Радостного в услышанном было мало, поэтому Генка робко спросил:

— Что же теперь делать?

— Великий Калямба говорит, что большемирец, даже трансформированный, носит в генах память о своем истинном теле, — сказал Фриандр. — При определенных условиях большемирец способен вернуться в свое истинное тело.

— При каких условиях? — спросил Генка.

— К сожалению Великий Калямба ничего об этом не говорит, — отозвался Фриандр. — Мы, его ученики, полагаем, что большемирец должен работать над своей душой, творить добро, защищать справедливость. Душа его должна очиститься от скверны, страха, злобы, она должна стать большой, чистой и светлой. Тогда ей станут тесны оковы маломирского тела, и она востребует тело истинное.

Генка мрачно сказал: «Ха, ха, ха».

— Он еще смеется, — возмутился Хлевий. — Ему даны такие возможности, а он смеется. Нам, пыжься не пыжься, сроду не попасть в большемирское тело, и то мы не плачем.

— Ты не прав, Хлевий, — сказал Таммаль. — Плакать и смеяться — понятия-антиподы, а ты их совместил.

— А ты, Таммаль, как всегда ко всему подходишь формально, — ответил Хлевий. — Хотя Великий Калямба учил, что прежде, чем осуждать, надо подумать. То, что я применил в своей речи, называется антитезой.

Хлевий пустился было объяснять, что за антитезу он применил в данном случае, но тут наверху раздался грохот, топот, кто-то крикнул: «Облава», — и философские споры сразу были забыты.

По команде Фриандра Плефсис, Укропций и Таммаль кинулись к пушке-самострелу, а сам Фриандр, Буржик, Хлевий и Генка поспешили в подземный ход.

Последнее, что услышал Генка прежде, чем за ними захлопнулась дверь, были удары чем-то тяжелым в крышку люка и слова Плефсиса: «Сейчас мы их антиподом по антитезе»…

Подземный ход был узок и крив, со множеством ответвлений, широкий мини-Буало здесь точно бы застрял. Первым уверенно шел Буржик, порой предупреждая, что нужно пригнуться или же перешагнуть трещину. Впрочем, он мог бы этого не делать, все, в том числе и Генка, видели в темноте, правда, не так хорошо, как при солнечном свете или горящей свече, но тоже вполне прилично. Это маломирское свойство очень помогло Генке и Фриандру во время путешествия по канализации и ночного преодоления строительной площадки в Большом Мире.

Они так петляли, что погони совсем не было слышно, а в том, что за ними гонятся, никто не сомневался — Плефсис, Укропций и Таммаль не могли держаться вечно. Вполне возможно, что они, расстреляв боезапас, тоже спасались бегством.

Вскоре под ногами стало хлюпать и чавкать, стены сделались сырыми, с потолка начало капать, они выходили на болота. И тут внутренний голос Буржика (как мы помним, у всех маломирских философов есть внутренний компас и внутренний голос) подсказал, что на болотах их ждет засада, поэтому лучше выйти в районе запасного лагеря квадрапетов. Насчет того, занят ли сейчас лагерь квадрапетов или нет, голос молчал. Философы сосредоточились, их голоса подтвердили, что на болотах засада, а по поводу квадрапетов тоже промолчали, то есть как бы квадрапеты были и в то же время их не было.

Бог не выдаст, свинья не съест, решили выходить к квадрапетам. Вновь Буржик, знавший нужный ход, углубился в подземелье, и после двухчасового блуждания, которое показалось бесконечным, через вонючую нору какого-то большого животного они выбрались наружу.

Была глубокая ночь. В лагере квадрапетов угасал огромный костер, сами квадрапеты вповалку лежали вокруг него, храп стоял оглушительный.

— Спириту вини, — сказал Фриандр.

Стало ясно, почему квадрапеты как бы и были, и как бы их не было.

Рядом с норой валялся бесчувственный квадрапет. Стало понятно, почему большое животное покинуло нору — квадрапеты мочились в неё.

Генка впервые видел квадрапета так близко. Тот был огромный, в два Генкиных роста, обросший густой рыжей шерстью, голова у него была маленькая, тоже вся в шерсти. Поскольку он спал, глаза его были закрыты, но Генка знал, что они узенькие, свирепые и красные. Изо рта у квадрапета торчали здоровенные желтые клыки. Тело было перевито мышцами, такого и вдесятером не одолеешь.

— Уходим, уходим, — потихоньку сказал Фриандр. — Это же зверь, не дай Бог проснется.

— А что, они и правда звери? — спросил Генка, когда они отошли достаточно далеко.

— Скоты они, — ответил Хлевий. — Выродки. Таких только могила исправит.

— Человечину жрут, — сказал Буржик.

— Ты веришь в это? — спросил Фриандр.

— Сам не видел, но поговаривают, — отозвался Буржик.

— А я не верю, — произнес Фриандр. — Убивать убивают, и клыками, и кулаком, и ногой, но чтобы жрать — не верю. В конце концов, мы же одной крови.

— Поначалу ты не верил, что они могут убить, — сказал Буржик.

— Разве? — удивился Фриандр. — Но, согласись, трудно представить, чтобы потомки Великого Калямбы опустились до смертоубийства.

— Никто из нас не свободен от идеализма, — философски заметил Хлевий. — Даже Фриандр. Может, закончим этот бесплодный диспут?

— Хлевий прав, — произнес Буржик. — Нам бы лучше обдумать план дальнейших действий.

— Сейчас мы направляемся к отшельнику Мягишу, — сказал Фриандр. — Он поможет нам изменить внешность, после чего мы возвратимся в город.

Буржик с Хлевием переглянулись и провозгласили:

— Ура Фриандру!

Отшельник Мягиш, подпольный волшебник, большой мастер втирания очков, жил в гуще леса, в маленькой избушке под тремя вековыми соснами, которую случайные люди принимали за муравьиную кучу.

Несмотря на глубокую ночь, Мягиш бодрствовал. Выслушав Фриандра, он быстренько изготовил питье подозрительного желтенького цвета и велел присутствующим выпить по стакану. Через пять минут с выпивших облетели все имевшиеся на голове и теле волосы. К тому времени Мягиш изготовил новое питье, черного цвета, похожее на тушь, оно, кстати, и пахло, как тушь. Это пойло также пришлось принять внутрь. Через пять минут клиенты начали обрастать густыми черными волосами, появилась шерсть на руках, груди и плечах. Следующая микстура, коричневого цвета, разгладила морщины на лице Фриандра, а Генку сделала краснощеким, пышущим здоровьем мужчиной. Буржик и Хлевий также изменились до неузнаваемости. Чистенькая одежда, которую Мягиш достал из чулана, завершила превращение.

За услуги Мягиш запросил тридцать кругленьких, но поскольку таких денег у философов отродясь не было, он тут же этот долг простил, да еще дал на дорогу еды и бурдюк молодого вина.

— Доброе у тебя сердце, отшельник, — сказал лоснящийся Хлевий. — Скажи только, долго ли я буду ходить в этом идиотском обличьи, или же его хватит до первого стражника?

— Два месяца гарантирую, — ответил Мягиш. — Стражников не бойтесь, только экстрасоломс способен увидеть вашу истинную наружность.

— А много в городе экстрасоломсов? — спросил моложавый Фриандр.

— Когда я там бываю, то один, — сказал Мягиш. — А так ни одного.

После этого он расстелил на полу одеяла и предложил отдохнуть до утра.