На руинах Эдема

Баюн Лис

Привычный мир уничтожен чередой катастроф, а на его обломках уже разворачивается новая война. Технобоги — пришельцы, желающие стереть с лица земли последних людей, не знающие пощады, не имеющие слабостей. Они Кара Небес, они сметут все на своем пути, и надежды, кажется, не осталось…

Но появляются воины, способные дать отпор захватчикам. Они выигрывают сражение за сражением, надежно храня свои тайны. Кто они? Кем посланы? И не принесут ли еще большее зло?

А если ты простая девчонка, разменная монета в божьих войнах… Что ты сможешь сделать, когда от твоего эдема останутся лишь руины?

 

Предисловие

Пустой мир… Безжизненные руины некогда оживленных городов. Небоскребы, напоминающие поверженных динозавров. Серая пыль, что замела все вокруг. На тусклом небе чадит красноватое солнце — не тот золотистый теплый шар, что знаем мы, нет. Беспощадная кровавая звезда, чьи гибельные лучи обжигают кожу, словно капли кислоты. Всего несколько столетий назад тут царила беспощадная ядерная зима… Теперь пришло время пустыни.

Здесь не увидишь ни чахлой травинки между камней, ни мухи, ползающей по нагретому за день бетону. Тишь и спокойствие на этой Земле. Впрочем, жизнь все же есть. Как всегда, каким-то необъяснимым чудом ей удалось сохраниться в этих владениях Госпожи Смерти. Изредка в окнах без стекол мелькают темные фигуры — словно насекомые, копошащиеся в пустых глазницах трупа. Но это лишь редкие смельчаки, что отваживаются подниматься на поверхность. Настоящая жизнь теплится под обломками разрушенного Эдема — слабый огонь, тлеющий под удушающим слоем золы и пепла.

После катастроф, что одна за другой обрушивались на истерзанную землю, уцелели немногие. Жалкая горстка людей, крысы, да твари, порожденные радиацией. И те, и другие, и третьи очень быстро усвоили правило нового мира: убивай, если хочешь жить. Бывшие хозяева планеты охотились на крыс, грызуны отвечали им тем же. А мутанты не брезговали никем.

Лишь немногие сохранили воспоминания о таких вещах, как «человечность», «честность» и «любовь». Здесь родители не доверяли собственным детям, а брат был способен прикончить брата ради лишнего куска пищи.

И все же люди — если тех жестоких озлобленных зверенышей, таившихся в подземельях, можно так назвать — выжили. Выжили в аду, на пепелище некогда райских кущ, ценой миллионов трупов более слабых соплеменников.

И как только в их окостеневших душах затеплилась надежда, подавляемая не одно столетие: надежда на то, что все может стать прежним… Тогда пришли Они. Кара небесная или Стервятники, прилетевшие на побоище за поживой. Они называли себя Богами. Вот только в поклонении смертных не нуждались. Когда люди поверили, что сумеют отстроить Эдем заново, для них начался следующий круг ада.

Пришельцы не жалели почти никого, только немногим, кто мог им как-то пригодиться, сохраняли жизнь. Они хотели стать хозяевами на полупустой планете, а отребье, ползающее под землей, им в этом мешало. Надо сказать, их желание практически исполнилось. Те, кого земляне нарекли «Технобоги», почти захватили мир… и почти уничтожили его бывших владельцев.

Однако в этом Хаосе нашлись те, кто помнил, что значит быть человеком. Те, кто оказались готовы бороться. Гонцы свободного неба — мужчины и женщины, которых вели законы милосердия, а не жестокость «волчьего» времени. Они боролись в меру своих сил: боролись с Технобогами, боролись за идеалы минувших веков. Этим партизанам удавалось многое, но все же они являлись простыми смертными и не могли противостоять невероятной мощи пришельцев.

И когда даже самые крепкие духом начали готовиться к смерти; когда вера в Спасение оказалась почти утеряна… Тогда истинные Боги сжалились над Людьми… Или сыграли с ними еще более жестокую шутку.

 

Часть первая. Гнев божий

 

Глава 1

Словно ангел, легкий и неземной, она летела над грудами ржавого мусора, почти не касаясь их босыми ногами. Настолько прекрасная, что даже наше жестокое солнце, казалось, смилостивилось и не обжигало девушку. Только лицо ее, искаженное страхом загнанного зверя, разрушало мистическую картину, порожденную моей фантазией.

За невероятным ангелом, в волосах которого запутались закатные лучи, велась самая настоящая охота. Я наблюдала за ней из укрытия, в которое еле успела заползти, заслышав приближение гончих. О, я еще не рассказала о них? Это демонического вида твари с горящими глазами, непробиваемой металлической шкурой, стальными когтями и клыками, лишь отдаленно напоминающие собак, что жили когда-то на Земле. Вдобавок ко всем «прелестям» на длинном и тонком, как у крысы, хвосте имелся электрический щуп, так что гончие могли умертвить и с помощью тока. Вот только настоящими чудовищами были их хозяева — Технобоги. Роботы всего лишь подчинялись их ментальным приказам, сводившимся к одному: затравить до смерти кого-то из людей. Подобные кровавые забавы пришельцы любили безумно….

И вот теперь несчастная девочка, неизвестно откуда взявшаяся, тоже должна стать жертвой этой Охоты!? Мне так хотелось что-то сделать, спасти ее, все внутри надрывалось: «Помоги ей! ПОМОГИ!!!». Но прямо противостоять Технобогам?.. Это равносильно самоубийству и все равно не спасет «ангела». Позор для Гонца свободного неба — сидеть и наблюдать за гибелью невиновного! Однако это все, что оставалось: наблюдать и молиться небесам, чтобы случилось какое-нибудь спасительное чудо.

В какой-то момент я почти поверила, что легконогой беглянке удастся скрыться от преследователей — так быстро она порхала с бетонной плиты на проржавленную балку и снова на обломки асфальта. И когда она все же не выдержала этого бешеного темпа, споткнулась… я с трудом удержалась, чтоб тут же не метнуться ей на выручку; только хриплый вскрик вырвался из горла, но заглох в противогазе, так и не достигнув ничьих ушей.

Гончие окружили поверженное тело, хотя набрасываться и не спешили. Их хозяев имели право первыми развлекаться с добычей. У меня сердце защемило при виде запыленного личика, приобретшего какой-то мертвенный сероватый оттенок; из-под прикрытых век сверкнули капли слезинок… Вот подоспели и сами Технобоги, на этот раз только трое. Один из них (единственный мужчина в компании) сразу же обрушил на спину девушки удар тонкого хлыста, сверкнувшего красноватой медью. Тело жертвы даже не содрогнулось, с обкусанных губ не сорвалось ни звука, хотя кровь, моментально брызнувшая из раны, ясно давала знать: боль от подобного должна быть неописуемой.

И тут я с ужасом узнала одну из этой троицы.

Гера.

Самая жестокая и коварная из всех поработителей. Собственно, она и являлась главной среди них, насколько Гонцам было известно. Нечеловечески прекрасная (как и все Технобоги) женщина, облаченная в гибкий костюм из скрепленных друг с другом металлических пластин; с гривой каштановых волос, заплетенных в небрежную косу. Пухлые чувственные губы Геры изогнулись в обворожительной улыбке. Но жестокие глаза (с узким зрачком, по-волчьи желтые) рассеивали сомнения насчет нее. Гера была чудовищем, беспощадным и кровожадным, как и все из ее рода. Некоторые из людей были готовы смириться с диктатурой пришельцев: предатели оставались в живых. А Гонцам свободного неба и нашим друзьям не стоило рассчитывать на милосердие. Мы боролись за свою свободу. И умирали тоже за нее. Возможно, мы были отчаянными безумцами, но лучше уж так, чем переметнуться на сторону врага.

Гера приблизилась к неподвижному телу и, брезгливо толкнув девушку носком сапога, обратилась к своей спутнице, смуглой златокудрой блондинке.

— Она сдохла, Афродита.

Та в ответ брезгливо надула губки и игриво провела пальцами по груди мужчины-технобога.

— Какая жалость! Я наделась растянуть веселье…

Тот равнодушно пожал широкими плечами.

— Люди слабы. Непонятно, как они вообще сумели выжить после той катастрофы.

Ответила ему Гера, презрительно прищурив желтые глаза.

— Ошибаешься, Арес. Это мерзкие твари, но одного у них не отнять: они отлично умеют приспосабливаться. Люди во многом сродни крысам — хотят жить, даже если жизнь эта ужасна и отвратительна. И ради этого готовы перегрызть глотки самым близким — мы уже не раз убеждались в этом. Предатели считают, что мы нуждаемся в них, но какой прок от созданий, прогнивших изнутри?

Последняя фраза развеселила Технобогов. От их звонкого мелодичного смеха, по моей спине пробежали ледяные мурашки, а сердце сжалось вновь — на этот раз от страха. Я представила, что ждет меня, если пришельцы узнают о Гонце свободного неба, сидящем практически у них под носом. Мои крылья, навеки вытатуированные на спине, и их точная копия, нарисованная на костюме… для существ нашего племени — знак, способный защитить. Даже самые злобные дикари не нападают на тех, кто его носит. А вот для Технобогов крылья послужат призывом для убийства, медленного и мучительного. Ведь Гонцы единственные, кто каким-то образом мешают им стать полноправными хозяевами нашего мира. Немало я и мои товарищи попортили крови этим стервятникам. Но и сколькие из нас погибли в их лапах? По сути, наша борьба была обречена с самого начала: мы просто не хотели сдаваться без боя. Мы умирали, зная, что хотя бы пытались что-то изменить…

Блондинка Афродита скривила губы.

— Пойдемте отсюда. Мертвечины сейчас везде хватает — ни к чему торчать возле этой.

Остальные согласно кивнули.

— Если повезет, сегодня найдем еще кого-нибудь. Жаль прерывать Охоту… — добавила Гера.

Эта фраза вызвала еще один приступ радости у жутких созданий. Я чувствовала, как глаза начинает пощипывать от слез… Странно, ведь столько всего навидалась за свою короткую жизнь. В нашем мире люди гибли все время: за шестнадцать лет я успела похоронить мать и двух сестер. Отец же умер еще до моего появления на свет. Жизнь… Да не знала я никогда ее — никто из людей не знал. Нам оставалось только выживать. Вопреки судьбе и природе, вопреки воле богов: настоящих и пришлых.

Так почему же распластанное в серой пыли тело девушки заставляет меня захлебываться рыданиями? Я ведь сохраняла спокойствие — по крайней мере, внешнее — даже когда смотрела на восковые мертвые лица собственных родных! А вот теперь, при виде смерти совершенно незнакомого человека…

Пришлось дожидаться, пока Охотники и гончие покинут это место. Рисковать не хотела: чутье у этих тварей (обоих видов) отличное, странно, что они не заметили девчонку, сидящую всего лишь в десятке метров от них.

Я выползла из той щели между плитами, где пряталась все это время. Похоронить хоть незнакомку надо, не дело оставлять тело на поживу крысам… и не только им. Правда, у меня нет с собой ни лопаты, ничего, чем можно выкопать могилу. Можно связаться с Кайлом, пусть притащит что-нибудь… Хотя, по непонятной причине мне не хотелось, чтобы рыжеволосого ангела видел кто-то еще. Думаю, она заслужила быть погребенной без лишнего внимания и любопытства людей.

Я подошла ближе и замерла, удивленно рассматривая девушку. Кто она и откуда взялась? Почему на ней нет маски и специального наряда — лишь легкое белое платье, больше напоминающее ночную рубаху? И кожа под лучами жгучего солнца не покрывается мелкими волдырями, не краснеет, как у всех нас… Что ж, теперь она мертва, никто не сможет дать ответов на эти вопросы.

Словно услышав чужие мысли, девушка распахнула веки. На меня посмотрела сияющая синева, которой наш мир не видел над головами уже много лет. Цвет лазоревого небосвода, который мы сохранили только на картинках, бережно передаваемых из поколения в поколение.

Она смотрела на меня своими сверкающими глазами. В них я читала страх и мольбу, а когда по пыльным щекам вновь потекли дорожки слез…

— Не бойся. Все в порядке, я не сделаю тебе больно, — с сомнением вгляделась в детское личико, — Ты понимаешь меня?

Девушка осторожно кивнула в ответ.

— Не знаю, почему ты разгуливаешь наверху в таком виде, — окинула ее выразительным взглядом, — Но тебе срочно нужно где-нибудь укрыться. Сможешь идти?

Еще одно слабое движение головы послужило положительным ответом. Я протянула ей руку (и, поймав удивленные взгляды, устремленные на мою перчатку), помогла подняться.

В тот момент у меня даже не возникло мыслей о том, что «рыжий ангел» может стать источником неприятностей. И, тем паче, я не думала, что она может оказаться опасной.

* * * *

При входе в убежище я встала перед непростой дилеммой. По возвращению всем полагалось пройти дезинфекцию, не снимая костюма — даже спустя семь веков на поверхности блуждало еще слишком много всякой заразы. Но вот мою новую знакомую, одетую лишь в свое платьице, подвергать процедуре точно нельзя! Все же я до сих пор не понимала, как ей удалось остаться целой и невредимой. Многое успела повидать, но чтоб кто-то выжил в наружном мире без специальной защиты… Сейчас, конечно, не то, что пару веков назад — когда не спасали ни противогазы, ни скафандры. Но до сих пор у некоторых групп сохранился такой метод казни: выкинуть человека в одном белье, а чаще и вовсе голышом, на поверхность. Без обмундирования и оружия ни у кого из смертных не было ни единого шанса выжить. Если тебя не прикончит солнце или ядовитый воздух, то этим с удовольствием займутся крысы или мутанты… а с недавних пор еще и пришельцы. Благо, в нашей коммуне подобные методы не использовались. Мы являлись исключением из общих правил: жили дружно и помогали друг другу. Когда я в один день потеряла всю свою семью, кроме годовалой сестренки, мне не исполнилось и десяти. И если бы не доброта соседей, наша крохотная семья — я и Тамара — не справилась бы. Ну и, разумеется, Кайл… парень был старше меня всего на два года, но в нашем мире детство кончается рано, очень рано. В свои неполные двенадцать мой друг уже умел многое. Он научил меня обходить барьеры, что преграждали путь дальше в катакомбы — детям всегда говорили, что там опасно. Показал, как и на кого можно охотиться. Я все схватывала на лету (желание жить — лучший стимул для учения), а ко многому пришла сама. Так, я до сих пор являюсь одним из лучших механиков и конструкторов нашей коммуны. А за то, что сумела починить и модернизировать старые воздушные байки — их и сейчас активно используют Гонцы — обо мне чуть ли не легенды слагают.

…После мучительных размышлений я решила не подвергать девушку неприятной процедуре. Отключила автоматику и пропустила новую знакомую вперед, после чего сделала все, как было.

Я подтолкнула рыженькую, неуверенно мявшуюся на пороге.

— Ну, проходи же.

Ее глаза по-прежнему казались напуганными, что, впрочем, неудивительно. Девочка только что пережила Охоту… Неизвестно, почему Технобоги бросили ее — обычно эти твари прекрасно различают живых и мертвых.

Голубоглазую незнакомку я довела до своего жилья, которое делила с сестрой. По дороге нам никто не встретился. Люди в такой час еще заняты своими делами, а я была рада, что на время избежала сложных объяснений.

Подведя девушку к двери душевой, я пояснила ей:

— Помойся, а потом я смогу заняться твоими ранами.

Она вновь кивнула, а лицо заметно просветлело. Кажется, жертва жестокой забавы начинала понимать, что я не причиню ей вреда.

* * * *

Она прошла внутрь ванной комнаты и заперла за собой дверь. Все казалось странным и непривычным — все ощущения, давно забытые ею. И голос… она не была нема, но нужных слов почему-то не находилось. Девушка слишком привыкла к другому типу общения. Вернуться теперь к обычному, человеческому, ей оказалось нелегко.

И еще боль… Это чувство тоже стало чем-то новым. Когда ей рассказывали о том, что придется сделать, то не предупредили о таком. Собственно, она не получила практически никаких объяснений. По крайней мере, от первого… Тот, кто перехватил ее на середине пути, дал немного больше информации — правда, многое все так же осталось непонятным… Этот незнакомый мир, жуткий, но по-своему прекрасный. Что-то в упадочнических пейзажах, руинах былого величия, пришлось ей по душе.

Девушка подошла к мутному зеркалу, висящему на стене. Расстегнула платье и попыталась разглядеть в отражении собственную спину. Вдоль позвоночника розоватой змеей вился след от плети. А на лопатках багровели два шрама… шрама, которые отрезвили ее и напомнили о том, кем была. И кем должна стать.

Боль… Теперь она стала чем-то реальным, не просто пустое слово, бессмысленное понятие, не имеющее под собой реальной основы. Это то, что забывается там — это то, без чего невозможна жизнь здесь. Воспоминания становились все более смутными, ее прошлое, даже ее миссия затягивались пеленой. Оставалось только ледяное пламя, выжигающее сердце и спину. Раны на лопатках открылись, из них начала течь горячая алая кровь…

Говорят, Бог посылает человеку столько, сколько он может вынести.

Вот только она не была человеком, и теперь, вовсе не Господь заботился о ней. Да и не смог бы смертный пережить эту пытку — не столько физическую, сколько душевную. От чего ей пришлось отказаться… то, что ей предстоит вернуть… цена этого… Слишком ужасная, чтобы ее можно было оправдать высшей целью.

Девушка не кричала, лишь безмолвно шевелила губами: как будто шептала молитву или заклятие.

Наконец, все закончилось. Загустевшая кровь покрыла ее спину, но раны вновь стали шрамами, а мука покинула ее сердце. На время.

Она поднялась на ноги, те не желали слушаться свою владелицу и подкашивались, как у новорожденного жеребенка. Ей было известно, что слабость вскоре пройдет, а вот боль останется. Преобразуется в чуть более терпимую, но превратится в неотрывного спутника. Тень, что нельзя прогнать.

Отдышавшись и придя в себя, девушка с рыжими волосами быстро убрала все следы той пытки, которой только что была подвергнута; людям ни к чему этого знать. Она забежала в душевую кабину, под струи холодной, но зато чистой воды, что смыла с тела последние остатки крови.

У всего есть цена. Она знала, на что шла, когда решила не оставаться в стороне. Хотелось бы сказать, что на кону ее душа — но высшие силы не принимают столь мелких ставок. Сейчас борьба развернулась за весь этот мир, за планету с ее обитателями, за каждого человека в отдельности и за всех них вместе. На одной стороне Лжебоги, пришлые существа, обладающие огромным могуществом. А на другой — на другой те, кому люди поклонялись тысячи и тысячи лет, а сейчас практически забыли. Альянс света и тьмы, которые ошибочно отождествляют с добром и злом. Две силы, противоположные по своей сути, нуждающиеся в людском раболепии. Обе могут быть жестокими или равнодушными по отношению к обычным смертным. Однако ни одна из этих сил давно уже не вмешивалась в дела земные. Вопреки расхожим суждениям, этот мир покинули и боги, и демоны — а опустевшее место поспешили захватить создания, жадные до развалин чужих владений.

Так кто же эта девушка с небесными глазами и волосами цвета красного золота? Ради чего ее послали в подлунный мир? И самое главное — кто послал?..

* * * *

Мне удалось отыскать одежду, которая должна подойти загадочной гостье — у нее была женственная фигура, и мои вещи оказались бы не по размеру. Поэтому я вытащила из закромов один из старых нарядов матери… хоть в сердце и заскреблась мысль о том, что это неправильно. Я быстро подавила ее: в нашей жизни подобная щепетильность ни к чему, покойным земное имущество уже без надобности. Правда, предстояло где-нибудь отыскать еще один костюм для наземных передвижений… впрочем, ей наверняка придется долгое время отсиживаться здесь, залечивая раны. Мне доводилось видеть следы от «божественных» кнутов и раньше. Правда, только на трупах. На первый взгляд тонкие рубцы, почти не кровоточащие, казались безобидными. На самом же деле они проникали глубоко в плоть, рассекая мясо, мышцы, порой и кости. Не знаю, то ли причина в зверской силе пришельцев, то ли в самих кнутовищах — но под этими свистящими ударами погиб не один десяток моих соплеменников. Оставалось надеяться, что с этой странной девушкой все окажется в порядке. Если переживет жуткую охоту и ее последствия, велика вероятность того, что сумеет дожить до старости.

Моя гостья вышла из душа, я вздрогнула, подивившись беззвучию ее шагов. Живя в подземельях, мрак которых не способны разогнать тусклые фонари, приучаешься обращать внимание на другие чувства, помимо зрения. А тут… даже крысы шумят больше, когда бегут, постукивая своими коготками, шурша длинными хвостами…

Отчего-то мне становилось не по себе под взглядом этих пронзительно-голубых глаз. Как будто из них лился яркий свет, обличающий все мои грехи и недостатки.

Я протянула девушке рубаху прямого кроя: она почти достигала ее колен.

— Ты немая? — решила спросить напрямик.

Ражая в ответ отрицательно покачала головой и, коснувшись своего горла, пожала плечами — этот виновато-недоуменный жест я, вроде бы, поняла: голос незнакомка потеряла, но как, не помнит.

— Как же мне к тебе обращаться? Имя хоть свое помнишь? — довольно бестолковый вопрос, учитывая неспособность девушки нормально ответить. Тем не менее, она кивнула мне, взглядом обводя комнату. Наконец, найдя то, что искала, она бросилась к одной из многочисленных полок, которыми были усеяны стены моего жилища. Вернулась ко мне с толстой и очень потрепанной книгой. Эта вещь передавалась в моей семье несколько веков — еще со времен «до катастрофы». Именно по ней меня и Тамару научили читать: кстати, не такое уж бесполезное умение в нашем мире, порой некоторые надписи в заброшенных туннелях предостерегали меня от опасности. Некоторые отрывки из Библии я помнила наизусть. Мать пыталась привить мне веру в Господа, но я выросла атеисткой. За свои неполные семнадцать повидала столько ужасов, что серьезно засомневалось в существовании Бога. Единственные Боги, известные мне, не принесли людям ничего, кроме смерти и очередного повода для страха.

Рыженькая неуверенно и (как мне показалось) с благоговением раскрыла толстый фолиант. В царящей тишине шелест сухих страниц прозвучал неестественно громко. Ее тонкий пальчик поочередно указал мне на три буквы:

— Л… о… а… Лоа? — удивленно посмотрела на нее, — Это так тебя зовут?

Она вновь кивнула, печально улыбнувшись мне. Неожиданно Библия соскользнула с колен, Лоа тут же бросилась ее поднимать. Но вместо этого застыла над книгой. Раздался слабый вздох или всхлип… Я опустилась рядом с девушкой и увидела, что она со слезами глядит на изображение Ангела. Видимо, эта страница случайно открылось, пока книга летела на пол. И тогда Лоа произнесла первые слова, услышанные мной.

Не отрывая сверкающих глаз от рисунка, сказала всего два слова… но сколько боли в них было!

— За что?.. — прошептала она.

* * * *

Разумеется, тогда смысл этой фразы остался для меня загадкой. Зато позже… позже совесть неоднократно нашептывала мне ее, укоряя и обвиняя.

Но в тот момент я ничего не знала и не понимала. Поэтому всего лишь ласково погладила гостью по плечу в слабой попытке утешить.

— Давай я посмотрю твои раны, — к сожалению, более мудрых или добрых слов у меня не нашлось. Лоа покорно кивнула, тыльной стороной ладони утерев набежавшие слезы.

Девушка повернулась спиной и приспустила рубаху. Честно сказать, представшее зрелище заставило меня зажать рот рукой, однако изумленно восклицание все равно вырвалось:

— Матерь божья! Что это!?

Лоа вздрогнула от моего вскрика, но осталась сидеть на месте. А я продолжала изумленно рассматривать три шрама, расчертивших ее светлую кожу. Происхождение одного мне было известно — узкий бледно-розовый, он змеей вился вдоль позвоночника. Очень странно, что след от кнута Технобогов зажил так быстро: я могла определить, что рана совсем не так глубока и опасна, как ожидалось. Но мое внимание приковали две багровых полосы на лопатках девушки. Как будто… Я нервно сглотнула: ассоциации оказались слишком чудными и пугающими. Мой взгляд нервно заметался, от гравюры в библии до шрамов на спине Лоа, туда и обратно, снова и снова.

— Так кто же ты? — неуверенно пробормотала я. Девушка обернулась и покачала головой: то ли речь все еще давалась ей с трудом, то ли она просто не желала разговаривать. Но, поглядев в ее сияющие печальные глаза, я решила не расспрашивать дальше.

Вместо этого принялась молча обрабатывать раны: сначала нанесла обеззараживающую мазь, потом осторожно перевязала. Кажется, в этом не было нужды: все повреждения выглядели несерьезно и уже начали заживать (поразительно!). Однако случись заражение, вся вина окажется целиком и полностью на мне. Так пришлось добросовестно исполнить обязанности лекаря; хотя эту должность в нашей коммуне и занимал другой человек, и я кое-что умела, иначе никак.

Закончив, я серьезно поглядела на свою новую подопечную, будто свалившуюся на меня с неба. Она смущенно опустила взгляд.

— Думаю… — я замялась, — Думаю, другим не стоит знать о случившемся сегодня.

Лоа молчаливо согласилась со мной, дав понять об этом очередным кивком. Странно, я ведь знала, что говорить она худо-бедно может. Почему же девушка предпочитает молчание?

Тут я решила, что Лоа, вероятно, голодна. Об этом и спросила ее. Получив утвердительный ответ, помогла привести девочку в приличный вид и, взяв за руку, повела вниз — туда, где располагались кухня и общая столовая. Я уже серьезно уверилась в том, что несу ответственность за это загадочное и безмолвное создание. Как бы теперь ее представить остальным?..

До ужина оставалось полчаса, не больше. Все уже должны бы заканчивать свои дела, но, как ни странно, по пути нам не встретилось ни одной живой души. Только приблизившись к кухне, я услышала знакомые голоса: — Ну, Кайл, посмотрим, что ты принес сегодня…

Мое сердце радостно затрепыхалось. Значит, Кайл уже вернулся с охоты! А говорила, похоже, моя сестренка — наверное, опять взялась помогать повару. Признаться, готовить у нее получалось даже лучше, чем у самого шефа Джада.

Не отпуская руки Лоа, я отодвинула занавеску (заменявшую дверь) и шагнула на кухню.

— Привет, Тесс, — улыбнулся Кайл, но завидев стоявшую за моей спиной девушку, сразу же напрягся.

— А это кто? — спросил он не слишком дружелюбно. Что ж, судить его совершенно не за что, как говорится в нашей поговорке: «Лучше быть грубым, чем мертвым» — увы, это чертовски точное выражение. Наша коммуна живет в относительном мире, но никогда не знаешь, чего ждать от чужаков.

— Это, Лоа… — я подтолкнула рыженькую чуть вперед, чтобы все могли убедиться в ее безопасности. Действительно, бледная невысокая девушка с наивно-распахнутыми глазами не могла вызывать никаких опасений. — Чуть позже я расскажу, где и как ее нашла.

Тамара с некоторым беспокойством наблюдала за происходящим, не говоря ни слова. Странно, обычно она щебечет, не умолкая, а тут почему-то притихла…

— А сама Лоа говорить не может? — парень все еще оставался подозрительным.

— Не может! — отрезала я, чем тут же его смутила. О тех странных словах, что мне довелось услышать от девушки, решила умолчать. Однако тут же добавила: — Я, конечно, не врач, но думаю, все дело в пережитом стрессе… Неделя в покое — и Лоа наверняка станет болтать без умолку.

Она тут же кивнула, подтверждая мои слова. Хотя я и сама не слишком в них верила.

Серые глаза Кайла моментально наполнились холодом. Он дернул плечом и направился к выходу, бросив напоследок: — Желаю Лоа скорейшего выздоровления!

Я застыла с открытым ртом, так и не успев ничего произнести. Тогда все же отпустила ладошку своей подопечной (оказывается, я все это время продолжала ее сжимать) и быстро проговорив: — Лоа, это Тамара — моя сестра. Тамара — это Лоа, побудь с ней немного… — бросилась за своим хмурым другом.

Нагнала его быстро, да Кайл, видимо, и не собирался уходить далеко.

— Эй, что случилось? — попыталась заглянуть ему в глаза, но с моим маленьким ростом это оказалось не так просто сделать. Сам парень вымахал почти в метр девяносто, хотя из-за низких туннелей, в которых проводил большую часть времени, немного сутулился.

— Ничего.

— Кайл! — возмутилась, пытаясь затормозить его движение и привлечь хоть немного внимания к своей персоне. Что у меня не слишком-то получилось, поэтому я просто повисла на его руке. Тут уж ему пришлось волей-неволей остановиться.

— Так с чего ты так въелся на мою знакомую? — сделала еще одну попытку.

Он все-таки удосужился посмотреть прямо на меня.

— Я не взъелся, Тесс… Просто… просто она не вызывает у меня доверия.

— Ты же ее совсем не знаешь!

— В том-то и дело…

— Ладно, — я подняла руки в предупреждающем жесте, — Я хотела рассказать об этом всем сразу после ужина. Но тебе скажу сейчас, — внимательно посмотрела на мрачное лицо парня, — Эта девушка чудом выжила после Охоты Технобогов. Понимаешь, выжила после этой адской гонки! Думаю, за один такой кошмар ей можно простить все странности…

Кайл тут же побледнел.

— Я… я не знал этого, Тереза, — я поморщилась, услышав свое полное имя, но решила промолчать, — Но на твоем месте, все равно не спускал бы с нее глаз. В случае чего, вся ответственность ляжет на тебя, — неожиданно добавил он. Я с укором посмотрела на Кайла, не желая признавать, что появление Лоа и в моем сердце поселило странную тревогу.

— Не дуйся, — он с усмешкой потрепал меня по волосам. Черт, знает же, что я этого терпеть не могу. Впрочем, от Кайла готова снести почти все, что угодно… Однако «в отместку» я ухитрилась подпрыгнуть и чмокнуть его в губы. Он тихонько рассмеялся и поцеловал меня в ответ — только гораздо глубже, напористей. Позволив себе минутную «слабость», я вскоре отстранилась.

— Прости, надо идти — а то нас уже потеряли, наверное…

Парень серьезно кивнул в ответ, но в его глазах плясали искорки веселья.

 

Глава 2

…Он почти с жалостью глядел на несчастное израненное существо, комочком сжавшееся у его ног. Почему почти? Все очень просто: жалость слишком человеческое чувство. Таким же, как он, чувства (в том смысле, который в это слово вкладывают люди) вообще неведомы.

Правда, даже такая — окровавленная и слабая — она все равно оставалась по-своему прекрасна. Но его никогда не интересовала такая красота. Восхищаться ею или кем-то еще, все равно, что любоваться крошечной песчинкой, поражаясь ее миниатюрному совершенству. Он же предпочитал охватывать взором всю картину целиком. Поверженный ангел. Разбитый и сломленный… А впрочем, она сама определила свою судьбу. Захотела вернуться к прежнему — вновь пройти тернистый путь с самого начала? Пусть будет так. Подобную свободу он мог предоставить. Да и вообще считалось, что свобода воли положена всем его подопечным. Так и было… отчасти. Впрочем, не стоит сейчас углубляться в дебри рассуждений.

Да, нелегок путь с небес на землю. Немногим легче, чем с земли на небеса… Это лишь кажется, что падать легко — в конце концов тебя все равно ждет удар.

Неожиданно она распахнула глаза, они все еще полыхали небесным голубым огнем, этого никому не отнять, пока она сама не захочет расстаться с внутренним светом. Его поразило выражение ее взгляда: не жалкая мольба, а решимость, уверенность в собственном выборе.

Тогда она еще считала, что все решает сама.

— Прощай, дитя. Надеюсь, ты еще сможешь вернуться сюда… Не раньше, чем получишь свои крылья обратно, — после этих слов в пушистом белом ковре, на котором лежала девушка, начали разрастаться темные трещины, пока опора не рассыпалась окончательно. Падшая и бескрылая камнем полетела вниз…

* * * *

Я спала беспокойно: мучили даже не кошмары в привычном понимании, лишь какие-то невнятные безликие тени, которые в каждом сне плелись за мной. Они что-то шипели и шебуршали, на непонятном мне языке… И было нечто очень жуткое в их дымчатых фигурах и той неотрывности с которой меня преследовали. Не нападая, а будто бы ожидая, когда я оступлюсь.

Окончательно вырвавшись из неприятного полузабытья, которое и сном-то назвать трудно, я почти сразу поняла, в чем причина привидевшихся мерзостей. Слабые-слабые всхлипы раздавались совсем рядом. Похоже, не меня одну сегодня мучил мир сновидений… Вначале я подумала о Тамаре, но через пару секунд поняла, что это не она. Во-первых, моей сестре никогда не снились кошмары… по крайней мере, никаких признаков подобного я не замечала, а сама она никогда не жаловалась. Зато моей гостье вчерашних жутких переживаний хватит с лихвой для не одной беспокойной ночи.

Я осторожно зажгла маленький фонарик, с которым часто бродила по туннелям — и пятно света почти сразу же выхватило бледное заплаканное лицо в ореоле рыжеватых волос. Все верно, Лоа не так легко пережила безумную охоту, как мне показалось. Впрочем, не знаю, быть может, в ее прошлом случались и более жуткие происшествия?

Тихонько, стараясь не разбудить спящую неподалеку сестру, я подошла к Лоа. Неожиданная ярко-голубая вспышка почти ослепила мое, привыкшее к темноте, зрение — ох, боже ты мой, пора перестать быть суеверной дурой! Просто свет моего фонаря отразился в глазах (голубых, само собой) Лоа… Так, минуту! А почему это у нее глаза открыты?..

Я, уже совсем не боясь потревожить девушку, прибавила яркость и перевела луч на нее.

Второй раз за эту ночь мое сердце заколотилось быстрее — от страха… Да, глаза моей гостьи были открыты, вернее даже, широко распахнуты. Но взор их оставался незрячим, устремленным куда-то в темноту, а зрачки сужены настолько, что почти полностью терялись в небесной голубизне радужки. Что-то в этом нечеловеческом взгляде ну очень не понравилось мне. Правда, буквально в следующую же минуту я успокоила себя: бывает так, что люди спят с открытыми глазами, нечего панику разводить… Только вот Лоа все еще плакала. Хотя всхлипов больше не было слышно, ее бледные щеки в золотистых крапинках веснушек избороздили дорожки от слез.

Схватив ее за плечо, довольно-таки грубо, я принялась будить девушку. Это действие не возымело практически никакого эффекта, разве что слезы заструились сильнее. В конце концов, не придумала ничего лучше, как крикнуть что-то не вполне внятное прямо ей (несчастная, связки у меня крепкие) в ухо. Это, по крайней мере, подействовало, как надо. Тома мирно спала дальше, а Лоа заморгала и прошептала: — Что… случилось?..

Было заметно, что речь по-прежнему дается ей с трудом, а может, она просто ото сна еще не отошла. Будто в подтверждение моих мыслей, Лоа умильно зевнула, становясь похожей на рыжего котенка. В этот миг я совершенно забыла о нехороших предчувствиях и подозрениях на ее счет; да и должна же я сама хоть немного верить в слова, сказанные Кайлу: «за один такой кошмар, ей можно простить все странности…». И кошмары эти, выпустив девушку из своих когтей наяву, только крепче вцепились в нее в мире снов.

Лоа просто сидела, не шевелясь, и глядела на меня. И как бы я не старалась мыслить непредвзято, этот взгляд меня нервировал.

— Ты плакала во сне, — произнесла негромко, просто, чтобы произнести хоть что-то.

Она никак не отреагировала на слова — почти никак. Только взгляд отвела немного в сторону, чему, признаться, я как раз была рада. Решив, что после таких потрясений не стоит дергать девушку лишний раз, сказала лишь: — Послушай, я понимаю, как трудно тебе пришлось. Но сейчас все позади. И еще, — я безуспешно пыталась понять: слышит и слушает ли меня она, — Если захочешь рассказать, я тебя выслушаю. Пожелаешь все держать в себе, не стану расспрашивать и другим этого не позволю.

Лоа улыбнулась, но было видно, что ей совсем не весело. Еще в голове возникла странная мысль: я не представляю, что на самом деле довелось пережить этой ангелоподобной девушке. Не знаю и уж тем более не понимаю. Как будто подслушав мои мысли, Лоа произнесла: — Не дай тебе Бог когда-нибудь по-настоящему понять меня.

Не имея представления, что можно ответить на столь странную фразу, которая прозвучала совсем непохоже на остальные короткие «младенческие» предложения, я прошептала, стараясь вложить в свой голос как можно больше дружелюбия: — Давай-ка спать, Лоа… Оставим все проблемы на завтра.

* * * *

Странная песенка крутилась у нее в голове, то ли полузабытая, то ли и вовсе придуманная. Не спалось, навязчивый мотив лишь вгонял в странное оцепенение, в котором она, однако, сохраняла ясность мысли.

Летали — крылья сломали, Не жили — а выживали. Небо — это слишком много. Нам на землю бы дорогу.

На какую-то долю мгновения сознание ее обрело кристальную ясность. Всего мгновения хватило, чтобы понять: тьма очень близко… она сама открыла для нее дверь. А если не открыла еще — рано или поздно откроет, не сможет устоять.

Постепенно вспоминала саму себя. Делалось то до безумия страшно, то практически все равно. Однако часы тикают, вскоре придется сделать решающий выбор. Если бы от него не зависело столь многое, она и сейчас могла определиться. Впрочем, никто не обещал простоты и легкости. Скорее наоборот: ее с самого начала предупреждали о последствиях подобного… нет, решением или тем же выбором это назвать нельзя. Какой же это выбор, когда иначе поступить нельзя? По крайней мере, для нее это не представлялось возможным.

Кто же знал, что все окажется так… так сложно, так больно. Нет, кое-кто, конечно, знал. Но она в этот список не входила.

Вспомнились и странные черные глаза, в которых горели золотые искры. Глаза единственного, кто был с ней полностью честен, хотя от него в первую очередь стоило ожидать лукавства и уверток. Тем не менее, он изложил все достаточно ясно и четко, впрочем, о кое-чем и умолчав. Теперь ей все сильнее казалось, что недоговаривал он лишь потому, что тогда она имела лишь слабое представление о том, что же имеется в виду: слова не значат ничего, когда ты не можешь понять их смысла. А он очень не любил понапрасну сотрясать воздух.

К слову, о воздухе — с каждой минутой ей все тяжелей было сидеть в подземельях. Лучше уж это серое, будто отлитое из стали, небо над головой, чем низкий каменный потолок. И это даже несмотря на то, что на открытых пространствах сильнее болят шрамы на спине, сильнее чувство невосполнимой утраты.

«Птицей в клетке» — теперь смысл этой фразы стал куда ясней. Так же как «подрезать крылья»…

Лоа все же смогла последовать совету Тесс: уснуть. Но жуткие оскаленные лики с горящими глазами продолжали ее преследовать и там. И в некоторых из них она узнавала, то Технобогов, то… себя.

* * * *

А следующее утро стало для меня — и не только для меня — началом нового кошмара. Началось оно с шума, встревоженных голосов, слышных даже сквозь дымку сна… Поморгав пару минут, я пыталась понять, что происходит и, если происходит, наяву ли?

Но голоса не стихали, да и звучали они явно не в моей голове. Конкретных слов разобрать не смогла, но интонации заставили встревожиться.

Наскоро накинув первую попавшуюся одежду прямо поверх ночной рубахи, я побежала в коридор, отметив по ходу дела, что Лоа продолжала мирно посапывать на кровати, а вот Тамара куда-то исчезла, не забыв, правда, аккуратно застелить за собой постель. Да, сестричка у меня не по годам серьезная и хозяйственная, не то что я…

Выйдя за дверь, с удивлением увидела там добрую половину нашей коммуны, Тома тоже оказалась среди них. Так, а это что за собрания около нашей комнаты? И почему, увидев меня, все замолкли?..

— Тереза, — неуверенно (или мне это только показалось?) произнесла Джози Маккон — наша целительница.

— Свое имя я и так помню, за время сна забыть не успела, — резко оборвала ее, — Что произошло — я хочу знать.

Мои соседи не стали отнекиваться и пытаться успокоить, бессмысленное милосердие не было свойственно никому из нас, кроме, пожалуй, Джози.

— Кайла не видели со вчерашнего дня, — только лишь этих слов было недостаточно, чтобы напугать меня или заставить по-настоящему встревожится: разве что, совсем чуть-чуть, но вот следующая… — Обломки его рации нашли где-то в паре сот метров от старой церкви… кажется, «горяченьким» парня взяли…

— Да что вы несете!? — от возмущения у меня сбилось дыхание, — Кайл бы никогда не… Нет! Этого не могло случится с ним! — категорически заявила я.

Но под виновато-сочувствующими взглядами мои возражения вместе со слезами застряли в горле комом. Церковь… Только не она! — почти взмолилась я неведомым высшим силам. Ведь совсем рядом, будто в насмешку над прошлой людской верой, обосновались Технобоги. Их огромный корабль, напоминающий, скорее, один из наших небоскребов — только куда более величественный, сверкающий неизвестным металлом желтоватого цвета — стоял как раз неподалеку от полуразрушенной святыни. Но не мог же Кайл добровольно туда пойти, находясь в здравом уме!

Это я и поспешила высказать умолкшим людям, все еще лелея надежду на то, что это какая-то ужасная ошибка.

— Мы не можем знать наверняка… но, кое-какие догадки имеются, — Эрик, занимающий среди остальных положение неофициального лидера, изо всех сил старался сохранять спокойствие и хладнокровность. Хотя я прекрасно видела и понимала: ему сейчас ничуть не легче, чем любому из нас. — Нина тоже пропала, примерно в то же самое время, что и Кайл, вероятно, чуть-чуть раньше…

Из моего горла вырвался странный звук, нечто среднее между вскриком и стоном; теперь я обратила внимание и на то, что глаза у Тамары были красные, заплаканные, пусть девочке и неплохо удавалось не выдавать смятения.

Ниной звали лучшую подругу Томы, девочка была на год младше моей сестры. И еще эта десятилетняя непоседа все время находилась в поисках приключений; обычно Тамаре удавалось останавливать ту вовремя, пока Нина не успевала натворить глупостей. Обычно…

Следующая фраза только подтвердила мои предположения: — Среди формы не досчитались одного комплекта — по размеру он как раз должен был подойти Нине.

Разрозненные фрагменты в моей голове неохотно собирались в единую пугающую картину. Если Кайл обнаружил пропажу девочки первым — а, скорее всего, так оно и было: комнаты их семей располагались совсем рядом — он, разумеется, сразу же кинулся на ее поиски. Увы, нелюдимый характер не позволил ему позвать кого-то на помощь… Хотя, я больше склоняюсь к тому, что Кайл попросту боялся опоздать.

Времени оплакивать, возможно, еще живых соплеменников и устраивать истерики не было. Нужно было взять себя в руки. Пару раз мысленно выругавшись, я слегка успокоилась.

— Как только отыщем их, сама всыплю мелкой заразе по первое число, — процедила, давая понять соседям, что ничуть не сомневаюсь, что исчезнувшие вернутся. Правда, внушить стопроцентную уверенность в это мне не удалось даже самой себе. Да и все остальные, кроме стиснувшей зубы Томы, не разделяли моего энтузиазма.

— Тесс, ты же понимаешь, что идти туда сейчас неразумно? — да уж, таким голосом обычно разговаривают с маленькими детьми, у которых в руках огромный кухонный тесак: «Зайка, а ну отдай маме «игрушку»… Тихо-тихо, малышка, тебе дадут новую!»… Вот только я давно не ребенок (примерно с того времени, когда мама умерла). Да и речь сейчас идет вовсе не об игрушках.

Поняв, к чему ведет Эрик, оборвала его попытки успокоить меня — черт возьми, я и так спокойна!

— Как хотите. Я иду к церкви! — с этими словами развернулась к своей комнате: нужно было, не теряя драгоценных минут, переодеться.

Кто-то отпустил неудачную шутку: — Не завидую я тому из Технобогов, кто сейчас попадется под горячую руку нашей Тесс!..

Но в ответ не послышалось даже самого жалкого смешка. Товарищи по коммуне уже приготовились похоронить троих за сегодняшний день.

Плевать. Пусть я даже и предвзята — люблю этого идиота Кайла, как-никак — и не уверена, что так же легко смогла бы ринуться на спасение кого-нибудь другого (кроме Томы, конечно)… Сейчас я должна сделать это: больше некому. Кайл был сиротой, как и я. Где-то у него, кажется, был дядя. Но сам Кайл называл его «фамильным привидением» — мол, все только говорят, но никто ни разу не видел. Парню в свое время пришлось даже хуже, чем мне: мать умерла родами, отца засыпало в одном из туннелей, когда крохе-Кайлу едва-едва исполнилось шесть. Тогда коммуна не бросила его. Сейчас все, похоже, сочли свой общественный долг выполненным. Единственными, кто не отказался бы рискнуть собственной шкурой ради другого, были другие Гонцы. Но среди собравшихся я не увидела ни одного из них: в это время все из наших уже на поверхности, только я сегодня запоздала…

Застегивая респиратор, пробурчала, обращаясь к себе: — Ну, Тесс — вперед. Кроме тебя, как видишь, некому…

Когда я уже замерла у порога, взявшись пальцами за ручку, скрипнула дверь ванной (все время забываю, что петли нуждаются в смазке). Робкое покашливание заставило обернуться.

Разумеется, это была моя рыжая гостья, в пылу сборов я и не заметила, что той нет в постели.

— Лоа, извини, мне сейчас некогда — попроси Тому, если что нужно, — выпалила я, проворачивая дверную ручку до конца. Лишь полсекунды спустя, осознала, что вижу.

Девушка оказалась полностью одета в обмундирование Гонцов свободного неба, я вспомнила, что на задней полке шкафа лежал тот, что был мне немного велик. Нашему рыжему «ангелу» он пришелся в самую пору.

— Только не говори, что все слышала! — почти взмолилась я.

Один утвердительный кивок.

— И ты хочешь идти со мной?..

Кивок подтвердился еще и довольной улыбкой.

— Нет! — рявкнула я, — Прости, у меня нет на это времени…

Лоа в мгновение ока стала серьезной, ее почти детское личико приобрело какое-то суровое выражение — выражение человека, который мало повидал на своем веку: мало хорошего.

— Я сильная, — слова были очень тихие, но произносились твердо, — Ты — знаешь. Ты — видела.

Вспомнив ее раны, невероятно быстро исчезнувшие бесследно (слово «зажили» к этой ситуации не слишком применимо), я поняла, что возразить нечего.

Как знать, может, эта странная девушка и принесет мне сегодня удачу?.. На большое и не могу надеяться.

* * * *

…Странно порой складывается мозаика событий в мире. Тем людям, что пережили катастрофу и ее не менее губительные последствия, стало не до богов, не до религии. Лишь немногие, вроде моей матери передавали своим детям старую книжку с непонятными ребенку словами. Честно сказать, большую часть ее не понимаю до сих пор: объяснить было некому, да и не особенно я искала духовного знания, не видя в нем практической пользы.

Так вот, о странном. Не буду говорить о появлении Технобогов, о том, что оно выглядело точно как небесная кара, как олицетворенный гнев божий. Я так не считала, ни тогда, ни позже. Если истинный Бог (или боги) и хотели наказать людей, у них это прекрасно вышло и без инопланетных тварей. В принципе, люди всю свою историю доказывали, что способны самостоятельно привести цивилизацию к краху…

Но все же, даже такому скептику и агностику, как я, казалось очень странным, что среди серых руин, в которых сложно было угадать прежние величественные сооружения, горделиво возвышалась старая церковь. Обветшалая, кое-где обвалившаяся, оно, тем не менее, напоминала мудрого старика, а не истлевающий труп, как все остальные здания. И, хотя по моему разумению, это говорило лишь о том, что в прежние века в религию вкладывали денег больше, чем во все остальное — да, в этом все равно виделось что-то малообъяснимое.

Блики белесого горячего солнца играли на шпиле храма: кое-где на нем сохранилась позолота. Если раньше я воспринимала собор лишь как ориентир, который следует обходить стороной — теперь он казался мне молчаливым и равнодушным наблюдателем наших мучений. Почти такое же отношение у меня складывалось и к Богу…

Всю дорогу мы с Лоа шли молча: говорить через противогазы можно, но не слишком удобно, да и любые слова сейчас мне казались непозволительной роскошью. Не в нашей ситуации тратить на них время и силы. Если бы я верила, то сейчас, наверное, мысленно читала какую-нибудь молитву с ветхих страниц семейной Библии. Но глупо просить чего-то у того, в чьем существовании и роли не до конца уверен. Поэтому, в голове, как единственная запись на замкнутой пленке, крутилось утвердительное, а не просящее предложение: «С ними все будет хорошо. С ними все будет хорошо»…

Наконец, громада старой церкви практически нависла над нами, еще раз убеждая меня в собственной слабости и ничтожности. Да уж, это вам не играть в «партизанов», устраивая мелкие подлянки, неспособные по-настоящему навредить Технобогам. И даже не вытаскивать кого-нибудь из-под обвалов, или оказывать медицинскую помощь тому, на кого напали крысы… Теперь мне нужно отыскать двоих людей буквально под носом у пришельцев. Вполне вероятно, что это всего лишь ловушка. Такой замысел совпадает с принципом мышления инопланетных стервятников: для них это веселье, для нас, людей — верная смерть.

В любом случае, поздно отступать назад. Вперед — вот единственное направление, которое сейчас для меня существует.

Стараясь ступать как можно тише и осторожней, и жестом призвав свою спутницу к тому же, я двинулась вокруг храма, вглядываясь в каждую мелочь. Зрение у меня острое… Но в первый момент, увидев маленькое девичье тельце в подранном снаряжении, я ринулась к нему, забыв обо всем, включая осторожность.

Над ней стояли две фигуры — темноволосый молодой мужчина и бледная девушка с черными как смоль волосами. Я в ужасе, будто крыса, попавшая в силки, застыла на месте. Правда, почти сразу поняла, что стоявшие передо мной не Технобоги, и вновь осмелев, уже приготовилась задать само собой разумеющиеся вопросы. Взгляды этой пары устремились куда-то за мою спину…

— Здравствуй, Лоа, — произнес мужчина, кривовато усмехнувшись. Девушка же рядом с ним лишь брезгливо поджала губы.

 

Глава 3

— Хороший сегодня день, госпожа, — эти слова и первые лучи солнца, пробившиеся в щели между тяжелыми бархатными шторами, и разбудили ее.

— Да-да, — несколько рассеянно согласилась девушка. Позволив служанке заняться своей внешностью, инфанта могла вновь погрузиться в собственные размышления и тревоги. Но беспокоили юную принцессу вовсе не балы и кавалеры, что свойственно особам ее возраста и положения… Ее волновали сны и мысли, которые казались слишком странными и чужими, как будто… как будто некто специально вкладывал их в голову. К слову, во снах этот «некто» порой появлялся, но лишь смутной фигурой где-то вдалеке, исчезавшей, как только девушка делала попытку настичь ее.

Да и фон у грез являлся необычным — не могли эти картины быть порождением только ее воображения! Ну как, как инфанта могла придумать эти гигантские сооружения, уходившие крышами в стальную высоту небес — колоссы были во много десятков раз выше, чем храм в ее городе, между прочим, являющийся одним из самых значительных сооружений в стране, да и в мире тоже. А незнакомое солнце, напоминающее раскаленный уголь? Нет, определенно в странных образах имелся какой-то смысл, пока не постигнутый ей.

Разумеется, инфанта ни с кем не делилась своими сомнениями — ей ли не знать, что за этим могло последовать! Назовут либо ведьмой, либо одержимой, и тогда отец первым отправит дочь на костер, позабыв о родстве и любви! Нравы, царящие в их государстве, всегда пугали девушку, казались слишком варварскими и дикими. Но и эти мысли она, конечно, держала при себе. Значительная часть мира уже отказалась от зловещих обрядов сожжения неугодных, которые, правда, именовали «исполнением божьей воли». Однако на родине принцессы традициям продолжали неукоснительно следовать: слишком крепка была власть церковная, которая и держала всех, включая и самого правителя, в железном кулаке веры. К счастью, влияние и могущество позволяли стране не бояться «цивилизованных» соседей, что могли порушить их жестокие устои. Послы соседних государств, оказавшись здесь, старательно расхваливали красоты архитектуры и порядок, царивший на улицах, трусливо отводя взгляд от пугающих сооружений, как минимум одно из которых имелось на каждой площади. То были огромные обугленные столбы, от которых пахло не столько горелым деревом, сколько — обугленной плотью.

Больше всего принцессу пугали мысли о будущем — о том времени, когда ей самой придется занять престол; ведь тогда она уже не сможет молча смотреть на все эти ужасы, слышать крики тех, кто чем-то не угодил Богу и теперь сгорает на костре… А если она начнет спорить с церковью, пытаться отстаивать свои права на власть и управление государством, то непременно случится «роковая случайность», и народ станет оплакивать безвременную кончину юной королевы. Впрочем, вряд ли женщине вообще позволят взять государственный аппарат в свои руки — хотя, прецеденты в истории имелись, к слову, ее прабабка… но, учитывая то, что ее портретов нет в семейной галерее, а имя стараются не произносить, пример не самый удачный. Вероятней всего, девицу постараются сплавить замуж, как только она займет престол, а может, и раньше.

Из глубины собственных мыслей принцессы вывел острый укол иглы: служанка, застегивая на лифе платья брошь, случайно задела нежную девичью кожу. Инфанте показалось, что игла достигла самого ее сердца — именно показалось, ведь выступила лишь крошечная капелька крови, да и боль исчезла почти сразу же… Однако это незначительное событие поселило в душе девушки необъяснимую тревогу.

Неожиданно раздался звук труб — это могло значить только одно: прибытие нежданных, но значимых гостей. Не слушая извинений напуганной служанки, принцесса быстро обула легкие туфельки и бросилась прочь из комнаты, ведомая любопытством… и чем-то еще.

* * * *

Я встревожено переводила взгляд с Лоа на… А, собственно, кто они? То, что с рыжей знакомы — уже ясно. И… Только теперь я поняла, что в их внешности заставило меня насторожиться и, прежде всего подумать о Технобогах. На лицах мужчины и женщины не было противогазов, которые должны защищать от уже не такого ядовитого, но сухого и колючего, практически непригодного для дыхания, воздуха. То есть, они либо были отчаянными безумцами, либо… Я сразу же вспомнила о самой Лоа и о том, в каком виде я увидела ее впервые. Ладно, черт с ними, со странностями. Сейчас есть вопросы первостепенной важности.

Встав между растерянной Лоа и загадочной парочкой, я приготовилась… ну, приготовилась, в общем. Потому как, прекрасно понимала, что знакомые и друзья — это два совершенно разных понятия. А пока что я несла ответственность за рыжую девушку, которая большую часть времени казалась сущим ребенком.

— Кто вы? — произнесла холодно, мучительно стараясь вспомнить, взяла ли какое-нибудь оружие, или в панике и спешке, забыла об этом.

Брюнет усмехался, прищурив ярко-голубые (совсем как у Лоа) глаза. Кстати, еще одна странность из той же серии, что и отсутствие противогаза: на поверхности без специальных затемненных очков днем находится невозможно, сожжешь себе все глаза и ослепнешь.

— Ну же, Лоа, представь нас друг другу, — произнес он, — А то твоя охранница вот-вот кинется на кого-нибудь.

— А слово «подруга» тебе незнакомо? — огрызнулась я и, не дав нашей общей знакомой и рта раскрыть, сказала, — Лоа не может говорить, так что вам придется самим объяснить, кто вы и что здесь делаете.

Говоря эти слова, я краем глаза покосилась на Нину, с облегчением заметив, что ребенок дышит. Однако она лежала слишком близко к тому нахалу и его молчаливой спутнице, чтобы я могла позволить себе какую-нибудь глупость. Возникла пугающая мысль: если эти люди потребуют отдать им Лоа в обмен на Нину… Как я смогу выбрать?

— Не бойся нас, рыжик, — мужчина продолжал насмехаться, не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы это понять, — Лоа и наша подруга тоже, верно ведь?

Я повернулась к девушке: она быстро и резко кивнула, хотя этим и не рассеяла мои сомнения до конца.

— Меня зовут Гелий, — с этими словами он протянул мне руку, которую пришлось пожать.

— Сильва, — хрипло бросила черноволосая, даже не глядя на меня в этот момент.

— Что с девочкой? — я указала на Нину, все еще не решаясь подойти ближе, — И как вы оказались в таком опасном месте?

— С ней все в порядке, те твари успели лишь попортить одежду: мы успели вовремя и прогнали их.

Я нахмурилась.

— Какие твари?

Гелий сделал невнятный жест рукой: — Ну, я не знаю, как их назвать… Они похожи на живых существ, но при этом не являются живыми. Напоминают собак.

Я понимающе кивнула.

— Гончие, все верно. Но…. - с подозрением уставившись на Гелия, процедила, — Прогнали, говоришь?

— Ну да, — он улыбнулся, — Но, давай об этом позже. Помоги девочке.

Будто чувствуя мои опасения, отступил на несколько шагов, и я, наконец, смогла присесть возле Нины. Похоже, маленькая авантюристка родилась в рубашке: быстрый осмотр показал, что она отделалась парой царапин, большинство из которых скорее напоминали результаты падения на камни, чем следы от зубов робопсов.

Без капли жалости, я отвесила девочке звонкую пощечину — чтобы привести в сознание. Хотя, признаюсь, определенное удовлетворение при этом все же испытала: обещала же, что «всыплю по первое число», когда найду!

Убедившись, что Нина начала приходить в себя, поднялась с земли. Почему-то жутко не хотелось, чтобы Гелий и Сильва шли в нашу коммуну, но если они действительно друзья Лоа… Невежливо будет оставить их здесь — в такой опасной близости от логова пришельцев.

Тут до меня кое-что дошло… Черт, ну и медленно же я сегодня соображаю! Нина-то здесь, а где в таком случае Кайл!?

— Гелий, а ты… вы, — я посмотрела на Сильву, которая похоже становилась мрачнее и мрачнее с каждой минутой, — Не видели здесь парня — немногим старше меня, высокий, волосы темно-русые?.. — я с надеждой всматривалась в непроницаемое лицо мужчины, но, к моему ужасу, он отрицательно покачал головой.

— Нет. Не видел.

Тут неожиданно заговорила Сильва: — Я, похоже, видела.

— Что? Где, когда!?

— Сегодня ночью, за несколько часов до рассвета. Его уводили, туда, — ее бледная рука с тонкими длинными пальцами указала в сторону огромного металлического корабля.

Спрашивать, кто увел, я не видела смысла. Все было ясно… Теперь поиски стали по-настоящему безнадежными.

* * * *

— Красивый город, — шепнул один из новоприбывших другому, — Один из лучших на этой планете…

— А на площадь, я так понимаю, ты внимания не обратил? — хмыкнул его спутник.

— Инквизиция, — с пониманием кивнул первый, — Не самое худшее, что мы видели, верно?

— …и из того, что еще только предстоит увидеть.

Крепче сжав в руках поводья, первый усмехнулся:

— Опять предсказаниями балуешься? Любишь ты, мой друг, игры! Чего только стоит появление здесь, да еще в таком виде…

«Друг» покачал головой.

— Не нужно быть ясновидящим, чтобы понять, куда катится человечество… А что касается прихода сюда, ты ведь и сам знаешь, ради кого это все затеялось. Для того чтобы собрать всходы в будущем, нужно посеять семена в настоящем…

После этого они еще какое-то время ехали молча, пока не приблизились к самой резиденции здешней правящей семьи, к слову, значительно уступавшей по роскоши столичному же храму. Этот контраст лишь сильнее показывал реальное положение дел в стране: коронованные правители лишь красивый символ, реальная власть сосредоточена в руках служителей культа…

— Позволь еще один вопрос… — проговорил тот из всадников, что первым заметил местные красоты.

— Конечно, хотя, думаю, ответ ты уже знаешь.

— И все же… То, что мы делаем сейчас, ведь не изменит то, что грядет? Я видел это — разрушенное величие людской самоуверенности, погребенное под прахом их собственных достижений.

— А не думал ли ты, что, если это случится — оно будет к лучшему? — на лице второго человека появилась легкая полуулыбка, — Что же касается первого вопроса, нет. Мы сейчас ничего не меняем. Но, когда придет время, изменим.

— Напомни мне перед отъездом заглянуть в церковь, — рассеянно попросил первый, — Интересно посмотреть на плоды собственных действий… Впрочем, истинные плоды там — пепел сожженных на площади.

— Мы тут не причем! — резко оборвал его товарищ, — Не несем ответа за то, что люди творят сами!

— Но могли ведь остановить это, если б захотели… — после этих слов человек замолк: приветственно зазвучали трубы, навстречу путникам уже вышла вся королевская семья и многие из придворных — торжественный прием, вполне соответствует положению прибывших, что истинному, что тому, которое они изображали.

— Да прибудет с вами милость Господня, пока вы в городе его, — произнес правитель стандартное приветствие. Путники ответили на него так, как того требовали правила. Однако внимание первого больше привлекла юная королевская дочь, которая вежливо, но слишком уж искусственно и заучено улыбалась гостям, стоя рядом со своей матерью. «Повезло, девушке, что родилась именно принцессой. За такую красоту по местным обычаям вполне могут отправить на костер», — думал он, предоставив отвечать на расспросы своему спутнику — в конце концов, у того это получалось гораздо лучше.

И никто, включая и гостей, не заметил, как инфанта все время прикасается пальцами к шнуровке на корсете платья: необъяснимая тревога почти каждую минуту колола ее сердце, не давая сосредоточиться на светской беседе… Позже, на праздничном ужине, устроенном в честь почетных визитеров, принцессе становилось все сложнее изображать беззаботность. А уж когда пришлось, следуя традициям, принять приглашение на танец… Пригласил ее как раз один из гостей — тот, кто предпочитал молчать, отвечая лишь на заданные вопросы. Но, кружась в целомудренном танце, когда партнеры могут лишь держать друг друга за руку, он вдруг стал расспрашивать инфанту…

— Вы грустны сегодня. Отчего же? Вам не милы королевские приемы?

Девушка собиралась сказать что-нибудь нейтрально-учтивое, фактически, уклонившись от ответа, но, неожиданно даже для себя самой, выпалила: — Мне не мило все это королевство!

Мужчина понимающе улыбнулся, но предупреждающе произнес: — Такие вещи стоит говорить тише; музыка играет не настолько громко, чтобы заглушить ваше отчаяние…

Девушка нахмурилась, автоматически продолжая исполнять па.

— Может, пройдем в какое-нибудь место, где сможем побеседовать без лишних ушей? — принцесса напряглась, заподозрив в этом предложение скрытый подтекст. Но темные глаза ее партнера по танцу оставались серьезными, без намека на что-то неприличное.

— Думаю, мне, как молодой хозяйке, позволительно показать гостю наш сад, — с преувеличенным спокойствием произнесла она, — Вероятно, в тех землях, откуда вы прибыли, такой роскоши нет… Ваша страна ведь где-то на севере?

— Моя родина не так сурова, как принято считать. Но, конечно, я буду рад осмотреть то, чем богаты эти земли, — учтиво принял он приглашение.

…Отсутствие инфанты и важного гостя почему-то заметила только королева. Однако вмешиваться она не стала: женщина решила, что единственная возможность для дочери покинуть эту страну — удачно выйти замуж. А этот молчаливый статный мужчина показался вполне достойным кандидатом.

Темноглазый человек долго бродил с принцессой по дорожкам из мрамора среди ухоженных розовых кустов. К его удивлению, юная особа оказалась способна поддержать взрослую интеллектуальную беседу, совсем не того он ожидал от нее. Постепенно их разговор перешел с отвлеченных тем на личные: принцесса, не удержавшись, рассказала мужчине об опасениях на счет собственного будущего.

— Вы тут как птица в клетке, — покачал он головой, — Но не теряйте надежду: свобода может прийти оттуда, откуда ее и не ждут. Главное, не побояться принять ее.

— Я бы все отдала, чтоб только выбраться из этого места… — прошептала девушка, чувствуя, что вот-вот расплачется. Рыдать она не стала, но две слезы все же пробежали по бледным щекам.

— Ваша страна очень красива, а столица — в особенности.

— А красивей всего она становится в дни казни. Это, — королевская дочь горько усмехнулась, — почти что государственные праздники.

— И что же может послужить причиной для казни? — спросил мужчина.

— Гнев божий! — не произнесла, а практически выплюнула она.

— Вы так плохо относитесь к богу? Или вовсе не верите в него… Хотя, это было бы странно в вашей стране.

Девушка порывисто вздернула голову и взглянула собеседнику прямо в лицо: он оказался поражен тому, каким гневом загорелись ее голубые глаза.

— Я думаю… — медленно и четко сказала она, — Что бог, если б он был, не позволил бы твориться тому ужасу на наших площадях! Ведь везде его называют добрым и милостивым даже к грешникам.

Мужчина рассмеялся, слова принцессы-бунтарки значительно повеселили его. Но буквально в следующий миг он вновь обрел серьезность.

— Люди сами творят свое зло, в этом нет вины высших сил. Человечество лишь получает по своим же заслугам…

— Но почему же эти «высшие силы» не вмешаются!? — воскликнула принцесса, буквально прожигая его своим яростным взглядом.

— Это не в их правилах… — рассеянно произнес темноглазый, — Время уже позднее, вам пора отправляться спать, — с неожиданной резкостью бросил он.

Принцесса на мгновение опешила, после чего ее лицо превратилось в обиженную гримасу. Однако инфанта быстро взяла в себя в руки и, учтиво склонив голову, вымолвила холодно и ровно: — Благодарю за беспокойство. Надеюсь, и ваша ночь в наших краях будет спокойной.

— Я боюсь, что это будет не так, — чуть слышно сказал мужчина. Девушка удивленно посмотрела на него, но, решив не задавать больше вопросов, поспешила удалиться. А человек проговорил еще одну фразу, на этот раз не услышанную принцессой: — После этой ночи костры загорятся с новой силой… Но вам уже не будет до этого дела.

Он оказался прав. Следующее утро началось с жуткого вопля служанки, зашедшей в комнату инфанты. Девушка лежала в собственной постели, но не спала — глаза ее, широко распахнутые, слепо глядели на потолок спальни. Ночью абсолютно здоровая молодая принцесса скончалась.

 

Глава 4

Захотелось упасть на землю и забиться в истерике, захлебываясь слезами и собственной болью… Но я лишь крепче сжала кулаки и стиснула зубы. Будь здесь Эрик или кто-нибудь еще из взрослых моей коммуны — спеленали и против воли утащили домой. И были бы правы, ведь если Сильва не ошиблась, и Технобоги действительно забрали Кайла, я лишь погублю себя, пытаясь его спасти.

Вот только их тут не было. Лоа и ее друзья, похоже, имеют лишь смутное представление о том, какую угрозу представляют пришельцы. Нина не в том состоянии и положении, чтобы остановить меня.

— Лоа, Нина, кто-нибудь из вас сможет дойти до коммуны? Дорогу помните? — быстро спросила я. Судя по растерянному выражению лица девочки, проводника из нее не выйдет. Ну конечно, как сбежать, подвергнув себя и других опасности — так это пожалуйста! К моему удивлению, Лоа отрывисто кивнула, показывая, что справится с этим заданием. Я с сомнением посмотрела на нее: — Ты уверена?

Еще один кивок, более решительный.

— А ты почему?.. — начал было Гелий, но я оборвала его вопрос, не было времени на долгие объяснения.

— У меня есть дело. Скажете в коммуне, что я немного задержусь…

Сильва произнесла с мрачной (что вполне соответствовало ей) усмешкой: — Из того, что я успела понять, парень уже должен быть мертв. Брось лучше это «дело».

— Не говори о том, чего не знаешь! — рявкнула я, злясь от того, что, вероятней всего, та была права.

— Тебе может понадобиться помощь, я пойду с тобой, — заявил Гелий.

— Сомневаюсь, что она захочет ее принять, — как бы между прочим заметила его спутница.

— Послушай свою подругу, правильные вещи говорит, — «посоветовала» я. Нет, не могу допустить, чтобы со мной пошел тот, кому совершенно не доверяю! А Гелий, как и Сильва, внушали мне стойкие подозрения, да еще и все эти их странности… Лучше идти одной, чем подставить спину неизвестно кому.

— Нет, я иду одна. Лоа, отведи, наконец, своих «друзей», — особенно выделила это слово, — в убежище!

Рыжая девушка осторожно прикоснулась ладонью к плечу Гелия в безмолвной попытке успокоить. Она хоть и казалась почти ребенком, но понимала меня и мотивы моих поступков гораздо лучше остальных. Да и мне из этой троицы больше всего импонировала именно Лоа, несмотря на все ее «необычности».

Больше никто не произнес ни слова: четверка под «предводительством» моей подопечной направились обратно, той же дорогой, что мы шли сюда. У меня внутри что-то сжалось при виде их спин: резко накатило ощущение собственных одиночества и беспомощности.

Я еще раз оглядела место, где сейчас находилась. Времени мало, если оно есть вообще — но сию же секунду бежать туда, где предположительно может быть Кайл, я не стану. Есть идея получше…

Я максимально ускорила шаг; бежать по вязкому песку почти невозможно. Большинство аэробайков, разумеется, хранится под землей, в наших туннелях. Но порой бывает так, что спускаться туда попросту некогда… Как, к примеру, сейчас. Поэтому один из воздушных «коней» я запрятала снаружи, надежно, так что, кроме меня никто и никогда не найдет.

Байк мог дать преимущество в скорости и перемещении, оставалось надеться, что он выдержит двоих: меня и Кайла. Должен был, но… всякое может случиться. О том, что второго пассажира может и не быть, старалась не думать. Полетела бы сразу, но Лоа управлять мотоциклом не умела, так что пришлось добираться пешком.

Я быстро сориентировалась, где находится тайник, как-никак пользовалась им уже несколько лет. Вон там замаскированный люк, на первый взгляд кажущийся просто серым обломком камня; под ним что-то вроде маленькой пещерки, на самом деле, фрагмент полуразрушенной неработающей канализации: завал надежно отделил его от остальной части. Самое сложное, суметь вылететь наружу через маленькое отверстие, причем делать это приходится, практически поставив байк «на дыбы», иначе он не пройдет. Надеюсь на свою ловкость, раньше она не подводила.

Ощущение полета — что-то невероятное! Сколько летаю, но привыкнуть и стать равнодушной решительно невозможно. Ветер теперь все время гуляет по планете (нам объясняли, что это от того, что почти нигде не осталось деревьев, которые раньше служили для него преградой), но когда те же потоки воздуха бьют тебе в лицо, проникая сквозь зазоры между очками и противогазом — это совсем другое. Страх и сомнения остались где-то на земле, на серой, почти бесцветной почве. Над тобой же властна лишь сталь неба, которая и придает отваги и решимости. Теперь я почти не сомневалась в том, что у меня все получится, что непременно вытащу Кайла… То, что минутой ранее, пока я еще стояла на ногах, казалось самоубийством, теперь стало просто авантюрой.

Я уже знала, куда направляюсь: если мне повезло, и Кайл пока жив, то находиться он может только в одном месте, смертельно близком к самому кораблю. Если Технобоги по определенным причинам не убивают кого-то сразу, то его запирают в подобии концлагеря, расположенного возле их логова. Где-то год назад я видела издалека ряды клеток, расставленных ровно, будто по линейке. В нескольких из них, свернувшись в центре клубком, грудой тряпья лежали те, кто лишь отдаленно походил на людей; но большинство клеток все же пустовали. Еще тогда заметила отсутствие видимой охраны возле них, что, впрочем, не означало, что ее не было в действительности.

В это место не совались даже Гонцы. Наверное, я буду первой (возможно, и последней) из тех безумцев, которые все же отважились на подобное. Ладно, Тесс, радоваться надо, занесут посмертно в список героев, — обнадежила я себя.

…Резкое чувство падения заставило желудок перевернуться, а сердце чуть не взорваться из груди: на долю секунды байк заглох… Резко прибавив газу, удалось все же удержаться в воздухе. Черт возьми, если такое повторится, когда рядом будет еще и Кайл… Все может закончится куда хуже, учитывая перегрузку, на которую мотоцикл не рассчитан.

Но мне оставалось лишь крепче впиться пальцами в руль и лететь вперед, надеясь только на себя. Молиться я, как вы помните, не умела.

* * * *

Все тело болело, потрескавшиеся сухие губы саднило. К счастью, у него не забрали очки и противогаз: снаряжение вообще не трогали, да и над ним особенно не измывались. Всего пара ударов плетью — для Технобогов это пример невероятного великодушия. Кайл понятия не имел, почему его оставили в живых, да и страшно было об этом задумываться. И куда больше его волновало, жива ли Нина? Что было совсем маловероятно: когда его схватили, на девочку как раз набросилась стая Гончих…

В бессильной злобе на самого себя парень стукнул кулаком по каменному полу клетки. Проклятое самомнение! Ну почему он не позвал никого с собой, когда увидел, что пропал ребенок!? Хотя, в таком случае, погибнуть (или оказаться в точно такой клетке) мог кто-то еще.

А свобода маняще близка: от нее отделяют лишь толстые прутья, потрескивающие от тока, пущенного по ним. Грубая техника, насколько Кайл знал, не была создана пришельцами — они только использовали, возможно, немного изменив, изобретения людские. Ведь представители человечества, уступая Технобогам в изобретательности, почти догнали их по жестокости. Многое было утеряно, однако единицы из нынешнего поколения старались не забывать печальную историю их предков — в отличие от большинства, что пыталось только выжить, не гнушаясь ничем

…После холодной ночи пришел удушающий своими сухими ветрами день, а Кайл оказался совершенно обессилен. Постепенно отчаяние стало замещаться каким-то пустым равнодушием, клонило в сон, а обманчиво-мягкая слабость обтекала все тело. Слишком мала, почти несущественна была надежда на спасение.

Так что парень просто лежал, устало прикрыв глаза, и время от времени впадая в дремоту. Какой-то глухой плохо различимый шум мешал ему заснуть, с каждой минутой становясь громче — звук показался смутно знакомым. Кайл распахнул глаза и резко вскочил на ноги, чудом не задев прутьев решетки. Байк!? Не может этого быть! Кому хватило храбрости и глупости, чтобы прилететь на нем сюда… Разве что, если… Нет, пожалуйста, только не Тесс! Приложив ладонь козырьком ко лбу, Кайл стал вглядываться в небо, пытаясь отыскать там приближающийся летательный аппарат. Вспыхнувшие медной искрой на солнце волосы дали понять, что на нем именно Тереза, а никто другой. В первую долю мгновения в его голове почему-то мелькнула мысль о другой рыжеволосой девушке… Глупости, конечно, просто непредсказуемая реакция уставшего мозга.

Но Тесс, ей не нужно было прилетать сюда — дьявол, он никогда не простит себе, если с ней что-то случится! Поэтому, как только байк приземлился, а девушка кинулась на всех парах к клетке, Кайл крикнул: — Ну и зачем, скажи, ты это сделала?!

Тесс тут же застыла в паре шагов от смертельно-опасной решетки. — Кайл, сейчас не то место и не то время, чтобы доказывать, как ты крут и самостоятелен! — насмешливо сказала она и добавила, уже нежней, — Тем более, этого не нужно доказывать мне…

— Это опасно…

— Жизнь вообще опасная, знаешь ли, — парировала она, — Особенно у Гонцов. Так что, я вытащу тебя, пока эти инопланетные твари где-то шляются.

На бескровных губах парня сама собой появилась слабая улыбка, но он тут же постарался вновь стать серьезным.

— Тесс, здесь проведен ток… — обреченно произнес он, — У тебя не получится, лучше уходи.

— Что!? — возмутилась Тереза, — Не забывай, что я один из лучших механиков этого города! Максимум пять минут, и я тебя вытащу. Спорим, историю твоего героического освобождения будут рассказывать поколения спустя, — подмигнула она.

— Так, — принялась рассуждать девушка вслух, — Клеток здесь много, не думаю, что система подачи электричества у каждой автономная… скорее всего, тут разветвленная цепь, а это значит, что где-то должен быть единый источник питания — и провода, ведущие к нему.

— Тесс, порой ты меня пугаешь… — чуть слышно пробормотал Кайл, — Нельзя девушке быть настолько помешанной на физике и механике.

— Будем считать, что я не слышала твоего женоненавистнического замечания, — улыбнулась она, — Ага! Кажется, поняла, в чем тут дело! Ох, ладно, может мне потребует минут семь…

— В чем дело? — встревожился парень.

Тесс махнула рукой, изображая беспечность: — Ничего смертельного… но, похоже, «батарейкой» тут служит сам корабль… Чтобы отключить все, придется пробраться прямо к нему. Нам действительно повезло, что Технобогов тут нет.

— Ты не можешь отключить только одну клетку? Прости, знаешь же, что я не слишком разбираюсь в этом…

Девушка покачала рыжей головой: — Не могу. Провода тут расположены под землей, до них так просто не добраться. Все не так сложно — просто облечу на байке корпус корабля и найду, где эту систему можно будет отключить.

Кайл кивнул, понимая, что отговорить его отчаянную подружку не получится. Однако ему все равно было очень тревожно.

* * * *

До ее сознания донеслись плохо различимые, будто проникавшие сквозь толщу воды, женские всхлипы. Еще несколько секунд спустя, она поняла, что это плачет ее мать.

Хотя инфанта и королева никогда не были особенно близки, все же определенная привязанность между ними имелась, так что девушка больше не могла равнодушно лежать и слушать рыдания матери.

— Что случилось? — хрипло прошептала она, распахнув веки. В глаза сразу же бросился слепяще-белоснежный подол платья, совсем непохожий на то, что обычно носила она. Странно… когда успели переодеть? И еще — горьковато-сладко пахло цветами. Девушка с удивлением обнаружила, что множество их украшают ее волосы. А когда она увидела напуганные, почти безумные глаза матери, резко обернувшейся на тихий голос, то окончательно убедилась: что-то не так.

— Мама… что с тобой? — повторила она свой вопрос, забыв о том, что согласно дворцовому этикету к родителям полагается обращаться на «вы».

Женщина с заплаканными глазами и растрепанными волосами, совсем непохожая на жену короля, лишь мотала головой, повторяя одно слово: — Нет, нет… нет…

Она начала пятиться, не отводя взгляда от инфанты, когда дверь комнаты резко распахнулась, и из нее донеслись слова: — … ваше высочество, ужасная трагедия… принцесса была так молода.

И ответ, произнесенный уже другим голосом: — На все воля господня, вам ли не знать святой отец. Пусть моей дочери уже нет с нами на земле, вы поможете проводить ее душу до райских врат…

Увидев обезумевшую от страха супругу, король нахмурился: — Нельзя в таком виде появляться перед слугой божьим! — пророкотал он, — Неужели ты не можешь держать себя в руках!.. — тут он замолк, потому что за спиной своей жены увидел… Увидел.

Долго размышлять над этим и дрожать от ужаса, как королева, правитель не стал. Его палец, украшенный семейной реликвией — перстнем с гематитом — указал на дочь, лицо которой исказилось непониманием и страхом. — Ведьма! Святой отец, избавьте от мрази, что завелась в моей семье! Именем Господа заклинаю вас, упокойте мою дочь и уничтожьте немертвого монстра!

Королеве с криками и душераздирающими рыданиями рухнула на колени перед мужем и священником.

— Нет, господин! Не губите дитя наше, прошу!

Увидев, что лицо того, к кому она обратила свою мольбу, остается равнодушным, она бросилась к священнику.

— Падре! — воскликнула, употребив старинное обращение, которое теперь использовали очень редко, — Пощадите, ради милости божьей! Ведь моя дочь ни в чем не виновата, она не творила зла — ни в делах, ни в помыслах!

— Если это действительно так, и девушка безгрешна, Господь с распростертыми объятиями примет ее в царствии своем, — спокойно произнес Святой Отец, — А если же нет — только пламень сможет очистить и спасти ее грешную душу.

Вломившиеся в следующую минуту стражники, повинуюсь указанию своего повелителя, схватили несчастную растерянную принцессу, которая даже не пыталась сопротивляться.

Но королева, чей разум был омрачен горем и гневом, произнесла, глядя то на мужа, то на «слугу божьего»: — За смерть моей дочери вам еще предстоит гореть в аду… И Бог лишь рассмеется, глядя на вашу агонию! — последние слова она уже выкрикивала, за что и оказалась точно так же схвачена королевской охраной.

Государь с презрением глядел на некогда свою семью, которую теперь сам же отправлял на смерть. — Дурная ваша ведьмина кровь! — плюнул он, — Все еще с той бабки началось, что душу демонам отдала!..

Неожиданно голос подала принцесса, промолвившая с исступлением обреченной: — Вам, отец, не удастся согреть руки у наших костров! Скоро все царство ваше запылает… — девушка рассмеялась и пропела: — Вас костер от меня не избавит.

Не прикроет святая песня…

— Не слушайте речей одержимых и проклятых, иначе сами можете стать одним из них, — оборвал это мракобесие падре, — Огонь — благословение, которым Всевышний помогает нам очистить землю.

Этой ночью, как только зашло солнце, вновь взвились столбы пламени, искры разлетались во тьме, дым и гарь улетали прямо в черное небо. Мать и дочь, королева и принцесса, больше не безумствовали и не сыпали проклятиями. Инфанта же вообще улыбалась, когда у ног ее щелкнули огнивом. Она вспомнила слова странного темноглазого мужчины, слова о свободе… Теперь она твердо знала, что сможет ее принять и готова даже сгореть и рассыпаться пеплом. Теперь она избавлена от страха перед будущим, она почти что свободна.

В первые минуты было больно так, что она даже не могла кричать; мгновенно вспыхнули волосы, начала покрываться волдырями и ожогами нежная кожа… Но совсем скоро боль ушла куда-то за грань ощущений, она просто стала больше той, что может чувствовать человек. Вдруг она поймала в толпе взгляд темных глаз, на дне которых горели золотые искры — отблески костра, видимо. Она слабо улыбнулась обугленными губами: он пришел, и в его взгляде не было безумного восторга, как у каждого в этой толпе… Мужчина, кажется, что-то говорил, обращаясь к принцессе, которую нарекли ведьмой. Однако она не слышала, слишком громко выл и трещал огонь вокруг.

Тогда он начал двигаться к ней, сквозь толпу людей, что совершенно не замечали его. Подошел совсем близко, языки пламени уже касались лица, но нежно, не опаляя и не обжигая. Мужчина протянул инфанте руку, и она с благодарностью приняла ее. В тот же миг огонь вспыхнул особенно ярко, ослепив всех собравшихся на площади. Когда же в глазах у народа перестели плясать цветные круги — принцессы на костре уже не оказалось.

 

Глава 5

Всего только и надо: облететь корабль. Для уточнения, корабль не просто большой, а огромный, рядом с ним даже небоскребы кажутся не такими значимыми. Возле такой громадой чувствуешь себя просто пылинкой у стоп великана…

А еще у его корпуса совершенно нет ветра, уж не знаю почему. Воздух здесь горячий и тяжелый, будто у раскаленной печи, при этом сам металл обшивки скорее холодный.

Разумеется, Кайлу я все представила куда проще, чем оно было на самом деле… И вроде бы задание действительно казалось не слишком трудным, однако моя интуиция подсказывала, что Технобоги не так глупы, как хотелось бы… Наверняка они придумали какую-нибудь подлянку для тех, кто решит сунуться в их логово.

Кружить возле корабля пришлось дольше, чем рассчитывала; тревога Кайла, остававшегося в клетке, ощущалась почти физически. Ну как, как, скажите на милость, можно умудриться спрятать пучок проводов, который по логике, должен тянуться от самой земли!?

В энный раз облетая воздушное судно, показалось, будто руку что-то задело, но внимания на это я почти не обратила… Когда то же чувство повторилось, причем в том же самом месте, то заставило задуматься. Слепо шаря в воздухе руками (даже думать не хочу, как глупо это выглядело со стороны), я вскоре нащупала что-то… что-то, напоминающее тонкие длинные трубки — или провода! Теперь я даже могла различить слабое преломление света на закруглениях прозрачного материала. Черт, ненавижу этих пришельцев!.. Так, теперь мне предстояло выполнить акробатический номер, под названием «перекусывание провода в воздухе». Хорошо, на поясе всегда висит сумочка с кое-какими инструментами: сейчас кусачки оказались как раз кстати…

Пришлось отпустить руль, крепче обхватив корпус мотоцикла ногами — это даже для меня было рисково, после падения с такой высоты костей не соберешь… Провод поддавался плохо, тугой материал пружинил, почти выталкивая из себя лезвия. Выругавшись, удвоила усилия, так, что боль от напряжения пронзила пальцы. Раздался звук лопнувшей резины и треск электричества — пришлось тут же выпустить трубки из рук, опасаясь, что прорезиненные перчатки могут и не защитить от удара током.

Я уже собралась праздновать победу, после такого открыть клетку будет и вовсе сущей ерундой… Но, когда развернулась, готовая лететь к земле, за спиной послышалось нечто странное: среднее между рычанием и гудением. Кинула взгляд через плечо, и от увиденного с губ само собой сорвалось: — Матерь божья!

Быстро развернувшись, я оказалась лицом к лицу с мерзкой тварью… Больше всего она напоминала одну из гончих: та же заостренная длинная морда, глаза, горящие алым… Вот только из спины торчали два крыла — каркас из гибких проволок, между которыми сверкало некое энергетическое поле; летучий монстр размахивал ими довольно мерно, при этом ровно паря в воздухе…

Вот, похоже, и тот самый сюрприз от пришельцев. Знала ведь, что от них стоит ожидать чего-то подобного!

Тварь изучала меня взглядом немигающих глаз: нападать пока не спешила, однако я понимала, что любое резкое движение может ее спровоцировать… Вначале я попыталась медленно дать задний ход, и псина тут же приоткрыла пасть, обнажив тонкие иглообразные клыки. В отличие от «земных» сородичей их у нее оказалось несколько рядов.

Правда, когда она подлетела немного ближе, я смогла разглядеть, что робот фактически находится на цепи. Конечно, ее длина была неизвестна, но это давало хотя бы крошечную надежду.

Я резко перевернулась в воздухе и на максимальной скорости рванула влево, вокруг корабля. Само собой, крылатая гончая последовала за мной: странные потрескивания и пощелкивания ее механизма были хорошо слышны, и оторваться от них не удавалось.

Вскоре я поняла, что «привязь» у твари очень длинная, да и запутать ее оказалось практически невозможно. Времени строить сложные планы и размышлять об их последствиях, когда за спиной все время раздается лязг металлических челюстей, попросту нет. Повинуясь порыву, инстинкту, я камнем рванула вниз к земле, еще и прибавив скорости. Прижавшись к байку как можно плотнее, будто стремясь стать с ним единым целом, я краем сознания понимала, что шанса выйти из пике почти нет… Гончая не отступалась от меня: ее крошечного искусственного мозга хватало лишь на то, чтобы преследовать нарушителя, естественно, мой замысел ей было не разгадать. Впрочем, на тот момент у меня его и не было…

Скорость байка и так безумная, на нем еле держишься, все время кажется, что руки вот-вот соскользнут с руля… Но почему-то время «падения» до земли кажется бесконечно долгим — лишь в последние секунды, когда до нее остается не больше десятка метров, его как будто убыстряют донельзя.

Последняя отчаянная попытка вырулить наверх, избежать столкновения: днище байка прочерчивает песок, взмывая вокруг себя пыльное облако. Несколько раз он по инерции переворачивается, я каким-то чудом умудряюсь удерживаться на своем «коне» и дальше. После этого мотоцикл, завалившись на бок, оказывается на земле, а я — под ним. Правое плечо пронзает жуткая боль, но перед тем, как отключится, я услышала глухой звук еще одного падения: тварь выйти из пике не сумела.

* * * *

По горлу как будто прошлись наждаком, правую часть тела почти не ощущала, но самое главное, боли не было — так я чувствовала себя после пробуждения.

Честно говоря, ожидала увидеть, что все еще лежу на сером песке, возле корабля пришельцев. Но вокруг белые стены нашего лазарета, в котором мне за свою жизнь доводилось бывать неоднократно.

— О, наша героиня пришла в себя, — у дверей стояла Джози Маккон и тепло улыбалась мне, — Как себя чувствуешь, Тереза?

Я хотела было пожать плечами, но странное онемение половины тела не позволило этого сделать. Поэтому прохрипела лишь: — Нормально. А… — страх резко схватил меня за горло, шепнув на ухо всего одно дорогое мне имя — Кайл! Он… с ним все в порядке? — быстро перефразировала я вопрос. Слишком боялась спрашивать: жив ли — ведь отрицательный ответ убил бы меня на месте.

— С твоим женихом все хорошо, — быстро успокоила Джози, при этом заставив залиться краской, — Пара царапин, пара синяков. Жить будет.

— А Нина? — вспомнила про виновницу случившегося.

— Тоже в норме. Отделалась легким испугом и выговором от Эрика: надеюсь, эта история послужит ей уроком.

Я хмыкнула что-то неопределенное; зная неугомонность девчонки, сильно сомневаюсь в этом.

— Расскажешь о том, что случилось? — попросила Джози, пока смешивала какие-то лекарства.

— Кайл по-партизански отмалчивался?

Она усмехнулась.

— Описал… в общих чертах. А хочется, знаешь ли, подробностей. Кстати, Эрик очень старается изобразить, будто зол на тебя — не обращай внимания. Так он прячет гордость.

Я устало провела рукой по лицу.

— Господи, Джоз, чем тут гордиться!? Любой бы на моем месте…

— Ты и сама прекрасно знаешь, что не любой! — резко прервала меня женщина, — Кроме той бедной девочки с тобой и не пошел никто!

— Лоа… Да, храбрая она… — я нахмурилась, — А почему бедная-то?

Джози молчала, то ли не услышав мой вопрос, то ли не зная, что на него ответить. Окликнув ее еще раз, наконец, добилась того, что целительница оставила лекарства в покое и повернулась ко мне лицом.

Ее лицо казалось суровым, но в глубине светло-зеленых глаз можно было разглядеть печаль и сочувствие.

— А ты, Тереза, неужели не понимаешь, что с ней что-то не так? — ответила она вопросом на вопрос.

Растерянно моргая, я произнесла: — Ну… ей ведь многое довелось пережить… Это просто последствия стресса, верно? Они рано или поздно пройдут?

Женщина покачала головой.

— Не знаю, что было причиной этому — вероятно, действительно какое-нибудь сильное переживание, не обязательно охота, — но у Лоа… — чувствовалась, что она мучительно пытается подобрать слова, — Она совсем, как ребенок — и я говорю не о том, что она милая и добрая. Я имею ввиду состояние ее разума… Понимаешь, о чем я, Тереза?

Я механически кивнула, хотя на самом деле смысл слов казался смутным и ускользающим.

— Она и говорить почти не может поэтому. Физически девушка абсолютно здорова, но…

— С этим можно что-то сделать? Как-то ей помочь? — я с мольбой посмотрела на целительницу.

Она опустилась на краешек моей кровати, держа в руках тонкий шприц: во время привычной работы Джози было проще говорить трудные вещи. Когда игла вошла мне в вену, я услышала ее горькие слова, для меня подкрепленные и физической болью: — Мы можем только ждать… Но, судя по тому, что мне удалось вытянуть из ее друзей — ожидание это безнадежно.

После этого меня заставили выпить еще полстакана какой-то почти безвкусной жидкости, отдающей легкой прохладой.

— Гелий и Сильва? Что они сказали вам?

По тому, как Джози нахмурилась, я поняла, что не у меня одной эта парочка вызывает неприязнь.

— Ничего путного. Думаю, они знают о беде Лоа больше, чем хотят признавать. Единственное, что я узнала: «Очень жаль, но такое иногда случается», — процитировала она фразу кого-то из них.

— Мне одной кажется, что друзья бы так не поступили… — холодно обронила я, мысленно перебирая в голове то, что знала о рыжеволосой девушке и ее странных знакомых.

Джози не спешила ни подтверждать мои опасения, ни развенчивать их: — Не знаю, Тереза, честное слово. Лоа от них практически не отходит, особенно от парня — Гелия… Я не думаю, что он хочет причинить ей вред.

Я кивнула, пообещав себе не выпускать рыжую из виду. Уж не знаю, кем ей там приходятся Сильва и Гелий, но пока что отвечаю за нее все же я! Эта девушка кого-то неуловимо напоминала… Я попыталась понять, кого именно, но мысли неожиданно стали путаться, и до меня, как сквозь туман, долетели слова Джози: — Спи, Тереза, тебе нужно отдыхать…

Спорить с ней у меня не было ни сил, ни желания. Оставалось только отдаться объятиям искусственного беспамятства.

* * * *

Она с удивлением глядела на своего спасителя, чувствуя, как исчезают все ожоги, как восстанавливается обгоревшее тело.

— Это колдовство? — спросила робко, — Мой отец был прав? Иначе, как такое возможно… — она поднесла к глазам руку: уже абсолютно неповрежденную, с молочно-белой кожей.

Темноглазый мягко улыбнулся.

— В твоем мире и в твое время это действительно могут назвать магией. Но, все же, это не она.

— Тогда что? — принцесса нахмурилась, пытаясь понять непостижимое.

Взгляд мужчины стал рассеянным, словно он смотрел в дали, неведомые остальным.

— В далеком будущем это станут называть наукой. Хотя и тогда для многих она будет казаться чем-то мистическим.

— Наука… — девушка будто пробовала новое слово на вкус. Впрочем, кое-что интересовало ее намного сильней. — Что теперь будет со мной? — произнесла, с надеждой всматриваясь в человека, стоящего рядом.

Он почему-то сразу же погрустнел, хоть тут же постарался прогнать печаль из голоса и с улыбкой сказал: — Скоро рассветет. До того, как взойдет солнце, ты должна будешь направиться с моим другом — ты видела его на приеме…

Инфанта поморщилась, мучительно пытаясь восстановить в своей памяти, стремительно разлетавшейся пеплом и дымом, недавние события. Да, кажется, она помнила того, о ком говорилось: высокий мужчина с глазами цвета синего льда. Почему-то ей чудилось, что от него веяло холодом, несмотря на учтивые речи и дружелюбные улыбки.

Немного попятившись, девушка покачала головой: — Я не хочу… пожалуйста…

Он осторожно взял ее за руку: принцесса вздрогнула, но вырываться не стала.

— Тебе не нужно бояться, — попытался человек успокоить инфанту, вдруг его взгляд переместился куда-то за ее спину, — А вот и он — мой друг, товарищ и почти старший брат, — он слегка усмехнулся, — Не верь тем, кто твердит, будто мы враждуем, это совсем не так.

Обернувшись, девушка увидела того самого голубоглазого мужчину, вспомнить которого ей почему-то оказалось так непросто.

— Людям свойственной сводить противоположности к обязательному противостоянию, — заметил он, — Хотя в большинстве случаев это и ложно: природа подает нам прекрасный пример, как все может существовать в гармонии, вне зависимости от своей сущности.

— Мне кажется, люди в наше время стараются отдавать предпочтение только одной стороне медали, другую же нарекают злой и неправильной, — с болью произнесла принцесса.

Голубоглазый посмотрел на нее с уважением: — Все верно, дитя… Не стоит забывать, что зло существует на самом деле. Просто не теми именами его зовут обычно, — он покачал головой, будто отгоняя непрошеные мысли, и махнул рукой, указывая куда-то в сторону городского храма, — Пройдемся немного, до восхода еще есть время. Да и ты, друг, — улыбнулся, — помнится, хотел побывать в местной церкви.

— Лишь чтобы посмотреть, как люди в очередной раз извращают истину и веру, — пробормотал тот, но все же последовал за товарищем, не выпуская руки инфанты из своей.

В церковь все трое вошли незамеченными: для других они оставались только призраками.

— Как много людей ночью… — удивленно заметил темноглазый.

— Так принято — после сожжения очередной ведьмы или богохульника честный люд должен собраться в храме, чтобы помолиться и очистить свои души от увиденного зрелища, — пояснила принцесса, не понаслышке знакомая с этой традицией: для нее, королевской дочери, присутствие на церемониях являлось обязательным…

— Ты, вероятно, не предполагала, что когда-нибудь это случится после твоего сожжения? — заметил голубоглазый, за что получил осуждающий взгляд от друга. Инфанта не обиделась и отрицательно покачала головой: — Рано или поздно это должно было случиться. Не на костре, так на плахе — но жизнь моя оборвалась бы не естественным образом.

— А это что? — указал мужчина на то, как человек в церковных одеждах передавал кому-то, похоже, дворянину, свиток.

Принцесса усмехнулась: — А это искупление грехов. За монету тебе простят любой из них и даже выдадут соответствующую бумагу. Так что в нашем царстве все придворные, чиновники и богатые купцы невинны, аки агнцы божьи.

— Человечеству еще придется платить за свои согрешения. Но злато им в этом не поможет… — промолвил человек, продолжающий держать девушку за руку.

— На них обрушится гнев божий? — нахмурилась та.

— На них обрушатся последствия собственной глупости! — резко возразил голубоглазый.

— Но есть те, кто не должен задохнуться в прахе и захлебнуться в крови, — добавил первый, — Для этого и нужна ты. И другие, похожие на тебя…

Она не произнесла ничего: очевидный вопрос читался на лице и без лишних слов. Но ответа так и не получила.

— Рассвет, — громко произнес второй мужчина, — Прости, друг, пора.

Тот неохотно выпустил девичью ладошку: принцесса поняла, что спорить и упрашивать бесполезно — ей остается только идти неизвестно куда вместе с холодным человеком, в глазах которого, кажется, застыл лед.

— Что со мной будет? — прошептала она.

— Ты уснешь… — ласково пояснил темноглазый, — Тебе будут сниться очень красивые сны — люди бы назвали это раем…

— Это надолго?

— Пока мир не превратится в песок и прах, — так ответили ей.

Двери церкви распахнулись сами собой, давая трем парам глаз тех, кто не был занят службой, лицезреть первые лучи восходящего солнца: будто и на небесах кто-то жег огромные костры.

Внезапно небо стало необычайно близко, принцессу ослепила его сияющая лазурь, и она растворилась в ней, окончательно забыв свою земную жизнь.

В темных глазах мужчины, что продолжал стоять у медленно пустеющей церкви, потухающими угольями теплилась боль.

 

Глава 6

— С выздоровлением, — Кайл нежно чмокнул меня в щеку, — Боже, Тесс, я до сих пор вздрагиваю, когда вспоминаю тебя тогда…

Я попыталась отделаться легкомысленной улыбкой, но парень знал меня далеко не первый год — тревогу в глубине глаз спрятать не удалось. Спать спокойно последнюю неделю мне удавалось только благодаря лекарствам, которыми, несмотря на все протесты, продолжала пичкать меня Джози. Наша целительница была полна уверенности, что лучше всего организм восстанавливается именно во сне: поэтому «восстанавливаться» мне приходилось, чуть ли не по двадцать три часа в сутки. Однако вчера я снотворных не получала… и пожалела той же ночью, когда резкое пробуждение вырвало из кошмара, где меня преследовало щелканье металлических клыков. И, вроде, слабонервной никогда не была… но та история определенно наложила отпечаток.

— Спасибо, — все же смогла принять относительно беспечный вид: даже если Кайл и понимает, что я не совсем в порядке, ни к чему это активно демонстрировать. — Кстати, я всю неделю мучилась от любопытства: как мы вернулись? Неужели ты сел за руль байка? — тут уж моя улыбка стала значительно шире и значительно более искренней.

Он тоже усмехнулся в ответ: — Знаешь, Тесс, в стрессовых ситуациях люди и не тому учатся…

Я-то прекрасно знала, это не могло быть так легко, как пытался показать Кайл: учитывая, что до этого управлял он мотоциклом всего раз — причем, тот раз закончился вывихом запястья и… Лучше не спрашивайте, что стало с байком. Ему повезло куда меньше, чем Кайлу.

— Ладно, — махнула рукой, — Думаю, это не так уж важно. Куда интересней, как из тебя любопытствующие всю душу не вытрясли? — меня от слишком пристального внимания хранила строгая Джози: даже Эрика не пускала, сделав исключение только для Тамары — моя сестренка всегда умела добиться своего, просто состроив жалобные глазки.

— Сбежал от расспросов в туннели, — пояснил парень, — И все это время жутко скучал по тебе…

— Я тоже… — я практически таяла от ощущения своего счастья, пусть скромного, пусть среди опасностей войны, которую правильней назвать травлей — но оно согревало меня, давало силы не сдаваться.

— Не знаешь, где остальные Гонцы? — так, Тесс, возвращайся с небес на грешную землю с ее проблемами! Мысленно немного отрезвив себя и разогнав туман влюбленности в голове, я смогла задать по-настоящему важный на данный момент вопрос.

— В главном зале. Все ждут тебя. Боюсь, — на губах Кайла опять заиграла ехидная улыбка, — на этот раз детального допроса тебе не избежать.

— Не радуйся раньше времени, — предупредила я, — Иначе скажу, что все сделал именно ты, а я только умудрилась «героически» вывихнуть плечо.

Пришлось прикусить губу, чтобы не расхохотаться в голос, когда увидела, как помрачнело лицо Кайла после этих слов. Похоже, угроза прославиться пугала его куда больше, чем Технобоги с их гончими.

В зале за большим столом уже собралась вся наша команда. В принципе, Кайл не входил в число Гонцов, но на правах моего официального парня ему позволяли присутствовать… Впрочем, это вообще никому не запрещалось — никаких великих тайн мы не обсуждали. Как правило, человеку становилось скучно уже на пятую-шестую минуту обсуждений ремонта двигателей байков и прочих технических подробностей.

Раздался нестройный хор голосов: чувствовалось, что ребята действительно рады видеть меня живой и вполне здоровой; что и сказать, мы все были одной большой — иногда даже дружной — семьей, со всеми отсюда вытекающими. Редкость в нашем мире, и тем не менее…

Я опустилась на свободное место; тревога внутри постепенно обретала конкретные формы, теперь ею нужно было поделиться с остальными. Но сначала позвольте вкратце описать вам остальных участников нашей «банды справедливости».

Прежде всего, конечно, Дилан — самый старший из нас, три месяца назад ему как раз стукнуло двадцать два. И хотя принципы Гонцов в чем-то схожи с принципами коммуны, то есть никто из участников не обладает абсолютной властью, и важные вопросы решаются только по принципу большинства голосов, однако, так называемые, «неофициальные лидеры» имеются и там и там. Тогда возникает вопрос, почему условным главой Гонцов является такой молодой парень? Отвечаю: среди нас вообще все — молодежь. Во-первых, только у молодых хватает отчаянности на то, что порой приходится вытворять Гонцам. Во-вторых, чем меньше по росту и весу «ездок», тем послушней и маневренней байк. Машина, хоть и способна везти достаточно большой груз, но при этом может стать непредсказуемой в управлении. К слову, отчасти и поэтому Кайл так и не стал Гонцом свободного неба — с его-то ростом!

А вот следующая парочка — идеальные наездники. Ян и Энн, двоюродные брат и сестра, которые, впрочем, похожи так, что их прозвали близнецами. И он, и она с лукаво прищуренными карими глазами и темно-каштановыми волосами (в которых иногда загораются красноватые искры), миниатюрные и гибкие. Больше всего «близнецы» обожают скорость: обогнать их на байках практически нереально. Я как-то попробовала, потом три дня отплевывалась от пыли, которой наглоталась в тот раз…

Тайра — светло-русые волосы (я еще помню времена, когда она ходила с косой ниже пояса) сейчас острижены в «ежик». Пожалуй, самая спокойная и рассудительная из всех наших сорвиголов. Однако из себя лучше не выводить: рука у девушки, поговаривают, тяжелая, а реакция быстрая. В общем, бьет неожиданно и наповал.

Бенджамин — обычно, просто Бен — вроде бы, он приходится нам с Томой каким-то очень дальним родственником… я, если честно, никогда не пыталась вникнуть в разветвления семейного древа. Надежный парень, пару раз мне доводилось бывать вместе с ним в рейде, помимо этого, особенно не общались.

Адам — гений технической мысли. Если я действую больше интуитивно, то Адам все тщательно рассчитывает и делает множество чертежей и набросков. Существенное различие между нами: я практик, а он теоретик. Точнее, если Адаму дать в руки любой инструмент сложнее столовой ложки — жди катастрофы. Но все равно, он гений. Я по большей части работаю именно по его эскизам.

Тут только поняла, что не хватает Мии — последней в команде Гонцов нашей коммуны (мы иногда объединяемся с Гонцами из других, но это случается редко). Об ее отсутствии я и поспешила спросить.

— В южном районе случился завал: она вместе с другими Гонцами помогает, чем может, — пояснил Дилан.

Я нахмурилась, почему же мы тогда сидим здесь? Тайра первой уловила причину моего недовольства и сказала: — Люди почти не пострадали, к тому же, в момент поступления сигнала Миа оказалась неподалеку. Там сейчас нет необходимости в дополнительных руках.

Удовлетворенная таким ответом, кивнула. Дальше последовало ожидаемое требование «ну расскажи в подробностях» — народ желал знать правду из первых уст. Состроив недовольную мину, я, тем не менее, постаралась емко изложить все, что случилось в тот день. К концу, наконец, смогла и четко сформулировать причину своего беспокойства, высказав ее так: — Гончие стали крылатыми, а это значит… — замолкла на мгновение: в зале повисла такая тишина, что я почти слышала, как гулко бухает мое сердце.

— …это значит, что небо перестало быть свободным, — серьезно заключила я, видя, как эти слова вызывают волнение у остальных гонцов. Будто кто-то (я) бросил в воду камень и теперь наблюдает за кругами, расходящимися по ее поверхности.

* * * *

— Так и будешь отмалчиваться? — лениво поинтересовался Гелий, — Лоа, я ведь знаю, что ты можешь говорить — если захочешь, конечно.

— Да оставь ты ее в покое, — заметила Сильва из угла комнаты, — Все равно не скажет ничего, что мы не сможем узнать сами.

— Сильва, помолчи, а… — беззлобно попросил мужчина и вновь повернулся к рыжеволосой подруге, — Послушай, если честно, я, — он вновь оглянулся на мрачную фигуру, которая выбрала самое темное место в комнате, — мы, — поправился Гелий. — Мы имеем самое смутное представление о том, что творится вокруг. Ты пришла раньше, а значит, должна знать больше… Понимаешь же, что мы не можем подойти к любому из местных с просьбой изложить историю мира за несколько последних веков!

Лоа кивнула, показывая, что прекрасно это понимает. Дело было уже даже не в том, что она совершенно не могла говорить — просто, отчего-то ей этого не хотелось. Слова казались какими-то пустыми и глупыми, неспособными выразить всю полноту мысли… Только, как донести это до остальных, не использую все тех же слов? Замкнутый круг.

— Хорошо, — брюнет устало провел ладонью по лбу, — Попробуем иначе… Ты знаешь, что нам нужно сделать?

Движение головы вверх-вниз подтвердило, что Лоа прекрасно осведомлена об этом.

— Неужели, ты готова пойти на такое!? — Сильва подскочила со своего места, ее бледные щеки неожиданно раскраснелись: в общем, было видно, что она возмущена до предела, — Это же… Это… Черт, я даже не знаю, как это назвать! Скажу одно: из нас сделали игрушки, понимаете!? Да, происходящее больше всего напоминает игру великовозрастных детей в войнушку! — она вновь села и, устало прикрыв глаза, добавила, — И так оно и есть на самом деле…

— Тебе что, совсем наплевать на судьбу планеты? — теперь уж настала очередь Гелия возмущаться. Лоа же просто переводила взгляд с одного на другую, не спеша принимать ничью сторону.

— Не плевать, Гел… Но в нашей «великой миссии», — эти слова Сильва сопроводила горькой усмешкой, — Я лично не вижу никакого смысла. Потом им надоест то, что нам удастся спасти и отстроить заново… и снова все обратится в песок и пыль. Сизифов труд, — заключила она, — Лучше живите, живите, пока вам — нам — дана такая возможность.

— Послушай, я ведь понимаю, что это все не так просто… порой приходится поступиться собственными желаниями ради высшей цели. Наши чувства в данной ситуации не имеют значения — ставки гораздо выше, чем интересы отдельной личности.

— Ставки-ставки, — проворчала черноволосая женщина, — Не солдатики, так азартные игры, верно?.. Ладно, у меня есть гениальная идея…

Судя по скептическому выражению лица Гелия, в ее гениальности он серьезно сомневался. Но Сильву сей факт беспокоил мало.

— Вся проблема же вроде как заключается в этих пришельцах, — она слегка поморщилась, — Технобогах, кажется. Я предлагаю не участвовать во всех тех сложных схемах, что нам так активно навязывают, а разобраться сразу с причиной, не размениваясь на мелкие следствия. Мысль ясна?

— Вполне, — подтвердил Гелий, — Но, скажи мне одну вещь, подруга… Неужели тебе не хочется летать вновь?

Сильва стиснула зубы и процедила: — Обойдусь как-нибудь… Фанатизмом на эту тему, в отличие от вас, не страдаю.

Глаза Лоа медленно наполнялись сверкающими слезами: она молчала, потому что выбор, который предложили ей, был гораздо сложней того, что выпал ее друзьям. Когда одно твое неправильное решение может окончательно разрушить мир — это нелегко, правда ведь?..

* * * *

— Отлично, Тесс, мы поняли, к чему ты ведешь.

Я замолкла, немного обиженная тем, что Дилан меня прервал… Хотя, самое важное уже было высказано.

— Понимаю, это, возможно, вызовет сложности… — по залу прошелся негромкий ропот: не мне одной такое легкомыслие казалось неправильным, — Несмотря на трудности, в нашей деятельности ничего принципиально не изменится, — твердо закончил Дилан.

Подняв руку, я попыталась привлечь внимание к собственной персоне. Убедившись, что все взгляды устремились именно в мою сторону, произнесла: — Не хочу снова акцентировать внимание на том, что случилось неделю назад… Но уцелела я только по счастливой случайности. Эти твари на земле-то были опасны, а теперь они поднялись в воздух, который мы раньше считали своей территорией, — я покачала головой, — Дилан, неужели ты хочешь рисковать своими людьми ради ребяческой самонадеянности?

— А что ты предлагаешь? — спросила Тайра, — Забиться окончательно в эти норы и носу наружу не казать?

— Предлагаю просто не забывать об осторожности. Если гончие переловят всех нас в небе и доставят своим хозяевам на блюдце с голубой каемочкой — кому от этого станет лучше… кроме Технобогов, само собой.

Голос подал Адам, слегка прищурившись, он задумчиво выдал: — Тереза, ты говоришь, что внешне эти новые существа ничем не отличаются от обычных гончих, кроме наличия крыльев?

— Да, — кивнула, — Та же дрянь, только теперь летучая.

Адам в задумчивости потер переносицу: — Тогда, на мой взгляд, все не так плохо. Если вспомнить, как выглядят псы Технобогов, то мы поймем, что «летуны» из них могут выйти крайне посредственные; слишком крупное, плохо обтекаемое тело, длинные лапы, которые сложно поджать под себя… В общем, любой байк легко обгонит подобную «зверюшку».

— Тогда она меня почти догнала, — четко проговорила я. Да, гончей не удалось выйти из пике, но тут скорее проблема в отсутствии развитого разума, чем в ее аэродинамике.

К концу этого спора Дилан выглядел очень усталым: однако сомневаюсь, что причиной были мы… Надо будет с ним после поговорить.

— Хорошо, — главному одним словом удалось заставить нас замолкнуть, — Мы по-прежнему будем выходить в рейды, — он строго посмотрел на меня, — И это не обсуждается. Но, в виду новых обстоятельств, летать теперь только — я подчеркиваю, только — парами, не меньше. Лучше тройками.

— Не боишься, что так мы будем привлекать больше внимания — как минимум, шумом двигателей, — выражение лица Бена приобрело несколько скептический характер.

— В случае чего, всегда можно разделиться, что даже даст некую фору, — заговорила Энн, не вмешивающаяся ранее в разговор. Кузен, разумеется, был с ней полностью солидарен.

— На том и порешим, — заключил Дилан и поморщился, как будто у него жутко разболелась голова. Когда все уже собрались встать со своих мест, парень снова попросил их сесть: — Прошу минуту терпение. На сегодня есть еще один вопрос, в решении которого мы должны поучаствовать. Трое новичков — Лоа, Гелий и Сильва — выразили желание присоединиться к Гонцам.

— Нет! Только не Лоа! — я первая решилась высказать свое возмущенное несогласие. Похоже, я была и единственной. Пришлось срочно обосновать эту точку зрения: — Она не справится. Господи, вы что не заметили, что она будто девочка лет шести-семи!? А если она с байка упадет?

— Тесс, ты недооцениваешь ее, — решил поспорить со мной Ян, — Возможно, Лоа немного замкнута, — при этих словах я не удержалась от хмыканья, — Но с физическими реакциями у нее все в порядке. Да и дурой девушку тоже не назовешь, она все схватывает буквально на лету.

— А как же ее друзья, — не сдавалась я, — Да мы их знаем всего ничего — и уже готовы пустить в команду?

— Они спасли Нину, — напомнил Дилан, — И не давали поводов для недоверия. Не знаю, в чем тут дело, но ты рассуждаешь необъективно.

После недолгого размышления вынуждена была признать самой себе, что он прав: в конце концов, голос интуиции никогда не причисляли к объективным факторам. Но поделать ничего со своими чувствами я не могла.

— А раз так переживаешь за Лоа — то ты и будешь ее напарницей, — произнес Дилан своим фирменным тоном «это приказ, и он не обсуждается». Вот такое у нас равноправие.

Нет, неприязни я к Лоа не испытывала — все странные и беспочвенные опасения были успешно загнанны на самый дальний уровень подсознания. Но одно дела присматривать за девушкой в замкнутом пространстве под землей, совсем другое, причем, куда более трудное — в огромном и открытом мире «снаружи». Да еще и на высоте нескольких десятков, а то и сот метров над землей. Не слишком радостная перспектива. Впрочем, если бы мне в пару назначили Гелия или его угрюмую подружку — расстроилась бы куда сильней. В общем, из двух… трех зол, мне досталось самое безобидное.

— Вот и отлично, — Дилан выглядел куда довольней, — Раз мы все решили, пора испытать новую тактику и ваше умение действовать в группах. Или, хотя бы вдвоем, — он одарил меня многозначительным взглядом, — Тесс, вы с Лоа должны обследовать один сектор на Западе города. Там вчера заметили кое-что странное…

Мне оставалось лишь изобразить полную покорность: — Есть, кэп! — однако в голосе особого энтузиазма не прозвучало.

 

Глава 7

Знаете, есть такое понятие, как «приоритеты». Всю жизнь нам приходится расставлять их на огромной доске жизни, порой верно, порой ошибаясь…

Есть свои приоритеты и у Гонцов свободного неба. Важнейший из них: помощь другим — прежде всего.

Именно поэтому, когда я увидела розоватое зарево пожара, то сразу же забыла о том, в какой именно сектор нам поручил лететь Дин. Но начнем по порядку.

К моему огромнейшему удивлению, на байке Лоа держалась — нет, не скажу, что отлично — вполне достойно для новичка. Хотя порой и чудилось (а, может, не чудилось), будто в ее светлых глазах, из-за очков казавшихся темней, чем на самом деле, то и дело проглядывает страх… Из-за этого старалась первое время лететь пониже и помедленней, но, когда мотоцикл вместе с сидящей на нем Лоа, промчался мимо меня серебристой молнией… а девочка, похоже, поборола свою боязнь, — подумала я и прибавила газу.

В общем, выглядело все беспечной забавой, гонками в воздухе. На какое-то время я действительно позволила себя расслабиться, просто наслаждаясь адреналиновым восторгом, гуляющим по венам. Однако все-таки нужно было не забывать об осторожности: я ловила себя на том, что время от времени шарю взглядом вокруг, опасаясь вновь увидеть блеск металлической «шкуры». Помимо всего прочего боялась: а не оцепенеет ли Лоа при виде псов или — того хуже — их жутких хозяев? В тот день, когда я ее нашла, девушка, вероятно, пережила одно из худших потрясений в своей жизни… Что говорить, после той гонки вокруг корабля пришельцев, я до сих пор окончательно не пришла в себя! А ее нельзя и сравнить с настоящей Охотой.

До места, названного Диланом, оставалось не так уж много — по воздуху и вовсе рукой подать. Но именно тогда мы с Лоа почти одновременно увидели всполохи пламени, вырывающиеся из развалин одного небоскреба. Парой секундой позже до меня донесся отвратительный запах гари и дыма — гореть в руинах почти нечему, только практически неуничтожимый пластик плавится, распространяя едкое зловоние… Я не знала, есть ли под этим зданием катакомбы, и живет ли в них кто-нибудь. Но с чего бы в этом нежилом наружном мире что-то загорелось просто так, случайно? Нет, практически уверена, что к этому приложили руку Технобоги — видно, охота им приелась, теперь решили выкуривать людей из-под земли. Твари…

На общие раздумья у меня ушло не больше секунд тридцати: — Лоа, скорей! — обернулась на девушку, парившую слева от меня. И вот тогда увидела, что ей страшно по-настоящему; те отблески, что промелькивали в ее глазах, были всего лишь тенями, легким испугом перед чем-то новым… Теперь это был ужас, тот самый, что заставляет цепенеть и делает человека идеальной жертвой.

— Лоа! — окрикнула ее громче и резче. К сожалению, противогаз приглушал звук, сделав его больше похожим на хрип умирающего… Черт, ну ведь я так и знала, что не стоило брать ее с собой. И когда уже готова была сделать практически что угодно, лишь бы привести Лоа в себя — та повернулась ко мне и кивнула, показывая, что слышит и что сейчас с ней все в порядке.

— Оставайся здесь, если хочешь, — предложила я, на что получила отрицательный ответ. Признаться, после этого зауважала девушку еще больше. Не каждому дано справиться со своим страхом или хотя бы притвориться, что у него получилось.

Мне и самой было жутко: пламя, минуту назад только набиравшее силу, теперь начало низко гудеть; ветер все время норовил бросить «пригоршню» искр в лицо; а задымленный обезвоженный воздух жег легкие, даже противогаз ему не был помехой… Мысль, что те, кто развели этот костер, все еще могут быть где-то неподалеку, упорно не желала покидать голову.

Огненные языки отражались от металлических поверхностей наших байков, окрашивая их в желтовато-оранжевые оттенки — однако сильнее всего пугало то, как мотоциклы с каждой минутой нагревались все сильнее. Я понятия не имела, что не выдержит раньше: мы сами или же двигатели. И то, и то выглядело не слишком приятной и обнадеживающей перспективой. Почти коря себя за неизлечимую дурость (кто только сегодня твердил об осторожности!?), я все же прекрасно понимала: развернуться сейчас, на полпути, просто невозможно. Зря только Лоа с собой потащила, сама и из не таких передряг выпутывалась, а вот она…

Мы продвигались все дальше вглубь небоскреба, пытаясь лавировать между порушенными стенками и прочими препятствиями. Постепенно, пламя становилось слабее и меньше — однако это не слишком радовало, потому что его сменил черный дым, лишавший возможности обзора.

Облетев практически все здание, мы не обнаружили никого живого. Оставались только подвалы, в которых как раз кто-то мог спрятаться. В «общении» с Лоа лишних слов не требовалась: молчаливая девочка прекрасно чувствовала, что я хочу сказать лишь по жесту, а порой, даже и без него. Это радовало.

Наши байки легко и быстро скользнули в люк, ведущий, видимо, в очередное ответвление катакомб. Сразу после этого раздался страшный грохот, какая-то неведомая сила швырнула меня на пол…. Только через несколько минут, когда голова перестала кружится, а облако известковой пыли вокруг немного улеглось, стало ясно, что произошло. Обвал или… Велев себе избавляться от паранойи, я, тем не менее, не могла избавиться от странной мысли: «А не многовато ли случается несчастий в последнее время? Как будто кто-то старается заманить меня в ловушку».

* * * *

Оттирая брызги крови с лица, она не могла перестать улыбаться. Светлые волосы девушки выглядели грязно-бурыми и неопрятными, но это ее абсолютно не волновало.

Она улыбалась, глядя на тело, что распласталось у ее ног. Улыбалась, вытирая лезвие ножа о рукав куртки. Нож — это, пожалуй, грубовато, не совсем в ее стиле. Но в этом мире, вернее, в это время, хороший пистолет днем с огнем не сыщешь. Да и не так существенно, с остальными жалкими слабаками, которые пока еще живы, справиться будет еще проще.

Ее ногу что-то схватило: окровавленные пальцы того, кто минутой ранее казался трупом, вцепились в лодыжку блондинки. Ярко-голубые глаза вращались, слепо шаря по комнате, пока не остановились на ее лице, изуродованном жестоким оскалом.

— Мика… Почему?.. — с бульканьем и хрипом вопросил он, с трудом размыкая губы.

Она резко дернула ногой, и пальцы почти мертвого человека несколько раз бессильно сжали воздух.

— Выживает сильнейший, Алесс, — не сказала, а выплюнула она, — Я не просилась в вашу идиотскую команду — вы знали, кто я, кем была. Надо было думать раньше. Сейчас уже поздно.

Тот смог лишь прохрипеть что-то невнятное: он уже был фактически мертв и удерживался на этом свете лишние секунды, лишь для того, чтобы высказать укор своей убийце. Который, к слову, ее совершенно не задел. Фанатично-безумное движение к цели всегда являлось своеобразным жизненным кредо этой девушки — на вид не дать и девятнадцати, симпатичная, даже смазливая. Только в темных глазах, цвет которых менялся чуть ли не каждую минуту, вспыхивало что-то такое… Слова «жуткое» или «пугающее» не смогут сполна вместить те ощущения, которые был способен вызвать ее взор.

Микаэлла посмотрела в окно (точнее, то, что когда-то было им) небоскреба, сейчас она как раз находилась на последнем этаже. Резкой болью, будто от двух ударов плети, вспыхнула спина — напоминание о том, что забрали. Небо над головой казалось таким просторным, таким огромным и… чужим. Что ж, ее лишили одного, она получит сполна того, что сможет добыть. Игра еще не кончается, завершился только первый раунд, в ее пользу, само собой. Да и в дальнейших итогах Мика почти не сомневалась. Как говорили римляне, «огнем и мечем» проложит она путь к своей цели.

Аллегорий и иносказаний блондинка не признавала, так что, вскоре после того, как она покинула развалины, из них начал струиться дымок, быстро сменившийся потрескивающими костерками…

* * * *

— И что же нам делать? — вопрос носил скорее риторический характер, кроме Лоа ответить на него было некому, а она с недавних пор, будто воды в рот набрала. По ее растерянно-напуганному взгляду я поняла, что ответа точно не добьюсь.

— Понимаю, время сейчас не самое подходящее, но… — я покачала головой, — Лоа, я ведь знаю, что ты можешь говорить. Но почему-то молчишь.

Она двусмысленно пожала плечами, давая мне возможность самой решать, что значит этот жест. Истолковав его, разумеется, по-своему, я быстро проговорила: — Хорошо. Но когда вернемся, мы поговорим.

Глупо эта фраза прозвучала…

Сейчас нужно было думать, как выбираться отсюда. Другого способа, кроме как идти вперед, я не видела — что и озвучила.

— И байки тоже придется оставить тут, — слова эти из моих уст прозвучали как речь на похоронах. Оно и ясно: в эти машины я вложила немало труда, а бросить их теперь, не зная, получится ли после забрать… Как от сердца отрывать!

Захватив с собой по паре фонарей, мы тронулись вперед. Вскоре стало ясно, что никто — точнее, никто из людей — здесь не обитает уже очень-очень давно. Хотя некоторые подозрительные шорохи, время от времени доносящиеся из щелей, наводили на мысли о крысах — в лучшем случае. Что касается худшего… Существ, обитающих во тьме подземелий, я предпочитала видеть только в разделанном и хорошо прожаренном виде; а люди вроде Кайла ведь бродили по катакомбам, охотились, чтобы прокормить коммуну.

Какое-то время везение сопутствовало нам: туннель шел прямо, ответвлений не было. Но всему простому когда-нибудь приходит конец — и вот, мы с Лоа стоим перед развилкой. Оба коридора выглядели абсолютно идентичными, не было никакого признака, что позволил бы определить, какой из них приведет к выходу, а какой…

— Есть идеи? — я тронула Лоа за плечо. Она, минуту поколебавшись, указала на ту ветку, что была справа. Пожав плечами, я двинулась в ту сторону. Аргументов «против» этого решения — собственно, как и «за» — у меня не имелось.

По крайней мере, обнадеживало то, что этот коридор выглядел немного чище, да и шорохи невидимых лапок стали гораздо тише. Зато внезапно похолодало. Воздух оставался тяжелым и неподвижным, то есть причиной смены температуры послужил вовсе не сквозняк, проникающий откуда-то снаружи.

Меня, как человека, проведшего под землей большую часть жизни, это «путешествие» всего лишь немного утомляло. А Лоа с каждым шагом становилась все мрачнее и мрачнее; хотя она не высказывала своих эмоций, я догадывалась, что узкие коридоры с низкими потолками давят на нее. Мне самой уже было как-то не по себе.

Неизвестно, сколько бы мы еще так брели, если бы не… Шорох чьих-то шагов и — нет, не рычание, сопение, как будто множество существ дышало, синхронно втягивая носами застоявшийся воздух.

Обернуться было о ч е н ь плохой идеей. Луч фонаря отразился сразу в паре десятков крошечных глаз, заставив их загореться красноватыми огоньками… Крысы — пожалуй, одна из худших вещей, с которой можно столкнуться в подземельях.

Проводить долгую разъяснительную лекцию с историческими спраквами, на тему «Почему нужно бояться мелких грызунов» — времени не было. Я просто схватила Лоа за руку, и мы побежали.

Конечно, бежать — не самый лучший выход. Но другого сейчас просто не было. Стоять на месте, глупо надеясь, что крысы сами оставят нас в покое?.. Правда, у меня на поясе, в кобуре, имелся небольшой пистолет… Но в магазине всего семь патронов, да еще возможная осечка — пока сумею дрожащими руками застрелить одного грызуна, остальные к тому времени уже бросятся на меня.

Так что, мы бежали; в тишине подземелья слышалось только наше судорожное дыхание и топот шагов, да шебуршание стаи, которая не собиралась отступаться от добычи.

Мелкие животные были намного шустрей нас: я понимала, что, скорее рано, чем поздно, они нас догонят — к тому времени уже совершенно обессиленных. Тогда, вероятно, все-таки придется стрелять. Потом остается еще нож… Я старалась не позволить отчаянию или страху овладеть собой. Пусть сохранить «холодную» голову в данной ситуации было, ох как непросто!

Впереди оказался тупик, точнее, стальная дверь. Она с вероятностью в девяносто девять из ста должна быть заперта, но — а что еще оставалось — я, со всей силой дернула ее на себя. Когда же дверь медленно и неохотно отворилась, мы обе готовы были расплакаться от облегчения. Быстро запихнув Лоа в образовавшуюся щель, я проскользнула следом и захлопнула преграду прямо перед носами крысиной стаи.

Обернувшись и осветив фонарем (какое чудо, что обеим удалось не выронить свои во время бегства!) помещение, я с удивлением поняла, что оно напоминает какую-то древнюю лабораторию… Или не совсем лабораторию, но что-то определенно связанное с наукой — причем, видимо, с высокими технологиями.

Разбитые экраны, клавиатура со стертыми обозначениями… И все же имелось у меня странное, ничем не подтвержденное, ощущение, будто здесь не все является сломанным и разрушенным.

Какой-то блеск на полу привлек мое внимание. Наклонившись, я подняла странный предмет округлой формы — что-то типа медальона из белого металла, замысловатые завитушки образовывали причудливый узор…

— Хм, красиво, — я показала его Лоа, — Не знаешь, что это такое?

— Украшение?.. — девушка вопросительно глянула на меня. Надо же, первое слово за этот день!

— Нравится? Хочешь, возьми себе, — я с улыбкой протянула ей безделушку, но рыжая почему-то с угрюмым видом покачала головой, отказываясь от нее.

Пожав плечами, я забросила медальон в сумку — позже разберусь — и продолжила осмотр «лаборатории». Большая часть того, что могло представлять хоть какой-то интерес, оказалась сломана. Сейчас наша «цивилизация» находилась в очень странном состоянии: кое-что из технологических достижений досталось нам с прежних времен — к примеру, аэробайки, плазменные печи, обеспечивающие энергией; но в большинстве аспектов мы были почти что пещерными людьми — не создавали ничего своего, лишь используя творения наших предков…

С одного из столов я взяла небольшой плоский прямоугольник, назначение которого оставалось загадкой. Но на нем удалось различить почти стертую надпись: «Destroy Eden», — было выведено замысловатым шрифтом. Да, если судить по этой фразе, тут отнюдь не мирными исследованиями занимались.

Лоа тоже на месте не стояла… Внезапно раздался жуткий скрежет, от которого захотелось заткнуть уши. Обернувшись, я увидела изумленную девушку, застывшую у одной из клавиатур. А за ее спиной — неизвестно, как образовавшийся — проем: в нем можно было различить ступени винтовой лестницы, уходящей вверх.

— Выход! — облегченно выдохнула я, — Спасибо, Лоа! Если бы не ты, мы здесь до старости сидели.

Она смущенно улыбнулась в ответ. Что ж, нам оставалось лишь идти туда и надеться, что на этом сюрпризы и приключения сегодняшнего дня закончатся…

На поверхность мы выбрались вполне благополучно, как оказалось, выход вывел нас в подвал… той самой старой церкви, откуда уже выбрались наружу. Что-то слишком часто в последнее время я оказываюсь рядом с ней — странное совпадение, не находите?

Впрочем, я была несказанно рада уже тому факту, что нахожусь не в заброшенных подземельях. Да и рация теперь может поймать сигнал: оставалось только вызвать кого-нибудь из Гонцов и, наконец, вернуться домой.

 

Глава 8

Мне всегда казалось (впрочем, я вполне могу и ошибаться) что слова «борьба» и «бороться» связаны с пониманием невозможности победы. Точно так же они связаны с довольно-таки глупым словом, обозначающим понятие, свойственное только человеку — надежду.

Однако бороться (даже понимая, что обречен) тоже можно по-разному. Кто-то делает это с видом великого мученика, демонстрируя всем и вся свой подвиг, не уставая напоминать простым смертным о том, как труден и тернист «путь избранных». Лично мне такие «герои» не слишком по душе, даже если они не врут и не приукрашивают собственные достоинства. К счастью, подобные люди почти не попадались на моем пути. Есть и другие, вызывающие гораздо больше уважения: они никогда не жалуются, они, даже израненные и сломленные, будут продолжать улыбаться… Да, это тяжело, но легкие пути вообще редко ведут к достойной цели. Не знаю, к какому типу я отношусь сама, да и великие подвиги — не моя стезя. Наверное, все-таки, нахожусь где-то между тем и тем; конечно, стараюсь держаться большую часть времени, но могу и излить свои проблемы кому-то из близких.

Но в тот день даже самые сильные просто не знали, как отвести глаза, чтобы не было видно слез в них; не знали, как вымолвить хотя бы слово, чтобы голос предательски не дрогнул.

Есть еще один тип тех, кого я смело могу назвать героями: кто погибают в той самой борьбе.

Приказ Дилана «летать только парами» не спас от беды… сегодня погибли наши «близнецы» — Ян и Энн. Тайра видела, как на них накинулась целая свора крылатых Гончих, не меньше дюжины, по ее словам. Не прошло и минуты, которая понадобилась девушке, чтобы долететь до них, как псы уже скрылись, оставив только изуродованные трупы.

Не буду преувеличивать собственные силы и говорить, что держалась, несмотря ни на что… Нет, плакала, без рыданий, просто беззвучные слезы скатывались по щекам, а я не могла и не хотела их остановить. Глядя на куски окровавленного мяса — все что осталось от двух моих товарищей — было невозможно поверить… невозможно… Я прижала Тамару к себя, одновременно пытаясь защитить ее от жуткого зрелища под чопорным и безликим названием «похороны», и найти в ней хоть какую-то поддержку. Кайла сейчас не было в коммуне, как не было и многих из тех, кто охотился в подземельях. По понятным причинам погребение было решено не откладывать до вечера.

Больше всего я страшилась посмотреть в глаза Элизабет — матери Яна и тети Энн. Она всегда очень переживала за них, провожала в каждый рейд… А теперь я очень боялась увидеть во взгляде этой женщины, будто постаревшей в одночасье на несколько десятилетий, осуждение в адрес меня и всех Гонцов. Тех, которые все еще были живы. Чтобы не мучиться подобными мыслями и дальше, первой подошла к Элизабет и принесла ей свои неловкие соболезнования, произнесенные дрожащим голом.

Я ошиблась, и мне сразу же стало очень стыдно за собственные мысли. В темных запавших глазах женщины была только боль… В них просто не осталось места ни для какого другого чувства, в том числе и обвинений. Это страдание выжигало Элизабет изнутри, заставляло ее сгорать заживо. Чтобы понять ее, я пыталась вспомнить, что чувствовала на похоронах мамы и сестер… но память будто отгородила эти события полупрозрачной стеной: я видела только расплывчатые желтоватые лица и помнила, как крошки земли, горсть которой полагалось бросить в могилу, кололи судорожно сжатую ладонь. Все же время по-своему милостиво, оно не стирает воспоминания и не излечивает от них, только притупляет со временем. Пройдет несколько лет и от гибели Яна и Энн в моей голове останутся только смутные полуобразы. Возможно, оно и к лучшему, иначе человек бы попросту не выдерживал всех испытаний, которые приносит жизнь.

Гелий и Сильва тоже присутствовали тут. Конечно, они не плакали, так как почти не знали погибших, но все же скорбь оставила свою печать и на их лицах. Только Лоа не было на похоронах — я категорически запретила ей идти. Надеюсь, поступила правильно, решив, что девушке и так достаточно потрясений. А глядеть на разорванные тела, в которых еще недавно была жизнь, с которыми ты еще вчера общался и шутил… сказать, что тяжело и трудно — не сказать ничего. Все мы видели немало смертей, но эти, несомненно, были одними из самых ужасных.

Позже ко мне подошел Дилан.

— Тереза, — то, что меня назвали полным именем, только подчеркивала серьезность и трагичность этого дня, — Прости, ты была права, а я…

— Пожалуйста, не надо, Дилан, — попросила я, отводя взгляд, — Думаешь, правота мне сейчас в радость!? Как бы я хотела ошибиться тогда…

Осунувшееся лицо нашего «командира» исказила ненависть — ненависть к самому себе. Самое ужасное чувство, которое только может терзать человека.

— И все же, ты была права, — упрямо повторил он, — Из-за моей самонадеянности… из-за нее мы потеряли двух людей.

Я оборвала его резко, почти жестоко: — Если ты будешь винить сам себя, это не поможет никому — ни живым, ни мертвым! А если так уж хочется, подумай о том, какого сейчас Тайре…

Дилан замолк, видимо, обдумывая мои слова. После этого он выговорил медленно и без особой уверенности: — Я считаю, нужно отменить все вылазки и рейды, по крайней мере, на время.

— Это решение ты будешь обсуждать со всеми остальными, — твердо сказала я, — У нас пока еще равноправие, и голос каждого Гонца имеет равный вес, — черт, после этих слов чувствовала себя последней дрянью… Не знаю даже, почему так себя вела в тот момент. Может, какая-то очередная защитная реакция психики?..

А поведение Дилана в очередной раз вызвало у меня уважение.

— Да, это надо обсудить, — кивнул он, — Поможешь собрать всех?

— Уверен, что сейчас подходящее время?

— Именно сейчас самое походящее. Нужно решить этот вопрос, пока все еще могут рассуждать объективно, пока воспоминания еще свежи.

Я понимала, что он имеет в виду, то, о чем я уже размышляла сегодня. Через какое-то время — неделю, месяц, год — смерть «близнецов» уже не будет казаться такой жуткой и трагичной, постепенно мы примем ее как нечто должное, уже состоявшееся. Но сегодня, пока перед глазами у всех еще стоят картины похорон… да, это имеет смысл.

— Пойду, сообщу остальным, — уже готовясь уйти, я обернулась, — Лоа тоже звать?

— Она одна из нас. Да, — Дилан ответил именно то, что я рассчитывала услышать. Пусть я даже считала немного иначе — и не потому, что не видела в этой девушке равную себе… Я не хотела, чтобы Тамара стала одной из Гонцов; к счастью, она никогда и не грезила этим, моей сестренке хватало здравомыслия понять, какое дело ей не по зубам. По схожей причине я не желала видеть в наших рядах Лоа, ведь она стала для меня чуть ли не второй младшей сестрой, хотя мы и являлись почти ровесницами.

Открыв дверь комнаты, удивилась тому, что там было темно. Окликнула Лоа и попутно нажала на выключатель… Но лампа осветила только мебель, никого живого внутри не оказалось.

— Я убью ее!.. — простонала я. Не думаю, что Лоа кто-то похитил. Куда вероятней, что девушка ушла сама.

* * * *

На поверхности она чувствовала себя не слишком уютно. Нет, в самом начале, как уже говорилось, эти мрачные пейзажи даже немного нравились Лоа. Но только поначалу. Теперь, когда она знала и, самое главное, поняла, причину, которая привела мир к разрушению… К тому же, раньше она не выходила наверх в одиночку, а сейчас это пришлось сделать. Ведь никто, даже милая и добрая Тесс, не поверил бы, что она способна на такое. Что и говорить, даже Гелий и Сильва, похоже, сомневались в ее способностях. Совершенно зря.

Ведь Лоа все же видела — несмотря на категорический запрет Терезы — похороны Энн и Яна. Не заплакала, только сжала кулаки и стиснула зубы: уже в тот момент она поняла, что не может бездействовать больше ни минуты. Все считали рыжеволосую и ангелоподобную девушку тихой, даже боязливой, но она была гораздо сильнее, чем думали люди.

Конечно, убить кого-то не так просто. Пускай, ты полон ненависти; пускай, тот заслужил смерти. Убивая, мы теряем часть себя и приобретаем неотступного призрака за спиной. Ни одного человека такое не оставит прежним, некоторых лишит рассудка… Но Лоа не была человеком, почти не была. Силы, что покровительствовали ей, несоизмеримо могущественней, несоизмеримо выше чувств человеческих — точно так же, как и цели, которые они преследовали.

Сейчас Лоа чувствовала, что ее ведут отнюдь не только собственные эмоции, ее вело нечто большее… Да и как иначе, направляемая только праведной яростью, она смогла бы отыскать одну из Технобогов, вернее, Богинь?

Только одну… пока что. Для победы над остальными ей нужна была помощь друзей.

Светловолосая Афродита, под красивыми губами, которой скрывался поистине волчий оскал, сегодня решила поразвлечься в одиночку, прихватив с собой только пару гончих — обычных, бескрылых. Она довольно прищурилась, увидев девушку, волосы которой горели красным, будто солнце. «Вот и сегодняшняя добыча!» — решайте сами, кому именно принадлежала эта мысль… вероятно, она возникла в головах Лоа и Афродиты одновременно.

Изящная рука Технобогини указала гончей на жертву, но псина — лишенный чувств робот, бездумно подчиняющийся приказам! — замерла, издав что-то вроде жалобного скуления. Сейчас она действительно напоминала обычную собаку, которая увидела перед собой волка — врага, неожиданно оказавшегося не по зубам, пугающего до дрожи самим своим присутствием. Афродита прошипела что-то на странном гортанном наречии, хотя обычно пришельцы говорили на одном из языков землян. Неизвестно, было ли то проклятие или очередной приказ в адрес гончей, однако робот оставался на месте. Тогда Афродита сама начала приближаться к Лоа танцующей походкой, постепенно сокращая расстояние между ними. Рыжеволосая девушка оставалась стоять на месте, спокойно ожидая, когда противница окажется достаточно близко.

Разумеется, у простого смертного нет шансов справиться ни с кем из Технобогов. Ели у первого окажется гранатомет, а у второго только голые руки… Даже в таком случае человек заранее являлся обреченным. Именно поэтому Афродита была полна самоуверенности и убежденности в собственной — нет, даже не победе, ведь это слово подразумевает хоть какое-то подобие равенство. То же, что проделывали Технобоги с людьми напоминало беспощадную бойню, без шансов для одной из сторон. Мясник и корова. Обреченная жертва, что она может?

Лоа улыбнулась, чуть прищурившись — улыбнулась так, как не ожидаешь от молоденькой милой девушки. Так может улыбаться прирожденный убийца. И Технобогиня невольно вздрогнула, потому что не привыкла видеть людей с гордо поднятой головой и усмешкой хищника. И таких глаз — будто полыхающих голубым огнем — она тоже никогда не видела раньше.

Однако отступать было не в привычках захватчиков: слишком легко, играючи, им доставалась победа на этой планете, не требуя взамен ничего. В головах у них не укладывалось, что какой-то человек может по-настоящему противостоять божественной мощи.

А «огонь» во взгляде Лоа разгорался все сильнее, все ярче… Он ослепил Афродиту, он начал выжигать ее изнутри. Технобогиня упрямо сделала еще несколько шагов вперед, надеясь дотянуться до девушки, заставить ее прекратить это!.. Но упала, не выдержав того света, что струился из глазниц… человека ли?

Сейчас Афродита просто умирал. Ее тело начало тлеть и дымиться, она уже не могла сопротивляться той неведомой силе, которая оказалась могущественней технологий.

Лоа резко втянула ртом воздух, заморгала, ее глаза вновь стали обычными, и девушка упала на землю рядом с тем, что осталось от тела Технобогини.

* * * *

Выходя из комнаты, я натолкнулась на Кайла. Судя по его хмурому выражению лица, про смерть «близнецов» он уже знал. А в моем сознании это событие уже отступило на задний план: мертвых только и остается, что оплакать; живых пока еще можно спасти.

Я вкратце изложила суть событий, касающихся исчезновения (или побега?) Лоа. По-хорошему, надо бы сообщить об этом остальным гонцам… Но препротивное чувство вины (ну как же, не уследила за еще одним «ребенком» в коммуне) не позволяло мне пойти и честно обо всем рассказать.

— Может, она и не выходила наружу? — предположил Кайл.

— Может, — кивнула я, сама не слишком в это веря. Чтобы точно убедиться, бросилась к шкафу. Ну, так и есть! Точнее, нет — костюма Лоа нет на полках!

— Поможешь отыскать ее? — с мольбой поглядела на Кайла. Он сдержанно кивнул в ответ. Тут только я вспомнила, что мне сейчас необходимо находиться на собрании Гонцов, а если меня там не будет… Тогда придется объяснять причины и… В общем, оставалось надеться, что Кайл справится в одиночку.

Объяснив, что мне срочно нужно идти, я на прощание чмокнула парня в щеку и, пожелав ему удачи, убежала в зал.

Судя по звукам, там уже велись споры. Я вихрем влетела в двери, заставив все взгляды устремиться в мою сторону.

— Садись, Тесс, быстрее, — Дилан махнул рукой. За те двадцать-тридцать минут, что мы не виделись, он будто стал выглядеть еще более усталым, даже измученным.

Первой молчание прервала Тайра, было видно, что она вот-вот сорвется в истерику — покрасневшие глаза, дрожащий голос, резкие «рубленные» фразы.

— Полеты нужно прекратить! — заявила она, не глядя конкретно ни на кого из нас, — Энн и Янн мертвы. И ради чего? Хватит… Это пора прекращать…

Честно, никогда не думала, что из всех Гонцов первой «сломается» именно эта девушка, всегда бывшая образцом силы воли. Тут я не выдержала и воскликнула: — Ради чего!? Черт, Тайра, как ты можешь говорить подобное? — я заставила себя немного успокоиться и заговорила уже ровнее, переводя взгляд с одного гонца на другого. — Они умерли, чтобы кто-то из нас смог прожить лишний день. Они умерли, потому что не желали отсиживаться в подвалах, как крысы, когда инопланетные твари захватывают наш мир. Я всегда надеялась, что все из присутствующих здесь считают так же. Жаль… жаль, если это не так.

Повисло напряженное молчание — не ожидала даже, что моя маленькая спонтанная речь вызовет такой эффект.

— Не ты ли сама еще недавно призывала нас всех к осторожности? — холодно спросила Тайра.

— К осторожности, а не трусости! И сдаваться сейчас… это просто… — замолкла, не найдя нужных слов. Но, похоже, все поняли меня и так.

— Тесс дело говорит, — подал голос Бен, — Не для того мы столько боролись, чтобы бросить все теперь!

Неровный строй голосов показал, что и остальные — большинство, по крайней мере — тоже поддерживают меня. Только Тайра сидела, нахмурившись, но винить я ее не могла. Кто знает, присутствуй я в тот момент рядом с «близнецами», смогла бы так легко произносить сейчас эти «гордые речи»?

Вот только мои мысли быстро стали далеки от вопросов, что обсуждались в этом зале… Я все думала и гадала: что там с Кайлом и удалось ли ему найти Лоа?..

* * * *

Отыскать ее было не так уж сложно… Хотя, вероятней, парню просто повезло. Девушка могла направиться на все четыре стороны, и только чудом он пошел в том же направлении, что и она. Но вот ярко-рыжие волосы, разметавшиеся по земле, можно было без труда приметить еще издали. Так и случилось, Кайл тут же бросился в ту сторону.

Лоа, кажется, была без сознания. Пульс слабый, еле прощупывался, а мертвенная бледность наводила на не слишком хорошие мысли.

Тут только внимание парня привлекли какие-то обугленные железяки, напоминающие раздавленные и закопченные консервные банки. Запах в воздухе тоже витал соответствующий — гари и чего-то еще… горьковато-сладкого, что несколько веков назад (еще до времен катастроф) вызвало бы у человека ассоциацию с цветами на похоронах.

Лоа распахнула глаза, щурясь и моргая от лучей закатного солнца — в отличие от костюма, очки и противогаз она надеть забыла или просто не посчитала нужным. Увидев Кайла, она улыбнулась ему; девушка хоть и ощущала себя обессиленной донельзя, но при виде парня ей почему-то стало тепло и легко.

— Что здесь произошло? — растеряно произнес Кайл и сразу же добавил, нахмурившись, — Зачем ты сбежала? Представляешь, как Тереза переживает!

Девушка состроила виноватую рожицу, проигнорировав первую часть вопроса.

— Ладно, пойдем скорей. — Кайл протянул ей руку, помогая подняться, — Нужно доставить тебя домой, пока ты не умудрилась найти на свою голову очередные приключения.

Лоа кивнула, придав своему лицу серьезное, почти торжественное выражение, чем вызвала усмешку Кайла.

Странно смотрелись они — высокий, немного сутулый парень и девушка с волосами цвета заката — среди руин некогда великого города, мира, человечества. Одни из последних искр огня среди пепла. Сколько еще им осталось гореть? И дано ли разжечь пламя с новой силой?

* * * *

Этот вечер стал особенным для всех нас; а я еще долго вспоминала его. Было решено провести день памяти по всем погибшим в последние годы. Вспомнили и мою семью: отца, убитого завалом; мать и сестер, которых в могилу свела болезнь… И, конечно, не были забыты все Гонцы свободного неба, разбившиеся или убитые, те, кого с нами уже не было. Когда дошли до смерти Энн и Яна, я не могла молчать. Встав, начала говорить, порой замолкая, чтобы проглотить, готовые пролиться слезы: — Все мы знали Энн и Яна — наших «близнецов», — эти слова почти у всех вызвали улыбку сквозь слезы: кузена и кузину действительно любили. — Всегда веселые, немного азартные, смелые… Есть много хороших слов, которыми их можно описать. Я считаю, мы обязаны помнить их именно такими. Задорными и отважными, теми, кто боролся. И мы не должны сдаваться и опускать руки, хотя бы ради них, ради всех погибших… — я замолчала, понимая, что больше ничего сказать не смогу. Рыдания, успешно подавляемые, комом встали в горле.

Много еще слов было сказано в тот вечер: теплых, но пропитанных горечью утраты. Больше всего меня удивила Сильва… Она где-то отыскала старую гитару: кажется, на ней когда-то играли… давно, я тогда была еще совсем ребенком. Подыгрывая себе, молодая женщина начала петь. Честно, не ожидала от хмурой Сильвы такого! Голос у нее оказался сильным, а песня — рвущей сердце… Сначала пела она достаточно высоко и лирично, слова я запомнила хорошо, будто они в печатались в мозг намертво:

На странницах старых книг — Говорилось, что были крылаты, В небеса поднимались за миг, На себя ловя людские взгляды. Было, не было — не скажу, Но сейчас наш удел земной. Мы поддались тому миражу, Что напрасно сулил покой. Только перья сейчас в пыли, Только города сейчас в руинах. Мы летать в небесах могли, Но войну предпочли мы миру.

После этих строк манера исполнения кардинально изменилась: темп игры ускорился, а голос Сильвы стал громче и в то же время, пронзительней и ярче:

Летали — крылья сломали, Не жили — а выживали. Небо — это слишком много. Нам на землю бы дорогу. Наш Эдем — это пыль и пепел, Где хозяин лишь дикий ветер. Наше солнце — это война. Боже, чья же в том вина?.. Боже, разве многого  молю? Лишь немного покоя в «раю»! Только рай разрушен войной… Где же нам обрести покой?..

Когда отзвучали последние аккорды — я хорошо могла это видеть — в глазах у многих стояли слезы. Эта песня… не знаю, кто ее сочинил, но она действительно цепляла за самую душу, наверное, потому что много близких и понятных слов было в ней для людей нашего времени. Впрочем, отчего-то казалось, что и личных чувств автора немало примешано к этим стихам. После этого я посмотрела на темноглазую женщину совсем по-другому…

Поздней ночью, когда я уже собралась возвращаться к себе в комнату, Сильва негромко окликнула меня. Я подошла к ней и произнесла:

— Спасибо тебе за песню… это было…. что-то невероятное!

— Не за что, — ответила она без улыбки, — Ты много сегодня говорила о борьбе, Тесс — на собрании Гонцов и вечером. Вот что я хочу спросить… ты действительно веришь во все это?

Нахмурившись в удивлении, я все же ответила: — Ну разумеется. Ты думаешь иначе?

Теперь она улыбнулась — а точнее, усмехнулась горько и немного снисходительно, как бывалый солдат улыбается, глядя на восторг новичка при виде сияющего и начищенного оружия. Один из них видел это оружие в действии, видел его, обагренным в крови. Другой же, пока замечает только красивую «игрушку». Я сама была почти такой же, когда только-только стала Гонцом. Нет, мне и сейчас нравилось летать, но я поняла, что это не развлечение. Это война. Поэтому подобное отношение мне было непонятно… и неприятно.

— Вы боретесь, — медленно проговорила Сильва, — За собственный мир, за семьи и друзей, за свободу, в конце концов — так вам кажется, верно?

— Именно, — несколько прохладно подтвердила, не понимая, к чему она клонит, — Но, почему же, «кажется»?

— Потому что, — женщина оставалась спокойно-равнодушной, хотя я считала, что сейчас она скрывает истинные эмоции. — Есть силы, для которых все происходящее на этой планете — не более чем тщательно спланированная игра. Есть вы — те, кто верят, что поступают согласно собственным желаниям. А есть мы — те, кто, скажем так, ознакомлены с общими правилами. Впрочем… участие все равно является обязательным. Так же, как и жертва ради «великой победы»…

Я с усмешкой покачала головой, однако нечто, напоминающее страх, уже пробралось внутрь.

— Вы — кто это «вы», Сильва?

Отвечая, она по-прежнему оставалась внешне спокойной, однако — все же я смогла это уловить — голос слегка дрогнул:

— Мы — ангелы, Тесс… Вернее, те, кто были ими.

Конец первой части.

 

Часть вторая. Молитва на обломках

 

Глава 1

…Часто говорят о счастье, разрушенном в одночасье. О том, как все, что было, казалось таким незыблемым и постоянным, рухнуло в мгновение ока.

Однако у меня все случилось совсем не так. Мое счастье, крошечный, тщательно оберегаемый рай, разрушали основательно, усердно — и не слишком быстро. А я изо всех сил старалась не замечать трещин, закрывала глаза на очевидное. Потом же стало ясно, что я ничего не могу сделать. Есть вещи, перед которыми обычный человек бессилен, Есть вещи, ради которых необходимо забыть о своих чувствах.

Но возможно ли это? Возможно ли человеку признать долг, что выше его желаний — выше него самого?

* * * *

Я не знала даже, плакать мне или смеяться. Верить или… сойти с ума, вероятно. И все же факты твердили о том, что это может быть правдой. Сразу в голове срослись и шрамы на спине Лоа (не удивлюсь, если у Сильвы и Гелия имеются такие же), и то, как рыжая девушка рыдала, глядя на гравюру в Библии… Могло срастись все. Кроме слов Сильвы и моего здравого смысла. Я жила в мире суровой реальности, единственная магия, которая присутствовала в нем — магия технологий. Это было что-то материальное и понятное: жестокие боги, на самом деле богами не являющиеся… Но ангелы — эфемерное, ненастоящее слово, что-то из полузабытых колыбельных, которые мне пели в детстве. Хотя, ни Сильва, ни Гелий не вязались с теми образами. Лоа? Может быть, но и с ней все не так просто.

Хорошо. Допустим, я поверила во все то, что мне наговорила Сильва — хотя, после этого возникает еще масса вопросов. Но больше всего тревожит маленькое уточнение, сказанное, как бы между прочим: «Те, кто были ими»… Кто же они сейчас, в таком случае?

Прислушалась к мерным дыханиям Тамары и Лоа; к тому времени, когда я вернулась в комнату, они обе уже мирно спали. Так что, разговор (а «рыжий ангел» может говорить!) придется отложить на некоторое время, как минимум, до утра.

По понятным причинам сон сейчас ко мне упрямо не шел. Слишком сложно было отрешиться от недавних событий, успокоиться и расслабиться. Захотелось занять себя чем-нибудь… Тут вспомнились предметы, вынесенные из подземной «лаборатории». Медальон оказался не более чем красивой безделушкой, если честно, я так до конца и не поняла, почему взяла его. А вот вещь под номером два, назначение которой оставалось неясным… вот она как раз была очень и очень любопытной. Изобретение прошлого, как-никак.

Я прошла до ванной комнаты, стараясь ступать как можно тише. Внутри валялась сумка — ее я не удосужилась разобрать после похода, не до того было. А сейчас это поможет хоть как-то отвлечься.

Прикрыв дверь, зажгла свет. Так, а теперь можно разглядеть этот «прямоугольник» как следует. С одной стороны он был матовый черный, с другой — напоминал темное непрозрачное стекло. Хм, похоже на… экран. Как те, в лаборатории — даже не думала, что они бывают такими маленькими! Вряд ли, конечно, он работает столько лет спустя. Поэтому я решила попытаться разобрать его — с неудержимым детским любопытством, чуть ли язык не высунув, принялась искать место стыка. Не найдя такого, в досаде стукнула по экрану кулаком. И он неожиданно засветился!

По окрасившейся в белый поверхности побежали ряды букв. Какие-то фрагменты текста были понятны, другие — видимо, написанные на неизвестном языке — нет… Но общий смысл все же можно было уловить.

Читая это, поглощая информацию о прошлом человечества, становилось по-настоящему жутко. Я и раньше знала, что именно люди были виноваты в катастрофе, виноваты в том, что почти все живое, хорошее и красивое на нашей планете уничтожено. Однако видеть документальные подтверждения жестокости, глупости и самонадеянности тех, кто решил поиграть в богов. Страшно и мерзко, как будто чувствуешь себя причастным к грехам предков.

…Экран замигал несколько раз и погас окончательно. Что-то подсказывало мне: он выдал все тайны, что мог, и большего от него не добиться.

Зато я знала, где можно найти недостающие ответы, фрагменты головоломки — разгадки краха цивилизации. Лаборатория. Если не побоюсь добраться до нее еще раз. В одиночку.

* * * *

Женщина, в лучшие свои времена являвшая пример леди-интеллектуалки, сейчас казалась осунувшейся и разбитой. Волосы, убранные в неопрятный пучок, халат сероватого оттенка… очки, которые она все время нервно поправляла. А нервничать было с чего.

Мир, к которому она привыкла, который она знала и, порой даже любила — проживал свои последние минуты. Ничего нельзя сделать, поздно строить картонные барьеры, беспощадная волна снесет их одним махом. Кто-то, вероятно, спасется, но она такой цели и не ставила. Времени мало, слишком мало, даже для той задачи, что перед ней поставили.

Она прошлась между белоснежных чистых столов, любовно провела рукой по темным «слепым» мониторам, по клавиатуре, что когда-то так звонко щелкала под ее быстрыми пальцами… Теперь ей предстояло уничтожить плоды многолетних трудов, по-варварски разгромить собственное детище. Сейчас цена этих достижений меньше нуля…

Тяжелый молоток — «инструмент», выданный начальством, ха-ха — неприятно оттягивал изящную руку. Боже, как все это грубо и некрасиво! Ну почему это поручили именно ей!? Впрочем, ответ она знала… Больше никто не согласился, а ей и так терять было нечего. Ни детей, ни семьи, а работа — единственный любовник. Да и мало найдется таких идейных, тех, кто верит по-настоящему. Она — из таких. И все же, сердце все равно сжимается в болезненных спазмах, стоит только представить как ее любимый кабинет, в котором дневала и ночевала, не замечая смен солнца и луны — что через несколько минут он станет всего лишь руинами.

Она неуверенно занесла «инструмент» над клавиатурой — тем, что было жалко меньше всего… Ударила, совсем слабенько, клавиши только немного подскочили. Неожиданно злость и раздражение (и страх) последних месяцев жизни потребовал выхода. Разозлившись на себя, на свою постыдную и бессмысленную слабость, женщина с поистине первобытной яростью принялась крушить все, до чего могла дотянуться. Паутина трещин пробегала по укоризненно блестящим мониторам, панель управления возмущенно замигала лампочками, когда на нее обрушился удар молотка…

Не больше чем через пять минут женщину действительно окружали только обломки бывшего храма науки. Она прикусила губу, пытаясь сдержать подступающую истерику. Да, конечно, «наверху» объяснили, зачем это нужно. Мол, программа «Destroy Eden» так и не успела завершиться — в этом месте ей хотелось злорадно рассмеяться им в лицо: их программа не сбылась, но высшие силы сами привели в исполнения ее более масштабную версию — но всю информацию о ней необходимо стереть с лица Земли. Потому что в будущем она сможет стать настоящим оружием массового уничтожения, стоит только немного изменить схему… А вот тут женщине уже хотелось плакать — ну ради Бога, о каком будущем речь!? Его нет, нет! И они сами себя его лишили!!!

А если это будущее все же будет, если кто-нибудь когда-нибудь разыщет эту лабораторию — что же он увидит!? Нет, тщеславие ученого не позволило женщине дать своим открытиям, своему труду, на который она убила значительную часть жизни, кануть в Лету! Она вытащила из сумочки свой электронный блокнот: в нем хранилась вся информация о проекте «от и до», часть записей была на английском, часть — на ее родном языке — немецком. На привычном «Deutsch» ученой все же было удобней формулировать свои мысли.

Со вздохом сожаления она аккуратно положила «блокнот» на пол, под один из столов. А, уже выходя, сорвала с шеи свое сокровище, талисман, приносящий удачу (как она сама считала), и бросила его через плечо. Теперь удача ей была ни к чему… да и медальон этот, не так прост, как кажется. Возможно, он поможет тому, кто сумеет его отыскать через… пять, пятьдесят, а может и все пятьсот лет.

Женщина прикрыла за собой дверь и приготовилась выйти навстречу заре нового мира. Ядерной заре мира без людей.

* * * *

Полеты Гонцов отменили. Как утверждал Дилан: «это только временная мера, пока мы не придумаем…» Что именно мы должны придумать так и не говорилось, видимо, никто этого конкретно и не знал. Я понимала их объяснения — и в тоже время не могла понять. В связи с последними, гм, «проблемами», мне как никогда хотелось умчаться в небеса — опасные небеса цвета стали.

В общем, от разговора с Лоа я пока трусливо убегала, точнее, не начинала его первой — вряд ли она и Гелий были в курсе того, в какие подробности меня посвятила Сильва. А мне как никогда было тяжело в одиночку справляться с этими размышлениями, хотя решиться поделиться ими с кем-то из близких я не могла.

Однако в целом это были хорошие дни. Поход в лабораторию я отложила и, чтобы не мучить себя размышлениями о загадке «ангелов», проводила больше времени с сестренкой; оказывается в последнее время мы очень отдалились друг от друга… Постепенно горе от потери двух друзей становилась глуше, терпимей. Теперь повседневные мелочи казались не такими уж рутинными, в обыденности я почти сумела найти спокойствие. Лаборатория все еще откладывалась на неопределенные сроки. И дело, честно говоря, было не только в нехватке времени.

А его действительно было мало: для Гонцов, оставшихся «без работы», неожиданно обнаружилась куча дел… Подозреваю, что это делалось для того, чтобы в наших головах не оставалось места для мыслей о вылазках, а тем более, сил для них. Лоа тоже не давали сидеть на месте, да и особых поблажек не делали. Впрочем, к удивлению, ей никакая работа не была в тягость. Правда, когда девушку захотели отправить на охоту в паре с Кайлом, я попыталась воспрепятствовать этому. Представить хрупкую Лоа, бросающейся на какую-нибудь тварь из подземелий — жутко и невозможно! На что Эрик ответил довольно жестко: «если девочка хочет жить — а самое главное, выжить — вместе с нами, она обязана научиться добывать пищу». Не найдя достойных возражений, я смогла лишь кивнуть, стиснув зубы. Эрик усмехнулся, глядя на мое недовольство, но, быстро посерьезнев, проговорил: — Тесс, ты молодец, что помогаешь Лоа — знаю, ей многое довелось пережить. Но не будешь же ты ее опекать всю жизнь!? Она не ребенок, Тереза, пойми это. Пусть учится сама отвечать за себя.

Я уже открыла рот, чтобы высказать все мысли на этот счет, но смолчала… Эрик прав. Хоть я и воспринимаю Лоа как еще одну сестренку — она сильнее, чем кажется всем окружающим, в том числе и мне. К тому же, можно быть уверенной, что Кайл в случае чего не даст ее в обиду.

Именно в тот день я все же решилась отправиться в лабораторию снова. Взять байк не представлялось возможным, да и запрет фактически распространялся только на полеты… Знаю, нечестно, да и самоуверенно к тому же. Добраться до старой церкви еще раз. Был, конечно, вариант пройти под землей. Но вряд ли мне удалось бы снова отыскать путь, по которому в тот раз в панике убегала от крыс. Оставался путь снаружи. Мне везло в последнее время, сколько раз опасность проносилась мимо, щелкая в воздухе зубами, а я отделывалась пустяковыми травмами — в худшем случае. Так что я была полна уверенности в собственной, практически, неуязвимости.

И действительно, добралась до лаборатории без всяких проблем и приключений. Настораживающая тишина, стоявшая на поверхности, все же напрягала. Ни Технобогов, ни их жутковатых творений — да и Гонцов тоже — не было видно. Только несмолкающий свист ветра, гуляющего меж руин, поднимающего облака песка. Кажется, сегодня он дул сильнее, чем обычно, лишь усиливая это пустынное безмолвие. Мне приходилось отгонять от себя мысли о «затишье перед бурей».

…Теперь разрушенная лаборатория казалась еще интересней: ведь я почти раскрыла ее тайну. Время текло незаметно, а я продолжала копаться в разорванных проводах и искореженных схемах. И вскоре (а может и не слишком) стало ясно, что разрушения по большей части носят внешний характер — похоже, кому-то хотелось лишь создать иллюзию сломанной техники. Но ради чего?.. Информация, почерпнутая с маленького экрана, не давала ответа на этот вопрос. Зато, она объясняла многое другое.

«Destroy Eden» — «разрушить Эдем», вовсе не красивая аллегория для некой военной программы. Собственно, военной она и не являлась…

Город, на руинах которого мы сейчас жили, когда-то носил гордое название Эден-сити. Великий научный центр, в котором исследования техники, кибернетики и прочего возносились на недостижимую высоту. И кто же был против? Церковь, вернее те, кто стоял за ней. Я не могла до конца понять причины этого — власть, вероятней всего, власть над людскими умами… Религиозные деятели решили бороться с «творениями диавольскими» подобными же методами; полвека разрабатывалась программа, которая была призвана уничтожить все технологии, не уничтожая сам город… И тогда, во мраке, должен был восторжествовать огонь веры. Но события в мире внесли свои коррективы в эти планы: как говорили записи на экране, «Эдем действительно будет разрушен… И даже больше — весь мир». Кто-то, видимо, заранее знал о грядущей катастрофе — благодаря наследству этих людей жалкой части человечества удалось выжить… Но я не уставала удивляться жестокой изобретательности своих соплеменников. Они сами подвели себя к черте, сами разрушили то, что создавали тысячелетиями!

…Я будто очнулась от транса, среди обломков стекла, пластика, с разбросанными вокруг инструментами. Нужно было уходить отсюда, меня наверняка уже потеряли в коммуне.

Ноги не слушались, в горле пересохло — все указывало на то, что я просидела в лаборатории не один час. И все же я понимала, что вернусь сюда.

* * * *

— Ну привет, — усмехнулась блондинка. Кровь с ее волос и одежды так и не была смыта.

Гелий молчал, не зная, что сказать в ответ. Сильва хмурилась еще сильнее обычного.

— Что же вы, не поздороваетесь со старой подругой? — хмыкнула убийца.

— Что же ты, не хочешь прикончить старых друзей? — в тон ей прошипела Сильва, — Как ты сделала с Алессандро!

Моментальное, почти неуловимое движение — и в руке блондинки оказался нож.

— Предательница ты, Микаэлла, — выплюнула Гелий, — Но ради чего, не понимаю?!

— И не поймешь! — рявкнула она, неожиданно растеряв весь свой сарказм, — Мертвые ангелы для мертвого мира, какая ирония!

— Ты не такая дура, чтобы нападать сейчас, — сказала Сильва.

Мика сделала пару шагов назад и рассмеялась: блондинка с каждой минутой казалась все более и более ненормальной. — Понимаю, расклад не в мою пользу… Тем более, что я вначале хотела разобраться с рыженькой…

— Ты не тронешь Лоа!

— Да? А кто же мне помешает? — Микаэлла вновь продемонстрировала свои ровные зубы в хищном оскале, — Поймите, идиоты, тем, кто нас сюда закинул — все равно, плевать! Они не вмешаются, как не вмешивались никогда!..

— Уходи, лучше уходи, — Гелий в бессильной злобе сжал кулаки, — В следующую встречу… я…

— Убьешь? — ехидно спросила она, — Брось, никто на вас на это не способен… Кроме, разве что… — она замолкла, так и не завершив фразы, — Простите, ангелы, вынуждена раскланяться. — И она исчезла быстрее, чем Сильва или Гелий что-то успели сделать.

— Ненавижу ее, — черноволосая женщина устало покачала головой. — Самое мерзкое в том, что она права — помощи «свыше» не будет, Гелий…

Последние слова потонули в громком металлическом скрежете, как будто сотни, нет, тысячи стальных цикад завели свою песню. А в сумрачных темно-лиловых небесах, словно не ко времени появилась заря, кровавые разводы среди синевы. Затишье кончилось, началась буря.

 

Глава 2

Страх настиг меня сразу же, стоило только выйти на поверхность, увидеть небо, озаренное алыми огнями. Услышать оглушающее стрекотание. Я подняла голову туда, откуда этот звук доносился…. И поняла, что игры — пусть жестокие и нечеловечные — кончились. Теперь началась настоящая война. Сотни небольших кораблей роем разлетались в небесах, их фары пылали огнем, как будто само небо загорелось…

Нужно было бежать. Я смутно понимала это, но тело не слушалось, я несколько раз спотыкалась, падала в серый песок, что кололся даже сквозь костюм… А надо мной кружил враг, в один миг ставший многоликим. Идти не могла, только ползти, глотая пыль, что забивалась в щель противогаза, не имея возможности даже утереть слезы.

В ста метрах обрушилась стена одного из зданий. Не просто развалилась на кирпичи — разлетелась на мелкие частицы. Ярко-алый свет на мгновение ослепил меня, а после — только еще одно облако пыли вместо камня и бетона.

То, что я чувствовала сейчас, даже не страх… Нечто неподдающееся контролю, дикое, непреодолимое. Нечто, заставлявшее меня задыхаться, сжимавшее грудную клетку в стальном захвате.

— Тесс, Тесс, о Боже, да приди же в себя! — я слышала слова, но не могла понять смысла, и еще этот жуткий металлический треск!.. Голова раскалывалась, в глазах стоял туман. Будто со дна глубокого колодца, я разглядела лицо, показавшееся знакомым.

— Тереза, перестань, слышишь! — я, словно марионетка, болталась в руках мужчины, не в силах даже сказать, не то что сделать что-то. Только сердце безумно билось в грудь изнутри, как будто ему не терпелось сбежать из этого страшного мира, от этой войны и этого кровавого неба…

— Это все не по-настоящему, пойми! — я почувствовала, как некто ладонями зажал мне уши, а потом окончательно потеряла сознание.

Очнулась уже от надрывного кашля, который сотряс все тело, почти выворачивая наизнанку. Такое чувство, что внутри меня было килограмма три песка, не меньше. Сквозь звон в ушах услышала свое имя.

— Кайл?.. — неуверенно прохрипела я, силясь что-то разглядеть сквозь пелену слез.

Крепкие руки, что обхватили мое вздрагивающее тело, оказались красноречивей слов. Через пару минут конвульсии прекратились, и я больше не кашляла, хотя в горле еще что-то скреблось.

— Я думал, что на этот раз… — голос Кайла дрогнул, а в серых глазах застыла непривычная серьезность. Продолжение фразы я требовать не стала. И так все было ясно.

— Пообещай, что больше никогда не убежишь, не предупредив! — потребовал он.

— Кайл, я…

— Пообещай!

— Я не буду давать обещаний, которые могу и не исполнить, — высвободившись из объятий, я посмотрела парню в глаза. — Идет война, Кайл. И я в ней участвую, так что глупо разбрасываться пустыми словами…

Он молчал, только поджатые губы говорили о том, что моя речь не показалась убедительной.

— Ты знаешь, что происходит там, наверху? — попыталась произнести спокойно, но предательские нотки прозвучали в голосе. Не дожидаясь ответа, сказала, как могла четко, — Там начался настоящий ад… Все, что было раньше — сущая ерунда по сравнению с нынешним положением. Я не хочу быть дурной пророчицей, но, право, не знаю, сколько дней осталось жить человечеству.

Кайл поцеловал меня, и я механически ответила на поцелуй… А вместо вкуса его губ, ощущала лишь горькую пыль.

— Если у нас так мало времени, может, нужно провести его с теми, кого любишь? — вопросительно проговорил он.

К глазам вновь подбежали слезы, на этот раз не из-за колючего песка. Я прошептала, чувствуя, как внутри что-то сжимается от боли: — Нет. Последние дни нужно провести, сражаясь за тех, кого любишь…

* * * *

Я высказала свое мнение, свое решение… Но оно в очередной раз не значило ничего. Остальные предпочли прятаться, в слепой надежде, что беда исчезнет сама собой, уйдет, не потребовав крови в качестве оплаты. Могла ли я их за это осуждать? Конечно, нет. Все мы были лишь людьми, все мы хотели жить; для многих, рано или поздно это желание становится приоритетным. Просто люди… Вот только не все.

В странных голубых (у Лоа и Гелия) и темно-синих (у Сильвы) глазах читалось то, чего не видела в уставших взорах соплеменников: решимость, в которой не было места отчаянию. А именно последнее чувство медленно, но верно заполняло наши сердца. Пока что в подземельях мы оставались в относительной безопасности. Однако каждый, вероятно, задавался вопросом: а надолго ли? Когда на поверхности не останется развалин небоскребов, способных укрыть входы в убежища, когда все они обратятся в пыль… А люди останутся в своих туннелях, будто в ловушках, что сами и вырыли. Убьют нас ли всех разом, или Технобоги возобновят охоту и примутся отлавливать по одному. Суть оставалась неизменной — выхода никто не видел, финал казался неотвратимым и ужасным.

Тем не менее, время шло — минуло уже две с лишним недели — а мы все еще были живы. Впрочем, можно ли было назвать это жизнью? Существование, пронизанное страхом и чем-то еще. Постоянным, чуть уловимым; чем-то, что мешало дышать полной грудью и спокойно спать по ночам; что слоем пыли залегло на сердцах… Глядя порой в ванне на свое мутное отражение, я почти сразу отворачивалось. Пугало даже не бледное и осунувшееся лицо, пугали потухшие и потемневшие глаза — которым так не хватало света нашего жестокого солнца и неба, отливавшего металлом. Теперь кровавая заря горела над миром круглые сутки; хотя, можно быть уверенными: как только последний человек на этой планете погибнет, и эти зарницы, став бесполезными, угаснут.

Однажды я проходила по коридору, отстранено пытаясь вспомнить, какой по счету день провожу в добровольном (почти что) заключении. Это не слишком-то выходило… Недели смутно помнились, а вот точные даты — нет. Услышав глухие голоса, доносящиеся из-за двери, я замерла. Говорили Гелий и Сильва, возможно, Лоа тоже была с ними. Нет, подслушивать я не собиралась… Вместо этого решительно потянула дверь на себя; слишком много недомолвок, слишком много тайн для меня одной. Если не узнаю все сейчас — то когда!?

Мое неожиданное появление заставило присутствующих в комнате застыть, только Сильва договорила фразу: — … продолжаться не может, — и замолкла.

— Тереза? — Гелий окинул меня настороженным взглядом, — Если ты ищешь Лоа, то ее тут нет.

— Вижу, — кивнула я, — Но я здесь не за этим.

Сильва быстро улыбнулась, похоже, она догадалась об истинной цели моего «визита». Впрочем, ее лицо быстро приняло обычное равнодушно-мрачное выражение. А вот я, напротив, не собиралась подыгрывать и делать вид, что Сильва тут не причем.

— Я хочу знать правду. Всю — от начала и до конца, — ответила я на немой вопрос на лице мужчины.

— О чем ты? — признаться, ему очень правдоподобно удалось изобразить непонимание.

Заговорила Сильва, усмехнувшись, она покачала головой: — Брось, девочка и так в курсе. Объяснись.

— У тебя язык без костей, — без особой злости заметил Гелий, на что получил абсолютно спокойный ответ: — Нет. Но Тереза имеет право знать. Возможно, большее, чем кто бы то ни было здесь.

Я насторожилась, одновременно испытывая нечто вроде обиды, оттого что разговор в комнате вроде бы и касался меня, однако никто не удосуживался обратиться ко мне напрямую.

— Пожалуйста. Осталось не так много времени, чтобы можно было все понять… — да, это прозвучало почти жалобно, но мне было уже все равно.

— Хорошо, — неожиданно согласился мужчина, — Я все расскажу тебе. Завтра.

Приготовившись возражать, я уже открыла рот. Сильва прервала меня: — Расскажет, не беспокойся. Иначе я это сделаю.

Уходила я от них в странном смятении и какой-то тревоге. Словно бы, то «завтра» могло и не настать. На самом деле, так оно и могло случиться.

* * * *

Красивая женщина. Богиня. Одна из тех убийц и захватчиков, что хотели властвовать над пустыней без людей. Известная большинству под древним именем Гера, сейчас она была готова сравнять этот жалкий город с землей, да что там — обратить весь мир в пыль!

Технобогиня не понимала, как такое возможно — как эти жалкие существа, которых она презирала, как они смогли уничтожить одну из них!? Афродита мертва… Боль сестры Гера прочувствовала почти, как свою собственную. Но кто, кто из людей способен не просто противостоять им — убить!? Или это был не человек?..

Давно забытое чувство шевельнулось в груди Технобогини. Страх. Что если она и все остальные просто заигрались? Решили прибрать к рукам чужое, наивно полагая, что хозяева давно забыли о старой изломанной игрушке. Были во вселенной силы, конфликтовать с которыми не решилась даже она — повелительница великого и могущественного народа, который давно забыл о человеческих слабостях: болезнях, смерти… чувствах.

Однако несмотря на все сомнения, колебалась Гера недолго. Пара нажатий на кнопки — и в небо взлетели стальные «цикады», чтобы уничтожить любую жизнь в этом мире.

Неважно, кто посмел посягнуть на власть Технобогов — они ответят за смерть одной из них!

* * * *

Завтра наступило, вопреки моим (и не только моим) предчувствиям. Тем не менее, выяснить правду об этих недоангелах я так и не смогла.

Гелий и Сильва исчезли. Другие, узнав об этом, уже решили мысленно похоронить еще двоих, но я подозревала, что ушли те по своей воле. Не без труда отыскав Лоа, я попыталась добиться от нее ответа. Тщетно.

— Где твои друзья? — вопрос вышел резким, почти грубым. Расшатанные нервы не давали мне вести себя мягко и вежливо. Хотя, кто-кто, а Лоа точно была виновна во всем происходящем в последнюю очередь.

Девушка затравленно посмотрела на меня и помотала головой. Что она вкладывала в этот жест, я так и не уяснила. То ли действительно не знала, то ли не могла сказать… Нормально говорить она упрямо не желала. Поняв, что дальнейшее «вытягивание» информации ни к чему не приведет, решила оставить девочку в покое.

Я брела по коридорам убежища, просто хотела двигаться, не оставаться в мучительном покое, не отдаваться во власть пугающим размышлениям… Единственное, чего мне сейчас хотелось, чтобы все закончилось как можно скорее. Это тягучее ожидание финала вымотало всех нас до предела. Все определено, но именно определенности сейчас не хватает — парадокс, верно?

— Тесс? — я обернулась, услышав свое имя.

— Привет, Адам.

Я отметила, что и без того невысокий и щуплый паренек, словно еще сильнее исхудал и осунулся.

— Плохо выглядишь, — в моих словах прозвучало беспокойство. На этот «технический гений» только махнул рукой.

— Трудные времена… Для все нас.

— Ничего, справимся, — с трудом выдавливая из себя искусственную улыбку, пообещала я.

Адам устало потер переносицу и сказал:

— Даже не знаю, Тесс… Еще двое исчезли, — наверное, он имел в виду Гелия и Сильву, — И я очень скучаю по Энн, — тут его голос дрогнул, но гонец быстро взял себя в руки и добавил, — и по Яну тоже.

Похоже, Адама и покойную «близняшку» связывало что-то большее, нежели товарищеские отношения. Крепкая дружба или любовь? Лезть в чужую душу, чтобы это выяснить, не стала. Все, что человек захочет сказать, он скажет сам. Однако, представив, что однажды настанет вечер, когда мне придется стоять у могилы Кайла или Томы… я почти начала задыхаться. Ко многому можно привыкнуть. К тому, когда теряешь близких — нет.

— Я пойду, наверное, — общаться с людьми в последнее время стало тяжело. Нечего было говорить, слова казались ненастоящими, «картонными». Живя в ожидании конца, мы перестали жить. И видеть в глазах соседа ту же безысходность, что и в твоих собственных, как будто глядишься в зеркало — больно, неправильно.

— Подожди, — Адам ухватил меня за рукав, неожиданно его взгляд загорелся, потеряв свою тусклость, — Нужно кое о чем поговорить. Не здесь. Пойдем в мастерскую… пожалуйста, — он почти умоляюще поглядел на меня.

— К-конечно, — от растерянности я немного запнулась. Адам быстро зашагал в обозначенную сторону, поспеть за ним оказалось на удивление непросто.

Зато сама мастерская успокоила меня своей привычной атмосферой: запахами смазки, металла, негромким и размеренным тиканьем разных механизмов. Давно я здесь не была… Зря. Хотя желание к какой-либо деятельности почти отсутствовало, возможно, именно она привела бы меня в порядок. Сейчас тут было несколько… неприбрано, скажем так. Заметив мое внимание, Адам несколько виновато заметил:

— Я в последнее время сижу здесь почти безвылазно. Но до уборки руки как-то не доходят, извини.

— Да ничего страшного, — поспешила я его успокоить, — Я тоже далеко не самая хозяйственная особа, — что верно, то верно. Порядком в нашей комнате занимается исключительно Тамара. Что и говорить, каждому свое.

— Так что ты хотел сказать? — Адам легко мог забыть о том, ради чего, собственно, привел меня в мастерскую. Как и все гении, он был несколько рассеян.

— Вот. — В мою ладонь упал какой-то округлый предмет.

— Что это?.. — я нахмурилась, разглядывая маленькую полусферу. С выпуклой стороны она была блестящей и гладкой, а с плоской — покрыта небольшими неровностями, бугорками.

— То, над чем я корпел последнюю неделю, — теперь становится ясно, отчего парень так ужасно выглядит. — На самом деле, вещица довольно примитивная… однако изготовить ее с нехваткой материалов и времени было нелегко… Да еще сварочный аппарат хандрил…

— Так это?.. — похоже, Адам опять мог слишком увлечься описаниями своего труда.

— Бомба, — такой простой ответ меня поразил. Я с сомнением взвесила в руке эту «малышку». Сто — сто пятьдесят грамм, не больше.

— У нее небольшой радиус ударной волны, но вещь мощная, поверь, — быстро пояснил Адам, — К тому же, их у меня много… — секундой позже на стол рядом со мной, опустилась коробка, доверху забитая миниатюрными снарядами.

— Ты была права, Тереза, с самого начала… — утомленно начал наш гений свое объяснение, — Когда твердила о том, что нельзя прятаться в этих крысиных норах, когда призывала не бросать полеты и продолжать бороться… Ты была права.

— Сама я в этом уже не так уверена, — пробормотала я, пряча глаза.

— Не отказывайся от твоих слов… — нахмурившись, попросил меня Адам.

— Я не… Хорошо.

— Немного понаблюдав за этими новыми машинными — «цикадами» — я пришел к интересным выводам… — парень принялся мерить мастерскую шагами. Признаться, это меня немного нервировало. — Они реагируют на любое движение и стреляют. Неважно, пробежит ли человек, или просто шевельнется тень — машинам все равно. Но у них имеются и свои «слепые» зоны… «Цикады» видят то, что снизу — а если подняться выше них… — он замолчал, давая мне возможность домыслить самой.

— Рассказывал об этом еще кому-то?

— Конечно, нет. Только не говори Дилану! — испуганно уставился на меня Адам.

— За кого ты меня принимаешь? — я поморщилась. Но знакомый азарт, предвкушение полета, риска, шанса сделать что-то стоящее — уже взбудоражили меня.

— Давай свои изобретения сюда… И, пожалуйста, придумай оправдание моему отсутствию.

После этих моих слов губы паренька растянулись в улыбку, а в глазах снова появился знакомый блеск.

— Я знал, к кому надо обращаться, — кивнул он.

 

Глава 3

Как же я так долго жила без этого! Полет, высота… И даже развалины подо мной — все казалось таким новым и в тоже время, до боли знакомым. Свобода! Ни с чем несравнимая, без которой можно только влачить существование, а не Жить…

Стремительно поднимаясь вверх, я почти что забыла о том, ради чего, собственно, сбежала на волю. Сейчас на поверхности оказалось на удивление тихо, но откуда-то издалека все же доносился знакомый треск кораблей-разрушителей. Разумеется, они никуда не исчезли, лишь немного переместились, видимо, выискивая неосторожных людей.

На мгновение я задумалась о том, каково будет попасть под удар одного из алых лучей? Вряд ли слишком больно — в одно мгновение разлететься на молекулы… Однако от этого перспектива не казалась менее пугающей. Правда, теперь я ощущала себя гораздо уверенней, чем в прошлую встречу с «цикадами». Во-первых, было известно, чего ожидать — уже не так страшно. Во-вторых, разрушительные изобретения Адама порядком обнадеживали. Все-таки с ними я казалась самой себе не такой беспомощной перед лицом железного роя.

Но в небе итак нет места страху, слишком много адреналина гуляет в крови, слишком сильно бьет в лицо ветер… В этом огромном всепоглощающем чувстве, названия которому, вероятно, нет ни в одном из языков, просто не остается места примесям. Даже если они и появляются, то моментально исчезают, растворяясь в чистом восторге.

…Я не сразу поняла, отчего меня вдруг понесло в сторону и вниз. Удар почти выбил из сиденья байка, и только отточенные навыки помогли удержаться. А дальше, желудок сжался от инстинктивного неконтролируемого ужаса… Мотоцикл (и вместе с ним, разумеется) стремительно несся вниз, подвластный силе тяготения. Нас закручивало, словно в торнадо, и все попытки вновь взять управление в свои руки, окончились крахом. В этой кутерьме, в которой небо, земля совершенно перепутались, я каким-то образом, сумела выяснить причину своего головокружительного падения. На самом деле она оказалась под самым моим носом. Руль аэробайка оказался насквозь пробит толстым металлическим прутом, заточенным с одной стороны.

«Все, не летать больше этому красавцу… да и мне, похоже, тоже», — с тоской успела подумать я, перед тем, как жуткий удар выбил из легких весь воздух, лишив возможности мыслить…

Боль… Боль стремительным взрывом пронеслась по всему телу, не забыв ни одной его косточки, ни одной мышцы. Нервы буквально разрывались, в глазах стояла темно-серая пелена, а я сама только и могла, что с хрипом пытаться втянуть в себя такой желанный… воздух.

Хотелось потерять сознание, заснуть, умереть, в конце концов! Хотелось, чтобы хоть что-нибудь — что угодно! — дало мне уйти от этой муки, которая даже кричать не давала… Но разум, напротив, становился все яснее и яснее. Все чувства боль обострила до предела… До предела, который мог вынести простой человек. Так почему я все еще жива?..

Я увидела лица людей, склонившихся надо мной. Незнакомые… Со странным равнодушием отметила блеск, ножей, зажатых в их руках, жестокие усмешки и переглядывания между собой.

— Я Гонец… — пробулькала, давясь собственной кровью. Надежда еще царапалась где-то в глубине сердца… Хотя, в моем случае, умереть от простого удара лезвием — не худший вариант. Быстрее… не так… больно. Вновь я начала куда-то проваливаться, вновь падала, но на этот раз мне не дали этого сделать. Грубо потрясли за плечи, заставляя гореть заживо… Я кричала, кричала, потому что больше не могла терпеть это молча… Точнее, мне казалось, что я ору во весь голос: на самом деле только беззвучно открывала рот.

— Не теряй сознание, слышишь! — и опять меня нещадно затрясли, не давая провалиться в такое сладкое беспамятство, без боли… без…

Каким-то чудом я балансировала на тонкой-тонкой грани. То почти проваливаясь в ту бездну, из которой уже вряд ли выбралась бы… То на волнах агонии поднимаясь над ней.

Что-то острое и холодное вонзилось в левую руку… Странно, что я еще могла ощущать такие мелочи. Оглушающее громко заколотилось сердце. Мне показалось, что бьется оно на пределе возможностей, из последних своих силенок…

— Не спи! — окрик был сопровожден хлестким ударом по лицу… привкус металла на языке стал еще сильнее. С трудом сфокусировав зрение, я посмотрела на того человека, что отвесил мне пощечину… За его спиной стояло еще несколько людей, но их разглядеть не получалось… Как будто вокруг собрались безликие призраки. Я сквозь слезы глядела на их расплывчатые фигуры. «Почему вы меня так мучаете!?» — вот что хотелось прокричать… Но я не могла сделать даже этого.

* * * *

— Так чего же ты хочешь? — голос Технобога казался неживым, будто запись на пленке.

— Сотрудничества, — Микаэлла лукаво улыбнулась, скользя взглядом по мускулистой фигуре пришельца, облаченного в гибкую броню.

В жутковатых нечеловеческих глазах Ареса мелькнуло любопытство, быстро сменившееся презрением. Не моргая, он долго смотрел на Мику — та с достоинством выдержала этот «поединок».

— И что же ты, человек, можешь предложить Нам? «Крыс» и предателей хватает и так.

— Думаю, стоит начать с того, что я не человек, — блондинка замолчала, ожидая, какая реакция последует за этими словами. В лице Технобога не дрогнул ни один мускул, похоже, он не слишком-то поверил ей.

— Я могу это доказать, — в зрачках Микаэллы заплясали огоньки, не предвещающие ничего хорошего, — Поединком.

— Что? — губы Ареса тронул намек на усмешку, — Я не буду драться с тобой, смертная.

— Мне все равно, кто из вас будет моим противником, — девушка гордо вскинула голову, — В любом случае, я не проиграю.

— Посмотрите-ка на эту самоуверенную выскочку… — к ним приблизилась еще одна представительница инопланетной расы. Ее длинные темные волосы отливали пурпуром, фиолетовый костюм подчеркивал плавные изгибы фигуры — несколько веков назад любая женщина отдала бы душу, чтобы обзавестись хотя бы подобием таких форм. — Отлично! Давненько я не развлекалась, — Технобогиня оскалила зубы с клыками, которые оказались немного заостренней человеческих.

— Геката… Не стоит, — предупреждающе покачал головой Арес.

— Не указывай, что мне делать, — холодно бросила та и обратилась к Мике, — Раз ты такая смелая, можешь выбрать оружие. На чем будем сражаться, девочка?

На презрительное обращение «девочка» Микаэлла ответила взглядом, полным нескрываемого превосходства. — Меня не волнует, что выберешь ты. У меня есть это, — блондинка продемонстрировала свой нож.

Лицо Гекаты выражало уже откровенную насмешку, но вслух она ее не высказала.

— Твой выбор, — только и произнесла она, — Арес, принеси тэйл.

Тот почти удивленно поглядел на нее.

— А ты жестока, сестра… — задумчиво выдал он, — А ты — безмерно самонадеянна. Я бы сказал, глупа, — это уже адресовывалось Мике. Блондинка лишь улыбнулась, не разжимая губ. Когда противник тебя недооценивает — это уже неплохое преимущество.

Падшая и Технобогиня мерили друг друга вызывающими взглядами. Через несколько минут вернулся Арес и протянул Гекате выбранное оружие. Тэйлом оказалась плеть из тонкого металла, разветвляющаяся на семь «хвостов». На конце каждого поблескивали тонкие шипы, по поверхности изредка пробегали искры электричества. Вряд ли бы человек, даже очень сноровистый, сумел управиться с тэйлом, не искалечив себя. Но среди собравшихся и так не было ни одного человека. Микаэлла немного напряглась, разглядывая оружие соперницы. Впрочем, она все равно не слишком беспокоилась, уверенная в собственной непременной победе. Пусть и не самой легкой — это Мика осознавала прекрасно…

Бой начался сразу же, без сигналов, предупреждений и предварительного обговаривания правил. Последних не было вовсе.

Геката не стала уступать право первого удара противнице. Ее семихвостая плеть ударилась рядом с ногами Микаэллы, но та успела отскочить в последнюю долю мгновения. Там, куда пришлись шипы, песок застыл крупными стеклянными «каплями». Страшно представить, что случилось бы с кожей, угоди они по ней.

Вскоре сражение продемонстрировало одно, но довольно существенное преимущество Технобогини. Она могла атаковать, не приближаясь к Микаэлле — длина тэйла легко позволяла это. Но блондинка, похоже, не спешила нападать. Она лишь ловко ускользала из-под смертельных ударов, и плеть в последнюю секунду била в пустоту. Правда, даже это порядком удивило Гекату. Не каждому из ее собратьев удавалось избежать тэйла; порой пришельцы устраивали нечто вроде спаррингов друг с другом… Жестокие то были зрелища, но по-своему прекрасные и завораживающие. Впрочем, эта битва, казалось, выглядела не хуже.

Спустя какое-то время Мика почти совершила ошибку — так решила ее противница. Один из «хвостов» плети рванулся к правой руке блондинке, готовясь вонзится в податливую плоть. Но одно едва уловимое движение, блеск лезвия — и эта часть плети, отрубленная, падает на песок, корчась, словно умирающая змея. Геката негромко вскрикнула — как будто от случившегося она испытала физическую боль.

Теперь напор с обеих сторон усилился, атаки сделались еще яростней, еще беспощадней. Шипу плети все же удалось задеть Микаэллу — но метал лишь скользнул по ее щеке, оставив за собой токую алую полоску. Падшая только поморщилась, рукавом утерев выступившую кровь. Удар тока на нее и вовсе не оказал видимого воздействия. Пугающий танец продолжался и, пока что ни одна из противниц не могла одержать верх. Геката продолжала наступать, Микаэлла — с невероятным проворством уходить от ударов. Это могло продолжаться бесконечно, но завершилось в пару секунд.

Мика на мгновение присела на корточки и, подражая дикой кошке, прыгнула на Технобогиню, бросая ту на землю. Тэйл плотно обвил тело падшей, жадно впиваясь в нее, однако блондинка лишь стиснула зубы и, глядя противнице в глаза, нанесла удар. Лезвие ножа вошло в «непробиваемую» бронь и сломалось у рукояти. Однако Микаэлла метко угодила в самое сердце. Глаза Технобогини закатились, из горла вырвался скрежещущий хрип, напомнивший лязганье металла. Сразу же опали, став безжизненными, «хвосты» плети.

Ноги падшей нещадно дрожали, но она все же сумела встать с тела Гекаты. Сама же Мика выглядела просто ужасно — не просто окровавленная, практически превратившаяся в иссеченное мясо, кое-где раны достигали кости. И все же, она победила…

— Теперь веришь? — с победоносной ухмылкой Микаэелла глядела на Ареса. В глазах Технобога, наверное, впервые в жизни застыл шок.

— Так кто же ты? — спросил он, совладав со своими чувствами и сумев отвести взгляд от безжизненной соплеменницы.

— Я? Лишь орудие в божьих руках… — последовал ответ.

* * * *

— Кто ты?.. — до предела расширенны зрачки, дрожащий голос, жалкая поза — человек стоял на коленях. Все это вызывало у нее лишь отвращение. Хотелось азарта, адреналина и опьяняющего восторга первого убийства. Вместо этого — холодный расчет и слава киллера, не знающего промаха.

— Орудие в руках божьих, — стандартный ответ, почти набивший оскомину. Когда-то — в совсем другой жизни — ей часто говорили, что она похожа на ангела. Белокурая с большими широко распахнутыми глазами. Сейчас эти глаза, чуть прищурены, в них нет абсолютно никаких чувств. Цвет не разобрать, в радужке словно все время гуляют то блики, то тени, создавая новый причудливые оттенки.

— И сколько Бог сейчас платит наемницам!?

Между темных бровей залегла складка. Жертв, которые начинали наглеть перед смертью, она не любила почти так же, как и жалких, вымаливающих о пощаде. Хотя, на самом деле, почти каждый проходил все эти стадии и еще несколько. Но ее любые их чувства давно не трогали. Когда-то слезные мольбы царапали сердце. Потом — приводил в восторг ужас перед ней, как олицетворением самой Смерти. Теперь все равно. Только шелест банкнот, которые отсчитывал заказчик, еще играли какую-то роль… Не слишком значительную. Накоплений на счетах лучших банков мира хватило бы прожить не одну безбедную жизнь. Остальное — по большей части, просто привычка. Да и не умела она ничего другого, кроме как убивать за деньги.

— Достаточно, чтобы я, не задумываясь, сделала вот это, — пистолет в руке не дрогнул, и палец уже давил на курок. Но выстрел раздался раньше, чем должен был. В следующую секунду грянул и второй. Мимо. Первый раз в жизни она промахнулась. И последний.

Наемница пошатнулась, с непередаваемым изумлением глядя на пятно, расплывающееся на груди. В нос ударил запах собственной крови…

— Не двигайтесь! Положите оружие на землю! — крики людей в форме доносились до наемницы полусмутно, вернее, она слышала только невнятный шум, словно включила радио с сильными помехами. Медленно оседая на землю, она так и не выпустила пистолета, продолжая судорожно сжимать его в руке.

…Где-то четверть часа спустя окровавленное тело женщины было завернуто в черный полиэтиленовый мешок. Молодой полицейский, стоявший рядом, выглядел ошарашенным.

— Я ведь целился в руку, хотел выбить пистолет… — пытался объяснить он напарнику, — Ума не приложу, как умудрился промахнуться…

— Успокойся, — коллега положил ему руку на плечо, — На счету этой барышни больше сотни жизней. Так что…

А немного в стороне проходила другая беседа, оставшаяся неуслышанной и незамеченной ни для кого из людей.

— Ты так уверен, что именно она нужна нам? — темноглазый мужчина с сомнением хмурился, глядя на своего голубоглазого друга.

— Да. А ты сомневаешься? — второй чуть улыбнулся, как будто вспомнив что-то забавное.

— Ну, принято считать, что убийцам небеса не светят…

— Бог милостив… — улыбка стала шире.

— Когда ему это удобно… — пробормотал первый и покачал головой, — Мне кажется, она доставит еще массу неприятностей.

— Возможно, — второй не стал спорить, — Но с той задачей никто не справится лучше. Знаешь ли, роль Иуды всегда самая сложная.

Темноглазый сдержанно кивнул и направился к носилкам, где лежала мертвая наемница. Разорвав полиэтилен в районе ее лица, он провел рукой по холодному лбу. Никто не обращал на это внимания, словно и не происходило ничего. Кроме второго мужчины.

И следующее происшествия так же осталось незамеченным. Глаза киллера широко распахнулись, она настороженно уставилась на того, кто склонился над ней.

— Что здесь?.. — вопрос так и не был задан до конца, но ответ на него последовал незамедлительно.

— Добро пожаловать в рай, — с печальной улыбкой произнес темноглазый мужчина, протягивая наемнице руку и помогая подняться.

 

Глава 4

Совершенно не помню, как и когда я все же ушла в беспамятство. Не слишком быстро, видимо, потому как боль не забыла — она длилась очень долго… Или из-за нее у меня совершено сбилось ощущение времени.

А потом… Как знать, может, и умерла на какое-то время. Даже во сне, даже без сознания человек все равно ощущает себя. Я же просто провалилась в небытие. Ни света, на который, кажется, положено идти. Ни тьмы, из которой можно выйти. Тогда я впервые узнала, что значит слово «ничего».

Но, что бы со мной ни происходило, сейчас я жива. Хотелось бы добавить «… и здорова», однако на такую огромную ложь язык не повернется. Так, целые кости… Вот, чтобы отыскать их в моем теле, придется очень и очень постараться. К счастью, боль стала чуть терпимей, не разрывающей мозг, скорее, ноющей.

— Выпей, — ну вот, стоило только глаза раскрыть, как сразу же что-то суют под нос, точнее, в рот. Рефлекторно сделав несколько глотков, я не сразу ощутила, как начало жечь горло. Закашлявшись, отпихнула от себя стакан с мутноватой жидкостью.

— Господи, ну и гадость!.. — просипела я, когда онемение немного спало с языка.

— Не нравится? — с усмешкой спросил мужчина с окладистой рыжей бородой, — Кое-что из старых запасов… Меня зовут Ульрих, — представился он, — Извините, леди, руку для пожатия не протягиваю.

Да, вряд ли бы я сумела приподнять свою над кроватью.

— Тесс, — проговорила с трудом свое имя. Нет, все же, что за мерзостью меня напоили!?

— И Гонец свободного неба… — задумчиво добавил Ульрих.

С моей стороны в ответ последовал лишь слабый и настороженный кивок. Было не слишком ясно, к чему клонит этот мужчина, с грубоватой и немного пугающей внешностью.

— Вас мало, — и вновь в его голосе прозвучали странные интонации. Не вопрос, не размышление. Просто озвучивание общеизвестного факта.

— А если еще отстреливать оставшихся!.. — не выдержала я, забыв о боли в горле. Правда, этот всплеск эмоций обошелся мне еще одним приступом кашля…

— Ни я сам, ни мои люди не стреляли в тебя, девочка, — заявил Ульрих, когда я немного успокоилась, — Не волнуйся, тот, кто это сделал, получил по заслугам.

Глядя на него, не оставалось ни малейших сомнений в том, какой оказалась участь горе-стрелка. Уж не знаю, что мужчина прочел на моем лице, но дальше он произнес, несколько поспешно:

— Мы помогаем людям.

Я скептически поглядела на него. После вышесказанного, в это верилось с трудом.

— Людям, а не отребью, что хуже крыс! Даже в наше время есть границы, переступать через которые нельзя… Вы, гонцы, пытаетесь сделать этот чертов мир капельку лучше. И если некоторые не в состоянии понять такую простую истину — это их проблемы.

— Спасибо… — отчего-то особой уверенности в моем голосе не прозвучало, — А кто вы и «ваши люди» в таком случае? — поинтересовалась я.

— Медики.

Признаться, я ожидала многого, но не такого ответа. Про медиков была наслышана… хоть никогда не встречалась лично. Сказать о них можно многое. Если обойтись парой общих фраз — медики, как и гонцы, помогали людям, как уже говорил Ульрих. Такие как я занимались тем, что просто разбирались с неприятностями, которые очень часто возникали в полуразрушенном городе. Медики же… да, лечили. Любопытно, что они не только использовали запасы старых лекарств (которые часто не действовали или действовали не так, как нужно), но и изобретали свои. Эти люди делали все, что могли, даже больше… Но не всегда успевали. Как было в случае с моей матерью и сестрами. Мы постарались связаться с медиками, но те прибыли уже слишком поздно… Разумеется, я никого не виню, это глупо. Следует понять, что простых человеческих сил порой бывает недостаточно.

— Ладно, раз ты пришла в себя, пора заняться лечением, — произнес Ульрих, видя: я не знаю, что ему сказать.

— Разве вы уже не сделали этого? — такой вывод можно было сделать как минимум потому, что чувствовала я себя куда лучше, чем должна была.

Медик невесело рассмеялся.

— Девочка, накачать обезболивающим и наложить повязки — еще не лечение. Предупреждаю сразу, придется тебе нелегко… Вообще, ты, видимо, либо очень живучая, либо везучая — а, вероятно, и то, и другое вместе.

— Может быть. Скажите, я могу как-то связаться со своими близкими?

Ульрих нахмурился.

— Даже не знаю… Твоя рация, как и байк, вряд ли подлежит восстановлению. А мы, так сложилось, пока лишены возможности связи.

— Почему?

Тот покачал головой, как будто пытался донести самые очевидные вещи.

— Слишком глубоко под землю ушли. Туда, где проклятые пришельцы не достанут.

Тут я, вспомнив кое-что, попыталась подскочить с постели, но этого сделать так и не получилось. Отчасти из-за боли, что сразу дала о себе знать; отчасти — из-за тугих повязок, которыми я была обмотана.

— Тихо-тихо, — тяжелая рука Ульриха на моем плече заставила лечь обратно, — Что скачешь, как оглашенная?

— Среди моих вещей должен был быть небольшой ящичек, в нем — округлые предметы, вы их находили? — затараторила я.

— А! Камушки такие? — рассмеялся Ульрих, — Да, нашли. Каким-то чудом они не разбились при падении.

«Если бы они разбились — вы бы точно заметили», — мрачно подумала я, — «И мало бы никому не показалось…»

Мужчина пристально смотрел на меня: у него оказались глаза самого холодного оттенка голубого. Почему-то мне делалось неуютно под этим взглядом. Но, как ни странно, медик так ничего не сказал. То ли проявил чувство такта… То ли имелась некая другая причина. Сейчас я просто не могла думать об этом. Начало мутить, голова кружилась и, вдобавок, сильно клонило в сон. Но прикрыть отяжелевшие веки мне не дали…

— Тебе нельзя засыпать! — трубным голосом прокричал Ульрих. Растеряно моргая, я вопросительно смотрела на него. — А?

— Сотрясение, — очень информативно пояснил медик, — При сотрясении мозга нельзя спать, — расшифровал он, — Можешь не проснуться…

Нервно сглотнув, я пообещала себе приложить все усилия, чтобы держать глаза открытыми. Перспективы подобной гибели казалась слишком уж нелепой и обидной…

Ульрих с сомнением потеребил бороду. Наконец, после минутного раздумья, выдал: — Если ты скажешь номер своей коммуны… Или имя вашего лидера, я попытаюсь как-нибудь сообщить им, что… что с тобой.

Теперь уже настала моя очередь сомневаться. Обычно подобную информацию не разглашают… Даже разные группы гонцов, как правило, не знают друг о друге практически ничего — кроме определенных способов связи. Доверие давно стало непозволительной роскошью. И все же… Я подумала о Кайле, который смертельно переживал каждый раз, когда я улетала на очередной рейд… О Тамаре, которая может решить, что на этот раз потеряла всю семью… И о всех остальных, которые даже ничего не знали о причинах моего исчезновения. Люди были на одной чаше весов. А на другой — мои собственные подозрения, возможно, что и напрасные. Ну как-то не выглядел Ульрих человеком, который лечит других. В памяти сразу всплыло лицо Джози — порой она, конечно, бывала сурова, но вообще, эта женщина добрейшей души, что сразу и приходит в голову, когда на нее смотришь. А этот «медик» скорее выглядел, как отъявленный головорез… И он меня спас.

— Семь-два-девять-три, — озвучила я условный номер коммуны, — попытайтесь поговорить с Эриком Дьюалом.

— Отлично! — ни с того, ни с сего обрадовался Ульрих, — Не волнуйся, я приложу все усилия, чтобы успокоить твоих близких… Ирма! — заорал он во всю мощь своих легких, а я вздрогнула от неожиданности.

Дверь распахнулась и на пороге показалась женщина, обладающая каким-то неуловимым сходством с самим Ульрихом. Возможно, оно заключалось в рыжеватом отливе волос или невысокой, но крепкой и коренастой фигуре или в каком-то странно-мрачном выражении лица.

— Ирма, это Тесс — наша гостья, — спокойно представил меня медик, — Тесс, это моя дочь, она позаботится о твоих травмах, — удивительно, как не вязались эти невозмутимые интонации с недавним воплем. Создается ощущение, что второе имя этого человека — непредсказуемость.

Ирма лишь кивнула — выражение ее лица оставалось все таким же «каменным» — и подвинулась, чтобы дать пройти отцу.

— Я загляну к тебе позже, Тесс, — бросил на прощание Ульрих.

Сумев лишь слабо кивнуть в ответ, я уже чувствовала, как боль снова возвращается. Все ушибы, царапины и переломы заныли с новой силой, хотя эти ощущения все еще оставались терпимыми…

Рыжеволосая дочь Ульриха подошла ко мне, в ее руках блеснула игла шприца.

— Сейчас вколю обезболивающее, — зачем-то прокомментировала она. Я устало прикрыла глаза: пусть почувствую, но, по крайней мере, не увижу… Все дело в том, что я очень не люблю уколы, шприцы и прочее… Это не то чтобы фобия, но, определенно, некая необоснованная неприязнь. С закрытыми глазами процедуру оказалось стерпеть легче. Через несколько минут боль начала утихать.

— А ты везучая, — заметила Ирма, разматывая повязку на моей правой руке.

— Твой отец уже говорил это, — кривовато улыбнулась я.

— Ты жива. Есть несколько серьезных переломов, пара мелких, множество ушибов и царапин — но ты жива. И это невероятно, — хм, даже не ожидала от этой женщины такого длинного предложения. Мне показалось, что Ирма не из болтливых…

— Ребра целы… хорошо… — продолжила медичка, — Извини, если что не так, но мне проще работать, когда я говорю.

— Ничего страшного, — выдохнула я сквозь зубы. Интересно, дочь Ульриха сейчас добралась до одного из моих переломов? Или это всего лишь что-то из «множества ушибов и царапин»?..

Хуже всего мне пришлось, когда Ирма взялась зашивать одну из ран… Игла, да еще непрерывно втыкающаяся в тело… Я почувствовала, как волна тошноты подкатывает к горлу, и на этот раз она была вызвана не сотрясением…

Наконец, все истязания, перемежаемые отрывистым монологом медички, подошли к концу. Мне все же позволили поспать, и последним, что я услышала перед тем, как Ирма хлопнула дверью, было: — Отдыхай. Тебе нужно набраться сил, чтобы… — но продолжения фразы я уже не могла различить…

* * * *

— Так что, теперь вы мне доверяете? — вопросительно изогнула бровь Микаэлла.

Один из Технобогов прорычал:

— Как мы можем доверять тебе, тварь, после того, как ты убила нашу сестру!?

Гера положила ему руку на плечо и с силой сжала ее. Послышался треск ломающихся костей, и мужчина со слабым стоном отступил назад.

— Тебе не давали слова, Аполлон, — ледяным тоном произнесла главная среди пришельцев, — Я скорблю по двум утраченным сестрам, но, значит, такова была их судьба. Сейчас же важнее другое. Кто те враги, что вдруг объявились у нас?

— Ну наконец-то разумные речи! — снисходительно усмехнулась Падшая, — Прежде всего хочу сказать вот что… Я действительно убила одну из вас. Убила в честной схватке, на которую она вызвалась сама.

— У нас нет претензий по этому поводу, — после этих слов Геры среди остальных Технобогов поднялся тревожный шепоток, но одного взмаха ее руки хватило, чтобы все замолкли.

— Надеюсь, — Мика задумчиво кивнула, — Но я веду не к этому… Представьте, что трое, каждый из которых обладает той же силой, что и я, решили противостоять вам. Спрашиваете, кто ваши враги? Я отвечу — ангелы. Бескрылые, но не потерявшие своих сил.

Ропот вновь зазвучал с новой силой, на этот раз Технобогине не удалось так легко успокоить соплеменников.

— Тихо! — ее звучный голос прокатился эхом по космическому кораблю, где и происходил этот разговор. — Этих ангелов всего трое, почему мы должны бояться? — спросила Гера, делая ударение на слове «мы».

— Бойтесь не их… — прошептала Микаэлла, — Бойтесь сил, что стоят за ними.

— Ерунда! «Силы», о которых ты говоришь, давно забыли эту планету и этих людей! С чего им вмешиваться теперь? — вспылила Технобогиня.

— Я не знаю причин… Но знаю, что порознь, ни вам, ни мне не удастся одержать победу, — голос Микки был на удивление спокоен. Возможно, потому, что ей было нечего терять… кроме этой жизни, которая не ее даже, а так, данная взаймы.

— Хорошо, — после раздумья, проговорила Гера, — Мы принимаем твое предложение. Но запомни, что к предателям Технобоги не знают жалости!

— Запомните и вы: падшие ангелы не знают жалости вовсе, — в тон ей ответила Микаэлла.

* * * *

Пожалуй, эта была самая-самая скучная неделя в моей жизни. Постельный режим, отсутствие каких бы то ни было развлечений… Редкие посетители тоже не радовали разнообразием. Кроме Ульриха и его дочери несколько раз забегал сводный брат Ирмы — Игор. Этот веселый семилетний мальчуган с живыми темными глазами немного скрашивал мое тоскливое одиночество.

Кстати, Ульрих сообщил, что послал в мою коммуну весточку. Я решила пока ему поверить — так было спокойней, а ни доказательств, ни опровержений его слов у меня не было.

Сегодня Ирма, заходя ко мне, выглядела немного радостней и оживленней обыкновенного.

— Хорошая новость, — улыбка осветила ее грубоватое лицо, как будто немного смягчая черты, — Думаю, этим вечером ты сможешь выйти «к народу». Правда, пока с этим, — женщина продемонстрировала мне костыль.

— Здорово! — обрадовалась я. Не представляете, как семь дней лежания в постели утомили меня! К тому же, ничего не делая, сложно отвлечься от ноющего тела, и омут удручающих мыслей затягивает все глубже…

— Недели через полторы-две снова будешь бегать и скакать, — заверила меня медичка. Надеюсь, она не слишком приукрашивает ситуацию, и мое выздоровление вправду продвигается столь неплохо. Честно говоря, я безумно скучаю по родным. И очень интересно, вернулась ли в коммуну парочка блудных ангелов — Гелий и Сильва?

После того, как Ирма удалилась, пообещав вернуться ближе к вечеру, в лазарет забежал Игор.

— Привет, Тесс! — мальчишка ураганом занесся внутрь и сразу вскочил на соседнюю койку. Благо, ни сестра ни Ульрих этого не видели — а то бы ему точно влетело. Я же лишь улыбалась, глядя на озорную мордашку ребенка — вспоминала Тому, которая никогда не была такой. Напротив, сестренка всегда отличалась недетскими спокойствием и рассудительностью, противоположность мне-авантюристке. А вот Ниночка — магнит для приключений и неприятностей — отлично бы поладила с Игором.

— Привет, — я пошевелила пальцами левой руки, к счастью, минимально пострадавшей.

— Говорят, ты сегодня встанешь с постели? — почему-то в глазах парнишки заплясали бесенята, когда он говорил эти слова.

— По крайней мере, это мне пообещала твоя сестра.

— Отлично! — Игор даже подскочил на месте, — Значит, ты могла бы сходить со мной кое-куда?

Я настороженно посмотрела на него. С одной стороны, неизвестно откуда взявшийся азарт Игора немного пугал, а с другой… После того, как единственным моим развлечением были разговоры и подсчет трещин на потолке, я готова рискнуть.

— Боюсь, Ирма не одобрит этого… — сделала я неуверенно попытку отказаться, скорее, для приличия, чем потому, что действительно хотела.

— А она ушла! И вернется только через несколько часов! — мальчишка запрыгал вокруг моей кровати, отчего даже немного зарябило в глазах. — Пойдем, я покажу тебе Джефри!

— А кто такой Джефри?

— Этой мой лучший друг, — с гордостью сообщил мне Игор.

— О, ну тогда я с радостью с ним познакомлюсь, — заверила я и увидела, как просияло лицо ребенка.

— Не волнуйся, я мужчина, и всю ответственность за это решение беру на себя, — заявил Игор.

— Ладно, мужчина, помоги старушке-Терезе подняться, — со смехом попросила я. Паренек, конечно же, сразу бросился исполнять мою просьбу. После минут десяти упорной борьбы я неуверенно, опираясь на костыль, но все же стояла на своих двоих. Это было нелегко, однако я испытывала невероятное облегчение от осознания того, что снова могу ходить.

— Веди меня к своему Джефри. Только не слишком торопись, — попросила я. Игор в ответ кивнул с непривычно серьезным видом.

Мы вышли из лазарета, стараясь не шуметь — у меня, честно, получалось очень плохо. Игор уверенно двигался впереди, иногда оборачиваясь, чтобы удостовериться, что я все еще поспеваю за ним. Я не особенно старалась запоминать дорогу, полностью полагаясь на своего маленького проводника. Только почему-то создалось такое ощущение, что мальчик каждый раз выбирает самые темные и нехоженые коридоры. Возможно, мне это только казалось.

— Пришли, — Игор остановился у двери, на которой висел хорошо знакомый мне (видела не раз в туннелях) знак «Опасно! Не входить».

— Нам точно туда нужно? — я нахмурилась. Может, у этого Джефри просто оригинальное чувство юмора?..

Но на мой вопрос парнишка не ответил, только толкнул вперед дверь.

Внутри царил полумрак, разгоняемый лишь тусклыми настенными лампами. Но первым, что я почувствовала, был запах. Тяжелый, со слабыми сладковатыми нотками, но в целом — неприятный. От него меня опять замутило, что в последнее время случалось нередко.

В комнате оказалось еще несколько человек, ребята и подростки, все старше Игора.

— Познакомьтесь, это Тесс, я о ней рассказывал, — звонкий детский голос меня немного успокоил. Я приветливо улыбнулась и поздоровалась с присутствующими. Но их лица не выражали ни капли дружелюбия — только настороженность вкупе с необъяснимой неприязнью.

Один парень — навскидку, лет двенадцати, процедил.

— Ну, добро пожаловать в наш клуб, Тесс, — фразу можно было посчитать дружелюбной, если бы не тон, каким он ее произнес и взгляд, которым сопроводил. Неужели это и есть тот Джефри?

Какой-то странный неслаженный звук отвлек меня от личностей, здесь собравшихся. Негромкое шебуршание, скрежет — что-то мне это все напоминало.

— А теперь я покажу тебе Джефри, — Игор потянул меня за руку в сторону правой стены. Мои глаза уже немного привыкли к слабому освещению комнаты… А еще я вспомнила, чем здесь пахло. Кайл, когда-то давно брал меня с собой на охоту — еще в детстве. Он многое рассказывал мне, в том числе об животных. «Мускус» — вот, что это был за запах…

Я в ужасе уставилась на блестящие глаза-бусинки, подрагивающие носы, вытянутые мордочки. Вся стена состояла из клеток, в каждой из которых сидела огромная крыса, какие водятся в подземельях.

— Вот, Джефри, — Игор указывал пальчиком на одну их этих тварей, — И сегодня он будет драться! — с гордостью сообщил мальчик.

Мне стало нехорошо, когда я поняла, чем занимаются в этом «клубе»…

 

Глава 5

— Что-то мне нехорошо… — прошептала Сильва. Ее сердце колотилось быстро и неровно, взгляд темно-синих глаз метался из стороны в сторону, как будто выискивая что-то или кого-то. Так чувствует себя зверь под прицелом охотника, еще не понимая, в какой опасности находится, но шестым чувством уже ощущая ее присутствие.

Гелий тоже испытывал нечто подобное… но признавать этого не хотел. По крайней мере, пока что. Хотя, кто-кто, а он знал и понимал, что это такое. Не одну войну довелось прожить этому мужчине. В конце концов, меняются эпохи и оружие — на смену копьям и стрелам приходят мушкеты, а потом и вовсе ядерные бомбы. Но война всегда пахнет кровью, Гелий хорошо уяснил это. А еще то, что люди никогда (или практически никогда) не бьются за самих себя. Только за непонятные «высшие» задачи, чаще всего, даже неизвестно кем поставленные. В этом ангел также был солидарен со своей напарницей. Вот только их солидарность мало что меняла. К сожалению, все они столкнулись с явлением под названием «нет выбора». В таком случае остается только смириться и попытаться отыскать лучик света среди всей этой тьмы. Или — как, собственно говоря, и поступил Гелий — постараться на самом деле поверить в святость поставленных задач. Как верили инквизиторы, тысячами сжигавшие на кострах «ведьм»; как верили крестоносцы, разграблявшие и уничтожающие целые города… И пусть методы немного изменились — и не пылают уже дома за спиной «посланников господних»… Все равно останутся те, кому не отыщется место в новом, отстроенном Эдеме. Те, чьи чувства должны будут брошены в топку общего блага.

И если в твоем сердце сохранилась хоть капля милосердия, ты вольно-невольно станешь задаваться вопросом: оправдывают ли цель такие жертвы? Поверьте, в сердце ангела по имени Гелий милосердия было предостаточно — пусть даже руки его были испачканы кровью — и он прекрасно знал, что настоящие муки совести еще впереди…

Нас ждет свет, но идти к нему придется через тернии. Или по чужим головам — тут уж каждый решает для себя.

Та, которую они сейчас видели из укрытия, как раз выбрала второй путь.

Микаэлла — падшая, предательница, убийца — сейчас стояла на возвышении, облаченная в костюм, подобный нарядам Технобогов. Блондинка с хищным взором сильно напоминала ищейку перед сборищем охотников (которых пока что было невидно): ее ноздри раздувались, как будто она уже учуяла добычу, а напряженная и в то же время до странности естественная поза, говорила о готовности на эту добычу броситься.

Гелий обернулся на Сильву, яростно стиснувшую зубы, и в успокаивающем жесте прикоснулся к ее руке. Почему-то эта темноглазая женщина восприняла предательство соратницы очень остро, пусть и почти не демонстрировала этого в открытую.

— Держись, — одними губами шепнул ангел подруге. Потому что всегда такая язвительная и холодная Сильва оказалась готова кинуться на Мику и придушить ту голыми руками. Сколько бы у бескрылой не было сомнений в их миссии, сколько бы она не кричала о том, что с ними всеми лишь играют — Гелий знал точно: Сильва не предаст! И уж тем более, не убьет того, кого хоть раз назвала другом. Исключение одно единственное — Микаэлла. Впрочем, для ее смерти время еще не пришло, цель пока другая: Боги-самозванцы.

— Готов? — Сильва улыбнулась как-то озлоблено, делаясь совсем непохожей на ангела. Гелий сдержано кивнул в ответ. Не то чтобы он совершенно не сомневался в этом плане, но… Сейчас точно поздно что-то менять.

Пальцы у обоих синхронно сжались на рукоятях топорно сделанных коротких мечей. Вот так вот, у Технобогов вместе с Падшей в распоряжении самое невероятное изощренное оружие, а у них — лишь эти грубые лезвия. И, тем не менее, Сильва и Гелий надеялись на свою победу. Безумство? Или Вера с большой буквы?

Мгновением раньше, чем парочка ангелов выпрыгнули из укрытия, Микаэлла успела что-то почувствовать. Она взмыла вверх в невероятном прыжке, а через жалкую долю секунды металлическая «молния» пронеслась там, где только что билось сердце Мики. Сильва мысленно выругалась, не став тратить воздух на то, чтобы сделать это вслух.

Падшая глухо рассмеялась, видя злость на лицах бывших соратников.

— Нет, дорогие мои, я пока еще не готова биться с вами. Обещала же, что начну с рыжей… До встречи, бескрылые! Пусть вами займутся мои друзья, — на лице Микаэллы засияла победоносная улыбка… а из-за спины раскрылись крылья, отливающие желтым металлом.

Сильва почувствовала, будто у нее одним резким ударом выбили из груди весь воздух. В глазах потемнело от осознания жуткой несправедливости — как, откуда у этой лживой твари крылья!? Заслуга Технобогов, конечно же… Но… Почему? Почему снова узнать настоящий полет сможет она, предательница? Женщина застыла, не в силах шелохнуться, и лишь в синих глазах бешеной чередой проносились отражения всех этих мыслей, вместе с каким-то запоздалым страхом и непониманием: что же происходит в этом безумном мире?

Мгновение — и Микаэлла взмыла в небо, исчезая в его сером, словно задымленном, мареве. А наши ангелы одновременно вздрогнули, не услышав, а скорее почувствовав кожей уже знакомый гул «цикад».

Слепяще-алый луч вонзился в землю, проносясь в каких-то сантиметрах от лиц Бескрылых, «ныряя» в их расширенные зрачки, разлетаясь роем слепящих кругов в глазах. Оставалось одно — бежать. Потому что условно «ангельская» сущность вовсе не гарант бессмертия. А кто знает, что будет потом? Еще одна попытка, а в случае проигрыша, еще одна и еще? Или вновь райское забвение? В любом случае, Сильва и Гелий не были готовы ни к одному из этих вариантов. Так, что бегите, ангелы, бегите… Пригибаясь, где-то даже ползком — вам ведь так и «не успели» объяснить, какая она, война в этом мире? Не ждите от врага ни милости, ни благородства. Не можете убить в ответ, тогда просто… убегайте. И, быть может, противник, уверившись в вашей слабости, сам совершит роковую ошибку?..

* * * *

Я неуверенно потянула Игора за руку.

— Пожалуйста, пойдем отсюда, — не узнавая своего голоса, попросила я. Мальчик поднял на меня глаза, полные обиды, разочарования и непонимания.

— Но ведь самое интересное еще не началось! — воскликнул он.

Я нервно сглотнула: зрелище, когда одна мутировавшая тварь сожрет другую, в моем личном списке «интересного» стояла на одном из последних мест. Я и раньше не пылала пламенной любовью к грызунам, а после того, как мы с Лоа чуть не достались на ужин их стае… В общем, мне категорически не нравилось это место, не нравилось то, чем здесь занимались. Да и люди, которым доставляет удовольствие подобное, доверия не вызывали.

— Все ясно, Игор, — подросток, который первым поприветствовал меня и, похоже, был тут своеобразным заводилой, насмешливо усмехнулся, — Посмотрите на нее — какой их этой девчонки Гонец, раз она при виде безобидных зверушек дрожит!

Мои щеки запылали от обиды — чтоб какой-то юнец обвинял меня в малодушии! Посмотрела бы я на то, что стало с его бравадой, окажись он один на один с парой сотен «безобидны зверушек», если они не будут сидеть за решетками клеток.

— Неправда, она Гонец, Денв! — почти прокричал Игор. Ну, хоть кто-то в меня верит — и это радует.

Меня все еще мутило от ожидания не самого приятного зрелища в моей жизни, однако я уже все для себя решила. Как ни стыдно признаваться, меня просто и по-детски взяли «на слабо».

— Глядеть, как звери друг другу глотки перегрызут — много храбрости не надо, — процедила я, мысленно добавив «… и ума тоже».

Этот Денв, кажется, собирался уже что-то сказать, но прежде, чем он успел это сделать, подземную тишину прорезал тяжелый топот шагов. Я увидела, как мгновенно побледнели и вытянулись лица у всех присутствующих.

— Ой-ой, — пролепетал Игор. А потом схватил меня за руку и после короткого и информативного «Бежим», потянул за собой в неприметную дверцу в правом углу комнаты. Резкие движения сразу же отдались болью во всем теле, я почти могла слышать, как скрипят от сдерживаемого крика мои зубы. К моему огромному счастью, бежали мы недолго: мальчишка буквально на следующем повороте затянул меня в дверцу, за которой оказалось крошечное помещение, то ли крупный шкаф, то ли какая-то подсобка.

— Так что происходит-то? — прошипела я после того, как немного отдышалась.

В темноте лица Игора разглядеть не удавалось, но судя по интонациям, он чувствовал себя виноватым.

— Ничего хорошего, — он вздохнул, — Взрослые не одобряют крысиные бои — считают, что они опасны.

— Да что ты говоришь, — усмехнулась я, — Скажи еще, что для этого нет никакого повода.

Мальчишка обижено засопел и, наконец, изрек: — Год назад одна из крыс вырвалась с арены и укусила кое-кого… Он умер — заражение крови, — он помолчал немного. — Потом говорили, что это случилось потому, что он до последнего скрывал укус, не хотел подставлять Клуб…

Я до боли сжала пальцы левой руки, прошептав только: — Он был твоим другом?..

— Да.

От слабого детского голоса у меня на сердце легла какая-то тяжесть. Слова нравоучений сразу же испарились из головы, они просто были неуместны сейчас. Вероятно, у поступка мальчика есть свои мотивы, которые мне не понять.

— Это была случайность и… Думаю, Ник бы не хотел, чтобы Клуб бросили. Я пришел туда уже после того, как… — перед моим внутренним взором возникло бледное веснушчатое лицо Игора, прикусившего губу, чтобы не плакать передо мной.

Я неуверенно заговорила:

— Послушай, я не могу указывать тебе, я просто выскажу свое мнение. Твой друг, Ник — где бы он ни был сейчас — хочет, чтобы ты был жив и здоров, и это должно быть для него важнее любых игр.

— Может, ты и права, — сказал Игор, но мне показалось, что я так и не сумела его убедить. Огромное невысказанное «но» повисло в конце его фразы. Я устало прислонилась к стене, понимая, что у меня уже не осталось сил на споры. А ведь нам еще предстоит утомительная дорога назад…

— Ты в порядке? — мальчик осторожно прикоснулся к моей ладони, все еще судорожно сжатой в кулак. Его прикосновение показалось мне обжигающим, а может, моя кожа была слишком холодной. Я кивнула в ответ на обеспокоенный вопрос, но, поняв, что в темноте этого не видно, выдавила из себя короткое «да». Похоже, врать о своем истинном самочувствии скоро войдет у меня в привычку. Не сразу, но все же я поняла, что на этот раз мне плохо вовсе не по физическим причинам — не могу толком объяснить, меня мутило от непонятного волнения, а в сердце шевелилось нехорошее предчувствие… Что это — неожиданный всплеск интуиции? Или таким странным образом дает о себе знать сотрясение? Я не знала ничего, кроме того, что мне сейчас очень скверно.

Время превратилось в тугую резину, а некто все растягивал и растягивал ее до предела: скоро резина лопнет и…

Пронзительный звон разорвал тишину, я приложила ладони к ушам, чтобы хоть немного его заглушить. Через пару минут все затихло.

— И что это было? — с ужасом спросила я, ожидая какую-то жуткую катастрофу…

Готова поклясться, что Игор после этого вопроса улыбнулся, еле сдерживая смех.

— Сигнал к ужину.

— Чего!? Да таким звуком к ужину и всех мертвых поднять можно! И почему я не слышала эту сирену, когда болела?

— В лазарете звукоизоляция хорошая.

Вот чертовы медики, все у них не как у людей.

— Пойдем тогда, поедим уже, — устало предложила я, надеясь, что по дороге не свалюсь в обморок. А судя по ощущениям, вероятность этого была высока.

— Ага, — кивнул Игор, — Я тут знаю, как путь срезать — сразу в столовую попадем.

Слова «срезать путь» из уст этого мелкого нарушителя правил насторожили, но сил спорить не было. Да и не так страшно все оказалось: миновали небольшой но невероятно запутанной лабиринт коридоров и множество дверей и, наконец, очутились перед той, за которой по словам мальчика и находилась столовая. Неожиданно оттуда послышался шум, потом крик на высокой ноте — утихший через несколько секунд и сменившийся громкими ругательствами. Встревожено оглянувшись на Игора, в ответ я получила только недоуменное движение плеч. Недолго думая, я толкнула дверь и шагнула внутрь, чтобы сразу застыть от увиденного.

Там была толпа народа, не протолкнуться, но внимание привлекали лишь двое. Невысокая девушка с очень короткими темными волосами; ее костюм местами был порван, сквозь дыры в материале виднелись царапины и синяки. Одна рука безвольно повисла сбоку (может, сломанная), и я заметила на запястье обрывок веревки, а в другой был крепко стиснут примитивный пистолет — примитивный, который почти что не дает осечек. И направлен он был на «звезду» номер два этого вечера — Ульриха. И он сам уверенно сжимал короткое ружьецо, наставив дуло — на кого бы вы думали? — ту самую девушку.

Я еще не успела сообразить, что же здесь такое происходит, как рыжебородый мужчина бросил в мою сторону быстрый взгляд и, могу поклясться, его руки немного дрогнули, как будто он хотел перевести ружье на меня. Этот момент был очень удачным для того, чтобы выстрелила девушка — но она им не воспользовалась, упустив свой шанс — тоже отвлеклась на меня. Кажется, спрятавшегося за моей спиной Игора никто из этих двоих не заметил. Но Ульрих первым пришел в себя. Пришел — и спустил курок, выстрелив девушке прямо в грудь. Она вздрогнула и выронила пистолет. Что-то алое расползалось по ткани ее одежды: кажется, ни я, ни она сама не понимали, что это кровь… Я догадалась быстрее, когда к горлу подступила тошнота, а состояние шокового оцепенение сменилось непередаваемым ужасом. Я рванула было назад, под защиту темного коридора, в глупой-глупой надежде, что успею бежать…

— Стоять! — этот вскрик остановил меня, к счастью или горю сработал инстинкт самосохранения. Простая информация, которую мозг моментально сложил и заставил меня застыть: орал Ульрих, в его руках по-прежнему было ружье, и он только что у меня на глазах убил человека.

— Повернись, — последовал следующий приказ. Ничего не оставалось, кроме как подчиниться.

Я немигающим взглядом следила за дулом ружья, не решаясь поднять взгляд на лицо того, кто его держал. Почему-то мне казалось, что в глазах убийцы будет что-то жуткое, страшное — что-то, что затянет меня и уже не отпустит.

— Садись, Ирма даст тебе поесть.

Заторможено, как сломанная машина, опускаясь на стул, я взглядом отыскала Ирму. Ее лицо казалось сдержанно-спокойным, но в глазах была тревога — за меня ли? Сомневаюсь.

Во время ужина я все время находилась «под прицелом», что, разумеется, не способствовало аппетиту. Кусок в горло не лез, да и как могло быть иначе, если перед мысленным взором все еще стояло лицо девушки — уже мертвой, с остекленевшим, чуть удивленным взглядом. Ее унесли почти сразу, но так же легко убрать воспоминания из своей черепной коробки я не могла.

Делая вид, что поглощена содержимым тарелки, я то и дело косилась на людей, собравшихся вокруг. И чем дольше на них смотрела, тем сильнее крепла убежденность, что никакие они не медики.

Когда ужин закончился, Ульрих махнул рукой дочери и велел, указав на меня:

— Отведи ее обратно в лазарет и позаботься, чтобы… без эксцессов.

Ирма послушно кивнула и поспешила ко мне, внутри меня же все похолодело от того, как многозначительно прозвучали эти слова. Смысл их предельно прост и сводится к короткой фразе: «Будет сопротивляться — убей». Загадка, почему этого не сделали до сих пор, не думаю, что дело в законах гостеприимства…

Пока меня вели обратно к больничной койке, я все пыталась понять, во что угодила на этот раз. Ясно одно: ни во что хорошее.

* * * *

Оружие оставалось только у Гелия, Сильва свое поднять не сумела. Сейчас они могли сосредоточиться только на уклонении от кровавых лучей, которыми старались уничтожить их «цикады». Казалось, шансы выжить с каждой секундой становились все ближе к нулю, но…

— Видишь этот корабль? — задыхаясь, спросила Сильва, указывая пальцем куда-то в небо.

— Вижу, причем не один, — мужчина даже сумел выдавить из себя усмешку. Смертоносный огонь только что превратил еще один кусок стены в пыль, осыпав ею обоих ангелов. Они не могли рассчитывать даже на коротенькую передышку — любое укрытие сразу же оказывалось уничтоженным и, только чудом или Божьей милостью, самих людей пока эта участь миновала.

Сильва покачала головой и, сплюнув попавшее в рот бетонное крошево, прохрипела: — Приглядись! Чуть больше остальных, вертится в середине, и на боку знак… — она невероятно быстрым движением начертила его в воздухе — однако друг все понял. Не забывая быстрее передвигать ноги, он устремил глаза к небу и острый взгляд ангела разглядел то, о чем говорила его синеглазая спутница. Действительно, одна цикада была совсем немного крупнее других, а ее металлическую поверхность украшал странный символ, напоминающий букву «С», перечеркнутую тремя горизонтальными чертами.

— Думаешь, Королева? — спросил Гелий, одним прыжком перемахивая через какие-то ржавые останки (сложно сказать, чем они были раньше) — в следующий миг в них вонзился красный луч.

— Я уверена! — закричала женщина. Про себя она повторяла только одну фразу «Хоть бы получилось, хоть бы…» Даже не повторяла — молилась.

Ангел без дальнейших слов понял, чего от него хотят. Он крепко сжал в ладони меч и, тот словно начал накаляться от невидимого пламени, только загораясь не алым, а ярко-голубым, давно забытым цветом чистого неба. Гелий высоко подпрыгнул и бросил меч вверх. А тот, вопреки всем законам природы, летел по прямой и с каждой долей секунды все набирал скорость.

Две пары глаз напряженно следили за его траекторией, забыв о том, что нужно убегать. Только бы угодить в цель и тогда…

И лезвие, сверкающее ультрамариновым пламенем, вонзилось в бок той «цикады», что назвали Королевой, вошло, как в мягкое масло. По металлическому корпусу пробежали искры, чтобы почти сразу объединится, превращаясь в нестоящий неудержимый огонь. Подстреленной птицей «Королева» устремилась вниз. Ровно через две минуты, за ней последовал и весь рой.

Ангелы еле успели укрыться в узкой щели между бетонными плитами, спрятав лица, объятиях друг друга. Они ожидали почувствовать волну взрыва, но ее не было. Только через десять минут Гелий выглянул наружу, за ним и Сильва.

Пространство вокруг в радиусе, наверное, около километра оказалось усеяно покореженным металлом. Он все еще сверкал в лучах солнца, но теперь был совершенно безвреден.

Гелий повернулся к Сильве, женщина коротко кивнула, поджав губы.

Они оба понимали: выиграна одна битва, но до победы в войне еще далеко.

 

Глава 6

Знаете, умирать тоже можно по-разному. Сгореть в полете, получить удар в сердце или пулю в лоб — так или иначе, погибнуть, сражаясь. Не самый плохой вариант, возможно, в чем-то даже героический. Гонцов с самого начала приучают к тому, что каждый рейд может оказаться последним. С этой мыслью мы живем, постепенно с ней свыкаемся. Как я уже сказала, это не так уж плохо.

А вот медленно, день за днем, глядя на все тот же белоснежный потолок. Секунды перетекают в минуты, те — в часы. А часы складываются в дни никчемной жизни, утекающей куда-то вдаль — не догнать, не удержать. Умирать в тоске, когда тупой болью стучит в голове осознание собственной беспомощности… Страшнее всего медленно чахнуть в клетке.

Теперь моей единственной посетительницей стала Ирма. Приносила еду, делала уколы, от которых голова наполнялась ватой, и делалось совершенно все равно, что будет потом. Есть не хотелось, как и любое другое действие, это стало требовать слишком много усилий. Безнадежность все крепла и разрасталась, оплетая меня изнутри. Не могу сказать, в чем была причина того, что мой боевой дух оказался сломлен: в лекарствах, которыми регулярно накачивали или чем-то другом.

И все же я старалась. По крупинкам собирала в затуманенной голове воспоминания о родных, о доме. Они не могли сокрушить стены этого ужасного места, в одночасье ставшего тюремной камерой, а не лазаретом. Но они не давали окончательно затухнуть надежде, что еще теплилась в душе, сопротивляясь действию медикаментов и отчаяния.

В один из визитов моей надзирательницы (так я окрестила рыжеволосую дочь Ульриха) я уже не смогла спокойно провожать ее равнодушным взглядом. Ухватив женщину за запястье, пробормотала, ворочая непослушным языком:

— Объясни, что вам от меня нужно?

Она вздрогнула и тут же отдернула руку. Оглянулась, как будто в поисках невидимых соглядатаев и процедила только одно слово: — Вечером.

После этого Ирма стремительно исчезла, хлопнув дверью чуть громче, чем обычно. Я вновь откинулась на мягкие подушки, слегка пахнущие сыростью подземелий. Даже эта короткая попытка разговора вытянула из меня столько сил! Все еще лелея мысли о побеге, я, тем не менее, прекрасно отдавала себе отчет: в таком состоянии это невозможно. Травмы скоро заживут, но как долго мозг сможет выдерживать воздействие неизвестных препаратов?

Тут я запоздало поняла одну вещь. Сегодня Ирма ушла, не сделав мне обычного укола.

Забыла? Или… Как же страшно иногда позволить себе надежду, зная, что она в любой момент может осыпаться песком в ладонях! Осталось дождаться вечера, но в этом месте без окон и часов время может расползтись до масштабов вечности. Кажется, сойду с ума, воображая себе тиканье несуществующих стрелок, не находя себе места от беспокойства! Сейчас я бы почти с радостью окунулась в искусственное беспамятство, чтобы время шло мимо без меня, забыв обо мне. Но разум, как назло, становился оживленней и беспокойней с каждой минутой. Из-за пропущенного укола? Или его раззадорило появление крошечного шанса на спасение? Безразличие к собственной судьбе медленно издыхало во мне, сменяясь осознанием простой истины: бороться я буду до конца. С чьей-либо помощью, без нее — неважно. «Главное, не раскисай, Тесс — не из таки передряг выпутывалась», — постаралась я приободрить себя. Как ни странно, помогло.

Я все же смогла задремать естественным образом. Впервые в этих стенах меня посетило сновидение. Плохо помню, какое именно. Разрозненные знакомые лица, дом, небо — не такое, как обычно, а ярко-голубое, сияющее, вселяющее в сердце веру. Небо цвета глаз ангелов.

— Тереза, — кто-то тихонько звал меня, осторожно касаясь плеча.

— А? — я быстро заморгала, приходя в себя и обретая чувство реальности. Ирма. Она все-таки пришла. И судя по тому, каким серьезным, даже обеспокоенным выглядело некрасивое лицо женщины — правда собирается поговорить.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она в неловкой попытке посочувствовать.

Непослушными губами я попробовала изобразить улыбку: — Переломы и раны заживают, если ты об этом.

— Нет. Не об этом.

Я предпочла промолчать, думаю, все и так очевидно. Разве не ясно, что чувствует человек, оторванный от семьи, лишенный свободы и сил?

Помолчав, Ирма все же заговорила дальше:

— Как ты понимаешь, мы не медики.

Я вновь усмехнулась, на этот раз без толики притворства. Это я поняла в тот самый момент, когда Ульрих спустил курок ружья. До сих пор бледное лицо убитой им девушки живет во мне.

— И кто же вы?

Женщина неуверенно пожала плечами.

— Просто люди… которые ставят себя выше других.

— Разбойники? — попыталась угадать я.

— Можно и так сказать… Да, наверное, так оно и есть.

— Тогда зачем вам я!? — хотелось закричать, но голос прозвучал вымученно и слабо: — Почему не убьете или не отпустите?

Ирма покачала головой, будто слегка удивившись чему-то. Она молчала, не торопясь с ответом, а я судорожно вспоминала, как попала сюда. Выстрел… падение… жуткий удар… Невольно задумалась, может, все же существуют настоящие ангелы? Те, что хранят и оберегают человека и мягко указует ему нужный путь? Несмотря ни на что, я все еще жива — и кого следует поблагодарить за это? Бога, моего безымянного хранителя или тривиальное везение? Возможно все. Но те ангелы, что мне знакомы, совсем не похожи на хранителей. Они другие — бескрылые и ожесточившиеся, готовые убивать, с тоской, горящей в глазах… Лишенные всего, не боящиеся что-то потерять. Не люди, хотя, наверное, были когда-то. Это то, что я знаю или о чем догадываюсь.

Если есть они — идеальные воины — зачем нужны мы? Мы всего лишь жалкие букашки, решившие поиграть в сопротивление. От таких мыслей стало страшно. Быть Гонцом — это все, что у меня есть, смысл моего существования. Как жить, если его отнимут?..

Я настолько задумалась, что не сразу поняла: Ирма уже что-то говорит…

— …люди — такой же ценный ресурс, как и все остальные. Нас мало, и каждый раз идя на захват какой-то коммуны, мы очень рискуем оказаться в меньшинстве. Кое-кто из проигравших присоединяется к нам…

— Что!? — от возмущения стало не хватать воздуха, — Как они могут согласиться на такое? После того, как вы убиваете их близких и…

— Тем не менее, почти все соглашаются. И ты тоже сделаешь это, если не дура, — холодно заметила Ирма, — Если хочешь жить.

Что-то ледяное и жуткое защекотало сердце… Мысль, даже не мысль — лукавое искушение. «Умирать страшно, Тереза», — шепнуло оно, — «Тебе ведь еще так рано покидать этот мир. Гордость, честь — всего лишь слова…». Нет! Я замотала головой, отгоняя наваждение.

— Ни за что! — в эту фразу я вложила всю ярость, которую смогла найти в сердце.

— Тебя убьют, — напомнила мне лже-медичка, — Или будут мучить и добьются согласия. Причем, готова поспорить, Ульрих сначала попробует последнее — ты слишком талантлива, чтобы он просто позволил тебе умереть. Принципы военного времени, сама понимаешь.

— Мне все равно… — мне действительно было все равно. Если я не смогу вернуться домой, какой смысл в жизни? Как помогать тем, кто нападает на слабых? Вытравить совесть эгоистичным желанием выжить? Говорят, сейчас только так и можно делать… Но есть те, кто не согласны с этим. Гонцы свободного неба — и я одна из них. На моей спине крылья, знак того, что мы живем вопреки законом жестокого века. Мы не ангелы и не святые, мы просто стараемся хоть немного изменить этот мир…

На губах женщины заиграла улыбка — довольная? насмешливая? Это так и осталось неясным.

— Да… знавала я таких, как ты. Мало, но знавала. Люди со стальным стержнем из принципов — вы не гнетесь, только ломаетесь под очень большим давлением… И вот на тех — сломленных — смотреть очень страшно, — что-то в ее взгляде заставило поверить: это не пустые слова, Ирма знает, о чем говорит не понаслышке. — Хотя, на счастье или беду, сломать их удается редко. Обычно вы просто сгораете — ярко и быстро. — Женщина пристально посмотрела мне в глаза, — Если у тебя будет выбор, Тереза, кидайся в пламя — так будет меньше боли, поверь.

Я кивнула, так и не понимая, чего ждать от нее. Ирма оказалась странной, и мне, определенно, слишком мало о ней известно, чтобы можно было делать какие-то выводы.

— Завтра перед отбоем я приду к тебе, тогда все и решится. Ты ведь не дурочка и не ребенок — должна понимать, что меня не пожалеют, если узнают… И даже в этом случае, шансов на спасение у тебя мало…

Я почти что не верила своим ушам. Как!? Неужели она поможет мне? В глазах защипало от подступающих слез, и я с трудом смогла выдавить одно слово:

— Спасибо…

Ирма вновь улыбнулась, но как-то грустно.

— Когда у меня был шанс уйти, я им не воспользовалась. Слишком много поводов было остаться, слишком много ремней привязало меня к этому месту и этим людям. Для тебя все проще, тут нет никого, к кому ты была бы привязана…

— Игор — очень милый мальчик, — попыталась возразить, но меня прервали:

— Это не одно тоже, сама знаешь. Ты не хочешь оставаться…

Я отчаянно закивала в подтверждение.

— …думаю, причин несколько. Твои принципы, желание быть свободной, и много еще чего… Но ради близких — по-настоящему близких, а не просто вызывающих симпатию — людей разве не поступилась бы всем этим?

Прикусив до боли губу, я вспоминала… Пусть таких людей было немного, но, да — ради них можно отдать все, не терзаясь сомнениями. Тома, Кайл и… Я с удивлением поняла, что в этот маленький список удивительным образом попала Лоа. Дело было не только в чувстве ответственности за жизнь спасенной мной — но в чем еще? К тому же, разум твердил, что «рыжий ангел» вполне способна защитить себя самостоятельно. Но сердце или что-то близкое возразило: иногда защиты требует не тело, а душа. Душа, которая явно настрадалась в свое время. Теперь я немного начала понимать мотивы Ульриха… Оправдать можно любой поступок, вот только он от этого не станет ни лучше, ни хуже.

— До завтра, — попрощалась Ирма и, когда она уже отвернулась, мне почудился странный блеск ее глаз. Неужели плакала? Над чем? Или — по кому?

* * * *

— Привет, малыш, — потрепала я Игора по непослушным вихрам. Впервые за все это время пустили кого-то, кроме Ирмы. А, может, и не пускали — когда для детей что-то значили запреты?

На меня вдруг накатило какое-то почти что сверхъестественное спокойствие. Никакого мандража, что было вполне естественно и ожидаемо. Ни намека на ускоренное сердцебиение, взмокшие ладони и прочие прелести — признаки расшатанных нервов. Уже сегодня решится моя судьба. И, несмотря на весь пафос такой мысли, я не волновалась, просто не видела в этом смысла. Тут уж, как говорят, пан или пропал. Либо вновь стану свободной, либо… тоже свободной, но в другом смысле. Радовало одно: как бы все не сложилось, эти стены я вижу в последний раз.

Мальчик обаятельно улыбнулся мне, думаю, он единственный здесь, кому я симпатична просто так, без всяких на то корыстных оснований.

— Спасибо, что зашел, — было бы очень жаль уйти, не попрощавшись с ним. Хотя, даже с прощанием, на душе все равно тяжело. Ребенку явно не место среди таких людей, как Ульрих и его «семья». Пока что в Игоре не угас крошечный лучик света, но что с ним станет за годы, когда единственным руководством к действию будет «убивай или будешь убитым»? Страстно хотелось верить, что мальчик станет исключением из правил, но… Слишком велико влияние тех мыслей, что вкладывают нам в детстве. Как ни отрицай, мы во многом копируем родителей (или тех, кто их заменил) — осознанно или нет, но копируем. Впрочем, если судить по этой схеме, у меня куда больше общего с Кайлом, чем с покойными членами семьи.

Я полулежала-полусидела на кровати, краем уха слушая незамысловатую болтовню Игора. Говорят, человек ко всему привыкает… А если бы я так и оставалась в блаженном неведенье относительно реальной сущности «медиков», смогла бы смириться с такой жизнью? Все равно ведь Ульрих нашел бы причину не отпускать меня домой. Самая страшная и волнующая часть этих размышлений — рано или поздно правду я узнала бы… Но спустя время смогла она что-нибудь изменить? Я так и не сумела прийти к однозначному выводу, кроме одного: я сама не знала, как поступлю в той или иной ситуации. Легко кричать пафосные штампованные лозунги и твердить о непоколебимости своего благородства. Но перед лицом реальной опасности, реального выбора — сколько людей действительно останутся верны принципам, а сколько просто захотят выжить любой ценой? Наш мир, наша жизнь — яркая иллюстрация того, что большинство делают выбор в свою пользу. И мне ли винить их? Вполне возможно, что я сама не сделала ничего такого только потому, что не попадала в подобную ситуацию.

— Игор… — окликнула его. Мальчик прервал свою вдохновенную речь и поднял взгляд на меня. — Да?

— Ты хорошо знаешь Ирму? Она ведь твоя сестра, верно? — любопытство все же великая сила, пожалуй, одна из главнейших движущих сил в моей жизни. Первичней были только любовь к близким и любовь к риску.

— Не родная. Но я все равно очень люблю ее… И тетю Маришу тоже.

Я уже усаживалась поудобней, намереваясь послушать историю жизни, но тут зашла сама Ирма, и Игор невольно замолк.

— Попрощайся с Терезой и иди к себе, — велели ему. Мальчик нахмурился и пробурчав «Пока, Тесс», поспешил исчезнуть.

— Прости, пожалуйста, я не должна была… — наверное, действительно не должна была потакать своему любопытству и лезть туда, куда меня не звали.

Взмах руки оборвал извинения.

— Нет, ничего… Я сама хотела тебе рассказать, просто, чтобы ты поняла… — она вздохнула, как-то резко и судорожно, как в приступе боли — кажется, даже черты лица исказились под воздействием некого чувства или ощущения. Но уже через миг Ирма вновь выглядела собранной и практически невозмутимой. Лишь слегка кривила губы, то ли от остатков той же боли, то ли в легкой насмешке. — Я ведь не всю жизнь прожила здесь. Хотя, большую ее часть. И моя мать тоже…

* * * *

Ей было одиннадцать, когда кончилось… Нет, не детство — жизнь. В спокойной ночи вдруг замигал яркий свет, раздались выстрелы. Мать — Мариша — велела спрятаться, и она послушно сидела за сомкнутыми дверцами небольшой тумбочки, куда даже ребенок ее возраста помещался, только скукожившись и поджав все конечности. Но сквозь тонкую щелочку проникали не только свет и воздух. Сквозь нее в душу девочки просачивался ужас, от которого леденело что-то внутри, так, что слезы застывали в глазах, не успевая пролиться. Чужие люди, некоторые из которых убивали направо и налево, другие — хватали все, что представляло маломальскую ценность. Кровь знакомых, соседей, растекалась по полу, подбираясь все ближе к крохотному убежищу Ирмы. Именно в эти минуты ее жизнь поделилась на «до» и «после». Если бы девочка осталась сидеть в тумбочке, что с ней случилось в таком случае? Сумела бы она выжить в одиночестве, отыскала бы коммуну, которая согласилась взять к себе чужого ребенка?.. Но всем этим «бы» просто не дали шанса.

Когда Ирма увидела, как какой-то мужчина хватает ее маму, выкручивает той руки — девочка, позабыв о собственной безопасности, не могла больше прятаться. Она не кричала, не плакала, просто наскочила маленьким ураганом на Ульриха (а именно он поймал Маришу), начала колотить его кулачками…

А потом темнота, чей-то хриплый смех, от которого голова разрывалась болью. В редкие моменты просветления сознания — запах лекарств, слепящая белизна лазарета. Физически Ирма пострадала не сильно, но в тот страшный день что-то в ней сломалось и так и не зажило окончательно. Тем не менее, им с матерью сохранили жизнь, даже обращались вполне хорошо. Все благодаря тому, что Мариша, не лишившаяся красоты и стройной фигуры даже после рождения дочери, понравилась главарю бандитов — Ульриху. По странному стечению обстоятельств она так же была рыжей, как Ирма: из-за чего впоследствии те, кто не был в курсе этой истории, принимали девочку за родную кровь Ульриха.

У женщины не оставалось другого выхода, кроме как изображать нежность и покорность, пока дочка пыталась оправиться после потрясения. И надеяться, надеяться, что в один прекрасный момент вернется на свободу. Вечерами она сидела у кровати Ирмы и шептала ей о том, какое замечательное будущее впереди, строила планы побега. От этих слов девочка постепенно приходила в себя, как и мама, начинала верить… Для всех она продолжала притворяться слабым и беспомощным ребенком, вместе с Маришей учась играть роли в этом жутком спектакле на выживание.

В один вечер они решили рискнуть всем — но риск не оправдался. Ирму и Маришу поймали, когда до свободы оставалось полшага. Теперь, разумеется, надзор над ними удвоили. О попытке номер два не могло идти и речи. Вот только Мариша была готова на все что угодно, лишь бы сбежать от такой жизни, даже дочь ее не слишком заботила… Женщина воспользовалась кратким моментом, когда ее оставили одну в лазарете (при побеге и она, и Ирма незначительно пострадали). Когда она отсыпала из пузырька таблетки себе в ладонь, нервная дрожь колотила все тело. Мариша боялась не успеть до возвращения охраны, но совсем не боялась последствий своего решения. Страстно желая свободы, она теперь видела только один способ достичь ее. Плача девочки, напуганной, не понимающей, что происходит — Ирма тогда знала лишь, что творится нечто страшное — женщина не слышала. Когда на отчаянные детские крики сбежались люди, Мариша уже валялась на холодном полу, рыжие волосы разметались вокруг бескровного лица.

Женщину спасли. Спасли тело, но что-то — душу или разум? — все же не сумели. С того дня она никого не узнавала, ни на что не реагировала, не произнесла ни слова. Порой, глядя в глаза той, что когда-то была ее матерью, Ирме казалось, что она вот-вот последует за ней — в темные коридоры призрачных измерений, где, вероятно, и блуждала сейчас Мариша. Но стоило отвести взгляд, и наваждение рассеивалось. Она видела перед собой всего лишь больную, замкнувшуюся в себе женщину.

В конце концов, мама Ирмы все же обрела свою свободу — по крайней мере, плен ее больше не тревожил. Как и ничто в этом мире.

* * * *

Ирма не плакала, когда говорила, но ее сухие покрасневшие глаза пугали больше, чем слезы.

— Знаешь, что самое страшное? — тихо спросила она. Я покачала головой — правда, не знала, что может быть хуже того, что она уже рассказала.

— Когда я прихожу к ней и вижу только тело… Души нет. Но страшнее всего понимание: если она вдруг вернется, снова станет собой, я не смогу простить. Не смогу забыть, как она бросила меня.

— Мне кажется, ты только сейчас так думаешь… Все же она — твоя мать и, если случится чудо, — я замолчала, задумавшись, и поправилась, — Если бы чудо случилось со мной — и все те, кого я когда-либо потеряла, ожили — я не смогла бы злиться, даже будь для этого повод.

Женщина вздрогнула, на ее лице мелькнул… Страх?

— Не знаю, — процедила она, — Был один человек, которого я простила — и до сих пор в глубине души ненавижу себя за это.

Я поняла, о ком она.

— Этот человек — Ульрих?

— Да. Он считает меня дочерью, даже появление Игора это не изменило… Его мать — вторая жена Ульриха — погибла, когда мальчику было всего два, умерла родами. Ребенка тоже не удалось спасти.

— Ты привязана к ним, что бы ни было в прошлом, эти люди стали для тебя семьей, — надеюсь, в моем голосе звучало понимание. Достаточно было представить себя на месте девочки, в одночасье потерявшей все — разве можно ее винить за попытку любить кого-то? Когда Ирма нуждалась в тепле и заботе, Ульрих стал для нее отцом… Какой бы ужас не вызывал во мне этот, несомненно, жестокий и аморальный человек — да, я могла понять…

— Об Игоре я старалась заботиться, как умела — он действительно хороший мальчик. Он часто заходит к Марише и тогда — странно, но это так — она будто немного приходит в себя, — ее голос дрогнул от обиды, печали и множества других чувств, оттенков которых я не сумела различить. — Почему мое присутствие не играет никакой роли, не понимаю?

Не зная, что можно сказать, я коснулась ее ладони, в попытке хоть немного утешить. Но Ирма резко убрала руку и поднялась на ноги.

— Пойдем, мы слишком долго болтали, а времени мало.

Снова темные коридоры (наверное, я скоро их люто возненавижу), в которых каждый шорох заставлял вздрагивать из опасения, что нас вот-вот поймают. Однако мой лимит злоключений, вероятно, исчерпал себя. Перед самым выходом Ирма протянула мне сверток — как оказалось, с уличным костюмом, очками и противогазом. Быстро одевшись, я перед тем, как выйти, обернулась к женщине:

— Спасибо. Просто спасибо…

Она смотрела на меня, но, мне показалось, что видит перед собой кого-то другого.

— Меня учили идти вперед, не оглядываясь на остальных и на собственное прошлое… Но недавно я все же оглянулась — и испугалась разницы между тем, какой была и какой стала. Прощай, Тереза, — она сделала движение рукой, как будто хотела махнуть ей — но так и не махнула.

— Прощай, — мы обе понимали, что это короткое слово в данной ситуации куда уместней, чем «до свидания». Если мы с Ирмой встретимся опять — для кого-то из нас, может, и для обеих, эта встреча окажется отнюдь не радостной.

…Свобода встретила ночным мраком и россыпью звезд на небосводе. Наверное, это и есть то самое — вечное и неизменное. Когда растворятся в кислоте времен последние остатки нашей цивилизации, когда умрут Технобоги (а я верю, что и они смертны), истлеют их железные гончие — миллионы звезд все так же будут гореть над нами.

Подняв голову наверх, к этим искрам так и неизведанных людьми миров, стало странно и страшно — сколько времени прошло, пока я была в плену? Я не знала, спросить так и не удосужилась… Это жуткое ощущение, словно ты один-одинешенек остался в этом мире, а все, кого ты знал — любимые и не очень, враги и близкие — уже вечность назад легли на вечный отдых в землю. Ветер кидает мне горсть колючего песка в лицо и рушит иллюзию безжизненности.

Наверное, если остаться на одном месте, песок очень скоро заметет тебя, высушит и мумифицирует внутренности. Если бы я была уверена в том, что людей больше не осталось — я позволила ему это сделать. Но я не одна, и где-то у меня еще есть дом и семья, к которым нужно вернуться.

И я иду, иду сквозь холодную, шуршащую и шепчущую ночь, надеясь отыскать родной порог…

 

Глава 7

Ветер раздувал огненно-рыжие длинные волосы, они трепещущим пламенем свечи взвивались в воздух и, казалось, пламя это вот-вот угаснет… Как угасли голубые глаза, в которых он сейчас не мог видеть отражения небес, таких знакомых — ее личных небес.

Чему удивляться: когда ангела лишают крыльев, у него не остается больше ничего…

А он в очередной раз задумался, а не слишком ли жестоки их игры? Да, у смертных всегда остается право выбора — нечто, данное свыше, что даже он с братом не в силах отнять — но всегда можно создать такие условия, при которых человек определенный выбор совершать просто не захочет… И почти с ужасом он понимал, что сам (хоть и не в одиночку) запустил маятник, который остановить не в силах. Но винить самого себя очень сложно.

— А я и не думал никогда, что ты можешь быть такой жестокой, мой ангел…

«Ангел» грустно улыбнулась уголками бледных губ. Это действительно было смешно: в этом мире ее поступки, продиктованные даже не собственными желаниями, вряд ли могли считаться жестокими.

— Молчишь?.. Теперь ты всегда молчишь, а те слова, что все же произносишь — говоришь не мне, — он неожиданно ухватил ее за тонкие запястья, а черных глазах вспыхнули отголоски пламени. — Ты ведь ничего не помнишь! Рай, черт подери, красивая иллюзия — вот как протекали эти века ДЛЯ ТЕБЯ!

Девушка предприняла слабые попытки вырваться из хватки этого мужчины, но быстро утомившись, сдалась и теперь лишь слегка отвернула от него голову.

— …а потом тебя, как и остальных, выбросили в реальный мир. Но иллюзии не ушли — они навсегда засели вот здесь, — он коснулся ее груди, — ты теперь отравлена ими.

Он замолчал, а память со свойственной ей жестокостью нарисовала перед мысленным взором то время, которое он — каким бы смешным это не казалось — полагал своим личным адом. У его вечного напарника было специфическое чувство юмора, впрочем, и ему когда-то давно казалась забавной эта идея… Они создали Ад и Рай. То, что оставалось после гибели человеческого тела — душа или некий разум, неважно — погружалось в виртуальную реальность, которую, фактически, само и создавало. Идеальная концепция: каждый получит свою мечту… или свой самый страшный кошмар. Индивидуальный для каждого и в то же время, пересекающийся с реальностями остальных. И то, что люди звали раем, на самом деле являлось всего лишь искусственным сном, которые создали два куратора этой планеты. Вот только, как объяснить это глупой девочке, мечтающей вновь обрести свои иллюзорные крылья? Как объяснить, если ради возвращения в мир своих грез она готова соблюдать самые нелепые правила затеянной игры?

Пятеро ангелов. Пятеро «избранных». Они были особенные уже потому, что находились сейчас в своих собственных телах — хотя, с момента гибели каждого прошло много столетий. В этом и заключалась самая сложная задача: сохранить не только их разумы в «Эдеме», но и физические оболочки в этом мире. Если бы вдруг сам создатель «ада» попал в свое творения, то его преследовал один-единственный кошмар: бледное лицо девушки за зеленоватой толщей жидкости, не мертвое, не живое… с приоткрытыми глазами, зрачки которых настолько сужены, что не заглянуть в них. А если все же сумеешь изощриться и увидеть, что там, за крошечной замочной скважиной — то ужаснешься той пустоте, что встретит тебя. Потому что это лишь тело, тело, окутанное сетью проводов, тело, погруженное в специальный раствор. А она сама — она настоящая — ангел виртуального рая.

Было пятеро ангелов. Один мертв. Вторая — предательница. А третья — та, что дорога ему больше, чем все остальное на свете — все же потеряла часть себя в Эдеме…

Если у ангела отобрать крылья, что останется? И хватит ли этого для того, чтобы он смог просто выжить?

Поддавшись неожиданному порыву, он обнял ее и прошептал на ухо, жадно вдыхая аромат «огненных» волос:

— Все скоро закончится. Просто делай, что должна… и помни — ты моя. И ничто этого уже не изменит.

Она ничего не ответила. Но по щекам скатилось несколько слезинок.

Она обречена.

Она принадлежит Дьяволу.

* * * *

— Пора заканчивать с этим, — голос темноглазого звучал твердо и уверенно… как ему самому казалось. Его друг усмехнулся:

— Все и так близко к завершению, ни к чему прерывать раньше времени…

— Твою игру, да? — пальцы первого несколько раз сжались и разжались в кулак. — Я не могу больше смотреть на то, что происходит, как страдают люди…

Голубоглазый оставался невозмутим: ни один мускул его безупречного лица не дрогнул. Однако сентиментальность товарища его всегда поражала и, честно говоря, немного раздражала. Тем более странным выглядело то распределение ролей, что приписали им смертные. Как говорили на Земле много лет назад: «хороший полицейский, плохой полицейский»… такие условности. На самом деле ни один из «дуэта» не являлся добром или злом, тем паче — абсолютом. Просто оба были могущественней любого из представителей человечества, а люди всегда обожествляли силу во всех ее проявлениях. И как выяснилось, простые чувства оказались не чужды даже им… Одному из них.

И если этот «один» будет слишком горячиться и натворит опрометчивых поступков — весь план покатиться… да, к нему, собственно, и покатится.

— Во-первых, это не игра, по крайней мере, не только моя. То, что мы делаем — делаем не для собственного развлечения. Мы помогаем человечеству, но, помнишь старую мудрость «хочешь накормить нищего — дай ему удочку, а не рыбу»? Так что все, по большей части, в их руках. Я не отрицаю, что наблюдать за этой «рыбалкой» довольно увлекательно, — он позволил себе усмехнуться, но увидев, как нахмурился собеседник, вновь стал невозмутим. — К тому же, умоляю, не делай вид, что тебя интересуют люди! Только, она — верно?

Темноглазый долго молчал, казалось, мыслями он был где-то далеко.

— Знаешь, я никогда не прощу себя за то, что мы сделали с этой девочкой… Мы дали ей одной слишком много силы, слишком долго травили райскими иллюзиями — мы сломали ее. И этого, даже со всем нашим могуществом, уже не исправить…

— Хочешь сказать, лучше было бросить ее умирать на костре? — вопрос прозвучал холодно и равнодушно, как будто в ответе никто не сомневался.

— Да. Для нее — это было бы лучше, — просто сказал мужчина.

* * * *

Сейчас в моей голове ясно и четко звучали слова Дилана. Он сказал их мне, когда принимал в Гонцы Свободного Неба — боже, как же давно это было! «Самое страшное в жизни Гонца, Тесс, не то, что мы можем не вернуться домой — а то, что нам может стать некуда возвращаться»…

Сейчас, замерев на границе перед страшной болью, способной уничтожить меня, пытаясь выйти из ступора, молясь, чтобы я просто ошиблась, я вспомнила эти слова.

Нет, наверное, ничего страшнее, чем вернуться — и увидеть руины того, что было когда-то домом. Обломки того места, где находился вход в наш бункер. Есть надежда, что сами катакомбы не пострадали — есть надежда, что хоть кто-то выжил. Я знала: нужно заставить себя идти дальше, к запасному люку. Да, до него далеко. Да, по пути меня будут мучить предположения и догадки. Но… Черт тебя подери, Тереза! Ты не можешь просто стоять здесь и ждать, когда Технобоги или их псы разорвут твою впавшую в ступор тушку!

Кажется, крик на себя, пусть только мысленный, немного помог мне собраться. Поправив очки, я заставила себя сделать несколько шагов, когда чей-то оклик заставил остановиться.

— Тесс! Ради бога, ты жива!

— Гелий!? — я с радостью кинулась ему на шею: увидеть кого-то знакомого после времени проведенного у «медиков» — какое счастье!

— Я знал, что ты, девочка, не пропадешь! — широко улыбнулся ангел, но тут же нахмурился, — И все же, где тебя носило?..

— Потом, — быстро мотнула я головой, — Ох, Гелий, что случилось — дом… цел? Много пострадавших?

— Три человека, — коротко сообщил он, — Остальные в порядке — их переселили в уцелевшую часть, только и всего. Я пришел сюда встречать Гонцов, тех, что были в ночном рейде… И нашел тебя.

Я тихо рассмеялась. Большинство страхов остались позади, теперь на меня нахлынула жуткая усталость…

— Гелий, пожалуйста, отведи меня домой. Я так хочу, наконец увидеть Тамару и Кайла!

Взгляд мужчины стал почему-то обеспокоенным, он прикусил губу и медленно повторил:

— Кайла…

У меня сжалось сердце от страшного предчувствия.

— Он же не… не из тех трех, что пострадали?..

— Нет-нет, — поспешно (слишком поспешно) ответил ангел.

— Все остальное неважно, — я махнула рукой, — Давай же, пойдем.

— Хорошо. Но мне нужно связаться с Сильвой — кто-то все же должен встретить Гонцов… — и он отошел, чтобы поговорить по рации. У меня же создалось странное ощущение, что Гелий всячески хочет потянуть время до моего возвращения домой. Но зачем? Какие у него на это могут быть причины?

Оборвав связь, он снова подошел ко мне.

— Садись, подождем немного, — кивнул на массивную плиту, осколком кости великана торчащую из земли, и сам тут же уселся на шершавую поверхность.

— Разве это не опасно? — удивилась, но все же опустилась рядом.

— Не-а, — с какой-то беспечностью протянул Гелий, — Пока что Технобоги озабочены проблемами посерьезней, чем окончательное истребление вашей расы.

Я недоверчиво хмыкнула: какие проблемы могут быть у этих могущественных тварей?

Взошедшее солнце начало немного припекать, даже сквозь ткань костюма. Но я почти млела от этого тепла, мечтая о том недалеком моменте, когда вновь окажусь среди родных… как обниму Тому, поцелую Кайла, и (когда-нибудь) вместе со всеми посмеюсь над этой совсем не веселой историей. Гелий упорно продолжал молчать, а я тихо улыбалась собственным мыслям, не особенно обращая внимания на него. Минут через десять показалась Сильва. Когда она приблизилась, стало хорошо видно, что лицо ее кажется мрачным и очень измученным. Я успокоила себя мыслью, что вся коммуна, вероятно, переживает сейчас не лучшие времена — да еще и эта катастрофа…

— Здравствуй, Тесс.

— Рада тебя видеть, Сильва, — и не лукавила ни капли: действительно была рада, даже этой женщине.

— Идите, я подожду, пока кто-нибудь здесь объявится.

— Спасибо, — поблагодарил ее Гелий и, взяв меня за руку, повел за собой. Правда, мне почему-то показалось, что его пальцы впились в мою кожу сильнее, чем нужно было — не настолько, чтобы сделать больно, скорее, как проявление тревоги. Нет, Тесс, не нужно: не накручивай себя без повода, велела я себе. Я была почти уверена, что случись что-то плохое, Гелий бы сказал об этом… Почти.

— Какое сегодня число? — я вспомнила, что так до сих пор и не знаю, как долго томилась взаперти под землей.

Мужчина, ненадолго задумавшись, назвал дату, и я ужаснулась:

— Два месяца… — слезы заскреблись в горле от осознания того, что целых два месяца из моей жизни просто вычеркнули.

— Главное, ты жива и вернулась, — голубые глаза излучали спокойствие, и я смогла подавить всхлип. Он прав, все могло сложиться гораздо-гораздо хуже; вспомнив Ирму, которой не куда и не к кому было идти, давно смирившуюся со своим положением, мне стало совестно. Все хорошо, как мантру повторяла я про себя…

Однако что-то внутри кричало, что это не так, вот только упрямый голос мне удавалось заглушать. И только позже я задалась вопросом: неужели я знала тогда? Но как, как можно было предугадать то, что случилось?..

* * * *

Я разглядывала груду камней и пыли, спрессовавшихся в одну сплошную толстую стену. Страшно представить: под ней вполне мог быть похоронен кто-то из знакомых или даже я сама — если бы не те злосчастные два месяца. Или — еще хуже — кто-то мог оказаться заперт по ту сторону, в тупике, постепенно задыхаясь и молясь о том, чтобы соседи по коммуне отыскали и сумели вытащить…

— Из-за чего обвал случился? — спросила я, — Да еще и в нескольких местах сразу… — впрочем, ответ я почти знала: Технобоги.

— Несколько «цикад» упали и взорвались, — коротко ответил Гелий, а мне почему-то показалось, что сказал он это малость виновато.

— Боже, так хочу всех увидеть! — воскликнула, отбросив мысли о том, что обвал мог обернуться настоящей трагедией.

— Сейчас тут почти никого нет, — мягко возразил ангел, — Лучше, давай, я отведу тебя в лазарет — думаю, это не помешает.

Но я заупрямилась:

— Не хочу в лазарет! И вообще, — я сердито прищурилась, — мне кажется почему-то, что ты меня обманываешь.

Гелий сложил руки на груди.

— Я ни словом не соврал тебе, Тереза, — отчеканил он.

— Но точно что-то не договариваешь!.. — хотела и дальше с ним спорить, но тут услышала знакомые голоса: кажется, неподалеку как раз собрались мои друзья и соседи.

Я устремилась в ту сторону, ловко увернувшись от попытки Гелия меня удержать и прибавив шагу, вылетела в соседний коридор.

Там оказалось много людей, почти все из коммуны — они замолкли, стоило только мне появиться — но я смотрела только на двоих… Что-то в груди поняло все раньше, чем разум сумел осознать; мозг еще переваривал увиденное, а между ребер уже вспыхнула острая непереносимая боль…

Кайл и Лоа стояли, прижавшись друг к другу: он рукой приобнимал ее за плечо, а она тонкими пальчиками вцепилась в его запястье. На их лицах застыли практически одинаковые выражения, содержащие в себе коктейль из эмоций: удивления, страха… и больше всего — вины. Все, наконец, сложилось в единую картину — странные недомолвки Гелия, его попытки задержать меня, и, самое главное, эти двое, так интимно обнимающиеся у меня на глазах; те, которых я причисляла к самым своим близким людям…

Я не стала закатывать сцен и кричать фразы вроде «Как вы могли!?»… Я просто развернулась и побежала прочь, надеясь не расплакаться, пока не захлопну дверь своей комнаты.

Мне вслед донесся крик Гелия:

— Тесс, постой! Тереза, да подожди же, ради бога! — я так надеялась, что эти слова закричит Кайл, я верила в это — что он постарается убедить меня в ошибке. Боже, как бы я хотела ошибаться!

Слезы жгли глаза и горячими каплями стекали по щекам, падая на губы. Я оказалась бессильна их удержать. А ведь еще совсем недавно была уверена: ничего хуже, чем попасть в плен к мародерам — и быть не может. Сейчас жалела о том, что вообще вырвалась оттуда… Лучше бы тосковала в белоснежной клетке лазарета! Потому что тогда у меня оставалась вера в то, что родные не забудут меня — эту веру никто не смог бы отнять. Но я вернулась. Чтобы получить нож в самое сердце…

Почти не раздумывая, я сменила направление. В комнате меня станут искать в первую очередь… нет, не хочу, чтобы утешали. Мне нужно лишь немного времени, прийти в себя. Да, боль никуда не исчезнет так быстро, и рваная рана на месте сердца не затянется, но я найду в себе силы притворяться… или хотя бы просто остановить поток всхлипов и завываний того странного зверя, что поселился в моей груди.

В наших катакомбах множество ответвлений и крошечных уголков, которые ни для чего не используются, в которых меня не скоро отыщут…

Свернувшись калачиком, я постаралась отключить все чувства, не думать о том, что произошло. Просто сидела, обхватив себя руками, тихо поскуливая — потому что НЕ МОГЛА не думать и не чувствовать!

Я ошиблась: мое убежище оказалось не таким уж надежным…

— Тереза, прошу, выслушай меня… — Гелий присел рядом со мной на корточки и постарался заглянуть в лицо, которое я старательно прятала в ладонях.

— Уйди…

Он осторожно прикоснулся к моему плечу, я вздрогнула и отняла руки от лица.

— Уйди! — взвизгнула я, отшатываясь от него на всю глубину ниши, где и сидела, — Ты знал — знал! — обвиняюще ткнула в него пальцем, — Знал, но ничего не сказал мне!

— Ты бы мне не поверила, — голос мужчины был спокоен, будто в противовес моей истерике, — И ты действительно считаешь, что это было бы лучше — если бы я сразу все рассказал тебе?

Его слова я пропустила мимо ушей. Зверь в груди уже не хотел рыдать и выть — ему хотелось что-нибудь разорвать, укусить кого-нибудь, вернуть хотя бы часть той боли, которой так «щедро» одарили меня сегодня. Я не могла сопротивляться этому его желанию — я и сама хотела того же.

— Я ненавижу вас, — шипела я, срываясь иногда на высокие ноты, — Все началось с того, как ВЫ появились в моей жизни! Не ангелы — демоны, присланные ломать наши жизни, да, я ведь права!? Раньше я ненавидела Технобогов, но вы в тысячу раз хуже — лживые жестокие твари!..

— Тереза, замолчи, — в его словах прозвучали угрожающие нотки.

— Если есть тот рай, откуда вы явились в мою жизнь, то я лучше отправлюсь в ад! — кричала я, — Я лучше буду вариться там в котлах вместе с грешниками — потому что больнее мне уже НЕ БУДЕТ!!!

— Заткнись, идиотка! — я почувствовала резкую боль, а на губах появился привкус крови. Мне только что отвесили пощечину. Я ошарашено замолкла, испуганно глядя на Гелия. Зрачки его глаз сейчас были такими крошечными, несмотря на полумрак вокруг, а голубая радужка словно затянулась сверкающим льдом — от холодного света в его взгляде кровь в венах сама норовила замерзнуть… Я нервно сглотнула, и через мгновение его взор снова потеплел.

— Прости, — ангел прикоснулся прохладными пальцами к моей разбитой губе, и боль сразу же стала меньше, — Я не очень хорошо умею справляться с девичьими истериками.

Я глухо рассмеялась:

— По крайней мере, с моей у тебя справиться получилось.

Внутри поселилась пустота. Ушел то воющий, то разъяренный зверь, ушла пылающая ненависть, и даже боль забралась куда-то так далеко, что ее почти не чувствовалось. Но в груди по-прежнему зияла дыра — вырванное сердце не спешило вернуться обратно.

— Послушай меня, пожалуйста, — ласково и спокойно заговорил Гелий, — Я знаю, тебе сейчас очень и очень больно, ты, наверное, ненавидишь Кайла и Лоа…

Я вздрогнула от звуков их имен, но смогла пробормотать:

— Нет… не ненавижу… Просто не понимаю, за что так со мной?..

— Они не виноваты, — покачал ангел головой, — Особенно парень.

— О чем ты говоришь?

Он тяжело вздохнул, и на миг мне показалось, что передо мной действительно ангел — печальный ангел, лишившийся своих крыльев ради… ради чего?

— Нас же действительно послали сюда… вернули тела и забросили прямо в центр боевых действий, — он криво улыбнулся, — Но победа над Технобогами — это еще далеко не все. Вы, люди, ослабли за эти века… — я пожала плечами: слабаков я в жизни встречала мало, такие у нас просто не выживают. Но… откуда мне знать, что было во времена до катастрофы? А вот Гелий как раз об этом знать может. — Мало кто из вас доживает до сорока пяти — пятидесяти, верно? И дело не только во внешних факторах. А мы — это новая кровь, и нам сказали, что… — он резко выдохнул, как будто слова давались с трудом, — Что к некоторым людям мы испытаем сильное влечение — эти люди наша пара, предназначенная свыше. И наши дети смогут спасти человечество от вырождения.

Во мне снова включился скепсис, как часто бывало, когда я чему-то очень сильно удивлялась:

— Три ангела — не маловато ли для возрождения Земли?

В голубых глазах вспыхнула боль.

— Нас было пятеро… — глухо произнес он.

— А что с другими двумя?..

— Алессандро мертв, другая — Микаэлла — и убила его… Она предала нас, и рано или поздно я либо Сильва прикончим ее, — последнюю фразу Гелий произнес ровным и обыденным тоном, как будто не об убийстве речь вел, а том, что в аэробайке двигатель хандрить стал. Еще я подумала, что даже пятеро — все равно слишком мало… Или просто нечто в планах этих высших созданий (богов ли?), которые и затеяли все это, осталось непонятым мною.

— Это не должно тебя сейчас волновать, — кажется, кое-кто рассказал мне больше, чем имел право, — Я пытаюсь объяснить другое: это не их выбор и то, что случилось — не в их власти, — мужчина слабо усмехнулся, — Необходимая жертва ради светлого будущего.

Внутри меня возмущение смешалось с каким-то истеричным желанием осмеять невозмутимого ангела, который и сам не верит в то, что говорит. Да, мне хотелось обвиняющее рассмеяться ему в лицо, сказать, что думаю об их двуличных лживых способах достижения «светлого будущего»… Наверное, я — эгоистка. Однако не сделала ничего из того, что хотела. А вновь спрятала лицо в ладонях, боясь того, что можно будет прочесть в глубине глаз, узнать по дрожащей линии губ…

— Это ведь даже не любовь, — прошептала я, — У меня нет слова, которое бы подошло… чтобы описать. Но это не любовь.

Голос ангела был настолько тверд, в нем звучала такая жестокая, запредельная и непонятная мне, человеку, мудрость, что впервые, наверное, я поняла и до конца поверила: передо мной не простое существо из плоти и крови.

— Ты права, Тереза, это не любовь. Это нечто большее. Но название у него все же есть — Судьба.

 

Глава 8

Я думала, что слез уже не осталось — или, что смогу больше не плакать… Но всю ночь тихо рыдала, укрывшись с головой одеялом, чтобы не разбудить сестренку. И все же разбудила.

Тома пришла и, сев на кровать, просто поглаживала меня по спине, ожидая, когда я успокоюсь и смогу ее выслушать. Наплакавшись, я обняла последнего дорогого мне человека… Вру, не последнего, но единственного, кто не делал мне больно. А можно ли считать близкими тех, кто предал? И можно ли считать предательством то, что люди не могли выбрать? Я не знала, я окончательно запуталась, и от этого все делалось только хуже.

— Тесс, милая, пожалуйста, не плачь больше, — попросила Тамара, серьезно глядя мне прямо в глаза. — Ты ведь сильная и должна такой оставаться… если ты сдашься, — сестра опустила взгляд, — наша семья развалится.

Моя маленькая, не по-детски мудрая сестренка…

— Ты права, — я крепко сжала ее ладошку, — И больше никто не увидит, как я плачу, — кому же я пообещала это — Тамаре… или прежде всего самой себе?

Спать мы в ту ночь так и не легли, до утра разговаривали: Тома рассказывала, что случилось за время моего отсутствия, ловко избегая тем, связанных с Кайлом или Лоа; я же вкратце изложила свою историю.

Еще до того, как прозвучал сигнал подъема, я уже была готова к новому дню. Готова к тому, чтобы скрывать свою боль ото всех. Что ж… не впервой. Правда, раньше я всего лишь прятала синяки и ушибы, полученные в рейдах Гонцов.

Гладко зачесав свои кудрявые рыжие волосы (заметно отросли за последнее врем), убрала их в короткий хвост, натянула костюм с крыльями на спине и, прихватив очки и противогаз с собой, поспешила на кухню. До завтрака еще далеко и, возможно, мне удастся перехватить что-нибудь и не столкнуться с остальными. Я хотела в рейд, я хотела снова чувствовать ветер и самое главное — свободу. От всего… и всех. Последнее казалось сейчас наиболее важным.

Мне даже почти что удалось отключиться о болезненных размышлениях, погрузившись в мечты о полете. Из-за этого уронила очки и, когда встала, подняв их, оказалась лицом к лицу с Кайлом.

На рану в груди будто плеснули кислотой. Мне стоило всех сил оставаться невозмутимой… внешне. Я даже смогла произнести ровным, ничего не выражающим голосом:

— Доброе утро. Пожалуйста, дай пройти, — поздравила себя с маленькой победой.

— Тесс… — взгляд серых глаз казался виноватым и… каким-то загнанным. Как у человека, отчаявшегося отыскать выход. Судьба, говорите?… — Я знаю, что поступил нехорошо по отношению к тебе…

После этих слов все мое самообладание пошло прахом.

— Нехорошо? — я приподняла одну бровь, чувствуя, что вот сейчас сорвусь на крик. — Два месяца, Кайл — всего два! Я считала, что тебе понадобиться больше времени, чтобы смириться с моей смертью…

— Выслушай, пожалуйста!..

Я не могла больше сдерживаться. Мне хотелось сделать ему больно, но вместо того, чтобы отвесить пощечину, как положено девчонке, приблизилась к парню и, привстав на цыпочки, заглянула в серые глаза. Кайл застыл, не решаясь заговорить. Внутри что-то защемило, когда я посмотрела на его губы, вспомнила, как он целовал меня — грубовато, но с таким теплом. Сейчас я могла чувствовать его неровное дыхание и… Ненависть сверхновой взорвалась в моей голове. В то время, пока меня не было — ОН целовал другую!

Сжав пальцы левой руки в кулак, я нанесла короткий, без замаха, удар. Кайл взвыл и отскочил в сторону, сквозь его ладони, прижатые к лицу, сочилась кровь, видимо, из разбитого мной носа.

— А вот теперь я готова тебя выслушать. Но, боюсь, ты сейчас говорить не сможешь… — и я рванула прочь, ненавидя себе за то, что только что сделала и сказала.

Мне страстно хотелось совершить нечто такое, что смогло бы доказать — мне плевать на эту их «судьбу».

Но мне далеко не плевать, и в этом вся проблема…

* * * *

В рейд я так и не полетела. Вместо этого забежала в медпункт к Джози и попросила снотворного. Она как-то странно посмотрела, и я почувствовала, как краска приливает к щекам.

— Это не то, что ты подумала… Мне не настолько плохо, чтобы… — я улыбнулась через силу, — Просто плохо спала той ночью и хочу хоть этой отдохнуть нормально.

Женщина медленно кивнула и, неохотно, выдала мне одну крупную таблетку серовато-зеленого цвета.

— Спасибо, Джоз, — поблагодарила и поспешила уйти, чтобы не начались ненужные расспросы.

И, да, я солгала — не очень сильно, но солгала. Самоубийство не входило в мои планы, я действительно просто хотела заснуть; чувствовала — еще немного и не выдержу давления этой реальности, ставшей вдруг совершенно безумной и… такой жуткой.

В комнате набрала стакан воды и быстро проглотила лекарство. Теперь оставалось ждать, пока оно подействует, и я смогу несколько часов не чувствовать боли… Просто маленькая передышка, надеюсь, снов видеть тоже не буду — кажется, снится мне мог только один и тот же кошмар, повторяющий реальность.

Минуты тянулись медленно, я начала подозревать, что судьба и дальше решила издеваться надо мной, заставив снотворное не действовать. Однако вскоре веки налились тяжестью: я все же засыпала.

…Это был мир, которого я никогда не знала. Выцветшие картинки, бережно передаваемые истории, описания — совсем не то. Даже странно, как мое воображение, не имея достаточной основы, сумело породить такое. Впрочем, во сне этот вопрос мало беспокоил. Хотелось просто наслаждаться крошечным чудом, ведь внутри крепло понимание: долго оно не продлится…

Все такое яркое, что слезятся глаза. Небо невероятная смесь голубых и сиреневых оттенков, глянцевых, красочных — я и не знала, что такие существуют! Под ногами трава, где-то зеленая, где-то просвечивающая под лучами солнца до нежно-салатового. А само солнце… Такое, каким было оно когда-то — теплое и сияющее, а не чадящее багровыми отблесками, грозящее покрыть твою кожу узором из ожогов.

Все ощущения реальные донельзя. Даже воздух, жадно вдыхаемый мной, был непривычно сладким, свежим и пьянящим одновременно.

Я подумала: а не умерла ли? Может, да, в таком случае, то, что вокруг — рай? По крайней мере, очень похоже… Но это предположение было быстро опровергнуто мной же. Я спала, причем, четко осознавала это и при желании могла ощутить тонкую нить, связывающую мое тело и разум, находящийся в мире грез. По этой нити не стоило никакого труда вернуться назад и… проснуться. Но пока спешить с этим не хотелось: здесь не было боли и, честно сказать, я не слишком скучала по ней.

Стоять на месте надоело быстро, так что, выбрав наугад направление я двинулась туда, подспудно наслаждаясь окружающей красотой. Здесь было очень тихо, но тишина не угнетала, а напротив, создавала ощущения абсолютного умиротворения. Правда, иногда чудилось, что в воздухе разливаются еле слышные переливы колокольчиков — и я даже подумала, уж не хрупкие ли цветы так звенят под моими ногами, ведь во сне и такое возможно…

Впереди виднелась гладь реки — можно было подумать, что часть небес ни с того ни с сего спустилась на землю и понесла свои лазурные воды с пеной облаков куда-то за горизонт. Усевшись прямо на пологий песчаный бережок, я принялась бросать «лягушкой» камни и размышлять о том, что же мне все-таки делать, когда я, наконец, проснусь. Находясь под влиянием странной «анестезии» этого места, было проще думать несколько отстраненно, словно все случилось с кем-то другим — не мной. Можно было разложить все по полочкам, поделить на черное и белое. В конце концов, все не так сложно: если Гелий говорил правду — а сомневаться в этом не приходилось — мне нужно отказаться от того, кто мне так дорог и даже, наверное, простить. Это правильное решение, «белая сторона медали». Это путь смирения со своей судьбой… идти которым я не желала! Другой выбор был выбором эгоистки, которая ставила свои чувства выше счастья других, которая не желала слушаться странного навязываемого понятия «судьба»… Я могла отдаться на волю случая и просто «лететь по ветру». А могла начать сопротивляться. Раньше я бы наверняка выбрала второе… А сейчас не могла понять, как же поступить — как должна или как желаю…

Погруженная в эти мысли, я не сразу заметила, что рядом кто-то есть. Мужчина со светлыми прямыми волосами сидел на песке буквально в полуметре от меня. Что-то в нем заставило меня напрячься. Может то, что даже такой, в непринужденной расслабленной позе, с прикрытыми, будто в дремоте, глазами, он буквально источал могущество. Каждая черта — от широких плеч до темных изогнутых бровей — буквально кричала о том, что этот человек обладает невероятной силой, и не только физической… При этом страха он не вызывал, скорее, чувство сродни благоговению.

Мужчина улыбнулся, не открывая глаз, и мне вдруг стало неудобно за такое пристальное разглядывание; почему-то сомнений, что он это почувствовал, у меня даже не возникло.

В следующую секунду его веки разомкнулись и на меня посмотрели глаза — такого же оттенка, как и небо над головой.

— Привет, — он продолжал улыбаться и, по необъяснимой причине, от этой улыбки внутри разливалось тепло, — Тесс…

— Здравствуйте, — то, что незнакомец знал мое имя, оказалось не слишком удивительным. Чего-то подобного я ожидала. А вот обратиться к нему на «ты», не могла — хотя выглядел он не слишком взрослым, как будто даже чуть младше тридцати.

— А как Вас зовут? — попыталась я проявить вежливость. Мужчина, кажется, задумался.

— Зовут… по-разному, но очень часто и очень многие, — усмехнулся он, но тут же посерьезнел, — Хотя, в последнее время и гораздо реже, чем раньше. А вообще, можешь называть меня Тео.

— Вы мне снитесь?

Тео задумчиво что-то чертил пальцем на песке и ответил далеко не сразу.

— Можно и так сказать… Но ведь это не делает происходящее менее реальным, верно?

Я лишь растеряно кивнула, потому что совершенно не понимала, о чем он, а возразить не хватило смелости — перед этим человеком я отчего-то робела. Смешно, если учесть, что он лишь плод моего воображения… скорее всего.

— Тебе здесь нравится? — похоже, настала его очередь задавать вопросы.

Я задумалась.

— Это очень красивое место… Но… Какое-то безжизненное, — я пожала плечами, — Не могу объяснить лучше.

Тео вытянул вперед руку, и на его раскрытую ладонь вдруг приземлилось насекомое с прозрачными крылышками и длинным телом сине-зеленого цвета.

— Как видишь, не такое уж безжизненное, — он шевельнул пальцами, и спугнутое насекомое устремилось в сторону реки. — Впрочем, кое в чем ты права — жизнь здесь может появиться, только если этого захотеть.

— То есть? — на этот раз любопытство оказалось сильнее смущения.

— Скажем так: это сновидение, где возможно все — главное, захотеть. Ну давай, попробуй что-то представить, — предложил Тео.

Это было странно… но, в конце концов, что я теряю? Самое страшное, что может случиться — сон оборвется, и я проснусь. Зажмурившись, я попыталась представить себе то же, что видела только что. Представить в подробностях: каждую прожилку на крылышке, каждую солнечный блик на глянцевом тельце… Странный жужжащий звук заставил меня открыть глаза и… Буквально возле самого моего носа порхало почти такое же насекомое, что приманивал Тео — только чуть меньше и темно-золотого оттенка. Я шевельнулась, и оно умчалось прочь, следом за первым.

Тео кивнул в знак ободрения.

— Это не сложно. Учатся обычно быстро…

— Тут есть еще люди? — я уже постепенно начинала забывать, что сплю. Иначе, с чего мне задавать такие неуместные вопросы?

— Есть… — как-то неохотно ответил он, — Но в этот раз ты с ними не встретишься.

В этот? То есть, возможно, я еще вернусь сюда? Сердце загорелось надеждой, если каждую ночь я буду видеть такие сны…

— Я хотел с тобой серьезно поговорить, Тесс, — в его лице произошли какие-то неуловимые перемены, так что стало вмиг понятно: действительно, серьезно. — Знаю, ты сейчас сомневаешься, как поступить…

«Откуда!?» — восклицание чуть не сорвалось с губ, но я одернула себя, напомнив, что это — просто сон, не слишком веря в простое и рациональное объяснение.

— Пойдем, я кое-что хочу тебе показать, — он поднялся сам и протянул мне руку. Я обратила внимание, что у него светлая и очень гладкая кожа, изящные длинные пальцы, а на тыльной стороне одной ладони (рассмотреть другую пока не могла) нарисована золотая спираль в окружении лучей — изображение напоминало солнце.

— Сразу хочу предупредить: то, что ты сейчас увидишь — будет не слишком приятно. Просто пойми, что это необходимо.

Мое сердце забилось быстрее, стало страшновато. Во что же превратиться мой сказочный сон через секунду?..

Ответ можно было выразить всего одним словом. Кошмар. Настолько же реалистичный, как и то место, где я была секунду назад. Возможно, даже ярче.

С болезненной четкостью проносились перед моими глазами ужасающие объемные картины. Удары, выстрелы, взрывы, реки крови и искаженные ненавистью лица. Проносились эпохи, сменялись одежды и виды оружия — но все продолжались жуткие войны, в которых человек всячески изощрялся, чтобы истребить себе подобных. Я видела и «задворки» этого кошмара — женщины и дети, настолько истощавшие, что больше напоминали скелеты, обтянутые кожей. Видела трупы, которые просто выбрасывали на улицу, потому что у живых не было сил копать могилы… Видела, как армии победителей разоряют города проигравшей стороны, беспощадно убивая или насилуя женщин, которые так похожи на их собственных жен, сестер и дочерей, на родине дожидающихся возвращения «героев».

Но самое жуткое приберегли напоследок. Гигантский взрыв, ослепительно-алым цветком разросшийся на поверхности планеты. Своими смертельными лепестками он обнял сотни тысяч километров, испепеляя все живое на своем пути. Миллионы людей погибли в своих домах, даже не успев понять: началась война. Но тем, кто выжил, пришлось еще хуже. Им достался отравленный, разрушенный мир, где за выживание приходилось бороться, не гнушаясь ничем… Многие погибали от жутких болезней, разъедающих плоть и разум. Впрочем, мало кому давали умереть своей медленной смертью… Среди руин городов люди, скорее напоминавшие зверей, сбивались в стаи и охотились друг на друга, воюя за столь драгоценные крохи пищи, убежища и главное сокровище — чистую воду.

Проходили годы и столетия, земля постепенно выздоравливала, переставала прятать смертельный яд в каждой своей крупинке. Но вот люди изменились мало, они слишком привыкли к жестокости… Это был мир, который я знала, в котором родилась и жила.

Меня била дрожь, и я мечтала только об одном: чтобы это ужасающее представление закончилось! Однако финал был еще впереди… Технобоги — последняя кара для человечества, наверное, единственная, в которой оно само не было повинно. А потом я увидела Их — прекрасных, сверкающих ослепительным огнем. Ангелов. Они боролись с пришельцами и побеждали… Дальше картины сменялись с невероятной скоростью, так что невозможно было что-то толком разглядеть. А потом все замерло.

Я будто парила над землей, на высоте, на которую даже на аэробайке не подняться. Это был совершенно иной мир. До боли напоминающий тот райский уголок, что привиделся. Только выглядел он живым и населенным. Среди яркой зелени высились строения из сияющего на солнце стекла и белоснежного камня. Роскошные, грандиозные, не портящие великолепия живой природы, а вписывающиеся в него. А в ясном небе, совсем рядом со мной, проносились люди, за спиной у которых были крылья…

Тьма нахлынула резко, словно кто-то погасил свет, и мне сразу же стало одиноко и страшно, появилось чувство, будто я куда-то падаю…

Потом все прояснилось. Я все еще не проснулась, и вновь попала на берег реки. Рядом стоял Тео, и я задумалась, что, возможно, он — вовсе не часть сна, как бы странно это не звучало.

Он вновь улыбнулся, точнее, лишь слегка приподнял уголки губ. Глаза при этом оставались спокойными, даже несколько печальными.

— Кто вы?.. — голос меня не слушался, а горло неожиданно заболело, как при болезни.

— Тот, кто должен присматривать за этим миром, не вмешиваясь напрямую. Разумеется, это дело не для одного… Но с моим другом ты вряд ли встретишься.

Сам того не ведая — а, может, как раз прекрасно осознавая — Тео сказал мне куда больше, чем собирался. Мысль была невероятной… но, если существуют ангелы, значит, есть и тот, кто их создал и послал на землю…

— Ты награждаешь меня большими полномочиями, чем у меня есть, Тесс, — судя по проницательному взгляду, даже мои размышления от него не укрылись. — Есть те, кто стоят гораздо выше меня, но, уж поверь, они давно потеряли интерес к своим созданиям. Можно сказать, разочаровались.

— Так что же я видела — что вы мне показали? — я замотала головой, будто пытаясь утрясти в ней переизбыток информации.

— Историю мира… на пару веков вперед.

— Последнее видение — это… — я задохнулась, не в силах до конца поверить, — Это наше будущее?

Тео отрицательно покачал головой.

— Один из вариантов, который совсем не обязательно исполнится… — он с состраданием посмотрел на меня, — Тебе будет больно, но ты должна сделать правильный выбор.

— Как бы еще выяснить, какой из них правильный, — пробормотала я, потупив взор, хотя на самом деле прекрасно понимала, чего от меня ждут.

— Это война, Тесс, — голос его звучал величественно и сурово, он не оставлял мне ни шанса на компромисс, — А на войне не обходится без жертв.

 

Глава 9

Проснулась я, тяжело дыша, и далеко не сразу смогла сообразить, где же нахожусь. В комнате горела только один-единственный тусклый светильничек; возле него, согнувшись в три погибели, сидела Тома с вышивкой в руках. Сейчас я плохо помнила маму, но мне показалось, что моя сестра очень на нее похожа. Спокойным волевым характером, умением создавать домашний уют, и этой невероятной, врожденной мудростью, которой так не хватало мне. Вот и мама (насколько я помню) любила рукоделие, хотя многие и считали это бессмысленной тратой времени и ниток. На одной из полок шкафа до сих пор хранятся полотенца с красивыми орнаментами по краям. Сомневаюсь, что я когда-нибудь смогу что-нибудь с ними сделать: не хватит смелости ни выложить на видное место, ни выбросить. Это просто память о прошлом, слишком болезненная, чтобы оставаться близко, и слишком дорогая, чтобы избавиться от нее навсегда.

Тамара подняла на меня взгляд, и стало заметно, что она устала и хочет спать.

— Почему не легла еще? — отчего-то шепотом попыталась возмутиться я.

Она робко улыбнулась мне в ответ.

— Ждала, пока проснешься ты… Тесс, я боялась, — все же моя сестра — еще совсем ребенок, я иногда забываю об этом из-за того, что ведет она себя почти как взрослая…

— Чего ты боялась, глупенькая? — жестом подозвав ее к себе, я обняла сестру и погладила по мягким волосам. Тома тихонько всхлипнула, и теперь уже стало не по себе мне. Что случилось, пока я сбегала в мир грез от реальных проблем?

— Я не могла тебя разбудить, старалась-старалась… но ничего не получалось, — всхлипы стали громче, — А потом ты вдруг распахнула глаза, но так и продолжала спать, только…

— Что? — от резко накатившего страха — за сестру, за себя, за нашу жизнь, которая, похоже, катилась ко всем чертям.

Голос Тамары слегка подрагивал, чувствовалось, что она пытается взять себя в руки, но не может совладать с эмоциями.

— Знаешь, как в глазах, бывает, отражается то, что видит человек? В твоих тоже мелькали отражения… только это была не я, и не наша комната…

Что же такое увидела там Тома, я спрашивать не стала. Догадывалась… Если только то, что видела я — еще полбеды. Проблема в том, что я не знаю, какие чудовища могли выглядывать из моих зрачков, пока я находилась… А вот «где», это уже другой вопрос. И сомнений в том, что ответом на него будет «просто во сне» становилось все больше.

— Все хорошо, маленькая, все будет хорошо… — я так старалась убедить сестру, однако куда сложнее заставить поверить в эти простые слова себя саму.

— Да, да… — Тамара крепко вцепилась в мою ладонь, будто пытаясь удержать… или удержаться. Я еще крепче обняла ее, моля лишь об одном: чтобы меня не лишали хотя бы ее — последней части моей семьи…

Я знала, что просто этого не вынесу.

* * * *

А жизнь все идет по прежнему распорядку. И от этого мне хочется кричать. Потому что внезапно приходит осознание: я никто в этом мире, и даже когда моя жизнь разваливается на куски, жизнь всех остальных будет продолжаться. Война, жертвы — но почему же именно я!? Хотелось, чтобы все стало как прежде — не идеально, но просто привычно и понятно — так, как было до появление англов. В то же время, если все, что так упорно твердят мне — правда… Какое право я имею что-то менять? И это жалкое человеческое счастье — счастье одного-единственного существа — оно ведь действительно ничто перед тем будущим, что, возможно, грядет. Кто я такая, чтобы отбирать у не родившихся еще детей крылья и жизни… Кто? Но я готова была отдать очень многое, чтобы выкинуть эти правильные мысли из своей головы и продолжить бороться. Не за кого-то. За себя.

Сегодня я решила не пытаться избегать общества. В конце концов, вечно отсиживаться в комнате или опиваться снотворным не получится. Но когда я зашла в комнату, служившую теперь столовой (старая оказалась в зоне разрушений), все разговоры моментально стихли, а на меня уставились несколько десятков пар глаз; в некоторых сквозило сочувствие, но по большей части в них не было ничего кроме откровенного любопытства. Я спокойно поприветствовала соседей, сделав вид, что совершенно не замечаю столь пристального внимания к собственной персоне. К счастью, мне приберегли местечко между Томой с одной стороны и двумя из ангелов — Сильвой и Гелием — с другой. Лоа и Кайл сидели от нас довольно далеко, и это было невероятно хорошо… так у меня будет меньше шансов что-нибудь вытворить.

— Как ты? — сочувственно шепнул Гелий, так, чтобы никто больше не слышал. С угрюмой миной я показала ему под столом большой палец. Мужчина усмехнулся и покачал головой — ясное дело, не поверил. Да и не слишком я старалась его обмануть.

Ела я, с каким-то ожесточением впиваясь зубами в пищу, кажется, некоторые даже стали на меня как-то странно посматривать — ну и пусть. Поймав себя на мысли, что совершенно не хочу есть — как не хочу вообще ничего, абсолютно! — я испугалась и буквально заставляла себя проглатывать завтрак. Остается лишь надеяться, что когда-нибудь у меня получится снова жить по-настоящему, желать жить, а не просто заставлять себя это делать. Назло непонятно кому заставлять…

Трапеза уже подходила к концу, а я радовалась, что, кажется, все прошло вполне спокойно. Но стоило мне (одной из первых) подняться и направиться к выходу, как за спиной послышались чьи-то торопливые шаги. И даже не оборачиваясь, я была практически на сто процентов уверена, кто же это…

Я схватилась за ручку двери и приготовилась, сцепив зубы, игнорировать прикосновение к своему плечу.

— Тереза, нам нужно поговорить! — прошипел Кайл. Он что, наивно полагает, будто говоря шепотом, не привлекает к нам внимания!? Да на нас все пялятся. Как же, такая мелодрама у них на глазах разыгрывается! Хотя, мне происходящее все больше напоминает театр абсурда…

Я всерьез задумалась, врезать ли своему бывшему еще раз или просто попытаться убежать, но тут рядом словно из под земли вырос Гелий.

— Отойди от нее, — негромко, но с нескрываемой угрозой произнес он.

Кайла я всегда считала человеком неконфликтным… и верным. Похоже, вывод напрашивается сам собой — в людях я ни черта не разбираюсь.

— А то что? — м-да, парень откровенно нарывается…

Гелий задумчиво опустил взгляд на свою ладонь, которую то сжимал в кулак, то разжимал, будто думая о том же, о чем и я минуту назад: заслуживает ли Кайл того, чтобы марать об него руки? Наверное, в другой ситуации мне это должно было польстить — двое парней чуть ли не подраться готовы из-за меня! Но эта мысль меня почему-то абсолютно не радовала.

К чести ангела, он все же не стал махать кулаками, а велел:

— Перестань мучить себя и других, ты выбор уже сделал, — а после этого взял меня, застывшую изваянием, за руку и буквально потащил прочь из столовой. Уж не знаю, как это выглядело со стороны и на какие мысли наводило, но мне вслед донеслась оскорбительная фраза Кайла:

— Быстро же ты утешилась, Тесс!

Его обвиняющий тон ударил меня, напомнив, что мнение «больнее не бывает» в большинстве случаев оказывается ошибочным. Можно было, конечно, проигнорировать идиотский выпад и просто уйти… не совсем гордо, как получится. Но это стало для меня последней каплей.

Я обернулась, не обращая внимания на попытки Гелия увести меня подальше отсюда, и посмотрела Кайлу в глаза, вкладывая в свой взгляд всю боль, отчаяние и… призрение. Кажется, теперь я действительно призирала человека, еще совсем недавно так любимого. Однако, мой бывший остался глух к немому укору и лишь вновь повторив свое обвинение:

— Быстро же ты утешилась.

— Ты тоже… — прошептала я, чувствуя, что вот-вот заплачу. И после сама уже ринулась прочь, все еще сжимая руку Гелия в своей. Только когда мы оказались достаточно далеко, чтобы точно не быть услышанными, и когда я убедилась, что никто за нами не следует, то позволила себе разреветься… Обещала же, что больше не буду этого делать! Видимо, есть вещи, которые сильнее меня…

Гелий прижал меня к себе, давая возможность выплакаться, уткнувшись ему в грудь.

— Спасибо тебе, — слезы уже закончились, но я не спешила вырываться из объятий.

— За что?

— Да за все, — я шмыгнула носом, — Знаешь, я ведь еще сегодня утром чуть ли не проклинала вас… за то, что упали с небес на землю, ворвались в мою жизнь и разрушили ее. Но сейчас…

— Я и сам порой ненавижу нас и то, что нам приходится делать, — перебил меня ангел. Я подняла голову и заглянула ему в лицо, пытаясь сообразить: серьезно он это или нет? В голубых глазах не было ни намека на улыбку.

— Расскажешь мне все о… вас.

Он пожал плечами.

— Не вижу причин отказывать, — и почему-то добавил, — Теперь не вижу.

* * * *

Кайл и Лоа ушли из столовой почти сразу, как это сделали Тесс и Гелий. Догнать не пытались… Лоа не хотела, а Кайл все же понимал: пока ангел рядом, поговорить с девушкой не выйдет. Да и, если начистоту: что он должен сказать? Что в один момент в его голове будто переключили какой-то рубильник, заставили его испытать невероятное влечение к странной и почти немой девушке? Эти мысли даже ему самому казались чересчур странными, а озвучивать их было попросту страшно. К тому же, Кайл не был до конца уверен в своей правоте… Может, странное неконтролируемое чувство и есть любовь? Но почему тогда он просто не может забыть Тесс? Можно любить двоих одновременно? Или одно из чувств все же не любовь, а что-то иное?.. Множество вопросов, ответов на которые нет.

Чувствовать себя последней сволочью, и вместо того, чтобы попытаться что-то исправить, делать все больше глупостей… Страшно испытывать ненависть к самому себе, чувствовать, как она разрушает, подтачивает тебя изнутри. Но есть кое-что пострашнее…

Чувствовать, что твоя жизнь больше тебе не принадлежит, что некто куда более могущественный по-новому распределил роли, переписал сценарий и сжег старые декорации… Вчитываться в строки на обгоревших странницах, что рассыпаются в прах между пальцами, и понимать, что потерял нечто важное.

Он целовал своего ангела в мягкие нежные губы, гладил ладонями волосы, напоминавшие рубиновое пламя. Прикасаясь к теплому телу, пытался забыть ту, что была с ним так давно… ту, которая была не только девушкой, но и другом. Тесс, простую и понятную, в которой не было ничего пугающего и необъяснимого. Кайл без труда сумел бы оправдать свои поступки, как это умеет делать чуть ли не каждый из нас. Однако грызущее чувство вины не удавалось вытравить до конца. Только рядом с Лоа, окунаясь в ее глубокие голубые глаза, он ненадолго забывал… Ну, и сон еще приносил избавление — хотя, и далеко не всегда.

Дождавшись, пока парень погрузится в дремоту, Лоа осторожно выбралась из его объятий. Наверное, когда-то давно ее бы ужаснуло то, как она поступила. А сейчас она просто с тоской думала о том, что окончательно запуталась и не знает, как быть дальше. В самом начале девушка еще наивно полагала, что когда-нибудь сможет примириться с этой болью — или, что та исчезнет окончательно. Но боль никуда не исчезла, а напротив, словно все глубже и глубже запускала свои корни. Теперь она не только колола спину там, где когда-то были крылья, она поселилась в сердце и вряд ли пожелает уходить из такого уютного местечка.

Чего Лоа хотела сейчас — так это, чтобы все скорее закончилось, и она вновь смогла… заснуть. «Это то, что люди называют раем… А на самом деле — просто красивый сон». Но в этот сон, где не помнишь о тоске и боли, где умеешь летать, ей страстно хотелось вернуться.

Вот только, отпустит ли Он так просто?.. Ведь действительно, его она — принадлежит с тех пор, как была спасена и… Девушка в отчаянье сжала кулачки, вновь ощущая такой знакомый зов. Он рискует, приходя в реальный мир, чтобы увидеться с ней? Или искорки безумия в темных глазах ей все же не причудились…

А ведь в их первую встречу — насколько иначе все было! И он казался совершенно иным, чем теперь. Галантный, таинственный… искуситель, обещающий свободу. И потом, когда с болью смотрел на нее — разбитую и измученную, отвыкшую и разучившуюся жить… Он протянул ладонь, на которой теплилась искра его силы — лишь крошечная доля от полного могущества, которой, однако, оказалось слишком много для нее… Что поделаешь, она слабее, чем считала сама, и чем рассчитывали другие. А Он чувствовал эту слабость, злился и становился настоящим Сатаной. Ее персональный Дьявол — Лоа слабо улыбнулась, но тут же побледнела и беззвучно вскрикнула. Похоже, ее темному возлюбленному не нравилось ждать. Девушке ничего не оставалось, как подняться и на нетвердых ногах отправиться к выходу. Хорошо, если никто не заметит… Но, наверняка, Он позаботился уже об этом. Как же ей не хотелось встречаться с ним! Опять пустые разговоры, упреки и обещания того, что скоро все кончится, и она станет — навеки! — принадлежать ему!?

Она уже находилась снаружи, вся дрожа, но не от ветра и холода — от осознания собственной беспомощности. Из голубых глаз струились слезы, и впервые Лоа задумалась о том, что если бы пришлось выбирать из двух «зол» — она бы выбрала жизнь здесь, наверное, с этим мальчишкой, что был, как и она сама, всего лишь жертвой обстоятельств… Однако забвение искусственного рая по-прежнему оставалось предпочтительней.

— Я скучал, как же я скучал, принцесса моя… ангел… — он уже здесь, прижимает к себе ее худенькое тело, а она и не может сопротивляться. Мужчина сделал попытку поцеловать, но Лоа отвернулась, отчего тот растеряно разжал объятия:

— Что случилось? — голос удивлен, полон непонимания… но в нем уже зарождаются нотки возможного гнева.

Она подняла на него глаза, полные муки и прошептала одно-единственное слово, мольбу:

— Отпусти…

И расплакалась, падая на землю, уже безмолвно упрашивая закончить все это прямо сейчас. Ну ведь справятся остальные ангелы и без нее, правда!? Зачем тогда пытать ее, ведь можно просто отпустить…

Он замер в растерянности, напуганный и беспомощный. Понимающий, что ничем не может сейчас помочь. Даже, если бы нашел в себе силы сделать то, о чем она так просит — отпустить, вновь обрекая себя на одиночество — то не смог исполнить это в одиночку.

Легко поцеловав девушку в холодный, как у мертвеца, лоб, уходит… исчезает, чтобы попытаться найти выход.

* * * *

И совсем уже скоро двое друзей, по странному стечению обстоятельств имеющих власть над судьбой этой планеты, спорят, не в силах прийти к единому решению.

— Мы выводим ее из игры, — это не просьба, не компромисс — хотя, без согласия второго, у первого ничего не получится. — Все зашло слишком далеко! — в темных глазах клубами дыма вьется гнев… но в них есть что-то еще. Страх. Дикий, совершенно не свойственный такому могущественному существу.

— Ты в чем-то обвиняешь меня? — медленно, с ударением на последнее слово спросил второй. Глядя со стороны на них, поражаешься тому, насколько разные… и одновременно, как похожи. Может, бездну между богом и дьяволом выкопали сами люди? А на самом деле — кто же они в таком случае?.. Те, кому просто дано больше сил, чем людям, решившие поразвлечься, наблюдая за действиями смертных? Не боги, в любом случае. И даже не демоны. Ведь ни те, ни другие по-настоящему не вмешиваются в человеческое существование.

— Нет… — но судя по интонации, на удивление плохо скрываемой — обвиняет, еще как. И от второго это не укрылось.

— А ведь она всего лишь такая, какой ее сделал ты. Как видишь, с ангелами, с которыми работал только я — все в порядке.

— Ой ли? — жестко, одними губами, ухмыляется первый. — Убийца, мертвый, разочаровавшаяся и… почти разочаровавшийся — действительно, все отлично.

— И все же ни один из них не заперт в клетке искореженного разума. Ты ведь сам отлично знал, чем рискуешь, когда давал девочке часть своей силы. По крайней мере, должен был догадываться, что это может разрушить ее изнутри…

— А я вот надеялся, что она выдержит…

Второй покачал головой, не осуждающе, скорее, просто задумчиво.

— Допустим, ты прямо сейчас пойдешь и отберешь у нее свою силу. Допустим даже, что ей от этого станет легче — хотя я бы и не стал этого гарантировать. Но ты ведь должен понимать, что на нее — именно такую, какой мы ее сделали: слишком сильную, не различающую добра и зла, но могущую действовать — поставлено слишком много.

— Понимаю. И мне плевать, — равнодушно произнес темноглазый, — Пусть хоть весь мир будет уничтожен…

— А ведь когда-то ты так рьяно изображал из себя человеколюбца!.. — хмыкнул другой.

— Как бы ты ни ценил что-то, всегда может отыскаться то, что станет гораздо дороже…

— В таком случае, — голубоглазый махнул рукой, — Поступай, как посчитаешь нужным. Не забывай только о том, что место твоей девчонки должен будет занять кто-то другой… И, боюсь, что его выберем не мы.

— Почему? — нахмурился тот.

— Потому что слишком сложную партию затеяли. Теперь эта игра живет по своим законам, а нам остается лишь наблюдать — что из этого выйдет.

 

Глава 10

Гелий улыбнулся мне — не то что напугано, но как-то смущенно — и я задумалась о том, что история, которую он собирается рассказать, похоже, не будет «доброй сказочкой на ночь».

— С чего же мне начать? — немного рассеянно спросил он, не обращаясь, кажется, ни ко мне, ни вообще к кому-то конкретному. Сейчас он сидел, скрестив ноги, на полу, а я сама устроилась на кровати. Почему-то с такого ракурса ангел выглядел гораздо моложе и… более земным что ли. Не богу объяснить, но в этой троице (Гелий, Сильва и, прежде всего, Лоа) с самого начала чувствовалось нечто такое, «сверх», отличающее от простых смертных. Дело не только в красоте — хотя, каждый из них был по-настоящему, безукоризненно красив — и не во внешности вообще. Что-то идущее изнутри делало ангелов теми, кем они на самом деле являлись, и в какой-то степени подавляло окружающих. Так вот, в данный момент этого чего-то я не чувствовала.

Он провел ладонью по лбу, убирая непослушные вихры. И, хотя Гелий не улыбался сейчас, возле глаз появились неглубокие морщинки.

— Знаешь, наверное, стоит начать с того, как я умер.

— Как ты… Что? — я чуть было не свалилась с кровати.

Моя реакция показалась ему веселой.

— А как по-твоему становятся ангелами, Тесс? Пусть даже такими… неправильными, как мы. Путь всего один — через смерть.

— Так ты… мертвец? — не без страха в голосе спросила я, в тоже время ощущая себя ужасно глупо.

Вместо ответа Гелий протянул мне руку ладонью вверх, я прикоснулась к ней.

— Чувствуешь, теплая? Пульс на месте, как и все остальные признаки жизнедеятельности… Нет, мы не мертвые. Тут все гораздо сложнее, — он замолк, вероятно, давая возможность переварить услышанное. Впрочем, подозреваю, что настоящие потрясения еще впереди.

Ангел начал говорить, не отнимая своей руки от моей. Почему-то я не была против…

— Сейчас меня поражает, с каким упорством люди готовы истреблять друг друга… Стоит немного отстраниться, взглянуть на картину в целом — и не может не ужасать количество войн и крови, пролитой по тем или иным причинам. Проблема в том, что отстраниться, пока ты сам находишься среди всего этого, почти что никогда не выходит… Тебе говорят, ты берешься за оружие и идешь убивать таких же людей, которых кто-то назвал коротким, оправдывающим любую жестокость с твоей стороны словом «враг»… Война страшна, но не в тот момент, когда ты сам являешься ее частью.

Я прекрасно понимала, что он имеет в виду. Наверное, до того странного сновидения, я и не представляла себе, в какое ужасное время мне довелось родиться. Не то что бы не знала совсем о его жестокости, но все равно воспринимала как нечто само собой разумеющееся. Плохое, неправильное и… единственно возможное.

Так странно, что какой-то сон изменил мое мировоззрение, показал, что возможна и другая жизнь, лучшая и светлая, что разруха и озлобленность — не норма, как бы много их не было в нашей истории.

Вот только Гелий прав: пока идет война, а ты ее часть — разве возможно вдруг осознать и суметь пойти против ее суровых законов? В одиночку… или с жалкой горсткой смельчаков-безумцев? Приговор судьбы ясен — почти невозможно. Однако надеясь на это призрачное «почти», мы и продолжаем бороться.

— Я плохо помню сами сраженья — и вообще все, что было тогда, оно ускользает и расплывается. Кажется, что смогу вспомнить, если захочу, но… Зато четко и ясно в памяти сохранилось то, что было незадолго до моей гибели, — взор Гелия затуманился, стало понятно, что он мыслями и душой где-то далеко… или давно… отсюда. — Небольшая передышка между боями, настолько крошечная, что не успел еще рассеяться дым от выстрелов, только тихо очень. Единственные звуки — стоны и вздохи раненых и умирающих, да изредка звучат какие-то команды, которые никто не торопится исполнять. Я был в палатке, которая служила лазаретом, вместе со своим соратником — имени его я не помню, да и не были мы друзьями. Никого кроме нас там не было, а он оказался серьезно ранен, и практически не подавал признаков жизни. Я собирался выйти, чтобы позвать кого-то на помощь, но вдруг у меня закружилась голова, я споткнулся, чувствуя, что ноги отказываются держать… Перед тем, как потерять сознание, я успел заметить, что воздух стал пахнуть как-то иначе — очень странная смесь свежего запаха, какой бывает после дождя, и чего-то мерзкого и тухлого…. Пришел в себя я ненадолго; голова раскалывалась, слабость не дала сопротивляться… Последнее, что помню из жизни: оскаленное лицо боевого товарища — того самого, раненого, что был в палатке — с пугающими закатившимися глазами. В его руках был нож, он бросился на меня мгновенно, не оставив ни единого шанса… До сих пор не знаю, что за безумие его настигло, и как чуть живой боец вообще смог на кого-то напасть… Хотя, это и неважно. Вот так я и погиб, — заключил ангел, устало опустив голову. На его лбу поблескивали капельки пота, как будто воспоминания вытянули из него много сил.

— А что было потом? Как ты стал?.. — я замолкла, почему-то слово на букву «а» оказалось слишком сложно произнести.

— А потом появились Двое… протянули мне руки и повели за собой, не давая оглянуться. Я ведь даже не сразу тогда понял, что умер, потом уже осознал. А тогда просто шел вслед за ними сквозь странный туман, в котором смутно угадывались застывшие фигуры сражающихся. Мы брели очень долго, как мне показалось, но ни разу не остановились отдохнуть. А потом пришли… к краю земли, наверное. Это было место, где не было горизонта, и темный бескрайний океан был единым целым со светлым небом. Когда мы оказались там, я понял, что один из «провожатых» исчез. Тот, который остался — он весь будто излучал свет, и даже на его руках было нарисовано по солнцу — указал наверх и спросил: «Хочу ли я отправиться туда и забыть о земных горестях». Я согласился, не до конца понимая, что он имеет в виду. И оказался в месте, где любое желание тут же становилось реальностью, где у каждого за спиной было по паре крыльев, и никто, кажется, не знал боли.

Мое сердце билось слишком быстро, болезненным пульсациями отдаваясь в голове. Создалось странное-странное чувство, что я подошла к какой-то грани, прижалась к тончайшей пленке, за которой — нечто непостижимое, страшное в своем величии. Запредельное. Непредназначенное для людей.

— Эти двое — кто они?.. — спросила я, почти уверенная, что с одним уже встречалась.

Ангел пожал плечами:

— Как я полагаю, Бог и Дьявол. Или те, кто играют эти роли уже очень давно…

Я слабо кивнула. Да, роли, игра… Самая масштабная и жестокая игра во вселенной — жизнь.

— Потом… Что было потом? — кажется, меня лихорадит. Возможно, завтра я проснусь и не вспомню того, что рассказал и еще расскажет мне Гелий. Или приму за странный сон, преддверие болезни… Возможно, в этом-то и вся соль… Но пока я могу слушать — я слушаю. Если знание — единственное, что я могу противопоставить Им.

— А потом из рая сделали полигон для будущих солдат, — голос сухой и колючий, а в глаза смотреть даже боюсь. Но речь Гелия вновь делается мягкой и приятной слуху, и я погружаюсь в события, описываемые им. Как наяву вижу…

* * * *

Вроде, и не всерьез все это. Нет, ни травм, ни боли — никто из них не чувствует этого. Но все же под безупречным небом безупречного мира — искусственного Эдема — разворачиваются сражения. Тренировка, игра… Вот только никто из них не посмеивается, не шутит, не перебрасывается саркастичными замечаниями. Удар. Еще один. Кулак темноволосой женщины летит прямо в челюсть ее соперницы — гибкой блондинке — и достигает своей цели. Голова резко откидывается назад, и где-то в другом мире светловолосой пришлось бы после такого посещать стоматолога… а, может, и вправлять челюсть в больнице. А здесь она лишь скалится и оттирает с треснувшей губы крошечную капельку крови — хоть какой-то намек на правдоподобие происходящего.

Их всего пятеро… Маловато для армии. Может, где-то далеко, в этой райской бесконечности, другие ангелы бьются друг с другом. А может и нет.

Вот пары меняются. Блондинка встает напротив юноши с темными вьющимися волосами. Пару секунд они глядят друг другу в глаза, как дикие звери перед дракой. А спустя эти мгновения взаимной проверки на прочность расправляют крылья и ныряют в чистейшее небо. Брюнетка и высокий юноша с аристократичным профилем продолжают наносить друг другу отточенные выпады, не поднимая голов наверх.

Только рыжеволосая хрупкая девушка не участвует в тренировках. Ее тонкие пальцы, кажущиеся на ярком свету чуть ли не прозрачными, рассеяно сплетают бледно-фиолетовые цветы в венок. Но вот по красивому личику пробежала тень, девушка поджимает губы и зажмуривается — ее настигли воспоминания, которые она не желает разделить с кем-то еще… Или не воспоминания? Черты неожиданно заостряются, становятся хищными… Теперь она излучает затаенную опасность, совершенно неуместную в окружающей обстановке. Как будто злодей из какой-то драмы перепутал все и выбежал на сцену, где разыгрывают добрую сказку, сломав волшебное очарование и вызвав испуганные слезы на детских лицах…

Цветы, судорожно сжатые в руках, слабо задымились, чтобы в следующий миг вспыхнуть голубым пламенем. Рыжеволосая в страхе распахнула глаза, в которых плясали отблески погасшего уже огня… В ее ладонях не было ничего, кроме горстки темного пепла…

Двое ангелов рухнули на землю, сцепившись друг с другом. Оба сразу же поднялись и даже сделали попытку натянуто рассмеяться. Но смех прозвучал как-то дико и неестественно и быстро завяз в тишине, как бабочка в меду.

Так проходили их дни в раю. Один за одним. Множество лет…

* * * *

— Мы сражались и сражались, не знаю, зачем… Вряд ли потому, что хотели… Но и не потому, что кто-то велел. Так продолжалось до тех пор, пока… — ангел замолчал, подбирая слова.

— Говори же, — подбодрила его.

Он виновато опустил взгляд.

— Лоа — все дело в ней.

Я сдержано кивнула, чувствуя, как каменеют, судорожно сжимаются мышцы во всем теле. Следовало, конечно, ожидать, что разговор об ангелах не обойдется без ее упоминания. Следовало… однако я не была к этому полностью готова.

Ты должна, велела я себе. Всего то и нужно — забыть о собственных чувствах на несколько бесконечно долгих минут.

Кажется, у меня получилось.

— Продолжай, — крошечное слово стоило огромных усилий и, выдавив его из себя, я устало прикрыла веки.

— Ей начали сниться сны. Никому из нас не снились, а вот ей… Причем, как говорила она: это были не просто сны. Находясь в раю, она видела то, что происходило на Земле. Переживала страдания людей, умирала вместе с ними на войнах, оплакивала умерших близких. Но мы не могли осознать, что с ней происходит. Боялись, думали, возможно ли там сойти с ума… В одно утро она пришла мертвенно-спокойная, только глаза полыхали пугающей решимостью. Сказала, что отыщет кого-нибудь их тех, кто привел когда-то каждого из нас сюда. Будет просить о людях, чтобы их страдания прекратили. Предложила идти с ней — и мы все пошли.

Он снова замолк, а я задумалась. И поняла вдруг, что не могу ненавидеть эту странную девочку-ангела. Никогда не ненавидела и вряд ли смогу, чтобы она ни сделала. Хотя, считать ее второй младшей сестрой больше не сумею… Теперь внутри осталась только жалость к этому странному созданию, не приспособленному к нашему миру… И легкая горечь разочарования. Когда пускаешь кого-то себе в сердце, а он наносит удар — специально или нет, неважно — невозможно будет относиться к нему по-прежнему. Наверное, единственное, что я могу пожелать в отношении Лоа — чтобы наши пути разошлись и не пересеклись больше никогда. Так будет проще, по крайней мере, мне.

Что же Кайл… Разложить по полочкам свои чувства к нему пока что не в моих силах. Умом понимаю, что не имею права обвинять его, так же, как и Лоа… Вот только его я знала гораздо дольше и любила сильнее… и если от кого-то и ожидала предательства — точно не от него.

Время… Вот, что мне сейчас нужно. Чтобы приглушить, дать смириться и научится жить без чего-то важного. Но чтобы идти дальше, нужно сначала вытащить нож из спины… Что невозможно, пока я и Кайл (и Лоа) находимся вместе в этой коммуне. В моей голове уже зреет решение, пока не оформившееся еще окончательно, но… Я знаю, чего хочу.

— И что? — нетерпеливо тормошу Гелия.

— У Лоа все получилось, как видишь, — улыбается он, но как-то невесело.

— Лучше бы не получилось, — пробормотала я и закрыла лицо руками, надеясь, что смогу не заплакать.

Я услышала, как ангел встает с пола, и понадеялась, что он решил уйти и оставить меня ненадолго в одиночестве, но вместо этого он сел рядом со мной и, обняв, стал гладить по волосам. Я не стала сопротивляться, мне было приятно его доброта и неожиданное сочувствие. Однако то, что случилось следом, поразило меня до глубины души.

Гелий вдруг мягко, но решительно обхватил мое лицо руками и… поцеловал. Внутри меня, от самого сердца, начало разливаться тепло. Голова закружилась, и я начала отвечать на поцелуй. Но тут страшная мысль поразила меня. Резко вырвавшись из нежных объятий, я, задыхаясь, спросила у него жалобно, путаясь в словах:

— Скажи только…. То, что происходит — это… это как у Лоа и Кайла?

Ангел пристально посмотрел мне в глаза и твердо сказал:

— То, что я чувствую к тебе, принадлежит только мне. И никто и ничто не навязывали мне этого.

Волна облегчения прокатилась по моему телу. Для меня это и вправду было важно — я просто не вынесла бы осознания, что с моей жизнью сыграют ту же партию, что и с жизнью Кайла, не оставив права на выбор.

Гелий вновь припал к моим губам, и я на пару минут позволила себе надеяться, что где-то в мире все же есть тот, кто слышит мои молитвы. Тот, кто отняв одно, даст другое…

Конец второй части

 

Часть третья. Огонь

 

Глава 1

— Да ты сама — ангел! — Гелий мягко пробежал пальцами по моей обнаженной спине, обводя контур вытатуированных на коже крыльев. В его голосе звучали смешинки, а я от этих полушутливых слов вздрогнула.

— Я человек, не больше, не меньше, — возразила ему, — И, надеюсь, смогу оставаться им всегда.

В воздухе повисла напряженность, но извиняться за свои слова и, тем паче, забирать их, не собираюсь! Не потому что пытаюсь вызвать Гелия на конфликт, вовсе нет… Просто пытаюсь говорить правду и, надеюсь, что он сможет ее принять.

— Это сложно, — прервал, наконец, молчание мужчина.

— Что именно?

— Оставаться человеком, несмотря ни на что. И очень легко переступить черту… достаточно лишь стать немного сильнее других. Некоторые ломаются сразу же — другие держаться немного дольше, — он покачал головой, будто отгоняя какие-то непрошенные мысли и снова погладил меня по спине, — Я мечтаю, что когда все это закончится, мы сможем снова жить — как раньше, как люди. — Он склонил голову на бок. — А о чем ты мечтаешь, Тесс?

Я перекатилась с живота на спину, чтобы иметь возможность видеть его лицо.

— Кроме того, чтобы кончилась эта война? — уточнила я.

Он мягко улыбнулся уголками губ.

— Да, кроме. О чем-нибудь для себя, а не для всего мира.

— Даже не знаю… как-то некогда было о таком думать. Хотя… — я рассмеялась, — Нет, это так глупо, по-детски!

Гелий обнял меня, и мы вместе рухнули с кровати на пол, безумно хохоча при этом. Он прижался к моей шее и прошептал:

— Ты же знаешь, что я не отстану от тебя, пока не добьюсь ответа?

— Догадываюсь… Ну хорошо! Я просто хочу увидеть когда-нибудь море.

Это была чистейшая правда. Хотела, возможно, не просто увидеть, а поселиться на берегу… Конечно, солнце и погода могут доставлять неприятности, но всегда можно что-то придумать. Я знала, что моя мечта на самом деле не так уж далека — на аэробайке можно добраться до побережья за два-три дня. Вот только, кто отважится на это, когда в небесах летают корабли Технобогов? Да и бросить семью, Гонцов, забыть о своем долге — соблазнительная перспектива… но не для меня. Гелий прав: остается лишь грезить о том времени, когда (или если) все закончится… А доживем ли мы до них? Или хотя бы наши дети?..

Голубые глаза пристально изучали меня, словно пытаясь понять: не шутила ли только что? Но в результате ангел закрыл глаза и кивнул:

— Ты увидишь море, обязательно. Я обещаю.

Я молча обняла его в ответ, но про себя подумала, что разбрасываться такими обещаниями слишком самонадеянно. Да, они ангелы, они сильнее обычных людей и они — по крайней мере, Гелий и Лоа, вероятно, тоже — свято верят в свою миссию. Но где-то в глубине моей души угнездилось сомнение в честности тех, кто послал их сюда… Они, определенно, ведут какие-то свои игры. И я обязана понять, какие именно.

Неожиданно ангел оттолкнул меня от себя. Я с ужасом увидела, что все его тело бьет крупная дрожь, а все мышцы бугрятся от напряжения.

— Господи… — прошептала я, не зная, чем можно помочь и можно ли вообще.

— Сильва… — простонал Гелий, — С ней что-то… случилось.

Эти слова послужили для меня толчком к действию. Я подорвалась с места и, моментально натянув на себя одежду, выскочила из комнаты. Прежде всего — найти Джози. Понятия не имею, что творится с Гелием, но тянуть с медицинской помощью не стоит. Потом надо бежать к Гонцам, надеюсь, большинство из них здесь. Но успею ли я?.. Черт знает что происходит с одним ангелом в комнате, другая, скорее всего, ранена где-то наверху…

— Кайл! — боже, сейчас, встретив этого парня, я оказалась готова забыть обо всем, что он сделал — лишь бы добиться от него помощи! — Кайл, — пожалуйста, беги к Джози, скажи, что Гелию плохо… он у себя в комнате… — задыхаясь, выпалила я и тут же ринулась прочь. Если Кайл не сделает того, что я попросила… нет, даже думать не хочу! Каким бы не было мое отношение к нему теперь, но поставить собственную обиду выше чей-то жизни… Не поверю, что человек, которого я знаю с детства способен на такое!

Мне повезло, в мастерской оказались Адам и Дилан, они что-то горячо обсуждали, но замолчали, стоило вбежать мне. Оба смотрели на меня с каким-то странным любопытством, и я только сейчас поняла, что скорее всего выгляжу не самым презентабельным образом… А впрочем, какая, к чертям, разница!?

Я глубоко вдохнула, чтобы постараться говорить связно.

— Что-то случилось с Сильвой. Если она сейчас в рейде…

— А откуда ты?.. — нахмурившись, начал было спрашивать Дилан.

— Сейчас не это важно! — резко оборвала его я. Да и попытайся объяснить — кто поверил бы в то, что среди нас ходят ангелы, связанные друг с другом некими колдовскими узами? Я и сама-то не слишком верю… до сих пор. — Так она уходила в рейд?

— Да, — подтвердил Дилан, ошарашенный моим напором.

— Отлично. Адам, если она на байке и взяла с собой рацию, ты ведь сможешь вычислить ее местоположение?

Кажется наш гений давно вел разработки в этой области… А вот получилось ли у него, я не знала.

Адам нервным движением потер переносицу.

— Да, теоретически… Но, Тесс, над нами — метры бетона и земли, здесь сигнал поймать не удастся…

Я пожала плечами, выход был очевиден.

— Тогда я собираюсь на поверхность. Просто дай мне ту штуку, с помощью которой я найду Сильву.

Что-то приглушенно пробормотав (кажется, не слишком лестное в отношении моей разумности), Адам, однако, поспешил к полкам и, быстро отыскав там какой-то прибор, вручил его мне. Я бегло осмотрела устройство. Так, дисплей, кнопки с номерами гонцов и их снаряжения соответственно — разберусь, не в первой.

Решительным шагом я направилась прочь, решив не тратить время на то, чтобы попытаться уговорить Дилана полететь со мной… Адам-то точно не полетит, не его это дело.

Меня остановил вопрос, брошенный главой гонцов мне в спину:

— Тесс, скажи только — если бы не Сильва, а Лоа была там, побежала бы ты ее спасать с тем же энтузиазмом?

Я обернулась и смерила его холодным взглядом.

— Я не забыла еще наш Кодекс, Дилан. И его первый пункт: «Помогать всем, кто нуждается в помощи».

— Ты так и не ответила на вопрос, — спокойно заметил он. И это неуместное спокойствие взбеленило меня больше, чем что бы то ни было.

— Да не знаю я, что было бы, если!.. — воскликнула я и, ударив в досаде кулаком об стену, побежала подальше от всего этого…

* * * *

Сильва, правда, не могла сказать, как много крови осталось в ее теле. Весь песок под ней и вокруг пропитался уже этой жидкостью, казавшейся слишком ярко-алой, чтобы быть настоящей.

Где-то в недостижимой дали возвышалась Микаэлла. На губах Падшей играла улыбка победительницы, и никто не мог ее за это осудить. Потому что победителей, как правило, судить уже некому.

С трудом разлепив онемевшие и пересохшие губы, Сильва прошептала:

— Тварь…

— Падаль, — охотно откликнулась Мика. Она презрительно толкнула бывшую соратницу ногой, и из горла раненой вырвался слабый стон. На большее она была неспособна. Лишь слать еле слышные проклятия и беззвучно молиться о смерти, как об избавлении. Жаль, что в этом мире никто давно не вслушивался в чужие молитвы.

— Я не думала, что это будет так просто, — начала Микаэлла, — Похоже, я правильно выбрала себе покровителей, а вот вы — нет. — Она негромко рассмеялась и расправила золотые механические крылья, созданные Технобогами, — Ах да, я еще и летать могу. Снова. В отличие от жалких бескрылых, вроде тебя…

Она присела перед Сильвой и провела рукой по ее лицу — издалека этот жест мог показаться исполненным нежности… Но на тонких пальцах сверкнули когти из того же металла, что и ее крылья. Темноволосая женщина застонала вновь, чувствуя, как тончайшие лезвие чертят на ее лбу какой-то кровавый узор. Микаэлла провела последнюю черту и, отойдя и оглядев «работу», довольно кивнула. На бледной коже красовался тот же символ, что и на кораблях Технобогов — полумесяц, перечеркнутый тремя горизонтальными линиями.

— Чтобы твои друзья знали, кто прикончил тебя, — пояснила Мика, — А то подумают, вдруг, что это просто трагическая случайность… Я буду неподалеку — ждать их… Прощай, «подруга», — крикнула она, уже оторвавшись от земли, — Передавай привет своим богам!

Сильва слабо шевельнула губами, но ветер заглушил то, что она пыталась сказать. Женщина прикрыла глаза, с облегчением понимая, что уже недолго осталось. И все, не будет больше никакой борьбы, никакой войны, и она больше не должна будет служить чужой марионеткой. Она ожидала, когда милосердная тьма, наконец, обнимет ее… Однако вместо тьмы Сильву охватил слепяще-яркий свет…

* * * *

Я не могла никак понять, чем заслужила такое отношение? Горечь внутри все разрасталась, и для меня не было другого способа сбежать от нее, кроме того, чтобы еще прибавить скорость, чувствуя, как порыв ветра слегка ослабляет боль. Но вопрос, заданный Диланом, ударил слишком глубоко… Боже, я надеялась, что никогда не должна буду вставать перед таким выбором! Потому что искушение окажется бесконечно велико… Тот, кто сделал тебя больно, получит сполна — а тебе даже не нужно будет вмешиваться… просто немного опоздать. Руки останутся чисты, но душа будет замарана. Как жить после такого? И можно ли будет радоваться чужой гибели, и суметь вернуться к тому, кто предал? Ответ у меня был лишь один, тот, который я уже озвучила: я не знала…

Не знала ничего, кроме того, что Сильва не была мне врагом, значит, сейчас я не могла позволить себе медлить.

Мысль о том, что это может быть ловушка, что вокруг раненой или мертвой уже женщины могут караулить Технобоги или какие-нибудь их твари, промелькнула и исчезла. Бледный под светом солнца огонек на дисплее вел меня. За этой слабой электронной искрой подразумевалась жизнь, которую, возможно, удастся еще спасти. Если я погибну, то погибну как Гонец… Из всех вариантов — не самый худший.

Лишь какая-то часть меня знала, что дело не только в желании спасти. Просто недавно девушка по имени Тесс разучилась держаться за жизнь так же крепко, как умела раньше. Предательство близких что-то сломало во мне. Может, когда-нибудь я стану прежней, а сейчас… сейчас это даже на руку. Внутри нет страха, и это делает меня безумной и свободной одновременно.

Источник сигнала был совсем близок. Я сбросила высоту и теперь скользила в каком-то метре от земли. Боялась, что не увижу Сильву. Но пропустить такое оказалось невозможно…

Красное пятно странным цветком распустилось среди блеклого, бесцветного почти что мира. Я резко нырнула вниз, взметая облако колючей пыли, и кинулась вперед, понимая, что не успела…

Спокойное бледное лицо, казалось лицом статуи, которую кто-то измазал бурой краской. На лбу был какой-то странный символ, я не могла вспомнить, видела ли его где-то, но от неотрывного разглядывания почему-то заболела голова.

Простые действия в такой ситуации: проверить пульс, дыхание, реакцию зрачков на свет… Но я не могла заставить себя оторвать ноги, словно в одночасье налившиеся свинцом, от земли, сделать пару шагов до неподвижного тела. Мне была жутко до невозможности, и каждая секунда промедления лишь усиливала этот ужас.

Все же я сумела заставить себя — сделала крохотный шаг в сторону Сильвы. Однако какой-то инстинкт, древний, как само человечество, заставил меня остановиться.

Прямо на меня летела, расправив крылья, Смерть.

Будто отлитая из золота… и, тем не менее, не сверкающая на солнце. Скорее, наоборот — могу поклясться, что оно излучало тьму.

И самое ужасное — у этого создания было человеческое лицо… Не прекрасные и пугающие, чуждые нам черты Технобогов… Нет. Лицо обычной, довольно миловидной девушки, только искаженное донельзя.

Много мыслей со скоростью света пронеслись в моей голове. А страха не было. Лишь сожаление: не смогла помочь Сильве…

Когда что-то со страшной силой отбросило меня назад, я была почти готова к мысли, что сейчас умру. И удивилась, поняв, что не чувствую никакой боли, кроме боли от удара об землю.

Меня никто не ранил и, судя по событиям, разворачивающимся передо мной — я вообще мало кого волновала в этот момент.

Взгляд сразу узнал в одном из новоприбывших — Гелия… Но, понимая разумом, что это он, я, однако, не могла в это поверить…

Я была права, когда решила для себя, что эти ангелы — не люди. И страшно ошиблась, подумав, что поначалу судила предвзято…

Жуткое и чарующее зрелище: битва невероятно сильных созданий. Движения, что совершаются быстрее, чем человеческий глаз может уловить. Раны, что для простого человека уже стали бы смертельными. И у двоих из трех — пугающий голубой огонь, что факелами полыхает в глазницах.

Лоа тоже была там. Сейчас она не казалась слабой и хрупкой. Девушка-пламя, безудержная и яростная. Пламя во взоре, пламя в волосах. Кажется, все ее тело охватили лазоревые пляшущие язычки…

А потом Гелий, с которым я так неосторожно сблизилась, обернулся и посмотрел прямо на меня. У меня подкосились ноги, и я рухнула на землю, заливаясь горькими слезами страха и разочарования. Эти ангелы не были порождениями света или тьмы. Они были Силой, олицетворенной Мощью, слишком огромной, чтобы простые смертные…

Жестокость? Я не знаю, можно ли так назвать то, что они вытворяли с Золотой. Применимы ли человеческие мерки к тем, кто и не люди вовсе? Но вот я была человеком — ни больше, ни меньше, как недавно сказала. Видеть, как легким непринужденным движением пальцы сминают металл и крошат кость, как буквально корежат плоть — пальцы, что еще так недавно были так нежны ко мне… как знакомые черты меняются под влиянием неведомого. Это оказалось за пределами моих возможностей. Сознание начало уплывать куда-то, и в тот момент я была рада этому.

* * * *

Очнувшись, я увидела вокруг, ставшие привычными уже, стены лазарета. Джози поблизости не оказалось, зато на кушетке напротив дремала Тома. Почему-то ее присутствие успокоило меня. Слабо улыбнувшись, я откинулась обратно на мягкие подушки. Но тут же вспомнила о том, что видела… и ледяная дрожь тысячью стальных иголок пробежала по телу.

Гелий, о Боже… К горлу подступила тошнота от жутких воспоминаний. Не человек. Нечеловеческое лицо, глаза… Нечеловеческая ярость и жестокость. Я знала и прекрасно понимала, что и мой род умеет быть жестоким. Но то, что делали ангелы, находилось за гранью, которую я не то что пересекать — приближаться к ней слишком близко не желала! Да, та, которую они убили — наверняка убили — была врагом. Да, возможно, чтобы победить зло, победить Технобогов, нужно бороться их же методами… Я могла понять все это. Понять, но не принять. Говорите, богом быть трудно? Но только вот остаться просто человеком — и в этом Гелий был прав, жаль, что я сразу не осознала! — сложнее в сотни крат.

Положа руку на сердце: что я чувствовала к этому мужчине до сегодняшнего дня? Любила ли?.. Нет. Однако была готова полюбить. Возможно, лишь из эгоизма, желания залечить раны и снова начать жить. Возможно. Сначала он просто и незаметно стал моим другом, а дальше…

Моя самая главная ошибка, что подпустила ангелов слишком близко — уже два раза, и уже два раза поплатилась за это. Третьего быть не должно.

Веки Тамары затрепетали, и я постаралась придать своему лицу спокойное и отрешенное выражение только что проснувшегося человека.

— Тесс, — тихо и жалобно позвала она меня.

— Да, малышка? — охотно откликнулась я.

— Мне страшно за тебя… — прошептала со слезами в голосе Тома. Она подскочила со своего места и, подойдя ко мне, обняла тонкими ручками за шею.

— Ну же, перестань, что ты… — я гладила ее по голове и спине, пытаясь хоть немного успокоить, вспоминая, как это когда-то делала мама, если кому-то из нас снился плохой сон. — Со мной же все в порядке, — я заглянула в ее огромные, поблескивающие от слез, карие глаза. Совсем не обязательно девочке знать, что я вру сейчас. Жива, здорова — а с остальным сумею справиться. Должна. Не ради себя, так хоть ради нее.

На что Тома отозвалась с неожиданной, недетской совсем горечью:

— На этот раз. А потом — что будет, если ты… — она шумно и резко вдохнула воздух. — Ты так много рискуешь… Но, Тесс, у меня ведь никого нет кроме тебя.

— И у меня, — пробормотала я растроганно, смаргивая набежавшие слезы, — Мы — семья, Тома. Я не брошу тебя, обещаю.

Я всегда старалась не давать обещаний, которые могу не исполнить. Но сейчас… Сейчас сделала бы что угодно, чтобы успокоить сестру. Она не должна страдать и плакать из-за меня, не должна!

— Пойдем в комнату, — сказала я, когда поняла, что Тамара уже не всхлипывает и, кажется, поверила моим словам, — Уже поздно, нам обеим пора спать.

Она отстранилась и кивнула, и я на нетвердых ногах пошла следом, изо всех сил стараясь не показывать своей слабости.

Я приняла решение: держаться подальше от ангелов и стать осторожнее ради сестры. И почти что успокоилась на этом.

Вот только этой же ночью мне приснился очень странный сон. В нем напротив меня стоял таинственный Тео — то ли Бог, то ли кто-то еще… Просто стоял и смотрел долго-долго, а я не могла пошевельнуться под его взглядом. А потом солнца на его кистях засияли ослепительным светом. Он сказал:

— Порой боль — единственный стимул к действию, — и, подойдя ко мне совсем близко, поднял руку и вырвал сердце из моей груди.

Я проснулась в холодном поту, но перед глазами все еще стояла картина: мое окровавленное, продолжающееся отчаянно пульсировать сердце, сжатое изящными пальцами.

 

Глава 2

Кажется, моя жизнь начала возвращаться на круги своя. То есть, я старательно вела себя так, будто дела обстояли подобным образом. Жесткий график, от которого успела отвыкнуть: подъем чуть свет, раньше всех остальных; быстрый завтрак (а иногда и без него обходилась) — и в рейд. Летала, прибиваясь к другим Гонцам, иногда объединялась с Беном или Мией. Старалась свести общение со знакомыми до минимума, а от Кайла и ангелов (особенно от них) — просто бежала как от огня. Гелий это понимал, злился, но до сих пор мне удавалось ускользать от разговора с ним. А о чем говорить, что я должна была ему сказать!? «Извини, я поняла, что вы можете быть монстрами, и теперь боюсь оставаться с тобой наедине». К тому же, это была лишь часть правды, остальную я даже сама для себя еще не поняла до конца…

Те крохи свободного времени, что у меня оставались, я проводила с Томой. В последнее время мы заметно отстранились друг от друга, и сейчас я решила как-то исправить это. Сначала мы обе испытывали небольшую неловкость: из возраста, когда достаточно было поиграть с ней в куклы, Тамара уже выросла… а о чем можно беседовать с одиннадцатилетней девочкой, я представляла слабо. Однако быстро стало ясно, что сестра моя не по годам умна и серьезна, да к тому же понимает меня с полуслова. Даже когда я обрисовала ей ситуацию с Гелием — не все, лишь в общих чертах и без упоминания о нечеловеческой природе — она поняла и поддержала меня удивительно мудрыми и простыми словами:

— Не мирись с тем, с чем смириться не можешь. Тем более, если ты его не любишь.

В ее голосе не звучало ни намека на обвинение: Тома просто почувствовала, что я действительно не люблю… А если бы любила — смогла бы принять? Наверное, попыталась бы. Но все же меня слишком пугали эти странные ангелы.

Сильва выжила. Я почти уверена, что когда отыскала ее — женщина была мертва. Неужели, и силы смерти над ними не властны? Это пугало еще больше… Хотя, я испытала облегчение, узнав об этом. Потому что не желала зла ни Сильве, ни остальным. Но и приблизиться к их тайнам больше не стремилась.

Прошла почти неделя. Моя нелюдимость пока не исчезла, да и нестихающие шепотки за спиной не ускоряли этот процесс. Мне помогали рейды. Обычно Гонцы в них что только не делают, а я выбирала те задания, в которых нужно было приходить на выручку людям из других коммун. Мы развозили лекарство, иногда — продовольствие, вытаскивали из-под обвалов (они не редкость в наших руинах), реже — вмешивались, если кто-то начинал вести себя совсем по-варварски… Я каждый день видела худеньких детишек, которые казались статуэтками из мутного стекла, такие же хрупкие, тронешь — и разлетятся на осколки. Видела людей, захлебывающихся в кровавом кашле, людей, которым половину тела размозжило упавшей бетонной плитой. Я видела несчастные озлобленные лица, глаза, полные тоски и приближающегося безумия. Однажды мне довелось увидеть несчастного, ставшего жертвой Гончих — конечно, эти твари никуда не делись — он представлял из себя кусок разорванного мяса, из которого торчали обломки костей и обрывки сухожилий… Но окровавленная развороченная грудь все еще вздымалась, он отчаянно и судорожно цеплялся за ускользающую жизнь. Это было ужасно, и все, что Гонцы могли сделать — так это вколоть ему смертельную дозу снотворного и облегчить уход в мир иной. Так в основном и выходило: иногда мы могли помочь, чаще — нет.

Однако необходимость смотреть на чужое горе, сопереживать страданиям других, облегчала мои собственные терзания. Я начала понимать, что мои проблемы кажутся мелкими и несущественными на фоне того, что происходит со многими остальными. Подгоняемая чувством стыда и жалостью, я проводила в рейдах все больше времени, иногда возвращаясь домой лишь под утро. Но стоило оказаться в родных стенах, как чувство безысходности, эгоистичное, наверное, вновь мучило меня. Ни Бог, ни Дьявол не беспокоили меня во снах или наяву, но что-то подсказывало, что в покое меня не оставят. Я была разрываема противоречиями: время милостиво притупляло сердечную боль, одновременно заселяя туда необъяснимую тревогу. Мне становилось легче и, одновременно с этим, не становилось вовсе.

* * * *

Под пальцами Сильвы мелькали кусочки металла, пластика, провода и мелкие шурупы. Гелий наблюдал за этим с любопытством, ему происходящее казалось чуть ли не магией. Но заговорить он пока не решался, опасаясь отвлечь соратницу. Наконец, Сильва откинулась на спинку стула, то ли закончив работу, то ли просто отдыхая, и начала говорить сама:

— Я ведь и в самом деле умерла, Мика убила меня. В первые секунды мне было так легко, наступила почти эйфория: я думала, что теперь стану свободной от всего этого, — она сделал небрежный жест рукой, указывая на пространство вокруг, — А потом открыла глаза и увидела эти искусственные луга с их ядовито-зеленой травой и пережженной лазурью неба — дешевая открытка, а не рай… И поняла: для нас ничего не закончится, пока ОНИ этого не позволят…

Она тяжело вздохнула, по лицу пробежала тень. В темно-синих, как небо перед грозой, глазах Гелий увидел только бесконечную усталость. Он понимал, но… сам пока видел смысл бороться дальше. Даже если все это — лишь игра высших созданий, выигрыш будет общим: и для высших, и для людей, и для них — ангелов.

— Так что ты сейчас делаешь? — спросил Гелий, с любопытством косясь на металлические заготовки.

Сильва криво усмехнулась.

— Там, в Эдеме, со мной успели пообщаться. И деликатно сообщили, что дальше мы будем сами по себе…

— В каком смысле!?

— В том самом, мой друг, в том самом, — кивнула женщина, — Они заварили эту кашу, но теперь все выходит из-под контроля. А мы можем надеяться только на собственные силы.

Ошарашенный этим известием Гелий не сразу понял, что на его первый вопрос так и не ответили. Но Сильва после недолгой паузы вновь заговорила первой.

— Чтобы победить Технобогов, придется действовать их же средствами, — она повертела в пальцах результат своих трудов, — Чтобы победить, каждому из ангелов придется поселить внутри себя демона — демона из микросхем и проводов…

* * * *

Несмотря на мои попытки избегать людей — а, скорее даже, благодаря ним — Кайл смог поймать меня в тот момент, когда рядом не оказалось больше никого. В том числе и Гелия, о чем я неожиданно пожалела.

— Послушай, я тороплюсь и… не настроена сейчас на беседу, — на беседу с тобой, вот что подразумевалось. Однако моя попытка избежать разговора с треском провалилась.

— Я не займу у тебя много времени. Пожалуйста, Тесс…

В его взгляде удивительным образом спелись решимость и мольба, и я сдалась и кивнула, показывая, что готова слушать.

— Я виноват — очень виноват перед тобой, — это были не пустые слова: Кайл действительно так думал, более того — он явно страдал от чувства вины. На долю секунды мне стало его жаль. Но вспыхнувшая в груди с новой силой боль пересилила сострадание.

— …но я не хочу, чтобы мы с тобой навсегда остались врагам.

— И я тоже, — искренне согласилась я, с трудом глядя на парня, которого знала практически всю жизнь. Он был больше, чем моей первой влюбленностью — он был лучшим другом, опорой и поддержкой в трудные времена. Кто же провел между нами эту черту, поделил все на «до» и «после», так, что уже ничего не сделать, как было? Я знала, кто… но не могла понять: почему!? Понимала только то, что Боги, пославшие ангелов, куда более жестоки, чем Технобоги. Последние причиняли боль лишь нашим телам, первые — пытали души.

— Но чего ты тогда хочешь? — мой голос звучал очень тихо, и если бы не странно вспыхнувшие глаза Кайла, я бы подумала, что никто меня не слышит. — Если, чтобы я забыла все или сделала вид, что забыла — то это невозможно…

— Тесс, — выдохнул он и протянул руку, словно желая коснуться моих волос, но так и не решившись, — Если бы я только мог ее не любить… Или хотя бы любить только одну из вас…

— Но это тоже невозможно, — я заставила себя улыбнуться, желая в тот момент только одного: забиться в какой-нибудь уголок и дать волю слезам. Моя натянутая улыбка сработала хуже пощечины: Кайл застыл, несчастный, растерянный.

— Я не испытываю к тебе ненависти… — медленно произнесла я, видя, как смягчаются от моих слов черты парня. Ничего уже нельзя изменить. Даже, если Лоа вдруг исчезнет из нашей жизни — пути назад нет. Так пусть хоть кому-то из нас станет немного легче. Странно, но, несмотря на все, я не хотела, чтобы Кайл страдал. Уже нет.

— Спасибо, — он обнял меня, всего на пару секунд, но и этого хватило, чтобы мое сердце забилось в болезненной лихорадке. После этого Кайл ушел, а я осталась стоять там, чувствуя, как мой мир разваливается на куски…

Если бы я его по-настоящему ненавидела, сумела бы взлелеять то обжигающее чувство, все было бы куда проще.

Но как я могла? Все мы были в этой игре только лишь разменными монетами. Не пешки, еще меньше и незначительней.

И я должна была сделать хоть что-то… чтобы хоть на доли мгновенья вновь стать свободной от чужой воли, чужих правил.

* * * *

— Ты уверен? Это ведь жестоко… — лицо говорящего исказилось, словно от приступа острой боли.

Тео расхохотался каким-то жестоким смехом:

— Горг, я уже ни в чем не уверен. Это ты все решил! Твою любимицу мы не можем вывести из игры прямо сейчас, но вот роли поменять — вполне можем. Вот только ее партию должен доиграть кто-то другой. Или ты передумал? — пристальный взгляд голубых глаз испытующе изучал мрачные черты.

После продолжительного молчания тот все же покачал головой.

— Нет.

Светлоглазый слегка приподнял одну бровь:

— Твой выбор я осуждать не собираюсь, но скажи только одно… А какая разница? Забрать ее сейчас ты все равно не сможешь. А потом — потом она в любом случае станет твоей.

— Я не хочу, чтобы она страдала, — спокойно произнес Горг, — Если в моих силах сделать ее муки чуть терпимей — я это сделаю.

— А я-то полагал, что этот этап для нас давно пройден, — хмыкнул Тео. — Что ж, пусть все будет, как ты решил. Только не забывай, мой друг, что избыток эмоций ведет к ошибкам, чаще всего — непоправимым.

Сказав это, он приставил ладонь козырьком ко лбу и, щурясь от яркого рассвета, вгляделся в небо. Оно казалось совершенно обычным для этого мира и этого времени: серое, лишь с легким намеком на голубоватый отлив, без единого облачка. Безжизненное небо пустыни, в которую и превратилась Земля. Но вот вдалеке каплей чернил на грязноватой бумаге проявилась темная точка.

— Началось, — одновременно сорвалось это восклицание с губ друзей.

А точка в небесах разрослась до настоящей тучи, но не благодатный дождь должна была она принести… Только гибель.

Из черного тяжелого облака полились на землю струи воды. Иссохший песок жадно впитывал их, давая просачиваться глубже и глубже. Темнели камень и бетон, потемнело небо, в один миг ясный день превратился в густые сумерки.

Ни одна капля не коснулась Тео и Горга. Первый довольно кивнул, бросив прощальный взгляд на не стихийное буйство, и исчез, словно и не было. Во взгляде второго мелькнуло сожаление. Но мгновением позже во влажном воздухе растворился и он.

* * * *

Я проснулась утром раньше обычного и не смогла заснуть снова. Какое-то странное чувство, царапаясь и волнуясь, вызывало необъяснимую тревогу, будоражило. Стоило только закрыть глаза и, могу поклясться, я начинала слышать странный шум. Смесь журчания и шороха непонятного происхождения — в полной тишине это производило удручающее, сводящее с ума впечатление.

Понимая, что скорее сойду с ума, чем смогу поспать, решительно поднялась с кровати. Шумом своих шагов я постаралась заглушить и непонятные звуки и собственное беспокойство.

Томы в комнате уже не было, и ее постель оказалась аккуратно застелена. В такое время она могла быть только в одном месте — на кухне. Девочка часто помогала повару, а иногда приходила туда что-то сделать, пока все еще смотрели десятые сны. Как-то раз я спросила сестру об этом, но она лишь уклончиво ответила, что «ей иногда не спится», и оборвала все дальнейшие попытки возобновить этот разговор. Порой мне казалось, что у Тамары больше тайн, чем у меня самой и большинства моих знакомых. И что она куда сильнее всех нас, раз хранила их, никому не жалуясь. Но я очень хотела, чтобы ей не приходилось быть такой сильной, чтобы Тома могла оставаться простым ребенком… Жаль, что для этого пришлось бы разрушить весь мир и отстроить заново уже другой. Еще больше жаль, что я на это неспособна, иначе сделала, не задумываясь.

Я решила и сама спуститься на кухню, поговорить с сестрой, прежде чем отправиться в очередной рейд. Неизвестно, насколько он затянется. И, как всегда бывает с Гонцами, неизвестно, вернусь ли я после него домой…

Пока я передвигалась в хитросплетении коридоров, ничто не прервало мертвую тишину, царящую вокруг. И вновь я задумалась о том, что жить в подземелье невыносимо тяжело. Только наличие рядом близких и возможность хоть изредка вырываться наружу скрашивали тоскливое существование в бункере. Если бы не было Технобогов, то уже сейчас люди могли переселяться на поверхность…

— Привет, не думала, что ты уже проснулась, — звонкий голос сестренки вывел меня из оцепенения. Надо же, дошла буквально на «автопилоте», не замечая дороги.

— Доброе утро, — улыбнулась я и пожала плечами, — Не спится чего-то…

— Может, тогда поможешь мне с завтраком? — с надеждой посмотрела на меня Тома, — Джад, наверняка, еще не раньше, чем через час придет — а голодные ранние пташки, вроде тебя, вот-вот слетаться начнут.

В общем-то, готовка и прочие «женские» занятие никогда меня не интересовали, но… Сестра же попросила. К тому же побыть рядом с ней — далеко не худшая трата времени.

— Хорошо, но процессом руководишь ты.

— Не бойся, ничего серьезного я тебе все равно не доверю! — рассмеялась она, и я почувствовала, как теплеет на душе.

— Нарежешь, только помельче, — указала Тамара на крупный кусок сырого мяса. Я поморщилась: это напомнило мне о временах, когда мы с Кайлом охотились в подземельях… Не хотелось сейчас вспоминать о нем и прошлом. Но отказываться было глупо и некрасиво; скрипнув зубами, я взялась за дело.

Пока возилась с мясом, Тома легким ветерком носилась по кухне, успевая и там и тут: помешать, добавить немного того или щепотку этого… Никогда не понимала, но, похоже, ей действительно нравилось это занятие. В любом случае, лучше пусть она возится на кухне, чем последует по моим стопам и станет Гонцом.

Из-за работающей печи в комнате вскоре стало жарко, я то и дело оттирала лоб тыльной стороной ладони, а Тамара уже не казалась такой же бодрой. Она взяла с полки жестяную кружку и набрала в нее воды из крана.

— Попьешь, дашь мне тоже, — бросив взгляд через плечо, попросила я и вернулась к своему однообразному и утомительному занятию.

— Угу, — донеслось до меня. Вдруг Тамара закашлялась, наверное, поперхнувшись водой. Секунд через тридцать, в течение которых кашель не прекращался, я встревожилась.

— Эй, тебе помочь… — начала я. Но тут стало очень тихо, только бульканье еды и гудение огня звучали вокруг. Потом раздался металлический звон. Я обернулась, чувствуя, как странная медлительность сковывает все мои движения — будто я угодила в густой липкий студень.

Напротив, одной рукой опираясь на стол, стояла Тамара. Лицо отливало какой-то нездоровой синевой, другой рукой она хватала себя за горло, а рот был жалобно приоткрыт… У ног, в лужице воды, валялась кружка.

— Тома! — взвизгнула я и кинулась к ней. Успела как раз, чтобы подхватить оседающее тело, прежде чем она упала.

— Тома, Томочка… — лихорадочно шептала я, глядя на широко распахнутые, полные слез глаза, на ее попытки втянуть воздух… Боже, она как будто задыхалась! Но от чего!?

Я не знала, как бросить ее в таком состоянии, но нужно было бежать за помощью… за Джози… за кем-то еще. Отчаянная паника мешала здраво мыслить. Я не успела ничего решить… Даже если бы оставалась хладнокровной и собранной — все равно, не успела бы…

Дернувшись еще раз, сестра изогнулась у меня на руках, хрипло вскрикнула… и затихла…

Я не могла в это поверить. Принялась судорожно прижимать руки к ее груди, шее, запястьям… пыталась нащупать хотя бы слабенький пульс. Ничего. В моих руках оказалась неживая кукла, а не сестра.

Что-то горячее заструилось по щекам, несколько капель упало на платье Тамары, расползаясь темными влажными пятнами. Но я не плакала… Я отчаянно выла, захлебываясь рыданиями и все еще не в состоянии принять…

А вокруг все продолжали спать. Я осталась одна во вселенной, одна с трупом сестры и со своим горем.

 

Глава 3

Сколько я просидела так, баюкая мертвую сестру и завывая — то с душераздирающей громкостью, то еле-еле слышно? Минуты, часы, дни или годы? Знаю лишь, что для меня это был самый настоящий ад. А в аду не существует времени — только вечность боли и страданий.

Через какой-то туман помню, как меня оттаскивали от Тамары, как пытались о чем-то спрашивать… Я не рыдала уже, но и ответить не могла. В голове пульсировало: «это не со мной, это не с нами происходит…» За эту одновременно и спасительную и губительную мысль я цеплялась с отчаянием утопающего. Никогда еще безумие не оказывалось так близко: я чувствовала его опьяняюще-сладкое дыхание возле лица… Оно обещало: боли больше не будет, только отдайся в мои объятия… Насколько проще было бы сойти с ума или умереть!

Я почти что была готова к этому. Я стояла перед самой бездной, глядела в ее черное чрево, мечтала сделать шаг и раствориться там, в ничто… Странно, какая мелочь смогла удержать меня и вернуть к реальности. Какая-то женщина (в тот момент я так и не смогла связать ее лицо с каким-нибудь из имен, знакомых мне), склонившись над Тамарой, произнесла:

— Теперь девочка в лучшем мире… — и принялась шептать какую-то молитву, что-то о «рабе божьей» и «агнцах» и о «милости Господней»…

Обжигающей волной во мне начала подниматься ярость.

— Кому вы молитесь?! — закричала я, — Никто не слышит ваших молитв, а если и слышит, то ему плевать!

— Мы все понимаем, что ты расстроена, Тереза, но побойся бога… — растеряно начала женщина… Хелен. Так ее звали.

— А я не буду бояться, — устало сказала я, чувствуя, как огненный гнев оставляет за собой только бессильный пепел. — Им уже нечем меня напугать… нечего отнять…

Под хор из шепотков — осуждающих и сочувствующих — я на дрожащих ногах отправилась прочь из этого места. Во рту стоял металлический привкус… Кажется, я прикусила губу, вот только боли совсем не чувствовала. Наверное, подойди кто-то и сломай мне руку — я и не заметила бы и продолжила брести, опустив голову и не видя ничего, кроме бледного неживого лица сестры…

Полная анестезия. Нет боли. Нет ярости. Только пустота и обреченное понимание: я уже не живая.

Я не могла и не хотела бороться — да и какой в этом был смысл?

Против тех, кто, вероятно, ровесники самой Вечности?.. Не знаю, чем я не угодила им… Нескрываемым призрением к вере в кого-то, кроме себя и близких? Крамольными мыслями? Или желанием докопаться до истины? А, может, просто попала под раздачу в странной игре Богов?

Какая разница теперь…

Когда я сломлена окончательно…

В этом странном оцепенении я добралась до своей комнаты… теперь только своей…

Там все оставалось таким, каким было, когда я уходила утром — будто огромную вечность назад. Но ничто уже не будет прежним.

Судороги приближающейся истерики вновь пробежали по моему телу. Ноги подкосило, и я рухнула на пол. Всхлипывания скребли в горле, и попытки выровнять дыхание с треском провалились…

Меня душила эта привычная обстановка. Слишком легко в ней было поверить, что все случившееся — лишь страшный сон, горячечный бред, наваждение, ЧТО УГОДНО! Только бы не истина.

А от такой веры до безумия — полшажка, не больше…

Я с силой прикусила кожу не запястье, это самую малость, но отрезвило меня. Хотя боль пришла запоздало и была слишком глухой и далекой, чтобы перекрыть тот кошмар, что творился внутри меня.

Мыслей в голове не было… и я приказывала себе не думать… не сейчас… Осталось только то, что скорее можно было назвать инстинктами.

И сейчас они приказывали мне одно: бежать из этого места, бежать и больше не возвращаться. Сейчас долг Гонца и привязанность к дому полностью растворились в панике, которая грозила захлестнуть меня с головой…

Но нет. Совершенно неожиданно внутри меня поселилось какое-то мертвенное отчужденной спокойствие. Я резко втянула воздух через стиснутые зубы. Оглядела комнату… не мою уже. Ничью. Просто комната, просто вещи. Думай, Тесс, что из них тебе пригодится там, куда ты отправляешься? А, собственно, куда?..

Автоматически кидая в небольшую сумку разные предметы, я улыбалась. Отстраненной полубезумной (или не «полу»?) улыбкой.

Вполне возможно, что я скоро умру…

Возможно, что и нет.

Но, в любом случае, я выбываю из этой игры.

И Они не смогут меня удержать.

Не смогут…

* * * *

Тревога за рыжеволосую девушку гоняла Гелия по всем коридорам подземелья: почему-то всегда безошибочное чутье каждый раз уводило его в ложном направлении… Словно некто не желал, чтобы он отыскал Тесс.

Да, между ними не было такой связи, как между Лоа и тем парнем… Кайлом, кажется. Но ведь это и к лучшему. Все, что было — было добровольно, потому что они сами так захотели. И несмотря на то, что девушка его оттолкнула, ангел сейчас стремился отыскать ее, чувствовал, что та нуждается в помощи… и что, кроме него, помочь некому.

В конце концов, Гелий все же пришел к ее комнате, подспудно удивляясь, как это — самое очевидное ведь! — место не пришло ему в голову прежде всего. Будто действительно какое-то наваждение.

Мужчина потер ладонью лоб и собрался уже постучать, но дверь распахнулась раньше.

— Боже… — выдохнул он, напуганный и пораженный. На мгновение ему показалась, что перед ним стоит труп, по неизвестным причинам продолжающий двигаться. Ведь не может у живой глаза темнеть такой пустотой, где не отыщешь никаких чувств… даже боли. Глядя в бледное лицо Тесс, Гелий подумал, что если бы он сейчас затаил дыхание и прислушался, то сумел бы различить биение только одного сердца — своего собственного. Нет, конечно, это было не так, но…

Девушка сделала шаг вперед, словно не видя перед собой преграды в виде Гелия. А он только сейчас заметил в ее руках небольшую сумку.

— Куда это ты? — нахмурился он.

— Ухожу, — голос Терезы прозвучал также мертво, как выглядела она сама.

— Что?.. — Гелий помотал головой, как будто пытаясь таким образом привести мысли в порядок, — Куда? Зачем?

Лицо Тесс вдруг утратило отрешенность, черты болезненно исказились…

— Это вы, такие как ты, во всем виноваты!!! — прорыдала она, и попыталась ударить ангела кулаком в грудь, но тот мягко перехватил ее запястье.

— Т-ш-ш, успокойся, девочка, — прошептал он, прижимая ее к себе. Тесс не сопротивлялась, но словно окаменела, никак не реагируя на нежные поглаживания по волосам и успокаивающие слова. Видя тщетность своих попыток, Гелий с неохотой разжал объятья. Тереза сразу же отстранилась, сделав шаг назад.

— Куда ты уходишь? — твердо повторил мужчина.

— Не знаю… Просто здесь я больше быть не могу, — ответ прозвучал неохотно, даже вымучено. — Попытайся понять, — Тесс наконец подняла на собеседника глаза — уставшие, заплаканные, — У меня не осталось ничего, за что я могла бы еще бороться. Ни-че-го. Я — не вы. Я не могу жить за идею.

Гелий мог бы сейчас поспорить с ней, объяснить, за что в действительности борются и живут ангелы… но не услышала и не поняла бы его Тесс. Точнее, не захотела слышать понимать.

— Не останавливай меня, — прошептала она, — Все равно не сможешь ведь…

Разумеется, он смог бы. Но не видел смысла. А свои желания… давно ведь привык отодвигать на задний план.

— Береги себя, — только и попросил Гелий, на мгновение коснувшись губами ее волос.

Тесс криво усмехнулась в ответ: вряд ли это можно было счесть за обещание. Она подхватила свою сумку, выпавшую в процессе этой беседы из рук, и, не сказав больше ни слова, двинулась прочь.

Растерянный и печальный ангел продолжал стоять у приоткрытой двери окончательно уже опустевшей комнаты…

* * * *

Я берегу пустоту внутри. Пустоту от привязанностей, обещаний… Пустота — это прежде всего свобода. Ото всех, от боли. От самой себя.

А сейчас я несусь над морем, утопающим (смешно, не правда ли?) в серо-белом тумане, и думаю, что наполнить пустоту соленным влажным ветром — не самая плохая идея…

Что я надеюсь найти там, куда так уверенно лечу стрелой? Дом? Покой? Смерть?.. Не знаю и впервые за всю жизнь не хочу спорить с судьбой и за что-то бороться. Я делаю свой шаг длинной в один полет — а там, будь что будет.

Если старые карты не врут, то я лечу на крошечный островок, забытый людьми и богами. Если же на ветхой бумаге нарисован давно не существующий кусочек суши… вернуться на берег я уже вряд ли смогу.

Так или иначе — новая жизнь. Или забвение. Что бы ни было — все равно лучше, чем то, что есть сейчас.

Исчезло чувство времени. Растворилось в тумане понятие пространства; я вряд ли смогла бы различить сейчас верх и низ, тяготение стало совсем незначительным и не смогло бы подсказать, где море, а где небеса. Мыслей тоже не осталось. Только ощущения — ветра в лицо и неистребимой, глухой боли глубоко внутри. Я пыталась убежать от нее, прекрасно осознавая, что лишь за одной гранью лежит избавление. И то… могла ли я быть уверенной, что смерть — это действительно конец? Повстречав ангелов и того, кто вполне мог быть Богом… Я не знала уже, во что верить. Не хотела верить вообще, успев понять, что вера не спасает — кто бы что ни говорил.

Моим спасением могло быть только одно… Скорость. Лететь быстрее ветра, боли и страшной воли всех богов. Лететь налегке, зная, что терять уже нечего. Кроме жизни, но ее цена так смешна, что даже не считается.

Я неслась в застывшем времени, густом и белесом, как туман вокруг. Время оставалось неподвижно, но прорезая его насквозь, я творила иллюзию его хода. Наверное, это и есть одна из главных тайн существования. Времени не существует. Движемся лишь мы, и стоит застыть, перестать нестись куда-то — замрут стрелки часов, увязнут, может, тикнув разок в удивлении, что их секрет раскрыли. Но людям всегда некогда, они бегут, торопятся, сами укорачивают свой срок… Вот и я. Не желаю оставаться в сейчас, даже если бы оно стало вечным.

Байк подо мной вдруг фыркнул громче обычного. Неужели уже? Я крепче вцепилась в рукояти, в попытке выровнять его ход. Получилось. А надолго ли? Заряд аккумулятора на исходе, а как далеко еще до выбранного мной клочка суши (и существует ли он вообще), я не знала.

Но вот… что это? Я прищурилась, напрягая зрение и силясь разглядеть что-то сквозь пелену тумана. Земля! Улыбка искривила мои губы. Значит, все же буду жить. Да, наивно было решить, что мне позволят уйти так просто. Впрочем, не слишком ли я много беру на себя? Сбежала, не буду мешать исполнению «божьего промысла» — может, и забудут обо мне. Я надеялась на это, в то же время понимая, что делаю что-то неправильное. Наверное… сдаюсь.

В моторе что-то щелкнуло, и мотоцикл полетел… камнем вниз. «Что ж, не в первой» — обреченно решила я, попытавшись напоследок как-то сгруппироваться, чтобы смягчить падение. Бессмысленно. Все как обычно. Удар. Искры в глазах. Фейерверки праздника боли.

* * * *

— Наверное, у девочки лихорадка. Бедняжка… — сквозь густую пелену доносились до Лоа чьи-то слова, но понять, кто говорит, она не могла. Сил разбираться не было, хотелось снова уснуть и не видеть снов, не видеть никого и ничего. Но вместо желанной пустоты, в голове роились, перемешиваясь друг с другом, словно карты в колоде, образы прошлого и настоящего. Жизни далекой и полузабытой, жизни этой и того, что было между ними. То ли в реальности, то ли в этих полубредовых видениях она почувствовала прикосновение чьих-то холодных губ ко лбу.

— Все будет хорошо, — пообещал ей кто-то. Лоа всхлипнула, но почему-то поверила и сразу стало легче. Жар, охвативший ее тело, начал потихоньку спадать, оставляя за собой жуткую слабость. Вскоре девушка провалилась в мирный и самый обычный сон, лишь напоследок распахнув глаза и невидящим взглядом обведя комнату и присутствующих в ней.

— Мне показалось, она покидает нас… — пробормотала Сильва.

— Так и есть, — Гелий осторожно прикоснулся к запястью спящей, проверяя пульс, — Покинула уже, как я думаю.

— Что? Но она же… — громко воскликнула женщина, на что ангел лишь приложил палец к губам, призывая быть тише.

— Нет, она жива, более чем. Но… — он печально усмехнулся и ласково погладил Лоа по волосам, — Она теперь не одна из нас, понимаешь?

Синие глаза Сильвы стали вдруг холодными и жестокими.

— Как такое возможно? — голос ее прозвучал резко, но Гелий не стал вновь просить ее сбавить громкость, — Почему она?.. — добавила и вмиг стала какой-то слабой и растерянной.

— Откуда мне знать? — ангел пожал плечами, — Я не понимаю, что происходит. И что нам делать. Вряд ли старые планы имеют смысл…

— Что нам делать? — эхом повторила она, — Мы ведь теперь вместе с этими людьми. Значит, мы должны сражаться.

Сильва неожиданно встала и направилась к дверям. У самого порога она остановилась и, не оборачиваясь, бросила с горечью:

— Боевые потери механизм войны не остановят. Только полное уничтожение одной из сторон.

* * * *

Как страшно заблудиться в собственных снах, затеряться в лабиринтах воспоминаний, перемешанных жизней, и блуждать, блуждать, не находя выхода…

Образы прошлого. Лоа пыталась поймать их, удержать, чтобы, наконец, вспомнить. Чтобы стать самой собой и перестать тосковать о покинутом мире… Но ускользали из пальцев люди и события, обращались в туман при попытке уловить связь между ними и ней. Нет, не в туман — в дым. Едкий, горький, забивающийся в легкие. Почему-то он оставлял привкус металла во рту и пробуждал в душе девушки шевеление чего-то жуткого и темного, что она никогда бы не признала частью себя. И тем не менее…

Дым становился все гуще и горячее. Он еще не обжигал, но уже делал воздух сухим и колючим. А потом…

В одно мгновение мир снов переменился, словно повернули калейдоскоп, создав новую картину одним движением руки. Вокруг Лоа извивались теперь не дымные змейки, а языки настоящего пламени. Они шуршали и шептали на неведомом языке огненных духов, тысячей когтистых лапок тянулись к ней… Вновь вспышки воспоминаний пронеслись в замутненном сознании. Запястья пронзила резкая боль, и девушке примерещилось, что их туго связывают веревки. Огонь же подступал ближе и ближе. Боли не было, но ее сполна заменяли страх и… память. Все это уже было, было когда-то! Но почему она должна вновь переживать этот кошмар? За что?..

Вот видятся уже за пламенной пеленой лица — озлобленные, почему-то ненавидящие ее, жаждущие ее смерти. Вроде и человеческие, а из-за гримас, скрививших их, напоминающие больше гротескные морды соборных химер и горгулий. Но среди этой звероподобной толпы появился Он. Возвышающийся над ними всеми, не отрывающий взгляда от костра и Лоа, что вот-вот должна была сгореть.

Он сделал шаг, и огонь расступился, не смея коснуться его. Лоа глядела на протянутую к ней руку… Спасение? Но…

— Просто сделай выбор, — прозвучал в ее голове твердый уверенный голос. — Свершившееся уже не изменить, но от своего бремени ты избавишься… обещаю.

Она вглядывалась ему в лицо, забыв о костре, не могла поверить… Губы девушки шевельнулись, беззвучно произнеся одно единственное слово:

— Покой.

— Я не могу дать тебе его, прости, — покачал мужчина головой, — Но если ты пойдешь со мной, я… — он вновь протянул к ней руки. Лоа слабо улыбнулась. И шагнула назад — в объятия огня. Мгновение боли — и она покинула мир своих кошмаров. И перестала быть ангелом.

Горг же задержался в выстроенных им же иллюзиях, ошарашено глядя на потухающий костер. Словно отражая его мысли, поднялся ветер, смешанный с крупными каплями дождя. Первая из них упала ему в ладонь, которую он продолжал тянуть в пустоту…

 

Глава 4

Со стоном я поднялась на ноги и огляделась. Вот это местечко, найденное мной на старых картах. Серая галька вокруг, шелест волн. И обветшалое вытянутое вверх здание — которое станет теперь моим домом. Я глубже вдохнула соленый воздух, проникаясь одиночеством и умиротворением островка… Хотя… Черт, от умиротворение не осталось и следа. Я четко ощутила на себе чей-то взгляд, но среагировать не успела — кто-то уже прыгнул на меня, увлекая вниз, на каменистую почву. Прошипела ругательство, продолжая отбиваться, а у самой сердце ушло в пятки — неужели Технобоги? О том, что эти твари предпочитают нападать иначе, я в тот миг не задумалась.

Борьба была упорной, но в итоге мне заломили руки и приставили к горлу что-то острое, так что дальнейшее сопротивление пришлось прекратить.

— Так значит, ты одна из этих тварей? — прошептал нападавший, чье лицо я так и не успела разглядеть. Теперь же он стоял со спины, а излишнее любопытство в моем положении проявлять не стоило.

— Смотря, кого ты считаешь тварями, — как могла спокойно ответила ему.

— Тех, кто решил поживиться на чужом горе. Своего мира мало было, да?

Несмотря на все мои потери и то, что следующей могла стать моя жизнь, несмотря на лезвие у горла и то, что удача была не на моей стороне — я рассмеялась, услышав такую нелепость. Вы только подумайте, меня приняли за одну из Технобогов! Более бредовую ситуацию и вообразить трудно.

— Ты от рождения придурок или здесь крыша поехала? — не удержалась я, и попыталась высвободиться. Но крепкие руки чудака-островитянина не дали этого сделать. Впрочем, сомнения в нем все же удалось посеять. Теперь голос звучал не так уверенно:

— Хочешь сказать, ты не пришелица? — а еще он говорил с каким-то необычным акцентом, делающим все звуки чуть более резкими.

— Нет, конечно!

— Докажи, — потребовали у меня.

— Ты действительно думаешь, что смог бы справиться с настоящей Технобогиней? — хмыкнула я, — Ну-ну.

После минутного молчания нож от моего горла убрали, и хватку свою островитянин тоже разжал. Я поспешила развернуться, так, чтобы посмотреть в лицо незнакомцу.

Он оказался неожиданно молод, вероятно, только лет на пять-шесть старше меня. Приятные черты лица, только несколько заостренные, словно заточенные соленым ветром. А еще он был серым, как этот берег. Одежда, кожа, измазанная чем-то, даже волосы имели пепельный оттенок. Только крупные желто-зеленые и какие-то диковатые глаза выделялись.

— Неплохой камуфляж, — одобрительно хмыкнула я.

— Спасибо, — сдержан и насторожен, все еще изучает меня.

— Почему ты без респиратора? — я не сразу обратила на это внимание, долгое общение с ангелами… нет, не стоит сейчас о них.

— Мой отец говорит, что ветер изменился… что мир меняется, — парень поморщился, поняв, что сболтнул лишнее. Но было поздно.

— Отец? Ты с ним здесь живешь?

— Да, уже давно, — неохотно процедил он, — И мы не слишком рады чужакам на нашем острове.

Я зло прищурилась. Не люблю навязываться, но черт возьми! Это просто кусок земли посреди моря. И даже если он живет здесь «уже давно», это не дает права…

— Знаешь, я тоже рассчитывала на уединение, — скрестив руки на груди, заявила ему, — Но сейчас я застряла здесь, мой байк сломан, и надеюсь, мы сможем быть добрыми соседями то время, что мне потребуется для ремонта.

Уж не знаю, то ли моя мини-тирада так повлияла на угрюмого и, скажем честно, не слишком воспитанного парня, то ли что-то еще…

— Петрель, - он протянул мне руку.

— Тесс, — я пожала ее, даже сквозь перчатку ощущая, что кожа у островитянина очень горячая. Или просто мне было холодно?

Он вздохнул.

— Пойдем за мной, Тесс, отведу тебя в дом. Скоро начнется буря…

Я с сомнением посмотрела на ясное небо, но за своим новым соседом все же последовала.

Интересно, сможем ли мы ужиться? И обрету ли я покой на острове?..

* * * *

Лоа и Кайл сидели, тесно прижавшись друг к другу и что-то негромко обсуждали. Изредка на лицах обоих мелькали улыбки — усталые, почти что вымученные, но от того не менее счастливые. Девушка и вовсе стала выглядеть иначе, исчезло из ее черт то холодное совершенство и отрешенность. Она перестала быть существом не из мира сего, и мечты о рае больше не тревожили ее. Воспоминания о нем, о прошлой жизни, о двух непохожих друзьях, что провожали ее в мир иллюзий, вообще становились все более блеклыми с каждым часом.

— Такая счастливая… — в удивлением протянул Гелий, то и дело бросавший взгляды на парочку. — Как ты думаешь, она все забыла?

Сильва, сидевшая рядом с ним в общей столовой, отпила воды из кружки, и лишь после ответила:

— Пока, думаю, не все. Но скоро наверняка забудет. А если эта война все же закончится… то Эдем и то, что было до него, и вовсе станут для нее обрывками странного сна.

— Мне кажется или ты ей завидуешь?

Сильва чуть улыбнулась.

— А ты — нет? Впрочем… я постараюсь думать об этом поменьше. Мы получим свой покой — так или иначе. Есть те, кому повезло гораздо меньше нашего…

Ангел медленно кивнул в ответ на последнюю реплику. Кажется, он понимал, кого его подруга имела в виду. Честно сказать, Гелий очень скучал по этой рыжеволосой девочке… Плохо, конечно, так привязываться к кому-то, но ничего с этим уже не поделать.

Если бы не… Хотя, «если» было слишком много. Если закончится война. Если они выживут…

И если роль, отведенная Тесс в странной игре, не окажется ролью жертвы.

* * * *

К моему огромному удивлению, отец Петреля оказался куда вежливей сына. В ответ на холодное представление нас друг другу он неожиданно улыбнулся, отчего изборожденное морщинами лицо словно засветилось изнутри.

— Рад, что ветер принес тебя на наш остров, девочка. Меня Смотрителем можешь звать.

Ну и странные имена у этой семьи, подумала я. Впрочем, бывают причуды и куда менее безобидные. Но старик, заметив мое замешательство, пояснил.

— Слишком давно я здесь… Прибой и время чистят память, что наждак — металл от ржави. Вот и позабыл за годы, как меня нарекли при рождении. Назвал себя Смотрителем, потому что за маяком присматриваю, а у сына моего чутье на погоду прям магическое, поэтому и…

— Отец, — резко оборвал его Петрель, которому, кажется, такая откровенность оказалась не по душе. Но ни Смотритель, ни я, не обратили на это особенного внимания. Парень удостоился лишь того, что ему с улыбкой погрозили ему пальцем и велели не перебивать.

— Маяк? — я слегка нахмурила брови, — Они ведь, вроде, для кораблей были… Зачем же сейчас он нужен? Для кого?

— Мало ли кому свет понадобится… — протянул Смотритель, — Вот и ты, Тесс, не случайно ведь сюда прилетела.

— Не случайно, — не стала спорить с этим, — Но я-то не на свет вашего маяка ориентировалась… его и не видно днем ведь!

— Это ты так думаешь, — загадочно произнес старик, — Маяки, они не только для того, что полыхать. Он тебе не просто лампа гигантская, — и он любовным жестом провел ладонью по каменной стене.

Пожав плечами, я решила не настаивать на своей точке зрения. Похоже, оба островитянина были слегка «с приветом». Как знать, не свихнусь ли и я через пару лет?

Говорить о том, что нашла остров по старым картам и планировала сбежать на него от всего мира, тоже пока не спешила. Свела все к внезапно сломавшемуся байку.

Смотритель лишь руками развел.

— Боюсь, починить его ты вряд ли здесь сможешь. Генератор у нас, слава Богу есть, и ежели бы только мотор зарядить надо было…

— Неужели даже никаких инструментов нет? — занервничала я. В связи с тем, что мое одинокое прибежище оказалось не таким уж одиноким, слишком задерживаться здесь мне не хотелось.

— Почему нет, есть. Только я ничем подсобить с починкой не смогу, старость она не в радость, — и тяжело вздохнул, — А Петрель, хоть и молод, да руки из нужного места растут, — на этих словах парень вновь недовольно сверкнул глазами, но в разговор не вмешивался, — Но механизмов таких отродясь не видел. Так что…

— Инструменты и электричество есть — это самое главное. Большего мне для ремонта и не нужно.

— Ишь ты, — Смотритель одобрительно хмыкнул, — В мое время девчонки вроде тебя разве что матерям на кухне помогали — и то, мешались больше.

Я улыбнулась в ответ на этот бесхитростный комплимент. Любопытно, сколько же старику лет, что в его время слабый пол даже не думал лезть в механику? Но вслух сказала лишь:

— Моей заслуги в этом нет. Жизнь заставит — и не тому научишься.

Вот только смиряться с потерей близких научиться невозможно, сколько раз бы не случалось страшное — все равно, каждый, что самый первый. Да мне можно и не волноваться уже на этот счет. Терять то больше некого.

Взгляд цепких глубоко посаженных глаз, в окружении стрелок-морщин, казалось, прожигал насквозь. Уж не знаю, что там Смотритель рассмотрел, но он с некоторой суетливостью заявил:

— А оставайся ты, Тереза, с нами. Столько, сколько нужным посчитаешь. Не могу знать, что у тебя там, на суше, приключилось, но от хорошего не бегут люди. А раз так, то и возвращаться туда незачем.

— Спасибо большое, но я… — несколько огорошило меня его предложение.

— Оставайся-оставайся, ты нас не стеснишь, девочка, — поспешил меня заверить старик. Судя по скрежету зубов и прямо-таки испепеляющим взглядам, которые бросал на меня Петрель — он-то считал, что еще как стесню. Я разумно сделала вид, что не замечаю плохо прикрытой неприязни с его стороны.

Опустив голову, произнесла мягко, обращаясь исключительно к отцу:

— Благодарю вас. И буду вынуждена воспользоваться вашим гостеприимством, по крайней мере, пока не разберусь с байком…

— Вот и ладненько, — широко улыбаясь, заключил пожилой островитянин, — Сейчас мы что-нибудь на ужин сообразим. Ты ведь голодная, верно?

Отказываться я не стала. Не помню, когда в последний раз что-то нормально ела…

За простой но сытной трапезой, состоящей из рыбной похлебки и ломтей жестковатого хлеба, пахнувшего почему-то морем, я размышляла о том, что даже в нашем прогнившем мире встречается еще настоящая человеческая доброта.

Значит ли это, что мы, люди, не так уж безнадежны? И что у нас есть шанс на то будущее, что привиделось мне во сне — будущее, когда можно без страха глядеть в небеса…

* * * *

Пожар вспыхнул на закате. Небо сгорало, небо истекало кровью, вместе с умирающим миром, а она ничего не могла сделать, чтобы его спасти. Не только она — никто из братьев и сестер их великой расы не мог. Кроме разве что…

— Сестра! — окликнул ее голос одного из братьев, лица сквозь дымовую завесу было не разобрать, — Бежим, бежим на корабль!

Она встрепенулась и, будто раненая гончая, послышавшая зов хозяина, нашла в себе силы двигаться дальше.

Нет, они не могут умереть так. Не могут! Даже если весь мир разрушат эти двое предателей, они все равно будут жить.

Металл в ее теле накалялся от жара, обжигая живую плоть. Ничего. Прикусила губу до крови — и дальше бежать, надеясь, что не заплутает в лабиринте из дыма и языков пламени. Время от времени доносились голоса кого-то из родных, они придавали решимости и сил. Не сдаваться, ни за что. Они выживут, обязательно. Выживут и отомстят. За разрушенный мир, за унижение и страх, которые должны сейчас испытывать…

До корабля оставалось совсем немного, уже слышен был рев двигателей… Она споткнулась и полетела вниз, на месиво из золы и горячих еще углей. Падая, осознала вдруг, что не сможет подняться вновь. Никто из семьи не придет на помощь. И сама бы она не пришла, спасала прежде всего саму себя. А теперь сдохнет вместе с планетой…

Попыталась проползти хоть немного до спасительной цели, превозмогая боль, от которой человек уже умер бы. Увидев в дыму два знакомых силуэта, не поверила глазам. Но чутье — чутье не могло обманывать, в отличие от зрения!

— Вы! — обвиняюще прошипела, чувствуя, как пузырится на губах черная, смешанная с механическим маслом, кровь. — Предатели…

— Един Бог на земле и на небе, и нет и не будет других Богов кроме него, — услышала в ответ фразу, явно глумливую, пропитанную презрением.

Внезапно на нее нахлынуло абсолютное спокойствие. Даже если умрет она, другие выживут все равно. Выживут и воздадут по заслугам тем, кто отрекся от их братства. Дикий, полубезумный смех, вырвался из обожженного горла.

— Вы, двое, пожалеете! — прохрипела и сделала отчаянный рывок вперед, мечтая самостоятельно разорвать глотки хотя бы одному…

Промахнулась? Нет. Но фигуры призраками растаяли, стоило их коснуться.

— Однажды самонадеянность погубит тебя, пусть даже не сегодня… Гера, — вот последнее, что услышала она от бывшего брата.

— Поднимайся, сестра, ну давай же, — а это уже голос одного из своих, Ареса, кажется. С трудом распахнув глаза, поняла вдруг, что лежит на трапе корабля.

Получилось.

Они выживут.

Боги не могут умереть.

* * * *

Меня била мелкая дрожь, а лоб, напротив, пылал жаром. Я ожидала, что будут сниться кошмары… конечно… Но, почему такие!? Должно сниться что-то тоскливое, разрывающее сердце и… мое.

До сих пор в теле ощущалась непонятно откуда взявшаяся боль. Фантомная? Подняла руки, будто налившиеся свинцом. Прищурилась, пытаясь разглядеть их в темноте. Вроде мои, бледные, с обломанными короткими ногтями. Я — это я. А то был всего лишь сон.

Быстро одевшись, я поднялась на поверхность. Стоило открыть дверь, в лицо ударил порыв холодного ветра. Я инстинктивно отшатнулась, почувствовав на коже мелкие капли. Но дождь пах свежестью и, кажется, был не опасен… Неужели Смотритель прав — мир действительно меняется? Да и противогаз, забытый в судорожном желании вырваться на поверхность, вроде не особенно требовался…

Я уселась прямо на каменный порожек, лишь краем сознания отметив, каким холодным он был, но не ощущая этого до конца. Завывал ветер, шумело громче обычного, потревоженное море, и звенели, разбиваясь о гальку, струны дождя. А я впервые после гибели сестры заплакала. Беззвучно, только слезы, текущие из глаз непрерывным потоком, все не желали останавливаться. Как и ливень снаружи… Будто и на небесах кого-то оплакивали.

Только у тех, кто там, горести совсем иные, непонятные нам, земным созданиям. Да и небеса всегда остаются равнодушны к тому, что посылается к ним — будь то слезы, смех или молитвы.

А если кто-то сверху все же обращает на людей свое внимание, невольно думаешь — лучше вы бы и дальше не вспоминали о нас…

То, что я не одна не сплю в столь поздний час, поняла, только когда Петрель уселся рядом. Его шагов не было слышно, вероятно, из-за погодной какофонии.

— Что ты тут делаешь? — спросил он.

— Свежим воздухом хотела подышать, — ответила, поспешив украдкой оттереть мокрые глаза. Надеюсь, что в темноте парень видит не слишком хорошо и следов моих рыданий не заметит. Желания объясняться нет, да и сочувствия от него вряд ли дождешься.

— Да уж, погодка в самый раз для этого, — недоверчиво хмыкнул островитянин.

— Легкие волнения матушки-природы — далеко не самое страшное в жизни… — само собой сорвалось с языка.

Петрель молчал, но мне казалось, что и насмешливая ухмылка с его лица тоже исчезла.

— Чем страшнее буря, тем быстрее она заканчивается, — неожиданно произнес он, и будто по команде, дождь прекратился, а порывы ветра сделались значительно слабее.

— Как ты это?.. — я в недоумении повернулась к парню, на мгновение даже позабыв о своих печалях.

— Отец же говорил — чутье у меня на такие вещи. Но я ведь не только погоду имел в виду…

— Я поняла, — кивнула с неохотой, — Только… Буря-то заканчивается, а ее последствия остаются.

Я указала на берег, усыпанный морским мусором всех форм и размеров. Света звезд и луны хватило, чтобы юноша догадался, к чему был этот жест.

— Представь, что буря вынесла тебя на берег, как этот кусок травы. И ты уже никогда не сможешь вернуться домой. Или, что еще хуже — всех, кто был тебе по-настоящему дорог, забрала эта жуткая сила, а ты остался… — голос мой сорвался, и я замолкла. Разговор с общих и вполне безобидных тем, переходил на все более личные.

— Иди-ка ты, Тесс, спать. Под светом солнца многие вещи кажутся не такими страшными… — неожиданно посоветовал Петрель.

— Да, пожалуй, так и сделаю, — устало согласилась я, прочувствовав весь ночной холод.

Что ж, остается надеяться, что теперь этот парень не будет таким враждебным, подумала, прежде чем провалиться в глубокий сон без снов.

 

Глава 5

Сильва улыбалась ожесточенно и беспомощно одновременно. Автоматически водила клинком по точильному камню, не видя в этом особого смысла. Нет, она будет бороться до конца, раз уж их забросили сюда, как и Гелий. Но… Опускались руки, а внутри не оставалось ничего — только бесконечная усталость, свернувшаяся в груди компактной черной дырой. Все шло не так, как должно было, впрочем, удивляться не приходилось.

Тем, кто вернул их на землю, просто надоела эта игра. А, может, и нет. Только других объяснений не находилось. Их осталось лишь двое, от Лоа уже пользы никакой, хотя раньше они рассчитывали именно на нее… Теперь она простой человек, одна из тех, кого ангелы должны защищать. Обязаны спасти, любой ценой.

— По крайней мере, у нас не забрали силы, — подал голос Гелий, который прекрасно понимал, о чем думает его подруга.

Сильва кивнула в ответ, слов просто не нашлось. Однако следующий вопрос заставил ее заговорить.

— А что все же случилось с той девочкой, Тамарой? Такая грустная и странная смерть…

— Да уж, — женщина внезапно усмехнулась, — И все странности так или иначе связаны с твоей подружкой, Тесс, заметил?

— Она потеряла на этой войне больше, чем мы. В чем ты хочешь ее обвинить?

— Это не обвинение. Просто… констатация факта. Так или иначе, подумай о том, что я сказала. Думаю, Тесс замешана в происходящем больше, чем простой обыватель, — Сильва откашлялась, — Так вот, о ее сестре. Сначала я решила, что дело в воде… Подобного стоило ждать от Технобогов — отравить источник или сделать так, чтобы яд просочился в грунтовые воды, а уже оттуда — в резервуары коммун…

— И девочка погибла, выпив что-то, — кивнул Гелий.

— Да, верно. Только совсем не отравление было причиной смерти.

— Но… что же тогда?

Сильва отложила клинок в сторону и развернулась к ангелу. Лицо ее выражало задумчивость вкупе с растерянностью. Слишком часто в последнее время она не понимала, что же происходит…

— Вода в полном порядке, мой друг. И та, что пила Тамара, и вообще… Я не стала говорить людям, сделала вид, что источник пришлось прочищать, но…

Голубые глаза Гелий расширились.

— Тесс тоже не знала об этом?

— Ей не зачем знать, — резко ответила женщина, — Ты ведь понимаешь, что не Технобоги виноваты в смерти ее сестры? Но и случайностью она не была. Нам терять нечего, а вот Терезе…

Ангел лишь покачал головой.

— А ей, думаешь, есть? После всего, что случилось…

— Людям всегда есть, что терять.

— Ошибаешься. Ей совершенно плевать даже на саму себя. Ты не видела ее глаз после той трагедии — а я видел. Глаза человека, который уже умер. Если бы я только мог не отпускать девочку тогда, — с сожалением добавил он, — Но рядом с нами ей лучше не станет.

Сильва подошла ближе и положила ему руку на плечо, выражая свое сочувствие.

— Она вернется, поверь. Хотя ты и прав в том, что от нас Тесс стоит держаться подальше…

* * * *

Стояла глубокая ночь, и почти все обители коммуны давно уже спали праведным сном. Лишь возилась до сих пор в мастерской со своими таинственными механизмами Сильва, и вызвавшийся помочь ей, Адам.

И прижавшись к Кайлу, чей разум давно погрузился в сновидения, смотрела, не мигая, в потолок Лоа.

Днем ей казалось, что все, если не хорошо, то хотя бы нормально. Барьер между ее душой и телом, наконец, оказался сломлен — теперь она практически ничем не отличалась от обычных людей.

Точнее, так было до тех пор, пока на мир не опустилась ночь. Темнота оказала на душевное состояние девушки странное воздействие. Вглядываясь в тени, клубами пыли, скопившиеся по углам, она ощущала внутри себя нечто такое же — темное и пугающее, нечто, что тянулось ко мраку снаружи.

Первую половину ночи она провела более-менее нормально. Только попросила Кайла не гасить полностью свет. Приглушенное мерцание ламп отгоняло тревогу… какое-то время.

Стрелки часов застыли между цифрами три и четыре. И Лоа начала понимать, почему часы перед рассветом считаются самыми жуткими.

Даже любимый парень рядом не мог унять ее страхи. В голове проносились сотни разных мыслей, большинство из которых казались какими-то чужими, пугающими и неестественными. Минуты же ползли так медленно… Девушка все сильнее убеждалась, что она сходит с ума.

Если только дожить до рассвета… Ведь днем все снова станет привычным и правильным. Днем даже эти катакомбы не будут такими страшными, а тени расползутся подальше, напуганные светом ярких ламп. Все страхи, все безумные мысли, залягут на самом дне ее сознания… Но не вернуться ли они следующей ночью?

Лоа прикусила край простыни, чтобы не закричать от охватившей ее безысходности.

* * * *

— Я дурак. Я просто дурак, — безжизненно произнес Горг. Его светлоглазый друг скривился.

— Увы, не просто, а дурак влюбленный. Что гораздо хуже.

Они оба, оставаясь невидимыми для человеческих глаз, наблюдали в этот момент за рыжей девушкой, тихо сходящей с ума.

Тео молчал и напряжено следил за мечущимся взглядом голубых глаз бывшего ангела. Правда, из-за расширенных до пределов возможного зрачков, они казались скорее черными. Неизвестно, что видела сама Лоа — точно не комнату вокруг — но заглянувший на миг в ее видения мужчина, отчего-то вздрогнул.

— Ты хоть понимаешь, что наделал? — в голосе звучало еле сдерживаемое возмущение.

— Думал, что понимаю…

— Лишил ее ангельской сущности, но свою силу забирать не стал, верно?

— Я не мог оставить ее совершенно без защиты! — возмутился Горг, — Не в такое время.

Тео досадливо поморщился.

— Зато теперь ее нужно защищать от самой себя. И окружающих, к слову, тоже.

Лицо темноглазого исказилось, словно от боли. Почему она не выбрала его, почему шагнула в огонь? Глупая девчонка, неожиданно разозлился мужчина. Она лишь усложнила все еще сильней. Ведь он сумел бы ее защитить, забрал бы прочь из этого ада на обломках Эдема…

— Теперь ее судьба — земная, таковы правила, — будто прочел мысли товарища Тео, — Однако ты все равно обязан исправить то, что сделал. Или, хотя бы, смягчить последствия. Иди же, — велел он, глядя, что Горг колеблется.

И тот пересек невидимую грань, оказавшись в реальном мире, рядом с впавшей в полубезумное бессознание Лоа.

— Успокойся, ангел мой, — прошептал он, касаясь прохладной ладонью девичьего лба. Через мгновение Горг вновь шагнул в свой иллюзорный мир, на этот раз не один.

* * * *

Похоже, с выводами о нашей с Петрелем дружбе я несколько поторопилась. На следующий день он вновь бросал на меня недоверчивые волчьи взгляды, не заговаривал без крайней необходимости, в общем, вел себя совершенно по-идиотски. Будто и не было ночных бесед о буре и жизни.

Меня угнетало такое отношение, но приходилось терпеть, стиснув зубы. Ничего поделать-то я не могла.

Зато Смотритель был более чем добр. Он показывал мне, как они живут на острове, учил ловить рыбу и очищать морскую воду, делая ее пригодной для питья. Проще говоря, день прошел в трудах, так что времени для хандры практически не оставалось. За проведенное со стариком время, я убедилась, что он хоть и со странностями, но человек очень интересный. Одно портило общение — ни один из нас не говорил о прошлом, и если речь случайно касалось запретной темы, сразу же переводили диалог в другое русло.

Мне, конечно, хотелось бы разузнать, как Смотритель с сыном оказались тут, но… Любопытство любопытством, а жизненный опыт научил меня с уважением относиться к чужим тайнам. Если люди захотят поделиться, если воспоминания тяготят их, то сами расскажут рано или поздно. Если нет — то и не стоит лезть в душу, все равно ничего не добиться.

Незаметно настал вечер. С делами было покончено и, глядя на медленно ускользающее за горизонт солнце, я вновь чувствовала, как в груди что-то щемит и ноет. Но лучше было смотреть на закат, чем в противоположную сторону — туда, где в морской дымке угадывались силуэты небоскребов. Я боялась заглянуть в лицо городу, из которого сбежала. Боялась прошлого, что могло вновь ворваться в мою жизнь.

Не железная ведь… не выдержу снова… Если те, кто назвался богами — нет, я не Технобогов имею в виду — умеют слышать, то прошу их лишь об одном: чтобы меня оставили в покое.

— Видите, я выбыла из вашей игры, — сорвался с моих губ умоляющий шепот, — Не знаю, чем могла вам помешать, но… Просто забудьте обо мне, пожалуйста.

Почувствовав на плече чью-то руку, я вздрогнула и, оборачиваясь, была практически готова увидеть светловолосого Тео, с которым мы виделись во сне. Но это оказался не мужчина с разрисованными ладонями, а всего лишь Буревестник.

— Отец велел позвать тебя, — бросил он и тут же направился прочь, подразумевая, видимо, чтобы я шла следом.

— Эй, погоди, — попыталась поспеть за его быстрым шагом.

Петрель поглядел на меня, вопросительно изогнув бровь. На беседу он настроен не был… а и плевать! Такого мерзкого отношения к себе я ничем не заслужила, так что…

— Почему ты меня так ненавидишь? — спросила напрямую, без обиняков.

— Что? — он помотал головой, — Я не… Ты ошибаешься.

— Неужели? — саркастически хмыкнула я, — Признайся, все еще считаешь меня одной из Технобогов?

— Нет. То, что ты простая девчонка ясно как день, — огрызнулся парень. Видя, что я не успокоилась, попросил: — Отец ждет, давай позже поговорим.

Я пожала плечами.

— Что ж, как хочешь. Но не надейся, что сможешь от меня отделаться таким образом.

Петрель отвернулся, беззвучно выругавшись напоследок, чем вызвал у меня необъяснимую довольную улыбку.

На этот раз мы направились не вниз, в подземное жилье, скрывающееся под маяком, а наверх. На самый верх.

Перескакивая по ступенькам, из которых добрая половина отсутствовала вовсе, а остальные, кажется, держались на одном честном слове. Услышав под ногами треск, я взвизгнула… но чья-то крепкая рука ухватила меня, не дав рухнуть в образовавшийся пролом.

— Боишься высоты? — поддразнил Петрель — разумеется, именно он спас меня от падения — не спеша разжимать хватку.

— Только падать с нее, — откликнулась я. Нет, все-таки байк — это совсем не то же самое, что ненадежная опора под тобой и ежесекундный риск того, что очередная ступенька разлетится в труху, как только шагнешь на нее. Байк однозначно надежней, да и пользоваться им не в пример приятней.

Хотя, мокрому пятну на камнях наверняка глубоко плевать, откуда именно произошло падение.

Я сглотнула, ощутив, как пересохло от волнения во рту. Так, соберись и не позорься перед парнем. Он-то вот шагает вполне уверенно, не вздрагивая от хруста дерева. Покажи, что ты не хуже.

Самовнушение немного помогло, так что, когда Петрель обернулся в следующий раз, у меня было готово невозмутимое выражение лица и фраза:

— А еще медленней ты ползти можешь? — сказанная с вызовом.

Островитянин скрипнул зубами, никак не отреагировав на мой выпад. Практически никак. Шаг он все же ускорил, и я вскоре услышала — с затаенным злорадством — как его дыхание стало тяжелее. Правда и сама я уже еле переставляла ноги, так что победа была чисто символической…

Когда мы добрались, наконец, на вершину маяка, там уже ждал Смотритель. Я, успевшая за время утомительного подъема забыть, зачем собственно шла, удивилась, как старик вообще одолел чертову лестницу.

— Долго вы, — пожурил он нас, — В мое время молодежь пошустрее была…

— Извини, отец, — Петрель склонил голову, будто бы винясь, но в его глазах блеснули искорки смеха, — Наша гостья не привыкла к таким нагрузкам, вот мы и задержались.

Вот ведь… Я угрюмо смотрела себе под ноги, присутствие Смотрителя сдерживало от ответного выпада.

— Все со мной в порядке, — я злобно зыркнула в сторону Петреля. Тот в ответ лишь улыбнулся краешком губ.

— Прости, Тесс, что заставил тебя тащиться на эту верхотуру, но думаю, ты и сама хотела бы увидеть, как я работаю, — старик указал на предмет, в котором с трудом можно было узнать нечто вроде гигантского фонаря.

До меня только сейчас окончательно дошло, что имел в виду Смотритель, говоря о свете маяка… Черт, это все же не было красивой метафорой!

— Только не говорите, что собираетесь зажигать его… — простонала я.

— А что не так, девочка? — пожилой островитянин нахмурился в недоумении, — Самое время — и стемнело уж порядком.

Действительно, солнце успело скрыться, и в воздухе повисла пелена густого сумрака. Пусть даже в полумраке я ощущала себя не слишком уютно, но он точно таил в себе меньше опасностей, чем эта мега-лампочка.

— В том-то и дело, — уперла я руки в бока, — Ради бога, свет же будет виден на несколько миль!

— Несколько десятков миль, — поправил меня Смотритель, — А, может, и побольше… если погода ясная.

— Вы, правда, не понимаете, что его может увидеть кто угодно? Технобоги — в том числе!

В голосе старика прозвучали снисходительные нотки.

— Девочка, я зажигаю свет на маяке уже больше двадцати лет, почти каждый божий день. И ежели за эти годы никто не позарился на наш остров, то и бояться нечего.

Чокнутые, судя по всему, давно и бесповоротно, обреченно подумала я. Причуды островитян перестали казаться такими уж безобидными; мне захотелось поскорее покинуть это место, от греха подальше. Но пока придется мириться со странностями местных обитателей — в чужой монастырь со своим уставом не лезут.

Я махнула рукой, давая понять, что не буду вмешиваться в странный обряд зажигания маяка.

Старик будто только этого и ждал. Сначала он возился с клубком разноцветных проводов, время от времени что-то тихо ворча, потом занялся самой «лампой». Когда Смотритель повернул внушительного размера рубильник, я уже была готова к тому, что должно последовать дальше. Резко зажмурилась, но даже сквозь прикрытые веки яркий свет ударил по глазам. Я прикрыла их ладонью, и только через пару минут решилась посмотреть на результат всех трудов.

Ослепительно яркий луч прорезал вечерний мрак, устремляясь к морю и растворяясь где-то в его далях. Свет был желтоватый и почему-то мне казалось, что на ощупь он окажется теплым… Я еле удержалась, чтобы не протянуть руку и проверить. Слишком глупым и ребяческим был бы этот жест.

Но, устремляя взгляд вслед за лучом маяка, путеводной нитью протянувшийся на мили и мили, я начала понимать, почему старик вот уже столько лет упорно поднимается на башню, раз за разом…

Не объяснить словами глупое чувство, зародившееся у меня внутри… Что-то сродни надежде — а я думала, что она давно почила с миром — хрупкое, но мягко согревающее изнутри.

Совершенно бессмысленное на первый взгляд занятие оказалось не таким уже бесполезным… по крайней мере, лично для меня.

От задумчивости я очнулась, только услышав слова Смотрителя:

— Возвращайтесь-ка вниз, ребятки. А я посижу тут немного, да погашу фонарь, энергию беречь надо.

Спуск дался гораздо легче подъема, да и Петрель, идущий первым, страховал меня, не давая оступиться в темноте. Удивительно, но он даже обошелся без подколов, молча протягивая руку, стоило мне споткнуться. Сам он двигался уверенно, перешагивая все провалы — что ж, у него были годы, чтобы запомнить каждую ступеньку.

У подножия здания я задрала голову, чтобы еще раз поглядеть на луч.

— Знаешь, — сказала я, обращаясь то ли к Петрелю, то ли к самой себе, — Занятие, конечно, ужасно глупое, но все же немного… волшебное, — закончила с улыбкой.

Парень тихонько рассмеялся.

— Не ожидал от тебя таких слов.

— Почему?

Он пожал плечами.

— Не знаю… Просто — не ожидал.

Буревестник вдруг уселся прямо на землю, скрестив ноги. Я осторожно опустилась рядом.

— Мне немного грустно от мысли, что скоро маяк станет некому зажигать. Отец, как бы не бодрился, рано или поздно не сможет быть Смотрителем…

— А ты? — я было решила, что присматривать за маяком — что-то вроде семейного дела.

— А я не чувствую, что готов посветить всю жизнь острову, — Петрель обхватил себя руками, наверное, очередной порыв ветра оказался слишком холодным.

Говорить о том, что сама, наоборот, была готова провести всю жизнь на крошечном необитаемом — как предполагалось вначале — куске суши, я не стала. У Буревестника все впереди, наверняка он и на материке сможет обустроить свою жизнь. А я… я не видела своего будущего. Или не хотела видеть. Впрочем, такие нюансы ничего по сути не меняют.

— Прости, что был груб с тобой.

Я неверящим взглядом уставилась на парня. Тот же глядел куда — то в сторону и, несмотря на отрешенное выражение лица, казался слегка смущенным.

— Мы не привыкли быть гостеприимными… хотя у моего отца это и получилось. Но сейчас я рад тому, что тебя невесть каким ветром занесло на остров, — он усмехнулся, — Когда привыкаешь к своему одиночеству, а его кто-то рушит его за один миг… теряешься. Но потом…

— Потом будет только хуже, — прервала я его и быстро поднялась, — Не привязывайся к тем, кто так внезапно врывается в твою жизнь, Петрель. Поверь, такие «нарушители спокойствия» не принесут ничего хорошего.

— Но… — растерянно начал было он.

— Я иду спать, — пришлось вот так резко положить конец беседе, развернуться и уйти, проклиная все на свете.

А особенно — собственное сердце, что так быстро привыкало к людям.

 

Глава 6

Чистейшее небо, теплое, по-весеннему нежное солнце. И тишина. Лишь шелестит на легком ветру разнотравье бесконечных лугов виртуального Эдема. Все ненастоящее и, тем не менее, ощутимое, физически осязаемое. К тому же, прекрасное настолько, что в сравнении ненастоящей кажется изуродованная реальность.

Здесь светло и спокойно, здесь нет места для страхов и безумия.

Как будто возвращение на землю, война с Технобогами, мучительная ежесекундная боль — будто все лишь приснилось ей, задремавшей в полдень на лугу. Даже крылья, и те на месте… все те же — хотелось сказать. Но не совсем. Перья не белоснежные, как она помнила. По-вороньи черные, глянцевые, совершенно неуместные среди царства света.

— Здравствуй, Лоа.

Девушка обернулась, однако увидела совсем не того, кого ожидала. А голоса у них, оказывается, похожи…

— Тео, — она смотрела прямо ему в глаза — два осколка небес — хотя раньше, как минимум, склонила бы голову в почтении. Теперь же изменилось все: время, ее положение и отношение к этому существу, возомнившему себя богом.

Да и цвет крыльев говорил о том, что подчиняться она должна скорее второму.

— Не меня ожидала увидеть, верно?

Короткий кивок, как напоминание о том, когда она была почти нема. Когда страдала по их вине.

Мужчина развел руками, в притворном сожалении.

— Увы, это мой мир. Царство моего брата тебе бы понравилось меньше.

— Какая разница, если ни одного из них не существует в действительности? — дерзко спросила Лоа. Тео улыбнулся, видимо, оценив ее смелость.

— Горг, разумеется, сотворил большую глупость… но и у нее оказались положительные моменты. Такой ты нравишься мне гораздо больше. Что же касается реальности — это слишком условное понятие.

Девушка лишь устало покачала головой. Кем бы Тео ни являлся на самом деле, зубы он заговаривал профессионально, еще лучше своего, кхм, «брата». К счастью или нет, но у нее имелось нечто вроде иммунитета на сладкие речи божества.

— Что вам нужно от меня?

— Лично мне — ничего. Увы, для моих целей — ах, те славные времена, когда они назывались «нашими»! — ты теперь бесполезна.

— Я хотела помочь людям. Только и всего. Раз наши цели не совпадают — я рада, что так вышло.

— Не лукавь, принцесса, — подмигнул Тео, а Лоа лишь поморщилась — так фальшиво это у него вышло. — Нам обоим известно, что альтруизм здесь не причем. Впрочем, выбор есть выбор, и не мне вмешиваться…

— Так зачем я здесь? — практически потребовала ответа Лоа. Все эти витиеватые речи, тягучие, как мед, и такие же приторные, уже набили оскомину.

— Разумеется, из-за Горга. Прошу лишь об одном — выслушай его. В последний раз. А после — мы в твоей жизни не появимся.

— Хорошо, — она опустила голову, прекрасно понимая, что ее согласие фактически и не требовалось.

— Прощай, принцесса, больше не увидимся, — и Тео растворился, как мираж, вызванный полуденным жаром.

* * * *

Что-то неуловимо изменилось в кибер-Эдеме. То ли поблек он слегка, то ли что-то еще… Но ощущение реальности происходящего притупилось, все сильнее это напоминало сон.

— Просто сон, — прошептала Лоа, обращаясь сама к себе. Она присела прямо на густую траву и, от нечего делать, стала плести венок из кроваво-алых маков.

Он появился внезапно, тенью просочившись в солнечный мир. Мягко и беззвучно подошел к ней и опустился рядом, молча, не вмешиваясь.

Лишь когда венок был закончен, Горг произнес, склонив голову:

— Здравствуй, моя темнокрылая.

— Я не твоя, — последовала вместо приветствия, — Уже нет.

Мужчина прикрыл глаза в молчаливом согласии.

— Так отпусти, молю… — попросила Лоа, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Темноглазый горько усмехнулся.

— Даже обладай я силой истинного Бога, не смог бы держать такую, как ты. Ты яркая птица, но рождена для воли, а в клетке — даже самой прекрасной — медленно гибнешь. Жаль, что я понял это слишком поздно… Прости меня, — неожиданно прошептал он.

Девушка коснулась его щеки кончиками пальцев. Сейчас он сам показался ей ангелом — темным, падшим, невообразимо несчастным.

— Я… не держу зла на вас и так, — мягко возразила она.

— Скажи, ты помнишь?.. Все? — он с надеждой поднял на нее взгляд.

— Да, пока еще помню.

Горг понурился.

— Само собой… Земная жизнь вымывает воспоминания, так и должно быть. Но — я не прошу о многом — ангел, дай мне создать для тебя последнюю грезу… А потом поступай, как знаешь.

Стих даже самый легкий ветерок, а запах цветов стал непереносимым, удушающе-сладким. Прорываясь сквозь головокружение, Лоа смогла выдавить из себя согласие:

— Хорошо.

Он поднял ее на руки, видя, что девушке нехорошо, и без всякого напряжения, словно перышко, понес куда-то. Впереди показалась речная гладь, повеяло прохладой, и на миг сознание у Лоа прояснилось. Сейчас Горг проносил ее через узкий деревянный мостик без перил, кажущийся таким хрупким и ненадежным… От внезапно накатившего страха, она разжала ладонь, до этого крепко сжимавшую маковый венок. Тот с тихим всплеском упал в воду, растекшись по ней пятном цвета киновари, но быстрое течение вскоре унесло его прочь.

Стоило им миновать мост и слегка отдалиться от речной прохлады, как воздух вновь стал тяжелым, будто свинцовой тяжестью давящим на грудь. Девушка вновь провалилась в дремоту, убаюканная мерным шагом того, кто нес ее.

И ей виделось что-то красивое, легкое и эфемерное — то ли обрывки облаков, то ли белоснежные перья, снегом падающие с небес… То ли сам снег — прохладный и почти забытый…

Лоа и сама не заметила, как одно видение перетекло в другое. Только услышала шепот:

— Мои миры всегда отражают темные уголки души, страхи и кошмары, вину и боль… Но для тебя я постараюсь создать что-то иное.

Она распахнула глаза. И тут же захотела вновь зажмуриться.

— Однако это, и в правду, слишком похоже, на кошмар… — пробормотала девушка. Сейчас она со своим дьяволом кружилась в танце, а вокруг… вокруг были стены тронного зала, хорошо знакомые ей.

С тех пор минули века, но силой этого существа, в чьих объятиях была сейчас Лоа, время осыпалось трухой. Они вернулись в тот самый вечер, вечер их первой встречи. Вечер, закончившийся ее смертью.

Только наряд на ней был другой — белоснежное платье, расшитое по подолу алыми цветами… Вновь нахлынул приторно-сладкий аромат, поселяя в голове туман и заставляя подгибаться ноги.

— Прошу, прекрати это! — не своим голосом попросила Лоа.

Горг улыбнулся — но как-то холодно.

— Вам не мил королевский бал, принцесса?

— Мне не мило все это королевство… — растерянно повторила она ответ многолетней давности.

Мужчина наклонился к ней и прошептал успокаивающе:

— Не бойся, это лишь сон. Тебе ничего не грозит.

Она вздрогнула, но кивнула, соглашаясь. Раз уж приняла чужие правила — играй до конца с честью.

Все повторялось, как тогда. Вновь они выскользнули на улицу, прочь от светских условностей. Лоа хотела было вздохнуть с облегчением — но шагнув на мраморную тропинку, опять почувствовала сковывающий душу страх.

Когда-то сад был гордостью ее матери, королевы. Столько цветов, и местных и заморских, цвели одновременно, в одном месте… Но сейчас, вместо роз, тюльпанов, орхидей и лилий, вокруг были лишь маки. Всех мастей: желтые, фиолетовые, полночно-синие и нежно-лазоревые… Но больше всего, конечно, алых, кроваво-алых, подобных тем, что красовались на ее платье.

Лоа почувствовала, как Горг нежно взял ее за руку.

— Ты ведь ненавидела это? Свою жизнь, королевство, жестокие нравы…

— Да, — она чувствовала, как пересыхает в горле, и холодеют кончики пальцев.

— Ты мечтала вырваться отсюда?

Слабый кивок, сил говорить уже нет.

Мужчина отпустил ее ладонь — Лоа невольно испытала облегчение — и наклонился к земле. Поднявшись, он сжимал в кулаке маковый стебель, увенчанный темно-розовым бутоном.

— Я влюбился в тебя с первого взгляда… — начал он, и цветок в руке дьявола словно ожил.

— …я забрал тебя из этого мира, моя бедная птица, — бутон слегка раскрылся.

— …я подарил тебе рай, и страдал в разлуке, мой ангел, — мак распустился полностью, явив миру багровые лепестки.

— …я дал тебе силу, моя темнокрылая, — цветок начал стремительно увядать.

— …но ты отвергла меня. Ты выбрала земную жизнь и земную любовь, моя бессердечная принцесса, — то, что полминуты назад было прекрасным растением, осыпалось черной трухой.

Горг подошел к Лоа и рухнул на колени, будто подкошенный.

— Так может, после моей исповеди, ты смилостивишься? Дьявол не может стать одержимым, по определению не может… но вот уже много веков я не могу думать ни о чем, кроме тебя.

Она наклонилась и коснулась его губ, в прохладном, почти невинном поцелуе.

— Прости… я уже сделала свой выбор, — последовал тихий, но твердый ответ.

И мир вокруг них осыпался прахом, как маков цвет в руках дьявола.

* * * *

Она проснулась с печальной улыбкой на лице. Было почему-то немного грустно, вот только с каждой минутой это чувство таяло… как и воспоминания. Лишь последние слова Горга еще цеплялись за память. «А мой дар все равно останется с тобой…». Лоа вздохнула и приложила руку к груди. В биениях собственного сердца ей почудилось что-то странное…

— Если уж выбирать крылья, я бы хотела белые… — покачала девушка головой. Но что ж, поздно что-то менять, придется жить с темным шлейфом за спиной. Она научится. Не только ради себя.

Лоа обернулась к спящему Кайлу, и ласково погладила его по волосам. Тот, не просыпаясь, пробормотал: — Люблю тебя…

В голубых глазах блеснули слезы — впервые за долгое-долгое время, слезы радости.

— И я тебя, — шепнула Лоа. После этого свернулась калачиком под боком у парня и вновь заснула.

— Такая счастливая, — Горг потер лоб указательным пальцем, и в этом неприметном жесте была усталость атланта.

— Я надеюсь, ты сдержишь свое — наше — слово, и не станешь вмешиваться в ее жизнь? — нахмурился Тео.

— Не стану, — опасно сверкнули темные глаза, — Но и ты больше не впутывай ее в эти игры.

Светловолосый мужчина с усмешкой покачал головой. И откуда в его брате столько человеческого? Причем, не самых лучших качеств, надо сказать. Остается надеяться, что их цель не пострадает от истории с той девушкой. Вот только…

— Теперь нам нужна замена, — задумчиво протянул Тео, — Двое — это слишком мало, шансы и так крошечные, и если твоя ставка не сыграет…

— Сыграет, будь уверен! — рявкнул Горг, — Если ты опять не станешь делать ходы у меня за спиной.

— Ну не горячись, не горячись, — в знак примирения поднял тот руки. — Согласись, что я прав.

— Ладно, — кивнул дьявол, — Кандидатура на примете есть?

Тео довольно улыбнулся.

— Есть, и я уверен, ты ее одобришь…

* * * *

Сильва не спала уже несколько ночей подряд. Все свое время она проводила в мастерской, изредка призывая Гелия не помощь. Сейчас в нем не было особой необходимости, но ангел все равно был рядом. Честно сказать, просто боялся за свою подругу. Да, они не люди, сильнее, выносливей, но… Даже у них есть предел. Глядя на бледное лицо женщины, покрасневшие глаза, и тени, залегшие под ними, он начинал понимать, что та почти что дошла до грани. Еще немного, и Сильва отрубится прямо за рабочим столом — и это в самом лучшем случае.

— Неужели безуспешно? — спросил Гелий, когда Сильва выругалась и отшвырнула в сторону неудачный образец — и так уже не в первый раз.

— Не понимаю, что делать, — призналась она, пряча лицо в ладонях. — Черт возьми, Гел, я ученая до мозга костей. Нелепая смерть этого не изменила! У меня в голове знаний даже больше, чем было при жизни — спасибо Эдему. Но… не знаю, как объяснить…

— Говори, как есть, — посоветовал ангел.

Она подняла на него рассеянный взгляд.

— Боюсь я. Вот и все. И страх мешает сделать тот самый шаг, что отделяет от удачного исхода эксперимента.

— Ты? Боишься? — не сразу поверил Гелий.

— Именно, — поморщилась Сильва, — Разумом понимаю, что данный выход не то что оптимальный, единственно возможный. Одними нашими силами войну не выиграть, и ударить по Технобогам их же оружием — да, это может сработать… Вот только, Гел, — голос ее дрогнул, — Я ведь не только ученый, но и женщина. И дурацкое женское чутье просто орет, что мы выбрали не ту тропу…

— Послушай… — открыл рот ангел, но его прервали.

— Нет, не стоит. Глупо рассуждать так, будто у нас есть выбор, — она усмехнулась, — Продолжу работать — и будь что будет. В конце концов, не в первый раз мой эксперимент заканчивается моей же смертью. Благо, если на этот раз он принесет другим что-то хорошее.

Но случилось кое-что непредвиденное, изыскания Сильвы были прерваны. Хлопнула дверь, и в комнату влетела запыхавшаяся Лоа.

— Быстро, идемте со мной! — выпалила она, — Нужна помощь… успокоить людей, только вы сможете…

И Сильва, и Гелий, сразу же подскочили, ангел уже на ходу спросил встревожено: — Что стряслось? Кто-то… погиб?

Лоа обернулась и пристально посмотрела на него. Несмотря на то, что она не являлась больше ангелом, в ее глазах по-прежнему было что-то необычное, заставляющее людей вздрагивать под их взором. Словно внутренний огонь проглядывал иногда сквозь лазурь радужек.

— Нет, не погиб, — медленно качнула головой девушка. — Наоборот.

 

Глава 7

Дни на острове текли один за другим, ничем не отличаясь. А я и не стремилась вести им счет, не видела смысла. Пока светило солнце, занимала себя работой и пресекала попытки Буревестника наладить отношения. Глупо, конечно, но… Ничего не могла поделать. Где-то внутри укрепилась параллель «отношения с людьми — боль». Я не сразу осознала это. Короткий диалог с Петрелем расставил все по местам.

— Тесс, объясни, что с тобой происходит? — в очередной раз попытался завязать разговор островитянин.

— Ничего, — я отвернулась, делая вид, что жутко занята.

Но парень оказался настойчив.

— Сначала ты обвиняла меня в негостеприимности. А теперь сама ведешь себя… аналогично.

— Не волнуйся, скоро я починю байк и уберусь отсюда.

Он зло пнул мшистый валун и тихо выругался. Потом вздохнул и немного успокоился, а я опустила голову, пряча невольную улыбку. Петрель наклонился ко мне и неожиданно схватил за подбородок, заставляя смотреть ему глаза. Первым моим порывом было вырваться, однако что-то необъяснимое не дало этого сделать, а заставило замереть, послушно глядя на парня. Через минуту, а может, гораздо больше, он сам отстранился.

— Не знаю, зачем ты притворяешься дрянью. Знаю, только, что это не так… — задумчиво произнес он.

Я холодно рассмеялась.

— Откуда тебе знать? А даже, если и так, — оборвала его попытки возразить, — Не лезь не в свое дело.

— У тебя были друзья? — рассеяно спросил Буревестник.

— Были, — подчеркивая прошедшее время, подтвердила я.

— А у меня — нет, — просто сказал он и ушел.

Я закрыла лицо руками, стараясь не разреветься. И прошептала, зная, что меня никто не услышит:

— Тогда считай, что тебе повезло…

Возможно, я слабая или глупая, но я, правда, боюсь боли. Не физической — ее научилась терпеть давно — душевной, медленно убивающей без видимых повреждений. Одиночество, пожалуй, лучший выход для тех, кто не может больше терять…

Но почему тогда оно так пугает?

Потому ли, что просыпаясь после очередного кошмара, становится спокойней только от мысли — кто-то есть рядом? Да, меня вновь мучили жуткие сновидения… Вернее, один-единственный сон, повторяющийся каждую ночь.

Смерть Тамары, только немного иная, замедленная, будто для того, чтоб было больней… Вижу ее побледневшее личико и кидаюсь к сестре, в слепой отчаянной надежде успеть. Но она растворяется, исчезает прежде чем я успеваю коснуться. А вокруг только тьма, которая, кажется, соткана из черных перьев. Я напрасно пытаюсь отыскать хоть лучик света в угольном мраке. И нахожу. Чьи-то голубые глаза сверкают так, что разгоняют тьму… Вот только их свет пугает меня даже больше. А потом — что-то пронзает сердце, и звучат знакомые уже слова: «Боль — это лучший стимул…» Я умираю и просыпаюсь с дикой смесью ужаса и облегчения. А потом не могу заснуть, просто лежу с распахнутыми глазами, считая удары собственного пульса…

* * * *

И все же, как бы я не пыталась выстроить между собой и миром неприступную стену, кое-кому удавалось украдкой перелезть через нее.

Возможно, живой огонь располагает к откровенности — в тот вечер мы зажгли на берегу небольшой костер. Это необъяснимое чувство родства, что возникает между людьми, тянущими озябшие руки к одному пламени… Наверное, оно зародилось еще в древние времена, когда огонь был единственной защитой для людей.

Я вглядывалась в пляску искр и желто-оранжевых языков, но мыслями была бесконечно далека и от костра, и от острова. Впервые за долгое время меня посетили сомнения: а верным ли решением был этот побег? Ведь раньше борьба с Технобогами, долг Гонцов, значили больше личных переживаний. Чувствуя, что делаешь нечто полезное, необходимое другим, отвлекаешься от собственных страданий. А здесь… Здесь, отрезанная морем от прежней жизни, я, скорее, начну сходить с ума. Судя по снам — уже сошла.

Я прикрыла глаза и попросила у Бога — у настоящего, который наверняка был где-то, пусть и слишком далеко — о знаке. Хоть каком-нибудь указании на то, как поступать дальше.

Если бы еще быть уверенной, что молитвы дойдут до адресата…

Шептались волны, набегавшие на берег. Сегодня плохой погоды не предвиделось, небо над головой было ясным, а ветер теплым.

— Меня всегда успокаивало море, — взгляд Петреля устремленный на водную гладь, не давал понять: ко мне ли он обращается или просто говорит то, что вертится в голове.

— А меня такое количество воды… нервирует, — чуть не сказала «сводит с ума».

Словно не слыша меня, островитянин продолжал:

— Ты только задумайся, Тесс, даже когда весь остальной мир лежит в руинах, море остается таким, каким было сотни лет. Колыбель жизни, которую даже нашему виду не удалось уничтожить.

— Хм, никогда не задумывалась об этом с такой точки зрения, — пришлось признать.

Он кивнул.

— Нам не свойственно размышлять о том, что выше нашего понимания. А в отличие от моря, люди не вечны…

Уж с чем-чем, а этой истиной было сложно поспорить.

Вот так, ненавязчиво, рушил Буревестник мои барьеры. Вопрос слетел с языка, прежде чем разум успел остановить его. Похоже, сердце до сих пор руководит большинством моих поступков, как не пытайся сделать его лишь органом для перекачивания крови.

— Как ты попал сюда? — чувствуя, что сегодня негласный запрет на разговоры о прошлом будет снят. Правда, не значит ли это, что и мне придется стать откровенной?

Выражение лица парня из отрешенно-задумчивого стало удивленным. Что и говорить, сама не ожидала, что когда-нибудь спрошу об этом…

— Мне было, кажется, лет пятнадцать… Вроде бы, не слишком давно, но почему-то все воспоминания кажутся мутными и такими далекими, — он замолчал, а потом продолжил, — Время не лечит, чтобы не говорили. А вот наша несовершенная память приносит облегчение. Когда лица умерших становятся лишь очередными призраками в тумане дней… Грустно, конечно, но и не так больно.

Я была отчасти с ним согласна. Только, наверное, для каждого человека есть предел боли, после которого все призраки возвращаются и не собираются больше исчезать. Когда последняя соломинка ломает хребет…

Петрель тем временем продолжал:

— Мы тогда жили на Южном побережье. Там всегда было больше еды, и жизнь не была такой тяжелой. Разве что днем на поверхности появляться не стоило, но с этим местные смирились быстро.

— Мы? — повторила полувопросительным эхом.

Буревестник кивнул.

— Я, отец… и мама с сестренкой.

Я невольно вздрогнула. Конец истории еще неизвестен, но яснее ясного, что половину семьи он потерял…

— Ты чем-то напоминаешь мне ее, мою сестру, — признался островитянин, — И отцу тоже… поэтому он к тебе добр. Это задевало меня, да и воспоминания… Прости.

— Не извиняйся. Я… понимаю, — сглотнула. И гораздо лучше, чем ты думаешь, подумала, но не стала говорить вслух.

— Мы были счастливы, насколько вообще могут быть счастливы люди в нашем мире. А потом… — он облизал пересохшие губы, — Мама и сестренка заболели. Это не выглядело чем-то серьезным… поначалу. Но когда уже половина коммуны слегла, с теми же симптомами — все поняли, что дела плачевны. Вот только было поздно.

Прикинув примерно по годам, когда это происходило, я невольно ахнула. Жуткая Южная Эпидемия, унесшая сотни, если не тысячи жизней!? Нам достались только ее отголоски… которых, впрочем, хватило, чтобы забрать жизни членов моей семьи.

— После того, как их не стало, отец будто с ума сошел… — Петрель покачал головой, — Я не осуждаю его, нет. Возможно, мы выжили только благодаря его безумному порыву — взять лодку и плыть, плыть, пока не наткнулись на этот остров. Но все же он не должен был так поступать.

— Его вели чувства. Боль. Страх. Любовь к тебе, — знакомо, как же знакомо. Только последнего чувства во мне не было. Мой побег — не из-за желания кого-то спасти, а всего лишь… побег. От самой себя, прежде всего. Судя по тому, что столько лет спустя старик-Смотритель не сумел забыть, и до сих пор видит в чужой девчонке умершую дочь — убегать бессмысленно.

Другой вопрос в том, имеет ли смысл возвращаться?

Будто услышав мои мысли, Петрель медленно произнес:

— Не знаю, захочу ли потом вернуться… Да, я привязан к острову. Но он никогда не был моим выбором. Так что… я просто не знаю, — он понурил голову, в один миг показавшись куда младше — просто мальчик, потерявшийся в море…

Не знаю, что руководило мной, не иначе, как снова сердечный порыв… Но я придвинулась к Буревестнику и неловко обняла его за шею. Он застыл, а потом прижал меня к себя, уткнувшись лицом мне в волосы. В этом не было ни капли романтики. Просто двум людям захотелось хотя бы на минуту стать не такими одинокими.

* * * *

— А теперь слушай сюда, — прошипела Гера, подкрепляя свои слова тяжелой пощечиной. Любой другой упал бы от удара такой силы, Мика же пошатнулась, но выстояла. Нехорошо сверкнула глазами, однако нападать в ответ не спешила, чувствуя на себе взгляды остальных Технобогов. Силы, мягко говоря, не равны, значит, не стоит нарываться… Пока. Такое унижение она не забудет все равно, просто дождется более удобного случая для мести.

— Ты заявилась к нам, обещая легкую победу над своими бывшими друзьями! Мы поверили. Мы сделали тебя почти что одной из нас… — голос Технобогини звенел от плохо сдерживаемой ярости, — Что же происходит на самом деле?..

Микаэлла молча оттерла кровь из разбитой губы, не спеша отвечать. Впрочем, Гера в этом и не особенно нуждалась.

— Я скажу тебе, что… Гибнут мои воины! В глазах братьев и сестер я вижу страх и сомнения! А твои так называемые «ангелы» все еще живы, все трое! — предводительница пришельцев замолчала, восстанавливая дыхание. Когда она заговорила вновь, голос был абсолютно спокойным, но всем, кто его слышал, стало куда страшнее, чем от крика.

— Мы приняли тебя, как одну из нас… Поделились силой. Дали крылья. Но вот сейчас я задумалась… — Гера наклонилась к Мике совсем близко, так что пряди каштановых волос коснулись лица Падшей. — А так ли нам нужна предательница?

Среди Технобогов поднялся довольный ропот. Похоже, большинство разделяли сомнения своей предводительницы.

Микаэллу прошиб холодный пот. Впервые ей стало по-настоящему страшно; Падшая внезапно осознала, насколько эти твари древнее и могущественнее ее самой. Да и жестокости в них гораздо больше…

Девушка шумно выдохнула и решилась заговорить.

— Я… я не предательница.

— Да неужели! — подал голос Арес. Он был чуть ли не единственным Технобогом, державшимся на равных с Герой, и потому не побоялся взять слово. — Не ты ли переметнулась от своих светлокрылых и… — настал черед пришельца нервничать, — тех, кто вас послал сюда, — неловко закончил он.

Молчание стало напряженным, как натянутая до предела струна. Вот-вот готовая лопнуть струна.

— Вас я не предавала! — выдохнула Мика, — Послушайте, я знаю ангелов. Знаю их сильные и слабые стороны. Если мы не можем победить их напрямую, значит, нужно действовать хитростью.

— Что ты имеешь в виду? — потребовала Гера. Ее волчьи глаза в это время обещали убить, если информация не окажется достаточно важной.

Микаэлла, словно и не заметила этого. Она слегка расслабилась, довольно улыбаясь. Падшая вновь почувствовала собственную значимость… Но не слишком ли поспешно?

— Ангелы пришли, чтобы спасать людей, — неспешно начала она, — Да, они сильны физически… но вот душевно… скажем так, нестабильны. Особенно одна из них.

— Та… что убила Афродиту? — в холодном тоне Технобогини вдруг промелькнуло нечто, похожее на боль.

— Да. Она особенная, самая опасная, зато и самая уязвимая, — о том, что Лоа уже не была особенной Микаэлла не подозревала. — Найдите ее больное место — и нанесите удар.

Гера тихо рассмеялась, а у Падшей мурашки по спине побежали от этого смеха.

— Найдите? О нет, дорогуша. Этим займешься ты! Вернешься и сделаешь то, что так хорошо умеешь — предашь.

— Они не поверят мне, — хмуро заявила Мика.

— Не волнуйся, — Технобогиня довольно осклабилась, — Мы позаботимся о том, чтобы для твоих бывших друзей все выглядело правдоподобно.

* * * *

Да, для правдоподобия пришельцы не пожалели ничего.

Искалеченная Мика практически ощущала, как серый песок губкой впитывает кровь, что все продолжала течь. Хуже всего пришлось спине: две глубокие раны, от нещадно вырванных золотых крыльев. Жестокие Боги, даровав что-то, склонны вскоре лишать своих же даров. Немигающим взором Падшая сверлила небо над головой, ставшее внезапно бесконечно далеким. Вот уже второй раз у нее забирают небо и крылья…

Микаэлла прикрыла заслезившиеся глаза. Сейчас она умрет и перестанет, наконец, быть пешкой в чужих играх. От этой мысли стало вдруг легко и весело, даже показалось, что она вот-вот взлетит вновь…

Но чья-то хлесткая пощечина вернула Падшую из грезы-агонии.

— Если все-таки жива — сама ее прикончу, — сообщила Сильва, глядя на то, как друг возится с чуть живой предательницей.

— Возможно. Позже. Разве ты не видишь, кто с ней так? — спросил он, пытаясь отыскать признаки сознания в узких зрачках.

— Технобоги? Впрочем, наплевать, — женщина сжала кулаки и собиралась было высказать что-то еще, но тут Мика закашлялась, приходя в себя. Ангелы вмиг напряглись, готовые дать отпор, однако Падшая не выглядела сейчас способной на атаку. Более того, она казалась жалкой, ослабленной и… Даже предвзято настроенная Сильва могла бы поклясться, что в глазах бывшей соратницы плещется отчаянный страх, чуть ли не ужас.

— Пожалуйста, помогите… они… скоро вернутся… — невнятно прошептала Микаэлла. Не договорив, она обмякла в руках Гелия, вновь лишившись чувств.

— Ты. Этого. Не. Сделаешь, — парцеллируя речь, заявила Сильва.

— Выбора нет, — возразил ангел, — Она не опасна… пока… К тому же, наверняка узнала о Технобогах больше нашего, это может оказаться полезным.

— С ума сошел! Она убила Алесса, чуть было не прикончила меня… Лучшее, что мы можем сделать, так это добить ее сейчас, чтоб меньше мучилась!

Гелий поморщился.

— Тише-тише, не кричи так. Думаешь, я не понимаю, что Мика опасна? Только вот, — он усмехнулся, — Я также понимаю, что она здесь неслучайно…

— Ты думаешь?.. — в синих глазах сомнение сменилось пониманием.

— Уверен.

Сильва чуть улыбнулась.

— Тогда ты прав. Выбора нам снова не дали.

* * * *

— Тесс, девочка, ты давно в последний раз Петреля видела? — я отвлеклась от разделывания огромной рыбины и поглядела на Смотрителя.

— Вроде с утра, — припомнила я. Ох, а уже вечер… Конечно, на острове особо некуда деться, но и спрятаться тоже.

— Пожалуйста, поищи его, — попросил старик, — С ужином я и сам справлюсь.

Ограничившись кивком в качестве ответа, я поспешила на поверхность.

— И где его носит? — ворчала, прочесывая побережья. Солнце село не так давно, однако темнело с каждой минутой, а поиски до сих пор не увенчались успехом. — Боже, найду его и сразу врежу, — пообещала себе и присела на валун, чтобы немного передохнуть.

— Кому это так не повезет? — раздался за спиной знакомый голос.

— А ты догадайся, — я обвиняющее ткнула пальцем ему в грудь, — Где тебя черти носят?

— Не черти, а ветер и море, я ведь Буревестник, — легкомысленно заявил он и добавил с улыбкой и резко посерьезневшими глазами: — А ты все больше напоминаешь мне Джин…

Всю злость как рукой сняло. Его сестра… Я опустила голову, не зная, что можно ответить. Почему-то казалось, что было нечто неправильное в таком пестовании призраков прошлой жизни. Почти уверенна, что у нас с покойной Джин крайне мало общего.

— Прости, что пропал, — он откинул прядь с лица, только тут я заметила, что волосы темные и тяжелые от воды. — Плавание помогает, когда на душе неспокойно, — пояснил парень.

— Почему неспокойно? Опять предчувствуешь бурю? — в моем голосе не было ни капли язвительности.

Он кончиками пальцев провел по моей щеке.

— Почти. Предчувствую, что ты скоро уйдешь…

Я открыла рот, собираясь ответить, но непривычно громкий звук не дал этого сделать. Раздался металлический скрежет, а через мгновение к моим ногам упало нечто… Наклонилась, изучая странный предмет. Больше всего он напоминал птицу, сделанную из механического мусора. Творение Технобогов?

— Смотри, у нее к лапе что-то привязано, — заметил Петрель.

— Действительно, — обратила и я внимание на белеющую полоску бумаги. Потянувшись, с опаской схватила ее. «Птица» больше не шевелилась, и я немного расслабилась. Слишком мелкое и безобидное для Технобогов создание.

Развернула записку, пробежалась по ней глазами. В горле сразу как-то подозрительно запершило, стоило мне увидеть следующие слова:

«Вернись, пожалуйста. Она жива».

Гелий.

Пояснений насчет личности «ее» не потребовалось. Ангел и так знал, что лишь один человек может заставить меня возвратиться.

 

Глава 8

Люди все же странные существа, и я не исключение. Мы убегам от прошлого и верим, что сможем забыть и не возвращаться. Но стоит ему поманить нас, обещая, что все станет как было — и мы, сломя голову, несемся обратно.

Неужели в нашей природе заложено желание блуждать на погостах и пепелищах?

В глубине души я знала, что ничего уже не будет как прежде. И все равно сорвалась, в слепой надежде, что, может быть, все же…

Скомканное прощание с Петрелем и Смотрителем. Оба выглядели расстроенными, да и я сама неожиданно поняла, что успела привязаться к двум чудакам и даже к самому острову Маяка.

Буревестник не сказал ни слова, лишь смотрел на меня… как-то странно: то ожесточенно, то отводя взгляд, словно что-то скрывая.

Вот и я кому-то сделала больно, отстраненно отметило сознание. Ни радости, ни огорчения по этому поводу не было. Только чувство необъяснимого опустошения внутри.

— Ты всегда сможешь вернуться, — сказал Смотритель, когда я уже уселась на байк. Я благодарно улыбнулась. Нет, понимала, что больше здесь никогда не окажусь… но согревает знание, что место, куда можно вернуться просто есть.

Был поздний вечер, когда я покинула остров. Правда, глотая слезы, не выдерживала несколько раз и оборачивалась, выискивая стремительно отдаляющийся свет маяка. Когда он окончательно исчез во тьме, мне стало грустно, не знаю даже, почему.

И вот, вновь берег… возвращение в точку отправления свершилось. Полет над ночным морем оказался сложнее, чем я предполагала. Холодный ветер продувал насквозь, кажется, я до сих пор чувствовала, как где-то внутри меня гуляют ледяные сквозняки. Или причина была вовсе не в погоде?..

— Я знал, что ты придешь.

— Здравствуй, Гелий, — подарила ему измученную улыбку. Если он сейчас скажет, что в записке была неправда… или что он имел в виду другое… что иная причина заставила написать это… Я не выдержу, честно. Меня не убили Технобоги, мародеры и островитяне, но жестокая шутка о Тамаре может оказаться той самой последней каплей.

— Ты выглядишь грустной. Неужели не рада? — выражение его лица было невозможно разглядеть, однако я была почти уверена, что оно не соответствует интонациям — удивленно-недоверчивым.

— Просто устала, — ложь сорвалась с губ легко, гораздо легче, чем давалась мне раньше. Наверное, желание говорить правду умерло вместе с одной из частичек меня.

— Тогда пойдем?.. — он вопросительно изогнул бровь.

— Пойдем… — откликнулась эхом.

Байк пришлось вести рядом, присутствие Гелия не давало просто запрыгнуть на него и помчаться к… Я прикусила губу. Нет, не нужно думать об этом сейчас. Если все правда — время на размышления еще будет. А так только растравлю душу за эту бесконечно долгую дорогу домой.

* * * *

— Тома? — кажется, я охрипла от невыплаканных слез. Да, это была она — как, меня сейчас совершенно не волновало — немного повзрослевшая, будто бы прошло гораздо больше времени, чем на самом деле.

Она стояла, чуть опустив голову, пряди отросших — вот еще одна странность — рыжеватых волос падали на лицо.

Да, это оказалась она… и все же, что-то неуловимое было не в порядке…

— Малышка моя, — нет, больше не выдержу. Кидаюсь к сестренке, прижимаю ее к себе и, уткнувшись ей в плечо, глотаю слезы. И не сразу понимаю, что на объятия Тамара отвечать не спешит. Проходит минута… две… и еще… А девочка продолжает стоять статуей, и я вдруг даже сквозь одежду ощущаю, какая она холодная. Будто ледяная.

Мне страшно. Так, как не было никогда.

Отстраняюсь, чтобы заглянуть Томе в лицо, чтобы понять, почему она стала такой…

На меня глядят два пронзительно-голубых осколка небес. Вместо теплых карих глаз, в которых всегда была недетская мудрость и доброта, я вижу пугающие и прекрасные одновременно, совершенно чужие очи цвета лазури.

Хотя… незнакомыми я их назвать не могла. Обводя взглядом комнату, я мгновенно нашла то, что хотела.

Гелий, Сильва и, конечно, Лоа. Смотрели на нас с сестрой. Смотрели такими же холодными и странными глазами. Ангельскими.

Я все поняла, и резкий всхлип против воли вырывается из груди. Нет, нет, не хочу верить… За что? За что??? Мысленно повторяю вновь и вновь, не помня, чьи слова раз за разом прокручиваются в моей голове.

— Что вы с ней сделали? — чуть ли не плача, кричу на бескрылых и, наверное, поэтому таких жестоких созданий.

— Ничего мы не делали, — устало бросила Сильва, при этом выделив интонациями местоимение. Но я будто и не слышу ее. Пячусь к двери и продолжаю повторять:

— Зачем?..

— Прекрати, — жестко потребовал Гелий. Он подошел и взял меня за руку, не давая убежать прочь. — Твоя сестра жива, неужели не можешь просто радоваться этому?

Я виновато понурилась. Конечно, конечно, он прав. Если б еще быть уверенной, что холодная и чужая девочка — действительно моя сестра.

— Тамара не выбирала такую жизнь! — зло выпалила я. — Да чем существование в таком состоянии лучше смерти, чем?

— Тереза, прекрати, — невольно оборачиваюсь на знакомый голос. То есть, только он и кажется знакомым, интонации же звучат совершенно непривычно. Точнее, они отсутствуют вовсе; слова, сказанные Томой звучат как-то искусственно, механически.

— Я рада, что теперь могу помогать нашему народу. Ты напрасно драматизируешь.

Я? Я не драматизирую. Просто из-за животного неконтролируемого ужаса, хочется бежать, бежать прочь от робота с внешностью моей сестры. Уверенна, что остальные ангелы прекрасно понимают, чего я так боюсь. Только упорно делают вид, будто ничего чудовищного не произошло.

Похоже, начался новый круг адской игры, в которой все мы — лишь разменные монеты. Я знаю это, но знание сейчас неспособно ничего изменить.

— Простите, что сорвалась, — изображаю чувство вины, хотя играть по навязанным правилам до невозможности мерзко, — Устала очень… Пойду прилягу. Пока, Тома… — как ни старалась, а голос на имени сестры все равно дрогнул. А уж каких усилий стоило не выбежать, а спокойно выйти из комнаты…

Лишь отойдя на порядочное расстояние, не выдержала и рванула изо всех сил. Не разбирая дороги, неслась по коридорам, подальше от жилой части, все дальше и дальше под землю. Мысль о том, как буду находить обратный путь, даже не пришла в голову, слишком много в ней было других. Что это за насмешка, жестокое издевательство высших сил надо мной? Лишить всего, а потом поманить сладким обещанием — которое на деле оказывается бездушным призраком.

…Я споткнулась и полетела на пол. Подниматься уже не было сил, и я просто лежала на холодном бетоне, пытаясь восстановить дыхание. Вокруг не было ни звука, ни шороха, и смысл выражения «могильная тишина» впервые стал предельно ясен. Как это, наверное, страшно: лежать под толщей грунта, оглохшему, ослепшему, безмолвно кричащему тем, кто на поверхности — живым, что не услышат, как бы не прислушивались. И если потом, спустя растянувшееся на вечность ожидание, появится дьявол, чтобы проводить тебя в ад… Я бы выбрала последнее, лишь бы сбежать из своей могилы, от ее убийственной тишины.

Сейчас некому было протянуть мне руку, даже, чтобы отвести в тартар. Все сделали куда проще, создав персональный ад на земле. Некуда бежать…

Не выдержав больше холода и отсутствия звуков, я встала и, обняв себя, побрела дальше. Сколько так шла, не знаю, но фонарик вдруг замигал свечой на ветру и погас окончательно. Дальше путь проходил в полной темноте, пришлось держаться за стену, чтобы иметь хоть какой-то ориентир. Путь назад… Не уверена, что он имеет смысл. В очередной раз убеждаюсь в старой истине: никогда не поворачивай назад и не пытайся воскресить прошлое. Вот только, даже догадываясь, что это не принесет ничего хорошего, поступить иначе я все равно не могла. Надежда, что Тома жива, оказалась сильнее боли и предрассудков, сильнее страха перед Богами и их страшными игрищами.

Но… Я вцепилась ногтями в собственную руку. Неужели после стольких усилий, я сдамся так легко? Она моя сестра, какой бы чужой ее не сделали. Постараюсь достучаться до прежней Томы, сделаю все возможное, чтоб вернуть светлую живую девочку.

Словно в отклик к моим мыслям, впереди забрезжил слабый свет. Он обнадежил и заставил прибавить шаг.

Логическая цепочка «свет — выход» оказалась верной. Цепляясь за металлические скобы, я поднялась и выглянула наверх. А снаружи занималась новая заря. При виде того, как унылое серое небо окрашивалось в нежно-розовый, невольно вспоминалась старая, как мир, истина.

Даже за самой темной ночью следует рассвет.

Будто насмехаясь над моим приподнятым настроением, внутренний голос насмешливо прошептал: «Только не все увидят этот рассвет»…

* * * *

— Она вернется, — заявила Сильва, когда за дверью затихли шаги Тесс.

— Не был бы я так уверен… — покачал головой Гелий.

Их надежды на то, что обрадованная воскрешением сестры, она ничего не заметит, не оправдались. Те, кто решили сделать из Тамары еще одного ангела, знали, что делать. Бескрылые не до конца понимали, для чего это было затеяно, но догадывались…

— Вернется, — повторила женщина и, повернувшись к Лоа, добавила, — А ты поговорила бы с ней, когда это произойдет.

— Я!? Кого-кого, а меня Тесс не станет слушать, — рыжая обернулась к ангелу в поисках поддержки. К ее удивлению, тот согласился с Сильвой.

— Только тебя и послушает, — возразил он резко.

— Да с чего вы взяли? — не могла понять Лоа. Ангелы поглядели сначала на нее, потом — на Тамару, безучастно замершую в уголке.

— Да с того, что… Черт, просто посмотри на нее! — бледная рука Сильвы указала на Тому. Рыжеволосая девушка непонимающе пожала плечами.

— Ты была такой же, — тихо пояснил Гелий, — Ладно, не совсем и по другим причинам…

— …и все же ты лучше всех понимаешь, что происходит с девочкой, — закончила женщина. В ее синих глазах легкое раздражение смешалось с усталостью. Последнее не было удивительным, учитывая, как выматывала бывшая ученая себя, проводя дни и ночи в попытках найти их шанс на победу. А неожиданное появление Микаэллы еще больше повысило градус напряжения. Пока Падшая оставалась без сознания, что неудивительно с такими ранами. Но что делать, когда она придет в себя?..

Видя, что спорить бессмысленно, Лоа опустила голову и неохотно согласилась:

— Хорошо, — хотя и не представляла, как это сделает. Когда она еще была ангелом, то слабо отдавала себе отчет в том, что делает. Просто поддалась порыву, который влек ее к Кайлу — он-то сопротивлялся куда дольше. Тем не менее, даже тогда где-то в глубине души, немногим ближе воспоминаний о прошлой жизни, разрасталось чувство вины. Сейчас его побеги сдерживало лишь эгоистичное желание собственного счастья и попытки оправдаться: «Это сильнее меня». Но нельзя же вечно прятаться в кокон отрицания.

Им с Тесс необходимо поговорить, так или иначе, расставить все точки над «и».

Однако Лоа не отступит от своего. Она ведь теперь не ангел…

* * * *

Далековато же я зашла, блуждая в подземельях, если оказалась неподалеку от собора. Конечно, сразу же поспешила прочь, но темная махина за спиной нервировала, как невидимый, ощущаемый лишь кожей взгляд. Просто старое здание, одно из многих… Или причина в опасной близости корабля Технобогов?

Я ускорила шаг, ощущая себя без байка слишком уязвимой и медлительной. В случае чего, одна надежда — успеть скрыться где-нибудь в руинах.

Постаралась тешить себя мыслью: пришельцы ведь давно не давали о себе знать… Только затаившийся хищник порой страшнее нападающего в открытую. Тревога ворочалась внутри, заставляя идти еще быстрее, чуть ли не срываясь на бег. Я привыкла доверять своим ощущениям. Несмотря на это, ничего предпринять не могла, если опасность и правда есть. Легкая добыча — вот кто я сейчас. Оставалось надеяться, что все страхи мерещатся, и путь до дома окажется спокойным.

Но надежды себя не оправдали.

За спиной послышалось прерывистое сопение, словно дышащий страдал гайморитом. В нос мне ударил медный солоноватый запах, какой бывает у свежего мяса…

Оборачиваться не хотелось, тем не менее, я медленно сделала это, переборов себя. Секундное облегчение сменилось мелкой дрожью, когда поняла, кто стоит передо мной.

Не Технобоги или их Гончие. Правда, радость от этого через пару секунд потеряет свое значение — я к тому времени буду мертва. Когда-то мы с Кайлом убивали в туннелях некрупных монстров, теперь настал их черед. Чешуйчатая тварь оскалила зубы и сделала шаг вперед, будто отзываясь на мои мысли. Улыбнулась, сама не зная, чему. Нет, в этом определенно есть нечто забавно-нелепое. Никогда не думала, что умру так…

Ящер заворчал, щуря подслеповатые глаза. Почему ты медлишь, хотелось закричать мне. Если это конец, то пусть он будет быстрым.

— Пошел вон! — высокий, на грани слышимости крик чуть не оглушил меня, а ящер, взвизгнув, ринулся прочь — напуганный, передвигающийся нелепыми прыжками, вздымая облака пыли. Я осталась, хотя неимоверно хотелось последовать вслед за обезумевшим от страха звере, и дело было даже не в эффекте неожиданности. Проснувшиеся не вовремя инстинкты во всю глотку орали об опасности, сдерживать их стоило огромных усилий.

— Т-тома?.. — не смогла даже выговорить имя сестры, не запнувшись. Что же они с ней сделали? Во что превратили?

И как же мне вернуть ее прежнюю?..

— Что ты тут делаешь? — постаралась я прийти в себя и скрыть нотки страха в голосе.

— Рейд, — черт, даже тот жуткий крик лучше, чем такое отсутствие эмоций. Всего одно слово — а сколько холода! Из-за этого механического тона смысл сказанного дошел не сразу…

— Что? — помотала головой. — Никаких рейдов, Тома! Ты еще слишком маленькая и я не разрешаю так рисковать!

— Я всего лишь исполняю свой долг.

— Нет, я сказала!..

Тут в неестественно-голубых глазах что-то сверкнуло и, могу поклясться, на пару секунд зрачок уменьшился до невозможности, затерявшись где-то в глубинах радужки.

— Не указывай, что мне делать! — взвизгнула Тамара и выкинула руки вперед. Кажется, она лишь слегка коснулась меня кончиками пальцев… Но почему я тогда лежу на бетонной плите, чувствуя вкус собственной крови во рту?

Не больно… Только странно онемело все тело, да обида застряла в горле комом. Я с недоумением гляжу на личико, застывшее сейчас в какой-то жуткой гримасе, убеждая себя, что произошло вовсе не то, что произошло. Не могла же моя добрая милая сестренка… Но я вязну в оправданиях и мгновениях, как в клею, и ничего не могу поделать. Время замедлилось настолько, что слышен шелест песчинок в его Часах. А я тону в этом песке, проваливаюсь куда-то… Крик и плач, умирают, обнявшись, занесенные несуществующими барханами.

И кто-то из желтовато-серой пелены протягивают мне руку с нарисованным на ней солнцем и шепчет-шуршит вкрадчиво:

— Ты ведь все уже поняла, правда?

Я беспомощно улыбаюсь в ответ. С чего же я решила, что смогу играть по своим правилам? Все продумано на десять ходов вперед — течение партии не изменить.

Тео продолжает тянуть ко мне ладонь, а я принимаю ее — не потому что хочу или боюсь окончательно завязнуть во времени-песке. Просто так надо поступить. Сил на бессмысленные попытки действовать вопреки не осталось совершенно.

Мы с Тео шли, взявшись за руки; мимо проплывали миры и вселенные, полупрозрачные, призрачные. Мы сейчас были вне их… Точнее, назвавшийся Богом никогда им не принадлежал, я же «выпала» из реальности лишь благодаря его прихоти.

— Знаешь ли ты, Тереза, что я и такие, как я, лгать не умеем?

— «Я соврал только однажды в жизни — сейчас», — усмехнулась я. Поводов верить странному созданию не было. Он слишком могуществен, чтобы иметь повод для честности, и слишком жесток, чтобы говорить правду просто так.

Тео улыбнулся в ответ краешком губ, будто счел мой сарказм по-настоящему забавным.

— Верь не верь, но это так. Ложь — дар исключительно человеческий. Зато мы — мастера недомолвок, искусно ускользаем от ответа, подбираем двусмысленные формулировки, когда того требуют обстоятельства… Поэтому, хочешь я расскажу тебе сказку?

Я пожала плечами: что ж сказка так сказка. Спешить нам, так понимаю, некуда.

— Это не сказка даже, скорее легенда, — начал он. — Только, умоляю, не спрашивай, сколько в ней правды, а сколько — вымысла. Я и сам не знаю ответа.

* * * *

Есть легенда о Великом Ребенке, которая известна во всех временах и мирах, только в каждом — по-своему. Как и все дети, он любил играть, однако игрушки имел очень необычные. Главным развлечением была Его сила мысли, подчиняясь воображению, она создавала мириады миров, прекрасных и суровых, больших и маленьких — но было у них нечто общее, каждый был пуст. И в отрезок вечности, который можно назвать словом «однажды», Ребенок осознал свое одиночество. Он погрузился в тоску, и ничто больше не радовало: ни старые миры, заброшенные и забытые, ни сотворение новых.

Тогда Ребенок лег спать, чтобы отвлечься в мире сновидений от своей печали. Приснилось Ему, что он пришел в один из своих миров и увидел там множество других детей. Сначала они играли и веселились вместе, а потом юные лица превратились в злобные мордочки… Дети окружили великого ребенка, набросились на него и убили.

Он очнулся от первого во вселенной кошмара, в смятении, но без страха. Ведь Ребенок был еще и очень мудр и знал: то, что должно свершиться — свершится, так или иначе. Вернулся к своим мирам и отыскал среди них тот самый, что видел во сне. Небольшой голубоватый шарик не был самым красивым иди самым суровым, он ничем не выделялся среди остальных. Как и в тысячах других миров, его поверхность покрывали леса, океаны и пустыни. Так же, как и остальные, был он пуст и безжизнен.

Ребенок подумал и в первую очередь сотворил птиц. Ведь как и все дети, что еще не разучились этого делать, он любил летать и вручил своим первым детищам этот дар. Потом он создал рыб, свободных в морских глубинах и беспомощных на суше и зверей, быстроногих и медлительных, разбежавшихся и расползшихся по земле. И в самую последнюю очередь, вспомнив свой сон, пустил Ребенок в мир других детей, похожих на себя и наделили их даром свободы.

Сначала новый населенный мир захватил Ребенка и он мог просиживать в наблюдении над ним вечность за вечностью. Но постепенно и эта игрушка приелась ему и, рассыпав над землей, птицами, рыбами, зверями и людьми горсть пыли-времени, он ушел к другим планетам.

Он создавал обитателей и для них, причудливых и непохожих на жителей первого мира, вот только даже в игре фантазии мысленно возвращался вновь и вновь к оставленным без присмотра детям. Решившись навестить их, он вновь спустился на землю… и ужаснулся увиденному. Детей стало гораздо меньше, вместо них появились странные существа — похожие на прежних, но какие-то вытянутые, с усталыми измученными лицами. Кожа некоторых напоминала сухой лист, а в глазах застыло пустое бессмысленное выражение. Многие дети плакали, и сердце Великого Ребенка сжалось от боли и сострадания. Понял он, что создал слишком хрупких созданий, что пыль времени разрушает их. Так закончилось царство вечного детства и начался удел человеческий. Так в миры пришли сестры Сна — Старость и Смерть, а великий Ребенок познал скорбь вместе со своими творениями.

В приступе тоски, разочаровании в собственном создании, он покинул миры, оставил людей наедине с их свободой…

* * * *

Тео как-то странно улыбнулся, завершая свой рассказ.

— И это все? — не поверила я. — Почему-то мне кажется, что у этой истории не хватает финала.

— А его и нет пока, — подтвердил мужчина, на этот раз абсолютно серьезный. — Разве только…

— Что?

— Кое-кто поговаривает, что Ребенок захотел испытать то, чем невольно наделил свои творения.

— Не понимаю… — покачала головой.

— Все просто. Ребенок вырос и… забыл о своих «игрушках». А за его мирами стали присматривать другие…

Тут настала моя очередь для грустных усмешек.

— Так понимаю, вы себя имеете в виду? Новые Бог и Дьявол вместо прежнего, повзрослевшего и забывшего…

— Нет… — прошелестел Тео. Его фигура начала странно бледнеть одновременно излучая сияние, становившееся ярче и ярче с каждым мигом. Меня пугал этот свет, хотелось подобно животному скрыться от него, убежать прочь в безопасную темноту… Все что я могла — прикрыть глаза ладонью, чтобы не ослепнуть.

— Смотри же… Смотри — и узнаешь…

То, что происходило дальше, объяснить я бессильна. Это ни капли не походило на предыдущие демонстрации, который устраивал для меня Тео. Смотри, сказал он… Но смотреть — и видеть — глазами оказалось невозможно. Тысячи, десятки тысяч картин проносились в моем сознании, а самое странное — я могла осознать их. Только это оказалось больно и жутко — века, сжатые до долей секунд и силой засунутые в мой мозг.

Под конец ноги не держали, я упала, жадно глотая воздух вперемешку с песком.

— Теперь ты знаешь все, — прошептал мне на ухо солнцерукое жестокое божество. — Конечно, вашему племени дан великий дар — свободы выбора… Но мы ведь все равно знаем, как ты поступишь теперь, верно?

 

Глава 9

Когда до конца остается совсем немного, исчезает чувство обреченности. Ему на смену приходит необъяснимое воодушевление воинов, идущих на свою последнюю битву. Наши судьбы расписаны от начала и до конца, куда спешить, зачем бежать?

Осталось лишь ждать и быть готовыми. Чтобы в нужный момент отыграть свою партию безупречно.

— Знаешь, раньше я боялась, а теперь нет… совсем нет, — радостно шепчу я тому, кто прикладывает прохладную руку к моему пылающему лбу. Веки тяжелые-тяжелые, открывать глаза так не хочется. Посплю еще немного, чуть-чуть, — обещаю себе и снова проваливаюсь в беспамятство, сквозь которое доносятся обрывки фраз. Только смысл ускользает, как руль байка из мокрых ладоней без перчаток. Ну ничего, самое важное все равно известно. А пока просто отдохну, наберусь сил…

— Что это с ней? Неужели так сильно головой приложилась? — понизив голос, спросила Сильва.

— Скорее уж ей мозги промыли, — поморщился Гелий и неожиданно впечатал кулаком в стену. — Черт, черт, — рычал он, — Этого не должно было произойти! Это наша война, не их!

— Гел, ну хватит, тише, — женщина аккуратно коснулась напряженного плеча напарника. Они словно поменялись ролями в последнее время. Устали, наверное, оба. Он — «держать марку», иди по выбранному пути, несмотря ни на что. Она — противиться своему призванию. Как итог: два ангела, мечтающие хоть умереть, лишь бы не видеть больше измученного войной мира. Но все не так просто. Если им и суждено погибнуть, то лишь в самом конце, а сколько еще до него… Вроде и близок, ощущается каждым нервом, что вот-вот лопнет напряженное затишье и свершится нечто. А как окажется на самом деле — кто знает?

Ангел отер кровь с костяшек пальцев и мрачно посмотрел на Сильву.

— Ты не прав, — мягко возразила она, — В конце концов, мы только наемники небесные, мы сражаемся не за свои жизни, не за свою свободу. Люди — другое дело.

Они одновременно бросили взгляды на дремлющую в постели Тесс. Сильва грустно улыбнулась, а Гелий произнес с горечью:

— А за что сражается она? Если все, за что биться стоило, у нее забрали…

— Откуда мне знать. Впрочем, тактика вполне в их духе: лишить всего, подтолкнуть к бездне… А уж распахнет в полете крылья и полетит или разобьется насмерть — частности.

— После такого уже не встают на крыло, — покачал головой мужчина, — Хотя… очень хотел бы я ошибаться. Пойдем, — взял он подругу за руку.

— Надо бы проведать нашу раскаявшуюся предательницу, — продолжила она его недосказанную мысль.

— Да… — Гелий кивнул, ощущая, как это короткое слово тревожной горечью вязнет на языке. Жизнь с бесконечным чувством «что-то не так» — давно стала привычной. Только почему сейчас это вдруг сделалось таким острым?

Он невольно прибавил шаг, женщине пришлось подстроиться. Днем в туннелях слишком тихо и безжизненно, все заняты делами, и любой шорох, усиленный эхом, бьет по ушам, заставляя сердце колотиться быстрее.

Ужасное место на самом-то деле. И если люди смирились с добровольным заключением под землей ради выживания, то ангелы слишком хорошо помнили цвет чистого неба и ветер свободы. Бескрылые тосковали по своим красивым иллюзиям. Даже понимая всю их ядовитость…

— Дверь! — Сильва вскинула руку, указывая на то, что было впереди. Среди длинного коридора, запертых дверей, выделялась одна — распахнутая и, кажется, со сломанной верхней петлей. Ангелы переглянулись, у обоих мгновенно пересохло в горле. И оба, не сговариваясь, кинулись туда, в конец туннеля.

— Черт, — выдохнул Гелий сквозь зубы. За секунду до того, как они оказались возле комнаты, он уже понял, кого и что там увидит…

— Гел… — прохныкал кто-то его имя. Внутри оказалось темно, но тусклого света из коридора хватило, чтобы можно было различить скрючившуюся на полу фигурку, укрытую облаком рыжих волос.

Ангел кинулся к Лоа, а Сильва застыла на пороге, вглядываясь в тени.

Он схватил заплаканное лицо девушки руками и пристально посмотрел в глаза, не выражавшие ничего, пустые…

— Бедная девочка, — мужчина сочувственно погладил ее по голове, Лоа снова всхлипнула и прошептала: — Помоги мне. Я должна вернуть его.

— Для начала объясни, что произошло, — потребовала Сильва. Гелий бросил в ее строну осуждающий взгляд, но почти сразу вновь обратил все свое внимание на рыжую девочку.

— Действовать, не зная обстоятельств, невозможно, — заявила женщина в свое оправдание, но ее голос прозвучал уже не так жестко.

Лоа закашлялась, подавившись слезами, но смогла-таки выдавить из себя одно имя:

— Мика…

— Так и знала, что надо было добить эту тварь сразу! — с досадой прошептала Сильва.

Никак не отреагировал на это правильное, но совершенно бессмысленное замечание, ангел прижал бескрылую подругу к себе, баюкая, словно ребенка. Прошло, может, минут десять, в течение которых темноволосая женщина места себе не находила. Зато Лоа, напротив, пришла в себя и, когда отстранилась от Гелия, глаза ее были ясными почти спокойными.

— Все будет хорошо, малышка. Он жив, и мы его вытащим, обещаю.

— Мы, — повторила девушка, и в ее тоне прозвучала неожиданная решимость. Только что она казалась сломленной и опустошенной горем, а теперь напоминала маленькую рыжеволосую валькирию, готовую биться до последнего.

— Ты не пойдешь, — Гелий моментально понял, что подразумевается под этим коротким «мы». — У тебя даже сил больше нет, Лоа. Что если мы с Сильвой не сумеем защищать тебя и спасать его?

Рыжая опустила голову, но не спешила соглашаться с чужими доводами.

— У меня есть силы. Просто я не успела их разбудить… Мика напала слишком неожиданно.

— Нет!.. — попытался проявить твердость Гелий, вот только Сильва не дала ему того сделать.

— Пусть идет, — сказала она, прикрыв на мгновение глаза. А когда распахнула веки, ангел заметил в ее взгляде что-то такое, не позволившее ему спорить с подругой.

Когда война близится к развязке, у солдат не остается сил идти против приказов. Какими бы они ни были.

* * * *

Проснулась, подскочив на постели — словно ведро холодной воды вылили. Сердце гулко стучало в ушах, а лоб покрыло испариной. Кошмары? Нет, я не помнила, что мне снилось и снилось ли вообще. Вопреки тому, что тело более чем проснулось, разум все еще пребывал в подобии дремы, с трудом восстанавливая события прошедших дней. Но в голове царил такой бардак…

Вдруг я почувствовала, как что-то холодит кожу в районе солнечного сплетения. Опустила руку, нащупывая… Это же тот самый амулет, что я отыскала в заброшенной лаборатории! Вот только совершенно не помню, чтобы надевала его. Порывшись в памяти, сумела вспомнить, что, кажется — какое дурацкое слово! — примеряла его вскоре после того, как нашла. Неужели, сама того не замечая, продолжала таскать все это время?..

Я пробежала пальцами по металлическим завиткам, в задумчивости взвесила амулет в ладони. Что ж, пусть остается, все равно я его не особенно замечала.

Одеваясь, обратила внимание на ноющую боль в районе затылка и… наконец, вспомнила. Боже, Тома, моя маленькая сестренка… Неужели это она чуть не прикончила меня из-за вспышки гнева? Я прикусила губу. Нет, не хочу в это верить. Кем бы ни было странное холодное создание с глазами ангела — это уже не моя сестра. Она умерла у меня на руках, и будет проще, если я примирюсь с такой мыслью.

— Тесс? — дверь комнаты распахнулась, а за этим последовал запоздалый стук.

— Здравствуй, Дилан, — без особого энтузиазма поприветствовала предводителя Гонцов. В свое оправдание могу заметить, что и он не выглядел дружелюбным.

Кажется, я потеряла не только любимого, семью, но и расположение соратников. Кто я теперь для них? Дезертир или просто запутавшаяся девчонка, которую рано или поздно простят? А будет ли это «поздно» вообще?

Я скрестила руки, неосознанно укрепляя невидимый, но ощутимый барьер между нами.

— Извини, что побеспокоил… я пойду, — встревожено выпалил он, пробежав взглядом по комнате.

— Может, объяснишь, что хотел?

— М-м, эти вопросы тебя не касаются больше. Извини, — вот теперь его голос звучал, как положено капитану. Правда, раньше я никогда не слышала такого официально-ледяного тона. Да и сама фраза оказалась круче пощечины.

Я улыбнулась — скорее, зубы показала — и сказала, как можно спокойней:

— Я все еще Гонец, Дилан. Не тебе лишать меня этого звания, только абсолютным большинством голосов…

— Абсолютное большинство со мной согласно!

—..при моем обязательном присутствии. И я напомню, что причина для отстранения должна быть весьма веской. Обычно звание сохраняется даже после смерти. Я все еще Гонец, — повторила я.

Дилан презрительно прищурился.

— Почему-то ты не помнила об этом, когда убегала. Когда бросила свои обязанности.

Выдохнула сквозь зубы, еле сдерживая закипающее раздражение.

— Я не прошу меня понимать… Если честно, не дай тебе Бог когда-нибудь понять, что я чувствовала, — … и продолжаю чувствовать, только тебе это знать ни к чему. — Но по старой дружбе, — усмехнулась, — можешь хотя бы принять тот факт, что у моих поступков могут быть мотивы. Что это не просто прихоть.

Он молчал, глядя прямо мне в глаза — а я не отводила взгляда, чтобы не показаться виноватой. Дилан первым моргнул и произнес с неохотой:

— Хорошо, Тереза. Но мы еще вернемся к этому вопросу.

Прямо-таки великое одолжение сделал, можно подумать.

— Так зачем ты пришел? — пришлось напомнить мне.

— Искал кого-нибудь из пропавших.

— ЧТО? — я подавила возмущение и схватила очки и противогаз. — Кто? Как давно? Возможные причины? И какого черта меня никто не разбудил?

— Ты никуда не полетишь, Тесс.

— Мы все уже обсудили. А даже если бы я не была Гонцом — тем более, ты не имеешь права мне запрещать!

— Я волнуюсь о твоем здоровье, — с хмурым видом заявил парень.

— Не стоит, я чувствую себя великолепно, — натягивая перчатки, я поняла, что не вру — даже головная боль больше не ощущалась, зато в крови кипела такая знакомая энергия, тревожная и зовущая «расправить крылья». — Кто пропал, Дилан, говори же!

— Лоа, Сильва, Гелий… — он запнулся, — и Кайла с Тамарой тоже нигде нет.

Сердце обреченно ухнуло куда-то вниз, но я ничем не показала этого. Только отстранила стоявшего на пороге капитана и, дойдя до поворота коридора, побежала, глотая слезы.

Всегда верила, что родилась невероятно удачливой… куда же в последнее время делось мое везение? И откуда это тяжелое, свинцом пропитанное, чувство, будто все уже кончено?

— Тереза, что слу… — Тайра не успела завершить испуганную фразу — я уже оседлала байк, вопреки правилам безопасности, не дожидаясь выхода на поверхность.

Дышится тяжело, задыхаюсь, так, что респиратор не спасает, а кажется, только мешает. Я сдираю его и швыряю прямо в полете на землю, не задумываясь о том, как буду потом искать его. А, плевать…

Еще эта пелена перед глазами… Не сразу понимаю, что дело не в очках и не моих глазах — все вполне реально, холодные бесцветные хлопья морозят лицо и тают, забиваясь за шиворот. Неужели… снег? Я улыбнулась непослушными замерзшими губами.

Похоже, прав был отец Буревестника, старый Смотритель, говоря, что мир меняется. Все, чего я хочу — это чтобы человечество дожило до окончания этих перемен.

Я выкручиваю руль, спешу, непонятно куда и к кому, но понимая, что уже безнадежно опаздываю. Я не знаю, что или кто ведет меня сейчас… да и разве важно это, если ведут меня правильно.

Боли нет. То ли я не в состоянии ее осознать, то ли она застыла, превращаясь, как вода — в неощутимую изморозь. Впервые жалею о своем хорошем зрении, даже высота не помеха… На припорошенной снегом земле две фигурки и много красного, росчерк кисти безумного художника. Кайл. Человек, которого я, несмотря ни на что, продолжала любить. Лежит с разодранной грудью, а сверху падает снег.

У меня не осталось ничего. Даже слов своих нет, лишь чужая фраза срывается с языка вновь и вновь:

— За что? — беззвучно повторяю я слова Лоа. Она здесь, с ним, почему же не уберегла? Почему ангел, забрав у меня любимого, не сохранила его жизнь!?

Не могу больше смотреть на них… За что?..

Если лететь быстро, если разогнаться — боль не успеет догнать.

Если лететь быстро, станешь огнем и будешь жить вечно.

Если лететь быстро, исчезнет этот комок льда из груди.

Выжимаю из байка все, что можно и даже больше, только на этот раз точно знаю, куда направляюсь. Сердце онемело, спасаясь от новых страданий, зато разум работает четко и быстро, анализируя все, что мне известно.

Технобоги. Раса, почти вечность назад поставившая себя выше простых смертных. Они экспериментировали над собой, пока в них не осталось ничего человеческого — все заменила техника. В них гораздо больше от машин, чем от живых существ. Несколько веков они наслаждались ролью божеств — о, их греческие имена совсем не случайность — управляющих людскими жизнями. А потом… потом двое из них, самые могущественные, пошли по другому пути.

И закончилось многобожие. Появился единый Бог и его антипод и противник — Дьявол. Наверное, есть что-то обидное и неправильное в том, что вся наша история сводится к противостоянию других существ. К их войнам и играм… Но это не волнует меня сейчас.

Уничтожив почти всех соплеменников, Тео и Горг (я теперь даже имена их знаю; другой вопрос — настоящие ли?) очень быстро сменили роли кураторов планеты на простых наблюдаталей. Они не вмешивались очень долго… пока не вернулись Технобоги.

И тогда — новый виток многовековой войны, в которой и люди, и ангелы — только пешки в умелых руках.

Но, к счастью или сожалению, цели человечества и этого дуэта совпадают. Вот только я сейчас действую по своей воле, а не чужой. Это мое решение, пусть и принятое так спонтанно…

Ангелы уже ничего не могут сделать. А я… мне терять нечего, и я знаю, как можно спасти людей.

Если твой Эдем разрушен, все, что остается — подкинуть поленьев в его погребальный костер.

Я высадилась у старого собора — символа прежней веры, а теперь, возможно, ориентира к спасению. Нет, я не буду молиться, надеясь дозваться до давно покинувшего нас Бога… Старая лаборатория — вот моя цель.

Дорогу к ней нахожу без труда, будто кто-то заложил путь в мой мозг. Там все, как было, вот только я теперь смотрю на останки техники совсем другими глазами.

То, что было создано для уничтожения, может спасти всех. Я откуда-то знаю, что и как нужно делать. Мониторы разбиты, приборы искорежены, но основная система осталась нетронута. Даже спустя столько лет, она все еще способна исполнить свое предназначение. Когда-то проект «Destroy Eden» должен был уничтожить всю технику, кроме той, что будет скрыта глубоко под землей. Сейчас он уничтожит захватчиков, Технобогов и всех их созданий.

Я, улыбаясь, ввожу код активации. Он накрепко засел в моей голове, хватило один раз увидеть в записях давно погибшего ученого.

Последний символ…

Вспышка.

Сгореть, чтобы жить вечно.

* * * *

— Да успокой ее! — заорала Сильва. Но Гелий не мог справиться с хрупкой девушкой, что билась в истерике над телом мертвого парня. Более того, он боялся — ореол силы черными крыльями распростерся над ней, отгоняя всех, кто надумает помешать оплакиванию любимого.

Лоа сумела разбудить в себе силы, подаренные дьяволом. Только слишком поздно.

— Не могу! — ангел вновь отскочил, обожженный энергией горя и ненависти.

— Тогда уходим, — женщина схватила его за руку, — У нас осталось несколько минут, не больше.

— Не понимаю…

— Тереза уже на пути к Лаборатории!

— Эдем должен быть разрушен… — прошептал он, осознавая, наконец, что сейчас произойдет.

— И мы умрем вместе с ним, если не поспешим!

— Но Лоа… — он потянулся к рыжей, но Сильва схватила его за руку.

— Ничего ей не грозит, биологически она человек на сто процентов. И сил защититься от возможных последствий хватит.

Сильва побежала, практически утаскивая соратника за собой. Она знала, что скоро волна разрушительной мощи — но не в физическом плане — пронесется по городу. Технобоги обречены, Микаэлла, которую они не сумели убить — тоже. И они сами погибнут, если не скроются вовремя.

У самого входа в катакомбы Гелий застыл.

— Боже, а Тесс, как же она?..

Сильва сжала его запястье тонкими пальцами.

— С ней все будет в порядке, — твердо сказала она. А когда мужчина, обнадеженный ее словами, первым спустился вниз, прошептала неслышно:

— Прости…

* * * *

Гера почувствовала тревогу, когда все братья и сестры оставались совершенно спокойны. Она вышла из корабля и втянула непривычно влажный из-за непрекращающегося снега. Но и помимо этого: определенно, что-то было не так.

Эта девица, похоже, не справилась со своими обязанностями — иначе тела мертвых ангелов уже были бы у нее на руках.

— Бездарная, — разочарованно прошипела Технобогиня, пытаясь раздражением подавить поднимающийся внутри страх. Необъяснимый, давно забытый… Напоминающей о единственном, но глобальном поражении.

— Вот и снова встретились, сестра.

Гера обернулась, уже узнав голос, уже зная, кого сейчас увидит… но отказываясь верить, что враг вот так просто появится перед ней.

— Что вам нужно?

Они оба улыбнулись. Тео — самодовольно, как победитель. Горг — бледным и грустным отражением его улыбки.

— Попращаться. Вы проиграли и погибните через пару минут.

— Тогда и вас с собой прихватим, — оскалилась Технобогиня.

Светлоглазый Бог лишь рассмеялся, а его брат и антипод произнес:

— Не забывай, какими способностями мы обладаем. Нам не обязательно быть здесь, чтобы говорить.

Гера насмешливо фыркнула.

— Ах да, творцы иллюзий и кибер-реальностей — ваши ложные рай и ад… забавно, должна признать.

Воздух вокруг них начал еле ощутимо гудеть, в предчувствии той силы, что вот-вот придет. Силы, сотворенной когда-то людьми, но способной уничтожить Богов.

— Тебе осталось совсем немного, — напомнил Тео, — Не желаешь сказать что-то напоследок?

— Напоследок? Ну конечно… — волчьи глаза Геры сверкнули затаенной радостью. — Не надейтесь, что это конец, братья.

Невидимая волна сбила ее с ног, тело, состоящее из механизмов, заискрило, задергалось… Проекции двоих тоже растаяли, даже они не в силах были сопротивляться. Только они не теряли жизней, в отличие от технобогов.

На другом конце города, схватив друг друга за руки, переживали агонию ангелы.

— Хорошо… что я… не завершила свою работу… — с трудом выдавила из себя Сильва. Гелий нашел в себе силы улыбнуться ей сквозь боль.

— Если бы мы стали, как Технобоги, то…

— Погибли, — коротко кивнула женщина. О том, что так и задумывалось, никто из них не обмолвился. Неужели, пройдя через все это, они не заслужили просто жизни?

* * * *

— Ты все-таки жива, — Гелий провел рукой по рыжим кудрям склонившийся над ним девушки. Она слабо кивнула, но отсутствующее выражение голубых глаз дало понять, что это ее не радует совершенно.

Сейчас получилось так, что она, непострадавшая физически, стояла гораздо ближе к загробному миру, чем чудом оставшиеся в живых ангелы. Потому что в отличии от них, Лоа не хотела больше бороться. Не умерла она только потому, что не хотела возвращаться в иллюзорные райские кущи. Лучше уж доживет свой век здесь, среди воспоминаний о Кайле.

Девушка вздрогнула, ощутив вдруг, как что-то другое, помимо ее мыслей, проникает в голову. Она заговорила чужим механическим голосом, но слова, лившиеся с языка, принадлежали кому-то другому. Кому именно — кажется, поняли Сильва и Гелий.

— Благодарю вас, ангелы. Вы справились со своей миссией, — начал вещать тот, кто послала их на землю, пользуясь для этого телом Лоа. — Теперь, как полагается, перейдем к наградам…

— Вы можете вернуть тех, кто погиб на этой войне? — быстро спросил Гелий. Сильва опустила взгляд, задавшись вопросом, простит ли он когда-нибудь ее за ту ложь? Пусть Терезу было уже не спасти, и она хотело сохранить жизнь хотя бы ему… все равно соврала, хотя они клялись быть честными друг с другом, что бы ни случилось. Но если бы представился шанс все переиграть по новой — она, не сомневаясь, поступила бы так же. Потому что, если бы Гел каким-то чудом все же сумел помешать Тесс привести в действие программу… Впрочем, что тут говорить? Ничего хорошего с теми, кто мешает божественным планам, не происходит. Она и сама не довела свою задачу до конца — и только благодаря этому они оба живы.

— Нет, это вне наших полномочий, — в голосе, кажется, даже прозвучало что-то вроде сожаления. — Но мы можем вернуть вас в Эдем.

— Нет! — одновременно воскликнули ангелы и, переглянувшись, согласно кивнули.

— Что ж… признаться, такой ответ был ожидаем. Так чего вы хотите?

— Чтобы нас оставили в покое… — пробормотала Сильва, но тут же осеклась. За себя она почти что не боялась, но вот использовать других, чтобы наказать ее за своеволия — такой вариант не стоит исключать.

Лоа закрыла глаза, а когда распахнула вновь, то заговорила вновь. На этот раз — своим голосом.

— Мы можем остаться на земле, — объявила она, и ангелы вздохнули с облегчением. Они все понимали, что если бы предложение об Эдеме было чуть боле настойчивым… не факт, что они сумели бы устоять. Слишком сильно искушение, один раз испытав иллюзию счастья, захотеть в нее снова. Вот только иллюзия всегда остается только миражом, фикцией. Поэтому они выбирали реальность, а не ее кибер-подобие.

— Наши силы никто не отбирает и… — девушка сглотнула, — у нас будут крылья. Опять. И у всех наших потомков.

Она еле уловимым жестом прикоснулась к своему животу, и Гелий не обратил на это внимания. А вот Сильва не только заметила, но и поняла причину.

У рыжего ангела, оказывается, была более веская причина остаться в этом мире. Ей вскоре предстояло стать матерью… и растить живое напоминание о любимом.

— Значит, все закончилось? — Гелий в сомнении покачал головой.

— Что закончилось? — Сильва усмехнулась. — У нас жизнь впереди, Гел. В течение которой надо возродить из руин прежний мир.

Мужчина улыбнулся в ответ — слабо, словно лишь отзеркалил чужую улыбку.

— Жаль, что не все дожили до этого момента. Война кончилась…

— И в ней были жертвы.

Тут вновь заговорила Лоа:

— Мы должны жить дальше. И помнить погибших.

Никто не стал спорить с ней, но каждый принял эти слова по-разному, каждый думал о чем-то своем в этот миг.

 

Вместо эпилога

Закат омывал мир розовой водой, обрызгивая бетон и снег, небеса и лица, поднятые к ним в надежде. Даже те, кто не знал о гибели Технобогов, чувствовали то, что давно твердил старый Смотритель маяка: мир менялся к лучшему, не сразу, не мгновенно, как по мановению волшебной палочки. Прежде всего он менялся в людских сердцах, а что будет дальше — зависело уже от них. Правда, мало кто подозревал, что поблагодарить за это стоит рыжую девчонку, потерявшую все, включая жизнь, в страшной войне с богами…

— Вот и пал последний оплот веры, — прокомментировал Тео, перешагивая через обуглившиеся обломки — все, что осталось от старой церкви. Орудие против всей техники лишь на расстоянии превратилось в поток чистой разрушающей энергии. В эпицентре оно было настоящим огненным взрывом.

— Тебе не хуже меня известно, что настоящая вера была не здесь, — Горг глядел на заходящее солнце, не моргая и не щурясь. Желтые и алые блики вспыхивали в его темных глазах и тут же гасли, словно затушенные уголья.

— Да, ты прав, мой друг… Не ожидал, что твоя ставка на людей сыграет. Даже не на людей, а на одну-единственную девчонку.

— Злишься, что проиграл? — дьявол позволил себе усмешку. — Не стоит, твои ангелы тоже были хороши…

— Разве что слишком своевольны порой. Странно вышло все. Я рассчитывал на их послушание, ты — на человеческое свободолюбие. В итоге мы оба попали «в молоко», но…

— Итог остался таким, каким должен был быть.

— Именно так.

После молчания длинной в несколько минут и хождений по церковным руинам, Горг первым нарушил тишину.

— А эта девочка… Тереза… Что с ней будет?

Тео скривился, но все же сказал:

— Как что? Отправлю ее в Эдем, пусть хоть после смерти будет счастлива…

— Сомнительное счастье, — с горечью протянул другой.

— Что ты имеешь в виду? — божество чуть нахмурилось, в качестве ответа получив лишь короткое движение головой и одну фразу:

— Ничего, друг. Ничего.

Тео прикрыл глаза, решив оставить брата в покое, и будто прислушался к чему-то. Прошла минута… две… по истечении семи Горг забеспокоился.

— Все в порядке?

Светловолосый мужчина прервал свой трас и странно улыбнулся.

— Нет, не в порядке.

Дьявол растерянно покачал головой.

— Что?..

Тео наклонился и вытащил из груды сажи и угля какой-то предмет. Оттер его краем одежды, и в лучах солнце сверкнуло переплетение металлических узоров. В задумчивости взвесив на ладони талисман, он произнес, наконец:

— Ее души нет. Ни здесь, ни где-либо еще в этом мире. Как будто девочки и не существовало никогда.

— И что же это может значить? — в непонимании склонил голову Горг.

— Только то… — Тео неожиданно перестал любоваться украшением и забросил его одним движением так далеко, как вряд ли бы удалось человеку. — Что это еще не конец, мой друг.

Сентябрь 2011 — Октябрь 2012

Ссылки

[1] Думаю, здесь стоит дать небольшое пояснение для читателей. Имя Тео происходит от греческого theos — т. е. Бог — здесь и далее примечания автора.

[2] Очень рекомендую прочесть его полностью http://www.stihi.ru/2012/08/27/7348

[3] Горг (Gorge) — сокращение от Демогоргон (Demogorgon), греческого имени Дьявола, которое не должно быть известно смертным. По этой, а так же по ряду других причин имена двух этих существ не фигурировали в большей части романа.

[4] От английского Petrel — буревестник.

[5] «Разрушить Эдем» (англ.)