Но, должно быть, Глеб все-таки задремал, потому что когда он снова, кажется, всего секунду спустя, открыл глаза, в наполненной клубящимся предрассветным сумраком комнате уже произошли существенные изменения. Ивана заметно не было. Ведьмачка не сидела на табурете около стола, а стояла у окна, пригнувшись и высматривая что-то сквозь стекло. Рядом с ней в таком же согбенном положении застыл Михалыч.

— Пришли, заразы, — приглушенно сказал мужчина. — Черт возьми, а Хорт уверен, что их там всего двадцать один? По мне, так у дворняги меньше блох бывает, чем этих тварюг сейчас на улице.

— Стая как стая, — коротко ответила Инари. — Просто снуют туда-сюда, поэтому и сосчитать трудно. Но штук двадцать наберется… Может, двадцать пять…

Михалыч невесело засмеялся.

— Что мне в тебе нравится, девочка, так это твой оптимизм. Как ты думаешь, дадут нам спокойно дожить до светлого времени суток?

— Навряд ли. Если они знают, что мы здесь, то наверняка попытаются нас выкурить.

В помещении воцарилась тоскливая тишина, а потом снаружи раздался звук, от которого у Глеба мурашки побежали по коже. Безумное хихиканье, действовавшее ему на нервы хуже, чем скрип пенопласта по стеклу.

— Хоулеры, что ли? — поежившись, спросил «гладиаторец».

Михалыч вздрогнул.

— А, это ты, парниша… — с облегчением пробормотал он. — Проснулся-таки. Все верно, хоулеры пришли. Идея с мостом была хорошая, но, видать, переправу они все же отыскали. И что? Есть какие-нибудь мысли?

Глеб пробрался к окну, едва не перевернув спросонок табурет. Странно, а он только сейчас заметил, что в проем по ту сторону стекол вбита железная решетка… Что ж, это к лучшему. Полумрак за окном кишел тенями. Достоверно можно было разглядеть только одного хоулера, который в наглую сидел метрах в трех от порога дома и остервенело чесал задней лапой за ухом, гоняя не то блох, не то вшей — чего у них там водится. Но в реальности зверей было куда больше. Вот еще двое появились в пределах видимости, посмотрели по сторонам и снова скрылись за углом. И вдруг прямо в окно сунулась оскаленная уродливая морда. Глеб охнул и отшатнулся назад от неожиданности. Один из хоулеров, похоже, шастал вдоль стены дома — а «гладиаторец»-то удивлялся, что это за «шурх-шурх» такое слышится. Зверь плотоядно оскалился, заметив по ту сторону окна людей, и пару раз сильно саданул лапой по решетке. Инари вскинула руку, ее пальцы выгнулись не хуже кошачьих когтей. Ведьмачка не произнесла ни слова, но прутья решетки вдруг брызнули синеватыми искрами. Хоулер дико взвыл и отпрянул назад.

— Неплохо, — восхитился парень.

— Может быть. Только это не выход. Я не смогу держать «запрет» на всех окнах и дверях сразу.

— И что делать будем? — спросил Михалыч.

— А чего гадать? — ведьмачка отвернулась от окна и поправила перевязь, на которой крепился меч за спиной. — Нам с Хортом предстоит небольшая партизанская вылазка. Там, снаружи, куда больше места для того, чтобы развернуться. А вот если эти гады полезут внутрь, начнется мясорубка. Что я смешного сказала?

Вопрос ее был адресован вдруг заулыбавшемуся шефу ликвидаторов.

— Да ничего. Просто меня удивляет схожесть вашего ведьмацкого мышления. Хорт мне только что доказывал то же самое, вот только тебя он в напарники брать не собирался.

— Не сомневаюсь, но придется взять, — ведьмачка вызывающе сверкнула зеленоватыми огоньками глаз. — Потому что одно дело пробиться сквозь окружение, и совсем другое — произвести полную зачистку окрестностей. В одиночку он этого не сделает. Пойду-ка, подпорчу ему настроение.

С этими словами Инари отодвинула в сторону Глеба и чуть ли не с пинка распахнула ни в чем не повинную дверь.

— Ну, понеслось! — покачал головой Михалыч.

— Что «понеслось»? — удивился парень. — Какая муха ее ужалила?

— А черт их разберет. Сейчас сам все увидишь и услышишь. Да, не приведи господь никому… Я Инари знаю три года, с самого нашего здесь появления. Хорта чуть поменьше. И все равно до сих пор диву даюсь, и, если кто мне утверждать станет, что проклятий не существует, в жизни не поверю. Пример — вот он, у меня перед глазами. Эта парочка друг друга на дух не переносит, а их будто кто цепью сковал. Дальше предельной длины не отойдешь, а рванешься, чтобы освободиться, — отбросит назад, да еще и столкнет посильнее и побольнее.

Михалыч осекся и махнул рукой.

— Ладно, — уже другим тоном добавил он. — Чего зря кости мыть? Зато настрой у нее сейчас боевой. А если еще и Хорт заведется, тогда зверям точно не поздоровится. Это же все равно, что между молотом и наковальней оказаться.

В комнату пулей влетел Тема. Вид у парня был слегка ошалелый.

— Слушайте, по-моему, они сейчас подерутся, — сообщил он.

— Кто?

— Да ведьмаки наши.

Глеб выглянул в кухню. Артем не сильно приукрасил ситуацию. До драки-то дело, конечно, не дошло, однако обстановка была напряженной, в наэлектризованном воздухе вполне ощутимо проскакивали искры, хоть и не такие явственные, как на оконной решетке. Свечи уже не горели, что неудивительно, если вспомнить, сколько зверей болталось вокруг дома. Могильный туман, наверное, можно было пригоршнями вычерпывать из воздуха. Однако народ не растерялся. Кто из ведьмаков постарался, было неясно, но под потолком кухоньки водили хоровод три люмена приличных размеров. Освещенность была приемлемой, при ней даже можно было бы читать, окажись у кого-нибудь из присутствующих книга. Ссутулившийся Хорт стоял спиной к двери в сени, загораживая выход. Инари — напротив него. Ликвидаторы с интересом наблюдали за происходящим, но не вмешивались. Похоже, им подобное зрелище было не впервой.

— Пусти! — мрачно сказала ведьмачка.

— Тебе нечего там делать. Сиди, лечи свое плечо.

— Мне эта царапина меч держать не мешает. А тебя она вообще беспокоить не должна.

— Она меня и не беспокоит. Меня волнует тот труп, что добавится снаружи.

— Вот он там точно прибавится, если ты выйдешь против хоулеров в одиночку.

— С ними я как-нибудь и без тебя разберусь.

— Значит, не пустишь? — поинтересовалась ведьмачка.

— Нет.

— Великолепно. Так попробуй остановить.

Инари засмеялась и отступила назад. В кухне вдруг резко похолодало, люмены сбились в кучку. А потом — Глеб не поверил глазам — воздух за спиной ведьмачки расступился. Там, в прорыве привычного мира, царила непроглядная тьма. Жалобно звякнула кружка, которую Кустов от неожиданности выпустил из рук. Петрович привстал с места. Пашка в кои-то веки не нашелся, что сказать. Что бы это ни было, выглядело оно пугающе.

— До встречи снаружи, — с вызовом заявила дроу.

— Прекрати эти фокусы, дура, — Хорт попытался поймать Инари за руку, но схватил только пустоту. Ведьмачка уже шагнула во тьму с мечом наголо, а края прорыва сомкнулись за ней. Дико взвыли во дворе хоулеры.

— Чертова гордячка! — почти выплюнул Хорт и выскочил в сени.

Степаныч с Шуриком переглянулись и бросились в комнату. Глеб — следом за ними. Михалыч и Артем уже приникли к окну. По ту сторону решетки творилось нечто невообразимое. Вой, лай, шипение, предсмертный визг… Хоулеры метались по двору, как угорелые. Ведьмачки видно не было, только в отдалении вспыхивали и таяли хвосты серебристых искр от ее меча. Судя по частоте и амплитуде вспышек, там шел нешуточный бой. А вот Хорту даже от крыльца отойти не дали. Огромный зверь молча бросился на ведьмака со стороны ближних кустов. Правда, как выяснилось, хоулер переоценил свои возможности, попытавшись напасть в одиночку. Будь у него поддержка со стороны сородичей, все могло бы сложиться иначе. Сейчас же на глазах у «гладиаторцев» ведьмак плавно шагнул вперед и в сторону и рубанул по хребту пролетевшего мимо зверя. Хоулер в судорогах забился на земле, отчаянно царапая притоптанную траву. Ведьмак даже добивать противника не стал: некогда было, потому что от поваленного забора на него уже катилась подвывающая мохнатая свора. Зрители с замиранием сердца ждали кровавого рубилова, однако Хорт, не собираясь ввязываться в бой с превосходящим его по силе противником, легко вспрыгнул на спинку врытой у стены дома скамьи, и оттуда на крышу. Первый из подоспевших зверей сиганул за ним с разбегу, но лишь заскрежетал когтями по шиферу и свалился обратно. Другой — то ли половчее, то ли поудачливее — высоту взял и скрылся из вида. Прочие бросились в обход дома. Все, кроме одного, того, что рухнул с крыши. Этот обнюхал еще вздрагивавшего собрата, дико взвыл и бросился на входную дверь. Даже через стекло слышно было, как затрещали доски.

— Гад вшивый! — выдохнул Михалыч, срывая с карабина арбалет. — Внутрь, значит, захотел! Щас ты у меня пойдешь…

Старые, перекосившиеся рамы открываться не хотели ни в какую. Михалыч не стал их упрашивать. Он просто приложился к стеклу табуретом — только осколки посыпались на подоконник и на пол. Хоулер обернулся, привлеченный звоном, и, завидев целящегося в него из арбалета человека, рванул в сторону как раз в тот момент, когда шеф ликвидаторов спустил курок. Болт разлетелся вдребезги, ударившись о кирпичную стену. Зверь же, не дожидаясь, пока Михалыч перезарядит оружие, набросился на решетку, решив, наверное, что она будет послабее входной двери. Возможно, он был прав — уж слишком жалобный хруст раздался при первом же его ударе по сваренным прутьям. Михалыч выстрелил навскидку, но хоулер уже исчез из оконного проема, а в следующий миг затрещала под тяжелым ударом решетка соседнего окна. Ликвидатор, поминая всех чертей, бросился туда, однако отвратительная морда зверя снова возникла в окне, около которого сгрудились «гладиаторцы». Новый удар. Тема, жалобно пискнув, попятился назад, расталкивая одноклубников, и распахнул дверь в кухню. Его тотчас же накрыли отборным матом. Судя по рычанию и треску, там тоже ничего хорошего не происходило.

— Сиди, где сидишь, и не высовывайся! — проревел кто-то. Кажется, Ленька.

Артем живо захлопнул дверь и забился в угол под зеркало. Глеб выхватил саблю. Ему почудилось, что решетка начинает шататься. Судя по тому, что во второе окно продолжали ломиться, к их гостю подоспела подмога. Самое время, чтобы проснуться в холодном поту и понять — все происходящее не более чем ночной кошмар…

— Какого хрена вы на него любуетесь? — заорал Михалыч. — Шугайте, пока не поздно! Оружие у вас на что?

Сам шеф ликвидаторов уже отбросил арбалет и взялся за меч, орудуя им, как шпагой. Руководствуясь его примером, Глеб сделал резкий колющий выпад. Клинок сабли прошел между прутьев, чуть-чуть не задев вовремя отпрыгнувшего хоулера. Зверь тряхнул головой, зашипел и снова атаковал неприступную решетку. По потолку топотали тяжелые лапы, из щелей между досками вниз сыпалась пыль и древесная труха — должно быть, кто-то из зверей пробрался на чердак. Потом хруст, лязг и торжествующий рев раздались за спинами «гладиаторцев».

— Что?..

— Третье окно! — почти простонал Михалыч. — Господи, я и забыл про него!

— Какое третье? — Глеб видел только два.

— Слева за занавесками еще комнатушка. Крохотная. Вроде чу…

Занавески видели все, но на них и внимание никто не обратил, порешив, что это глухая кладовка, как в городских квартирах. И, получается, ошиблись. А договорить Михалыч не успел. Сквозь распахнувшиеся занавеси в комнату, как вихрь, ворвалось что-то огромное и черное, сшибло с ног отчаянно вскрикнувшего Пашку и с рычанием покатилось по полу, опрокидывая табуреты. Ликвидатор бросился на выручку, но обо что-то запнулся и растянулся на паласе. Выскочивший из-за занавесок второй хоулер споткнулся уже об него. Это было какое-то безумие… Хоулеры выли. Артем и Шурик визжали. Пашка истошно орал — значит, пока был жив. В суматохе разглядеть что-либо, кроме темной массы, корчащейся под ногами, было невозможно, и Глеб, наплевав на зверей по ту сторону решетки, с размаху опустил саблю на горбящуюся тушу, искренне надеясь, что это все же хоулер, а не Степаныч. Жалобный визг подтвердил его предположения, и Глеб приложился еще пару раз прежде, чем зверь опомнился и кинулся на нового противника. Удары только разозлили его, словно «гладиаторец» бил хоулера не увесистой полосой металла, а легкой хворостинкой. Увернуться от него в узком пространстве между кроватью и столом было нереально, да и времени бы не хватило. Глеб, скорее инстинктивно, чем осознанно, сунул в сторону зверя саблей. Тупой клинок соскользнул по мохнатой грудине, причинив нападающему боль, но не затормозив атаки, и «гладиаторец» вместе с повисшим на нем хоулером рухнули на край кровати, а оттуда скатились на пол. Глебу повезло в том, что он сумел упереться свободной рукой и гардой сабли в основание шеи зверя, не давая ему добраться до горла. Хоулер шипел и щелкал зубами в опасной близи от лица человека, рвал когтями плечи и бока. Совсем рядом кто-то с натугой хрипел и стонал. Наверное, Пашка. А может, сам Глеб…

Издалека донесся высокий тонкий вой, закончившийся хрипом и бульканьем, а затем в поле зрения «гладиаторца» возникла смутная шатающаяся фигура. Человеческая, а не звериная.

— Не кувыркайся, — просипела фигура голосом шефа ликвидаторов.

Из окна с треском вывалилась решетка, уставшая сопротивляться напору снаружи, а вместе с ней куски кирпича. Добившийся своего хоулер сунул внутрь морду, заерзал, протискивая плечи. Михалыч, не обращая на него внимания, занес меч, но не ударил, а попросту рухнул на терзающего Глеба зверя сверху, всей тяжестью налегая на клинок. Кованое железо с хрустом вошло в тело твари, и та жалобно заскулила, бессмысленно задергалась. По щеке и шее «гладиаторца» потекло что-то горячее — не то слюна, не то кровь. Потом зверь затих и обмяк, придавив парня. На то, чтобы сбросить его, сил уже не оставалось. В ушах шумело, перед глазами зыбко колебались расплывчатые черные силуэты. Хоулер из окна, цепляясь лапами за батареи, ловко вползал в узкий проем. На кухне по-прежнему выли и орали. Глеб со вздохом покорился судьбе в ожидании скорой развязки, но время тянулось, как резина, а ничего не происходило. Михалыч не поднимался. Хоулер по-прежнему торчал в оконном проеме, визжал и стучал лапами по батарее. «Гладиаторец» сморгнул, пытаясь сфокусировать взгляд, и, наконец, понял, что торчит зверь там не по своей воле. Кто-то просто не давал ему попасть внутрь и, более того, медленно, но верно вытаскивал обратно.

Кто именно это был, Глеб так и не узнал, потому что на него все же нахлынула густая, душная темнота. Последним, что он услышал, были хлюпающие удары и резко оборвавшийся визг, а когда снова открыл глаза, вокруг было светло и тихо. Парень лежал не на полу под кучей безжизненных тел, а на ближайшей к двери кровати поверх покрывал. Над ним склонялась встревоженная ведьмачка. Выглядела она осунувшейся и вымотанной до предела. Серое, разом похудевшее лицо Инари было покрыто мелкими царапинками — словно иссеченное осколками стекла или ледяной крошкой. Где это ее так?.. На хоулеров не похоже…

— Жить будет, — вынесла вердикт дроу и отступила в сторону, поближе к выбитому окну, а на ее месте сгрудилась целая толпа. Князь, Петрович, Никита, Вован… Артем и Шурик, подозрительно пошмыгивающие носами, тоже были здесь. Значит, живы остались, черти.

— Как самочувствие? — отрывисто спросил Иван. — Нормальное? Ну, и напугали же вы нас!

Глеб слабо поморщился — дескать, все в порядке. Руки-ноги, правда, были, как ватные, но в целом вроде ничего.

— Пашка где? — язык плохо его слушался.

— Там, — Иван махнул рукой в сторону противоположной стены. — Отлеживается. Он легче отделался. Повезло, наверное…

— Наверное, — согласился Глеб, не желая вдаваться в подробности. Даже при воспоминании о происшедшем его начинало трясти. — Михалыч как? В порядке? Без него мне бы каюк настал.

«Гладиаторцы» опустили глаза, Никита насупился. За всех ответил Вован.

— Шеф чуток не дождался помощи… Помер он.

Глеб болезненно зажмурился и застонал.

— Проклятье!

— Отдыхай, — распорядился Иван. — И вообще все сейчас ложатся и отсыпаются. Часов шесть — больше дать не могу. Потом уходим.

— Куда пойдем-то?

— Пойдете вы к нам на базу, — сказал вместо Князя Вован. — Она тут недалеко. И нам проще — не придется потом еще за семь трупов отчитываться, и вам спокойнее. Посидите там, позагораете, пока мы с Большой Землей свяжемся и решим, куда и как непредвиденных гостей отправлять. Своим ходом домой добираться вам будет ох как проблемно…

Глеб не собирался больше спать — и без того, наверное, часа четыре провалялся в отключке, но организм все решил за него. Веки наливались свинцовой тяжестью, и «гладиаторец» даже не заметил, как снова провалился в черную пропасть беспамятства.

А разбудил его запах гари…

Проснувшись, парень не сразу смог понять, где он находится, и что вообще происходит. Первой мыслью было: «Горим! Проводку замкнуло!» В незнакомой, скудно обставленной комнатке сильно пахло дымом. Но самого дыма заметно не было, а когда «гладиаторец» приподнялся на локте, недоуменно оглядываясь, и приметил искореженную выломанную решетку, кем-то поднятую с пола и поставленную в угол, и залитый кровью старый коврик у кровати, все встало на свои места. Он не в «Княжеграде» и не на выезде. Он в Тугреневке, во временном штабе ликвидаторов, и бардак вокруг — последствия ночной атаки хоулеров. Вот только с дымом не совсем понятно. Тянет им, похоже, из окна. Но что горит-то?

Слабость еще не прошла окончательно, однако двигаться уже было возможно. Глеб кое-как встал на ноги и выглянул наружу. Горел сарай, стоявший по ту сторону проселочной дороги. Горел жарко: столб черного дыма, поднимающийся строго вверх, видно было, наверное, издалека. На крыльце дома сидел Иван в позе роденовского мыслителя и задумчиво смотрел на пожар. Артем, Петрович и Шурик ошивались у поваленного забора, светлая шевелюра Степаныча мелькала среди ликвидаторских бандан. Кустов был там же и что-то доказывал Вовану, усиленно жестикулируя. Ведьмаков в поле зрения не наблюдалось.

— Проснулся наконец-то? — спросил Князь, переключив внимание на «гладиаторца». — Хорошо. Значит, надо собираться и рвать отсюда когти.

— Угу. А это что? Акт вандализма?

— Скорее погребальный костер. Там, внутри, Михалыч, Игорек, Василь и Темрик с Максом. Во всяком случае, Вован утверждал, что этими кусками мяса были именно они.

— Что, и Игорь тоже? — охнул Глеб. — А Василь кто такой?

— Тот, последний, которого даже представить не успели.

— Черт, значит, троих загрызли? Или еще кого зацепили?

— Ты лучше спроси, кого не зацепили. Легче всего отделались мы с Петровичем и Кустов, потому что нас запихнули в сени и сказали: сидите и не рыпайтесь. Дотуда хоулеры прорваться не смогли. Но зато и мы там повеселились на славу. Темнота, не видно ни черта, кругом рычание, доски трещат, кто-то кричит, визжит, лает… Я за эти полчаса лет на десять постарел и все молитвы вспомнил, даже те, которые не знал. Зато теперь получил огромнейший опыт, как комнату страха оборудовать.

— Ну, а потом?

— А потом дверь все же высадили. Правда, не хоулеры, а Хорт. С ноги, насколько я понял. К тому времени как раз и на кухне все стихло, парни только-только начали потери подсчитывать. Хорт же прямиком в комнату полез. Вот там был, конечно, шок лично для меня. Кругом все перевернуто вверх дном, имеются два пацана в полубезумном состоянии и куча трупов. Во всяком случае, так показалось на первый взгляд. Потом, правда, выяснилось, что два «трупа» еще дышат. А тут и Инари подоспела. Пока она вас откачивала, мы устроили небольшую уборку. Как тебе курганчик?

Иван кивнул куда-то в сторону. Глеб высунулся в окно посильнее, фактически улегшись на подоконнике на живот, и увидел, что имел в виду Князь. Изрядно порубленные трупы хоулеров стащили в одно место. Куча и вправду получилась внушительной. Из нее во все стороны торчали окостеневшие скрюченные лапы, ощеренные морщинистые морды…

— Жуть какая. Оказывается, при свете они еще отвратнее выглядят.

— Не то слово. Я вот потихоньку начинаю поражаться на человеческую природу. Анализирую свои ощущения и думаю, что после всего происшедшего должен был реально слететь с катушек. А между тем эта вонючая гора трупов уже воспринимается, как что-то обыденное. Неужели человек ко всему привыкает, даже к опасности и смерти?

— Наверное, у каждого свое восприятие жизни. Отчего на войне кто-то сходит с ума, а кто-то живет, как будто ничего и не произошло? Для нас адреналин в крови — это норма, может, оттого и освоиться оказывается проще. Хотя… сегодняшней ночью я ни фига бы с этим не согласился.

— А сейчас?

— Сейчас? — Глеб задумался. — Сейчас все это отошло на уровень страшного сна и начинается оценка — где мы ошиблись, что надо было делать по-другому. Злополучное третье окно проверить… Жердей из забора надергать и отесать поострее… Ведь время-то было.

— Было. Знаешь, что я в первую очередь сделаю, когда до ликвидаторской базы доберусь?

— Напрашивается куча версий…

— И все непотребные? Немного ошибаешься. У них там есть такая замечательная вещь, как точило. Первым делом я наведу на своем мече заточку под бритву.

— Ты, что, рехнулся? И кто это дня два назад заявлял, что даже с затупленным клинком от милиции меня отмазывать не будет? За колюще-режущее оружие тем более по головке не погладят.

— До милиции еще дожить надо. А оттого, что здесь меня с тупым мечом загрызут, как добропорядочного гражданина, легче не становится.

— Понятно все с тобой. Ведьмаки куда запропастились?

— Инари отправилась изучать окрестности сразу после вашего исцеления, а Хорт где-то здесь шляется. Оригинальный тип… Ладно, раз уж ты все равно на ногах, выходи наружу. Если решишь переодеться, что я бы настоятельно рекомендовал, в маленькой комнатке в стенку вбиты гвозди, а на них висят какие-то шмотки. На кухне в жаровне — то съедобное, что еще осталось в этом доме. Все остальные уже готовы и ждут только тебя… ну, и еще Вована с соляркой.

Глеб сполз с подоконника, посмотрел на свою изодранную в лоскуты толстовку, на продырявленные, залитые кровью джинсы и последовал Княжескому совету. Из приличного вида вещей, оставшихся от прежних хозяев дома, ему подошла только рубаха в синюю клеточку да безразмерный свитер — старые, но чистые. Не фонтан, конечно, однако лучше, чем ничего. Окровавленную футболку Глеб выбросил без малейших сожалений, с «гладиаторской» толстовкой немного помялся, но все же отправил следом. Восстановлению она уже не подлежала. Проще будет по возвращению в Тулу заказать новую.

— Отлично, — одобрительно сказал Иван, когда Глеб, вновь перепоясанный монгольской перевязью, показался на пороге.

— Урааааа! — завопил Пашка, куривший на пару с Вованом на углу дома. — Наш герой снова с нами!

— Да шел бы ты… — беззлобно ответил Глеб.

Сарай догорал. Его крыша уже провалилась, почерневшие балки, как обглоданные ребра, торчали в синем небе. Ленька с Никитой щедро поливали кучу хоулеровских трупов мутной жидкостью из канистр. Судя по штыну, это, действительно, была солярка.

— Тоже запаливать будете? — спросил «гладиаторец».

— Естественно, — на него посмотрели так, будто он сморозил величайшую глупость. — Не оставлять же гнить? От них одна зараза по округе пойдет.

— А знаете, чего сейчас учудила ваша шишка? — поинтересовался новоиспеченный глава ликвидаторов, ткнув сигаретным окурком в ту сторону, где вдалеке виднелся Кустов.

— Понятия не имею, — честно ответил Иван.

— Он требовал с меня письменное свидетельство того, что, действительно, заброшен в Тюменскую область, в самую чащу леса, откуда на машине выехать нереально.

— Ну, и как? Ты ему его дал?

— Нет. У меня же под рукой ни бланков фирменных, ни печати, ни нотариуса, чтобы заверить расписку. Он у вас часом не рехнулся?

— Вроде, нет. Кстати, после нынешней ночи он наоборот успокоился и больше не наезжает по поводу нелюдей, болот и чьей-то там вины. Представил, наверное, что было бы, догони эта стая нас в лесу на длинном пути. А справка ему нужна, чтобы от начальства отмахиваться. Прикинь сам — если мы еще хоть как-то можем выбраться к цивилизации, «Газель» из Бирючины забрать не получится. Ущерб весь, как пить дать, на него повесят. Недоглядел, недодумал, недоделал…

Вован почесал в затылке.

— Не завидую ему, — признался он под конец.

— Я тоже. Да и вещами, пожалуй, придется пожертвовать, — печально вздохнул Иван.

— Решил все же их бросить? — спросил Глеб. Монгольскую ламилляру, оставшуюся по ту сторону болот, ему, честно говоря, было даже жалко.

— Вынужденная мера. Нет, если ты хочешь после всего случившегося опять тащиться в Бирючину…

— Не хочу.

— То-то и оно. Я тоже не хочу. Павел Алексеич?

— Ваня… ты даже не представляешь, — с чувством сказал Пашка. — Я прямо спал и видел, как снова топаю назад через эту лужу на болотах. По Зайцу я, конечно, буду скорбеть, но даже ради него второй раз туда не пойду.

— Понятно. А Темку и Шурика я попросту не пошлю. Даже в сопровождении ведьмаков. Ну его… Железо — дело наживное.

— Опаньки, — удовлетворенно вздохнул Никита, распрямляя спину и встряхивая опорожненную канистру. — Вроде все. Запаливаем?

— Запаливаем, — коротко ответил Вован. — Ну, что, мужики? Выдвигаемся? А то сейчас здесь будет жарковато.

— Выдвигаемся, — согласился Иван, поднимаясь с крыльца. — Степаныч, свистни там молодежь. Пускай берут сумки. Вам, как инвалидам, сегодня поблажка.

— А как же Инари? — забеспокоился Глеб. — Ее мы ждать не будем?

— А смысл ждать? — удивился Ленька. — Нужды в дополнительной охране нам сейчас нет. Если же ты за нее волнуешься так она, не в пример прочим бабам, за себя постоять умеет, а места здешние еще получше нас знает. Никуда не денется. Раз пообещала вернуться и рассказать, что в округе происходит, значит, вернется. Либо по пути догонит, либо на базу придет. В любом случае здесь сидеть нам никакого резона.

Выуженные с дороги Тема и Шурик без пререканий подобрали сумки, уже стоявшие наготове у забора. Вован помялся и вдруг отвесил короткий поклон опустевшему дому.

— Спасибо этим стенам, — смущенно сказал он. — Не подвели. Могло-то быть куда хуже.

«Гладиаторцы» и ликвидаторы вышли со двора. Никита задержался и, запалив пропитанную соляркой тряпицу, швырнул ее в зловещую кучу тел. Погребальный костер хоулеров весело заполыхал, а ликвидатор с арбалетом наперевес пошел под горку, где уже ждали его остальные.

Точно, конечно, утверждать невозможно. Но примерно в этот же момент в шести километрах северо-западнее Тугреневки на опушке леса, который можно было бы даже увидеть на горизонте, если бы не деревенский забор, толстый мохнатый мотылек присел на ствол дерева, а взлететь уже не успел. Метко брошенный нож пригвоздил насекомое к коре. Инари с усилием выдернула на четверть лезвия вошедший в ствол Клык, стряхнула на траву еще копошащуюся тварь и припечатала мотылька сапогом, обрывая его мучения. Не было в нем никакой опасности для мира. Насекомому просто не повезло. Оно попалось под руку ведьмачке как раз в тот момент, когда та была не в духе. Инари обтерла перепачканное слизью лезвие пучком травы, вернула оружие в ножны и поймала себя на том, что снова смотрит в сторону затянутой синей дымкой Тугреневки. На таком расстоянии даже с острым эльфийским зрением нельзя было различить мелких подробностей. Черный дым от догорающего сарая все еще поднимался к небу. Но оставались ли в деревне люди или уже отправились восвояси?

Солнце близилось к зениту. Прошло часов пять с тех пор, как ведьмачка, вскользь осмотрев Тугреневку и не найдя там ничего подозрительного, пересекла вброд Вогру, отправившись на север.

Логика ее размышлений была проста. Само по себе в этом мире ничего не происходит. Что-то должно было вызвать вспышку тьмы. Что-то, происшедшее во вполне определенном месте. Оставалось только его найти и узнать, что там случилось. К Бирючине волна тьмы подошла с запада: это Инари знала точно. Если Ленька ничего не напутал со сторонами света, то через базу ликвидаторов, находящуюся от Тугреневки к юго-востоку, волна тоже прошла с запада на восток. Ну, может с северо-запада… В самой деревне единственной странностью был обнаруженный ведьмачкой след от Двери, через которую, не иначе, и прибыл злой и голодный нэга со свитой. И все, и ничего больше. Получается, тьма шла не из Тугреневки, а скорее, задела ее мимолетом, в точности как Бирючину. Теперь дроу занималась тем, что методично прочесывала окрестности, приглядываясь и прислушиваясь. Она искала что угодно — более густой могильный туман, расплодившийся кельтский мох или слизлей, любые следы постороннего присутствия… Но до сих пор так ничего и не нашла. Хватит, привал!

Инари с маху швырнула вещмешок в траву под одинокую березу и уселась под тонкими ветвями, создающими ажурную полутень. Обхватив руками колени, ведьмачка закусила сорванную по соседству былинку, борясь с желанием откинуться на ствол. Не стоило этого делать. Во всяком случае, не сейчас. То ли сказался вчерашний день, проведенный на солнцепеке, то ли просто подошло время… Как бы то ни было, у нее вновь, в очередной раз воспалились раны. Нет, не те царапины, что оставили на плече ведьмачки когти кикиморы. Эта ерунда заживет быстро и даже следа не оставит. Бывает хуже. Намного хуже. Инари это знала не понаслышке.

Ей было тогда всего семнадцать, и она только-только приняла отцовские боевые мечи. Она возвращалась с восточных плоскогорий в более знакомые ей топкие, низменные равнины, сразу за которыми начиналось родное Чернолесье. И, конечно, не могла предположить, выбирая дорогу, что узкий перешеек, зажатый с двух сторон глубокими котлованами, по которому они с отцом прежде беспрепятственно проходили, сокращая путь, окажется полностью перекрытым буреломом. Возвращаться назад и искать другую дорогу не хотелось, и Инари решила брать завал штурмом, тем более что с ловкостью юной ведьмачки, выросшей в глухих лесах, это было не слишком сложно. Проверить бурелом кровавиком она, конечно, забыла, а зря. Поначалу ничего необычного не произошло, и только когда дроу преодолела больше половины пути, очередной ствол вдруг неожиданно и без предупреждений ушел у нее из-под ног. Точнее, ствол-то остался на месте. Это ведьмачку с него сдернули и подняли в воздух. За считанные секунды Инари оказалась спутана по рукам и ногам прочными, тугими петлями щупальцев: не пошевельнуться, не дотянуться ни до меча, ни до ножа. Ее ударило о ближайшее дерево, взметнуло вверх и потащило туда, где среди поваленных стволов пучилась трепещущая зеленовато-бурая туша. Все было настолько нереально, что казалось кошмарным сном. Плоть щупальцев расползалась, открывая розовые язвы. Из язв вылетали узловатые нити жгутов, увенчанных острыми иглами, и, разрывая одежду, врастали под кожу. Боль была почти невыносимой. Ведьмачка, задыхаясь и хрипя, тщетно пыталась вырваться из смертельных объятий. Прямо под ней с хлюпаньем распахнулась исполинская глотка, и щупальца нырнули туда вместе с добычей…

Инари спасло эске анорра ильмен — заклинание лунного света. За исключением целительства, это было единственное серьезное заклятие, которое она тогда умела творить. Ведьмачка почти не верила, что оно поможет, но, прежде чем пасть чудовища сомкнулась, гася последние отблески солнечных лучей, Инари успела прохрипеть формулу, вложив в нее все свои силы. И чудо свершилось! Дальнейшее дроу помнила смутно: был ослепительно белый свет, визг и бульканье, идущие одновременно со всех сторон, колышущаяся вокруг бахрома, щупальца стискивали ее все сильнее — так, что уже начинали трещать ребра, а потом… потом она уткнулась лицом в прохладную зеленую траву. Позади билось в агонии, дымясь и растекаясь слизью, огромное, как холм, бугорчатое туловище неведомого существа. Инари, не чувствуя ног, отползала подальше, пока ее и умирающую тварь не разделили кусты. На большее ведьмачки не хватило. Теряя сознание, она подумала, что так нельзя, что надо сперва обработать раны, иначе заражения не миновать… Но было уже поздно.

Хуже всего оказалось в первые два дня. Инари то знобило, то бросало в жар. Из тела, казалось, разом вынули все кости. Глубокие ямы забытья сменялись редкими моментами просветления, когда перед глазами плавали смазанные силуэты стволов, а все звуки в ушах сливались в единый монотонный шум. Только на рассвете третьего дня Инари удалось-таки настолько задержаться в реальном мире, чтобы дотянуться до фляги, негнущимися пальцами открутить крышку и сделать пару глотков воды. Сразу же после этого ее стошнило зеленой слизью с примесью черных сгустков, но в голове малость прояснилось. К полудню ведьмачка уже смогла кое-как подняться на ноги и побрести на поиски ручья. Еще два часа спустя она уже сидела у разведенного костра, рядом, на ветке дерева, сушилась выполосканная рубаха, сама же Инари, тихо шипя от злости и боли, вытягивала из-под кожи оставшиеся там обрывки жгутов. Часть ей удалось извлечь просто так, кое-где пришлось надрезать кожу. А часть обрывков — в основном на спине, где она сама дотянуться не могла, — так и осталась в ранах. Их уже потом, намного позже, по ее просьбе вырезал Военега. Он и сказал, как называлась встреченная тварь. Дьявольские силки. Два слова, которые ведьмачка запомнила на всю оставшуюся жизнь. Но все это было потом, а тогда очередное прояснение сознания закончилось пугающе быстро, и еще целый день Инари пролежала пластом, лишь пару раз подползая к воде, чтобы смочить пересыхающее горло.

Молодость взяла свое, и ведьмачка выкарабкалась. Надрезы от ножа зажили, однако багровые полосы от жгутов никуда не делись. Словно рыбацкая сеть, наброшенная на тело — от бедер и выше, до плеч и шеи. В обычном состоянии они, хоть и выглядели паршиво, почти не мешали хозяйке, но в нередкие дни воспалений ведьмачка едва не лезла на стенку. Унять жжение было невозможно, а от трения одежды о раны становилось еще хуже. Единственным способом хоть как-то облегчить положение была вода. А потому, как только тело начинало гореть огнем, Инари ныряла в речку или озеро, если такие оказывались поблизости, и сидела там до тех пор, пока приступ не проходил. Странно, что плавники и жабры до сих пор не выросли… Однако сегодня она не могла себе позволить даже этого — не было времени. Все, что Инари смогла, лишь слегка окунуться в Вогре и отполоскать одежду от рыжей болотной грязи.

Ведьмачка вздохнула, выплюнула измочаленную травинку и потянулась за новой. Нет, кажется, пора сдаваться и признать, как факт: здешние земли пострадали от всплеска тьмы, но порождать они его не порождали. Эпицентр был где-то дальше, на западе, и искать его сейчас нет необходимости. Надо исполнять обещание — отправляться на базу ликвидаторов и порадовать их отсутствием новостей. Едва ли парни надолго задержались в Тугреневке, а коль так, даже черепашьим шагом должны были уже добраться до места…

Вован не покривил душой, когда говорил, что до базы рукой подать. Рукой не рукой, но через полтора часа неторопливой ходьбы — торопливую бы сегодня мало кто выдержал — по разбитой проселочной дороге впереди показались несколько бревенчатых сооружений, обнесенных общим забором. Забор базы ликвидаторов явно уступал в габаритах Тугреневскому чуду архитектуры, однако осаду хоулеров за ним вполне можно было держать. У «гладиаторцев» все опасности Сумеречной земли теперь измерялись в «хоулерах», поскольку ничего более серьезного им не успело попасться на пути, и, слава богу.

— Ну, вот и наша вотчина, — с облегчением вздохнул новый шеф ликвидаторов. — Чувствуйте себя как дома, парни.

Окрестности Вовановской «вотчины» привели бы в восторг любого ценителя пасторальных пейзажей. Только пастушков с ягнятами не хватало. А все остальное имелось: пологие холмы, расцвеченные яркими пятнами местных цветочков, затянутые синей дымкой дали, Вогра, тоненькой ниточкой змеящаяся по низине, темно-зеленая стена леса примерно в километре от массивных ворот базы. От леса по направлению к путникам размашистой рысью двигались две вороные… лошади? Поначалу Глеб и вправду принял их за неоседланных лошадей без всадников. Но по мере приближения в «лошадях» все явственнее проявлялась повышенная мохнатость и странные, непривычные глазу пропорции тела. А уж когда заметившие путников непонятные звери радостно взвыли совсем не по-лошадиному и резвым галопом пошли на сближение, обеспокоенные «гладиаторцы», как по команде повыдергивали из ножен мечи. Как ни странно, сами ликвидаторы даже ухом не повели. Никита же и вовсе, испустив страшный вопль: «Волчок! Волчок, сукин ты сын, учуял-таки!» бросился навстречу мохнатым монстрам. Те завертелись вокруг него юлой, как очень крупные собаки, то припадая к земле, то подпрыгивая, то и вовсе кувыркаясь по травке, и при этом увлеченно виляя длинными пушистыми хвостами. Только, в отличие от собак, на человека они все-таки не напрыгивали, будто понимая, что своим весом придавят его, как нечего делать.

— Это еще что такое? — слабым голосом спросил Иван.

— Это? — Санек, до сих пор по большей части отмалчивавшийся, с гордостью посмотрел на неизвестных зверей. — Знакомьтесь, ребята. Это — наши рысачки.

— …Ведьмаки называют их кельпи, — неторопливо рассказывал Вован, пока путники шли к воротам базы. — Слышали, наверное, про таких? Вот интеллигент наш, в смысле Ленька, говорит, что это в кельтских мифах были такие кровожадные водные духи. Сидели они на бережку, замаскировавшись под камень, а потом хватали проходящего мимо путника и в воду утаскивали, а по облику походили на мохнатых лошадей, только обязательно вороных. Ну, да они и вправду другой расцветки почему-то не встречаются. А вот по нраву наши кельпи куда более мирные, хоть и хищники: людей признают за хозяев безоговорочно, так что с ними, как с собаками — на помощь и взаимовыручку можно рассчитывать всегда и во всем.

— А под седлом они у вас ходят? — сразу перешел к делу Глеб. Вопрос возник у «гладиаторца» при виде того, как Никита, не мудрствуя лукаво, вскочил верхом на одного из кельпи и поскакал восвояси.

— Ходят, хотя мы им редко пользуемся. Необходимости особой не возникает.

— А почему все-таки не лошади, а такая экзотика?

— По куче причин. Во-первых, в отличие от лошадей эти ребята, — Вован похлопал по загривку степенно ступавшего бок о бок с ним зверя, — находятся на полном самообеспечении. Мы их, конечно, балуем время от времени, но при необходимости они и сами в любой момент, что зимой, что летом, могут отыскать себе пропитание. Во-вторых, в плане проходимости они тоже лошадей превосходят, особенно если надо через болота пробираться. У кельпи потрясающий нюх на верную дорогу. Могильного тумана и тьмы они не боятся, поскольку сами оттуда, да и у большинства прочего местного зверья, ежели оно почует наших скакунов, не возникает устойчивого желания догнать их и попробовать на зуб. Так что, куда ни глянь, одни плюсы получаются. Женек, да открывай, наконец, чтоб тебя!..