Рация в БТРе работала, но связи со штабом не было, только с машиной Велибекова, следующей сзади. У лейтенанта связь тоже «не фурычила». Слышался лишь нескончаемый монотонный гул на всех частотах.

Чертыхнувшись, Завехрищев вырубил рацию и сказал:

— Да уж, парень. Теперь ты с нас должен пылинки сдувать. Никто не ответил, и он продолжал мечтательно:

— Будешь мне, стало быть, компот отдавать. Всю неделю. Нет, десять дней для ровного счета.

— Это ты мне? — на всякий случай спросил Вадим, чувствуя по тону, что именно его имеет в виду Завехрищев.

— Тебе, тебе. Пули-то из твоего автомата. Почему, думаешь, лейтенант оружие конфисковал?

«Достал ты меня, Завехрищев», — подумал Вадим и сказал:

— Но ты же видел, козел, что это не я. Ты же видел. Завехрищев ухмыльнулся, довольный.

— Видел. А кто поверит, что это сделал жмурик? Вот я и говорю: свидетели тебе нужны. Так что без нас с лейтенантом ты теперь никуда, херувимчик. Что предпочитаешь — компот отдавать или портянки стирать?

— Ну и дерьмо же ты, Завехрищев, — парировал красный как рак Вадим.

Селиванов сидел навострив уши, стараясь не пропустить ни единого слова.

— Не, ну ты наивняк, Петров, — добродушно сказал Завехрищев. — Чего ни скажи — веришь. Я тут, понимаешь, Ваньку валяю, а ты все за чистую монету принимаешь. Не, Петров, с тобой не соскучишься.

— У тебя совесть есть, Завехрищев? — спросил Вадим. — Ты когда-нибудь лучшего друга терял? Что ты за обормот такой?

— Во, Петров, молоток, — одобрительно сказал Завехрищев. — Уже огрызаешься. Уже не телок. А друга, между прочим, я терял. И не одного. И не тебе, сявка, об этом спрашивать.

Сказано это было без особой злости, но с таким выражением, что отбивало всякую охоту продолжать эту тему. Опасный человек этот Завехрищев, ох опасный. С двойным, а то и тройным дном, и каждое дно полным-полно дерьма. Это он изгаляется, пока рядом нет Велибекова, а при Велибекове молчит в тряпочку. И затеял он этот разговор только потому, что хотел освободиться от всех своих страхов, которых натерпелся в зоне. Это, кажется, называется энергетический вампиризм. Там потерял, тут нахапал.

БТР вдруг с ревом полез вверх на крутой подъем и начал вставать вертикально. Селиванов резко затормозил и дал задний ход, выруливая влево, чтобы не наехать на машину Велибекова.

— Ты что, сдурел? — сказал ему Завехрищев. — Откуда здесь горы?

— Ничего не понимаю, — заглушив мотор, пробормотал Селиванов. Впереди ровная дорога. Можете полюбопытствовать.

— Полюбопытствовать можно у Маньки за пазухой, — заметил Завехрищев, склонившись над его плечом, однако, потаращившись в смотровой люк, вынужден был признать: — Чушь какая-то.

Он выбрался наружу, переговорил о чем-то с Велибековым и, вернувшись в БТР, буркнул:

— Селиванов, давай за командиром. Битый час они колесили то по асфальту, то по тряским проселкам, пока не усекли, что Объект взят в кольцо, из которого просто такие выбраться. Велибеков попробовал пройти пешком — эффект оказался тот же. Лесная дорога, вихляясь, — уходила вдаль, а Велибеков вдруг резко и круто начинал подниматься по невидимой вертикальной стене, рискуя опрокинуться, но почему-то не опрокидывался, хотя и стоял параллельно земле.

Связь по-прежнему не работала.

— Попробуем через спутник, — сказал Велибеков, но, когда они вернулись к бункеру, оказалось, что связь не работает и через спутник.

Значит, это не кольцо, а сфера, и надежды на помощь с воздуха нет никакой. Другой вопрос, что сфера эта явление временное, проехали же они сюда, к Объекту, на двух БТРах и даже не моргнули. Выходит, не было тогда этой сферы. То она, понимаешь, есть, то ее, понимаешь, нету. Но может быть и так, что сфера эта с некоторых пор существует постоянно и работает по принципу односторонней проводимости: сюда — будьте любезны, обратно извините, — и вот это-то, пожалуй, больше всего походило на правду.

Вадиму, который, как привязанный, ходил за Велибековым и слышал, о чем тот переговаривается с Завехрищевым, все больше становилось не по себе, потому что речь шла о том, где безопаснее всего заночевать — в бункере, попеременно бодрствуя, или в БТРах, наглухо закрывшись, найдется ли хотя бы в одном из двух бункеров какая-нибудь провизия, ведь пищу сюда привозили из полковой кухни, есть ли тут запасы питьевой воды и как долго можно протянуть при существующей радиации, если вообще не выходить из бункера. Перспектива, одним словом, нулевая.

— Канализация, — сказал вдруг Велибеков, и у Завехрищева загорелись глаза.

«А действительно, — подумал Вадим. — По земле нельзя, по воздуху тоже, так, может, под землей этой чертовой сферы нету? Ну лейтенант, ну голова».

Они нашли колодец поближе к границе сферы, Чеплашкин с натугой отвалил люк, и Велибеков, сделав Вадиму знак следовать за ним, нырнул в узкую черную дыру с плескавшейся на дне водой.

Воды было по колено, течение слабое. Велибеков, посвечивая фонариком, пошел вперед, Вадим двинулся следом. Труба была солидная, метра полтора в диаметре, рассчитанная на хороший сброс жидкости, но идти все равно приходилось, согнувшись в три погибели, и вскоре у Вадима заныла спина. Вода сквозь сапоги холодила ноги, и вообще здесь было хорошо, прохладно. Хорошо, прохладно. Можно себе представить, как здесь было бы хорошо и прохладно без противогаза и комбинезона, перехваченного на сапогах широкой резинкой и ремешками. Смрад, поди, безбожный, фекалии разные.

Велибеков остановился. Вода бежала дальше, а для людей путь был закрыт.

* * *

Было уже шесть вечера. Семь часов в эпицентре заражения пролетели незаметно. Все тут было пропитано заразой: и густые кроны, и сочная трава, и эти сосновые шишки, и эти песчинки, которые ветер швырял в стекла противогаза. Знать бы заранее, переоделись бы в скафандры, но ведь никто не собирался здесь задерживаться надолго.

Единственным безопасным местом в этом радиоактивном болоте оставался бункер.

Они с наслаждением помылись в душе, выстирали пропотевшее белье и надели униформу. После грубых прорезиненных комбинезонов в синих брюках и белых халатах было легко и приятно. Прохладно, воздух свежайший, морду не стягивает тугой противогаз, сейчас бы еще щец да тушеной капусты с ломтиками свинины, но тут полезли мрачные мысли. Правда, не ко всем. К Селиванову и Чеплашкину точно не полезли, ишь физии сияют, они-то не видели пятерых убитых, и охранников не видели, и «Грабова», а вот к Вадиму полезли. И к Завехрищеву, видать, тоже. Нахмурился, бугай, заиграл желваками. Лишь Велибеков непроницаем, как будто их светлое будущее перед ним как на ладони, светлое и оптимистичное.

— Та-ак, — сказал Велибеков. — Где-то тут у них должно быть пропитание.

Пропитание обнаружилось на втором этаже в холодильнике: шмат сала, два десятка вареных яиц, полкаталки сухой колбасы, пять свежих огурцов, маргарин, масло, буханка черного хлеба. Холодильник стоял в закутке с замаскированной дверью — высокое начальство нипочем не заметит, а свое если и знало об этом маленьком нарушении, то закрывало на него глаза. Здесь же в закутке имелся металлический стол с пластиковым верхом, пара табуреток и узкий пенал, в котором хранились посуда, кастрюли, электрическая плитка, чайник, банки с крупами, соль и куча пакетных супов. Это был сухой запас на всякий случай. На столе в завязанном полиэтиленовом пакете лежал позеленевший батон, приготовленный на выброс. Приготовить приготовили, а выбросить не успели.

— Сплошные нарушения, — сказал Велибеков. — Питание привозилось в термосах, а эти ребята соорудили собственную кухню.

— И слава Богу! — заметил Завехрищев. — Вдруг вечером приспичит? Или ночью? Стрескал яичко — и порядок.

— Ночью? — переспросил Вадим. — Они что же, здесь ночевали?

— Вахтовый метод, — объяснил Велибеков. — Смена через двенадцать дней. Тут, парень, все продумано. Есть еще один бункер — для бойцов охраны. Там комнаты отдыха, душ, сортир, все как положено.

— Там тоже кто-то есть? — содрогнувшись, спросил Вадим. Велибеков утвердительно кивнул.

«Везде трупы, — понуро подумал Вадим. — А где же ночевать-то?»

— Ты, Петров, странная личность, — заметил Велибеков, смахнув на пол зеленый батон и отправив его носком тапочки точно в угол. — В части я тебя знал как оптимиста, почему и взял с собой. Но за эти семь часов ты что-то уж совсем завял. Что с тобой, парень? Встряхнись, это еще только начало.

— Начало чего? — спросил Вадим, понимая, что Велибеков прав — нельзя все видеть в черном цвете, ведь есть же какой-то выход. Не может быть, чтобы не было.

— Ты, Петров, будто в тундре живешь, — явно подражая Велибекову, сказал Завехрищев, выуживая из пенала двухлитровую кастрюлю. — Забыл, кто ты есть такой? Ты, Петров, боец государственной армии. Государство за тебя, за оглоеда, отвечает, поэтому оно, государство, в лепешку расшибется, а тебя, оглоеда, из этого дерьма непременно вытащит. Ты же, Петров, как сознательный боец, должен помогать любимому государству тащить тебя за уши из дерьма. И вот так, обоюдными усилиями, ты, Петров, будешь спасен. А если ты вместо того, чтобы помогать, будешь плавно идти на дно, то тебя тоже вытащат, но уже дохлого. Усек разницу, Петров?

Сказав это, Завехрищев покосился на Велибекова — мол, как я его, салагу? — но Велибеков и глазом не моргнул.

— В том бункере тоже трупы? — неожиданно спросил Селиванов. — А где же тогда, на фиг, спать?

— Еще один пришибленный, — сказал Завехрищев и пошел за водой в туалет.

— В конце коридора есть комната с пятью кроватями, — ответил Велибеков. — Там и будем спать.

— А трупов нету? — уточнил Селиванов.

— Нету, — ворчливо ответил Велибеков. — Очисти-ка лучше яйца. По яйцу на брата. Ты, Чеплашкин, режь колбасу, нет, колбасу я сам, дело ответственное, режь огурцы. А ты, Петров, вскрой пакет с супом, вот тебе еще один нож. Ножей-то у них, ножей, прямо бандюги какие-то. Потом будешь масло на хлеб намазывать.

После ужина Велибеков с Завехрищевым спустились вниз, надеясь установить связь, а бойцы отправились в комнату отдыха. Она оказалась большой, прямо хоть пляши. Здесь кроме пяти кроватей имелись стол, пять тумбочек, пять стульев, пустой платяной шкаф с шахматами и домино на одной из полок, книжный шкаф с технической литературой (на ночь, что ли, читали?), маленький цветной телевизор. Телевизор, разумеется, не работал, читать не хотелось, в шахматы никто, кроме Вадима, не играл, поэтому бойцы врезали по костяшкам.

В десять вечера подошли Велибеков с Завехрищевым.

— Стол не проломите, — предупредил Завехрищев. — Интеллектуалы.

— Может, в шахматы? — спросил Вадим, широко улыбаясь. По шахматам у него был третий разряд.

— Спасибочки, — ответил Завехрищев и смачно зевнул. — Мы на компьютерах наигрались — во как. Оно, конечно, полегче, на компьютерах-то, чем козла забивать, но тоже изнуряет.

* * *

Вадима разбудил грохот. Внизу что-то тяжело ворочалось, роняя приборы, столы и стулья, потом грохнуло совсем рядом, в коридоре. Со звоном лопнула натянутая струна.

Вспыхнул свет. Смуглый жилистый Велибеков в широченных трусах (там, в раздевалке, их было много, целая стопка), щурясь, стоял у выключателя и прислушивался к тому, что происходит в коридоре. Там снова стало тихо, только внизу время от времени падали на пол тяжелые предметы.

— Все ко мне, — скомандовал Велибеков, и как только бойцы в точно таких же, как он, семейных трусах окружили его, продолжил свистящим шепотом: — Я выхожу в коридор и врубаю свет. Затем, смотря по обстоятельствам, следую либо к основной, либо к запасной лестнице. Если везде перекрыто, остается аварийный ход. От меня не отставать, Завехрищев замыкающий. Цель: первый этаж, комбинезоны, далее улица и БТР. Вперед.

Он нырнул в дверь, в коридоре зажегся свет.

Вадим бежал за Селивановым. Коридор был пуст, но почему-то не оставляло чувство, что на тебя кто-то упорно смотрит. Петров сосредоточился на тощей селивановской спине с торчащими лопатками. Уши торчат, теперь вот лопатки. Селиванов потерял тапку и резко затормозил. Вадим остановился, в него тут же врезался Чеплашкин, в Чеплашкина Завехрищев. Оказавшись между двумя здоровяками, Чеплашкин сдавленно вякнул, а Вадим, чтобы не упасть, сделал шаг и коленом наподдал под зад Селиванову. Селиванов устремился вперед, быстро-быстро семеня ногами, и живо догнал размеренно, как на тренировке, бегущего Велибекова.

Основная лестница также была пуста. Шум внизу, кажется, прекратился. Может, напрасны были страхи, подумал Вадим, может, это были какие-то подземные толчки, какие-нибудь почвенные подвижки? Но Велибеков все бежал, не снижая скорости, и они бежали за ним, причем Селиванов в одной тапке.

На первом этаже вновь возникло ощущение неприятного пристального взгляда. И все занервничали.

Но вот они упаковались в комбинезоны — и тут началось невероятное.

Висевшие в шкафчиках комбинезоны и скафандры соскочили с вешалок, разбухли, как будто кто-то в них влез, и, безголовые, ринулись в атаку.

Вадим увидел, как внешне неуклюжий Велибеков провел скупой на движения прием, и напавший на него комбинезон сочно впечатался в стену, но тут же оттолкнулся от нее ногами и стремглав полетел на Велибекова. Велибеков посторонился. В этот момент на Вадима налетели два скафандра, и он сразу почувствовал их железную хватку. Кто же в них вселился? Помогло самбо, которым Вадим с переменным успехом овладевал с пятого класса. Против самбо скафандры не устояли.

Кто-то придушенно захрипел, заколотил ногами по полу.

— Держись! — крикнул Завехрищев, разбрасывая двух «противников» и торопясь к лежавшему на полу Селиванову, которого душили два комбинезона.

Сволочи, вдвоем на одного тощего Селиванова! Один сидел У него на животе, держа руки, другой встал коленом на горло.

Завехрищев опоздал, к тому же его за ноги обхватил один из «противников» и гигант-сержант плашмя рухнул на пол.

Все длилось минуты две, не больше. Вадим даже не успел поразиться нелепости происходящего. Он выскальзывал из захватов, отбивал бьющие руки и ноги, сам проводил приемы и слышал только хрипы, хлесткие удары, тяжелый топот.

Через мгновение комбинезоны и скафандры, как по команде, отскочили к шкафчикам, сделались плоскими и одновременно вздернулись на вешалки.

На полу лежали Селиванов, Чеплашкин и Велибеков.

Велибеков был жив, но на губах у него пузырилась кровавая пена, а взгляд угасал, как днем у Андрея.

— Где больно? — опускаясь перед ним на колени, спросил Завехрищев. Гасанбек!

— Уходите, — прошептал Велибеков. — Может, теперь открылось.

Он вдруг судорожно, натужно кашлянул, изо рта вылетел кровавый комок и, упав на пол рядом с головой, растекся ровным красным слоем. Велибеков изогнулся дугой и обмяк.

А снизу уже шел кто-то тяжелый, стальная лестница громыхала и гудела под ним.

Сразу в трех местах: у шкафчиков, у двери в душевую и рядом с распростертым Чеплашкиным, заискрился и помутнел воздух, и в следующую секунду возникли три обросших рыжими волосами, огромных, до потолка, бесформенных монстра. За неимением ног монстры рывками передвигались вперед, раскачиваясь из стороны в сторону, буравя красными глазками сквозь путаницу жестких волос оторопевших служивых. Их глазки скорее напоминали пуговицы, поскольку не было в них ни разума, ни любопытства.

Один из них, самый последний, вдруг повалился на бок, и на этом его боку сразу образовались короткие толстые лапы с кривыми желтыми когтями, а сам он как-то весь поджался, укоротился, сделавшись похожим на кабана, и, стуча когтями о резиновый настил, резво помчался на затюканных бойцов. Остальные монстры тоже повалились на бок.

Завехрищев опомнился первым.

— Петров, — просипел он, — за мной.

И бросился в сушилку.

Вадим юркнул следом, захлопнув за собой дверь, в которую тут же увесисто бухнулся мохнатый монстр.

На максимальной скорости они промчались через сушилку, миновали камеру дезактивации, сбежали с лестницы и из тамбура выскочили наконец на улицу. Несмотря на спешку, они очень тщательно закрывали за собой двери, словно двери могли сдержать вездесущих монстров. А внутри что-то гремело и рушилось.

На улице было темно, как в могиле, лишь тусклая желтая лампочка в тамбуре только что покинутого бункера, ощутимо подрагивая от внутренних толчков, освещала выщербленные бетонные стены. Единственная на всю округу лампочка Ильича. Периметр близкого Объекта был черен.

Завехрищев пошел по бетонке к БТРам и вскоре наткнулся на один из них. Вадим, шедший следом, увидел вдруг, что справа, там, где на опушке должны были лежать накрытые брезентом мертвецы, появилось характерное свечение. Завехрищев тоже увидел его и вполголоса выругался.

Стараясь не шуметь, хотя какое там — не шуметь, они погрузились в БТР, Завехрищев завел дизель, резко развернулся, врубил фары и погнал машину так, что только шины пищали.