой после матча, что отказаться было просто невозможно. Темпераментный тучный болельщик занимал отдельную виллу в районе Гелиополиса (город-спутник Каира) и оказался советником Лиги арабских государств — межрегиональная организация, в состав которой входят все арабские страны. На столе быстро появились холодные закуски и пиво «Стелла». Беседа со спортивной темы перешла на политические и лилась непринужденно. Советник хорошо разбирался в межарабских проблемах. Впоследствии пришлось посетить под нажимом фанатика-болельщика еще несколько матчей.
— Все футбол да футбол, а где же отдача? — ворчал резидент.
Я решил нанести визит в офис советника. Встретил он весьма радушно, появились традиционные чашечки с кофе. Разговор был на нейтральные темы, но тут среди документов я увидел на столе годовой отчет Лиги арабских стран с грифом «секретно». Освещение деятельности ЛАГ не было моей первоочередной задачей, но гриф «секретно» интриговал и притягивал. Азарт охотника победил осторожность.
— А можно мне ознакомиться с этим отчетом?
На лице советника появилась сложная гамма чувств. С одной стороны, он не хотел меня обидеть прямым отказом. С другой — передача секретного документа иностранцу, представителю страны, не являющейся членом Лиги. Долго продолжалась у него в душе борьба взаимоисключающих начал. Верх взяла симпатия к футбольному болельщику.
— Можно, — наконец ответил советник. — Я посажу тебя в свою автомашину, она во внутреннем гараже, и мы вместе выедем в город. Только учти, что мне до пенсии осталось несколько лет, и я не хочу иметь неприятности.
— Гарантирую сохранение тайны и сохранность документа.
Так я попытался успокоить нервничающего советника. Зря я ввел его в смятение, зря клюнул на гриф. Ничего секретного (кроме главы о сотрудничестве арабских стран в военной области) в отчете не было. Было решено дальнейшую разработку советника прекратить, документов у него больше не брать, а ходить только с ним на футбол, дарить подарки и приглашать на культурные мероприятия советского посольства. Резко обрывать знакомство было бы весьма неэтично.
Многие психологические особенности египтян обусловлены тем, что они исповедуют ислам суннитского (ортодоксального) толка. Согласно конституции, ислам — официальная религия страны, она же провозглашает свободу совести и вероисповедания. Около 5 млн. египтян исповедуют христианство, принадлежат к коптской церкви. Число прочих христиан (греки-ортодоксы, католики, протестанты) незначительно.
Египтяне проявляют терпимость к представителям других религий и даже к атеистам. Но возможность занять высшие руководящие должности в стране немусульманину мала. Президент Насер перевел значительную часть исламского духовенства на государственную службу, то есть фактически превратил их в чиновников, и одновременно начал наступление против так называемого неофициального ислама, представителем которого была Ассоциация «Братья-мусульмане».
Египтяне, особенно интеллигенция, не являются фанатиками-мусульманами. Современный ритм жизни не позволяет им молиться пять раз в день. Но рамадан — месяц мусульманского поста, когда верующие не имеют права принимать пищу, пить и даже курить. От восхода до захода солнца пост соблюдается всеми. Лучше всего не иметь важных дел с египтянами в период рамадана. Деловая и творческая активность сведена до минимума, часы работы учреждений сокращены. Все с нетерпением ждут пушечного выстрела (время захода солнца), когда можно утолить голод. Начинают работать кафе и рестораны, из них по улицам распространяются аппетитные запахи восточной кухни.
Во время рамадана кипит жизнь в ночных клубах и варьете, посетители которых заняты чревоугодием и пренебрегают разговорами на политические темы. Деятельность разведок в этот период резко уменьшается. Вынужденный простой, зато канцелярская работа в посольстве — написание отчетов, справок — идет полным ходом.
Ну и что же с «Налимом» в аспекте такого психологического анализа? Во-первых, ясно, что он не новичок в публикации острых материалов и имеет при этом тонкое чутье, уменье посмотреть на развитие событий в динамике.
Во-вторых, он не боится взять на себя ответственность за возможные последствия публикуемых материалов, опираясь, очевидно, на свои родственные связи и независимое положение в редакции журнала.
В-третьих, он гурман, любитель вкусных блюд и шотландского виски. Обо всем этом резидентура подробно информировала Центр с выводом, что реальная основа для завязывания «романа» имелась. В свою очередь Центр направлял для публикации в журнале «Все для всех» коротенькие сообщения об экспансии и милитаризации Израиля с помощью США и западных стран, о сотрудничестве ЦРУ с местной реакцией на Арабском Востоке, а «Налим» их регулярно публиковал. Иногда практиковалась перепечатка этих сообщений на страницах других газет в других странах (метод рикошета).
Но как в классических романах, необходима динамика (завязка, апогей), так и в отношениях с «Налимом» настало время кульминации. На очередной встрече я разыграл очень озабоченного, встревоженного человека. Это не могло пройти незамеченным для «Налима».
— В чем дело, дружище? — спросил он. — Тебя что-то гнетет. Может быть я могу помочь?
— Да едва ли. Мне поручено написать аналитическую справку о политике США в вашей стране. А никаких интересных материалов в прессе нет. Не могу же описывать только те гнусности, которые публикует местная проамериканская газета. А так, только короткие официальные сообщения: кто-то из американских деятелей приехал, потом уехал. И все. Этого мало.
— Да, задача трудная, — посочувствовал «Налим». У меня в МИДе хороших знакомых нет. Но один аспект деятельности Америки я попытаюсь тебе осветить.
— Какой?
— А у дяди есть досье на сотрудников американского посольства. Они действуют энергично и довольно нахраписто. У них широкие связи почти во всех министерствах, они лезут в секретариат нашего президента, не скупясь устраивают приемы, ищут нужных людей, некоторые из них затем выезжают на отдых в Америку. Я думаю, что дядя не будет скрывать от своего племянника то, что его шустрые ребята собрали на американцев. Он сам их не очень жалует.
У меня учащенно забилось сердце, однако я не стал сгонять озабоченность с лица и сказал:
— Ну, это что-то, это уже часть справки. Остальное «наскребу» из прессы, да и бесед в дипкорпусе.
Томительно шло время. На встречах с «Налимом» больше я о его обещании не напоминал, давая понять, что это является обыденным делом и не заслуживает особого внимания. Но в ходе очередного визита в редакцию журнала «Налим» закрыл дверь на замок, открыл сейф и с торжественным видом извлек из него пакет и вручил его мне.
— Думаю, будешь доволен, — сказал «Налим», хитро улыбнувшись при этом. — Здесь субстрат работы целого отдела местной контрразведки. Да, ты знаешь, как она называется по-арабски — мабахис. У дяди скоро день рождения, и я как любящий племянник должен ему что-то подарить.
— Каждая вещь имеет свою цену, — ответил я арабской поговоркой, пряча конверт в карман брюк и мучительно думая о том, не является ли передача конверта с таким содержимым провокацией. Покинул кабинет, огляделся. Внутри коридора и при выходе никого не было. Быстро дошел до ожидавшей вдали автомашины, за рулем которой сидел оперативный шофер резидентуры, сел на заднее сиденье и нервно закурил.
— Все тихо, — сказал шофер. — Ничего подозрительного не заметил.
— Быстро в посольство, — попросил я, ощупывая карман с толстым пакетом.
Спустя полчаса резидент, специалист по ЦРУ, и я перелистывали отпечатанный на машинке отчет отдела местной контрразведки, занимающийся посольством США. Отчет был построен по следующей схеме: весь состав резидентуры ЦРУ, их установленная агентура и деловые связи из числа местных граждан, а в конце просто установленные знакомства. И никаких комментариев. Одни американские и египетские имена и фамилии. Субстрат в чистом виде!
— Зови всех, кто занимается «главным противником», путь они позавидуют и поучатся работать, — сказал резидент, перечитывая список. При повторном чтении он остановился на одной фамилии, вдруг крякнул и сказал:
— Да тут, оказывается, есть один наш «клиент». Что он — двойник или американская, а может, местная подстава? Да, твой «Налим» принес нам и радость и тревогу. Будем думать, разбираться. Составляй срочную телеграмму в Центр.
— А почему местные власти, зная всю американскую агентуру, ничего не предпринимают, чтобы локализовать ее деятельность?
— Тут тонкая игра, — ответил резидент, который провел в этой стране много лет. — Устроишь шум — не получишь новых займов. Кроме того, за установленными агентами легче следить и контролировать их работу в пользу ЦРУ. И еще вопрос: не делает ли эта американская шпионская сеть то, что ей подсказывают местные власти. Не исключено, что часть агентуры ЦРУ из числа местных граждан работает по указанию контрразведки. Принцип подстав универсален, а арабы — хитрые ребята, хорошо его применяют на практике. Но, как всегда, вопросов значительно больше, чем ответов на них. Это и есть «борьба умов», а не примитивное глушение рыбы взрывчаткой. Надо думать!
Думали все — Центр, точки. И пришли к выводу о целесообразности издания книги: «Истинное лицо ЦРУ», в которой был бы собран большой фактический материал об операциях американской разведки в Северной Африке и на Арабском Востоке.
В той «холодной войне», которая велась около 45 лет, и, к счастью для человечества, не трансформировалась в «горячую», ядерную, ЦРУ играло роль генерального штаба. Оно при помощи дезинформации пыталось влиять на общественное мнение в США и за рубежом, дирижировало интенсивной кампанией лжи в средствах массовой информации, начиная с радиостанций и кончая изданием газет, журналов и книг о стремлении «коммунизма к мировому господству».
Книги — это своего рода «долгоиграющая пластинка», в отличие от газетных статей, которые воздействуют на сознание читателя день (или два). Часто книги о политике СССР выпускались от имени невозвращенцев, перебежчиков, затем изменников, диссидентов. Указанная категория лиц сама по себе редко была в состоянии самостоятельно написать что-либо путное, объективное, так как, как правило, не была носителем полной, достоверной, ценной информации. Всю работу за них делало ЦРУ или МИ-5, которое и начиняло книги всякой всячиной, включая неуклюжее вранье, явную туфту. Даже многостраничные опусы предателей из КГБ и ГРУ, их мемуары не страдали объективностью, глубоким анализом, они носили направленный характер.
«Психологическая война» как составная часть «холодной» велась непрерывно, она состояла из атак и контратак. Наши контратаки, проводимые на территории стран третьего мира, были направлены на разоблачение ЦРУ, его прямого и грубого вмешательства во внутренние дела этих стран.
Именно такую роль должна была сыграть книга «Истинное лицо ЦРУ». Она содержала фактический материал, что и определяло ее большую «убойную силу». Сложность издания в Каире заключалась в том, чтобы найти местного талантливого журналиста, который согласился бы стать автором, иметь связи с типографией и быть достаточно смелым, чтобы не бояться возможного воздействия или даже возмездия за ее публикацию.
Начались поиски кандидата на эту роль из числа просто знакомых, а также оперативных контактов и доверительных связей.
«Налим» для издания книги не подходил по многим причинам. Одна из них заключалась в том, что нельзя «от одной и той же коровы требовать одновременно и молоко, и мясо». Другая состояла в наличии дяди в контрразведке. Вполне можно допустить, что отношения между племянником и дядей носили более откровенный характер, чем с атташе иностранного посольства.
В период поиска достойного кандидата пришлось прикинуться человеком, имеющим отношение к журналистике. А побудил меня к этому такой эпизод.
На одном из приемов ко мне подошел высокий и тучный египтянин и задал вопрос:
— Кто вы, представьтесь, пожалуйста.
— Атташе советского посольства.
— Какой атташе? Пресс-атташе? Военный? Торговый?
Ни к военным, ни к торговым делам я никакого отношения не имел, поэтому счел своему высокому и тучному собеседнику объяснить, что я просто атташе.
— Значит, политический, — завершил он разговор. Прощупывание собеседника — предисловие к продолжению разговора.
Просто атташе его почему-то не устраивал. А интересно, какое было бы у него выражение лица, если бы я представился ему так: майор КГБ, работающий под прикрытием атташе посольства. Разумеется, я не стал так представляться и тем более допытываться, почему его не устраивает ранг атташе без прилагательного к нему. Разные были встречи и разная реакция на знакомства. На обмен визитными карточками.
Но этот эпизод, а также другие причины подтолкнули к тому, чтобы надеть маску журналиста. Нет, я не стал выдавать себя за пресс-атташе, такой человек уже был. Временами я давал понять внешнему окружению, что я, как бы сказать, стал его неофициальным помощником. Для подкрепления этой легенды начал посещать бюро представителя АПН, которое находилось недалеко от посольства, тоже в районе Замалека. Осваивая вторую «крышу» и наблюдая за действиями работников «масс медиа», я пришел к выводу о том, что журналистика — вторая древнейшая профессия или так называемая «четвертая власть» — имеет большие преимущества для работы спецслужб.
Поди разберись, кто журналист по сути. То он нахально-развязный репортер, которому во что бы то ни стало надо разнюхать секрет или раздобыть сенсацию, чтобы, опередив конкурентов, опубликовать в своей газете, или перепродать другой. То он собирает материал для своей диссертации или для закрытого сборника не для широкой публики. Как ртуть через щели проникают журналисты через двери министерств и других ведомств, могут задавать, не стесняясь, любые вопросы любому деятелю. А если официально берется интервью, то журналист, закрыв блокнот или выключив диктофон, просит сообщить что-либо «только для него», только для его личного сведения.
Бывали случаи, когда разомлевший корреспондент делает это с большим удовольствием и говорит то, чего никогда не прочтешь в газетах. Журналист, представитель прессы в общении свободен и раскован. Он может излагать свою, личную точку зрения, не скрывая, что она отличается от позиции его руководства или даже посла. И никаких негативных для «вольнодумца» последствий. Один из критериев духовного богатства и независимости: иметь собственное мнение и не бояться его высказать.
Дипломат ничего этого делать не будет. Он официальный представитель, скован жесткими рамками служебных инструкций и дипломатического протокола. Он проявляет осторожность и в вопросах, и в ответах. Таковы были мои выводы. Я стал часто заходить в бюро АПН. Разный там толкался народ. АПН — учреждение по форме не государственное, а общественное.
Там я несколько раз встречался с владельцем частной газеты «Факты». Он интересовался наличием платной рекламы, выражал готовность публиковать наши материалы, разумеется, за вознаграждение. Обычная практика не получающего дотаций от государства (или другого источника) журналиста.
— Кто такой, каковы взгляды на происходящее вокруг, — поинтересовался я у штатного сотрудника АПН после того, как владелец газеты ушел, получив статью с фотографиями о достижениях советского спорта и пригласив нас обоих посетить его редакцию.
— Хвалит Насера, критикует его окружение. Интеллигентен, но беден, просто ненавидит «жирных котов». Всеяден по линии публикаций, но материалов посольств западных стран я в его газете не замечал. Сделай ему приятное, навести в редакции. А редакция находится в его квартире. Удобно. Живет, где работает, работает, где живет. У меня же нет ни времени, ни желания. Текучка заела, да и заданий всяких много.
Подтекст такого заявления был мне понятен. Владелец газеты «Факты» был для АПН мелюзгой.
Если, как говорит арабская поговорка, «в каждом городе имей друга», то почему бы мне не заиметь такого еще в одном органе местной прессы. Через некоторое время, взяв в качестве предлога для визита статью о нашем сельском хозяйстве, я поехал разыскивать редакцию газеты «Факты». Она располагалась, прямо скажем, не в аристократическом районе. Машину пришлось оставить на небольшой площади, так как дальше дорога была не асфальтирована, с ямами и ухабами. Да и разъехаться с повозками, влекомыми ослами и верблюдами, было невозможно. Они, как правило, дороги не уступают. На улице, ведущей в редакцию, располагались маленькие лавочки, мастерские, дешевые кофейни, посетители которых сидели прямо на улице и курили кальян (он же наргиле).
Владелец газеты был рад моему приходу. Его радость увеличилась, когда я передал ему деньги за ранее опубликованную статью и новую для следующего номера. Он написал расписку на бланке АПН в получении денег и заверил, что принесенная статья будет опубликована. Началась беседа, сопровождаемая чаепитием. (Видимо, у хозяина денег на кофе не было.) Выяснилось, что он окончил каирский университет «Айн-Шамс», работал в египетской прессе, затем в Саудовской Аравии, где скопил немного денег и затем открыл собственную газету. Дальнейший ход беседы был прерван. В кабинет вбежал черномазый мальчуган и начал что-то быстро лопотать на местном диалекте. Я почувствовал, что возникли какие-то семейные проблемы, которые лучше решать в отсутствие иностранца.
Этот визит и последовавшие за ним имели целью изучить его как кандидата на роль автора книги «Истинное лицо ЦРУ». Все вроде говорило за то, что «Авгур» (так он стал фигурировать в переписке с Центром) вполне подходит для этой роли. Имеет опыт журналиста, деловые связи с местной типографией, материально нуждается, положительно относится к СССР и, как выяснилось позже, к его представителям в Каире.
На очередной встрече в квартире-редакции «Авгур» вдруг вне связи с темой разговора он задал вопрос:
— А что, вице-консул посольства, который разъезжает на черном «Мерседесе», твой друг?
— Странный вопрос! Конечно, друг. У меня нет врагов внутри нашего посольства. Мои недруги внутри тех посольств, которые вредят Советскому Союзу и плетут интриги против советско-арабской дружбы. Мне бы хотелось, чтобы они стали и твоими противниками.
— Передай вице-консулу, что тот человек, с которым у него назначена встреча завтра ночью у казино «Омар Хайям», является агентом ЦРУ.
— Что за чушь! Вице-консул, если и встречается с местными гражданами, то только по служебным делам в посольстве, консульском отделе МИДа, да еще и в аэропорту. А ночью он спит и видит голубые сны.
— Ладно, но ты зря считаешь, что вице-консул каждую ночь спит. Ночью кошке снятся мышки. А ему, наверно, должны сниться документы, которые он ожидает получить завтра от своего так называемого Друга.
— Какие еще документы? — По интонации вопроса я должен показать, что вице-консул никакими неофициальными документами не интересуется. Но «Авгур» перечислил их. Они действительно выходили, мягко говоря, за рамки тематики консульской службы.
— Ну и что из этого следует? — задал я вопрос, ожидая дальнейших разъяснений или новых подробностей.
— Для каждого сказанного слова есть слушающее ухо. Ты выслушал, а дальше поступай, как хочешь. Я искренний друг СССР, ты еще не раз убедишься в этом.
Преодолев сильное желание выпытать у «Авгура» дальнейшие подробности и особенно его источник такой «пикантной» информации, я свернул разговор на другую тему. В резидентуре я узнал, что сообщение «Авгура» полностью соответствует действительности. В самом деле, вице-консул просил принести своего источника именно перечисленные документы, и встреча должна состояться у казино «Омар Хайям». Получалось, что «Авгур» выполнял роль ангела-хранителя, так как Центр планировал активизировать работу со считавшимся надежным источником вице-консула и поручить ему более сложные задания по добыванию важных документальных материалов. А вот выяснить до конца принадлежность этого «двойника» к ЦРУ или только к местной контрразведке не удалось… Но в любом случае, наш человек в ловушку не попал и избежал неприятностей.
«Авгур» еще один раз сыграл роль ангела-хранителя, но уже по отношению ко мне.
На очередной встрече в редакции он небрежно бросил фразу: «Тот, кому ты вчера вручил тридцать фунтов, — предатель». Опять пришлось изобразить простофилю, пытаясь наивными вопросами вскрыть источники такой информации.
— Что значит предатель? Он попросил у меня деньги взаймы, и я дал ему в долг. Он что, не намерен мне их возвращать?
— А разве он возвращал тебе ранее полученные деньги?
Опять пришлось сдержать себя и прекратить беседу на эту тему. Но тут уже у меня, а не у моего друга вице-консула, голова распухла от мучительных раздумий. Все дело в том, что я в один и тот же день встречался с двумя своими контактами и надо же так случиться, что обоим передал в качестве денежного вознаграждения одинаковую сумму — тридцать фунтов.
Так кто же из них был «предателем», кто является «подставой» местной контрразведки?
— Будет для тебя лучше, если ты будешь считать, что оба — «подсадные утки», — подытожил различные предположения и догадки резидент. — Начинаешь увлекаться, забыл основную заповедь разведчика: «Никогда, никому, нигде». А с «Авгуром» поосторожнее, а то он скоро вскроет тебе всю нашу агентурную сеть.
— Ведь не может такого быть, чтобы она вся состояла из «подстав», — невольно вырвалось у резидента, озабоченного, как выкрутиться из создавшегося положения, как информировать об этом Центр.
— Надо думать, шевелить мозговой извилиной, на то и разведка — борьба умов, — подытожил он наши общие тягостные размышления.
Тема ЦРУ, как модная долгоиграющая пластинка, почти ежедневно прокручивалась внутри нашей «кельи». Ведь она была лейтмотивом, главным направлением работы нашей резидентуры.